На город сыпался надоедливый дождь. Дождь прогнал немногих прохожих и очистил улицы от извечной вони. Крупные капли барабанили по плечам и противными струйками стекали за шиворот. Боаджун стоял в подворотне, сжимая в руке тяжелый холодный пистолет. Тёмный плащ намок от воды и висел неопрятными складками. Мокрые темные волосы прилипали ко лбу противной массой, холод стекал с них по бледному заострившемуся лицу. Боаджун не мог отступить, не мог снова войти в свою крошечную комнату за обшарпанной дверью на этаже, заваленном отбросами. Не мог больше слушать пьяных криков соседей далеко за полночь. Не мог встретить голодный, полный отчаяния взгляд Мэйлин. Не сегодня, не опять. Пожалуйста, предки, не снова.
Сегодня всё изменится. Сегодня он наконец вырвется из этого поганого болота. Сегодня ему выпадет счастливый билет. Одно движение пальца и его вынесет волной удачи на самый верх. Боаджун сможет никогда больше не пересчитывать банки с концентратами под кроватью. Больше не надо будет унижаться, выпрашивая крохи со стола сильных. Боаджун сам станет сильным. Он улыбнулся, но только про себя, мышцы лица одервенели от холода и сдерживаемого напряжения.
Сквозь шум дождя всё явственнее слышалось гудение моторов и вот наконец в дальнем конце улицы показался угольно черный родстер. Над блестящим капотом парила мелкая водяная пыль. Дождь лил как из ведра и родстер еле плелся, опасаясь столкнутся со случайным мусорным баком, который ленивый мусорщик забыл закрепить в подворотне. Тёмные стекла не позволяли видеть кто сидит в машине. Но Боаджун и так знал. В машине сидел его пропуск из этого ада.
Родстер наконец поравнялся с Боаджуном и тот решительно поднял пистолет и сделал шаг вперед.
***
- Мой ассасис убивает твоего лаобаня! Пиу-пиу-пиу!
- Вот и нет! У лаобаня силовое поле в машине!
- А вот и да! У ассасиса супер-пистолет пробивает силове поле!
- Какой ещё супер пистолет?! У твоего ассасиса самый обычный пистолет!!!
- Супер-пистолет!!!
- Обычный!!!
- Ребята, мультики начинаются!
Мальчишки убежали на кухню, так и оставив угольно-черную машинку и человечка с пистолетом в вытянутой руке валяться посреди разбросанных кубиков.
Встреча в библиотеке
Умирающая звезда бросала теплые лучи в стеклянное окно на потолке, оставляя на полу переливающиеся узоры. Полки, тянущиеся во все стороны насколько хватало глаз заставлены книгами, дисками и мнемокристаллами. Нигде ни пылинки, да и откуда взяться пыли в стерильной атмосфере полого планетоида? Глубоко под полом гудели машины, очищая и обновляя воздух, поглощая и выделяя тепло.
Хвааган шел по проходу между полок, в руках у него ящик, в ящике несколько книг, да пара мнемокристаллов. Его одолевала меланхоличная мечтательность - здесь, за миллион лет до конца мировой линии этой вселенной он наконец сможет отдохнуть в одиночестве и спокойствии. Сотни лет собирал он свою коллекцию величайших произведений всех времён, черпая энергию догорающего солнца для того чтобы стрелой запускать себя в прошлое. Теперь звезда догорала и у него осталось одно, ну может быть два путешествия в паутину мировых линий.
Хвааган был доволен - в этой последней вылазке ему удалось достать редкие произведения - книги, картины, сенсории, мелодии послужат отличным завершением его коллекции. Наконец его труд закончен и он с полным правом может насладиться его плодами.
Хвааган добрался до просторного стола, расположенного прямо под центром огромного потолочного окна. За столом стояло большое кресло-кровать. На таком кресле можно было нежится десятилетиями, не ощущая усталости. С боков кресла виднелись дверцы, по мысленной команде выпускающие обслуживающих киберов, а окно в потолке меняло свою прозрачность, подстраиваясь под особенности восприятия сидящего в кресле.
В общем Хвааган устроился с комфортом. Он поставил коробку на стол и собрался было усесться в кресло, как его внимание привлекло движение между полками. Хвааган помедлил и настороженно повернулся. Никого не должно было быть в конце этой мировой линии, не зря же он тщательно маскировал и путал следы своей темпоральной машины!
Однако в тени полки стоял человек. Был он такого же примерно роста как Хвааган, и одет в такой же синий комбинезон. Увидев, что его заметили человек выступил на свет и когда лучи угасающего солнца упали на его лицо Хвааган невольно вздрогнул. На него смотрело его собственное отражение, точнее не совсем отражение, человек был явно старше, лицо его покрывали пятна и морщины, а волосы были практически седыми. Однако самым большим отличием была отсутствующая кисть левой руки и грубый уродливый шрам через всё лицо.
- Кто вы? - спросил Хвааган.
Человек криво усмехнулся.
- А ты не узнал? Я - это ты.
- Но, зачем вы здесь? Для чего тратить энергию звезды ради глупых парадоксов?
- От тебя, из всех людей, я ожидал понимания. Напомни, зачем ты здесь?
- Потому что, потому что меня постоянно отвлекают, у меня нет и секунды для того чтобы просто занятся тем что я люблю!
- Именно поэтому ты и сбежал сюда и приготовил уютное гнездышко.
- Да - подтвердил Хвааган, - здесь не будет никого кто бы мог меня раздражать!
