Аннотация: Восьмое стеклышко. Про декаданс, арт-деко и жемчуг.
Хранитель
Амарант вся была муаровая, струящаяся, как шелк, вся в туманах, газовой ткани и дыме дамских сигарет, мундштук для которых чудесно играл новыми бликами в ее ломких пальцах. У Амарант были хрупкие запястья, острые лопатки, кошачье личико и черное каре, и самые длинные прядки легко касались шеи.
Амарант была вся тонкая, гибкая, то ли на змею похожая, то ли на куницу. У ее ног любой художник имел бы право изобразить горы кровоточащих сердец, но зачем, когда художники дерутся за право изобразить ее саму? Амарант была представлена уйме людей со связями, деньгами и липкими взглядами, и Амарант была гейшей высшего света, получавшей бриллианты за налитую чашку английского чая - "Будьте добры с лимоном и без сахара, голубушка".
Амарант была безродной, безмужней, бездетной, и эти повторяющиеся "без" свивались вокруг ее изящной головки с подколотыми волосами терновым венком. Утешить ее стремились многие, самым простым и логичным способом: дать род, мужа, детей. В свои неизвестно сколько лет Амарант улыбалась и тихим мурлыкающим голосом отказывалась.
Амарант не была любима никем, потому что мужчинам не нужна была женщина, не желающая принадлежать, а женщинам не нужна была дама, вслед которой сворачивают головы. Впрочем, назвать ее монахиней можно было бы лишь с указанием новой религии - религии имени Клеопатры и Марии-Антуанетты. Амарант не блистала на приемах, потому что ее сумрак, тени, полуоттенки не переносили грубого резкого света. С Амарант говорили шепотом.
Амарант носила платья из атласа, органзы, шелка, куталась в шали, обнажала белые руки в витых браслетах и по-детски уязвимые позвонки на прозрачной шее, мягко ступала в расшитых туфельках, увешивала волосы, пальцы, запястья драгоценными камнями. Частью дареными, частью - невесть откуда. Амарант чернила тушью темные глаза и не касалась помадой бледных губ.
Ее обожествляли многие, но Феликс ее не обожествлял. Он знал, что дамы лишь сплетничают, и дело не в косметиках и не духах с тайными ароматами, и по утрам и после ванной Амарант ничуть не менее гипнотическое существо. Он знал, что драгоценные камни лишь заглушают перламутровое сияние ее собственной кожи, что ее глаза ничуть не хуже без слоев теней, и что очертания ее тела ни капли не подкрашиваются летящими тканями. Он иногда думал, что именно поэтому Амарант и с ним, а не кем-то другим - покровительства и обожания ей хватало за порогом апартаментов. А Феликс просто наслаждался переливами теней, когда она потягивалась совсем по-кошачьи на жаккардовой софе. И говорил ей, что не считает ее сверхъестественным существом, что он осознает, что она человек, и что его все это прекрасно устраивает. А Амарант в ответ хрустально смеялась и называла его милым мальчиком и глупым мальчиком.
Ее цвета были синий, фиолетовый и бирюзовый, все темные, густые, чистые оттенки, изредка - черный, который она считала слишком пошлым. Однако единственное украшение, которое она никогда не снимала, было именно черного цвета.
Это был ключ на тонкой цепочке, тяжелый, ажурный, витой. Без единого камешка, резко контрастирующий с белой кожей. Он слишком часто прятался под платьями, за исключением редких случаев декольте, и не снимался даже в ванной - Феликс хорошо помнил черную линию на ее шее, когда Амарант забывала халат и просила принести. Не снимался и на ночь, больно впиваясь в ее тело и оставляя вдавленные следы, которые она по утрам с хмурым взглядом растирала перед зеркалом. Феликс далеко не сразу догадался спросить, что это за ключ, но догадался.
- Ты никогда его не снимаешь, и я ни разу не видел, чтобы ты его использовала.
- Мой мальчик, - засмеялась Амарант. - Веришь ли ты в фей?
И соскользнула с кресла, принесла тяжелый окованный сундучок, открыла его ключом. Рассказала совершенно бредовую историю - что она, мол, полукровка, а это от предков фейские сокровища, и она должна их беречь и хранить надежнее, чем что бы то ни было в этой жизни. И что сундук иначе никак не открыть, а она никому не отдаст ключа - "Даже тебе, милый". Открыла сундук ключом, который тускло брякнул, стукнувшись о металлический уголок.
Тогда Феликс не подумал о том, что цепочка слишком короткая, что не могла она не поднимать сундук до уровня своих ключиц, чтобы открыть. Он думал о том, что содержимое сундука стоит куда больше всего того, что он когда-либо видел на Амарант, куда больше того, что ей когда-либо дарили, куда больше, чем подарят, куда больше, чем стоит она сама.
И он задумал обчистить чудесный сундук. Тем более, на кой черт он Амарант, на которой он почти никогда не видел его сокровищ? Женщина женщиной, да только вот люди встречаются и расстаются, люди стареют, в конце концов, и через десять лет ее красота увянет и потеряет всю свою призрачную ценность, за которую нынче готовы убивать и развязывать войны.
Уже первая попытка его была неудачей.
