Когда-то, еще при изготовлении, ее покрыли черным лаком, теперь, за давностью лет это было трудно различимо. Очень старая, вся какая-то линялая, потертая и обшарпанная, с большой трещиной по всей длине. На обоих концах и середине ее скрепляли три медных кольца. Видимо их поставили позже, чтобы совсем не развалилась и, тем не менее, я не могла отвести от нее глаз.
Зачем мне флейта? Я слишком далека от музыки. Не знаю ни одной ноты, не отличу тенор от баритона, а на моих ушах потоптались все медведи мира. Что мне делать с древним музыкальным инструментом, на вид готовым прямо сейчас рассыпаться от ветхости? И, тем не менее, вот уже битых двадцать минут, я стою здесь и не могу от нее оторваться. Надо, в конце концов, что-то решать.
Промучившись еще несколько минут, позвала продавца.
- Покажите, пожалуйста, флейту.
Хмурый парень, достал ключи, отпер стеклянную витрину и выложил заказ на прилавок. Взяв ее в руки, я почувствовала, как меня трясет, от нестерпимого желания, обладать этой вещью. Сколько она может стоить? Сколько может стоить музыкальный инструмент в дешевой скупке и в таком состоянии? Обладай она хоть какой-нибудь, ценностью, ее принесли бы не сюда, а в антикварный магазин или сдали в музей, на худой случай.
Вчера дали пенсию, а со дня рождения у меня осталась некоторая сумма денег. Собственно, сегодня я собиралась ее потратить. Мне нужен монитор, мой вот-вот отдаст богу душу. Поэтому и заглянула сюда, в надежде, найти что-нибудь недорогое. На новый, моих сбережений не хватит.
- Так вы берете или нет? - продавцу надоело ждать, и он напомнил о себе.
- Д-да, сколько она стоит?
Названная цена повергла меня в шок. Это все, что у меня было с собой. На эти деньги я планировала купить не только монитор, но и кое-какие нужные вещи, а так же, прожить оставшийся месяц. Нет, бежать, бежать отсюда и отшатнулась от прилавка. Но желание обладать ею, стало просто невыносимым, закружилась голова, я сжала виски руками и почувствовала, как ломается моя воля. Молча, выложила требуемую сумму, забрала покупку и вышла на улицу.
Яркий, солнечный свет словно померк, я ковыляла, ничего не замечая вокруг. Денег на маршрутку не было, пришлось идти домой своим ходом, к вечеру разноется спина и ноги, снова от боли полезу на стенку. Так всегда бывает, если долго хожу пешком. А до дома идти еще сорок минут.
Я шла и грызла себя.
- Зачем, зачем нужна эта безделушка, что ты будешь с ней делать? - вопрошал голос разума.
Конечно, добрые родственники не дадут мне умереть с голоду, до следующей пенсии помогут, и плата от подработки, хоть и не большая, но поступит через несколько дней, проживу. Но если сломается монитор, то работа накроется медным тазом. А еще впереди зима и нужно столько всего. Новая куртка, теплые брюки и сапоги.
Что теперь делать, ума не приложу и сдать флейту обратно, вряд ли получится. Небось, рады, что сбагрили эту древность захожей дурочке.
Денег жалко неимоверно, при мысли о них, родимых, хочется застрелиться. Кто, скажите мне на милость, решил, что не в деньгах счастье? Он просто никогда не был бедным и больным, когда от безнадеги жить не хочется. А операция, этих самых денег, очень даже стоит и мне такую сумму не скопить за всю жизнь. И ведь никто кроме меня самой не виноват, как впрочем, всегда в моей жизни. Память услужливо уносит в тот самый день, который разделил меня пополам, на Ту и Эту.
***
Лило, как из ведра, не спасал ни зонт, ни плащ. Торопливо нырнув под крышу остановки, откидываю капюшон, встряхиваю головой. Уф, жарко. Дальше не пойду, подожду здесь, пока ливень закончится. Летние грозы сильные, но короткие, много времени не потеряю.
Взглянув на небо из-за завесы дождя, желая оценить ширину грозового фронта, я потеряла единственный шанс на спасение. И, когда люди, высматривающие автобус, с криками бросились в рассыпную, лишь недоуменно обернулась.
Все произошедшее запомнилось прекрасно, но воспоминания, почему-то, отматываются в обратную сторону. Операционная, где мне дали наркоз, скорая, приехавшая через два с половиной часа, люди, охающие и причитающие надо мной, красномордый мужик, вылезший из машины и попинавший меня ногой, со словами:
- Эй, ты жива, или уже сдохла? Если молчишь, значит сдохла.
Даже мне было видно, что он сильно пьян, но милиция, приехавшая на место происшествия, ничего "не заметила". И, как апофеоз, всего этого ужаса, память навсегда сохранила широкую, тупую морду джипа, летящего на меня. Это снилось в кошмарных снах до сих пор и не желало отпускать.
Еще в скорой, врачи были уверены, что не довезут меня до больницы. После срочной операции, когда пришла в себя, заверили, что это ненадолго, скоро все равно умру, и вывезли каталку в коридор. А я опять их подвела и выжила, несмотря или вопреки всей их "заботе". Выписывая, добавили, что никогда не смогу ходить.
Мне было всего четырнадцать лет, очень хотелось жить, и я встала. Через четыре года, упорного труда, моего и деда. Если бы не он, так и была бы живым полутрупом. Отчим вообще предлагал меня куда-нибудь сдать, туда, где таким место, чтобы не мешали здоровым жить и радоваться жизни (в смысле, беспробудно пить). Дед не дал, забрал к себе и принялся выхаживать.
Год назад его не стало, и силы разом покинули меня. Все последнее время, я не жила, а плыла по течению. Отчим, наконец, допился до зеленых чертей. Мама, этого не выдержала, развелась с ним и выставила из нашего дома, а пару месяцев назад, пригласила меня к себе жить. Квартиру, доставшуюся от деда, решено было сдать.
Ужиться с младшими сестрами было нелегко. Девочки были с характером и, порой, между нами вспыхивали бурные ссоры, особенно часто из-за компьютера. И теперь, как им объяснить, что нового монитора не будет, я не знала.
Отвлекшись от грустных воспоминаний, я заметила, что почти дошла. Вот и дверь подъезда, осталось самое сложное, подняться на пятый этаж.
Открыла дверь мама и, взглянув на мое лицо, испугалась. Быстро втащила в коридор и помогла раздеться. Осмотрела и даже ощупала со всех сторон.
- Что случилось? Ты упала, ушиблась или кто-то толкнул? Что с тобой?
- Мам, все в порядке, я не падала.
- Тогда в чем дело?
Я молча отвела взгляд, сил объясняться не было, а мама все поняла по-своему, еще раз окинула меня взглядом и спросила:
- Ты деньги потеряла?
Я смотрю в сторону и молчу, врать не хочется, но ее версия, пожалуй, лучший выход из положения.
- Нашла из-за чего переживать, прекрати, все обойдется, и обняла. Стоять так мне было неудобно, но очень приятно, мама не часто выказывала мне свою ласку, и сейчас это было особенно дорого. Переведя дыхание, я потерлась головой о ее плечо и отстранилась. Сильно болела спина.
- Лучше иди, приляг на диван, я принесу тебе чаю, а с девочками сама поговорю.
***
Вечером, сразу после ужина, я ушла к себе. Мой уголок в маминой квартире был уютным, большую залу перегородили с двух сторон шкафами, а на получившийся проход навесили складную дверь и получилась комнатка для меня. Помещалось в ней не много. Кровать, стол с компьютером, шкаф для одежды, кресло и оставалось чуть-чуть свободного пространства.
Еще было большое окно посередине стены, днем из него щедро лился солнечный свет даже зимой удивительно теплый. Я полюбила сидеть на подоконнике и наблюдать его переливы и отражения в снегу, сосульках свисающих с крыш, стеклах домов напротив.
Ночью, словно живое существо, ко мне заглядывала луна. В ее бледном, гипнотизирующем свете мне мерещились всякие захватывающие тайны, романтические приключения и фантастические истории. Хотелось стать одной из ее теней, легко скользящих по темным улицам, промчаться незамеченной через весь город, затаиться, слиться с темнотой, стать невидимой, не ощутимой и почти всемогущей. А утром встретить торжествующее солнце и согреться в его лучах.
Я не выбирала, какое время суток мне нравиться больше, они нужны мне одинаково. Темное возбуждало, тревожило воображение и приносило надежду, светлое успокаивало, дарило тепло и тихую радость. Боялась я только полнолуний. В эти дни, я тщательно задергивала шторы, в остальное время, не занавешивая окно совсем.
Такая привычка появилась недавно. Однажды, сквозь сон, пришло невыносимое ощущение надвигающейся угрозы, словно кто-то недобрый, потусторонний низко склонился и смотрел мне в лицо. Пропало ощущение собственного тела, ужас не позволял открыть глаза или позвать на помощь. Парализовало даже способность думать, мое сознание было похоже на застывший кадр. Не знаю, сколько это продолжалось, кажется, очень долго.