- Вот в этом ты ошибся, но не переживай, даже я не сразу это понял. Каждый раз, когда ты возвращался в прошлое, информация о тебе дублировалась, а информация не исчезает просто так и сейчас когда мировая линия близится к своему концу все твои отражения начинают скапливаться у её конца и возвращаться к своему первоисточнику.
Человек ткнул пальцем в сторону Хваагана. Тот испуганно оглянулся и увидел, или его воспаленному воображению показалось что он увидел сотни шевелящихся теней между бесконечными поками. Хваагана пробил холодный пот.
- Успокойся, - невозмутимо продолжил человек - Я знаю как это остановить.
Человек опять криво усмехнулся и сделал шаг вперед. Хвааган с ужасом увидел в его руке длинный нож, покрытый тёмными пятнами засохшей крови.
Любимая песня
Песня началась когда Антон объезжал Калугу. За окном на скорости в сто километров в час проносились весенние леса, едва одевшиеся листвой. Из динамиков бойко бубнили ведущие, неумело и глупо пытаясь шутить. Безымянные певички без голоса сипели свои хиты, бесконечные рэперы читали речитатив за речитативом. Монотонность убаюкивала, но сон испарился как только Антон услышал Песню. Это была песня его молодости, непонятно как просочившаяся среди бесконечность современных бездарностей в радиоэфир. Несложная песня под гитару, которую пели вместе у костра, пропитываясь запахом дыма, песня безымянного исполнителя, которую слышишь в одной компании и сам поешь в другой. В свои сорок с хвостиком Антон забыл почти все такие песни, но эта ему запомнилась, её он пел первый раз отправившись в лес, повесив тяжелые ботинки на шею, с плохо подогнаным рюкзаком за плечами, с саперной лопаткой завернутой в спальник. Антон почуствовал тепло давно, больше двадцати лет назад, ушедшего лета, потрескивание углей в костре в тот тёплый вечер.
Впрочем через три минуты песня закончилась, сменившись каким то пошлым номером современного комедианта, который кривлялся по всякому, пытаясь выдавить постановочные смешки из невидимой публики. Рот Антона сам по себе скривился и он выключил радио. Некоторое время Антон ехал в тишине, но песня не отпускала, вновь и вновь повторяясь в голове. Антон бросил взгляд на лес за окном и сам для себя неожиданно сбросил скорость и свернул на еле заметный съезд. Грунтовая дорога привела его прямо в лес. Метров через сто Антон остановился и вышел из машины. Начищенные ботинки тут же испачкались в грязи, но ему было всё равно. Лес был такой же, казалось он нисколько не изменился за два долгих десятилетия. Запах нагретой солнцем весенней листвы и уходящей зимней сырости ударил в нос. Солнце пригревало, но не пекло. Антон вздохнул полной грудью, казалось даже зрение стало резче, выхватывая новые и новые узоры в бесконечной пряже травы, веток и листьев.
Антон сошел с дороги и углубился в лес. Некоторое время он шел не обращая внимания на то что кусты рвут и царапают его прекрасный костюм, Антон просто наслаждался каждым мгновением звонкого и прозрачного весеннего леса. А потом он почувствовал запах дыма и услышал за деревьями расстроенное треньканье гитары. Вскоре Антон вышел на небольшую полянку, в центре, обложенный камнями, горел костерок, около него пристроилось большое бревно, а в углу полянки ютилась маленькая легкая палатка. На бревне сидела девушка лет двадцати, длинные светлые волосы её были прихвачены цветастым хайратником. В руках у неё была видавшая виды гитара, на ногах грязные по колено ботинки с высоким берцем, а поверху была надета истертая косуха. Девушка играла ту самую песню, которую Антон слышал по радио, правда при виде его явления из чащи она испуганно вскинулась и отложила гитару. Впрочем и Антон сразу застыл, он не знал этой девушки, но знал подобных ей, там, тем летом, много лет тому назад. То же худощавое лицо, те же светящиеся безумной искоркой глаза, искоркой что заставляла их тащить тяжелые рюкзаки в лес, в грязь, в любую погоду.
Её звали Атариэль, Антона тоже раньше знали как то так, как эльфа, а может и короля, но теперь он уже не мог вспомнить и представился просто "Антон". Они спели вместе пару старых песен, которые Антон чудесным образом вспомнил, а одну даже худо-бедно сыграл на расстроенной гитаре. В котелке нашелся глинтвейн и ранний весенний вечер наступил как то особенно незаметно. Антон и Атариэль танцевали под звёздами и он вдыхал запах костра и яблок и корицы, которыми были пропитаны её волосы, а она положила голову ему на грудь и будто перенесла его в прошлое, в жаркую ночь, в дождь стучащий по крыше палатки, в тесный спальник на двоих.
Когда совсем стемнело, Атариэль первая вошла в палатку и Антон последовал за ней. Ему показалось что он суслышал шорох перьев гигантской птицы, когда Атариэль протискивалась в узкий проход. Ещё пьяный от выпитого глинтвейна и её запаха, пропитавшего палатку, Антон пошарил в темноте и почуствовал как будто птичьи когти впились ему в руку. Он закричал и попытался вырваться, но что то держало его крепко. В отчаянии он поднял голову и увидел прямо перед своим лицом два ярких птичьих глаза, блестевших в темноте, а ниже пасть полную острых как иглы зубов. Тогда он опять закричал.
