Густав II Адольф, король Швеции, обладал унаследованной от предков внешностью,. Его кожа была бледна с легким румянцем. Стриженые волосы, брови, усы и расчесанная эспаньолка выдавали в нем блондина. Синие, слегка выпуклые глаза блистали живостью и умом. Это был статный и красивый мужчина, с выделяющимся на лице мощным костистым длинным носом. При росте, превышающим шесть футов он гляделся великаном.
И каждым дюймом своего мощного мускулистого, хотя и склонного к полноте тела он выглядел Владыкой Севера. Многое ему досталось от природы и многое было привито воспитанием. Но вот уже около часа эта внушительная оболочка, одушевленная беспокойным духом металась вперед и назад по штабной палатке, поставленной на восточном берегу реки Гавел. Меловая бледность его лица внушала ужас. Плотно зажмуренные от горя глаза, дрожащие от стыда полные губы и то, как шведский король разломал сильными руками стул на части и шваркнул его об пол, выдавали кипевшие в нем возмущение и ярость.
- Пусть черти, наконец, утащат Иоганна Георга Саксонского на вечные адские муки!
Адъютанты короля за исключением Акселя Оксеншерны, старались держаться подальше от своего господина. Нрав Густава Адольфа пользовался печальной известностью. Но в данном случае, это был не гнев, как все опасались. Гнев Густава всегда бывал недолог, и король уже давно научился держать свой неистовый нрав более или менее в узде. Худшее, что он себе позволял, это раздраженные упреки, и, при случае, мог сорвать свое раздражение на ни в чем не повинной мебели. Это масштабное побоище уже имело все шансы стать для стульев настоящей Сицилийской вечерней.
Густав схватил еще один стул и разбил его о колено. Крепкий деревянный каркас болтался в его огромных руках, как соломинка.
Нет, это не было гневом, который даже у солдат-ветеранов вызывал пробиравшую от головы до самых пяток дрожь. И уж конечно, дело было не в стульях. Аксель Оксеншерна, ближайший друг и советник короля, никогда не оставлял палатку Густава без какой-нибудь, пусть дешевой но практичной мебели. С момента прибытия в Германию, это был далеко не первый раз, когда шведские офицеры увидели своего монарха, разделавыющим кресло на зубочистки.
- И пусть Господь проклянет Георга Вильгельма Бранденбургского вместе с Саксонцем!"
Такое кощунство пугало офицеров. Благочестие короля так же славилось, как его характер, а если честно, то и более того. Намного более того. Только непосредственные подчиненные Густава знали, как иногда несдержан его язык. Из его солдат, только осужденным за воровство, изнасилование или убийство доводилось ощутить на своей шее лезвие палаческого топора. В то же время многие из гимнов, исполняемых простолюдинами, собиравшимися в церкви по воскресеньям, были составлены их собственным королем. И как считали обыватели, это были лучшие из гимнов
Остатки стула вылетели через приподнятые створки палатки. Двое солдат, стоявших на страже по о сторонам входа переглянулись и украдкой отодвинулись подальше. В ином случае, они могли бы и улыбнуться при знакомой картине - обломках мебели у штабной палатки короля. Но они тоже почти окаменели от богохульства.
Король Швеции схватил еще один стул и грохнул его об пол. Мощные ноги в грубых сапогах оказались в груди щепок.
- Дьявол бы забрал всех князей и дворян Германии! Гребаные Содом и Гоморра!" Богохульство было шокирующим, по правде говоря просто страшным. Ни один из офицеров не мог вспомнить, чтобы их монарх говорил ТАКОЕ. Даже в худших из своих тирад. Это показывало, насколько разъярило Густава известие о Магдебурге..
Король Швеции стоял посреди шатра, сжав громадные кулаки и оглядывался вокруг разъяренным быком. Взгляд его горящих, сверкающих сапфирами глаз упал на фигуры трех молодых людей, стоявших в нескольких шагах. Мужчины были невелики ростом, тонки в кости и разодеты в дорогие одежды. Их руки сжимали эфесы шпаг, а лица были бледны.
Мгновение Густав Адольф смотрел на них. Титан перед пигмеями. Но этот момент был краток. Шведский король медленно и глубоко вдохнул. Затем с резким выдохом его плечи опустились.
