Флинт : другие произведения.

1632

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.73*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод известного американского сериала о маленьком американском городке провалившемся в Европу, в ад Тридцатилетней войны. ОСТОРОЖНО! "Не включать, работают люди". Это не законченный перевод выкладываемый по кускам, а площадка на которой три человека не переводившие ранее художественную литературу пытаются это сделать. Поэтому текст корявый и изобилует английской структурой предложений. Всё это со временем будет исправлятся, "но даже втроем мы ни разу не Райт-Ковалева" Переводчики German, CanadianGoose, gsvg, Смотрящий на Огонь.

     Это художественное произведение. Все персонажи и события, изображенные в этой книге, являются вымышленными и любое сходство с реальными людьми или событиями является чисто случайным.
      Copyright (с) 2000 Эрик Флинт Все права защищены, включая право воспроизводить эту книгу или ее части в любой форме. Перевод GSVG
     
      Моей матери, Марии Жанне Маккормик Флинт, и Западной Виргинии, из которой она пришла.
     
      Матерь Демонов
     
      Эта тайна никогда не будет разгадана. Проще всего было бы присовокупить ее к другим событиям в каталоге необъясненных явлений, вроде Тунгусского метеорита или квадратного кратера на Каллисто. Первоначальное волнение во всем мире улеглось в течении нескольких месяцев, как только стало ясно, что быстрых ответов не последует. Несколько лет скорбящие родственники с переменным успехом давили на чиновников, требуя продолжения расследования. Но юристов, для того, чтобы раздуть и поддерживать этот пожар, не нашлось. Суды достаточно быстро постановили, что Грантвилльская Катастрофа была стихийным бедствием, за которое страховые компании ответственности не несут. В течении десяти лет Катастрофа, как и убийство Кеннеди перешла в ведение фанатиков и энтузиастов. После этого, ее история оставалась в вечном существования на самой грани забвения. И мало кто из авторитетных ученых мира, если таковые вообще были, еще питал какие-то надежды на окончательное объяснение случившегося.
      Теории, конечно, изобиловали. Но расплывчатые показания приборов четко интерпретировать было невозможно. Небольшая черная дыра, прошедшая через Землю. Это была одна теория. Другая, какое-то время популярная, пока в свете дальнейших открытий математики ее не опровергли, гласила, что фрагменты суперструн нанесли по планете скользящий удар.
      Единственным человеком, который когда-либо приближался к пониманию того, что была создана новая Вселенная, был биолог. Молодой биолог по имени Хэнк Таппер, прикрепленный к одной из геологических групп практически задним числом, и отправленный изучать Катастрофу. Группа посвятила несколько месяцев изучению местности, заменившей то, что когда то было частью Западной Виргинии. Группа не пришла ни к каким выводам, установив только тот очевидный факт, что данная местность не принадлежит этому району, а заодно и сняла как жадный интерес, так и давление со стороны SETI, доказав, что появившаяся местность не является неземной.
      Размеры чужой территории были нанесена на карту совершенно точно. Она образовывала идеальное полушарие около шести миль в диаметре и в половину этого глубиной в центре. Когда группа геологов уехала, Таппер задержался еще на несколько месяцев. В конце концов, он определил фауну и флору, как почти идентичные некоторым частям Центральной Европы. Это его взволновало, так как соответствовало археологическому докладу крайне робко предположившему, что разрушенные фермы на новой местности смутно похожи на фермы Германии времен позднего Средневековья или начала Нового Времени. Также на одной из ферм нашли семь человеческих трупов. Двое мужчин, две женщины и трое детей. Останки были сильно обуглены, но следы на костях показали, что, по крайней мере, двое людей были убиты каким-то большим рубящим орудием.
      Стоматология убеждала, что мертвецы не были нашими современниками. Или, по крайней мере, никогда не лечились у дантиста. Но медицинская экспертиза установила, что убийства совершены совсем недавно. И когда трупы были найдены, ферма еще догорала.
      Таппер балансировал на грани истины. Затем, когда после нескольких месяцев работы так и не нашлось соответствующего куска разрушенной местности где-нибудь в Центральной Европе, он отказался от исследования совсем. У него были подозрения, но...
      Единственным возможным объяснением случившегося было перемещение во времени и пространстве. Таппер был молодым биологом. Если бы он выдвинул свои догадки без доказательств, его многообещающая карьера была бы разрушена,. А если он прав, то никаких доказательств быть и не может. Кусок Западной Виргинии, что бы ни осталось на его месте, был затерян где-то в прошлом.
      Таким образом, Таппер смирился с потерей целого года работы и отправился на поиски лучшей жизни. Он опубликовал результаты своих исследований, но только как сухой фактический отчет. Он не пытался делать выводы, или постулировать теории, или как то еще привлекать к себе общественное внимание.
      Это было правильно. Его карьера была бы разрушена, и непонятно во имя чего. Никто бы не поверил ему. Даже если бы кто-то, предпринял самые обширные археологические поиски в Центральной Европе, он никогда бы не обнаружил соответствие полушарий. Именно там, , в регионе Германии называемом 'Тюрингия' полушарие было почти четыре века назад, но только одно мгновение. Миг.. и эти полушария были перемещены и новая Вселенная отделилась от старой.
      На самом деле, истина была гораздо более странной, чем Таппер мог себе вообразить. Даже он предполагал, что причиной была какая-то естественная космическая катастрофа.
      На самом деле, случившееся с Грантвиллем было результатом того, что современные люди назвали бы преступной халатностью. Причиной Катастрофы был осколок космического мусора, выброшенный кусок того, что, за неимением лучшего термина, можно назвать отходом от создания произведения искусства. Осколок, можно сказать, от скульптуры. Assiti, будучи солипсистами, таким образом развлекались с тканью пространства-времени. Они совершенно не обращали внимания на последствия их 'искусства' для остальной Вселенной.
      Assiti будут уничтожены, восьмьюдесятью пятью миллионами лет позже, расой Fta Tei. По иронии судьбы, Fta Tei были потомками одной из множества ветвей человеческой расы. Но не месть была их мотивом. Fta Tei ничего не знали о своем происхождении с далекой планеты, которую когда-то называли Землей, а тем более о мелком бедствии, произошедшем там. Fta Tei уничтожили Assiti просто потому, что после многих строгих предупреждения, те продолжали заниматься своим опасным и безответственным 'искусством'.
  
   Часть 1
     
      Тигр, тигр, жгучий страх,
      Ты горишь в ночных лесах
     
      Глава 1
     
      - Извини за моих родителей, Майк - Том с негодованием посмотрел на двух людей. - Я надеялся...- Он запнулся и слабо вздохнул -Я сожалею, правда. Ты потратил кучу денег на это.
      Майк Стернс проследил за его взглядом. Мать и отец Тома Симпсона стояли у дальней стены кафе, примерно в пятидесяти футах. Их позы были жесткими, лица - кислыми. Дорогие костюмы были подобны доспехами. Они держали в руках чашки с пуншем большим и указательным пальцами, как будто решили настолько мало общего с окружающим праздником насколько это возможно.
      Майк подавил улыбку. О, да. Сановники от цивилизации, сохраняющие свою стать среди людоедов. Они подержат чашу с кровью, но будь они прокляты, если будут ее пить. - Не беспокойся об этом, Том, - мягко сказал он. Глаза Майка оторвались от надменной четы у стены и осмотрели толпу. Взгляд был полон удовлетворения.
      Кафе было достаточно большим помещением. практичные серые и кремовые стены были изобильно украшены, что делало его бодрым и праздничным, хотя может быть и не хватало хорошего вкуса. Многие ярко-оранжевые пластиковые стулья, на которых никто не сидел, были отодвинуты к стене, создавая контраст. Длинные столы, расположенные около кухни, были уставлены едой и напитками.
      Там не было ни икры, ни шампанского. Но присутствовавшим в комнате - не понравилось бы первое - рыбьи яйца, фу! - а второе было запрещено правилами старшей школы. Майк не беспокоился, он знал своих людей. Они получат удовольствие и от той простой пищи, которая громоздится на столах, и скажут спасибо, даже если она была бы оскорблением для утонченных городских неженок. Это было истиной даже для взрослых, не говоря об орде детей носящейся по всему помещению.
      Майк слегка похлопал более молодого мужчину по плечу. Это было похоже на хлопанье по шмату говядины. Том был лучшим центральным защитником команды Университета Западной Виргинии, и выглядел соответственно. - Моя сестра выходит замуж за тебя, а не за твоих родителей.
      Том нахмурился - Не важно. Они могли хотя бы... да зачем они вообще озаботились тем, чтобы прийти на мою свадьбу, если они собирались вести себя так?
      Майк посмотрел на него. Даже учитывая огромные габариты Тома, Майку не пришлось смотреть снизу вверх. Том был примерно шести футов ростом, почти как Майк, хоть и весил больше на добрую сотню фунтов.
      Том вернулся к разглядыванию родителей. Его лицо было таким же кислым как и у них. Пользуясь тем, что тот не видят, Майк изучал своего нового зятя.
      Весьма нового зятя. Венчание состоялось меньше двух часов назад, в маленькой церкви меньше чем в миле от старшей школы. Родители Тома были также раздражены церковью, как и сейчас - празднованием. Их сын должен был венчаться правильно организованной церемонией в правильном епископальном соборе, не... не... - Этот деревенский поп! Эта деревенская... лачуга!
      Майк и его сестра оставили яростную веру предков в пользу спокойного агностицизма. Майк - год назад. Но ни один из них никогда и подумать не мог что Рита выйдет замуж где-то еще. Пастор был другом семьи, как и его отец и дед до него. Кальвинистский фундаментализм церемонии беспокоил их не меньше. Майк подавил смешок. Несмотря ни на что, стоило хотя бы увидеть, как обещаемые пастором адские сера и пламя, явно вызвали запор у утонченных родителей Тома.
      Том родился в одной из богатейших семей Питтсбурга. Его мать была из старых богатеев Восточного побережья. Его отец, Джон Чэндлер Симпсон, был исполнительным директором крупной нефтехимической корпорации. Джон Симпсон любил похвастать как он выбился в люди с самых низов. Хвастовство было типичным для этого человека. Да он был шесть месяцев начальником цеха на производстве, после того как вышел в отставку из офицерского корпуса военно-морского флота. Однако, на его продвижение по службе повлиял тот факт, что корпорацией владел его отец. Джон Чэндлер Симпсон рассчитывал, что его сын пойдет по его стопам.
      Но Том никогда не вписывался в шаблоны и ожидания своей семьи. Ни когда был мальчишкой, ни теперь, когда он вырос. Майк знал, что Джон Чандлер был в ярости, когда его сын выбрал Университет Западной Виргинии вместо Карнеги-Меллон - особенно узнав причину. Футбол? Да ты даже не квотербек! И обоих его родителей чуть удар не хватил от его выбора супруги.
      Майк шарил взглядом по комнате, пока не остановился на фигуре в свадебном платье, смеющейся над чем-то сказанным девушкой рядом с ней. Его сестра, Рита, сплетничающая с одной из своих подружек невесты.
      Контраст между девушками был ошеломительным. Подружка, Шэрон, была привлекательной крепкой девахой,. Кожа её была довольно темного оттенка, даже для черной. Сестра Тома тоже была хорошенькой, но стройной на грани худобы. И ее внешность - очень бледная кожа, веснушки, голубые глаза, волосы, почти такие же черные как у брата - выдавала ее собственные корни. Типичная аппалачская дворняжка. Дочь и сестра шахтеров-угольщиков.
      Нищее белое отребье. Дык. Да мы такие, так и есть.
      В мыслях Майка не было злости. Только презрение к родителям Тома и жалость к самому Тому. Отец Майка закончил старшую школу. Джек Стернс был работал в угольной шахте с восемнадцати лет, и не мог позволить себе большего чем добротный дом. Он надеялся выучить детей в колледже. Но этим планам не дала сбыться рухнувшая крепь, искалечившая его и со временем приведшая к его смерти.
      Квинтэссенция неудачливости. Когда отец в конце концов умер, Майк был похож на оглушенного быка. Годы спустя, он до сих пор чувствовал болящий кусок своего сердца где когда-то жил гигант. - Ну их, Том - сказал он спокойно. - Просто ну их. Если это что-то значит, твой шурин тебя одобряет.
      Том надул щеки и медленно выдохнул. - Значит. Капельку.
      Он резко тряхнул головой, как будто чтобы очисть разум для иных забот и повернулся чтобы оказаться лицом к лицу с Майком. - Скажи мне прямо, Майк. У меня выпуск через пару месяцев. Мне надо принять решение. Как ты думаешь - я достаточно хорош чтобы стать профессионалом?
      Ответ Майка был мгновенным и твердым.
      - Нет. - Он с сочувствием покачал головой. - Послушай меня, дружище. Ты окажешься там же где и я - в самом худшем месте. Ты почти достаточно хорош. Достаточно чтобы не терять надежды, но...
      Том нахмурился, все ещё надеясь.
      - Ты же сделал это. Вроде как. Черт возьми - ты ушел непобежденным
      Майк хмыкнул.
      - Конечно ушел. После восьми профессиональных боев в полутяжелом. - Он поднял руку и показал шрам на левой брови. - Мой последний бой я даже провел на разогреве в Олимпийском Зрительном Зале. Славное было время.
      Он еще раз хмыкнул - почти засмеялся.
      - Слишком славное! Я выиграл - с трудом - по очкам. Парень требовал реванша. И это когда я наконец набрался здравого смысла чтобы уйти. Человек должен знать свои границы.
      Том все еще хмурился. Все надеялся. Майк положил ладонь на его предплечье. - Том, прими это. Ты уйдешь не дальше чем я - до понимания того что победил парня перед тобой потому что ты чуточку более опытен, чуточку более мудр, чуточку более удачлив. - Он вздрогнул вспоминая того молодого мексиканца, чья скорость и сила были почти устрашающи. - Но парень выучится, очень быстро. И факты таковы, что он уже куда лучше, чем ты когда-либо будешь. Так что я ушел, пока у меня мозги не перемешались. Лучше тебе сделать тоже самое, пока у тебя здоровые колени.
      Снова Том надул щеки, и снова медленно выдохнул. Казалось он что-то хотел возразить но его отвлекло движение. Приближалась его свежеиспеченная жена, с людьми на хвосте.
      Том внезапно просиял как ребенок. Смотря на его сияющую улыбку Майк почувствовал, как на сердце у него стало теплее.
      Слишком милый ребенок,чтобы происходить от таких отвратительных родителей.
      Рита прибыла со своей обычной термоядерной энергией. Она обняла своего мужа крайне неподобающим для школьного кафе образом - прыгнув на него и обвив ногами бедра. Свадебное платье, черт его возьми. Яростный и далеко не невинный поцелуй сопровождал эти сладострастные объятья. Затем, спрыгнув, она обняла Майка, без таких сексуальных намеков, но также энергично.
      Подготовительные мероприятия на этом завершились и она махнула рукой двух людям, стоявшим за ней. Если бы не широкая улыбка, жест был бы похож на жест императрицы подзывающей слуг.
      Шэрон и сама улыбалась во все лицо. Улыбка человека рядом с ней была более сдержанной. Это был негр лет примерно лет пятидесяти, одет в весьма дорогого вида костюм. Традиционный костюм ручного пошива сидел замечательно, но выглядел необычно вместе с улыбкой на лице. Было что-то лихое в этой улыбке, показалось Майку. Как он подозревал, по уверенной позе мужчины, тело под костюмом было куда более атлетическим, чем это можно было предположить по фигуре.
      - Майк, это отец Шэрон. Я хотела бы вас представить. - она потянулась чуть назад, более-менее вытянула означенного родителя вперед и энергично показала рукой туда и обратно. - Мой брат, Майк Стернс. Доктор Джеймс Николс. Будь очень вежлив, брат мой. Он хирург. Возможно, у него где-то припрятаны четыре или даже пять скальпелей.
      Мгновением спустя она унеслась, таща Тома и Шэрон в сторону группки людей болтающих в уголке кафе.
      Майк посмотрел на незнакомца, не зная как начать разговор. Он попробовал юмор низкого пошиба.
      - У моего зятя будет долгая ночь. - сказал он сухо. - Если я знаю свою сестру.
      Улыбка врача стала шире. Намек на лихость усугубился.
      - Я тоже так думаю - протянул он. - Она всегда такая шустрая?
      - С тех пор как была ползунком. - Кивнул головой Майк.
      Сломав лед, Майк уделил время более тщательному осмотру стоящего рядом с ним человека. Через пару секунд он решил, что первое впечатление было верным. Отец Шэрон был примером противоречий. Его кожа была очень темной, практически черной. Его волосы были серые, курчавые очень коротко подстриженные. Черты лица - грубые и резкие, и больше были похожи на докера, чем на доктора. Тем не менее он носил свой изящный костюм с легкостью, а два кольца на пальцах были просты по замыслу и говорили о хорошем вкусе. Одно из них было простым обручальным кольцом, второе - простое кольцо на мизинце. Его манера выражаться была культурной, но акцент происходил с городских улиц. Еще...
      Джеймс Николс не был крупным человеком, не более пяти футов и восьми дюймов ростом, и не особо коренастым. Тем не менее он казался внушительно выглядящим. Быстрый взгляд на руки врача подтвердил догадку Майка. Бледные шрамы на крупных кистях не имели отношения к медицине.
     Николс изучающее осмотрел Майка в ответ, в его глазах загорелся небольшой огонёк. Майк решил, что ему нравится этот человек, и решил запустить пробный шар.
      - Итак, Док. Судья предоставил тебе выбор? Между армией и морской пехотой я имею ввиду.
      Николс фыркнул, огонек в его газах определенно присутствовал. - Несложный: 'Морская пехота тебя заждалась, Николс'.
      Майк покачал головой - Ты несчастный ублюдок. Так как я не был психом, я выбрал армию. Я не хотел ни капли Пэррис-Айленда.
      Николс ухмыльнулся. - Хорошо... тебя повязали за нападение и побои, насколько я могу представить. Слишком много дрался. - он воспринял улыбку Майка как ответ. Сам он горестно покачал головой. - Они не могли доказать, так как я вертел ту штуку в руках как Лорел и Харди, но представителей власти терзали смутные сомненья. Так что судья был тверд как камень. 'Морпехи, Николс, ты меня достал. Либо так - либо шесть лет тюрьмы'.
      Доктор вздрогнул. - Я думаю, судья спас мою жизнь.
      - На его лице появилась пародия на беззаконие (хрень какя-то потом исправлю, прим. переводчика), акцент усилился. - Но я до сих пор утверждаю, что это не является попыткой вооруженного ограбления, если глупый ребенок роняет пушку на входе в винный магазин и его ловят бегущим в пяти кварталах оттуда. Черт его знает, может он просто искал законного владельца. Не понимал, бедный херувимчик, что пушка-то краденная..
      Майк захохотал. Когда его взгляд встретился с взглядом Николса снова, в их взглядах было взаимное тепло и одобрение. Это тот случай, когда два мужчины видящие дркг друга в первый раз сходу нравятся друг другу.
      Майк поглядел на своих новых родственников. Он не был удивлен тем, что его буйная веселость привлекла их неодобрительный взор. Он встретил их строгие хмурые взгляды с вежливой улыбкой, которая с трудом скрывала насмешку.
      Да, угадали, богатые засранцы. Два гопника, прямо перед вами. Вы находитесь так близко к законченным уркам как вы никогда в жизни не были. О, Боже!
      Голос Николса ворвался в тихое соревнование сил воли Майка и Симпсона.
      - То есть, это ты знаменитый брат, - пробормотал доктор.
      Пораженный, Майк отвел взгляд от Симпсона.
      - Вот чего никогда не знал, так того, что я знаменит, - запротестовал он.
      Николс пожал плечами, улыбаясь.
      - Зависит от круга, как я понимаю. Из того, что я могу сказать, слушая как они сплетничают последние несколько дней, все подруги по колледжу твоей сестры влюбились в тебя без памяти. Сам понимаешь, ты достаточно романтическая фигура.
      Майк еще раз сильно удивился. И, должно быть, это снова, отразилось на его лице.
      - Да ладно тебе, Майк! - фыркнул Николс. - тебе еще сорока нет, да и выглядишь моложе. Высокий, статный... Ну, достаточно статный. Но, главное у тебя есть эффектная история.
      - Эффектная? - у Майка упала челюсть. - Издеваешься, что ли?
      Пришла очередь ухмыльнуться Николсу.
      - Ну-ну. Ты не сможешь провести меня. - Он слегка взмахнул руками, показывая себя. - Что ты видишь вот тут? Очень богато выглядящий негр за пятьдесят, правильно? - В его темных глаза мелькнула искорка юмора и знания. - А еще что?
      Майк посмотрел на него - Ладно, назовем это историей. Ты тоже не всегда был законопослушным врачом.
      - Конечно, не был! И не думай, что когда я был в твоем возрасте, я не в полной мере пользовался его преимуществами. - Широкая усмешка Николса изменилась на вежливую улыбку. - Ты - классика, Майк. Именно та старая повесть, которая всегда вызывает сочувствие. Безрассудный и лихой отщепенец, покинувший город прежде чем его смогли закрыть. Рискованный парень. Солдат, портовый грузчик, водитель грузовика, профессиональный боксер. Имеющий дурную славу разнорабочий, хоть и исхитрился провести три года в колледже. Потом - улыбка исчезла полностью. - когда твой отец покалечился, ты вернулся, чтобы заботиться о семье. И сделал это так же хорошо, как раньше пугал их до смерти. Довольно респектабельный человек, теперь. Даже умудрившийся быть выбранным президентом вашего местного профсоюза шахтеров несколько лет назад.
      Майк фыркнул. - Я смотрю Рита легенды рассказывала. -
      Он начал искать взглядом сестру, чтобы послать ей испепеляющий взгляд, но посмотрел на Симпсонов. Они все еще хмуро глядели на него, так что взгляд достался им.
      - Видишь? - он потребовал. - Мои новые родственники, кажется, не чувствуют `романтичной привлекательности.' Я - респектабельный? Ха!
      Пристальный взгляд Николса последовал за взглядом Майка.
      - Ну... `респектабельный' по-аппалачски. Не думаю, что г-н Голубая Кровь будет успокоен тем, что брат его невестки - твердокаменный член профсоюза, кроме того что он проклятый хиллбилли. Едва ли.
      Симпсоны все еще таращились. Майк отвечал им тем же, добавив в придачу оскал. Оскал был безукоризненно свирепым. Явный, дерзкий, прямой вызов.
   * * *
      Николс запмонит этот свирепый оскал на последующие годы. Запомнит его, и будет благодарен. Кольцо Огня пришло, и они вступили в новый и очень свирепый мир.
  
   Глава 2
  
   Вспышка почти ослепила всех. На мгновение комната, казалось, заполнилась солнечным светом. Аккомпанементом к вспышке зазвенели окна. Майк, сгорбившись, пригнулся. Реакция Джеймса Николса была более драматичной. Он крикнул: "Ложись!" и бросился на пол, закрыв голову руками. Казалось, возможный ущерб для его дорогого костюма его не волновал.
   Наполовину ослепленный, Майк посмотрел сквозь зеркальные стекла в кафе. Остаточное изображение по-прежнему светилось на сетчатке, как будто неслыханной силы молния только что ударила в совсем рядом со школой. В глазах все расплывалось и он не мог определить каков реальный ущерб от случившегося. Окна даже не разбились. Ни один из множества легковых машин и грузовиков на стоянке, казалось, не был поврежден. И если люди на парковке казались кучей квохчущих кур, ни один из них, внешне тоже не пострадал.
   Мужчины на стоянке были в основном шахтеры из местных, съехавшиеся со всех концов области на свадьбу его сестры. Отчасти это потому, что члены Союза Шахтеров Америки никогда не упускали случая выставить напоказ свою солидарность. Члены Союза всегда держатся заодно. Майк подумал, что почти каждый из местных явился на свадьбу со своей семьей на буксире.
   Вид пораженных людей на стоянке почти заставил Майка засмеяться, несмотря на внезапный шок, от невероятной вспышки. Что, черт возьми, происходит? Мужчины сгрудились позади нескольких пикапов, делая попытку очень вялую попытку скрыть тот факт, что они тайком притащили выпивку, грубо нарушая политику средней школы в отношении употребления алкогольных напитков в ее стенах.
   Краем глаза Майк уловил движение.
   Эд Пьяцца несся к нему, хмурый как Юпитер-Громовержец. В какой то момент Майку показалось, что директор средней школы собрался прочесть ему лекцию о непристойном поведении шахтеров на автостоянке. Майк с трудом удержался от смеха.
   Но Эд всего лишь волновал вопрос о том, что же произошло. Ожидая , когда Эд приблизится, Майк на мгновение ощутил теплоту к этому человеку. Жаль, что он не был руководителем, когда я учился в школе. Возможно проблем было бы меньше. Добрый, забавный, Эд.
   "Майк! Я знаю, что они собираются поддать на автостоянке, - накануне сказал ему Пьяцца и фыркнул. - Толпа шахтеров на свадебном приеме? И только мое "пожаааалуста" не позволяет им размахивать бутылками прямо у меня под носом. При моих пяти с половиной футах роста, я был бы очень глуп, если бы отправился к ним с намерением с ними подраться..
   Эд был уже рядом.
   - Что произошло?
   Директор поглядел вверх.
   - Свет отключили.
   Майк и не заметил, пока Эд не упомянул об этом. Было еще середина дня и зеркальные стекла, которыми была облицована вся стена столовой делали люминесцентное освещение комнаты практически не нужным.
   - Не знаю, Эд - Майк поставил бокал с зпуншем на стол, не чувствуя, что нарушает его убранство.
   Доктор Николс начал подниматься. Майк подал ему руку.
   - Господи, я чувствую себя так глупо, - бормотал врач, отряхивая свою одежду. К счастью для его внешности, пол в кафе был чист и натерт воском до блеска. - Какое-то мгновение , я думал, что я вернулся в Кесан.
   И он тоже задал неизбежный вопрос:
   - Что за хрень это была?".
   Переполненный людьми большой зал приглушенно шумел, все спрашивали друг у друга то же самое. Но никакой паники не было. Что бы не случилось, ничего катастрофического, казалось, не произошло.
   - Давайте выберемся наружу- сказал Майк, направляясь к двери столовой . - Может узнаем побольше.
   Он оглядел комнату, в поисках сестры. Майк заметил Риту почти сразу, она сжимала руку Тома. Рита казалась немного встревоженной, но, очевидно, была цела и невредима.
   Когда Майк подошел к двери, через бормочущую толпу протиснулся Фрэнк Джексон. Глядя на него, коренастого, седого в форме секретаря-казначея Союза, сопровождаемого пятью другими шахтерами из местных, Майк почувствовал прилив гордости. UMWA. Всегда заодно!.
   Переглянувшись с Фрэнком, Майк пожал плечами и покачал головой:
   -Я знаю не больше тебя о том, что произошло . Выйдем на улицу и осмотримся вокруг.
   Несколько секунд спустя небольшая группа мужчин миновала вход в среднюю школу и двинулась к автостоянке. Увидев его приход, , десятки местных членов профсоюза начали сходиться к Майку. У большинства из них даже хватило сознательности, чтобы оставить свою выпивку в машинах.
   Первым поводом для беспокойства Майка была сама средняя школа. Он пробежался глазами вверх-вниз по длинному фасаду здания, ища признаки любых повреждений.
   Но ни одна из бежевых и белых деталей фасада поврежденной не выглядела.
   - Похоже, всё цело,- пробормотал Эд с сердечным облегчением. Относительно новое здание школы было построено немногим больше двадцати лет назад, с использованием множества добровольных рабочих рук, и было гордостью и радостью всей сельской округи. И никто не гордился школой, больше ее директора.
   Майк посмотрел на запад от Грантвилля. Город на протяжении двух миль был скрыт холмами, которые и создавали на севере Западной Виргинии ее характерный пейзаж. Но и этом направлении, никаких признаков для тревоги не наблюдалось
   Его глаза скользнули на юг. Средняя школа была построена на пологом склоне к северу от Бычьего ручья. У основания этого склона, за концом автостоянки, хайвей 250 шел параллельно небольшой речке. Холмы с другой стороны небольшой долины были круты, покрыты деревьями, и необитаемы за исключением горстки трейлеров.
   Ничего. Его взгляд скользил вдоль шоссе у основания склона к большому городу Фэрмонту, примерно в пятнадцати милях на восток.
   Стоп. Намек на дым.
   Он показал на холмы к юго-востоку от школы.
   -Что-то горит. Там.
   Все проследили за его пальцем.
   - Точно, - пробурчал Фрэнк.
   - Давай, Эд. Давайте звонить пожарной команде.
   Секретарь-казначей союза и руководитель средней школы двинулись к двойным дверям, ведущим в школу. Увидев выходящего через эти двери человека, они остановились.
   - Эй, Дэн! -Франк указал на тонкие столбы дыма, повышающиеся на расстоянии. - См., есть ли у тебя добровольцы? У нас там проблема!
   Начальник полиции Грантвилля смотрел на дым не больше двух секунд. Потом он заторопился к своей машине и радиостанции в ней
   - Радио не работает, по каким-то причинам. Ничего, кроме статики.
   Бормоча проклятия себе под нос, Дэн поднял глаза и посмотрел на площадь.
   - Вам придется воспользоваться телефоном, Эд!" крикнул он. "Радио не работает."
   - Телефоны не работают тоже! -ответил Пьяцца. - Я пошлю кого-нибудь на машине!"
   Директор заспешил назад к школе.
   -И найдите там Дока Адамса!" крикнул ему вслед начальник полиции. - Нам, возможно, понадобится медицинская помощь!" Пьяцца подтверждающе махнул рукой.
   К эому времени, Майк, Франк и некоторые другие шахтеры уже начали заводить свои грузовики. Дэна Фроста совсем не удивило их твердое намерение следовать за ним и посмотреть в чем дело.. По правде говоря, он принял это как должное.
   Дэну однажды предложили должность в полиции большого города, со значительно большей зарплатой. Он думал не более трех секунд, прежде чем отказаться. Дэн Фрост видел как работают полицейские в больших городах. Спасибо, но лучше оставаться в своем городке, где можно быть копом, а не солдатом оккупационной армии.
   Поднявшись в свой Чероки и заведя двигатель, Дэн быстро проверил салон автомобиля. Ружье было за спиной, а запасные обоймы к пистолету лежали в бардачке. Довольный, что все на месте, он высунулся в окно. Майк Стимс поставил свой грузовик рядом. Дэн был удивлен, увидев чернокожего, сидевшего в кресле пассажира.
   - Доктор Николс хирург - Майк говорил вполголоса. - Он вызвался идти вместе с нами . Майк показал пальцем через плечо. -Его дочь Шарон поедет с Фрэнком. Оказывается, она дипломированный фельдшер.
   Дэн кивнул. Мгновение спустя Чероки ехал вниз по асфальту дороги, ведущей к шоссе 250. За ним следовали три пикапа и вэн, набитые восемью шахтерами вместе с Джеймсом и Шарон Николс. За ними, в зеркало заднего вида, Дэн увидел толпу людей выплескиващюуюся из средней школы. Было что-то смешное в зрелище кудахчущих куриц, одетых в праздничную одежду для свадьбы.
   Как только они добрались до дороги, Дэн повернул налево. Хайвей 250 были отлично сделанным двухсторонним шоссе. Даже объезжая холмы и впадины легко можно было на многих участках делать пятьдесят миль в час. Но Дэн ехал медленнее обычного. Ему все еще было непонятно, что происходит. Это вспышка была поистине невероятной. На миг, Фрост поверил, что началась ядерная война.
   Насколько хватало глаз, все казалось нормальным. Пока он ехал вдоль Бычьего Ручья. На другой стороне ручья, у подножия холмов, железнодорожные пути шли параллельно дороге. Он увидел два дома-прицепа, расположенных далеко в лесу. Они были старые, обветренные, покосившиеся, но в остальном невредимые.
   Сразу за поворотом, Дэн ударил по тормозам. Шоссе оборвалась в блестящей стене, футов шести высотой. Небольшой автомобиль занесло боком в стену, часть его погрузилась в грязь. Над капотом. Дэн увидел лицо женщины, смотревшей на него сквозь боковое окно водителя. Глаза у женщины были широко раскрыты..
   -Это Дженни Линч", пробормотал он. Он уставился на стену через дорогу. - Что, черт возьми, происходит?
   Дэн вышел из Чероки. За спиной он слышал подъезжавшие к месту остановки грузовики шахтеров и хлопанье их дверей. Добравшись до машины, он постучал в окно. Дженни медленно опустила на него взгляд.
   - С тобой все в порядке?" Сравнительно молодая, полнолицая женщина нерешительно кивнула.
   - Я...я думаю, да, Дэн". Она потянулась дрожащей рукой к лицу. - Я убила кого-нибудь? Я не знаю, что произошло. - Слова посыпались быстро - Была вспышка, какой то взрыв, я не знаю ... Потом эта стена, откуда она взялась? Я нажала на тормоза, автомобиль начал скользить ..Я ... я не знаю, что случилось. Я не знаю, что произошло
   Дэн похлопал ее по плечу. -Расслабьтесь, Дженни. Из-за Вас никто не пострадал. Думаю, вы просто немного ушиблись.- Он вспомнил, Николс. - С нами есть врач. Потерпите немного.
   Он начал поворачиваться, но Николс был уже здесь. Врач деликатно отодвинул Дэна за плечи в сторону и быстро осмотрел Дженни.
   - Думаю, что ничего серьезного", сказал он. - Давайте вынем ее из машины." Он открыл дверь. Мгновение спустя, они с Дэном помогли Дженни вылезти. Женщина пошатывалась и была бледна, но выглядела невредимой.
   - Дэн, вы оба идете ? спросил Майк. Президент Союза сидел на корточках у странной стены, ища в кармане нож. Начальник полиции подошел.
   -Это просто земля, - заявил Майк. - Ничего, кроме старой доброй почвы. - Он взял еще одну горсть из стены. - Как только поверхность нарушена, весь блеск превращается в кучу земли. Единственно, почему она блестит - Майк поискал слово - Это как если бы в грязь идеально обрезало бритвой, - Он ткнул в стену. - Видите, как только Вы содрали поверхность, там только земля. Чем, черт возьми это сделано? И откуда оно взялось?
   Майк посмотрел направо, потом налево. 'Стена' продолжалась по обе стороны дороги. Как будто два совершенно разных ландшафта, вставили один в другой. К югу он мог видеть склон типичного для Западной Виргинии холма, за исключением части, превратившейся в отвесный утес. Блестящая стена шла поперек дороги, изредка исчезая в низинах. Дэн пожал плечами. Он начал что-то говорить, когда услышал внезапный крик. Пораженный, он встал и посмотрел на стену. Через мгновение в него врезалось стремительно мчавшееся тело. Удар бросил Дэна на землю.
   Он едва успел осознать, что на него приземлилось тело визжащей молодой девушки, одетой в подростковую рванину, как девица соскочила с него и бросилась к берегу ручья. Визжала она не переставая. Полуоглушенный Дэн начал подниматься. Майк уже был рядом, протягивая руку. Дэн ухватился за нее и поднялся на ноги.
   Все происходило слишком быстро. Он только начал, в свою очередь, высматривать девушку, когда увидел две новые фигуры появившиеся сверху стены.
   Мужчины. Вооруженные. Майк стоял сзади Дэна, наполовину перекрывая ему сектор обзора. Дэн оттолкнул его и потянулся за пистолетом. Мужчины, один за другим начали поднимать винтовки. Винтовки ? Какое то странное оружие?
   Пистолет Дэна появился из кобуры.
   -Стой! - крикнул он.- Бросай оружие!
   Первая винтовка выстрелила. Звук был странным. Дэн услышал, как пуля отрикошетила от мостовой и увидел, как Майк бросился на землю. Дэн принял стойку Уивера, когда пуля из второй винтовки врезалась в ему в левое плечо, отбросив его в сторону..
   Мысли его замерли . Дэну еще никогда не приходилось стрелять из оружия в реальной ситуации. Но он был инструктором в полиции по тактике боя, и провел бесчисленные часы на полигоне и многочисленных тренажерах. Подготовка взяла свое. Правой рукой он навел пистолет на цель..
   Частью мозга он отметил, что человек был одет в какую-то броню. И шлем. Дэн был отличным стрелком. Расстояние было не более тридцати футов. Он выстрелил. Еще выстрел. Пули 40 калибра практически разорвали шею человека. Он плюхнулся назад, исчезнув из поля зрения.
   Дэн развернул пистолет влево. Второй человек все еще стоял на стене, возясь со своим оружием. Он тоже был одет в броню. Но у него не было шлема. Дэн выстрелил. Еще раз. Еще выстрел. Три выстрела, менее чем за две секунды. От головы, в которую попали эти пули ничего не осталось, кроме ошметков плоти. Человек рухнул на колени, выпустив оружие. Через секунду и человек и его ружье соскользнули по стене. Ружье приземлилось на тротуар с грохотом. Тело шмякнулось с хлюпающим звуком.
   Дэн ощутил, что падает. Он чувствовал, что его рука и все его покрыты кровью. Майк поймал его и опустил его на землю.
   Сознание отключалось. "Шок"- понял он.- "Я теряю много крови". Смутно он различил черное лицо врача, нависшее над ним. В глазах все плыло
   Было то, что он должен был сделать. Срочно.
   Ах, да.
   - Майк, - прошептал он. - Поручаю тебе. ..Ты и твои парни.. Узнайте, какого черта....- Он замолчал, потом заговорил снова,- Просто сделайте то, что нужно ...
   И замолчал.
   ***
  
   - Как он?" спросил Майк.
   Николс покачал головой. Врач вытащил носовой платок и пытался остановить кровотечение. Ткань промокла насквозь.
   - Я думаю, рана поверхностная, - пробормотал он. "Но Иисусе, из чего тот ублюдок в него стрелял ? Дробовик, дробь? Вокруг плеча все в лохмотья. - Шэрон, сюда. Быстро!
   Его дочь заторопилась и Николс с облегчением увидела, она несет аптечку. Фрэнк Джексон, должно быть, один остался в своем грузовике. Врач увидел другого шахтера, тоже тащившего аптечку из своего автомобиля. 'Спасибо, Господи, за деревенщину!' мелькнула причудливая мысль. Пока Николс и его дочь склонились над Дэном Фростом, один из других шахтеров поднял орудие одного из нападавших. Это был Кен Хоббс. Ему был за шестьдесят и как многие мужчины в окрУге он был энтузиастом антикварных ружей, использующих черный порох.
   - Посмотрите, Майк, - потребовал он , держа в руках ружье. - Клянусь Богом, это еб..е фитильное ружье!
   Заметив, Шэрон работающую рядом с отцом, Хоббс покраснел. - Извините, мэм. Сорвалось.
   Шэрон проигнорировала его. Она была слишком занята помогая отцу. Глаза Дэна были закрыты. Лицо было бледным, как полотно.
   Майк отвернулся. Хоббс подошел к нему, протягивая трофейное оружие. Его иссохшее лицо, покрытое сетью мелких морщин кривилось в замешательства:
   - Клянусь, Майк. Это фитильное. У меня дома есть их фотографии в одной из книг.
   Рядом встал другой шахтер, Хэнк Джонс.
   -Вы это..лапайте поосторожнее, пробурчал он. - - Ну вы знаете. Испортите отпечатки пальцев.
   Хоббс собрался было его отшить по-грубому. Потом, вспомнив Шэрон, ограничился обычным шипением:
   - С чего это Хэнк? Мы что, можем арестовать преступника? - Он указал на труп, лежащий у подножия своеобразной набережной. - Главного то вы не заметили, Дэн уже снес ему башку! (SOB).
   Другой шахтер вскарабкался на стену, и изучал труп второго нападавшего. Он сурово хохотнул лающим смехом: - Здесь то же самое! Две пули, прямо через шею.
   Дэррилу Маккарти было двадцать с небольшим лет. У него не было старомодного запрета Хоббса ругаться при женщинах. В любом случае не при таких обстоятельствах.
   - Единственное, что удерживает соединяет голову этого мудака с телом, - громко объявил он, - три тоненьких полоски мяса.
   Маккарти поднялся. Стоя на краю стены, он посмотрел на лежавшего без сознания Дэна Фроста. Его взгляд был полон одобрения. - Обе пули ударили гада прямо в горло. Снес его еб..ю шею к чертям.
   К этому моменту все шахтеры собрались на месте происшествия. Все они смотрели вниз, на Фроста. И все с одобрением.
   - Напомните мне не выеживаться перед ним в Happy Trails, в следующий раз, как он мне скажет 'Хватит, - пробормотал Фрэнк Джексон. - Всегда знал, что он чертовски меток.
   Майк выпрямился, вспомнив о девушке. Он посмотрел вниз, туда, куда она убежала.
   - Сейчас она, наверное уже в полумиле отсюда, - сказал Хэнк. Он указал на юго-запад, через речку.- Я видел как она карабкалась на ту сторону. Ручей должно быть мелкий. Она дернула куда-то в лес.
   Лицо Хэнка свирепо сморщилось. - У нее было порвано все платье на спине, Майк. = Он посмотрел на труп, лежащий на тротуаре. - Я думаю, эти ребята пытались изнасиловать ее.
   Взгляд Майка вернулся к трупу. Потом он посмотрел на стену и невидимые территории за ее пределами. Тонкие столбы дыма по-прежнему поднимались вверх.
   -Здесь происходит что-то неладное, ребята, - заявил он. - Я не знаю, что это такое. Но это плохо.- Он указал на труп. - Я не думаю, что это все.
   Фрэнк подошел к трупу и наклонился над ним. \ - Посмотрите на эту странную броню. Что Вы думаете, Майк? Какой-то сумасшедший выживальщик, что ли?"
   Майк пожал плечами. - Нет у меня никаких идей, Франк. - Но если их было двое, то нет никаких причин, что их не может оказаться и больше. - Он указал на Дэна. - Доктор Николс, кажется кровотечение у Дэна прекратилось. Вы слышали, шефа, парни. Он поручил нам сделать то, что нужно сделать.
   Шахтеры закивали, и подтянулись поближе.
   - Так что доставайте ваши пушки, ребята. Я знаю, черт побери, вы все припрятали что-нибудь в тачках. Мы идем на охоту.
   Когда люди начали двигаться в сторону своих грузовиков, Майк перевел взгляд:
   - Кроме тебя, Кен. Вы должны доставить Дэн обратно в школу. У них есть клиника.
   Увидев подозрительный взгляд пожилого Хоббса, Майк коротко уточнил:
   - Не спорьте со мной! Вы не в том возрасте, черт возьми. У вас единственный здесь вэн. - Он указал на Фроста. - Это лучше, чем везти его на сиденье пикапа.
   Смягчившись, Хоббс кивнул. - Я достану пистолет. Возьмите его с собой, парни.
   Майк услышал, как Николс что то шептал дочери. Через мгновение доктор встал.
   - Сейчас Шэрон может сделать для него столько же, сколько и я, - сказал он. - Это простая рана. Большая, но ничего особо опасного. Шэрон вернется с ним в клинику.
   Майк приподнял бровь. Николс тонко улыбнулся.
   - Я иду с тобой. -Николс кивнул в сторону стены. - Как ты сказал, здесь происходит что-то плохое. Я подозреваю, что по дороге Вам пригодятся мои услуги..
   Майк колебался. Изучив улыбающееся жесткое грубое лицо он кивнул .
   - Ладно, идете со мной, док." Он посмотрел на Фроста. - Можете взять у него кобуру? Вам лучше заиметь собственное оружие.
   Пока Николс занимался этой задачей, Майк подошел к своему пикапу. Было делом нескольких секунд вытащить из-за сидений оружие и коробку с патронами. Он поднял Big.357 магнум. Это была модель Смит Вессон 28 Highway Patrolman в жесткой кобуре. К счастью, Майк использовал в брюках ремень вместо подтяжек.. Он повесил кобуру на пояс и сунул патроны в глубокие карманы арендованного смокинга.
   Затем он подошел к Чероки Дэна и достал дробовик. Еще он нашел две коробки с патронами. В одной оказались пули.40-го калибра. В другой должна была быть картечь второй номер. Несколько патронов уже были в магазине. Он вынул полдесятка патронов к дробовику и сунул их в карманы брюк. Коробку с 40-м калибром он держал в руке. Нагруженный револьвером и амуницией, он чувствовал, что, переваливается как утка. 'Но лучше быть хорошо вооруженной уткой, чем сидячей',- подумал он.
   К этому моменту, Шэрон и Хоббс погрузили Дэна в кузов фургона.. Дженни Линч уже достаточно оправилась и смогла помахать им рукой. Меньше чем через минуту, вэн развернулся и направился обратно в среднюю школу.
   Члены Союза собрались вокруг Майка. Все они были вооружены. Большинство с пистолетами, кроме любимого рычажного Винчестера Фрэнка и Гарри Лефортса.
   - Ради Христа, Гарри,- сказал Майк,- никогда не давай Дэну прихватить тебя с этим.
   Гарри усмехнулся. Они с Дэррилом были ровесниками и лучшими друзьями. - А что плохого в обрезе? - спросил он. Он мотнул головой вокруг, подбородком указывая на всех остальных. - Да будь я проклят, если каждая из этих пушек не является незаконной, если копнуть поглубже. Что за тайны от друзей?
   Легкий смешок прокатился по группе.. Майк сделал серьезное лицо. - Да, и хорошо бы , чтобы эти гребаные пушки были у Вас поближе. Не забывайте, что эти парни были одеты в доспехи.
   Он повернулся к врачу, и вручил ему коробку с 40-м калибром, который он нашел в бардачке у Дэна. Николс положил аптечку, которую нес. Майк не особенно и удивился, увидев, как быстро и уверенно Николс перезарядил автоматический пистолет.
   - Хорошо Вас учили, морпехов, - пробормотал он.
   Николс фыркнул. - В задницу морскую пехоту. Я знал, что делать с этим, раньше, чем мне исполнилось двенадцать лет. Он взвесил на руке пистолет. - Это тренировка в Blackstone Rangers (банда?). Я вырос в двух шагах от Шестьдесят третьей и Cottage Grove.
   Вдруг чернокожий доктор озорно глянул на окружавших его белых
   - Джентльмены", сказал он, - морская пехота на вашей стороне. Не говоря уже о худших гетто Чикаго. Давайте сделаем дело!.
   Шахтеры заулыбались в ответ. - Здорово, что вы вместе с нами, Док-, объявил Франк. Майк повернулся и зашагал к набережной. "Как вы сказали. Давайте сделаем дело!"
  
  
  
   Глава 3
  
   Майк использовал автомобиль Дженни (все еще стоявший, зарывшись в земляную стену), чтобы подняться на стену. Когда он уперся ногой в эту странную стену, она немедленно подалась, осыпавшись комьями грязи на автомобиль. Он неловко вытянулся, шепча проклятия, и перетянул себя через край.
   Как только он встал на ноги, он пристально глядел на свой смокинг. Его недавняя неприятность и последствия падения на дорогу, когда началась стрельба, привели к тому что изящный наряд смотрелся теперь весьма потрепанно.
   "Компания по прокату будет не в восторге" - подумал он с сожалением. - "Но..."
   Майк помог Фрэнку подняться наверх.
   - Будьте осторожны, - предупредил он. - Эта стена выглядит твердой, потому что она блестящая, но это, на самом деле, - просто рыхлая земля.
   Как только Франк поднялся на стену, и повернулся, чтобы помочь другим, Майк внимательно осмотрелся.
   То, что он увидел, только подтвердило его подозрения.
   "Я думаю, что рассерженная компания по прокату смокингов, вероятно, наименьшая из моих проблем".
   "Стена" не была стеной в обычном смысле слова. Это был просто край равнины, уходящей вдаль. Всё в этом пейзаже было неправильным. На севере Западной Вирджинии нигде не было открытых пространств такого размера. И солнце...
   Фрэнк озвучил его мысль. -Майк, что происходит? Даже проклятое солнце с неправильной стороны. - Он указал на юг. -Должно быть там!
   "Или это - юг?" - спросил сам себя Майк.: "Я бы предположил, что мы смотрим сейчас на север, а не на востока, как должны бы."
   Он отодвинул в сторону мысли об этом. Позже. Он должен был разобраться с более неотложными проблемами. Намного более неотложными.
   Равнина сильно заросла лесом, но не до такой степени, чтобы скрыть от Майка несколько ферм, рассеянных на прогалинах среди леса. Одна из ферм была не более чем в ста ярдах.
   Достаточно близко, чтобы разобрать некоторые детали...
   "Боже", прошептал Фрэнк.
   Обе фермы, расположенные в отдалении от них, пылали. Однако на самой близкой следов пожара не было. Это была большая бесформенная постройка. В отличие от деревянных фермерских домов, знакомых Майку, при строительстве этой постройки в основном использовали камень. Вручную уложенные валуны, насколько мог видеть Майк. Если бы не факт, что ферма оставляла безошибочное впечатление обитаемости - беспорядочно-деловитый дух места, где работают люди - Майк мог бы поклясться, что он видит постройку из времен Средневековья.
   Он не потерял более двух секунд, изучая саму ферму. На ферме все еще "работали", но не фермеры.
   Он стиснул зубы. Он чувствовал, что стоящий рядом с ним Фрэнк был переполнен таким же негодованием. Майк обернулся. Все его шахтеры были теперь на равнине и стоящий беспорядочной шеренгой, уставившись на сцену.
   - Хорошо, парни,- сказал он мягко. - Я насчитал шесть ублюдков. Может быть, ещё кто-то внутри. Трое из них насилуют ту бедную женщину во дворе. Трое других...
   Он оглянулся на ужасающее зрелище.- Не знаю точно, что они делают. Подозреваю, что они прибили того парня к двери его же дома и пытают его.
   Медленно, настолько мягко, насколько возможно, Франк качнул скобу винтовки, досылая патрон в патронник. Несмотря на диссонанс с его костюмом, это движение было исполнено тихой жажды убийства. - Итак, у нас есть план? - поинтересовался он.
   Майк проговорил через судорожно сжатые челюсти: - Если как следует разобраться, я, на самом деле, не полицейский. И, в любом случае, у нас нет времени рыться в потрохах 'Чероки' Дэна в поисках наручников. - Он он ещё раз оценил сцены насилия и пытки. - Так что к черту чтение этим парням их прав. Мы просто пойдем и прикончим их.
   - Как по мне, то хорошо сказано, - прорычал Даррил. - Я не считаю проблемой высшую меру наказания. Никогда не считал.
   - Я тоже - прогудел ещё один из шахтеров. Тони Аддуччи, здоровый мужик в возрасте "слегка за 40". Как и многие другие шахтеры в этих краях, Тони был итальянского происхождения, что подтверждала его внешность. - Абсолютно не считаю её проблемой.
   Тони, как и Майк, сжимал пистолет. Он поднял левую руку, быстро снял галстук и сердито затолкнул его в карман. Остальные шахтеры сделали то же самое. Однако, ни один из них не снял пиджак. Все они были в белых рубашках, и все они были опытными охотниками. Их серые, коричневые и темно-синие пиджаки были более предпочтительным камуфляжем, чем белые рубашки. После того, как они сняли галстуки - в случае Майка, бабочку - шахтеры просто расстегнули верхние пуговицы рубашек. Впервые в жизни они шли на "охоту" в своих лучших воскресных костюмах, и парадных туфлях вместо охотничьих ботинок.
   Майк шел впереди, работающий стараясь выйти к ферме через маленькую рощу. "Березы" - праздно отметила какая-то часть его мозга. Это было одной из странностей. В основном же он просто жалел, что тонкие стволики не обеспечивали достаточного укрытия. К счастью, бандиты на ферме были слишком озабочены своим преступлением, чтобы обращать какое-то внимание на окрестности.
   Шахтеры подобрались на тридцать ярдов к дому, не будучи обнаруженными. Сейчас они сидели на корточках, скрываясь в зарослях у самой околицы фермы. Насилуемая женщина была не более, чем в сорока футах от них. Майк старался не смотреть в ту сторону, но он не мог заткнуть уши, чтобы не слышать её стонов.
   И грубого смеха мужчин, насилующих нее. Один из них, прижимавший ее руки к земле, пролаял что-то явно насмешливое в адрес бандита, находящегося на ней. Насильник проворчал что-то в ответ.
   Майк не понял, на каком языке они говорили, но это было похоже на немецкий. Он прослужил в американских частях в Германии года, когда он был в армии. Но он мало что мог сказать по-немецки, за исключением самой главной фразы "Айн бир, битте"
   - А они иностранцы, - пробормотал Даррил. Лицо молодого человека было искажено гневом. - Что они себе думают, приходя сюда и...?
   Майк коротко махнул рукой, призывая к тишине. Он опять повернулся в сторону бандитов.
   Все они носили те же самые доспехи и странные шлемы, хотя насильники сняли свои брони. Отброшенное в сторону, их снаряжение валялось на земле поблизости. Мужчины, пытавшие фермера, все еще были в доспехах и шлемах, но они поставили свои ружья у стены дома. На таком расстоянии "ружья" были похожи на такие же самопалы, которые были у двоих, убитых начальником полиции.
   Шлемы и броня напомнили Майку виденные им изображения испанских конкистадоров. Шлемы напоминали металлические горшки с гребнями, сужающимися в точку спереди и сзади. Их доспехи, если он ничего не перепутал, назвали кирасой. Стальные нагрудники и пластины на спине, скрепленные друг с другом кожаными ремешками. Кроме древних "ружей" единственное оружие, которое было у них, были...
   Мечи! Мечи?
   Он оглянулся на троих насильников. Они были без мечей, но теперь, когда Майк знал, что искать, он немедленно заметил оружие. Мечи в ножнах валялись на земле рядом с ружьями и доспехами. Майк никогда в жизни не размышлял о, так сказать, практическом аспекте изнасилования, но он мог понять, почему меч будет при этом мешать. Эти бандиты, внезапно понял он, совершали преступление не впервые. В их действиях была та небрежность, которая приходит с опытом.
   "Вы покойники" - мелькнувшая у него мысль была мрачной и окончательной.
   Он повернул голову и зашептал на ухо Фрэнку - У тебя единственная у нас винтовка. Ты можете снять ублюдков у двери? Не забывайте, они в доспехах. Не стреляй в корпус.
   Майк и Франк уставились на бандитов, пытающих фермера. Тяжелая дверь дома была распахнута и прижата к стене. Запястья фермера были пригвождены к двери двумя ножами. Стоявший перед ним бандит ковырялся ещё одним ножом в бедре фермера, которому что-то кричали два других бандита. "Это что-то типа допроса" - подумал Майк. Достаточно бессмысленное занятие. Обезумевший от боли фермер был неспособен отвечать на вопросы.
   - Сорок ярдов? - фыркнул Франк - Не волнуйтесь о них.. Пуля тридцатого калибра в заднице свалит любого.
   Майк кивнул. Он повернулся в другую сторону и сместился поближе к Гарри Леффертсу. Гарри подполз к нему.
   Майк нахмурился, глядя на обрез двухстволки в руках Гарри. - Забудь об этой дуре. Эти головорезы там вперемежку с невинными людьми. - Он вручил Гарри полицейский дробовик, который взял в "Чероки". - Используй эту штуку. Она заряжена картечью. Полный магазин, я проверял. Когда Франк выстрелит в тех парней у двери, ты подстраховываешь его. Он будет целиться им по ногам, из-за доспехов. Ты добьешь их, когда он их свалит.
   Гарри кивнул. Он сунул обрез под соседний куст и взял полицейский дробовик. После того, как Майк передал Леффертсу запасные патроны к дробовику, Майк поглядел на остальных своих людей. Все они, как и он сам, были вооружены пистолетами и револьверами.
   Он решил, что не было никакого смысла дальше раздумывать над планом боя. Кроме того...
   "Я не могу больше это слушать..."
   - Прикройте меня, парни. - шепнул он Фрэнку - Не начинай стрелять, пока я не начну.
   Секунду спустя Майк поднялся и двинулся в сторону насильников, держа револьвер в правой руке. Он шел быстро, но не бежал. Майк уже долгие годы не боксировал профессионально, но старые рефлексы мгновенно включились в дело. "Не торопясь, не торопясь, не надо горячиться; это - только всего лишь ещё один бой". Какая-то часть его мозга говорила ему, как глупо он выглядит, идя в сторону погрома в смокинге, но он проигнорировал это.
   Первым его увидел бандит, сидевший на корточках приблизительно в трех футах от женщины. Он просто наблюдал за изнасилованием со стороны. Когда движение Майка привлекло его внимание, бандит повернул голову. Его глаза расширились. Он был не больше, чем в тридцати футах, сидя боком к Майку.
   Майк остановился. Он слегка согнул ноги, как на стрельбище, поднимая револьвер. Какая-то часть его сознания отметила мгновенную реакцию человека, которого он собирался убить, и отдала ей должное. Никакой он не новичок. Человек уже поднимался, криком предупреждая других.
   Обе руки, устойчивый захват, взвести курок. Не торопясь, не торопясь. В торс. Нажать...
   Как всегда, револьвер грохнул и взбрыкнул в руках Майка. Он только удостоверился, что пуля врезалась в плечо бандита и сбила его с ног. Доля секунды, не больше. Бандит, возможно, был ещё жив, но явно теперь не представлял опасности.
   Майк услышал сухой треск винчестера Фрэнка, и крик Гарри. Он проигнорировал звуки, блокируя их так легко, как он блокировал рев толпы, когда он дрался на ринге. Теперь он повернулся, готовясь снять человека, держащего руки женщины. Тот был прямо перед ним. Майк мог видеть его широко распахнутый рот, но лицо было бесформенным пятном. Тот был все еще на коленях, но он выпустил руки женщины и пытался вскочить.
   "Ещё один бой. Взвести курок - одинарное действие позволяет сделать более точный выстрел. Торс... "
   Снова грохнул .375. Выстрел угодил точно в грудь бандиту, отбросив того назад, как будто его ударил грузовик. Майк знал, что бандит был мертв прежде, чем тот коснулся земли.
   "Остался один, и он запутался в спущенных штанах."
   Насильник что-то орал. Снова, Майк не мог понять из слов ничего, кроме страха. Человек скатился с женщины. Он попытался подняться, запутался в штанах, растянулся на земле лицом вниз.
   Но, по крайней мере, женщина теперь не была на линии огня. Майк поднял револьвер, готовый убить насильника, но остановился, так как доктор Николс уже действовал. Было что-то хирургически-точное в том, как Николс наклонился и в упор выстрелил человеку в затылок. Один раз, и сразу - второй.
   "Этот готов". Майк повернулся по направлению к ферме. Он смутно помнил, что слышал несколько выстрелов винтовки Фрэнка.
   Все трое бандитов у двери лежали на земле. Один из них не двигался. Он был навзничь распластан у стены фермы. Его ягодицы были покрыты кровью. Майк был уверен, что это был первый подстреленный Фрэнком. Несмотря на то, что он дразнил Фрэнка по поводу его дурковатой рычажной винтовки, Фрэнк был превосходным стрелком и одним из самых надежных людей, которых Майк когда-либо знал. Он добывал своего оленя ежегодно, обычно в первый день сезона. Фрэнк должен был целиться в позвоночник чуть ниже кирасы.
   "Наверняка парализованный. Вероятно, мертвый или умирающий."
   Двое других с криками корчились на земле, поджимая ноги. Однако, это продолжалось недолго. Гарри уже мчался вперед. Молодой шахтер резко остановился в нескольких футах от них. Он дослал заряд в патронник, навел дробовик и выстрелил. Несмотря на то, что Гарри был в ярости, он не потерял самообладания. Он целился в шею, незащищенную шлемом или доспехами. Человек был почти обезглавлен. Картечь заставила его шлем подпрыгнуть, ударяясь о стену фермы и размахивая подбородочными ремнями.
   Гарри повернулся. Рывок помпы, прицел, огонь. Второй бандит утих. Неподвижно, мертво. Всюду кровь и мозги. Ещё один летающий шлем размахивающий ремнями. На всякий случай - здесь пощады не будет - Гарри дослал ещё один патрон, сделал пару шагов и выстрелил в парализованного бандита, лежавшего у стены фермы. Расстояние было не больше трех футов. На сей раз шлем остался на месте - но только потому, что голова человека была оторвана полностью. Кровь лилась из шеи, окрашивая грубые камни.
   Майк мельком увидел движение в темных глубинах фермерского дома. Он бросился на землю.
   - Гарри, ложись! Бойся!
   Предупреждение Майка, вероятно, спасало Гарри жизнь. Молодой шахтер рванулся в сторону, когда оружие внутри фермы выпалило. Пуля попала вскользь и сбила завопившего Гарри с ног. На земле Леффертс схватился за бок, все еще крича. Но в его голосе было больше недоумения, чем чего-либо еще. Майк был вполне уверен, что рана скользящая.
   - Прикрой меня, Фрэнк! - завопил он, мчась в сторону двери. Он снова услышал выстрелы из винчестера Фрэнка. Он не мог видеть, куда попадали пули, но знал, что Франк должен стрелять в дверь, загоняя вглубь тех, кто был внутри. Краем глаза он видел, как Джеймс Николс и Тони Аддуччи, вскинув пистолеты, стреляют в окошки фермы. Он слышал, как колются деревянные ставни.
   Как только он подбежал к двери, Майк прижался к стене сельского дома. Он был на противоположной стороне дверного проема от фермера. Человек был без сознания, поникший и пропитанный кровью. Его вес - он был человеком средних лет, с изрядным брюшком - безжалостно рвал его запястья. Кровь била струей.
   "Боже, он же истечет кровью" - Майк мгновенно принял решение. Он прыгнул поперек дверного проема на сторону фермера, на мгновение подставляя себя под выстрелы бандитов, которые могли быть внутри фермы. Но выстрела не было. Двумя быстрыми сильными движениями он выдернул ножи. Так мягко, как он мог, Майк опустил человека на землю.
   Это было всё, что он мог сейчас сделать для него. Майк колебался секунду или две. Внутренности фермы был так плохо освещены, что было невозможно разглядеть что-либо внутри. Осторожность и полученный в армии тренинг убеждали его ждать, пока его напарники не поддержали бы его. С другой стороны...
   "Все эти ружья - антиквариат. Дульнозарядки. Держу пари, что у сукиного сына не было времени, чтобы перезарядиться."
   Снова, решение было мгновенным. Майк нырнул в дверь и кубарем покатился по полу.
   Хорошее решение, но удача была не на его стороне. У его врага не было времени, чтобы перезарядиться. К сожалению, Майк влетел прямо в него.
   На мгновение все было хаотично. Майк чувствовал, что человек приземлился на него. Удивление, в той же мере, что и столкновение, выбило пистолет из его руки. В отчаянии, он нырнул, стряхивая человека со спины.
   Попробовал стряхнуть, по крайней мере. Человек, кем бы ни он был, сжимал Майка, как борец. Майк зарычал и всадил локтем назад.
   Черт! Он забыл про кирасу. Его левый локоть пронизала боль от удара. Но, по крайней мере, он отбросил человека от себя.
   Майк никогда в его жизни не был в перестрелке. Его рефлексы были рефлексами боксёра, а не стрелка. Он даже не вспомнил о пистолете, а повернулся и провел мощный удар в подбородок врага.
   Восемь профессиональных боксерских матчей. Первые семь были выиграны нокаутами, не позднее четвертого раунда. Майк оставил мечты о профессиональной карьере, потому что понял, что у него недостаточно быстрые рефлексы. Но никто никогда не говорил, что у него слабый удар.
   Головорез, кем бы ни он был, пролетел через комнату и налетел на тяжелый стол. Его челюсть отвисла, явно сломанная. Его голова поникла на сторону.
   Такая явная беспомощность ничего не изменила. Ни это, ни факт, что человек был куда мельче Майка. Это не было боем по правилам маркиза Куинсбери. Майк прыгнул вперед и нанес ещё один удар правой рукой, низко в живот человека ниже панциря. Ещё один. Если бы там был рефери, то Майк был бы дисквалифицирован за любой из этих ударов. Его следующий удар, хук левой, раздробил челюсть человека и сбил его с ног. Майк был очень сильным человеком, и - в отличие от большинства - он знал толк в драке. Его кулаки били, как кувалды. Майк опять размахнулся правой, целясь в лицо головореза, но сумел остановить удар.
  
  
   - Боже, Стернс - достаточно! Он готов.
   Он вынудил себя отойти, как будто его отозвал невидимый рефери. Привычное действие частично вернуло ясность мышления. Майк был потрясен до глубины души тем, как страх и ярость им овладели. Он чувствовал что адреналин сейчас хлынет из ушей.
   Его противник без сознания валялся на полу. Майк опустил руки и позволил кулакам разжаться. Его руки саднили. Он забыл, что боксирование без перчаток причиняет кулакам победителя почти такие же страдания, как и побежденному.
   Сейчас, задним числом, его начало трясти от возбуждения. Перестрелка потрясла его больше, чем что-либо еще. Хоть, в юности он и был хулиганом, Майк еще никого никогда не убивал.
   На его плечо опустилась рука и развернула его. Он увидел доктора Николса.
   - Ты в порядке?
   Майк кивнул. Он даже ухитрился изобразить слабую улыбку и показал руки. Три костяшки были разбиты и кровоточили.
   - Как я понимаю, док, это - все повреждения, которые у меня есть.
   Николс взял его руки в свои и внимательно осмотрел их, сильно нажимая на сустав. "Не думаю, что что-то сломано", пробормотал он. Доктор бросил быстрый взгляд на головореза на земляном полу фермы, который всё ещё был без сознания.
   - Но, молодой человек, учитывая силу ваших ударов, я настоятельно рекомендую вам в следующий раз использовать перчаткb. Этот ублюдок выглядит так, как будто кто-то отметелил его топорищем."
   На мгновение Майк почувствовал легкое головокружение. Он слышал, как остальные шахтеры обыскивали дом в поисках спрятавшихся врагов. Но никого больше не было. Шум крови в ушах мешал ему слушать их разговоры, но по их тону было очевидно, что опасности больше нет.
   Он глубоко, почти судорожно, вздохнул и, встряхнув головой, отогнал головокружение. Николс выпустил его руки.
   - Спасибо, док, - мягко сказал Майк.
   Николс внезапно улыбнулся. - Пожалуйста, называй меня Джеймсом! Я полагаю, что мы были должным образом представлены.
   Доктор отвернулся. - А теперь у меня есть тяжелые пациенты. Полагаю, что я уже нарушил клятву Гиппократа достаточно раз для одного-единственного дня.- И пробормотал - Боже, Николс. ' воздерживаясь от причинения всякого вреда...'"
   С чувством вины, Майк вспомнил о Гарри Леффертсе. А также о фермере и женщине, которая, предположительно, была его женой. Он устремился было за Николсом, готовый помочь. Но остановился и повернулся, ища Фрэнка.
   Джексон стоял у большого очага, внимательно осматривая комнату. Большая часть дома, казалось, состояла из единственного помещения, хотя Майк видел хлипкую лестницу, даже скорее, стремянку, ведущую на второй этаж. Очень немного света попадало внутрь через крошечные окошки. Тем не менее, Майк мог видеть, что всё перевернуто вверх дном. Головорезы, должно быть, занимались грабежом, кроме остальных преступлений. Теперь, когда он увидел, как основательно обшарили ферму, Майк понял, что фермера пытали, требуя сказать где он спрятал ценности, которые могли бы у него быть.
   Не очень большие ценности, судя по виду этой комнаты. Несмотря на размеры и капитальную конструкцию, дом выглядел намного беднее чем любая ферма, которую когда-либо видел Майк. Не было и следов электричества или водопровода с канализацией. Стекла в окошках отсутствовали. Даже пол был глинобитный.
   Он встретился взглядом с Фрэнком.
   - Я присмотрю здесь, Майк. Тони уже прочесал второй этаж. Ты бы пошел, помог доктору.
   Снаружи Майк обнаружил, что Николс оказывает помощь фермеру. Доктор явно уже извел все бинты, которые у него были, и теперь снял пиджак и рвал рубашку на полосы. Он был теперь гол по пояс. Несмотря на то, что Николсу был за пятьдесят, на его сухопарой мускулатуре почти не было жира. Твердая черная плоть, покрытая тонкой пленкой пота, мерцала в солнечном свете.
   Майк осмотрелся. Дэррил склонялся к Гарри Леффертсу. Леффертс тоже был без рубашки, и таращился на рану боку. Зрелище было довольно впечатляющим - ребра, талия и бедро были сильно окровавлены - но Майк не думал, что это было действительно серьезно. Рана была уже перевязанна. На бинтах были пятна крови, но Майк решил, что кровотечение остановилось.
   - Всего лишь поверхностная рана, - услышал он слова Николса. Майк повернулся. Доктор поднял голову и посмотрел на него. - Я в первую очередь осмотрел и перевязал Гарри. У него останется весьма впечатляющий шрам, будет что внукам показать, но пуля всего лишь скользнула вдоль ребра и улетела дальше. Никакого внутреннего кровотечения, насколько я могу судить.
   Николс повернулся к женщине. Она лежала боку, закрыв лицо руками. Ее колени были прижаты к телу, как у эмбриона. Она тихо, но безостановочно рыдала. Ее потертое платье было обратно натянуто на ноги, а сверху ее укрыли двумя пиджаками. Шахтеры, которые одолжили свои пиджаки - Дона Ричардс и Лэрри Масанилло - сидели на корточках неподалеку с одинаковыми сконфуженно-потерянными выражениями лиц, явно не представляя, чем ещё они могут помочь бедной женщине.
   - С ней всё будет в порядке, - пробормотал Николс. Его лицо напряглось. - настолько, насколько это возможно для жертвы группового изнасилования. - Он посмотрел назад и вниз, на фермера. - А этот парень может и не выжить. Основные артерии не задеты, но он потерял огромное количество крови.
   Майк сел на корточки рядом с доктором. - Чем я могу помочь, Джеймс? - Он увидел, что Николс перевязал раны фермера, но кровь уже проступила через ткань. Доктор продолжал отрывал полосы от своей разодранной рубашки, готовясь добавить новые слои.
   - Для начала, дай мне свой пиджак. Посмотри, есть ли внутри какие-нибудь одеяла. Что-нибудь, чтобы согреть его. Он в шоке.
   Майк снял свой пиджак и вручил доктору, который накрыл пиджаком фермера. Николс с шумом выдохнул. - А теперь найди мне "скорую", чтобы доставить бедолагу в госпиталь. Здесь я сделал все, что мог сделать без лекарств и оборудования.
   Доктор поднял голову и медленно осмотрелся по сторонам. - Но у меня есть нехорошее подозрение, что здесь не так просто будет найти госпиталь или "скорую".
   Он встретился взглядом с Майком.
   - Да где мы вообще, на хрен? - Он ухитрился улыбнуться. - Только, пожалуйста, не пытайся убедить меня, что на самом деле Западная Вирджиния выглядит так. Моя дочь пытается уговорить меня на переезд в ваши края. - он опят осмотрелся. - Даже "Избавление" не было настолько безумным. И действие там происходило в какой-то жуткой перди, если я правильно помню. А не в полутора часах езды до Питсбурга.
   Майк вслед за доктором, осматрел окрестности, и мягко проговорил: - Я не думаю, Тотошка, что мы всё ещё в Западной Вирджинии. - Николс захихикал. - Всё выглядит не так, как должно выглядеть, Джеймс. Пейзаж, деревья, люди или... - Он указал большим пальцем назад, на ферму, стоявшую за ними. - В Западной Вирджинии нет ничего подобного нет, вот что я скажу. Несмотря на бедность, сам дом - отнюдь не хрупкая лачуга. Что-то настолько старое и основательно построенное было бы объявлено памятником истории лет пятьдесят назад.
   Он взял одно из принадлежавших головорезам ружей, все еще стоявших у стены фермы. После краткого осмотра он протянул ружьё Николсу.
   Ты когда-нибудь видел что-нибудь похоже? - Доктор покачал головой. - Я тоже, - размышлял Майк. - Кен Хоббс говорит, что это - фитильное ружье. Он, кстати, в курсе. Старинное оружие - увлечение всей его жизни. такие ружья не делались и не использовались уже пару сотен лет. Это по меньшей мере. Даже ко времени Войны за Независимость все перешли на кремнёвые замки."
   Он с уважением взглянул на срез ружейного ствола. - Гляньте-ка на эту пушку! Как минимум, .75 калибр.
   Он хотел добавить что-то ещё, но его прервал вышедший из дверей дома Фрэнк.
   - Всё чисто, - сказал он. Джексон, как всегда, выглядел невозмутимо. Отчасти это было просто чертой его характера, но отчасти было следствием того, что профсоюзный казначей был единственным повоевавшим, кроме Николса.
   Майк посмотрел на остальных, кого мог видеть. Всех их, кроме Джексона и Николса, теперь, после боя, бил отходняк. Леффертс лежал на спине, прижав руку к повязке на боку и уставившись на небо. Молодой шахтер, который был смертельно безжалостен в пылу битвы, смотрел как оглушенный вол. Его глаза были широко открыты и бессмысленны. Рядом с ним на коленях стоял Даррел, с плотно вжатой в плечи головой. Он так отчаянно сжимал руками колени, что суставы/костяшки побелели. В стороне, около жертвы насилия, Дон Ричардс и Ларри Масанилло больше не сидели на корточках с оружием наготове. внимательно осматриваясь. Оба мужчины теперь сидели на земле, вытянув ноги, опираясь руками о землю, а оружие валялось на земле. Оба тяжело дышали. Ричардс тихо матерился. Масанелло, правоверный католик, бормотал Отче наш.
   Майк шумно выдохнул. - Я думаю, что большинство из нас в легком шоке, Джеймс. Кроме тебя и Фрэнка.
   Доктор невесело усмехнулся. - Не обманывай себя . Этой ночью я проснусь от кошмара, полагаю, то же самое произойдет с Фрэнком.
   Джексон, прислоняясь к дверной почте, покачал головой. - Не сегодня, и даже не завтра. Но вот послезавтра мне будет очень плохо. Меня будет колотить, будьте уверены. - Он мрачно осмотрелся. - Боже, это было хуже всего, что я видел в Наме.
   Он с усилием оторвался от дверного косяка. - Но, по крайней мере, в основном стреляли мы.- Он уставился на Майка, который все еще сидел на корточках рядом с доктором. - Как ты? - требовательным тоном спросил он. И, до того, как услышал ответ. - Вот только не парь мне мозг, Майк, ты не настолько крут.
   В смешке Майка не было никакого веселья. - Даже и не пытаюсь. По правде? Я чувствую себя, как будто только что меня сбил грузовик. До сих пор не могу понять, как я жив остался. - В его голове промелькнуло воспоминание, как он маршировал во двор фермы, подобно холодной смертоносной машине. Выстрел. Выстрел. Как ни в чем не бывало. Один убит, еще один...
   Он повернулся и просмотрел на первого застреленного им. В плечо. И не нужно быть врачом, чтобы понять, что человек был мертв, мертв, мертв. Револьверная пуля проломилась прямиком через его сердце.
   Ну, начать с того, что именно потому ты и купил этого монстра. Это называют станавливающее действие. Боже!
   Он скривил губы, пытаясь разобраться в своих чувствах. Голос Фрэнк прорезал туман в его сознании.
   - Не надо, - сказал его друг. - Сегодня сегодня от этого толку не будет, Майк. Поверь мне. Нужно, чтобы прошло какое-то время.
   - Точно, - эхом откликнулся Николс. Доктор встал. Движение напомнило Майку, что он должен был поискать одеяла.
   Извините. - пробормотал он. затем встал и направился было к двери дома. - Фрэнк, ты не видел каких-нибудь одеял, пока вы...
   Неожиданно, сверху раздался крик. Кричал Тони Аддуччи. Майк нашел его взглядом. Тони высовывался из окошка второго этажа, указывая куда-то пальцем.
   - У нас еще проблемы! - воскликнул он. Майк посмотрел в сторону, куда тот показывал. Туда от фермы уходила узенькая грунтовая дорога, огибающая рощу. С земли Майк ничего не видел, кроме деревьев.
   Очевидно, Аддуччи что-то видел поверх их. - Там - ах, черт, Майк, клянусь, что не вру - ди-ли-жанс. Он едет сюда, и его сопровождают четыре всадника. Они не дальше четверти мили от нас. В любую секунду могут быть здесь.
   Его голос задрожал от возбуждения - И ещё примерно двадцать человек догоняют их пешком! Некоторые из тех тащат офигенно длинные здоровенные копья! Я не шучу - копья, Богом клянусь.
   Высунувшись из окна, Тони уставился на мертвых головорезов, лежащих во дворе фермеры.
   - Выглядят так же, как эти ублюдки. Да, кстати, и всадники тоже.
   Майк посмотрел, куда указывал Тони. Грунтовая дорога больше походила на тележную колею - две борозды, продавленные в утоптанной земле. Деревья не позволяли видеть больше чем на двадцать ярдов. Но теперь Майк слышал стук копыт.
   Через несколько секунд четверо всадников появилось между деревьями. Они тоже были в шлемах и кирасах, с мечами в ножнах у пояса. Майк мог видеть что-то похожее на огромные пистолеты в седельных кобурах.
   Ведущий конник заметил его и что-то заорал. Все четыре наездника натянули поводья, осаживая лошадей. Мгновение спустя за ними появился экипаж, запряженный шестеркой лошадей. Кучер отчаянно тянул за вожжи, едва успев остановить экипаж до того, как тот врежется в неподвижно стоящий эскорт, карету занесло и потащило боком поперек дороги. Одно из колес попало в колею, почти опрокинув экипаж.
   Тони назвал это "дилижансом", но это не походило ни на один дилижанс, который Майк когда-либо видел - даже в кино. Несмотря на изящную форму и украшения, по конструкции повозка больше напоминала небольшой фермерский фургон.
   Ведущий всадник опять что-то крикнул. Как и прежде, он не разобрал слова, но Майк был теперь почти уверен, что это немецкий язык. По крайней мере, если его память не сыграла с ним дурную шутку.
   На несколько мгновений возникла немая сцена - всадники таращились на американцев, Два шахтера рядом с женщиной встали и держали оружие наготове. И Дэррил, и Фрэнк, и Тони, Николс принял классическую стрелковую стойку, полицейский пистолет свободно, но уверенно лежал в его руках, даже Гарри, все еще лежавший на земле и держащийся за повязку на рёбрах, нащупывал дробовик. Последний шахтер из их группы, Чак Роулз, был в доме. Майк услышал, что он шепнул через дверь: "Они у нас на прицеле, Майк. Только прикажи."
   Майк развел руки: "Быть наготове! Без команды не стрелять!"
   Он видел, что все четверо всадников медленно тянулись к пистолетам у сёдел. Майк с запоздало вспомнил, что его собственное оружие лежит где-то в доме.
   В тот момент занавеска на окошке кареты отодвинулась. Показалось лицо, уставившееся на Майка. Лицо принадлежало молодой женщине, выглядевшей обезумевшей от ужаса. Несколько прядей длинных темных волос выбились из-под чепца. Карие глаза, смуглое лицо, похожа на испанку. Так она была...
   Майк внезапно улыбнулся так весело, как только мог. Возможно, это было странно. А может, и нет. В конце концов, инстинкт иногда работает там, где логика и рассудок бессильны.
   - Расслабьтесь, парни! Подозреваю, что мы должны спасти прекрасную даму от злодеев. Как мне кажется, в связи с этим вполне очевидно, на чьей мы стороне.
   Франк хихикнул. - Ты всегда был романтиком. И всегда западал на симпатичную мордашку
   Майк пожал плечами, и все еще улыбаясь, медленно пошел в сторону повозки, держа руки нараспашку, чтобы охранники могли видеть, что он не вооружен.
   - Ты называешь это личико всего лишь 'симпатичным'? -бросил он через плечо - Ты офигел Фрэнк. Что до меня, я полагаю, что нас только что повысили. Мы были на на съемках "Избавления"." С фырканьем: "Ну или это была 'Техасская резня бензопилой'. Теперь...
   Лицо женщины приблизилось.
   - Теперь мы снимаемся в 'Клеопатре!' - сказал Майк. Слова получились намного мягче, чем он думал. И, с удивлением, он понял, что не шутит.
  
