- И эти железки заставят всех почитать Юпитера? - жрец раздраженно махнул рукой. - Ты повредился умом, Агасфер!
- Завтра же утром... Да нет, уже сегодня ночью ты увидишь столько золота и даров для своего старого бога, сколько не видел за всю жизнь! - Агасфер грустно рассмеялся. - Впрочем, это не очень большая цена за такое зрелище. Мне и самому интересно посмотреть что же получится. А вот подумать - страшно...
- Да ничего не получится. Чушь все это. Чудеса происходят по воле богов, а не рабов механиков! - жрец метнул гневный взгляд на Платона. Раб-грек опустил глаза.
- И когда же было последнее чудо? - усмехнулся Агасфер. - Давненько уже, а?
- Знамения происходят постоянно...
- Знамения, а не чудеса. Старые боги уходят, и ты знаешь не хуже меня Христианство набирает силу, основы Рима шатаются.
- Ты сам христианин! А то, что ты задумал, приведет к резне - и будут резать христиан!
- Да, я христианин. И Платон тоже. И будет резня после этого представления. А оно - не последнее. Дурной пример заразителен - и в конце концов кесари потребуют чудес ещё. А кто их будет делать? Мы, христиане! Не думаешь же ты, что можно верить в могущество богов, когда сам их изготавливаешь и продаешь толпе? И кто, по-твоему будет управлять этим миром через век? Христиане - механики, христиане - ученые. И не миром в развалинах, а могучим миром... - Агасфер положил руку на плечо старика. - Понимаю то, что сейчас мы делаем - это обман. Ценой его будут тысячи жизней, в течение суток. Но это позволит спасти Империю - и в конце концов приведет к настоящей вере...
- Прости, Агасфер, я просто слишком раздражителен. Я знал все это ещё до встречи с тобой, но я всегда много колебался. А сейчас... Я устал притворяться, я устал быть шпионом в своем же доме... Да и не могу сейчас разобраться, где же теперь мой дом... Знаешь, как больно: разрушать то, что создавал полжизни, предавать тех, кто тебе верит и тебя слушает, как отца - во имя того, что в итоге такого предательства будет зарезано несколько тысяч тех, кто поддерживает веру в Христа, борется за неё... Мою веру! - последние слова жрец выкрикнул в лицо Агасферу и закрыл лицо руками.
- Ты всего лишь человек. А людям часто бывает страшно. Люди лишь изредка видят дальше, чем на день вперед...
- Не переживай, я сделаю это, сделаю... Но как это грязно!
- Если не убрать эту грязь, её будет больше. Гораздо больше. И она зальёт весь мир.
Агасфер смотрел уже не на жреца, а на аппарат, стоящий перед ним. Мир вокруг него, казалось, дрожал и раздваивался. В какой-то момент он почувствовал, что одновременно он смотрит на проектор, восхищаясь работой механика - в то же время он крушит его, сбрасывая на пол, разбивая зеркала и отказываясь от того замысла, который подсказал Учитель... Он был одновременно в двух мирах, удаляющихся друг от друга, расходящихся, как бревна плота. Порвалась какая-то связь между этими мирами, что-то давило на сознание. "Выбор, - понял Агасфер, - выбор. От меня сейчас зависит, что будет дальше". И он сделал выбор. Свой выбор.
Один из этих миров - с разбитым проектором, облегченно вздыхающим жрецом и огорченным механиком поплыл по реке времени дальше - но уже без Агасфера. Мир, где история пойдет так, как пойдет - появится Константинополь, признают Христа, забудут старых богов, падет Рим, люди на века откажутся даже от желания думать - века дикости, костры инквизиции, крестовые походы, расколы Церкви, войны, чума, голод, ислам, снова войны, Возрождение, расцвет техники, снова войны, бездумное истребление сперва запасов мира, затем и самого мира - и конец. Конец Человечества. Выжженная, промерзшая до костей планета, где никогда не возродится Жизнь. Где никто не вспомнит Творца. Где о нем забыли ещё до того, как исчезли. Где человек так и не нашел счастье, где он не узнал, что есть Любовь. Мир, где человек говорил о Любви, выполняя волю темной силы. Мир лжи и жестокости, яростных споров о Боге, прикрывающих поклонение Сатане... Мир, в котором люди оказались бессильны перед собственным выбором - и слепо шли к концу, пока все не закончилось. Мир, который отвернулся от Бога. Нетерпеливый, суетливый, спешащий мир... мир, где не знали мира.
