Темно-синие воды сходились на горизонте с голубым небом. Клочки белых облаков застывшими чайками висли над поверхностью океана. Легкий бриз овевал горячую кожу и помогал перенести влажную тропическую жару, которая круглый год стоит в Рио-де-Жанейро. Саша отпил глоток холодного пива из запотевшего стакана и снова поставил его на белый пластмассовый столик рядом с шезлонгом. Его ноги утопали в горячем песке, но пока солнце не вошло в зенит, это было приятно.
Он вторую неделю отдыхал на атлантическом побережье Бразилии и предавался размышлениям о своей жизни. Его дела в Канаде шли более-менее нормально, если не считать того, что компания, которой он владел, с каждым месяцем приносила все меньше и меньше дохода. Сашины попытки разобраться в ситуации пока ни к чему не привели. Хотя у него не было каких-то реальных оснований считать, что вице-президент и он же финансовый директор каким-то способом ухитряется утаивать часть дохода и переводить его куда-то на свои счета, тем не менее, он поручил одному монреальскому детективному агентству последить за жизнью Джона Петфорда. Сообразуясь с результатами этого наблюдения, он и будет решать, что делать дальше. Возможно, лучше было бы привлечь к этому делу не детективов-топтунов, а хорошего аудитора, но что делать потом, если аудитор действительно выявит нарушения со стороны хитреца? Поскольку пока что от него больше ничего не зависело, Саша и решил не торчать в душном Монреале, а сменить обстановку и провести две-три недели в расслабляющей атмосфере тропиков.
Пляж тянулся до самого горизонта. Многоуровневый ряд высоких отелей постепенно, на границе, доступной глазу сходил на нет и сменялся почти сливающимися с окружающей их зеленью хибарами местных рыбаков, баркасы которых едва заметными темными пятнами то и дело медленно проплывали у границы моря и неба.
Пара красивых мулаток в ярких открытых купальниках грациозной походкой прошли в нескольких метрах от него. Невольно проводив их взглядом, Саша, радуясь тому, что у него на носу сидят темные очки с зеркальным отливом, повернулся к соседнему шезлонгу, где полулежала с закрытыми глазами Джоана.
- Нравятся? - спросила она, улыбаясь, не открывая глаз.
Саша поперхнулся холодным пивом и спросил:
- Черт возьми, как ты умудряешься видеть даже с закрытыми глазами?.
Продолжая улыбаться, она ничего не ответила.
Он встретил ее на третий день после приезда в Рио. Молодая женщина лет двадцати пяти говорила что-то горничной, когда Саша проходил по коридору восьмого этажа отеля "Эксельсиор", направляясь из своего номера на пляж. Девушка была явно американка, хотя и пыталась иногда вставлять несколько испанских слов в свою речь, надеясь, что так прислуга лучше ее поймет. Поскольку испанский и португальский языки очень похожи, возможно, горничная действительно что-то понимала в той мешанине разноязыких слов, которую обрушила на нее темпераментная американка. Саше понравилось то, что несмотря на столь бурное проявление чувств, в общем-то обычное для этих широт, но не для Северной Америки, в тембре голоса молодой американки напрочь отсутствовали резкие гортанные обертоны, которые так резали ему ухо, когда он вынужден был пересекать границу между Канадой и США по делам своей фирмы. У англичан и канадцев эти звуки смягчены.
Стройные загорелые ноги, которых почти не скрывали короткие шорты, дополняли картину и вызывали непреодолимое желание познакомиться с их обладательницей.
Саша шел неслышной походкой, в которой ему помогал толстый пружинистый ковер, покрывавший весь пол на этаже. Девушка, словно бы что-то почувствовав, вдруг обернулась к нему, глаза их встретились. Саша замер. Она тоже всего лишь на мгновение застыла, потом ресницы ее прошлись вниз и вверх, как будто смывая наваждение, и она снова повернулась к горничной, продолжая ей что-то объяснять.
Лицо с правильными чертами, которые все же выдавали в ней какую-то примесь африканской крови. Конечно, она не была не только мулаткой, но даже квартеронкой. Скорее какой-нибудь "окторонкой" или "шестнадцатиронкой" или и того меньше. Идти на пляж ему уже не хотелось. В холле отеля он уселся в одно из кресел и решил подождать, надеясь на удачу. Тем более, что эта удача была очень и очень вероятной - куда еще могла направиться красавица, отдыхающая на побережье океана, если не на пляж? Рано или поздно она все равно должна была пройти мимо него. А дальше уже дело техники. Он едва начал от нечего делать пролистывать толстый иллюстрированный журнал, когда его словно что-то толкнуло в бок, и он машинально поднял глаза. В нескольких метрах от него шла она, та самая красавица с восьмого этажа. Она не посмотрела, не бросила на него ни единого взгляда. Но по слегка напряженному лицу Саша понял, что она прекрасно его видит и, что гораздо важнее, она его заметила.
Теперь все зависело только от него. Он поднялся с кресла, и как будто бы не спеша с ленивой грацией тигра, скрадывающего оленя, в миг оказался рядом с ней, несмотря на то, что шла она довольно быстро. Возможно, что-то в подсознании говорило ей, что нужно как можно быстрее проскочить этот опасный отрезок пути. Не получилось. Этот нахал уже идет рядом. Девушка закусила губу и, продолжая делать вид, что не замечает его, оттолкнула вертящуюся дверь выхода из отеля из отеля. Легкое движение воздуха и мужчина стоит рядом с ней в той же самой секции двери.
Она с недоумением и даже негодованием повернула к нему голову и обожгла взглядом черных глаз. Этот взгляд в соединении с нахмуренными бровями, образовавшими на переносице девушки мимолетную морщинку, сразил Сашу наповал, и он беспомощно улыбнулся.
Натолкнувшись на обезоруживающую улыбку "нахала" девушка сразу поняла, что никакой он не нахал и температура ее взгляда мгновенно снизилась на пару тысяч градусов. Вместо гневных протуберанцев, грозивших испепелить, в глазах ее заблестели совсем не опасные искорки смеха.
За те мгновения, что они обменивались взглядами и взаимными чувствами, дверь повернулась до сектора, открывающегося на улицу и им пришлось выскочить под тень огромного козырька отеля, который хотя и защищал от прямых лучей солнца, но не ограждал от волн раскаленного воздуха после кондиционированной прохлады внутри отеля. Несмотря на то, что меньше чем в сотне метров раскинулся хоть и теплый, но все же океан, поглощавший земное тепло и посылавший на берег с бризом хоть какую-то прохладу.
Сойдя с трапа самолета и вдохнув первый раз прокаленный экваториальной печкой воздух, он с неподдельным ужасом подумал о тех людях, которым в это время приходиться работать где-то в дебрях огромного города среди выхлопов машин. Где асфальт размягчился настолько, что даже широкие каблуки мужских туфель утопали в его кажущейся твердой поверхности. Не говоря об острых шпильках женщин, которые здесь, правда, мало кто из них носил.
Так они познакомились и уже шестой день проводили вместе.
Служащие отеля, первые два дня смотрели на гринго с недоумением - стоило ли так далеко ехать, чтобы здесь общаться со своей соотечественницей? Но теперь Саша перехватывал их одобрительные взгляды, причем не только мужчин, но и женщин, которых здесь было большинство. По всей видимости, ему удалось восстановить свое мужское реноме в глазах прекрасной части обслуживающего персонала этого отеля. Как ни странно, и не смешно это было, тем не менее, когда какая-нибудь необъятных размеров негритянка лукаво смотрела на него, когда он проходил мимо нее, это вызывало у Саши некое чувство удовлетворения мужского самолюбия.