   Глава 4
  
   Когда внезапный наклон кареты бросил Ребекку на отца, Бальтазар Абрабанэль болезненно зашипел.
   "Осторожнее, дочка!" - проговорил он и сильнее прижал руку к груди. Его седобородое лицо казалось вытянутым и измученным, а дыхание было быстрым и неглубоким.
   Ребекка уставилась на него. Её собственное сердце колотилось от страха, граничившего с паникой: "С ее отцом было что-то не то. Его сердце..."
   Снаружи раздался крик. Ребекка узнала голос командира банды ландскнехтов, которую отец нанял в Амстердаме, чтобы сопроводить их в Баденбург. Но он говорил по-немецки с таким акцентом, что она не могла понять ни слова. Но, тем не менее, было ясно, что тот чем-то поражен.
   Ещё крик. И на сей раз она поняла: "Назовите себя!"
Бальтазар тихо простонал и пробормотал с очевидным усилием: "Ребекка, посмотри, что происходит."
   Ребекка колебалась, состояние её отца пугало её. Но, по привычке, через мгновение она повиновалась.
   Она спешно и раздраженно начала развязывать завязки занавесок. Карета была открытой с боков, и Ребекка предпочла бы, держать занавеси постоянно открытыми, чтобы ветерок мог бы её обдувать, но отец настоял на том, чтобы всю поездку держать занавеси закрытыми.
   - Эта поездка будет достаточно опасна, дитя мое, -сказал он, - даже если ни один мужчина тебя не увидит". Он сказал это со странной улыбкой, в которой были не только нежность и гордость, но и что-то еще...
   Поняв, что это было за "еще", Ребекка была шокирована и потрясена, шок от того, какого преступления со стороны чужаков боялся ее отец: "Мужчины на самом деле так поступают?" А потрясение вызвало то, что даже ее отец считает, что она красива. Другие говорили ей это, но сама идея всё ещё казалась странной. Сама она никогда не видела в зеркале ничего, кроме молодой сефардской женщины. Коричневато-желая кожа, длинные темные волосы, нос, глаза темных глаза, рот, подбородок - ничего особенного. Да, черты лица очень правильные и симметричные, возможно, более правильные, чем у многих. А, в редкие моменты тщеславия, она даже допускала, что ее губы привлекательны, полные, хорошей формы. Но, тем не менее: "Красивая? Что это значит?"
   Наконец-то, это потребовало несколько секунд показавшихся вечностью, ей удалось распутать завязку. Она толкнула в сторону занавесь и высунула голову.
   Мгновение она не понимала, что увидела, потому что она всё была сосредоточена на состоянии здоровья своего отца: "Его сердце...!"
   Наконец она увидела. Она открыла от изумления рот и подалась назад. На неё новая волна ужаса накатила на нее, смешиваясь со страхом за отца. Частично, страх вызывал вид разбросанных повсюду тел, или на первый взгляд ей так показалось. Ребекка раньше никогда не бывала на поле боя, и не видела ничего страшнее хулиганских потасовок, и даже они случались в Амстердаме крайне редко. Определенно, она никогда...
   "Кровь повсюду! А вот там... там валяется голова! И та женщина - что с ней? Её...? О, Б-же!"
   Но всё это вызывало не более, чем страх. Ужас, от которого горячая волна пробежала по её позвоночнику, вызывал человек, стоящий прямо перед ней... приближающийся к ней. Ему оставалось пройти не больше тридцати футов.
   Парализованная ужасом Ребекка уставилась на приближающегося мужчину, как мышь на змею.
   "Идальго! Здесь? Г-ди, помилуй!!!"
   "Что там, дитя?" требовательно поинтересовался отец. И шепотом: "Что происходит?" Она ощутила, как он шевельнулся на сиденье за ее спиной.
   Она разрывалось между ужасом перед идальго и страхом за отца. Вдруг: "Да когда это прекратится?" - у неё появился ещё один повод ужаснуться, она услышала, как командир ландскнехтов снова заорал.
   - Уходим! - услышала она - Шевелитесь. Нам слишком мало платят, чтобы ввязываться в это!
   Ребекка услышала как застучали копыта. Через мгновение она почувствовала, как качнулся вагон, и поняла, что кучер спрыгнул с козел тоже. Она слышала, как тот ломится прочь сквозь придорожный кустарник.
   "Они нас бросили!"
   Обернувшись внутрь повозки, она, широко раскрыв глаза, уставилась на отца. Губы её приоткрылись. Но мягкий и мудрый человек, на которого она полагалась всю жизнь, не мог помочь ей сейчас. Бальтазар Абрабанэль был все еще жив. Но глаза его были закрыты, а челюсти судорожно сжаты. Теперь к груди были прижаты обе руки. Он соскальзывал с мягкого сиденья на пол. Раздался слабый стон.
   Ужас дочери оказался сильнее остальных. Ребекка упала на колени, обняв отца, и отчаянно пытаясь помочь ему, но не зная, что ещё она могла сделать. Она глянула на тяжелые сундуки, стоявшие на скамье напротив нее. Там были книги ее отца. В одном из сундуков - его перевод медицинских трактатов Галена. Но это безнадежно, где-то там лежали тридцать семь томов Галена, и все они - на арабском, языке, на котором Ребекка едва читала.
   Она услышала голос и, поражённая, обернулась.
   Идальго стоял у кареты, просунув голову в окно. Он был настолько высок, что для этого ему пришлось немного наклониться.
   Снова голос. Она едва смогла отделить одно слово от другого и подумала: "Но это невозможно. Он не может говорить..."
   Идальго повторил. На сей раз Ребекка поняла слова, по крайней мере, большинство из них - акцент был очень странным, непохожим на ранее слышанные ей.
   "Английский язык? Он говорит по-английски? Идальго не говорят по-английски. Это ниже их понимания собственного достоинства - язык пиратов и торговцев".
   Она уставилась на него, столь же удивленная теперь, как была напуганной раньше. Человек выглядел как идальго во всём: высокий, сильный, стройный, мужественный, он источал такую уверенность в себе, какая могла быть только у испанского дворянина. Даже его одежда, от белой рубашки с оборками на груди - шелк, она была уверена в этом - до темных брюк, была похожа на испанскую. Правда, отметила она, что с башмаками было что-то не так, но...
   Он снова широко улыбнулся. "У кого еще могут быть такие прекрасные зубы?"
   И, затем , он заговорил снова, повторил четвертый раз ту же самую фразу: "Мадам, Вам нужна помощь?"
  
   Годы спустя, Ребекка Абрабанель часто будет задаваться вопросом, почему она сказала точнее, пролепетала правду в тот раз. Сидя в одиночестве, она часами вспоминала тот момент и удивлялась.
   "Частично," - будет думать она: "это объясняется древним горем. Несмотря на все дикости, творимые Святой Инквизицией, и жестокость, с которой испанские аристократы изгнали евреев, сефарды Испании и Португалии так никогда и не смогли забыть Иберию, залитую солнцем землю, которую они любили, в которой провели многие столетия, которую помогали обустроить. Они убедили себя, что евреи там, наконец-то, обрели безопасность и убежище - пока христианские короли и аристократия не передумали, и не изгнали их. Не смотря на это, они сохранили свой язык, свою поэзию и свою культуру. Ашкенази могли запереть себя в стенах гетто в Центральной и Восточной Европе, закрывая свои души от мира. Но не сефарды. Почти полтора столетия минуло со дня изгнания из земли, которую они назвали Сефарад, но до сих пор самой высокой похвалой среди них было назвать человека "Идальго".
   Cо временем, она решит, что её реакция отчасти была реакцией ребенка, вдруг убедившегося, даже, скорее, надеявшегося убедиться, что, в конце концов, легенды не лгали. Что где-то в мире существует аристократия, не являющаяся воплощением жестокости и предательства под покровом вежливости и хороших манер.
   Но было и иное. В конце концов, она разберётся и в этом - частично её реакция была реакцией женщины.
   Потому что было что-то в этом мужчине. Мужественность, да, но не совсем в стиле идальго. Даже в тот момент ужаса и неразберихи она сохранила достаточно быстрый ум, чтобы почувствовать разницу. Он был красив не красотой хищной птицы, характерной для идальго. Просто красивый мужчина - почти что крестьянин, если приглядеться, с приплюснутым носом и открытой улыбкой. И, если его глаза и сияли, таким чистым синим цветом, что любой идальго удавился бы от зависти, ничего, кроме дружелюбия и беспокойства в них не было.
   К таким выводам Ребекка Абрабанель придет через многие годы. Но, даже тогда, она будет вспоминать этот момент снова и снова. Иногда - часами. Вероятно, это самообман, но, ни один другое воспоминание, не будет заставлять её сердце пылать таким ярким огнем.
  
   - Да - пожалуйста! Мой отец... - Она на мгновение опустила голову, прикрыв глаза. Слезы показались в уголках прикрытых глаз. Чуть спокойнее. - Он очень болен. Что-то с сердцем.
   Она открыла глаза и подняла голову. Лицо человека было расплывалась, наверное, глаза её были полны слёз.
   - Мы здесь совсем одни - прошептала она - Никто... - Она судорожно вдохнула. "Мы - марраны." Она ощутила его недоумение вызванное этим словом: "Разумеется, он же англичанин" - и поспешила пояснить:
   - Тайные евреи... -. к собственному удивлению, она умудрилась хихикнуть. - Подозреваю, что уже даже и не евреи. Мой отец... - она сильнее сжала пальцы, как бы защищая седую голову своими руками - философ. Врач по профессии, но он изучал и многое другое. Маймонида, разумеется, но и аргументы караимов о Талмуде, и Аверроэса Мусульманина.
   Она поняла, что заболталась: "Какая ему разница?" Ее губы сжались.
   - И поэтому, евреи Амстердама изгнали его за ересь. Мы были на пути в Баденбург, там живет мой дядя, он обещал приютить нас. - И снова, она внезапно замолкла, вспомнив про серебро, скрытое в сундуках с книгами. Страх вернулся.
Человек заговорил, но не с ней, а повернул голову и крикнул: "Джеймс, сюда! Похоже, что у тебя нашелся пациент здесь.
   Он опять повернулся к ней. Его улыбка теперь была тоньше, не такая широченная ухмылка, как раньше. Но даже сквозь слезы Ребекка видела уверенность в его глазах.
   - Вам что-то ещё требуется, мэм? - спросил он. Лицо его напряглось. - Сюда идут какие-то люди, в доспехах и с оружием. Кто это?
   Ребекка охнула, она напрочь забыла о группе наемников, с которыми они столкнулись ранее.
   - Это люди Тилли! - воскликнула она. - Мы не предполагали, что они заберутся так далеко от Магдебурга. Мы натолкнулись на них за две мили отсюда. Мы надеялись ускользнуть по этой дорожке, но...
   "Кто такой Тилли?" - спросил человек. Улыбка исчезла окончательно, лицо стало жестким, напряженным, сердитым. Но она поняла, что гнев направлен не на нее.
   Ребекка вытерла слезы: "Кто такой Тилли? Как хоть кто-то может о нем не знать? После Магдебурга?"
   Человек, казалось, почувствовал её смятение. - Неважно - бросил он. Неожиданно, издали раздался крик, Ребекка не могла разобрать слов, но поняла, что крчали по-английски. Какое-то предупреждение, решила она.
   Мужчина быстро спросил - Я должен узнать одно. Те люди намерены причинить Вам вред?
   Ребекка уставилась на него. Это шутка? Честное выражение лица убедило её в ином.
   - Да, - ответила она. - Они нас ограбят, моего отца убьют, меня...- Она затихла. Ее взгляд метнулся к месту, где только что лежала на земле женщина, но там уже никого не было. Женщина медленно шла к дому, а двое из подручных идальго помогали ей.
   Она услышала, как идальго прорычал - Этого достаточно. Более, чем достаточно. - Её поразила чистейшая ярость, прозвучавшая в его голосе.
   Мгновением позже полог повозки была откинут. По пояс голый чернокожий полез в повозку. В одной руке он держал маленький красный сундучок украшенный белым крестом. Несмотря на удивление, Ребекка не протестовала, когда тот аккуратно отодвинул ее от отца и начал его осматривать.
   После быстрого и профессионального осмотра, он открыл сундучок и достал какую-то склянку. Ребекка, дочь врача, распознала коллегу отца. Её затопило чувство облегчения: "Слава Богу - мавр!" - Отец хорошо отзывался о мусульманской медицине, а вот его мнение о врачах-христианах было почти нецензурным.
   Мавр повернулся к идальго. Идальго, выкрикнув несколько команд, Ребекка, озабоченная состоянием отца, не уловила смысл, снова просунул голову в карету.
   Мавр говорил быстро и сухо, с акцентом, отличающимся от акцента идальго, и использовал странные слова, или слова которые никак не вязались с остальными. Ребекка только отчасти понимала его речь.
   "У него (коронация? - к чему он это сказал?). Думаю, довольно серьёзная. Мы должны, как можно скорее, доставить его в (странноприимный дом?). Если мы быстро не дадим ему какое-нибудь (опять бессмысленное выражение, 'смыть комки' но какое отношение к ситуации могут иметь комки?) лекарство, всё остальное будет бессмысленно. Ущерб будет невосполнимым."
   Ребекка ловила ртом воздух:
   -Он умирает? - Чернокожий врач поглядел на нее. Его темные глаза были заботливыми, но мрачными.
   - Возможно, мэм, - сказал он тихо. - Но, возможно, он и вытянет." ('Вытянет?' Выживет, это она поняла. Странная идиома.) Уверенно пока сказать ничего нельзя.
   Снова раздался крик одного из подручных идальго. Ребекка думала, что кричали из фермерского дома. На сей раз она поняла слова: "Они идут! Прячься (бессмысленно - имя идальго, решила она)!" Мак?
   Идальго уставился на дорогу. Сейчас Ребекка могла бегущую толпу и человеческие крики. Немцы. Люди Тилли. Лают, как волки. Они увидели карету.
   Идальго качнул головой и крикнул в ответ: "Нет! Все остаетесь в здании! Как только они подойдут, открывайте огонь. Я отвлеку их от кареты!"
   Он быстро заглянул в повозку, протягивая руку к врачу: "Джеймс, давай мне твою пушку. У меня нет времени искать свою".
   Мавр вытащил что-то, что было заткнуто за кушак сзади. Ребекка неуверенно посмотрела на это: "Это - пушка? Такая крошечная! Куда меньше пистолей, что были у ландскнехтов".
   Но сомнения, что догадка соответствовала действительности, развеялись, когда она увидела, с каким нетерпением Идальго схватил эту вещь. В конце концов, Ребекка очень мало знала об огнестрельном оружии, хотя невероятная тщательность выделки оружия потрясла её.
  
   Идальго метнулся в сторону, и не более, чем через пять секунд, он занял позицию за много ярдов от вагона. Он остановился, повернулся, быстро осмотрел пистолет, делая что-то, чего Ребекка не могла понять. Теперь он ждал, расправив плечи и устойчиво расставив ноги.
   Ребекка наблюдала за всем этим из окна повозки. Ее взгляд метался от фермерского дома к идальго. Ребекка немедленно, несмотря на всю свою неопытность, поняла, что делал Идальго - он отвлекал внимание людей Тили, в от повозки, на себя. У его людей в доме будет чистая линия огня.
   Несущиеся к ферме наемники, были с другой стороны кареты и видеть Ребекка их не могла их, только слышать. Всё, что она видела, был идальго, смотревший в сторону от неё.
   Весь последовавший бой она не смотрела больше ни на что, взгляд её были прикован к высокому человеку на дворе фермы, спокойно стоявшему, одетому в белую блузу с рюшами и черные брюки - непритязательный наряд. И, всё-таки с его ботинками было что-то не так, но Ребекка решила не обращать на это внимания, Шмуэль ибн Наргела, декламировавший еврейскую поэзию мусульманской армии, которую он вел к победе в битве при Алфуэнте, гордился бы такой обувью. Так, по крайней мере, думала молодая женщина, выросшая на легендах о стране Сефарад.
   Он казался настолько уверенным в себе. Ребекка помнила строки знаменитого стихотворения стихотворения Нагрелы "Битва при Алфуэнте".
  
   My enemy rose-and the Rock rose against him.
   How can any creature rise up against his Creator?
   Now my troops and the enemy's drew up their ranks
   Opposite each other. On such a day of anger, jealousy,
   And rage, men deem the Prince of Death
   A princely prize: And each man seeks to win renown,
   Though he must lose his life for it.
  
   Идальго выстрелил первым. Он не предупреждал, не командовал, не угрожал. Он просто немного присел и обеими руками поднял пистолет. Мгновением позже, испугав Ребекку, оружие выстрелило, и начался бой.
   Коротоким, диким и невероятно жестоким был он. Даже Ребекка, чрезвычайное наивное в вопросах насилия создание, знала, что оружие не могло стрелять с такой скоростью, чтобы создать свинцовый ливень, подобно вырвавшемуся из пистолета идальго и оружия его людей. Видеть опустошение, произведенное им в группе наемников, она не могла, но в общих чертах представить его, по их крикам боли и удивления, было не сложно.
   От погружения в ужас её душу хранила литература. Этот идальго, и поэзия другого идальго о битве про Алфуэнте, наполняли храбростью её душу.
  
   These young lions welcomed each raw wound upon
   Their heads as though it were a garland. To die-
   They believed-was to keep the faith. To live-
   They thought-was forbidden.
  
   Она затаила дыхание, не все ружья, стрелявшие в этом бою, принадлежали идальго и его людям. Она узнала гулкий рев аркебуз, которыми были вооружены наемники. Каждую секунду ждала она, что кровь брызнет на белую рубашку идальго.
  
   The hurled spears
   Were like bolts of lightning, filling the air with
   Light . . . The blood of men flowed upon
   The ground like the blood of the rams on the corners
   Of the altar.
  
   Но ничего не случилось... ничего, кроме невидимого порыва ветра, рванувшего левый рукав рубашки идальго и порвавшего его. Ребекка зашипела, но крови не было. Никакой крови.
   Никакой крови.
   Внезапно, так же неожиданно, как и началось, сражение было окончено, и опустилась тишина, нарушаемая лишь топотом ног выживших наемников, в ужасе бежавших по дороге. Ребекка глубоко вздохнула, ещё и ещё раз. Это привлекло внимание врача, мавр, уделив ей не более чем мимолетный взгляд, повернулся обратно к отцу, с легкой улыбкой. Поняв значение этой улыбки, Ребекка, покраснела от стыда, но не слишком сильно. Это был всего лишь пожилой человек, мельком любующийся фигурой молодой женщины, в этой улыбке не было угрозы.
   Ребекка рухнула на одну из устилавших сиденье повозки подушек, и разрыдалась, закрыв лицо руками.
   Буквально через несколько секунд она услышала, как снова отодвинулся полог. Она почувствовала, что в карету входит идальго. Он осторожно присел рядом с ней и обнял ее за плечи. А она, не задумываясь о неуместности своихдействий, склонилась к его плечу и уткнулась лицом в грудm.
   Мягкий шелк на твердых мускулах и никакой крови.
   "Спасибо", - прошептала она.
   Он ничего не сказал и это было бы излишне. Впервые с момента начала ужасов этого дня Ребекка почувствовала, как уходят напряженность и страх. А, может быть, впервые за долгие годы.
  
   Has a flood come and laid the world waste?
   For dry land is nowhere to be seen.
  
   Сейчас она думала о странном. Придя в себя от ужаса в убежище из рук незнакомого мужчины, она могла думать только о купающейся в лучах солнца земле поэзии и роскоши, которую никогда в жизни не видела. Осушая свои слезы шелковой рубашкой, она вспоминала "Оду моему плащу" Авраама Ибн Эзры:
  
   I spread it out like a
   Tent in the dark of night, and the stars
   Shine through it: through it I see the moon and the
   Pleiades, and Orion,
   Flashing his light.
  
   Глава 5
  
   Идальго не задержался в карете надолго. Ребекка была не уверена - минуты две, или около того. Несколько его подручных подошли к карете. Последовал быстрый разговор, из которого она мало что смогла понять, частично из-за акцента, а частично из-за того, что они использовали незнакомые слова. И это было странно, Ребекка родилась и выросла в Лондоне и думала, что знакома с каждой изюминкой английского языка.
   Но она уловила суть. И это она тоже сочла необычным. Идальго и его люди выглядели озадаченными, как будто они были неуверенны в их местоположении а еще они, очевидно, не очень понимали что им делать теперь.
   Странно, странно. Снова, страх начал вползать в сердце Ребекки. Люди идальго, несмотря на то, что явно его уважали и признавали лидерство, не обращались к нему как к дворянину. Это означало, несмотря на его куртуазные манеры, что он, скорее всего, вожак наемников. Наверное, побочный сын какого-нибудь мелкого барона из одной из областей Англии. Это могло бы объяснить акцент.
   Ребекка вжалась назад на свое сиденье. Наемники были порочны, это было общеизвестно. Преступники, во всём, кроме названия. Особенно здесь, в Священной Римской империи, ввергнутой в пожар войны.
   Она бросила беглый взгляд на отца, но утешения там найти не смогла. Её отец боролся за жизнь, а мавританский лекарь поддерживал его и давал какие-то маленькие пилюли из склянки, что вынул из своего сундучка. Возразить против лечения Ребекка даже не подумала, потому как чернокожий доктор источал ауру компетентности и уверенности.
   Идальго вернулся к карете, и Ребекка робко повернула голову к нему.
   "Какое облегчение" - в его глазах не было ничего, кроме дружелюбия, и...
   Она сглотнула, узнав этот взгляд. Она видела его прежде, в Амстердаме, от некоторых из более уверенных молодых людей в еврейском квартале. Восхищение; оценка. Желание, даже, скрытое под куртуазностью.
   Но секундой позже она подумала, что во взгляде даже следа вожделения. Не то чтобы Ребеека была знакома этим явлением, за исключением сильно приукрашенной версии, про которую она читала в некоторых книгах принадлежавших отцу - в рыцарских романах, которые она прятала за большими томами богословских книг, когда читала их в библиотеке дома, в Амстердаме, чтобы отец не мог бы заметить её неподобающий интерес.
   От воспоминания о библиотеке, на душе cтало тяжело, она любила эту комнату, её спокойствие, её безмятежность, книги выстроившиеся вдоль каждой стены. Её отец жил прошлым, и не одобрял настоящее. Но было одно современное устройство про которое он не только не мог сказать ничего дурного, но и любил повторять: "За одну только эту машину немцам простятся многие их грехи". Это был печатный станок.
   А теперь они были здесь в немецких землях, брошенные на произвол судьбы в военное время, ищущие убежища в оке бури, ну или что-то в этом роде. Ребекка на мгновение пожалела, что никогда больше не увидит эту библиотеку, в которой прошло её детство и девичество. Ей уже двадцать три года - и хочет он того или нет, она обязана взять на себя обязанности взрослой женщины
   Призывая решимость и смелость, Она расправила плечи, и это движение привлекло взгляд идальго. В его глазах скрывалось восхищение, и Ребекка даже и не знала - сжаться ей в ужасе или улыбнуться.
   Так получилось, что она улыбнулась, и почему-то не нашла эту неосознанную реакцию странной.
   Идальго заговорил, но Ребекке пришлось про себя переводить его речь, полную проглоченных или, наоборот, растянутых звуков, своеобразных сокращений и идиом, на привычный для нее английский.
   - С Вашего разрешения, мэ-эм, нам придется воспользоваться Вашей каретой, у нас раненные, которых необходимо доставить туда, где им смогут оказать надлежащую медицинскую помощь.
   - И быстро - буркнул мавр, все еще стоявший на коленях рядом с отцом, - я дал ему немного... Ребекка не поняла последнее слово, похоже на честолюбие {игра слов английском aspirin - aspiring}.
   - Нам придется убрать это, чтобы освободить место - посмотрел идальго на сундуки и ящики сложенные на другой стороне кареты.
   Ребекка испуганно подумала: "Книги отца! И спрятанное среди них серебро..."
   Она уставилась на идальго, и когда тот осознал её страх, показалось, что она увидела искорку гнева, впрочем, сразу пропавшую. Его правая рука стиснула полог кареты, Ребекка заметила рассаженную костяшку покрытую спекшейся кровью и мельком подумала: "Боевая рана?" - но больше её лицо интересовало лицо. Идальго на секунду посмотрел в сторону, обводя глазами горизонт, и заиграл желваками. С легким вздохои он повернулся обратно.
   - Послушайте меня, леди... Как Вас зовут?
   - Ребекка... - она поколебалась, - Абрабанэль. - она задержала дыхание, из всех известных фамилий сефардов, Абрабанэль была известнейшей, даже прославленной.
   - Рад знакомству, - казалось это имя не значило для него ничего. Он просто кивнул. - А я Майк Стернс.
   Ребекка про себя удивилась: "Майк?" - но затем поняла: "О... Опять эти ужасные сокращения, Михаэль"
   На лице идальго мелькнула и сразу погасла улыбка, и оно стало важным и суровым.
   - Послушайте меня, Ребекка Абрабанель. Я не знаю что это за место, или где мы находимся, да мне и неинтересно. - он свирепо продолжил, - Ни капельки, будь я проклят. По моему убеждению - мы все еще в Западной Вирджинии.
   Мысли Ребекки споткнулись об это назание "Западное что?"
   Идальго, на секунду отвел взгляд, осматривая окрестности и своих людей, и не заметил её замешательства. Его взгляд был яростный-яростный.
   - Вы... и Ваш отец... - зло проворчал, практически даже прорычал он, - под защитой народа Западной Вирджинии. - Он посмотрел на своих приспешников, сгрудившихся неподалеку, смотревших на него и слушавших его, и поиграв желваками, заявил - Конкретно, вы под защитой Объединения Шахтеров Америки.
   Ребекка увидела, как, показывая свою решимость и храбрость, расправили плечи его подручные, как блеснуло в лучах солнца их изящное оружие.
   - Чертовски верно! - рявкнул один молодежи, бросив собственный ястребиный взор на окресности.
   Их реакция воодушевила Ребекку, но усугубило смятение: "Америка?" - у нее отвисла челюсть: "Но в Америке почти нет англичан. Да, у них есть маленькая никудышная колония называющаяся Вирджиния, если меня не подводит память. Но Америка..." - у неё затеплилась надежда: "конечно же испанская, но там есть и сефарды. С тех пор как восемь лет назад голландцы захватили Бразилию, Америка была безопасносным местом, отец говорил что в Ресифи даже есть синагога."
   Ребекка уставилась на идальго: "А идальго ли он?" - она была в полной растерянности, и отчаянно пыталась найти хоть какие-то здравый смысл и логику в происходящем.
   Её замешательство стало очевидным, идальго "Михаэль, думай о нем как о Михаэле!" - нервно хихикнув, сказал
   - Ребекка, кажется, я также запутался, как и Вы. - краткий момент юмора прошел, Михаэль наклонился вперед - Где мы, Ребекка? Что это за место?
   Она попыталась заглянуть за его плечи, получилось плохо, такие широкие они были - Я не уверена, по-моему, это должна быть Тюрингия. Отец говорил, что мы почти приехали.
   - Тюрингия? А где это? - спросил Михаэль, наморщив лоб
   - Ах да, это место не слишком известно, это одна из маленьких провинций Священной Римской Империи. - его лоб наморщился ещё больше, - Германии.
   - Германии? - переспросил тот распахнув глаза, и полузадохнувшись повторил: - Как Германии?
   Он вытаращился на окрестности.
   - Ребекка, я жил в Германии, и она совершенно не похожа. - он засомневался, - ну, предположим, в глубинке всё чуть иначе. Но не настолько... Не настолько обветшалое. Он нахмурился и показал на трупы во дворе - И в Германии нет людей вроде этих.
   - внезапно он зашелся лающим смехом - Боже правый, да их бы первый же полицейский повинтил. Немцы без орднунга - никуда!
   Настала очереди морщить лоб Ребекке: "Орднунг? Он вообще о чем? Немцы - самый неуправляемый и недисциплинированный народ в Европе. Это известно всем, и они были такими еще до войны, а уж теперь-то..."
   Она вздрогнула, вспомнив о Магдебурге, о ужасе, который случился там меньше чем неделю тому назад: перебиты тридцать, а некоторые говорят - сорок тысяч человек, всё население города, кроме молодых женщин, которых прихватила с собой армия Тилли.
   Глаза Михаэля внезапно потемнели от подозрения. Даже не подозрения, догадки.
   - Угадал, нет? - едва слышно пробормотал он и тряхнул головой - Позже, Майк, разберись с этим позже. А сейчас..
   Раздался крик, даже несколько, и Михаэль вытолкнул себя из кареты, оборачиваясь к лесу. Ребекка тоже выглянула из проем.
   Еще больше людей выходило из леса, и на мгновение Ребекку сковал страх, но когда она увидела их странные костюмы и оружие, она расслабилась: "Ещё люди Михаэля, ещё эти, как их... американцы?"
   Потом Ребекка увидела первых женщин, идущих среди деревьев, с тревожными и беспокойными лицами, и нее потекли слезы, как у ребенка: "Михаэль, и женщины. Спасены. Мы спасены"
   * * *
   Весь остаток дня, и следующий день, и день за ним, и еще один, прошёл для Ребекки в изумлении, он потерялась среди легенд, которых не было даже у сефардов, и все её воспоминания были беглыми и краткими.
   * * *
   Причудливые повозки, движимые ничем только доносящимся изнутри рыком, хотя она быстро поняла, что это рёв издавали механизмы. Больше её удивила скорость этих повозок, и ещё больше - плавность хода. Едущая с такой скоростью карета развалилась бы на части. Хитрость была отчасти в невероятном качестве самой дороги, а ещё...
   Когда перед огромным бело-бежевым зданием они выбрались из повозки, любопытство перебороло беспокойство об отце, и она остановилась чтобы осмотреть колеса. Выглядели они странно - маленькие, приземистые, пузатые, на вид - почти мягкие. Она потыкала их пальцем - не такие уж и мягкие, как она думала.
   - Что это? - спросила она идальго. Тот наклонился над ней, улыбаясь.
   - Резина. Мы называем это "шины".
   Она потыкала их посильнее
   - Они чем-то наполнены. Воздух?
   Улыбка осталась на месте, но глаза идальго стали ярче
   - Да, - ответил он, - совершенно верно, воздух закачивается туда под высоким давлением.
   Она кивнула и снова посмотрела на шину.
   - Умно придумано, воздух действует как подушка. - снова посмотрела на него - Нет?
   Ответа не последовало, только глаза сделались ещё ярче и шире, как будто он был чем-то удивилён. "Чем?" - задумалась Ребекка.
   * * *
   Комната, скрытая где-то в глубине того здания, как она поняла, здание было школой, о такой большой школе она никогда даже и не слышала.
   Интерьер был странным, изумляющим, Ребекка поняла, что находится среди людей гораздо более искусных в механике и ремеслах чем даже жители Амстердама.
   Но времени удивляться, у неё не было. Комната была наполнена двигающими мебель людьми, которые пытались организовать временную больницу. За тяжело раненным крестьянином и его женой ухаживали несколько женщин, доктор осторожно положил её отца на стол. Затем последовал короткий обмен репликами между врачом и одной из женщин, который Ребекка, из-за большого количества неизвестных слов, не смогла понять, но поняла значение того, как женщина помотала головой - того, что хотел врач не было, она видела как его черное лицо помрачнело.
   На неё нахлынуло отчаяние. Она почувствовала, как на её плечо легла рука идальго, неосознанно, она опять потянулась к исходившему от него спокойствию, на её глаза навернулись слёзы.
   Врач увидел её лицо и подошел к ней касая головой
   - Я думаю, он выживет. Мисс... ээ...
   - Абрабанэль - подсказал идальго, Ребекка на секунду удивилась, что он запомнил это имя.
   Доктор кивнул.
   - Да, я думаю, Ваш отец будет жить. Но... - Он заколебался делая руками неопределенные жесты, как будто нащупывая что-то - У нас нет самых нужных мне медикаментов. - опять это слово смыть комки- средства. - мавр вздохнул, - у него уменьшится объем сердца. Но я послал людей в город, достать - она поняла греческое слово бета и еще какое-то вещество едко-что-то. - это поможет.
   Затеплилась надежда.
   - Он будет жить?
   - Я так думаю, но он будет болеть какое-то время - дни, может быть недели, - и ему придется быть очень осторожным, потом.
   - Что я могу сделать - прошептала Ребекка.
   - В данный момент - ничего. - Мавр повернулся и пошёл к отцу, мгновением спустя он вернулся к работе, окруженный помощниками. Она увидела, что он собирается накладывать швы и глубоко впечатлилась его очевидным навыком и уверенностью, почувствовала, как уходит тревога - Для её отца сделают всё, что возможно.
   * * *
   Людей в комнате становилось больше, и Ребекка поняла, что путается у них под ногами. Вскоре она, безо всяких возражений, позволила идальго себя оттуда - вдоль по одному длинному коридору, по другому - в библиотеку.
   Её шокировало количество книг. В библиотеке было много молодых людей, которые взволновано разговаривали, и большинство из них были молодые женщины, даже девицы. Ребекку поразило количество проституток в библиотеке, одетых в такие бесстыдные костюмы, что их бы не разрешили даже в знаменитых районах красных фонарей Амстердама.
   Она бросила взгляд на идальго. Странно, но, казалось, что этих девиц он не замечает.
   Ребекке тут же стало ясно, что это не проститутки, постыдно выставленные на всеобщее обозрение голые ноги - всего-навсего местный обычай.
   Она обдумывала это, когда идальго усадил её на диванчик
   - Я скоро вернусь, - сказал он, мне надо сделать - непонятно - звон, договорится о размещении тебя и твоего отца. - непонятно - сеть снова работает.
   И ушел на несколько минут, в то время как Ребекка размышляла над загадачным словом, которое он использовал. Она узнала греческую приставку "теле": "Длинный звон? Или всё таки дальний? Или далёкий?"
   Правда, большую часть времени она пыталась успокоиться, что было нелегко, учитывая то, как эти юнцы на неё глазели. Они были не бестактными, скорее - просто им было любопытстно, но всё равно Ребекке стало проще, когда идальго вернулся и сел рядом с ней.
   - Тебе всё это кажется очень странным - заявил он.
   Ребекка кивнула и спросила:
   - Кто вы?
   С трудом подбирая слова, явно и сам сбитый с толку, идальго попытался объяснить. Объяснение заняло по меньшей мере два часа и так увлекло Ребекку, что она даже забыла о своем страхе за судьбу отца.
   К концу, Ребекка стала больше отвечать на вопросы, чем задавать их. Казалось, она, в каком-то смысле, гораздо лучше, чем идальго, принимает действительность. По началу, это её удивило, мужчина казался довольно умным, но затем она поняла, что у него нет её подготовки в области логики и философии.
   - Таким образом, легко видеть - объясняла она, - в действительности, это не так уж и невозможно, природа времени всегда была загадкой. Я считаю, что Аверроэс прав, - она слегка покраснела, - вернее, мой отец считает... но я с ним согласна...
   Она замолчала, так как идальго её больше не слушал, вернее, не совсем так - он слушал её, её голос, но не слова, с улыбкой в .глазах.
   Эти сини глаза заставили её онеметь.
   - Продолжай - пробормотал он - пожалуйста.
   О этих слов она зарделась еще сильнее. Немая и покрасневшая.
   * * *
   Её спас мавританский доктор, вошедший в библиотеку и направившийся к ним.
   - Состояние Вашего отца стабилизировалось, Мисс Абрабанэль - сказал он, - Лучшее что сейчас можно сделать - уложить его в постель и обеспечить покой. - врач печально улыбнулся - подальше от этого бедлама. - Он бросил вопрощающий взгляд на идальго.
   Михаэль кивнул
   - Я уже послал словечко в город - он взглянул на Ребекку, сочетая заботу и... замешательство? - В этих обстоятельствах, я думаю...
   Их снова прервали, в зал вошла пожилая пара, заметившая идальго и подошедшая к нему. На их лицах читалось участие.
   Михаэль встал и представил их:
   - Мисс Абрабанэль, это Моррис и Юдифь Рот. Они согласились приютить Вас и Вашего отца.
   * * *
   Остаток дня прошел как в тумане. Отца увезла большая похожая на сундук повозка, украшенная надписью "Скорая помощь графства Мэрион", а они поехали следом на повозке идальго. Его люди уже успели перегрузить все вещи Абрабанэлей в заднюю часть повозки. Через небольшой отрезок времени - так быстро! так плавно! - они подъехали к большому двухэтажному дому. Отца внесли на носилках на крыльцо, в дом, вверх по лестнице в спальню и устроили поудобнее. Ребекка пошепталась с ним пару минут, не сказав ничего кроме того как его любит, после чего он уснул.
   В какой-то момент идальго ушел, пробормотав что-то об опасностях за которыми необходимо следить, и ободряюще пожав её плечо на прощание. После его ухода Ребекка почувствовала себя опустошенной.
   Теперь ей казалось что всё пошло верх тормашками, мысли её блуждали. Миссис Рот привела её в залу на первом этаже, усадила на диван и сказала:
   - Я принесу вам чаю
   - Я принесу, Юдифь - ответил её муж - А ты побудь с Мисс Абрабанэль.
   Взгляд Ребекки гулял по комнате, не надолго задержался на книжном шкафу, чуть дольше - на странной лампе горевшей таким ровным светом.
   Её всё казалось смутным. Взгляд сместился на камин, на каминную полку.
   И замер там.
   На каминной полке, на самом виду, стоял семисвечник.
   Она резко повернула голову вбок, глянула распахнутыми глазами на Юдифь Рот, потом опять на семисвечник, и выкрикнула
   - Вы - евреи?
   Ужас весго дня - да что там, страх всей жизни - прорвался моментально, глаза наполнились слезами. Через мгновение Юдифь сидела рядом с ней и баюкала её как ребёнка.
   Ребекка рыдала и рыдала. Не смотря на отчаянные попытки взять себя в руки она смогла задать один-единственный вопрос, который, казалось, имел вселенское значение. Запинаясь, пытаясь протолкнуть слова через ужас и надежду. На конец ей это удалось:
   - А он знает? - спросила она задыхаясь
   Миссис Рот нахмурилась, похоже, вопрос был ей непонятен. Ребекка практически выдавила уточнение из перехваченного рыданиями горла:
   - Он... идальго...
   Она всё еще хмурилась, всё еще не понимала. Надежда развеяла страх, как солнечные лучи разгоняют туман.
   - Михаэль. Он знает? - Взгляд Ребекки был прикован к семисвечнику. Миссис Рот отследила взгляд и её глза тоже распахнулись.
   - Ты Майка, что ли, имеешь в виду? - на мгновение пожилая женщина уставилась на Ребекку, подбирая челюсть. - Да конечно знает. Да всю свою жизнь. Он потому и попросил нас вас приютить, когда позвонил. Он сказал, будто думает - он не очень понимал почему, просто сказал что ему так кажется, но он думал, вам будет лучше, если евреи...
   Остаток фразы Ребекка не услышала, так как снова зарыдала, еще пуще прежнего - изгоняя страх и прикасаясь к надежде, лаская её, припадая к ней, как ребёнок припадает к сказке. Идальго, без страха и упрёка.
   * * *
   А утром снова появились эти синие глаза. Голубые, как безоблачное небо залитого солнцем дня. В последствие, Ребекка не могла вспомнить ничего из двух последующих дней - только синеву и солнечный свет.
   Только солнце, освещающее землю без тени.
  
   Глава 6
  
   Густав II Адольф, король Швеции, обладал унаследованной от предков внешностью,. Его кожа была бледна с легким румянцем. Стриженые волосы, брови, усы и расчесанная эспаньолка выдавали в нем блондина. Синие, слегка выпуклые глаза блистали живостью и умом. Это был статный и красивый мужчина, с выделяющимся на лице мощным костистым длинным носом. При росте, превышающим шесть футов он гляделся великаном.
   И каждым дюймом своего мощного мускулистого, хотя и склонного к полноте тела он выглядел Владыкой Севера. Многое ему досталось от природы и многое было привито воспитанием. Но вот уже около часа эта внушительная оболочка, одушевленная беспокойным духом металась вперед и назад по штабной палатке, поставленной на восточном берегу реки Гавел. Меловая бледность его лица внушала ужас. Плотно зажмуренные от горя глаза, дрожащие от стыда полные губы и то, как шведский король разломал сильными руками стул на части и шваркнул его об пол, выдавали кипевшие в нем возмущение и ярость.
   - Пусть черти, наконец, утащат Иоганна Георга Саксонского на вечные адские муки!
   Адъютанты короля за исключением Акселя Оксеншерны, старались держаться подальше от своего господина. Нрав Густава Адольфа пользовался печальной известностью. Но в данном случае, это был не гнев, как все опасались. Гнев Густава всегда бывал недолог, и король уже давно научился держать свой неистовый нрав более или менее в узде. Худшее, что он себе позволял, это раздраженные упреки, и, при случае, мог сорвать свое раздражение на ни в чем не повинной мебели. Это масштабное побоище уже имело все шансы стать для стульев настоящей Сицилийской вечерней.
   Густав схватил еще один стул и разбил его о колено. Крепкий деревянный каркас болтался в его огромных руках, как соломинка.
   Нет, это не было гневом, который даже у солдат-ветеранов вызывал пробиравшую от головы до самых пяток дрожь. И уж конечно, дело было не в стульях. Аксель Оксеншерна, ближайший друг и советник короля, никогда не оставлял палатку Густава без какой-нибудь, пусть дешевой но практичной мебели. С момента прибытия в Германию, это был далеко не первый раз, когда шведские офицеры увидели своего монарха, разделавыющим кресло на зубочистки.
   - И пусть Господь проклянет Георга Вильгельма Бранденбургского вместе с Саксонцем!"
   Такое кощунство пугало офицеров. Благочестие короля так же славилось, как его характер, а если честно, то и более того. Намного более того. Только непосредственные подчиненные Густава знали, как иногда несдержан его язык. Из его солдат, только осужденным за воровство, изнасилование или убийство доводилось ощутить на своей шее лезвие палаческого топора. В то же время многие из гимнов, исполняемых простолюдинами, собиравшимися в церкви по воскресеньям, были составлены их собственным королем. И как считали обыватели, это были лучшие из гимнов
   Остатки стула вылетели через приподнятые створки палатки. Двое солдат, стоявших на страже по о сторонам входа переглянулись и украдкой отодвинулись подальше. В ином случае, они могли бы и улыбнуться при знакомой картине - обломках мебели у штабной палатки короля. Но они тоже почти окаменели от богохульства.
   Король Швеции схватил еще один стул и грохнул его об пол. Мощные ноги в грубых сапогах оказались в груди щепок.
   - Дьявол бы забрал всех князей и дворян Германии! Гребаные Содом и Гоморра!" Богохульство было шокирующим, по правде говоря просто страшным. Ни один из офицеров не мог вспомнить, чтобы их монарх говорил ТАКОЕ. Даже в худших из своих тирад. Это показывало, насколько разъярило Густава известие о Магдебурге..
  
   Король Швеции стоял посреди шатра, сжав громадные кулаки и оглядывался вокруг разъяренным быком. Взгляд его горящих, сверкающих сапфирами глаз упал на фигуры трех молодых людей, стоявших в нескольких шагах. Мужчины были невелики ростом, тонки в кости и разодеты в дорогие одежды. Их руки сжимали эфесы шпаг, а лица были бледны.
   Мгновение Густав Адольф смотрел на них. Титан перед пигмеями. Но этот момент был краток. Шведский король медленно и глубоко вдохнул. Затем с резким выдохом его плечи опустились.
   - Вильгельм и Бернард , прошу, принять мои извинения, - пробормотал он. - И Вы, Вильгельм. Я, конечно не имел в виду Вас, поминая это чертово племя. - Богохульничал король по-шведски, но теперь заговорил по-немецки. Густав свободно говорил на этом языке, как и на многих других, но, как всегда, его акцент выдавал его скандинавское происхождения.
   Герцоги Саксен-Веймарский и ландграф Гессен-Кассельский натянуто кивнули. Напряженность в их плечах тоже ослабла. Если честно, то быстро ослабла. При всем своем аристократическом происхождении, они были вполне готовы принять извинения Густава не дожидаясь второго раза.
   Только эти трое дворян и входили в число немецких правителей, объединившихся, вокруг протестантства не на словах, а на деле. В большой степени их привязанность к Густаву была ясным и простым поклонением молодежи герою. Итальянцы начали уже называть Густава II Адольфа "il re d'oro" -золотой король. Вильгельм и Бернард Саксен-Веймарские и Вильгельм Гессен-Кассельский имели причины относится к Густаву очень серьезно. Как знали эти молодые люди, Густав Адольф, был известен вне Швеции как единственный европейской король, достойный этого титула. Поэтому с большим облегчением они сразу приняли его извинения. Вслед за ними расслабились и все остальные, бывшие в комнате. Сегодня, нрав Густава проявлялся не дольше, чем обычно.
   Шведский король с натянутой улыбкой оглядел внутренность палатки. Только два стула остались целы.
   - Отлично, отправь кого-нибудь за стульями, Аксель, - проворчал он. - Я, кажется, превзошел себя сегодня. А мы еще должны провести военный совет.
   Аксель Оксеншерна улыбаясь, вернулся с одним из собственных стульев. Он повернул голову и кивнул одному из офицеров, прижавшемуся к стене палатки. Молодой швед пулей вылетел наружу.
   Густав надул щеки. Он осмотрел комнату, как будто оценивая все двенадцать находившихся в ней людей. Что соответствовало действительности.
   Оценка длилась мгновение. Скорее для подтверждения уже существующего у него мнения, поскольку никого из этих людей не было бы в палатке, если бы они не соответствовали требованиям короля к подчиненным.
   - Ладно, господа, давайте работать. - Взгляд Густава немедленно обратился на Вильгельма и Бернара. - Имперцы продолжают наступление на Саксен-Веймар. Это уже точно. Вы с Уильямом, были моими единственными немецким союзниками, достойными этого имени. Император Фердинанд будет требовать вашего наказания.
   Вильгельм, старший из двух герцогов Саксен-Веймар, поморщился. - Боюсь, что вы правы, Ваше Величество.- Тень надежды легла на его лицо. "Конечно, Тилли на жаловании у Максимилиана Баварского, а не у императора, так что, может быть..."
   Вильгельм Гессен-Кассель фыркнул. Густав махнул рукой.
   - Брось эти надежды, Вильгельм. И ты, Бернард. Максимилиан еще более жаден, чем сам император. Он уже потребовал Пфальц за заслуги перед династией Габсбургов и католицизмом. И конечно же он хочет получить Тюрингию и Гессен. Во всяком случае хотя бы часть их. Император вряд ли сможет отказать ему. Так как Фердинанд уволил Валленштейна, армия Тилли является единственной крупной силой на его левом фланге.
   Вильгельм вздохнул.
   - Я не могу остановить Тилли, - сказал он, поморщившись. - Он опустошит Тюрингию и захватит все ее города. Веймаре, Айзенах и Гота, наверняка, Эрфурт даст Бог, сможет от него откупиться.- Вытянутое лицо дворянина было измождено, из-за чего он выглядел старше своих лет. - Начнется большой голод.
   Густав заложил руки за спину и расправил плечи. Его лицо посуровело.
   - Я ничего не могу для Вас сделать. Очень сожалею, мне горько, но это истинная правда. Следующие слова казались свинцовыми от гнева и стыда.
   - Я не буду давать обещаний, которые я не в силах сдержать. Не сейчас. Не после Магдебурга. У меня просто нет таких сил, чтобы защитить Тюрингию от Тилли. И география полностью ему благоприятствует. Он ближе и может прикрыть свой фланг горами Гарца.
   Бернард кивнул.
   - Мы знаем это, Ваше Величество. Он выпрямился, сжимая эфес шпаги. - Мой брат наследник, и он должен оставаться здесь с вами. Но я вернусь в Веймар, и сделаю, что смогу. Я отправлю к Вам курьера, как только будет возможность, но...
   -Нет!
   Вздрогнув, Бернард нашел взглядом Акселя Оксеншерну. Шведский канцлер развел руками и сказал извиняющимся тоном.
   "Извините за резкость, Ваша Светлость, Но это действительно очень плохая идея.- Аксель поднял руку, предупреждая стремительный протест герцога. "Пожалуйста, Бернард! Я восхищаюсь вашим мужеством. Тем более, что легче найти золото под ногами, чем мужество среди немецкой аристократии.
   Шведские офицеры в комнате разразились лающим, саркастическим смехом. Аксель продолжил:
   -Это был бы крайне романтический жест, Бернард. Но очень глупый жест. Вы не успеете ничего сделать в Тюрингии, прежде чем Вас убьют или пленят. У Вас слишком мало сил.
   Аксель пронзительно посмотрел на молодого дворянина.
   - У Вас нет военного опыта, юноша!- Он чуть не добавил "на самом деле Вы в этом девственник", но вовремя прикусил язык.
  
   Бернард Саксен-Веймар со страдальческим лицом умоляюще посмотрел на Густава Адольфа.
  
   Густав тяжело дышал. Затем, шагнув вперед, он положил огромную руку на худое плечо Саксен-Веймара.
   - Он прав, Бернард. - На лице короля внезапно заиграла веселая улыбка. - Оставайтесь здесь со мной. Я буду рад видеть Вас с Вильгельмом в своем штабе.
   Я уверен, вы там будете на своем месте, -Густав вежливо игнорировал скрытый скептицизм на лицах своих шведских офицеров-" а взамен, я полагаю, я мог бы поучить Вас военному искусству.
  
   Последняя часть предложения, как и ожидал Густав сделала свое дело,. Юношеское восхищение Саксен-Веймара военным искусством короля, естественно сработало в его пользу.
  
   Бернард посмотрел на стоящих вокруг мужчин. Все они были ветеранами, доказавшими свою доблесть . Понятно, что юношу волновала его репутация в их глазах. Его взгляд остановился на молодом шведском офицере, присутствовавшем в палатке. Это был Леннарт Торстенссон, блестящий командир шведской артиллерии.
  
   Торстенссон усмехнулся. - Не бойтесь, Бернард. Пусть имперцы Вас пока дразнят, не позже, чем через год они дразниться перестанут.
  
   В смехе, который на этот раз охватил палатку не было ни гнева, ни сарказма, только дикость и жестокость. Так может завывать хор северных волков, услышав, что олень бросил им вызов.
   Ответа Торстенссона и сопровождавшего его смеха оказалось вполне достаточно. Кивок Саксен-Веймара превратился в глубокий поклон, адресованный королю.
   - Это Было бы честью и привилегией для меня, Ваше Величество!
   Густав хлопнул в ладоши.
   - Отлично! А теперь...- он повернулся к одному из своих кавалерийских командиров, Иоганну Banйr. -"Этот небольшой отряд копейщиков все еще в Баденбурге я надеюсь?
   Banйr склонил голову.
   - Вы имеете в виду шотландцев? Отряд кавалерии под командованием Маккея?
   - Да, именно их. Александр Маккей, насколько я помню. Перспективный молодой офицер.
   Оксеншерна как всегда разумно воздержался от комментариев по поводу последнего замечания короля:. "Вы потратили меньше часа в его обществе, Густав. И исходя из этого, Вы называете его "перспективный молодой офицер"? Но он оставил свое мнение при себе. Он был уверен, что у короля не было никаких иллюзий. Густав просто отчаянно пытался придать уверенности и поднять настроение своим людям в этот день мрака и ужаса. Кроме того, в отличие от Banйr, Аксель знал о реальной миссии Маккея.
   Густав продолжал:
   - Отправить курьера Маккею, с приказом ему оставаться в Тюрингии. Я не ожидаю, что он удержит Баденбург от серьезной атаки, и если на него будут сильно давить, разрешаю уйти в леса Тюрингии. Я просто хочу, чтобы он сообщал о движениях Тилли, - Он бросил на Оксеншерну быстрый взгляд.
   - Но доложите мне, прежде чем отправите курьера. У меня будет более подробные инструкции.
   Banйr кивнул. Король обратился к Гессен-Касселю.
   - Уильям, я ничем не могу Вам помочь впрямую. Но у Вас не столь отчаянная ситуация. Тилли двинется первым делом на Тюрингию, а не на Гессен и...
   Гессен-Кассель фыркнул.
   - Тилли движется в любых обстоятельствах медленно как слизняк. Великий и могучий генерал Медленный".
   Густав улыбнулся, но улыбка исчезла с его лица очень быстро.
   - Не стоит недооценивать этого человека, Уильям," сказал он, тихо и серьезно. "Он может быть медленным, но помните: Ян Церклас, граф Тилли, был профессиональным солдатом всю свою жизнь Большую часть этого времени в качестве командующего армией. Ему уже больше семидесяти и до настоящего времени он не проиграл ни одного генерального сражения.
  
   Лицо короля стало торжественным. - Он последний, и, возможно, самый великий из генералов со времени Гонсало де Кордоба!
  
   "Мясник из Магдебурга", прорычал Торстенссон.
  
   Густав посмотрел на артиллерийского офицера. Когда он заговорил, его тон был печален. - Да, Леннарт, так Тилли запомнят потомки. А все остальное забудут. - Король расправил плечи. - Заметьте, я не говорю, что это несправедливо. Генерал отвечает за все, что делают его солдаты, что бы не было сказано или сделано. Но все сообщения о Магдебурге согласны, в том, что Тилли пытался сдержать своих солдат. Не было у него причин жечь город.
  
   Торстенссон, с обычной шведской прямотой ( в конце концов ведь Густав тоже швед) не отступал.
   - Ну и что? - спросил он. - Тилли сам решил возглавить эту армию. Никто не принуждал его возвращаться в строй из отставки. Это армия абсолютного зла. И не ему жаловаться, что его дьяволы вырвались на волю. Гнев в голосе молодого артиллериста сменился восхищением. - у Вашей армии, Ваше Высочество, не было своего Магдебурга, и ничто не запятнало ее знамен.. Ничего даже близко похожего!.
   Густав ощутил гнев, но заставил его утихнуть. В конце концов он согласен со всем сказанным.
   - Леннарт, я не из этого старого племени, - мягко ответил он. -Но я все еще могу восхищаться его достоинством. Как и вы, впрочем.- затем он ухмыльнулся. "Я считаю, что я основал новую породу генералов, во всяком случае надеюсь на это.
   Некоторые из офицеров усмехнулись, но шведский канцлер не последовал их примеру.
   - Ты, да,- пробормотал себе под нос Оксеншерна. - Новой породы. Но Валленштейн делает то же самое, что и ты, мой друг Густав. Не забывай об этом. Однажды Вы победите Тилли и его военную школу. Только тогда вы схватитесь с Валленштейном. Как и ты, он презирает старую школу. И как и ты, он пока не знал никого бы, кто был выше него в военном искусстве.
   При упоминании имени Валленштейна воцарилась тишина. Великий чешской генерал удалился в свои имения, так как император уволил его по требованию австрийской знати . Католические владыки Священной Римской империи презирали этого человека как за его низкое происхождение, так и за его несметные богатства и власть. Но Валленштейн все еще был где то там, укрывшийся от всех глаз, но готовый снова встать в строй.
   Лицо Густава окрасилось румянцем, но ответил он очень спокойно.
   - Вы сильно ошибаетесь, друг мой Аксель. У меня всегда был тот, кто выше меня и на войне и в дни мира. Его зовут Иисус Христос.
   Благочестие этого заявления было глубоким и простым и не вызывало сомнений у слушателей, - А Валленштейн? Только он знает кто стоит над ним.
   Торстенссон уставился себе в ноги.
   - Я догадываюсь", пробормотал он тихо. Стоявшие вокруг офицеры усмехались.
   Густав повернулся к Гессен-Касселю.
   - Вильгельм, у Вас сил побольше, чем у Саксен-Веймара и у Вас будет несколько месяцев, чтобы подготовиться к обороне. Так что я думаю, что у Вас будет возможность сбить с Тилли спесь.
   Возник небольшой переполох у входа в палатку. Отряд солдат внес новые стулья.
   Король, улыбнулся, взглянув на них
   - Думаю, они уже не понадобятся. Кажется мы все уже обсудили. Не сегодня, по крайней мере.
   Взгляд Густава, минуя выходящих солдат упал упал на равнины центральной Германии. Его челюсти сжались.. "В данный момент, Вильям Гессен-Кассель, лучшая помощь, которую я могу оказать, это насыпать соли на хвост некоторым протестантским правителям. И начнем мы с фюрста Браденбургского".
   - Соли на хвост?- спросил Торстенссон. - Георгу Вильгельму? - Он усмехнулся.
   -Невозможно!"
   Улыбка Густава зазмеилась поверх стиснутых зубов.
   -Чепуха, - прорычал он. "Он мой шурин, в конце концов. Он поймет причину. Особенно после того как я дам ему простой выбор - соль на хвосте или шило в заднице.
   Все в палатке покатились со смеху.
   Улыбка Густава приобрела акулий оскал.. Он повернул голову, к Торстенссону. Приготовиться к выступлению, Леннарт. Я хочу, чтобы наши пушки уставились на Берлин как можно скорее".
   Офицеры в палатке восприняли эти слова как сигнал к уходу. Гессен-Кассель и братья Саксен-Веймар на мгновение задержались. Во-первых, чтобы просто пожать руку королю, во-вторых, чтобы ознакомиться с новым кругом обязанностей. Густав послал их догонять Торстенссона.
   Скоро кроме Оксеншерны в палатке никого не осталось. Прежде, чем заговорить, Густав подождал, пока все выйдут.
   - Известий от Маккея не было?
   Оксеншерна покачал головой. Король нахмурился.
   - Мне нужны, голландские деньги, Аксель! Сейчас состояние наших финансов полностью зависит от этого француза - кардинала Ришелье.- Его лицо приобрело кислое выражение. -Я знаю, что у каждого паписта как минимум три лица, и доверять бы я ему стал не больше, чем самому Сатане!.
   Аксель пожал плечами. Он пытался обнадеживающе улыбнуться, но безуспешно. Несмотря на все свое дипломатическое искусство.
   - У Ришелье-есть свои веские причины, чтобы поддержать нас, Густав. -Он, может и католик, но его гораздо больше беспокоят династические амбиции Габсбургов, чем восстановление власти папы в Северной Германии.
   Король не унимался.
   - Я знаю! отрезал он. - И что же? Ришелье хочет, длительной, затяжной, разрушительной войны в Священной Римской империи. И пусть половина немцев погибнет в ней, пусть даже все погибнут! Ришелье нужна победа ? Нет, Аксель-это далеко не так! Он просто хочет, чтобы мы обескровили австрийских Габсбургов. И испанских Габсбургов заодно!
   - Он яростно нахмурился. - Шведы это пушечное мясо, которое служит французскому скряге, скупо выдающему жалкие медяки.
   Он хлопнул тяжелым кулаком о ладонь.
   - Мне нужно больше денег, я не могу получить их от Ришелье, и мы уже опустошили шведскую казну. Остается только Голландии. Они богаты, голландцы, и у них есть свои резоны укоротить Габсбургов.
  
   Худое аристократическое лицо Оксеншерны приобрело суровое выражение. -Голландская республика, - кисло пробормотал он.
  
   Король посмотрел на своего друга, и усмехнулся.
   -О, Аксель! Ты всегда образец дворянина!
   Услышав насмешку Оксеншерна немного напрягся, Оксеншерна были одним из самых больших семейств среди шведского дворянства, и Аксель, при всей своей гибкости ума, был твердо предан аристократическим принципам. По иронии судьбы, единственный человек в Швеции, который стоял над ним, в соответствии с этим же принципом, был значительно более скептически настроен к добродетелям аристократии. Густав II Адольф, король Швеции, провел годы в борьбы польской аристократии, прежде чем он скрестить мечи с их немецкими коллегами. Этот опыт оставил ему совершенно дикое презрение к "благородным". Поляки доблестно вели себя в бою, но были совершенным зверьем по отношению к своим крепостным. Немцы, за некоторыми исключениями, не имели даже, польских добродетелей. Большинство из них, на протяжении долгой войны, пользовались удобствами своих дворцов и замков, в то время как наемники вели реальные боевые действия. Оплаченные, естественно, за счет налогов вымогаемых у бедных, охваченных болезнями и полуголодных крестьян.
   Но не было никакого смысла в возобновлении с Акселем старого спора. У Густава было слишком много проблем, чтобы сейчас заниматься еще и этим.
   - Если Маккей пока ничего не сообщает, это значит, что голландский курьер еще не добрался до него", думал он вслух. - Что могло случиться?
   Аксель фыркнул.
   -Что случилось? Курьер пытается пересечь целую страну после тридцати лет войны, вот что случилось
   Густав нетерпеливо покачал головой. - Голландцы должны были послать еврея,
   - отметил он. - И они должны были дать ему охранную грамоту. И Фердинанд издал ряд указов, касающихся обращения с евреями в Священной Римской империи. Он не хочет их отпугнуть, а ему нужны их деньги.
   Оксеншерна пожал плечами. - Да тысяча вещей могла случиться. Войска Тилли уже разбойничают в тех краях. Они не служат императору. Не напрямую, по крайней мере. Что за дело этим наемникам до императорского указа, если их шайка поймает курьера с его сокровищами? В голландской охранной грамоте больше букв, чем у них причин с этой грамотой считаться.
   Король нахмурился, но спорить не стал.. Он знал, что Аксель, скорее всего, прав. Нынешняя Германия была натуральным ведьминым шабашем. Любое преступление было не только возможно, но наверняка не раз уже свершилось.
   Густав вздохнул. Он сплел толстые пальцы вместе, захрустел суставами.
   - Мне тревожно иногда, Аксель. Мне тревожно. - Он повернул голову, устремив голубые глаза в землю. - Я преклоняюсь перед Господним милосердием. Но зачем он допустил такую катастрофу, как эта война? Я боюсь, что мы страшно согрешили, и понесем тяжкое наказание. И когда я смотрю вокруг себя на то, что творится в этих королевствах и княжествах, мне кажется, я могу даже назвать этот грех. Гордыня, Аксель. Самодовольство, безудержное высокомерие. Благородство всего лишь плоти, а не духа.
   Оксеншерна не пытался ответить. По правде говоря, он и не хотел. Аксель Оксеншерна, канцлер Швеции, был на одиннадцать лет старше своего короля. Старше, и как он частенько думал - мудрее. Но эта самая мудрость давно уже привела его ко вполне определенным заключениям.
   Первым из этих выводов было то, что Густав II Адольф, вполне возможно, величайший монарх, когда-либо рождавшийся в Скандинавии.
   Другим выводом , было то, что он почти наверняка у Густава была величайшая среди соплеменников душа.
   И там , где канцлер мог бы спорить с королем, человек не стал бы спорить с этой душой. Оксеншерна просто склонил голову.
   - Вы правы мой господин, - было его единственным ответом.
   Густав принял его признание в верности с ответным поклоном,
   - А теперь, мой друг," сказал он мягко, "мне нужно побыть одному.- Признаки властности исчезали с его лица, сменяемые выражением тоски.
   -Это была не твоя вина, Густав", прошептал Оксеншерна. - Существовал вы ничего не могли поделать.
   Но король уже не слушал. Сейчас его уже не волновали ни резоны, не аргументы..
  
   Тем не менее, Аксель попробовал продолжить: "Нет! Ваше обещание гражданам Магдебурга было честным, Густав. Вина за все на наших так называемых" союзниках", которые с подачи Георга Вильгельма Бранденбургского не поддержали нас, и на и Джоне Георге Саксонском преградивщем нам дорогу. Что в этой ситуации Вы могли сделать?
  
   Он замолчал. Безнадежно. Человеческие слабости, которые сумел на время преодолеть в себе король-воин снова овладели им..
  
   Огромная, мощная фигура стоявшего в центре палатки короля, казалось, уменьшилась вдвое. Густав Адольф опустился на колени, опустив голову,и сложив руки в молитве. Его пальцы были побелели, руки сотрясала дрожь.
  
   Канцлер вздохнул и отвернулся. Король на какое то время отрешился от реальности. Аксель знал, что еще много часов Густав проведет в молясь за души граждан Магдебурга.
   Оксеншерна не сомневался, что если бы его друг Густав знала имена всех тех десятков тысяч, которые погибли в том, проклятом , то он молился бы Господу за каждого них. Вспоминая все время, те письма, которые они слали ему, умоляя о спасении. Освобождение он не был в состоянии принести во времени. Которое он так и не смог им вовремя принести.
  
   Много часов.
  
   ***
  
  
  
   У входа в палатку, Оксеншерна смотрел на равнины Центральной Европы. Миллионы уже погибли на этих равнинах, так как самая ужасная война века началось уже тринадцать лет назад. Миллионы, по всей видимости, умрут еще на этих равнинах, прежде чем все будет закончено. Всадники Апокалипсиса вырвались на свободу и теперь пьянели от восторга.
  
   Горечь светилась в его глазах, но не сильно.. Канцлер не претендовал на величие души своего короля.. Он просто признал ее , и отдал королю свою
   непоколебимой верность.
  
   Поэтому взгляд его был тверд. Холодный с уверенностью в будущем, а не с воспоминаниями о прошлом. Лучше, чем кто-либо, Аксель Оксеншерна понимал душу стоявшего на коленях в молитве за его спиной. Это понимание и даровало ему так необходимое утешение при взгляде на эти равнины.
  
   Я бы сам проклял вас, но в этом нет нужды.. Тот, кто гораздо выше меня принесет Вам кое что гораздо худшее, чем простое проклятие.
  
   Новое поколение пришло в мир, правители Германии.
  
   Трепещите. Трепещите!
  
   Глава 7
  
   Глава 7
   Спортзал средней школы был спроектирован так, чтобы вместить 1500 человек. На взгляд Майка, сейчас в него набилось вдвое больше. Присутствовало почти все население грантвилльской округи, кроме горстки людей на электростанции и пары десятков шахтеров
   С момента бедствия, которое с общего согласия получило название "Кольцо Огня" прошло три дня. С тех пор UMWA стал, волей-неволей, импровизированными силами самообороны района. Поскольку никакой другой вооруженной и хорошо организованной силы для этой цели просто не было. Полиция Грантвилля состояла из пяти офицеров, считая начальника. Даже не будь Дэн Фрост ранен, ему все равно было бы не справиться с проблемой общей обороны. Полиции Грантвилля хватало забот по поддержанию порядка в самом городе
   Особых проблем с горожанами не было, если не считать первоначальной вспышки панической скупки товаров, быстро прекращенной мэром, решительно закрывшим все магазины. Полицейские наряды патрулировали город, чтобы убедиться в выполнении распоряжения мэра, однако реального сопротивления ему не наблюдалось. Пошептавшись, все признали решение мэра разумным.
   Быстро становился серьезной проблемой приток беженцев из округи в город. Выяснилось, что вся сельская округа разорена разбойничающими наемниками. Пока ни один из них не был замечен вблизи от города, но люди Майка зорко следили за малейшими признаками возможных проблем.
   Майк стоял возле входа в спортивном зале, рядом с одним из рядов сидений. Фрэнк Джексон, с небольшой группой других шахтеров, столпились вокруг него. Справа от него на краю самого нижнего ряда сидений сидела Ребекка Абарбанель. Еврейские беженцы все еще пребывали в оцепенении, напуганные странными людьми вокруг и еще более странными технологиями.
   Может быть к счастью, Ребекка была слишком озабочена болезнью отца, чтобы паниковать от странных событий, которые вокруг нее происходили. .Большинство других беженцев по-прежнему скрываясь в лесах вокруг города, уклоняясь от любой попытки уговорить их выйти из подполья. Но Майк подозревал, что стойкость женщины была врожденной. У Ребекки были все признаки защищенного интеллекта, не позволявшие ей скатиться в низкопоклонство перед увиденным или беспомощность. Он грустно усмехнулся, вспоминая их разговор в библиотеке. Когда она начинала философствовать, он понимал только отдельные слова. Но и тогда, ни сейчас он над ней не смеялся. Майк решил, что для собственного спокойствия он мог бы и сам использовать кое что из этой философии.
   Тем не менее, Ребекка была едва ли смущена своим положением. Майк смотрел, как, в десятый за несколько минут, Ребекка застенчиво приглаживает свою длинную, плиссированную юбку, подтягивает лиф, поправляет колпачок, прикрывающий ее волосы. Ему показалось немного забавным, то, как она отлично приспособилась к обстоятельствам во всем, что касалось ее внешности
   Сидящая рядом с Ребеккой небольшая седая женщина лет шестидесяти ободряюще пожала руку беженки. Ребекка ответила быстрой, нервной улыбкой.
   Размышления Майка были прерваны. Понимая опасения Ребекки на предмет ее иудаизма, он попросил Морис и Джудит Рот принять Ребекку и ее отца к ним в дом. Единственная в городе еврейская пара с готовностью согласилась. С того момента Бальтазар Абарбанель находился там. Он выжил после сердечного приступа, но и Джеймс Николс и Джефф Адамс, городской врач Грантвилля, постановили, что ему нужно постельный режим. Бальтазар выжил буквально чудом..
   На следующий день, когда Майк нашел время для краткого визита, Ребекка казалась спокойной и почти расслабленной. Но Джудит сказала ему по секрету, что она залилась слезами, увидев меноры на каминной полке. Она провела следующие полчаса рухнув на кушетку, вцепившись в Джудит, как тонущий котенок.
   Майк еще раз взглянул на Ребекку. Женщина внимательно слушала то, что говорил мэр города. Он с облегчением отметил спокойствие на ее лице. Решимость, любопытство, удивление, но ни следа паники.
   Майк смотрел на море лиц в спортзале. Право же, она выглядит лучше, чем половина присутствующих.
   Эта мысль была неожиданна. Но суровая гордость заставила Майка взглянуть в лицо избегаемой им правды: его чувства к мисс Абарбанель зажили собственной жизнью. Ему привиделась картина скачущих лошадей, вырвавшихся из сломанного загона
   Хороши Ваши дела, мистер Стернс. Как будто у вас мало других проблем! Скачущие лошади в его воображении обращали на его мысли столько же внимания, сколько на мышь в траве. С первого мгновения, как он ее увидел, экзотическая красота женщины потянула его, как магнит. Многих мужчин наверняка бы оттолкнули светящийся в темных глазах Ребекки ум и намек на язвительный юмор в ее полных губах.
   Майк вздохнул. Она не для меня. С трудом он заставил себя отвести взгляд и сосредоточиться на заключительных замечаниях мэра.
   - Я это все к чему говорю, народ - Мэр кивнул в сторону небольшой группы людей, сидевших на стульях возле трибуны. - Вы слышали, что нам говорили Эд Пьяцца и его учителя. Так или иначе, никто не знает, как мы оказались где-то в Германии почти четыре сотни лет назад, не имея возможности вернуться
   На одном из нижних рядов встал человек: - Уверены ли мы в этом, Генри? В смыслеЮ то возвращение невозможно, я имею в виду? Кто может знать, что то, что случилось не повторится в обратном направлении?
   Мэр глянул на одного из учителей, сидевших рядом с директором. Грег Феррара встал и подошел к микрофону. Учитель информатики средней школы был высокий, стройный человек лет тридцати пяти.. Его способ выражаться, походка и манеры, были быстры и резки и излучали уверенность в себе.
   Грег начал качать головой, еще до того, как подошел к микрофону на кафедре: - Я не думаю, что шансов больше, чем у снежка уцелеть в аду. - Он охватил кафедру и наклонился вперед, делая упор на следующие слова. "Что бы ни случилось, это почти наверняка была какая-то природная катастрофа. Если вы спросите меня, что нам невероятно повезло, мы пережили это. Никто не пострадал, нет серьезных травм, а материальный ущерб минимален.
   Грег взглянул на лампы дневного света на потолке спортзала. Мимолетная улыбка троула его лицо. - Электростанции работают, поэтому у нас есть все удобства в домах. По крайней мере на акое-то время. Улыбка исчезла. - Но мы все еще в положении парка трейлеров, пострадавших от торнадо. Как Вы думаете, какова вероятность другого торнадо, возвращающего все в исходное состояние ? - Грег глубоко вздохнул. -Лично я бы сказал, шансы астрономически малы. Будем надеяться, это, потому что второе Огненное кольцо, вероятнее всего уничтожило бы нас полностью.
   Толпа застряла в спортзале безмолвствовала. Грег еще раз глубоко вздохнул и закончил простыми и сильными словами: - Смиритесь с этим, люди. Мы здесь навсегда..
   Мгновение спустя, он снова сел. Мэр снова занял свое место у микрофона. - Ну, народ, об этом все. Что касается дальнейшего... Первое, что нам нужно - это разработать планы на будущее. Городской совет заседает без перерывов в течении последних трех дней и мы разработали предложение, которое хотим представить Вашему вниманию. - Он сделал паузу для выразительности, как учитель до него. - Мы должны проголосовать за него, поскольку оно выходит за пределы полномочий совета.. Все ли здесь зарегистрированные избиратели?
   Мэр запнулся. - Ну, я думаю, все здесь, зарегистрированы они или нет теперь избиратели. - Кислое выражение его лица вызывало смех в шевеление в спортзале. Сколько все себя помнили, столько лет в Грантвилле Генрих Дриссон увещевал народ участвовать в голосовании.
   Мэр продолжал.
   - Мы должны разработать правильную структуру самоуправления. В будущем мы не обойдемся мэром и городским советом. Мы хотим предложить выбрать чрезвычайный комитет, чтобы он разработал план учредительного собрания. Этот же комитет должен осуществлять надзор за порядком в промежуточный период. И нужно избрать председателя комитета. Он или она смогут принимать любые оперативные решения по необходимости.
   Кто-то в толпе выкрикнул имя мэра. Дрисон яростно замотал головой. "Только не я! Городской совет уже поднимал эту тему и я отказался. Мне шестьдесят шесть лет, люди. Я мэр маленького городка и это все, на что я способен. Пожилой человек на трибуне выпрямился. - На своем месте я хорош и я был бы рад остаться на своем месте, но для того, что нужно будет делать я не подхожу, - Он махнул рукой. Хотя это не было жестом слабости или безнадежности, тем не менее, он в зале повеяло ощущением надвигающейся катастрофы.
   Движение с краю толпы обратило на себя внимание Майка. Джон Симпсон, новый тесть сестры Майка шагнул вперед к микрофону. Хорошо одетый мужчина двигался с той же уверенностью в себе, с которой он выступал на многочисленных собраниях акционеров. Он не столько оттолкнул мэра в сторону, сколько заставил его отступить от микрофона силой авторитета.
   - Я согласен с мэром Дрисоном", сказал он решительно. - Мы находимся в чрезвычайной ситуации. Это требует чрезвычайных мер в управлении. Другой, менее уверенный в себе человек перед тем как продолжить, прочистил бы горло, но только не Джон Чандлер Симпсон. - Я предлагаю себя в качестве председателя Комитета по чрезвычайной ситуации. Я понимаю, что я не очень хорошо известен большинству из вас. Но так как я уверен, что я более квалифицирован, чем кто либо здесь, у меня нет выбора, кроме как выдвинуть себя на эту должность. Я был главным исполнительным директором крупной корпорации на протяжении многих лет. А до этого я был офицером военно-морского флота Соединенных Штатов. Служил в Пентагоне.
   Рядом с собой, Майк услышал бормотание Фрэнка Джексона: - Ну и дела, что за самоотверженный жест.
   Майк подавил свой смешок. Ага, как Наполеон добровольно принял трон. Для блага народа, конечно.
   Он быстро осмотрел лица людей в толпе.. Майк смог обнаружить некоторые признаки недовольства готовностью чужака принять командование. Но не так уж много. По правде говоря, решительность Симпсона явно нашла отклик в сердцах людей. Люди, плавающие в воде после кораблекрушения, не склонны задаваться вопросом о происхождения спасательной шлюпки, или квалификации ее капитана, пока им кажется, что он знает, что делает и обладает громким голосом.
   Он переключил внимание на Симпсона.
   - Первое, что нужно сделать, это закрыть границу на замок, - говорил Симпсон. - Наши ресурсы на пределе. Я собираюсь урезать потребление насколько это возможно. И конечно мы не будем тратить свои запасы на беженцев, наводняющих область.
   Майк увидел, как Симпсон бросил быстрый взгляд на него и его маленькую группу шахтеров. Лицо Симпсона выражало явное неодобрение. За последние три дня, Майк и его шахтеры не предприняли никаких усилий, чтобы прогнать небольшую армию беженцев, наводнивших окрестные леса. Удостоверившись, что очередная группа безоружна, Майк пытался уговорить их выйти из укрытия. До сих пор безуспешно, за исключением одной семьи, которая жила в отдаленной церкви методистов.
   - Я повторю это снова, - Симпсон поехал дальше. - Мы должны закрыть границу на замок. Существует огромная опасность эпидемии. Симпсон указал обвиняющим перстом на южную стену гимназии. Висевшие там вымпелы гордо провозглашали победы Северной Центральной средней школы в чемпионате штата по футболу в 1980, 1981 и снова в 1997, а теперь они оказались объектами обвинения Симпсона. - Те люди, - Он сделал паузу. Пауза, столько же, сколько тон, указывал, какой именно смысл вкладывает Симпсон в этом высказывании в слово "люди". - Те существа - переносчики чумы. Они пожрут все наши ресурсы как саранча. И поставят нас перед выбором - умереть от голода или от болезней. Вот так!
   Майк уже шел к подиуму. Он чувствовал в себе некоторую легкость, как и всегда при выходе на ринг. Старая привычка заставили его взять себя в руки и собраться с мыслями.
   Было не столько ощущение легкости, как прилива энергии. И еще он ощутил гнев. Это лишало его спокойствия. Было не время выходить из себя. Усилие, понадобившееся ему, чтобы вернуть себе равновесие показало, насколько он был разъярен. Последние слова Симпсона задели его за живое.
   Сначала мы двигаем в руководство юристов и белых воротничков. Потом мы вешаем всю белую шелупонь. Когда он приблизился к трибуне, он увидел Джеймса Николса, стоявшего рядом с дочерью. О, да, негров вешаем тоже, заодно. Красивое лицо Симпсона было уже рядом. И поджариваем жидов, конечно.
   Майк уже был на кафедре. Он отодвинул Симпсона с такой же как у того уверенностью в себе. И если его аура несла меньше властности и больше авторитета, то тем лучше.
   - Я согласен с предложением городского совета - , сказал он решительно. И еще более решительно. - И я совершенно не согласен с духом выступления последнего оратора.
   Майк подарил Симпсону взгляд достаточно долгий, чтобы сделать его заметным для всех, - Мы еще даже не начинали ничего делать, а уже этот парень уже болтает о лишениях....
   Спортзал потряс взрыв смеха. Но юмор в шутке Майка был приправлен гневом. Толпа в подавляющем большинстве состояла стояла из рабочего класса, имевшего собственное мнение о "лишениях". Мнение, которое, в отличие от самого термина, редко употребляло слово "лишения" в качестве эвфемизма.
   Майк воспользовался моментом и погнал дальше. - Самое худшее, что мы могли сделать, это попытаться замкнуться от мира. Это невозможно, так или иначе. К настоящему времени, В лесах, вероятно, скрывается столько же людей сколько живет в городе. И больше половины из них - женщины и дети.
   Он стиснул зубы, говоря следующие слова сквозь стиснутые челюсти. - Если вы ожидаете помощи , шахтеров, чтобы начать массовые убийства безоружных гражданских лиц, то, черт побери, лучше подумайте еще раз."
   Он услышал голос Дэррила это, где-то в толпе. - Покажи им, Майк!" Затем, рядом с ним, Гарри Лефортс: - Пристрели этого исполнительного директора!
   Еще один взрыв смеха пронесся по спортзалу. Более жесткости, меньше веселья. Звание "исполнительный директор" в глазах большей части этой толпы синих воротничков соперничал в популярности и уважении с Князем Тьмы, Четырьмя Всадниками Апокалипсиса в одном лице, одетым в костюм от братьев Брукс и с извещением об увольнении в руках.
   Извините. На борту для Вас места нет.. Ничего личного. Вы просто бесполезны в прекрасных условиях современной глобальной экономики.
   Сдерживая гнев, Майк продолжал. - Он поставил все с ног на голову и перевернул перед задом! Закрыть город! А что потом? - Он очертил рукой круг. - Вы все слышали, что нам раньше сказал По его оценкам, Огненное кольцо -перебросило территорию около шести, может быть, семи миль в диаметре, вместе с нами. Народ, Вы знаете эту сельскую округу. В основном это холмы. Сколько еды, как вы думаете, мы сможем вырастить на них? Достаточно для трех тысяч человек?
   Он позволил аудитории задуматься на мгновение над этим вопросом . Симпсон начал что-то говорить, сердито протянув руку к микрофону. Майк просто положил свои большиея руки на ему на грудь, и оттолкнул его. Симпсон запнулся, и от самого толчка и от шока, что на него посмели поднять руку
   - Даже не думайте отобрать у меня микрофон, Вы, большая шишка, - проворчал Майк. Он не собирался говорить это во всеуслышание, но микрофон усилил его слова на весь спортзалВ толпе раздался еще один взрыв смеха. Прозвучал он как приветствие положившему очередной мяч в корзину любимому игроку школы..
   Следующие слова Майка были сказаны тихо, но твердо. - Ребята, мы должны смотреть правде в глаза. Мы здесь, и мы здесь надолго. Навсегда.- Он сделал паузу. - Навсегда, повторил он. - Мы не можем думать в терминах "завтра" или "послезавтра". Или даже "в следующем году". Мы должны думать в терминах десятилетий. Даже столетий.
   Симпсон был чем-то поглощен. Симпсон что то жевал?(странная фраза, добить потом). Майк его проигнорировал. --Поехали дальше. (Drive it home)..
   - Мы не можем делать вид, что этих людей там нет. Мы не можем прогнать их, и, даже если бы могли, мы не можем прогнать те, кто придет следующими. - Он указал пальцем на Мелиссу Мэлли школьную учительницу истории. - Вы слышали, что (мисс? Миссис) Мэлли рассказала нам раньше. Мы прямо в центре одной из самых страшных войн в истории. Тридцатилетней войны, как она называется. Как она сказала - в самом разгаре. К тому моменту, когда эта война закончится, Германия будет наполовину разрушена, четверть ее населения, которое включает и нас, потому что мы здесь и сейчас, будет мертва и похоронена. Там по деревням бродят гигантские армии, они грабят и убивают всех, кто попадется. Мы видели это своими глазами. Наш шеф полиции лежит в своей постели с наполовину раздолбанным плечом. - Он взглянул на стоявшего неподалеку Лефортса. Молодой шахтер было легко заметить, из-за покрывавших его бинтов. "Если бы у Гарри были мозги, он был бы тоже сейчас лежал в постели!.
   Еще одна волна смеха прокатилась по спортзалу. Лефортс был очень популярен, то ли из-за его неуемной энергии, то ли из-за чего-то. Майк повернулся и указал на Ребекку.
   - Она и ее отец были на грани смерти. Ограбление, изнасилование и убийство-это обычное дело для армий, шастающих по этим местам.
   - Вы мне не верите?" он спросил он. Он сердито махнул рукой в сторону двери из спортзала. - Спросите у фермера и его жены мы еле спасли. Они в тридцати ярдах от нас, в импровизированном госпитале, который мы создали в школе. Идите, спросите!
   (Симпсон еще жевал). Майк с рычаньем повернулся к нему - Кажется, этот клоун думает, что мы можем уничтожить эти армии одним лихим ударом.
   Опять хохот. Майк чувствовал, что большинство людей теперь с ним. Болеют за своего, но не только.
   - Конечно, некоторое время мы сможем от них отбиваться. У нас есть современное оружие и повернутые на нем мозгами некоторые наши граждане - еще один взрыв смеха, - у нас есть оборудование и материалы, чтобы перезаряжать патроны в течении пары месяцев. И что ? Вы поймете насколько это мало, как только уясните, какой объем работы нам предстоит.
   Он показал на Билла Портера, менеджера электростанции. - Вы слышали, что Билл
   сказал. У нас есть достаточно запасов угля, чтобы поддерживать работу электростанции в течении шести месяцев. А потом...- Он пожал плечами. - Без энергии, мы теряем большую часть нашего технологического преимущества. Это означает, что мы должны восстановить заброшенную угольную шахту и пути к ней. И нам, черт возьми нужны люди, чтобы это сделать. А половины оборудования нет. Это значит, что мы должны сделать запасные части и механизмы на коленке. Он оглядел толпу. Увидев человека, которого искал, он указал на него.
   - Эй, Нат! Сколько у вас запасов? Металла, я имею в виду".
   Владелец крупнейшего завода города нерешительно поднялся на ноги. Он стоял около в шестом ряду..
   - Не так много, Майк, - ответил он.
   Вы же знаете как работает склад. - Обычно материалы поставляет клиент. - Нат Дэвис оглянулся, ища двух других собственников механических цехов. - Вы можете спросить Олли и Дэйва, когда вы их увидите. Но я сомневаюсь, чтобы они были в лучшем положении, чем я. У меня есть станки, и люди, которые могут их использовать, но мы не можем работать без металла.
   Из спортзала раздался громкий голос. Это был Олли Рирдон, один из мужчин которых высматривал Дэвис. - Он прав, Майк! Я не в лучшем положении Нат. Но вокруг очень много металлолома,
   Майк покачал головой. "Не хватит. - Он усмехнулся. - И большинство из них в виде брошенных на свалке автомобилей или на чьем-нибудь заднем дворе. Их придется переплавлять. - Он подчеркнул, выговаривая следующие слова очень медленно. - Это означает, что мы должны построить плавильный завод. Чем и из чего и кто будет это делать?
   Он сделал паузу, позволяя людям осознать услышанное. Симпсон сердито сплеснул руками и вернулся обратно на свое место. Майк подождал, пока Симпсон сядет, прежде чем продолжить разговор.
   Майкн подавил усмешку. Воистину - "Падающего - толкни. Майк указал головой на Симпсона
   - Как я уже говорил, я не согласен со всеми, его предложениями. Я говорю, что делать нужно ровно наоборот. К черту лишения! Давайте строить, черт возьми!
   Он опять очертил рукой круг. - Мы должны расширяться. Других ресурсов, кроме всех тех тысяч голодных и испуганных людей у нас, насколько я могу судить просто нет. Сельская округа заполнена ими. . Приведите их сюда. . Накормите их , дайте им жилье, а потом работу. Большинство из них являются фермерами. Они знают, как вырастить урожай, если они не придут солдаты и не ограбят их.
   Его следующие слова звучали как рычание. - UMWA позаботится об этом." Прозвучал целый хор с кличем "Ура", однако кричали не все в спортзале, в основном - шахтеры.
   Это звучало энергично. - Мы будем защищать их. Они смогут накормить нас. И те из них, у кого есть хоть какие то навыки или желание их получить помогут нам во всех прочих работах, которые необходимо сделать!.
   Он откинулся от микрофона, выпрямляя спину. - Вот что я думаю, в двух словах. Давайте двигать этим путем, на котором была создана Америка. Придите ко мне сирые и убогие... (явно из Библии, нужно посмотреть точный перевод)
   Симпсон злобно закричал на него из бокового прохода. - Это не Америка, тупой идиот!
   Майк почувствовал как ярость наполняет его. Но он сумел взять гнев под контроль. Но это усилие заставило его зайти дальше, чем он собирался. Он повернулся лицом к Симпсону. Он не кричал, просто позволял микрофону усиливать его голос и разносить слова по всем уголкам спортзала.
   - Так будет, вы безвольный осел. Это будет. Затем он обратился к толпе: -В соответствии со словами Мелиссы Мэйли, мы сейчас живем в мире, где тон задают короли и дворяне И они превратили Центральную Европу, ставшую домом для нас и наших детей в бушующий ад Мы живем в огненном кольце. Ну, да я уже боролся с лесными пожарами. Многие в этой комнате знают, что лучший способ борьбы с лесным пожаром - встречный пал. Так что моя позиция проста - я говорю - мы начинаем американскую революцию за сто пятьдесят лет до того, как она случилась!
   Майк еще не сделал и трех шагов от кафедры, когда большая часть народа уже аплодировала стоя. Все они те только кричали и хлопали в ладоши, но и топали ногами. Он чуть не рассмеялся, увидев ужас на лице Эда Пьяццы. Директор явно опасался, что стены могут рухнуть, но волновался не настолько, чтобы самому не хлопать и не кричать.
   На это Майк и надеялся, этого он и ожидал в глубине души. Он знал свой народ намного лучше этого чем некоторые гребаные большие шишки вроде Джона Симпсона.
   Но вот после случилось то, на что он конечно не надеялся и не ожидал. Он услышал голос Мелиссы Мэйли стоявшей за ним, и говорившей в микрофон. Мелисса была за пятьдесят, и говорила она с уверенностью учителя, преподававшего всю свою жизнь
   - Мэр Дрисон, я хотела бы выдвинуть Майкла Стирнса в качестве председателя Комитета по чрезвычайной ситуации.
   Майк остановился как вкопанный и обернулся, у него отвалилась челюсть.. Аплодисменты толпы усилились, стали почти невыносимыми для слуха. Через шум, он услышал, что Эд Пьяцца быстро поддержал предложение.
   - И ты, Брут? - Он услышал зычный голос Фрэнка Джексона: Предлагаю выдвижение кандидатур на пост председателя прекратить!
   Слова Фрэнка вызывали настоящую бурю аплодисментов. У Майка почти поехала крыша. Такого он не ожидал.
   - Выдвижение прекращено!" твердо объявил мэр. - Начинаем голосовать
   Майк уставился на него. Дрисон улыбался, как чертик. - Вследствие не встретивших препятствий обстоятельств голосование будет устным. Он вытащил молоток с полки под и твердо стукнул по трибуне раз. - Все за?
   Крики в спортзале звучали, как оглушительный рев. В оцепенении, Майк обнаружил, что смотрит на Джона Симпсона и его жену. Он с облегчением увидел, что они хмурились как пара мастифов.
   Ну, слава Богу. По крайней мере, не единогласно.
  
