Мама опять заснула за столом, так и не дождавшись моего пробуждения. Не буду будить её, пусть поспит. У неё и так непростая жизнь. Нервная работа, хлопоты по дому, больной сын. Я редко её вижу, ещё реже я видел её улыбающейся. Сейчас, во сне, её белые губы спокойны, расслаблены, очень близки к тому, чтобы растянуться в улыбку. Я люблю смотреть на неё вот так, на спящую. Всё в ней приятно и хорошо, вся она БЕЛАЯ. Опять не дождалась, ну ничего, пусть поспит этой ночью, а я пойду погуляю. Сегодня у меня прогулка.
Я встаю с кровати и медленно, чтобы не потревожить хрупкого сна матери, иду к окну. За окном, в отличие от моей комнаты, чёрного было почти столько же, сколько и белого. Хотя... черного скорее больше, всё-таки зима, снег. Я спускаюсь по водосточной трубе, она мне знакома, почти родная, однако всё равно остается чёрной, потому что холодная и цепляется за одежду. Мои босые ноги встали на холодную, промёрзшую землю, черный, чёрный снег такой холодный, мокрый и мерзкий! Трава-то белая, но нет травы, - зима. Двор вокруг меня почти весь черный: черные безликие дома, чёрные грязные гаражи, черные игровые площадки, ну и снег, конечно, черный, всё черное, кроме неба. Да вот ещё белая ворона опускается на снег, тревожит верхний не слежавшийся слой. Вихрь черных снежинок кружится вокруг её белых крыльев. Мне противно смотреть, как на живое, тёплое, белое существо ложатся эти чёрные частицы. Ворона каркнула.
Ночь, ночь вокруг. Нормальные люди почти ничего не видят ночью, для них всё вокруг темно. Как это, наверное, неприятно, когда всё вокруг черное, я вот, например, зиму даже плохо переношу, столько черного, ужасно! К тому же людей меньше ночью ходит, чем днём, ну, это мне понятно, они же ночью спят, не то что я, а всё БОЛЕЗНЬ виновата. Похожая есть болезнь, дальтонизм называется, только если я всего два цвета вижу, то дальтоники цвета путают. У меня страшней болезнь. Кроме того, она сопровождается ещё и психическими отклонениями, не сплю ночами, и ещё какие-то тонкие, психологические нарушения в моём характере, так доктор сказал. Доктор хороший, белый. Сначала мама меня привела к чёрному, но я наотрез отказался, чтобы он осмотрел меня, я даже расплакался, мне тогда мало совсем было 4 или 5, не помню уже. Потом к белому попали, я рад был, даже сейчас приятно вспоминать. Доктор тогда много с мамой говорил, со мной - чуть-чуть. Головой постоянно качал. В конце сказал, чтобы мы больше по докторам не ходили. Чтобы я лучше дома сидел, а он сам будет приходить, навещать меня. Так и приходит он до сих пор, только постарел. Но белым быть не перестал! Мама часто говорит, что доктор ЧЕЛОВЕЧНЫЙ попался, гуманный. Мог бы на мне деньги делать, а он даже за лечение ничего не хочет брать. Только чаем иногда угощается. А как приятно с ним чай пить, сидим вчетвером все белые, чай пьем, я, мама, доктор и папа...
Отец, как и доктор, белый, хотя и мужчина. Человек он, без сомнения, хороший, учит иногда меня по ночам: математике, русскому, литературе, ну и так далее, всему, короче. И всегда поражается и радуется, как я быстро во всё вникаю и схватываю, часто повторяет, что я уже больше него знаю, может, поэтому в последнее время он со мной меньше занимается, а всё больше просто разговаривает и советуется. Мама говорит, что редко сын становится своему отцу другом настоящим, но мы с папой ДРУЗЬЯ.
Отец задал недавно мне странный вопрос, как я вижу части черного, или, например, черное на чёрном, как могу увидеть? Я не мог ему объяснить. Ну как можно не увидеть руку у человека? Вот же она: плечевой сустав, плечо, локтевой сустав, предплечье, кисть, фаланги пальцев и т. д. Как её можно не видеть!? Ну и как мне объяснить ему, как я вижу, если для меня это так же просто и понятно, как ходить, слышать. Однако эти процессы описаны, потому мы и можем сказать: я хожу, потому что мой мозг, часть нервной системы, посылает сигнал в спинной мозг и т. д. А каким образом я вижу, нигде не написано, нигде! Потому-то доктор и приходит, наблюдает меня, белый.