Джоана оказалась менеджером одной из нью-йоркских брокерских фирм. Несмотря на взаимную симпатию и на то, что вот уже пятую ночь они проводили вместе, Саша чувствовал между ней и собой какую-то незримую преграду, поставленную ею, и не мог понять - относится это только к нему или вообще в ее характере. Но скорее всего это было в характере американской деловой женщины, которая легко могла впустить мужчину к себе в постель, но ни за что не впустила бы его к себе в душу. Впрочем, Саша не настаивал и был вполне доволен тем, что получал от нее, также как, по-видимому, и она. Не стоило чрезмерно усложнять легкие пляжные отношения. Поэтому они словно бы по молчаливому уговору и старались говорить на нейтральные темы, которые не могли бы затронуть их личную или профессиональную жизнь. Он, например, так и не узнал, была ли она замужем или разведена, были ли у нее дети. Конечно, судя по возрасту, и на первый и на второй вопрос можно было, наверное, ответить "нет", но кто его знает? Да и зачем ему это было знать. Она тоже не интересовалась его семейным положением, хотя, теоретически, женщину это должно интересовать, прежде всего. Она была не совсем той женщиной, с которыми Саша привык когда-то общаться. Даже в Канаде, которая всю свою историю провела во всех сферах жизни под давлением мощного южного соседа, все-таки там женщины больше походили на живых, чем на запрограммированные манекены. Впрочем, это слишком сильно сказано. Джоана, конечно, не была роботом, скорее она просто очень хорошо знала, что ей нужно. Причем всегда. После нескольких лет или даже месяцев совместной жизни это может начать сильно раздражать мужчину, но Саша не собирался проводить с ней не только годы, но даже и месяцы. Еще пять дней, и они расстанутся скорее всего навсегда. Вряд ли еще когда-нибудь их соединит даже телефонная линия или почтовая открытка, присланная по случаю какого-нибудь общего праздника, вроде Рождества.
Пообедав в ресторане и отдохнув два-три часа у нее или у него в номере, они снова выходили на пляж и сидели там до тех пор, пока короткие тропические сумерки не сменялись мгновенной и такой же ослепительной как южное солнце темнотой. А чаша неба, которая одним краем стояла на линии горизонта земли, а другой - моря, покрывалась огромными сверкающими звездами. После этого жара быстро спадала, и они шли по ярко освещенной авениде Атлантик пока, наконец, один из тысяч расположенных на ней ресторанчиков не привлекал чем-то их взоры, и они заходили туда поужинать.
Саша заказал себе жареное мясо пекари (хотя скорее всего это была обычная свинина, выращиваемая на одной из пригородных ферм) в чесночном соусе, хотя и понимал, что после этого ему придется сжевать несколько пластинок мятной жевательной резинки, которую он терпеть не мог.
Джоана заказала порцию мороженого. Конечно, в нем была бездна лишних калорий, но на отдыхе можно иногда дать себе поблажку, и чай со льдом - экзотический американский напиток, суть которого Саша так и не смог понять даже в условиях тропической жары.
Из динамиков ресторана лилась приглушенная мелодия самбы. Залитый мягким светом зал ресторана огромными окнами открывался на освещенную оранжевым светом авениду Атлантик, на которой сейчас почти не было автомобилей и по которой текла разноголосая, разноцветная в прямом смысле этого слова толпа веселых, постоянно отчаянно жестикулирующих людей. Через час они покинули ресторан, вошли в плотный человеческий поток и стали двумя каплями этой многоводной реки.
Взяв друг друга за руки, они тихо шли среди тысячи людей, в тоже время, это необъяснимо, чувствуя себя так, словно они прогуливаются в одиночестве.
Джоана то ли расчувствовалась после выпитого бокала мартини, то ли попав под очарование этого тропического вечера и атмосферы всеобщей радости и удовлетворенностью жизнью таковой, какова она есть, вдруг начала рассказывать о своем незатейливом детстве, которое проходило на берегах небольшой речки Аттулы в штате Арканзас. Их было семеро детей. Отец работал грузчиком в супермаркете, мать была домохозяйкой. Денег хронически не хватало, хотя отец, несмотря на свою профессию, почти не пил. После окончания школы Джоане удалось поступить в государственный колледж, где не требовалась плата за учебу, но тем не менее нужно было платить за общежитие и на что-то питаться, поэтому в первой половине дня она посещала лекции, во второй сначала работала посудомойкой. За усердие хозяин закусочной повысил ее, и она стала официанткой, как она, смеясь, сообщила Саше.
- Как тебе удалось попасть в Нью-Йорк, да еще в брокерскую фирму? Насколько я знаю, это не так просто?
- Да, особенно женщине. - На лицо Джоаны набежала тень каких-то неприятных воспоминаний. - В чем-то мне, наверное, повезло, хотя не знаю - можно ли назвать везением то, что я была в числе первых на курсе. После окончания колледжа я заполнила несколько сотен анкет и отправила их по всей стране. Ответ пришел только из трех фирм. Из Лос-Анджелеса, Хьюстона, Нью-Йорка. Подумав, я выбрала Нью-Йорк, хотя зарплата, которую мне там предложили, была самой низкой. Поначалу было очень трудно... и с работой и вообще. Почти все деньги уходили на плату за жилье. Если считается, что молодой женщине из еды почти ничего не нужно по сравнению с мужчиной, зато женщине нужно много всего другого - прежде всего одежда, косметика, парикмахерская. Ну, это все вторично. Главное, конечно, зарекомендовать себя на работе, иначе не поможет ничего - ни самая модная одежда, ни самая дорогая косметика, ни даже очень длинные ноги. Если здесь ничего нет, - Джоана постучала пальцем по лбу, - тогда остается только один путь - ложиться под босса. Многие девчонки так и делают от безысходности. Но заканчивается это одинаково - через несколько месяцев их вышвыривают на улицу. И что дальше? Либо идти на панель, либо - в официантки, где тебя будет трахать хозяин, и лапать посетители. Вам мужчинам это трудно понять, а у меня иногда было такое чувство, как будто я хожу по краю пропасти.
Саша обнял девушку за плечи и прижал к себе. Его немного озадачило такое сочувствие к сестрам по полу - женщины редко пускаются в философствования и обобщения.
- Ну-ну, Джоана, что ты? К чему такие печальные мысли? Посмотри, какие красивые звезды над нами!
Джоана посмотрела вверх, потом на Сашу и улыбнулась. Но улыбка у нее все-таки получилась несколько печальной.
Разговаривая, они и не заметили как свернули на боковую улицу, которая вместо того, чтобы привести их к пляжу вильнула куда-то в сторону, а фонари авениды Атлантик окончательно пропали из виду. Узкая, довольно грязная улица освещалась только светом падавшим из окон стоявших на ней старых домов, потому что ни один из редких фонарей не горел.
Джоана прильнула к Саше.
- Где мы?
Саша пожал плечами.
- Не знаю. Никогда здесь не был. Давай-ка вернемся назад.
- Да-да. И побыстрее. Мне здесь совсем не нравится.
Джоана быстро повернулась. Саша последовал за ней.
Вдруг, как будто из стены дома, прямо им под ноги вывалился огромный клубок переплетенных тел.
Джоана с визгом отскочила, Саша выступил вперед и, инстинктивно прикрыв ее своим телом, одновременно с недоумением бросил взгляд вперед на то место в стене, откуда появилось сразу столько людей. Судя по крикам и мельтешению рук и ног, там было не меньше пяти-шести человек.
То, что в темноте казалось сплошной стеной, на самом деле было какой-то подворотней. По-видимому, местная голытьба не поделившая что-то у себя во дворе, не заметила как в пылу драки оказалась на улице.
Глаза у Саши наконец привыкли к темноте и он начал догадываться, что происходит. Четверо темнокожих, чьих лиц было практически не видно - они сливались с такой же темной одеждой, били пятого, похоже белого. К тому же у него единственного была одета светлая рубашка, ярким пятном выделявшаяся на фоне одежды и цвета кожи противников. Белая рубашка уже окрасилась не только дорожной пылью, но и пятнами крови.
Хотя и не без колебания, но Саша сделал шаг вперед. Джоана тут же вцепилась в него, прошипев, как рассерженная кошка:
- Алекс, ты сошел с ума. Это же уличные гангстеры. Не смей туда лезть, они могут пырнуть тебя ножом. Это дело полиции.
- Где ты видишь полицию? Они сейчас его просто убьют.
Саша попытался снять с себя ее руки, но она вцепилась мертвой хваткой.