  
   ***
  
   Спустя несколько секунд Майк оказался задвинут на трибуну Мелиссой Мэйли, где его встретил ухмыляющийся Эд Пьяцца и всунул в руку председательский молоток Генри Дрисон. Прежде, чем он осознал это, он уже стал председателем городского собрания.
   Эта задача сама по себе не представляла особых трудностей. Майк возглавлял много заседаний UMWA. Угольщики славились своим знанием (казусов?примочек?) Робертсовских Правилах Выбора и частенько спорили о них до хрипоты.
   Нет, проблема была в том, что он просто еще не осознал реальность его новой должности. Поэтому через несколько секунд о успокоился и постарался сосредоточиться на том, что нужно сделать.
   -Народ, так не пойдет, сказал он решительно - Вы уже наметили сотню кандидатур для комитета, и я не сомневаюсь, половина из них будет выбрана. С этим нет проблем, но мне еще нужен в помощь рабочий орган. Пятьдесят человек не смогут ничего сделать. Мне нужна AA-"(исполнительная администрация?)
   Он искал правильное слово. Мелисса Мэйли его нашла: - Вам нужен кабинет.
   Он бросил ей кислый взгляд, но в ответ получил только веселую улыбку. - Да, Мелисса. Э-э, да. Кабинет.
   Он решил не спорить в данный момент. Майк помнил, что это всего лишь временный комитет.
   Майк оглядел толпу. - Я готов собрать-э-э, кабинет-из людей, избранных в комитет. И отчаянно добавил, - Но есть люди, которые мне нужны уже сейчас!
   С трибун раздался громкий мужской голос: - Скажи кто, Майк Черт возьми, мы можем выбрать из в кабинет прямо сейчас!
   Майк решил принять это предложение. Что вызвало одобрительный рев толпы.- Все за? - Большинство 'за'.
   Спортзал, в первый раз, замолчал. Глаза Майка обежали людей.
   Первая кандидатура пришла почти без размышлений..
   - Фрэнк Джексон. Несколько десятков шахтеров одобрительно засвистели.
   -Эд Пьяцца. - Сотни людей аплодировали, многие из которых были учениками школы. Майк почувствовал своеобразный юмор момента. Не так уж много директоров школ в этом мире могли бы получить такой шквал аплодисментов. Большинство получило бы в лучшем случае фырканье.
   Его взгляд упал на учительницу рядом с Пьяццей. Лицо Майка расплылось в улыбке. - Мелисса Мэйли. На чопорном лице пожилой учительницы появилась гримаса удивления. Ха, месть сладка. - И Грег Феррара. Молодой учитель просто кивнул в знак подтверждения.
   - Генри Дрисон". Мэр начал протестовать. -Заткнись, Генри! Тебе от этого не отвертеться! По спортзалу гулял смех. - И Дэн Фрост, конечно, когда он встанет на ноги.
   Майк сосредоточился. - Хорошо. Мне нужны еще люди с производства. Начнем с электростанции.Это ключ ко всему.
   - Билл Портер". Управляющий электростанции беспокойно нахмурился но протеста не выразил.. Механические цеха. Очень важно!. Я предпочел бы работать с Олли, но его цех слишком маленький. - Нат Дэвиса.
   Нужен фермер. Лучший в округе, - сказал Майк, он искал взглядом невысокого пожилого человека, -Вилли Рей Хадсон.
   Его глаза двинулись дальше, обшаривая море лиц. Майк расслабился, он привык думать нра ходу , под общественным контролем.
   В кабинете нужно разные мнения. Чтобы давить эту дерьмовую коррупцию в зародыше. И за городом ... Тут он увидел лицо, которое искал. Его было трудно не заметить, так как лицо выделялось в толпе. -Доктор Джеймс Николс.
   Хорошо. Кто еще? Как все профсоюзные чиновники, Майк был не чужд политиканства. Было бы ошибкой, если бы его кабинет оказался слишком уютным и закрытым. Мне нужен противник. Внешне, по крайней мере.
   Его взгляд упал на Джона Симпсона, все еще глядевшего на него. Взгляд скользнул мимо, не остановился. Нет, его в кабинете мне не нужно. Мне не нужны бесконечные драки.
   Когда взгляд Майка упал на дородного , средних лет человека, сидевшего недалеко от Симпсона, ему пришлось подавить улыбку! Превосходно!
   - "И Квентин Андервуд," он объявил громко. После того, как было названо это имя в зале мгновенно воцарилось молчание., прервавшееся громким шипением Дэррила, а секунду спустя Гарри Лефортс еще громче проревел: - Измена! Я говорю - "измена"! Господин Председатель, какова процедура импичмента для Вашей уважаемой задницы ?"
   Это вызвало бурю смеха, продолжавшуюся не меньше минуты. Вновь избранный председатель Комитета по чрезвычайным ситуациям обменялся выразительным взглядом , перешедшим в кивок взаимного признания с управляющим угольной шахтой, на которой Майк в свое время трудился простым шахтером
   Майк был удовлетворен. Этот упрямый сукин сын, зато простой и прямой. И никто не мог сказать, что он дурак или не знает, как добиться своего.
   До него долетел голос Генри Дрисона : - Кто-нибудь еще, Майк?
   Майк собрался покачать головой, когда новая мысль пришла ему в голову. . Есть и люди на улице. Тысячи и тысячи .
   Он повернул голову и уставился в угол спортзала. Затем, указывая пальцем, он назвал последнего члена своего кабинета. - И Ребекка Абарбанель".
  
  
   ***
  
   Для конца своих дней, Майк бы заявлять, что его решение было вызвано не чем иным, кроме логики и разума. Но реакция последовала сразу же. Не успело городского собрания превратиться в празднично фланирующую толпу, как к нему бочком подобрался Фрэнк Джексон.
   - Я так и знал, проворчал его старый товарищ, - Я знал что вся эта болтовня про американскую революцию была дымовой завесой. Признайся, Майк, ты сотворил это все, чтобы пустить пыль в глаза этой девчонке
   Майк игнорировал насмешку с большим достоинством. Но со значительно меньшим достоинством, почти с опаской, он смотрел на девушку, о которой шла речь. Она смотрела на него, ее рука все еще сжимала руку Джудит Рота. Рот Ребекки была открыта, от ошеломления неожиданным событием. Но еще что-то, кроме удивления в было ее глазах, подумал Майк. Или, может быть, он просто на это надеялся.
   "Отвали!" отрезал он. Но даже для него самого его слова звучали неубедительно.
  
   Глава 8
  
     Первое заседание "кабинета" во главе с Майком началось час спустя, в классе Мелиссы Мэйли. Майк начал встречу с невнятного бормотания.
      "Ради Бога, молодой человек!" сорвалась Мелисса. "Почему бы вам не высказаться откровенно? Вы хотите, чтобы я -- единственная женщина в комнате, кроме Ребекки -- былa секретарем кабинета. Вела протоколы."
      Майк осторожно наблюдал за ней. Мелисса Мэйли была высокой, стройной женщиной. Ее волосы были коротко подстрижены, и их цвет соответствовал консервативному серому жакету и длинному платью, которые она носила. Взгляд ее карих глаз так же пронизывал, как и в те запавшие ему в память времена, когда он мялся у доски, бормоча и пытаясь ответить на сложный вопрос. Она выглядела образцом строгой и требовательной завучихи. Внешность не обманывала. Мелисса Мэйли была известна -- или печально известна, в зависимости от того, кто рассказывал -- острым языком и неумолимым требованием дисциплины.
      Ещё она была известна как самый неизменно-радикальный либерал Грантвилля. `Безответственная разрушительница устоев', утверждали многие горожане. В годы учебы в колледже она была активисткой движения за гражданские права. Её дважды арестовывали. Один раз в Миссиссипи, другой в Алабаме. Будучи молоденькой учительницей, она участвовала в демонстрациях против войны во Вьетнаме и была дважды арестована. Один раз в Сан-Франциско, другой в Вашингтоне, округ Колумбия. После первого ареста её уволили с работы. После второго - ещё раз. Урожденная "бостонская аристократка", она работала преподавателем в старших классах школы городка в глубинке Западной Вирджинии, потому что в других местах её не брали на работу. В первый же год в Грантвилле она подбила несколько школьниц на участие, вместе с ней, в демонстрации в Вашингтоне, требующей принять закон о равноправии женщин. В городке поднялся шум, многие требовали её увольнения. Тогда она с трудом удержалась на работе, но оказалась под особым присмотром "общественности".
      Как обычно, Мелиссу это совершенно не волновало. В следующем году она снова оказалась под арестом. На этот раз, за критику чересчур властного полицейского, противостоявшего профсоюзному пикету во время серии забастовок UMWA в 1977-78. Когда её выпустили, шахтеры организовали пикник в её честь в школьном кафетерии. На этом мероприятии присутствовала половина старшеклассников, вместе с родителями. В разгар мероприятия Мелисса даже ухитрилась ускользнуть на какое-то время, чтобы украдкой выпить с несколькими горняками на школьном паркинге.
      Наконец-то Мелисса Мэйли была дома. Но она осталась такой же неуступчивой и едкой, как раньше.
      "Мелисса," - бормотал, Майк - "я знаю, что это сексизм. Но мы должны вести точные протоколы, и..."
      Мелисса улыбнулась. Улыбка нечасто появлялась у неё на лице. Во всяком случае, на памяти Майка. Эта улыбка была весьма впечатляющей, в некотором роде.
      "Расслабьтесь" - проговорила она - "Разумеется, мы должны вести подробнейшие протоколы." Снова улыбка. "Мы же, в конце концов, - Отцы-Основатели. И Матери. Если мы не будем вести подробнейших записей, последствия будут катастрофичными. Вы уж поверьте учителю истории. Историки проклянут нас навечно."
      Улыбка исчезла. Взгляд Мелиссы обежал лица людей, сидевших в классе. Выражение её лица достаточно красноречиво говорило о том, что она думает о способности мужчин вести протоколы заседаний.
      Когда ее взгляд натолкнулся на Ребекку, Мелисса нахмурилась ещё сильнее. Молодая еврейская беженка сидела на краешке стула, крепко сжимая колени ладонями. Ее стул стоял в нескольких футах в стороне от неправильного круга, образованного стульями остальных членов "кабинета".
      Мелисса встала и властно указала пальцем на пол рядом со своим стулом. "Сударыня," - провозгласила она - " вы смещаетесь, вместе со своим драгоценным стулом, сюда. Не-мед-лен-но!"
      Даже если Ребекка не вполне понимала бостонский акцент Мелиссы -- который никуда не исчез за прошедшие десятилетия -- она не показала вида. Торопливо, как тысячи школьниц до этого, она повиновалась команде.
      Мелисса удостоила её благосклонной улыбки. "Умничка. Запомни: Пока Мы Едины, Мы Непобедимы."
      Мелисса фыркнула в сторону мужчин. "Вы не хотите сделать хоть что-то полезное?" Она указала на длинные столы, стоящие у задней стены класса. "Составьте их в центре класса. Сделайте что-то вроде большого стола для переговоров. А потом уберите эти чертовы школьные стулья и озаботьтесь тем, чтобы раздобыть что-то более приличное. Эд вам покажет, где искать. Полагаю, теперь мы здесь будем регулярно заседать, так что лучше всё сразу нормально обустроить."
      Она повернулась в другуюсторону и быстро подошла к шкафу. "А я, тем временем, продемонстрирую чудеса современной технологии." Через плечо, с фырканьем: "Стенография. Ха!"
      Следующие несколько минут прошли в лихорадочной деятельности. Когда заседание возобновилoсь, большой и явно дорогой магнитофон занял видное место в центре сооруженного на скорую руку "стола переговоров."
      Мелисса включала его, продиктовала день и час, и повернулась к Майку.
      "Приступим, господин председатель, запись началась."
      Майк откашлялся. "Хорошо. Для начала, я хочу разобраться с этой идеей 'учредительного собрания'. Это, безусловно, важно -- в конечном счете, вероятно, важнее, чем всё остальное. Но у нас слишком много неотложных дел, чтобы мы могли позволить всему кабинету тратить на это время."
      Краем глаза он увидел, что Мелисса нахмурилась, и поспешно добавил : "Таким образом, я хочу предложить создать специальная подкомиссию, которая бы работала над этим вопросом. Когда они продумают основные идеи, мы вернемся к обсуждению. А до тех пор все остальные сконцентрируются на неотложных делах."
      "Меня устраивает" - сказал Нэт Дэвис - "Так или иначе, я не представляю, с какой стороны я бы подступился к этой проблеме. Кого вы хотите видеть в составе подкомиссии?"
      Майк мгновенно назвал двоих. "Мелисса и Эд. Она - преподаватель истории, а Эд преподавал основы законодательства и права". Он сделал паузу. "Нужно добавить ещё пару человек."
      Все поглядели друг на друга. Голос Мелиссы прорезал нерешительное молчание. "Вилли Рэй. Он был членом конгресса штата, пусть и в допотопные времена. Он привнесет некий практический опыт, пусть даже это опыт такого же грязного политикана, как и все они." Захихикали все, кроме Хадсона, который захохотал в голос. "И ещё - доктор Николс."
      Глаза Николса расширились. "Почему?" - вопросил он - "Я ничего не знаю о конституционном праве." Он поднял голову. Жест его был одновременно шутливым и подозрительным. "Потому, что я - единственный..."
      "Конечно, потому, что Вы - единственный среди нас черный!" - сорвалась Мелисса. Ее взгляд бросал вызов одновременно и Николсу, и всем остальным. "Пора бы уже вы-рас-ти. Я не выдвигаю его из вежливости. Элементарный здравый смысл подсказывает, что выходец из группы с иной, по сравнению с нами, исторической памятью, будет полезен. Безотносительно к его знанию конституционного права, я подозреваю, что доктор Николс не будет так безмятежно, как все остальные, полагаться на старинные истины."
      Майк не был уверен, что он, по большому счету, согласен с идеей Мелиссы. Но он понял, что будет чувствовать себя намного больeе уверенно, зная, что конкретно Николс будет участвовать в подготовке проекта их новой конституции.
      "Не возражаю. Джеймс? Вы согласны?"
      Николс пожал плечами. "Почему бы и нет?" Усмешка: "А я ещё и вышивать могу, и крестиком тоже..."
      Когда хохот утих, Майк вернулся к обсуждению более неотложных вопросов. Он повернулся к менеджеру электростанции.
      "Билл, мне кажется, что электричество сейчас - это главное. Пока у нас есть электричество, у нас будет огромное преимущество, по сравнению со всеми другими в этом нашем новом мире. Начиная с современного оборудования и станков, и до компьютеров. Так что -- как долго? И что мы можем сделать, чтобы сохранить электроснабжение?"
      Портер провел руками по лысеющей голове. "Я не знаю, что присутствующие здесь знают об электростанциях. Правда, конструкция паротурбинных электростанций не так уж сильно изменилась за последние десятилетия. Если разобраться, это несложная машинерия. Пока нам поставляют воду и уголь, мы будем работоспособны до тех пор, пока мы не израсходуем наш невеликий запас критических запчастей. Это, вероятно, произойдет что-нибудь через полтора-два года, считая с настоящего момента. После этого - мы остановимся навсегда."
      Он покачал головой. Жест был одновременно печален и исполнен удивления. "У нас запасено достаточно угля на шесть месяцев. Вода - вообще не проблема. У нас раньше был водозабор на Мононгахеле. Огненное Кольцо, понятное дело, обрезало трубы. Но (это к вопросу о слепой удаче) оказалось, что тут имеется другая река, практически на том же самом месте. Не такая большая, но нам хватит."
      "Я не понимаю, что с запчастями," сказал Фрэнк. "Разве мы не можем сделать их? В городе есть три компании, располагающие оборудованными мастерскими."
      Портер покачал головой. "Проблема не в этом, Фрэнк. Я хотел бы, чтобы дело было бы в этом! На самом деле, у нас в городе четыре машиностроительных цеха. Непосредственно на электростанции шикарно оснащенные ремонтные мастерские." Он поглядел на Эда. "И, уж коль на то пошло, в школьном учебном центре тоже есть неплохо оборудованный механический цех."
      Эд кивнул. Портер повернулся к Дэвису, владельцу одного из машиностроительных мастерских. "Объясни им, Нэт."
      Нэт Дэвис был пухлым человеком не первой молодости. Когда он надул щеки, он сделался так похож на лягушку, что Майк с трудом удержался от смеха.
      "Невозможно. Билл прав." Он пожал плечами. "Я могу изготовить множество запчастей. Валы и тому подобное. Но некоторые вещи -- шестерни, подшипники, герметизированные кожухи -- требуют спецоборудования. Я не думаю, что во всем графстве была хотя бы одна мастерская, которая рискнула бы взяться за подобный заказ. Не имея многолетнего опыта. Да у нас и инструментов-то таких нет."
      Тишина. "Полтора года," пробормотал Эд. "Самое большее - два." Его хмурый взгляд был полон беспокойства и раздражения.
      Майк согнулся вперед, постучав пальцем по столу. "Я не думаю, что ситуация настолько печальная. Вспомните, нам не нужно поддерживать на ходу эту электростанцию. В любом случае, нам просто не нужна такая мощь. Сойдет любая электростанция."
      Портер прекратил водить пальцами по волосам и поднял голову. "Ты прав, Майк!" - воскликнул он. Затем, печально усмехнувшись, добавил: "Сейчас мы работаем в режиме минимальной загрузки. Наша станция могла обеспечивать электроэнергией всё графство Мэрион. Более чем пятьдесят тысяч человек, плюс промышленность в Фэйрмонте. Мы можем обеспечить любые мыслимые потребности Грантвилля на минимальной загрузке."
      Он вошел в азарт. "Черт, Да -- Майка прав! Мы можем использовать предоставленные нам год-два для технического регресса." Уловив непонимающие взгляды, Портер уточнил. "Вспомните, что я сказал. Принцип работы угольной электростанции - абсолютно допотопный. Мы можем построить себе новую." Опять усмешка, но радостная, а не огорченная. "Скорее, я бы назвал её ново-старинной. Забудьте о высокоскоростных турбинах и редукторах. Все, что нам нужно для удовлетворения наших относительно скромных потребностей - это старый добрый паровой двигатель."
      Он смотрел на Нэта. "Полагаю, мы можем соорудить что-то в этом духе?"
      Прежде, чем Дэвис мог ответить, Вилли Рей Хадсон захохотал. "По-ла-га-ешь? Билл, я знаю минимум четырех человек в этом городе, которые раз-вле-ка-ют-ся сооружением паровых двигателей." Старый фермер улыбался от уха до уха. "Конкурс на приз Нефтегазового Фестиваля, помнишь?" Он пожал плечами. "Конечно, они не сооружают что-то настолько здоровенное, как нам требуется. Но принцип они понимают."
      Гудзон хлопнул рукой по столу. "И ещё одно! Не забывайте, что освоение региона началось с природного газа и нефти. До того, как открылись угольные шахты." Фермер указал на пол у своих ног. "Мы все сидим на этом месторождении. В основном, природный газ. Я запитал свою ферму напрямую, от газа из моей собственной земли. Все мои автомобили и трактора приспособлены к работе на природном газе вместо бензина. И за эту благодать я не плачу нефтяным компаниям ни цента. Так что у нас есть ещё один источник энергии!"
      Фрэнк присоединился ко всеобщему возбуждению. "Точно! И раз уж об этом зашла речь, весь город газифицирован из этого месторождения. Включая школу. Правда, Эд?"
      Директор школы кивнул, но его лицо было искажено волнением. "Да, но --" Он посмотрел вниз. "Это все еще там?"
      Впервые заговорил Грег Феррара. "Я в этом практически уверен, Эд." Учитель естественных наук сделал примирительное лицо. "Конечно, я не могу быть абсолютно уверен. Но я исследовал перенос и Огненное Кольцо, как мог. Я могу с уверенностью сказать, что граница этого, чем бы это не было, была идеально сферической формы. Почва, деревья, даже железнодорожные ветки и силовые кабели -- всё обрезано, как бритвой."
      Теперь все опять уставились на пол. "Я не могу вообразить ничего, что только срезало бы поверхность планеты. Намного более вероятно, что Огненное Кольцо переместило все полушарие. Фактически, шар -- но его верхняя часть является атмосферой."
      Феррара сделал паузу, смотря вниз, как будто в поисках ответа. "Не 100% уверен, но я буду очень удивлен, если мы не найдем вторую полусферу ниже наших ног. Три мили вниз, в центре -- возможно, больше. Намного глубже, чем любые газовые и нефтяные месторождения, используемые нами. Или угольные пласты."
      "Мы довольно скоро узнаем." - сказал Майк - "Квентин, мы должны как можно быстрее запустить заброшенную угольную шахту. Через шесть месяцев запас угля на электростанции будет исчерпан. К тому моменту шахта должна работать."
      Пораженный, прежний менеджер шахты поднял голову. "Но она принадлежит..." - он остановился, потом продолжил с усмешкой - "А, пошли они... Так или иначе, мне никогда не нравилась эта контора. И подозреваю, что им, в этой ситуации, будет сложновато тявкать о правах собственности."
      Остальные подхватили язвительный смех Квентина. Заброшенная шахта была менее чем в двух милях из города. Она была практически новой. Её соорудила крупнейшая угледобывающая компания Соединенных Штатов, эксплуатировала несколько месяцев, а затем закрыла. Компания утверждала, что это было обусловленo "неблагоприятной коньюнктуры рынка." Весь город -- включая Квентина, который управлял шахтой-конкурентом -- были уверен, что шахту соорудили для махинаций с налогами.
      Фрэнк усмехнулся. "Вот что, Квентин. Я достану кусачки, а вы несите пилу по металлу. Мы запустим эту штуку в мгновение ока."
      "Нет -- не ты, Фрэнк." - Майк говорил мягко, но решительно - "Назначьте на это дело Кена Хоббса. Он так стар, что чуть ли не самолично помнит старые времена кирки и лопаты. И, как я понимаю, это тот технологический уровень, до которого нам придется регрессировать. Я сомневаюсь, что компания оставила там машины непрерывной добычи и тому подобное оборудование."
      Он подавил зарождающийся протест Фрэнка. "Ты мне нужен здесь, Фрэнк, а не погребенным под сотнями ярдов земли. Мы должны создать тут настоящую мини-армию. Ты мне нужен, чтобы ввести меня в курс дела. Ты - ветеран настоящeй войны, а я нет."
      Фрэнк уставился на него. Потом на Квентина Андервуда, потом на Джеймса Николса, напоследок на Эда Пиаззу. Все они были ветеранами Вьетнама.
      "Будь я проклят!" - прокомментировал он "Чудо расчудесное! Вьетнам наконец-то признали 'настоящей войной'."
      Остальные ветеринары ухмыльнулись. Квентин посмотрел на Майка. "Как насчет меня?" - вопросил он - "Ты собирающийся настаивать на том, чтобы и меня одеть в армейскую форму?"
      Майк покачал головой. "Без обид, Квентин, но вы служили на авианосце. Мне нужны люди с опытом сухопутной войны. Джеймс служил в морской пехоте, но он - один из наших только двух докторов. Эд --"
      Маленький коренастый директор школы рассмеялся. "Не я! Весь свой срок во Вьетнаме я был самым распоследним зае..." - он осекся, осторожно поглядывая на Мелиссу. Она усмехнулась и погрозила пальцем. "...тыловиком. Самое большое сражение, доставшееся на мою долю - в центре Сайгонa я попал в перестрелку между полицией и спекулянтами. вам нужен настоящий ветеран, типа Фрэнка."
      Джексон скорчил кислую физиономию. "Я был в Одиннадцатом Бронекавалерийском, Майк. Я что-то не видел в городе танков."
      Глаза Николса слгка расширились. "Вы были в Blackhorse?" спросил он. "Отличное подразделение."
      Фрэнк,с кратким поклоном, ответил комплиментом на комплимент: "Так же, как и Морпехи. Между прочим, в каком подразделении вы служили?" Он покачал головой. "А, не имеет значения. Потом..."
      В сторону Майка: "Естественно, у меня был некоторый опыт с пехотной тактикой. Но совершенно не похоже на то, с чем нам здесь придется иметь дело." Он фыркнул. "Вряд ли мы сможем вызвать авиаподдержку."
      "Тем не менее, Фрэнк, у меня нет и такого опыта" - парировал Майк - "Единственный бой, в котором мне довелось участвовать, был пьяной дракой в баре." Он просмотрел на остальных. Когда он заговорил снова, его тон был смертельно серьезен.
      "Поймите, организация сил самообороны должна быть наиболее приоритетной задачей. Без армии мы - всего лишь ещё один город, готовый к разграблению. Мне понадобятся все ветераны боевых действий, которые у нас есть. К счастью, большинство шахтеров средних лет отслужили в армии. Но, говоря откровенно, они уже в не совсем подходящем для таких дел возрасте. Мы привлечем их в качестве инструкторов для более молодых шахтеров, вообще всей городской молодежи, которая не является абсолютно необходимой ещё где-то. И --"
      Он глубоко вздохнул. "Мы должны будем объявить набор добровольцев." Опять глубокий вздох. "Мне понадобятся все выпускники мужского пола, которые через пару месяцев должны окончить школу."
      Комната взорвалась от протестов Эда Пиаззы и Мелиссы Мэйли. Эд выталкивал из себя бессвязные и возмущенные фразы о своих детях. Мелисса не была ни бессвязной, и возмущенной. Она просто осудила Майка. Она удержалась от того, чтобы назвать его поджигателем войны, но было видно, каких усилий ей это стоило.
      Пока всё это продолжалось, Майк молчаливо терпел шторм. Когда протесты начали утихать, он открыл рот, готовясь что-то сказать.
      Грег Феррара перебил его. "Не дурите, Мелисса. И вы тоже, Эд. Я абсолютно согласен с Майком. Большинство шахтеров уже не первой молодости, вы знаете это не хуже других. Шахты практически не нанимали персонал в течение последнего десятилетия." Горько: "Даунсайзинг. Черт, минимум половина горняков в наших краях - в возрасте Фрэнка. то есть ближе к пятидесяти, чем к сорока. Не рассчитываете же вы, что стареющие мужчины вынесут основную тяжесть борьбы. По крайней мере, в течении сколько-нибудь продолжительного времени."
      Эд и Мелисса уставились коллегу с открытым ртом. Было очевидно, что они подумали. "Бенедикт Арнольд."
      Учитель естественных наук с сожалением улыбнулся, видя выражение их лиц. "Сожалею. Но факты остаются фактами. Каждая страна в истории полагалась на молодежь для ведения войны. Я не понимаю, с какой стати у нас это будет по-другому."
      Он повернулся к Майку. "Я знаю этих парней, Майк. Каждые из них запишется добровольцем. Даже дети из класса для умственно отсталых."
      Он махнул рукой, пытаясь как можно раньше притушить зарождающиеся протест Мелиссы. "Расслабьтесь! Понятно, что мы не поставим в ряды кого-то типа Кинни." Майк кивнул в знак безусловного согласия. Джо Кинни был добрым и порядочным восемнадцатилетним парнем. Но его умственноое развитие соответствовало уровню пятилетнего ребенка, и шансы на улучшение отсутствовали.
      Грег кивнул в сторону Николса. "Доктор Николс и доктор Адамс организуют медкомиссию и проведут отсев явно непригодных к строевой службе. Но большинство из этих парней годно к строевой, и все годные пойдут служить. 'До момента окончания войны'" повторил он формулу призыва времен Второй Мировой.
      Он расправил хрупкие плечи. "И некоторые из учителей-мужчин должны будут пойти добровольцами, чтобы возглавить их. Так же, как во времена Гражданской Войны. Как минимум, я пойду. Я уверен, что Джерри Калафано тоже вызовется в добровольцы. И Клифф Прист. И Джош Бентон."
      Директор школы инстинктивно кивнул в знак согласия. Прист и Бентон были младшими тренерами в школе. Учителю математики Калафано было под тридцать. Он и Феррара были близкими друзьями, в том числе на почве фанатичного увлечения шахматами.
      Мелисса начала было что-то говорить -- судя по первым звукам, она собиралась выступить с очередным протестом. Но, почти немедленно, её плечи поникли, и она тяжело вздохнула. "Боже," - шепнула она - " Боже мой." Внезапно, в её глазах появились слезы. Ни слова, ни слезы не несли никакого политического подтекста. Только горе женщины, воспитавшей многие поколения детей и теперь видящей, как они уходят на смерный бой. 'И женщины глядят из-под руки, в затылки наши круглые глядят.' Как и множество поколений до того.
      Майк не решился нарушить минуту горькой тишины, но, через какое-то время, с глубоким вздохом расправил плечи и приступил к обсуждению других вопросов.
      "Хорошо. Грег, спасибо, что вызвался пойти добровольцем. Будет намного легче, если несколько учителей пойдет служить вместе с выпускниками. Намного легче." На мгновение его мысль метнулась в сторону. Он знал, что Феррара, вместе с несколькими помешанными на точных науках старшеклассниками, организовал в школе ракетомодельный кружок. Было бы неплохо...
      [Позже]. Он взглянул на Вилли Рэя. "Вилли, я хочу, чтобы ты собрал остальных фермеров и набросал план организации сельского хозяйства. Проведите инвентаризацию доступных нам ресурсов, прикиньте наши потребности..." - он прервал сам себя. Вилли Хадсон понимающе кивал ещё до того, как прозвучало первое предложение. Старик был прирожденным организатором. Майк мог довериться ему в этих вопросах.
      В сторону Квентина: "Фрэнк поговорит с Кеном Хоббсом и кое-кем из шахтеров постарше. В дополнение к этому, мы должны будем прикинуть, нельзя ли привлечь кое-кого из пенсионеров. Проверьте закрытую шахту и разберитесь, как там дела. Транспортировка угля тоже может стать проблемой. В нашем распоряжении есть железнодорожная ветка, ведущая от шахты практически до электорстанции, но, насколько я знаю, у нас нет локомотивов. Может оказаться, что нам придется использовать грузовики для перевозок угля."
      В сторону Дрисона: "И с этим тесно связана проблема с запасами бензина. Мы должны знать, сколько бензина имеется на городских автозаправках. То же самое относится к дизтопливу и керосину. Да и в других местах, где мы сможем их найти. То есть, по большей части в бензобаках автомобилей, принадлежащих горожанам."
      Он запнулся и поджал губы. "Я не вижу других вариантов. С этой минуты мы должны будем запретить использование автомобилей в личных целях. С этой секунды горючее превращается в жизненно важный ресурс для сил самообороны."
      Квентин утвердительно кивнул - "Да, без сомнения" - и глянул на Билли Рэя. "Насколько сложно приспособить автомобиль для работы на природном газе?"
      Ещё до того, как Хадсон смог ответить, в разговор вмешался Эд. "Точно! Мы можем приспособить несколько школьных автобусов для работы на газе и организовать автобусное сообщение в границах города." - и, извиняющимся тоном, - "В конце концов, наивно ожидать, что некоторые старики смогут пешком добраться до продовольственного магазина."
      Казалось, что его мысль живет своей собственной жизнью, перепрыгивая с одной темы на другую - "И, таким образом, мы затрагиваем вопрос с продовольствием. Мы не можем продолжать держать магазины закрытыми в течение сколько-нибудь долгого времени. Но как мы планируем распределять еду? И что мы будем использовать в качестве денег? Я не уверен, что доллары США являются большой ценностью в новых условиях. И..."
      Дрисон немедленно вмешался, выдвинув предложение использовать единственный в городе банк ("все помнят, что он на 85% принадлежит горожанам?") как централизованный расчетный центр. Квентин немедленно согласился. Мелисса начала говорить что-то по поводу мер социальной защиты для беднейших горожан. Квентин заспорил с ней. Не давая спору разгореться, Нэт Дэвис вмешался, озвучив опасения мелких бизнесменов города. "Разумеется, я не не имею в виду корпорации из Чикаго или Токио. Дьявол с ними. Национализируейте всё, что им принадлежит. Но я надрывался всю жизнь..." - Эд и Дрисон немедленно начали его убеждать, что возможен разумный компромисс. Праваа собственников будут соблюдаться, но, в интересах общественного благополучия...
      И так далее, и тому подобное. Майк откинулся в кресле, с трудом удержавшись от удовлетворенного вздоха. Он набрал свою команду второпях, подчинаясь больше инстинкту, чем разуму. Сейчас он с удовлетворением убедился, что его инстинкты так же верно служили ему на политической арене, как и на куда более просто устроенном боксерском ринге.
     
      ***
     
      Заседание завершилось спустя 3 часа. У них впереди было много дел - большая часть планирования, плюс проведение планов в жизнь. Но, по крайней мере, они согласились на первоначальное распределение обязанностей внутри 'кабинета'.
      Общее политическое и военное руководство - Майк Стернс.
      Начальник Генштаба - Фрэнк Джексон.
      Ответственный за планирование и главный координатор - Эд Пиазза. Завуч, Лен Траут, должен был принять от Эда обязанности директора школы.
      Мелисса Майли - ответственная за подготовку проекта постоянной конституции для... Нового государства? А, как не назови...
      Ответственный за организацию повседневной жизни города, финансы, продовольственные карточки и так далее... Мэр, кто же ещё??? Генри Дрисон.
      Медицинская и санитарная службы - Джеймс Николс, с посильной помощью Грега Феррары. В те моменты, когда Грег не будет слишком занят своими прямыми обязанностями "Министра Военной Промышленности" (которая, на текущий момент, практически отсутствовала).
      Энергоснабжение - Билл Портер и Квентин Андервуд.
      Сельское хозяйство - Вилли Рэй Хадсон.
      Не при деле осталась только...
     
      Ребекка провела большую часть заседания в молчании, внимательно слушая. Было очевидно, что она не понимала большинство из того, что говорилось в комнате. Но один раз, когда Майк начал было объяснять ей незнакомое слово, она отрицательно качнула головой и скупым движением руки призвала его продолжать. Она, это было очевидно, великолепно расставляла приоритеты. "Объяснить можно и потом. Для начала, нам всем надо выжить."
     
      Майк поймал себя на том, что он был был рад и горд этим жестом. Экзотическая красота и очарование - это, конечно, весьма ценно в женщине. Так же, как и интеллект. Но, как большинство мужчин, родившихся и воспитанных в бедности, Майк даже больше ценил хладнокровную практичность. Он чувствовал, что с каждым моментом Ребекка всё сильнее притягивала его. При этом он не имел понятия, было ли это чувство взаимным. Но он решил, здесь и сейчас, что он должен это выяснить.
      Ребекка Абрабанель ничего не говорила почти до конца заседания. Тогда, мягко откашливаясь, она спросила: "Я не уверена. Что именно Вы хотите от меня?" В её английском слышался специфичный акцент, странная смесь резкости немецкого и каких-то оттенков испанского, но, с точки зрения грамматики, говорила она безупречно правильно.
      Майк заколебался, пытаясь объяснить. Он ляпнул первую пришедшую ему в голову мысль:
      "Если разобраться, мисс Абрабанель, я хочу, чтобы вы стали моим Советником по вопросам национальной безопасности."
      Ребекка на хмурилась. "Я понимаю каждое слово. Я имею в виду, понимаю каждое слово по отдельности. Но я не уверена..." - Она подняла голову - "Вы не могли бы объяснить, что конкретно будет входить в круг моих служебных обязанностей?"
      Мелисса Мэйли фыркнула. "Запросто, мисс Абрабанель. Вы должны будете делать ровно то же самое, что и любой другой Советник по вопросам национальной безопасности на моей памяти". Она указала пальцем на Майка. "Всякий раз, когда он будет спрашивать вас, как решить ту или иную проблему, вам достаточно будет сказать ему: 'Бомбите'"
      Ответ смутил Ребекку, но гораздо сильнее её смутил заполнивший комнату громовой хохот. Когда хохот утих, Майк встал и протянул ей руку.
      "Я мог бы проводить вас домой, мисс Абрабанель? Я вам всё объясню по дороге."
      Улыбаясь, Ребекка кивнула и встала. К тому времени, когда они вышли из класса и сделали три шага по широкому коридору школы, рука Ребекки была заткнута под руку Майка.
      Фрэнк проскользнул к двери, посмотрел им вслед, повернулся к Мелиссе и усмехнулся. "Предлагаю вам, в этой вашей новой конституции, не слишком углубляться в вопросы разделения полномочий между ветвями власти. В конце концов, нам не нужен немедленный скандал на самой верхушке."
      Мелисса удивленно изогнула брови. "Что вы имеете в виду, Фрэнк Джексон? Лично я не считаю проблемой, когда Советник по вопросам национальной безопасности идёт домой под ручку с главой государства." Она нахмурилась. "На самом деле, нам надо бы зафиксировать это в конституции. Советник по вопросам национальной безопасности должен быть женского пола."
      Грег Феррара скривился. "Да, прекрасный пол. Типа Екатерины Великой, или женщин из клана Медичи. Или -- как там её звали? Ну, вы знаете, о ком речь знаете. Английская королева, которой сжигала людей на кострах."
      Мелисса легкомысленно махнула рукой. "Несущественные подробности, молодой человек. Мелкие детали! Роз не бывает без шипов. Но, по крайней мере, это привнесло бы капельку здравого смысла." Она хмурилась. "Не то, чтобы я предполагаю, что мисс Абрабанель будет возражать против не-ко-то-тых бомбежек."
      Её усмешка превратилась в оскал. "Я тоже, если разобраться. Как минимум, выбомбить по-ло-ви-ну дворцов в Европе." Оскал усилился. "Забудьте о 'половине'. Предлагаю начать с 90%, и играть на повышение."
  
   Глава 9
  
  
      Когда Ребекка и ее спутник подошли к его экзотической повозке, стоявшей на покрытой чем-то площадке рядом со школой (они называли это паркинг) она увидела, что он засунул руку в карман, где были ключи, и неожиданно замер, как будто вспомнил о чем-то.
      Ребекка услышала, как он что-то буркнул. Скорее всего, негромкое ругательство. Американские мужчины старались, как ей показалось, избегать нецензурных выражений в присутствии женщин. Они вообще были весьма сдержанными, по сравнению с лондонцами её детства или городской чернью Амстердама. Но, в то же самое время, она обратила внимание, с какой легкостью они богохульствовали. Ей это показалось необычным.
      "Странно и... И что? спросила она саму себя. Вызывает опаску, как и всё необычное. Но, по большому счету, их непринужденное богохульство вызывало у Ребекки странное ощущение безопасности. Люди, которые, казалось, не боялись гнева Б-жьего и даже, что главнее, гнева б-гобоязненных соседей, не будут склонны преследовать других за их собственные верования. Так, по крайней мере надеялась, и даже начинала верить, Ребекка.
      Она обратила внимание, что Майк что-то сказал ей. Как ей показалось, извинился. "Извини, но нам придется пройтись пешком. Мы только что одобрили решение ограничить использование бензина для любых целей, кроме обороны, если ты помнишь."
      Она улыбнулась. "Да, мы одобрили. И что? Тут недалеко. Даже приятно будет пройтись."
      Ребекка с трудом удержалась от смеха при виде того, как удивил Майка её ответ. Странное племя - эти американцы. Они, казалось, почитали обыкновенную пешую прогулку Геркулесовыми трудами. Несмотря на это, они отличались хорошим здоровьем -- на самом деле они были, в среднем, более здоровыми, чем любая другая группа людей, с которой ей приходилось сталкиваться. Они даже были в довольно приличной физической форме - если не считать того, что были упитаннее голландских бюргеров.
      Но это - в среднем. Что касалось Майкла...
      Человек, стоящий рядом с нею, совсем не был толстым. Не больше, чем любой идальго из легенды. За последние три дня, прошедшие в разговоров с семейством Рот, Ребекка разобралась, что Майкл не был Идальго. Скорее всего, вообще не относился к аристократии. Среди многих других странностей американцев была фанатичная приверженность тому, что они назвали "демократией". Они напоминали ей о Мюнстерских анабаптистах, но без закидонов последних.
      Итак, он не идальго. Но Ребекка в эту минуту была уверена, что будет всегда думать о нем, как об аристократе. Понимание этого пронзило её сердце острой болью. Острой и конфузящей. Она понимала, что частично это страх, а частично - неуверенность. Но была и ещё одна часть, она не могла больше скрывать это от себя самой.
      Она видела, что Майкл опять согнул руку в локте, предлагая ей опереться. Так же, как он сделал, к её смущению, в коридоре школы. Тогда она была смущена. Сейчас...
      В следующее мгновение она обнаружила себя идущей, под руку с Майклом, прочь со школьного двора.
      "Я не могу больше скрывать эти чувства от себя самой. Ребекка, ты могла бы уже сообразить, почему трепещет твое сердце, а мозг спокоен"
      Понимая, насколько рискованной, и даже опасной, была ситуация - "Тупая девица, он же нееврей" - но стараясь прогнать от себя это знание, Ребекка торопливо сменила тему.
      "К вопросу об этом 'бензине', по поводу которого вы так волнуетесь. Я поговорила на эту тему с мистером Феррарой. Мы успели обменяться только несколькими словами, во время перерыва в заседании. Если я правильно его поняла, это всего лишь очищенная нафта. Вероятно, перегнанная через дистиллятор. Правильно?"
      Ребека, в глубине души, ожидала, что он будет поражен. Это было нормальной реакцией пожилых ученых мужей (любых мужчин, по большому счету) на вопросы о мироустройстве, которые задавала им Ребекка. Вместо этого, к своему удивлению, она увидела, что его лицо выражало...
      Гордость?
      "В первом приближении, это так и есть" - ответил Майкл - "Сам процесс дистилляции довольно сложен, как ты догадываешься." Он нахмурился. "Боюсь, что слишком сложен для того, чтобы мы могли его наладить здесь и сейчас. По крайней мере, в более-менее промышленных масштабах. Но, в принципе, ты верно описала бензин."
      "И потом вы сжигаете его в... 'двигателях'? Это - правильное название?" - Увидев его утвердительный кивок, она добавила - "И это - источник силы, двигающей ваши безлошадные повозки."
      Он снова кивнул. И, снова, это странное выражение у него на лице. И широкая, от уха до уха, улыбка.
      Да. Это - гордость. Интересно, чем он горд?
     
      От школы до дома семьи Рот, где сейчас жила Ребекка, было около 3 миль. Учитывая неторопливый темп их прогулки, им понадобилось больше часа для того, чтобы преодолеть это расстояние. Большая часть времени -- почти все время, на самом деле -- было потрачено Ребеккой, задающей бесконечные вопросы. Майкл, разумеется, отвечал ей. Но его ответы обычно были кратки. Он был хорошим слушателем, и Ребекка всё чаще и чаще сама отвечала на свои вопросы новыми, более целенаправленными.
      К тому моменту, когда они наконец-то достигли дома семьи Рот, казалось, что это странное выражение (всё-таки гордость)постоянно поселилось на его лице. И улыбка тоже.
      Но Ребекка больше не задавалась вопросом о причине. Она знала. И то знание было столь же тревожным, сколь и ободряющим.
      Она остановилась на крыльце дома и постучала в дверь. Затем остановилась и повернулась лицом к Майклу. Он стоял совсем рядом с ней.
      Это безумие! Безумие, Ребекка, ты слышишь?
      Она опустила глаза, уставившись на его грудь. Сегодня он был в льняной рубахе, аккуратно щитой и великолепно покрашенной в серо-голубой цвет. Но она знала, что будет всегда видеть его грудь, облитую пропитанным солнечным светом белом шелком. Чуть ли не в первый раз в ее жизни Ребекка Абрабанель прилагала все силы, чтобы найти подходящие слова, и не могла этого сделать.
      "Ребекка" - мягко проговорил Майк.
      Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он всё ещё улыбался. Но это не была его прежняя широкая улыбка. Теперь в его улыбке сквозило... понимание, как ей казалось.
      "Всё это очень сложно" - сказал он. "Думаю, что это утверждение справедливо для нас обоих." - он усмехнулся - "Во всяком случае, это чертовски справедливо для меня". Усмехнулся снова. "Почему-то мне не кажется, что стандартный маршрут кино/ресторан - это наилучшая идея в сложившейся ситуации."
      Разумеется, она не поняла точное значение слов про 'стандартный маршрут', но решила, что поняла основную идею, скрытую в его словах. Она почувствовала, что покраснела, но подавила желание опустить глаза. Она даже нашла силы улыбнуться.
      Майкл развел руками в жесте, одновременно выражавшем удивление, моментальное раздражение и, прежде всего, терпение. Ребекку потрясло очарование этого жеста. Раскрепощенный, исполненный юмора - уверенный в себе.
      "Время" - проговорил он - "Я думаю, что нам нужно время - во всём этом разобраться".
      Ребекка поняла, что она лихорадочно кивает, и изо всех сил постаралась себя остановить. Это было безнадежной попыткой. "Кретинка!" В её мозгу возник образ кролика, обнюхивавшего самый сочный в мире кочан капусты. Эта картина, в сочетании с нервозностью, послужила причиной того, что она неожиданно захохотала.
      Увидев непонимание на лице Майкла, она сложила руки на груди. "Пожалуйста" - прошептала она - "Это не то, что ты думаешь. я смеюсь над самой собой, а не над тобой."
      Она посерьёзнела. Сейчас, глядя в его глаза, Ребекка судорожно подбирала слова. Эта задача оказалась неожиданно сложной. Слишком сложной.
      "Мне нужно какое-то время. Я к этому пока не готова."
      "Не сердись на меня" - проговорила она. Мягким, умоляющим голосом: "Пожааалуйста."
      Майк улыбнулся и поднес ладонь к её лицу. Она немедлено, не рассуждая, прижалась щекой к его ладони. Она даже не пыталась удержаться.
      "И почему же я должен сердиться?" - спросил он. И это, простота этого вопроса, ослепила её, как солнечный луч. Его рука была теплой.
      Он отвернулся. "Время", сказал он, всё ещё улыбаясь. Его нынешняя улыбка была исполнена радости. - "Да, нам нужно время."
      Ребекка уставилась на удаляющуюся фигуру. Когда майкл спустился с крыльца, она неожиданно повторила вслух его имя.
      Он повернулся и посмотрел на неё.
      Дар речи, наконец-то, вернулся к ней. По крайней мере, частично.
      "Я думаю, что вы - самый потрясающий человек в мире, Майк. Честное слово"
      В следующий момент она лихорадочно, почти судорожно, колотила в дверь. Она не оглядывалась, опасаясь того, что могла там увидеть. Или, скорее, опасаясь своей реакции на то, что она должна была там увидеть. Улыбающееся лицо может быть самым устрашающим зрелищем в мире. По крайней мере, в её мире.
      Дверь отворилась, и она проскользнула внутрь, в спасительную безопасную полутьму.
      На какое-то время.
      На время!
      Да, на время!
  
   Глава 10
  
     Александр Маккей был шотландцем и, соответственно, кальвинист по рождению и воспитанию. Если он и не был, мягко говоря, чересчур образцовым прихожанином, он не потерял впитанные с детства привычки. Поэтому он не богохульствовал, уставившись на кучу свежих трупов. Но у него не было никаких моральных запретов на использовании других терминов, не поминавших всуе имя Господне. Взгромождившись в седло своего здоровенного боевого скакуна, молодой дворянин покрывал самой непристойной бранью, какую только мог вспомнить, пейзаж Тюрингии в целом и определенную категорию протестантских наемников в частности. "Блядорожденные трусливые шакалы" былo, вероятно, наименее непристойным.
      Его заместитель, наполовину лысый усатый ветеран лет cорока с небольшим, терпеливо дождался, пока командир кавалерийского подразделения не закончил свой монолог. Тогда, небрежно сплюнув, Эндрю Леннокс просто пожал плечами и сказал с густейшим шотландским акцентом: "И чо ты ожидал, парень? Большинство придурков из гарнизона Баденбурга" -- слово "гарнизон" он произнес с самой презрительной насмешкой, на которую был способен -- "это дезертиры от Мансфельда. Наиговеннейшие солдаты в мире, даже до смерти Мансфельда."
      "Почему, в таком случае, отцы города наняли этих ублюдков?" - резко спросил Маккей. Его взгляд, все еще изучающий сцену резни, упал на труп маленького мальчика, примерно шести лет от роду. Тело ребенка было обуглено в тех местах, где на него попали остатки крыши сожженного сельского дома, в котором он провел свою короткую жизнь. Но обуглено не настолько ужасно, чтобы от глаз Маккея могло бы укрыться, что его внутренности вытянулись через грязь фермерского двора. Край его кишечника был пригвожден к земле кухонным ножом в нескольких футах от тела. Гротескно-жестокая пытка была абсолютно типична для способа, которым развлекались некоторые из наемников Тилли.
      Несмотря на то, что Маккей привык к таким сценам за год, прошедший со дня его прибытия в Германию, он был рад, что тела обитавших на ферме женщин остались в развалинах сгоревшего дома. В огненном аду, в который превратились внутренности пылающей фермы, тела обгорели до костей, так что было трудновато определить причины смерти. Маккей и не хотел их знать. В свои двадцать два года он видел достаточно жестокости и скотства, чтобы этого хватило на целую жизнь даже для шотландцa, представителя породы, не славящейся малодушием.
      Леннокс не потрудился ответить на вопрос Маккея. В сущности, вопрос был риторическим. Если Маккей и был млод, то он не был глуп. Командир кавалерийской части не хуже других понимал, почему городские власти Баденбурга "согласились" нанять воинство Эрнста Хоффмана. У них практически не было выбора. Немедленное раграбление, или стрижка, растянутая на несколько лет. Как и многие другие города в разоренной войной Германии, Баденбург выбрал второй вариант. К настоящему моменту, несколько лет спустя, большинство его граждан сожалело об этом выборе. Люди Хоффмана утверждали, что были "протестантами", но это, как выяснилось, не было таким уж благом для протестантского Баденбурга. За немногими исключениями, Хоффмана и его головорезов больше нельзя было даже считать "солдатами" в полном смысле слова. Они были просто бандой вымогателей. Бандиты во всем, кроме самоназвания.
      Гнев Маккея ушел, смененный душевной опустошенностью, которая должна была бы быть уделом гораздо более пожилого человека. Когда стало очевидно, что Хоффман абсолютно не собирался выбраться из-за дарящих безопасность стен Баденбурга, чтобы остановить творимый наемниками Тилли грабеж, Маккей направил своих собственных солдат, чтобы сделать, что было в его силах, для защиты окрестных поселян.
      По правде говоря, это был бессмысленный жест. Маккей и его шотландские кавалеристы, находящиеся на службе короля Швеции, прибыли в Баденбург меньше трех месяцев назад. Густав-Адольф разместил их там, пытаясь стабилизировать шведский контроль над балтийскими провинциями Германии. Но королю не хватало людей. Катастрофически не хватало. Протестантские принцы, которые обещали ему обильную помощь по его прибытию в Германию, оказались, за редким исключением, скупы и на людей, и на деньги. Таким образом, Маккею, для исполнения его задачи, дали не больше, чем несколько сотен людей. Его главной задачи, а отнюдь не абсурдной попытки охранить целую провинцию небольшим конным отрядом.
      Воспоминание об этой задаче позволило ему стряхнуть горькие воспоминания. Он повернулся к Ленноксу. "До сих пор никаких признаков курьера?"
      Леннокс покачал головой. "Ни следа. Это может быть хорошей новостью." Ветеран подкрутил большие рыжие усы, как будто используя вощеные кончики вместо указок. "Ты ж видишь, как мало заботятся свиньи Тилли о том, чтобы скрыть свои преступления. Они бы не стали трудиться, закапывая разграбленную повозку. Возможно 'курьер' просто где-то там прячется." Леннокс указал на сильно поросшие лесом холмы в нескольких милях к югу. "Ща вооон в тех холмах должны скрываться тыщщи человек."
      Маккей смотрел на Thuringenwald (Тюрингенвальд), как назвались эти леса. Он внезапно нахмурился. "Там что-то странное", размышлял он вслух. Он указал на какую-то точку в холмах. "Я не помню, чтобы я видел это раньше. Вооон то место. Выглядит как-то по-другому."
      Леннокс искоса посмотрел и пожал плечами. "Жаль, парень. Мои глаза - не те, что бывалоча. Я не вижу, на что ты указываешь."
      Маккей скривил губы, пытаясь лучше описать специфическую часть пейзажа. Вдруг, заметив движение вдали, он оттолкнул это проблему в сторону. К ним галопом летел один из его солдат.
      "Там что-то происходит!" - воскликнул он. Как обычно, перспектива активных действий принесла облегчение Маккею. Александр Маккей был незаконным сыном незначительного шотландского дворянина. Самой судьбой предназначенный -- обреченный, сказало бы большинство -- прожить жизнь, полную бедности и опасности. Но, даже если бы он был избалованным наследным принцем, Маккей всё равно остался бы авантюристом.
      "Вперед!" скомандовал он, пришпоривая лошадь навстречу приближающемуся всаднику. Мгновение спустя за ним последовал Леннокс. Здоровенные усы ветерана дергались, скрывая его улыбку. Леннокс симпатизировал Маккею, что было необычно само по себе. Как правило, этот выходец из крестьянин относился к аристократии с таким же энтузиазмом, как он отнесся бы к куче перегнившего навоза. На самом деле, даже с меньшим. По крайней мере, навоз не отдавал приказы. Но у Маккея было совсем немного аристократической надменности, и почти не было дворянской глупости. Излишнее же рвение Маккея в исполнении приказов было относительно безопасно -- и, в своем роде, даже забавно. Даже для такого скептика, как Эндрю Леннокс.
      К тому моменту, как Леннокс нагнал Маккея, капитан уже встретился с разведчиком. Тот наполовину повернулся в седле, возбужденно указывая назад, в направлении, откуда он прискакал. Его акцент выдавал в нем выходца из ещё более захолустного уголка Шотландии, чем сам Леннокс.
      "Сар, вы бы лучче посмотрели сами! Там что-то странное! В этом месте всё неправильное!"
      Маккей нахмурился. Он уставился на отдаленную ферму, на которую указывал дозорный. Уже одно то, что ферма не была сожжена, было странным и неправильным. Люди Тилли были убежденными поджигателями, даже когда пожар были не в их собственных интересах.
      "Говоришь, трупов нет?"
      Дозорный покачал головой. Этот жест не был жестом отрицания. Скорее, он выражал неуверенность. "Я сам не видел трупов, сар. Но я видел здоровенную свежую насыпь - здоровеннейшую. Как по мне, похоже на могилу."
      Маккей вскинул голову, хмурясь. "Могила?"
      Леннокс фыркнул. "С каких это пор люди Тилли закапывают своиx жертв?" вопросил он.
      Дозорный пожал плечами. "Я и не говорил, что всё это имеет смысл. Но что-то в этой насыпи напоминает мне могилу. Братскую. Кто-то даже поставил могильный камень." Лицо дозорного исказило замешательство. "Во всяком случае, я думаю, что это могильный камень. Но на нем нет креста, и там кто-то что-то написал."
      Маккей даже не дал себе труда спрашивать дозорного, что написано на камне. Многие из солдат в подразделении Маккея были грамотны, по-настоящему грамотны, вследствие привычки к чтению Библии. Но густой гэльский акцент дозорного был верным признаком неграмотного хайлендера. Во-всяком случае, не умеющего читать по-немецки. Насколько он был в курсе, Маккей был единственным шотландцем в округе, который мог читать и говорить по-немецки.
      "Тогда давайте посмотрим" Маккей снова пришпорил скакуна. Разведчик скакал впереди. Леннокс последовал за ними, удостоверившись, что устремившиеся следом кавалеристы выдвинули застрельщики на фланги. На самом-то деле Леннокс не ожидал встретить здесь кого-либо из людей Тилли. Сценам бойни, которую они наблюдали с раннего утра, то есть с того момента, как покинули стены Баденбурга, было уже несколько дней. Они носили характерные признаки бессмысленной жестокости, творимой недисциплинированными мародерами, а не людьми, находящимися под централизованным командованием. Однако, на войне реальность часто не оправдывает ожиданий, и ставки были очень высоки.
      К тому времени, когда он наконец догнал Маккея, они уже въезжали во двор фермы. Дом все еще стоял, но Ленноксу было достаточно бросить взгляд на стены и двери дома, чтобы понять, что здесь произошло убийство. И не одно, судя по кровавым пятнам. Здоровенным пятнам засохшей крови. Даже мух почти не было. Он заметил и пятна засохшей крови на грунтовой дороге около дома.
      "Четыре дня назад," заявил он. Маккей рассеянно кивнул. Маккей был слишком занят разглядыванием свежего земляного горба в центре двора фермы. И большого "надгробного камня" установленного в его центре.
      Братская могила, разумеется. Но "надгробный камень" вообще-то не была никаким надгробным камнем. Это был плакат.
      Маккей выпучил глаза. Он указал пальцем на плакат и повернулся к Ленноксу. "Что это за...?"
      Леннокс пожал плечами. Потом, медленно и осторожно, он чрезвычайно внимательно осмотрел близлежащие заросли. Кто бы не был автором написанного на камне предупреждения, у старого ветерана не было ни малейшего желания столкнуться с ним. Тем более, что он не сомневался по поводу того, что лежало в этой могилe. Он знал бы это и без надписи на камне..
      Не обнаружив в зарослях признаков жизни, он вернулся взглядом к камню и снова прочитал надпись.
      Простую, загадочную и смертельно опасную надпись.

Мы не знаем, кем были ублюдки, насильники и убийцы, которых мы здесь зарыли.

Впрочем, нас это не волнует.

Читатель, считай это предупреждением.

Эта область теперь находится под защитой UMWA.

Мы убьём всех, кто попытается здесь грабить или насиловать.

Это последнее предупреждение.

Мы не будем вступать в переговоры.

Мы не будем пытаться кого-то арестовать.

Мы просто пришибем подонков.

Мы гарантируем это.

Попробуйте бросить нам вызов!

      Маккей провел пальцами по густеющей бородке. "И кто это же этот самый Умва?" Его лица выражало крайнюю растерянность. "Звучит по-польски. Где-то этих краях есть польский барон?"
      "Нет, насколько я знаю" - ответил Леннокс. - "И не могу сказать, что когда-нибудь раньше слышал этот титул." Он ещё раз неторопливо произнес: "Ум-ва". Хмыкнул. "Кем бы он ни был, он явно не страдает излишней скромностью."
      Остальныя кавалеристы присоединились к командирам во дворе фермы. Маккей указал на насыпь. "Найдите какие-нибудь лопаты. Я хочу раскопать это - чем бы это ни было." Кое-кто из его людей вздрогнул, но ни один не осмелился ослушаться. Как правило, Маккей не был солдафоном, но он безжалостно требовал исполнения своих приказов.
      Солдаты достаточно быстро отыскали кое-какой шанцевый инструмент. Раскопки тоже не заняли у них много времени. Кем бы ни был "Умва", явно не считал себя обязанным сооружать настоящую глубокую могилу.
      Они извлекли больше дюжины трупов прежде, чем Маккей приказал им останавиться. Тела, разумеется, уже разлагались, но причины смерти были достаточно очевидны.
      Леннокс выправился, так чтобы как-то избежать запаха. "Мда. Ну и ну. Этот мужикан, Umwa, попусту не хвастается."
      Маккей все еще пристально всматривался в трупы. "Это самые странные огнестрельные ранения, которые я когда-либо видел," - размышлял он. Он обвиняюще указал пальцем на рану на груди одного из трупов. "Входное отверстие не больше моего пальца!" И, тоном, не терпящим возражения: "Переверните его!"
      Солдат рядом с трупом состроил гримасу, но повиновался. Когда тело перевернули, открывая взглядам спину, солдаты, стоящие вокруг мелкой могилы, в унисон испустили вздох удивления.
      Один из них даже ударился в богохульство. "Господи Всевышний!" - прошептал он - "с этой стороны рана выглядит так, как будто в него попало ядро из трехфунтовой пушки."
      Маккей выпрямился, качая головой. "Никогда не видел ничего подобного. А вы, Эндрю?"
      Но Леннокс не отвечал. Он был слишком занят, проклиная себя втихаря. Он был настолько озабочен раскопками, что забыл следить за лесом.
      Когда он заговорил, его голос был негромок. Но этот голос был полушепотом ветерана многих битв. Каждый солдат в подразделении услышал его слова.
      "Не двигайтесь. Не касайтесь оружия. В зарослях какие-то люди."
      Маккей медленно повернул голову. Он ничего видел, пока не --
      Движение. Человек -- нет, двое, трое -- выступили из-за деревьев. Они были в невероятно причудливые костюмах. Несмотря на всё его замешательство, Маккей не мог не оценить совершенство окраски их одежды, делавшей носящих её людей почти невидимыми в зарослях. Причудливое сочетание изломанных серо-зеленых фигур и коричневых пятен, смешивающееся с листвой.
      Все трое сжимали в руках какое-то странное оружие. Явна какая-то разновидность аркебуз, но Маккей никогда не видел ничего подобного.
      Леннокс ответил на незаданный вопрос. "Я тоже никогда не видел оружия, похожего на то, что у них, парень. Или таких одежд." Не сумев скрыть восхищеня: "Сообразительные, черти."
      Он даже ухитрился подбавить в разговор немного юмора. "'Хорош ли твой польский, Александр Маккей? Я сильно подозреваю, что мы вот-вот встретимся с этим 'Умвой', и я не хочу никаких недоразумений." Он видел, что пришельцы почти одновременно сделали что-то необычное с задней частью своего оружия. Результатом их быстрых движений были слабые мталлические щелчки. Леннокс понятия не имел, что они делали. Но он абсолютно не сомневался, что это причудливое оружие было теперь заряжено, взведено и готовое к выстрелу. Аркебузы, которые оставляли входное отверстие размером в палец, а выходное - в пушечное ядро. "Я очень надеюсь, что у нас не будет недопонимания." От волнения он говорил с более сильным гэльским акцентом, чем обычно.
      Маккей кисло смотрел на него. "Я не знаю ни слова по-польски, Леннокс."
      Ветеран вздохнул. "Именно этого я и боялся."
     
      На поверку, оказалось, что польский был не нужен. Странные люди в странных костюмах, носившие странное оружие, как выяснилось, говорили на самом знакомом из всех возможных языков. Английском!
      Ну хорошо. На чем-то вроде английского.
      "Худший акцент, который я когда-нибудь слышал" - жаловался Леннокс. Но жалоба была не такой уж искренней. На самом деле, скорее наоборот. Особенно после того, как из зарослей показалась ещё дюжина незнакомцев, немедленно присоединившихся к беседе. Все они были вооружены, и все они были явно готовы к бою. И большинство из них -- Господи, благослови! -- утверждали, что некоторые из их предков были шотландцами. В течение нескольких минут Эндрю Леннокс понял, что его последний день ещё не наступил. Общение между шотландскими кавалеристами и -- американцами, как они назвали себя -- быстро превращалось во что-то типа семейного пикника, на котором встретились члены обширного клана.
      Через несколько часов он начинал задаваться совсем другими вопросами. Не о том, переживет ли он этот день, а о том, что готовит день грядущий. "Что угодно", подумал он.
      Молодая женщина из сефардов нашла здесь воплощение своих легенд. То же самое происходило теперь с не первой молодости мужчиной из Шотландии. И если легенды хайлендеров и не дотягивали до высокого искусства поэзии страны Сефард, у них были свои собственные достоинства. Фэйри пришли в этот мир. И какой-то мрачный, неясно-языческий уголок кальвинистской души Эндрю Леннокса не мог не испытывать угрюмое удовольствие от этого факта. Не от того, что фэйри, в конце концов, существовали на самом деле, но от того, что они были именно такими смертельно опасными, как гласили древние рассказы.
  
   Глава 11
  
      "... двигатели -- наша большая проблема," говорил Пиацца. "Мы не можем приспособить дизель к работе на природном газе, и у нас чертовски мало дизельного топлива. Конечно, можно заправлять дизель растительным маслом." -- Он сожалеюче хихикнул -- "Но в наших супермаркетах осталось не так уж много растительного масла, и мы не сможем изготовить свежеее до следующего урожая, как минимум. А тем временем..."
      Майк отвлекся. Он уже предварительно обсуждал этото вопрос с Эдом и знал то, что предложение, по сути, касалась правильного использования дизельных двигателей, имевшихся в городе.
      То же, что и со всем остальным. Технический регресс, технический регресс. Используйте современные технологии, пока они ещё есть в вашем распоряжении, чтобы построить промышленную базу девятнадцатого века. Даже такой уровень даст нам огромное преимущество в семнадцатом столетии. Паровые двигатели, паровые двигатели. Железные дороги вот-вот вернутся в их мир.
      Майк слегка улыбнулся. "Вернутся" -- правильное ли это слово? Возможно, я должен сказать, "жизнь совершила полный круг."
      Он видел, что Ребекка смотрела на него, и улыбнулся ещё шире. Она ответила собственной застенчивой улыбкой, но почти сразу отвела взгляд. Ее внимание вернулось к Пиацце. Бло приковано к его словам, судя по всему. Руки Ребекки были сжаты и лежали на большом "столе переговоров" в центре комнаты. Как обычно, она сидела на краешке стула.
      Майк, тем не менее, считал эту улыбку существенным прогрессом. С их разговора на крыльце накануне вечером, Ребекка впервые подарила ему взгляд. Было ясно, как день, что она захлебывалась в море незнакомых для неё эмоций и обычаев, будучи отягощенной ее собственными обычаями, о весе которых Майк мог только догадываться. В мире, из которого он происходил, романтические взаимоотношения между евреями и неевреями были столь распространены, что едва заслуживали внимания. Но семнадцатое столетие, во многом, казалось столь же чужим, как иная планета.
      Вспоминая разговор с Моррисом Ротом, состоявшийся у него двумя днями ранее, Майк почувствовало, что его челюсти напряглись. Моррис и Джудит провели часы в беседах с Ребеккой с тех пор, как она и ее отец поселились у них дома. Многие из этих часов прошли в комнате Бальтазара, когда они собирались вокруг его кровати. Сам Бальтазар был слишком болен, чтобы говорить, и, в основном, слушал, но он участвовал достаточно, чтобы ясно дать понять, что взгляды Ребекки на положение вещей полностью совпадали е взглуадами ее много постранствовавшего и повидавшего отца. Она определенно (более чем определенно) не была мневежественной деревенщиной, исполненной бессмысленных страхов и суеверий.
      "Их волнует Инквизиция, Майк, больше, чем что-либо еще." -- сказал тогда Моррис -- "У Инквизиции есть уполномоченные представители -- главным образом, иезуиты и доминиканцы -- во всех католических армиях. Кажется, что два года назад Император Фердинанд издал некий документ, названный Указом о Реституции. Согласно этому Указу, вся собственность, взятая у Католической церкви протестантами в ходе реформации, должна быть возвращена. И император настаивает на насильственном переходе протестантов назад, в католицизм. Инквизиция должна следить за исполнением этого Указа. "
      Майк был озадачен. "Хорошо. Но я все еще не понимаю, что их волнует. Я всегда думал, что Инквизиция была нацелена на еретиков. Ребекка и Бальтазар не еретики, Моррис. Как минимум, потому, что они не христиане."
      Моррис на мгновение уставился на него и закрыл лицо руками. "Я всё время забываю," -- пробормотал он -- "Мы, евреи, так близко знакомы со своей историей, что нам кажется, что все остальные знают её так же хорошо, как и мы."
      Он убрал руки от лица и утомленно взглянул на Майка. "Офис Святой Инквизиции был учрежден в 1478 именно с целью выявления евреев, Майк. Испанцы вынудили всех евреев креститься, начиная с 1391. Доминиканские монахи возглавляли толпы во время погромов еврейских кварталов. Умрите или креститесь: таков был выбор. Множество евреев выбрало крещение. Их называли 'конверсос'. Тогда испанская монархия, с благословения Папы Римского, учредила Инквизицию. Чтобы выследить тех, кто все еще втайне практиковал иудаизм. Таких людей назвали 'марраны'. 'Секретные евреи.'"
      Майк вспомнил это слово. Ребекка так назвала себя в повозке, когда он впервые её встретил. "И затем...?"
      Морриса отвел взгляд. "Испытание пыткой. Ауто-да-фе. Это -- когда они собирали христиан города, чтобы наблюдать празднества, полные проповедей и парадов. Всех еретиков выводили из тюрем. Тайные евреи, главным образом, наряду с тайными мусульманами -- тех назвали 'мориско' -- и всех остальных, бывших под подозрением."
      Рот покачал головой. "Все это было безумием, Майк. Одной из причин того, что христиане в те времена -- теперь 'в наше время', Г-ди, помилуй нас -- были настолько грязны, был то, что было опасно быть слишком чистоплотным. Кто знает? Чистюля, мог оказаться тайным евреем или мусульманином. Лучше демонстративно быть грязным, как и подобает истинному христианину. А когда начнется эпидемия, возложите ответственность за нее на ведьм или евреев."
      Он опять закрыл лицо руками. "Высшей точкой этой церемони -- ауто-да-фе -- было сжигание прикованных к столбам еретиков. Заживо." -- Саркастически: "Если Вы можете назвать тех, кто побывал в лапах Инквизиции, 'живым'. Многие из них умирали в церковных пыточных подвалах. Их -- трупы, я имею в виду -- тоже сжигали, прикованными к столбу, чтобы Инквизиция могло законно унаследовать их собственность."
      Видя удивление Майка, Моррис резко хихикнул. "О, я забыл об этом упомянуть? Здесь и сейчас, в европейском обществе существуют весьма специфические понятия о юридической беспристрастности. Основным источником финансирования Инквизиции была собственность осужденных, подлежавшая конфискации. То есть ты можешь себе представить, сколько приговоров 'невиновен' они когда-либо выносили. Не успеешь оглянуться, как эти святоши превращались в богачей."
      Вспомнив эту беседу и тот гнев, который она в нем пробудила, Майк сделал над собой усилиe, возвращаясь мыслью к тому, что происходило сейчас на заседании. Мы ещё посмотрим, кто кого будет сжигать, в новом раскладе.
      Пиацца перешел было к обсуждению проблемы беженцев, но Майк прерывал его.
     
