Старицкий Дмитрий. Сказка о бедном мальчике который нашел сокровище

Сказка

о бедном мальчике, который нашел Сокровище

Рожденный в бедности, и проведя юность в нищете, Генрих Шлиман нажил огромное состояние и объездил весь мир. Не имея систематического образования, он по собственной методе, выучил 22 языка. Шлиман обрел мировую славу удачливого археолога, но его жизнь похожа больше на авантюрный роман, в котором жестокий и беспринципный делец органично сочетается с романтиком, а ученый с пиарщиком, для которого сенсация важнее научной истины. Жизнь его окутана тайнами, до сих пор непонятно даже чей он действительно подданный: России, Германии или гражданин Североамериканских соединенных штатов.

сын буйного пастора

Там, где родился и вырос Генрих Шлиман, никогда ничего не происходило.

Все интересное в Мекленбурге случилось в далеком прошлом, от которого остались рыцарский замок на горе, в котором когда-то жил барон-разбойник Бранденкирл, любитель заживо поджаривать людей на огромной сковородке; а у пруда - курган, в котором, по преданию, тысячу лет как тому, погребли вождя гуннов - и все достопримечательности. К тому же в XIX веке в Анкерсхагене уже не было ни рыцарей, ни завоевателей, а изнеженный наследник неистового Бранденкирла носил пенсне, ловил сачком бабочек и увлекался изящными искусствами.

У отца Генриха - Эрнста Шлимана, в отличие от средневекового барона, были свои фантазии: буйный пастор любил хорошую компанию, карты, трубку, можжевеловый шнапс и крепких сельских девушек, и, скорее всего, он даже не верил в Бога. Когда умерла его жена, односельчане единодушно решили, что пастор ускорил её уход к праотцам. Такова у него была репутация.

По многочисленным доносам прихожан в консисторию об отравлении пастором своей жены, духовные власти провели скрупулёзное следствие, которое вины пастора в смерти жены не установило, но обнаружило попутно растрату церковной кассы.

Эрнст Шлиман с позором оставил место деревенского пастора, женился на молоденькой служанке Фикен, присвоил деньги, которые покойная жена завещала детям, и открыл на них трактир.

Детей же распихал "по людям" - в услужение.

Наверное, после этого Эрнст Шлиман стал счастлив.

Генриха, который стал не нужен ни отцу, ни его новой жене, сбыли с рук, отправив к знакомому лавочнику в городок Фюрстенберг. Там, через пять лет, у него открылась чахотка с кровохарканием, и хозяин его выгнал.

Мекленбург самая серединная провинция Германии, глубинка. Жизнь в ней, в полном согласии с учением Кальвина, была предопределена от первого крика до последнего выдоха, и места для свободного выбора не оставалось. Прослужив пять лет учеником в лавке, Генрих ушел пешком в Гамбург, где нанялся приказчиком в лавку Линдемана на Рыбном рынке. Но после первого же кровохарканья снова оказался на улице.

В Германии ему места не было, и Генрих решил попытать счастья за морем. Портовый город и так манил юношу сказкой странствий, но выбор был невелик: либо Америка, либо Россия. И для того, чтобы сносно устроиться, нужны были рекомендации.

Выправив через родственников рекомендательное письмо к земляку, имевшему бизнес в Венесуэле, Генрих 26 ноября 1841 года в мечтах взлетел по трапу на шаткую палубу брига "Доротея", груженого бочками с рейнским вином. Через два дня бриг потерпел кораблекрушение у берегов Голландии, и на ее зимний берег Шлиман сошел лишь в рваных кальсонах, закутанный в шерстяное одеяло. Холодное Северное море девять суток болтало его на волнах в утлой шлюпке, в которой он отметил свое восемнадцатилетние. Но в отличие от своих спутников Генрих не горевал: это они потеряли все, а у него и так ничего не было.

Жители Гамбурга объявили сбор денег в пользу потерпевших кораблекрушение, а правительство Голландии выдало им субсидию для возвращения на родину.

полиглот

Шлиман в Германию не вернулся. На эти деньги снял пеналообразную комнату a la Rodion Raskolnikoff, на не отапливаемом чердаке, который романтичные французы называют красивым словом "мансарда". На дворе была зима, термометр показывал минус шесть градусов Цельсия, а милостыню в протестантских Нидерландах подавали плохо.