- Джоана, я тебя понимаю, но пока сюда приедет полиция, если она вообще появлялась здесь хоть раз за последние сто лет, парень будет уже мертв. Я не могу стоять и смотреть, как убивают человека.
- С чего ты взял, что его убивают? И потом, он что - твой родственник?
Их взгляды встретились, и Джоана разжала пальцы.
Один из нападавших, соблазнительно подставивший задницу, тут же получил по ней мощный пинок и с воем улетел в темноту. Потом Саша схватил двух "уличных гангстеров", приподнял их за шиворот и стукнул лбами с треском похожим на тот, когда сталкиваются два бильярдных шара. Налетчики рухнули на землю, как только он отпустил их.
Все произошло очень быстро, тем не менее, последний из оставшихся в добром здравии нападавших успел сообразить, что происходит, бросил терзаемого им человека, который уже не подавал признаков жизни, и перед Сашиными глазами сверкнула сталь ножа. В это же время, первый, получивший всего лишь пинок под зад, бандит уже пришел в себя и наступал на Сашу сбоку.
Мимолетно пожалев о том, что сразу не добавил своей первой жертве, Саша решил в первую очередь покончить с владельцем холодного оружия. Он почувствовал, как что-то ожгло его правое плечо, но не остановился и, сломал руку хозяину ножа, который издал душераздирающий вопль, разбудивший, наверное, всю улицу. После этого Саша упал на спину и безжалостно ударил сложенными вместе ногами в живот своему первому "крестнику".
К вопившему бандиту с переломанной рукой добавился тонкий визг Джоаны. Саша схватил ее за руку.
- Что ты орешь?!
Она перестала визжать, но продолжала стоять с широко раскрытым ртом и пальцем показывала на его правое плечо.
Саша посмотрел в указанном направлении и увидел прорезанную рубашку с расплывающимся темным пятном.
- Задел все-таки, мерзавец.
Джоана снова вцепилась ему в здоровую руку.
- Алекс, бежим быстрее отсюда. Теперь-то уж точно приедет полиция. Зачем ты вмешался не в свое дело?! Я тебя не понимаю.
- А я тебя, - немного резко ответил Саша и нагнулся к человеку, которого только что метелили четверо нападавших.
Он перевернул его на спину, пощупал пульс. Сердце билось ровно и спокойно. Это был человек лет тридцати-тридцати пяти. Белый. Скорее всего, испанец или португалец, вернее их далекий потомок - креол. Если не считать подбитого глаза и разбитых губ, Саша никаких особенных ранений у него не нашел, хотя не исключено, что повреждение было внутреннее. Но, скорее всего, он просто потерял сознание, когда куча-мала, которую они образовали, свалилась на асфальт, и он ударился, головой о мостовую. К этому еще добавилась тяжесть четырех увесистых тел.
Саша поднял мужчину, завел его руку себе на шею и потащил прочь от места схватки. Джоана без понуканий бросилась следом за ним. Они вышли на улицу пересекавшую авениду Атлантик под прямым углом.
На ней уже кое-где горели фонари. Джоана вдруг взвизгнула и вцепилась в Сашу.
"О, господи! Ну, что еще?!" - обреченно подумал Саша. Джоана стремительно падала в его глазах. Проще говоря, ее рейтинг уже колебался у отметки "абсолютный нуль".
- Алекс! Но ты же ранен!
Не оборачиваясь, Саша спокойно ответил:
- Я знаю, не кричи так.
Но никакие разумные доводы, на женщину уже не действовали. Не обращая внимания на просьбу Саши, она продолжала твердить свое:
- Алекс, нам нужно вызвать "скорую помощь" и полицию. Алекс, куда ты его тащишь?
Наконец Саша остановился и обернулся к Джоане. Неизвестный мужчина продолжал безжизненно висеть у него на плече.
- Пожалуй, ты права Джоана. Нам действительно придется вызвать "скорую помощь" и полицию. От этого никуда не деться. Вот только как ты собираешься, здесь это сделать? - спросил он.
- А? - Джоана беспомощно оглянулась.
Таксофона нигде не было видно. Редкие прохожие, шедшие по улице, с опаской смотрели на троицу странных людей, из которых один не подавал признаков жизни.
Джоана хлопнула себя по лбу.
- У меня же есть телефон!
Она расстегнула сумочку и достала сотовый телефон. Хотела было уже начать нажимать на кнопки, но внезапно застыла с полуоткрытым ртом и пальцем, нацеленным на трубку.
- Я не знаю по какому номеру здесь нужно вызывать службу спасения, - сказала она беспомощно глядя на Сашу.
Он попытался пожать плечами, но поскольку на одном из них лежало килограмм семьдесят, а второе было ранено, у него ничего из этого не получилось, и он только поморщился.
- Я тоже. Ничего не поделаешь, придется тащить его до ближайшего телефона. А ближайший телефон, похоже, будет только в кафе или ресторане. Пожалуй, пока я тащу этого бедолагу, тебе лучше пойти вперед. Вызови полицию и медиков. Пока мы добредем с ним, возможно, кто-нибудь из них уже приедет.
- Хорошо, Алекс, - и Джоана быстрым шагом, почти бегом, помчалась к ярко освещенной авениде.
В отель они вошли только на рассвете. За это время им пришлось объясняться с полицией, ответить на множество тупых вопросов и подписать протоколы дознания. Врачи кареты скорой помощи требовали, чтобы Саша поехал с ними в госпиталь святой Терезы, где ему должны были обработать и зашить рану. "Сделать операцию", - как они это называли. Но Саша только отмахнулся от них и попросил, чтобы ему сделали перевязку. Порез от ножа бандита был неглубокий, скорей это можно было назвать царапиной, и он не собирался из-за этого провести ночь в больнице.
Бразильские врачи смотрели на него как на сумасшедшего. Да и было от чего. Мало того, что гринго ввязался в потасовку между какими-то местными бандитами с риском для собственной жизни, он еще и строил из себя какого-то героя, отказываясь от медицинской помощи.
Но, наконец, все рассосались. Первой уехала "скорая помощь", за ней полиция, постепенно начала расходиться огромная толпа любопытных, скопившаяся у ресторана, откуда Джоане удалось позвонить.
Ни о какой любви этим утром речь, конечно, уже не шла. И они ограничились братско-сестринским поцелуем на прощание, перед тем как пойти каждому в свой номер.
Войдя к себе, Саша открыл чемодан и достал в кожаный футляр, в котором у него лежали самые необходимые медикаменты. После этого он принял душ, снял повязку, наложенную заботливыми, но не очень умелыми бразильскими врачами и выбросил в корзину для мусора в ванной. Вытащив из несессера маленький пузырек с желтой жидкостью, он открыл его, взял насадку, надел на широкое горлышко пузырька, свел пальцами края раны и нанес на нее жидкость широкой полосой. Немного защипало, но вполне терпимо. Через несколько секунд жидкость застыла и превратилась в эластичную повязку. Теперь нужно было дня три не беспокоить руку - неглубокая рана сама затянется без всяких швов, а на ее месте останется едва заметный шрам. Для конспирации Саша сверху наложил обычный бинт.
Закрыв пузырек пробкой и промыв насадку струей горячей воды из-под крана, он убрал все в футляр и спрятал его на дно чемодана. Подойдя к своей кровати, он рухнул на нее как подкошенный и проспал до полудня.
После того как они встретились с Джоаной за обедом, остаток дня был наполнен бесконечными нравоучениями и полным непониманием сути мужской души. Тем не менее, несмотря на всю ее занудливую женскую философию, Саша иногда улавливал на дне ее черных глаз какое-то тайное восхищение. Видимо, несмотря на всю правильность и цивилизованность этой американской женщины, где-то в самой глубине своего женского естества, в своей основе, она, конечно, оставалась все той же дикаркой, которая была опутана современными табу. Несмотря на все перемены, особенно в столь бурной второй половине двадцатого века, сутью человека, по-видимому, всегда останется та, которую он приобрел за десятки и сотни тысяч лет первобытной жизни.