***
Василий услышал Песню проезжая сто пятьдесят шестой километр Киевского шоссе. Удивительным образом песня его детства попала на радио. Он и не знал что её всё ещё крутят. Ох сколько веселых деньков (и ночей) провели они на рыбалке с корешами, под хрипение заезженного магнитофона, под шипение сочного шашлыка над углями... Василий бросил взгляд на лес, проносившийся за окном на скорости больше ста километров в час и сбавил скорость...
Запись на салфетке, сделанная дрожащей рукой.
Глаза не хотели открываться. По внутренним часам было уже больше десяти, но тело требовало, кричало об отдыхе. Глаза нехотя разлепились и уставились в ярко белый потолок, залитый солнечным светом.
Девушка тяжело села на кровати, пытаясь отчаяным усилием разогнать сон. Небольшой яркий квадратик бумаги на туалетном столике привлёк её внимание.
"Меня зовут Сандра"
"Странно" - подумала Сандра. Квадратик был надежно приклеен двумя полосками скотча. Сандра огляделась по сторонам и увидела желтый блокнот, который лежал на краю обеденного стола. Квартира оказалась студией, кровать, точнее разложенный диван, приютился в одном углу, а всю противоположную сторону занимала кухня со следами нездорового питания. В раковине громоздилась грязная посуда, а под столом стояла бутылка из под шампанского и несколько коробок из под пиццы.
Сандра встала с кровати и взяла в руки желтый блокнот. Он выглядел зачитанным до дыр. Девушка наугад раскрыла его посередине, не до конца уверенная что думать. В блокноте были перечислены какие то события с датами. Ничего знакомого. Сандра перелистала блокнот на первую страницу.
"Привет! Меня зовут Сандра и я страдаю провалами в памяти. В этом дневнике я записываю всё что со мной произошло..."
Сандра некоторое время отстраненно читала. Написанное её удивило, она попыталась вспомнить что же произошло с ней вчера, но не смогла. Девушка пролистала дневник до конца. Последняя запись была датирована шестнадцатым октября. "Никакого смысла". Сандра поискала глазами и увидела на стене календарь, показывающий восемнадцатое февраля. Она подошла к окну и увидела крупные мягкие снежинки, падающие с серого неба. За завесой снега виднелись серые коробки незнакомого города. По улице под окнами время от времени проезжали машины, шурша по тонкому слою свежевыпавшего снега.
В холодильнике нашлись остатки пиццы. Позавтракав, девушка приняла душ и оделась в джинсы и блузку которые нашла под кроватью. Волосы у Сандры оказались темными, подстриженными довольно коротко, а глаза зелёными. В заднем кармане джинсов нашелся телефон и смятая салфетка, на которой неразборчивым почерком было написано "позвони Паулю ASAP" и номер. Сандра пролистала дневник, но не обнаружила никакого Пауля. Наверное она встретила его где то между октябрем и февралём. "Что ж", - подумала Сандра, - "Телефонный звонок не может повредить"
- Привет Сандра! - мужской голос в трубке не был ей знаком, но девушка мало-помалу привыкала к своему странному положению. - Прости, мне сейчас не удобно говорить, я на работе. Заеду к тебе вечером, как договаривались, окей?
- Окей... - ответила Сандра, едва она договорила последний звук, в трубке послышались короткие гудки. Сандра полистала список вызовов, но кроме номера Пауля больше никаких номеров не было. Список контактов тоже был пуст.
Сандра вздохнула и выбросив коробки из-под пиццы принялась мыть посуду.
Пауль приехал без пятнадцати шесть. Круглолицый, румяный мужчина тридцати с небольшим лет улыбаясь стоял в дверях.
- Сандра, любовь моя! Я так скучал, так скучал! - Пауль распахнул руки для объятий. Сандра нехотя подошла к нему. Пауль заключил её в объятия и поцеловал в губы. - Ну что же ты? Это я, твой Паулито! Ты конечно не помнишь из-за этой своей мнемо... мемо... в общем этих твоих провалов, но мы с тобой встречаемся уже два месяца, и сегодня у нас юбилей!
С этими словами Пауль движением фокусника достал бутылку шампанского и поставил на стол.
Так же у него с собой оказалась пицца. Они поужинали и завалились на кровать смотреть очередную серию какого то сериала про рыцарей и драконов. Сандра не могла вспомнить, кто все эти люди на экране, а вот Пауль восторженно охал и смотрел не отрываясь. Где то на середине он принялся по хозяйски её лапать. Сандра не испытывала никакого желания, но Пауль настойчиво слюнявил её шею и пытался стянуть джинсы. Наконец, вяло посопротивлявшись, Сандра позволила себя раздеть.
В семь утра прозвенел будильник и сразу смолк, выключенный отточеным движением. Пауль встал с кровати и тихо оделся. Убедившись, что Сандра крепко спит, отвернувшись к стене, он пошуршал в коробке из под пиццы и вытащил чистую салфетку. Что-то быстро начеркав дрожащей рукой, он сунул салфетку в карман джинсов, валяющихся на полу и неслышно выскользнул из квартиры.
Вкус дыма
- Думаете любой дым на вкус одинаковый? Этот щенок Тульте вам так и расскажет. Мол старый Уныр будет вам байки травить... А я буду!
Уныр взмахнул каменным наконечником, который вытачивал последний час, в сторону дымящего очага. Седые волосы спадали ему на глаза, но движения старых узловатых рук были точны как прежде. Молодые охотники, сидящие на шкурах с другой стороны перешептывались и посмеивались. Не то, чтобы они открыто выказывали неуважение, все таки Уныр был ещё крепок и оставался охотником, а не перешел в жилье женщин и стариков, но все же его слова не вызывали уже того трепета, к которому Уныр привык. От этого он злился и только больше нервничал. А охотники всегда могут почувствовать что ты нервничаешь, в конце концов иименно это и есть основное их занятие - чувствовать когда добыча готова сдаться.