Постепенно, нечто страшное стало отдаляться, я смогла вздохнуть, закашлялась и открыла глаза. Было темно, трясущимися руками нащупав выключатель, я зажгла свет. Рядом никого не было, лишь в окно светила огромная луна, ненормального темно-красного цвета, а вокруг нее ярко сияла лунная радуга. Удивительно красивое зрелище, если бы еще не было так страшно. С тех пор я не доверяю полной луне, мне кажется, она знает, кто приходил, но не желает открывать тайну.
***
Сегодня дома я была одна. Мама с Татьяной уехали в гости с ночевкой, Машка умотала к подружке, и можно было поработать без помех. Все дела я закончила только за полночь, но спать совершенно не хотелось. Сходила на кухню, вскипятила чайник и задумалась, чем бы заняться?
Где-то в вещах, не распакованных еще с переезда, у меня был фотоальбом, давно хотела с ним разобраться, расставить карточки по местам. Все откладывала и откладывала это дело, из-за новых фотографий. Там была наши с дедом последние фотки, где он еще живой и веселый. Больно было смотреть на них.
Как же мне не хватает тебя, Деда! Ты всегда знал, что надо делать и как. Поддерживал и уговаривал, когда я впадала в черное, беспросветное отчаяние. Доказывал, что жизнь стоит того, что бы жить и бороться за нее, что из любой ситуации можно найти положительный выход. Рядом с тобой я чувствовала себя сильной. А сейчас, когда тебя нет, я не знаю, для чего живу, и готова на все что угодно, лишь бы изменить это, найти хоть какой-то смысл, получить хоть самую маленькую капельку чуда.
А фотографии все же надо разобрать и сейчас самое подходящее время. Так в какую же коробку, я убирала альбом, в эту или в большую? Придется разбирать обе. Перелопатив гору вещей, искомое, согласно закону подлости, я нашла на самом дне последней коробки.
А это, что за сверток? Ах да, это же флейта, которую я купила пару недель назад, незнамо зачем, завернула в несколько тряпок и затолкала в самый низ коробки, а то сестрицы у меня глазастые, объясняй потом откуда взяла. До ужаса, захотелось вновь на нее посмотреть, а что собственно мешает? Дома все равно никого нет. Развернув ткань, я с новым интересом посмотрела на свою покупку.
Похоже, она стала тяжелее, или мне кажется? А вот это, что? Поднеся флейту ближе к настольной лампе, я рассмотрела тончайший, чуть светящийся узор, покрывавший весь инструмент. Если бы она по-прежнему была черной, это смотрелось бы великолепно, а сейчас серебристая сетка сливалась цветом с потертым покрытием. Наверное, поэтому я не разглядела его в первый раз.
Интересно, как она звучит? Попробовать, что ли. Музыкант из меня, конечно, еще тот, единственный инструмент, который у меня, когда-либо был, это детский барабанчик, но и там я умудрялась не попадать в такт. Поднеся флейту к губам, я дунула, прикрыв пальцами два отверстия из шести.
Звук получился странно низким, темным, густым и шелестящим, словно ветер пересыпал опавшие листья и сухой песок. Пробрало аж до костей и вызывало чувство какой-то бешеной радости и силы. Восхитительная смесь. Я повторила, стараясь сделать звучание более долгим. Звук еще висел в воздухе, когда в окне взорвалось стекло, а следом вылетели искореженные рамы.
Ужас загнал меня в дальний угол и заставил забиться под стол. Вокруг наступила гнетущая тишина, свет погас, шторы беззвучно колыхались на холодном ветру. Дрожа от страха, я ждала чего-то ужасного, но в комнату никто, не спешил лезть и понемногу успокоившись, я решилась выбраться из своего убежища.
Осторожно, шаг за шагом, подобралась к окну и выглянула наружу. Кроваво-алая, ненормально огромная луна смотрела мне в глаза. Нет, не может этого быть. Сегодня не может быть ПОЛНОЛУНИЯ! Однако вот она висит, совсем рядом, только протяни руку, и зовет к себе.
Да, с каждой секундой, с каждым ударом сердца зов был слышен все отчетливей и лунная дорожка, протянувшаяся от ночного светила к окну, казалась самой настоящей. Я села на подоконник, свесив ноги на улицу, лунная дорожка была совсем рядом, прямо подо мной, надо только ступить на нее, только довериться. Вытянув ногу, пощупала серебристую поверхность правой ступней, похоже, вполне твердая, можно поставить и вторую ногу. Сделала первый шаг, второй, третий. Вокруг, от моих движений, разлетелись мелкие искры, свиваясь в маленькие вихри, кружась и вспыхивая в алых лучах. Лунная пыль. Красиво. Зов все сильнее и теперь просто грохочет в ушах. В голову приходит запоздалая мысль. А луна ли это? В ответ на нее, искры кружатся еще быстрей, алый свет вспыхивает ярче, и глаза перестают видеть.
Ощущение полета, дикая скорость и свист ветра в ушах - все, что осталось в моей памяти. Свою флейту из рук я так и не выпустила. Упала я удачно, в кучу опавших листьев, ничего не отбила и не сломала. Полежала немного, восстанавливая дыхание и приводя в порядок мысли. Осторожно села, ощупала себя со всех сторон, посчитала конечности, все ли на месте и встала, вроде ничего не болит. Флейту я засунула в карман джинсов, мешает, и выпасть норовит, но больше её деть некуда. Отряхнула джинсы и свитер, выпутала из волос остатки прелых листьев и огляделась.
Это был не мой дом и вообще не город. Если я выпала из окна, а я точно помню падение, то сейчас должна лежать на земле с переломами и сотрясениями, а то и вовсе тихо остывая. Но ничего подобного, не было, а был лес и довольно густой, но вряд ли что-нибудь, из растущего здесь, я могла бы назвать или хотя бы вспомнить. К, примеру, вот это. Огромное дерево с серебристой корой, покрытой замысловатым узором, толстые прямые ветви, усеяны шипами с палец длиной, на их кончиках ярко блестят капельки росы или яда. По бокам свисают грозди, нет водопады серебристых некрупных цветков с длинными шевелящимися усиками, от них исходит необычный дурманящий аромат. Но самое удивительное на этом дереве - листья, чуть вогнутые, как чаши на длинной ножке, цвет их от светло-желтого у центра, постепенно переходит в оранжевый, затем красный, а резные края огненно-бордовые. Сверху на всю эту палитру красок наложена серебристая паутинка прожилок и, если присмотреться, то видно, как над листом едва заметно дрожит и светится воздух. Так бывает при выделении тепла, я поднесла руку, и лист потянулся ко мне, от него волнами шло тепло, цвета стали ярче, узор на стволе ожил и засветился мягким перламутровым светом. Рука инстинктивно отдернулась, и лист вернулся на место, свечение прекратилось, да, такие деревья у нас точно не растут, жалко нечем нечем сфотографировать. Я опустилась на ворох опавших листьев и прислонилась спиной к стволу, здесь было хорошо, удивительно хорошо. Словно кто-то невидимый гладил по спине и плечам меховой лапкой, даря покой и приговаривая: вот ты и дома, вот и ладно. Тихий перезвон колокольчиков и мягкий шелест прозрачных струй, низкий, глухой звук флейты звучащей издали, и все это на самой грани восприятия, начнешь прислушиваться и не услышишь. Я перестала, прикрыла глаза и под веками в такт звучанию, медленно тягуче, словно сплетаясь со звуком, начался танец света и теней, танец, который нельзя рассмотреть и нельзя распознать. Сколько это продолжалось, не знаю. Мне показалось, что я провела там целую жизнь, состарилась, умерла и родилась вновь.
Очнулась от прикосновения. Лист, оторвавшийся от ветки, плавно спланировав вниз, скользнул по моей щеке и опустился рядом. Он был яркий и бархатистый на ощупь, возьму, пожалуй, его на память. Встряхнула головой, отгоняя остатки видений, и встала на ноги. Сколько я просидела под деревом, определить было сложно, время здесь текло медленно, казалось его можно потрогать. Дома у меня была ночь, а сейчас день, точнее определить сложно, неба из-за ветвей не видно. Куда я попала? Вопрос чисто риторический, ответить некому. Оглядевшись вокруг, я насчитала еще четыре таких дерева, вместе они образовывали ровный пятиугольник, смыкаясь верхушками и оставляя внизу арки-проходы. Пошаркала ножкой, расчищая опавшие листья, под ними оказалась не земля, а серо-зеленая плитка, ею было вымощено все пространство внутри пентаграммы. Это место здорово напоминало храм или какое-то другое культовое сооружение. Обойдя его по периметру и не найдя больше ничего интересного, я вышла в одну из арок. Поискав вокруг дорогу или тропинку и ничего не найдя, пошла в ближайший просвет между деревьев. Чем бы ни было это место раньше, теперь оно покинуто, и сюда давно никто не заходил.
Чем дальше я углублялась в лес, тем больше находилось подтверждений тому, что это не Земля. Я не большой знаток флоры и фауны, но точно знаю, на родной планете не водятся белые меховые многоножки с красными сетчатыми глазами, на которых я наткнулась, найдя, наконец, узкую тропку, петляющую меж деревьев. Одна на меня зашипела, вторая плюнула, но промахнулась. Посмотрев на мгновенно почерневшее место попадания, я развернулась и со всевозможной скоростью бросилась прочь. Удалившись на безопасное расстояние, снизила темп и пошла шагом, стараясь отдышаться. Первые иголочки боли прошили бок, голова закружилась, организм напоминал, что марафонские забеги не для меня.