      "Извиняюсь, Эд, но я хочу кое-что обсудить до того, как мы перейдем к этому вопросу." Он повернулся к Ферраре. "Кто лучший химик в городе, Грег? Вы?"
      Учитель пожал плечами. "В зависимости от того, что конкретно вам нужно, Майк. По некоторым разделам -- я. По другим --"
      "Мне нужен кто-то знающий, как изготовить напалм."
      Рот Феррары резко закрылся. Открылся. Закрылся.
      "Ничего в этом особенного нет." -- проговорила Мелисса -- "Я знаю минимум три самодельных рецепта."
      Все, включая Майка, уставились на Мелиссу. Чопорно выглядящая седая школьная учительница пожала плечами. "Я сама никогда не делала этого, вы же понимаете." -- Фырканье -- "Никогда не одобряла такую тактику, даже в те годы. Но один из моих бойфрендов в университетские годы был анархистом. Он имел обыкновение все время развлекаться такими вещами. Он утвержал, что они нам понадобятся, когда начнется революция."
      Взгляды. Джеймс Николс сорвался в смех. "Приятно знать, что я не единственный здесь человек, молодость которого была потрачена на нечто антисоциальное!" Он одобрительно посмотрел на Мелиссу. "Но, черт меня побери, вы, белые детки, не разменивались на мелочи. Моя фантазия никогда не заходила дальше бутылок с бензином."
      Мелисса нахмурилась. "Ну и зачем вы завели этот разговор?" потребовала она. "Разумеется, вы не думали --"
      "Довольно!" воскликнул Майк. "Вполне достаточно!" Он хихикнул. "Господи Иисусе, я никак не ожидал, что окажусь на собрании воинствующих радикалов-шестидесятников."
      Брови Ребекки сошлись к носу, выражая вопросительное недоумение. Очевидно, что беседа опять приняла оборот, за которым она была неспособна следовать. "Извините меня," сказала она мягко. "Что такое 'напалм'?"
      Взгляд Майка зафиксировался на ней. "Это такая штука, которую мы сделаем, чтобы приветствовать Инквизицию, когда она тут обнаружится. Инквизиторов и их жлобов." Он мрачно улыбнулся. "Это что-то типа портативного адского пламени."
      "О". Ее темные глаза округлились. И затем, радостно. "О!"
      В этот момент раздался стук в дверь. Не ожидая ответа, Даррил Маккарти вломился в комнату. Молодой горняк был вооружен винтовкой и подпрыгивал от возбуждения, как футбольный мяч.
      "У нас гости, Майк! Шотландцы! Солдаты!" Он заметил Ребекку и немножко успокоился. "Они сказали, что ищут вас, мисс Абрабанель. Вернее, если быть абсолютно точным, вашего отца."
      Майк резко вскочил, опрокинув стул, на котором сидел. Его правая рука рефлексивно сжалась. "Почему вы это допустили?" потребовал он.
      Даррил уставился на него, озадаченный звучащим в коротком вопросе очевидным гневом. Но Ребекка немедленно вмешалась.
      "Майкл -- пожалуйста." Она тепло улыбнулась ему, но покачала головой. "Это, возможно, не то, о чем ты подумал. Я полагаю, они...", Она поворачивалась к Даррилу. "Эти люди находятся на службе короля Швеции?"
      Даррила кивнул головой. "Они так сказали, мэм. Они служат кому-то по имени Густав."
      Челюсть Мелиссы отвисла. "Густав?" Учительница истории встала почти так резко, как Майк до этого. "Вы говорите о Густавусе Адольфе?"
      Даррил был теперь крайне смущен. "Кто это?" Он раздраженно вскинул руки, взмахнув винтовкй, которую он все еще сжимал в правой руке, как палкой. Фрэнк собирался что-то рявкнуть, когда Даррил понял, что натворил и, с извиняющимся видом, опустил оружие. Он ещё раз удостоверился, что винтовка стоит на предохранителе, и заявил обиженным тоном: "Я не понимаю, о чем разговор. Я только знаю, что целая толпа конников -- пар дюжина, по крайней мере -- объявилась на той самой ферме, где у нас была перестрелка с теми головорезами."
      Он начал уточнять, но прервался. "О, черт, че вы меня-то спрашиваете? Они расположились на школьном паркинге."
      Теперь Фрэнк, в свою очередь, вскочил на ноги . "Вы пропустили их через периметр безопасности?" сердито потребовал он.
      Глядя на лицо Даррила в этот момент, Майка с трудом удержался от смеха. Горняк был похож на десятилетнего мальчика, расстроенного непонятными требованиями и прихотями взрослых. "Они -- шотландцы, Боже мой! Фактически, родственники. Разумеется, мы их пропустили."
      Майк устремился к дверям. "Да ладно тебе, Фрэнк... Пойдем лучше, сами посмотрим на всё это."
      Весь чрезвычайный комитет беспорядочной толпой устремился за ним. Последним шел Фрэнк. Когда он проходил мимо Даррила, он ядовито прокомментировал: "Ваш дядя Джейк тоже был 'родственником'. Он умер в тюрьме, не так ли, а сидел он там за убийство?"
      Даррил был всё ейщо расстроен непониманием. "Всего лишь непреднамеренное убийство" -- запротестовал он -- "Дядя Джейк подпадал под условно-досрочному освобождение, если бы за год до того его не зарезали в тюрьме."
      "Родственники", пробормотал Фрэнк. "Зашибись."
     
      И правда, они были там. Шотландцы, очевидно, прибыли в походном порядке, в колонну по три, и оставались в строю. Двадцать шесть кавалеристов -- в первом ряду было только двое -- всё еще верхом. Лошади нервничали, беспокойно перебирая копытами по мостовой. Но они нервничали не сильнее, чем сами всадники, уставившиеся на холм, возвышающийся позади школы.
      Уставившиеся на экскаватор и бульдозер, если точно. Здоровенные машины работали во всю мочь, ревя двигателями. Они расчищали площадку для запланированного к постройке на этом месте лагеря беженцев. Скорее, одного из лагерей. Основной центр по работе с беженцами должен был быть построен в двух милях отсюда, рядом с электростанцией, где постройки могли бы быть оборудованы паровым отоплением, работающим на отработанном паре электростанции. Лагерь на холме у средней школы должен был обогреваться от той же системы газоснабжения, что и школа, и преимуществом его было то, что жители смогут использовать кафетерий школы.
      Как только Майк увидел шотландцев, он более не сомневался, что имеет дело с солдатами. Правда, они не были одеты в униформу. Но Ребекка уже объяснила, что, здесь и сейчас, солдаты в редко носили униформу. Своих на поле битвы отличали от чужих с помощью полосок цветной ткани, повязываемых на руку или голову -- или просто по пучку покрытых листвой веточек в ленте на шляпе.
      Все остальные детали их внешности громко кричали `солдаты'. Ни один из них не носил доспехов, как таковых. Но их пальто из буйволовой кожи и кожаные сапоги были достаточно толстыми, чтобы защитить от скользящего сабельного удара и даже, за исключением выстрелов в упор, от тяжелых, но медленных пуль, выпущенных из огнестрельного оружия семнадцатого столетия. Добротные сапоги доходили до середины бедра. У толстых кожаных пальто -- скорее, это были длинные жилеты без рукавов -- были длинные полы, расширяющиеся на бедрах и спускающиеся ниже голенищ. Несколько человек носило шлемы, но большинство удовлетворялось широкополыми кожаными шляпами. Все мужчины были вооружены мечами в ножнах на перевязях через плечо, и у каждого в седельных кобурах было минимум два огромных пистолета с колесцовым замком. Однако, у одного из них, заметил Майк, было целых четыре пистолета.
      Даже если не принимать во внимание их снаряжение, эти люди распространяли вокруг себя мрачную ауру опасности. Это было особенно верно для одного из двух человек во главе колонны. Он был средних лет, тяжеловатого телосложения, и мог похвастаться великолепной парой больших усов. Его лицо, несмотря на естественный румянец, было совершенно невыразительно. Он, как и все остальные, уставился на работающие машины, но без следа боязливого трепета, который был настолько очевиден у других всадников.
      Увидев выходящих из школы Майка и его спутников, шотландец оторвал глаза от стройки и пробормотал что-то. Второй человек в первом ряду колонны, молодой человек в несколько более дорогом одеянии, резко повернул голову. Увидев его лицо целиком, Майк понял, что тот очень молод. Скорее всего, чуть более двадцати. Невысокого роста, даже по стандартам тех времен, в которые они угодили. Майк уже занл, что обитатели 17-го века были, в среднем, на несколько дюймов ниже американцев. Зеленоглазый, рыжий, с усиками и реденькой козлиной бородкой, приплюснутый нос, белокожий и, в довершение всего, он был отчаянно веснушчатым. Он вглядел двойником Тома Сойера. Или, по крайней мере, подумал Майк, подросший Том Сойер должен был бы так выглядеть.
      Почему-то это заставило Майка расслабиться. Разумеется, его реакция была нелогичной. Но, как он ни старался, Майк не мог не чувствовать определенную симпатию по отношению к молодому шотландцу.
      Мелисса выразила его мысль словами. "О, Господи", -- захихикала она, -- "Я чувствую, что должна нанять его побелить мне забор."
      Шутка заставила Майка улыбнуться, и именно с таким, дружеским и веселым, выражением лица он подошел к неподвижным всадникам. Очевидно, он проецировал именно те эмоции, которые требовались. Он ощутил, как мгновенно расслабились эти двое шотландцев в первом ряду, и затем, мгновения спустя, то же самое расслабление волной прокатилось по колонне, прокладывая себе путь в к последней шеренге.
      Когда он приблизился к ним, молодой шотландец -- офицер, как понял Майк; у человека рядом с ним были все признаки старого бывалого сержанта -- указал на строительное оборудование и требовательно вопросил: "Что это?"
      Голова молодого человека повернулась, взгляд его зеленых глаз остановился на пикапе Даррила. Майк не сомневался, что Даррил привел их сюда, велев следовать за автомобилем. Он знал, что реакция на шотландцев пикап будет той же самой, как и реакция Абрабанелей на современные транспортные средства. Ещё долго после того, как она попала в Грантвилль, Ребекка все еще была склонна уставиться на каждую проезжающую мимо машину.
      Майк был впечатлен способностью молодого шотландца провести аналогию между строительной техникой и пикапом. "Да", -- объяснил он громко, -- "в общем и целом, это одно и то же. Мы называем это механизированным оборудованием. Непосредственно двигатели -- в конце концов, это просто ещё одна разновидность механизмов -- приводятся в действие горящей нафтой."
      Взгляд офицера обратился на него. "То есть, никакого колдовства." Это было сказано не в вопросительном, а в утвердительном тоне. Майк видел, что его плечи немного расслабились. "Я надеялся на это" -- добавил рыжий шотландец. "Фактически, был уверен в этом. Ваше оружие чрезвычайно хорошо изготовлено, это я заметил. Вы -- очень умелый народ. Более, чем кто бы то ни было, с кем я сталкивался в этом мире." Он немного покраснел, веснушки стали более заметны. Было очевидно, что офицер понял, насколько абсурдным которым должно казаться его заявление. И какую же часть необозримого мира Вы видели в Вашем возрасте?
      Человек сбоку от него, которую очевидно, горел желанием поддержать своего молодого начальника, немедленно заявил: "Хорошо сказано, парень. Я тоже ничего подобного не видывал."
      Слушая диалог двух шотландцев, Майк усмехнулся. Это было, вероятно, достаточно бестактно, но удержаться он был не в силах. Английский шотландцев был совершенно понятен, несмотря на тяжелый акцент, необычные спряжения и частое использование устаревших слов. И почему бы и нет? В их речи не было ничего из того, о чем современные американцы думали как о типичном "шотландском говоре." Вместо этого, речь кавалеристов более всего напомнила Майку манеру разговора, характерную для обитателей аппалачской глухомани.
      Точно, как сказал Даррил -- "родственники", Боже ж ты мой!
      "Почему бы вам всем не спешиться" сказал Майк. Предложение было в форме вопроса, но звучало, как команда. Он указал на тонкие стальные колонны, поддерживающие бетонный козырек над входом в школу. "Там вы можете привязать лошадей."
      Шотландцы колебались. Майк махнул рукой. "Шевелитесь, шевелитесь. Я полагаю, что вы голодны. Мы можем накормить вас в..." -- 'кафетерий', решил он, вероятно было, здесь и сейчас, довольно бессмысленным словом. -- "в столовой зале."
      Упоминание о еде достигле цели. В течение минуты все шотландцы спешились, привязали лошадей к колоннам лошадей и шли за ним в школу. К тому времени, когда они вошли в главный вестибюль школы, там уже собралась толпа. Главным образом, старшеклассники и их учителя -- американцы решили возобновить занятия -- но там было и немало горожан. Средняя школа, волей-неволей, в кризисные времена стала общественным центром Грантвилля. Это было, безусловно, самое большое и лучше всего оборудованное помещение в округе.
      Коридор, ведущий в школьную столовую, уже был битком набит студентами. И ещё больше народу -- парни в униформе школьной баскетбольной команды и чирлидеры (девушки из танцевальной группы поддержки) -- валило из дверей спортзала, расположенного по другую сторону вестибюля. Во главе выходящих из спортзала была солистка чирлидерской группы, Джулия Симс. Она держала в руках здоровенные помпоны из блестящей мишуры, широко улыбаясь и подпрыгивая от возбуждения. Симпатичное личико, атлетическое телосложение, с голыми ногами от середины бедра до щиколоток -- она казалась воплощением термина "половозрелость".
      Большинство шотландцев пожирали глазами Джулию и других танцорок-чирлидеров, но некоторые обратили внимание и на других, более взрослых, девушек в коридоре. Американская женская одежда конца двадцатого века, по представлениям солдат семнадцатого века, граничила с непристойностью. Ребекка уже объясняла Майку, что даже проститутки, здесь и сейчас, не рискнут пyблично обнажиться до такой степени.
      Один из солдат что-то прошептал соседу. Майк не вполне уловил слова, но он безошибочно распознал похотливый тон. Пока он думал, что делать с этой неожиданной проблемой, усатый ветеран разобрался за него. Всё с тем же невозмутимым выражением лица он повернулся к говорившему и прошипел несколько слов. Майк сумел уловить конец фразы: "...заставлю вас жрать яичницу из ваших собственных яиц. Поняли???"
      Солдаты окаменели и демонстративно уставились в другую сторону.
      Майк улыбнулся. "Полагаю, я сумею найти общий язык с этим крутым мужиком."
      Юный офицер был одним из тех, кто уставился на Джулию. Видимо, он тоже услышал то, что говорил сержант, если судить по тому, как неожиданно он отвернулся от неё и чуть виновато посмотрел на Майка. Казалось, что он едва удерживается от того, чтобо пробормотать какое-то извинение.
      Майк не переставал улыбаться. "Я понимаю, что некоторые из наших, как бы это лучше выразиться, -- обычаев -- могут показаться вам странноватыми." Он кивнул в сторону девиц-чирлидеров. "Мы не уделяем особо много времени переживаниям по поводу внешних признаков приличия. Нас больше заботит глубинная суть морали."
      Последние слова он произнес чуть сумрачным тоном. Несколько дней назад Майкл принял решение, и не собирался отступаться.
      Если суеверным блохастым ублюдкам, заезженным попами и дворянами, это не нравится, они могут задохнуться от возмущения. Не отступать, не сдаваться. Это -- американская территория!
      Промелькнувшая мысль заставила его хихикнуть. В течение трех лет, которые он провел в колледже, Майк и сам изучал историю. Однако, в отличие от Мелиссы с ее всесторонними интересами, внимание Майка было сосредоточено на периоде Американской Революция и первых нескольких десятилетий Республики. Отцы-основатели, особенно Джордж Вашингтон, занимали очень высокое место в его личном списке героев.
      Он взял молодого шотландцского офицера за руку и направил его в сторону кафетерия. Вблизи, он возвышался над шотландцем, как башня. Следующие слова Майк произнес достаточно громко для того, чтобы их услышали все окружающе. "Ещё я считаю необходимым упомянуть, что у нас есть определенные фундаментальные политические принципы. Один из них был весьма метко сформулирован одним из наших ранних исторических лидеров, когда нашей молодой республике угрожали бандиты."
      Вход в кафетерий был всего в нескольких шагах от них. Майк сделал паузу перед входом, выпустил руку молодого чиновника, и повернулся, чтобы обратиться к создавшейся толпе, состоящей состоящей шотландских солдат и американских зрителей.
      "Миллионы на оборону, но ни цента на выкуп!"
      Американцы в вестибюле взорвались аплодисментами. Джули Симс немедленно начала импровизированный танец с помпонами. "Скажите 'О'!" Ее товарищи по команде и баскетболисты усмехнулись и ответили ревом: "О-бо-ро-на! О-бо-ро-на!" Мгновение спустя все американцы в толпе присоединилась к ним.
      Шотландские солдаты слегка вздрогнули от шума. Все, кроме офицера и его сержанта-ветерана.
      Сержант, оглянувшись вокруг, обратил взгляд в сторону Майка. Казалось, что дополнительные шесть дюймов роста, на которые возвышался над ним американец, ни в малейшей степени не смущали его.
      "Это -- крутая заява, мужик. А вы сможете поддержать её силой?"
      Собственная усмешка Майка не изменилась. "Желаешь попробовать?"
      Сержант неторопливо расплылся в усмешкe не хуже Майкловой. Кривые зубы блистали из-под усов. "Не особо, правду говоря. Я бы предпочел более..." -- он сделал паузу, как бы подбирая слово -- "дружественные отношения."
      Майк кивнул и повернулся к офицеру: "А вы?"
      Но офицер полностью пропустил их разговор. В течение нескольких секунд его внимание было полностью приковано к Джули Симс. Частично это объяснялось, разумеется, привлекательностью юной девушки и аппетитными изгибами её ясно видимой сквозь легкую одежду фигуры. Но, по большей частью, его внимание привлек её атлетизм и бурлившая в ней энергия. Он никогда не видел настолько энергичных девиц.
      По какой-то странной ассоциативной цепочке, бурлящая жизнью девушка заставила его мысль сосредоточиться на сути дела. Настолько резко, что он, кальвинист по рождению и воспитанию, не удержался от богохульства.
      "Кто вы все, во имя Господне?"
     
      Майк объяснил это во время ланча. И по этому вопросу он принял решение несколько дней назад, и не собирался отступать. Правда, вся правда, и ничего, кроме правды. Он не мог уступать соевериям, и не хотел пытаться высчитывать, кому сколько можно рассказать. Просто рассказывал, как мног, на основании тех скудных знаний о происшедшем, которое было и у самих американцев.
      Разговор продолжался многие часы. Задолго до того, как он закончился, шахтеры, по инициативе Эда Пиаццы, доставили всех религиозных лидеров Грантвилля в кафетерий. На машинах, не пешком -- этот превращалось в стратегический оборонный вопрос.
      Майк мог видеть, что, по мере того, как городские пасторы и священники прибывали и присоединялись обсуждению, внутренная напряженность шотландцев постепенно ослабевала. Все это казалось им очень странным, но...
      Христиане. Большинство из них -- ещё и протестанты. Странно, как им удается жить без конфликтов бок о бок с католиками, евреями, маврами и атеистами. И, тем не менее, ухитряются...
      Многие из шотландских солдат, имевших возможность своими глазами лицезреть ужасы войн и религиозной резни, мысленно кивали в знак согласия. Вполне разумное соглашение, если об этом здраво поразмышлять (Да, ещё и эти прекрасные девушки, исполненные энергии!)
      Не колдовство. Никаких признаков колдовства.
      Искусные механики и ремесленники, это правда. И что? Шотландцы уже и так уважали умелых мастеров. Проявлениями колдовства были сильный град не в сезон, таинственные болезни или, например, молоко, скисавшее прямо в процессе дойки. Молоко же, которое они пили, было настолько чисто, что походило на нектар богов. Эти люди выглядят болезненными? Не одной сгорбленной карги во всей толпе. Даже пожилая женщина -- школьный учитель -- выглядела изумительно здоровой (Да, ещё и эти прекрасные девушки, исполненные энергии!)
      То есть, это Божья воля. Его дело, не сатаны. Господь Всевышний счел целесообразным перенести этих людей сюда. Разве это --не предзнаменование само по себе? Ясное, как день, даже для простых солдат?
      Да, ещё и эти прекрасные девушки, исполненные энергии!
  
   Глава 12
  
   Как только Ребекка привела в дом к Ротам шотландского офицера, она с удивлением обнаружила отца восседающим в кресле посреди залы, которую почему-то называли "общей комнатой". Ребекка думала, что это странное название типично для американцев, несмотря на все их почти волшебные способности, во многом они были самым практичным народом из когда-либо ей встречавшихся, даже более практичным, чем деляги из Амстердама.
   Она была рада видеть его сидящим, впервые после сердечного приступа. Более того -оживленно беседовал с обоими американскими врачами, Джеймсом Николсом и Джеффри Адамсом.
   - Ребекка! - бодро начал отец, повернув к дочери голову - У меня отличные новости. - Бальтазар показал на врачей - Они только что...
   Увидев стоящего позади Ребекки офицера, он прервался, его лицо, ещё недавно такое живое, превратилось в застывшую маску. В этом не было никакой враждебности, просто лицо опытного дипломата.
   Ребекка поджала губы: "Дипломата? Лучше будет сказать - опытного шпиона."
   Она знала биографию отца. Их ветвь семейства Арабанелей проживала в Лондоне больше сотни лет, со времен изгнания сефардов из Испании. Их пребывание там де-юре было нелегальным, так как официально евреи были изгнаны с острова за столетия до того, но английские власти смотрели на него сквозь пальцы, пока еврейская диаспора была маленькой и не высовывалась. Не последней причиной такого отношения было и то, что английские короли и высшее дворянство предпочитало пользоваться услугами еврейских врачей.
   Особенно упрочились позиции евреев после вступления на престол королевы Елизаветы, как говорят христиане, в Лето Господне, 1558е. Личный врач Елизаветы, доктор Родриго Лопес был сефардом, и королева полагалась на его мнение как в медицинских вопросах, так и в политических, особенно в том что касалось угрозы представляемой Филлипом Вторым Испанским. Доктор Лопес, выступая как посредник, привлек нескольких членов семейства Абрабанель на службу английской короне в качестве шпионов. Их семейство, одно из величайших среди широко рассеянных сефардов, имело большие возможности чтобы следить за действиями испанцев.
   Дедушка Ребекки, Аарон служил короне до самой смерти, и передал ремесло двум сыновьям - Бальтазару и Уриэлю. Ребекка до сих пор помнила, как в раннем детстве отец брал её в огромный Лондонский порт, где он встречался с португальскими моряками и торговцами, многие из которых были марранами.
   К сожалению, после смерти Елизаветы и воцарения Якова Первого, политический климат на острове резко изменился. Яков был неравнодушен к Испании и согласился с многими их требованиями. Чтобы ублажить испанцев, он даже казнил сэра Уолтера Рейли, по обвинению в государственной измене. Евреи больше, даже в тайне, не приветствовались при английском дворе и давление на общину сефардов усиливалось. В конце концов, в 1609 году Яков изгнал их из страны.
   Несколько семей, включая семью Ребекки, всё же остались в стране. Их покрывали некоторые члены британского правительства, в большинстве своем - пуритане. Пуритане, чьё влияние в английском обществе неуклонно росло, относились к евреям гораздо лучше государственной церкви. Многие их богословы были заинтересованы в изучении еврейских текстов, это было частью их усилий по "очищению" христианства.
   Шотландский офицер вошел в комнату и произнёс первые слова, и как только Бальтазар услышал его неповторимый акцент, его лицо смягчилось. Ребекка увидела как на него возвращаются привычные тепло и ум.
   Она тоже почувствовала обаяние северного диалекта английского, даже не самого акцента, а того что скрывалось под ним. Дажды, когда ей было двенадцать и когда ей было четырнадцать, Ребекка ездила с отцом к своему дяде в Кембридж, этот очаг пуританства, где присутствие двух еврейских врачей, свободно владеющих ивритом и греческим, требовалось для разъяснения каких-то сложных отрывков из Библии.
   - Примите привет от Густава-Адольфа, Бальтазар Абрабанель.
   Слушая этот акцент, Ребекка с нежностью припомнила ревностных пуританских богословов. Вскоре после той поездки, их ветвь Абрабанелей была вынуждена покинуть Англию. Обладавший более авантюрным складом характера, чем его брат Уриэль решил попытать счастья в Германии, в то время как отец, у которого на шее были дочь и больная жена, выбрал Амстердам. Там среди голландских единомышленников пуритан он нашел тихую гавань.
   Бальтазар Абрабанель кивнул:
   - Передайте его Величеству, уверения в моем глубочайшем почтении, ээ...?
   - Маккей, сэр. Александр Маккей, капитан Зеленого Полка короля Швеции, к Вашим услугам.
   Строгими и непоколебыми были эти кальвинисты -лишены чувства юмора и холодны, полная противоположность сефардам - но их почтение к Библии превосходило и католиков и лютеран: "Господь дал народу Аврамову место под солнцем, кто мы такие чтобы подвергать сомнению Его волю?"
   Ребекка почувствовала, как за её спиной вошел в комнату Михаэль Он встал за ней, очень близко, возможно, чуточку ближе чем дозволяется приличиями.
   Ребекка поняла, что на её лице расплывается улыбка и прогнала это выражение с лица, и задумалсь: "Приличия. А о чьих именно приличиях идет речь? Явно уж не об американких! Похоже, они вообще плохо себя представляют себе это понятие. Самый бесстыдный народ который я встречала в своей жизни" - и, вспомнив оказанный ей и её отцу прием: "И, по правде говоря, у них не так уж и много причин для стыда"
   Михаэль был очень близко, и она почувствовала почти непреодолимый порыв опереться на него спиной, но увидев, как отец смотрит на неё, выпрямилась.
   Взгляд был понимающим, Ребекка, разумеется, пыталась убрать любые эмоции из своих ежедневных отчётов отцу. Особенно старалась она, или, по крайней мере думала, что старалась, скрыть любые следы теплоты её отношений с Михаэлем и его поступков.
   Она вздохнула про себя, несомненно, она пыталась слишком хорошо. Бальтазар Абрабанель - один из самых проницательных людей на свете, и ей никогда не удавалось что-нибудь от отца скрыть, да по правде говоря, раньше она не очень-то и пыталсь. Она хмуро подумала: "Меня ждет суровая отцовская нотация. Очень суровая".
   Взгляд Бальтазара вернулся к шотландскому офицеру. Юдифь Рот уже усадила Маккея в роскошно обитое тканью кресло, и тот собирался продолжить разговор. Шотландец быстро оглядел комнату, его явно немного смущало присутствие американцев.
   - Капитан Маккей, вы можете говорить открыто - сказал Бальтазар - принимающая сторона уже знает достаточно о сокровищах, которые я вёз. - он бросил продолжительный взгляд на Михаэля, и Ребекка вздохнула с облегчением - в нём не было злости, лишь признательность и уважение.
   - Более того, если бы не они, а в особенности - Михаэль, на серебро уже наложили бы лапы чудовища Тили. - Он наклонился вперёд и вытянул руки, с усыпанными драгоценностями кольцами на пальцах. - вместе с этим, срезанным с моего тела. - он резко продолжил - и моей дочери, разумеется.
   Он показал головой на потолок:
   - Сундук с деньгами для Вашего короля находится наверху, в моей спальне. Они все там, до единого гульдена. Разумеется, у меня есть расписка.
   - В этом нет необходимости, Бальтазар Абрабанель, - с уверенностью махнул рукой Маккей - ваша честность не вызывает сомнений.
   Может быть, это было странно, но реакция Ребекки на этот жест содержала больше злости, чем гордости: "Конечно-конечно. Сначала вы доверяете евреям свои деньги. Потом, когда у вас меняется настроение, вы обвиняете нас в гнусных преступлениях. И всё из-за того, что мы можем получать доход, не жульничая при этом. В отличии от ваших собственных банкиров. Христиане, что тут скажешь"
   Но злость длилась не долго, и скажем честно, была направлена не на тех. Различные ветви кальвинизма, мало того что были лишены нетерпимости к евреям, так еще и имели собственные убеждения в ценности упорного труда и бережливости, поощряли грамотность, и относились к богатым скорее с восхищением, чем с завистью.
   "В конце концов, это не кальвинисты заставили нас уехать из еврейского квартала в Амстердаме. Моего отца изгнали ортодоксальные раввины, а не христианские священники".
   Она заставила себя сосредоточится на сегодняшнем дне. Отцу мог понадобится её совет, особенно сейчас в этих глубоких и неизведанных водах.
   Как она видела, Маккей тоже уставился на Михаэля. В его взгляде было уважение... и нечто большее, чем след замешательства.
   - Почему? - неожиданно выпалил шотландец.
   - Что почему? - ответил Михаэль, но вопрос был риторическим. Американец положил руки на плечи Ребекки и, обойдя её, оказался в центре комнаты. Остановившись и уперев руки в бока, он уставился на Маккея, его взгляд сверкал огнём.
   - Почему мы - не насильники и воры? - Маккей опустил голову и потряс ей - я не это хотел спросить. Шотландец запустил руку в густые рыжие волосы и нахмурился. Очевидно, подбирал слова.
   За него это сделал отец Ребекки:
   - Просто у них так принято, капитан Маккей. - Бальтазар обвел взглядом американцев в комнате, и его взгляд не надолго остановился на чернокожем враче. - Не то чтобы эти американцы были агнцами. - Улыбнулся он. - Некоторые из них, как я понимаю, даже совершают вооруженные ограбления. Ну, по крайней мере, покушаются на это.
   Джеймс Николс ухмыльнулся. Бальтазар продолжил свой осмотр остальных, теперь он задержал взгляд на Михаэле.
   - И другие правонарушения, я не сомневаюсь. Драки, например. Пьянство, хулиганство, неуважение к представителям властей...
   Теперь ухмылялся Михаэль. Ребекка не поняла, почему, но была рада тому, как в комнате исчезает напряженность.
   С теплой улыбкой, Бальтазар повернулся к Маккею:
   - Но кроме того, это люди которые дорожат своими законами. Законами, которые они принимают сами, знаете ли, с весьма малым почтением к происхождению и чину. Судя по сказанному мне моей дочерью, это самые закоренелые республиканцы со времен древних греков. - Как бы демонстрируя очевидное, Бальтазар развёл руки. - Вот почему, как я считаю, их неосознанным действием, было защитить нас и наше добро. Нарушался закон, видите ли. Их закон, а не королевский
   Еврейский лекарь еще раз взглянул на Михаэля и указал на него пальцем:
   - Спросите его Маккей. Спросите его еще раз. Но не спрашивайте почему? Просто спросите: "а вы подумали хотя бы дважды? Или даже, хотя бы раз?"
   Маккей посмотрел на Михаэля. Американец устало опустил руки. Но в том как он сжал кулаки, усталости не проглядывало.
   - Я не знаю что за мир вы здесь построили, капитан Маккей, - проворчал Михаэль. - Но мы не будем его частью. "Нет", - вы меня понимаете? Покуда длится наша власть, законы будут соблюдаться. Наши законы.
   - И как долго будет она длиться? - спросил Маккей
   Михаэль ответил мгновенно:
   - Так долго, как мы можем её удержать.
   Маккей откинулся в кресле:
   - Тогда у меня есть несколько вопросов. Первый. - он указал на револьвер висящий у михаэля на бедре. - Ваше оружие действительно так хорошо как я... как Леннокс... об этом думает?
   Михаль взглянул на пистолет:
   - Из винтовки я могу попасть в цель размером в дюйм за двести ярдов. С прицелом - за триста ярдов. И я не лучший стрелок среди нас, по крайней мере на больших дистанциях. - он выглянул в окно, будто смотря на город - Есть и другие вещи, которые мы можем сделать. - Его холодные синие глаза снова смотрели на Маккея. - Следующий вопрос. - скомандовал Михаэль.
   Маккей резко качнул головой на потолок, указывая на комнаты наверху:
   - Там лежит небольшое состояние, Майкл Американский. Оно принадлежит шведскому королю, но он дал мне право распоряжаться им по своему усмотрению. Вы встанете под наши знамена?
   - Нет. Мы не наемники. Мы сражаемся только под нашими собственными знамёнами, и никакими иными.
   Раздумывая, Маккей огладил бородку:
   - Тогда, может быть, вы согласитесь на союз? - и поспешно поправился. - Это не должно быть чем-то очень официальным. Просто джентльменское соглашение. А из имеющихся у меня теперь средств я мог бы покрыть затраты.
   Взгляд юного шотландца сместился к окну. На секунду он тоже сжал кулаки. Его взгляд наполнился таким же огнём как у Михаэля:
   - Думай о нас, что хочешь, американец. Мне не больше твоего нравится смотреть, как убивают крестьян и их детей, а их женщины подвергаются разнузданному насилию.
   Его взгляд обратился на окно, а палец правой руки обвиняющее указал на север:
   - Звери Тили захлестнули Тюрингию. Вскоре, они захватят крупнейшие города, и набросятся на окрестности подобно саранче. Я не смогу остановить их, не с моими несколькими сотнями кавалеристов. Но...
   Он посмотрел на револьвер. Внезапно Михаэль просиял и ударил рукой об руку.
   - А... этот вариант союза! - пояснил он, с улыбкой от уха до уха. Неприкрыто свирепое удовлетворение, прозвучавшee в его словах, сверкнулo солнечным лучом, прорвавшимся сквозь тучи.
   - Конечно, Александр Маккей. Мы согласны.
   Меньше чем через минуту, Михаэль, сопровождаемый Маккем, оказался на улице, где десятки его шахтёров болтали с шотландскими кавалеристами. Вокруг них уже собралась внушительная толпа, в основном, из учеников старшей школы, которые подались за ними в город.
   Ребекка увидела из окна, как двигаются губы Михаэля. Она не могла услышать слова, но знала, что произносит перед шахтёрами речь. Мгновением спустя толпа на улице превратилась в вакханалию празднования и хлопков по спине. Джулия Симс и её команда поддержки опять завела свой причудливый танец. И снова, ученики ответили ей громоподобным пением.
  
   Раз! Два! Три! Четыре!
   Кто всех лучше в целом мире?
   Шотландцы! Шотландцы!
  
  
   Пение был достаточно громким чтобы расслышать его через окно. Более чем достаточно. Ребекка подумала что пение было ненормальным, но не лишено какого-то пронзительного очарования.
   Затем группа поддержки завела другую песню, которая окончательно озадачила её.
   Нахмуившись, она повернулась к Джеймсу Николсу. Врач встал и смотрел в окно, хлопая в такт и бормоча те же странные, бессмысленные слова.
   - Пожалуйста, - попросила она, - объясните мне. Что это собственно, означает? - Она с трудом произнесла незнакомые слова - Вперёд Висконсин! Вперёд Висконсин!
   Доктор ухмыльнулся:
   - Это означает, юная леди, что кучка выряженных воров вот-вот получит урок истории. Авансом, так сказать. - Он повернулся к ней, всё ещё ухмыляясь. - Позвольте мне познакомить вас с ещё одним незнакомым американским выражением.
   Белые зубы сияющие на черном лице были, для Ребекки, похожи не меньше чем на геральдический щит.
   - Мы называем это "День Д".
  
      Глава 13
  
      В следующие часы дом семейства Рот был охвачен вихрем бурной деятельности. Майк и Александр Маккей, вместе с Эндрю Ленноксом и Фрэнком Джексоном, провели весь день за большим столом на кухне, планируя их вступление в кампанию. Шли часы а американские шахтеры и шотландцы- солдаты толпами все сновали туда-сюда. Задавая вопросы на входе и получая команды на выходе. Если шотландцы приходили и уходили не задерживаясь, то многие из американцев застревали в доме, оглашая свои мнения и предложения.
      Джули Симс даже явилась, подпрыгивая на кухню, чтобы поприветствовать своего дядю Фрэнка а на самом деле воспользоваться семейными отношениями, чтобы утолить свое жадное любопытство. Маккей немедленно потерял концентрацию на военных вопросах. Полностью. Джули сменила наряд болельщицы на джинсы с блузкой, но с ее фигурой и энергичностью, перемена одежды не имела значения.
      Заметив скрывающуюся в глазах Леннокса ухмылку, Маккей покраснел и старался держать глаза подальше от девушки. Но пока через несколько минут Фрэнк не отослал Джули прочь, Маккею так и не удавалось, снова сосредоточится на деле.
      Маккей думал о крайней рыхлости структуры американского командования, если это можно было назвать командованием, и это казалось ему очень странным. Но если думать, об американцах, то странным в них будет абсолютно все. Но не было никаких сомнений, что Майк и Френк это последняя инстанция при принятии любых решений. Поэтому через некоторое время оба шотландских профессиональных солдата расслабились, и по одному из характерных выражений американцев "поплыли по течению".
      Многие приезжали и собирались в гостиной вокруг вокруг Бальтазара и Ребекки. Оба доктора остались, вместе с Моррисом Ротом. Джудит время от времени забегала к ним послушать, но в целом была слишком занята, таская еду и питье солдатам. Ребекка предложила помочь ей по хозяйству, но Джудит предложение отвергла.
      - Мелисса подъедет в любой момент, - пояснила она, улыбаясь: - Она и так меня проклянет, если увидит, что я обслуживаю мужчин, а уж если она увидит, что это делаете Вы - советник по национальной безопасности - Вы не забыли о своей должности ? - тогда вообще конца и края ее гневу не будет. Зная Мелиссу, можно опасаться, что она начнет пикетировать мой дом..
      Увидев непонимание Ребекки Джудит рассмеялась.- Как я понимаю, Вы никогда не слышали о "Движении за освобождении женщин"?
      Джули Симс стояла рядом, прислушиваясь к разговору. Джудит улыбнулся ей и сказала: - Вы не объясните Ребекке, что это!
      -Конечно! За кусок пирога!
      Джудит ушла на кухню. Улыбаясь, Джули поведала Ребекка об "Освобождении женщин". И если версия восемнадцатилетней девушки заставила бы догматичек из "вуменс либерейшн" побледнеть, то уж на отсутствие у нее энтузиазма они пожаловаться бы не смогли. К тому моменту когда Джули закончила, непонимание исчезло с лица Ребекки. Ее лицо выражало чистой воды шок.
      - Ты шутишь!
      -Конечно, нет! - был ответ Джули. Через мгновение ее взгляд зацепился за что то на улице за окном и Джули выскочила из дома. Спотыкаясь Ребекка села на кушетку и стала прислушиваться к разговору врачей
      Сначала ее мысли были заняты другим предметом. Освобождение женщин? Абсурд! Но как только она уловила обсуждавшуюся тему, все посторонние мысли немедленно покинули ее голову.
      Лицо Ребекки опять выразило недоверие и шок
      Ее отец улыбнулся ей. - Да, доченька. Это то, что я собирался сказать когда мы впервые сюда приехали. Так что ты думаешь о моем предложении?
      От его слов она пришла в недоумение. Неужели он это серьезно? Но посмотрев на обоих американских врачей она поняла, что да, это так.
      Неслыханно! Медицинское сотрудничество между язычниками и иудеями?
      Старший из докторов, которого Ребекка раньше принимала за мавра, прокашлялся. - Вы понимаете, доктор Балтазар, что пока вы будете иметь право на свою долю прибыли в виде одной трети, что врачи получают после выплаты зарплаты медсестер и других работников что Вы все еще будете практически...э-э-э- - Николс колебался. Он явно пытался быть дипломатичным. - Какое-то время, то есть не навсегда-э-э-"
      Бальтазар поднял руку. - Пожалуйста, доктор Николс! Отец Ребекки наклонился и взял книгу, лежавшую на столе рядом с диваном. - Д-р Адамс был столь любезен, что дал мне это вчера. Один из его многочисленных учебников по лекарственным средствам, по которому он учился будучи студентом.
      Бальтазар баюкал тяжелый том на коленях, почти лаская его пальцами. - Боюсь, я был не в состоянии прочесть многое из этого. Здесь так много новых слов, не говоря уже о новых понятий, что требуется тщательно изучать каждую страницу.
      Ребекка посмотрела на обложку книги. Название не привлекло ее внимания. Что делать с основами медицины? Вместо того, чтобы думать об этом, ее взгляд остановился на фамилиях авторов книги. Джордж Уайт, доктор медицинских наук Гарольд О'Брайен, доктор медицинских наук Авраам Коэн, доктор медицинских наук
      Коэн? Ее взгляд упал на Морриса Рота. Американский еврей, казалось, понял вопрос в ее взгляде. Так, по крайней мере, она поняла слабую улыбку и кивок его головы. Да.
      Ее отец еще говорил. -Так что я окончательно осознал, что мне придется учить все заново.
      Доктор Адамс покачал головой. - Это неправда, Бальтазар. Даже не из-за теории. Ваши представления о миазмы как причинах болезней не так уж далеки от истины. И ваши практические знания, во многом превосходит наши собственные. - Он пожал плечами. -По правде говоря, я думаю, вам придется многому научить касательно лекарств, доступных здесь и сейчас.
      Николс усмехнулся. - Я, надеюсь на Вас! Всего один пример, наш запас антибиотиков, уже в ближайшее время закончится, и вряд ли можно будет найти фармацевтическую компанию. - Он сделал кислое лицо. - Тогда что? Глаз тритона? Крылья летучей мыши с кориандром?"
      Бальтазар засмеялся. "Пожалуйста, я всегда считал, что Великий Медицинский Канон Авиценны знает средства почти от каждой болезни. Многие из них кажется даже работают.
      Николс и Адамс смотрели на него скептически. Доктор Абарбанель развел руками. "Конечно, вы должны изучить текст сами, прежде чем что-нибудь прописывать. Нерешительно добавил: "Вы читаете по-арабски? Видя выражение на лицах обоих американских врачей, Бальтазар пожал плечами. - Ну, не важно. Я верю, что большая часть Канона доступна в греческом переводе".
      Николс и Адамс посмотрели друг на друга. Адамс закашлялся. Николс смотрел, как он задыхался.
      - Доктор Абарбанель, - спросил Адамс, - только точно, каким количеством языков Вы владеете?
      - Свободно? - Отец Ребекки пошевелила пальцами. - Боюсь, не более восьми, возможно девять, в зависимости от того что Вы называете "владением". Иврит, арабский и греческий, конечно, это основные языки медицины. Испанский и португальский языки являются родными для моей семьи. И теперь английский, естественно. Я провел большую часть своей жизни на острове. Немецкий, французский. - он опять пошевелил пальцами. - мне кажется. мой голландский становится приличным. Но было бы хвастовством сказать, что я говорю на нем бегло.
      Он замолчал, в задумчивости оглаживая пальцами свою ухоженную седую бороду. - Какие еще? Я могу говорить по-русски и по-польски но не о технических вопросах. То же самое с итальянским и латынью. В свое время я концентрировал усилия на латыни, но из-за политической коньюнктуры я был вынужден прервать учебу, Я был сконцентрирован на латыни, на самом деле, но я был вынужден прервать учебу из-за политической конъюнктуры, поэтому и шведским мне овладеть не удалось. - Он нахмурился. - Это по-своему очаровательный язык, но я почти с ненавистью трачу на него время. На шведском не написано ничего существенного, такого, что не было бы доступно на других языках. Тем не менее, - Он вздохнул. - Я думаю, это было бы целесообразно, учитывая предложенную мне роль...
      Он резко замолчал и наклонился вперед. Лицо его выражало беспокойство. - Доктор Николс? Вы больны?
      - Нет, нет," задохнулся Николс, слабо махнув рукой . - Я только ... кхе, кхе....
      - Иисусе Христе, - прошептал Адамс. - Господь Всемогущий.
      Ребекка откинулась на спинку дивана. Ей удалось успешно, как она думала, не выразить на лице гордость и удовлетворение. Подобно тому, как она уже привыкла любить этих американцев и восхищаться ими, она не могла отрицать удовольствием, которое причинил ей их вид с отсутствующим в этот раз их обычными самоуверенностью и самодовольством.
      Возможно, она скрывала свои чувства не слишком успешно. Мелисса Мэлли вошедшая в этот момент, посмотрела на нее и спросила: - Чему это Вы так радуетесь ?
      Ребекка улыбнулась. Как ей показалось - скромно. "О, я просто обнаружила, что мой отец более талантливый лингвист, чем эти двое врачей. При всех своих недостатках-
      - Ну, конечно!" Мелисса фыркнула. - Американцы - тупые жлобы, когда речь заходит о других языках. Учительница уперла руки в боки и сверкнула на Николса и Адамса взглядом, которым за годы ее работы были запуганы тысячи учащихся. "Что? - спросила она докторов. - Вы действительно думаете, что умнее местных людей?
      Увидев Джудит снующую из кухни с тарелками еды в руках, Мелисса переключила свой гнев на нее - А это что такое? Двести лет прогресса коту под хвост"?
      Сверкающий взгляд остановился на Ребекке. - Нам нужно поговорить, юная леди. И быстро!.
      Ответ Ребекки был предсказуем - Да, мэм.
  
   Глава 14
  
  
      Только поздно ночью тишина и покой наконец-то воцарились в доме Ротов. Все разошлись, кроме Бальтазара, Мелиссы, и непосредственно Ротов. Даже Ребекка отсутствовала. Майкл настоял, чтобы она присоединилась к процессу планирования кампании. К этому моменту заседание стало настолько масштабным, что его перенесли в школу.
      Ее отец, в данном случае, был рад ее отсутствию. Это позволило ему свободно обсудить щекотливую тему в компании других евреев. И Мелиссы, конечно. Но Бальтазар уже оценил её по достоинству.
      "Моя дочь, как мне кажется, сильно увлеклась этим Майклом Стернсом," сказал он. Его тон был мягким и дружеским, а слова открыто приглашали к обсуждению.
      Моррис и Джудит поглядели друг на друга. "Это прекрасный молодой человек," сказала Джудит нерешительно.
      "Ерунда!" - не выдержал её муж. Взгяд, который он устремил на ученого сефарда, был странной смесью воинственности и и извинений за собственную несдержанность. "Прошу прощения за свою резкость, доктор Абрабанель. Но я не собираюсь ходить вокруг да около. Майк Стернз - ближе, чем кто-либо из людей, которых вы можете встретить этом проклятом мире, к проклятому самому настоящему прекрасному принцу. Больше тут и говорить не о чем. Независимо от того, еврей он или нет."
      Моррис наклонился вперед, опираясь локтями на колени. "Вы читали ту книгу, которую я вам дал? Ту, о Холокосте?"
      Бальтазар вздрогнул и поднял руку, как будто защищаясь от демонов. "Столько, сколько смог вынести. То есть совсем чуть-чуть."
      Моррис глубоко вздохнул. "Мир, из которого мы пришли, не был раем, доктор Абрананель. Ни для евреев, ни для кого-либо другого. Но, если там и были дьяволы, там были и те, кто с ними разбирался."
      Он поднялся и подошел к камину. На каминном полке, рядом с семисвечником, стояла маленькая черно-белая фотография в рамке. Моррис взял её и принес отцу Ребекки.
      Он указал на одного из людей на фото. Это был очень малорослый человек, изнуренный до того, что был похож на обтянутый кожей скелет, одетый в полосатую робу.
      "Это - мой отец. Место, где была сделана фотография, называют Бухенвальд. Так уж случилось, что это недалеко отсюда." Он указал на другого человека на фотографии. Более высокий, выглядящий здоровым, несмотря на очевидную усталость и грязь, в армейской униформе.
      "Это - Том Стернс. Дедушка Майкла. Он был сержантом в американской части, которая освободила Бухенвальд от нацистов."
      Он поставил фотографию обратно на полку камина. "Мало кто в курсе, но западновирджинцы дали больше солдат (в процентном отношении, разумеется, не в абсолютных числах) в боевые подразделения американской армии, чем любой другой штат в стране, во время каждой серьезной войны, которую мы вели в двадцатом веке." Он повернулся к Абрабанелю. "Именно поэтому мой отец направился сюда, когда он, после войны, эмигрировал в Соединенные Штаты. Даже при условии, что он, после приезда, долго был единственным евреем в Грантвилле. Видите ли, Том Стернс пригласил его приехать сюда. Многие другие поехали в Израиль, но мой отец хотел по соседству с человеком, который вытащил его из Бухенвальда. Это было самое безопасное место, которое он мог вообразить."
      Моррис уставился на отца Ребекки. "Вы понимаете, что о чем я говорю, Бальтазар Абрабанель?"
      "О, да," шептал доктор. "Когда-то, в стране Сфарад, у нас была мечта." Он закрыл глаза, цитируя на память стихи поэта одиннадцатого столетия:
      "Друг, проведи меня через виноградник, дай мне вина
      И моей будет каждая капля радости...
      И если я скончаюсь раньше тебя, о друг мой, выбери
      Место для моей могилы, место моего упокоения, среди виноградников."
      Моррис кивал. Потом повернулся, указывая на что-то кивком головы. "Мой отец похоронен на городском кладбище. Недалеко от Тома Стернса, и недалеко от отца Майкла, Джека." Его взгляд снова обратился к Балтазару. "И это - то, что я должен был вам сказать, доктор Абрабанель."
      Проницательный взгляд Бальтазара обратился к Мелиссе. "А Вы?"
      Мелисса хихикнула. "Я вряд ли назвала бы Майкла Стернза 'принцем'!" Потом, склонив голову набок, она скривила губы. "Нууу... возможно. Пока мы говорим о Генрихе, принце мошенников."
      Бальтазар был поражен. "Принц из 'Генриха IV'?" - спросил он - "Вы знаете эту пьесу?"
      Теперь настала очередь Мелиссы быть пораженной. "Конечно! Но как вы..." Ее челюсть упала.
      "Я видел её в театре, как же ещё?" ответил Бальтазар. "В театре Глобус в Лондоне. Я никогда не пропускал ни одной из его пьес. Всегда посещал премьеры."
      Он поднялся и начал неторопливо расхаживать по комнате. "На самом деле, я только что вспоминал одну из них. Не 'Генрих IV', разумеется. 'Венецианский купец'"
      Он остановился, улыбнувшись аудитории. Выражение на лицах Морриса и Джудит Рот теперь было близко к тому, которое застыло на лице Мелиссы. Удивленно открытые рты, выпученные глаза.
      "Самый замечательный драматург в мире, по моему мнению." Он покачал головой. "Я боюсь, что вы все неверно истолковываете мой вопрос по поводу Майкла. Меня не волновало, какого вероисповедания он придерживается."
      Фырканье Бальтазар выражало удивление, смешанное с раздражением. "Вот ещё! Я - философ и врач, а не ростовщик. Что вы думали? Вы действительно ожидали, что я начну воздевать руки от отчаяния, что моя дочь могла бы увлечься неевреем?"
      Внезапно, он сжал руки и воздел их в театральном отчаянии. С тем же самым актерским талантом он взмахнул головой. "O, моя дочь! O, мои дукаты!"
      Мелисса захохотала. Бальтазар улыбнулся ей. Моррис и Джудит смотрели на него.
      Бальтазар опустил руки и присел обратно на кровать. "Нет, друзья. Я уверяю вас, что мое беспокойство было довольно приземленным." На мгновение выражение его доброжелательного лицо стало строгим, почти горьким. "Ни я не питаю особой любви к ортодоксальным евреям, ни они ко мне. Я был отлучен, потому что утверждал, что из работ Аверроэса Мусульманина можно узнать не меньше, чем из трудов еврея Маймонида."
      Он вздохнул и опустил голову. "Да будет так. Кажется, я нашел здесь свой дом. И моя дочь. Я всего лишь желаю ей счастья. Это было единственной причиной, по которой я начал этот разговор."
      "Он - принц," сказала Мелисса мягко. "Во всем, что имеет значение, Бальтазар. В том, какими бывают такие люди в этом жестоком мире."
      "На это я и надеялся..." - пробормотал доктор Абрэбэнель. Он снова усмехнулся. "Разумеется, это будет непросто для Ребекки. Я боюсь, что, возможно, слишком старательно ограждал ее от реальностей жизни. Ее голова полна поэзии."
      "Мы это исправим" - проворчала Мелисса - "Первым делом."
      Джудит Рот наконец-то удалось говорить. "Я не могу поверить в это. Вы на самом деле..." -- Она почти задыхалась, произнося следующие слова -- "Вы на самом деле видели Шекспира? Лично?"
      Бальтазар, хмурясь, поднял голову. "Шекспир? Уилл Шекспир? Ну, конечно. Не Вы не можете не заметить его, находясь в театре Глобус. Он повсеместно. Никогда не упускает шанс посчитать зрителей. Дважды, обычно."
      Всё ещё слегда ошеломленный Моррис подошел к книжному шкафу у стены. Он достал толстый том и принес его Бальтазару.
      "Мы говорим о том самом Шекспире, не так ли? Самой великое фигуре в английской литературе?"
      Все еще хмурясь, Бальтазар взял книгу и распахнул обложку. Когда он увидел заглавие, а затем оглавление, он почти задыхался.
      "Шекспир не писал этих пьес!" -- воскликнул он. Качая головой: "Ну, некоторые из них, возможно. Частично. Небольшую часть. Те, которые выглядят плодом коллективного творчества. Небольшие фарсы, типа 'Бесплодных Усилий Любви'. Но большие пьесы? Гамлет? Отелло? Король Лир?"
      Видя выражение на лицах собеседников, он сорвался в смех. "Дорогие мои! Все знают, что эти пьесы на самом деле были написаны ... " -- Он глубоко вздохнул, готовясь к декламации -- "Лорд Эдвард, Граф Оксфордский, седьмой этого имени и седьмой в порядке наследования английской Короны."
      Бальтазар фыркнул. "Некоторые, заметьте, настаивают, что настоящий автор -- сэр Фрэнсис Бэкон, но это было просто уловкой, чтобы сбить со следа ищеек. Театр -- слишком недостойное графа Оксфорда занятие, чтобы он мог открыто признать свою вовлеченность. Поэтому он и прикрывался именем Шекспира."
      Он смотрел на книгу. "Очевидно, беллетристика стала историческим фактом. Так проходит слава мира!"
      В его глазах промельнул отблеск удовлетворенности. "Но, возможно, это - просто правосудие. Эдвард был, во многом, не лучшим из людей. Я знаю -- я был его врачом."
      Он опять уставился на книгу. "Да, это правосудие, на мой взгляд. Граф был должен мне, и отказался платить по счету."
      Доктор Абрабанель погладил Собрание Сочинений Уильяма Шекспира, как человек мог бы ласкать сокровище. "Вам не кажется, что это намного более приятная месть, чем примитивный фунт плоти, который требовал Шейлок?"
  
   Глава 15
  
      Ганса Рихтера пробудил удар сапога по заднице. Удар был резким, быстрым, почти зверским.
      "Вставай, парень" -- услышал он команду Людвига -- "Прямо сейчас. У нас есть работа, которую надо сделать." Последовавший за этим смех был, скорее, жестокой насмешкой. "Цыпочка, сегодня ты узнаешь, какова на вкус настоящая битва."
      Ганс смутно слышал Людвига, ковыляющего вдаль. Как всегда, шаги здоровяка были тяжелы, как свинец. Он был похож на тролля, ворочающегося в пещере.
      Застонав, Ганс повернулся на земляном полу на другой бок. Его голова раскалывалась от боли. Примерно минуту, крепко зажмурив глаза, он боролся с желанием вырвать. Борьба была жестокой, и не потому что он заботился о содержимом свего желудка, а потому что он не хотел больше выносить насмешки Людвига. Если бы Ганс был один, он бы с удовольствием избавился от той еды, что была в его животе, даже учитывая, что это была первая еда, которую он съел за последние два дня.
      В любом случае, большая поглощенного им была вином. Дешевое, плохое вино -- самодельное вино, которое можно найти на бедной ферме. Другие наемники, во главе с Людвигом, настояли, чтобы он выпил свою долю.
      "Более, чем мою долю," пришла мысль. "Я выпил больше, чем мне было надо. Нарочно. Это вызвало их насмешки, как быстро я напился. Но напиться - это было именно то, что я хотел. Это меня оправдало."
      Память о предыдущей ночи потрясла его мозг. Ганс открыл глаза. Он уставился на труп, не больше, чем в трех футах от него. Обитатель фермер. Мужчина уставился в потолок сельского дома слепыми глазами. Грубая одежда спеклась на животе от засохшей крови. На трупе роились мухи.
      Ганс снова почувствовал острое желание вырвать. И снова отчаянным усилием его подавил. Его членство в роте наемников было совсем недавним и висело на ниточке. Если солдаты решат, что он непригоден к их ремеслу, то он опять окажется среди обозного сброда. Снова безоружный. Снова.
      Всё, что угодно, лучше, чем это. На нем всё ещё лежала обязанность защитить то, что осталось от его семьи. Людвиг защищал его старшую сестру Гретхен от других солдат, так как она была его личной любовницей. Но Аннелиза, которой только исполнилось четырнадцать, уже притягивала их похотливые взгляды. В качестве сестры наемника у нее был некий статус. Ещё была его бабушка. Если Ганс потеряет место в роте, то Аннелизу пустят по рукам ещё до её следующего дня рождения. Его бабушка умрет, брошенная, где-нибудь в чистом поле.
      Ганс решил, что справился с желудком. Он поднялся и двинулся к дверному проему. Он старался не смотреть на два трупа, валявшихся в углу строения. Старухи. Вероятно, мать фермера и его тетя. Старые карги, неинтересные солдатам. Ганс помнил, как небрежно Людвиг и ещё один наемник убили их, как будто пару цыплят.
      Ещё он старался не смотреть на единственную в доме кровать. Предыдущей ночью наемники активно использовали её. Ганс пил вино так быстро, как только мог выдержать его желудок, чтобы избежать того, что происходило на кровати. Людвиг и его подручные настаивали бы на его участии. Опьянение было единственным приемлемым оправданием.
      Сейчас кровать была пуста. Фермерскую дочку, вероятно, выкинули из дома этим утром, присоединив к прочему лагерному сброду, как и её младшего брата. Ее судьба не будет лёгкой, а судьба её брата будет ещё тяжелей. В отличие от Гретхен, сестры Ганса, девушка не была достаточно привлекательна, чтобы стать постоянной сожительницей одного из солдат. Она превратится в прачку и проститутку. Ее брат станет одним из многих обозных пострелов, предназначенных для выполнения разных поручений наемников и исполнения всяких мелких работ, которые те не хотели делать. Его будут бить по любому поводу, или, достаточно часто, просто по пьяной прихоти. Если он выживет, то мальчик сможет, в конечном итоге, сам стать наемником.
      Как бы то ни было, это было маловероятно. Ганс прикинул, что пацану не больше десяти лет от роду. Ему будет доставаться меньше еды, чем кому бы то ни было другому, то есть явно недостаточно. Голод и болезни, вероятно, ухайдокают его задолго до того, как он сможет дорости до относительно безопасного статуса наемника.
      Ганс, споткнувшись, вывалился из дверного проема во двор фермы. Яркий солнечный свет, несмотря на приносимую им головную боль, был счастливым облегчением. Он мог выносить телесные муки. Он когда-то был сыном печатника, не таким уж избалованным, даже по сравнению с крестьянами. Он был близко знаком с болью, голодом и тяжелой работой. Но иногда он задавался вопросом, сколько времени его душа была способна вынести новый мир, в котором ему приходилось выживать. Свет, казалось, слегка облегчал это бремя.
      Людвиг и его люди криками и ударами собирали обозников, маркитанток и прочих во что-то вроде походного порядка. В обозе было приблизительно пятьдесят человек, главным образом женщин и детей, чтобы обслуживать двадцать наемников под командой Людвига. У Людвига не было никакого звания в отряде, по крайней мере, официально. С его размерами и властностью, это было излишним. Подобная неофициальная договоренность была типична для армии Тилли. Офицеров это не волновало до тех пор, пока солдаты были в состоянии выполнять свои обязанности в тех редких случаях, когда "армии" предстоял настоящий бой или осада.
      Обозный сброд был тяжко нагружен снаряжением наемников и награбленным теми имуществом. "Награбленное", по правде говоря, было весьма жалким. В крестьянских домах нельзя было найти ни золота, ни серебра, ни драгоценностей, и небольшие немецкие города давали немногим большую добычу. Часть "добычи" вызвала бы смех Ганса, если он не знал о той резне, в результате которой она была получена. Одна из женщин -- наложница Диего Испанца -- покачивалась под весом под кроватной рамы, сделанной из кованого железа. Диего вынудил бедное создание нести на себе эту штуку в течение семи недель, даже при том, что она была ему совершенно не нужна. Испанец был разъярен, что в доме не нашлось ничего иного, представлявшего хоть какую-то ценность. Он потратил два часа, пытая владельца в надежде выведать информацию о спрятанном сокровище. Но сокровища не было. Как и в предыдущие разы. Только кровать. После того, как Диего покончил с хозяином, кровать была слишком сильно пропитана кровью, чтобы представлять хоть какую-то ценность. Но он настоял на том, чтобы прихватить с собой раму.
      Маленькая женщина, колеблющаяся под тяжестью рамы, споткнулась и упала на колено. Лицо Диего, наблюдавшего за ее неудачей, исказилось гневом. Он подскочил и жестоко пнул её, заставляя растянуться на земле. Она не издала ни звука. Ее лицо изменило выражения. Она просто подтянула ноги под себя и покачнулась, пытаясь встать на ноги.
      Вздрогнув, Ганса отвел взгляд. В ту же секунду он заметил свою собственную семью. Гретхен, как обычно, возвышалась в центре толпы обозного сброда, а его сестра и бабушка были поблизости. Его бабушка и Аннелиза тоже несли какие-то узлы, но Гретхен всегда тащила самую большую поклажу, даже при том, что она была обременена ещё и ребенком. Она была крупной женщиной, молодой и сильной, и никогда не позволяла своей симпатичной внешности вскружить ей голову.
      Ганс не был удивлен, увидев, что новейшее дополнение к группые обозников находится под покровительством Гретхен. Дочь фермера, казалось, находилась в прострации. Ее младший брат всхлипывал. Тем не менее, слез не было видно. Он вплакал все слёзы, которые мог, уже несколько часов назад.
      Ганс вздохнул и пошел в их сторону. Через несколько секунд Людвиг потребует, чтобы он был на месте. Но сначала он хотел говорить с Гретхен.
      Когда он приблизился, протиснувшись через небольшую толпу, Гретхен повернула к нему голову. Она что-то говорила Аннелизе, но закрыла рот, как только заметила Ганса. Ее лицо немедленно напрягалось, как статуя. Ее глаза, несмотря на естественно теплый светло-коричневый цвета, казались столь же холодными, как зима.
      Когда Ганс подошел к Гретхен, он поглядел на фермерский детей. Теперь - сирот. Заторопился, лихорадочно выталкивая из себя слова.
      "Я этого не сделал -- клянусь, Гретхен. Я сразу же напился." Почти в отчаянии, он кивнул в сторону дочери фермера. "Спроси ее. Она тебе скажет."
      Жесткое лицо Гретхен смягчилось, отразив бессильный гнев. "Ты думаешь, что бедная девочка помнит лица?" вопросила она требовательно. Ее взгляд устремился на группу солдат, строящихся во что-то вроде неаккуратной колонны. Пристальный взгляд был воплощением горечи. "Я -- нет. Слава Богу."
      Ребенок устроился в левой руке Гретхен, повернул голову и смерил взглядом Ганса, рассредоточенным взглядом младенца. Его рот изогнулся в улыбке от видa знакомой внешности Ганса. Ребенок счастливо булькнул.
      Это зрелище и звуки растопили гнев Гретхен. Ганс почувствовал прилив благодарности ребенку, за то, что тот переломил напряженность.
      Как и прежде, Ганс удивлялся этой своей привязанности. Он полюбил Вильгельма, в немногие месяцы, прошедшие с его рождения. Гретхен же, положительно, любила его до безумия.
      Действительно, странно. Вильгельм был сыном Людвига. Вероятно. После первого дня, когда их город был разграблен и сожжен армией Тилли, и Людвиг, с его людьми, ворвался в печатную мастерскую их отца, Гретхен была предназначена для исключительного использования Людвига. Ребенок, конечно, напоминал своего вероятного отца. Как и Людвиг, он был синеглазым блондином. И уже сейчас он подавал надежды, что, со временем, мог бы вырастить до размеров Людвига.
      Взгляд Гретхен снова обтратился на Ганса. Он с облегчением увидел, что враждебность его сестры полностью испарилась.
      "Всё в порядке, Ганс. Мы справимся, как можем." -- в этот момент раздался вопль. Рёв Людвига, призывающего его -- "А теперь иди. Я присмотрю за семьёй."
      Услышав это слово, стоявший рядом с ней рыдающий десятилетний мальчик внезапно обнял бедро Гретхен. Мгновение спустя его сестра присоединилась к нему, сжимая руку Гретхен. Ошеломленное выражение в ее глазах, казалось, немного полегчало.
      "Семья" Ганса, это было достаточно очевидно, только что приросла. Он не был удивлен. Минимум треть лагерного сброда 'принадлежала' Гретхен. Или была 'удочерена' ей, называйте это, как хотите.
      Снова раздался рев Людвига. На этот раз, сердитый. Очевидно было, что Ганса ожидала взбучка.
      "Иди", прошипела Гретхен.
     
      Взбучка была несерьезной. Людвиг пребывал в хорошем настроении, насколько это невинное выражение применимо к троллю в человеческом облике. Причиной его веселости, разумеется, был Ганс.
      "Тебе предстоит настоящее сражение, цыпленок!" -- рычал Людвиг -- "Кого-то из наших парней потрепали где-то южнее. Так что мы собираемся разграбить Баденбург, чтобы преподавать этим протестантским блядям урок." Усмешка на бородатом лице здоровяка была откровенно издевательской. "Больше тебе не удастся бездельничать в тыловой роскоши. Ты попробуешь крови ещё до окончания сегодняшнего дня. Или сам превратишься в окровавленный труп!"
      Наемники-ветераны, стоявшие поблизости, присоединились к ржанию Людвига. Смех был, по большей части, добродушен. Но юмор Диего Испанца, как обычно, отдавал садизмом.
      "Ты уж точно превратишься в выпотрошенный трупак" -- предсказал он. Насмешка на его лице превратилась в хитрый взгляд. Диего схватил себя за промежность. "Аннелиза становится всё привлекательнее с каждым днём!" захохотал он.
      Ганс почувствовал укол гнева, пробежавший по позвоночнику. Он презирал и ненавидел испанца так, как не презирал никого другого в группе Людвига. Даже больше, чем самого Людвига. Людвиг был скотом, животным, людоедом. Диего был чем-то намного худшим. Людвиг не случайно выбирал его всякий раз, когда им нужно было кого-то пытать.
      Все же Ганс ничего не сказал. Он отвел глаза. Он боялся Диего. Болезненно выглядящий испанец был некрупным человеком. Ничто по сравнению с Людвигом. Но он был дик, как ласка, и так же смертельно опасен.
      Ганс приготовился к дальнейшим насмешкам. К счастью, к ним не спеша приблизилась небольшая группа всадников, привлекшая всеобщее внимание. Капитан, "командовавший" группой Людвига, прибыл, чтобы отдать приказ.
      Ганс даже не знал имени капитана. Это было бессмысленно. Ганс получал приказы от Людвига. Он искоса взглянул на капитана и троих его сопровождающих.
      Но когда он увидел в этой группе священника Ганс вниматеельно уставился на него. Очевидно, наряду с приказами предстояла проповедь. Священник, почти наверняка, был иезуитом, уполномоченным Папской Инквизицией. Он должен был привать войска биться во славу Имени Божьего.
      Предположение Ганса было подтверждено презрительным бормотанием Диего. Испанец презирал иезуитов и Папскую Инквизицию. Он их называл слабодушными говнюками. Диего любил хвастаться деяниями испанских доминиканцев и их Святой Инквизиции. Испанская Инквизиция подчинялось испанской короне, а не Ватикану. Они могли делать, что считали нужным, и будь прокляты проклятые итальянцы Папы Римского с их мелочной 'законностью'. Просто сожгите мерзких еретиков. В любом случае, все они евреи и еврейские подпевалы, если не натуральные мавры.
      Испанцы называли это "Limpieza". Чистая кровь, подлежавшая защите от заразы. Это было для них так же важно -- даже более важно, по правде говоря -- чем беспокойство Папы Римского о религиозной догме.
      Капитан закончил краткий диалог с Людвигом. Священник тронул поводьями свою лошадь, понуждая её выйти вперед.
      Разумеется, проповедь.
     

***

     
      Ганс постарался не обращать внимания на проповедь. Он даже не смотрел на Иезуита, чтобы его глаза не предали его. Он просто уставился на землю, сжимая руки, как будто в молитве.
      Священник говорил о необходимости охранять католическую веру от ереси.
      Ганс не мог не слышать слова. Его мысли кипели яростью.
      Лгун. Мы и сами были католиками. Весь наш город был католическим.
      Священник защищал истинную веру.
      Мы стояли на коленях в католической молитве, когда ваши "католические" наемники ворвались в отцовскую мастерскую.
      Осуждение протестантов.
      Протестанты убили моего дедушку и забрали мою мать. Но именно ваш добрый католик Людвиг воткнул меч в живот моего отца, когда тот поднимал вверх четки, пытаясь оборониться.
      Теперь - осуждение греха.
      И что же это было, священник, когда твои солдаты делали ублюдка моей сестре? Действительно ли это был её грех, когда она лежала, привязанная за руки и ноги к кровати нашего отца?
      Ему удалось не услышать остальное. Мысли Ганса унеслись куда-то далеко. Холодные и безнадежные. Совершенно отчаянные мысли, настолько, насколько могут быть таковыми мысли восемнадцатилетнего молодого человека.
      Ганс знал правду. Восстание сатаны, надолго загнанное было в угол, наконец-то одержало победу. Бог не сидел больше на небесном троне. Его заменил Зверь. Одеяния духовенства носили подручные Змея, а не Божьи слуги. Все духовенство, всех вероисповеданий. Сами вероуисповедания были бессмысленны. Причуды сатаны, не более. Князь Тьмы развлекался, мучая страны и народы.
      Проповедь закончилась. Ганс, если бы он все еще хранил тот остаток веры, который сохранила Гретхен, должен был бы возблагодарить Бога. Но больше не было никакого Бога, которого нужно было благодарить. Не было ничего.
      Ему едва удалось сдержать себя на самом краю. На дне этой пропасти отчаяния было самоубийство. Гансу довольно часто эта мысль казалась соблазнительной. Но...
      Он раздул ноздри и сделал глубокий вздох. Все еще уставившись на землю, все еще со сжатыми в молитвенном жесте руками.
      Однако, он не молился, несмотря на то, что он изо всех сил сжал ладони. Ганс Рихтер просто напоминал себе, что не все ещё потеряно. У него все еще было что-то. Что-то собственное, и что-то, что он мог дать другим.
      Семья. То, что у меня осталось. То, что я буду защищать, как только смогу. Несмотря ни на что.
  
   Глава 16
  
      'Сколько их, по твоему?' - спросил Маккей.
      Эндрю Леннокс близоруко прищурился. Затем, вспомнив про свой новый подарок от американцев, извлёк очки и поместил их на нос. Ему потребовалось не более пяти секунд, оглядев поле, вынести вердикт:
      'Две тысячи. В соотношении двое к одному. Может быть даже меньше. Тили консервативнее, чем Густав Адольф. И это один из самых слабых и захудалых его отрядов. Артиллерии у них вообще нет.'
      Маккей кивнул. 'И по-моему, около того'.
      Позади него встрепенулся Майк. 'Двое - к - одному?'
      'Соотношение пикинеров к аркебузирам', ответил Маккей. Шотландский офицер указал на крепко спаянную массу людей, приближающуюся к их собственному отряду.
      'Видишь построение? Это классическая терция (*1) испанской школы.
      Все армии Габсбургов так строятся для боя, хотя имперцы (*2) предпочитают более высокую долю аркебузиров, чем испанцы. Впечатляет, не правда ли?'
     
     (*1) Терция (исп. tercio) - боевое построение, использовавшееся испанской армией в XVI-XVII веках и представлявшее собой пикинёрскую фалангу либо баталию с аркебузирами в первых двух рядах и пикинёрами в задних четырёх. Также терция могла иметь вид квадрата пикинёров, с четырьмя меньшими квадратами мушкетёров при углах основного.
     По мере приближения войск неприятеля аркебузиры стрельбой нарушали строй противника, и затем либо брались за шпаги и проникали в образованные промежутки, либо отходили за пикинёров, позволяя тем вести рукопашный бой с растрёпанным противником.
     Для атак кавалерии терция была почти неуязвима, так как выжившие после обстрела всадники вместе со своими гигантскими лошадьми-дестриэ погибали на пиках, а рейтар, полагавшихся на пальбу из пистолетов, просто убивали из аркебуз (каждый всадник занимал больше места по ширине фронта и имел большую вертикальную проекцию, вследствие чего конница имела меньшую огневую мощь и одновременно была более уязвима для ответного огня).
     Самым слабым местом терции, как и любого построения, подобного каре, были углы, которые могли быть довольно легко прорваны, так как на каждую из сторон в них приходится в два раза меньше пик, чем по фронту, и если противнику удавалось проникнуть в глубину строя, терцию ждала неминуемая гибель.
     Долгое время терции считалась непобедимой, до битвы при Рокруа.
     Ражнев В. В. История боевого фехтования.
     http://ru.wikipedia.org/wiki/Терция_(строй))
     (*2) Имперцы - Габсбурги почти четыре столетия занимали трон Великой Римской Империи
     
      Майк рассматривал наступающие шеренги. Он не имел возражений против слова 'впечатляет', зрелище действительно потрясало.
      Императорская армия казалась гигантским мастодонтом, угрожающим наблюдателю своими огромными сверкающими бивнями.
      Никто ещё не подозревал, что вскоре классическую терцию ожидает отставка и забвение. Наемники Тилли были сбиты в прямоугольник шириной примерно в пятьдесят рядов и около сорока глубиной, перекрывая не более чем пятьдесят ярдов фронта (*3).
      На каждого бойца приходилось не более трёх футов по фронту (*4), по глубине шеренги смыкались ещё плотнее. Строй был так плотен, что даже по чистой и ровной поверхности сельского поля он мог двигаться только медленно и осторожно.
      Из рассказов Маккея и Леннокса Майк знал, если бы Тили привёл сюда всю свою армию целиком, таких коробок, как эта терция, подступало бы шестнадцать или семнадцать. Двигаясь бок о бок, они бы наваливались на любое препятствие подобно льдам. Медленно, и столь же неотвратимо.
      Центр строя держали пикинеры. Их огромные пятнадцатифутовые (*5) взметённые копья сверкали даже в пасмурный день. Пять сотен аркебузиров прикрывали фланги. Их основной задачей было отгонять рейтар (*6), вооружённых пистолями своего архаичного времени (*7), и отвечать им своими залпами. Их общий натиск и завершающий удар пиками должны были решать судьбу сражения. Именно так было в течение целого столетия и даже более.
     
     (*3) ярд - около 90 см, 50 ярдов - примерно 45 метров
     (*4) 90 см на бойца, значит интервал между соседями справа и слева около 15 см
     (*5) около 4,5м
     (*6) 'рейтары' - от 'reiter' всадники, наёмные конные отряды вооружённые огнестрельным оружием. Холодное оружие для рейтар имело вспомогательную роль. Рейтары обстреливали противника, не допуская его сближения для рукопашной схватки. Дальнобойность у пистолетов рейтар, скорее всего, была меньше, чем у аркебузы. В оригинале использовано просто 'кавалерия, вооружённая пистолетами'.
     (*7) перевести 'pistol', которым вооружён кавалерист 17 века просто как 'пистолет' рука не поднимается. Далее по тексту, шотландцы будут стрелять из пистолетов с колесцовым механизмом. По 'механизму' здесь ясно, что пистолеты древние, и совсем не такие, как у главных героев.
     
      По крайней мере, так считалось в теории и подтверждалось практикой того времени. Словно в унисон мыслям Майка, на этот счёт, высказался стоящий слева Фрэнк Джексон. 'Глянь на этих смертников. Одна кассетная бомба выбьет этот отряд целиком'.
      'У нас нет кассетных бомб', мягко уточнил Майк.
      Френк фыркнул. 'У NVA (*8) тоже не было. Но я скажу так, маленьким резким ублюдкам из вьетконга в их черных пижамах эти парни пришлись бы по вкусу. А вот и фа-а-рш! И уже приготовленный под рыбном соусом.' (*9)
      От представленной картинки Майк поморщился. С войны Фрэнк вернулся в дом вместе с женой-вьетнамкой. За следующее десятилетие Диана Джексон, в высшей степени хорошо приспособилась, а её имя зазвучало на американский лад. Но до сих пор она настаивала на приготовлении вьетнамской кухни с богопротивным рыбным соусом не реже одного раза в месяц.
      'Нуок мам' (*9), повторил Фрэнк. При других обстоятельствах, очевидное удовольствие в его голосе было бы странно. Как ни обожал Фрэнк свою жену,
      рыбный соус он любил не больше, чем любой другой коренной американец.
     
     (*8) NVA - North Vietnam Army - Северовьетнамская армия. Френк вспоминает бойцов вьетнамского сопротивления Вьетконг, одевавшихся в кимоно - свободные халат и штаны, среди которых встречались и чёрные.
     (*9) В тексте оба раза, здесь и чуть ниже, Фрэнк произносит Nuoc mam [нуок мам] - рыбный соус с очень специфическим вкусом, ключевой элемент вьетнамской и тайской кухонь, аналогичный соевому соусу в китайской.
     'Mincemeat' - мясная начинка
     'coming up' - стандартный возглас разносчика, поваренка или подмастерья, который подносит очередной компонент блюда или какой-то сложной конструкции. 'А вот и ...'.
     
      Прислушивавшийся Маккей, может и не вполне точно, но самую суть высказывания Фрэнка уловил. 'Вы столь уверены?' Шотландец указал на приближающегося врага. 'Они превосходят нас числом вдвое'. Он посмотрел налево, где был расположен сброд наёмников-протестантов Эрнста Гофмана. Там их около пяти сотен, чуть более или менее. Это войско стояло столь беспорядочно и не дисциплинировано, что сосчитать точно было попросту невозможно.
      'Нет смысла считать эту жалкую массу, которая будет разбита за минуту'
      Майк пожал плечами. "Я вообще не полагаюсь на подонков Хоффмана. Я настаивал, расположить их здесь, только чтобы они убрались из города'.
      Он огляделся вокруг. Маленькая армия американцев, протестантов и шотландцев выстроилась менее чем в полумиле к северу от Баденбурга. Он был огорожен стенами, что весьма необычно для города такого скромного размера и менее шести тысяч населения. Эти стены, более чем что-либо ещё, определили направление деятельности Майка за прошедшие две недели. Хоффман, мягко говоря, был не расположен рисковать, выводя своих наемников в открытое поле. Но Майк настаивал, а Маккей подсластил требование некоторой суммой деньжат от короля Швеции.
      Когда Майк повернул голову назад, то обнаружил, что молодой шотландский офицер бросил на него очень своеобразный взгляд. Маккей ещё не вполне преодолел свой шок от полной степени осознания всех намерений Майка.
      Разгром отряда Тили был всего лишь частью этих планов.
     ***
      - Освобождение Баденбурга, - пояснил Майк - потребует что-то сделать ещё и с протестантскими головорезами. Решительно, и если будет необходимо, беспощадно.
      Даже Леннокс, со всем его жутким опытом кровопускания (*10) был впечатлён хладнокровием Майка.
      - Да, Маккей, я настолько уверен, что... - Глаза Майка пробежали по передовой линии своих бойцов.
      Дружинники UMWA (*11), усиленные выпускниками школы лежали за бруствером из поваленных деревьев.
      Если в точности, здесь находилось 289 американцев. Все они были одеты в охотничий камуфляж, и все они были вооружены мощными винтовками.
      Скептически настроенный Маккей всё же согласился позволить американцам занять позиции по центру. Свою кавалерию он поделил поровну и выстроил на обоих флангах. Каждый шотландец, по меньшей мере, усомнился, поняв, какую Майк задачу для них приготовил Майк.
      Преследовать? Да-да, конечно.
      Не значит ли это, что Вы... гм... уже победили врага?
      Майк слегка улыбался. Он не думал, что через полчаса шотландцы всё ещё будут ухмыляться свысока. Он обратил взор на врага, который находился менее чем в двухстах ярдах от них. Терция пересекала открытое поле медленно, будто черепаха.
     
     (*10)"grisly experience" - "кровавый опыт", "кошмарный опыт", "ужасный опыт". Сцена из фильма ужасов может быть "grisly", когда кровища потоками, как на средневековом поле битвы.
     (*11) The UMWA - the United Mine Workers of America, т.е. Объединенные Рабочие Шахт Америки, (ОРША)
     "UMWA members" - дословно "члены UMWA", но так и подмывает перевести "дружинники UMWA". Это - классическая "рабочая дружина, усиленная прогрессивной молодежью", прям по Лукичу. Лукич- партийная кличка В.И.Ульянова (Ленина) в 1917г. Майк, опираясь на шахтеров-"дружинников", под шумок катаклизма, провернул в Грантвилле социал-демократическую революцию.
     
