Я не помню его имени. Просто крестный.Случилось так,что вечно занятые бабушка,родители да шурливый дед, которого я до смерти боялась, не уделяли мне много времени.
Отрадой был крестный. Ему я несла обиды-радости, подобранные на тротуаре фантики и "гладки"-отполированные до блеска глиняные лепешечки.
В моем воображении они жили как бы поврозь. Крестный и его семья.
Я возилась у него в мастерской окутанная запахами разносортных кож:подметочных и хрома, клея,дерева , горлодерного махорочного дыма и крепкого чая.В углу громоздились модные журналы -по ним заказчицы выбирали модели туфелек , сапожков, ботиночек и белых , с обсоюзкой, бурок.
Когда бы я ни пришла , черная тарелка репродуктора пела голосом Руслановой, рассказывала сказки,транслировала оперы и радиопостановки.
Атмосфера ,звучная, густо-мягкая и добрая ,обволакивала меня,едва я переступала порог.Я садилась в углу ,перебирала разноцветные обрезки " красного товара", смотрела голубыми круглыми " коровиными глазами" на крестного и никогда не задумывалась,почему с этим добрым человеком нет рядом его сыновей и жены.
-Добро,делай Ляля, людЯм.Добро! Всем другим-добро. Оне отклинутца.Оне завсегда, как ты им...
По смерти крестного в его семье остались: крестная ,звали ее Лида, два старших мальчика,имен я их не помню и мой лучший друг - Саня.
Наша березовая улица Свердлова была дружной. Едва у Георгия Дмитрича появился фотоаппарат он выстроил полукругом шеренгу взрослых под кустом бульдонежа .На стулья и табуретки усадил стариков. Ребята на корточках, лежа" стрелочкой" или просто на земле разместились у ног. Только Саня дичился и отказывался присоединиться к нам. А все после того ,как на наши настойчивые вопросы будет ли все на снимке "ток- в- ток" дядя Гера хмыкнул :
-Ток-в-ток! Да!
Он, Саня, держался в стороне и ясно демонстрировал -ему до слез хочется к нам: подавался телом вперед и отшатывался назад.Делал крошечный шаг в компанию и отбегал, почему-то косо загребая носками стареньких ботинок.
Он так жалко стремился к нам, что дядь Гера не выдержал:усадил его в середине.А когда он завозился, пряча вылезающие пальцы из дырок в маловатых ему ботинках,Гера сорвал огромную шапку бульдонежа и положил ее у Санькиных ног, прикрыв "страшный" позор сына сапожника. Который всегда без сапог.
Сашка был младше меня на полгода или что-то около того, дома наши стояли через улицу и были мы с ним неразлей- вода.
Сразу после похорон крестного тихая наша улица обогатилась яркими событиями.
До этого главным в нашей жизни была реконструкция дороги-ее заасфальтировали. Сейчас я понимаю,что была,естественно, щебенка, бульдозеры,черная горячая и пахучая масса на самосвалах. Но всплывает лишь запах разогретого битума ловко прикатанного тяжелыми неповоротливыми катками.
И мы с Санькой хохотали ,не понимая реального смысла, над глупым анекдотом про "трехколесный велосипед", он переехал соседа и с ним "ничего не случилось":он дома лежит, его подсунули под дверь.
А тем временем события в доме крестной развивалисть страшные. Приезжала зачем-то милиция, увозила крестную,а вернулась она пешком. Но милиционеры в синих галифе , фуражках и кителях особого, сталинского , покроя, произвели на меня неизгладимое впечатление.
Мне хотелось чтобы они зашли и к нам, не понимала я того,что милиция в том ,пятьдесят шестом году, была страшной силой. Милицией пугали не только детей. Ее боялись даже взрослые.
Фининспектор и милиционер в нашем маленьком мирке беспатентных частников наводили ужас. Они могли все !
А сломать жизнь было проще простого.
Всю эту историю я слышала и склеивала по кусочкам в мозгах , пока мне не довелось стать главной ее участницей.
Очереди в магазинах в то время были огромные. Это фактически была не очередь а клуб. Иногда клуб собирался на "заседания"в начале улицы ,куда привозили керосин в остро и вкусно пахнушей огромной бочке .Там же висели: мерник- литровая емкость и большая воронка. Лошадь керосинщика покорно останавливалась или так же покорно шла, очередь медленно двигалась за ней. А он знай бил по своей бочке созывая новых женщин. В керосинной очереди я узнала, что милиция приезжала не зря- не мог такой мужик, как Василич, сам по себе окочуриться. Не доказали ничего . Ну и что , что пил. Все мужчины из соседнизх домов засиживались допоздна в просторной забегаловке. Все такие пивные по городу были одинаковые-дощатый хлипкий павильон выкрашенный в голубой цвет . И название у всех было одно "Голубой Дунай."
А в хлебной очереди ,пока продавщица принимая весовой хлеб ,перевешивала его на огромной платфрме-весах, я узнала еще более страшную весть. Крестного каким-то образом похоронили с паспортом в кармане единственного праздничного костюма. Не знаю ,как такое могло быть...