Тропка вскоре закончилась глубокой норой, а волоски белой шерсти, оставшиеся на ближайшей колючке, рассказали о том, кто ее хозяева. И куда мне теперь идти? Опять, без дороги, по кустам и бурелому? С другой стороны, куда эти твари могут ходить достаточно часто, чтобы протоптать дорожку? Подумав немного и порывшись в памяти, я вспомнила описание поведения диких животных. На водопой они ходят, вот! А еще, потерявшимся в лесу советуют выбраться к воде и двигаться вниз по течению, до слияния с рекой или озером, там есть шанс найти людей и не умереть от жажды. В любом случае, отсюда надо убираться, пока эти ядовитые симпатяжки не решили вернуться.
Осторожно, стараясь ступать бесшумно, я кралась в обратном направлении, и недалеко от места встречи свернула в лес, разглядев сквозь листву мелькание белой шерсти мне навстречу. Обойдя опасность и вернувшись на тропку, облегчено выдохнула и направилась дальше. Усталость и боль, плюс бессонная ночь, сделали свое дело, я начала спотыкаться на каждом шагу. Необходимо отдохнуть, но для этого нужно найти подходящее и безопасное место. Кто его знает, какие здесь еще зверушки водятся.
Вскоре между деревьями появился просвет, затем стало слышно журчание воды, еще немного и вот, берег то ли ручья, то ли небольшой речки. Поток был не широким, но сильным и стремительным. Я присела и с сомнением посмотрела на воду. Она была слегка зеленоватой, но и небо здесь, я задрала голову вверх, тоже с заметной зеленцой. Похоже, это естественный цвет атмосферы и, как следствие, воды. Пить хочется очень, пожалуй, рискну, авось не отравлюсь. Зачерпнув пригоршню и поднеся ко рту, принюхалась, вода, как вода, ничем не пахнет. На вкус тоже никаких отличий не обнаружилось, только холодная очень. Напившись, внимательно прислушалась к организму, но, уловив лишь голодное бурчание в желудке, отправилась вниз по течению, высматривая место для отдыха. Оно вскоре нашлось. В развилку трех деревьев ветер нанес опавших листьев, я нарвала и добавила травки, стало вполне удобно и мягко, прилегла, стараясь поудобней устроить спину, и не заметила, как заснула.
Пробуждение было не из приятных, по моему лицу скользнуло нечто, холодное и шероховатое, я открыла глаза и попыталась рассмотреть что это. На моей груди, свернувшись кольцом, лежала черная тонкая змея. Это ее хвост разбудил меня и, не удержавшись, я закричала, только горло свело судорогой, и оттуда шел один сип. Рептилия резко развернулась, приподнялась на хвосте, раздувая капюшон, и зашипела в ответ. Кажется, это называется атакующей позой, пронеслось в голове, тело одеревенело и не двигалось. Вот и пришел мой конец, а умирать совершенно не хочется, и сделать ничего нельзя. Оставалось только лежать, до рези всматриваясь в ее холодные неподвижные глаза, и гадать, уползет так или все же сначала покусает. Похоже, последний вариант ей больше по нраву, да и убираться она пока не собирается, на мне вполне тепло и уютно. Вот что, значит, пригреть гадюку на груди, не фигурально выражаясь.
Первый испуг постепенно проходил, тело расслаблялось, а ядовитая тварь нет, теперь она слегка раскачивалась взад и вперед, выпуская раздвоенный язык. Я посмотрела по сторонам, насколько позволял угол обзора, прислушалась, но на помощь никто не спешил и на ум, ничего дельного не приходило. Рядом с правой рукой, мундштуком к лицу лежала флейта и в мою "светлую" голову пришла не менее "светлая" и главное "здравая" мысль, может, сыграть ей? Я, конечно, знала о тугоухости змей и то, что показывают индийские факиры - результат жесткой дрессировки, но Господин Здравый Смысл оставил меня сегодня одну, укатив в далекое и продолжительное путешествие. Служить термоподушкой этой гадине я не нанималась и покорно ждать, когда меня цапнут, не буду, надо сделать хоть что-то для своего спасения.
Накатившая злость придала решимости. Осторожно вытягивая шею, добираюсь до вожделенного инструмента, зубами хватаю и подтаскиваю ближе, шипение усиливается. Не знаю, какой должен был получиться звук, учитывая, что руками пользоваться нельзя, только его не было совсем. Змею же словно пружиной подбросило вверх и швырнуло в сторону, аккурат на одну мою недавнюю знакомую, белую и пушистую, но тоже вполне ядовитую. Гадина даже пискнуть не успела, хотя может змеи и не пищат вовсе, не помню точно, многоножка заглотала ее мгновенно и плотоядно облизнувшись, посмотрела на меня. Ага, это была острая закуска, а теперь плотненький обед? Нет уж, пожалуй, пойду-ка я отсюда, пока не съели за компанию. На четвереньках, пятясь словно рак, я отступала, а хищница, соответственно наступала. У кого первым не выдержали нервы? У меня конечно! Я заорала и вскочила в полный рост, а она следом прыгнула. Рефлекторно развернувшись боком, пропускаю несущуюся смерть мимо, а в руке обнаруживаю зажатую флейту. Не раздумывая, со всей силы, я опустила ее поперек спины многоножки и отскочила в сторону. Тварь упала на землю и забилась в предсмертных судорогах. Досматривать я не стала, а побежала вниз по ручью, кляня себя, этот незнакомый мир и всех ядовитых тварей вообще. Остановилась, только добежав до обрыва, дальше дороги нет. Вода здесь падала вниз, образуя маленький шумливый водопад. Под ним крутилось со скрипом большое деревянное колесо водяной мельницы, почти такой же, как на репродукции картины в моем настенном календаре. Значит, здесь есть люди, а не только хищники, норовящие съесть ни в чем не повинную меня.
***
Мельник, к которому я, спустившись, наконец, с обрыва, обратилась с монологом на тему, как я здесь оказалась и что мне теперь делать, не понял ни слова, только двигал густыми бровями вверх вниз. На вид лет пятидесяти, крепкий и кряжистый, как старый дуб, внешне он ничем не отличался от моих соотечественников, обычный такой хмурый дядька. На шум вышла женщина, примерно, того же возраста, видимо его жена. Переглянувшись, они стали махать руками в сторону ворот, но я сделала вид, что не понимаю, чего они хотят. Тогда хозяин схватил меня за шиворот и потащил на выход, я уперлась, он дернул сильнее и воротник оторвался. Я упала, приложившись о твердую землю, так, что зубы клацнули, и взвыла от боли в спине. Мужик повертел в пальцах обрывок и снова шагнул ко мне, но тут, голос подала женщина, и они заспорили. Раздосадовано сплюнув, мельник отвернулся и ушел в дом, а хозяйка помогла мне встать, и потянула за собой.
Ближайшую ночь пришлось провести на сеновале, в компании с мышками, летучими и не очень. Может, это и не мыши вовсе были, но наверху кто-то трепыхался и хлопал крыльями, а внизу шуршал и скребся. Мне выдали одеяло, горбушку хлеба и кружку с каким-то горячим отваром. Засыпала я долго, ворочаясь с боку на бок и вспоминая прошедший день. Как я сюда попала? Что будет, когда вернется мама и не найдет меня, зато увидит разбитые окна, да и получится ли вообще вернуться назад? Вопросы, вопросы, а где ответы? Кто бы подсказал?! Мысли были малоутешительные, и задремать удалось только на рассвете, правда, не надолго, меня разбудил противный нарастающий скрип. Я заткнула уши, накрылась одеялом с головой, но сон ушел и не вернулся. Пришлось выползать на свет божий, с трудом и по частям разгибая затекшую спину. Где же ты утренний душ, зубная щетка и плотный завтрак? Ау.
Во дворе стояла видавшая виды телега, двое мужиков, видимо работники, грузили на неё кули с мукой. Когда эта великомученица дорог была загружена до самого верха, вышла давешняя хозяйка, поманила меня пальцем, сунула в руки узелок и указала на телегу. Возница занял свое место, щелкнул кнутом и мы двинулись в путь. В узелке оказался кусок свежего хлеба и маленькая фляжка с водой, к полудню и то, и другое закончилось. Телега скрипела и раскачивалась, жалуясь на жизнь и обещая вот-вот развалиться на запчасти. По-хорошему надо было слезть и пойти пешком, но после вчерашних приключений и почти бессонной ночи не хотелось даже двигаться. Поэтому я устроилась между мешками с мукой, прикрыла глаза и с замиранием сердца ждала очередного ухаба, в перерывах между ними пытаясь обдумать сложившуюся ситуацию.
Получалось так себе, но если кратко, то: я попала в чужой мир, этот мир обитаем и мне здесь никто не рад. Возница на расспросы не отвечал, прикидываясь глухонемым, а может, и правда им был, стало скучно, и я задремала. Впрочем, спать пришлось недолго. Из густых придорожных кустов раздался резкий свист и на дорогу вышли пять человек в масках, двое сзади и трое впереди. Лошадь схватили под уздцы, телега резко остановилась, поклажа сместилась, меня зажало между мешками и завалило сверху. Дышать стало трудно, но выбираться мне показалось небезопасным. Если повезет, может, и не найдут? В щель была видна часть разворачивающегося действа, ну и слышно, разумеется.