От отчаяния юноша попытался завербоваться в армию, но врач в форме капитана голландских колониальных войск, осмотрев его, сказал, что чахоточных на военную службу не берут, и сунул ему в руку гульден. Мир не без добрых людей, даже в Амстердаме

Кто ищет, то всегда найдет, Шлиман вскоре работает рассыльным, получает неплохо, но тратит гульдены только на учебники. В его комнате по-прежнему нет печки, он питается черствым хлебом, не покупает хорошую одежду: он борется за выживание, не позволяя себе ненужных эмоций: минимум трат и лишних поступков, все выверено, просчитано и целесообразно, и согласно с пресловутой протестантской этикой.

К тому же, после кораблекрушения, он обнаружил у себя феноменальные лингвистические способности. Меньше чем за год Шлиман овладевает английским, французским, итальянским, португальским, и испанским. Но владельцам компании, взявшим его из милости, нет до этого дела: посыльный должен быстро бегать по улицам, а не бродить, уткнувшись носом в книжку, - и Генриха увольняют. Хозяева сами не сознавали, какое оказали мальчику благодеяние: через неделю тот уже работает у их конкурентов, и не посыльным, а приказчиком. владельцы торгового дома "Шредер и К^о" умели разбираться в людях и знали, что такое владеющий шестью языками сотрудник.

К двадцати двум годам Шлиман освоил уже пятнадцать языков, и пытается выучить русский. Его новые хозяева не ведут торговлю с Петербургом. Языка Великой Северной империи в Голландии не знает никто, потому что русские купцы в Амстердаме поголовно знают голландский, но Шлиман уверен, что этот язык потребуется ему очень скоро.

Единственными учебными пособиями у него были русско-французский разговорник, изданный для наполеоновской армии, и сборник русских стихов. Когда же он осмелел для разговора с русскими купцами на их языке, случился конфуз. Купцы очень долго смеялись над речью немецкого парнишки, потому что стихи, по которым он учил язык, оказались изданные за границей, но запрещенные на родине срамные вирши Ивана Баркова.

Как ни странно: именно русский язык и обеспечил ему счастливый билет: фирме Шредеров все же понадобился торговый агент в России, и Шлиман в 1846 году ступил с шаткой палубы пакетбота на Васильевский остров.

Спекулянт и хвастун

Не зря, со времен Петра Великого, Россия считалась у немцев страной чудес: через год, не порывая с голландскими работодателями, Шлиман основывает в русской столице собственный торговый дом.

В деньгах и богатстве он видел кратчайший путь к успеху и счастью. Генрих брался за все, что приносило прибыль: продавал в Амстердам русский хлеб, и ввозил в Россию селитру, из которой на императорских заводах делали порох, брал подряды на лес для сгоревшего Кронштадтского порта, сделал отличные деньги на поставках индиго для русской армии, улавливал конъюнктуру, спекулировал, на два хода опережая конкурентов. В самой чаепьющей после Англии стране, он, торгуя крупными партиями чая, нажил на этом огромные деньги.

На торговые барыши Шлиман строит в России бумажную фабрику и ввозит из-за границы новейшее типографское оборудование. Эти его инвестиции "как бы случайно" совпадают с решением царя опубликовать 130-томный "Свод законов Российской империи" огромным тиражом, чтобы эти законы были под рукой в каждом чиновном присутствии на всей территории страны. За это он получает то, что в России стоит дороже денег: положение, связи и титул потомственного почетного гражданина.

Родным в Германию он высылал фотографические карточки, на которых он был снят в соболиной шубе, цилиндре и тростью с богатым набалдашником. Надпись на оборотной стороне картона гласила: "Генрих Шлиман - директор Петербургского банка". Детское хвастовство перед бедными родственниками. Шлиман никогда не был директором банка в России.

Но, хорошо устроившись в России, Шлиман заскучал. В империи жилось уютно и сытно, но душа жаждала богатства, а Богатства с большой буквы, несмотря на то, что бизнес свой Шлиман вел "на грани фола", пришлось бы ждать долгие годы, и Шлиман через четыре года рванул в Калифорнию, где началась золотая лихорадка.

Как потом писал сам Шлиман в автобиографии, он поехал туда: "чтобы проводить в последний путь скончавшегося на золотых приисках брата", но, скорее всего, чтобы самому поучаствовать в золотой лихорадке, - за всю свою жизнь Генрих Шлиман не был замечен в родственных сантиментах. Да и труп брата не стал бы ждать, пока Генрих доберется до него через половину земного шара, чтобы сказать ему последнее "прости". Да и его деятельность в Калифорнии полностью опровергает эту слезливую версию.