Полог откинулся и в жилище вошел Тульте. Высокий, черные волосы убраны со лба. Крепкие мускулы блестят в красноватом свете очага. Он уверенно поприветствовал охотников и сел напротив Уныра. На губах его была слегка презрительная усмешка.
- Ну-ну, старик, расскажи нам, как ты ловил грязноногих.
Охотники засмеялись, все они конечно знали историю про то как Уныр с отрядом охотников два дня выслеживал грязноногих в холмах, а они в это время обошли его и забрали всю добычу из силков.
Тульте с довольным видом оглянулся на охотников. Уныр лишь злобно что то пробормотал и угрюмо замолчал.
Под утро на стоянке сгустился туман. Охотники, проснувшиеся до рассвета, один за другим поднимались и собирали нехитрые пожитки - пара кремней, губки, кожаные шнуры да костяные иглы и у каждого по крепкому копью с надежным наконечником. Один за другим люди исчезали на тропе уходящей к Большой реке. Уныр и Тульте как всегда шли последними - самый опытный и самый сильный охотники. Тульте безмятежно улыбался, полный молодой силы, каждое движение было для него игрой. Уныр двигался более расчетливо, экономно, бережливо.
Вскоре охотники напали на след крупного зверя. Молодой Тарав крадучись появился из тумана и, уважительно кивнув Уныру, обратился к Тульте:
- Ниже по течению Большой реки много следов, звери ушли в ближайшую рощу и там мы их потеряли.
- Грязноногие?
- Не видно, но Амт видел дымы за холмами.
- Отлично, я возьму Амта и Кенка, мы пойдем прямо на рощу и затаимся, а вы с Уныром обойдите со стороны холмов и пошумите как следует, но не поднимайтесь высоко!
Солнце выползало из-за холмов за спиной, вдалеке его лучи блестели на бескрайней блестящей поверхности Большой реки. Уныр и Тарав тащились вдоль тощих деревьев и больших обломков скал, которые усеивали подножия холмов. Уныр даже и не собирался крутить трещетку и Тараву приходилось отдуваться за двоих. Если охота сорвётся - ему не сдобровать, а с Уныра всё как с гуся вода. Тарав недовольно хмыкнул и опять раскрутил трещетку.
Местность понижалась, трава была все гуще и деревья росли плотнее, но Тарав по прежнему не видел следов. Уныр же не останавливался и не приглядывался, но время от времени поправлял их маршрут. Непонятно, то ли он знал куда идти, то ли ему было все равно.
Уныр вдруг резко остановился и сделал знак Тараву затихнуть. Тот мигом остановил трещетку и подкрался к Уныру, присевшему за большим камнем.
- Там, смотри!
Тарав посмотрел на чистое небо и увидел едва заметную струйку дыма.
- Грязноногие...
Уныр согласно кивнул.
- Это их дым, он на вкус как тонкие деревья из холмов. Они несут с собой вязанки хвороста, чтобы мы не нашли их по сломанным веткам.
- Нам надо предупредить Тульте!
- Тульте не дурак, он заметит их...
Уныр прервался, услышав далеко впереди приглушенные крики.
Ветки кустарников хлестали Тарава по лодыжкам, но он не замедлялся. Уныр тоже не отставал, даже дыхание его оставалось легким и размеренным. Крики приближались и вскоре охотники вывалились на небольшую поляну, на которой с победным видом стоял Кенк. Амт наклонившись до самой земли что то выискивал в траве, а у их ног распростерся мертвый грязноногий.
- Здорово мы им задали! - прогрохотал Кенк. - Смотри Уныр, мы как выскочим, а они как побежали!
- Подожди, - прервал его Уныр, - а где Тульте?
- Он... он шел впереди нас - неуверено ответил Кенк, - хотел обойти поляну слева, мы потеряли его за кустами...
Амт выпрямился и подошел к ним.
- Здесь был еще один кроме того что мы убили и того что убежал. - сказал он.
Тульте лежал в кустах, на плече его зияла была широкая рана, а сам он был бледен как меловой камень. Кенк растеряно стоял опустив руки, Тарав тоже застыл неподалеку, а Амт переминался с ноги на ногу.
- Быстро! - сказал Уныр, - Кенк! принеси воды от реки, Амт - ты займись костром, а ты Тарав принеси дров, где то должны остаться ветки тонких деревьев, которые принесли грязноногие!
Сам Уныр присел рядом с Тульте и стал осматривать его рану.
- Старик... - процедил тот, когда остальные ушли - Ты ловко придумал, мне конец, а ты еще долго будешь главой охотников... Не тяни, прикончи меня.
- Ты глупец - ответил Уныр, - Поживи с моё и ты узнаешь что все эти игры ничего не стоят. Люди приходят и уходят, но племя живет. Ему все равно кто старше, а кто главнее. Если племя погибнет - мы все погибнем. Поэтому пусть сегодняшний день послужит тебе уроком, когда надо поступать правильно!
Уныр нагрел свой каменный нож на огне и приложил прямо к открытой ране на плече Тульте. Тот закричал, а Уныр полной грудью вздохул дымок, поднимающийся от жарящегося мяса и сказал:
- Яд. Грязноногие шли убивать. Если бы не ты, они бы напали на стоянку племени.