Один из троицы вынул длинный нож и шагнул к вознице. А глухонемой-то разговаривать умеет, да еще как, особенно если почесать ему пузико остро заточенным предметом и не только разговаривать, вон какие рулады с перепугу выводит, а мне и словечка не сказал, как не просила. Разбойники заржали, глядя на визжащего мужика, сразу видно, гоп-стоп процветает не только в моем мире, и поглумиться над беззащитными везде любят. Я еще глубже вжалась в мешки и затаила дыхание. В это время двое других романтиков с большой дороги подошли к задку телеги и начали потрошить добычу. Везению пришел конец, меня нащупали среди поклажи и, под изумленные возгласы, сдернули на землю, вот тогда-то и стало по-настоящему страшно. Все произошедшее ранее, было необычным и пугающим, но все же не воспринималось как реальная действительность, скорее как сон или игра, или как игра во сне, которая обязательно закончится и обязательно хорошо. А вот теперь, стоя перед вооруженными людьми, могущими убить меня в любой момент, я чувствовала, как пляшут коленки, и зубы выбивают дробь. Меня обыскали, вывернули карманы, нашли носовой платок, флейту, лист с тех странных деревьев, почти не помятый, и конфетку. Глядя, как сладость летит в пыль, я дико сожалела о том, что раньше сама не обшарила собственные карманы и не съела заначку, люблю сладкое. Да и кормить, когда еще будут, и будут ли вообще, вопрос.
Старший из налетчиков взял в руки лист, посмотрел на меня исподлобья и о чем-то спросил, я ответила по-русски, он естественно не понял, взял за плечо и сильно встряхнул, настойчиво тыча в лицо отобранной флорой. Я истерически завизжала, неприятно напомнив себе возницу, разбойник поморщился и оттолкнул меня в сторону. Мужчины во всех мирах одинаковы, женских истерик просто не выносят. Собрав мое скудное имущество, он затолкал его в поясную сумку и, отвернувшись, отдал какой-то приказ своим людям. Из леса вывели серую в яблоках лошадку и погрузили на нее чуть ли не половину того, что лежало на телеге. У животного заметно прогнулась спина, и дрогнули ноги. Как она бедная все это понесет непонятно, но может быть им совсем не далеко?
Мечта о том, что все тихо-мирно закончится и местные робин-гуды уйдут, довольствовавшись грабежом и оставив нас с возницей в покое, умерла, когда меня подхватили под локоток и поволокли в сторону от дороги, по кустам и буеракам. Я, было, брыкнулась разок и снова попробовала взвизгнуть, но заработала грубый окрик, вкупе с подзатыльником, и дальше предпочла двигаться молча, куда указывают. Надежда же на то, что идти не далеко, быстро скончалась в страшных муках. Весь остаток дня, до глубоких сумерек, которые здесь были зеленоватыми, а не синими как дома, отряд быстрым шагом двигался сквозь лес. Не делали остановок даже у ручьев, чтобы напиться, вскоре во рту у меня пересохло, в глазах от усталости потемнело, и стало не видно, куда наступаю. Пару раз я спотыкалась, мой конвоир ругался, но вовремя подхватывал, потом плюнула и повисла на нем мертвым грузом. Дорога и прибытие в лагерь запомнилась отдельными кусками, куда-то идем, падаем, поднимаемся, опять идем, снова падаем и так долго-долго, потом свет костров, голоса, я опять падаю и больше никуда не иду.
Наступившее утро встретило меня еще более неласково, нежели предыдущее, то есть, попросту, пинком сапога под ребра. Вяло, сквозь сон, вспомянула его маму (не сапога естественно, а владельца) тыхим незлым словом. Слово это было понято и истолковано верно (о, великий и могучий ненормативный, везде ты в почете и перевода не требуешь!). Заработав еще один, теперь уже более прицельный и чувствительный пинок, я живенько продрала глазки и села. На меня насмешливо смотрел коренастый, широкоплечий парень, с буйной шевелюрой, напоминающей пожар на даче у соседей, особливо, если еще и керосинчику плеснуть от щедроты душевной, чтоб полыхало шибче. Лицо его являло собой одно сплошное рыжее пятно, и эта ходячая веснушка щелкала орешки, сплевывая шелуху мне на ноги, и пакостно ухмылялась от уха до уха. Увидев, что я проснулась и сфокусировала на нем свое внимание, наглец наклонился и ухватил меня за гм... грудь, а потом, пока я приходила в себя от такого непотребства, еще и край свитера мне на голову завернул. Да так, что вышеуказанная часть оказалась на всеобщем обозрении, вместе с черным кружевным бюстгальтером. Взвыв, почище белуги, и пнув кого-то, вслепую, я откатилась в сторону и вскочила на ноги, поправляя одежду. Рыжий ржал, как конь, дружки вторили в унисон.
Видок у меня был еще тот - помятая сонная девка в штанах, с полной головой опавших листьев и липких чешуек. А когда разглядел мое перекошенное от ярости лицо и сжатые кулаки, то мерзавца прямо-таки переломило пополам от смеха, словно тростинку на ветру. Весело ему, видите ли, вот бы еще и паралич хватил, ан нет, крепок здоровьем, так ничего страшного, мы и помочь могём. Рыча от злости, я вытянула вперед руки и, ухватив его за шею, сжала изо всех сил. Несколько минут я наслаждалась сиплым хрипом, бульканьем и судорогами жертвы, а потом, почуяв неладное, оглянулась по сторонам. Его дружки вели себя как-то неадекватно, в том смысле, что хохотать не перестали, а, наоборот, добавили децибел. Народу вокруг прибавилось, все кивали головами, переговаривались, хихикали, тыча пальцами в нашу сторону. Когда же моя жертва подняла голову, и показались сияющие от смеха глаза, я невольно смутилась, руки сами разжались, а ноги отступили на шаг. Этим и воспользовался ржавый недобиток, подхватил меня на руки и смачно поцеловал на глазах у всего честного и не очень народа (учитывая, куда я попала), а, отпустив, тут же отскочил на безопасное расстояние. Пр-равильно мне дедушка говорил: либо не делай, либо делай до конца и теперь додушить этого наглеца и охальника я просто обязана.
Кружок - другой по лагерю, в темпе вальса, живо остудил мой пыл. Веснушка бегал быстро и усталости не проявлял, у меня же в боку кололо немилосердно. Он же, еще и рожи зверские корчил, а чтоб мне хорошо было видно, подпускал поближе, двигаясь задом наперед, подпрыгивая и разводя руками, вот он я - хватай, но в последний момент неизменно уворачивался. Я так устала, что готова была бросить это бесполезное занятие и только гордость не позволяла сдаться. Еще оставалась надежда на оплошность вражины и, потом, кто-то же должен за ВСЁ ответить. Подсунули непонятную штуку, заманили невесть куда, ограбили, утащили в плен, а утром разбудили пинком и облапили прилюдно. Так почему бы и не рыжий? Им, как известно, больше всех надо и они за все в ответе!
А все же есть в жизни справедливость! Увлеченно строя мне глазки, парень не рассчитал траекторию движения, заигрался малость, и налетел спиной на дерево, а у дерева... был сучок, низко был. Глядя на меняющееся выражение его лица и мстительно ухмылялась, я медленно подкрадывалась к жертве, хищно согнув пальцы. В моем воображении одна волшебная картина расплаты сменялась другой. Сообразив, что его ждет, рыжик сделал самое умильное личико, которое мне когда-либо приходилось видеть, и захлопал глазками, как блондинка, благо, реснички длинные. Такой прием мог растопить даже сердце чудовища, но я желала мстить и потому не повелась, а с рычанием потянулась к горлу, в последний момент, изменив направление движения, и прихватила его за уши. Уши были большие, теплые и драть их было удобно, а главное приятно. Хорошая штука - удачная месть! У-у-у, а-а-а, о-о-о... и все остальное, столь же невразумительное, услаждало мой слух. Долго, правда, издеваться над собой он не дал. Резко присев, парень вырвал пострадавшие органы из моих загребущих ласковых ручонок, оттолкнул меня, ушел перекатом в бок и, вскочив на ноги, рванул вперед. Как же так, я ведь еще не наигралась! Догнать, догнать и еще раз потрепать. Спина беглеца была близко, пытаясь оторваться, он прибавил скорость, я тоже, самозабвенно отдавшись погоне. Впереди было препятствие: костер, поперечина, котел и где-то рядом маячила женщина с черпаком. Он - видел, я - нет, он перепрыгнул, а я - ... нет. Вопли, шипение заливаемого огня, сбоку что-то звякнуло и покатилось, ногу окатило кипятком, но в пылу азарта я решила, что не так уж и больно, ведь главное догнать!