На следующий день, когда они возвратились с пляжа, в холле отеля к ним подошел хорошо одетый мужчина. Хотя Саша неважно рассмотрел в темноте лицо спасенного им человека, тем не менее, что-то знакомое в его облике, в сочетании с легкими следами побоев под умело нанесенным гримом не заставили Сашу долго размышлять над тем, кто сейчас стоит перед ним.
- Добрый день, сеньора! Сеньор Хантер, позвольте выразить вам мою глубокую благодарность за помощь. Вы спасли мне жизнь, и я навечно в долгу перед вами.
Саша переминался с ноги на ногу, рассеянно оглядывался по сторонам и не знал, куда ему деваться от бурно и высокопарно выражающего свою благодарность креола.
- Не хочу быть навязчивым, - сказал креол, хватая Сашу за руку и энергично встряхивая ее. - Но я ваш вечный должник. Разрешите представиться - Фелипе Гонсалвиш, геолог. Не хочу быть назойливым, но разрешите спросить, сколько еще вы намереваетесь пробыть в Бразилии?
Саша пожал плечами.
- Несколько дней.
- Жаль, очень жаль, сеньор Хантер.
- Да, конечно, но все когда-то заканчивается, тем более отпуск. Нужно возвращаться к делам, сеньор Гонсалвиш.
- Да-да, я понимаю. В таком случае, разрешите пригласить вас сегодня вечером на ужин, в знак благодарности и признательности за то, что вы для меня сделали.
- Ну, я не знаю, - Саша в нерешительности оглянулся на Джоану. Она едва заметно повела головой из стороны в сторону. Саша вздохнул, но отказать настырному креолу, который с такой собачьей преданностью и благодарностью смотрел на него, язык не повернулся. Он согласился на предложение Гонсалвиша, за что тут же получил маленьким кулачком чувствительный удар в область поясницы.
Когда раскланявшись со своими спасителями креол удалился, тут же сзади раздалось недовольное шипение Джоаны.
- Зачем ты связываешься с этой темной личностью? Как он вообще узнал твое имя и где ты живешь? Зачем ты постоянно ищешь неприятности на свою голову?
- Ну, почему сразу "темная". Я действительно помог ему. Это естественное чувство любого нормального человека - как-то отблагодарить своего спасителя. Все остальное очень просто - наверняка он узнал это в полиции. Там ведь есть наши фамилии и адрес в протоколе.
- Ну, ты как знаешь, а я на этот так называемый "благотворительный" ужин не пойду. Ты его спас, ты с ним и общайся, а у меня нет никакого желания слушать болтовню этого аборигена.
Джоана развернулась и пошла прочь.
Саша хотел было пойти за ней следом, остановить ее, но сразу же погасил в себе этот порыв. "Какого черта? Она уже ведет себя как законная супруга, с которой он прожил лет десять, не меньше. В конце концов, это начинает надоедать. Захочет, вернется, нет - скатертью дорога. Если она надеется, что он будет за ней бегать и униженно молить о прощении неизвестно за что, только ради того, чтобы она соизволила пустить его к себе в постель, то она сильно ошибается". И вообще, он уже начинал думать, что совершил большую ошибку, завязав знакомство с этой американкой, а не с одной из местных красавиц. Проблем было бы меньше.
Когда Саша вошел в ресторан, Фелипе уже был там и поднялся из-за стола ему навстречу с широкой улыбкой на побитом лице.
Мягкое вечернее освещение в ресторане само по себе скрывало многие детали, а кроме того обладатель широкой улыбки приложил немало усилий, чтобы скрыть следы от побоев. И хотя косметика не очень идет мужчине традиционной ориентации (правда Саша не знал как там обстоят дела с ориентацией у креола) тем не менее, он понимал, что иначе Гонсалвиша с такой разукрашенной физиономией могли просто не пустить в приличный ресторан.
Подчиняясь приглашающему жесту Фелипе, Саша уселся за стол, на котором уже были закуски и стояла бутылка дорогого вина.
После того как официант открыл бутылку, а Фелипе продегустировал вино, официант разлил его по бокалам и удалился. Креол взял свой бокал и предложил выпить за Сашино здоровье.
- Алекс, я вам очень благодарен, но надеюсь, что в дальнейшем вы будете более осмотрительным и не стане ввязываться во все уличные драки, - и он добродушно улыбнулся.
- Фелипе, просто Фелипе. У нас в Португалии не принято так, как у вас в Америке, обращаться официально. Мы даже своего президента и то называем только по имени.
- Хорошо, Фелиппе.
Саша ощущал некоторую неловкость как из-за того, что перед ним сидит человек, которому он, возможно, спас жизнь, во всяком случае значительную часть здоровья, так и от того, что он не очень понимал, о чем собственно им дальше говорить.
Но он скоро осознал, что его это не должно заботить. Сеньор Гонсалвиш говорил за двоих, или даже за троих. Как ни в чем не бывало он рассказывал Саше истории из своей богатой событиями жизни. Как оказалось большую часть ее он провел в сельве - джунглях Амазонки, в поисках полезных ископаемых для компаний, в которых работал, и ведя геологическую съемку местности, по которой должны проходить дороги. Немудрено, что интересных, забавных (и не очень) историй у него накопилось не на один ужин.
Саша было любопытно послушать рассказы об этих экзотических местах из уст очевидца, так что креол приобрел в его лице весьма благодарного слушателя. А что может быть важнее для рассказчика?
Они просидели до позднего вечера, и, обменявшись любезностями, попрощались. Саша искренне думал, что встретился с Фелипе Гонсалвишем последний раз в своей жизни, так как не видел каких-либо точек соприкосновения в их судьбах.
Проходя мимо номера Джоаны, он приостановился и колебался несколько мгновений, но потом пересилил себя и пошел в свой номер.
Когда он включил свет, живописная картина, которую он увидел, застала его врасплох.
Все в его номере было перевернуто вверх дном - похоже у него был то ли обыск, то ли ворвалась шайка воров - но воров каких-то странных, видимо с поврежденной психикой, но дело было даже не в этом. Воровать тут у него в общем-то было особенно нечего, кроме вещей, которые для него мало что значили. Но, когда он вошел в спальню и увидел на своей кровати невнятно мычащую Джоану со связанными руками и ногами и с заклеенным прозрачной липкой лентой ртом, это его безусловно сильно удивило.
- Джоана, черт возьми, что все это значит? - спросил Саша, оглядывая комнату, заваленную разбросанными вещами и пухом из распоротых подушек.
Если бы американка обладала даром пирокинеза, то Саша, несомненно, в это мгновение сгорел как метеорит в плотных слоях атмосферы. Хотя она не могла ничего членораздельно сказать с заклеенным ртом, несмотря на то, что отчаянно пыталась избавиться от ленты, наклеенной на ее губы, однако, общая направленность ее возможной тирады угадывалась даже без слов.
Саша, поколебавшись, стал потихоньку отделять скотч от лица Джоаны, что вызвало у нее новый всплеск эмоций. Тогда он набрался духа и одним резким движением сорвал липкую ленту, от чего Джоана, сорвавшая голос, хрипло зарычала как раненная тигрица. Саша тут же пожалел о том, что вернул девушке способность говорить, так как на него немедленно обрушились потоки проклятий и жалоб.
Пока Саша развязывал полотенца, которыми она была связана, ему пришлось узнать много нового не только о себе, но и о своих родителях и предках до четвертого колена, и о их странных сексуальных наклонностях.
Немного успокоившись Джоана перешла к более-менее человеческой речи.
- И ты еще спрашиваешь, что все это значит? Идиот, скотина, кретин! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что все это следствие твоей идиотской выходки, когда ты ввязался в драку между бандитами.
Саша попытался было что-то возразить, но едва он приоткрыл рот, как в него полетела распоротая подушка, и Джоана завопила.