Гражданин Америки: содержатель салуна, сутенёр и банкир

Во время золотой лихорадки, когда миллионные состояния сколачивались за несколько месяцев, ему с золотоносным участком не повезло. Переключившись на меняльный бизнес, Шлиман немедленно открыл в Калифорнии банк. Выглядел тот своеобразно: в зале салуна, который содержал Шлиман, шла большая карточная игра, гремели выстрелы, летали стулья и визжали кокотки, а в задней комнате сам Генрих Шлиман взвешивал на аптекарских весах золотой песок и менял его на бумажные доллары. Он продолжал работать, даже заболев малярией. Покупая золото, даже в полубреду, он ни разу не дал себя обсчитать.

4 августа 1850 года Калифорния была аннексирована Североамериканскими Соединенными Штатами. Каждый, находившийся в этот день на территории Калифорнии, автоматически становился гражданином СаСШ. Для этого необходимо было только подать формальное прошение, чем Шлиман не преминул воспользоваться.

В Калифорнии Шлиман нашел свое "золотое дно", но он бросил и его. Не то, чтобы ему надоела буйная клиентура "дикого запада", - в воздухе запахло большой европейской войной, которая сулила барыши бСльшие, чем самая крупная золотая афера, и Шлиман, удвоив свое состояние, поспешил возвратиться в Россию.

Негоциант, аферист и предатель

В 1852 году, в тридцать лет, Шлиман удачно женился на племяннице богатого петербургского купца - восемнадцатилетней Катеньке Лыжиной, за которой взял немалое приданое. Торговый дом "Шлиман и К®" процветал. С каждым днем денег становилось все больше. Любящая жена родила ему троих детей, жизнь молодой четы была поставлена на широкую ногу: барская квартира в пятнадцать комнат на 1-й линии Васильевского острова, английский выезд, доступ в высшие слои общества...

С началом Восточной войны Генрих Шлиман добился, чтобы его фирма стала главным подрядчиком русской армии в Крымской компании. Но ему всегда было мало денег, даже таких "бешеных", которые делаются на военных подрядах, и он решился на беспрецедентную по своим масштабам аферу.

Шлиман поставлял русской армии сапоги с картонными подметками, которые изготавливались на его же бумажной фабрике; мундиры из гнилой ткани и тому подобную некачественную амуницию. Деньги же доил с русской казны как за самый качественный товар. В любой стране такое поведение квалифицируется не только как уголовное преступление, но и как прямое пособничество врагу. Со всеми вытекающими...

Впоследствии, в одном из писем своему английскому корреспонденту, он вспоминал о том, как, используя для своих торговых операций Крымскую войну 1854-55 годов, пускался в откровенно уголовные авантюры. Шлиман ни о чем не сожалел. Наоборот, впоследствии, уже сбежав из России, он перед бывшими противниками русских ставил себе это в заслугу.

При этом ему, как всегда, неправдоподобно везло: во время знаменитого мемельского пожара 1854 года, когда за четыре часа выгорели и город, и порт огонь не тронул лишь старые амбары, в котором хранилось шлимановское индиго на сумму 150 тысяч гульденов, хотя за день до того Шлиман устроил портовому начальству выволочку, требуя размещения его товара на сгоревших центральных складах.

Дело о картонных подметках вызвало бурю возмущений у русской общественности. Следствие вышло на Шлимана, но его арест задержался из-за смерти Николая I, что позволило Шлиману, заранее переправив свои капиталы в европейские банки, бросив на произвол судьбы жену и детей, бежать от правосудия через Сибирь и Аляску в Америку. Но этим вояжем он не гордился. Наоборот, изданные им путевые заметки о кругосветном путешествии подробно описывают его странствия по Азии, Магрибу и Леванту и ни словом не упоминают о Сибири. Но как бы там ни было, свое первое кругосветное путешествие Шлиман совершил вынужденно.

Но в России о нем не забыли. Когда, много лет спустя, Шлиман обратился с просьбой о въезде в Россию, чтобы раскопать скифские курганы, император Александр II на его прошение наложил резолюцию: "Пусть приезжает, повесим!"