Тульте и так смертельно бледный побледнел еще больше.
- Ничего, тебе повезло, что я знаю вкус любого дыма и знаю этот яд. Я могу заговорить его так, что на следующее утро ты будешь здоров. Выпей воды и спи!
Ночь прошла спокойно, хотя охотники и не ложились спать, опасаясь возвращения грязноногих. На следующее утро Амт и Тарав смастерили носилки для Тульте. Он выглядел гораздо лучше и даже поел немного сушеного мяса и корней. От его былой заносчивости не осталось и следа. Охотники с новообретенным уважением смотрели на Уныра. А он лишь хитро улыбался и щурился, глядя на восходящее солнце.
Коллекционирование
Эрнест подсел ко мне за стол пока я неторопливо допивал свое кофе. Жёлтый тёплый свет заливал помещение ресторана, в который я каждое утро заскакивал по пути на работу. Утро выдалось жарким, уровень излучения был чуть завышен, но в пределах желтого пояса. Настроение у меня было прекрасное, конечно, после двух то вкуснейших круассанов с комбирыбой!
Эрнест подсел ко мне за стол. Был он невысок, голова как картошка, редкие седые волосы обрамляли ярко блестящую лысину. Светлый пиджак был перетянут ремнем заплечной сумки, а воротник рубашки был небрежно расстёгнут. Небрежными были и его густые усы, полностью скрывавшие верхнюю губу и выплескивающиеся по краям тонкого носа. Сбоку головы была прикреплена какая то подозрительная черная коробочка. "Нелицензированная" - подумал я и оказался прав. Но, обо всем по порядку.
Сначала я просканировал его, заподозрив в нем обычного попрошайку, но сканер показал достаточно средний социальный рейтинг и отсутствие значимых штрафов.
- Добрый день, меня зовут Эрнест - представился Эрнест.
- Мхм - кивнул я в ответ, делая вид что рот мой занят кофе.
- Вас мне порекомендовала наша общая подруга Зульфар.
- Мхм - продолжил я, - очень приятно.
На самом деле мне не было приятно, а было нетерпеливо и уже немного сердито, опаздывать на работу в такой день совершенно не хотелось. Вы же знаете моего начальника, целый день будет потом искать к чему бы прицепиться, а это здорово портит настроение.
- Зульфар сказала что вы коллекционируете дверные ручки, а мне ещё не встречался столь интересный экзем... простите, человек. - Эрнест немного замялся, но я просто выжидающе смотрел на него и он продолжил - Понимаете, я в некотором роде ваш коллега, тоже коллекционер, только я коллекционирую людей!
Эрнест мило улыбнулся, но что то мне стало не по себе от его улыбки.
- Вот этой нелицензированной штукой? - спросил я, указывая на черную коробку рядом с его головой.
- Ну.. и да и нет. Вы не беспокойтесь, вам ничего не угрожает! - быстро затараторил Эрнест, видя что я поставил кружку на стол и собрался уходить - Понимаете, каждый коллекционер уникален, ну, то есть не совсем уникален, но есть в человеке некая патология, которая заставляет его собирать вещи, которые он не сможет использовать...
- Вы что, назвали меня больным?
- Нет, нет! Просто неудачно выразился, это не... патология, а больше эволюционная особенность. - Эрнест говорил очень осторожно. - Понимаете, есть глубинная причина, причем для каждого вида собираемых объектов своя. И...
- И вам не встречался коллекционер дверных ручек?
- Ну да.
- Хотите посмотреть мою коллекцию?
- Нет, нет, спасибо! Мне достаточно извлечь вашу психокарту...
- Собираетесь просветить меня вот этим? - я снова указал на коробку.
- Ну, в общем, да. Это безопасно и не займет много времени, прибор просто изучит образы вашей коллекции у вас в голове и построит регрессию...
- И прибор не лицензирован.
- Да, но... Ну что вы все об этом?! - Эрнест начал немножко сердится, но я уже давно немножко сердился и проигнорировал это. Кроме того мне уже было интересно, какая у меня там эта... психокарта.
- Ладно, проехали, запускайте свою машину.
Эрнест расплылся в улыбке:
- Спасибо! Обещаю, вы не пожалеете, это будет удивительный прорыв в исследовании, а то мне все попадаются бабочки, да ручки....
Он приложил руку к прибору и тот еле слышно загудел. Я невольно дернулся, хотя ничего не почувствовал, но вы должны меня простить, не каждый день у тебя извлекают... регрессию! Через долю секунды гудение смолкло и Эрнест проговорил:
- Ну вот и всё! - и уже сам себе - Прекрасно, отлично! А если так...
Видно было что он просматривает что-то в нелинке. Я выжидательно кашлянул. Эрнест тут же вернулся в реальность.
- Простите, простите, результаты уж очень воодушевляющие! Надо будет прогнать их через машину, но... - он вскочил и принялся жать мне руку, о чем я его не просил, прошу вас заметить!
- Да не за что - ответил я, и тут мне пришла в голову отличная, ну это я тогда подумал что отличная, мысль - А что, - сказал я, - скажите Эрнест, а вы не излекали у себя эту самую... ну как её, в общем не просвечивали себя? Вы же тоже коллекционер.
- Да? - удивился Эрнест и задумался, - вы знаете, вы правы! Удивительно!
Он хлопнул себя по лбу и рассмеялся:
- Как это я сам не додумался, Зульфар была права, вы - удивительная находка!
- Ну что вы, ну что вы, знаете, такое бывает - глаз замыливается когда непрерывно что то делаешь одно и нужен взгляд со стороны!