Я отца спрашивал про свет, что такое СВЕТ. Почему, когда он есть, нормальные люди всё видят, а когда его нет совсем, то всё вокруг черным-черно, мне даже страшно от таких мыслей становится! Это как так? Все черное! Нет, конечно, я когда веки закрываю, у меня тоже все черное или белое, но я же понимаю, что это всего лишь мои веки. А тут! Ужас! Вот и получается, что всё на свету завязано, темнота - есть отсутствие света и только. И ещё папа сказал, что если свету дорогу преградить, то тень получится, это я знаю, явление тени объясняется прямолинейностью светового потока, и размер тени прямо пропорционален размеру предмета, создающего тень. Это мне всё понятно, я даже рисунок нарисовать могу, но как она выглядит, эта тень?Я - то теней никаких не вижу.
Вот из-за таких вещей мне и трудно читать художественную литературу, я с трудом разбираюсь, где тут эпитет, где гипербола, а где простая фраза описания или действия. Когда я читал Достоевского, Пушкина или, к примеру, Толстого мне в справочники приходилось заглядывать чаще, чем при прочтении любой научной работы. Про стихотворения вообще молчу. Что, что в них красивого? Если чтобы понять эти строчки, нужно справочники мне все перелазить, и всё равно ничего не станет яснее, всё больше запутается, смешается. Вот и помню поэтому эти строки наизусть. Но мать говорит, что читаю я стихотворения плохо. Ну а папа просто говорит: "пойдёт". А я не понимаю, как можно читать плохо или хорошо. Мама объясняла, что я читаю плохо потому, что без чувств читаю. Ну а какие тут чувства, если я понять, о чём автор написал, не могу. А как все свет любят, свет - надежда, божий свет, светлоликий,.. Культ света. А я не вижу света. И солнце они любят, а оно же белое, так же, как и мама, папа, дом, женщины да та же самая ворона! Просто БЕЛОЕ и всё. Даже фонари для них отрада. Они жмутся к ним ночью, я давно заметил, где больше фонарей, там и людей больше ходит. Фонари свет их любимый дают, вольфрамовый проводник в них светится от тока через него проходящего. Свееет!
Папа мной восхищается, говорит: если бы я днём не спал, то мог бы кучу денег заработать и популярным стать, и сравнивает он меня с каким-то Вассерманом, а я таким быть не хочу, я нормальным хочу стать, как все, и денег много мне совсем не надо.
Однажды Отец решил меня научить с компьютером работать, но как только я увидел эту страшную чёрную машину в своей белой комнате, так мне противно и мерзко стало, что я наотрез отказался, и отца попросил обратно её унести. Отец поначалу расстроился, но всё же послушался меня, отнес куда-то. Больше чёрных вещей в доме я не видел. И людей я тоже черных не видел, мамины подруги иногда поздно заходят, когда я не сплю, белые все, хотя чёрных женщин вообще редко встречал. Одну пьяную видел, еле шла, мужчина черный её вел под руку, я скорее от них ушёл. А один раз несколько сразу видел, чуть ли не в ряд стояли на улице одной, к ним машины подъезжали, и они садились туда и уезжали куда-то, я постоял немного, посмотрел, уж больно интересно мне стало, понял я, особенные они какие-то, раз ночью стоят, и черные все. Но больше я на эту улицу не совался.
Ну а мужчины в отличие от женщин в основном чёрные, редко, редко белых встретишь. А чего им черным-то нужно: денег, женщин белых, сияющих чтобы, поесть, ну власти им надо, и, главное, ненасытные, больше, больше им, остановиться не могут! А женщине детей хочется, потому и белые. И дети их тоже белые. Только потом черными становятся, некоторые, не все, конечно. Когда подрастут и в мужчин превратятся. А я, между прочим, тоже цвет меняю, только если они раз в жизни меняют, то я почти каждую неделю, а иногда каждый день, как хамелеон. Но если хамелеон меняет свой цвет за счёт своих клеток - хроматофоров, и в основном от температуры, то я меняю цвет от своего настроения. Неприятно конечно, когда ты вдруг черным становишься, чужеродным себя в своей комнате чувствуешь, всё вокруг блестит от белизны, а ты как пустота, дырой зияешь. И бороться с собственной чернотой невозможно, нужно только о ней помнить. В такие дни я на улицу быстрей бегу, комфортней там в такие дни.