Агасфер сделал свой выбор. Теперь он знал о двух мирах - и оба были порождены его Творцом, его Учителем. Один из них уплывал по своей воле, беспризорный и свободный. Другой - с более счастливой судьбой и с не менее тяжкими испытаниями - находился теперь в руках Агасфера. Ему предстояло направлять его в потоках времени. Ему предстояло о нем заботиться. Он - и только он становится его Кормчим. И он знал, что это будет за мир. Люди будут бессмертны. Они будут ходить по воде. Они будут счастливы. Они будут молоды. Они будут справедливы. Они перестанут убивать. Они вернутся наконец в потерянный ими Эдем. И они станут Творцами - равными своему Творцу. И соперник Творца, сотворенный им на заре этой Вселенной, будет побежден.
Агасфер накинул легкое покрывало на проектор и кивнул механику:
- Готовь светильник.
* * *
Михаил - так звали моего гостя - сидел напротив меня, покуривая сигарету. В камине потрескивали дрова, за дверью тихонько завывала вьюга. Было тепло и уютно. Мы оба наслаждались тишиной и покоем этой ночи.
- Кстати, Вик, с Новым Годом тебя! - улыбнулся Михаил. - Сегодня в твоем мире Новый Год.
- Вот, елы-палы, а что ж ты раньше не сказал? Тебя так же - с Новым Годом! - я улыбнулся.
Вообще местные жители не знали никаких праздников - такое понятие у них отсутствовало начисто. Да и вообще, какие праздники могут быть у людей, наслаждающихся каждым мгновением своей бесконечной жизни? В конкретных датах, когда необходимо отдыхать и веселиться, у них просто не было нужды. Вся жизнь - праздник, что бы ни делал человек, что бы с ним не происходило.
За те несколько месяцев, что Михаил ежедневно меня посещал, я в этом полностью убедился. Ни разу я не видел его огорченным или скучающим, раздраженным либо подавленным. Он все время был окружен аурой дружелюбия и радости, от него просто ощутимо исходили волны удовольствия тем, что он есть таков, каков есть - и что мир вокруг тоже таков.
В своей прошлой жизни я, если бы и столкнулся с таким человеком, вряд ли бы принял его за нормального - где вы видели постоянно счастливых людей, кроме как в дурдоме? Но здесь это было нормой, а вот я из неё выпадал - и довольно здорово. С неделю назад я попытался представить себе, как выгляжу с их точки зрения. Душераздирающее зрелище! Но для Михаила возня со мной была ещё одним способом радоваться жизни.
Он светился от удовольствия, когда здоровался со мной - в день первого снега. Он радовался, как ребенок, каждому слову, которому я учился. Он смеялся и хлопал себя по коленям, когда я смог связать первое предложение - на второй день занятий. Причем в его смехе не было ничего обидного - хотя я произнес в тот раз что-то настолько корявое и идиотское, что у меня до сих пор горят уши, когда вспоминаю. И так - каждый день - те несколько часов, что мы проводим вместе, когда он обучает меня просто заполнены счастьем. Это счастье все время исходит от него, и я им заряжаюсь - или заражаюсь.
- А сегодня, в честь праздника, может быть скажешь, где вы живете? - спросил я.
- Нет, Вик, не сегодня. А придет время - я просто приглашу тебя в гости. - Он опять широко улыбнулся, видимо переживая этот момент, когда сможет наконец-то выполнить моё желание.
- Скажи мне - если ты не против, конечно - на что похожа болезнь?
Вопросики у него... Каждый раз спрашивает такое, что хоть со стула падай. О нашем мире они знают достаточно, но похоже, что все эти сведения - очень общего характера. Больше всего Михаила интересовал я сам, и то, как я вижу этот мир, как воспринимаю. Объясняться было временами сложновато, некоторым словам в моем языке не было аналогов, некоторым из понятий моего мира не было соответствий в его мире. Например, слово "болезнь" Михаил произнес по-русски - чтобы отличить болезнь человека (что для него было непредставимо) от болезни растений, животных - что здесь было редкостью.
- Болезни разные бывают... - Я задумался.
- В общем, человек становится слабее - это общее. Снижаются способности, теряются силы. Часто что-нибудь болит... - Я начал "плавать" в словах, определениях... Что лучше привести в пример? Ангину? Грипп? Желтуху? Сломанную ногу? Радикулит?
- Спасибо, я понял. - Михаил выглядел глубоко удовлетворенным. Все время забываю о том, что он телепат. Вот и сейчас - мне не было нужды на самом деле что-то объяснять - достаточно было вспомнить и представить, чтобы собеседник что-то понял, что это такое.