Некоторых жизнь ничему не учит, Веснушка решил оглянуться на ходу. От увиденного глаза у беглеца расширились, став как две плошки, и он, наконец, споткнулся. Сделав последний отчаянный рывок и толкнув его изо всех сил, довершая падение, я запрыгнула ему на спину и прижала к земле всем своим немаленьким весом, вот теперь, попробуй, вывернись. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, в глазах прыгали цветные пятна, никогда в жизни я так не бегала. Но отдышаться мне не дали, чья-то грубая рука сгребла меня за волосы, стащила с жертвы и потянула вверх, ноги потеряли опору и болтались в воздухе, боль стала невыносимой, опасаясь за сохранность своего скальпа, я заголосила, перемежая вопли со скулежом. Держащий меня человек, буркнул что-то неразборчивое, видимо ругательство, и швырнул меня на землю. Падая, я успела выставить ладони и рассадила их до крови. А в следующую секунду получила пинок в живот, дыхание перехватило, я засипела и попыталась закрыться, свернувшись клубком, в ответ добавили еще и по спине. Стараясь отдышаться, замерла на земле, глотая пыль и с ужасом прислушиваясь к себе, неужели все снова, неужели опять калекой? Вряд ли здесь есть скорая помощь, врачи и больницы. Поневоле вспомнишь их, ненавистных, добрым словом, как известно, все познается в сравнении. Но главное, здесь нет деда, кроме него я и там никому была не нужна, а здесь и подавно. Страшно. Крики и ругань стихли, кто-то потормошил за плечо и попытался посадить, ничего не вышло, я завалилась на бок, продолжая судорожно всхлипывать, тогда меня подняли и куда-то понесли. Сквозь легкую пелену, слышится голос Веснушки, он с кем-то объясняется, ему отвечают, затем мое, практически бессознательное тело укладывают на лежанку. Другой человек наклоняется и, влажной тряпкой, пахнущей травами, осторожно протирает мне лицо. В ответ сжимаюсь в комочек и закрываю глаза, не хочу никого видеть. За свою недолгую жизнь я прочла много книг, их герои встречали опасность лицом к лицу, находили способ разделаться с неприятелем или, на худой случай, отомстить. От рождения обладали неунывающим характером, силой духа или мозгами, обретали магию, друзей-защитников, перерождались, последнее в моем случае особенно актуально. Как с таким слабым и безобразным телом можно дать отпор? В моей душе нет даже гнева, это бесплодное чувство, сколько раз я испытывала его и ничего не могла сделать. Что может быть разрушительнее бессильного гнева? Он выжигает твою душу. Но гнев, подкрепленный силой, еще хуже. Я не верю в войну, не верю, что убив кого-то, можно победить. Уничтожая противника, ты разрушаешь себя и все вокруг. Постепенно, шаг за шагом, день за днем твой мир беднеет, война съедает все ресурсы, она коварна, приучает уповать только на силу, и ты уже не видишь других возможностей. Я не смогла переступить эту грань, предать и обесценить какую-то внутреннюю часть себя. Что остается, когда оказываешься между молотом и наковальней? Правильно, сплющиться! Ужаться до предела, не сопротивляться! Будет только хуже. 'Ничего не видеть' и 'прятаться внутрь души', вскоре стало привычкой. Боюсь, здесь, у меня этот фокус не получится. Зачем люди попадают в другой мир? Кто знает? Но там их непременно ждут чудеса и приключения. Я, значит, тоже приключаюсь? Горькая усмешка искривила губы. Другой мир ничего не изменил для меня, от перемены мест слагаемых, сумма не меняется. Как была трусихой и неудачницей, так и осталась ею. Дома, по крайней мере, была налаженная жизнь и привычная, местами даже уютная, скорлупка, защищавшая от житейских бурь. Неужели, я мало пережила, недостаточно в моей жизни было ужаса и слез? Где ты, тот самый, который все видит и все знает? За что? Зачем? В чем я виновата? Сколько раз я спрашивала шепотом или вслух, кричала, срывая голос, и ни разу не было ответа. Слезы запершили в горле, потекли по щекам, я зарылась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Плач сменился апатией, а следом пришел сон. Сознание просыпалось медленно, словно отказываясь возвращаться в реальность. Зачем? Разве здесь есть что-то хорошее? А ради плохого, стоит ли возвращаться? Нет, и я лежала, отвернувшись к стене, отгородившись от мира тонкой ледяной стеной собственного нежелания. Нежелания жить и принимать окружающую действительность. Сколько помню себя, мне всегда не хватало сил отстоять свои границы, я не боец по натуре, легко ломаюсь под давлением, зачем бороться, если противник заведомо сильнее. Не хочу больше жить, умереть проще, не понимаю, почему люди боятся смерти? Зачем плачут на похоронах? Радоваться нужно, все земные проблемы завершены. Но, если я хотела отгородиться от мира, он этого делать не собирался. Послышался тихий шорох, слегка вздрогнула лежанка, кто-то легкий прошелся по мне от пяток до шеи, постоял, потоптался, устроился поудобнее, запустил когти в одеяло и замурчал. Цаппинг и мурринг, массаж и иглоукалывание в одном флаконе! Это кошка, здесь тоже есть кошки! Радость неожиданного открытия, мягкими лапками прошлась по моей душе, волшебным образом успокаивая боль и вдребезги разбивая стену отчуждения. Не то, чтобы, я была большой любительницей живности, не до того было, но... В общем, пора нам познакомиться, заведя руку за спину, прихватываю местного Ваську за что придется и переворачиваюсь на спину. Ндааа, здесь не Васька, а целый Василий, а еще лучше Василий Васильевич, в идеале - Ваше Величество. Таким, наверное, был пушкинский ученый кот или сказочный кот-баюн, если бы у них были крылья. Животинка нехорошо покосилась на мою руку, с намеком так, еще бы, ведь держала я его, оказывается, за хвост. Поспешно отпустив кота, прячу конечность под одеяло, от греха подальше. Котофей, демонстративно отряхнувшись, возвращается на меня, словно на собственный трон. Слегка потоптавшись, разваливается, развернув крылья во всю длину и щуря на меня крупные оранжевые очи. Обычными глазами их назвать, язык бы не повернулся. Набравшись смелости, я вынула руки из-под одеяла и осторожно протянула коту палец, гадая: примет мою ласку или нет? В ответ котяра ткнулся в меня лбом, значит, повадки здешних чудо-мурок такие же, как и у наших, по крайней мере, в этом плане. Следующие полчаса я с восторгом тискала, мяла, чесала и попутно изучала. Кот позволил ощупать себя с ног до головы, развернуть и свернуть крыло, покрытое короткой густой шерстью, на сгибе которого имелся дополнительный мощный коготь. На задних лапах еще один - противостоящий, как шпора у петуха. Сам зверь был раза в полтора крупнее обычного, домашнего кота. Мех пепельно-серый с отливом, маска на мордочке, манишка на груди и кисточки на ушах - белые. Вот и все отличия, в остальном, типичный кот. Натискавшись и наизучавшись всласть, я решила, что пора все-таки вставать. В бок сразу же что-то уперлось, что-то очень знакомое. Флейта. Вытащила ее на свет божий и, с сомнением, осмотрела - неужели, разбойник решил вернуть? Очень странно и нелогично. Может, у иномирян какая-то другая логика? Возможно, хоть и сомнительно. От размышлений на эту тему пришлось оторваться, организм напомнил о своих естественных надобностях. Вот эти надобности я и пошла искать, ссадив с себя кота, весьма недовольного таким положение вещей. Осторожно выглянув из-за хлипкой двери, огляделась вокруг и обрадовалась. Хижина стояла на самом краю лагеря - слева, почти вплотную, к ней примыкали густые кусты, их я и посетила. Жизнь сразу показалась гораздо привлекательнее, даже вчерашние травмы, кажется, стали меньше болеть. Как мало надо человеку для счастья! Вернувшись в дом, я застала хозяйку с ведром воды. Неловко потопталась у двери и вежливо кашлянула, обращая на себя внимание. Женщина обернулась. Была она нестарой, высокой, широкоплечей и костлявой, с длинным лицом и совершенно седыми волосами. На бледном лице с лиловыми губами, выделялся широкий шрам, пересекающий бровь и проходящий через всю щеку. Темные глаза оглядели меня с головы до ног так, что сразу захотелось стать невидимкой или зарыться поглубже. Ей бы саван, косу и пояс с черепами, вот тогда, образ будет полным. Я попыталась выскользнуть за дверь, но меня схватили за руку и втащили обратно. Дальнейшее напоминало мое знакомство с анатомией кота, мне ощупали спину, проверили ребра, согнули и разогнули руки, нажали на скулы, заставили открыть рот и, зачем-то, осмотрели зубы и, все это, в полном молчании. Под конец, женщина подтащила меня к щели в стене, заменявшей здесь окно, запрокинула голову и стала внимательно вглядываться в мое лицо. Что она пыталась на нем найти, непонятно. Кроме, вчерашних синяков и царапин, там ничего интересного, по моему мнению, быть не могло. Но, она решила иначе, и долго рассматривала, впившись взглядом и поворачивая мою голову слева направо. Наконец, мне надоела роль куклы, и я начала выворачиваться. Чужие жесткие руки сжали, на мгновение, с неженской силой и сразу же отпустили. Хмурясь и шевеля бровями, женщина отступила на шаг, прошлась по мне внимательным взглядом, кивнула головой и произнесла что-то вроде - 'Локхив'. Я недоуменно посмотрела на нее, что бы это значило? Видя непонимание, она повторила, ткнув себя пальцем в грудь. Универсальный