Но сейчас я белый, по снегу черному белыми ступнями ступаю, и снег мокрый, холодный, неприятно конечно, но осознание того, что я белый ценнее. Я двигаюсь по городу как всегда по новому маршруту. Когда в твоём распоряжении только ночи, чтобы жить, приходится обдумывать, как провести следующую. Каждая ночь должна отличаться от предыдущей - нельзя две ночи подряд сидеть за книгами, нельзя бродить по городу две ночи подряд. Но самое сложное то, что не должно сложиться системы из "неповторений", ритма - чередования звуков различной длительности,иначе родится однообразность. Хотя я читал, что ритм основа музыки, а музыкой восхищаются все люди, как и другими искусствами. Но я музыки не слышал, не знаю. Однако чтобы не родился этот ритм в моей жизни, каждая прогулка по городу должна пролегать разными маршрутами. Тот путь, который я выбрал сегодня, длиннее всех предыдущих.
И вот, наконец, я на совсем незнакомой улице. Здесь вправо небольшой бульвар, фонари рядом со скамеечками, чтобы сидящим светло было, не страшно. Иду по бульвару, брусчатка черная под ногами, снег, тоже черный. Деревья белые, с черными полосами снега на ветках. Здесь дома белые, карнизы, окна с сандриками, пилястры, кое-где колонны даже, балконы, эркеры. Они словно люди, разные. В моём районе не так, все дома черные, одинаковые. А здесь у каждого своя история, жизнь, свои переживания. Люди, живущие в них, не такие безликие и погрязшие в повседневности, как из районов на окраине. Нет, не все они, конечно, интересные и белые, но среди них больше тех, чья речь образней, взгляд ярче, озорней, чьё сердце бьется чувственно не только в предчувствии чистой прибыли. Здесь мне нравится.
Но что это? Мой взгляд поймал какое-то пятно вдалеке, не черное и не белое, оно как будто пульсирует из черного в белый, теперь медленнее, ещё медленнее, а теперь вдруг стало смешиваться, оно теперь другое. Я никогда не видел такого цвета! Если он и правда лежит между черным и белым, то его называют серый! Мои глаза болят, а голова кружится. Я никогда не видел серого цвета, никогда. И как же он неестественен, как непривычен! Надо подойти ближе: пятно на скамейке. Теперь я различил - это девушка! Но как? Как она может быть серой!? Надо с ней поговорить, надо узнать, почему она СЕРАЯ.
- Привет.
Она поднимает свои глаза и смотрит на меня. А! Ясно - она пьяна. Но почему тогда в ней остается белый? Она не отводит своих глаз от моего лица, теперь её взгляд скользит по мне сверху вниз и останавливается на моих босых ногах. Она икнула и звонко смеётся:
- Хахаха, ты без обуви! Ха-ха-ИК-ха! Посмотрите на него! Он без обуви. - Она оглядывается вокруг, но никого не видит, и ей как будто стыдно за свой смех, она успокоилась.
- Ты почему без ботинок, придурок! Ик, мороз ведь, зима.
- Я никогда не ношу обуви, чтобы ...
- АААААикААА, я поняла! Ты - больной. Но ничего, ты, как видишь, я тоже нездорова.
Да у неё тоже с обувью проблемы - кроссовки разные.
- А почему у тебя обувь разная? - спрашиваю я.
- Садись. - Говорит она, как будто не слышала вопроса. - Поболтаем.
Я сажусь и начинаю разглядывать её. Роста она небольшого, хотя точно сказать не могу, сидит всё-таки. Одета девушка странновато, хотя не сказал бы, что как-то чудаковато. Кроме разных кроссовок меня заинтересовала полосатая шапка (судя по фактуре, конечно, цвета - то я не вижу), из-под шапки торчат в разные стороны волосы. На её курточке в цветочек лежит непонятное черное устройство, от которого идут проводки такого же цвета к тонкой шее. Порванные в нескольких местах джинсы плотно сидят на её стройных ногах. Личико у неё маленькое, аккуратное: чуть вздёрнутый носик, губы маленькие, но при этом полные, когда она смеётся, на щеках появляются ямочки, глаза у неё большие и яркие.
- Хватит пялиться на меня! Ты что, задрот какой-нибудь? В игры переиграл, поэтому и странный такой?!