- Вильгельм и Бернард , прошу, принять мои извинения, - пробормотал он. - И Вы, Вильгельм. Я, конечно не имел в виду Вас, поминая это чертово племя. - Богохульничал король по-шведски, но теперь заговорил по-немецки. Густав свободно говорил на этом языке, как и на многих других, но, как всегда, его акцент выдавал его скандинавское происхождения.
Герцоги Саксен-Веймарский и ландграф Гессен-Кассельский натянуто кивнули. Напряженность в их плечах тоже ослабла. Если честно, то быстро ослабла. При всем своем аристократическом происхождении, они были вполне готовы принять извинения Густава не дожидаясь второго раза.
Только эти трое дворян и входили в число немецких правителей, объединившихся, вокруг протестантства не на словах, а на деле. В большой степени их привязанность к Густаву была ясным и простым поклонением молодежи герою. Итальянцы начали уже называть Густава II Адольфа "il re d'oro" -золотой король. Вильгельм и Бернард Саксен-Веймарские и Вильгельм Гессен-Кассельский имели причины относится к Густаву очень серьезно. Как знали эти молодые люди, Густав Адольф, был известен вне Швеции как единственный европейской король, достойный этого титула. Поэтому с большим облегчением они сразу приняли его извинения. Вслед за ними расслабились и все остальные, бывшие в комнате. Сегодня, нрав Густава проявлялся не дольше, чем обычно.
Шведский король с натянутой улыбкой оглядел внутренность палатки. Только два стула остались целы.
- Отлично, отправь кого-нибудь за стульями, Аксель, - проворчал он. - Я, кажется, превзошел себя сегодня. А мы еще должны провести военный совет.
Аксель Оксеншерна улыбаясь, вернулся с одним из собственных стульев. Он повернул голову и кивнул одному из офицеров, прижавшемуся к стене палатки. Молодой швед пулей вылетел наружу.
Густав надул щеки. Он осмотрел комнату, как будто оценивая все двенадцать находившихся в ней людей. Что соответствовало действительности.
Оценка длилась мгновение. Скорее для подтверждения уже существующего у него мнения, поскольку никого из этих людей не было бы в палатке, если бы они не соответствовали требованиям короля к подчиненным.
- Ладно, господа, давайте работать. - Взгляд Густава немедленно обратился на Вильгельма и Бернара. - Имперцы продолжают наступление на Саксен-Веймар. Это уже точно. Вы с Уильямом, были моими единственными немецким союзниками, достойными этого имени. Император Фердинанд будет требовать вашего наказания.
Вильгельм, старший из двух герцогов Саксен-Веймар, поморщился. - Боюсь, что вы правы, Ваше Величество.- Тень надежды легла на его лицо. "Конечно, Тилли на жаловании у Максимилиана Баварского, а не у императора, так что, может быть..."
Вильгельм Гессен-Кассель фыркнул. Густав махнул рукой.
- Брось эти надежды, Вильгельм. И ты, Бернард. Максимилиан еще более жаден, чем сам император. Он уже потребовал Пфальц за заслуги перед династией Габсбургов и католицизмом. И конечно же он хочет получить Тюрингию и Гессен. Во всяком случае хотя бы часть их. Император вряд ли сможет отказать ему. Так как Фердинанд уволил Валленштейна, армия Тилли является единственной крупной силой на его левом фланге.
Вильгельм вздохнул.
- Я не могу остановить Тилли, - сказал он, поморщившись. - Он опустошит Тюрингию и захватит все ее города. Веймаре, Айзенах и Гота, наверняка, Эрфурт даст Бог, сможет от него откупиться.- Вытянутое лицо дворянина было измождено, из-за чего он выглядел старше своих лет. - Начнется большой голод.
Густав заложил руки за спину и расправил плечи. Его лицо посуровело.
- Я ничего не могу для Вас сделать. Очень сожалею, мне горько, но это истинная правда. Следующие слова казались свинцовыми от гнева и стыда.
- Я не буду давать обещаний, которые я не в силах сдержать. Не сейчас. Не после Магдебурга. У меня просто нет таких сил, чтобы защитить Тюрингию от Тилли. И география полностью ему благоприятствует. Он ближе и может прикрыть свой фланг горами Гарца.
Бернард кивнул.
- Мы знаем это, Ваше Величество. Он выпрямился, сжимая эфес шпаги. - Мой брат наследник, и он должен оставаться здесь с вами. Но я вернусь в Веймар, и сделаю, что смогу. Я отправлю к Вам курьера, как только будет возможность, но...
-Нет!