- А как вы лечитесь? - он опять использовал русское слово, чтобы не путать меня и остальных людей с миром фауны и флоры. На этот раз я просто закрыл глаза и представил себе все, что мне известно о медицине. Таблетки, уколы, рентген, родильные дома, аппарат Елизарова, лазерная коррекция зрения... Клизма, в конце концов - со всеми подробностями.
Михаил рассмеялся. Я вдруг почувствовал его отношение к тому, что он увидел - действительно, смешно: лечение ничем не лучше болезни. Одно лечат, другое калечат. Но это было его ощущение! Я в этот момент был на его месте! И это была его мысль - она появилась в моем сознании столь же явно, как и моя собственная. Он рассмеялся ещё раз.
- Вик, ты молодец!
Я допер, что произошло. Я действительно услышал сегодня не только свои мысли. Я стал телепатом.
- Только не думай, что это навсегда. Эту способность сложно закрепить. - Его мысли отчетливо звучали во мне. - Через некоторое время тебе может показаться, что ты потерял это, и ты можешь просто не вспомнить, как слышать.
Михаил просто смотрел на меня, улыбаясь, а его голос звучал в моей голове. Это было настолько удивительно... И он замолк. Опять улыбнувшись, он произнес уже вслух.
- Вот видишь, ты удивился, растерялся, и потерял способность. Не напрягайся сейчас - все вернется, в свое время. Но сегодня все равно хороший день!
* * *
Над Римом нависли тучи, из которых на вечный город падал ливень и срывались молнии, раскалывая воздух могучими раскатами грома. Но горожане - и плебеи, и патриции, и рабы не отсиживались за стенами своих домов. Народ запрудил улицы, не обращая внимание на потоки дождя. Все стояли, задрав головы вверх и молча созерцали ужасающую картину там, в темных клубящихся тучах.
Юпитер - могущественнейший из богов, защитник Империи восседал на своем небесном троне. Лицо его было сурово, в правой руке его был трезубец, а в левой - христианский крест. Седые волосы Юпитера развевались, полы богато отделанной тоги так же колыхались под порывами ветра. Юпитер молчал, глядя вниз на город. Молчали улицы и площади, молчали люди ожидающие то ли слов из уст грозного божества, то ли того, что он сейчас спустится вниз и его огромные ноги оставят от Рима только руины, сравняв Вечный город с землей.
Наконец, Юпитер встал - и вопль ужаса вырвался разом из сотен тысяч ртов. Седой бог взмахнул левой рукой и огромный крест полетел с небес на землю, исчезнув в какой-то туче. Ослепительно вспыхнули разом несколько молний, как бы устремившись в погоню за крестом, и в следующий момент остолбеневшие люди увидели лишь темное небо - Юпитер исчез.
* * *
Жизнь обретающая разум, меня удивила: чем больше разума появляется в живом, создании, тем меньше оно меня слышит! И так - повсюду. Живое, порождая свои мысли, начинает слушать их, перестает обращать внимание на то, что вокруг - на все, кроме материи. Разум ли это? Но на всех планетах, где зажглись эти искорки, происходит одно и то же. Живые существа, которые могут что-то сопоставлять и рассчитывать, перестают видеть половину мира. Все их усилия направлены на то, чтобы изменять материю, собирать её вокруг себя - но уже не для пищи, а для удобства тел.
Они возвысились над окружающей их жизнью. Они начали её подавлять. Они приходят и размножаются. И они совершенно не слышат меня. Они не хотят слышать. Единственное, что движет ими - стремление возрастать. Неважно, каким путем. Пока они ещё слабы - и по-видимому такими и останутся, если им не дать толчок. Их разум не способен ни на что больше, кроме примитивного собирания материи и изменения её формы. И все эти формы разума охотятся друг на друга и на другие формы жизни. Они роют норы, строят гнезда, ульи, и я начинаю видеть как разум гаснет, обращаясь в инстинкты - поколение за поколением. Вместо дальнейшего его развития остаются животные, которые освоили строительство. Они более сообразительны, чем другие формы жизни, но они не развиваются. Нет, это не разум. Пока ещё - не разум.
* * *
- Мой Цезарь...
- Ну, что там ещё? - Доминициан отвернулся от окна, в котором разглядывал что-то в саду - то ли купающихся в фонтане наложниц, то ли птиц на ветках.
- Волнения в Риме продолжаются...
- Не надо мне говорить о том, что я и так знаю. Когда они закончатся?
- Вероятно после того, как перебьют всех христиан.
- Их же не так много!
- Их оказалось больше, чем мы считали... по крайней мере, плебс в этом уверен - и они бьют всех иностранцев.