Как ответить на этот вопрос её? Сказала она что-то грубое и, видимо, обидное для меня. Но я не обижен, напротив, всё время, когда она говорила, я наслаждался её голосом, который и описать не в силах. Однако сказать нужно что-то.
- Просто ты не такая, как все, все или черные, или белые, а ты - серая.
- Чего?! Что за серая? Я русская! И белая, на мне загара нет даже! - Она молча смотрит на меня, лицо её напряжено, брови подняты вверх от удивления, незнакомка нахмурилась и задумалась. Я тоже молчу, сказать мне нечего. Наконец она совсем опустила голову и мотает ею слегка. - Зовут-то тебя как, юродивый?
Я обрадован знакомому слову.
- Я не юродивый, я болен, а зовут меня ...
- Ммм, а меня Светкой зовут. - Она почему-то улыбнулась. - А чем болен - то?
- Я, я не знаю, как называется моя болезнь.
- Хм, ну ты и чудак! Как можно не знать, чем ты болен? Ты что, к доктору не ходил?
- Ходил, с мамой, но он сам не знает.
- Значит, доктор хреновый или разводит тебя.
- Как это разводит? Как варенье в чае?
- Ха, ха, ха, ха, ну ты совсем дурак! Варенье! Ха, ха, ха! - Смех её озорной, звонкий, ласкает мои уши, и я чувствую, как на моём лице появляется улыбка. Но вот Света успокоилась. - Ну а описать-то ты свою болезнь можешь?
- Могу. Я всё вижу или черным, или белым. Что хорошее, приятное, то белое, а что плохое, то чёрным вижу. Вот деревья, например, белые, они хорошие, дома здесь тоже белые, женщины белые, а вот...
- А я?
- А ты серая.
- Ты же сказал, что только черное и белое видишь, почему я вдруг серая?!
- Ты пьяная потому что, я и подошёл к тебе из-за цвета твоего.
Она задумалась, теперь ухмыльнулась. - Нууу, такой болезнью как у тебя почти все больны!
Она замолчала и погрузилась в себя, я боюсь её потревожить, лишь наблюдаю за ней, и кажется мне, что цвет её стал светлее, ближе к белому, только устройство на животе у неё до сих пор чёрное. Как мне хочется сорвать его с неё и выбросить! Но нельзя, не поймёт ведь, не верит она мне. Думает, наверное, что я психически только болен, шизофреник или параноик. Подумает, что я опасен к тому же для неё. А она хорошая, красивая такая, а голос, голос завораживает просто. Как ручеёк журчит, как птичка поет, как ворона каркает иногда, кар-кар-кар, кар-кар-кар. Хотя я заметил, что ворона часто в книгах как отрицательное какое-то существо выступает. Особенно в мифологии ворон часто встречается. Но почему? Ворона ведь такая красивая! Стройная, гордая, смелая, почти как орёл, хотя я орлов не видел никогда, только в книгах. Света. С-в-е-т-а, как красиво-то!
- А почему ты ночами гуляешь? - Я аж вздрогнул от неожиданности - Ты не потерялся случаем?
- Нет, нет, нет, я не потерялся, я дорогу знаю! Мы на проспекте Л... рядом с парком Э... в северо-восточной части города, недалеко от К... улицы. Я всю карту города наизусть знаю! А гуляю я по ночам, потому что днём сплю, только ночами бодрствую. Ты только не подумай, что я из больницы психиатрической сбежал.
- Да вот именно эта мысль мне в голову и пришла! Только мне всё равно, откуда ты, может, даже и лучше, если из больницы свалил. - Она пристально смотрит на меня, своими ещё пьяными глазами. Я засмущался и глаза отвел. - Ну, ну ты чего боишься, смущаешься?!
И тут она меня обняла, нет, совсем немного, сбоку и руку на плечо легко так положила, я чувствую тепло её тела, мягкость её касания. Теперь перестала и опять смотрит на меня внимательно.
- А теперь расскажи что-нибудь про себя!
- Ну, живу я с Матерью и Отцом, они белые...
- Хорошие, значит? - Она смотрит как-то озорно, как будто не верит мне и проверяет меня. - Ну что ты молчишь? Хорошие?
- Конечно, хорошие, Мама заботиться всегда обо мне, а про отца она говорит, что мы с ним друзья настоящие.
- Ой, как хорошо! Прям идиллия семейная! А у меня отец пил!