Он решил сделать самое простое, что могло прийти в голову - снять со спящей Амарант цепочку. Напоил ее вином со снотворным, полюбовался на беззащино откинувшуюся на подушке голову, на бархатные скулы и острые ресницы, осторожно вытянул из-под одеяла цепочку и за ней ключ. Протянул цепочку по кругу, отыскивая замок, еще раз - не попадается, темно... наткнулся глазами на иронично-сонный взгляд Амарант из-под ресниц.
- У него нет замка, - невнятно пробормотала она. - Иначе я не хранила бы его на шее, глупый.
И никаких укоров, никакого гнева, обвинений - ничего совершенно, все та же насмешка, пустая, мудрая, непонятная. Опять корчит из себя неземную сущность, с отчетливым раздражением подумал Феликс.
Второй раз он сделал чуть умнее. Не помогло, правда. Снова ночью, снова в тот момент, когда Амарант уже уснула, взял кусачки и тихо, обернув все тканью, попытался перекусить треклятую цепочку. Она не поддавалась - уже красные пятна на ладонях, болью отдается в сухожилиях, кусачки скрипят.
А Амарант даже не просыпается, лежит, раскинувшись на постели, глаза закрыты, ресницы бросают тень от свечного пламени на щеки, лежит и во сне еле слышно смеется. Можно было бы сказать "хихикает", но не про Амарант. Она слишком не та сущность для подобных звуков.
И сундук на видное место поставила. Издевается совсем в открытую, ни стыда ни совести - а впрочем, откуда бы? А он стоит, поблескивает лаком, и замочная скважина на самом виду.
Да вот только Феликс пытался взломать заветный сундук. Очень аккуратно, пока одна из отмычек не осталась внутри без надежды на освобождение. Амарант вернулась вечером, устало покачала головой, прихватила двумя пальцами, подергала - не вытягивается, взяла ключ, вставила в скважину сквозь отмычку, стряхнула ее кусок на пол, открыла и закрыла. Наклонилась, подняла с пола бесполезный штырек и с обаятельной улыбкой протянула его Феликсу. Тот чертыхнулся, выхватил из ее рук железку и с резким разворотом вылетел из комнаты.
Он не понял, когда изменилось его отношение к Амарант. После заветного сундука, это ясно. На первую ли неделю, на вторую, на третью - когда фейские богатства захватили его сознание, кто знает? Но на смену мягкому спокойному теплу - скорее привязанность, нежели любовь - пришло чистое, нетронутое равнодушие. Скорее даже и не так: на смену уютному теплу Амарант пришло горячее, обжигающее желание обладать драгоценностями фей. Они начали сниться ему, чудиться в блеске оконного стекла и бликах на фужерах для напитков, уверенно и мерно сводить с ума.
И наконец он решился на вещь, которая полгода назад показалась бы ему полуночным бредом. Нет хранительницы ключа - нет проблем с обладанием содержимого сундука.
Конечно, Амарант не ожидала от него такого. Еще и в темном переулке, в сумраке - боже, какая пошлость, как банально, какие грязные здесь стены. Стоял май, и руки ее сверкали белизной сквозь ажур темной накидки, облака рассеивали пронзительный ледяной свет луны, а глаза Амарант были полны недоверия и испуга.
- Феликс, милый, ты что?
И омерзительное участие в голосе, тонкие, обеспокоенные интонации.
- Отдай ключ мне.
- Ключ? Ты про этот? - и потянула пальцами почти невидимую цепочку.
- Этот, этот.
- Прости, милый, я не могу. Он не снимается, - и опять, опять, опять чертова улыбка!
- Я видел, как ты растягивала цепочку, чтобы открыть сундук. В ней есть какая-то хитрость.
- Милый, это хитрости сундука, мне они не подвластны. Снять ее у меня и так не выйдет. Ты думаешь, я не пыталась?
- Это неважно. Если ты ее немедленно не снимешь, я вышибу тебе мозги к чертям.
Амарант снова перевела оленьи глаза на матово поблескивающий ствол пистолета. Она не разбиралась в оружии, но видно было, что за блеф она его не считала.
И правильно делала, потому что, стоило ей только заговорить, как у Феликса сдали нервы. Выстрел не пробил ночную тишину насквозь - обдуманно выбранный глушитель. Амарант удивленно покачнулась назад, посмотрела на свою грудь, где днем ясно стало бы видно расплывающееся пятно. Вскинула взгляд на Феликса и... снова рассмеялась.
- Мой мальчик, мой милый глупый мальчик...
Феликс оцепенело смотрел на то, как его женщина рассыпалась прахом, растворялась дымом, совсем как пепел ее же сигарет. Плюнул, бросился разгребать прах и взвыл от отчаяния - ключа там не было...
Наверное, именно это стало последней каплей для его и без того тронутого рассудка. Не прекращая поскуливать, Феликс, все еще на коленях, сунул дуло себе в зубы и без осознания происходящего нажал на спусковой крючок.
Амарант отделилась от стены, все в том же платье, с той же накидкой, с той же сигаретой. Затянулась дымом с каким-то приятным ароматом и, играя ключом на цепочке, направилась домой. Ей ужасно, чудовищно хотелось спать после долгого вечера с танцами и утомительно пустыми разговорами.