Но пришлость раскапывать могилу. Все считали - это дурной знак и Он теперь будет являться до тех пор ,пока не сведет в могилу всю семью.
Саня про эти разговоры не знал. А может быть знал , да молчал. Крестная Лида все так же продолжала привечать меня, иногда пуская на грядки с клубникой . В чашке громоздилось аж три клубники-виктории и это было большим богатством.
Жили мы семьей из пяти человек в небольшом домике на две половины. Однажды в теплый поздний вечер,когда стало видно народившийся месяц бабушка гадала маминой подруге тете Маше.
Запах цветов разносился по крошечному дворику,расстилался по сырому саду.
Редко вырывали такие спокойные минуты из жизни мои домашние. Папа практически не бывал дома из-за своей службы. А дедушка частенько дебоширил,напиваясь в "Голубом Дунае" и грозил моим родным всеми карами, кромешным адом . И кричал так ,что приходилось унимать его с соседями.
Рукоприкладство было -привычным. Простоволосые ,с истеричными криками, вырывающиеся из калиток, женщины были -привычными А уж вопли мужчин "Морррду ррраззобью, зззарразза" были такими же, привычными и родными, в те времена, будто чириканье воробьев .
Мама, бабушка и тетя Маша сели в летней кухне напротив ярко беленой русской печи.
Выгребя жар,который она оставила загодя, бабушка пристроила зеркало боком и в нем отразился молодой месяц и прогоревшие угли. Она шептала тихо, но я ,притаившаяся в беседке за приникшими к декоративной решетке шершавым листьям хмеля, слышала все.
"Зашло солнце красно:
пришел брат- рогастый
Журавли пожар размахали,
Прогорелое прижали .
Прижму я правду ,прижимаю ложь.
Справа слева-не поймешь?
Рыжие -ражие ,мрачные- удачные,
Разные- бровастые ,
закройте солнце красное!
Рожки кривые не мутят воды-
Слова мои не несут беды!"
- Кольцо или огонь?-, выкрикнула бабушка и , побледнев,зашлась в рыданиях.
Право же не знаю,что привиделось ей,но вышло-кольцо.
Дрожащей рукой с красными от стирки пальцами принялась срывать обручальное кольцо тетя Маша.
- Раз, раз,раз,- рывки все страшнее и ражее, правда же и палец жалко. Оторвется! Крикнуть я хотела ,но приникла ниже и примолкла,когда крутой рожок месяца кривым серпиком пропрыгал ,погрозив,по небосклону. Думаю это слезы мои затуманили глаза .Предвиденье угрозы придавило меня, закружило.
Я видела -вот затрепетала жилочка на маминой шее от ужаса-кольцо было в руке бабули.
Жабки перекликались у погреба. Сверчок или цикада затрещали в наступившей темноте. Сырость подползла ближе, грозя . От цветочных запахов остались крошечные клочочки, они старались прорваться и коснуться мамы, бабушки и тети.Но рука колдовской ночи отметала их напрочь, наружу -за забор, так скоро,что вдруг в одно какое-то неуловимое мгновенье и ничего не осталось. Было жаль, чего-то. Вот приближается... приближается.. Я отвлеклась а затем увидела -бабушка кружила правой рукой,резко поднимая и отбрасывая ее в сторону .
И вот она разложила вокруг себя ножи, бросила горсть резных размятых темно- зеленых листьев хмеля и протянула над ними левую руку. В правой зажала крученую жесткую нитку ,на которой я видела висящее кольцо.
-Задавай вопросы,- шепот ее прошелестел за железные ножи, за зелень и скрученные пожухлые листья и наткнулся на заслонку печи.
-Все здесь, все здесь, зори-зорыни, -быстрым шепотом проговорила она еще, видя что тетя Маша замешкалась.
- Не молчи -кольцо закричит!-, рывком и тычком она вывела Машу из ступора.
-Что?,- хрипло отозвалась испуганная Маша, нарушив возникшую на зень-миг тишину, -Я не знаю.
А кольцо закачалось в руке бабушки вперед-назад.
-Еще, еще.Не молчи , дурища.Только не молчи-зажрет,зверь проклятый ,если вырвется, страхами потом задушит. Знай! Лучше кричи - жутко закатив глаза забормотала бабушка.
И неясно вторила ей Маша, а кольцо раскачивалось .
И она показывала эти знаки: вперед-назад-значит "да", вправо-влево-значит "нет". Кольцо металось в руке ее бешено, со свистом разрезая воздух над ладонью.
Бабушка сжала нить наряженным пальцами ,намотала конец на запястье. Для верности.
-Скажи ему все! Скажи! Скажешь ??- Допытываолась бабушка вся дрожа в ознобе. И ,неожиданно, закатив побелевшие глаза, стала сползать со стула. Мама и тетя Маша подхватили отяжелевшее тело и с трудом вытащили ее из кухни. Перекинув себе на плечи ее руки, справа и слева , повели, могли- не могли, в дом.
Меня не заметили в этой суматохе. Предполагалось, я давно сплю.
Прошли дни. забылось страшное ,что подсмотрела я прячась у занавеса из хмеля.