Вздрогнув, Бернард нашел взглядом Акселя Оксеншерну. Шведский канцлер развел руками и сказал извиняющимся тоном.
"Извините за резкость, Ваша Светлость, Но это действительно очень плохая идея.- Аксель поднял руку, предупреждая стремительный протест герцога. "Пожалуйста, Бернард! Я восхищаюсь вашим мужеством. Тем более, что легче найти золото под ногами, чем мужество среди немецкой аристократии.
Шведские офицеры в комнате разразились лающим, саркастическим смехом. Аксель продолжил:
-Это был бы крайне романтический жест, Бернард. Но очень глупый жест. Вы не успеете ничего сделать в Тюрингии, прежде чем Вас убьют или пленят. У Вас слишком мало сил.
Аксель пронзительно посмотрел на молодого дворянина.
- У Вас нет военного опыта, юноша!- Он чуть не добавил "на самом деле Вы в этом девственник", но вовремя прикусил язык.
Бернард Саксен-Веймар со страдальческим лицом умоляюще посмотрел на Густава Адольфа.
Густав тяжело дышал. Затем, шагнув вперед, он положил огромную руку на худое плечо Саксен-Веймара.
- Он прав, Бернард. - На лице короля внезапно заиграла веселая улыбка. - Оставайтесь здесь со мной. Я буду рад видеть Вас с Вильгельмом в своем штабе.
Я уверен, вы там будете на своем месте, -Густав вежливо игнорировал скрытый скептицизм на лицах своих шведских офицеров-" а взамен, я полагаю, я мог бы поучить Вас военному искусству.
Последняя часть предложения, как и ожидал Густав сделала свое дело,. Юношеское восхищение Саксен-Веймара военным искусством короля, естественно сработало в его пользу.
Бернард посмотрел на стоящих вокруг мужчин. Все они были ветеранами, доказавшими свою доблесть . Понятно, что юношу волновала его репутация в их глазах. Его взгляд остановился на молодом шведском офицере, присутствовавшем в палатке. Это был Леннарт Торстенссон, блестящий командир шведской артиллерии.
Торстенссон усмехнулся. - Не бойтесь, Бернард. Пусть имперцы Вас пока дразнят, не позже, чем через год они дразниться перестанут.
В смехе, который на этот раз охватил палатку не было ни гнева, ни сарказма, только дикость и жестокость. Так может завывать хор северных волков, услышав, что олень бросил им вызов.
Ответа Торстенссона и сопровождавшего его смеха оказалось вполне достаточно. Кивок Саксен-Веймара превратился в глубокий поклон, адресованный королю.
- Это Было бы честью и привилегией для меня, Ваше Величество!
Густав хлопнул в ладоши.
- Отлично! А теперь...- он повернулся к одному из своих кавалерийских командиров, Иоганну Banйr. -"Этот небольшой отряд копейщиков все еще в Баденбурге я надеюсь?
Banйr склонил голову.
- Вы имеете в виду шотландцев? Отряд кавалерии под командованием Маккея?
- Да, именно их. Александр Маккей, насколько я помню. Перспективный молодой офицер.
Оксеншерна как всегда разумно воздержался от комментариев по поводу последнего замечания короля:. "Вы потратили меньше часа в его обществе, Густав. И исходя из этого, Вы называете его "перспективный молодой офицер"? Но он оставил свое мнение при себе. Он был уверен, что у короля не было никаких иллюзий. Густав просто отчаянно пытался придать уверенности и поднять настроение своим людям в этот день мрака и ужаса. Кроме того, в отличие от Banйr, Аксель знал о реальной миссии Маккея.
Густав продолжал:
- Отправить курьера Маккею, с приказом ему оставаться в Тюрингии. Я не ожидаю, что он удержит Баденбург от серьезной атаки, и если на него будут сильно давить, разрешаю уйти в леса Тюрингии. Я просто хочу, чтобы он сообщал о движениях Тилли, - Он бросил на Оксеншерну быстрый взгляд.
- Но доложите мне, прежде чем отправите курьера. У меня будет более подробные инструкции.
Banйr кивнул. Король обратился к Гессен-Касселю.
- Уильям, я ничем не могу Вам помочь впрямую. Но у Вас не столь отчаянная ситуация. Тилли двинется первым делом на Тюрингию, а не на Гессен и...
Гессен-Кассель фыркнул.