- Да-да, и не смей мне возражать. Этот спасенный тобой креол такой же бандит, как и те остальные, если не хуже. Иначе за каким дьяволом им нужно было хватать меня, затаскивать в твой номер, переворачивать все здесь вверх дном, да еще угрожать убить меня, если я не расскажу им, где находится самолет! Ты представляешь! Я должна была рассказать им, где находится какой-то траханый самолет! Они сумасшедшие. Это страна сумасшедших. Я давно это знала, но сейчас мне пришлось испытать это на самой себе. Господи, как же меня отговаривали Сюзанна и Мери - это мои подруги, - голосом диктора на радио совершенно спокойно пояснила Джоана, и тут же продолжила с прежними завывающими интонациями, - не ехать к этим проклятым латиносам. Чем в Майями хуже, чем здесь? Ничем. Только в Майями не устраивают вечерами поножовщину на улицах и никто не ворвется в твой номер отеля, и не будет угрожать тебе смертью, если ты не перескажешь на память расписание ближайших самолетов до Нью-Йорка.
- А они, что - собираются в Нью-Йорк? - невинно поинтересовался Саша.
Джоана с подозрением посмотрела на него, но не заметив ничего сомнительного на простом и открытом (но мужественном) лице, буркнула:
- Нет, это я просто так сказала. Они прекрасно знают, что в Нью-Йорке кроме тюрьмы им ничего не светит. Зачем им туда ехать?
- Но ты сама только что сказала, что они спрашивали тебя о каком-то самолете?
- Я ничего не знаю ни о каком самолете! - снова заорала Джоана. - Эти ублюдки, будь они прокляты, ищут какой-то самолет и поэтому собрались меня пытать. В Америке такого со мной никогда бы не случилось.
- По-моему ты преувеличиваешь, Джоана, Тоже самое с тобой могло случиться и в Майами, и в Лос-Анджелесе и вообще, где угодно! К сожалению преступники есть везде. Но самое главное, если мой номер хотели обокрасть, то с чего ты взяла, что это как-то связано с тем, что произошло позавчера вечером?
- С чего я взяла?! Идиот, кретин! - Джоана выплюнула залетевшие ей в широко открытый рот перо от подушки. - Да в том-то и дело, что связано! Они явно что-то искали, но ничего не взяли. А самое главное, я хоть и не понимаю по-португальски, но, слава богу, что значит в их разговоре "Фелипе Гонсалиш" я способна понять! Спасибо горничной, она постучала в дверь и эти гангстеры сразу отстали от меня, а потом связали, пригрозили, размахивая ножом у меня перед глазами, что если я посмею кому-нибудь рассказать об их визите, то они отрежут мне язык и убрались прочь.
"Возможно, это была не такая уж плохая мысль", - грустно подумал Саша, но вслух разумеется ничего такого не сказал.
- Да, этот "отдых" я не забуду никогда! Ноги моей не будет больше в этой стране, будь она трижды проклята! - Джоана задумалась, а потом добавила. - Ноги моей никогда не будет южнее Рио-Гранде.
- Джоана, перестань. Ты ругаешься как пьяный матрос.
В ответ Джоана разрыдалась. Саша приобнял ее вздрагивающие плечи и погладил по спине, успокаивая.
- Ну, ну, девочка, перестань. Не все так страшно. Главное, что ты жива и здорова. Я уверен, что больше они не посмеют здесь появиться. А через пару дней мы все равно уедем отсюда навсегда. И будем вспоминать это просто как забавное приключение.
- Забавное приключение! - снова начала заводиться Джоана. - Может быть для тебя это и приключение. Ведь это не тебя лапали эти черномазые ! - в возбуждении чувств, Джоана забыла даже о такой святой вещи, как политкорректность.
- Еще неизвестно чем бы все это кончилось - если бы не этот случайный стук в дверь горничной, они могли меня изнасиловать! - оттенком мечтательности в голосе задушевно сказала Джоана. - Но и это не самое страшное - они вполне могли меня убить!
- Ну не убили же! - возразил Саша, начиная терять терпение. - Они и не собирались тебя убивать. Зачем это им?
- А зачем им было врываться в твой номер? Зачем вспарывать подушки?
- Ну, этого я не знаю. Наверное, они искали какие-то ценности. Я не знаю только, почему они решили, что у меня в номере хранится что-то ценное, тем более в подушках. Видимо, они просто ошиблись и что-то перепутали - залезли не в тот номер. В любом случае я думаю, что это больше не повторится.
- Нужно вызвать полицию.
- О, господи. Джоана, твоя американская привычка по любому поводу вызывать полицию у меня уже в печенках сидит. Я не собираюсь вызывать никакой полиции, а потом целый день потратить на объяснения с местными полицейскими и заполнение кучи разных бумаг. Максимум, что я сделаю это вызову горничных, которым придется здесь хорошенько поработать. Если, конечно, отель не хочет иметь неприятности как раз с тем самым вызовом полиции, о котором ты говоришь. А пока, если ты не возражаешь, давай перебазируемся в твой номер. Надеюсь, там они не побывали.
- Я тоже на это надеюсь.
Они провели с Джоаной плохую ночь. Девушка часто кричала во сне и размахивала руками, иногда попадая ему в ухо. Утром Саша зашел в свой номер, чтобы посмотреть как служащие отеля навели там порядок. Он увидел, что порядок действительно идеальный, за исключением одного момента - в кресле у журнального столика сидел Фелипе Гонсалвиш.
На этот раз Саше изменила выдержка, и он воскликнул, не сдержавшись:
- Это опять вы!
Вставший с кресла гость улыбнулся смущенно и в то же время несколько обиженно. Он пожал плечами как бы подтверждая: "Да, что поделаешь, это опять я".
- Сеньор Хантер, прошу прощения за то, что вторгся в ваш номер. Я уже в курсе того, что здесь случилось.
"Интересно, откуда?" - подумал Саша.
- Но, собственно, еще и поэтому я и решил поговорить с вами обо всем не откладывая.
- О чем "обо всем"? - совершенно равнодушно переспросил Саша. Этот человек уже начинал его утомлять.
- Присаживайтесь, это довольно длинная, хотя и очень интересная история, - предложил Гонсалес.
- Если очень длинная, то я, пожалуй не буду присаживаться, может быть тогда вы расскажете ее покороче, - ледяным тоном ответил Саша, которому было неудобно просто взять за шиворот недавно спасенного им человека и вышвырнуть за дверь.
- Хорошо, сеньор Хантер, - с ангельской покорностью согласился креол. - Как вам будет угодно. Я вовсе не хочу злоупотреблять вашим вниманием. Я понимаю, что наверное уже надоел вам со своими проблемами, но прежде чем уйти, я бы хотел дать вам возможность получить кое-какую выгоду от вашего знакомства со мной. Тем более, что пока вы имели от него одни убытки.
Гонсалвиш сделал жест как бы показывая на те вещи, что вчера вечером были разбросаны здесь повсюду неизвестными бандитами, напавшими на Джоану.
Саша с обреченным видом опустился в кресло напротив Гонсалвиша и сказал:
- Ну, что же. Я не очень понимаю, о каких выгодах может идти речь, но тем не менее я готов вас выслушать в том случае, если это будет действительно интересная история. И попрошу вас быть как можно более лаконичным. Меня ждут.
- О да, я понимаю. Сеньора Джоана. Ах, как я вас понимаю! Когда ждет такая женщина, мы мужчины готовы забыть обо всем. Даже о сверкающих стекляшках, которые они так любят.
- Что вы имеете в виду? - насторожился Саша.
- Видите ли, сеньор Хантер, как я вам уже рассказывал, я геолог. Год назад я был в сельве. Компания, в которой я тогда работал, взяла подряд на прокладку дороги. Не буду утомлять вас деталями. Случилось так, что я оказался в нужное время в нужном месте. Видимо, так было угодно моей судьбе. В нескольких десятках километров от места наших работ на трассе разбился небольшой самолет, перевозивший необработанные алмазы с прииска Онтумбе. Я, конечно, тогда об этом ничего не знал. Однако вечером следующего дня из сельвы появился едва живой человек - весь израненный в неописуемых лохмотьях - почти голый. Как ему удалось остаться в живых после падения самолета и пройти около сорока километров по сельве остается только гадать. Наверное, он родился сразу с двумя серебряными ложками во рту. По крайней мере, до того как он появился у нас ему неописуемо везло. Буквально за несколько сотен метров до того места, где мы его увидели, то есть буквально за несколько минут до спасения его укусила жарарака. У нас была сыворотка, и мы ввели ее ему. Но было уже поздно. К тому же организм его был слишком ослаблен. Врач нашей экспедиции ничего не смог сделать.