- А вот это, это я требую от вас прекратить. - Доминициан шлепнул ладонью по подоконнику. - Вы хотите, чтобы рухнула вся торговля? Жертв не должно быть больше двадцати тысяч, и чтобы большая часть - были рабы! Понятно?
Начальник охраны кивнул. Жертв было уже более тридцати тысяч - и рабов среди них было не так уж много. Плебеи рвали в клочья всех христиан - или кто, по их мнению, был на христиан похож. Преторианцы в это не вмешивались, опасаясь бешенства толпы - и сосредоточились на охране особняков знати. Если сейчас попытаться остановить эту резню - вообще лучше не думать, что получится.
- Да, Рим теперь увидит новые времена! - Доминициан расхаживал по комнате, улыбаясь.
- Сам великий Юпитер явился, чтобы с корнем вырвать эту ересь.
- Мой Цезарь, это не Юпитер.
- Что!? - император резко повернулся к начальнику охраны. - Что ты сказал!?
- Это не Юпитер. Горожане прошлой ночью видели актера.
- Что ты мелешь, осел! Какого актера? Я сам видел это чудо!
- Нет, мой Цезарь. Это был актер... и он был не над городом, в одном небольшом особняке...
- Ты или рехнулся, или...
- Нет, с рассудком у меня все в порядке. То, что видели римляне вчера - дело рук людей, чудом здесь и не пахнет. Несколько зеркал и стекол, и очень яркий светильник.
- Кто!? Кто осмелился богохульствовать? - Доминициан закипал от ярости, потрясая кулаками.
- Он здесь, мой Цезарь. Иудей, ухитрившийся получить римское гражданство. Купец. Вообще, странный человек. Христианин. Сколько ему лет - никто не знает, но люди столько не живут. Мы смогли докопаться до факта, что ему не меньше ста пятидесяти - но выглядит он на сорок, не больше.
- Имя?
- Агасфер. И это ещё не все. Он в сговоре с верховным жрецом. Жрец тоже взят.
Доминициан некоторое время багровел, открывая и закрывая рот, не находя слов и переваривая услышанное, потом заорал:
- Сюда их! Обоих!
Первым вошел старый жрец, ступая уверенно и гордо. Воля его не была сломлена внезапным арестом, а поднять на него руку или связать никто не осмелился. Но Агасферу все-таки досталось: его били преторианцы, когда схватили, его били дознаватели, когда допрашивали, его били, даже когда вели к Цезарю. Мало кто из бьющих знал, за что нужно бить этого человека - но таков был приказ начальника охраны: пересчитать все ребра, живого места не оставить. Но что бы мог тихонько ходить и разговаривать.
Следом за Агасфером солдаты внесли то, что осталось от проектора и втолкнули связанного Платона.
- Вот они, эти лицедеи.
- Красавцы. - Доминициан внимательно осмотрел каждого, подошел к куску ткани, на котором лежали разбитые зеркала и остатки деталей, поворошил эту мешанину носком ноги. - И зачем тебе это было нужно?
Вопрос адресовался жрецу.
- Вера в Юпитера уходит, Цезарь.
- Твоя задача - ее поддерживать.
- Я это и сделал.
- Резню ты сделал, старый черт. И что будет дальше... Почему не посоветовался со мной? И почему в этом замешан этот? - император кивнул на Агасфера. - Ты же меня свергнуть хотел, а?
- Я сам предложил ему эту идею. - Агасферу было больно шевелить разбитыми губами, но сейчас наступил его момент - и нужно было действовать быстро.
- А тебе-то зачем? Хотел спровоцировать восстание? - Доминициан проницательно вгляделся в побитое лицо иудея. Думал, твоих единоверцев больше, чем моих солдат?
- Нет, Цезарь. Я христианин, но мне нужен сильный Рим.
- Не понял.
- Я ещё и торговец. Я не торгую дешевым товаром, я торгую роскошью. А чем больше богатых покупателей - тем лучше идут дела. А христиане - в основном рабы, да ещё говорят о том, что нужно быть бедным...
- Опять не понял - брови Доминициана поползли вверх. Какой же ты христианин, если ты торговец - и устроил резню своих. Хоть не говори о вере тогда - зачем она тебе?
- Цезарь, Иисус никогда не говорил о том, что человек должен быть несчастным. Те, кто называют себя христианами - заблуждаются.
- Это что, новое толкование ?
- Это то, что я знаю сам, от него. Разве мой Учитель устраивал мятеж против Рима? Не он ли убеждал своих последователей честно платить подати Цезарю?