- Тилли движется в любых обстоятельствах медленно как слизняк. Великий и могучий генерал Медленный".
Густав улыбнулся, но улыбка исчезла с его лица очень быстро.
- Не стоит недооценивать этого человека, Уильям," сказал он, тихо и серьезно. "Он может быть медленным, но помните: Ян Церклас, граф Тилли, был профессиональным солдатом всю свою жизнь Большую часть этого времени в качестве командующего армией. Ему уже больше семидесяти и до настоящего времени он не проиграл ни одного генерального сражения.
Лицо короля стало торжественным. - Он последний, и, возможно, самый великий из генералов со времени Гонсало де Кордоба!
"Мясник из Магдебурга", прорычал Торстенссон.
Густав посмотрел на артиллерийского офицера. Когда он заговорил, его тон был печален. - Да, Леннарт, так Тилли запомнят потомки. А все остальное забудут. - Король расправил плечи. - Заметьте, я не говорю, что это несправедливо. Генерал отвечает за все, что делают его солдаты, что бы не было сказано или сделано. Но все сообщения о Магдебурге согласны, в том, что Тилли пытался сдержать своих солдат. Не было у него причин жечь город.
Торстенссон, с обычной шведской прямотой ( в конце концов ведь Густав тоже швед) не отступал.
- Ну и что? - спросил он. - Тилли сам решил возглавить эту армию. Никто не принуждал его возвращаться в строй из отставки. Это армия абсолютного зла. И не ему жаловаться, что его дьяволы вырвались на волю. Гнев в голосе молодого артиллериста сменился восхищением. - у Вашей армии, Ваше Высочество, не было своего Магдебурга, и ничто не запятнало ее знамен.. Ничего даже близко похожего!.
Густав ощутил гнев, но заставил его утихнуть. В конце концов он согласен со всем сказанным.
- Леннарт, я не из этого старого племени, - мягко ответил он. -Но я все еще могу восхищаться его достоинством. Как и вы, впрочем.- затем он ухмыльнулся. "Я считаю, что я основал новую породу генералов, во всяком случае надеюсь на это.
Некоторые из офицеров усмехнулись, но шведский канцлер не последовал их примеру.
- Ты, да,- пробормотал себе под нос Оксеншерна. - Новой породы. Но Валленштейн делает то же самое, что и ты, мой друг Густав. Не забывай об этом. Однажды Вы победите Тилли и его военную школу. Только тогда вы схватитесь с Валленштейном. Как и ты, он презирает старую школу. И как и ты, он пока не знал никого бы, кто был выше него в военном искусстве.
При упоминании имени Валленштейна воцарилась тишина. Великий чешской генерал удалился в свои имения, так как император уволил его по требованию австрийской знати . Католические владыки Священной Римской империи презирали этого человека как за его низкое происхождение, так и за его несметные богатства и власть. Но Валленштейн все еще был где то там, укрывшийся от всех глаз, но готовый снова встать в строй.
Лицо Густава окрасилось румянцем, но ответил он очень спокойно.
- Вы сильно ошибаетесь, друг мой Аксель. У меня всегда был тот, кто выше меня и на войне и в дни мира. Его зовут Иисус Христос.
Благочестие этого заявления было глубоким и простым и не вызывало сомнений у слушателей, - А Валленштейн? Только он знает кто стоит над ним.
Торстенссон уставился себе в ноги.
- Я догадываюсь", пробормотал он тихо. Стоявшие вокруг офицеры усмехались.
Густав повернулся к Гессен-Касселю.
- Вильгельм, у Вас сил побольше, чем у Саксен-Веймара и у Вас будет несколько месяцев, чтобы подготовиться к обороне. Так что я думаю, что у Вас будет возможность сбить с Тилли спесь.
Возник небольшой переполох у входа в палатку. Отряд солдат внес новые стулья.
Король, улыбнулся, взглянув на них
- Думаю, они уже не понадобятся. Кажется мы все уже обсудили. Не сегодня, по крайней мере.
Взгляд Густава, минуя выходящих солдат упал упал на равнины центральной Германии. Его челюсти сжались.. "В данный момент, Вильям Гессен-Кассель, лучшая помощь, которую я могу оказать, это насыпать соли на хвост некоторым протестантским правителям. И начнем мы с фюрста Браденбургского".
- Соли на хвост?- спросил Торстенссон. - Георгу Вильгельму? - Он усмехнулся.
-Невозможно!"