- Если вы называете это неописуемым везением, сеньор Гонсалвиш, то что же в таком случае фатальное невезение?
- Вы совершенно правы, сеньор Хантер. Для этого бедняги было бы лучше погибнуть сразу вместе с самолетом и всеми, кто на нем находился. Этим он избежал бы лишений и бессмысленных, как оказалось в итоге для него, мучений. Но не для нас с вами.
- А я-то здесь при чем?
- Не спешите, сеньор Хантер. Перед смертью бедняга кое-что рассказал. Врач в этот момент отлучился и с ним остался один я. Из его отрывочных фраз, сказанных в полубреду, я понял, о чем идет речь. Через несколько минут появился врач, но несчастный больше ничего связного не сказал. Той же ночью этот человек умер. Честно говоря, я не придал особого значения его словам. О чем сейчас очень жалею. Мы были не так далеко и вполне могли бы добраться до того самолета. Тем более, что бедняга успел назвать точные координаты падения машины. Однако у меня были более важные, как я тогда считал дела, связанные с прокладкой дороги. Да и, честно говоря, сказанное в горячечном бреду каким-то оборванным незнакомцем, возможно сошедшим с ума, пока он пробирался по сельве, не вызывало к себе особого доверия. Затем нас перебросили на новый участок дороги, и я почти забыл об этой истории. Но несколько дней назад ко мне пришли люди из клана Оксадо. Насколько я понял, эти алмазы были скуплены ими у старателей по дешевке, а затем они собирались контрабандой переправить их в Венесуэлу. Ну, догадаться об этом было в общем-то несложно. Они потребовали у меня, чтобы я отдал им алмазы. Несмотря на все мои заверения, что я не имею никакого отношения к их алмазам, у меня их нет и быть не может, они мне, конечно, не поверили, предъявили фотографию того бедолаги с самолета, который умер, можно сказать, у меня на руках, объяснили, что они провели свое расследование и выяснили, что я мог кое-что узнать от оказавшегося в живых члена экипажа самолета, перед тем как он отдал богу душу. С большим трудом мне удалось вырваться из той квартиры, в которую они меня затащили. Дальнейшее вам известно. Как бы там ни было, но вы спасли мне жизнь. Эти люди - мафия, бандиты. Я понял, что они теперь от меня не отстанут. Конечно, кажется, самым простым было бы назвать им те координаты падения самолета, которые дал мне погибший летчик, но я не столь наивный человек, чтобы поверить им - как только я назову эти цифры, они тут же меня убьют, в лучшем случае оставят в живых до того, как найдут самолет. В таких делах свидетелей не оставляют. Я жив до сих пор только по тому, что они все-таки надеются еще раз отловить меня и выбить нужные сведения.
- Да, история занятная, - протянул Саша.
- Весьма, весьма занятная, сеньор Хантер, - подтвердил Гонсалвиш. - По сути дела у меня теперь есть только один выход - первым добраться до проклятого самолета, забрать алмазы и исчезнуть из этой страны. Но как вы понимаете, одному мне это не под силу. Подходящих людей, которые согласились бы пройти со мной этот путь, и на которых я мог бы положиться еще надо найти. И хотя у меня есть на примете один человек, но этого мало. Для такого дела нас должно быть хотя бы трое. Из реплик бандитов, которые меня расспрашивали, вернее допрашивали как какие-нибудь эсэсовцы, я понял, что там в самолете находится бронированный кейс весом около десяти килограмм. Десять килограмм необработанных алмазов! Представьте себе это зрелище сеньор Хантер! Даже, если считать их просто как сырье, то по самым скромным подсчетам там на два с половиной - три миллиона долларов. После обработки их вес, уменьшится раза в два, а цена увеличится раза в три. Я не жадный, поверьте мне, сеньор Хантер. Я предлагаю поделить наш приз, в том случае если мы сумеем его найти, поровну на нас троих. Это будет примерно по миллиону долларов на каждого, а может быть и больше. Я думаю, что ради таких денег стоит рискнуть. Тем более, что сам риск не так уж велик.
- Судя по вашей физиономии и по моей руке этого не скажешь, - со скептической улыбкой проворчал Саша. - Ваше предложение выглядит очень заманчиво, сеньор Гонсалвиш. Деньги, тем более такие, никогда не помешают. А я не скрою, испытываю в последнее время кое-какие финансовые трудности. Но насколько все это реально? И как вы собираетесь организовать поиски? Кроме того, мне бы очень хотелось перед тем как что-то решать увидеть третьего члена нашей экспедиции. Раз уж мы идем в сельву, конечно, я знаю об амазонской сельве только понаслышке, и, возможно, слухи о ней несколько преувеличены, однако даже этот эпизод, о котором вы рассказали, когда человек погиб фактически рядом со стоянкой вашего отряда, прокладывавшего дорогу, говорит о том, какие опасности могут нас поджидать. Вряд ли у нас получится легкая прогулка.
- Да, конечно, сеньор Хантер, но я и не говорил, что нам предстоит всего лишь легкая прогулка и пикник. Конечно, будут определенные трудности, но совсем не те, которые пришлось претерпеть этому несчастному летчику. Вот смотрите, - Гонсалвиш достал из кармана карту и разложил ее на столе. - Мы долетим до Манауса на самолете. Здесь, - он ткнул пальцем в густо-зеленое пятно, беспорядочно разделенное в десятках направлений тонкими голубыми линиями рек, - пересядем на моторную лодку и пройдем вверх по Амазонке до местечка Араутама. Там мы возьмем несколько местных индейцев в проводники и носильщики. И нам останется километров пятьдесят по прямой до цели нашей экспедиции. При самых неудачно складывающихся обстоятельствах, мы пройдем этот путь за два-три дня. Но даже, если что-то помешает нам выдерживать этот не столь уж высокий темп, максимум через неделю мы будем на месте. После этого мы находим подходящую поляну и вызываем вертолет - его пилот и одновременно хозяин мой хороший знакомый венесуэлец. Вся экспедиция даже при самых неблагоприятных условиях займет максимум восемь-десять дней. Ну, что скажете, сеньор Хантер?
- Скажу, что все это очень интересно и чертовски заманчиво, но больше похоже на сказку.
- Правда часто похожа на сказку куда больше, чем на правду, - философски заметил Гонсалвиш. - Я понимаю, для вас все это довольно неожиданно, однако, вы производите впечатление весьма крепкого и бывалого человека. Судя по тому как вы отделали бандитов, которые напали на меня, вряд ли эта недельная поездка представляет для вас непреодолимые трудности. Соглашайтесь, сеньор Хантер! Я предлагаю вам этот миллион от чистого сердца, и в благодарность за вашу бескорыстную помощь. К тому же я чувствую свою вину - ведь вы пострадали, получили ранение из-за меня.
- Ну да, а потом всю жизнь за мной будет гоняться бразильская мафия.
- Я так не думаю. Конечно, риск есть. Но он есть только до тех пор, пока мы здесь. Как только мы пересечем границу, уже в Венесуэле, мы будем практически в безопасности. А после того, как вы окажетесь у себя дома в Америке, а я тоже найду себе неплохое местечко где-нибудь в Европе, о местных гангстерах можно будет забыть. Тем более, что абсолютной уверенности у них в том, что я что-то знаю у них нет и быть не может.
- Хорошо, можете считать, что получили мое предварительное согласие. Но прежде чем оно станет окончательным, я хотел бы встретиться с тем загадочным третьим человеком, о котором вы не хотите ничего говорить.
- Ради бога, сеньор Хантер! Никаких проблем! Не будьте таким подозрительным. В третьем члене нашей маленькой экспедиции нет совершенно ничего загадочного - вы сами в этом убедитесь. Это просто сильный доброжелательный парень. Он будет основной физической силой нашего отряда. Его имя - Нильс Йоргенсен вам все равно ничего не скажет. Когда вы его увидите, я уверен, этот парень вам понравится.