      "Так вот, я настолько уверен, что если бы захотел, Маккей," сказал Майк тихо: "то мог бы закончить эту битву прямо сейчас. Ваши аркебузы не могут поцарапать хоть что-нибудь дальше, чем за пятьдесят ярдов, даже залпом, и они требуют минуту на перезарядку. Я знаю, вы думаете, наша тактика подходит только для борьбы с мелкими отрядами, но вы никогда не видели в действии казнозарядные винтовки. С нашей скоростью и точностью стрельбы, мы могли бы превратить половину этой армии в мертвецов прежде, чем они смогут сделать хоть один выстрел.
      Майк указал на нескольких шахтеров, которые замерли в окопе. Окоп был расположен на левом фланге линии американцев. 'Я хочу больше, чем просто победить в этой битве. Также я хочу запугать и полностью деморализовать подонков Хофмана вместе с ним самим. Так что, мы подождём, пока не пробьёт наш час'.
      Маккей посмотрел на мужчин в окопе. Они производили последние приготовления и проверку оружия. Что, говоря по правде, вовсе не требовалось. Но эти зрелые мужики волновались.
      Их вьетнамские подвиги были много лет назад. Прошло уже много времени с тех пор, как кто-либо из них стрелял из М-60 (*12).
      Уголком рта Майк шепнул Франк: 'Я до сих пор не могу поверить, что ты украл эту чертову штуку'. Джэксон был невозмутим. 'Какого черта? Я полагал, армия мне обязана' Он пожал плечами. 'Эй, я там крутился помаленьку. Я знавал одного парня, который контрабандой вывез из Японии гаубицу'. Майк усмехнулся. Франк показал ему пулемет меньше, чем три недели назад. Он держался слегка неловко, пока вёл Майка и Дэна Фроста в лес за своим домом, где он не один год назад прикопал саму железяку, да ещё три ящика с боеприпасами.
      'Ради Христа, Джексон, на черта...', проворчал Дэн, когда Фрэнк притащил бережно завёрнутую штуковину из тайника. 'Эта хреновина столь дьявольски незаконна, что я был бы обязан весь город оклеить объявлениями с твоей рожей, как самого опасного преступника'. Начальник полиции потирал свою левую руки, ещё висящую на перевязи. 'Твоё счастье, что официально я на больничном.'
      Фрэнк казался несколько смущённым. 'Это вовсе не значит, что я безумный выживальщик или ещё кто-то в таком роде', попытался он объясниться. 'Просто... О, чёрт побери. Тогда я был ещё просто пацан. Мне это казалось удачной шуткой и ничем более того'.
      Но то было тогда, а сегодня Майк был рад иметь такую штуку, как М-60.
     
     (*12) М-60- американский пулемёт под патрон калибра '7,62x51NATO'. Фактический диаметр пули 7,85 мм. Патроны этого калибра также могут иметь и другую маркировку, например '.308 Win', т.е. 0,308 дюйма.
     
      Наёмники Тили уже подошли на дистанцию 150 ярдов. Они разделили свои силы. Большая часть отряда продолжала наступать на центр позиции американцев перед Баденбургом. Но пять сотен, приблизительно, двинулись в сторону людей Хоффмана. Наёмники-протестанты, пугливые как котята, требовали занять позиции несколько левее. Прямо у дороги, ведущей к Баденбургу и гостеприимной безопасности его стен.
      Майк напоследок окинул взглядом передовую линию. Он повернул голову, поглядев через левое плечо на небольшой холм примерно в тридцати ярдах позади. Там, стоя на вершине холма, Грег Феррара сделал быстрый жест. Большой палец.
     ***
      Майк повернулся обратно. Его надежда положиться на учёного-учителя-ставшего артиллерийским офицером оправдалась. Феррара вместе с его недоученными студентами (*13) смогли сами разработать и построить ракеты. Сработают ли они в настоящем бою, ещё предстояло увидеть.
      По-видимому, Фрэнк разделял опасения Майка. 'Я только надеюсь, эти дьявольские штуки не долбанут по нам самим', пробормотал он.
      'По своим они не долбанут', при всей молодости, голос позади прозвучал совершенно уверенно.
      Майк не поворачиваясь улыбнулся. Ах, да. Д'Артаньян и Три мушкетёра.
      Голос принадлежал Джеффу Хиггинсу. Джефф был одним из вундеркиндов Феррары. Хотя он и трое его лучших друзей сыграли большую роль в разработке ракет, в этой битве у них были другие задачи. Ларри Вайлд, Джимми Андерсен и Эдди Кантрелл, вероятно, такие же таланты к наукам, как и сам Джефф. Естественно, они разделяли его энтузиазм к внедорожным гонкам на мотоциклах. Майк решил сегодня использовать их для курьерской связи. Вечно забрызганные грязью байки были идеальны для этой задачи.
      Майк вовсе не думал, что ему действительно понадобятся четыре курьера, но мальчишки были неразлучны. Такими же были и до Огненного Кольца. А после катастрофы держались вместе отчаянно.
     
     (*13) студенты недоучены из-за катаклизма, а не от лени или дурости. Наоборот, как показывают события, это весьма толковые ребята. А слово 'недоучки' несёт негативный оттенок, поэтому оно не вписалось.
     
      Майк вздохнул, обдумывая положение. По большому счету, семьи Грантвилля прошли через огненное кольцо относительно без потерь. К счастью, стихийное бедствие произошло в воскресенье, когда почти все семьи были дома. Даже шахтеры, прибывшие в город для свадьбы Риты, за редким исключением, захватили своих жен и детей.
      Тем не менее, было несколько душераздирающих исключений. Билл Портер, управляющий электростанции, потерял всю свою семью. Он был на станции, но его жена и дети жили не в Грантсвилле. Они остались там, по ту сторону, где бы это 'по ту сторону' ни было. Ещё несколько горожан столкнулась с той же ситуацией. Как и Билл, большинство из них пытались завалить своё горе тяжелой работой, утешая себя сознанием и надеждой, что, по крайней мере, их семьи по-прежнему живы и здоровы. Где бы они сейчас ни были.
      Но ни у кого ситуация не была столь тяжёлой, как у этих мальчишек. Джеф и Лари Вайлд единственные жили в Грантсвилле. Они жили рядом друг с другом в двух двойных трейлерах на парковочной площадке рядом с парком (*14)
      Джимми Андерсон и Эдди Кантрел, что жили в Барраквилле, заехали к друзьям. Джеф и семья Лари прибыли на целый день. Четыре юноши (*15) воспользовались случаем, чтобы 'оторваться по полной' без взрослых и перерывов в игре 'Dungeons and Dragons' (*16)
      Кроме Джефа никто из них ещё не достиг восемнадцатилетнего возраста. И теперь, осиротевшие во всех смыслах, по воле случая оказались в мире более мрачном, чем фантазии компьютерных игрушек (*17)
     
     (*14) fairgrounds - территория выставки, ярмарки, парка развлечений.
     (*15) Тинеджеры - teen age, возраст заканчивающийся на 'тин', т.е. с 11 до 19лет. Кажется, возраст упоминаемых персонажей уже великоват для нашего слова 'подросток'. Но пока точно сказать тяжело.
     (*16)Dungeons & Dragons - 'Подземелья и Драконы', популярная настольная ролевая игра в стиле фэнтэзи, представляющая собой смесь разных жанров игровые поля с клеточками, фигурки персонажей, кубики, карточки, объёмные секции для поля и хитрые правила, претерпевшие с начала 70-х годов до настоящего момента многочисленные редакции.
     (*17) 'fantasy adventure' - прозрачный намёк на компьютерную игру Final Fantasy Adventure
     
      'Пора', сказал Джексон.
      Майк выбросил все другие мысли из головы. Он видел, что враг был в сотне ярдов от него.
      'Ты специалист, Фрэнк', сказал он, 'Это твоё шоу'.
      Фрэнк сложил ладони рупором. 'Бей их', рявкнул он.
      Полыхнул М-60, сметая первые ряды терции.
      Человек за пулемётом был ветераном и стрелял очередями от трёх до шести патронов. Под тарахтение пулемёта в плотных передовых порядках врага стали расти бреши. На этой дистанции пуля.308 калибра пробивает насквозь бойца в доспехе и убивает стоящего следом человека.
      М-60 был размещён на левом фланге для наибольшей эффективности. Позиция здесь давала пулемётчику полуанфиладный угол обстрела (*18), и он в полной мере воспользовался преимуществами. Менее чем через две секунды все люди за бруствером влили огонь своих винтовок в общую лавину огня.
      Казавшаяся неудержимой, терция зашаталась. Передние ряды таяли подобно льду. М-60 развернулся. Теперь уже другой бок потёк и зашатался. Снова обратно. И ещё раз. Это было похоже на сенокос.
     
     (*18) Анфиладный огонь - (фр. Enfilade от enfiler - в буквальном значении: 'нанизывать на нитку') - продольный обстрел противника, когда выстрелы направлены параллельно его фронту, точно сбоку, во фланг. В настоящее время чаще встречается синонимы 'фланкирующий' и 'фланговый'. Как правило, длина линии фронта значительно больше, чем глубина построения. Во фланговой проекции плотность боевых порядков выше, чем во фронтальной.. Соответственно, у каждой пули гораздо больше шансов найти свою жертву.
     'semienfilade' - полуанфиладный, имеется в виду примерно по диагонали между направлением анфиладным и фронтальным, угол от 20 до 70 градусов. Встречаются синонимы 'косо-фланкирующий' и 'косой' огонь.
     В данном эпизоде враг наступает плотной коробкой 50х40 человек, т.е. слегка сплющенным квадратом, и представляет собой достаточно хорошую мишень не только с фланга, но и с фронта.
     
      Майк был поражён реакцией атакующих солдат на небывалое избиение. Он предполагал, на их позиции моментально бросятся, чтобы разорвать в клочья. Вместо этого, терция невозмутимо ползла вперёд. Во всяком случае, особой реакции пикинеров на жуткие потери было не заметно. Люди в задних рядах спотыкались о тела павших впереди, но продолжали движение. Некоторые даже пытались держать строй. Господи, эти парни реально круты. Чтобы так держаться, нужно иметь железные яйца.
      Мысли мелькнувшие в его слегка покачивающейся голове отразились на лице. Позади Джефф Хиггинс прошептал:
      'Это и есть суть солдатского ремесла начала эпохи пороха, Майк. Нервы, крепкие нервы, и всё. Ремесло пикинера или мушкетера не требовало... не требует особого мастерства (*19). Лупи противника, пока один из вас не рухнет. Именно на это их и натаскивали'.
      Майк не усомнился в его словах. Военная история была увлечением Джефа и его друзей, и Майк это знал. Но у него не было 'осведомлённого' цинизма Джефа. Майк давно вышел из подросткового возраста. Он много лучше мальчишек за его спиной ощущал, каково приходится тем людям, что держат строй под истребляющим их огнём.
     
     (*19) Джефф на лету меняет время глагола с прошлого на настоящее, потому что осознаёт, что теперь он живёт в этой реальности.
     
      Скажите, как бы Вы сами поступили с этими ублюдками. Многие из них - убийцы, воры и насильники. Но даже не заикайтесь, что им не хватает смелости.
      Пока он смотрел, аркебузирам обоих флангов удалось приблизиться на дистанцию выстрела. На таком расстоянии вряд ли какой их выстрел, если не все они, сможет зацепить американцев. Прежде чем наёмники смогли перезарядиться, М-60 размолотил их аккуратную фронтальную линию вдребезги.
      Тем не менее, не смотря на весь урон, устроенный солдатам Тили пулемётом, основные потери они понесли от ружейного огня. Почти все стрелявшие мужчины были опытными охотниками. Многие, кто постарше, участвовали в войнах, затеваемых Америкой. Их винтовки были прекрасны и для XX века, их массированный огонь с дистанции менее чем в сто ярдов - это практически в упор для такого оружия. Мало какой выстрел не находил своей жертвы, и доспехи наёмников не были рассчитаны на защиту против высокоскоростной пули.
      Если бы потом взялись сосчитать, то можно было бы узнать, более двух сотен Наёмников Тили были убиты ружейным огнём. Это количество удивительно. Всё это менее чем за минуту. Пулемёт, напротив, собрал менее двух сотен жертв, и большинство из них были только ранены. Фрэнк распорядился беречь патроны к пулемёту, если не будет какой-нибудь особой причины. Три ящика - это всё, что они имели.
      Но всё-таки, именно М-60 разбил противника. Каждый пятый патрон в ленте был трассирующим. В этот серый пасмурный день трассеры пылали подобно магическим огненным стрелам. И людям Тили, и шотландцам, которые смотрели на это избиение, казалось, будто палочка колдуна сбивает их наземь. Кроме того, несколькими секундами позже огнём плюнул дракон - Феррар и Джеф оправдали доверие. Боевые части ракет были не слишком мощными, но сами ракеты уносились быстро и по-настоящему.
      Центр терции наконец дрогнул под пылающими ударами пулемёта. Ракеты пробили бреши по всему строю. И во всех первых пяти шеренгах - и затем в следующей, и в следующей, и в следующей - под убийственным винтовочным огнём люди осыпались, словно сухие листья. Менее чем через две минуты, как вспыхнул бой, а гордая и уверенная в себе маленькая армия, маршировавшая к Баденбургу, оказалась растёрта в пыль.
      Александ Маккей был не только шотландцем, в этот момент он ещё оказался опасно близко к тому, чтобы совершить грех богохульства.
      'Иисусе Христе, сыне Божий' (*20), бормотал он, 'Иисусе Христе, сыне Божий'.
      Эндрю Леннокс не присоединился к нарушения этой заповеди. Не потому, что он был более святым, а просто потому, что он был крепче скроен. Его румяное лицо, возможно, и побледнело, немного. Но его холодные глаза ни разу не оторвались от наблюдения за полем боя.
      'Людей Хартмана бьют', объявил он. 'Они не смогли сделать больше одного залпа, мерзкие трусы'.
     
     (*20) Заповедь не поминать имени господа всуе.
     'Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.'
     Однако слова, которые бормотал Маккей - это начало т.н. Иисусовой молитвы: 'Lord Jesus Christ, Son of God, have mercy on me, the sinner.' 'Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго'.
     
      Его голос звучал осуждающе. Кальвин и Джон Нокс (*21) устами ветерана Леннокса огласили худший грех для солдата семнадцатого столетия. Они не устояли и не смогли принять удар как мужчины.
      Майк посмотрел влево. Конечно же, протестантские наёмники отступали под натиском коллег-католиков. Годы гарнизонной службы превратили солдат Хоффмана в банду обычных преступников. Вымогатели сейчас столкнулись в бою с настоящими солдатами. Они уже карабкались к дороге, с шумом преследуемые людьми Тилли.
      Майк рявкнул приказ, затем дважды повторил. Кое-как - его шахтёры и мальчишки из школы были ещё мало обученной армией - американские стрелки перенесли прицел и открыли огонь по отряду католиков слева. Дистанция была большая, но для хорошего стрелка - в пределах лёгкой досягаемости. Наёмники этого отряда также начали падать. Мужики в окопе начали переставлять пулемёт, но Фрэнк крикнул им, прекратить огонь. Довольно ясно, тут не было никакой надобности в пулемёте, а патроны надо было беречь.
      Майк повернулся к Маккею. 'Я думаю, что...'
      Маккей был слишком потрясён, чтобы думать. Леннокс пожал ему руку.
      'Да, парень, я с ним согласен. Давай закончим'. Следующие слова были сказаны с явным наслаждением 'Преследовать'.
     
     (*21) Calvin and John Knox - два протестантских проповедника.
     Жан Кальвин (1509 - 1564), французский богослов, реформатор церкви, основатель кальвинизма.
     Джон Нокс (1510 - 1572 г.) крупнейший шотландский религиозный реформатор XVI века, заложивший основы пресвитерианской церкви.
     
      К этому моменту, оба крыла наёмной армии Тилли пали, и выжившие беспорядочно отступали. Майк выкрикнул приказ прекратить огонь. Снова кое-как, подчинились приказу. Маккей и его две с половиной сотни шотландской кавалерии хлынули на поле боя. Через несколько секунд они догнали противника, криками призывая их сдаться. Те, кто сопротивлялся или продолжал бежать, были безжалостно зарублены или пристрелены посредством колесцовых пистолетов.
      Сражение завершилось. Оно было первым для Майка, и он обнаружил трудным контролировать своё горло (*22).
      'Это всегда так?', прошептал он.
     
     (*22) В оригинале gorge - горло, а ещё горжа - тыльная часть укрепления или обращенный к тылу выход из укрепления, открытая часть укреплений с незамкнутым планом (люнета, редана, флеши). В редутах горжа закрыта таким же валом, как и прочие части, хотя и более слабым.
     
      Фрэнк покачал головой. 'Это не был бой, Майк. Это была просто резня'. Ветеран Вьетнамской войны смотрел на тела, усеявшие поле. В некоторых местах курганы из тел. 'Сейчас я почти жалею несчастных ублюдков. Почти'.
      Его прервал Джеф Хиггинс. В его голос звучала спешка. 'Майк, начинается'. Палец Джефа показывал налево.
      Взгляд Майка последовал за пальцем. Протестанты Хоффмана видя полный и безнадёжный разгром своего, казалось, торжествующего противника, восстановили некоторый порядок. Майк мог видеть самого Эрнста Хоффмана, верхом на лошади размахивающего саблей. Капитан наёмников указал мечом на север. Вперёд.
      Майк не пытался что-либо разглядеть на таком расстоянии. Он знал, куда указывал Хоффман. На лагерь католиков ничем более не защищённый и готовый для разграбления. Участие людей Хоффмана в бою не стоило выеденного яйца, но Майк не сомневался, что они окажутся мастерами краж, грабежа и мародёрства (*23)
      Маккей и Леннокс предвидели такой вариант развития событий в случае победы американцев. Майк соответственно преобразовал свой план. Битва была выиграна, но борьба продолжалась. Он намеревался освободить Баденбург. От всех его врагов.
      'Хорошо, Джеф', сказал он, 'Ты со своими приятелями доберётесь туда. Прямо сейчас. Если получится, попробуйте предостеречь людей Хорна от их намерений. Но вероятно, они не станут вас слушать, и я не хочу, чтобы вы особенно старались. Ничего не предпринимайте до прибытия подкрепления'.
      Оседлав свой мотоцикл, Джеф кивнул. Три его друга уже отъезжали с бешеным рёвом моторов.
      Майк крикнул быстро удалявшимся мальчишкам: 'Помните, чёрт возьми - Ждать!'
      'Отличный шанс', пробормотал Фрэнк. 'Вы видите четырёх рыцарей в сияющих доспехах. Не меньше чем паладины D&D(*24), хреновы.
     
     (*23) plunder, pillage and rapine - (*23) plunder, pillage and rapine - слова довольно близки по смыслу, не так-то легко подобрать отличающиеся значения. По-просту, это небольшие вариации одного и того же, т.е. "грабежа, грабежа и грабежа".
     (*24) Dungeons & Dragons - 'Подземелья и Драконы', настольная ролевая игра в стиле фэнтэзи, любимая игра Джефа и его друзей. Паладин - класс игрового персонажа, кратко характеризуется 'Защитник справедливости и враг зла, укрепленный божественной силой'
  
   Глава 17
  
      Гретхен знала, что сражение было проиграно, как только она услышала пулеметную пальбу. Она понятия не имела, какое оружие могло производить столь необычное стрекотание, но оно, что бы это ни было, явно было слишком сложным для головорезов Тилли. К двадцати годам Гретхен уже усвоила основной урок жизни. Ожидай худшего.
      Она на мгновение ощутила укол страха при мысле о брате. Ганс, бедный маленький Ганс, был где-то там. Где-то в самых первых рядах, так как людей Людвига считали "элитой", насколько это можно было сказать о наемниках.
      Но Гретхен оттолкнула это беспокойство в сторону. Она сейчас ничего не могла сделать для Ганса, и она должна была защитить других членов ее семьи. Она быстро оглянулась вокруг, ища возможное укрытие. Скоро здесь будет неприятель, и победители начнут неистовое разграбление лагеря.
      Для начала она вспомнила о зарослях, находившихся примерно в миле отсюда.
      Слишком далеко. Сама Гретхен была бы в состоянии добежать туда до появления человекообразных животных, в которых превратятся победители. Аннелиза, возможно, тоже. Но они должны были бы покинуть большую часть семьи. Бабуля, дети, новорожденный, девочка-подросток с поврежденной ногой, дочка фермера, всё ещё находящаясы в шоке...
      Невозможно. Где еще?
      Накануне, они раскинули лагерь около полусожженной фермы. Гретхен осмотрела её тем вечером, на предмет возможного использования в качестве убежища на ночь. Вместо этого, она предпочла раскинуть лагерь в чистом поле. Ферма была давно покинута, и она не доверяла крепости полуобвалившегося потолка.
      Нет. Монстры первым делом будут искать именно там. Где еще?
      Ее взгляд упал на маленькую постройку, автоматически исключил её, пошел дальше. Остановился. Возвратился...
      Ее мозг сжался в черепе, как мышь, прячущаяся в норке. Укол ужаса скользнул по позвоночнику.
      Тем не менее...
      Давно заброшен. Возможно...
      Она шагнула к отхожему месту. Тонкие хрупкие стены. Несколько досок отвалилась. Дверь свободно болталась на кожаных петлях. Она распахнула дверь и всмотрелась внутрь.
      Сначала она оценила вонь. Не так уж плохо. Его некоторое время не использовали.
      Теперь, сидение. Оно было именно таким, как описывала одна девочек 'семьи', накануне вечером, когда Гретхен послала проверить. Деревянный полусгнивший постамент, с вырезанным отверстием в центре. Именно поэтому они и не использовали это сооружение по назначению. Можно было провалиться.
      Гретхен с трудом удержалась от усмешки. Можно было провалиться!
      Ужас и тошнота укрепили её волю. Она схватила доску и с усилием подняла ее.
      Посмотрев вниз, она вздохнула с облегчением.
      Яма почти пуста, дно, в основном, сухое. Вонь, конечно, ужасная, но сейчас там, по крайней мере, уже будет достаточно воздуха.
      В яме было темно, но не настолько темно, чтобы Гретхен не видела пауков, угнездившихся на стенах тут и там. В том числе, там были и ядовитый паук, укус которого был опасен для жизни.
      Есть кое-что и пострашнее пауков. Намного страшнее.
      Приняв решение, Гретхен отвернулась и выглянула из двери. Мгновением спустя она начала выкрикивать приказы. Семья была в растерянности, но повиновались они немедленно. В течение секунд они сгруппировались вокруг постройки, таща с собой имущество.
      Гретхен начала засовывать в отверстие передаваемые ей одеяла и прочие постельные принадлежности. Они должны были обеспечить хоть какую-то защиту босым ногам. По крайней мере, хоть на некоторое время.
      Сделав это, она сделала рассортировывать 'семью'. Она сочла, что там должно хватить места для девочек, достаточно старых, чтобы им угрожала опасность. Она начала с Аннелиз, выхватив Вильгельма у бабули и сунув его в руки своей младшей сестры.
      "Бери его и лезь в яму. Немедленно!"
      Аннелиз побледнела. Но оскал Гретхен недвысмысленно намекал, что она не настроена спорить, и Аннелиз, по укоренившейся привычке, беспрекословно повиновалась. Меньше, чем через десять секунд старшая сестра опустила её в яму.
      Подняв руки, она подхватила младенца, которого ей подали.
      Увидев паука на стене ямы, Аннелиза вскрикнула и резко дернулась в сторону.
      "Стой смирно!" - прошипела Гретхен - "Если не будешь дергаться, они тебя не тронут. И не дыши слишком глубоко."
      Аннелиза смертельно побледнела, явно борясь с приступом тошноты. Зловоние, действительно, было ужасающим. Но Гретхен только постаралась сдерживать дыхание. Она была слишком обеспокоена оценкой размеровямы, чтобы волноваться о чем-то еще.
      Достаточно велика для еще троих, решила она. Отвернувшись, она закричала, подзывая Элизабету и Матильду, двух ровесниц Аннелизы. Они визжали и вопили, но, снова, волю Гретхен было не сломить.
      Кто еще?
      Ее глаза упали на молодую фермерскую дочь, недавно попавшую в обоз. Девочка не была симпатична ни в малейшей степени. Ее лицо выглядело непритязательным почти до уродства, ее фигура походила на мешок картофеля. Но она была молода -- не более шестнадцати лет от роду -- и это было достаточно.
      Гретхен мгновенно измерила девочку. Ошеломленное выражение её лица окончательно убедило Гретхен. Ещё одного раза она не переживет. По крайней мере, её сознание. Не настолько быстро после происшадшего накануне.
      "Лезь!" - приказала она, указывая на уборную. Девочка уставилась на нее, непонимающе. "Лезь!" - повторила Гретхен. Она протянула руку в указующем жесте.
      Девушка, наконец-то, поняла. Ее рот широко открылся от изумления.
      "Лезь!" - стальным голосом скомандовала Гретхен - "Это - только грязь, дурища. Противно, но это тебя не убьёт."
      Девушка все еще стояла с открытым ртом. "Идиотка!" - прошипела Гретхен - "Это - единственное место, где они не будут искать женщин."
      К девушке пришло понимание, и ужас вместе с ним. Дрожа, она метнулась в уборную. Ноги едва держали ее. Гретхен была крупной женщиной, и очень сильной. Она подхватила девушку подмышки, приподняла её и опустила в яму отхожего места. Через несколько мгновений дело было сделано.
      Аннелизе: "И не забудьте закрыть рот ребенку, если он начинет кричать или плакать."
      Глаза Аннелизы широко распахнулись. "Что, если...?" Она сделала неглубокий вздох сквоь закрытые ладонью ноздри. "Я не могу слишком долго закрывать ему рот. Он задохнется."
      Гретхен покачала головой. "Если они откроют крышку, то это не больше, чем на секунду-две. При такой-то вони. Что касается всего остального..."
      Лицо Гретхен было лишено всякого выражения. "Тут будет столько шума, что никто не услышит ребенка."
      Время. Только часть сознания Гретхен отмечала звуки сражения, но эта часть стремительно выступала на передний план. Противник побеждает. Они скоро будут здесь.
      Быстро, почти яростно, она схватила крышку и потащила её обратно в уборную. Единственное отверстие в деревянноой крышке было достаточно небольшим, чтобы свет почти не попадал в яму. Четыре девоушки и ребенок, скрытые там, были практически невидимы.
      Удовлетворенный, что она сделала для них, что могла, Гретхен вышла из туалета и с усилием закрыла за собой дверь. Теперь она быстрым взглядом сканировала окружающее пространство. В лагере царила громкая и беспорядочная какофония. Сотни людей кричали и плакали. Многие из них пробовали убежать на север.
      На мгновение, Гретхен испытывала желание последовать за ними. Она была достаточно молода и достаточно крепкого здоровья, что она могла укрыться в растущем вдалеке лесу до появления вражеских солдат. Но она должна была бы покинуть бабушку и всех остальных.
      Нет.
      Что еще?
      Ей не потребовались более пяти секунд, чтобы прийти к заключению. Больше ничего. Выжить - это все, что требуется.
      Вокруг нее всё ещё клубилась небольшая толпа обозников. Гретхен отошла далеко в сторону от уборной. Теперь она приказала, чтобы пожилые женщины взяли детей и собрались одной группой подальше от имущества и палаток их лагеря. Там они могли быть в относительной безопасности. Солдатам не было от них никакого проку, и было очевидно, что у них ничего нет, кроме одетых на них тряпок.
      Остальные --
      Одна из трех более молодых женщин упала на колени и начала молиться. В течение нескольких секунд все остальные присоединились к ней.
      Гретхен оставалась стоять. Каков смысл молитвы? Она не боялась за свою душу. Поругание её тела рано или поздно закончится. Она всего лишь должна была защитить свое сознание. Молитва давала помощи в этом.
      Пустота, пустота. Она начала очищать свое сознание от мыслей. Ничто. Последний проблеск воспоминания о Гансе, марширующем в гущу сражения, последний укол горя. Пустота.
      Осталось только отстраненная наблюдательность. Открытые глаза уставились на небольшую группу людей вдали, несущихся к лагерю так быстро, как только было в их силах. Ее уши слышали их крики и завывания, но она не могла разобрать слова.
      Главным образом, она сосредоточилась на осязании. Её пальцы проверили, на месте ли маленький нож, укрденный для неё Гансом несколько месяцев назад. Нож был скрыт внутри лифа, в ножнах подмышкой, которые она лично вшила в лиф. Солдаты не будут там смотреть. Они даже не удиосужатся снять с неё платье.
      Прикосновение к ножу принесло желанную опустошенность её сознанию. Ожидая того, что должно было произойти, Гретхен никогда не даже не подумала самоубийстве. Она выживет, если это будет возможно. Но нож был наготове, если он понадобится. Если солдаты (они были ближе теперь, намного ближе) будут угрожать её жизни. Гретхен давно решила, что не покинет эту землю, не прихватив с собой в загробную жизнь хотя бы одного из этих дьяволов.
      * * *
      Принесенное ножом ощущение внутреннего комфорта и было тем, что удерживало пустотоу в её сознании многие секунды после появления чего-то необычного. Или, возможно, это была просто-напросто полная нереальность происходящего.
      Когда-то, многие годы назад, Гретхен слышала рассказ о рыцарях в сверкающих латах. Ее дедушка прочитал ей эту сказку во взятой взаймы книге. Ей было десять лет. Война только начиналась, и пока была всего лишь слухами, доходящими из безумной Богемии. Все же, даже в таком возрасте, Гретхен решила, что рассказ был смехотворен.
      Она не верила в рыцарей. Вооруженные животные в доспехах -- да, это было в мире. Рыцари -- нет.
      Таким образом, едва ли удивительно, что она не сочла странным появление четырех странно одетых парней, которые мчались в её сторону верхом на самых причудливых -- и шумных -- "штуках", она когда-либо видела. Едва ли удивительно.
      Возможно, это дьяволы. Она не боялась дьяволов.
      Она ещё раз нащупала нож.
  
   Глава 18
  
   Первым, что отчетливо увидел в хаосе лежащего перед ним лагеря Джефф Хиггинс, был силуэт женщины. Единственная, среди сотен орущих и мечущихся людей, она стояла на месте. Спокойная, молчащая и с прямой спиной, ладони зажаты в подмышках, и она смотрела на него.
   Мотоцикл налетел на незамеченное препятствие, и почти потерял управление. К счастью, его навыки в мотокроссе были не намного хуже, чем он хвастался, и за пару безумных секунд он сумел восстановить контроль и уберечь себя от весьма опасного падения.
   Как только он смог поднять глаза, он поискал взглядом ту женщину.
   На всё ещё была там - всё ещё стояла, и всё ещё смотрела на него.
   Казалось, по крайней мере, насколько Джефф мог судить с такого расстояния, её лицо было лишено всякого выражения. Но что-то в ней притягивало словно магнитом, и он направил мотоцикл к ней, а трое его друзей преданно последовали за ним.
   Впоследствии, его друзья дразнили этим мгновенным решением, но их шутки в чём-то были несправедливыми. Джеффа привлёкало к ней то, что она казалась единственным островком здравомыслия в сошедшем с ума мире. Безмятежная статуя, возвышающаяся над ордой визщащих людей, мятущихся в лабиринте палаток и прочих временных укрытий.
   По крайней мере - до тех пор пока Джефф не остановился с пробуксовкой не более чем в пятнадцати футах от неё и не посмотрел на саму женщину: "Чёрт побери, да она... Чёрт побери"
   Его внезапно накрыло смущение, как и всегда в присутствии хорошеньких девушек. Особенно - высоких хорошеньких девушек излучающих ауру уравновешенности и самообладания. Его ни мало не смущал тот факт, что платье на ней было не более, чем набором сшитых вместе лоскутов, что она была боса, а на лбу была грязная полоса. Всё на что обратил внимание Джефф, что лишило его слов, было само лицо. Длинные светлые волосы, светло-коричневые глаза, прямой нос, полные губы, волевой подбородок, и...
   "О боже, она такая красотка" - его горло сдавило.
   Раздавшийся сзади голос Ларри Вайлда нисколько не помог.
   - Пусть её Хиггинс охмуряет, - заржал его друг. - посмотрим, как он начнет.
   - Эй, леди - театральным шёпотом, достаточно громким чтобы его было слышно в Китае, подсказал Джимми Андерсон. - хочешь посмотреть мой комп? У меня замечательный Пентиум...
   Джефф покраснел.
   - Заткнитесь! - повернув голову, оборвал их Джефф. Благодаря этому движению ему на глаза попались протестантские солдаты движущиеся к лагерю, они были теперь гораздо ближе. Не более чем в пятидесяти ярдах и бегущие вперёд как...
   Ему не очень-то хотелось думать, на кого они были похожи - Джефф Хиггинс, при всей его ранней развитости, в глубине души был мальчиком из маленького городка. Но всё же не настолько невинным.
   И ни один из его друзей - тоже. Все трое повернулись в седлах мотоциклов и уставились на топающих к ним наемников.
   - И что нам делать? - спросил Эдди Кантрелл.
   - Майк сказал предупредить их, - пробормотал Ларри, - но, сдаётся мне, эти ребята не будут слушать предупреждения.
   Джеф опять глянул на женщину. Она всё еще на него смотрела, лицо её было полностью лишено выражения, насколько он мог судить - она ни единым мускулом не шевельнула с тех пор как он её увидел. Казалось, её ум полностью чист. Она умственно отсталая или как?
   Затем, Джефф - наконец-то - заметил женщин стоящих на коленях вокруг неё. Молодых женщин, что-то бормочущих. "Молятся" - подумал он. Все эти женщины рыдали.
   Его взор вернулся к женщине и встретил её взгляд. Светло-коричневые глаза. Пустые глаза. Абсолютно.
   И тут пришло понимание, а вместе с ним - ярость, подобной которой он в жизни не чувствовал
   "Только через мой труп!"
   Размеренно, медленно он опустил подпорку мотоцикла и слез. Затем снял с плеча дробовик. Двенадцатый калибр, помпового действия, заряженный картечью. Он принадлежал отцу, как и девятимиллиметровый пистолет на поясе.
   Джеф не торопясь пошёл в сторону приближающихся наемников, до них оставалось тридцать ярдов. Он загнал патрон в казённик.
   Он слышал как Джимми кричит что-то про Майка, но не разобрал слова, так шумела кровь у него в ушах. Зато он услышал ответ Лари и ощутил чувство локтя.
   - Да пусть Майк меня в жопу поцелует! Подожди Джефф, я иду!
   Джефф даже и не подумал подождать. Когда первый наёмник был в пятнадцати ярдах он вскинул дробовик к плечу. Наемник остановился, будто наскочив на стену. Десять или около того человек рядом с ним сделали тоже самое.
   Джеф водил стволом влево-вправо, чтобы держать под прицелом всю небольшую толпу.
   Отрешенно, он почувствовал, как толпа наёмников прорывается мимо той кучки что он остановил, просачиваются её по краям, двигаясь к другим частям лагеря. "Но они замедляются" - подумал он. Он видел взгляды некоторых из них направленные на него. Один из них перезаряжал аркебузу, ещё двое поглаживали пики.
   К счастью все люди перед ним были пикинёрами, они могли его затоптать но не раньше чем он убьёт нескольких.
   Потом, Ларри стал слева от него подняв свой дробовик. А потом, меньше секунды спустя - Джимми и Эдди поддержали его справа и обоих тоже были дробовики.
   Джефф испустил вздох облегчения, он действовал, не раздумывая, повинуясь порыву. Теперь спустя какое-то время он осознал всё безумие положения в котором оказался.
   Правильнее сказать, они оказались. Даже с тремя друзьями, даже вооруженными помповыми ружьями, Джефф мог остановить толпу в несколько сотен наёмников, не больше чем остановить несущееся в панике стадо.
   Тем не менее...
   Он чуть приподнял голову, оторвав взгляд от ствола дробовика, и осмотрелся.
   Толпа остановилась.
   Ладно, так сказать, остановилась. Протестантскме наёмники обтекали группу остановленную Джеффом. Четверо американских парней были уже почти окружены. Десятки наёмников в первых рядах смотрели на них, остальные проталкивались вперёд, чтобы глянуть через их плечи. У Джеффа было подозрение что кто-то из оставшихся уже начинал бушевать на окраинах католического лагеря, но он был неуверен - всё было слишком беспорядочным.
   - Какой у нас план, кимо саби? - шепнул Ларри*
   * Ларри цитирует индейца, спутника главного героя вестерна 30х годов "Одинокий Рейнджер". Римейки 2003 и 2012 годов вышли после написания "1632" и предполагаемой даты переноса Грантвилля.
   Джефф колебался, у него не было ни одной мысли о том, что следует делать. Он был изумлет тем, что наемники до сих пор на них не напали, и решил, что они тоже были слишком запутаны ситуацией, чтобы знать, что делать.
   "Если на то пошло - то про меня это верно"
   И тут, раздался ликующий вопль Джимми, а сразу за ним гудящий рёв клаксона первого грузовика. Джефф понял что он с трудом сдерживает дрожь.
   Седьмая кавалерийская прибыла, так сказать. В тот самый, вошедший в поговорку, "самый последний момент".
  
   Переделанные Майком со товарищи в бронетранспортёры угольные самосвалы, на самом деле не были внедорожными машинами, но они вполне справлялись, на ровной местности, и если дожди не превратят грунт в топь. Водители гнали машины на опасной в данных обстоятельствах скорости, и ситуации нисколько не улучшало то что для обзора у них оставались лишь узкие щели прорезанные в наваренных на кабину стальных листах.
   В кабине ведущего грузовика изо всех сил пытался удержаться Майк. Если у кресла водителя были воздушные подушки, то у Майка был только довольно тонкий слой обивки, совершенно не защищавший от езды по ухабам.
   Водитель рванул за шнур над дверью, издавая ещё один гудок.
   - Может помедленнее? - спросил он.
   - Нет! - крикнул Майк и покосился на щель в лобовом листе. - Чёрт бы побрал этих детей. - пробормотал он. - я говорил "Предупредить их", а вместо этого... - незамеченная борозда чуть не сбросила его с сиденья - они решили изобразить Дэви Крокетта при Аламо.*
   *русский бы сказал "защитников Бреста". Дело было во время войны за независимость Техаса 1835-1836гг, форт Аламо занимает примерно то же положение в сознании американцев
   Несмотря на ворчливый тон, в его словах не было злости, ни капельки.
   Майк бросил еще один взгляд на четырёх парней с поднятыми дробовиками, смотрящих на огромную толпу головорезов, и почувствовал прилив гордости.
   "Мои ребята, чёрт возьми!"
   - Еще раз дёрни гудок, - скомандовал он - Да повисни ты на нём, повисни. И на газ жми.
   Тряска стала ещё хуже.
   - Где мне припарковаться, когда мы туда доберёмся? - спросил водитель.
   Майк рассмеялся
   - Да вообще не паркуйся. Едь прямо через толпу громил, а потом кружи вокруг парней. - увидев, как нахмурился водитель, - Что? Штраф получить боишься?
   И быстро продолжил:
   - Я слова не скажу если ты задавишь с полста этих у.бков. Делай что говорю.
   Он бросил взгляд на цветасто одетого всадника. Это был Эрнст Хоффман. Главарь наёмников находился в середине толпы и произносил что-то вроде речи.
   - Видишь его? - потребовал Майк. Водитель кивнул - Едь прямо на него, попробуй его сбить.
   Водитель казался испуганным. Затем, посмотрев на мрачное и неумолимое лицо Майка, он воздержался от возражений, секундой спустя он и сам оскалился.
   - Дасэр. Сча будет несчастный случай на дороге.
  
   К моменту прибытия грузовиков, уже ни один наёмник больше не смотрел на Джеффа или его друзей. Они повернулись и пялились на несущихся - монстров? - несущихся на них.
   По-правде, немногие солдаты действительно думали, будто приближающиеся грузовики это чудовища. Люди их временибыли уже знакомы с механизмами и производством. Телеги, колёса, шестерни, коленвалы, стекло - со всем, за исключением стекла и двигателя внутреннего сгорания. Более ста лет назад, чешские гуситы даже разродились своей версией бронемашины. Конечно, механизмы этого времени были примитивы, и наёмникам было интересно, с какой стороны в эту штуку лошадей запрягают. Но всё-таки они были способны отличить повозки от магических тварей.
   Всё равно, приближающиеся предметы были больше слонов и надвигались быстрее любой повозки которую наёмники видели в своей жизни. И когда они приблизились, бронированные кабины грузовиков показались размерами с крепостные стены.
   Затем, наёмники увидели бойницы в передней части предметов - а также более крупные по бокам. Они поняли "Это боевые машины, а эти бойницы могут изрыгнуть ружейный огонь в любую секунду - тот же огонь что разнёс вздребезги терцию Тили.
   Они сломались ещё быстрее чем когда на них пёрли тиллевские пикинёры. В одно мнгновение, исчезли все мысли о грабежах и изнасилованиях. Им просто ну очень захотелось убраться с дороги.
  
   Джефф не смеялся, пока не осознал, чем именно занимается водитель грузовика. Потом, на протяжении нескольких минут, о и его друзья ликующе вопили, опустив дробовики - разумеется, поставив на предохранитель, отцы и дядья выдрессировали их всех достаточно хорошо.
   Ведущий грузовик, а за ним ещё один и еще, играл в пятнашки с Эрнстом Хоффманом. Сцена казалось комичной, несмотря на всю её смертельность - никто из водителей не пытался промахнуться.
   Великолепный скакун главаря наемников сбросил его как только первый самосвал проревел мимо, после этого, Эрнст Хоффман убегал на своих двоих. Он продержался пять минут, резво прыгая по тому, что когда-то было плодородным полем, прежде чем свалится от усталости и страха.
   Когда один из грузовиков подкатил и остановился, от наезда его отделяло всего несколько футов. С пассажирского места вылез человек и подошёл к лежащему. Главарь наемников был похож на свинью, лежа на боку с вздымающимися боками.
   Даже с такого расстояния, Джефф смог опознать Майка Стернса. Он не мог разглядеть лицо, но атлетическое телосложение не оставляло других вариантов. Он увидел как майк наклонился, в руке его что-то блеснуло, всего через секунду руки Хоффмана были скованы сзади наручниками.
   - Да! - крикнул Джефф, победно взмахнув рукой. - Наш мужик!
   Он огляделся, наёмники, на сколько только он мог видеть, сдавались повсюду, под присмотром с двенадцати грузовиков. Еще три были рядом с католическим лагерем, защищая его. Остальные, за исключением того на котором приехал Майк, выстроились вокруг согнанных в кучу протестантских солдат. Как подозревал Джефф, некоторым наёмникам всё же удалось улизнуть из окружения, но большая часть бросала оружие и поднимала руки вверх.
  
   - Отличная работа на день! - пояснил Ларри. Юноша, нет, скорее, молодой мужчина, был переполнен восторгом. - Прямо как Майк планировал. Католические наёмники перебиты, а эти так называемые "протестанские" ушлёпки... - он глумливо посмотрел на группки жмущихся друг к другу солдат и показал большим пальцем через плечо, в сторону Баденбурга. Часть солдат тоже смотрела на город, явно желая оказаться в безопасности за его стенами.
   Слишком, слишком далеко. Они совершенно точно оказались в ловушке.
   Джефф подытожил очевидное:
   - Эпоха террора Эрнста Хоффмана окончена.
  
   Джефф снова вернулся к женщине, о которой совершенно забыл в пылу противостояния.
   Она ничего не сказала, её лицо было пусто как и прежде. Она просто смотрела на него своими светло-коричневыми глазами.
   Она протянула руку, довольно большую для женщины и совершенно не изысканную. Ногти были тупые и короткие - видимо от физического труда. Когда она взяла Джеффа за плечо и сжала руку, тот был ошеломлён её силой.
   Она заговорила на жутком пиджине, мешая английские, произносимые с жутким немецким акцентом, слова с немецкими.
   - Битте. Пошалустта. Я масс... нушна помошшь.
   Она показала на деревенский туалет неподалёку. Для Джеффа эта постройка выглядела чем-то из...
   "Средневековье какое-то. Наверное тогда его и построили. Дык! Господи спасибо тебе за водопровод."
   Женщина настойчиво потрясла его за плечо.
   - Пошалуста. Надо помошь. Пошалуста!
   Озадаченный, Джефф повесил дробовик на плесо и кивнул. Женщина быстрым шагом повела его в сторону уборной. Друзья Джеффа последовали за ними. Старухи и дети собравшиеся вокруг вскочили и побежали туда же.
   "Что за хрень тут происходит?"
   Женщина перед ним добралась до уборной первой, схватилась за дверь и почти оторвала её открывая, кожаные петли чуть не лопнули. На мгновение, у Джеффа дух захватило от вида, очертившегося под оборванным бесформенным платьем, сильного, хорошо скроенного тела. Даже грязные босые ноги женщины показались ему симпатичными.
   Мгновением спустя женщина бешено, бешено без всяких "почти", ворвалась в сортир и стала поднимать деревянное сиденье. Нет, не так - вырвала его и выбросила через дверь. Джефф быстро отшатнулся, с трудом увернувшись от этого неприятного снаряда.
   "Что за ...ню она творит? Она спятила или как?"
   Потом, услышав первые причитания, он осознал. Он был так ошеломлён этим, что шевельнуться не мог. Краем глаза он увидел как Ларри отвернулся, согнулся вдвое и блеванул. За ним, Эдди зашипел от шока и ужаса, Джимми поддержал его, повторяя "поверить не могу".
   Женщина наклонилась, вытянув руки. Мгновением позже она подалась назад, согнувшись от усилия, усилия, усилия.
   Джефф видел как она повернула лицо, и это лицо было полно безмолвной мольбы "Пожалуйста. Помоги."
   Джимми все бормотал: "Поверить не могу, поверить не могу". Джефф был парализован.
   А это лицо всё просило: "Пожалуйста. Помоги."
   У Джеффа вырвался выдох. Он даже не заметил, как забыл дышать. Рывком, он сбросил с плеча дробовик и кинул его Джимми
   - Подержи!
   Мгновение спустя он сделал шаг. Затем, увидев усиливающееся отчаяние в лице напротив, побежал. Через пару секунд он был рядом с ней.
   Посмотрев над её рукой, он увидел лицо девочки смотрящее на него из черной ямы. Лицо её сочетало выражение ужаса и...
   "Иисусе, да они должно задыхались там."
   Джефф, почти злобно, просунул руку в дыру. Стоящая рядом с ним женщина уже держала девочку за ладони, и он схватил её за запястье. Совместными усилиями, одним рывком, они вытащили девочку за секунду. Вздрогнув от запаха, Джефф почти выбросил её из двери, но сумел превратить движение в простой толчок. Девочка приземлилась на колени, пытаясь вздохнуть. И практически сразу начала блевать рядом с Ларри. Её изодранное тело шевелилось от пауков.
   Эдди и Джимми таращились на него. Джимми всё повторял свое "не могу поверить".
   Джефф зло показал на девочку.
   - Бл., помогите ей! Хоть пауков уберите!
   Он не стал дожидаться, пока они послушаются, а просто развернулся обратно в уборную и занял место рядом с женщиной. Ещё одна девочка, ещё один рывок - и пошла. Эту не рвало, судя по доносящимся снаружи звукам. Просто судорожно пыталась вздохнуть, прежде чем разразиться рыданиями.
   И ещё одна - пошла. У него с женщиной уже установился процесс, Каждый берется за одно запястье. Рывок. "Вытащим их отсюда"
   И ещё одна...
   Затем Джефф почти растерялся. Ребёнок? К счастью с ребёнком женщина управилась сама, потому что Джефф оцепенел борясь с подступившей тошнотой.
   Увидев ещё одно лицо в темноте: "Последнее, слава Богу!" - он удержал себя в руках. И не стал ждать возвращения женщины. Просто нагнулся, схватил, дёрнул. С юморком отогнал отвращение: "Тренер мной бы гордился"
   Он не стал выталкивать последнюю девочку. Что-то внутри него восстало против этого, требуя внести хоть каплю достоинства во впавший в мерзость мир. Держа девочку за подмышки, необращая внимания на ползающих по ней пауков и паука ползущего по его руке, он вынес её наружу и аккуратно поставил на ноги.
   Это широкий жест, возможно, не имел смысла - девочка сразу рухнула, и её вырвало. Но от него джефф почувствовал себя лучше.
   Джимми и Эдди суетились вокруг него, потом отошли.
   - Спасибо большое, - проворчал Джефф, - ещё пауков не видно?
   Покружившись вокруг него пару секунд, друзья помотали головами. Джеффа изумился, какие бледные были их лица. Впрочем, не сильно, он не сомневался что у него самого такое же.
   Теперь у него немного закружилась голова, он осознал, как долго задерживал дыхание. Пытаясь успокоиться, он осмотрелся по сторонам.
   Сейчас место была наводнено американцами. Два самосвала подкатили к уборной, и из них высыпали шахтёры, ехавшие в качестве стрелков. Ещё одни начали подъезжать на пикапах. Их всех привлекла суета вокруг сортира.
   Молодой человек протолкался через толпу. Это был Гарри Леффертс, его камуфляж чуть вздулся на груди от повязок которые он до сих пор носил после перестрелки первого дня. Он держал винтовку в руке стволом вниз.
   - Поверить в это дерьмо не могу. - пробормотал Гарри. Он покачал головой, повернул её и остановился взглядом на пленном немце стоящем в паре футов от него. Тот держал руки на затылке.
   - Маленькие девочки прячутся в сральную яму, лишь бы не иметь дела с этими ..банами - Гарри смотрел на немца с дикой ухмылкой. - Давай, мудила! - крикнул он, вскидывая винтовку - Посмотри на меня косо, что ж ты? На землю плюнь. Хоть что-нибудь. Просто дай мне повод, чтоб я мог вышибить твои .баные мозги!
   Немец, очевидно, не понял слов, Но, настолько же очевидно, понял суть сказанного, поэтому не отрывал руки от затылка, и держал взгляд в стороне от Гарри.
   "Умный ход" - подумал Джефф. Осмотревшись, он увидел что все немецкие солдаты вокруг теперь изображают из себя смирных овечек. Реакция Гарри на зрелище того как девочек достают из нужника, была достаточно типичной, и многие шахтёры воспользовались случаем высказать свое мнение о наемниках Хоффмана - как правило, прямо в лицо, и явно готовые выстрелить если кто-то попробует создать им проблемы.
   Не трудно сказать, отсутствие проблем прямо бросалось в газа. Пленные были основательно запуганны.
   Потом прибыл Майк Стернс. После того как он выслушал краткоий, невнятный рассказ о происходящем от Гарри, Майк подошёл к группе девочек и посмотрел на них. Они всё ещё стояли на коленях, но больше их не рвало. Джефф не думал, что было ещё чем. Просто четыре судорожно дышащие девочки, и старухи вокруг них, всё ещё счищающие пауков.
   Джефф стоял довольно близко и услышал, как Майк прошептал "Да им не больше тринадцати", его лицо было белым как бумага, а обычно незаметные бледные веснушки, сияли как звёзды на небе. Красные звёзды. Антарес - и Марс. Джефф прямо чувствовал как большой человек пытается удержать себя в руках.
   Услышав шепот, молодая женщина, которой помог Джефф, посмотрела Майку в лицо. Кажется, она отшатнулась, на мгновение. Затем поднявшись, она встала прямо перед ним. Руки уперты в бока, прямая спина, расправленные плечи.
   Она снова закрывала собой свою семью, понял Джефф, от угроз, которые, как она считала, могли исходить от Майка. Он увидел как она повернула голову, все ещё держа её прямо, но подставляя щёку.
   Майк тоже это понял.
   - Господи Иисусе, - прошептал он - какой кошмарный мир.
   Он начал поднимать руку, как будто дабы успокоить женщину, но опустил её. Движение казалось немощным и беспомощным. "Что ты можешь сделать? Скажи""

* * *

   Главарь чужаков подошел, уже когда Гретхен и семья заканчивали счищать последних пауков с девочек. Гретхен была так рада увидеть, что никто из них не пострадал - грязные, да, но невредимые - что даже не заметила его прибытия, до тех пор пока он не встал рядом и не зашептал.
   Встревожившись, она посмотрела вверх, и когда увидела лицо встала прямо.
   Она узнала главаря, именно он захватил вожака протестантов. Вблизи он оказался ещё больше, не такой большой как Людвиг, но...
   "Этот человек мог бы свернуть Людвига в бараний рог" - Гретхен не сомневалась в этом ни секунды, вождь американцев был самым устрашающим человеком, которого она когда-либо видела. Страшнее - сильно страшнее - чем даже Диего-Испанец.
   Дело было не только в размере человека - и даже не то что этот размер состоял из мускулов и костей - сколько в самом человеке. Он возвышался над ней как что-то из древних легенд. Она обратила мало внимания на пятнистую одежду и странный шлем ("И зачем ему на шлеме фонарь?").
   Она видела только лицо и гнев на нём и узнавала в нём древних воителей тевтонских мифов.
   Гретхен сочла, что он гневается на неё и её семью, на протестантских солдат тоже, разумеется, но, в основном, - на неё. Ведь это из-за неё некоторые из его свежезахваченных женщин были так грязны, что ни один мужчина их не тронет. Даже солдат.
   Она почувствовала как сжимается от страха, и переборола себя. Это только раздуло бы пламя. Она повернула голову, подставляясь под удар, её опыт говорил, что удар по щеке переносится легче.
   Но мужчина просто отвернулся и что-то пробормотал молодому человеку, который помогал ей. Тот кивнул и повернулся к Гретхен, и она поняла, что вождь приказал ему за ней присмотреть.
   Она осмотрелась - прибывали обозники победителей. Она была ошеломлена тем, что среди них был мавританский лекарь, только могущественные люди могли себе позволить врачей-мавров или евреев. Также она увидела двух или трех женщин ходивших по лагерю и снова была ошеломлена - каждая из женщин носила белую повязку с красным крестом на ней, судя по всему какого-то религиозного ордена. Гретхен почти рассмеялась - почтения к эмблеме было очень мало, подумала она, судя по этим голым икрам, а одна из женщин носила такое короткое платье, что оно даже не прикрывало колени!
   Затем следующая мысль прогнала всё веселье. Она повернулась, ища помощи человека, помогшего ей уже дважды. Человек спасший её и её сестру, мог помочь спасти и её брата. Если, конечно, Ганса вообще можно было спасти.
  
   - Майн брудер. Ганс. - женщина показала на поле боя. Посмотрев, Джефф увидел, что поле было усеяно людьми, бродившими среди...
   Он сглотнул. Там было так много тел. Так много.
   - Пошалуста, - повторила она - Майн... мой... браттер. Ганс.
   Эдди кантрел нерешительно промолвил:
   - Джефф , я думаю она ищет своего брата.
   Джефф снова посмотрел на женщину и подумал, что та не намного его ниже. По крайней мере, глаза были почти на одном уровне. Эти светло-коричневые глаза.
   - Пошалуста.
   - Конечно, мэм - ответил он - Я буду рад помочь вам в поисках вашего брата.
  
   Он игнорировал смешки, пока они уходили, с чувством собственного достоинства, как ему казалось. Он даже ухитрился проигнорировать последнее замечание Ларри:
   - Видал? Вот это начало, придурок. Кстати, цветы тоже пойдут. - и потом уже почти крича - Лучше чем "последний бой в Аламо", сумасшедший сопляк!
  
   Глава 19
  
        Глава 19
         Покинув Джеффа и немецких девушек, Майк направился к Николсу. Врач двигался сквозь толпу испуганных жителей лагеря, быстро осматривая женщин и детей, чтобы решить кому немедленно требуется медицинская помощь.
         - Джеймс! - крикнул Майк. Доктор обернулся. Майк стоял в нескольких шагах от него.
         - Думаю, Вам стоило бы первыми осмотреть вон тех людей, - сказал он, указывая на группу людей в бараке. Он быстро объяснил Николсу ситуацию.
         Врач поморщился. "Вон тех? Иисусе Христе всемогущий. В каком мире мы..
         Николс оборвал сам себя. - Если их не укусил ядовитый паук, они должны бы быть в норме. Счастье, что они не задохнулись, однако. Вы правы, Майк, мы должны сразу же засунуть их в дезинфекцию. Я присмотрю, чтобы их пустили первыми.
         "Я уже велел Джеффу и его друзьям позаботиться о них, - пояснил Майк, - Вам нужно отправить их проводить девушек всей семьей в школу. - Майк оглянулся через плечо. Вид Джеффа, уставившегося на высокую молодую блондинку, поднял ему настроение. Вид юноши, явно ослепленного молодой женщиной грел душу. Невинность и здравомыслие цветущие среди похоти и убийств.
         Николс тоже наблюдал эту картину. Он усмехнулся. - Судя по всему, от этого зрелища его и трактором не оттащишь.
         Он двинулся навстречу Майку. - Я позабочусь об этом, Майк.- Джеймс показал за спину, на позиции американцев. Его ухмылка стала шире. - Ребекка здесь, между прочим. Это к вопросу об оттаскивании трактором.
         - Ребекка! - Майк развернулся, и посмотрел в указанном направлении. - Какого черта она здесь делает? На мгновение он оторопел. Затем, с ощущением вины, он вспомнил о своих обязанностях и заставил себя повернуть назад.
         Следующие десять минут, пока он организовывал размещение сдавшихся протестантских солдат мозги Майка только наполовину были заняты работой. Наполовину это в лучшем случае. Он беспокоился о Ребекке.
         Что эта сумасшедшая женщина делает на поле боя
         К счастью для него, всякую нудную мелочь бодро взяли на себя Гарри Лефортс и Том Симпсон. Между звериным оскалом Гарри (вперед, захочу - порррублю в капусту), а габаритами Тома и его выдающейся мускулатуры (да-да, вперед, руки выдерну, зубы повырываю), наемники Хоффмана были быстро окружены и построены в колонны. Руки на голову, взгляд перед собой, в нем полная покорность
         Тут нарисовались Фрэнк с Ленноксом. Фрэнк в пикапе, а Леннокс верхом.
         Леннокс заговорил первым. "Оп-ля, наши католики уже аккуратно упакованы! - самодовольно заявил он. - Маккей вылавливаит пследних недобиткв. Он подскачит чрез минуту. Мушкатеры гтовы. Тперь мы бы двинули занять Баденбург. Проблем быть не длжно..
         Франк, высунув руку в открытое окно грузовика, взглядом изучал Майка, то ли шутя, то ли развлекаясь.
         - А чего бы тебе не упростить дело? - Он хмыкнул и показал большим пальцем в сторону Грантвилля. Просто сходи, навести даму, Майк. Мы с Ленноксом вполне можем справиться с остальной частью этого дела.
         Майк с негодованием спросил: - Что она здесь делает? Ее могут ранить! Для нее тут дела нет!
         - Ты что тупой? отрезал Франк. - Она беспокоиться, что это тебя ранят, тоже мне мыслитель. Это ж ты полез в бой а не она. Фрэнк фыркнул. - Она не одна такая. Половина женщин в городе явилась сюда , в поисках своих отцов, сыновей, мужей и дружков. Ты думаешь, что они останутся дома, ожидая когда вести с поля битвы постучатся к ним в дверь?
         "О". Майк смотрел вдаль, ища деревянный бруствер. Самого бруствера видно не было, но его место можно было определить по холмику, где располагался Феррара со своими ракетами. К своему удивлению он увидел, что холмик покрыт людьми. Американские женщины и дети, понял он , с тревогой пытаясь найти ниже на поле своих бойцов.
         Он вздрогнул, вспомнив резню на этом поле. Ни одно из тел не принадлежало американцев, но это был вид не для детских глаз. Ему и самому с этим было сложно справиться.
         - Думаю, мне лучше отправиться туда, - пробормотал он. - Скажи всем.
         Фрэнк улыбнулся - Думаю, да. - Он вышел из автомобиля. - Возьми мою машину. Мне страшно думать, как ты будешь спотыкаться и падать на обратном пути. Быстрее, тебе нужно дело делать, а не думать, куда рулить.
         Майк был уже за рулем. - Лучше не запорите дело, ладно ? Это всего лишь два год. Приглушенный рев мотора, буксующие в грязи колеса и Майк уехал. Франк вздохнул. - лакокрасочных работ по машине будет дофига. Про амортизаторы я уж молчу.
        
         ***
         Реббеку Майк обнаружил легко. Она стояла на верхней части бруствера, опасно балансируя на краю и прикрывая глаза от солнца рукой. Когда она увидела приближающийся грузовик, то начала в него вглядываться. Как только она уверилась, что ведет машину Майк, она спрыгнула с бруствера и побежала к нему.
         Майк подъехал к остановке и вылез. Неподалеку, слева от него, была сцена чистого ужаса. Американцы с медицинским опытом, под руководством доктора Адамса, собирали по полю боя выживших. Маккей и его шотландцы, тем временем, припахали пленных католиков хоронить трупы. Но их было очень много, многие разорваны на куски. Земля буквально пропиталась кровью. Повсюду роились мухи.
         Но он не смотрел на эту картину. Он смотрел только на бегущую к нему женскую фигуру. Раньше он никогда не видел как она бегает. Майк был поражен грациозностью ее движений при всей громоздкости ее длинной юбки. В его мыслях Ребекка всегда была величественна, из-за той спокойной грации, с которой она стояла, ходила, сидела. Он понял, что в какой то мере видит ее сегодня в первый раз. И еще он чувствовал, что его сердце может разорваться.
         Ребекка остановился в нескольких метрах от него. Она тяжело дышала. Ее капот упал где-то по пути. Длинные, черные, очень кудрявые волосы висели свободно блестящей глянцевой массой. Ее лицо слегка блестело от пота, сияя как золото, в солнечном свете, который начал прорываться через облака.
         - Я так боялся, прошептала она. - Майкл-
         Он шагнул к ней, протягивая руку. Движение было нерешительным, почти робским Ее пальцы скользнули в его ладонь. Так они стояли, в течение нескольких секунд, ничего не говоря. Затем, так яростно, что Майк едва не потерял дыхание, Ребекка сжала его в объятиях. Лицо ее зарылось в его груди. Он чувствовал, ее дыхание рядом, и слышал короткие рыдания и чувствовал как от ее слез намокает его рубашка.
         Майк положил руки ей на плечи. Аккуратно поглаживая, он чувствовал под руками плоть ее тела, отделенную только тоненьким слоем ткани. Он чувствовал большую часть ее тела, она была прижата так близко. Грудь, живот, руки, плечи, бедра, бедра.
         Раньше они ни разу не прикасались друг к другу, она только клала руку ему на руку во время их ежедневных прогулок. Переполнявшая его страсть гасила все остальные чувства. Гнев, ужас и страх остававшиеся после боя были похожи на следы ног на песке, смытые волной. Его руки обнимали ее все теснее и теснее.
         Ее волосы были прекрасны. Длинные, черные, блестящие, вьющиеся. Сначала онн целовал ее отчаянно, затем, мягко, но настойчиво, он все глубже зарывался в ее волосы. Когда ее лицо оказалось совсем близко, он поцеловал ее в губы. Полные, чувственные, мягко-нетерпеливом, так же нетерпеливым как и у него.
         Как долго длился этот поцелуй, их первый поцелуй, ни один из них не запомнил. До тех пор, пока крики толпы не вернули их обратно в реальность.
         - Ох, - сказала Ребекка. Она вытянула шею, глядя на море улыбающихся лиц людей, стоящих на пригорке неподалеку, глядяших на них с Майком и приветствующих их. На мгновение, Майк подумал, что она собирается снова спрятать свое лицо у него на груди, пытаясь избежать общественного внимания. Но она этого не сделала. Она вспыхнула, да. Но не более того.
         - Ах", повторила она. Потом, улыбаясь, она подняла губы снова. - Я сделала это, - прошептала она. - И я так счастлива из-за этого!
         - Я тоже", сказал, вернее пробормотал Майк. Больше Ребекка не дала произнести ему ни слова. Какое-то время во всяком случае. И от этого он тоже был только счастлив.
  
   Глава 20
  
   Первым кого они нашли, был Диего. Гретхен, конечно знала, что испанец невероятно стоек, но даже она была впечатлена. Несмотря на ужасные раны, Диего ухитрился проползти сорок ярдов от первого ряда, где его подстрелили.
   Он даже до сих пор был в сознании:
   - Дай мне воды - прошептал он когда она опустилась рядом с ним на колени. Испанец лежал на спине держа внутренности руками.
   Диего приоткрыл глаза, хотя они и остались узкими щёлками.
   - И приведи мне мою женщину. Где эта тупая сука?
   Гретхен подняла голову и осмотрелась. Поле боя было покрыто телами, особенно там где были первые ряды терции. Судя по всему, примерно половина из них ещё была жива. Люди стонали, скулили, некоторые из них - кричали.
   Мужчины, и теперь, несколько женщин, двигались по полю, осматривая тела. На всех мужчинах были те же странные пятнистые одежды, что и на юноше рядом с ней. Женщины носили белые.
   Гретхен наблюдала за ними достаточно, чтобы понять их цели. Насколько она видела, они не добивали выживших. Они, похоже, пытались спасти тех, кто ещё мог выжить. Даже сейчас она видела небольшие отряды людей, уносящих раненных на носилках.
   То была хорошая новость. Если Ганс...
   На время она оставила мысли и страхи о брате. Сперва надо было разобраться с Диего. И для этого, люди вокруг могли представлять проблему.
   Диего опять заговорил хриплым шёпотом:
   - Воды, тупая п..да, ты оглохла?
   Гретхен осмотрела раны Диего. Она не думал, что даже Испанец мог бы выжить с ними, но не была уверена.
   Она снова посмотрела на людей вокруг. Близко никого не было, за исключением...
   Она повернула голову и посмотрела на юношу, которого попросила помочь ей в поле. Почти херувимчик, несмотря на все его размеры. Юнец был высок, тяжеловат - много жира - а лицо его было очень честным. Невинное лицо, с пухлыми щёчками и прямым носом. Почти глупо выглядящее, особенно с этими очками. Гретхен и раньше видала очки - но только на старых и богатых людях, и никогда - на молодых - точно никогда - на поле брани.
   Глаза юноши, увеличенные этими линзами, были ярко зелёными. Здоровые галаза. И они были единственным, что не казалось в нём детским - Гретхен помнила огонь горевший в них, раньше, и гнев с которым он пошёл на наёмников.
   Смелый мальчик, тогда. Может быть и сейчас. А если нет - возможно просто невинный. И глупый, как бывают такие люди. Она помнила как и сама была такой. Два года назад. Целую жизнь назад.
   - Пошалуста - сказала она, собирая те немногие английские слова, которые узнала от наёмников. - Смотри... - Она заколебалась, пытаясь подобрать слово, затем вспомнила - Прочь.
   Он уставился на неё.
   - Смотри прочь - повторило она, и с мольбой - Пошалуста.
   Она вздохнула. Он явно не понял, на лице чталась растеряннасть. Невинный, непонимающий. Гретхен изучила его глаза, и решила, что у неё нет выбора, кроме как доверится им.
   - Воды! - прошептал Диего - и приведи мне мою суку!
   Гретхен кивнула на раненного Испанца рядом с которым стояла на коленях.
   - Он делать... она запнулась, пытаясь выдумать будущее время. Да. - Он будет делать плохо майн швайстер.
   Парень нахмурился, очевидно, слова ему ничего не говорили. И снова Гретхе постаралась подобрать английское слово. Не найдя, она попыталась обойтись иносказанием.
   - Майн... мой женский брудер.
   Его галаза распахнулись
   - Твоей сестре?
   Да, правильное слово! Гретхен кивнула. И достала нож из-под корсета - Пошалуста, смотри прочь.
   Глаза стали еще больше. Они были очень зелёные. Она поняла что они остануться такими даже без очков. Пышногубый рот парня началь открываться, будто чтобы издать протест. Или приказ.
   Но, через мгновение, губы сомкнулисб, юноша посмотрел на неё.
   - Воды, тупая п..да - сказал Диего и добавил несколько слов по-испански, но Гретхен не поняла ни единого, кроме слова пута.
   Похоже, парень, наоборот, понял. Его лицо вспыхнуло гневом, ну или он был не настолько невинен, в конце концов.
   Внезапно, он всатл на колено рядом с ней, нависнув над ними. Он наклонился вперед. Гретхен мгновенно поняла, что он закрывает её от взглядов остальных людей на поле.
   Н сказал что-то по-английски, но она не поняла слов. Это было не нужно, взгляда было достаточно.
   Гретхен забивала скотину с пятилетнего возраста, и Диего не занял больше времени чем цыплёнок. Маленький нож вскрыл сонную артерию подобно бритве. Кровь начала выплёскиваться на землю с противоположной от них стороны, и на неё не попало ни капли. Она имела большой опыт в забое скота.
   Диего был очень живучим, поэтому, дабы быть уверенной, Гретхен воткнула нож ему в ухо на всю длину. Затем она поповорачивала нож в его мозгах три или четыре секунды. Диего был не настолько живуч, да даже Сатана, породивший его, не был так живуч.
   Закончив, она вытерла лезвие о рукав испанца, прежде чем убрать его обратно в корсет.
   Убийство Диего весьма обрадовало её. Но, как ни странно, ещё больше её порадовал юноша. Он ничего не сказал в процессе, но не отвёл взгляд. Ни на минуту.
   Здоровые глаза, Очень яркие и зелёные. Гретхен решила, что очки вполне симпатичные.
   Она поднялась. Одно необходимое дело сделано, осталось второе. Или может два.
  
   Как выяснилось - только одно, Людвиг был уже мёртв. Даже его огромную грудь разорвали странные ружья странных людей в пятнистых одеждах.
   Гретхен посмотрела на него. Но в чем-то надеялась, что Людвиг будет ещё жив, и доставит ей удовольствие убить человека, убившего её отца и обрекшего её на два года насилия. В тот момент ей владела чистая ненависть.
   Она заметила маленькую руку -третья рука? - торчащую из-под огромного тела Людвига и ненависть сменилась надеждой. Может в первый и последний раз в своей жизни Людвиг сгодился на что-то хорошее.
   Парень помог ей спихнуть тело Людвига в сторону. Внизу, как котёнок подо лбвом, лежал её брат Ганс. И он всё ещё был жив.
   Еле живой. Но живой.
   Откатив Людвига Гретхен увидела огромные раны на его спине. Оружие чужаков - чем бы ни было это оружие с его ужасающим дьявольским перестуком - было достаточно мощным, чтобы пробить насквозь Людвига, его броню и попасть в её брата стоявшего позади. Но, похоже, пули были достаточно отклонены и потеряли достаточно силы и раны её брата не стали смертельными сразу.
   Гретхен упала на колени рядом с братом и перерезала завязки его дешевой кирасы. Затем, столь нежно как только смогла, ощупала раны пальцами. Вспышка надежды растаяла так же быстро как появилась - как минимум одна пуля пробила стенку грудной клетки. Даже если её можно удалить - она сделает всё что сможет, своим небольши ножом - рана практически гарантировано воспалится. Она знала эту болезнь. Люди редко после неё выживали, даже люди куда более сильные чем её тщедушный младший брат.
   Её глаза наполнились слезами, пока она вспоминала ганса и его тощую маленькую жизнь. Вспоминала, как он всегда пытался влится в мир, которому совершенно не подходил. Он был любознательным мальчиком, влюблённым в книги, и готовым унаследовать печатное ремесло своего отца. Он часто шутил на Гретхен, говоря, что если бы в мире была хоть капля логики и разума, то это она в их семье должна была бы таскать пику. Большая, сильная, выносливая Гретхен.
   Через слёзы, через печаль, через обреченность, Гретхен услышала, как мальчик что-то кричит. Он кричал не на неё, а кому-то вдалеке. Её английский был действительно очень плох, и единственным словом, которое она поняла было последнее, повторяемое снова и снова.
   Немедленно! Немедленно! Немедленно! Немедленно!
   Секундой спустя она услышала топот ног, несущихся к ним. Она подняла голову и смахнула слёзы. Приближались два человека, и с ними женщина в белом.
   Потом она заметила, что несут эти люди все остальные мысли ушли. Носилки. Вещь, которую использовали, удя по её опыту на многих полях сражений, чтобы уносить людей, которых ещё можно было спасти.
   Она встревожено посмотрела на юношу рядом с собой, он смотрел на неё. Его лицо уже не казалось таким уж молодым. Ну, по крайней мере глаза. Зеленые, чистые,здоровые глаза. В них было обещание.
  
   Глава 21
  
   После того как унесли Ганса, Гретхен разрывалась от нерешительности. Часть её хотела последовать за братом, куда бы чужаки его не несли. Но ведь была и остальная семья, за которой было необходимо присмотреть, ведь они, как обычно, на неё рассчитывали.
   За неё принял решение юноша, вернее его взгляд. Она решила снова доверится этим глазам.
   Парень не подавал не единого признака желания оставить её. Скорее даже наоборот - все в его поведении говорило о неком стеснительном, неуверенном, колеблющемся чувстве собственности.
   Прежде чем принять решение, Гретхен провела минуту или около того, в раздумьях об этом чувстве собственности. Решение было достаточно очевидным, да и в любом случае, вряд ли у неё был выбор, за исключение выбора из двух зол. И...
   Ей нравились эти глаза, что-то такое в них было. Остальное можно было вытерпеть достаточно легко. Да что угодно можно достаточно легко вытерпеть, после Людвига.
   Парень...
   "Стоп" - она направил свои мысли в другую сторону.
   - Вас ист... - чертов английский! - Как есть ире... твой имя? - последнее слово она произнесла на немецкий манер.
   Он сразу понял вопрос:
   - Джефф Хиггинс.
   "Ага. Он также умён, как его взгляд" - это был хороший знак, уму обычно сопутствует юмор, хороший юмор. Интеллект Людвига примерно соответствовал интеллекту свиньи, и юмор его напоминал ей свиное дерьмо.
   Она произнесла имя про себя несколько раз, пока не уверилась что делает это правильно. Мужчины - в особенности молодый мужчины - сердятся, когда их имена произносят неправильно. Гретхен, по крайней мере, здесь и сейчас, не могла позволить себе такой роскоши.
   Никогда. Два года, жизнь Гретхен и её семьи висела на тончайшем волоске. Но Гретхен всегда была уверена в своих силах, с тех пор как была маленькой девочкой. Пока был хотя бы волосок, она будет за него уверено и крепко держаться.
   Она взяла его под руку и повела обратно в лагерь, где ждала её семья. При этом она старалась, чтобы это не слишком бросалось в глаза. Мужчины обижаются, когда женщины их куда-то ведут.
   Но юноша: "Стоп, Джефф" - казалось, совсем не возражал. К её удивлению, он даже разговорился, путаясь в словах, пытаясь подобрать некий смешанный язык, понятный обоим. Её удивило то, что он, казалось, больше пытался выучить немецких слов, чем научить её английским.
   Когда они дошли до лагеря, Гретхен почти успокоилась.
   "Всё не так уж и плохо" - решила она: "Конечно, он будет тяжёлым, он такой большой и полный. Ну и что? Людвиг вообще на быка похож был."
   Затем, крича и прокладывая себе путь через хаос лагеря - люди уже не вопили от ужаса, но всё ещё были в смятении - подбежали три юнца.
   "Молодых человека, глупая женщина, не мальчищки"
   Гретхен их узнала. Это были те же трое, что были с Джеффом, и стояли рядом с ним, когда он остановил протестантских наемников. Как только они подошли, началось взаимное подтрунивание. Гретхен не могла уследить за всем разговором - слово там, слово тут. Но быстро поняла его суть. Они расспрашивали его о его новой женщине, и он отвечал.
   Она расслабилась ещё больше - распроссы были легкомысленными, но не непристойными. В каком-то смысле - практически невинными. А ответы Джеффа были...
   Осторожными, неуверенными. Несвязными, и неловкими, и смущенными. Но больше всего - гордыми. Очень, очень гордыми.
   Гретхен изучала эту гордость, то что она могла о ней понять сквозь незнакомые слова. Иностранные языки были ей привычны - наемная армия была пресловутым вавилонским столпотворением - и вполне привыкла отделять смысл от словесной шелухи.
   Она расслабилась. Людвиг тоже ей гордился. Как свинопас лучшей свиноматкой. Здесь же было что-то ещё. Что-то... свежее. Может быть - чистое.
   К ней пришло внезапное воспоминание, из давно забытого ею мира. Мира, который она изгнала из своих мыслей. Она вспомнила один из вечеров в доме отца, как тот сидел у очага, грел руки, пока мать выставляла на стол еду. Отец повернул голову и посмотрел на неё. Тгда Гретхен было шестнадцать. Всего четыре года тому назад, осознала она. Целую жизнь назад.
   И гордость во взгляде её отца. Чистые, блестящие, здоровые глаза, полные чувства "это моё". Чувства такого нежного и такого тёплого, что казалось оно освещает дом больше чем огонь.
   К своему ужасу она поняла, что начала плакать. Дрожать как лист. Она отчаянно попыталась взять себя в руки
   "Прекрати! Это раздосадует его! Мужчинам не нравится..."
   Кто-то обнял её и притянул к себе. Прижал рукой её лицо к плечу. Подобно ребёнку, неосознанно, она обвила руки вокруг тела и стиснула их. Она рыдала и рыдала, в процессе чувствовала мускулы под жиром, и кости под мускулами. Чувствовавла как острая грань оправы очков упиралается в её череп. Слушала шёпот и не понимала ни слова.
   Нужды в словах не было. Смысл, без шелухи - вот что было важно.
   Закончив, в конце-концов, рыдать, она подняла голову. Их взгляды встретились. Светло-коричневые глаза и светло-зелёные.
   "Все совсем неплохо"
  
  
   Глава 22
  
      Первое, что бабушка сказала Гретхен, узнав, что они стоят перед школой, было:
      - Чепуха!
      Наклонившись, старуха подозрительно всмотрелась в молодого человека, стоящего рядом с Гретхен. Он держал в руках лист бумаги. - Он врет тебе, - высказалась бабуся. Она говорила с полной уверенностью, свойственной ее возрасту и умудренности.
      Бабуля крутила головой, изучая те части огромного здания, которые могла видеть.
     