Улыбка Густава зазмеилась поверх стиснутых зубов.
-Чепуха, - прорычал он. "Он мой шурин, в конце концов. Он поймет причину. Особенно после того как я дам ему простой выбор - соль на хвосте или шило в заднице.
Все в палатке покатились со смеху.
Улыбка Густава приобрела акулий оскал.. Он повернул голову, к Торстенссону. Приготовиться к выступлению, Леннарт. Я хочу, чтобы наши пушки уставились на Берлин как можно скорее".
Офицеры в палатке восприняли эти слова как сигнал к уходу. Гессен-Кассель и братья Саксен-Веймар на мгновение задержались. Во-первых, чтобы просто пожать руку королю, во-вторых, чтобы ознакомиться с новым кругом обязанностей. Густав послал их догонять Торстенссона.
Скоро кроме Оксеншерны в палатке никого не осталось. Прежде, чем заговорить, Густав подождал, пока все выйдут.
- Известий от Маккея не было?
Оксеншерна покачал головой. Король нахмурился.
- Мне нужны, голландские деньги, Аксель! Сейчас состояние наших финансов полностью зависит от этого француза - кардинала Ришелье.- Его лицо приобрело кислое выражение. -Я знаю, что у каждого паписта как минимум три лица, и доверять бы я ему стал не больше, чем самому Сатане!.
Аксель пожал плечами. Он пытался обнадеживающе улыбнуться, но безуспешно. Несмотря на все свое дипломатическое искусство.
- У Ришелье-есть свои веские причины, чтобы поддержать нас, Густав. -Он, может и католик, но его гораздо больше беспокоят династические амбиции Габсбургов, чем восстановление власти папы в Северной Германии.
Король не унимался.
- Я знаю! отрезал он. - И что же? Ришелье хочет, длительной, затяжной, разрушительной войны в Священной Римской империи. И пусть половина немцев погибнет в ней, пусть даже все погибнут! Ришелье нужна победа ? Нет, Аксель-это далеко не так! Он просто хочет, чтобы мы обескровили австрийских Габсбургов. И испанских Габсбургов заодно!
- Он яростно нахмурился. - Шведы это пушечное мясо, которое служит французскому скряге, скупо выдающему жалкие медяки.
Он хлопнул тяжелым кулаком о ладонь.
- Мне нужно больше денег, я не могу получить их от Ришелье, и мы уже опустошили шведскую казну. Остается только Голландии. Они богаты, голландцы, и у них есть свои резоны укоротить Габсбургов.
Услышав насмешку Оксеншерна немного напрягся, Оксеншерна были одним из самых больших семейств среди шведского дворянства, и Аксель, при всей своей гибкости ума, был твердо предан аристократическим принципам. По иронии судьбы, единственный человек в Швеции, который стоял над ним, в соответствии с этим же принципом, был значительно более скептически настроен к добродетелям аристократии. Густав II Адольф, король Швеции, провел годы в борьбы польской аристократии, прежде чем он скрестить мечи с их немецкими коллегами. Этот опыт оставил ему совершенно дикое презрение к "благородным". Поляки доблестно вели себя в бою, но были совершенным зверьем по отношению к своим крепостным. Немцы, за некоторыми исключениями, не имели даже, польских добродетелей. Большинство из них, на протяжении долгой войны, пользовались удобствами своих дворцов и замков, в то время как наемники вели реальные боевые действия. Оплаченные, естественно, за счет налогов вымогаемых у бедных, охваченных болезнями и полуголодных крестьян.
Но не было никакого смысла в возобновлении с Акселем старого спора. У Густава было слишком много проблем, чтобы сейчас заниматься еще и этим.
- Если Маккей пока ничего не сообщает, это значит, что голландский курьер еще не добрался до него", думал он вслух. - Что могло случиться?
Аксель фыркнул.
-Что случилось? Курьер пытается пересечь целую страну после тридцати лет войны, вот что случилось
Густав нетерпеливо покачал головой. - Голландцы должны были послать еврея,
- отметил он. - И они должны были дать ему охранную грамоту. И Фердинанд издал ряд указов, касающихся обращения с евреями в Священной Римской империи. Он не хочет их отпугнуть, а ему нужны их деньги.
Оксеншерна пожал плечами. - Да тысяча вещей могла случиться. Войска Тилли уже разбойничают в тех краях. Они не служат императору. Не напрямую, по крайней мере. Что за дело этим наемникам до императорского указа, если их шайка поймает курьера с его сокровищами? В голландской охранной грамоте больше букв, чем у них причин с этой грамотой считаться.