- Было что-то такое... вроде. - Доминициан бросил взгляд на начальника охраны, тот кивнул. - Да, было. - И все-таки, зачем тебе вознесение Юпитера и гибель христиан?
- Рим должен стоять твердо, его не должны подтачивать изнутри. Тогда и исполнится все, что Он говорил.
- Ты это не о книге Иоанна?
- Это писал Иоанн, а не Христос.
- Что-то ты хитришь, иудей. Давай-ка, расскажи мне все, что задумал - а я уж решу, что с тобой делать.- Доминициан наконец-то попался в ловушку, увидев в Агасфере Иуду.
- Велика ли твоя империя, Доминициан? - спросил Агасфер.
- Мне хватает, будет нужно - увеличу, - удивленно ответил император.
- Твоей империей может быть вся Земля. И везде, где появляется империя, устанавливается порядок и приходит культура. Но те племена, которые придерживаются старых языческих вер, сопротивляются этому...
- Ага, вот ты к чему клонишь! Ты мне организовываешь такие чудеса по всей империи, а я тебе что-то позволяю? Я бы пошел на это... Доминициан потер руки - назови свою цену!
Ловушка почти захлопнулась.
- Мне нужны некоторые из рабов - христиан, тщательно охраняемый дом за городом, механизмы, материалы и полная секретность. А о цене каждого чуда мы будем договариваться отдельно. И - торговля без пошлин в тех краях, где благодаря чудесам устанавливается имперский порядок.
- Без пошлин - это ты перегнул. Так ты мне всю империю к рукам приберешь. Но снизить можно. А почему христиане? Ах, да, ты же тоже...
- Не только поэтому. Если поклонники Юпитера будут сами творить его чудеса - что станет с их верой? Рано или поздно об этом узнают все - и конец Риму... А кто поверит христианам? Тем более, что после сегодняшнего дня их не останется нигде, кроме того места, где ты позволишь им работать на могущество Рима. А я не хочу, чтобы мои единоверцы искажали учение...
- Зря тебя били, иудей, зря. А может быть, и правильно - есть за что. Только вот бить тебя должны были твои единоверцы! - Император рассмеялся, довольный своей шуткой. - А почему заранее со мной не обговорил? - повернулся он к жрецу.
- Ты мог бы запретить, не зная даже, что именно запрещаешь.
- Мог бы. Впрочем, что сделано, то сделано. Лукиан! - обратился он к начальнику стражи. - Возьми этого еврея, отведи к казначею, пусть тот отсчитает ему тридцать сестерциев. Он их заработал. А потом отведи его домой и приставь охрану - чтобы ничего с ним не случилось. А то ещё, что доброго, удавится... И прекрати беспорядок в городе!
* * *
За дверью раздался смех, который меня разбудил. Смех был женский, и смеялись двое. Девушки! Я подскочил со своего ложа, лихорадочно натягивая джинсы. В темноте я шарахнулся головой о полку, и на меня посыпался мой бесценный глиняный сервиз. Елки-моталки! Блин горелый! Мать-перемать!
Я крутанулся и, запутавшись в полуодетой штанине, грохнулся обратно на лежак. В этот момент открылась дверь, и кто-то невидимый в темноте, ввалился внутрь, запутавшись в пологе, который я вечером навешивал на дверь. Из полога опять послышался смех, а в меня попали снежком. Прямо в очумевшую от сна харю. С добрым утром!
Жучка очумело прыгала по шевелящемуся пологу, радостно повизгивая, я тряс головой, скидывая с лица снег, а в меня летели с улицы снежки. От сна не осталось и следа.
Наконец я перестал отмахиваться от снежков, натянул джинсы до конца и, на ходу застегивая ширинку, кинулся на агрессора.
Разбежавшись, я ласточкой метнул свое тело вперед и, перелетев через порог с кем-то, выпутавшимся из полога, влетел в сугроб. Умываться - так умываться! Зимняя утренняя процедура. Меня тут же кто-то со смехом оседлал, чьи-то пальцы вцепились в мою шевелюру. Впрочем, не вцепились, а запустились - это было сделано ласково, нежно - меня просто потрепали по голове, а потом нежно обняли за шею.
Обернувшись, я увидел Вику.
- Вик, привет! По мне не скучал?
А перевернулся под ней на спину и, засмеявшись, схватил её за бока, пробежавшись пальцами по ребрам. Взвизгнув от смеха, Вика завалилась на спину, и я сел.
- Да как по тебе не скучать? Электра! - и я тоже заржал.
Она сидела рядом, в сугробе, и тоже смеялась, показывая ослепительные белые, ровные зубы.