- А теперь бросил?
- Да нет, ушел от нас, когда мне 10 было, может, оно и к лучшему. С ним несладко жилось. Мать он избивал частенько, а она на мне криком срывалась. - Она смело, вызывающе смотрела мне в глаза. - А у тебя всё, значит, хорошо? Ну, продолжай, продолжай!
Её короткий рассказ о её тяжелой судьбе, как какая-нибудь запретная тема, в одно и то же время и привлекал, и вызывал отвращение, мне хотелось расспросить её подробней. Но, наверное, не стоит задавать лишних вопросов. И я начал рассказывать про себя дальше.
У меня никогда не возникало мысли, что всю мою жизнь можно изложить в один рассказ, да ещё такой короткий. Мои переживания, мои эмоции чётко разделялись на черное и белое, на плохое и хорошее. Я рассказывал ей про отца, про мать, про свою ночную жизнь, про книги, про дома, про свет, про стихи и т.д., а рассказ мой оставался столь же коротким и скучным, и я начал замечать: разговор со мной начинает Свете наскучивать. Надо задать ей вопрос.
- Я недавно видел женщин, черных, на дороге стояли, к ним машины подъезжали, и они садились в них, ты не знаешь что это за женщины такие?
- Ааа, это проститутки!
- Они, значит, за деньги с мужчинами спят? Наверно, потому и черные.
- Черные? Значит, они плохие для тебя?! Хахахаха, Они же стопроцентно дают! Разве могут они быть плохими для тебя!!! Ахахаха!
Она до сих пор не верит мне, что у меня болезнь такая удивительная, но, видимо, решила играть со мной, как бы по моим правилам. Я никогда не спал с женщиной и теперь не знал, как объяснить ей, что я не знаю, что испытывает мужчина, занимаясь сексом.
- Ты никогда не трахался?! - Как она догадалась?- Не может быть! Тебе же сколько лет? Двадцать? Двадцать один?
- Двадцать.
- Ты вроде, парень симпатичный... А девушка-то хоть у тебя была когда-нибудь?
- Нет, не было.
- Вот, приехали! Ну, тогда тебе прямая дорога к ним! К Шалавам! Ахахаха!!!
- Нет, нет, нет! Они же черные!
- Вот переспишь с одной, сразу белыми станут! Ахаха!
Успокоилась, задумалась, молчит.
- А у меня же одна подруга занимается этим делом. Представляешь! - Ну вот, её подруга - проститутка!!! - А я всё равно с ней общаюсь, она очень дорога. И никогда по ней не скажешь, что она по вечерам на Тверской стоит,.. хотя Тверская в Москве, ну, или где они там стоят у нас в городе. Где ты видел-то их?
- На Л... шоссе. А как она стала такой?
- А стала такой из-за брата своего, точнее, из-за любви к нему. У того проблемы большие были с деньгами, его избили сильно, грозились убить. Вот она и заработала на теле своём. А была, ха, - Света ухмыльнулась, - а была же отличницей, самая первая во всём, и на физре даже. А красавица! И самое интересное - недоступна была, всех парней наших поотшивала, ну все и думали, что она только за принца пойдёт, перед ней лучшие парни школы ползали, а она об них ножки вытирала, и на тебе! Пердуну старому какому-нибудь отдалась! За лаве. А все потому, что решительная она, понимаешь, характер у неё, как сталь закалённая, она же никому не позволяла над собой издеваться, пусть только попробует кто про неё что сказать!
- Может, она и не черная, я не видел её.
- Нет, Мария не черная. Она белей всех! Согрешила из-за любви к брату своему, крови родной.
Мыслей никаких, видимо, удивление сильное у меня. Почти шок! И вроде хорошая эта Маша её, а вроде и проститутка! Проститутка, шлюха, как там она ещё их называла...
Света взяла своё черное устройство и что-то нажимает.
- А какую музыку ты слушаешь?
- Что? А, музыку! Я никогда не слышал музыки, но я знаю, что это такое, сочетание ритмически организованных зв..
- Хватит! Хватит! Ты такой зануда! Так что, ты, правда, не слышал музыки? Ну ладно, вот послушай.