жест всех миров и народов сработал и со мной, понятно, так зовут эту леди-смерть. Повторив ее жест, я сказала: 'Настя'. Хозяйка снова поиграла мимикой и, вопросительно глядя на меня, произнесла: 'Наста'. Ну, Наста, так Наста. Кивнула, соглашаясь с ее интерпретацией. Она тут же потеряла интерес к дальнейшему межмировому диалогу и вернулась к ведру. Перелив воду, поставила его рядом со мной, сама взяла другое и указала в сторону двери. Я с сомнением заглянула в ведро, оно тянуло литров на двенадцать, было деревянным, что только добавляло тяжести. А мне противопоказано, но как ей это объяснить? И тут до меня дошла простая истина. У меня ничего не болит. Нет, не так. У МЕНЯ НИЧЕГО НЕ БОЛИТ!!!! Это ощущение не просто поразило, оно, буквально, ввело в ступор. Локхив остановилась в дверях и недовольно обернулась, а я стояла с открытым ртом (вот, рассматривай зубы, сколько влезет), вяло покачивая головой и тупо глядя в пространство. Вид клинической идиотки. Женщина вернулась и резко встряхнула меня за плечи, но добилась лишь того, что я села там, где стояла, то бишь в ведро и провалилась. Вот теперь я услышала ее голос в полной мере, но вряд ли это было, что-то лестное для меня. Попытка выбраться самостоятельно ни к чему не привела, из ведра меня просто выдернули и поставили на ноги. Немного покачавшись, помотав головой, я вернулась в окружающую действительность и собрала сознание в кучу. Злосчастную тару снова всучили мне и поволокли за локоток на выход. Мое состояние можно было охарактеризовать простейшей фразой: 'пыльным мешком огретая'. Поэтому, дорога до озера и обратно совсем не запомнилась, потрясение полностью овладело мной, и все действия проходили, как в тумане, где ничего не видно, ничего не слышно и в голове гул. Позавчерашние синяки болели, вчерашние ссадины тоже, а всего остального, такого привычного, не было. Где головокружение, боли в спине, подгибающиеся колени? Предыдущие два дня были перенасыщены впечатлениями, переживаниями, физическими нагрузками и незнакомым состоянием аффекта с отключением головного мозга и инстинкта самосохранения. Иначе, зачем я бросилась гоняться за незнакомым парнем, била его и дергала за уши или, как убила ту белую ядовитую выдру? Моих силенок не должно было хватить, даже дворнягу как следует пнуть, а уж решимости... Затем пришла радость, острое чувство, словно отточенный клинок, вспороло пыльную ткань искусственно созданной реальности, в которой, словно в скорлупе, я жила столько лет. Ветхое полотно рассыпалось, в глаза брызнули сотни ослепительных осколков-лучей, уши наполнились звуками и новый мир шагнул мне навстречу, сказав: 'Вот Я!' Раннее утреннее солнышко просачиваясь через сплетение ветвей и листву деревьев, отражалось в пузатом металлическом чайнике сотнями ярких брызг, бросая радужные всплески света на разлитый по столешнице взвар. Его разлила я, когда кот-Баюн, тоже решивший позавтракать, намекнул, что надо делиться с ближним своим. Сделал он это неожиданно и без предупреждения, в чисто своем, кошачьем стиле. То есть, аккуратно запустив когти мне в ногу. Кружку удалось удержать, хоть и расплескалось малость, а сам завтрак нет. И приличный кусок неизвестно чьего мяса рванул от меня от меня, на четырех лапах к окну, далее на крыльях в сторону чужого пищевода. Выскочив в дверь на звук хлопающих крыльев, я застала лишь заключительную часть процесса. С этой стороны, сразу за домом, росло мощное дерево и, примерно, на высоте в два моих роста, почти параллельно земле простиралась широкая ветвь с развилкой. Вот там ворюга и устроился, смачно почавкивая. Разъяснения на тему его недостойного поведения он выслушал как аккомпанемент к сытному завтраку, моему, между прочим. Я разочарованно походила вокруг, повздыхала, здорово напомнив себе лисицу из известной басни. Правда, вместо вороны, попался шибко умный зверь и на подначки он не велся. Чужой смешок оторвал меня от прочувствованного монолога и клятвенного обещания художественной выщипки хвоста и суперкороткого педикюра на все четыре лапы. К нам приближался, мой недавний рыжий знакомец, точнее, незнакомец, как его зовут, я до сих пор не знаю. Кот, с плохо скрытым беспокойством, наблюдал за его приближением, опустив вниз проказливую мордаху, он кивал головой в такт, словно, высчитывал допустимое количество шагов. Когда осталось совсем немного, глухо мявкнул, коротко взмахнул крыльями, развернулся и, смешно перебирая лапками, пробежал по ветке, затем, по стволу вверх и там забился в густую крону, издавая душераздирающие вопли. Парень подошел к дереву, похлопал раскрытой ладонью по стволу и произнес несколько слов, сверху посыпались листья и всякая труха, кот пытался забраться еще дальше, завывая все громче. Видимо, эти двое уже сталкивались на почве хищения чужого куска, и результат был не в пользу крылатого прохвоста. Веснушка обернулся ко мне и я, не сдержавшись, хихикнула, его и без того забавное лицо теперь украшал роскошный, прямо-таки классический бланш, с плавными переливами от чернильно-черного, до светло-фиолетового, переходящего в желтизну. Мое хихиканье не осталось без внимания, парень ловко щелкнул меня по носу и рассмеялся. Видно, характер у него был веселый и все в жизни он воспринимал легко. Со стороны леса появилась Локхив с огромным ворохом травы и плетеной корзинкой на сгибе локтя, полной то ли шишек, то ли странных ягод. Ее пристальный взгляд вызывал физическое напряжение. Тяжелый как крышка свинцового гроба. Нервная дрожь прошла по телу, заставив, передернуть плечами, женщина отвела глаза, вздох облегчения вырвался сам. Вчера, после моей истерики, не знаю, как иначе назвать произошедший всплеск эмоций, она не сказала ни слова. Напоила горьким и горячим напитком, от которого за версту несло успокоительным, на руках отнесла и уложила на лежанку, плотно завернув в одеяло. Утром молча, отвела к ручью, дала полотенце и гребень, показала местечко для уединения. Так же молча, поставила на стол кружку с ягодным взваром, куском мяса и ушла. Мясо! Я его даже надкусить толком не успела, только зубы запустила и все. А сколько времени я вообще не ела? Подсчет привел в ужас, желудок тут же радостно подгавкнул, тоже мне кулацкий подпевала, сама знаю, что есть хочу. Но завтрак назад не вернешь, а если и вернешь, то я, пожалуй, откажусь. Повадки кота свидетельствовали о его высоком профессионализме в недостойном искусстве воровства и любви к гибельному греху чревоугодия. А где он мог отточить свои навыки? На окружающих! Что же, теперь попробуем свои. Горестно вздохнув, состроив самую несчастную мордашку на свете, прижав к груди стиснутые кулачки и воззрилась на рыжего. Он улыбнулся, покровительственно похлопал по плечу и пошел обратно. На полпути оглянулся, убедился, что я не двинулась с места и вернулся. Схватил за руку и потащил за собой. У входа нас дожидалась Локхив. Веснушка улыбнулся ей, словно будущей теще, которую сейчас осчастливят сообщением о том, что дорогая дочка выросла, ей замуж пора и вот он будущий зять, прошу любить и радоваться дорогая мама. Шрам на лице женщины дернулся, между бровями залегла вертикальная складка, губы поджались, теща была не довольна. Я потихоньку попыталась отобрать руку, но ее сжали крепче и 'зятек' стал быстро втолковывать 'новоявленной родственнице' как им повезло и какой он ценный кадр. И швец, и жнец и на дуде игрец. Тещенька произнесла длинную фразу, фыркнув под конец. Определить по тону и мимике удалось лишь то, что она не злиться. А парень уставился на меня так, словно и впрямь получил благословление на счастливую женитьбу и обильное потомство. Локхив улыбнулась, впечатление сложилось... трудноопределимое. Одна половина ее лица, которая без шрама вдруг словно выступила из тени и осветилась мягким внутренним светом, стало видно, какой она была раньше, до увечья. Этой внутренней красоте, никакая внешняя правильность черт не соперница. Вторая часть, словно сжалась, кожа похожа на наждачную бумагу, шрам налился лиловым, разом состарив ее лет на сто. Что же с ней случилось, кто посмел поднять руку? Почему-то верилось в то, что руку здесь приложили. Палец с аккуратно обрезанным ногтем и маленьким колечком на нем, указал сначала на меня и женщина произнесла -' Наста ', потом на рыжего, добавив -' Рыпа '. Чего?! Его действительно так зовут?! Сдержать смех не удалось, пришлось заменить его кашлем. Когда приступ прошел, я повторила, решив проверить, правильно ли поняла. Улыбка до ушей и активное кивание головой подтвердили мою правоту. Позже я узнала, что Локхив, не имя, а скорее должность. Перевести можно и как ведьма и как ведунья и целительница в придачу. Если какая хворь привяжется или рану получил, зови ее. Погадать, счастье приманить, амулет подходящий сделать, защиту поставить она поможет. И проклясть, ' за хорошее ' поведение тоже. Относятся к этим дамам с уважением, если чем не угодил, будешь ходить почесываясь или бельмо на глазу образуется или хвостик вырастет, да и чего похуже случится может. И не одна другая, ни за какие коврижки помогать не будет, профессиональная солидарность здесь на высоте. Прокляла товарка, значит за дело, к ней и ступай, прощение проси.