- Нильс Йоргенсен? Не похоже, чтобы он был местным.
- Ну, как вам сказать. Бразилия это смешение многих рас и национальностей со всех континентов. Конечно, потомки португальцев и негров-рабов составляют подавляющее большинство, но вообще кого тут только нет - от китайцев до норвежцев.
- Стало быть, он норвежец?
- Наверно, меня это никогда не интересовало. К тому же эти северяне такие молчуны. Зато он отличный парень и очень надежный. Он не любит рассказывать о себе, но в конце концов это его право. А я никогда не любил лезть в чужую душу. Чтобы его не заставило уехать несколько лет назад со своей родины - несчастная любовь или какое-то преступление, а может быть и то и другое, но за время, что я его знаю по совместной работе, этот молчун проявил себя с самой лучшей стороны.
От Рио-де-Жанейро до Манауса они летели на "боинге" "Бразильен Эр компании". В иллюминатор било лучами солнце, больше незагороженное оставшимися под ними облаками. Сразу становилось понятным, что между ними и солнцем нет ничего кроме пустоты космоса и это невольно вселяло в душу какое-то беспокойство.
За один день, проведенный в Манаусе им пришлось здорово побегать, чтобы купить все необходимое для их маленькой экспедиции.
Молчаливого, огромного норвежца Гонсалвиш действительно использовал как вьючное животное, хотя и на долю остальных - Саши и самого Гонсалвиша, пришлось немало груза.
Вечером они затащили последнюю поклажу на борт ржавого катера и отвалили от берега.
Саша проснулся рано утром. Он спал на верхней полке их тесной каюты. Внизу похрапывал норвежец и неслышно спал Фелипе Гонсалвиш, втравивший его в эту авантюру.
Саша, стараясь не потревожить своих спутников, слез со своей койки и поднялся на палубу.
К его удивлению и без того тесная палуба небольшого суденышка была заставлена разнокалиберным грузом - тюками, бочками, ящиками и, судя по их количеству, для капитана их катера, они сами были всего лишь попутным грузом.
Стоявший у штурвала капитан, обернулся к нему, расплылся в улыбке и помахал ему правой рукой, левой продолжая вести катер.
Саша тоже улыбнулся и помахал в ответ.
Обмен любезностями на этом закончился, и он осмотрелся вокруг. Амазонка, больше похожая в этих местах не на реку, пусть даже и великую, а на море, медленно катила свои бурые воды от горизонта до горизонта. Мощь природы невольно внушала уважение и даже трепет.
Однако через несколько минут созерцание однообразной поверхности вод наскучило Саше, и он вернулся в каюту.
Креол и норвежец уже проснулись и раскладывали на откидном столике запасы провизии. Еда была простая, по крайней мере для здешних мест, но питательная - мясные консервы и тропические фрукты.
Саша, не долго думая, присоединился к ним.
Всегда мрачный норвежец, едва кивнувший ему в знак приветствия, открывал банки огромным кинжалом и ставил их на столик.
Атмосфера была немного натянутая. Видимо, почувствовав это, Фелиппе после того, как очистил свою банку с консервированным мясом и запил чашкой быстрорастворимого кофе, ни с того, ни с сего начал рассказывать очередную историю из своей жизни. Возможно, он и пытался развеселить их, но выбранный им из закромов своей памяти рассказ о том, как одного из членов их поисковой партии утащила в сельву огромная анаконда, почему-то не вызвал прилива энтузиазма у его слушателей.
Сообразив, что его рассказ попал немного не в струю, Фелипе тут же переменил тему и перешел к рассказу о том как он развлекался в одном из борделей Рио-де-Жанейро. Этот рассказ вызвал некоторый интерес даже у Йоргенсена.
Из тех наблюдений, которые успел сделать Саша, выходило, что мрачного норвежца в какой-то степени интересуют еда и женщины. Как и любое другое животное. Впрочем, для этого не требовалось особых исследований и умозаключений. Достаточно было посмотреть на его плечи и туповатое выражение лица, чтобы сразу догадаться - китайская пейзажная лирика и музыка Баха его наверняка не интересуют.
Часа через три терявшиеся на горизонте берега Амазонки начали постепенно сближаться, и во второй половине дня она все больше и больше стала напоминать хотя и огромную, но все же реку.
Незадолго до заката к ним в каюту заглянул капитан и сообщил, что примерно через полчаса они пристанут у индейского поселка.
Фелиппе улыбнулся:
- Ну, вот, камрады. Мы почти у цели. Переночуем у индейцев и завтра рано утром пойдем в сельву.
Жевавший кусок хлеба с положенным на него ломтем консервированной курятины, Йоргеннсен на секунду остановил движение челюстей, а затем молча его возобновил. Единственное, что могло примирить Сашу со спутниками и окружающей обстановкой это лежащие где-то в нескольких десятках километров от них в амазонской чащобе предназначенные ему алмазы примерно на миллион долларов.
Он поднялся на бак и стал с любопытством разглядывать уже совсем недалекие берега, заросшие буйной ярко-зеленой растительностью. С расстояния в сотню метров они казались сплошной стеной, выраставшей прямо из воды и лежали дальше обманчиво мягким ковром, который можно было заметить только потому, что кое-где этот ковер поднимался вверх. Но, в общем, местность постепенно повышалас к горизонту, хотя и не сильно. Зрелище этой мощной, распирающей землю жизни завораживало.
Видимо их селение не так часто посещали даже такие корабли как тот, на котором прибыли путешественники, потому, что для индейцев это был настоящий праздник.
Мужчины, одетые кто в рваные штаны, кто просто в набедренных повязках, перетаскивали на берег груз для католической миссии. Главой и единственным представителем этой миссии был священник, одетый в странный для его профессии наряд - шорты и рубашку. О его духовном звании говорил только массивный серебряный крест на солидной цепи, которым он словно бы благословлял царившую вокруг суету.
Детишки с криками бегали вокруг, увеличивая суматоху. Гонсалвиш поздоровался с падре Ринальдо и представил своих спутников. О цели их экспедиции он сообщил, что они орнитологи и хотят добыть здесь несколько редких экземпляров птиц, на что имеют соответствующее разрешение из департамента охраны природы. Фелипе значительно похлопал себя по нагрудному карману рубашки, но доставать мифическое разрешение не стал. Отец Ринальдо кивал, но на его лице с брезгливо поджатой нижней губой были отчетливо написаны невысказанные слова: "Знаю я ребята, какие вы орнитологи". Тем не менее он указал им место для ночлега в одной из индейских хижин, из которой пришлось на одну ночь убраться постоянным обитателям. В знак благодарности Фелипе, зная не понаслышке стеснительные условия таких миссий, передал падре два лишних ящика консервов, предусмотрительно купленных им в Манаусе специально для этого случая.
Сумерки как обычно здесь быстро превратились в непроглядную тьму тут же наполнившуюся тысячеголосыми криками обитателей сельвы, как будто ждавшими когда она наступит, чтобы начать свою настоящую жизнь, проходившую ночью и заключавшуюся в усиленном пожирании друг друга.
Отец Ринальдо зажег керосиновую лампу и, будучи представителем интересов маленькой индейской общины, обговорил с Фелипе условия предоставления носильщиков. После чего, осенив их крестным знамением, он покинул хижину, захватив с собой лампу.
Гонсалвиш с усмешкой посмотрел ему вслед и предложил не теряя времени ложиться спать. Они забрались в гамаки и уже почувствовав на себе, что значит амазонские "москиты" несмотря на то, что время от времени старательно опыляли себя репеллентом из аэрозольных баллончиков, постарались получше подоткнуть под себя тончайшую нейлоновую сетку, которая по идее должна была защитить их ночью от пронырливого гнуса.
Средства от летающих насекомых и противомоскитная сетка сделали свое дело, и Саша за всю ночь просыпался от противного жужжания комара над ухом не больше десяти-пятнадцати раз.