За время этого путешествия он взялся за изучение новогреческого языка и, верный своей привычке, овладел им за все в те же шесть недель. От новогреческого один шаг до древнегреческого. В последующие три месяца он успешно справляется со всеми трудностями гомеровского гекзаметра, что требует от него колоссального напряжения. В дневнике он записал: "Я штудирую Платона с таким расчетом, что, если бы в течение ближайших шести недель он смог бы получить от меня письмо, то он должен был бы его понять".

Европейский спекулянт

В 1861 году началась гражданская война в Америке, порты южных штатов были блокированы флотом северян. Из-за этого в Англии бешено выросли цены на хлопок. Оборотистый Шлиман, имея большой свободный капитал, стал скупать огромные партии хлопка и поставлять его в Европу. Всего только за полгода оборот его составил 10 миллионов марок. Сам он считал, что: "небо чудесным образом благословило мои торговые дела, и к концу 1863 года я увидел себя владельцем такого состояния, о котором не отваживался мечтать в самых честолюбивых своих замыслах. В силу этого я отошел от торговли, решив целиком посвятить себя научным занятиям, которые всегда меня чрезвычайно привлекали".

Весьма странные откровения, так как война Севера с Югом продолжалась еще два года и сулила барыши не меньшие. Если бы не одно "но"...

Пока Шлиман воровал в России, европейский истеблишмент, как всегда, смотрел на это сквозь пальцы, но вытеснения из рынка собственных предпринимателей потерпеть не мог.

Ему припомнили все.

Теперь имя Шлимана гремело на всех углах, как символ афериста. Не только в России, но и в любой стране Европы бизнес стал для Шлимана недоступным - никто не хотел иметь дело с откровенным жуликом.

Студент, писатель и пиарщик

Шлиман, чтобы занять внезапно образовавшийся досуг, едет в Париж и поступает в Сорбонну. Там у него просыпается интерес к археологии. Заранее уверенный в успехе, он готовит почву для новой славы: издает автобиографию-легенду, в которой внушает читателю, что вся его предыдущая деятельность была лишь подготовкой к осуществлению заветной "мечты детства" - найти Трою. Опустив некрасивые подробности об отце, Шлиман сочинил, как и всю свою биографию, историю о роковом рождественском подарке матери - иллюстрированной "Всемирной истории для детей" Еррера.

Знаменитый фолиант до сих пор хранится, как реликвия, в семье греческих потомков Шлимана, но, как явствует из штемпеля, куплен он в букинистическом магазине Петербурга, много лет спустя после описанного рождественского вечера.

Также в автобиографии очень много места отводиться слезливому описанию первой любви к некой Мине Майнке. Что же касается жены - Екатерины Петровны Лыжиной, брак с которой продлился семнадцать лет, то ей в автобиографии Шлиман не посвятил и сотой доли того, что уделено Минне. Причина проста: Екатерина принудила бы Шлимана к откровению. Минна же ни к чему его фантазию не обязывала.

Парадокс в том, что ему поверили.

И не сомневались до того, пока через сто лет не были опубликованы подлинные дневники Шлимана, хранившиеся у его наследников. Но даже это не могло поколебать у либеральной общественности легенду о Шлимане, сформированную такими корифеями археологии, как Керрам и Церен, популярные книги которых разошлись по миру миллионными тиражами, и для которых Шлиман был знаменем борьбы с их академическими противниками.

Православный двоежонец

В этот период Шлиман много путешествует по Греции и Ближнему Востоку, осматривает руины и раскопки европейских археологов.

Ради справедливости надо отметить, что Шлиман пытался вызвать в Париж семью, но жена отказывается уезжать из России, и в 1869 (по другим сведениям - в 1879 году) он снова едет в Америку, где как американский гражданин через суд добивается формального развода, хотя по церковным канонам его никто от первого брака не разрешал. Несмотря на это, в тот же год, он женится вторично, опять-таки на православной, - восемнадцатилетней гречанке Софии Энгастроменос, которая, выйдя за него замуж по бедности семьи, выполняла все прихоти Шлимана.

Шлиман заставляет жену учить иностранные языки, таскает за собой на раскопки, и мучит ее постоянной и бессмысленной ревностью: София все хорошела, а Шлиман старел, и примириться с этим было не в его власти. Но как бы то ни было, он обеспечил ей место в истории, и это было много больше того, на что рассчитывали родители Софии, запросившие за дочь бриллианты ценой в сто пятьдесят тысяч франков.

Археолог, авантюрист и плагиатор

В 1868 году он совершил путешествие через Пелопоннес и поездку на остров Одиссея - остров Итаку. Там он начал подготовку к поискам Трои.