      - Во всей Германии не хватит детей благородного звания, чтобы заполнить эту огромную школу. Он врет тебе.
      Гретхен и сама ни в чем не была уверена. Она не думал, что Джефф врал ей. Конечно, она едва знала его, но взгляд на его открытое лицо успокаивал ее. Какие бы пороки и недостатки не скрывало это лицо, Гретхен не могла поверить, что среди них было хладнокровное притворство.
      Тем не менее, не было никаких логических объяснений существованию школы таких огромных размеров. По крайней мере она думал, что их нет. Тысячи детей благородного звания сразу ? Именно такое число гордо назвал на своем англонемецком пиджине Джефф. Наберется ли столько даже во всей Священной Римской империи?
      Гретхен почти дрожала. У нее была слабая надежда на то, что если на протяжении последних лет было убито достаточно дворян, то война скоро закончится. Но если были еще тысячи, готовые занять место отцов...Она бросила пристальный взгляд на лист бумаги в руке Джеффа. У всех его друзей было по такому же. Эти документы раздала им старая женщина, явившаяся поприветствовать их, когда они подошли к школе. Гретхен изучала старуху. Баронесса, по крайней мере. Возможно, даже герцогиня.
      В какой-то мере, оценка Гретхен была основана на одежде этой женщины. Одежда была проста, имела необычный и почти неприличный фасон, зато была очень хорошо сшита из нескольких незнакомых тканей и почти кричала: королевский наряд! В основном, однако, вывод Гретхен была продиктован самой женщиной.
      Она не знала других женщин, которые могли бы достигнуть столь преклонного возраста не превратившись в старую каргу от бесконечных трудов, лишений и невзгод. Когда она впервые увидела эту женщину, Гретхен подумала, чтобы она чуть старше тридцати, несмотря на седые волосы. Но морщины вокруг глаз и рта были как у женщины гораздо старшего возраста. Сорок пять лет, может быть, даже пятьдесят. Почти в возрасте сгорбленной и высохшей бабуси.
      Герцогиня. Женщина была такой же высокой, как Гретхен. Она стояла прямо, без всяких следов сутулости. Все в ней пылало здоровьем и энергией. За очками карие глаза герцогини были такими же ясными и яркими, как у молодой женщины.
      А еще уверенность в себе. . Ее поза, осанка, даже, то, как она держала голову, все это объявляло граду м миру в недвусмысленных выражениях: я важная персона! Драгоценная. Благородная. Чистых кровей.
      Гретхен отвела взгляд и он сноова упал на лист бумаги.Та была покрыта напечатанными словами.
      Она нерешительно протянула руку.. - Пжалуста? Можно мне?
      Джефф был поражен. Но он не стал протестовать, когда Гретхен взял бумажку из его рук.
      Ей понадобилось не более десяти секунд, чтобы понять, на что она смотрит. Почти все это время было потрачено из-за незнакомого стиля печати
      Как умно!
      Это был миниатюрный словарь. Отец Гретхен временами публиковал словари. Но это были огромные, просто монструозные книги. А тут был всего один лист, содержащий простые фразы на английском языке и их немецкий эквивалент. Написание слов, конечно, было не всегда тем, к которому Гретхен привыкла, но это ничего не значило. В это время еще не было жестких правил правописания. Ее отец не раз жаловался на эту проблему.
      Одну фразу она заметила немедленно. Ах, да!
      Чтобы не было недопонимания, Гретхен встала рядом с Джеффом и указал на фразу пальцем в то время как она произносила слова.
      - Не могли бы вы.... как ... некоторые...еда?- Она начала двигать головой вверх-вниз, - Ja! Ja!
      На лице Джеффа сразу же появилось огорчение. Она заметила его взгляд на чудовищной величины окна, покрывавшие ближайшую стену здания. Гретхен проследила за его взглядом. На нее произвело впечатление, опять же, не сам размер этих окон. За окнами, в комнате, она вдруг заметила, что несколько человек несут подносы к столу. Еда!
      Она не ела уже два дня. И потом только немного хлеба, который Людвиг украл на ферме. Его было слишком мало, чтобы насытить всех женщин и детей.Ганс предложил разделить его маленькую долю еды, но Гретхен отказалась. Брату нужно было быть сильным, чтобы выжить в битве.
      Джефф выглядел очень огорченным.Когда он увидел, что старая герцогиня идёт к ним, его лицо немного расслабилось.
      Джефф и герцогиня быстро обменялись несколькими словами. Английский Гретхен быстро улучшался, она поняла гораздо больше, чем понимала в английском некоторых наемников из армии Тилли, но она все еще была не в состоянии понять весь разговор Только кусочки:
      Джефф: - голодают, миз Мэйли. - чуднОе имя герцогини.
      Герцогиня: - О, Боже, - как легко они богохульствовали! - Я не подумала! - Герцогиня хлопнула себя по голове так, как обычно признают совершенную глупость. Гретхен был поражена жестом. Герцогиня? На публике? Перед простолюдинами?- Я дура! - Челюсть Гретхен отвисла.
      Джефф: - ...нам делать?"
      Герцогиня вздохнула и покачала головой. Ее собственное лицо выглядело очень огорченным. - Нет...- Гретхен не совсем уловила последнее слово. Выбор?
      Герцогиня опять покачала головой. Затруднение га ее лице по-прежнему было очевидно, но оно перекрывалось решимостью. ЕЕ царственная уверенность в себе была непоколебима. Абсолютно. Несмотря на свою ненависть к дворянству, Гретхен была впечатлена. Это была женщина, для которой решать и властвовать было столь же естественно, как дышать.
      Герцогиня несколько секунд смотрела на Гретхен. Во взгляде ее не было высокомерия. Что это за выражение?
      Когда Гретхен, наконец, поняла, она была ошеломлен сильней, чем когда-либо в своей жизни. Даже дружеский жест, которым герцогиня взяла ее за руку и повела к другому зданию не пересилил первоначального шока.
      Эту память Гретхен пронесет до могилы.. Те королевские, императорские карие глаза. Глаза пожилой властной женщины, ярко сияющие здоровьем и уверенностью в себе и, настоящее, полное признание. Дружелюбие и, да - доброта. Гретхен изредка, не часто встречалась с христианским милосердием, даже среди сильных мира сего. И что же? Крестьяне, тоже могут быть любезны со своей домашней скотиной.
      Но никогда она не знала признания. Никогда, ни разу. Впервые в жизни, один из сильных мира сего смотрел на Гретхен Рихтер, и видел в ней просто другого человека.
     
     
      ***
     
      Гретхен не понимал четко ни одной из фраз, которые говорила ей герцогиня, пока они не подошли к другому зданию. Она была в состоянии понять только суть дела. Герцогиня, говорила что то о болезнях.
      Вся большая семья Гретхен последовал за ними, так же как и Джефф с его тремя друзьями. Они шли по своеобразному черному веществу, которое, казалось, покрывают большую часть земли за пределами самих зданий. Вещество служил той же цели, что и булыжники, но было удивительно плоским. Гретхен думала о том, как чудесно это ощущение тепла и шероховатости под ее босыми ногами.
      Она была озадачена, сначала длинными желтыми линиями, нарисованными на всем большом пространстве, покрытым этим черным материалом. Для чего тут эта шахматная доска? Потом, увидев расположение нескольких повозок в этом месте, она поняла, что желтые линии для того, чтобы вести их к месту отдыха. Большинство желтых клеток были пусты. Они тянулись и тянулись на ярды и ярды.
      У них так много автомобилей? Для этого нужно много места? Эти люди настолько богаты!
      Она повернула голову и оглянулась на Джеффа. Гретхен поняла, что он наблюдал за ней. Он на мгновение встретился с ее глазами, прежде, чем отвести взгляд. Неуклюже, он подтянул ремень аркебузы висевшей на его на плече немного повыше.
      Такой застенчивый. Я уверена, что он всего лишь молодой солдат. Но он, кажется, принимают все это как должное. Поэтому он тоже, должно быть очень богат.
      Она снова повернула голову, расправила плечи и двинулась вперед вместе со странной герцогиней. Направляясь в таинственное будущее, она не могла знать, что ее там ждет, но с ожесточенной решимостью намеревалась провести свою семью невредимой через все бури этого будущего. Настолько невредимой, насколько это вообще возможно. Невзирая на неизбежное.
      Герцогини провела их вокруг здания. Там, сзади, было длинное строение крыша и стены которого были сделаны из неизвестного материала. Сильно блестящего, почти как металл. Но в материале чувствовалась мягкость. Он был окрашен в светло-зеленый цвет и Гретхен подумал, что он почти прозрачен. Ей вспомнились цветные стекла в соборах.
      При всех особенностях внешнего вида и материалов, Гретхен сразу понял, что здание было построено совсем недавно. Неосновательно выглядевшие трубы, выходившие из здания и убегавшие вдаль ярко блестели, еще не помеченные временем и погодой.
      Герцогини привела их к маленькой двери в стене здания. Она открыла дверь и указала Гретхен вперед в комнату за дверью. Сама герцогиня осталась стоять у двери. Она, казалось, изучала других членов семьи Гретхен, послушной толпой входивших внутрь. Троих из них она остановила движением руки и жестом в сторону. Неуверенно, но повинуясь, трое мальчиков, сделали шаг назад. Это были три самых старших мальчика в группе. Все они прошли уже период полового созревания,но недавно, и все были нагружены связками того немногого, что семья имела из одежды.
      Когда остальные члены семьи вошли, герцогиня указала на трех мальчиков и что-то сказал Джеффу и его друзьям. Они тоже остались на улице. Джефф кивнул и поманил трех мальчиков следовать за ним. Он указал куда-то вниз здания. Возможно на другую сторону.
      Сразу же, не понимая, что происходит, женщины в комнате начали вопёж. Все, кроме Гретхен. Это не было протестом против происходившего, это был простой тоскливый вой.
      Гретхен почти было присоединилась к этому бабскому бедламу. Почти. Но что-то в выражении лица герцогиня перехватило ее горло. Рот герцогини был открыт, лицо не выражало ничего кроме удивления и непонимания
      В одно мгновение, Гретхен осознала истину.
      Она не знает, что мы боимся. Нет! Она просто ... не понимает. Как может кто-нибудь в этом мире быть таким наивным?
      Но это было так.Она не сомневалась. Один образ вспомнился ей, зеленые глаза молодого человека, увеличенные очками. Она вспомнила эти глаза. Она видела ярость пылающую в них, однажды, прежде чем он вышел вперед, чтобы встать лицом к лицу со стаей зверья. Один. Со странным и мощным оружием, да, но все-таки в одиночку. Пока его друзья не колеблясь ни минуты не присоединились к нему. Гретхен смотрела через открытую дверь. Тот самый юноша все еще был там и смотрел на нее. Рот как и у герцогини был широко открыт, он слушал вопли женщин и детей.Гретхен изучала его губы. Губы до сих пор как у мальчика, пухлые и мягкие.
      Гретхен знала, тогда. Знала! Она выпустила удерживаемый в легких воздух. Она оставила позади мир убийств, и вступили в новую землю. На этой земле тоже были убийцы, жестокие и страшные. Ах, да! Есть еще Бог на небе, но не убийцы!
      Прежде чем отвернуться и заняться семьей, карие глаза Гретхен отправили послание зеленым глазам юноши. Он конечно не понял. Пока. Может быть, не сразу. Но она хотела, чтобы это обещание так или иначе было дано.
      Гретхен уже решил стать его наложницей. Она будет его женщиной. Юноша, едва став взрослым получит то, чего никогда не имел. Конечно он не Людвиг...
      Она отвернулась и занялась семьей:
      - Молчать!
      От рева Гретхен задрожали стены. Мгновенно, все дети в комнате щелкнув зубами захлопнули рты. Женщины тоже, за исключением новенькой деревенской девчонки. Гретхен пощечиной отправила ее на пол. - Молчать! - новенькая, плюхнувшись на зад, уставилась на нее. На ее щеке краснел след от руки Гретхен, но она замолчала.
      Гретхен повернулась к герцогине. Рот той был по-прежнему открыт, но на сей раз Гретхен поняла, что шок был вызван ее собственными поступками.
      В чем дело? Неужели она никогда не воспитывала детей?
      Герцогиня закрыла рот. Покачала головой. Движение было быстрым, резким, это не было жестом осуждения, она просто пыталась собраться с мыслями
      Сообразив, что герцогиня не понимает происходящего, Гретхен путано попыталась ей объяснить. Герцогиня была очень умна. Ей даже с учетом языкового барьера понадобилось не больше минуты, чтобы понять, наконец, в чем дело. Глаза герцогини расширились, ее бледное лицо еще больше побледнело. Но она кивнула и повернула голову. В нескольких футах Джефф и его друзья стояли и ждали. Примостившись рядом с дверью на корточках, почти у ног герцогини трое старших мальчиков семьи Гретхен смотрели на нее. Их лица были белы от ужаса, они оцепенели от сознания настигшей их, наконец, смерти.
      Герцогиня отбарабанил несколько фраз по-английски. Она говорила слишком быстро, чтобы Гретхен могла уследить за смыслом. К тому моменту, когда герцогиня закончила говорить, лица Джеффа и его друзья были бледны, так же как ее собственное. Они смотрели вниз на трех скорчившихся мальчиков. Один из друзей Джеффа коснулся оружия за плечом, так как если бы захотел убедиться, что, его домашнее животное не превратилось в змею.
      Герцогиня рявкнул еще фразу, звенящую властностью. Гретхен уловила только последние два слова. - ...делают это!
      Гретхен было трудно не улыбнуться, видя, поспешность, с которой Джеффа и его друзья повиновались герцогине. Что ж, неудивительно. Бьюсь об заклад, она никогда не шлепала ребенка. Своего, во всяком случае!
      Почти с отчаянием, Джефф и его друзья сняли с плеч ружья и прислонили их к стене. Минуту спустя они отстегнули кобуры с пистолетами и положили их на землю.
      Гретхен подошла к двери и обратился е трем мальчикам. - Следуйте за ними,- скомандовала она, указывая на Джеффа и его друзей. - Делайте все, что они говорят. Понимаете? - Мальчики смотрели на нее. Гретхен нахмурилась и подняла руку. - Сейчас же!
      Мальчики вскочили на ноги. Они были смущены и напуганы тем, что в знакомый голос вдруг обрел твердость стального клинка. Нет, они не боялись Гретхен. Но никто - ни один ребенок или женщина в семье, никогда не думал о том, чтобы не подчиниться ей. Они отлично знали тяжесть ее большой руки. И все ее мускулы были тверды. Но еще тверже была воля, руководившая мышцами. Ангел из стали, выкованный чертями в адском огне
      Довольная, Гретхен отвернулась. - Это будет сделано, - сказала она герцогине. - Веди нас, куда нужно.
     
      ***
     
     
      Конечно, потом были и еще проблемы. Например еще один бабский вопёж, когда герцогиня приказала женщинам раздеться.
     - Это наша единственная одежда! Больше у нас ничего нет!
      Гретхен криком заставила их замолчать.
      Герцогиня приказала положить одежду в большие металлические корзины. Затем, протолкнуть корзины через низкую дверцу. В дальнейшем, как поняла Гретхен, прежде чем вернуть, одежду бы выстирали и почистили.
      Женщины снова устроили хай.
      - Их украдут!
      Гретхен снова заорала. Но этого уже было не достаточно. Она подняла руку. Но герцогиня остановила ее, покачав головой. Мгновение спустя, герцогиня начала раздеваться. Этот поразительный поступок принес тишину. Семья смотрела, как благородная дама снимала одежду. Герцогиня не медлила. Гретхен удивило, как быстро были сняты одежды герцогини. Она-то думала, что герцогине нужны служанки
      Еще больше она была удивлена телом, обнажившимся, когда герцогиня разделась. Да, старуха. Но если грудь и опустилась, то не высохла. Ягодицы, хотя уже и не были полными и твердыми, но все же оставались ягодицами. И везде на теле герцогини - и в плечах, и на ногах и на животе и в бедрах, мышцы были сухими, почти тугими. Тело герцогини при всех приметах возраста, казалось пышет здоровьем. Если бы она была мужчиной, Гретхен сказала, что это тело до сих пор может вызвать желание.
      Герцогиня отнесла свою одежду в одну из корзин. Мгновение она, казалось, колебалась. Затем, с кривой улыбочкой и пожав плечами, она разложила свои королевские одежды среди нищенских лохмотьев. Она отвернулась и пошла к следующей двери, махнув рукой в командном жесте. Толкнув дверь, она вошла в комнату с выложенным плиткой полом.
     
      ***
     
     
      После этого, никакого бабского хая больше не было..
      Визг, да, был, когда герцогиня повернула ручки и горячая вода из душа окатила семью
      Стоны страха, да. Когда герцогиня раздавала куски мыла и демонстрировала его использование. Инквизиции будет думать, что мы евреи! Нас сожгут!
      Беспорядочный плач, да. Когда герцогиня заставляла скрести волосы с какими то едкими веществами. По видимому это должно убить блох. Во всяком случае именно так Гретхен понял ее слова.
      Но хая нет, не было. Гретхен была вынуждена рявкнуть еще только раз. Чтобы остановить детей, радостно игравших сжимая куски мыла и запуская их друг в друга как ракеты.
     
      ***
     
     
      Когда странный ритуал закончился, и все они вытирали себя чудесными мягкими тканями ("полотенца",так их называли), герцогини подошла к Гретхен. Мгновение она своими карими глазами исследовала сверху вниз тело Гретхен. Гретхен было интересно - зачем. Она хотела бы узнать побольше, когда герцогиня покачала головой. Жест выглядел, криво, почти печально.
      Герцогиня говорила тихо. Она, казалось, разговаривала сама с собой, а не с Гретхен. Тон ее голоса составлял необычную смесь юмора и беспокойства.
      Гретхен кое что поняла.
      - Вот головная боль, как быть, когда сходит эта чертова грязь... - Здесь ее кивание головой стало совсем печальным, - ...как сдобная булочка, - герцогиня запрокинув голову рассмеялась. Смех звучал весело. - Джефф упадет замертво, когда ее увидит! Юмор пропал, тревога осталась. Глазах герцогини, казалось, нацелились двумя стволами в Гретхен, стараясь проникнуть в ее душу. Или вообще понять, есть ли у Гретхен душа.
      Гретхен выпрямилась. В существования у себя души, она не сомневалась. И будь проклята эта герцогиня, если она думает, что души у Гретхен нет!
      Судя по всему, герцогиня была удовлетворена. Хмурость и беспокойство остались, но печальная ирония исчезла с ее губ. Гретхен, совсем не зная почему, поняла - беспокойство герцогини, отчего бы оно не возникло, не было связана с осуждением Гретхен. Просто недовольство подложившим такую свинью миром.
      Герцогиня снова покачала головой, но уже не печально, а почти сердито. Она бормотала быстрыми, резкими фразами, - Этот молодой человек, слишком наивный! Не получит... что-то... повышение? Поговорка? - ...от этой бедной девушке! "
      Она повернулась и пошла дальше. Затем, увидев Аннелиз, остановилась. Сестра Гретхен, попав под королевский взгляд отступила на шаг или два. Нерешительно, она опустила полотенце. Ее тело было полностью открыто. Без полосок ткани, которыми Гретхен в прошлом году замотала ей бедра и грудь, правда было очевидна.
      Но больше не было Диего испанца, от которого это нужно было прятать. Гретхен отправила испанца обратно на родину. На его истинную родину, место намного более горячее, чем Испания. Теперь Диего сидел на корточках у ног Сатаны, расплескав кровь и мозги по каменным плитам у ног своего хозяина. В этот миг Гретхен пожелала его тени вечных мук. В этот момент это могла видеть только герцогиня. Откуда пришла герцогиня, где ее родина, Гретхен не имела ни малейшего понятия. Но то, что она не Диего было совершенно точно. Герцогиня смотрела на Аннализ. Повернула голову. Уставилась на Гретхен. Изучила ее взглядом сверху вниз, продолжая бормотать, - Ее сестра - в ближайшее время. Или уже! Она оглядела всю комнату, подвергая всех молодых женщин быстрому осмотру. - Половина из них - уже проблема!
      Ее взгляд упал на новенькую с фермы. Теперь, когда грязи и запекшейся крови не было, а синяки поблекли, тело девушки было не таким уж и бесформенным. Но Гретхен, в отличие от герцогини, не стала тратить времени на осмотр тела. Ее гораздо больше интересовало лицо деревенской девчонки. Да. Свет возвращался в эти глаза.. Не полностью, но все же. Впервые, с тех пор как Гретхен познакомилась с ней, на лице девчонки даже появилась немного застенчивая улыбка. Да Эта улыбка, казалось, заметно увеличила возбуждение герцогини. Она всплеснула руками. В этом жесте сочетались безнадежность, нетерпение, раздражение, и - да, все же, немного юмора.
      Герцогиня подошла к металлическому шкафу у дальней стены и открыла его. Внутри вплотную друг к другу висели ряды одежды. Очень мягкой, красивой и роскошной. Она начала вынимать одежду из шкафа.
      К удивлению женщин и детей, герцогиня стала раздавать одежду им. Сначала нерешительно, а затем с криками настоящего восторга - ткань ведь такая мягкая - они бросились надевать новые одежды. Они стояли тихо, так как Герцогиня не торопилась с объяснениями. Насколько Гретхен поняла, новая одежда была дана им только временно, пока не будет возвращена старая. И, возможно, Гретхен не был уверена, новая одежда могла бы стать их собственной и в будущем. Но некоторое время они будут носить эти прекрасные одежды в любом случае. Пока не появятся другие, им подобные, тоже нуждающиеся в этих удобствах.
      При всей жадности, свойственной отчаянно бедным людям, Гретхен и ее семья приняли новости достаточно спокойно. В конце концов, они не получали удовольствия от чужой боли, как Диего испанец. Конечно не от таких чужих, как тот же Диего
      Когда они вышли из здания, Джефф с друзьями и трое старших мальчиков уже стояли на улице, в ожидании. Мальчики были одеты в почти одинаковые одежды, и как и у женщин с детьми, их волосы были еще влажными.
      Друзья Джефф были все еще в прежней одежде, но не Джефф. Он тоже стоял с мокрыми волосами в халате. Ему явно было неловко и неуютно, особенно, когда он увидел появившуюся Гретхен. Он сразу же отвел глаза, как только ее заметил. Вначале Гретхен просто изучала его. Но тут же изучение начало сменяться чем-то другим. Чем то гораздо более мягким и менее расчетливым. Она поняла, что Джефф, поступил так же как герцогиня. Подавил страхи подшефных личным примером. Какое то чувство на мгновение мелькнуло в душе Гретхен. Ее так обрадовало, что это был именно он, а не кто-то другой.
      Она боролась с улыбкой. Она знала, что ему было неловко. Застенчивый, неуклюжий, неуверенный парнишка. Конечно же, смущенный своей наготой. Но еще больше смущает его необходимость быть лидером. Теперь она могла увидеть его тело гораздо лучше. Халат прикрывал гораздо меньше, чем камуфляж на поле боя. Мальчишеское тело. Правда большой мальчик, за пухлостью которого скрывалось больше мускулов, чем казалось на первый взгляд. Но все же детская округлость Но все в нем было еще по-детски округло и мягко
      Это совсем ее на заботило. Совсем наоборот. В теле Людвига не было ничего детского. Жесткое каменное тело как у тролля. Тролля, хвастающегося своей мужественностью и демонстрирующего ее синяками, оставляемыми на теле женщины.
      Чувство вернулось. Сильнее и дольше. Она была озадачена этими ощущениями. Наконец, Джефф поднял глаза и посмотрел на нее. Посмотрел пристально., как будто видел Гретхен в первый раз в жизни, такую вот, отмытую от грязи, свободную от бесчестья, женщину в халате, а не бойца на поле битвы. Его глаза становились все шире и шире.
      Гретхен взглянула на герцогиню. Та не смотрела на них. Она взглянула на трех спутников Джеффа - те тоже не смотрели.
      Быстро и уверенно, она развязала пояс и позволила распахнуться полам халата. Ее тело оказалось полностью доступно взгляду Джеффа от шеи и до щиколоток. Все, целиком. Грудь, живот, лобок, бедра. Все. Те места, которые никак не заботили ее саму, кроме их здоровья и силы. Но она часто видела, гораздо чаще, чем хотелось вспоминать, как мгновенно мог возбудиться Людвиг от одного вида ее плоти.
     Но на середине движения, что-то остановило ее. Она пыталась заставить пальцы закончить начатое. Они не послушались. Как будто ее сердце в обход ума командовало против телом против ее воли.
     - Почему?- возмутилась она, - Семья должна быть защищена!
      Ответа не последовало, потому что ответа не требовалось.
      Через некоторое время она позволила своим пальцам разжаться. Гретхен дала обещание. Молчаливое, но все же обещание. Она обещала стать его женщиной, а не просто его наложницей. Мальчик-мужчина не был Людвигом . Она могла бы расставить для него западню, но она не хотела обманывать его просто зовом плоти.
      Герцогиня повела их всех за школьное здание. Там будет еда, еда! Всех их грыз голод. Гретхен не последовала за ними сразу. Она опустила голову, закрыла глаза, сделал глубокий вдох и понежилась мгновение в чистоте и мягкости. Мягкость халата, мягкость тела, чистота сердца. Даже черное вещество под ее босыми ногами она ощущала чистым и мягким. Гретхен подняла голову и открыла глаза. Прежде чем уйти, она подарила Джефф улыбку. Это самое большее, из допустимого. Простая милая улыбка, только с намеком на обещание.
      Но когда она увидела его, она чуть не засмеялась. Нет, он не выглядел роющим землю копытом, фыркающим от вожделения быком. Просто юноша, здоровый как бык, но бык оглушенный
      Гретхен знала, что она победила. Теперь Джефф принадлежал ей, она была уверена в этом. Пойманный в западню без всякой возможности сбежать. В уловках больше не было необходимости. Сознание этого принесло ей удовлетворение. Частью теплое, частью холодное. Теплое, потому что она не нарушила свое обещание. Холодное, потому что само обещание было плодом расчетливости..
      Такова была жизнь внутри урагана. Снова Гретхен сделала то, что необходимо было для выживания ее семьи. Укрытие это хорошо, подумала она. Очень хорошо. Она пока вообще почти не знала Джеффа, но одно она знала точно. Этот полумальчик сможет защитить ее гораздо лучше, чем кто бы то ни был, включая троллеобразного Людвига. Намного, намного лучше.
      Но, было что-то еще. Чувство снова вернулось. Это было странное ощущение. Но бури чувств, захвативших бы ее целиком не было. Гретхен поняла это сразу и заглушила в себе это понимание.
      Жестоко. Но она жила с печалью в течение многих лет. Почему же сегодня должно быть по-другому?
  
   Глава 23
  
      Мелисса Мэйли поела с беженцами, все еще будучи в халате. Она чувствовала себя глупо и неуклюже в этом одеянии, пока она ела в том самом кафетерии, где за эти годы она тысячи раз делила трапезу с тысячами студентов. Одетая надлежащим образом! Эд Пиазза раздобыл для нее нормальную одежду, но Мелисса отказалась надеть её. Не раньше того, как беженцы будут устроены на ночь настанет время заседания комитета. То же самое упорство, граничащее с упрямством, которое когда-то заставило молоденькую бостонскую интеллектуалку ехать в забытые Богом уголки расово сегрегированного американского Юга, чтобы демонстративно сидеть в ресторане за одной стойкой с чернокожими, заставило ее сейчас, когда она стала куда старше, ужинать в халате бок о бок с немецкими беженцами. Босиком, как и они, даже если ее собственные ногти на ногах были наманикюрены.
      Одна из целей её присутствия здесь было попытаться уменьшить неизбежную для полуголодных беженцев опасность переедания. Но, как оказалось, в этом не было никакой потребности. Здесь уже была Гретхен, наблюдающая, как ястреб.
      Гретхен железной рукой поддерживала дисциплину в вопросах приема пищи. Мелисса несколько раз вздрагивала, наблюдая методы, использовавшиeся Гретхен для поддержания дисциплины. Она всю свою жизнь выступала против телесных наказаний. Но на этот раз она промолчала.
      На Мелиссу Мэйли, на самом-то деле, в этот момент снисходило откровение. Ее ум лихорадочно работал в то самое время, как, она внешне бесстрастно ела.
      Она, несмотря ни на что, не одобряла телесные наказание. Но Мелисса Мэйли не была глупа, и могла распознать действительное положение дел, когда она наблюдала ситуацию собственными глазами. Ее взгляд дрогнул, но она не опустила взгляда.
      Гретхен, а не она, видела, как люди ели траву, чтобы остаться в живых. Гретхен, не она, видела, как объедались те же самые люди, когда наступало неожиданное изобилие. И затем видела, как они умирали от несдержанности, корчась в муках. Она видела, как Гретхен ударила ребенка, набивавшего еду в рот обеими руками, и вынудила его сидеть с руками на коленях в течение трех минут прежде, чем он ему было позволено взять ещё кусок. Она вздогнула -- завтра на крохотной мордашке ребенка будет синяк, а сейчас он горько плакал -- но промолчала. Гретхен снова сохранила этому мальчику жизнь, в мире, который убил бы Мелиссу Мэйли, как цыпленка. И это даже не был её ребенок. Младенец Гретхен удобно устроился у неё на руках, счастливо сося ее грудь. Ее собственный ребенок был ублюдком, зачатым от насильника. Тот, другой -- кто знает? Никто, ничто. Комок пыли, посланный копытами благородных боевых скакунов катиться по неистовому пейзажу войны, пока, по счастливой случайности, он не прикатился к грязным ногам одной обозницы.
      Мелисса вздрагивала ещё и от того, что видела взгляды, которые Гретхен непрерывно посылала Джеффу, сидящему в другом конце стола. Эти взгляды были даже, в своем роде, скромными. И это только делало их тем более эффективными. Джефф был хорошо воспитанным провинциальным мальчиком. Вульгарная, хриплая и легкодоступная уличная проститутка отпугнула бы его. Молодая женщина в халате, спокойная, уверенная в себе -- ее грудь выглядывала из халата только для того, чтобы накормить ребенка -- руководящая тем, как едят члены её семьи...
      Посылающая взгляд за взглядом -- мягкие, яркие, многообещающие -- фактически подростку, который был младше её всего на два года по возрасту, но уступал на целые эпохи по жизненному опыту...
      Мелисса с трудом удержалась от смеха. Даже если не упоминать о её вызывающей изумление фигуре!
      Вывод был однозначен. Очевиден. На данный момент, Джефф представлял собой не более, чем сосуд неистово бурлящих гормонов. Сгорающий от желания. Сможет ли он отвергнуть сделанное ему предложение? Ха!
      В воображении Мелиссы внезапно всплыло изображение её самой, стоящей на пляже по лодыжку в морской воде. Королева Мелисса -- властная, справедливая -- приказывающая отступить морскому приливу.
      Мелисса была резко против сексуальных домогательств. Она резко протестовала, когда мужчины использовали в своих интересах подчиненное положение женщин в обществе, чтобы удовлетворить свою страсть. С годами её взгляды на этот вопрос не изменились.
      Нет, не изменились. Но...
      Отчаяние нахлынуло на нее. Мир, в который судьба забросила её, настолько отличался от того, который она знала, что казались невозможным найти правильный ответ. Могла ли она их осуждать? Могла ли она их порицать? И, самое главное, могла ли она указать им выход?
      Мальчик, которого ударила Гретхен, больше не кричал. Наоборот, он улыбался. Смотрел на Гретхен, стремясь попасться ей на глаза. Совершенно равнодушный теперь к синяку, формирующемуся на его щеке. Мелисса поняла, что срок наказания, наложенного Гретхен, прошел. Гретхен, как будто управляемая какими-то внутренними часами, встретила его пристальный взгляд, мягко улыбнулась и кивнула. Мальчик тут же засунул в рот горсть еды. Потянулся было за другим, остановился, осторожно поглядел на Гретхен. Конечно же, она наблюдала за ним и послалал ему нахмуренный взгляд.
      Ангелы всегда бодрствуют. Мальчик вздохнул и сложил руки на коленях. Ангел улыбнулся. Взгляд скользнул дальше, на другого ребенка, ещё одну слабую женщину, ослабевшую старуху -- и, затем, на полноватого американского старшеклассника, сидящего на другом конце стола. Обещание в этих глазах ни в малейшей степени не было ангельским.
      Взгляд скользил дальше. Наблюдающий, охраняющий. Стальные глаза, закаленные в горниле, которое не могла даже вообразить Мелисса. Взгляд единственной разновидности ангела, который мог существовать в таком месте.
      Мелисса была парализована. В душе она была твердо настроена говорить с Джеффом. Предупредить его -- недвусмысленно! -- что ему абсолютно воспрещается...
      Воспрещается? Почему? На каком основании?
      Ответ был страшнее тарантула, змеи, скорпиона. Лечение могло оказаться намного хуже болезни. Будь прокляты благие намерения, в действительности ситуация была совсем другой. Запрет американским парням сожительствовать с немецкими девушками -- девушками, которые будут бросаться на них, чтобы выжить -- был бы первым шагом на пути к кастовому обществу. Они будут совокупляться так или иначе, в стороне от любопытных взглядов. На лестницах, в туалетах. Американские аристократы, и немецкое простонародье. Снова шлюхи.
      Шаг к тому общественному устройству, появление которого она и Майк отчаянно хотели предотвратить
      Так что сделать? Действительно, есть ли свет в конце туннеля?
     
      Мелисса резко отодвинула еду. Мысли о телесных наказаниях и сексуальном домогательстве вызвали волну тошноты. Она закрыла глаза, пытаясь успокоить свой желудок.
      Еда не был причиной тошноты. Это была самая обыкновенная еда кафетерия средней школы, та же самая еда, которую она уже ела тысячи раз. Питательная и безвкусная.
      Тошноту породил неукротимый ужас. Ужас был пробужден воспоминанием.
      Она могла, в течении какого-то времени, заставить себя не вспоминать. Трудность поиска взаимопонимания, когда она старалась уговорить женщин и детей пройти санобработку, забрала её силы. После этого беспокойные раздумья, что делать с тем, что возникло и стремительно развивалось Гретхен и Джеффом -- сегодня, между ними, а в течении следующей недели, как она всё больше укреплялась в уверенности, между другими немецкими девушками и американскими парнями, которые носили оружие и могли защитить своих избранниц -- занимали её мысли. Привычка школьного учителя, закаленная десятилетиями поддержания этикета и дисциплины, сохраняла ее держала её ум в напряжении и не оставляла места для других мыслей.
      Но теперь прошло достаточно времени. Она больше не могал подавить воспоминания. Она вспоминала трех мальчиков, ни один не старше четырнадцати лет, сидящих на корточках у её ног, как животные, вспоминала блеск их глаз, оцепенение на их лицах, пoка их матери и сестры и тети вопили и стенали, как банши. Все они, кроме Гретхен, были совершенно уверены...
      Совершенно уверены, без тени сомнения!
      ... что Мелисса Мэйли явилась, чтобы их убить.
      * * *
      Её чуть не вытошнило.
      Нет! Не здесь. Они решат, что их отравили!
      Она резко поднялась и отошла от стола. Увидев озабоченность на лице Джеффа, она отмахнулась. Я просто вспомнила об одном срочном деле, и все. Она знала, что Джефф успокоит остальных. Надежный парень. Хороший мальчик.
      Когда она вышла из кафетерия, она повернулась налево и толкнула дверь, ведущую на улицу. Теперь Мелисса почти бежала. Она сдерживалась с огромным трудом, но, в то же время, была полна решимости скрыться от взоров беженцев. Быстро темнело, но уголок небес на западе ещё светился легким багрянцем.
      Она повернула направо, в противоположную от окон кафетерия сторону.
      Сейчас, в сумерках, она не выдержала и побежала. Её босые ноги шлепали по дорожке, идущей вдоль школы.
      У неё не было шансов добежать до кустов, растущих у стены технического центра. Ни одного шанса.
      Вот теперь уже достаточно далеко.
      Она сделала шаг в сторону и упала на колени. Ни в чем не повинная еда, проглоченная ей в кафетерии, потоком хлынула из её желудка наружу, разбрызгиваясь на траве. Она изрыгала убийство, изнасилования, пытки; непредставимая жестокость расплескалась по траве. Расплескался ужас, растеклось мучение. Кислая вонь её собственного желудочного сока казалась, по сравнению этим, дорогостоящим ароматом, скрывающим столь жуткую вонь, что ей невозможно было даже придумать название.
      К тому моменту, как спазм прошел, Мелисса Мэйли была обращена.
     
      Она распрямилась, сделала глубокий вдох. Чистый воздух наполнил её лёгкие. Она покопалась в своих мыслях, пытаясь разобраться, что там было, кроме гнева. Пытаясь найти себя.
      "Я всё ещё в здравом уме" - решила она, вздыхая с облегчением.
      "Я удержалась на самом краешке. Но тем не менее."
     
      Майк и Ребекка наткнулись на нее через несколько минут. Они, как обычно, явились на заседание комиссии раньше назначенного времени. Необычным было то, что они явились сюда практически в обнимку. Созерцание того, как крепко они сжимали руки друг друга, помогло изгнать отчаяние из сознания Мелиссы.
      Майк упал на колени рядом с ней. "Как вы себя чувствуете?" Он взглянул на лужу рвоты, поблескивающую в свете восходящей луны.
      Мелисса кивнула. "Не беспокойтесь, всё уже нормально". Затем, осознав абсурдность своих слов, полусердито усмехнулась. "По крайней мере, телесно."
      Её глаза наполнились слезами. "О Боже, Майк, они думали, что я прикажу их перебить." Мгновение спустя, уткнувшись ему в плечо, она лихорадочно пересказывала предшествовавшие события. Пока она говорила, Ребекка внимательно слушала, тоже опустившись на колени рядом с ней.
      Завершив рассказ, Мелисса глубоко вздохнула. "Знаешь, я чувствую, что совершенно не понимаю окружающее. Я никогда не думала, что окажусь здесь."
      Она сжала челюсти. Следующая фраза буквально прорывалась сквозь стиснутые зубы. "Я чувствую сейчас, что, будь это в моих силах, я поставила бы к стенке каждого солдата имперской армии. Вернее, обеих армий. И, без тени сомнения приказала бы их расстрелять. Сегодня же вечером."
      Майк улыбнулся и потрепал её по голове. "Расслабьтесь, мэм. Если вы сделаете то, что сейчас хотите, вы, а не кто-то из них, будете самым жутким созданием в мире."
      Мелисса отчаянно старалась удержаться от смеха. Безуспешно. И затем она поняла, что не хочет останавливаться. Юмор очищал её душу. "Боже, это правда!" - выдохнула она - "Нет никого страшнее новообращенных, если говорить об ощущении собственной непогрешимости."
      Майк улыбался. "Господи, помилуй!" - улыбка испарилась. Он покачал головой. "Мелисса, я только что говорил с Джеймсом. Последние два часа он был занят медосмотром этих германцев. Шотландцы отконвоировали пленных протестантов в Баденбург, а мы заперли пленных католиков в павильонах, где обычно проходят сезонные ярмарки."
      Он с шумом выдохнул. "Вы хотите знать, что он мне сказал? Он сказал, что эти люди напомнили ему безжалостных детей и дикую молодежь, среди которых он вырос, вот и все. Он родом из гетто, Мелисса. А вы нет. Человек типа Джеймса намного лучше вас понимает, как появляются на свет такие люди. Поместите любого из нас в соответствующие обстоятельства, и вы получите тот же самый результат. Некоторые из них - настоящие монстры, и, скорее всего, были бы монстрами в любом из миров. Остальные? Большинство из них, на самом-то деле?" Он пожал плечами. "Люди, только и всего. Их жизнь - непрерывный гребаный траходром, только чтобы не утонуть в этом гребаном изуродованном мире."
      Она усмехнулась. Люди всегда так боялись сквернословить в пределах слышимости от неё -- школьной учительницы! из Бостона! -- что звуки ругани даже освежали. На самом-то деле, несмотря на её чопорно-официальную внешность, Мелисса Мэйли отнюдь не была ханжой.
      Упоминание Джеймса на мгновение заставило ее мысли повернуть в другую сторону. Она смотрела в темноту, вспоминая его лицо. И теперь, впервые с того момента, как она его встретила, понимая, насколько ей понравилось картина, стоявшая сейчас перед её мысленным взором.
      Очень неплохо. Те же грубовато вырезанные крупные черты лица, которые, возможно, были бы уродливы в другом человеке, казались мужественными и привлекательными, когда через них проглядывал интеллект и чувство юмора, столь характерные для Джеймса.
      Ее мысли, должно быть, были не такими уж затаенными, как ей казалось. "Джеймс" - пробормотала она. Произнеся его имя с интонацией, которую можно было бы назвать оценивающей.
      Она не заметила быстрого, наполовину удивленного взгляда, которым обменялись Майк и Ребекка. Ребекка откашлялась.
      "Очень привлекательный человек," сказала она мягко.
      "Вдовец," добавил Майк.
      Мелисса фыркнула. "Майкл Стернз, вы выглядите абсолютно нелепо и противоестественно, выступая в роли свахи для вашей бывшей школьной учительницы."
      Майк усмехнулся. "Верно" - признал он. "Ну и что? Вы могли сделать намного худший выбор, чем Джеймс Николс, мисс Мэйли."
      "Я уже делала намного худший выбор" - сказала Мелисса - "Боже, мои мужья..."
      Она с сожалением покачала головой. После того, как второй брак Мелиссы потерпел неудачу -- так же быстро и пагубно, как и первый -- она ограничила свои романтические взаимоотношения случайными и очень короткими связями. В их числе не было ни одного жителя Грантвилля. Обычно это были такие же, как и она, школьные учителя, с которыми она встречалась на профессиональных или профсоюзных конференциях. Живущие где-то далеко, случайно встреченные, а интрижки с ними были... безопасны. Ей было пятьдесят семь лет, и последний раз такая история случилась...
      Снова, она была поражена. Так давно? Пять лет?
      Внутри неё начали пробуждаться давно знакомые, но полузабытые чувства. Очень активно. Мелисса даже не сдержать улыбку, расплывающуюся на её лице. Совсем не пыталась.
      Ну и ну! Кто бы мог подумать? Полагаю, что я, в конце концов, не такая уж засушенная вобла, какой казалась самой себе.
      Теперь, когда эти новые мысли загнали ужас в какой-то темный угол, ее настроение быстро поднималось. "Я должна буду подумать об этом" - пробормотала она и усмехнулась: "Вам обоим, как мне кажется, надоело наводить тень на плетень и пытаться скрыться от самих себя."
      Ребекка, возможно, немного покраснела. В темноте было трудно сказать, учитывая смуглоту её лица. Но когда она заговорила, ее голос был ровен и невозмутим.
      "Да, вы правы." - она заколебалась - "Я надеюсь, что мой отец..."
      "Я бы об этом не волновалась" прерывала Мелисса. Она поднялась на ноги, опираясь на плечо Майка. "Лично я рада это видеть, и подозреваю, что Бальтазар испытывает сходные чувства."
      Майк и Ребекка поднялись вместе с ней. Все трое медленно направились ко входу в школу. Прежде, чем они добрались туда, Мелисса, движимая каким-то импульсом, повернула и пошла в сторону школьной стоянки. Она хотела видеть что-то сверкающее и чистое и решила полюбоваться на луну. Майк и Ребекка последовали за ней.
      "До сих пор я испытываю какое-то странное ощущение" - сказала она - "луну, всходящую с того направления. Кольцо Огня, кроме всего прочего, развернуло нас относительно сторон света."
      Ее взгляд опустился и упал на окна кафетерия. Она увидела Гретхен и ее семью. Они закончили есть, и теперь глазели на люминесцентные лампы на потолке. Влюбленно смотрели на них, если быть более точным. Все они встали, чтобы ближе рассмотреть эти новые чудеса.
      Все, кроме Гретхен. Она тоже стояла -- она была выше любого из них -- но она не смотрела на лампы. Она смотрела на Джеффа, улыбаясь.
      "Развернуло нас" пробормотала Мелисса. Она снова погрузилась в глубины своего сонания, исследуя их, как аквалангист исследует подводную пещеру. Гнев почти прошел, и она нашла то, что ей было сейчас нужно.
      Снова пришло облегчение и, вместе с ним, внезапное ясное понимание. Теперь она знала, что сделать. Мелисса Мэйли была учительницей, а не палачом. Строителем, воспитателем. Человеком, который указывал выход из ситуации, а не цензором-запретителем.
      Она подняла вверх руки. Тонкие, с длинными пальцами. Изящные руки, несмотря на коротко отрезанные ногти.
      "Как ты думаешь, Майк? Они похожи на руки, предназначенные махать мечом возмездия? Формулировать законы? Запрещать то, запрещать другое?"
      Майк хмыкнул. "Едва ли." Он глубоко вздохнул. "Почему бы вам не оставить это на мою долю, Мелисса? Если и есть хоть одно преимущество в том, что я был профессиональным боксером, так это то, что я буду знать, когда я смогу нанести удар." Он поглядел на ее аристократические руки. "Вы не будете."
      Она опустила руки. "Я пришла к такому же выводу." В её словах звучала окончательная определенность. Она взяла Майка и Ребекку за руки и повела их к дверям. "Мудрость начинается с осознания того, что нам не под силу. Я осознаю свои. Я знаю, что я могу сделать, и что я не могу."
      Майк внезапно замедлил шаг. Мелисса поглядела на него, затем посмотрела туда, куда устремился его взгляд.
      Гретхен была ясно видна через окно. Она ругала одного из детей, грозя ему пальцем. Очевидно, мальчик попробовал забраться на один из столов кафетерия, чтобы поближе рассмотреть лампы дневного света. Быстрота, с которой его сдуло со стола при виде Гретхен, была совершенно комичной. Мелкий лесной дух, повинующийся богине.
      Она похожа на Тевтонскую богиню, подумал Мелисса. Даже в купальном халате. Отмытые, ее волосы оказались светлыми. Темно-русые, но достаточно светлые. Длинные локоны обрамляли лицо, выходившее за пределы стандартных определений красоты только потому, что его черты были очень резкими. Грозящий палец был частью крупной и красивой, исполненной силы, руки, переходящий в безупречно вылепленное мощное плечо. Вся она была сложена подобным образом. Ее грудь, огромный размер которой не мог скрыть тонкий купальный халат, торчала вперед, как будто поддерживаемая доспехами. Мелисса, помня обнаженное тело Гретхен, знала, что остальные части тела были под стать тому, что было открыто взгляду.
     
      "Кто это?" спросила Ребекка. Ее глаза расширились. "Это - та самая женщина...?"
      Мелисса кивнула с нескрываемым удовольствием. "Да, это она. Вы уже слышали эту историю, как я понимаю?"
      Ребекка кивнула. "Майкл мне уже рассказал. Женщина, которая спрятала своих сестер в выгребной яме -- и затем стояла там, в полный рост, ожидая...", Она дрожала. "Я едва могу вообразить такую храбрость."
      Майк ещё несколько мгновений созерцал Гретхен через окно, и затем добавил: "Господи Иисусе, ну и Валькирия."
      Мелисса покачала головой. "Нет, Майк. Ты абсолютно неправ." Она нахмурилась. "Валькирии!" Она выплюнула это, как будто это определение было ругательством. "Оставьте на долю больного и извращенного воображения Ричарда Вагнера прославлять валькирий."
      Она снова взяла своих компаньонов под руки и направилась к дверям. "Валькирии - всего лишь стервятницы. Поклоняющиеся смерти. Их называли 'отбирающие мертвых', как будто это было чем-то, чем нужно гордиться."
      Она резко остановилась. Ее вытянутый палец указал на Гретхен.
      "С другой стороны, вот эта молодая женщина действительно является чем-то грандиозным и великолепным. Эта женщина - 'отбирающая живых'."
      Она вздохнула. "Я знаю, что я могу делать, и что не могу. Я знаю, в чем мы нуждаемся, и что я могу дать. Я могу помогать им. Я могу преподавать. Я надеюсь, что я могу направлять подрастающее поколение. Но я не могу сделать того, что делает она." Легкое пожатие тонких плеч. "Даже если бы я не была слишком стара, я не могла бы сделать этого. Я не произошла из этого мира, и, даже если бы я была отсюда..."
      Она повернула голову, глядя на север. Там, за холмами, было поле битвы. Ее следующие слова были сказаны шепотом. "Я никогда не могла бы быть достаточно крутой, или достаточно храброй. Я - не трусиха, но сделать что-то подобное... нереально. Я подохла бы сама, задолго до того, как смогла бы спасти кого-либо еще."
      Мелисса улыбнулась. В её лице была абсолютная умиротворенность -- улыбка человека, находящегося в мире с самой собой. "Этому нашему новому миру не требуется стареющая радикалка-шестидесятница. Во всяком случае, в любом качестве, кроме советницы. Мы вернулись к самому началу, когда всё это зарождалось. К дням аболиционистов и Подземной Железной дороги. Сенека Фаллс и женщины-первопоселенцы."
      Ее улыбка превратилась в усмешку. "Мелисса Мэйли, безусловно, протянет руку помощи, но она - не то, что нам действительно нужно. То, в чем мы действительно нуждаемся -- новая Харриет Табмен."
      Она улыбнулась женщине в окне. "И я на самом деле полагаю, что, скорее всего, нашла ее."
      Гретхен снова глядела на Джеффа. Он больше не уклонялся от её взгляда. О, нет. Наоборот. Он, в свою очередь, смотрел на нее. Как агнец, молящий, чтобы его отвели на заклание. "Разумеется, для начала я должен помешать ей продать себя очередному солдату, чтобы поддержать семью. Это повредит ее имиджу, если она начнет новую жизнь, как лагерная шлюха. Снова."
      Теперь Мелисса маршировала к двери, таща их за собой. Ее босые ноги ударяли по тротуару, как армейские ботинки.
      Майк захихикал. "Я сгораю от желания узнать, как вы планируете это сделать."
      "Что такое Сенека Фаллс?" спросила Ребекка. "И кто такая Харриет Табмен?"
      К тому моменту, когда они подошли к двери, Мелисса уже начала объяснение. Ей едва хватило времени до начала заседания, чтобы коснуться темы. Но ее слов было достаточно, Но ее слов было достаточно, чтобы заставить Майка и Ребекку начать обдумывать вставшую перед ними проблемю. И этого было достаточно. Два самых выдающихся политических ума современности -- которыми они являлись, даже если они сами еще этого не поняли -- подхватят идею и преобразуют её во что-то могущественное и сильное.
     
      Вот почему, годы спустя, Мелисса Мэйли находила удовольствие в воспоминаниях о луже рвоты. Из этой тошноты родилось нечто драгоценное для ее души -- и столь же драгоценное для тысяч других душ.
      Инквизиция, конечно, была совсем иного мнения. Так же, как и множество баронов и епископов, и каждой охотник на ведьм, сколько их было в Европе.
  
   Глава 24
  
      Беспокойство Мелиссы по поводу имиджа Гретхен, как оказалось, было напрасным. В конце концов, эта коллизия разрешилась вследствие возникновения другой.
      Конечно, это было компромиссное решение, как это обычно и происходит. И неполное, как это обычно и происходит. Но, как часто случается, оно открыло дверь -- пусть даже узенькую щелочку -- для множества последующих решений.
      Мелисса, в некотором смысле, сыграла роль в последовавших событиях. Не непосредственно, не в качестве активного участника. Тем не менее, её роль была не такой уж и маленькой. Та самая роль, которую всегда играют учителя. По крайней мере, хорошие учителя, а она была действительно превосходным педагогом. Та же самая роль, в своем роде, которую играют родители. Родители, дяди, тети, бабушки, дедушки -- если разобраться, то даже продавец в магазинчике на углу, который, в минуту праздности, высказывает свое мнение о том, как должен быть устроен мир, ребенку, пришедшему купить банку колы.
      Хороших мальчиков, как плохих, формирует жизнь. Процесс этот несовершенен, и довольно часто отклоняется в ненужную сторону. Форма для отливки может быть кривовата, с потрескавшимися стенками, или просто сломанная -- но это, тем не менее, форма, в которую отливается характер.
      Грантвилль, Западная Вирджиния был почвой, которая произвела Джеффа Хиггинса. В конце концов, это была литейная форма не хуже любой другой и лучше, чем большинство.
     
      Надо ещё учесть характер этого парня. Сейчас он в одиночестве сидел на столе кафетерия, уставившись в окно невидящим взглядом. Сейчас он ничего и не мог там увидеть. Ночь покрыла окрестности за окном.
      Все остальные разошлись. Мелисса проводила Гретхен и ее семью в классную комнату, которая использовалась, временно, как жильё для беженцев. Пол был покрыт матрацами и одеялами, пожертвованными жителями города. Она показала Гретхен, как использовать туалет по соседству с классом, и поспешила на заседание комитета.
      Друзья Джеффа тоже ушли. Они были недалеко -- не дальше нескольких ярдов. Они сидели в школьной библиотеке. Библиотека, как и большая часть школы, была теперь открыта двадцать четыре часа в день. Такой ценный ресурс не мог быть изъят из обращения ни на мгновение. Они сидели там, сдвинув головы, изучая одну из немногих имевшихся в школе копий учебника немецкого языка. У них также была единственная нашедшаяся в школе копия немецко-английского словаря.
      При любых других обстоятельствах Джефф был бы сейчас с ними. Но сегодня вечером он должен был разобраться с намного более неотложной проблемой. С немкой, а не с немецким языком. Он должен был принять решение и он знал, что он должен сделать это быстро. Некоторое время Гретхен будет терпеть, ожидая его решение. Недолго. На ней, в конце концов, лежала ответственность за 'семью', и у неё сейчас не было ничего, что она могла бы обратить им на пользу. Она не могла себе позволить роскоши долгого ожидания. По крайней мере, она была в этом уверена. На самом деле, она попала в мир, в котором старые модели поведения больше не требовались -- но Джефф знал, что она не поверит этому. Пока не поверит. Не так быстро.
      Джефф Хиггинс был неглуп. Он был более или менее наивен, но не был " не от мира сего" в полном смысле этого слова.
      Как и у всех подростков, у него были разные фантазии. Некоторые из тех он удовлетворял, играя в Dungeons and Dragons, другие - в военных настольных играх, другие -- на мониторе компьютера, другие - примеривая на себя приключения героев любимых книг, какие-то ещё - катаясь на внедорожном мотоцикле. Однако, были еще и другие -- особенно те, которые касались прекрасного пола -- остававшеся у него в воображении. К тому же, он имел весьма развитое воображение. Крайне образное, готовое в любой момент обратиться в бегство от действительности.
      Но он мог все еще, без особого труда, отделить реальность от фантазии. Несмотря на все фантазии о Гретхен, которые бушевала в его насыщенном гормонами мозге несколько коротких часов с тех пор, как он встретился её впервые -- Боже, это произошло только сегодня -- он осознавал действительное положение вещей.
      Джефф не был девственником. Но два раза, которые были на его счету, не оставили у него никаких заблуждений по поводу собственной якобы неотразимости. Он отлично понимал, что ни одна красивая молодая женщина не влюбится в него мгновенно. Если вообще когда-нибудь в него влюбится. Верно -- здесь его фантазии пытались восстать против здравого смысла -- он встретил ее во вполне драматических обстоятельствах. Спас ее, практичеки единолично, от того, что пословицы называли "судьбой хуже, чем смерть." Классика сказок о прекрасных дамах!
      Но...
      Он знал Гретхен. По крайней мере, остаточно хорошо для того, чтобы понятсь, что для нее эта судьба не была хуже, чем смерть. Она уже перенесла нечто подобное, и сумела выжить. И поддерживать семью. Он думал, что она ценила -- искренне -- то, что он сделал. Но, в то же время, он понимал, что женщина, которую он видел хладнокровно добивающей раненого, чтобы защитить свою сестру -- сестру, а не ее "достоинство", которое скоро закончится так или иначе -- не должна была мгновенно попасть под чары ещё одного храброго солдата.
      Он, на какое-то мгновение, задумался о другом. Он только что понял, что проявил настоящую храбрость. Если посмотреть на это под определенным углом, то он мог бы даже сказать, что поступил героически. Он испытывал глубокое удовлетворение от осознания этого.
      Однако, это имело значение для него, а не для Гретхен -- не для её мнения о нем. Было приятно осознавать, что он обладает внутренней храбростью. Очень хорошо. Храбрость, в этом новом мире даже больше чем в старом, была качеством, которое будет ему полезно.
      Но он знал, хотя и без подробностей, что предыдущий "хозяин" Гретхен тоже был храбр, независимо от остальныех его человеческих качеств. Джефф не был одним из сентиментально-глуповатых идеалистов, кто полагает, что храбрость идёт рука об руку с добродетелью. Как и многие другие подростки, он был любителем военной истории. Он знал, что список преступлений, совершенных Ваффен СС, был практически беспрецедентен в мировой истории. Но ни один человек в здравом уме и твердой памяти никогда не называл их трусами. Во всяком случае, после того, как сталкивался с ними.
      Гретхен не волновала его храбрость на поле битвы. Он знал это наверняка. Она не была девой из сказки, падающей в обморок к ногам своего спасателя. Множество людей могло бы назвать её обозной шлюхой, которая делала то, что считала нужным, чтобы поддержать себя и ее семью. И, он знал, она делала это и сейчас. Его фантазии могли бушевать и реветь от каждого проблеска ее глаз, каждого мерцающего в нем обещания. Его гормоны могли мчаться, как Ниагара, подгоняемые знанием, что ее тело было готово принадлежать ему. Но всё это было ложью.
      Джефф знал правду. Пусть вид ее выставленной напоказ груди подстегивал его воображение, его здравый смысл оставался при нем в достаточной степени, чтобы он видел реальность. Грудь, разумеется, была реальностью. Но намного большей реальностью был сосущий эту грудь младенец. Ублюдок обозной шлюхи, ради сохранения жизни которого шлюха будет продавать свое тело с той же легкостью, с какой она прирезала человека ради сохранения жизни своей сестры.
      Он посмотрел правде прямо в глаза и, наконец-то, принял решение.
     
      Сначала он был удивлен, поняв, что он уже давно принял это решение. Удивлен и смутно удовлетворен.
      Он ничего не обдумывал, понял он. Просто обдумывал аргументы, который вообще не мог быть аргументирован. Решение было изначально иррациональным. Он был совершенно уверен, что все его знакомые потратят следующие нескольких часов, чтобы объяснять ему это.
      Его это не волновало. Это было единственное решение, в данных обстоятельствах, которое он мог принять. Другие могли думать и говорить, что хотели. Он был тем, кем он был. В этот момент он случайно, даже не осознавая этого, Джефф принял в качестве руководства к действию древний девиз. 'Я не могу иначе'
      Не более, чем он мог бы уступить, на первом в его недолгой жизни поле битвы, и позволить избирающим мертвых накрыть находившихся под его защитой крыльями падальщика, пожирателя трупов.
      'Я, Джефф Хиггинс, тоже стану избирающим живых.'
     
      Оставалось только воплотить в жизнь принятое решение. Это было трудно, но не невозможно. Ни в коем случае. У него будет поддержка. Он знал это так же определенно, как и всё остальное. Гретхен поможет ему.
      Он поднялся и пошел в библиотеку. Скорее, пошлепал туда. Его здоровенные босые ступни были не более романтичными, чем остальные части его тяжелого, неуклюжего тела, тела книжного червя. Никто никогда не принял бы Джеффа Хиггинса за скульптурный портрет доблести.
      Когда он подошел к своих друзьям, он попросил словарь. Они передали ему книгу. Их глаза были полны вопроса, но он ничего не объяснял. Они не давили на него, за что он и был им благодарен. Очень скоро они будут давить на него, сокрушая его насмешками.
      Зажав словарь в руке, он пошел по длинному школьному коридору в сторону комнаты, где Гретхен и ее семья готовились ко сну. У двери он поднял руку. Поколебался, не более секунды, перед тем, как постучать. Его стук был негромок, чтобы не разбудить тех, кто уже мог спать, но тверд.
      Он почувствовал облегчение, когда сама Гретхен открыла дверь. Это чувство только усилилось, когда он увидел, что комната за её спиной была тиха и темна. Все обитатели в переполненной комнате уже должны спать. Конечно, это было неудивительно, учитывая все, что эти люди пережили за последний день. Но он, тем не менее, всё-таки почувствовал облегчение. Он боялся, что ему придется подождать, пока Гретхен не завершит заботы о своем клане. Ждать было бы очень нелегко.
      Глядя на её лицо, он решил, что, вероятно, разбудил и саму Гретхен. Но, если это было и так, она мгновенно оправилась. Ее глаза и губы опять излучали обещание.
      Увидев его жест, она сделала шаг из комнаты и закрыла за собой дверь. Джефф осмотрел коридор, прежде, чем решить, что это место не хуже любого другого.
     
      Он сел на пол, вытянув вперед ноги. Гретхен немедленно уселась рядом с ним в той же позе. Ощущая её тело так близко, их не разделяло ничего, кроме кроме двух купальных халатов, и видя её обнаженные ноги между разошедшимися полами банного халата -- очень высоко обнаженные ноги; он понимал, что она специально об этом позаботилась -- Джефф на мгновение почувствовал головокружение. Страсть, бушевавшая в нем, почти подавляла его.
      Но не совсем. Он глубоко вздохнул, неловко улыбнулся ей, и открыл словарь. Переходя от одной страницы к другой, он начал обстоятельно объяснять свой план.
      Когда она поняла, что он делал, Гретхен стала задыхаться. Пораженная увиденными в словаре словами, она уперлась в него взглядом. Ее рот начал открываться, как будто пытаясь что-то сказать. Она отрицательно затрясла головой.
      Джефф, наблюдая её реакцию, улыбался от уха до уха. Он улыбался, как херувим. "Да", сказал он. "Я делаю это потому, что таково мое желание."
      Она опять посмотрела на словарь. Казалось, что она парализована. Джефф согнулся, поднимаясь на колени, и взял в руки ее лицо. Поднял ее глаза, чтобы они встретились с его собственными. Светло-карий; светло-зеленый. "Я делаю это потому, что таково мое желание." -- повторил он -- "Ja, ich muss."
     
      Разумеется, после этого Гретхен начала кивать. Кивок. Ещё один, и ещё. Кивая, и кивая, и кивая, теперь она начала дрожать, затем из её глаз потекли слезы, и она обняла Джеффа так сильно, что он решил на мгновение, что она сейчас переломает ему ребра. Это не имело значения. Он в любом случае не мог дышать, столь сильным было затопившее его чувство облегчения.
      Бесконечные кивки не имели для него значения. Они будут иметь значение позже, но не сейчас. Значение имел только самый первый утвердительный кивок. Он подарил Джеффу вселенную. Джеф был готов продолжать жить, даже если бы этот жест был бы отрицательным, но его сердце пело от знания, что теперь мир принадлежит ему.
      Самой важной была её первая реакция, когда она поняла, о чем шла речь. Мгновенные отрицательный жест, поворот головы. 'Ты не должен делать этого!'
      "Да, я должен," шептал он в ее волосы, качая её, как в колыбели. "Ja, ich muss." Сейчас он мог ощущать годы ужаса, который заставлял сильное тело в его объятиях дрожать, как осиновый лист. Ужаса, державшегося под таким жестким контролем так долго, что теперь, когда он, наконец, начал уходить, та, что держала его под контролем все эти годы, понятия не имела, как позволить ему уйти. Несмотря на всю нежность момента, какая-то часть Джеффа хотела трясти ее ещё более яростно, только чтобы ускорить его уход. Всё прошло. Всё прошло. Я обещаю.
      Неосмысленное опровержение, отрицающий кивок её головы. Это было всё, что он ему требовалось, чтобы сохранить его в здравом уме в трудные последующие годы. Для него это не будет легко. Он был, по крайней мере, достаточно взрослым, чтобы понимать это. Но, по крайней мере, он мог смотреть в будущее без подозрения. У женщины, в жизни которой до этого вообще не было выбора, все еще сохранила достаточно храбрости, чтобы довериться ему.
      Он был пойман в ловушку, заманен в ловушку, пойман. Но не обманут. Агнец был, абсолютно и безо всяких сомнений, принесен в жертву. Но он никогда не мог бы утверждать, что приносящий жертву не продемонстрировал ему лезвие для жертвоприношения до того, как он охотно, по собственной воле, побежал к алтарю.
  
   Глава 25
  
      Эд Пиэзза, со всем шиком бывшего учителя, изящной линией подчеркнул последнее слово на доске и прошел назад, к столу. "Вот и всё" -- сказал он -- "Это -- сумма прописью, если хотите. Десять тысяч человек. Здоровых и работоспособных. Плюс, как вы понимаете, к тем людям, которые здесь уже находятся."
      Он сжал свои руки, лежащие на столе. "Некоторые из них могут быть пожилыми людьми, находящимися в хорошем здоровье, или детьми раннеподросткового возраста. Есть несколько тысяч рабочих мест, которые не требуют тяжелого физического труда. Но большая часть из них требует. Особенно сельское хозяйство и строительные работы."
      Майк откинулся назад на стуле и закинул руки за голову. Он изучал числа по доске в течение нескольких секунд, перед тем, как начал говорить. "И если у нас их не будет?"
      Квентин Ундервуд пожал плечами. Управляющий шахтой был частью группы, которая, во главе с Пиаццей, составляла производственный план. "Тогда мы должны будем изменить уравнение в другую сторону, Майк. Вычитание."
      "Изгоняя людей, другими словами," сказал Майк. "Выбросьте дополнительные рты назад, в бушующий вокруг нас огонь." В его словах не было эмоций, всего лишь констатация факта.
      Квентин и Эд выглядели явно смущенными. Это касалось и Вилли Рея Хадсона, и Нэта Дэвиса, двух других членов группы планирования.
      Нэт откашлялся. "Ну, я не уверен, что сформулировал бы это подобным образом."
      "Кончайте притворяться, Нэт," -- проворчал Квентин -- "Майк говорит грубо, но он точно выразил то, о чем мы сейчас говорим."
      Он сидел очень прямо, возмущение блистало в его глазах. "Мне это нравится не больше, чем тебе, Майк. Но ситуация такова, какова она есть. Эти числа -- только оценка, разумеется, но я думаю, что они чертовски близки к истине. Нам нужно десять тысячах чернорабочих, чтобы построить инфраструктуру, которая сохранит обитателей округи живыми в течение ближайшей зимы. Производство пищевых продуктов и строительство жилья требуют большого количества рабочих рук. Даже если нам удасться выполнить этот план, зима будет весьма сучья. Простите мою несдержанность."
      Майк убрал руки из-за головы и махнул рукой. "Я никого не критикую," -- сказал он мягко -- "Я только хочу удостовериться, что все мы говорим об одном и том же." -- он скривил губы -- "Эта оценка включает рабочую силу в Баденбурге?"
      Пиацца покачал головой. "Баденбург не включен ни в ту, ни в другую часть уравнения, Майк. Мы только сделали оценку, сколько людей уже находится в нашем городе, плюс оценили, как могли, количество беженцев, ночующих под открытым небом в ближайших окрестностях Грантвилля. Немалая их часть тоже постепенно прибивается к нам. Все церкви уже переполнены до предела. Как и клуб центр рядом с территорией, где проводятся ежегодные ярмарки."
      Дрисон, мэр города, выглядел встревоженным. "Так быстро? Как это повлияет на нашу санитарно-гигиеническую программу?"
      "Напряжет её до предела" -- прямо ответил Феррара. Учитель естественных наук наклонился вперед. "И это утверждение соответствовало действительности ещё до того, как на нашу голову свалились все эти новые беженцы. Пленные, и те, кто были в составе солдатского обоза."
      К этому момент Дрисон выглядел очень встревоженным. Билл Портер мешался в разговор до того, как напряжение разрядилось взрывом. "Расслабьтесь, Генри! Через восемнадцать часов центр приема беженцев у электростанции будет введен в эксплуатацию. У нас там есть система водоочистки, мощность которой больше, чем чего-либо имеющегося в распоряжении непосредственно города. После этого мы запросто сможем пропускать через банно-санитарную систему сотни людей в час."
      Мелисса фыркнула. "И как вы собираетесь прогнать их через систему, Билл? Пастушьими кнутами? Вы должны были заметить, что я ещё недавно была в купальном халате, не так ли? Вы думали, что я обычно гарцую по улицам в таком виде?"
      Портер, казалось, немного сжался под тем же пронзительным взглядом, который обуздывал подростков все эти годы. Через несколько секунд Мелисса смилостивилась. "Дамы и господа, я только узнала на собственном горьком опыте, что спасающиеся здесь люди настолько травмированы, что единственный способ, которым я смогла убедить их пойти в душ, заключался в том, чтобы лично подавать пример. Даже с учетом этого..."
      Она прервалась, подрагивая.
      Майк резким движением опустил руки на стол, ладонями вниз. Этот жест было полон властности.
      "Довольно. Я, так или иначе, пытался принять решение, и только что это сделал. Нам придется опереться на солдат. На пленных, я имею в виду. У нас нет выбора."
      Эд поднял голову. "Опереться на них?"
      "Положиться на них. Среди них больше тысячи здоровых мужчин. Когда раненные поправятся -- те из них, кто поправится -- добавится еще несколько сотен. Это -- основа наших трудовых ресурсов. Мы пропустим их через баню электростанции, как только он будет введен в эксплуатацию."
      Вопли протеста не заставили себя ждать.
      "Это использование принудительного труда!" -- начала протестовать Мелисса. "Как вы собираетесь прогнать их через баню?" -требовательным тоном поинтересовался Ундервуд. "Как насчет возможного сопротивления?" -- засомневался Феррара.
      Майк нахмурился. "Мелисса, отвяжитесь от меня! Я всю жизнь был профсоюзным активистом, так что я был бы вам благодарен, если бы вы не читали мне сейчас лекцию об использовании принудительного труда. Эти парни -- не нищие рабочие. Они -- военнопленные, захваченные после отражения неспровоцированной наступление на нас. Ради Христа, я не предлагаю загонять их до смерти. Но они должны будут работать."
      Он повернулся к Ундервуду, все еще хмурясь. "Как? Просто! 'Душ или пуля. Сбрейте волосы, или мы вспорем вам брюхо.' Как думаете, сработает для начала?"
      Мелисса начала визжать, но Майк грохнул ладонью по столу. Здоровенная ладонь хлопнула не хуже шутихи. "Мелисса -- заткнитесь!" Его угрюмый вид был воплощением свирепости -- "Это не психологически травмированные женщины и дети, черт побери. Это те самые парни, которые наносили психотравмы! Откровенно говоря, меня не волнует, упадут ли они замертво от страха. Они будут отмыты, и они будут работать."
      Угрюмый взгляд уперся в Феррару. "Что это было? Что-то о сопротивлении?"
      Феррара улыбнулся. "А -- не имеет значения. Подозреваю, что это -- не первоочередной вопрос."
      Рот Мелиссы был все еще открыт, она была готова заговорить. Ее глаза сжались в щелочки, плечи напряжены. Бог свидетель, ей уже приходилось противостоять таким негодяям! Шерифы южних городков, и полицейские жлобы в Вашингтоне, и ублюдки из корпоративных служб безопасности. Если Майк Стернз думает, что может запугать меня...!
      Внезапно, она надула щеки. На мгновение, она была похожа на стройную, изящную, аристократическую... рыбу-иглобрюха. После этого с шумом выдохнула.
      "Хорошо" -- сказала она.
      Майк с подозрением осмотрел её с головы до ног. "Что стряслось? С каких это пор вы настолько быстро сдаетесь? Я ожидал, что вы начнете организовывать пикеты протеста."
      Мелисса усмехнулась. "Нууу... Не думай, что меня не соблазняет эта идея." -- Усмешка исчезла. Ее лицо стало немного утомленным. -- "Мне это не нравится, Майк. Ни на иоту. Но я предполагаю, что тебе это нравится не больше. И -- если честно, то ты прав, как бы я ни хотела это опровергнуть. Альтернатива -- только в их изгнании. Их и тех, кто в их обозе."
      Ундервуд откашлялся. "Я извиняюсь, но я обязан заявить, что, по моему мнению, мы должны рассмотреть и этот вариант." Торопливо: "Ну, насчет солдат, во всяком случае."
      Фрэнк Джексон начал было что-то говорить, раздался стук в дверь. Эд встал и пошел к двери. Когда он увидел, кто там стоит, его брови поднялись в удивлении.
      Джефф Хиггинс. С тремя своими друзьями, Ларри Вайлдом, Джимми Андерсоном и Эдди Кэнтреллом. На их лицах было одинаковое выражения. Смесь упрямой решимости и глубокого удовлетворения.
      "Что случилось, ребята?" -- сппросил Эд -- "У нас тут заседание, Вы же знаете."
      Джефф глубоко вздохнул и за говорил.
      "Да, г-н Пиацца, мы знаем, и я сожалею, что встрял так резко, но я думал -- нууу, мы с моими друзьями обсудили это после того, как я обсудил это с ними и" -- выражение удивления и облегчения, мгновенно появившееся на его лицо -- "так как они поддержали меня даже при том, что я думал, что они собирались усложнять мне жизнь, когда я им об этом расскажу, мы обсудили это и после этого все мы согласились, что я должен сначала прийти сюда -- они сказали, что поддержат меня -- и сказать вам об этом первым, по причине того, что мне придется вас чертовски долго уламывать -- извиняюсь, мисс Мэйли -- и таким образом, мы могли бы сразу же закончить это. Вот так вот обстоят дела."
      Он приготовился, очевидно ожидая чего-то вроде нападения.
      Эд нахмурился и повернул голову, глядя на взрослых в комнате. Они хмуро посмотрели в ответ. Четыре подростка готовились к отражению атаки, стоя дверях или в коридоре рядом.
      Эд покачал головой. "Джефф, мм -- что конкретно ты имеешь в виду?"
      Глаза Джеффа расширились. "О. Да. Извиняюсь." Он сделал ещё один глубокий вздох и начал. "Ну, ситуация такова, какова она есть, и мы уже согласились -- мы оба -- и это окончательное и непоколебимое решение, и никто ничего не может делать с этим, потому что я -- совершеннолетний, и моих родителей, так или иначе, здесь нет, и ее тоже. Вот как обстоит дело.."
      Юнцы приготовились.
      Тишина. Хмурые взгляды.
      Внезапно, Мелисса засмеялась.
      "О, Боже!" Она с одобрением лучезарно улыбнулась Джеффу. "Молодой человек, я хочу, чтобы вы знали, что я в жизни не завышала оценки, но вам гарантирован высший балл за любой курс, который я читаю, который вы когда-либо удостоите своим посещением."
      Джефф нахмурился. "Я уже окончил школу, мисс Мэйли."
      "Глупый! Образовательные курсы для взрослых. Курсы немецкого языка, как минимум. Я уже начала изучать немецкий, так что я могу помочь преподавать его."
      Она подарила Джеффу ещё одну лучезарную улыбку. "Пользовался словарем, не так ли?"
      Он выглядел смущенным. " Нууу... Да."
      "Что, в конце концов, здесь происходит???" -- взорвалсяЭд, вздымая руки.
      "Неужели это ещё не очевидно?" -- Мелисса ткнула пальцем в сторону Джеффа и слегка погрозила ему -- "Он только что сделал Гретхен предложение, и она согласилась" -- ухмыляясь -- "Ну, и когда свадьба?"
      И тут начался бардак.
  
   Глава 26
  
      "Да, мистер Дрисон, я знаю, что она выходит за меня замуж только потому, что ей это выгодно с точки зрения заботы о её близких. Ну и что? Я видел, как люди женятся по гораздо худшим причинам."
      "Да, мистер Пиацца, я знаю, что только что встретил ее, и что мы едва знакомы. Ну и что? По моему представлению, у нас впереди многие годы для того, чтобы во всем этом разобраться, и ничего более важного у нас в жизни всё равно не будет."
      "Да, мистер Феррара, я знаю, что, скорее всего, всё это, так или иначе, закончится разводом. Ну и что? Некоторые из вас тоже прошли через развод, не так ли?"
      Моментальная пауза в шуме. Недолгая. Всего лишь крохотная заминка, перед тем, как мудрость прожитых лет снова подняла голос.
      "Да, мистер Андервуд, я знаю, что она беднее церковной крысы, и она выходит замуж не за меня, а за мои деньги, но это смехотворно, потому что у меня нет денег, о которых стоило бы говорить. Ну и что, если я их потеряю? Я буду рад разделить их с ней."
      "Да, мистер Хадсон, я знаю, что она - сногсшибательная деваха, и это, вероятно, по меньшей мере половина объяснения того факта, что я достаточно глуп, чтобы жениться на ней. Ну и что? Я не вижу, чтобы это очень отличалось от многих других браков, которые я видел в этом городе." Невежливо: "По крайней мере, моя девушка - сногсшибательная деваха."
      Отраженная броней юного безумия, старческая мудрость набросилась на эксцентричность зрелости.
      "Мелисса!" -- взревел Дрисон -- "Пожалуйста, прекратите поощрять этого ребенка вашей... что это вы делаете, на самом-то деле?"
      Неуклюже жестикулирующая Мелисса сделала паузу. "Не судите меня слишком строго. Я знаю, что ритмика не относится к числу моих сильных сторон. Я была слишком утонченной для того, чтобы быть чирлидером в средней школе. Мне нужно будет попросить Джули Симс дать мне несколько уроков." Она поднялась со своего места и приняла драматическую позу, как будто она держала в руках блестящие чирлидерские помпоны.
      "Два! Четыре! Шесть! Восемь!
      Что вы цените, мы спросим?
      Су-пру-жест-во! Су-пру-жест-во!"
      К этому моменту Джеймс Николс весело хохотал. Майк, стоя у окна и глядя в темноту, широко ухмылялся. Ему вторила Ребекка, удобно устроившаяся на стуле.
      Фрэнк Джексон, с другой стороны, явно был в ярости. Однако, она была направлена не на Джеффа.
      "Заткнитесь, вы все!" - рявкнул он. Неприкрытый гнев, звучащий в его голосе, привел к тому, что в классе мгновенно воцарилась тишина. Пораженные, все, исключая Майка, уставились на него. Джеймс перестал смеяться, а Мелисса прекратила жестикулировать.
      Когда Франк заговорил снова, он практически рычал. "'Она недостаточно хороша для тебя,'" -- подражал он кому-то -- "'Ей всего лишь нужно американское гражданство.' 'Она слишком отличается от нас.' 'Это не сработает.'" Рычание: "Господи Иисусе!"
      Он холодным пристальным взглядом уставился на Ундервуда. Ундервуд был самым настойчивым -- и бесцеремонным -- критиком планов Джеффа. "Позвольте мне кое-что у вас спросить, Квентин. Как вы думаете, ядрёна вошь, где я встретил Диану?"
      Саркастически: "Вы, разумеется, понимаете, кого я имею в виду, так?" Он поднял руку, ладонью вниз, меньше чем на пять футов от пола. "Крохопусенькая женщина, примерно вот такого роста. Вы, возможно, время от времени видите ее в городе. Женщина, на которой я женат, сколько, тридцать лет? Мать моих трех детей." Его гнев исчез, в этот момента, вытесненный горем. Все три сына Фрэнка и Дианы были уже взрослыми, и уехали из города. Они остались на другой стороне Кольца Огня.
      Гнев возвратился, вместе с саказмом. "Да, Квентин, мне и в самом деле интересно. Вы думали, что я встретил ее на праздничном приеме в посольстве? Я был в моей шикарной униформе, а она носила вечернее платье в обтяжку, привезенное прямо из Парижа? Вы думали, что она была какой-нибудь вьетнамской принцессой?"
      Ундервуд отвел взгляд. "Это не мое дело, Фрэнк" -- сказал он неловко -- "Я никогда не интересовался. Я подозреваю, никто в городе не в курсе."
      Фрэнк хмыкнул. Он поглядел на Майка. "Он в курсе. Ещё несколько человек." Фрэнком овладел необыкновенно редкий для него приступ ярости. Он наклонился вперед, сжимая кулаки на столе. "Ну так вот что я вам скажу. Просто чтобы вы тоже были в курсе. Я встретил Диану в..."
      "Фрэнк!" Голос Майка был негромок, но настойчив. Он отвернулся от окна и шагнул назад к столу. Он положил руку на плечо своего друга. "Оставь это в покое. Нет никакой необходимости."
      Он смотрел на Джеффа, все еще стоящего в дверном проеме. "Если для тебя это имеет значение, Джефф, имей в виду, что я считаю, что ты, вероятно, самый мудрый в городе человек конкретно в этот момент. Вы уже поняли кое-что, во что мы, все остальные, ещё не врубились. Кроме, возможно, Мелиссы."
      Его глаза упали на ещё одного человека. Мягко: "Или Ребекки."
      Пораженная, Ребекка посмотрела на него широко открытыми глазами. Майк улыбнулся. "Полагаю, особенно Ребекки. Почему бы тебе им это не объяснить?"
      Ребекка колебалась. Присутствуя на заседаниях, онна задавала вопросы, но, до сих пор, редко высказывала свое мнение. Теплый взгляд Майка -- взгляд исполненных любви глаз -- ободрил ее.
      "Я не уверена, Майкл. Но я попробую."
      Она пристально посмотрела на других людей, сидящих за столом. "Вы должны сделать выбор," -- она судорожно вздохнула и рванулась напролом - "Мы должны сделать выбор. У нас есть два варианта поведения в дальнейшем. Вариант Джеффа -- такой 'глупый' и 'порывистый', как только может быть -- или другой вариант. Вариант Джеффа приведет к появлению страны, основанной на равноправии, страны, похожей на ту, в которой, судя по вашим рассказам, вы жили до Кольца Огня." -- печально -- "Или как страна мечты моего народа когда-то, которую мы называли Сефарад. Другой..."
      Она заговорила резко и холодно. Этот тон, в устах обычно мягкой и вежливой Ребекки, ошеломлял. "Другой вариант ведет к военной аристократии. Страны, разделенной на благородных идальго и их крепостных. Так называемые американцы 'чистой крови' -- limpieza -- управляющие стадами немецкой двуногой рабочей скотинки."
      Она резко кивнула в сторону окна. "Как вы собираетесь воспринимать людей там? Этих грязных, больных, отчаявшихся людей там, в лагере беженцев и окрестных лесах. Как сограждан, соседей, друзей -- жен и мужей, в конце концов? Или они будут для вас рабами, слугами, лакеями -- наложницами? Таков выбор, который вы должны сделать."
      Ундервуд ошеломленно уставился на нее. "Что? Вы не..." Его глаза были широко открыты.
      Мелиссa саркастически рассмеялась. "О, ради Христа, Квентин! Конечно, она не предлагает, чтобы мы потребовали от всех вступить в брак с немецкими беженцами. Не придуривайтесь!" -- чертячий блеск заиграл в ее глазах -- "Хотя, уж коли об этом зашел разговор -- Александр Великий так и сделал, вы в курсе? Приказал всем своим македонскими офицерам немедленно жениться на дочках персидских аристократов. Хммм..."
      Майк захихикал. "Прекратите дразнить гусей, Мелисса."
      Глаза Квентина были все еще широки открыты. Майк покачал головой. "Главное тут, Квентин, не то, что решит делать каждый конкретный человек, а то, как мы отнесемся к решению, которое принимает тот или иной человек. Люди могут думать, говорить или делать то, что они считают нужным. Это -- не то же самое, как общепринятые правила, одобренные обществом." Он указал на Джеффа. "Впервые после переноса молодой американец собирается жениться на молодой немке. Так скажите мне, 'Отцы-Основатели', как мы к этому отнесемся? Мы одобрим это или нет? Вы собираетесь публично реагировать так же, как вы реагировали бы на любую другую свадьбу, независимо от вашего личного отношения? Или вы собираетесь сказать миру, что этот парень -- идиот, а его немецкая избранница --- всего лишь охотница за богатыми мужиками? Грязь из-под ногтей, недостойная роли спутницы жизни для настоящего американца чистых кровей?"
      Веселье пропало из его взгляда. "Так что же это будет?"
      Вилли Рей Хадсон шумно выдохнул полной грудью. "Вот дьявол, Майк. Раз уж вы так это сформулировали..." Старый фермер откинулся на стуле и поднял голову, глядя на Джеффа. "Эта твоя девчонка? У неё есть отец, который провел бы её к алтарю?"
      Лицо Джеффа вытянулось. "Я не в курсе, мистер Хадсон. Но я думаю -- я думаю, что нет. Если я понял то, что она рассказывала, ее папа был убит несколько лет назад."
      Гудзон вздрогнул. "Иисусе" -- пробормотал он -- "Я не хочу даже думать, через что прошла эта бедная девочка."
      "Нет, не хотите" -- громко сказала Мелисса -- "Поверьте моим словам, Вилли Рэй. Вы не хотите."
      Хадсон поднялся и подошел к Джеффу. "Ну вот что. Джефф, скажи этой своей девочке, что -- если она захочет -- я был бы более чем счастлив быть её посажённым отцом."
      На лице Джеффа отразилось настороженное ожидание. "Вы могли бы, мистер Хадсон? Все в городе знают Вас всю жизнь. О, это было бы грандиозно! Я, разумеется, должен буду спросить Гретхен." -- он оглянулся назад, на Ларри -- "Словарь всё ещё у тебя?" Ларри поднял книгу вверх.
      Смех в комнате привлек внимание Джеффа. "И чего смешного?" Смех усилился.
      "Это, несомненно, мировой рекорд!" -- хихикнул Феррара -- "Я ещё понимаю, встретить девчонку и в тот же день сделать предложение, ну ладно. Но сделать это со словарем?"
      Джефф вспыхнул. Вилли Рей похлопал его по плечу. "Не обращай внимания на этого мужлана, парень. Я уверен, что это не рекорд. Всего лишь один из претендентов."
      Судя по цвету щек Джеффа, подобное утешение не очень-то подействовало.
      "Не обращайте внимания и на этого мужлана, молодой человек," -- высказалась Мелисса. Она подняла руку и взглянула на часы. "Хорошо, этого достаточно. Сейчас почти десять тридцать. Давайте не сходить с ума. Мы ведь пережили сегодня бой, не забыли об этом?" -- она подарила Джеймсу безмятежный взгляд -- "И присутствующий здесь бедный доктор Николс должен будет оказаться в больнице раннего утра."
      "Очень раннего" -- согласился Николс -- "Адамс согласился подежурить сегодня вечером, но я должен подменить его как можно раньше. Кроме всего прочего, у нас там десятки тяжелораненных."
      Майк кивнул. "Да, я согласен. Кроме того..." -- он оглянулся на Джеффа -- "вы все сегодня вечером остаетесь в школе?"
      Джефф нерешительно взглянул на Эда Пиаццу. "Ну, если директор школы не возражает." -- Джефф махнул своим друзьям -- "Мы решили, что хотели бы остаться здесь на ночь. Я думаю, что мы поспим на полу в библиотеке. Гретхен и все остальные сейчас спят, но они проснутся по-настоящему рано, и... и..." -- он выпрямился и расправил плечи -- "Теперь мы будем их новой семьёй -- все мы, потому что и Ларри, и Эд и Джимми живут вместе со мной и они будут чем-то вроде дядюшек -- ну и мы подумали, что это будет правильно, если мы будем здесь когда они проснуться. Просто потому..." -- он запнулся, лихорадочно подбирая слова.
      "Абсолютно", согласился Пиацца. Он порылся в кармане, достал связку ключей и, быстро отделив один из них, протянул ключ Джеффу. "Не рассчитывайте воспользоваться библиотекой. Там всю ночь кто-то будет. Кроме того, в моем офисе пол покрыт ковролином. Вы, возможно, и в самом деле сможете заснуть. Только попытайтесь исчезнуть оттуда прежде, чем придет Лен Траут, а то он о вас споткнется. Он будет сонным и дурным, как обычно по утрам. Диабет, вы же знаете. Это делает его немного сварливым, пока он не выпьет кофа, а вы будете лежать прямо на дороге к кофеварке."
      Джефф взял ключ. На его лице застыло встревоженное выражение. Все старшеклассники абсолютно точно знали, что не стоило пробуждать ярость замдиректора прежде, чем он примет утреннюю дозу, состоящую из трех чашек кофе с сахаром и сливками. Не стоило.
      Он и его друзья почти бежали. "Раньше ляжешь, раньше встанешь".
     