- Верно, верно! - воодушевление Эрнеста уже перестало мне нравится, но что поделать, такой уж я воодушевляющий.
- А знаете что? - неожиданно сказал Эрнест. - Давайте я прямо при вас просканирую себя, это будет как минимум честно по отношению к вашему вкладу!
Не дожидаясь ответа, он вскинул руку и коробочка ожидаемо загудела. В этот раз она гудела гораздо дольше.
- Хм, странно... - сказал Эрнест, - наверное интерфейсы подвисли, надо их перезагрузить...
Тут коробочка издала пронзительный писк и взорвалась! Не сойти мне с этого места! Кусочки мозга разлетелись по всему столу и испортили еще вполне крепкий пиджак, а один зуб поставил мне царапину прямо на лбу! Надо ли говорить что на работу я опоздал и начальник весь день поедал меня поедом? Вот что бывает если пользуешься чем то без лицензии!
Прыгай и пари.
Рассекаемый воздух монотонно гудел. Воздух ли это был? Баску было всё равно, его волновала только температура и плотность. Баск был лучшим пилотом глайдера в своей роте, поговаривали что и лучшим в полку. Не удивительно - с самого детства он с восхищением наблюдал за птицами, легко рассекающими прозрачную голубизну. Потом был авиамодельный кружок, бесконечные змеи, планеры с тонкими, прозрачными будто у стрекоз крыльями. А потом он сам полетел в первый раз, без инструктора. Тот лишь усмехнувшись потрепал Баска по плечу и напутствовал "Прыгай! И пари!". И Баск прыгнул. Говорят первый раз всегда страшно, но никто не рассказывает что страшно и второй и каждый следующий раз. Страшно. Со скрежетом планер отделяется от носителя и начинает рыскать в возмущенном воздухе, как сбившаяся с дороги птица. Но потом ты встаешь на крыло и ветер ровно гудит и облака расходятся, а внизу - ярко зеленая земля и блестящие ленты рек. Дух захватывает. И все равно немного страшно.
Баск упорно летал и как это часто бывает - не смог вовремя остановиться. Не остановила его ни сломанная при неудачном приземлении рука, ни оторвавшееся прямо в полете крыло, хорошо высота была невелика. И его страсть к полетам, а главное его упорство в желании летать выше и быстрее остальных сыграли с ним злую шутку.
Когда пришло время отправляться на Новую Эритрею, Баска приписали к роте господаря Владислава, того самого, что с горсткой храбрецов оборонял подбитый "Бузэу". А Баск был просто Баск, он просто хотел летать и не был каким то особенным храбрецом.
Гудение воздуха в крыльях немного изменилось и Баск открыл глаза. Господарь молчал, предоставив Баску принимать решение. Штурмовики, шедшие впереди и собравшие своими мощными щитами практически весь огонь ПВО аборигенов, разошлись в стороны и вышли из пике, открыв бесконечное море травы - жесткой как колючая проволока и не менее прочной.
Баск быстро выровнял глайдер и скорость упала. До точки сброса оставалось не более полукилометра. Другие глайдеры вышли из пике чуть раньше и немного отстали. Плохо. Баск чуть сбросил скорость, чтобы остальная рота могла его догнать и тут же корпус сотрясся от нескольких попаданий из ручного оружия. Не так уж и плохо. Зону самого плотного огня они проскочили и лучше получить несколько дырок, чем высадить господаря в отрыве от других десантников.
Баск парил над плотной травой и лицо его в обращенной книзу кабине обжигал исходящий от травы жар. Баск снижался и видел быстро мелькающие блестящие лезвия уже практически у своего лица. Не хотел бы он оказаться здесь без своего глайдера.
Еще пара метров и корпус с хрустом врезался в заросли травы. Стебли пытались пружинить, но скорость была слишком велика и они разлетались веером бешенно крутящихся осколков, ярко сверкавших на солнце. Пять... четыре... Баск считал про себя, пока снаружи раздавался бешенный скрежет и редкие удары посильнее, когда глайдер сбивал более толстые побеги.
Наконец он чуть приподнял нос и выбросил тормоза, глайдер почти сразу остановился. Баск смахнул пот со лба и взглянул на тактический дисплей. Крестик его глайдера точнехонько накрывал метку цели. Остальные приземлились не так хорошо, но все равно - разброс мог бы быть гораздо больше.
Господарь вместе со своей ротой скрылся в чаще. Местное солнце припекало и дышать в глайдере становилось все тяжелее. Баск обливался потом в своей подвеске. Через час он решил что с него хватит, тем более анализаторы горели зелеными огнями. Баск откинул низ фонаря и выскользнул на землю. Воздух тут был попрохладнее, кроме того постоянно ощущался небольшой ветерок, приятно холодивший плечи и шею.
Баск вытащил винтовку и присел рядом с глайдером. Рота десантников хранила строгое радиомолчание, поэтому пилотам оставалось только ждать.
Через полчаса Баск заметил аборигена, тот брел среди перепутанных стеблей травы и что то с ним было не так. Обычно аборигены двигались плавно, перетекая из положения в положения, а этот как будто... хромал? Конечно у него не было ног, но впечатление было полное. Кроме того левая половина его тела была обожжена и покрыта темной потрескавшейся коркой. Оружия не было видно, но Баск все же поднял винтовку. Абориген встал в тени толстого стебля, который Баск сломал при посадке. Наконец он тоже заметил Баска. Повернувшись к нему он проскрипел: "Пфрыгай? И пфааари...". Баск моргнул, на секунду потеряв прицел. Абориген более уверенно проговорил голосом первого инструктора Баска: "Прыгай! И пари!".