Вопреки устоявшемуся мнению, Шлимана нельзя назвать дилетантом, хотя бы потому, что он получил хорошее археологическое образование в Сорбонне. Его противостояние с германской Академии наук, на самом деле было противостоянием формирующейся немецкой школы археологии (на который сейчас базируется весь мир) тому кладоискательству, которое в XIX веке называли археологией. А Шлиману для достижения всемирной славы, которая должна была заставить забыть его недобрую славу коммерсанта-афериста, необходимо была только сенсация. Тем более, что почва для нее была уже подготовлена научными диспутами в Европе.

Генрих Шлиман запасшись рекомендательными письмами, купив партию английского шанцевого инструмента, и получив, заказанные во Франции усовершенствованные тачки, в 1869 году отплыл из Генуи в Турцию.

Устанавливая истину, надо сказать, что Шлиман был не первым, кто поверил в существование Трои и в реальность Гомера. Еще в конце XVIII века, француз ле Шевалье вел раскопки в Троаде, но ничего не нашел: его сбили с толку разговоры местных жителей.

В 1822 году шотландец МакЛарен опубликовал, что холм Гиссарлык - это и есть древняя Троя. Вместе с американским консулом Фрэнком Калвертом, чья семья жила у Дарданелл, они безуспешно попытались убедить сэра Чарлза Ньютона, директора греко-римской коллекции Британского музея, организовать в 1863 году экспедицию для раскопок руин на холме Гиссарлык.

В 1864 году австриец фон Хан заложил разведочный раскоп в том месте, где шестью годами позднее стал копать Шлиман, но на продолжение раскопок фон Хану тривиально не хватило денег.

Все это широко освещалось в научной литературе, и, скорее всего Шлиман больше верил этим отчетам, а вовсе не описанию местности у слепого (!) поэта.

В первый год сенсационных находок у Шлимана не было, хотя он очень старался: выкинул в отвал и Новый Илион Юлия Цезаря, который "отдал жителям земли, освободил их от государственных повинностей"; и Илиум Александра Македонского, где тот, перед походом в Азию, присвоил себе щит Ахилла, хранящийся в храме Аполлона; и даже Трою Гомера.

Но если сенсации нет, то ее надо создать.

Мировая сенсация

В 1870 году Шлиман вновь приезжает на холм Гиссарлык, на этот раз вместе с Софией. По книгам Шлимана, лишь София была свидетельницей того, как Шлиман осторожно извлек из каменной щели большой клад золотых предметов: 870 изделий из золота, плюс золотая чаша, золотой сосуд и другая посуда из серебра, электрона и меди - знаменитый ныне "клад Приама".

Согласно книге Шлимана, они, отослав рабочих, вдвоем с Софьей все эту кучу золота спрятали от посторонних глаз в ее шаль, и София контрабандой вывезла этот клад в Европу в корзинке с овощами.

Лучшего доказательства тому, что он нашел настоящую, гомеровскую Трою, и представить было нельзя. Однако, подробные описи и отчеты были сделаны им намного позже объявленной сенсации. Кроме того, Шлиман почему-то упорно не хотел называть точную дату своего "открытия".

Генрих Шлиман приобрел мировую популярность. Да что там популярность - славу! За сенсацию ухватились либеральные репортеры, и они окончательно превратили жизнь Шлимана в рождественскую сказку: в успех простого человека, из нищего ставшего миллионером, дилетанта, превзошедшего академических профессоров, не ставивших его ни в грош. Шлиман стал одним из создателей мифа о "селфмейдмэне", выходце из низов, побеждающем все неблагоприятные обстоятельства лишь своими умом и волей.

Он отлично понимал, в чем его сила: для того чтобы рекламный бум не утихал, Шлиман обзавелся специальным пресс-агентом, одним из первых в мире специалистов "public relations".

Шлиман думал только о себе, но его успех стал триумфом археологии: она стремительно превращалась в модную, престижную науку - во всем мире росли ассигнования на раскопки. Шлиман, еще вчера вызывавший лишь презрение, стал мэтром: второй успех сделал его репутацию незыблемой. Он добился своего: о первой его репутации афериста все забыли. Это была блестящая антикризисная репутационная пиар-компания.

Шлиман ездит по Европе, читает лекции, затевает новые раскопки, находит новые "клады". Вся его деятельность, казалось бы, подтверждает его правоту. Всего им было раскопано семь городов ахейского периода древней греческой истории. В 1879 году Ростокский университет присвоил ему ученую степень почетного доктора.