      Когда Джефф и его друзья удалились, Квентин Ундервуд испустил глубокий вздох. "О, ад и десять тысяч чертей! Я все еще считаю, что этот парень сумасшедший. Но вы знаете, что ещё? После этого кошмара, в который мы провалились, я клянусь, что не могу не могу подумать о лучшем лекарстве для своей души, чем зрелище молодой женщины, идущей по проходу церкви к алтарю в подвенечном платье."
      Дрисон кивнул. "И я тоже. Подозреваю, что и весь чертов город так решит."
      Его глаза расширились.
      Майк засмеялся. "Я ещё более безумен, Генри. Если уж мы не сможем отговорить Джеффа от женитьбы в самое ближайшее время -- а это будет нелегко, позвольте вам сообщить, потому что я на самом деле видел его избранницу -- тогда я хотел бы устроить свадьбу через четыре дня."
      Мелисса выглядела пораженной. "Четыре дня?" -- Ее взгляд метнулся к стене -- "Между прочим, каким календарем мы тут пользуемся? Здесьм в семнадцатом веке..."
      "Меня это не волнует!" -- объявил Дрисон -- "По моему мнению, и по календарю у меня дома, " -- он хлопнул в ладоши -- "через четыре дня День независимости США!"
      Майк усмехнулся. "Ага, именно так. Это как раз то, что нам надо. Празднование, парад, фейерверк -- и мы увенчаем это самой большой свадьбой, которую когда-либо видел этот город."
      Спокойно: "Это напомнит нам всем, о чём идёт речь." - он подарил Ребекке теплую улыбку -- "И о чём не идёт."
     
      На этом заседание закончилось. Пока Мелисса шла по коридору к выходу из школы, она услышала быстрые шаги позади. Повернувшись, она увидела, что Джеймс Николс торопился догнать ее.
      Когда он приблизился, лицо доктора расплылось в улыбке. "Я могу проводить Вас до дома?" -- спросил он.
      Мелисса ухмыльнулась. "Бесстыдство!" -- провозгласила она.
      Николс был поражен. "Я? Я всего-навсего..."
      Мелисса покачала головой и взяла Джеймса под руку. "Не вы, доктор. Я польщена вашим предложением проводить меня до дома." Пока они шли по коридору, она усмехалась "Я имела в виду одного моего бывшего студента. Боксера-профессионала, превратившегося в сводню. Бесстыдную сводню."
      Николс выглядел немного смущенным. "О" -- они сделали ещё несколько шагов бок о бок. Он откашлялся. "На самом деле, это Ребекка подтолкнула меня к действию. Не то," -- широкая улыбка -- "чтобы я не думал об этом."
      Мелисса повернула голову и внимательно посмотрела на него. Скорее, на его улыбку. Ей понравилась эта улыбка. Очень понравилась. Это была веселая, счастливая, умиротворенная улыбка. Улыбка абсолютно взрослого человека, человека в годах, умудренного опытом. Ему было пятьдесят пять лет, она знала это, он всего на два года моложе её. Уверенный в себе, хорошо знающий себя, удовлетворенный своим местом в жизни. Но, в то же самое время, обрадованный внезапным пониманием, что он не так уж стар, в конце концов. Столь же обрадованный, как и она.
      Теперь они оба улыбались. Оба наслаждались умиротворенностью, приходящей с возрастом. Знанием, уверенностью. Обжимания на заднем сиденье автомобиля было для них древней историей. С годами пришли возрастные болячки, но, по крайней мере, им уже не нужно было гадать.
      Как только они вышли из школы пошли по автостоянке в сторону извивающейся в низине дороги, рука Джеймса скользила вокруг талии Мелиссы. Мягко, легко, он прижал ее к себе. Она прижалась к нему, накрыв его руку своей. Ее ладонь нащупала обручальное кольцо на его пальце.
      Мелисса знала, что Джеймс был вдовцом, его жена погибла в автомобильной катастрофе, но она не знала подробностей.
      "Когда..."
      Очевидно, он мог прочитать ее мысли. "Очень давно" -- был его ответ. "Я горевал, Мелисса. Долго и трудно. Я очень её любил. Но это было очень давно."
     
      Когда они приблизились к дому Roтов -- теперь дому Ротов и Абрабанелей, так как их договоренность, по обоюдному согласию, стала постоянной -- Ребекка повернулась и прижалась к Майку. Он обнял её, и они начали целоваться.
      Пять минут спустя, плюс-минус, они оторвались друг от друга. Возможно, на половину дюйма.
      "Я должен говорить с твоим отцом," -- сказал Майк мягко.
      Ребекка кивнула, положив голову ему на грудь. "Как ты хочешь это сделать, Михаэль?" -- прошептала она.
      "Твой отец?"
      Она покачала головой. "Нет, Не, не это." Она улыбнулась, все еще положив голову ему на грудь. "Я не думаю, что это сейчас будет такой проблемой, как я когда-то думала. Я не уверена, но после того, что сказала Мелисса..."
      Она уткнулась носом в его плечо. "В последнее время, он много читал этого философа по имени Спиноза. Он много улыбается. Особенно мне. И время от времени я вижу, что он улыбается и тебе. Как будто он знает что-то, чего мы не знаем."
      Майк хихикнул. "Скорее всего, это так и есть."
      Ребекка откинула голову назад и посмотрела Майку прямо в глаза. "Я сделаю так, как ты захочешь," -- сказала она мягко.
      Майк изучил ее в лунном свете. Ее глаза походили на два ночных водоема, темные, мягкие, прозрачные, любящие.
      "Ты предпочла бы не торопиться" -- сказал он. Эти слова были простой констатацией фактов.
      Ребекка колебалась. Затем, с сожалением: "Не совсем!" Ее руки внезапно обхватили его ребра, стискивая, почти исследуя. Майк почувствовал страсть, струящуюся из её пальцев вниз, к его ступням, оттуда назад в его голову, вверх и вниз по позвоночнику. Он пошатнулся и с силой прижал её к себе.
      "Не совсем!" Она смеялась, нетерпеливо поднимая лицо, встречая его взгляд. Прошло ещё пять минут.
      Когда они отодвались друг от друга -- на дюйм, не более -- она тепло улыбалась. "Но -- да. Если ты не возражашь. Я все еще..." -- она заколебалась в поисках слов.
      Майк подсказал ей. "Ты попала в новый мире, и пришпориваешь себя, насколько это возможно, чтобы разобраться в нем. Тебе нужно время, чтобы отремонтировать и обставить мебелью каждую комнату в доме прежде, чем ты туда переедешь."
      "Да!" -- сказала она. "О, да. Именно так и обстоят дела, Михаэль." -- она уставилась на него.
      "Я тебя люблю." -- прошептала она -- "поверь мне, это именно так."
      Майк поцеловал ее в лоб. "Ну, ладно. Вот что мы будем делать дальше." -- на мгновение, чувствуя ее плечи под своими руками, он почти шипел. Желание.
      Он продолжал, мягко посмеиваясь. "Ну и дьявол с ним! Мой дедуля имел обыкновение говорить, что мы, молодежь, не понимаем, что мы упускаем. Предвкушение, как он бы сказал. 'К тому времени, когда вы, мелкие извращенцы, наконец поженитесь, секс для вас уже слишком скучен.'"
      Ребекка хихикала. Как легко они говорят и шутят об этом!
      Майк отстранился. Два дюйма, возможно три. "Вот что мы будем делать дальше" -- повторил он -- "Мы обручимся. Долгая помолвка, точно так же, как в былые времена. Столько времени, сколько вам потребуется, Ребекка Абрабанель."
      Он отстранился ещё на несколько дюймов, медленно и неохотно, но твердо. "Завтра я поговорю с твоим отцом." После этого он обернулся и начал удаляться.
      Стоя на крыльце, Ребекка наблюдала, что он уходил, пока он не повернул за угол, напоследок на мгновение повернувшись к ней и помахав рукой. Она смотрела прямо перед собой, руки сжаты, пальцы прижаты к губам. Просто смакуя страсть, которая текла вверх и вниз через ее тело, как половодье.
      Не такая уж долгая, Михаэль! О, как я тебя люблю. О, как я тебя хочу.
  
   Глава 27
  
      Гретхен проснулась в панике. Дезориентированной во времени, путающейся в пространстве, и, самое ужасное, оцепеневшая от воспоминаний.
      Её взгляд метнулся к двери. Закрыто. На секунду она испытала облегчение. В дверях никого и ничего не было, это подсказывало, что воспоминания были ложные. Закрывая эту дверь, она запомнила улыбающееся лицо.
      Однако она села. Её глаза обежали комнату. Это
     давно наработанное требование осторожности (*1) вернуло ей чуточку самообладания. Её семья расположилась по всему полу, сбившись в кучки, переплетаясь во сне руками и ногами. Рефлекторная реакция людей, для которых зима была привычным убийцей. Даже в середине лета, ощущение тепла другого тела приносило детское чувство безопасности.
      Улыбнувшись, Гретхен посмотрела вниз. Её собственный ребёнок лежал на её руках, как в колыбели. Слева, почувствовав внезапное исчезновение плеча, к бедру Гретхен прижалась Аннелиза. Справа также привалилась бабуля. Бормоча спросонья, как это бывает у пожилых людей, пыталась удержать сон.
      Глаза Гретхен вернулись к двери. От настойчивых усилий память неспешно возвращалась.
      Я должна знать!
      Как можно осторожнее она выпуталась из клубка тел. От этого бабуля проснулась полностью. Обстановка смутила и сбила старуху с толку. Гретхен вручила ей Вильгельма. Бабуля рефлекторно его приняла. Знакомое действие успокоило её.
     
      Гретхен встала и шагнула к двери. Она могла бы услышать голоса, доносившиеся из-за двери. Услышать только шум голосов, но не разобрать слова. Она заколебалась.
      Я должна знать. Твёрдо, решительно, почти яростно, она открыла дверь.
      Там находились четверо молодых людей. Свободно сидя на полу, спинами привалившись к одной стенке коридора, и вытянув ноги к другой. Они вели, очевидно, весёлый, но тихий разговор.
      Внезапность, с которой Гретхен открыла дверь, их всполошила. К ней устремились взгляды.
      Она смотрела только на одно лицо - посередине. Вот оно улыбающееся, теперь сияющее, поднимающееся на ноги, приближающееся к ней и улыбающееся, так страстно улыбающееся. Зелёные глаза, словно сама весна. Живые, слегка увеличенные стёклами очков.
      От облегчения на Гретхен накатилась предательская слабость. Неуверенно она прислонилась к дверному косяку, уцепившись за него рукой. Мгновение спустя она оказалась в его объятиях.
      Она в безопасности.
      Не задумавшись о причинах, она заметила, что один из друзей Джефа поспешил вниз по коридору сразу, как только она вышла из своей комнаты. Минутой или двумя позже он вернулся. Вместе с ним подошли несколько пожилых людей.
      Двоих из них Гретхен узнала - это герцогиня и военачальник. К её облегчению, они оба широко улыбались. Гретхен была наполовину уверена, что влиятельные фигуры из мира Джефа запретили бы ему брак с такой как она. Затем, при взгляде на лицо молодой женщины, их сопровождавшей, у Гретхен едва не отвисла челюсть. Она не видела такого ранее - подобные вещи были издавна запрещены в её родном городе - но все сомнения отпали.
      Евреи при дворе, здесь?
      В том, что женщина была иудейкой, Гретхен была уверена. Её черты, её кожа, её длинные чёрные волосы - такие вьющиеся! - соответствовали описанию, что она слыхала. И мужчины всегда говорили, как иудейки красивы, и эта женщина, определённо, таковой была.
      Что еврейка придворная, Гретхен была не столь уверена. Она мало знала об аристократах, и принцах, и королях, и про жизнь их придворных. Но кто ещё мог иметь такое самообладание?
      Гретхен немедленно взяла себя в руки. У неё не было личного предубеждения к евреям, и она не желала обидеть женщину. Оставляя в стороне влияние, которое могла иметь еврейка на её собственные права при американском дворе, по маленьким намёкам на языке тела, Гретхен была вполне уверена, что женщина стала наложницей военачальника.
     ~~~~~~
     (*1) 'That act of long-practiced vigilance' - дословно, действие давно практикуемой бдительности
      Герцогиня подошла первой (*2), широко раскинув руки в знак приветствия. Герцогиня её обнимала!
      Гретхен не могла понять большую часть того, что герцогиня говорила. Она разобрала много слов, но их смысл был просто бредовым.
      'Получите некоторую -не разборчиво- первым делом.
      Вы не можете -не разборчиво-смех- в халате! (*3)
      Потом -не разборчиво- помогите нам -не разборчиво- нужно хороших людей -не разборчиво- зёрна -не разборчиво- от плевел?'
      Иудейка стала переводить слова герцогини. Её немецкий был превосходен. Акцент был немного странным - голландским? Испанским? Интонации были много более воспитанными, чем что-либо привычное Гретхен. Но она поняла всё прекрасно.
      Сами слова, по крайней мере. Содержание же слов было безумным.
     ~~~~~~
     (*2) У автора 'duchess arrived first' - герцогиня прибыла первой, что звучит солиднее, по-королевски, но трудно стыкуется с длиной её маршрута - пройти по небольшому коридору.
      (*3) Гретхен удалось разобрать 'in a robe', что может означать 'в мантии', 'халате', 'свободной одежде' или 'не застёгнутой, распахнутой одежде'. Гретхен не удалось разобрать слово 'банный'.
      * * *
      Всё, что произошло в этот день, было безумием. И на следующий день. И на следующий. Гретхен, конечно, подчинилась происходящему. У неё, в любом случае, не было выбора, и постоянное присутствие Джефа поддерживало её спокойствие. Правда, её муж был столь же безумен, как и другие американцы, но Гретхен училась доверять этим зелёным глазам. Доверять почти полностью (*4).
      На четвёртый день, день её свадьбы, Гретхен вроде бы примирилась с новой реальностью. А почему нет? В мире попадались вещи куда хуже, чем терять разум и собираться на небеса. Много хуже.
     ~~~~~~
     (*4) 'Very much' - очень сильно. Поскольку с жизненным опытом Греты трудно доверять кому либо полностью, переведено как 'доверять почти полностью'.
  
   Глава 28
  
   Гретхен наблюдала происходящее в большом новом здании, которое американцы построили сразу после того, что они называли 'электростанцией'. Временами ей трудно было удержаться от смеха. Толпа наёмников, набитая в помещение, выглядела совершенно несчастной. Причиной некоторой части их страданий были влажные условия. Очевидно, американцы пропустили их через тот же процесс помывки, что уже испытали Гретхен и её семья. Но она, подозревала, что процедуры были куда более резкие, чем они прошли по указанию герцогини и вместе с ней.
   И, конечно, что было основной причиной их страданий. Мужчины, особенно солдаты, не имеющие никакой одежды, кроме полотенца, обёрнутого вокруг талии, вовсе не радовались присутствию других солдат, державших оружие. Особенно другие, а не те свирепые американские пушки с их странным механизмом для быстрого ведения огня. Они называли их - 'ружья насосного действия' (*1). Несколько наёмников видели их действие в бою, и их рассказы быстро распространились.
   ~~~~~~
   (*1) Естественно, для нас это название уже давно привычно - 'помповые ружья'. Но для людей того времени, оно звучало примерно также, как сейчас для нас будет звучать 'ружьё насосное'.
   Так что они стояли здесь, тихие и неподвижные. Дрожа от страха больше, чем от влажности.
   Гретхен почти сразу заметила знакомого человека. Выражение любопытства на её лице сменилось радостью.
   Он снова выжил! 'Генрих!', выкрикнула она, и погрузилась в толпу. 'Генрих, смотри! Это же я Гретхен!'
   При явлении Гретхен, у Генриха отвисла челюсть. Гретхен усмехнулась. Она не удивилась такой реакции. Генрих видел её много раз. Но никогда не видел её такой чистенькой, и в такой одежде.
   Гретхен только что получила её, этим утром, тогда герцогиня повела всю её семью куда-то с названием ''(*2). Блузка была немного странной, но не настолько диковинной. А вот всё остальное!
   ~~~~~~
   (2) 'Value Market' - сеть супермаркетов.
   У неё заняло не более двух часов, чтобы совершить переход, в другой совершенно неизведанный мир созданный в другой вселенной. Ей понравилась новая одежда, особенно 'голубые джинсы' и чудо из чудес - кроссовки.
   И так радостно подпрыгивая на волшебных ножках, Гретхен подошла к мужчине, который мог однажды стать её собственным. Добрый Генрих, нежный Генрих, умный и хитрый Генрих. И жесткий Генрих, тоже. Но увы и нет - не достаточно жесткий, чтобы осмелиться и бросить вызов Людвигу.
   * * *
   Мелисса ахнула. 'Она что, сумасшедшая? У нас нет способа, защитить ее в этой толпе головорезов!' Рядом с ней, Джеймс покачал головой. 'Защищать ее? От чего?' Он указал на людей, которые начали собираться вокруг Гретхен. Улыбающиеся люди, расслабившиеся люди. 'Посмотри на них, Мелисса. Разве они выглядят, как бандиты? Или...', - он фыркнул. 'Как дети, что бегают вокруг мамочки'.
   Мелисса смотрела. Толпа вокруг Гретхен быстро росла. Молодая немецкая женщина стала центром внимания всего помещения. Между Гретхен и людьми вокруг нее закрутился быстрый поток слов. Мелисса не могла понять ни одного слова, но через несколько секунд она уловила суть. Большей частью, конечно, это были вопросы. Напуганные и смущенные мужчины в поисках объяснений, причин, выдержки. Что же с нами происходит? Но затем, все чаще и чаще, она замечала скрытую шутку.
   -Это как ты сказал,- пробормотал Майк. Прирождённая 'Выбирающая Живых'. (*3)
   ~~~~~~
   (*3) 'A natural born `chooser of the living'. Дословно, натурально рождённый 'выбиратель живых'. Флинт обыгрывает неоднократно им использованное сравнение Гретхен с валькирией. В германо-скандинавской мифологии валькирии - "chooser of the dead" или "chooser of the slain". Выбирают среди павших в битве воинов тех, кто заслуживает попадания в Валгаллу. А Гретхен, по контрасту, отбирает среди ещё живых тех, кто достоин попадания в "настоящую жизнь", то есть в Грантвилль.
   * * *
   Первый, кого она выбрала, был Генрих. Генрих, и двадцать или около того людей, которые последовали за ним. Все они выжили в битве. Совершенно невредимым, что удивительно. Группа Генриха, как и Людвига, была в передовой линии. Но они были аркебузирами, а не пикинерами. К счастью, они были в отряде католиков, который атаковал людей Хоффмана. Им не пришлось столкнуться с М-60. И последовавший анфиладный огонь винтовок накрыл людей на противоположном фланге их отдельного отряда.
   Гретхен выбрала бы Генриха с его людьми в первую очередь, при любых обстоятельствах. Тот факт, что он прекрасно говорил по-английски, был просто дополнительным бонусом.
   Она представила их лично Фрэнку Джексону. Затем, позволила Генриху говорить самому. Десять минут спустя Джексон кивнул и протянул руку.
   Американская армия только что заполучила своих первых немецких рекрутов.
   * * *
   И так прошел день. И следующий, и следующий. В первый день, Американцы были напряженны.
   На второй, наблюдая, облегчение и радость, с которыми лагерь немецких рекрутов, наполнявших площадь, встречал следующих людей, прошедших отбор Гретхен, они тоже начинали расслабляться. На третий день:
   -Господи, - сказал Майк, вытирая лицо. - Я не знаю, сколько еще я смогу это вынести." Он пытался пропускать эти звуки мимо сознания.
   Доктор мрачно осмотрел картину. Узлы женщин, детей, стариков. На корточках на земле за пределами электростанции, пытаясь переварить новости. Это были люди, которые пришли, разыскивая мужчин, которые не были найдены где-либо ещё. Надеясь на чудо, что они еще могут оказаться заключенными, а не среди жертв полях сражения, и убедиться в противном случае.
   -Да, - согласился Николс. "Это достаточно просто, убить человека. Совсем иначе, это вновь и вновь выслушивать потом жалобы их семей."
   Взгляд Майка упал на мальчика, может быть, лет восьми. Его лицо оказалось залито слезами. Застывшее. Папа ушел навсегда.
   Майк отвернулся. "Сколько осталось?" -спросил он, кивнув в сторону нового здания, примыкающего к электростанции. "Процессинговый центр" (*4), как теперь все его называли.
   Третий человек в своей партии, Дэн Фрост, дал ответ. "Не так много. Много меньше, чем я мог себе вообразить, по правде говоря. (*5)
   ~~~~~~
   (*4) Пристройка к электростанции фактически используется с теми же целями, что и классическое англосаксонское изобретения - 'концентрационные' и 'фильтрационные' лагеря. Однако, как люди деликатные, в разговорах между собой они используют замечательное название 'Процессинговый центр', не ущемляя своё чувство прекрасного.
   (*5) 'to tell you the truth' - сказать по правде, по правде говоря, положа руку на сердце...
   'Я не удивлен, Дэн', сказал Майк. 'Уже нет. Из того, что Ребекка и Джефф рассказали мне, Гретхен и ее народ имел несчастье попасть в руки худших типов среди наемников (*6)'.
   ~~~~~~
   (*6) Флинт или его герои, учитывая то что Флинт историк по образованию, очень сильно идеализирует бедных-несчастных, угнетенных обозников, которые на деле обычно выполняли функции вспомогательной пехоты ( по крайней мере двести-триста лет назад) -убийство раненных, мародёрство и т.п. Про кинжалы у Гретхен все в банде знали, и нужны они, не картошку чистить. По современным меркам обозники даже не могут считаться.нон-комбатантами (гражданскими лицами)
   'Большинство из них...'
   Джеймс перебил его, указывая на группу людей, которые двигались по дороге, следом за новоиспеченным американским начальником. В центре, по-прежнему без какой-либо одежды, кроме полотенца, находился человек, недавно переваливший за третий десяток (*7). 'Большинство из них, подобны этим.' Он улыбнулся, наклонив голову к Майку. 'Что Мелисса сказала, как ты их назвал?'
   'Просто люди, вот и все. Барахтающиеся в уродливом мире (*8).
   ~~~~~~
   (*7) 'thirties' - декада чисел и десятилетие от 30 to 39. 'early thirties' - начало тридцатилетия, где-то 30-33, 'mid-thirties' - середина тридцатых, где-то 34-37.
   (*8) 'Fucking up in a fucked-up world' - "Fucked-up" - это 'сломанный', "изуродованный донельзя". В американском просторечии есть такой пришедший из армейского сленга термин FUBAR - "fucked-up beyond all recognition". Означает что-то типа "изуродован до полной неузнаваемости" и относится обычно к сложному оборудованию. Например, блок питания на 110 вольт, сожженный импульсом в 380, может быть FUBAR. То есть "fucked-up world" - это "FUBAR world". А первое "fucking up" - намек на то, что в этом мире всё время приходится "трахаться, чтобы выплыть наверх" (причем, по контексту, "выплыть наверх" означает не "выбиться в начальство", а "удержаться на поверхности, выплыть из под захлестывающиx тебя штормовых волн"). То есть суммарно получается что-то типа "трахающиеся, чтобы не утонуть в этом гребаном изуродованном мире".
   Майк кивнул. 'Я бы сказал, что там будет, в конце концов, не более, чем сотня отказников. Гретхен, один черт, гораздо щедрее, чем, вероятно, был бы я.'
   -Кто-нибудь из их женщин и детей, должно быть, жалуется?" спросил Дэн.
   Майк и Джеймс усмехнулись одновременно. 'Вряд ли!' фыркнул Майк. Он кивнул на небольшую толпу обездоленных людей, сидевших на корточках за пределами центра обработки. 'Эти люди, оплакивают умерших, Дэн. Те, кем', -зло выделил он- 'владела сволочь, что до сих пор внутри, уже выпущены из 'процессингового центра'. Почти что пляски начинались, когда они узнали новости об окончании приема поселенцев' (*8).
   ~~~~~~
   (*8) 'об окончании приема поселенцев' - соображение переводчиков. Автор не конкретизирует новость: 'The ones who'-angrily-' `belonged' to the scum still inside have already left. Practically dancing, once they got the news'. Поэтому, складывается впечатление, будто танцы вызваны радостью избавления от своих хозяев, находящихся 'всё ещё там внутри'. Яростно осуждаемое Майком 'владение' сильно отличалось от известного нам рабства в Древнем Риме или крепостного рабства крестьян в Российской Империи. По нашим меркам, это были мелкие банды в составе большой. Так что, 'пляски' начинались сразу по освобождению из фильтрационного центра с предоставлением права на жительство в столь либеральном территориальном образовании. И радость от расставания с ненавистными сволочами-командирами здесь ни при чём.
   Николс запустил пальцы в волосы. "Я увидел, как одна женщина, подошла к Гретхен и что-то спросила ее. О местонахождении ее так называемого 'мужчины', я вполне уверен. Прозвучало имя Диего. Когда она услышала, что Гретхен пришлось сказать, она просто опала без сил. Плакала как ребенок. Она все время повторял два слова, снова и снова.'
   Лицо его было мрачным. 'Я не очень знаю немецкий, но того, что я знаю, оказалось достаточно. Спасибо, Господи, Спасибо, Господи'
   На мгновение воцарилась тишина. Потом начальник полиции прокашлялся.
   Так, парни. Мы здесь собрались, чтобы прийти к решению. Я своими глазами осмотрел тело, прежде чем мы его закопали. Док Адамс прав. Человек, возможно, умер бы и так, но смертельные ранения нанесены не ружейным огнём. Его зарезали (*9). Его разделали так аккуратно, как если бы Вы попросили мясника разделать тушу.
   Майк взглянул на него. Вы знаете моё мнение. Вас оно устраивает?
   Фрост нахмурился. 'Нет, чёрт возьми! Устраивает? Ради Христа, я офицер, представитель закона. У меня имеются доказательства убийства первой степени (*10) и несколько свидетелей присутствия двух известных лиц на месте преступления. И захотелось знать, как оно меня устраивает?'
   ~~~~~~
   *9) Американцев поражает и возмущает убийство, так они психологически еще находятся в своем времени, и только начинают понимать особенности того времени, куда их закинула судьба. До открытия антибиотиков проникающие ранения, особенно огнестрельные, часто означали воспаление и смерть, долгую и мучительную. А огнестрельные ранения оставляют в ране пулю и клочки одежды, что гарантирует воспаление. Раненых обычно добивали - трофейщикам возни меньше, и раненым страданий. Т.е. подобное действие было совершенно обычной практикой многих столетий. У Диего вывалились кишки, так что перитонит ему обеспечен. Тогда выжить с подобным ранением шансов не было. Единственное отличие, данного случая от "обычной практики" - это причина для убийства. Гретхен имела большое желание избавить свою сестру и себя от страха перед Диего. И она воспользовалась подвернувшейся возможностью. И всё же, её удар вполне можно назвать "ударом милосердия".
   (*10) Убийство первой степени - точнее 'Тяжкое убийство первой степени' - совершённое с умыслом или при умышленном совершении другого преступления. В США тяжким убийством является противоправное умерщвление человека с заранее обдуманным злым умыслом (ст. 1111 титула 18 Свода законов США). Тяжкие убийства там делятся на две категории (в некоторых штатах 3 категории, например, Пенсильвания). Субъективные признаки (довольно казуистические), квалифицирующие убийство как тяжкое первой степени: преступления: а) 'любое другое умышленное, предумышленное, злоумышленное и преднамеренное убийство'; б) 'совершенное по заранее обдуманному намерению противоправно и злоумышленно причинить смерть другому человеку'. Любое другое тяжкое убийство является тяжким убийством второй степени. Наказанием за убийство первой степени предусматривается смертная казнь или, при особом решении присяжных, пожизненное тюремное заключение.
   http://www.lawmix.ru/comm/6118/, http://www.labex.ru/page/inzk_usa_uk_2.html
   Майк промолчал, Джеймс, на мгновение оглянувшись, спросил: 'Вы говорили об этом с Джефом?'
   Начальник полиции всё ещё хмурился. 'Нет', сказал он решительно. 'И даже не намерен с ним разговаривать. Если только мы не решим выдвинуть обвинение'.
   Майк опять промолчал. Джеймс снова оглянулся. Затем повернулся обратно: 'Мелисса рассказала мне, что у Гретхен есть младшая сестра, которая вся замотана в одежды. Так что фигуры не видно'.
   Дэн сплюнул на землю. 'Чёрт возьми, Джеймс, не в этом дело' У меня нет никаких сомнений обо всём случившемся. И причинах этого'. Он потёр шею. 'Это всего лишь вопрос принципа, и всё'.
   В его голосе проскользнула нотка юмора. 'Правда, любой суд присяжных в этом городе вернул бы вердикт 'оправданное убийство' (*11) в мгновение ока. Особенно после того, как я описал так называемые 'жертвы'. Клянусь, парень выглядел словно дьявол, Я сам чуть не стрельнул в него пару-тройку раз, только для уверенности, что он мёртв'.
   ~~~~~~
   (*11) Само по себе убийство в американской юриспруденции юридически нейтрально. Оно может быть как криминальным, т.е. противоправным, так и правомерным.
   Майк молчит. Джеймс отворачивается. И тишина...(*12)
   Начальник полиции принял решение, неизбежное, в общем. 'Чёрт с ним. Если принцип начинает меня доставать слишком сильно, я всегда могу себе напомнить, что это произошло вне моей юрисдикции'.
   Майк кивнул.
   'Хорошо', произнёс Джемс. 'Там конечно будут слухи. Адамс хороший доктор, но слишком болтлив. Теперь должно быть полдюжины (*13) людей, кому известна эта история'.
   Майк и Дэн дружно усмехнулись.
   'Чёрт, а ведь верно, там ещё будут истории!', хмыкнул начальник полиции. Его глаза оглядели окрестные холмы с восхищением. Мы горный народ, Док. Всегда имели истории. Чем ужаснее, тем лучше. В округе нет мужика или бабы, кто не может похвастаться на своём семейном древе парочкой-другой отчаянных родичей.
   'Мой прадед был грабителем банков', похвастал Майк. 'Говорят, он убил двоих охранников в одном дельце'.
   Дэн его поддел: 'Вот чушь! Как я слышал, он был просто мелким конокрадом'. Майк возмущённо булькнул. 'Да, если вы хотите знать настоящего преступника, вам придётся сходить к перовому мужу моей двоюродной пра-пра-бабки Бонни, Лерою (*14). Говорят, зарезал четверых человек, по время поножовщины на речном пароходе (*15). Это была всего лишь другая сторона азартной игры. Он также полагал...'.
   'Игроки', поглумился Николс. 'Горские неженки. Вы хотите настоящих историй?' Он потёр ладони, 'Добро пожаловать в гетто! Начнём-ка с моего второго кузена (*16) Энтони. Чудовище в человеческом облике, все так говорили. Он начал в 13 лет'. Безжалостно издевался Николс (*17) над потугами горцев из Аппалачей (*18). 'Тогда, как только он выбрался из тюрьмы...'
   Вечером третьего дня задача Гретхен была завершена. Оказалось, город Грантсвиль, почти в одночасье, удвоил своё население. Некоторые из солдат, как Генрих влились в американскую армию. Но большинство из них, воспользовалось возможностью получить новую специальность или, часто наоборот, вернуться к давно известным: фермер, рудокоп, плотник, ремесленник.
   В течение следующих нескольких недель, толпы собранные в центрах для беженцев начинают редеть.
   Понемножечку (один за одним), с робостью и опаской, американские семьи начали принимать немецких постояльцев. В большинстве случаев, этот процесс начали работающие бок-о-бок люди. Обнаружив, что человек рядом с ними, несмотря на то, что он говорил на незнакомом языке и имел странные представления о жизни, вежливости и условностях, мог ловко махать молотком или накопать больше угля, чем был бы должен по справедливости (*19). Или просто, был вежлив и имел красивую улыбку.
   ~~~~~~
   (*12) У автора почти так и сказано: 'Тишина.' Точка. А что-там мерещится русским читателям и переводчикам, автор не виноват. Надо меньше смотреть советских кинофильмов. :-)
   (*13) На всякий случай, дюжина - двенадцать, полдюжины - шесть. Основание двенадцатиричной системы, так же как десяток - основание десятичной.
   (*14) [great-great-aunt Bonnie's first husband, Leroy] - к первому мужу пра-пра-тёти Бонни, Лерою... Более точно их родственную связь определить затрудняюсь.
   (*15) Эти персонажи из XIX века, и пра-бабушки - из XIX века, не ранее. Они слышали и про паровоз, и про пароход. У автора 'riverboat' - в эпоху пара так могли называться разные суда, в т.ч. довольно крупные пароходы. Однако, использовать слово 'riverboat', стали, видимо, уже в ХХ веке. В частности, Марк Твен в своём произведении 'Жизнь на Миссисипи' (1883г) по отношению к колёсным пароходам использовал слова просто 'boat' (лодка), и 'steamboat' (пароход, паровая лодка). Конан Дойл в книге 'Знак Четырёх' (1890) отправлял персонажей по Темзе на паровых катерах и называл их 'boat'(катер), 'mail-boat' (почтовый катер), 'police-boat'(полицейский катер). Уэллс в 'Войне Миров' (1897) упоминает 'boat', 'steamboat' и 'paddle-boat' - колёсный пароход.
   (*16) Кузен, кузина - двоюродные брат, сестра.
   (*17) И начали они меряться крутостью родичей. Горские простаки давай хвастать, какими хулиганами были их предки, а он им свысока заявляет "да сосунки вы, вот в моем детстве в гетто родственнички бандитами становились с раннего детства".
   (*18) Аппала?чи (англ. Appalachian Mountains) - горная система на востоке Северной Америки, в США и Канаде. Длина 2600 км. Апалачи - 1) (англ. Apalachee) - индейское племя, населявшее Флориду и Луизиану южнее алгонкинских народов и ирокезов, живущих восточнее реки Миссисипи.2) река в штате Джорджия (США).3) провинция, историческая область во Флориде.
   (*19) 'Fair share' - это то, сколько он должен был накопать, чтобы всё было 'по-честному, по-справедливости'. Обычно используется, когда речь идёт о коллективном подряде. А тот, кто делает 'more than his fair share' - работает за себя, и за соседа, и при этом не выпендривается".
   * * *
   Что остальные? Те, кому Гретхен не кивнула бы?
   Они ожидали, что их прикончат, конечно. Их фактическая судьба была куда более причудливой и, по правде говоря, опасной.
   Никто из этих людей никогда ранее не сталкивался с фотографией. Увидев такую, увидев собственное лицо на ней, им становилось весьма дурно. Надписи на листовках были куда хуже. Многие из них (о людях, не о надписях) умели читать. В действительности, умело большинство, просто Гретхен была крайне низкого мнения об офицерах. Тем же, кто не умел, перевели более грамотные товарищи.
   Листовки были идентичны, за исключением фотографии и имени.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ - МЁРТВЫМ