Хлопнул выстрел и голова аборигена отделилась от туловища. Баск не хотел никого убивать, ему просто нравилось летать. И было немного страшно.
Десять тысяч имен
Вишьянишпадиритапентирианнун брезгливо переступила через тело безымянного, валяющееся в придорожной грязи. Как ни крути, а некогда престижный район превращался в захолустный периферийный квартал. Город рос как на дрожжах, пожирая самое себя. Тысячи и тысячи безымянных наводнили некогда свободные улицы. Шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнутся на попрошайку в лохмотьях или кого похуже.
Вишьянишпадиритапентирианнун махнула рукой, отпуская носильщиков. В былые времена, её, одну из десяти тысяч Названых внесли бы прямо в её покои, но сейчас приходилось довольствоваться грязными наёмными паланкинами. Раньше у ворот её встречал вышколенный и вычищенный распорядитель, а сейчас только старая собака со слезящимися глазами, волочившая заднюю лапу. Впрочем женщина не жаловалась, она была уверена что собака сохранит свою верность до конца.
Давно несмазываемые петли заскрежетали и Вишьянишпадиритапентирианнун вошла в заросший дворик. В середине еле слышно журчал фонтан, чаша его была почти до верху забита зеленым илом. Деревья были еще живы, но кору у корней покрывала предательская бело-желтая губка, которую некому было счищать и поливать известью. Женщина откинула плед, закрывавший лицо и скрылась в доме. Хромая собака посмотрела ей вслед и потрусила вдоль забора, вынюхивая свежие помои.
Пол и стены в тёмных комнатах были укрыты прекрасными коврами с вытканными птицами, лошадьми, цветами и сценами из жизни Первых Названных, но в углах уже укоренилась коварная черная плесень. Вишьянишпадиритапентирианнун тяжело опустилась на подушки. Её срок близился, женщина провела рукой по животу и ощутила слабые толчки нового Названного, который терпеливо ждал своего появления на свет.
На улице раздался стук окованных железом колес по мостовой, голоса, шаги. В комнаты вошел Терпсинотриповариштанкемкеаннон, её муж. Плечи его были покрыты белой накидкой, а ожерелье из медных колец звенело при каждом шаге. Терпсинотриповариштанкемкеаннон был немолод, но еще крепок, источенное морщинами лицо выглядело по прежнему мужественно, будто вылепленый талантливым скульптором подбородок был покрыт седоватой щетиной, а темные глаза глубоко сидели по сторонам внушительного острого носа. Губы мужчины были плотно сжаты, так что желваки виднелись под сухой кожей.
Вишьянишпадиритапентирианнун улыбнулась и начала подниматься, но Терпсинотриповариштанкемкеаннон лишь махнул рукой и женщина снова откинулась на подушки. Нельзя было сказать что отношения между супругами были очень уж нежными, но два десятка лет вместе что то да значат, а кроме того Вишьянишпадиритапентирианнун носила их долгожданного ребёнка, поэтому последние месяцы Терпсинотриповариштанкемкеаннон был с ней внимателен и чуток, стараясь предугадать любое желание. Поэтому его сегодняшняя холодность была гораздо более чувствительна.
- Что случилось? - женщина настороженно смотрела на мужа расширившимися глазами.
- Они сомневаются что ребенок мой... - Терпсинотриповариштанкемкеаннон искоса посмотрел на жену. - После стольких лет... Известие о твоей беременности изрядно их всполошило.
Вишьянишпадиритапентирианнун побледнела.
- Не думаешь ли и ты...
- Нет! - перебил её муж, - Конечно нет.
Он взял её лицо в свои ладони и поцеловал.
- Я верю тебе больше чем себе, но Паррацетивасанакомсигизаннон, этот проклятый червяк нашептал Названным что видел тебя с молодым безымянным. Как будто можно выйти на рынок в нашем районе и не столкнуться с десятком. Эти паразиты только с крыш нам на головы не падают!
- И.. что же это? Они не будут признавать ребенка?
- Они будут вести расследование, но я уверен что презренный червь Паррацетивасанакомсигизаннон заведет его в тупик и... - горло Терпсинотриповариштанкемкеаннона перехватило.
- Они не дадут ему имени?!
Мужчина просто уронил голову на руки и замолчал.
Вишьянишпадиритапентирианнун отпустила носильщиков около прекрасной виллы. До срока оставалось совсем немного и живот у неё так вырос, что ей приходилось идти, переваливаясь с боку на бок, а ноги раздулись и непрерывно болели. Зелёные ветви деревьев торчали над заборам и птицы пели, перелетая с ветки на ветку. Двое безымянных, одетых в дорогие шелка растворили черные ворота, усыпанные кованными узорами.
- Пойми, Вишьянишпадиритапентирианнун, я бы очень хотел помочь тебе, но тут замешаны большие люди и большие деньги. Паррацетивасанакомсигизаннон заручился поддержкой богатейших безымянных и я слышал что он хочет выдавать им имена за огромные пожертвования.
- Что?!
- Не кипятись, не кипятись... Времена меняются, ты сама знаешь, Названные больше не имеют такой власти как раньше, нам нужна поддержка иначе мы всё потеряем.
- Но как же мой ребенок? Вы хотите продать его имя какому то толстосуму-безымянному?!