Но, как всегда, но...

Богач - бедняк

Несмотря на то, что Шлимана почитали во всем мире, серьезная наука от него ускользнула: новые раскопки вели профессиональные археологи; методы, которыми он добирался до своих сокровищ, они считают варварскими.

Слава была не в радость. Ее никак не удавалось конвертировать в деньги. Он чувствовал себя все более одиноким, у него испортились отношения с женой: София повзрослела, узнала себе цену - теперь она была знаменитой госпожой Шлиман, соратницей человека-легенды, и не желала больше слушать лекции, которыми муж потчевал ее круглыми сутками. Еще Наполеон Бонапарт заметил, что: "никто не герой перед своей женой".

Гешефта, на который рассчитывал Шлиман, не получилось: правительства Британии, России, Франции и Германии отказываются приобретать у него "клад Приама", несмотря на то, что он, после отчаянного торга, снизил его цену втрое - до 40 тысяч фунтов.

На раскопки Шлиман растратил все свое состояние, и когда 26 декабря 1890 года он неожиданно и скоропостижно скончался от воспаления мозга на мостовой Неаполя, его греческая жена и двое детей осталась без средств, а о своих русских детях этот двоеженец сам уже давно забыл.

А был ли клад?

По завещанию Шлиман обделил семью, и "клад Приама" был им подарен городу Берлину, что сразу же вызвало претензии Турции на его возвращение.

Перед второй мировой войной, всё то, что хрупкая София "вывезла из Турции в корзинке с овощами", было упаковано в три больших ящика, которые и были переданы в 1945 году советским оккупационным властям, и на полвека этот "клад" сгинул в хранилищах Гохрана СССР.

В 1996 году, на волне требований реституции вывезенных ценностей, "клад Приама" был выставлен в России. К нему впервые были допущены эксперты из Германии и Турции, которые с удивлением констатировали не только то, что датировка некоторых вещей - из "одного клада", имеет разрыв не менее тысячи лет, но и то, что в эпоху бронзы мастера "пользовались лупой и пинцетом". Переводя с научного политкорректного языка на обыденный, это значит, что "клада" нет. Есть просто сборная солянка вещей из драгоценных металлов.

Вот тут-то в новом свете и стала выглядеть загадочная переписка Шлимана с французскими ювелирами, которым он предлагал им изготовить якобы "копии" найденных им золотых "античных" украшений. Объяснял он свое желание тем, что хочет иметь "дубликаты" на случай, "если", - как писал сам Шлиман, - "турецкое правительство затеет процесс и потребует половину сокровищ".

Однако, ввиду всех тайн, окружающих "деятельность" Шлимана, не совсем ясно, вел ли Шлиман эти переговоры с ювелирами после "находки клада" или же до нее. Скорее всего, до нас дошли следы его переговоров об изготовлении "клада Приама" до того момента, когда он "обнаружил клад" на холме Гиссарлык. Шлиман в письме точно указывал: "Ювелир должен хорошо разбираться в древностях, и он должен обещать: не ставить своего клейма на копиях. Нужно выбрать человека, который меня не предаст и возьмет за работу приемлемую цену".

Так что, скорее всего, находки Шлимана - тривиальная подделка, такая же, как вся его жизнь.

И в этом нет ничего странного.

Был авантюрный XIX век, пора потрясающих мистификаций.

Британия зачитывается Оссианом, который на поверку оказался искусной стилизацией.

Пушкин сочинил "Песни южных славян".

Брюсов в Берлине пишет на старонемецком "Огненного ангела" и академический мир Германии признает его роман "археографической находкой XVI века".

А парижский Лувр покупает за 200 тысяч франков "подлинный античный шлем" из чистого золота, который по "неподтвержденным данным" принадлежал Александру Великому, но оказался, в конце концов, бессовестной подделкой, выполненной одесским ювелиром.

Утешает одно: Шлиману на своих фальшивках не удалось так нажиться, как на картонных подметках для русских солдат.

Москва. 2005 г.

Комментарии: 35, последний от 02/02/2019. © Copyright Старицкий Дмитрий Размещен: 27/07/2015, изменен: 27/07/2015. 30k. Статистика. Эссе: История
Аннотация: Вся правда о Генрихе Шлимане.

Старицкий Дмитрий : другие произведения.

Сказка о бедном мальчике который нашел сокровище