Другим днем жнщины должны были идти в церковь.
Меня брали туда редко. Бабушка говорила, я глазливая. Все болезни,мол, от дурного глаза. А церковь место такое- добро творит , а злом заметает,чтоб человек не зазнавался , жизни своей без бога не знал , лукавому не сдавался.
В ночь перед церковным днем заснула я рано. Вдруг проснулась- не пойму отчего. Смотрю, кошка наша в ногах у меня лежит и бьет ее крупная дрожь. В окно фонарь светит, через тюль узоры на полу. Сеть из тени, квадратами, изо-вдоль половиц.
Хотела я кошку взять , успокоить-не успела. Метнулась она и когтями мне по руке звыркнула. На этажерку-прыг и затаилась. На этажерке рюмочки звень-ззззь.
Ощутила я чье-то присутствие, что делать не знаю. Язык отнялся, знобко сразу стало.
- Может быть,-думаю,- спросить?
Взяла в шкатулке серебряное колечко и, как бабушка сделала: протянула через него нитку , узелок завязала и над ладошкой подвесила.
-Ты здесь?-говорю
Пошевелилось кольцо, вперед назад кивает.
-Да,- значит .
-Ты кто?-стоит кольцо.
-Женщина?
-Нет, пошло кольцо в другую сторону.
-Мужчина?
-Да,- отвечает. Сижу в постели ,холодно ногам , то зажмурилась от страха, то подглядываю ,но продолжаю...
-Давно умер?
Ведет кольцо-"Нет"
-Что мне делать?
Молчит.
А завтра в церковь идти...
-Свечку тебе поставить?
-Да ,- качается кольцо
-Одну?-Нет!
-Две?-Нет!
-Три ?
-Да!!!
И пропал.
Ничего не изменилось в комнате. Кошка на этажерке.И заняло это не больше минуты, замерзнуть даже не успела. Завернулась в одеяло и провалиласть в сон.
В церкви назавтра попросила свечки поставить. Куда поставили за здравие или за упокой и сколько -не знаю.
Только ночью рюмка на этажерке звенькнула, как при нем, и ...разбилась. Сказали,это кошка.
Потом зима наступила. Зимой я Его и увидела. У крестной под окошком сугробы. Вокруг наличников ровно пуховую перину на мед рассыпали-лежит снег пушком-не шелохнется и крестный стоит-снег под ним не мнется ,в окно смотрит.
Там за белыми узорами ришелье, вышитыми занавесками, живет его семья. Все потихоньку в себя пришли, живут своей жизнью. А он стоит. На меня посмотрел- улыбнулся, наверное опять про добро людям вспомнил. И я помню!Крестный же. Любименький! Ласковый!
А в дом смотрит, как ржавые гвозди забивает. Кривые, длинные, Мне и скрежет чудился!
Саня с салазками днем вышел -крестный днем стоит.Невидимый .
Старшие в школу ( или уж на работу ходили?)-пошли-стоит. Вот едва не сквозь него идут-он будто вкопанный.
Крестная вышла с сеткой, за продуктами наверное.За ней пошел. И вижу идет крестная Лида по притоптанной дорожке, как по сугробам глубоким.-ноги поднять не может, ступить тяжело. Проводил он ее до угла и пропал.
Январь еще был, пришла к нам крестная-вся черная, глаза провалились, руки исхудали, пальцы стянуло и плачет.
Шепчет бабушке.
-Наказал меня видно бог, впору руки на себя наложить.
А бабушка ее и спрашивает.
-Говорят ты его отравила? Покайся, сходи в церковь!.
- Федоровна...,- она отвечает. Ты ж знаешь ,что за житье наше было...
Сапожник он хороший ..., но пьяница-не приведи господь.( А я этого не пом-ню!) На опохмелку последнюю копейку вытрясет, а мне детей кормить. Научили меня, что сделать и в милиции сказать-последние золотые сережки мамины за этот совет отдала.
Притворилась я , одно- ногами маюсь. Настояла марьин корень на чекушке водки и сказала не трожь-яд. А и сама не верила! Трава и трава. Он политуру , денатурат , одеколон пил-все нипочем.
А тут опохмелиться захотел-предупреждала я его-не послушался. Выпил- и все!
-А когда, откопали его,паспорт взять, он глаза открыл. Ей-богу, -перекрестиласть тетя Лида. -Никто не видел. Одна я. Открыл и прижмурил так крепко, как Саня, когда в прятки играет. Не знаю-то ли мертвым притворялся, то ли живым.
А ведь он он под окнами нашими стоит! Я раньше его не видела. А теперь вижу.
До этого я не понимала, почему это твоя Ляля у вашей калитки замрет и стоит на окна мои смотрит. А это она Его видела. Накажет он меня. Накажет!! Он мне сегодня цветы принес-марьины коренья, первый раз заговорил. Сказал,что всю жизнь мне их теперь носить будет. Да зачем мне такая жи-и-и-знь...
Прожила она до восьмидесяти семи лет.
А мне, хоть и сама старая уже, с тех времен жутко про добро слышать.