ПРИНЦ.
Рассвет еще не вступил в свои права, а лишь предчувствовался. Теплый ветер доносил запахи цветущего сада и раскаленного за день, и не успевшего остыть за ночь камня. А еще звук шагов. Осторожных, тихих, но не для ее ушей. Это не стража, той не от кого скрываться. Господа же стягивающие круг, хоть и старались двигаться без шума, но многолетняя строевая выучка все равно сказывалась. На мгновение паника охватила ее, но так же мгновенно была смята и подавлена усилием воли. Они ничего не могут знать, им нечего ей предъявить, никаких доказательств, все следы стерты, исполнители мертвы. Лорд-советник, связавшийся с ней четверть часа назад, в этом клятвенно заверил, а ему нет смысла лгать, у самого рыльце в пуху, если что, пойдет как соучастник. Милости от императора можно ждать как снега в Кенварри. Она тосковала по снегу, по его холодному, таящему запаху. За старшего сына, отцова любимца и наследника, даже суда не будет. Но риск оправдан, выиграть можно много.
Покушение прошло как запланировано, все сложилось удачно. Старший принц мертв, о его жене позаботились, младший не помеха. Она про него достаточно знает и это знание, оглашенное в нужном месте и в нужное время решит его судьбу кардинально, императорский трон ему больше не светит. Проблему составлял лишь ее драгоценный супруг, его величество император Объединенной Салинской Империи Турожен второй. Не желающий отправиться на раннюю встречу с богами, так старательно спланированную его дражайшей супругой. Нет, право, этот крупный и громогласный мужлан доставляет ей непомерно много беспокойства.
Женщина заколебалась, лечь ли ей в постель и притвориться спящей или остаться здесь на балконе. В первом случае она будет выглядеть невинней, во втором, конечно подозрительнее. Но представив себе как придется вставать в одной тонкой сорочке, спешно одеваться на глазах этих низкорожденных бейкановых прихвостней, которые, через пару часов, в ближайшей таверне, за кружкой горючего будут делиться подробностями со всеми желающими... если, конечно на них не наложат печать молчания. Но все равно нет, лучше остаться здесь.
Дворец Сафиол, центральная резиденция правителей, был полон народу и в поздний час ярко освещен. Придворные, возбужденные страшным известием, жались к стенам, шептались, строя догадки и высказывая предположения. В верхних покоях, принадлежащих правящей династии, куда не было доступа простым смертным, навзрыд плакала молодая жена почившего наследника. Совсем юная и прелестная, ставшая супругой всего три декады назад, она заламывала руки, милое личико искажалось в муке, становясь неприглядным. Турожен отвел глаза, в нем самом клокотал бешеный гнев, а боль расходилась в груди ледяной волной, мешая дышать. Его чудом не задело, смерть прошла краем, а Сигальшан был разорван на части. В воронке, было месиво, из земли, камней, кусков плоти, человеческой и лошадиной. Ближайшие всадники, друзья принца и охрана. Кругом ошметки и запах крови. Голову принца нашли в стороне от эпицентра взрыва, поначалу даже решили, что и ее разорвало. Один из магов работавших на месте трагедии принес в плаще, император пожелал взглянуть и впервые в жизни упал в обморок. Сейчас воспоминание прошлось по сознанию дурнотой, и мужчина опять едва не отправился в прострацию. Но кто-то подхватили его и помогли устоять. Стряхнув руки непрошенных помощников, он повернулся к невестке, заверяя ее, что виновные будут пойманы и наказаны. Принцесса упала на колени, заламывая тонкие руки.
- Кто, ну кто мог совершить такую жестокость? - в неистовстве первого горя вопрошала она, крупные слезы текли по лицу. - Какое чудовище могло решиться на подобное? Он был самым лучшим, самым красивым, его все любили! Как можно было... тут ее восклицания стали совсем бессвязными.
Император отступил и, пошатываясь, вышел из гостиной, притворив за собой дверь. Рыдающая девушка осталась на полу. В передней жались к камину и перешептывались фрейлины. Их судьба теперь тоже не побалует, всем им, в связи с вдовством принцессы теперь придется вернуться домой, к родителям. Большинство небогатые провинциалки, попавшие ко двору из милости в надежде найти себе богатых мужей. Вместо балов, галантных кавалеров и роскошной придворной жизни - селянские празднества, серый быт, деревенские ухажеры, за которых родители постараются выдать их быстрее. Но не они интересовали мужчину. Среди завитых кудряшек, взбитых причесок, ярких лент и драгоценностей, выделялась одна: гладко зачесанные волосы, жесткий пучок, строгая черно- белая одежда. Послушница храма Халит была воспитательницей фрейлин и старшей дамой в свите принцессы. Она подошла, строгая и прямая, поклонившись, снова выпрямилась и заглянула в глаза монарху. Ей одной это было позволено. Младшая, внебрачная и непризнанная своим отцом, сестра покойной королевы Синталин, похожая на нее. Так похожая, что если бы этот старый дурак герцог Адернир признал ее, император женился, не раздумывая и с храмом бы договорился. Не отказали бы они своему сюзерену, ведь законно женился. Пусть лишь копия любимой, все лучше, чем эта холодная, равнодушная эльфская ведьма, с которой он связал себя брачными узами по политическим соображениям. По большому счету брак этот ничего не дал государству, а правителю лично и подавно. Правда, сын родился, но отец его не любил, вниманием не баловал. Красноволосый и красноглазый с эльфскими глазами без белков, белокожий и хрупкий. Слишком похожий на мать. Многие годы немирья породили неприязнь к соседям, которая перешла и на новую семью.
- Каинэ присмотри за ее высочеством, как бы чего не натворила, похоже она не в себе.
- Ничего удивительного мой господин, - голос у дамы был глубокий и Турожен любил его слушать. В другой обстановке. - Девочка в отчаянии, она так сильно любила своего супруга и нашего принца, - и, вздохнув, продолжила: - Позвольте выразить Вам свое сочувствие, я любила его как своего сына.
- Спасибо, милая, я знаю это, и он знал и любил тебя.
- Благодарю, Ваше Величество, за теплые слова, я присмотрю за ней, и, если Вы не возражаете, приглашу целительницу из храма.
- Думаешь надо?
-Видите ли, мой господин, это не точно, слишком рано и ничего нельзя сказать с уверенностью, но у меня есть подозрения, что Ее Высочество в тягости. Это только подозрения! Я могу ошибаться! - видя посветлевший взгляд, предупредила она.
- Хорошо, пригласи, пусть приглядывает, если она носит наследника, целитель не помешает. Но пока это должно быть тайной. Как прикрытие - тяжелое душевное состояние Тамирели.
- Я поняла вас, Ваше Величество.
Никто из них не знал, что следующей ночью, принцессе принесут успокоительный чай, вроде бы самый обычный чай, проверенный на предмет ядов и магии. Но к утру у нее случится выкидыш, следующий наследник династии не увидит света. Сильное кровотечение не смогут остановить, лучшие целители окажутся бессильны, и к утру в семейной усыпальнице окажутся два тела.
Но это еще впереди.
Собственный рабочий кабинет встретил тишиной и покоем, через дюжину минут придут советники, самые близкие люди, те, с кем он вершит дела государства и кому доверяет, насколько это вообще возможно. А сейчас есть несколько минут отдохнуть и подумать. Вот-вот должна подействовать настойка, с боем вырванная у придворного лекаря. Тот требовал от императора немедленно лечь, два сломанных ребра, ушибленное плечо и сотрясение мозга не шутка. Император отмахнулся, бывало и похуже, в ту же эльфскую кампанию, когда их загнали в болото, по пояс в грязи, со сломанной левой рукой, дважды простреленным бедром, одну из стрел не удалось вынуть, пришлось обломить. Четверо суток без еды, на одной гнилой воде, он выдержал, дождался подхода свежих сил. Их вел наследник, в ту пору еще совсем мальчишка. Тогда впервые проявился его талант полководца и стратега, а также расчетливого дипломата. Турожен собирался дождаться первого внука и отойти от дел, он уже не молод. Яркая личность, достойный наследник, на которого не страшно оставлять государство был. А что теперь? Младший принц всегда держался в тени старшего брата и казался более слабым. Он тоже получил достойное образование, стал неплохим бойцом, но мало, что из себя представлял в политике. Здесь не было уверенности. Жаль он раньше не задумывался о таком положении дел и мало уделял ему внимания. Теперь придется восполнять. Ладно, по крайней мере, здесь все понятно.
Что же касается покушения... Только милая наивная девочка Тамирель, влюбившаяся в своего жениха с первого взгляда, не замечавшая его недостатков, ослепленная достоинствами, или тем, что за них выдавалось. Кронпринц Сигальшан был недурен, умел подать себя, отлично владел оружием, счет выигранным турнирам давно не вел. А относительно всеобщей любви его супруга слегка заблуждалась. Его конечно любили. Дамы. Их принц тоже любил, всяких, разных, здесь все было взаимно. А вот с законными супругами такого согласия не было. Не сложилось. Может кто-то из этих завистливых рогоносцев постарался? Пожалуй, все же нет, не их уровень.