Она протягивает мне странные штучки, которые висели у неё на шее, и вставляет мне в уши. Затем нажимает что-то на устройстве, и я слышу какие-то звуки в своих ушах. Я испугался, откуда звук? Но вспомнил про динамики, преобразующие электрические колебания звуковой частоты в акустические колебания, и понял, что, скорее всего, странные черные штучки - это наушники. Музыки я не слышу. Никакого ритма, темпа и т.д. - всего, о чем я так подробно читал, я не улавливаю. Я стараюсь расслабиться, и наконец, чувствую музыку. Да, без сомнения, это музыка. Я как будто не слышу её, а улавливаю своим сознанием. Что-то космическое, совершенное льётся в мой мозг, многообразие сочетаний звуков, шумов, ударов сливается в единое. Звуки то нарастают, то стихают, опять нарастают и опять стихают. Я свидетель чуда! Настроение моё вдруг начало меняться, появилось желание двигаться. Я вынимаю наушники и вижу, что они теперь белые, и устройство, которое держит она в руках, тоже белое.
- Как? Как это делается?! Это скрипки?
- Нет, это электронная музыка. Она на компьютере делается.
- На компьютере? Он сам, что ли, придумывать умеет?
- Хахаха, нет, это люди, музыканты то есть, пишут на нем музыку, сам он придумать ничего не сможет.
Ох, снег пошел. Хотя он, наверное, давно уже шел, разговор со Светой увлек меня! Черные, противные снежинки ложились на мою одежду и как будто пачкали её. Я с омерзением стряхиваю их с себя. Она, видимо, заметила это.
- Ты чего?
- Они мерзкие.
- Снежинки?!
- Да.
- Они черные?
- Да, черные. И холодные.
Она протягивает руку вперед и ждёт, пока снежинка упадёт ей на руку. Наконец, одна черная точка легла на её почти белую ладонь. Меня передернуло.
- Смотри. - Она протягивает мне ладонь, я наклоняюсь и начинаю рассматривать снежинку. Черный комочек, ничего красивого, но тут я разглядел узор, да, узор! Почти симметричный, узорчатые хвостики торчали из такого же узорчатого центра. Снежинка как будто сделана человеком, а не природой. Я не верю, она просто положила это на ладонь раньше, нет, она отряхивала их перед тем, как вытянуть руку. Снежинка начала таять от тепла её раскрытой ладони. Она как будто плавилась, сначала края потеряли форму, потом вжались в центр, и, наконец, - капля.
- Светает.
- Да, светает. Мне пора. Я идти должен. Домой.
- Хм, ну иди. Мне тоже пора. Заболталась я с тобой. Давай завтра тут же встретимся.
- Да, я рад буду, ты только... не пей больше.
- Хм, хорошо, не буду. Добрый ты,.. дурачок!
Когда мы расстались, была она совершенно белая, белее даже, чем всё остальное, белее даже матери моей. Всё, о чём мы с ней говорили, не укладывалось у меня в голове, и я по дороге домой почувствовал как бы недомогание, голова стала тяжёлой, горячей. Мысли в ней тянулись, как куски жвачки. И любое моё рассуждение не приходило ни к какому результату, в итоге я просто прекратил свои попытки размышлять и попытался очистить голову, однако этого тоже не вышло. В итоге вернувшись домой, я долго валялся в кровати и не мог заснуть. Я потерял чувство времени, в моих глазах возникали и гасли какие-то картины, волны то радости, то грусти накатывались на меня, смешивались, рождая новые чувства, названия которым я не мог дать, слишком уж неоднозначны были они. Цвета моих видений менялись вместе с волнами чувств и переходили то из черного в белый, то становились серыми, а то и вовсе переставали иметь какой-либо из этих цветов, а становились совсем другими, не такими, не ясными.
Когда я, наконец, уснул, был поздний вечер. Забывшись тяжелым сном, я видел первый раз в жизни сны, и как я позже понял, - цветные.
Утром меня разбудил звук работающего телевизора в соседней комнате родителей:
"В Санкт-Петербурге в ночь с 13 на 14 июля на Литейном мосту было нарисовано непристойное изображение мужского полового члена. Белый контур был хорошо виден на тёмном полотне покрытия моста. Фаллический символ безуспешно пытались смыть из брандспойтов..."
Я открыл глаза. И не поверил тому, что увидел: моя комната перестала быть белой, а стала разноцветной. Да, это были цвета, без сомнений. Цвета, названия которых я пока не знал, но видел.
![Белая ворона [Сташевич-скользкий]](/img/s/stashewichskolxzki_p_s/belayavorona/belaya_vorona.jpg)