Король нахмурился, но спорить не стал.. Он знал, что Аксель, скорее всего, прав. Нынешняя Германия была натуральным ведьминым шабашем. Любое преступление было не только возможно, но наверняка не раз уже свершилось.
Густав вздохнул. Он сплел толстые пальцы вместе, захрустел суставами.
- Мне тревожно иногда, Аксель. Мне тревожно. - Он повернул голову, устремив голубые глаза в землю. - Я преклоняюсь перед Господним милосердием. Но зачем он допустил такую катастрофу, как эта война? Я боюсь, что мы страшно согрешили, и понесем тяжкое наказание. И когда я смотрю вокруг себя на то, что творится в этих королевствах и княжествах, мне кажется, я могу даже назвать этот грех. Гордыня, Аксель. Самодовольство, безудержное высокомерие. Благородство всего лишь плоти, а не духа.
Оксеншерна не пытался ответить. По правде говоря, он и не хотел. Аксель Оксеншерна, канцлер Швеции, был на одиннадцать лет старше своего короля. Старше, и как он частенько думал - мудрее. Но эта самая мудрость давно уже привела его ко вполне определенным заключениям.
Первым из этих выводов было то, что Густав II Адольф, вполне возможно, величайший монарх, когда-либо рождавшийся в Скандинавии.
Другим выводом , было то, что он почти наверняка у Густава была величайшая среди соплеменников душа.
И там , где канцлер мог бы спорить с королем, человек не стал бы спорить с этой душой. Оксеншерна просто склонил голову.
- Вы правы мой господин, - было его единственным ответом.
Густав принял его признание в верности с ответным поклоном,
- А теперь, мой друг," сказал он мягко, "мне нужно побыть одному.- Признаки властности исчезали с его лица, сменяемые выражением тоски.
-Это была не твоя вина, Густав", прошептал Оксеншерна. - Существовал вы ничего не могли поделать.
Но король уже не слушал. Сейчас его уже не волновали ни резоны, не аргументы..
Тем не менее, Аксель попробовал продолжить: "Нет! Ваше обещание гражданам Магдебурга было честным, Густав. Вина за все на наших так называемых" союзниках", которые с подачи Георга Вильгельма Бранденбургского не поддержали нас, и на и Джоне Георге Саксонском преградивщем нам дорогу. Что в этой ситуации Вы могли сделать?
Он замолчал. Безнадежно. Человеческие слабости, которые сумел на время преодолеть в себе король-воин снова овладели им..
Огромная, мощная фигура стоявшего в центре палатки короля, казалось, уменьшилась вдвое. Густав Адольф опустился на колени, опустив голову,и сложив руки в молитве. Его пальцы были побелели, руки сотрясала дрожь.
Канцлер вздохнул и отвернулся. Король на какое то время отрешился от реальности. Аксель знал, что еще много часов Густав проведет в молясь за души граждан Магдебурга.
Оксеншерна не сомневался, что если бы его друг Густав знала имена всех тех десятков тысяч, которые погибли в том, проклятом , то он молился бы Господу за каждого них. Вспоминая все время, те письма, которые они слали ему, умоляя о спасении. Освобождение он не был в состоянии принести во времени. Которое он так и не смог им вовремя принести.
Много часов.
***
У входа в палатку, Оксеншерна смотрел на равнины Центральной Европы. Миллионы уже погибли на этих равнинах, так как самая ужасная война века началось уже тринадцать лет назад. Миллионы, по всей видимости, умрут еще на этих равнинах, прежде чем все будет закончено. Всадники Апокалипсиса вырвались на свободу и теперь пьянели от восторга.
Горечь светилась в его глазах, но не сильно.. Канцлер не претендовал на величие души своего короля.. Он просто признал ее , и отдал королю свою
непоколебимой верность.
Поэтому взгляд его был тверд. Холодный с уверенностью в будущем, а не с воспоминаниями о прошлом. Лучше, чем кто-либо, Аксель Оксеншерна понимал душу стоявшего на коленях в молитве за его спиной. Это понимание и даровало ему так необходимое утешение при взгляде на эти равнины.
Я бы сам проклял вас, но в этом нет нужды.. Тот, кто гораздо выше меня принесет Вам кое что гораздо худшее, чем простое проклятие.