Первую информацию по происшествию, проводящий следствие дознаватель ему дал. Все четко распланировано и просчитано, и что удивительно никаких следов. Маги сопровождения, постоянно сканировавшие местность, ничего не почуяли и погибли почти все. Один еще жив, его лечат, но сомнительно, что выживет или придет в себя настолько, чтобы удалось допросить. Дознаватели, пришедшие после, лишь разводят руками. Сила взрыва, однако, такова, что разрывала людей и лошадей на части. Они с сыном должны ехать бок о бок, если бы не мелочь, счастливая случайность, погибнуть должны были вместе.
Советники зашли молча, под его тяжелым взглядом расселись по местам. Астал Бейкан начальник королевской охраны, Лорд - Опекающий старый друг, еще с тех времен, когда оба ходили под стол пешком и делили погремушки. Они многое пережили вместе, покушения со стороны брата - бастарда возжелавшего власти, Первую Эльфскую Кампанию, гнев отца - Императора. В ссылку, друг опять последовал за ним, даже влюбились вместе, в один день, в одну и ту же даму.
Покойная королева была страсть как хороша в молодости и вскружила голову обоим. На турнире в честь Дня Именования Турожен, тогда еще крон - принц был в ударе и разил всех, соперники вылетали из седел один за другим, проиграл и Бейкан. Сам крон-принц, опъяненный победой, ничего кругом не замечал, кровь горячо разливалась по жилам, желанная награда, вот она, рядом. И чего ждать? Предложение было сделано прямо здесь на поле, родители дали свое согласие, брак наследного принца и единственной законной дочери герцога Адернира был с точки зрения политиков удачным союзом. Одним махом заключить выгодный договор, присоединить немаленький кус богатых и плодородных земель, пополнить пустующую после войны казну за счет баснословного приданного невесты и влюбленный жених в придачу. Супружество будущих венценосцев обещало быть счастливым, мелочь, конечно, в вопросах государственной важности с чувствами кто считается? Но все устроилось чудесным образом. Что может быть лучше?
Друг же... Они почти не встречались до самой свадьбы. Будущий император, конечно, догадывался в чем дело, но себя любил гораздо больше. В конце концов, кто такой лорд Бейкан, и что может предложить юной, ослепительной герцогине? Такому бриллианту нужна достойная оправа. И только боги виноваты, что кто-то рождается править, а кто-то подчиняться. Принц и наследник престола, без сомнений лучший выбор, как его можно сравнивать с обычным смертным, которым лорд и являлся.
Объяснение произошло перед самым бракосочетанием. Астал признался в своей влюбленности в будущую королеву, он сам понимал, что в сложившихся обстоятельствах ей не пара. Просил прощения у наследника за свое неуместное чувство и поклялся в вечной преданности им обоим. Это было принято само собой разумеющимся. Ведь даже своим возвышением он обязан благосклонности Его Высочества.
С тех пор прошло много лет. Крон - принц стал императором, лорд Бейкан его правой рукой и надежной опорой, к королеве его отношение было крайне почтительным, и с обоими супругами связывала бесконечная преданность последнего. Верность цепного пса. Иногда сердце Императора вздрагивало и на миг сжималось, но он гнал прочь эти ощущения. Никто из них никогда не давал даже пол намека на возможность подозрений, чувство было незнакомым, не оправданным, не праведным. Но было. Он давил недостойное и на время забывал о нем. Чтобы однажды оно вернулось и укололо. Но, в конце концов, он - повелитель целой империи, она - его императрица, прекрасная как мечта, вместе образцовая пара, а цепной пес знает свое место. Оно у порога или у ног хозяина, а не в его постели. Мелкие же грешки Его Величества не в счет.
В день погребения Синталин, после траурной церемонии, в монарших покоях оба напились в хлам и плакали навзрыд как дети, и Турожену казалось, что общее горе снова сблизило их. Монарх доверял, своему другу и лорду Опекающему. Но покушение - его прямой просчет и застарелая ревность снова шевельнулась в сердце ядовитой змеей и привела к мысли, не решил ли старый дружок предать? Впрочем, рассудок встретил ее логичным вопросом - А зачем? И так же логично добавил: когда была жива их общая любовь, все было возможно. Императрица стала бы Соправителем, Бейкан поддержал ее притязания, после совершеннолетия наследника и восшествия на престол они могли бы даже пожениться, были в прошлом подобные прецеденты. Сейчас же нет смысла, без покровительства короны Астал лишится всего, что имеет, власти и положения и даже самой жизни, на посту Опекающего легко нажить могущественных врагов.
Головная боль прошла продавленная мощным обезболивающим, но состояние тяжести осталось, вдобавок стало клонить в сон. Необходимо взять себя в руки.
- Первое обследование показало: магических меток и остатков каких-либо сил или выплесков не обнаружено, вообще никаких следов. Эпицентр пришелся на свиту принца и его охрану. Маги прочесывают и перебирают по камешку место происшествия, но уже сейчас можно сказать, что это ни к чему не приведет.
- И что же господин Опекающий, у вас нет не только улик, но и никаких догадок, как это произошло и кто виноват?
Лысый с морщинистой желтоватой кожей и вечно шелушащимися руками, которые никогда не переставал потирать лорд - Казначей походил на престарелую, облезлую ручную крысу. Вид его очень даже соответствовал характеру, последний был удивительно мерзким, мстительным и фантастически скупым. Он сипел и плющился над каждой статьей расходов из тысячи двести семидесяти трех пунктов государственного бюджета, утверждаемого Императором и Большим Советом ежегодно. Клялся, что этот список составлен мошенниками и казнокрадами, восседающими в совете империи, после его принятия, они всей страной, во главе с его величеством пойдут по миру с протянутой рукой. Казнокрады из Совета клялись, что воровать они будут по минимуму, стране и Его Величеству нисколько не повредят, а бюджет принимать все равно надо. Жаркие баталии разворачивались в начале каждого финансового года, изрядно веселя весь двор очередными перлами казначея в защиту его идеалов скупничества и контр - ходами его противников. Салак Гаирен успокаивался, лишь вдоволь попив кровушки господ советников, только после этого считал себя более-менее удовлетворенным. Взамен гипотетически уворованных монет он стремился получить хотя бы моральную компенсацию, если уж не удается поймать растратчиков за руку. Зато его нюху на золотые империалы и изворотливости в махинациях могли бы позавидовать и серые прохвосты, тенями скользившие по нижним, подвальным помещениям замка. Боги обделили его внешностью, зато с верхом отсыпали ума и коварства. Злобе же и остроте языка могли бы поучиться и нечестивые отродья бездны.
Ответа на вопрос ждали все, с нетерпением поглядывая на Опекающего, информации у него немного, надо распределить и выдать ее так, чтоб никто этого не понял, а попутно выжать что-нибудь из остальных присутствующих здесь. И подкинуть дезу. Наверняка по своим каналам тот же Гаирен, что-то да вынюхал, но предпочел промолчать.
-Не совсем господа, есть кое-что. Маленький хвостик, если за него потянуть, можно размотать и весь клубок,- и пристально посмотрел в глаза казначею. Тот фыркнул и мотнул головой.
-О чем вы, лорд Бейкан? На что вы намекаете?
Длинный нос стал еще больше похож на крысиный, а они запах паленого издалека чуют, пусть считает, что копают под него, быстрее выдаст информацию. Последняя, как и деньги, подлежала строгому контролю и учету. Надо вывести разговор таким образом, словно старый крыс сам рассказал, тогда Бейкан будет не причем.
-Ни на что, лорд Гаирен.
-Хватит Астал, говори по делу, если есть, что сказать! Сейчас не до ваших препирательств, - это уже император. Судя по зеленоватым отсветам в обычно тусклых голубых глазах, медлить нельзя, фамильный приступ гнева не за горами, что, в общем, не удивительно.
Поняли и почувствовали все. И притихли. Во время очередного приступа, головы неугодных летят с плеч моментально, порой и палача не надо, император и сам справляется.
Насколько легче было иметь дело с принцем Сигальшаном. Тот всегда контролировал свою ярость. Настоящий правитель и политик, не позволяющий эмоциям влиять на дело. Какое бы бешенство им не владело, трезвый расчет превыше всего.
- Ни прямых, ни остаточных явлений магии найти действительно не удалось, это да. Взрыв был не магического характера. Зато были обнаружены остатки неизвестного порошка, по предварительным предположениям именно он и дал такой эффект.
- Порошок?! Взорвался?! Ты понимаешь, что несешь? Как может взорваться порошок не имеющий магического начала? - хриплое, тяжелое дыхание, Турожен был вне себя.
- И тем не менее это так.
-А сфера защиты, какой бы ни был силы взрыв, она должна была прикрыть принца.
- Да, так должно было быть, но произошло нечто, пока не объяснимое, его сфера не сработала, остатки переданы на исследование артефактникам, все возможные образцы уже отправлены в лаборатории Школы Ван, как только что-то станет известно мне немедленно сообщат.