Не выспавшийся и злой он едва дождался рассвета, чтобы вылезти из гамака. Мрачный норвежец уже сидел на деревянном чурбаке, заменявшим местным обитателям стулья и время от времени похлопывал себя то по щеке, то по лбу, расправляясь с ненасытными маленькими кровососами. Не сказав ни слова, они молча поняли друг друга. И с завистью, граничащей с ненавистью, посмотрели в сторону гамака, где блаженно посапывал Фелиппе. Этого частого посетителя сельвы москиты считали уже за своего.
Посидев так минут пятнадцать и выкурив по сигарете, чей дым немного отпугивал комаров, они решили разбудить Гонсалвиша. Фелипе отошел за ближайшие деревья, после чего с плотоядной улыбкой хорошо выспавшегося человека предложил позавтракать и начать готовить поклажу для индейцев.
Выглянуло солнце и как по команде смолкли нескончаемые ночные крики и вопли. Неведомые животные, испускавшие их всю ночь перебрались к местам своей дневной лежки и устраивались на отдых до следующей ночи.
Они стали вскрывать ящики и распаковывать тюки. С сельвой не шутят, поэтому несмотря на одуряющую жару, помноженную на высокую влажность, что взятое вместе давало эффект постоянно работающей русской бани, в результате чего их одежда была всегда мокрой от пота, им пришлось надеть высокие кожаные ботинки с толстой подошвой, брюки из грубой ткани и рубашки с длинными рукавами. После этого настал черед оружия. Каждый из них получил пояс с ножнами для мачете и кобурой, из которой торчала рукоятка револьвера. Кроме того, Фелиппе торжественно вручил им по винчестеру. Все остальное - запас еды, питьевую воду в канистрах, постели, гамаки с противомоскитными сетками и четырехместную палатку должны были нести индейцы-носильщики, которые уже стояли перед ними, готовые к походу, то есть намазанные смесью красной глины и звериного жира с головы до ног. Видимо, этому проверенному тысячелетиями средству от москитов индейцы доверяли больше, чем европейской одежде и какому-то вонючему пару, который бледнолицые выпускали на себя из разноцветных железных трубочек. Они переступали босыми ногами, никогда не знавшими обуви и под их окаменевшими ступнями хрустели ломавшиеся ветки.
Однако, ни один из трех путешественников обмазываться красно-бурой жидкостью, по их примеру, не собирался.
Они отошли едва на сотню шагов от селения, как им пришлось браться за мачете. И хотя основную работу выполняли проводник и два его помощника, а белые и четыре носильщика шли сзади, Саше, Гонсалвишу и норвежцу тоже приходилось время от времени отрубать какую-нибудь упрямую лиану.
Сверху постоянно сыпалась труха пополам с огромными слизняками, которые попадая на открытые участки тела вызывали сильные ожоги. Путешественников спасали конусообразные шляпы с широкими полями. Иногда они видели или им казалось, что они видели как в нескольких метрах ярко-раскрашенной струей скользило змеиное тело. Или трещала сухая ветка под лапой пятнистого ягуара. Но индейцы оставались совершенно спокойны, а это значило, что непосредственной опасности нет или это всего лишь обман зрения.
Фелиппе постоянно сверялся с компасом и время от времени говорил что-то проводнику, с грехом пополам понимавшему португальский, благодаря усилиям падре Ринальдо.
Вечером, когда индейцы вывели их на небольшую поляну и стали обустраивать место для ночлега, Гонсалвиш с довольной улыбкой посмотрел на двух своих спутников и сказал:
- Хорошее начало, господа. Сегодня мы прошли почти треть пути.
Утром четвертого дня Гонсалвиш, предупредивший их накануне, что дальше им придется идти самим - не стоит показывать индейцам настоящую цель их пути, до которой по его расчетам осталось не более двух-трех километров, отпустил индейцев, и они вышли в путь, который должен был через несколько часов привести их к цели экспедиции.
Теперь впереди не было индейцев, прорубавших дорогу сквозь густые заросли. Им приходилось самим, сменяя друг друга становиться вперед и махать тяжелыми мачете.
Прошло три часа и лицо Гонсалвиша становилось все более озабоченным. Саше это совсем не нравилось, но он молчал.
Наконец Гонсалвиш остановился и объявил привал. Они уселись на землю, прислонившись спинами к толстым деревьям с гладкими как у бамбука стволами. Руки гудели от напряжения после того как несколько часов пришлось махать мачете, разрубая то сочную мякоть зеленых лиан и гигантских папоротников, то жесткие и упругие, плохо поддающиеся даже острой стали тонкие стволы древесного подроста.
Посидев минут десять и выпив глоток воды, Саша все-таки не выдержал и спросил:
- Фелипе, ты уверен, что мы идем в правильном направлении?
- Да, Алекс, конечно уверен. Просто мы идем немного медленнее, чем я рассчитывал, вот и все.
И они поднялись, чтобы идти дальше.
Когда они сделали первый шаг и образовали на мгновение треугольник, Саша услышал как Гонсалвиш что-то быстро и коротко бросил норвежцу по-португальски и тот вдруг взял его на захват, сжав сгибом локтя шею. Ничего подобного Саша не ожидал и на мгновение растерялся, но зато не растерялось его тело - сработали рефлексы, когда-то вбитые в него до автоматизма тысячами тренировок. Если кто-то схватил тебя за горло, как бы не было это для тебя неожиданно, это враг, которого нужно убить. Его сознание в такие моменты просто отключалось, мозг переставал взвешивать все за и против, и он превращался в не рассуждавшую машину для убийства, потому что только так можно было уцелеть в такой ситуации.
От мощного удара локтем в подреберье норвежец застонал. Другой от такого удара был бы уже мертв или по крайней мере отключился и разжал ему горло. Но этот норвежский гигант оказался слишком крепок - он только немного ослабил свою хватку. Спереди наступал Гонсалвиш. Он, видимо, не думал, что ему придется помогать норвежцу и потерял на этом несколько очень важных мгновений. Однако он быстро сориентировался и выставив вперед руку с мачете уже приготовился нанести Саше колющий удар прямо в грудь. Саша напряг все силы и сделал полуоборот, перенеся вес тела на левую ногу и заставив Йоргенсена выбирать - либо подставить собственную спину под удар Гонсалвиша, либо отпустить противника. Потеряв терпение от навязчивости норвежца, Саша воткнул ему в бок свой нож, всегда висевший у него на поясе, и которым он последние дни пользовался только для того, чтобы порезать хлеб или вскрыть банку консервов - по сравнению с мачете этот нож с клинком длиной в две ладони казался просто перочинным. Одновременно он выхватил из кобуры револьвер и как только взревевший от боли Йоргенсен отпустил свою бывшую жертву и застыл с недоумением глядя на ручку ножа, торчащую из его печени, выстрелил в Гонсалвиша.
Вместо выстрела раздался сухой щелчок. Не выпуская револьвера из рук, Саша перекатился через голову к ближайшему дереву и встал за него, одновременно опять нажав на курок. И снова выстрела не было.
Теперь сомнений не оставалось - дело не в осечке, которая вообще у револьверов бывает крайне редко.
Гонсалвиш, глядя на Сашино лицо, расхохотался и, воскликнув по-английски: "Сваренные патроны не стреляют, дружище!", не торопясь потянул из кобуры свой револьвер.
Саша с той холодной, не рассуждающей яростью, которая посещала его в бою, сделал шаг вперед и пока его бесполезный револьвер падал из разжатых пальцев до земли, рванул из ножен мачете.
Португалец увидел Сашины глаза и заторопился, но его выстрел прозвучал одновременно со звуком вонзившегося ему в грудь мачете, которое метнул в него противник.
Гонсалвиш еще продолжал смеяться. От этого смеха, прерываемого клокотанием струи крови, хлынувшей у него изо рта, у Саши невольно пробежал холодок по позвоночнику.
Выражение лица креола в этот момент трудно поддавалось описанию - злоба, удивление, растерянность, - вся эта чудовищная какофония чувств отразилась на его начавшем стремительно бледнеть смуглом лице. Потом он упал на спину и пронзившее его насквозь лезвие мачете, воткнулось в мягкую почву.
Саша инстинктивно зажимая ладонью рану, медленно осел на землю.