Мужчина за столом развёл руками и Вишьянишпадиритапентирианнун будто в первый раз увидела его - одетого по последней моде, в самые редкие ткани, сидящего на шелковых подушках за писчим столиком дорогого полированного дерева.
- Кре... ты теперь безымянный для меня! Не смей приближаться на лигу к моему дому!
- Оставь злость Вишьянишпадиритапентирианнун, каждый из нас вертится как может! Что поделать, твоему ребенку просто не повезло родиться в такое время. Может следующему повезёт.
Вишьянишпадиритапентирианнун резко встала, так что колени протестующе вскрикнули, но её как будто распирала гневная сила. Она бросила чашку с недопитым чаем прямо в лицо собеседнику и гордо подняв голову пошла прочь.
После тридцати дней засухи наконец полил дождь. Поздно вечером в заднюю дверь дома Терпсинотриповариштанкемкеаннона раздался нерешительный стук. Сам Терпсинотриповариштанкемкеаннон зажег лампу и спустился открыть. На пороге стояла безымянная в черном платке, сжимая в руках сверток. Терпсинотриповариштанкемкеаннон бережно взял его в руки, затем откинул черный платок с лица безымянной и в последний раз поцеловал мокрое лицо бывшей жены. Слезы катились по её щекам вместе с каплями дождя и между всхлипами она только и смогла произнести:
- Его... зовут... Вишьянишпадиритапентирианнон - "рожденный в дождь после засухи"...
Стук дождя по зонту
Тук-тук-тук. Это дождь. Поскорей открывай,
Зонт сложи и подставь под потоки лицо,
Все что гложет тебя - отпускай, забывай,
Наша жизнь это просто дрянное кинцо.
Нет богов здесь, героев, и дьявола нет,
Мириады лишь капель звенящих в тиши,
Лишь набрякшие тучи и призрачный свет,
Гром моторов гигантских небесных машин.
Это дождь, шум в ушах от зари до зари,
Затворись наконец у себя в голове,
Тени молний мелькают у края земли,
Свет последних недель на пожухшей траве.
Выходи наконец, дождь не будет терпеть,
До скончанья веков, до начала конца,
Он пройдет, омывая небесную твердь,
И воздетую к космосу каплю лица.
Тук-тук-тук. Это дождь... Выходи поиграть...
Ты как будто не слышишь? Я знаю ты там!
Только зубы покрепче сжимаешь опять,
Отражая дождя неумолчный таран.
Тук-тук-тук...
Американский винтаж
Голова у меня опять болела. Так же как в тот день когда упали бомбы. Конечно я не видел как они падали, но прекрасно слышал отдаленные глухие удары, от которых бетонные стены бункера ходили ходуном. Место я выбрал хорошее и хотя одна бомба упала так близко, что жестяные банки посыпались со стеллажей, все обошлось.
"Надеюсь, что русские тоже любят своих детей" пел старина Стинг, но его надежды не оправдались. Не оправдались и надежды ястребов из пентагона которые разворовали миллиарды долларов угроханных на противоракетную оборону. Да, конечно, падали ракеты, а не бомбы, простите мне эту неточность, старого пса не научишь новым трюкам. В пятидесятые нас пугали бомбами, так я и запомнил. И крепко запомнил, в отличии от этой пустоголовой Рэйчел. Никогда она мне не нравилась, но ты же не скажешь своей сестре - "Твоя дочь - пустоголовая пустышка!", не скажешь... Нельзя её винить, детишки в наше время все сидели в своих айфонах, ничего им не вбить было в голову. Слава Господу, все эти дьявольские гаджеты накрылись медным тазом со своими Цукербергами! Посмотрите на мою каптиализацию! Ха-ха-ха, расскажи русской ракете про свою капитализацию!
В общем да, опять голова болела. Я в который раз подошел понаблюдать через перископ за своими детками. Малыш Джонни, уже совсем большой, плескался на берегу реки, а Мила опять мастерила какую-то то ли корзинку, то ли садок для рыбы. Мастерица эта Мила, любо-дорого посмотреть, не то что Рэйчел... Опять я отвлекся, проклятая погода действует. Хотя мне далеко за семдесят вы бы никогда не подумали, а все потому что я правильно питаюсь и тренируюсь каждый день. И проживу еще десятка два, точно, а то и все три...
Сегодня мой день рождения и я открыл одну из банок с бисквитом. Свечек у меня не осталось, да и так сойдет. Я поставил табуреточку около окуляра и принялся жевать мягкий бисквит. Вот сейчас они должны появится. Мои детишки. Вот и Джонни выбежал из зарослей на берег, тащит какую то то-ли крысу, то-ли опоссума, видимо сам поймал. Большой уже Джонни. Милы, моей любимицы, сегодня нет, ну что поделать. Иногда я думаю что неплохо было бы поплескаться с ними в речке, подурачиться кидаясь песком и брызгая водой, как в старые времена, бывало мы с Рэйчел... Ох, что то я опять отвлекся. В общем здорово было бы, но я не знаю как они меня примут. Меня то детишки не знают, хотя мне знакомы с самого начала. Как сейчас помню, лет десять прошло после бомб, не меньше, календарь то я перестал вести, но получается что не меньше десяти... Сел посмотреть в перископ на речку, она русло сменила, сверху сосны, снизу бурьян. И бурьян зашевелился, и выкатился тощенький карапуз Джонни. Ему годика три было тогда наверное, судя по размеру. Поплескался в речке и опять в бурьян. Потом еще его видел. Потом и Милу увидал и старика их Генри и его Генриетту. Всех повидал в общем, всех детишек...