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ОБЪЯВЛЕН ВНЕ ЗАКОНА

ЕСЛИ ОН БУДЕТ ОБНАРУЖЕН ГДЕ-ЛИБО

НА АМЕРИКАНСКОЙ ТЕРРИТОРИИ

ПОСЛЕ 5 ИЮЛЯ 1631

УБЕЙТЕ ЕГО

ВОПРОСОВ НЕ БУДЕТ

   Генрих участвовал как переводчик.
   'У вас есть два дня', ворчал он. 'Лучше двигаться быстро. Пешком налегке, ничего кроме одежды чтоб прикрыть спину'. Бывший командир терции прокашлялся. 'Вот это не ясно', возопил он (*20). 'Только как далеко простирается эта - эта Американская территория?'
   Генрих повернулся к Майку за ответом. Майк промолчал. Он только окинул бывшего командира взглядом.
   Несколько месяцев спустя, офицер нашёл себе другого работодателя. ЦАРЬ. Россия, должно быть, достаточно далеко, решил он.
   ~~~~~~
   (*20) 'he whined' - выл, скулил, ныл. Так у автора. Это несколько удивительно, всё-таки не сопля какая, терцией командовал. С другой стороны, в данном эпизоде мы смотрим на него глазами презрительно настроенных американцев. Что делать, субъективность восприятия...
  
   Глава 29
  
   Датой события могло быть Четвёртое Июля (*1), а могло и не быть, в зависимости от того, у кого бы вы спросили. Ответы распределялись бы в основном по религиозному признаку, но не только. Современный Григорианский календарь был принят папской буллой в 1582 году, и немедленно введён в Испании, Португалии, Италии и Франции. Через два года, большинство католических стран Священной Римской Империи последовали за ними, вместе с кусочками Малых Стран (*2), что находились под контролем Испании. Швейцарии начала внедрение календаря в 1583г, но дело тут же застопорилось, новый календарь не был утверждён вплоть до 1812г. Венгрия его приняла в 1587г.
   Затем... Никто в течение целого столетия. Протестанские и православные народы (*3) упёрлись и оставались с Юлианским календарём.
   Так какой же это был день? Ну, согласно шотландским кавалеристам и протестантам из Баденбурга, что пришли на празднование, это конечно было совсем не Четвёртое июля. Нелепо! Это было - впрочем, не имеет значения. Грантвиль был американским городом, и американцы сказали, это - Четвёртое Июля. И, кроме того, все любят парады!
   ~~~~~~
   (*1) Четвёртое Июля - большой праздник в США, День Независимости.
   (*2) "the Low Countries" - низкие страны, Нидерла?нды, Бе?льгия и Люксембу?рг, т.е. БеНиЛюкс
   (*) "The Protestant and Orthodox nations", чтобы Вы знали, на Западе православные зовутся ортодоксами.
   (*3) "dug in their heels", "зарыли свои пятки (каблуки) в землю", так что теперь с места не стронуть. Упёрлись рогом.
   * * *
   Для официального парада, это было ужасно дезорганизованное мероприятие. Генри Дрисон отчаянно попытался навести хоть какой-то порядок в колонне (*4), но мэр был слишком перегружен событиями и восторженными эмоциями. События заключались в том, что все были слишком заняты интеграцией бывших католических заключённых в новый для них мир. Восторженный энтузиазм был в том, что школьники имели свой взгляд на правильный порядок вещей. Особенно Джулия Симс, которая возглавляла восстание с воодушевлением и impulsion (*5).
   Мэр города был всего лишь человек за шестьдесят. Он проиграл.
   - Чарлидеры (*6) пойдут первыми.
   Когда они услышали новость, шотландцы были в восторге. Они стали менее довольны, точнее совершенно недовольны, обнаружив, какие места им были назначены на параде.
   Так далеко позади? Мы ж тут не увидим ни одной из этих высоко взлетающих коленок! Наивные!
   Так что, первая маленькая свара в марширующих порядках началась. Все кальвинисты, шотландские кавалеристы, знающие, что человек рождён в грехе, и они обязаны и настроены, чтобы это доказать. Целая треть покинула своё место в строю, прежде, чем парад начался. Маршрут парада был блокирован морем людей. Шотландские мятежники, весело порысили вниз по боковым улочкам и проулкам, пока не нашли подходящих мест для наблюдения за парадом. А почему нет? Их лошадям не нужна разминка, вовсе нет.
   ~~~~~~
   (*4) "to bring rhyme and reason to the marching order" - идиома, навести порядок в строю
   (*5) У автора стоит слово французское слово "Иlan" - порыв, импульс, напор, взрыв, активность, юркость, момент и ... Возможно, это слово знакомо многим англоговорящим читателям или мэру Чтобы как-то приблизить впечатление, использовано другое французское слово, может не столь многогранное, но более понятное.
   (*6) "сheer" - приветствие, ободрение, "ура". Cheerleaders - группы поддержки спортивных команд,в основном из девушек, демонстрирующие коллективные акробатические номера с громкими речёвками. Более верная транскрипция будет "чирлидер", но мне больше нравится "чар...",т.к. возникает ассоциация с "чары" и "чаровницы". Что достаточно близко по смыслу.
   Несмотря на алчное желание полюбоваться коленками Джулии, Маккей пытался их остановить. Но Леннокс велел ему утихнуть.
   "Полегче, парниша", сказал он (*7) спокойно. "Парады, в любом случае, глупое дело, и, кажется, американцев это вовсе не заботит. Кроме того", саркастически выдал он Маккею из подкрученных усов. "Ты выглядишь откровенно глупо, размахивая вокруг этой штукой, будто саблей на поле боя. Между прочим, оно капает на твой колет (*8)"
   ~~~~~~
   (*7) Представьте, что из слов выпали от половины до Ў всех букв. Попробуйте прочитать и понять содержание. Примерно так говорит Леннокс.
   (*8) в данном случае, это "buff-coat" - сделанная из специально обработанной толстой бычьей кожи куртка, защищающая бойца от ударов холодного оружия, а иногда и от пистолетных пуль, если стреляли не в упор. Использовалась как поддоспешник и самостоятельно. Колеты использовались в британских войсках даже в ХХ веке.
   Краснея, Маккей спасал своё мороженое в вафельной трубочке единственным способом, известным звёздной вселенной. Он вернулся к его поеданию. Взгромоздившийся на боевого коня с кровожадными изгибами колесцовых пистолетов на своём боку, шотландский командир постарался сделать вид исключительно гражданской персоны, насколько это возможно.
   "Изумительная штука", пробормотал он. "Как они -бормотание- такое делают?"
   Леннокс посчитал это бормотание за риторический вопрос, и не стал морочить себе голову ответом. Он знал ответ. Как мороженое было изготовлено, ему показал Вилли Рей Хадсон. Просто, доступно, так же быстро, как готовится лёд.
   Вторая часть
   Леннокс изучал маршевый порядок перед ним, пытаясь понять, когда парад придёт в движение. Однако, он не мог видеть его большую часть. Перед ним стоял огромный углевоз (*9).
   ~~~~~~
   (*9) "coal-hauling vehicle (truck)", CHV - автомобиль (тягач, грузовик) для перевозки угля, грузовик-угольщик. В разное время выпускались грузовики разных конструкций и грузоподъёмностью от полуторки до 150 тонн. В Аппалачах (Кентукки и Вирджиния) ограничение массы автомобилей для специально спроектированных дорог составляет 120 тыс. фунтов (~53т). Однако официальное ограничение массы для федеральных автомагистралей между штатами составляет 85 тыс. фунтов (~37,5т). Соответственно, 150-тонные монстры не относятся к CHV, поскольку могут быть использованы только на карьерах. По способу разгрузки это, в основном самосвалы и хопры (разгрузка вниз, как у вагонов).
   На этой страничке можно увидеть некоторые примеры таких грузовиков. Здесь видео с разгрузкой
   Многие водители углевозов работают по 14 часов в день. При оплате за каждую тонну углевозы нагружаются под завязку. В результате машины становятся очень тяжелыми на ходу и в управлении, с большим тормозным путём при низкой скорости движения. Упоминаются случаи встречи грузовиков идущих на скорости в 10 (Десять) миль/час при минимально разрешённой скорости 55 миль/час. Что может стать причиной столкновения с движущейся позади автомашиной. При износе либо перегрузке машины, нередки поломки деталей, бывает, что прямо на ходу и колёса отваливаются.
   Эти факторы, в том числе опасное поведение автомобилей вокруг угольщиков, вызвали множество трагических случаев с серьёзными травмами и гибелью людей.
   Для большей информации смотрите 30-мин документальный фильм "Coal Bucket Outlaw" (Корзина с углем вне закона)
   Дикие угольщики
   Сами понимаете, при таком стиле жизни, водители углевозов вряд ли могут характеризоваться как очень законопослушные граждане. Нарушители режима, разгильдяи и все вместе - потенциальные аварийщики.
   Американцы с их ненормальной одержимостью к аббревиатурам, называли его БТР (*10), и он закрыл ему почти весь обзор.
   ~~~~~~
   (*10) APC, Armored personnel carrier - бронированный перевозчик персонала (личного состава), бронетранспортёр, БТР
   Бронированный носитель личного состава. Это просто смех! Леннокс не трудился удержать усмешку. В задней части автомобиль был открыт, и американские солдаты брали покатать немецких детей. Несколько взрослых немцев посмелее последовали за своими чадами, любопытство и родительское беспокойство перевесила их опасения.
   Усмешка Леннокса исчезла. Взгляд на его командира, всё ещё счастливо уплетавшего своё мороженое (*11), вернуло его беспокойство. Леннокс провёл в компании с Вили Рэем много часов за прошедшие несколько недель. У Сурового пожилого шотландца (*12) и весёлого старого американского фермера появилась взаимная симпатия друг к другу.
   ~~~~~~
   (*11) в оригинале "chewing" - "жующий". С трудом представляю, как можно растянуть жевание мороженого на мало-мальски заметное время.
   (*12) "middle-aged", дословно "среднего возраста". Данная категория определяется разными источниками 40-60 (Словарь Коллинза), 45-65 (Оксфордский словарь), перепись населения США включает в эту категорию сразу две возрастные группы от 35 до 44 и от 45 до 54. В любом случае, средним этот возраст можно назвать только для нашего современника, и вряд ли для шотландца-уроженца той эпохи. Хотя и тогда многие доживали до 60, вопрос не закрыт, но считается, что средняя продолжительность жизни была около 40 лет.
   Мороженое, да. Вили Рей показал ему большой запас ароматизаторов, по-прежнему доступных в магазинах. И мы можем использовать кленовый сок для получения сахара. Рафинированный сахар почти закончился.
   Так что, было зерно, и овощи, и мясо, и яйца. Даже строгие нормы продуктов питания, хранящиеся в городских супермаркетах, не продержались более двух месяцев, как и предсказывали владельцы этих магазинов. Малое количество американских ферм, прошедших сквозь Кольцо Огня, не могло компенсировать разницу. Это было ещё до удвоения численности жителей после битвы.
   Мысли Леннокса свернули в сторону, на мгновение, зацепившись за другую американскую странность. Они жаждали присваивать названия своим битвам.
   Это Леннокс мог больше понять, даже если такая практика уже вышла из традиций его времени.
   Большая часть сражений семнадцатого столетия были случайным событием. Урон от стычки армий, почти случайно столкнувшихся при движении по разорённой местности в поисках еды и крыши над головой. Они стоили упоминания не более, чем собачьи драки в переулках.
   Но зачем называть это Битвой при Толчке? (*13). Он понял указание на место, но не причину. Они народ с причудами, эти американцы. Леннокс не мог бы придумать ни одной другой национальности, которая могла бы найти логику в наименовании битвы в честь четырёх девиц, сидящих в выгребной яме.
   Он не понимал логику, совсем. Может быть, край уловил, и чёрный юмор, притаившийся где-то внутри. Но не дух её. Она была слишком противоречива, слишком... американская. Только народ простолюдинов, каждый из которых думал, как дворянин (*14), мог найти тут логику. Нация мороженного (*15), уверенная, что зерно и мясо будут всегда (*16).
   ~~~~~~
   (*13) "the Battle o' the Crapper". "Crapper" - в просторечии толчок, туалет, полицейский участок, тюрьма, гостиница.
   (*14) Стоило бы закончить фразу, "каждый из которых подобно дворянам, считал себя центром вселенной", но не будем превращать усмешку автора в издевательство.
   (*15) Почему-то сразу вспоминается байка про американских морпехов, отказавшихся идти в бой, т.к. на камбуз не завезли клубничного мороженого.
   (*16) Похоже, шотландец заподозрил абсолютное не знакомство американцев с голодом. Подзабыли времена Великой Депрессии, когда от голода погибло много народу, а многие специалисты рванули на заработки в ужасный СССР. Впрочем, шотландец прав лишь отчасти. Вот что сообщает Кевин МакЭлрой, редактор Resource Prospector: "...Число получающих продуктовые талоны людей резко растёт, и не показывает никаких признаков замедления с 2008 года. В настоящее время более 42 миллионов американцев полагаются на продовольственные талоны - это 1\7 всего населения США". Т.е. 14% населения Америки не могут себя прокормить. Добавим, что в очереди за талонами стоят далеко не бомжи, а вполне обычные американцы, многие совсем недавно были "средним классом". Встречаются и менеджеры, и продюссеры. Для самостоятельного поиска информации, программа "Food Stamp Participation", позднее переименованная в "the Supplemental Nutrition Assistance Program", SNAP. Осуществляется с 1969 года. http://www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2008/10/03/AR2008100301389.html, http://www.fns.usda.gov/snap/
   И ещё, он же: "...да, я полагаю, что здесь, в США, мы увидим голодные бунты примерно в течение следующих полутора лет...".
   Также предсказывает голодные бунты в США американский Нострадамус Геральд Селенте, имеющий крепкую репутацию финансового аналитика. Именно Геральд Селенте предсказал крах фондовых рынков в 1987 году, распад Советского Союза и азиатский кризис 1997 года, кроме того он является главой Института исследования трендов. Ситуация с питанием в США стоит так остро, что "Улица Сезам" выпустила специальную серию о голоде. А пока американцы только привыкают к новому миру, и не свыклись с утратой изобилия ХХ века.
   Леннокс не понимал этого, нет. Но он принял решение, так что непонимание было относительным. Он никогда ранее в своей жизни не встречал таких уверенных людей, и их уверенность была наиболее заразной из всех болезней.
   БТР перед ним дёрнулся на передаче.
   "Парад начался, парень", объявил он. Кисло: "Было бы просто отлично, если бы шотландский командир закончил бы со своим мороженым, прежде чем выставит нас всех дураками".
   Маккей бормотал поспешные отговорки и соглашался, но было ясно, он не откажется от мороженого в вафельном стаканчике, пока не уничтожит исключительно удобным методом, единственном известным звёздной вселенной.
   * * *
   Впереди, где-то в середине парада, Майк и Ребекка шли рука об руку. Они находились более-менее в голове шахтёрской колонны.
   Отблеск света привлёк его взгляд.
   Ребекка улыбнулась и подняла свои сложенные руки. "Это так прекрасно, Михаель (*17). Где ты нашёл такое чудо?"
   Майк улыбнулся в ответ: "Секрет", подумав, "И будет оставаться секретом дальше, если Морис будет держать рот на замке".
   Майк намеревался одеть Ребекке обручальное кольцо (*18) своей матери. Но, по правде говоря, это была несерьёзная вещь, если отбросить эмоции. Когда он принёс кольцо в магазин Мориса для подгонки размера, городской ювелир пришёл в ужас.
   "Для Ребекки? Ни в коем случае!"
   Моррис немедленно устремился (*19) к шкатулке, в которой держал лучшие кольца своей коллекции. Эта шкатулка, так случилось, была единственной всё ещё содержавшей какие-либо ювелирные изделия. Семья Ротов переделала большинство своих магазинов в хранилища городской казны. Ювелирное золото и серебро Ротов обеспечило американцев их первой твёрдой валютой (*20).
   ~~~~~~
   (*17) Майк - англоязычный вариант древнееврейского имени Михаэль, что означает "ми ка эл" вопрос "Кто как Бог?". При этом, имеет право на существование вариант перевода "равный, подобный Богу". Вторая сильная ассоциация - это архангел Михаил, главный архангел, являющийся одним из самых почитаемых библейских персонажей. В контексте Ветхого Завета Михаил - старший посланник Господа, и защитник народа Израиля. Называя героя в "интимные моменты" Михаелем, Ребекка, показывает своё отношение, "для меня ты равен Господу" и "ты наш заступник".
   (*18) "engagement ring" - дословно "кольцо обязательства".
   (*19) " made a beeline for" - сделал прямую линию к ящику
   (*20) Вряд ли они переплавили золото в монеты. Скорее был сформирован "золотой запас". Официально через СМИ поддерживается точка зрения, что деньги требуют обеспечения (золотовалютного или товарного). Однако на практике, золотое обеспечение быстро приводит либо к вымыванию золотых монет из оборота в соответствии с законом Грэшема (именно так произошло в Российской Империи в результате введения золотого рубля г-ном Витте), либо отставанию объёма денежной массы от растущих потребностей экономики и к дефляции. Валютное обеспечение является инструментом внешнего управления денежной массой другой страны (т.н. "валютный комитет" и "currency board"). Наиболее знаменитые деньги "green backs" ("грин бэкс", зелёные спинки) введённые в северо-американских штатах, не имели вообще никакого обеспечения. Тем не менее, вытянули экономику и войну. По некоторым версиям, именно выпуск собственных денег в Америке, заставил Великобританию начать войну со своими бывшими колониями.
   Моррис открыл шкатулку и заглянул внутрь. "У меня есть именно то, что нужно. Даже не думаю, что потребуется подгонять размер".
   Майк, набычившись, последовал его примеру. "Если оно было хорошо для моей матери, не вижу почему..."
   Моррис нахмурился. "Ваша мама прекрасная женщина, Майк Стимс, но... но..."
   "Просто она жена шахтёра? Так что с того? Я тоже шахтёр".
   "Да, но...", всё ещё хмурясь Моррис тряхнул головой, "да, но..."
   Затем раздражение Майка растаяло. Он вдруг ясно понял, что означало это "да, но..." Понял, и это осознание доставило ему приятное чувство гордости.
   "Да, но..." - теперь в этом городе она ближе всех к тому, чтобы называться принцессой.
   Третья часть
   В этой мысли было что-то забавное. Растущий статус Ребекки в городе был очень мал по сравнению с наследством и родословной. Истинно, Абрабанели уважались сефардами наравне с лучшими семьями общины. Возможно, наравне с лучшими из лучших семей. Но, это имело малое или вовсе никакое значение в Грантвилле, Западная Вирджиния. Всё, что здесь знали об истории испанских иудеев можно было уместить на кончике булавки (*21)
   Не имеет значения. Это было романтично.
   Доктор Абрабанел стал привычным зрелищем, выходя дважды в день на прогулку по городу. Останавливаясь в своей безмятежной и изысканной манере, чтобы обменяться несколькими словами с каждым прохожим. Каждый знал, что он философ, он и выглядел соответствующе. Единственный философ в истории города, насколько кто-либо мог припомнить. По-королевски вежлив, даже если вы просто прошли рядом. Король в изгнании, всё ещё остаётся королём. Особенно, если он должен сопровождать прелестнейшую дочь.
   Впереди весело разносился многоголосный рёв средней школы (*22), не столь далеко от них. Но шум не скрывал приветственных криков, встречавших Майка и Ребекку при прогулке по своему маршруту.
   "Эй, гляди - это Бекки!"
   ~~~~~~
   (*21) Известна байка про спор теологов на тему "Сколько ангелов поместится на кончике булавки"
   (*22) "one-hundred-piece band" - дословно, "куча из ста кусочков"
   Таким образом, город Западной Вирджинии совершенно приспособился к существованию своей не формальной принцессы. И если стоявшим в сторонке немцам представлялось это странным - еврейская принцесса? - они держали рты на замке. Они начинали, только лишь начинали обживаться в неожиданном для себя новом мире. Кое-что они уже поняли. Их американские хозяева не требовали формальностей и жёстких рамок приличия. Но своих принципов придерживались всерьёз. Достаточно серьёзно, наконец, чтобы вдребезги расколотить терцию. И достаточно серьёзно, чтобы до принятия в свой мир новых членов, потребовать прослушать чтение своего закона. Школьный учитель назвал его "Билль о Правах", прежде она разобралась в словах только выученного немецкого языка.
   Название и суть его были несколько странны для простолюдинов. Но лишь самую малость. Они были достаточно знакомы, в самом деле, с основными принципами народовластия. Голландская и Венецианская республики существовали уже десятилетия, а в Англии на горизонте уже маячила Пуританская революция. Просто они никогда не видели эти принципы собранными в одном месте, и тогда, это было ключевым моментом, становились смертельно серьёзными.
   Странно это. Ново. Но немцы не нашли ничего нового, или лишнего, или странного в уверенности старой женщины, декламировавшей фразы. И авторитет герцогини, подчёркивавший важность момента. И вооружённые слуги, стоящие сбоку от неё, с теми ужасными ружьями, готовые защитить приличие момента.
   Там и здесь, вкраплённый в толпу,
   немецкий акцент присоединялся к приветствиям.
   "Ей, кляти - то ист Бэккьи (*23)"
   ~~~~~~
   (*23) Немцы пытаются приветствовать Ребекку по-английски, хотя евреев не любят, а она сама и по-немецки понимает прекрасно. Или у немцев возникло желание "слиться в едином порыве...", то ли проявляют лояльность перед американцами.
   * * *
   "Они должно быть, восхищаются Вами", прошептала Ребекка. "И Вашей Ассоциацией" (*24).
   Улыбка Майкла стала шире. "Чёрт, нет. Мне нравится это, просто замечательная прогулка" (*25)
   * * *
   Вскоре после полудня парад полностью растворился. Официальный состав парада расплылся в стороны и превратился в зрителей. Другие зрители ещё двигались. Довольно скоро грозные БТРы были припаркованы у мастерских как туристические автобусы, развозя группы американских и немецких детей через весь город.
   После полудня в обе центральные таверны города Грантвилль посетители набились как сельди в бочку, особенно после того, как Вили Рей принёс с собой недавно сделанный запас самогона. Он даже подготовил этикетки для бутылок: "Облом мытаря" (*26). Торговля выплеснулась на улицу.
   ~~~~~~
   (*24) UMWA
   (*25) "this way just fine" - можно понимать по-разному, как "прекрасная дорога", "замечательная прогулка", "всё развивается просто отлично", "мне нравится это ликование"
   (*26) "Revenoo-ers Rue", сожаление, досада налогового инспектора, фискала, не сумевшего поймать бутлегера за руку.
   В этот момент шесть американских предпринимателей немедленно договариваются о партнёрстве с четырьмя немецкими бывшими солдатами. Шотландский кавалерист содействует как переводчик, к концу переговоров также входит в партнёрство.
   Трое из американцев были фермерами, кто, подобно Вили Рею, имели собственные запасы домашнего пива (*27). Четвёртым американцем был водитель тягача с пивной цистерной. По несчастью, он занимался в Грантвилле организацией поставок, когда Огненное Кольцо воспылало. С того момента, поскольку никто не требовал, он сохранил свой запас пива в грузовике, который сейчас и вносил в дело как свою долю. Оставшиеся двое американцев согласились предоставить необходимое оборудование, которое, в основном состояло из карточных столов и складных стульев.
   Немцы, бывшие владельцы таверн, обеспечивали опытный персонал. К полудню, мистическим образом экспроприировав небольшой парк рядом с городским сообществом плавательных бассейнов, "Сады Тюрингии" были открыты для посетителей.
   "Я вышибала", произнёс шотландец с гордостью, когда впускал толпу на готовую поляну. Но большую часть своего времени он провёл в службе спасения, после требования детей открыть ещё бассейн.
   ~~~~~~
   (*27) "home brew", дословно "домашнее варево". Обычно, это "домашнее пиво". Но также может быть и "брага", и "самогон".
   * * *
   Один Генри Дриссом упорно следовал своему гражданскому долгу, завершая объявленный маршрут. Но мэр потратил не более пяти минут, сердито глядя на заправочную станцию на окраине города, прежде чем перенаправить свои стопы и присоединиться к общему веселью. Он даже не стал поднимать шум по поводу грубого нарушения нескольких городских постановлений в виде "Садов". Ни даже увидев немецких барменов, соответственно своим традициям, начавших разливать напитки подросткам. Только слабоалкогольные, разумеется. Но поскольку немцы были уверены, то пиво было именно слабоалкогольным напитком.
   * * *
   Участниками свадебного торжества стали только люди, которые не участвовали в параде, в каком-либо качестве. К тому моменту, таких насчитывалось более сотни человек.
   Большинство из них принадлежали к партии невесты. В дополнение к собственной "семье" Гретхен, пару дюжин или около того, там были Генрих и его люди, и их попутчики, всего, скажем, человек пятьдесят.
   Также там были "советники". Мелисса оккупировала самое почётное место в этой тусовке, на пару с владелицей городского магазина свадебных товаров. Её звали Карен Ридинг. Остальные "советники", по правде говоря, были "мальчиками на побегушках". Или "девочками...". В основном, там были ученики из школы Мелиссы вместе с двумя дочками Карен и четырьмя племянницами.
   Карен озаботилась всей подготовкой невесты. Мелисса занималась порядком проведения свадьбы.
   Последнее, оказалось трудной задачей. В основном, Гретхен шла навстречу, и она была в совершеннейшем восторге от своего свадебного платья. Даже когда Карен объяснила ей, что это "только на правах аренды". Сложности возникли, поистине королевская битва, вокруг только одного вопроса.
   Мелисса в сотый раз: "А в кроссовках ты замуж не пойдёшь".
   Гретхен угрюмо: "Фаш народ есст wahnsinnig (*28), ф смысл..."
   Мелисса с рычанием: "Я знаю, что это значит! Я нашла его в разговорнике, когда ты его десятый раз повторила. Безумны мы или нет, но это ты всё ещё собираешься переодеться в кроссовки".
   Гретхен, глядя на свои ноги: "Их стонать есст этот пытка"
   ~~~~~~
   (*28) Гретхен говорит с сильным акцентом, некоторые звуки она делает глухими и растягивает, вместо английского "из" (есть, существует), произносит "исс". Часть делает звонким, или искажает. Вместо английского "уилл" (будет) выходит "вил". Вставляет немецкие слова.
   "Wahnsinnig", помешанный
   сумасшедший, безумный, маньяк, лунатик, бешеный, параноидальный, и т.д. Чуть ниже причина высказывания станет ясной.
   Мелисса вздыхает: "Я знаю. Заметьте, я не настаиваю на этих конкретно. Но..."
   Гретхен, мрачно бормоча, попыталась сделать несколько шагов: "Я путу упасть и сломать майн шея".
   Мелисса, мрачно бормоча, наблюдает: "Я предатель из предателей". Затем, рычит на помощников: "И, в любом случае, где этот Вили Рей Хадсон?"
   Хор голосов ей ответил: "В городе, напивается".
   "Притащить его! Сейчас!" Ученицы сорвались с места событий летучим отрядом в поисках негодяя. Гретхен споткнулась. Мелисса нахмурилась. Пробормотала: "Великолепно. Просто великолепно. Невеста на высоких каблуках и упившийся сопровождающий. Мы никогда не доведём её к алтарю"
   * * *
   Группа жениха была куда меньше. Лари Вайлд - свидетель (*29), а Энди и Джимми - помощники. Кроме того, там было ещё несколько учеников старших классов, в роли мальчиков на побегушках у Великого Старца группы - доктора Николса.
   Джим восхитился смокингом Джеффа. "Хорошо сидит".
   Джеф покраснел. "Выкладывайте, Доктор Николс. Это не так, и вы это знаете". Он посмотрел на одежду. Компании по прокату смокингу сейчас оказались в другой вселенной, и дорогие костюмы перешли в коллективную собственность, доступные в аренду тем, кому они потребуются. "Эта одежда Майка, потому что он самый большой. Мисс Ридинг ещё должна была его сделать свободнее. Я похож на жирного пингвина".
   ~~~~~~
   (*29) "the best man", дословно "лучший человек".
   Джеймс усмехнулся. "Ты сегодня женишься на самой симпатичной девчонке города, и тебя волнует твой вес?"
   Лицо Джефа пробрёло более густой оттенок. Это подняло доктору настроение.
   "Расслабься, Джеф. Через несколько месяцев, в любом случае, это станет спорным вопросом. Никто из нас не надеется пережить зиму, сохранив избыток жира".
   Личные переживания Джефа сменились общим беспокойством. "И что вы об этом думаете? Мы собираемся решить проблему?"
   Джеймс выглянул в одно из окон трейлера Джефа, выходящее на север. "Мне представляется так", мягко ответил он. "Там много еды, если только мы сможем организовать её доставку оттуда сюда. Местные фермеры закончили сев до того, как наёмники прибыли и распугали всех на этих землях. Так что..."
   Он пожал плечами. "Правда в том, что лёгкая смерть от голода для нас не актуальна. Более крупная проблема низкокалорийной диеты, что она ослабляет людей, и, как правило, дефицит витаминов и микроэлементов. Делая человека широко открытым для болезни".
   К нему вернулось хорошее настроение. Удачно, пока мы получаем мало еды, антибиотиков и медпрепаратов, городские аптеки и супермаркеты имеют большой запас витаминов и микроэлементов. Мы собираемся запустить программу биологически активных добавок к пище. Это поможет нам протянуть первую зиму". Он скорчил рожу. "Иначе нам могло бы стать дурно от баланды с кашей".
   Джеймс решил сменить тему. Он осмотрел интерьер трейлера. "Выглядит так, словно ты проделал здесь приличную работу"
   Как и врач, Джеф оживился, забыв про беспокойство. "Прошедшие четыре дня мы работали не покладая рук (*30). А ещё большую помощь нам оказала группа других детей со школы. Вам нравится?"
   Джеймс заколебался, прежде чем выбрал честный вариант. "Нравится? Это не совсем подходящее слово. Ты собираешься сюда битком набить народ, как в корзину, полную котят. Но я поддерживаю, даже если это выглядит как самый странный архитектурный замысел в мире".
   ~~~~~~
   (*30) "We worked our asses off" - мы работали, не покладая задниц. По-нашему, "не покладая рук", или можно сказать "ни разу не присев".
   "Всё будет как надо", сказал Джеф защищаясь. Он показал на дверь. "Все три трейлера соединены вместе с хорошей теплоизоляцией переходов (коридоров, тамбуров)". В прошлые времена эта дверь открывалась наружу. Сейчас она соединялась со следующей дверью другого трейлера, который был тщательно встроен между этим и трейлером Лари (*31). "Новый" трейлер был в действительности брошен, подарен прежним владельцем. Большая часть последних нескольких дней была занята превращением трёх трейлеров во взаимосвязанный комплекс, уборкой "нового" трейлера и переделкой жилого пространства. После завершения свадьбы, вся семья Гретхен переместилась бы из временного жилья в школе в этот комплекс. Для них вместе тремя друзьями Джефа место и вправду было тесновато. Но уголок нашёлся бы каждому, и ..."
   "Ты доволен сделанным", определил Джеймс. "Все вы вчетвером".
   Джеф улыбнулся. Выражение удовольствия смешанного с печалью. "Да, полагаю, доволен", вздохнул он. "Что было действительно тяжело, это обходиться без наших семей (*32). Зато теперь у нас будет самая большая семья в городе"
   К нему в полную силу вернулось беспокойство. "Я просто надеюсь, что всё получилось как надо. Я знаю, это будет трудно для всех нас привыкнуть друг к другу".
   Какое-то мгновение Джеймс его разглядывал. "Ты беспокоишься о Гретхен? Думаешь, она не будет счастлива?"
   Джеф тряхнул своей головой. "Нет, по-настоящему, не будет", признал он. "Я показывал ей вчера нашу работу, вы знаете".
   Его мысли прыгнули в сторону. Джеймс усмехнулся. "Она великолепна, не так ли?"
   ~~~~~~
   (*31) Правильнее сказать не трейлер, а "дом на колёсах". Соединить двери не столь простая задача, учитывая, что у домиков-на-колёсах дверь одна и находится сбоку с правой стороны. С других сторон дверей нет.
   (*32) Их семьи остались за Огненным Кругом
   Джеф счастливо кивнул. Но через секунду его раздражённость вернулась. "Знаете, что она сказала, когда сюда вошла?"Ты такой богатый". "Богатый!" Посмотрите на это, доктор Николс. Это всего лишь трейлер, и ничего больше".
   Джеймс приблизился и положил руки на плечи большого мальчишки -юного мужчины- стоящего перед ним. "Ты беспокоишься, что она "охотница за деньгами" (*33)", спросил он. "По мне, я так думаю, многовато..."
   "Нет, нет. Не об этом". Джеф колебался. "Я могу понять, почему она подумала именно так, исходя из...", Джеф покачал рукой, "из всего этого. Просто..."
   Он опустил руку. Следующие слова он произнёс шёпотом. "Знаете, она не любит меня. Я думаю, она даже не знает, что означает это слово. В любом случае, совсем не в этом смысле".
   ~~~~~~
   (*33) "gold digger", авантюристка, золотоискательница, вымогательница
   * * *
   А в это время, Мелисса обсуждала ту же самую тему с Гретхен. Когда Мелисса закончила своё неуклюжее, наполовину по-английски, наполовину по-немецки, объяснение, Гретхен хмурилась.
   "То лиш запава тля тфорян (*34)", возражала она.
   Мелисса вздохнула. Гретхен пристально её изучала. "Но ты тумать то есст фашно? Тля Тшефф?",
   Мелисса кивнула. "Это будет для него иметь значение, больше чем для кого-то ещё. Поверь мне. Пока он думает, что ты любишь его, он будет в силах, сделать что угодно".
   Нет, конечно, если её слова задевали какие-либо чувства, Мелисса колебалась с полупереводом на немецкий. Но Гретхен успокоила её волнение.
   "Я понимаю". Выражение неодобрения на её лице растаяло. "Такта не есст проплема. Я пуду нат эта рапотать. Ис фсе сила. Я ошен карош рапотник. Ошен... " Некоторое время она искала слова, прежде чем подобрала подходящее. "Яа. Та. Ферно. Не ленифый".
   Смех Мелиссе помочь не смог. И только некоторые уголки её наполнялись чувством сожалением, вопреки остальным эмоциям. 'Какая ты весьма уверенная, девочка!' (*35). Она критически осмотрела стоящую перед ней молодую женщину. 'Какая ты весьма уверенная', повторила она. Улыбнулась, тряхнула головой: 'Знаешь, что, Гретхен Рихтер-будущая-Хиггинс? Я верю, что твой брак ждёт долгая жизнь'.
   Мелисса засмеялась снова. 'Работать над своим чувством! Она мне нравится!'
   ~~~~~~
   (*34) Гретхен считает Джефа, да и прочих американцев дворянами.
   (*35) Автор не стал употреблять слово "самоуверенность", поэтому, хотя и напрашивается, оставлено "очень уверенный"
  
   Глава 30
  
      В конце концов, свадьба прошла без сучка и задоринки.
      Вилли Рей появился вовремя. И если бы он был не совсем трезв, то зато имел жизненный опыт, на который мог опереться. Так что хоть и обросший и полупьяный, он сумел доставить Гретхен к алтарю без происшествий. Правда, ей потребовалось довольно много времени. Зато она ни разу не споткнулась, а органист совсем не возражал заиметь еще немного времени порисоваться перед присутствующими.
      Никто не пропустил зрелища. Церковь была переполнена. В ней можно было только стоять, так же как на ближних улицах. По меньшей мере половина города явился на свадьбу, растекаясь по тротуарам.
      Огромная толпа пребывала в весьма праздничном настроении. Более того, по правде говоря, гораздо более праздничном, чем на большинстве свадеб. Для всех этих людей, американцев и немцев свадьба явилась лучом света. Квентин Андервуд повторял тысячу раз: - После того ужаса, в который мы попали, я не могу придумать ничего приятней для моей души, чем зрелище молодой женщины, идущей к алтарю в свадебном платье.
      ***
      Это мнение было всеобщим. Но дальше мнения расходились
      Для немецких участников и зрителей, свадьбы стало чем-то вроде обещания. Или может ободрения. И, хотя сейчас они составляли более половины этого нового общества, немцы, бывшие беженцы, наемники, населявшие лагерь, хорошо осознавали свое подчиненное положение в нем. Они еще только нащупывали взаимопонимание, мало что понимая и еще менее ощущая, что они приняты в это общество.
      Вековые привычки наложили на них свой отпечаток. Кислота наследственных привилегий разъедала их души. Даже не осознавая, этого, немецкие новички автоматически отреагировали на американцев как простолюдины на знать. Не имело значения, что говорили американцы. Слова недорого стоят, особенно если это обещания аристократов черни.
      А вот что имело значение и имело больше, чем, что-либо другое - это каковы эти люди. И американцы, очевидно, были дворянством. Это сквозило и во всем, что они говорили и делали, и в том чего они не говорили и не делали. Было очевидно, во всем, что говорил и делал, и не сказал и не сделал. Это просвечивало в их простой манере держать себя.
      Если бы им об этом сказали, то американцы были бы озадачены. Столетия собственной истории также сформировали их и утишили древние обиды. Каждый американец на определенном уровне считал само собой разумеющейся фундаментальную истину - Я важен! Я ценен! Я человек и моя жизнь драгоценна!
      Такое отношение вдохновляло их, сознавали они это или нет. И это было то, что невысказанное, бессознательное отношение, которое немецкие новички сразу почувствовали. Они отреагировали автоматически, так же, мгновенно, как Гретхен, решившая, что американская школьная учительница на самом деле герцогиня. Так же, как Ребекка сразу предположили, что простой шахтер был идальго.
      Укоренившиеся привычки, вбитые в людей, веками угнетения и безразличной жестокости, не могут быть искоренены парой слов. Необходимы дела, особенно те дела, которые берут за душу.
      Некоторые люди считались настоящими людьми. Большинство - нет.
      Хорошая кровь. Плохая кровь. Это примитивная, порочная дихотомия правила в Европе многие столетия. И вот уже больше десяти лет она превращала центральную Европу в кладбище. Дворянство, как всегда, когда возникала угроза их бесценным жизням предоставило возможность заполнять мартирологи простонародью. А почему бы и нет? Эти люди не особо ценят жизнь, в любом случае они не чувствуют боли, как мы, благородные
      Хорошая кровь, плохая кровь. Сегодня, американцы ясно давали понять своим новым братьям, что "кровь" их не заботит. Это для них ровно ничего не значит.
      ***
      Те американцы, которых эта тема затрагивала, смотрели на проблему под другим углом. "Кровь" не имеет значения. В конце концов, у множества из них в родословной гнездилось изрядное количество немецких предков. Действительно имело значение, столь трудно определяемое понятие как "класс".
      Независимо от плебейского Аппалачского происхождения Джеффа, он был одним из "хороших парней" города. Все знали это, хотя между собой некоторые из них - шпана -- могли бы высмеять его как "ботаника" или "выродка".
      С другой стороны к Гретхен, слово "отброс" в частных разговорах применялось достаточно часто, до того, как публично было объявлено о свадьбе. Кое-кто выражался и посильнее - потаскуха, бродяжка, шлюха. Но как справедливо высказался Майк - общественное мнение имеет огромную силу. Все грубости звучали только в частных разговорах. И даже в них не слишком часто. Но проходили дни и грубые слова исчезали из разговоров. К полудню дня свадьбы о них вообще забыли все, кроме маленькой горстки. Американцы Грантвилля были захлестнуты приливом романтизма
      Да, да, да, все это было весьма своеобразно. Ну и что? Существовали тысячи сказок, на которые можно опереться. В конце концов, Джефф Хиггинс был одним из своих местных. Все знали историю того, как он и его друзья стояли с ружьями против толпы бандитов. Если взглянуть на все с правильной точки зрения, то он был рыцарем в сияющих доспехах, конечно в Аппалачском стиле, но что в этом плохого?
      Гретхен? Рапунцель, ей Богу, с фигурой и лицом и длинными светлыми волосами, доказывающими это. Забудем о грязных ногах. И насколько история того, как она спрятала свою сестру в выгребную яму была ужасной, настолько же, по-своему, и героической. Ну конечно для жителей холмов.
      Очень скоро извилистыми путями новая история распространилась среди населения города, окутывая случившееся кровавым флером. О-о-о ...это так ужасно! Катастрофически ужасно!
      Историю эту, конечно, переврали. В ней перепутались и слились в одно Людвиг и Диего. Отчаянная молодая женщина и ее новый любовник, в смеррртельном заговоре уничтожили препоны своей любви. Ужасно, ужасно, просто ужасно! При этом убитый был злодеем! Монстр, злодейство которого росло с каждым рассказом. Портрет настоящего дьявола! Разве доктор Адамс сам так не сказал? (хотя он, конечно и болтун, но слух, что он вбил кол в сердце мертвеца был полным враньем).
      Так что к полудню дня свадьбы, американская половина этой выросшей общины уже готова была принять всю эту историю. Полностью принять и смириться. Иронией судьбы было то, что простонародье использовало романтическую мифологию "благородных" для достижения своих собственных целей. Что-то новое ковалось здесь, в местности под названием Тюрингия. Что то редкое и драгоценное. Их кровь смешается, как и должно быть. Хорошая кровь смешается с другими. Так создаются нации.
      ***
      Свадьба состоялась в городской католической церкви, так как она была самой большой. Но служба шла по методистскому обряду и вел ее пастор, у которого Джефф был прихожанином. Договоренность была необычной, но было согласована со всеми. Ни Джефф, ни Гретхен особо не заморачивались тем, чтобы свадьба была проведена "правильно".
      Что касается методистского и католического священника, то они были хорошими друзьями.. Их дружба выросла за эти годы, формируясь взаимной заинтересованностью в богословской дискуссии, зарубежными фильмами, и, прежде всего, общим хобби. Оба они были в восторге от автомеханики и занимались ей все свое свободное время. Они работали вместе, достаточно часто, восстанавливая автомобили из мусора и предоставляя другим волноваться о тонкостях и деталях работы.
      Правда, отец Маццаре был озабочен одной вещью:
      - Меня не сама свадьба беспокоит - Он помахал ключом, - а вообще все.
      Преподобный Джонс хмыкнул. Его голова была наполовину скрылась в двигателе. - Вы все еще волнуясь о Папе? - он протянул руку. Отец Маццаре вложил в нее гаечный ключ. Он продолжал приглушенным голосом: - Я тут порылся... догмат о папской непогрешимости не был провозглашен до 1869 г. Таким образом, я вижу, что у вас есть почти четверть тысячелетия поспорить о нем... Он хмыкнул еще раз. - Так, это готово.
      Его ухмыляющееся лицо обратилось к нахмуренному лицу друга
      - Это казуистика и Вы это знаете, - проворчал отец Маццаре.
      Тем не менее, продолжая ухмыляться, преподобный Джонс пожал плечами. - Да, конечно, так и есть. Ну и что? Адвокаты подсуетятся, в крайнем случае.
      Отец Маццаре продолжал хмуриться. Преподобный Джонс вздохнул. - Ларри, что еще вы собираетесь делать? Если вы принимаете нынешнюю ситуацию, то вы просто обязаны звонить в инквизицию и потребовать исполнения "Указа о реституции. - Он прочистил горло. -Боюсь, я должен был бы возражать, если бы вы пытались захватить мою церковь. По крайней мере, я настаиваю, чтобы вы вернули мою копию Расемона".
      Маццаре усмехнулся. - Ну, -пробурчал он. - сделаем, что сможем. Был бы признателен, однако, если бы завтра во время свадебной службы Вы бы воздержались от осуждения Римской Блудницы.
      Джонс скривился. - Дайте мне передохнуть! - Потом, посмеиваясь про себя: - Не то, чтобы нынешний папа этого заслуживал меньше остальных, о которых я слышал. Но эта девушка католичка и ей уже достаточно досталось.
      Он заглянул еще в одну щель двигателя. - Дай-ка мне четвертьдюймовый ключ на три восьмых.
      Пока Маццаре рылся в раскладушке, Джонс продолжался. - Как вы думаете, он на самом деле это сделал?
      - Это между ними и Богом, - был ответ, вместе с торцевым гаечным ключом. - Не могу сказать, чтобы от этого потерял сон. Как я слышал, этот человек был похож на вампира
      - Не удивлюсь, если он им и был, - пробормотал Джонс, ныряя обратно под капот. - Как, кстати, в городе с чесноком?
      ***
      В настоящий момент.
      Стоя у алтаря, рядом с друзьями, Джефф постарался не ерзать. Джеймс Николс, собираясь занять свое место, остановился и вернулся.
      Он говорил очень тихо, так что только Джефф мог его услышать.
      - Вы все еще можете передумать."
      Джефф тут же покачал головой.
      - Нет, я не могу. Вы знаете, что так же как и я.
      Николс изучал молодое лицо перед собой. - Это всего лишь проверка, вот и все.
      Джефф улыбнулся. Немного возможно немного грустно, но только немного.
      - И я не хочу, так или иначе. Я не беспокоюсь о свадьбе, доктор Николс. Только вот, - Его рука сделала легкое движение, как будто что то нащупывала. - вот все будущие годы...
      Джефф кивнул. Николс положил руку ему на плечо и наклонился:
      - Слушай меня, мальчик. Получится, не получится, не важно, на самом деле, до тех пор, как ты делаешь свое дело. Забудь все, что ты когда-нибудь слышал о мужественности. Твоя задача, чтобы дать своим - твоей жене, твоим детям место, где они смогут построить свою жизнь. Крыша над головой и еда не столе это часть этого. Возможность старикам умереть в собственной постели тоже. Делать как можно больше из того, что можешь. Стараться делать это как можно лучше. И только если ты сделаешь это, можешь называть себя мужчиной, остальное все фигня.- Он сжал плечо Джеффа, - Ты понял ?
      Плечи расслабились и Джефф тоже. - Да, Док. Я сделаю.
      - Что ж, хорошо. - Николс отошел. Мгновение спустя заиграл орган. На входе в церковь, появилась Гретхен, опиравшаяся на руку Вилли Рея.
      Джефф смотрел, как она идет. Он не замечал ее мелких, робких шажков на предательских каблуках. Он был полностью поглощен древней церемонией. И как многие миллионы юношей до него он сделал открытие - нет ничего на свете красивее идущей к тебе твоей невесты.
      Сомненья, страхи, беспокойства, тревоги - все это исчезло. Я - делаю! О да, я - делаю!
  
   Глава 31
  
      Наконец-то, они остались одни. Впервые в жизни, вдруг осознала Гретхен. Сопроводив их к дверям трейлера, её семья позволила Гретхен и ее мужу войти туда без свиты. Остаток дня и ночь семья проведет, набившись в два других трейлера, входящих в комплекс.
      Гретхен тихо взяла мужа за руку и последовала в спальню. Спальня когда-то принадлежала родителям ее мужа. Теперь она будет принадлежать им.
      Зайдя в комнату, она закрыла дверь и начала раздеваться. Выражение лица ее мужа остановило ее. Джефф был очень смущен и явно нервничал. Гретхен намеревалась покончить с "этим" как можно быстрее. Теперь, видя его лицо, она поняла, что это расстроит ее мужа. Мысль была невыносима. Как минимум, она должна быть нежна к этому человеку.
      Тогда она улыбнулась и раскрыла объятия. Мгновение спустя, она оказалась в объятиях мужа.
      Отработанная реакция, которой Гретхен ответила на это объятие, через мгновение превратилось в нечто иное. Объятья этого человека не были грубыми зажиманиями Людвига, которому она должна была подставить себя, одновременно загораживаясь. Она подняла голову, охотно встретив своими губами губы Джеффа. Ее губы были мягкими, ищущими, открытыми, а вовсе выстраивали не ограждающий щит, как в прошлом. Она чувствовала его язык и предоставила своему собственному встретить его. Она была даже более неловкой, чем он, потому что у Гретхен не было вообще никакого опыта в поцелуях.
      Теперь она полностью расслабилась и отвечала на нежные поцелуи Джеффа собственной нежностью. Руки, бродящие по ее телу, становились все более настойчивыми и нетерпеливыми. Она чувствовала это. Но она нисколько не боялась страсти Джеффа. Скоро, очень скоро, она удовлетворит эту страсть.
      Ну и что? Удовлетворение мужской страсти таки было нелегкой работой. Но были обязанности, и были обязанности. Была тяжелая работа очистки кровавых пятен с груды награбленной добычи. Тяжелая работа бритья насильника, железной волей контролируя свою руку, чтобы ее вопящая от происходящего душа не расплескала его жизнь по земле, и жизни ее семьи заодно. Была обязанность пеленать ребенка. Обязанность подтирания детских слюней. Обязанность согревания бабушки зимой. Легкие обязанности, обязанности заботиться. Семейные обязанности.
      На ее теле не будет ссадин от удаления страсти ее мужа, она знала это. Никогда. Она была в безопасности. Но она также знала, что будет призвана, чтобы удовлетворить эту страсть, намного чаще -- гораздо чаще! -- чем когда-либо ее призывал Людвиг. Знание не принесло страха, только тихое удовлетворение. И в этом семейные обязанности проявят себя снова.
      Гретхен даст мужу то, что он захочет. С удовольствием, если не нетерпеливо. Даже если у неё не будет других радостей во время выполнения этой семейной обязанности, она всегда сможет развлечь себя, высмеивая призрак тролля, когда-то владевшего её. Глумясь над его призраком.
      Вдруг Джефф оторвался от неё. Очень неохотно, подумала она. К ее удивлению, Гретхен обнаружила в себе отражение этой неохоты. Реакция озадачила ее. Даже семейные обязанности, в конце концов, -- все-таки обязанности. Она, обычно, была рада покончить с ними.
      Она объяснила себе эту реакцию всё ещё скрывавшимся в ней страхом. Ничего больше. И странное чувство, горевшее в ней, аналогично. Хотя это тоже было странным. Почему она должна чувствовать это сожаление, теперь, когда оно исчезало? Страх не был чем-то, чем стоило бы дорожить.
      Джефф улыбался. Она могла ощутить его растущее расслабление и уверенность, и была рада это видеть. Гретхен обещала герцогине -- как она будет всегда думать об этой женщине, безотносительно к ее истинному титулу -- что она будет работать изо всех сил над этой непонятной вещью, которую американцы назвали "любовью". Поведение Джеффа, поняла она теперь, было частью этой непонятной вещи. Муж -- не насильник. Муж должен чувствовать себя расслабленным в обществе жены. Уверенным, не в его власти, а в его положении.
      Джефф сел на кровати и похлопал рукой рядом с собой, приглашая ее сесть. Гретхен повиновалась. Тогда, спотыкаясь, он заговорил. Она достаточно легко перевела ломаные фразы. Намного больше трудностей она испытала, пытаясь понять его предложение. Это было последнее, чего она ожидала.
      Подождать? Из-за того, что мне пришлось испытать? Пока я не почувствую себя комфортабельно и не буду готова? Если я так хочу?
      Гретхен была крайне удивлена. Предложение ее мужа, она знала это наверняка, не происходило от нехватки страсти. Нисколько не происходило. Она понимала трудность, с которой он сдерживал себя. Мужское желание было тем, что она отлично знала, и она не думала, что какой-либо человек когда-либо желал ее так сильно, как человек, в тот момент сидящий рядом с нею на кровати.
      Ее ум лихорадочно искал объяснения. Объяснение немедленно пришло, но оно было настолько очевидно и просто, что она без раздумья проигнорировала было его. Затем, поразмыслив, вернулась к нему и подвергла тщательной инспекции.
      Да. Это верно. Он просто заботится обо мне.
      Слезы заполнили ее глаза. Волна признательности, более сильной, чем любая, которого она когда-либо чувствовала в своей жизни, захлестнула ее сердце. Инстинктивно, не думая, она обхватила Джеффа и потащила его на себя. Ее губы прижались к его, мягким и открытым, ее язык устремился в его рот.
      Внезапно, она почувствовала, что ей очень жарко. Она отодвинула Джеффа -- мягко, но настойчиво -- села и попытался снять с себя одежду. Ее пальцы возились с зловредной штукой, которую американцы называли "застежкой-молнией".
      В этом не было необходимости. Ее муж сделает это для нее. Она ответила на его улыбку своей собственной. Почему бы и нет? Это, кажется, нравится ему. И я не должна бояться, что он порвет мою одежду. Не этот человек.
      Так, перекатываясь и вытягиваясь, она помогала Джеффу раздевать себя. Сначала себя, потом его. Когда они оба ообнажились, она слегка поелозила на огромной кровати -- "кинг-сайз", назвали ее американцы, как будто они с Джеффом были королями! -- сдвигаясь к центру центру. Она почти смеялась, видя, как изгибы её тела возбудили его. Гретхен знала, что ее тело производило подобное действие на мужчин, но она никогда не видела, что Людвиг возбудился так немедленно, как ее муж.
      На мгновение, вид его воспрявшего мужского достоинства вернул старые страхи. Она почувствовала, как ментальный щит закрывает её сознание, оставляя лишь пустоту.
      Нет! Я не посмею обманывать своего мужа. Я обещала герцогине. Я обещала ему.
      Борьба была легкой и краткой. Намного более легкой, чем она ожидала. Она рассмеялась. Её смех был исполнен не насмешки или издевательства, но простой привязанности. Гретхен всегда любила, когда её семья была счастлива. Это было просто частью поддержания семейного счастья. Не более устрашающей, чем расчесывание волос сестры или кормление ребенка.
      Джефф лег около нее и начал покрывать ее тело поцелуями и нежностями. Ещё одна волна признательности захлестнула ее. Затем, неожиданный спазм удовольствия. Она была поражена этим ощущением. Гретхен была приучена к ласкать других, а не получать удовольствие от ласк.
      На мгновение она наслаждалась этим ощущением. В ее жизни было слишком мало незамутненного удовольствия.
      Это было слишком для неё. Она уклонилась от удовольствия, вспомнив зов суровой необходимости. Пришло время удовлетворить ее мужа. Мужчины требовали это. Так, наполовину неохотно -- но не по тем причинам, что раньше -- она начала подтаскивать мужа на себя.
      Джеффу сопротивляются. Не отчаянно, нет, но, тем не менее, твердо. Его губы скользнули по её груди, затем вниз по животу. Медленно, медленно, в то время как его рука гладила внутреннюю поверхность её бёдер. Рука -- горячая, мягкая -- поднималась. Рот -- влажный, и ещё более мягкий -- спускался.
      Когда его пальцы достигли места назначения, Гретхен задыхалась. Частично от удовольствия, но, главным образом, от удивления. Он так нежен. Так --
      Она поняла, в этот момент, что он не очень опытен. Она решила, что он на ходу решает, что делать дальше. Только наполовину уверенный по поводу своей цели, и ещё меньше по поводу пути, который вел к финалу.
      Это нисколько не имело значения. Джефф был единственным человеком, который когда-либо хотя бы пробовал делать с ней то, что он сейчас делал. Наполовину случайно, пальцы Джеффа нашли свою цель. Гретхен зашипела от возбуждения. Она ощутила, как был удовлетворен этим её муж. Его губы и пальцы продолжали исследование.
      Шипение. Ох!
      Впервые в ее жизни, Гретхен почувствовала, как к ней пришло желание. Она задалась было вопросом, но только на мгновение. У ее тела, казалось, был собственный ум. Она дала ему волю позволила своей руке скользнуть вниз. Направлять его -- или пытаться это делать. Она имела не большее представление, как доставить себе удовольствие, чем ее муж.
      Когда снова пришел прилив возбуждения, она прикусила губу. Затем, поняв, что она делает, позволила вырваться наружу мягкому стону. После ужасов первого дня в лагере наемников, она никогда не позволяла людям слышать ее стоны. Или вообще какие-то звуки во время этого. Но этот стон был законной собственностью ее мужа. Он принадлежал ему, не ей -- и был дан свободно.
      Теперь рот Джеффа достиг своей цели, и Гретхен снова задохнулась. На сей раз, ошеломленнная. Что он делает? Oнчто, безумен?
      Она схватила его голову, готовая отодвинуть его. Но в это время ее руки замерли. Джефф реагировал на давление ее пальцев в точности противоположно тому, что она хотела сделать. Его губы скользнули вниз и отклрылись. Его язык последовал по пути, ранее изученному пальцами. Спазм удовольствия парализовал её.
      Ум Гретхен кружил, утопая в водовороте эмоций. Удовольствие, смущение, радость, страх -- все это было в ее вздохах, стонах, бессвязных вскриках.
      Что делать?
      Страх и беспорядок одержали победу. Ее сознание устремилась по знакомой дороге. Затасканная, знакомая, ненавистная колея.
      Всего-то удовлетвори его, и дело с концом.
      Гретхен со всей силы обхватила плечи Джеффа и потащила его оттуда. Сюда! Выше! Туда, где тебе положено быть! Она обхватила его ноги своими, загоняя его в ту же колею.
      И в этом он оказался неловок. Но он быстро учился, и даже его неловкость принесла новую волну нежности. Гретхен поняла, что Джефф, несмотря на снедающую его страсть, тем не менее старался быть нежным. Огонь пылал в её сердце так ярко, что она боялась, что пламя сожжет её целиком.
      Заходи, сейчас. О, да! Она легкомысленно, весело, счастливо рассмеялась. Даже в этом ее муж отгонял воспоминание в тень. О, да!
      Обязанность уходила, сменяясь древним инстинктом. Она чувствовала, что ее тело реагировало так, как она даже не подозревала. Ее мускулы срывали ментальный щит, ее нервы разломали его на кусочки, ее ум отбрасывал части. Пустота заполнялась водоворотом цвета. Не было ничего, теперь, между нею и ее мужем. Только кожа и влажность. Только его желание и она --
      Что?
      Новая волна удовольствия заставила её зашипеть. Она начала отчаянно целовать Джеффа. Ее дыхание лилось по губам, вниз по языку, в его рот. Она чувствовала, что ее муж отвечал, нетерпеливо, страстно --
      Гордо.
      Только сейчас Гретхен наконец-то поняла цель Джеффа. На мгновение она окаменела в шоке.
      Она отодвинула свое лицо, вжимаясь затылком в подушку. Джефф тоже поднял голову, оторвавшись от нее. Они уставились на друг друга. Светло-зеленый; светло-коричневый.
      Зеленый пылал; коричневый вопрошал.
      Действительно ли это возможно? Я никогда не думала...
      Зеленый гарантировал; коричневый -- принимал.
      Я попробую. Муж, я попробую.
      Сначала на была слишком смущена, чтобы последовать за ним по этому пути. Она просто всем телом присоединилась к ритму. Но достаточно скоро ее ум нашел способ соединить старую колею с новым предназначением. Безопасность для неё и для её семьи была в том, чтобы её мужчина был удовлетворен. Это было тем, что он хотел, каким бы странным это не было. Так что...
      Она начала с простой реакции, позволяя желанию Джеффа доставить ей удовольствия направлять ее. Она сообщала о своем восхищении ртом, руками, голосом. Ее муж отвечал. Взаимное изучение, взаимное изучение. Волны подкатывали все ближе, и они были все выше.
      Она была почти что напугана, но отогнала страх чувством долга. Мой муж хочет этого. Новое желание нашло безопасность в старой привычке. Дай ему, что он хочет. Этот путь гарантировал Безопасность.
      Безопасность отошла в сторону, чувство долга отошло в сторону, опаска отошла в сторону. Не было ничего, кроме Гретхен. Волны стали ревущим прибоем, и прибой стал потоком. Неостановимым потоком. Когда наступил финал, Гретхен всё-таки удалось охватить его. Осмыслить его. Принять его в собственность, как нечто дорогостоящее и драгоценное.
      Принять славу в этом, как будто она была герцогиней.
      Беженка из страны Сефарад нашла воплощение ее залитых солнцем легенд в этом месте, и кавалерист-шотландец нашел здесь волшебное царство смертоносных Добрых Соседей. Теперь, молодая женщина из разгромленной Германии нашла здесь воплощение рассказов старух. Они были правы, в конце концов. Все, о чем они рассказывали, было правдой. Все, чему не поверила Гретхен, так же, как она не верила рассказам о рыцарях и галантности.
      Новая жена нашла самое себя в своем собственном удовольствии. Она отплатила мужу лихорадкой поцелуев, полными слез глазами и всхлипывающим голосом, обещающим годы.
      Что касается Сатаны, она заплатила тому смехом. Торжествующим, ликующим осмеянием, отражающимся от стен трейлера и эхом летящим вниз, в Преисподнюю.
      Джефф, в настоящий момент обессиленный, лежал рядом и наблюдал за нею. Возможно, он был озадачен ее смехом, но не лаской. Он утопал в своем собственном удовлетворении и, в еще большей степени, в гордости от своего достижения. Даже если оне не понимал дикарский юмор, наполняющий его жену -- и он нисколько не понимал -- он был успокоен радостью в ее лице и теплотой ее рук, поглаживающих его тело.
      Наконец, Гретхен в полной мере поняла свою победу. Абсолютную, тотальную. Она побила дьявола. Исхлестала его, как злобного щенка.
      Она спасла всё из его темного царства. Даже то, что, как она думала, она потеряла навсегда. Единственная вещь, которой она обладала, имеющая значение для Князя Тьмы, которое она отдала в обмен, чтобы спасти свою семью. Теперь, на пороге новой жизни, она протянула руку через Железные ворота и утащила назад свою девственность. С радостью, она ограбила Грабителя, и отдала свое сокровище, как подарок, человеку, который заработал его.
      Слезы пришли следом -- слезы радости и благодарности -- но смех остался. Далеко внизу, в глубине, она могла слышать гневное завывание сатаны.
      Меня обманули! Я обманут! Обманутый!
      Смех, и смех, и смех. Целуя и лаская мужа всё это время. Он был молод, и чист, и великолепен, и так прекрасен, и так замечателен. Гретхен не была удивлена ни тем, как быстро он возвратился к ней, ни тем, с каким рвением она присоединилась к нему.
      Она побила дьявола. Теперь, она будет мучить монстра.
     
      Пытка Сатаны продолжалась всю ночь. Снова и снова Гретхен стегала его своим удовольствием. Своим и, даже в большей мере, удовольствием, которое она дарила мужу. В течение многих часов дьявол неистовство мчался через свои палаты пылающего камня. Разрушая их стены рогами, стегая щебень хвостом, бия в пол раздвоенными копытами.
      По мере усиления экстаза ее мужа -- больше от любви его жены, проявленой во время акта, чем от самого акта -- дьявол бежал в отчаянии. Он уносился из своих палат, глубже и глубже в пучину Ада.
      Гретхен преследовала его, как такса барсука.
      Уйдите! -- вопило Животное -- Оставьте меня в покое!
      Но она была безжалостна, беспощадна. Смотри, монстр! Она загнала его в угол темной пещеры, провонявшей полуперегнившим дерьмом.
      Сатана сжался. Остановитесь, хныкал он. Вы делаете мне больно.
      Смотри. Ее тело -- теплое, влажное, мягкое, любящее -- вплющило мерзость в камень. Смотри.
     
      Так она покончила с Сатаной. Покончила навсегда. Даже стальная Гретхен была удовлетворена своим триумфом. Любовь ее мужа наполняла ее, вычищая все следы прошлого. Уходи, мерзость, уходи навсегда.
      Теперь Гретхен верила в эту штуку, называемую "любовью". Это походило на клятву. Никогда более она не будет измерять свою жизнь тем, как плохо могло бы обернуться дело. Только тем, как хорошо.
      В их жизни будут неожиданности, знала она. Много неожиданностей, как та, когда они встретили друг друга. Некоторые из тех неожиданностей, разумеется, будут неприятными. Иногда, он будет мелочным; противным; злобным. Что угодно. И она тоже, время от времени.
      Неважно. В основе их брака не будет неожиданностей. В этом Гретхен была совершенно уверена.
      Она погладила лицо Джеффа, вглядываясь в его глаза. Зеленые зрачки пылали, как весенние почки на лице нового мира. Мягкий, молодой, полный обещания. Влажный, теплый, полный жизни.
     
      Теперь Гретхен была очень довольна собой. Она сдержала обещание, данное герцогине.
      Она рассмеялась. Это было так просто! Она ожидала годы тяжелого труда и борьбы.
      Так легко. Это всего лишь семья, поняла теперь она. Вот и все. Только обожание, которое и связывает семью. До некоторой степени отличающееся, это верно. Но каждый член семьи уникален, ценен и дорогостоящ. Каждому она должна дать что-то особое. Младенцу, грудь. Ребенку -- заботу и нежность. Бабушке, комфорт и готовность выслушивать жалобы.
      Мужу...
      Так просто! Супружеское обожание. И добавьте немножко оргазмов.
      Ничто сложного. Действительно...
      Практический ум Гретхен работал над проблемой, пока её рука опустилась вниз и работала над обожанием ее мужа. Это не заняло у нее много времени, и вывод был очевиден. Он был не дальше вытянутой руки.
      Оба чувствовали подтверждение этого вывода. Рост, устойчивый, сильный.
      "Я люблю тебя" пробормотала она. И счастливо взялась доказывать это ещё раз.
     
      Какие бы сомнения не снедали накануне вечером Джеффа, к утру они были давно в прошлом.
      Он проснулся прежде, чем она, и смотрел на нее. И обнаруженный, как многие миллионы мужчин перед ним, что жена еще прекраснее невесты.
     
      Как только они проснулись, первым делом они занялись любовью. После этого Джефф занялся их завтраком. Это была всего лишь овсянка, так как она была единственной крупой, все еще остававшейся в городе. Даже на это ему потребовалось некоторое время. Гретхен была очень игрива.
      Когда овсянка была готова, они заглотили её с волчьей жадностью и немедленно возвратилась в спальню. Остальная часть утра была проведена там. Это было счастливое утро, полное открытий. Метод проб и ошибок, как, возможно, назвали бы это некоторые бессердечные создания. Но Гретхен и Джеффа это нисколько не заботило. Они приветствовали испытания и смеялись над ошибками, и, более всего, просто получали удовольствие от процесса. Любовь, как и все растения, должна быть обводнена. Кого волнует, если несколько капель влаги выплеснется из ведра время от времени?
     
      Когда приблизился полдень, детей их семьи больше невозможно было удержать, особенно самых маленьких. Они волновались почти целый день. Волновались, боялись, беспокоились. Стены трейлеров были хорошо утепленными, но тонкими. Звуки проходили сквозь них почти без помехи.
      Ни один из детей никогда не слышал, что Гретхен издавала подобные звуки. Никогда. Не Гретхен!
      Они были бы крайне испуганы, если бы не бабуля. Старуха заверяла их, успокаивала их, смягчала их тревогу. Не о чем волноваться, дети. Она не ложилась спать всю ночь, слушая. Улыбаясь так, как она не улыбалась многие годы.
      И тем не менее...
      Времени до полудня был достаточно! Достаточно!
      Дети просочились в трейлер. Робея, они приблизились к двери. Робея, постучали.
      "Айн момент! " -- раздалась команда из-за двери. Они услышали людей, двигающихся по ту сторону двери. Это походило на голос Гретхен, даже при том, что в голосе был смех. Что-то о халатах...
      Тот же самый жизнердостный голос -- голос Гретхен? -- приглашал их войти. Когда дети вошли в спальню, они воззрились на неё огромными, больше блюдец, глазищами, распахнутыми в удивлении.
      Гретхен? Это ты?
      Да, женщина в кровати выглядела, как Гретхен. Примерно. Но в этом ангельском личике не было иследа стального выражения. В этом мягком теле, запахнутом в халат, не было бронированной души.
      Потерянно, их взгляды скользнули прочь от Гретхен и обратились на странное создание, лежащее рядом с ней. Тоже одетое в халат. И что же это такое лежит?

***

      Первым это понял самый младший. Маленький Йоханн, которому ещё не исполнилось и пяти, его инстинкты были ещё не отягощены памятью о троллях и животных в человеческом облике. Это большое, круглое, дружелюбное лицо, устроившееся щечкой к щечке с женщиной, которая растила и укрывала их всех, могло быть только одним.
      "Папочка!" -- взвизгнул он - "Папочка! Папочка!"
      В следующую секунду он уже карабкался на кровать. За ним следовала волна других детей.
      Разумеется, папочка вернулся. Он был там, где он и должен был быть. Через несколько мгновеный Гретхен и Джефф были наполовину погребены под толпой счастливых детей.
      Маленький Йоханн, успевший первым, по праву завладел наилучшим местечком. Он змейкой проскользнул и ввинтился между ними. Меньше чем через минуту он отыскал новое фамильное сокровище. Здоровенные, мягкие, теплые ноги Джеффа.
      "Папочка", промурлыкал он. Глаза Йоханна удовлетворенно закрылись. Теперь он мог больше не бояться зимы. Теперь его будут согревать теплые папины ноги.
  
   Глава 32
  
     Прежде чем заговорить, Ганс наблюдал за ангелами смерти несколько минут. Его озадачила разница между ними. Не то, что один из них был мужчиной, а другой - женщиной. Просто он всегда думал об ангелах, как существах без возраста. Так почему же один из них похож на молодую женщину, и другой на седого мужчину?
      Их волосы тоже казались странными.
      Но он не испугался. Он знал, что они были ангелами смерти из-за их черного цвета, но не мог найти никакого зла в их лицах. Только вроде спокойный интерес. Они, казалось, наблюдали за несколькими душами.
      Если это не Ад, то...
      Глаза Ганса забегали по комнате. Она тоже была странной. Он думал, что божественная привратницкая устроена получше. Или ее не существует вообще. Просто говорится о ее существовании и все. Но он видел гвозди, скреплявшие деревянный каркас. На самом деле очень небрежно сделанный.
      Его глаза изучали пленку, отделяющую его от чужой души, присутствие которой он смутно ощущал. Эта другая душа, как и его собственная лежала, как казалось, на детской кроватке. Ганса восхищала пленка. Очень эфирная, подумал он. Но он был немного в замешательстве из-за раскладушки. Она не казалась принадлежащей небесам.
      Похоже он еще не умер. Его душу просто временно задержали где то в ожидании косы смерти.
      Пленка вдруг распахнулась. Один из ангелов смерти вошел в его пространство. Молодая женщина одна.
      Ганс изучал ее лицо. Ее черты были не похожи на то, что можно было бы ожидать от ангела. Очень большие, широкие. Но он решил, что она была очень красива. Ему нравилось, как ее натянутые черной струной волосы обрамляли ее лоб. И ее темные глаза, казалось, очень теплыми.
      Он прочистил горло.
      - Я готов, - прошептал он.
      Ангел наклонился ближе, поворачивая голову и подставляя ухо.
      - Что ты сказал? - спросила она.
      Ганс был озадачен. Почему ангел говорит по-английски? Но он принял божественную волю и повторил на английском.
      - Возьми меня, ангел", повторил он. - Я готов".
      Слова, казалось, вызвали недоумение. Глаза ангела расширились. Ее губы изогнулись в улыбке, улыбка перешла в смех. Ганс получил свой очередной сюрприз.
      - Возьми меня! - Передразнила она. Снова смех. - Я слушала, туповатых и раньше, но это-(странная идиома, что-то около торт принимаются).
      Но это точно был английский. Ганс был хорошо знаком с языком. Единственный член группы Людвига, которого он искренне любил был молодым ирландцем. Сейчас ирландец был мертв, Ганс видел, как его мозг взорвался.
      Ангел все еще смеялась. - Вы можете быть и готовы, дорогуша, воскликнула она: - Но я нет! Снова смех, довольно веселый. Нельзя быть таким приставучим!
      Она погладила его по щеке. "Добро пожаловать домой, Ганс Рихтер. Я позову Ваших сестер.
     
      ***
     
      Сестры появились в течение часа, и Ганс обнаружил, что он еще жив. Живой и хорошо выздоравливает. Но он провел несколько недель на краю смерти. Было уже август месяц. Он обнаружил, что и другие изменения имели место и третьи были уже не за горами. К концу дня он встретился с новым мужем Гретхен. И своим новым работодателем.
      - Тебе больше не нужно быть солдатом, Ганс, - объяснила Гретхен. Она указала на человека, стоящего за ее спиной. Это был крупный молодой мужчина с дружелюбной улыбкой.
      - Это мистер Киндред, - Он является.. он был издателем Грантвилльской газеты.
      - Что такое газета? - спросил Ганс.
      Гретхен нахмурилась.
     - Это как плакат, только он выходит раз в неделю, и рассказывает людям, что происходит в мире.
      Ганс начал задавать еще вопросы, но Гретхен прервала его. - Позже, братец. Сейчас мистер Киндред хотел бы воспользоваться твоей помощью. Он пытается создать типографию, чтобы возобновить свои публикации. - Но, - она колебалась. - его старые методы не будут работать, поэтому ему нужно применить один из методов нашего отца. Он хотел бы, чтобы ты ему помог. Три других бывших печатника уже присоединились к нему. Если дело пойдет хорошо, то ты, если захочешь, сможешь стать партнером.
      Ганс посмотрел на издателя. Я снова мог бы стать печатником? - очень тихо спросил он, - не наемником ?
      Гретхен кивнула.
     - Они будут просить тебя присоединиться к так называемой милиции, и каждую неделю принимать участие в учениях. Ну, если ты хочешь стать профессиональным военным...
     - она засмеялась, потом, увидев выражение лица своего младшего брата добавила, - но ты не обязан.
     - Снова стать печатником, - прошептал Ганс.
      ***
     
      На следующий день, врач, про которого он думал, что это ангел смерти выписал его из больницы. Помогал сестрам и брату их новый зять. Ганс вступил в новый мир.
      Все это было очень странно, но Ганс не волновался. Даже когда он был призван в трудовые батальоны, через день после того как он переехал в свой новый дом. Батальоны мобилизовывались каждый день, чтобы принести пищу из окружающей сельской местности. Наступала зима и Грантвилль лихорадочно к ней готовился. Ганс понимал своевременность этого. Он слишком хорошо знал, что такое зима.
      А потом, происходящее стало сплошным удовольствием. Поскольку он был еще слаб, американцы решили, что он не подходит для этой каторжной работы. Они были на грани того, чтобы отправить его домой, когда один из них, услышав, что Ганс был печатником, спросил, хорошо ли он ладит с механизмами. Дальше Ганс только и знал, что занимался обучением работе на самой замечательной из виденных им машин. Она называлась 'Пикап'. Ганс влюбился в него немедленно. В течение следующих нескольких недель, он научился водить большинство американских автомобилей. И влюбился в них во все. Ему было почти жаль, что он должен был начать свою новую работу в типографии.
      Но типографию была нужна срочно, еще вчера. Лидеры американцев определенно были намерены начать печатать газеты и плакаты. И в ближайшем будущем - книги.
      Они называли это "пропагандой". После того, как Ганс прочитать первую брошюру которая вышла в свет, он влюбился в пропаганду тоже. Ему понравился 'Билль о правах', хотя он и подумал, что это безумие.
      Безумный, сумасшедший новый мир. Гансу нравилось все это, особенно после того, как его замечательный новый зять показал ему, как работают машины под названием "компьютер".
     
     ***
      Но круче всего было наступившее 10 сентября. В тот вечер, в трейлере ожили странные машины, который его зять называл "телевидение". Видимо впервые с момента божественного вмешательства, которое американцы называли 'Огненным кольцом'.
      Ганс, вместе со всей семьей собрался вокруг странного стекла. Комната было набита битком. Его шурин, улыбаясь, протянул руку и нажал кнопку. Стекло "экрана, как его называли вдруг ожило.
      - Ой, смотрите! - воскликнула Аннелиз. - Это Бекки.
      Гретхен поджала губы, изучая образ молодой женщины на экране. И правда, похоже это была Бекки. Она стояла за столом, шепча что-то своему суженому.. Да, это конечно был Майк. Но Гретхен не была уверена. 'Она кажется ужасно нервной' - подумала она.
      - Ерунда, - твердо ответила сестра. - Бекки никогда не нервничает.
  
   Глава 33
  
     - Я так нервничаю, - прошептала Ребекка.
      Она склонила голову на плечо Майка. Он обнял ее за талию и обнадеживающе сжал ее. Затем, уткнувшись носом ей на ухо, прошептал в ответ:
      - Расслабься, ты все сделаешь замечательно. Его рука скользнула вниз, поглаживая ее по попе. Ребекка улыбнулась и сама себя шлепнула.
      Дженис Амблер, инструктор школьного телевидения, начала подпрыгивать от волнения, яростно размахивая руками.
      В задней части телестудия, Эд Пьяцца нахмурился:
      - Великолепно! - проворчал он. - Мы, наконец, смогли вернуть этот телеканал в эфир, и что же первое увидит зритель ? Хватание за задницу в Северной Центральной Средней...
      Мелисса рядом с ним усмехнулась.
      - Вам стоит запомнить на будущее и предупредить ее, что она в прямом
      - Почему? - спросил Грег Феррара - Если спросить меня, то это покруче, чем в старые времена. Что то там было клеевое с советником по национальной безопасности, которая время от времени причесывала волосы на публике, так сказать.
      - Хорошее замечание, - прошептала Мелисса.
      Пьяцца все не мог успокоиться.
      \- Вы, люди больны на голову. - Он громко прочистил горло. - Ну, Бекки, ты жива ?.
      Ребекка испуганно подняла голову и посмотрела на камеру. Небольшой аудитории в зале пришлось бороться с приступом смеха. Она выглядела, как мышка, пойманная на краже сыра.
      Ребекка мгновенна удрала на свой стул. Майк не торопясь и продолжая ухмыляться вышел из кадра. Его ухмылка была весьма самодовольной.
      - Ты видишь ? Теперь каждый пацан со своей подружкой, будут выжидать этого момента, чтобы поймать его в эфире!.
      Феррара начал что-то шутливо отвечать, но замолчал. Ребекка сказала:
      - Добрый вечер. Guten Abend. Добро пожаловать на наш новый телеканал. Благодаря напряженной работе учителей школ и студентов, мы смогли вернуться в эфир впервые после Огненного кольца. Сегодня вечером мы будем только вещать только несколько часов. Но мы надеемся, что за неделю добьемся вещания не менее двенадцати часов каждый день.
      Она начала переводить на немецкий. Где то на середине текста исчезли все следы ее нервозности и Ребекка стала самой собой.
      - Улыбнись! - пробормотал Пьяцца - Ну же, Бекки, улыбайся почаще!
      - Не-а, - возразил Феррара. - Мне нравится, как есть. Здорово видеть диктора в новостях, который не шутит по любым поводам, будто это комическое шоу. Говори как есть, Бекки!
      - Аминь, - согласилась Мелисса.
      Ребекка продолжила на английском:
      - Большинство программ сегодня вечером будет развлекательными. Мы думаем, все заслужили приятный вечерок после тяжелой работы. В этой связи есть хорошие новости.
      Я разговаривала с Вилли Реем Хадсоном всего час назад, и он сказал мне, что он теперь совершенно уверен, что у нас будет достаточно пищи на зиму. Нормирование будет жестким, но никто не останется голодным. Но он предупредил меня, что наша диета будет ужасно однообразной.
      Она опять занялась переводом на немецкий. Закончив его, Ребекка нахмурилась. Она добавила еще несколько предложений по-немецки. Мелисса, единственная из американцев в студии, чье знание языка было терпимым тихо засмеялась.
      Пьяцца вопросительно посмотрел на нее.Мелисса наклонилась и прошептала:
      - Бекки сказала, что поскольку американцы не в состоянии что-нибудь приготовить без большого количества мяса, то она поняла, что хорошей идеей будет организовать для немецких женщин курсы кулинарии по телевизору. Поэтому она вызвала добровольцев. Поздравляю, ред. У вас есть ваша первая новая программа сезона. На лице Пьяццы отразились явные противоречия. Смех мешался с негодованием.
     - У нее нет такого права.
      Но Мелисса только снова засмеялась. Ребекка, после короткой паузы по-прежнему хмуро сказала еще несколько фраз по-немецки.
     - Теперь она говорит, что думает, что нескольким немецким пивоварам стоит придти на телевидение и объяснить, как варить настоящее пиво, а не ту цветную водичку, которую бодяжат американцы.
      Пьяцца снова начал брызгать слюной.
      - Аминь! - воскликнул Ферраре.
      Дженис Амблер нахмурилась и замахала руками
      - Заткнись! Мы в эфире!
      Это она зря. Ребекка сейчас переводит свой последний экспромт на английский и вся остальная небольшая толпа формирующая аудиторию телевидения взорвалась смехом, подхваченным у экранов в сотнях домов, трейлеров и все еще закрытых центрах для беженцев. Грантвилль веселился. Смех немцев был сердечным, у американцев немного огорченным. Майк присоединился к Пьяцце и двум учителям с улыбкой от уха до уха.
      - Я знал, что у нее здорово получится! Пьяцца с сожалением покачал головой.
      - Вот вам и следующий сценарий.
     Но Ребекка уже возвращалась к запланированному сценарию. Она все еще хмурилась, но уже с серьезным, а не задумчивым выражением.
     - Мы начинаем решать наши проблемы с санитарией. - грустно нахмурившись,
      - Некоторые из новых членов нашей общины дают в этом вопросе слабину. Мы не можем с этим мириться! Вы все знаете, что чума придет с весной, до которой осталось всего несколько месяцев. Позже сегодня вечером, доктор Абарбанель выступит в эфире и и объяснит, почему-личная гигиена и общественная санитария имеет столь важное значение для предупреждения болезни .
      Феррара нахмурился,
      - Я не понимаю этого, - пробормотал он. - Почему эту тему освещает Бальтазар делает Я думал, Джеймс или док-Адамс.
      Майк покачал головой.
      - Нет. Вы должны помнить, Грег, что немцы по-прежнему скептически относятся ко всем этим странным делам с микробами. Но одно они знают наверняка, так это то, что еврейские врачи лучшие. Именно поэтому они лечат дворян и королей.. Если Бальтазар говорит, что это правда, то они в это поверят.
      Майк улыбнулся, увидев выражение лица Феррары. - Никто не утверждает, что предубеждения имеют смысл, Грег. Даже когда все перевернуто с ног на голову. Инструктор телевидении все еще знаками призывала к молчанию. На этот раз аудитория послушалась. Ребекка, после перевода медицинских объявление на немецкий, улыбнулась первый раз с начала передачи.
      - А сейчас, желаю всем приятно провести время. Я вернусь с новостями позже, а пока давайте смотреть кино. Я видела его и он действительно замечательный.
      Она замолчала, улыбаясь в камеру. Похоже нахмурившаяся инструктор телевидения ее не смущала вовсе..
      - Она должна объяснить о чем идет речь, - прошипел Пьяцца. Майк усмехнулся.. - Она сказала мне, что это было бы глупо, Бастер Китон сам себя объявит.
      Дженис Амблер, нахмурившись, бросила свое бесполезное занятие и включила фильм. Директор вышел на воздух, а Бастер Китон потихоньку начал представление. Через несколько минут Грантвилль снова веселился и немцы больше всех. Правда они были не очень знакомы с поездами. Многие из них , правда, помогали проложить пути, выходящие из нового литейного цеха, но первый паровоз все еще строился. Но это не имело значения. Кинокритики не раз утверждал, что гений Бастер Китон был универсальным. В данный момент это утверждение можно было считать доказанным, хотя и в другой вселенной..
      ***
     
      Пока Китон боролся с непослушной пушкой, Майк и Ребекка переключились с Эдом, Мелиссой и Грегом на другую проблему.
      - Я всё еще думаю, что было бы умным дать Симпсону то, что он хочет, - утверждал, Ферраре. Он уже несколько месяцев устраивал бабский визг по поводу т.н. 'военной диктатуры' Майка. Так дайте ему собственный час 'свободы слова. Майк неуверенно потер подбородок. Но Ребекка была непреклонна.
      - Это абсолютная чушь! Майкл был избран единогласно. Если мы позволим Симпсону объявить себя официальной оппозицией, - а кто избрал его, то мы обязаны будем сделать то же самое для всех обиженных. Это не демократия, что просто анархия. Пьяцца немедленно встал на ее сторону.
      - Она права. Кроме того, мы уже объявила, что учредительный съезд будет проходить в течение зимы. Там будут новые выборы, Если Симпсон и поддерживающая его стая хотят выдвинуть его на должность президента, пусть они делают это в надлежащее время. До этого он просто еще один ворчун.
      - У него есть довольно большая толпа сторонников, - возразил Ферраре. Мелисса фыркнула. - Ой, да ладно, Грег! Какая такая 'большая'? Три-четыре сотни, может быть, из трех тысяч человек. И это только считая американцев. Сколько немцев, по твоему мнению будут голосовать за него? Пять, больше?
      - Немцы не будут голосовать на следующих выборах, - отметил Феррара. - Мы уже согласились, что мы не можем расширить право голоса, пока не решим, что это хорошо. Майк пришел к решению, и покачал головой.
      - Это не важно. Даже если бы у него было больше поддержки, чем есть, он все еще просто еще частное лицо. Когда выборы начнутся, он может быть выдвинут если он хочет. Затем он будет иметь такой же доступ к эфирному времени, как любой другой кандидат. Но Бекки права. Если мы уступим его требованиям сейчас, мы бы просто поддались политическому шантажу. Правила есть правила. проигравший не может требовать их изменить после того как факт совершился.
      Неохотно, Феррара кивнул.
      - Все в порядке. Я не буду дальше его проталкивать его дальше. Но, - Он одарил Мелиссу скептическим взглядом. - Три или четыре сотни? Сейчас, может быть и так... Но вы только посмотрите, что произойдет после того, как Майк объявит первый пункт своей предвыборной платформы. Всеобщее избирательное право для всех восемнадцати лет и старше, после трех месяцев проживания.
      Майк усмехнулся. - Ага. И ни адвокатской трепотни. Опрос. Никаких цензов, тестов на грамотность, языковые требований - Nada! (исп - совершенно ничего) . Если вы жили здесь в течение трех месяцев, вам восемнадцать лет, и вы готовы принять присягу о лояльности - вы избиратель.
      - Дерьмо попадет в вентилятор, - предсказал Ферраре. Выражение его лица было мрачным. - Сейчас Симпсон получил поддержку только некоторых пожилых людей и слабаков. Но как только Майк делает это заявление, каждый изувер в городе будет прыгать на подножку к Симпсону. И не думаю, что их так уж мало. Вы можете начать с тех жлобов которые зависают в 'Клубе 250'.
      - Это ублюдки, - прошипела Мелисса. "Я Oughta (исп. 'Должна') пикет устроить сукины детям.
      Пьяцца нахмурился, - В смысле ?
      Майк тоже нахмурился. - Владелец, Кен Бисли, поставил знак на прошлой неделе за барной стойкой. Никаких собак и немцев.
      Челюсть Эдда отвалилась. Майк усмехнулся резко, очень резко.
      - Да. Когда я впервые услышал об этом, я схватил перчатки и начал там искать партнеров для спарринга. Но Бекки остановила меня." Ребекка фыркнула.
      - Глупый. Это была идея Дэна Фроста, чтобы закрыть их, за нарушение строительных норм и правил. У меня заняло целый час отговорить его от этого. Она подарила жениху ослепительную улыбку и толкнула его в бок пальцем. - Тем более что вот этот Дэна поощрял.
      - Почему ты остановил его? Требовательно спросил Ферраре. "Это стволов должно быть тысяч нарушений. Майк покачал головой.
      - Нет, Бекки была права. Это было бы грубым нарушением должностных полномочий. Как будто мы сами весело не нарушали все нормы строительства во всех наших новых постройках. Кроме того, Ребекка придумала кое что получше.
      Мелисса подняла голову, ожидая объяснений. Ребекка улыбнулась ангельской улыбкой.
      - Я разговаривал с Вилли Реем - он владеет, участком земли, через шоссе от клуба 250-и является одним из партнеров, которые создали 'Сад Тюрингия'. Я сказала, что скоро зима и им остро необходимо новое постоянное здание. Так -
      Майк усмехнулся.
      - Так Вилли Рей теперь новый партнер, и они начинают строительство на следующей неделе. Большущую, огромную в немецком стиле таверну они будут строить прямо через улицу. Франк и я планируем поднять этот вопрос на следующем собрании. Мы хотим, чтобы для шахтеров новый и улучшенный 'Сад Тюрингия' стал неофициальным постоянным местом выпивки. Хозяева уже согласились, чтобы мы повесили на стене таверны соответствующий знак из Конституции UMWA , принятой еще в 19 веке и запрещающий расовую дискриминацию.
      Мелисса расхохотались. - О, это будет отлично! Пусть эти жлобы ютятся в своей норе, а крупнейшая таверна города делает свой процветающий бизнес прямо через дорогу. Феррара и Пьяцца ехидно заухмылялись. - Никаких грубостей не будет, - сказал Феррара. - Даже байкеры не настолько безумны, чтобы гадить UMWA.
      - Когда они собираются открываться? - спросил Эд. - Я точно приведу всю семью в вечер открытия. Даже если там будут только стоячие места.
      Инструктор телевидения снова их прервала.
     - Бекки!- прошипела она. - Вы должны приготовиться к передаче новостей.
      Пораженная, Ребекка взглянула на часы на стене.
     - Еще не время?
      Но Джанет было не сбить с пути. Она схватила Ребекку за руку и потащила прочь - Мы собираемся репетировать, - прошипела она. - Вы должны научиться следовать сценарию."
      - Почему?" спросила Ребекка. Ее лицо было лицом прилежной ученицы. Она добавила, что-то еще, но была уже слишком далеко от остальных, чтобы быть услышанной. Эд печально улыбнулся. - Бедная Джанет. Я думаю, что она в опасности в течении ближайших месяцев.
      - Это - моя девушка! - счастливо пробормотал Майк.
      ***
     
      Когда Ребекка вернулась на, она следовала сценарию не более трех минут. Затем, нахмурившись, она положила листы бумаги в сторону и всплеснула руками перед собой. Глядя пристально в камеру, она сказала:
      - Я вернусь к новостям о проектах по добыче позже. Суть в том, что дела идут хорошо, за исключением новой фабрики мороженого, но я думаю, что мы все можем согласиться, что это все немного легкомысленно.
      Из аудитории раздался шепот и стон Джанет.
      - Ну, может быть не очень легкомысленным, призналась, Ребекка. - Но это не так важно, как новости на военном фронте.
      Аудитории замолчала. Ребекка остановилась на мгновение, чтобы посмотреть свои заметки
      - Вы все знаете, что войска Тилли оставили Тюрингию в течение последних нескольких недель. Разведчики Маккея сообщают, что последние подразделения Веймарского гарнизона также ушли два дня назад. Сегодня Маккей получил больше новостей, от курьера, которого прислал король Густав ".
      Она смотрела в камеру. - Великая битва не за горами, она будет где-то под Лейпцигом. Тилли отправил все свои войска для встречи с Густавом Адольфом в открытом поле.
      Она отвернулась, собираясь с мыслями. Когда она повернулась к камере, ее лицо было торжественно и задумчиво.
      - Я еврейка, как вы знаете. Большинство наших граждан являются христианами, и большинство из них сейчас католики. Но я не верю, что кто-нибудь здесь может принимать чью-то сторону в этой грядущей битвы на основе веры. На самом деле речь идет не о том, что протестантская Швеции нанесет поражение католической Австрии и Баварии, или наоборот. На карту поставлена наша собственная свобода и права.
      Последовала еще одна долгая пауза. - Я должна представить новость без комментариев. Мне это кажется немного глупым, поскольку я не знаю никого, кто не имеет мнения по этим вопросам, включая меня. Но я, конечно, соблюдать требования телевидения . Тем не менее, -
      Раздался еще один стон Джанет. Аудитории по всему Грантвиллю затихла.
      - Сегодня вечером я буду молиться за короля Швеции. В предстоящей битве, Густав II Адольф борется за наше будущее. Наше, и наших детей, и детей их детей и детей их детей.
      - Аминь", прошептал Майк.
  
   Глава 34
  
   В последующих столетиях Густава-Адольфа назовут "Отцом современного военного дела". А потом будут спорить об этом.
   Он и не был им, по правде говоря. Титул этот, если и стоит его кому-нибудь дать, принадлежит Морицу Оранскому. Густав-Адольф научился современному образу действий у голландцев, а не изобрёл его сам. Действительно, он усовершенствовал, введенную Оранским вместо квадрата линию, и применил её к мушкетёрам. Действительно, он увеличил роль артиллерии. Вокруг последнего тоже возникнут мифы, люди будут говорить о знаменитых "кожаных пушках", не понимая что они не выдержали проверки боем и от них пришлось отказаться - пушки были склонны к перегреву и разрыву. Густав не привёз ни одной в Германию.
   Его величайшим свершением, пусть остальные и спорны, было создание первой национальной армии в современном мире. Его шведская армия была армией призванных граждан, а не наемников. Но, опять же, о первенстве можно спорить - первопроходцемв шведской системе был его дядя Эрик XIV. И, по правде говоря, Густаву вскоре пришлось положиться на наёмных солдат, как их назвали шведы, vaervade, то есть "срочнослужащие" - так же как и его противникам - так как Швеция была редконаселённой страной, и просто не могла дать необходимое ему число солдат.
   Продолжим...
   Он ввёл легкий мушкет, сделав ненужной громоздкую подпорку. Но многие европейские армии использовали легкие мушкеты, и минимум до 1645 года шведским солдатам выдавались подпорки.
   Он отменил использование бандольеры, и ввёл для своих мушкетёров патронные сумки. Ещё одно преувеличение. Стокгольмский арсенал продолжал выдавать бандольеры до 1670 года.
   Он изобрёл униформу. Не правда. Униформа уже начинала использоваться по всей Европе. Более того оборванные шведские войска были одеты ещё более разномастно чем остальные.
   Он укоротил пику до одиннадцати футов, сделав её более маневренной в бою. Ложь, причем глупая. Какой смысл в короткой пике для пехотинца? Эту легенду запустил священник перепутавший офицерский протазан с пикой.
   Легенда за легендой, кажется, Густав Адольф притягивает их как магнит. На месте каждой опровергнутой легенды, появляются две новых.
   Он внедрил таранную тактику в кавалерии. Он заменил неэффективное караколирование, при котором кавалеристы ездили по кругу и стреляли из пистолетов держась на расстоянии, на гремящую атаку белым оружием. Здесь есть доля правды, но лишь доля. Многие германские армии уже отказывались от караколирования, а Густав узнал ценность таранной тактики от свирепых польских гусар, с которыми его армия столкнулась в 1620-х годах. Правду сказать, у шведской кавалерии ушло много лет на то, чтобы стать эффективной силой. Шведы никогда не были нацией всадников, шведские короли - и Густав не меньше, чем его прешественники - в основном полагались на свою полудикую финскую вспомогательную кавалерию. Даже лошади у шведов были низкие и плотно сбитые. Даже при Брейтенфельде, тили мог позволить себе презрительную усмешку - у кавалерии Густава были скакуны не лучше чем у его обоза.
   Даже при Брейтенфельде...
  
   Конечно, после Брейтенфельда Тили уже не мог похваляться этим - вся центральная Германия была открыта Густаву, вместе с её великолепными лошадьми. И вскоре шведская кавалерия имела такой же хороший конский состав, как и любая другая.
   Брейтенфельд.
   Все легенды вращаются вокруг этого места, опираются на этот день. Кружась как птицы над плоской равниной к северу от Лейпцига в день 17го сентября 1631 года, они пытаются найти доподлинную истину в туманной реальности, не видя её, но зная что она там есть.
   Легенды выдвигаются и опровергаются, выдвигаются снова и снова опровергаются - но это не столь важно - Брейтенфельд остаётся. Всегда Брейтенфельд.
   Как, после Брейтенфельда, как легенды могут не быть правдой?
  
   Брейтенфельд был редким событием для тех дней. Генеральные сражения огромных армий в чистом поле были чем-то оставшимся в прошлом. Более столетия, в военном деле доминировала trace italienne, новая фортификационная доктрина, возникшая в Италии и отлишованная голландцами в их борьбе против Испании. Война состояла из длинных кампаний и осад, а не сражений. Могущество государств определялась глубиной их кошельков, а не названиями побед одержанных под их знамёнами. Истощение, а не манёвр - и даже тут, истощение, измеренное в монете, а не в человеческих жизнях. Что жизни - жизни дёшевы, а вот слитки попробуй, найди.
   В тех редких случаях, когда армии всё же сталкивались в поле, королевой сражения была терция. Тактика швейцарских пикинёров - хоть пыл швейцарцев уже и угас - скрещенная с квадратами аркебузиров. Генералы "маневрировали" армиями примерно настолько, насколько фараоны маневрировали огромными камнями при строительстве пирамид.
  
   Сражение вообще произошло только потому, что Тили допустил глубокую стратегическую ошибку. Возможно, сказалась самоуверенность семидесятилетней жизни без единого поражения.
   Цлавной целью Тили, с тех пор как Густав Адольф высадился в Германии - по совпадению, 4 июля 1630 года - было расшатывание протестантских союзников Швеции. В особенности - Саксонии, которая была сильнейшим из протестантских княжеств Германии, и всегда была главной надеждой для Тилли.
   Вернее, один саксонец - саксонский курфюрст Иоганн-Георг. По какой-то причине - глупости, тупости, или просто накопившимся последствиям постоянных пьяных кутежей - Иоганн-Георг никак не мог собраться с мыслями. Князь Да и Нет. Рыцарь Сомнения и Нерешительности. Гамлет без трагического величия, и точно без мозгов.
   Иоганн-Георг был одним из князей, призвавших интервенцию Густава-Адольфа. А когда она произошла - стал первым среди тех, кто изворачивался и сутяжничал. Курфюрст Гм и Хм. История обвинит Тилли в "магдебургской свадьбе", но это обвинеие было бы правильнее предъявить князю, который не пришёл на помощь Магдебургу сам и не позволил прийти туда другим. Когда солдаты Тилли сорвались с цепи, Тилли лично въехал в город, дабы остановить их. Это ему не удалось, но, по крайней мере, он попытался. А когда ничего другого сделать было уже нельзя, старый солдат подобрал младенца из рук мёртвой матери и отвез безопасность своего шатра. Иоганн-Георг, находясь в безопасности своего дрезденского дворца, не сохранял даже капли на дне своей кружки - обычно он выливал их на голову прислуге, сообщая, что надо наполнить кружку по-новой.
   Тилли стоило оставить его в покое - пока саксония загораживала путь, Густав-Адольф был неопасен, запертый в Померании и Мекленбурге. Пусть бы Лев Севера ревел на Балтике, вдалеке от плодородных равнин центральной Германии.
   Но Тилли осмелел. Или, может быть, устал от постоянных жалоб и глумдивых шепотков имперских придворных. Тилли было уже за семьдесят, и он ни разу не проигрывал сражения. Да кто такой был этот шведский выскочка, почти в два раза младше его, чтобы оспаривать его репутацию?
   Итак, когда император Фердинанд Габсбург начал настаивать, дабы Эдикт о Реституции был наконец-то приведён в действие в Саксонии, Тилли подчинился. Он собрал свои войска, выведя их из Тюрингии и Гессен-Касселя, и двинулся в Саксонию. По дороге, как и обычно, его войска бесчинствовали и грабили. Когда его армия достигла 4 сентября Галле, за ними лежали почти две сотни сожженных деревень.
   Тилли продвигался. Рядом с Мерзебургом его армия стала лагерем и начала опустошать регион. Тилли выслал свои требования Иоганну-Георгу. От саксонского курфюрста требовалось: расквартировать и обеспечить продовольствием имперскую армию, распустить новых рекрутов, переподчинить войска Тилли, формально признать императора свои сюзереном и разорвать все связи со Швецией.
   Даже после этого Иоганн-Георг продолжал колебаться. Тили сделал ещё шаг, захватив богатый саксонский город Лейпциг под угрозой повторения случившегося в Магдебурге.
   Потеря Лейпцига окончательно убедила Иоганна-Георга в отсутствии выбора. Он предложил присоединить свою армию к шведской, и Густав-Адольф немедленно принял предложение. Шведская и саксонская армия объединились 15 сентября рядом с городком Дюбен. На следующий день объединенная шведско-саксонская армия выдвинулась из Дюбена к деревне Вёлькау. Между ними и Лейпцигом не было ничего кроме обширной плоской безлесной равнины. Идеальные условия для сражения.
  
   Утром 17 сентября Тилли вывел свою армию на исходные позиции до прибытия противника. Его левый фланг опирался на городок Брейтенфельд, правый - на Зеехаузен. У старого ветерана была отличная позиция - его армия занимала те господствующие высоты, какие были в этой местности и имела солнце и ветер со спины.
   Численность его армии точно неизвестна - где-то между тридцатью двумя и сорока тысячами, четверть от этого числа - кавалерия. Пехота была сведена в центре в семнадцать терций - баталий, как называли их люди Тилли - построенных одна к другой. Каждая терция насчитывала от полутора до двух тысяч человек. Кавалерия размещалась на флангах. Знаменитые Черные кирасиры Паппегейма - те самые что прорвали оборону Магдебурга и начали резню - на левом. На правом, под командованием Фюрстенберга, размещалась свежеприбывшая кавалерия из Италии.
   Чуть позже утром подошли и заняли позиции шведская и саксонская армии. Шведы разместились справа и в центре, к западу от дороги на Дюбен, саксонцы - слева, к востоку от дороги.
   Как и Тилли, густав-адольф поставил пехоту в центре. Правое крыло, в основном кавалерия, было под командованием фельдмаршала Баннера. Левое тоже состояло из кавалерии, под командованием фельдмаршала Горна. Большая часть артиллерии была сконцентрирована слева, под командованием молодого Торстенсона. Но, в отличии от Тилли, Густав-Адольф распределил кавалерию в промежутках между пехотой. Выражение "взаимодействие родов войск" ещё не вошло в военный лексикон, но идея уже была уловлена молодым шведским королём.
   Записи о построении саксонцев отсутствует. Они просто "были слева" - и не очень долго.
  
   Союзники-протестанты, казалось, имели небольшой численный перевес, и, к тому же, явное превосзодство в артиллерии. Но это нимало не беспокоило их противников-католиков. Да и с чего бы? Людям Тилли было достаточно посмотреть через поле, чтобы ощутить уверенность в победе.
   Саксонские войска - примерно треть их противников - были наполовину толпой, не имевшей боевого опыта и явно неорганизованной. Сам курфюрст Иоганн-Георг, окруженный молодыми саксонскими дворянами, выряженными в цветастые шарфы и плащи, возглавил саксонскую кавалерию далеко слева. Блистательные силуэты свежеэкипированных кавалеристов, полированное оружие и великолепная униформа... ветернаов Тилли это не впечатлило. Овцы тоже выглядят красиво, пока их не обреют.
   Шведы выглядели иначе, но тоже не впечатлили солдат Тилли. Действительно, они построились в великолепном порядке, но...
   "Что за куча оборванных бродяг!"
   В этом соглашались все очевидцы сражения. Как описал шведские войска один шотландский офицер: "Они были столь пропыленными, что выглядели подобно кухонной прислуге, в их грязных лохмотьях". Шведский наблюдатель сказал тоже самое, учитывая контраст между людьми Гусатава-Адольфа и Тилли.
   "Наши люди были рваных, грязных лохмотьях от трудов прошедшего года, по сравнению со сверкающими, раззолоченными, украшенными перьями имперцами. Наши шведские и финские клячи выглядели подобно пони в сравнении с огромными немецкими скакунами. Наши крестьянские парни не имели такого бравого вида, как ястребиноносые, усатые ветераны Тилли."
   Армия Тилли следовала за ним годами и не знала ничего кроме побед. Правду сказать эти "ястребиноносые, усатые ветераны" включали множество новичков. Уровень дезертирства в армиях того времени был воистину астрономическим. Но, из-за охватившего центральную Европу хаоса, дезертиры, как правило, вступали в другие армии - или даже, достаточно часто, в ту же армию которую они оставили. И благодаря тому же хаосу, всегда можно было набрать новых людей. Строгость и формализованность, которые будут характеризовать армии последующих столетий, практически полностью отсутствовали.
   Даже самые зелёные новобранцы, после вступления, пропитывались мистикой и престижем прошлого. Ветеран или нет, ястребиный у него нос или нет - они вели себя соответственно. Таким образом, для их оппонентов, было весьма устрашающим противостоять "людям Тилли" на поле брани. Образ может и был искажен, но он был высечен в граните истории.
   Католические солдаты начали повязывать на шляпы белые шарфы. Когда старый генерал - а было ему уже семьдесят два, прорысил перед строем на своем любимом белом боевом коне, крики: "Папаша Тилли!" - прокатились от терции к терции. И вместе с ними - победный боевой клич империи: "Дева Мария!"
   Густав-Адольф тоже обратился к войскам. Король был выдающимся оратором - по общим отзывам - лучшим в Швеции - и люди приветствовали его с энтузиазмом. Густав-Адольф был храбрейшей личностью своего времени. Со времен Александра Македонского првящий монарх не выказывал такой личной отваги - граничившей с безрассудством - на поле брани. Ко дню Брейтенфельда, его большое тело носило шрамы от множества ранений. Он не носил брони, потому как не мог - поразившая его четыре года назад в битве при Диршау польская пуля до сих пор сидела в его шее. Броня раздражала эту рану, поэтому король шёл в битву защищённый только кожаным колетом и Господней Волей.
   Слушая речь, шведские войска привязывали к своим шлемам зелёные ветви. А закончив, разразились собственным боевым кличем: "Готт мит унс! С нами Бог!"
  
   Битва при Брейтенфельде началась в полдень. Но первые два с половиной часа, это была только артиллерийская перестрелка - Тилли и Густав-Адольф всё ещё оценивали друг друга.
   С течением времени стало ясно, что шведская артиллерия превосходит оппонентов. У короля было больше пушек, его пушки были лучше, а расчёты более подготовлены. А главное - ими командовал Торстенсон. Поймав ритм, шведские артиллеристы отвечали тремя выстрелами на один выстрел своих имперских коллег.
   Опрометчивый и импульсивный, как и всегда, Паппенгейм решил выйти из сложившегося тупика и повёл своих Черных кирасиров в первую за день атаку. Не дожидаясь приказа Тилли, командир имперской кавалнерии обрушил громоподобную кавалерийскую атаку на правый фланг шведов.
   Это было глупым решением и Тилли проклял Паппенгейма, пржде чем тот проехал первую сотню ярдов: "Они украли мою честь и мою славу!" - закричал он вскинув в отчаяньи руки.
   Паппенгейм рассчитывал обойти шведов и опрокинуть их с фланга. Но его шведский коллега фельдмаршал Баннер был к этому готов. Ставка короля на общевойсковой бой оправдала себя в обороне, как и в наступлении. Кирасиры Паппенгейма удерживались залпами шведской пехоты, в то время как шведская и финская кавалерия Баннера отвечала короткими контратаками.
   Семь раз вёл своих людей Паппенгейм на шведский строй, игнорируя приказы Тилли об отходе. И семь раз его отбрасывали. Затем Баннер начал массированную контратаку, и выбил черных кирасиров с поля. В полнейшем беспорядке тяжелая кавалерия Паппенгейма начала бегство к Галле. Баннер начал было преследование, но Густав-Адольф отозвал его обратно в строй.
  
   Король был осторожен - дела на его левом фланге обстояли не очень хорошо. Увидев, что Паппенгейм увяз, Тилли послал в бой кавалерию противоположного фланга. Там войска Тилли достигли куда больших результатов. При всём их блеске, саксонцы имели за плечам долгих лет польских и прибалтийских кампаний, как у густава и его шведских ветеранов. Первая же атака имперской кавалерии рассеяла их.
   Верный своей сути, курфюрст лично возглавил бегство. Охваченные ужасом Иоганн-Георг и его великолепные телохранители-дворяне галопом ускакали с поля, оставив армию позади. Вскоре армия последовала за ними. За каких-то полчаса могущественная имперская кавалерия обратила саксонскую армию в бегство.
   Шведский левый фланг оказался обнаженным, его начала обходить имперская кавалерия. Катастрофа надвигалась подобно приливу. Шведские обозники всполошенные саксонцами начали паническое бегство в казавшийся безопасным Эйленберг. Тилли, опытным взглядом увидев приближающуюся блистательную победу, отдал приказ на наступление на прорванный строй противника всей армии. Терции двинулись вперёд, смещаяась вправо, дабы обрушить весь свой вес на нарушенный шведский левый фланг. Огромные, как ледник, и такие же неумолимые.
   Здесь. Сейчас. В этот самый момент.
   Именно на него опираются и вокруг него крутятся все легенды - десятилетие за десятилетием, столетие за столетием. Никогда не достигая согласия, но всё время кружась.
   Отецом современного военного дела Густав-Адольф, быть может, и не был. Но он вполне может считаться отцом современного мира. Потому что тогда, в том самом месте, в момент, когда саксонцы сломались и побежали, и расследования инквизиции были готовы начать триумфальное шествие по Европе. Король Швеции остался на месте.
   И доказал, ещё раз, что историческая правда всегда нечто конкретное. Абстракции - предмет для споров, но реальность дана. То что могло случиться, не произошло. Не из-за тактики, построения, артиллерии и методов набора - хотя всё это сыграло свою немалую роль - а из-за обычной правды. В этот момент история повернулась вокруг одного человека. Его звали Густав-Адольф, и среди его последователей бытовало мнение, что он - единственный монарх в европе, заслуживающий своего титула. Они были правы, и этот человек был близок к тому, чтобы это доказать. Один из немногих случаев в истории человечества, когда "королевское достоинство" не было ложью.
   Через двести лет, много позже того как установилась реальность и истина стала очеведной всем, на этом поле поставят памятник. Прошедшие годы, несмотря на споры и дебаты, установят занчение Брейтенфельда. Фраза на монументе гласит: "Свобода вероисповедания для всего мира, добыта при Брейтенфельде Густавом-Адольфом, христианином и героем, 7 сентября 1631 года"*
   Прим. Пер. Дата по старому стилю, для XVII века разница составляла десять дней. В оригинальном тексте приведена только первая часть надписи "Свобода вероисповедания для всего мира"
   Что бы там ни было, Густав-Адольф всегда будет связан с Брейтенфельдом. Он будет стоять на этом поле вечно, как стоял в тот день - 17 сентября 1631 года.
   Брейтенфельд. Брейтенфельд - навсегда!
  
   Глава 35
  
   - Убюдки! - выкрикнул Бернхард. Младший герцог Саксен-Веймарский смотрел как саксонцы бегут в сторону Эйленберга - Жалкие трусы!
   Бернхард сместил взгляд на приближавшиеся терции, отклонявшиеся в сторону надтреснутого фланга шведов. Он повернул бледное лицо к Густаву-Адольфу.
   - Мы можем задержать их, Ваше Величество - я думаю, на достаточный срок, чтобы Вы организовали отход.
   Голубые глаза густава весело плясали.
   - Отход? - требовательно переспросил он. - Ты с ума сошёл?
   Король показал толстым пальцем на левый фланг.
   - Скачи туда, Бернхард - так быстро, как только можешь - и передай Горну развернуть войска влево. Скажи ему держать свой правый фланг в контакте с центром, но сформировать новое построение под углом вправо к нашему. Ты понял?
   Бернхард кивнул. И сгновением спустя пустил своего коня в галоп. Его старший брат попытался последовать за ним, но Густав остановил его.
   - Ты остаешься со мной, Вильгельм.
   Король улыбнулся.
   - Твоего импульсивного и горячего брата вполне достаточно, чтобы докучать Горну, которому вовсе не надо докучать.
   Вильгельм покорно кивнул. Густав повернулся в седле. Как обычно, на небольшом расстоянии находилась в сёдлах небольшая группа гонцов. Большинство было молодыми шведскими дворянами, но среди них были и два шотландца. Король стащил с головы шляпу и воспользовался ей, чтобы их подозвать. Этот цветастый жест был достаточно излишним, и был вызван исключительно хорошим настроением Густава. Несмотря ни на что, король был больше похож на человека которого ожидал бал, а не катастрофа.
   Сначала он обратился к шотландцам.
   - Сообщите полковнику Хепберну выдвинуться своей бригадой и поддержать фельдмаршала Горна. Приказ понятен?
   Шотландцы кивнули. Бригада Хепберна, вместе с бригадой Вицхама, находилась во второй линии шведского центра. Они составляли основную часть шведских резервов. Логично, что король теперь использовал их для усиления находившегося под угрозой левого фланга.
   Не успели уехать шотландцы, как король отдал такой же приказ двум другим гонцам
   - Вицхаму - тоже!
   Король бросил взгля на центр сражения. Терции Тилли медленно ползли вниз по пологому склону, где их разместил опытный католический генерал. Даже с учётом движения вниз по склону, по лишенной препятствий местности, имперские солдаты двигались крайне медленно.
   Густаву было достаточно короткого взгляда. Он был вполне уверен, что его пехота в центре, усиленная пушками Торстенссон а, способна отбить любую лобовую атаку. Терции Габсбургов и не пойдут в лоб. Опасность была справа, и он сделал что мог, чтобы поддержать Горна перед грядущим ударом молота. Возможность...
   Слева!
   Густав нетерпеливо осмотрел свой правый фланг. На мгновение, молча поздравил себя с тем, что удержал Банера от преследования опрокинутой кавалерии Паппенгейма. Это было почти таким же искушением для короля, как и для его фельдмаршала. Но Густав сомневался в устойчивости саксонцев, и было лучше иметь баннера под рукой, если что-то пойдёт не так.
   Что и произошло! Но теперь - теперь! - у густава была возможность обратить катастрофу в триумф. Баннер и его люди вернулись в строй, в порядке и готовности. Большинство из них, понимал Густав, набрались уверенности в своих силах. Они только что опрокинули знаменитых Черных кирасиров Паппенгейма. Почему бы им не повторить этот трюк с остальными?
   - А почему нет? - спросил король вслух. Он ухмыльнулся четырем оставшимся с ним гонцам - Почему нет? - он почти радостно взмахнул шляпой.
   Молодые дворяне ухмыльнулись в ответ. Один из них сорвал в приветсвии свою шляпу, крича
   - С нами Бог!
   В нескольких футах за ним Андерс Йонсон вытянул саблю из ножен где-то на дюйм, прежде чем отпустить её. Также он проверил как выходят из седельных ольстов четыре пистолета. Это оружие скоро понадобится, и он должен быть уверен что его легко извлечь - огромный Йонсон был личным телохранителем короля.
   Дюжина шотландцев которой он командовал, последовали его примеру. Они знали Густава-Адольфа. Шведскому королю было плевать на личную безопасность. Было весьма немного битв в которых король участвовал и не возглавлял атаки лично.
   И совершенно точно - эта не будет одной из них. Шотландским телохрнителям скоро придётся отрабатывать жалование.
   Один из шотландцев подошёл к вопросу философски
   - О, отлично, он храбрый парень, не то что наш проклятый Стюарт король Англии - он сплюнул на землю - и не е..нный папист, как он.
   - Ага. Близко не стоял - согласился один из его товарищей.
   Густав-Адольф пустил лошадь в кентер, затем в галоп. Герцог Вильгельм Саксен-Веймарский ехал рядом, гонцы и телохранители чуть позади.
   Приблизившись к шведскому правому флангу, Густав заметил Банера, рысившего ему навстречу. Но уделил фельдмаршалу не более чем мимолетный взгляд - его взгляд был прикован к большой группе кавалеристов под зелеными знамёнами. Это были Вастгёта Эрика Соопа, более тысячи кавалеристов из Вестер-Гёталанда, сведённые в восемь рот. Густав высоко ценил их. И не зря!
   Приблизившись к Банеру, Густав придержал лошадь и крикнул:
   - А теперь, Юхан? Ты видишь?
   Фельдмаршел кивнул своей лысой головой:
   - Вы были правы, Ваше Величество. Как всегда.
   - Ха! - крикнул Густав - Как честно! На тебя не похоже!
   Король люто оскалился. Казалось, его воинственный настрой передался коню. Скакун почти нервно стал на дыбы, как будто с нетерпением ждал битвы.
   - Я хочу чтобы ты повёл Вастгёта, Юхан. - Король указал на левый фланг построения Тилли, Теперь, когда кирасиры Паппенгейма обратились в бегство, фланг был незащищён. Незащищён, и всё больше расстраивался в процессе движения. Косое движение Тилли двигавшегося наискось слевой части поля на правую, чтобы ударить по левому флангу шведов, растягивало твердость его терций. Эти квадраты в испанском стиле, были плохо приспособлены для чего-то кроме движения вперёд.
   - Я собираюсь сделать с Тилли то же, что он хочет сделать со мной. - пояснил король - Ха! - пролаял он радостно - Только у меня получится, а у него нет!.
   Банер мгновение поколебался. Король предлагал чистейшей воды авантюру, было бы безопаснее...
   Гучтав покачал головой, будто прочтя его мысли.
   - Горн устоит, Юхан. Он устоит. Горн будет наковальней - а мы молотом.
   Банер не стал спорить, он доверял боевому чутью короля. Густав II Адольф был молод, по меркам генералитета того времени, ему было всего тридцать шесть, но у него было больше боевого опыта, чем у большинства людей вдвое старше его. В шестнадцать, он подготовил и возглавил внезапную атаку и захватил датскую крепость Боргхольм. В двадцать семь - он захватил Ливонию и Ригу и был ветераном войн с поляками и русскими.
   Банер был с ним там. Банер, Горн, Торстенссон , Врангель - ядро отличного шведского офицерского корпуса. Вместе с Акселем Оксеншерном и прибывшими позже шотландскими профессионалами - Алексадром Лесли, Робертом Монро, Джоном хепберном, Джеймсом Спенсом - они составляли лучший командный состав в мире. Ну, по крайней мере, по версии Банера.
   И короля:
   - Мы сделаем это, Юхан! - крикнул он - Начинаем сейчас!
   Банер повернул лошадь и выкрикнул приказы свои курьерам и посыльным. Через несколько секунд стройное построение шведского правого крыла превратилось в изумительный бардак, предшествующий согласованным действиям. Командиры рот и их замы носились повсюду, отдавая собственные приказы - большей частью, излишние приказы. Шведская и финская кавалерия итак были ветеранскими подразделениями, по меркам этого времени. В течении минуты, место действия было полно характерного безумия. Кто-то спрыгивал на землю, дабы подтянуть подпругу, кто-то проверял как выходит сабля, кто-то менял пирит в колесцовом замке, и все они в процессе изрыгали ругань и богохульства - проклинали упрямых лошадей, или снаряжение, или неловких товарищей, задерживающих их, или собственную неловкость - или, зачастую, просто весь белый свет. Многие - большинство - нашли время ещё и для краткой молитвы.
   Броуновское движения реального боя, и ничего больше. Вскоре из хаоса проступили смысл и порядок. Через пять минут, Банер и его вестергёталандцы начали свою атаку.
   Король, в свою очередь, готовил основные силы, которые должны были развить успех. Четыре полка, насчитывающие примерно три тысячи человек.
   Шведские Смоландский и остгёталандский полки - тяжёлые кирасиры, по броне и вооружению, хотя идея была подмочена похожими на пони лошадьми. Два финских полка были бронированы и вооружены куда легче, но их русские лошади были гораздо лучше.
   Финны, как их скакуны, предпочитали яростный восточноевропейский стиль конного боя. Нехватку дисциплины они компенсировали рвением. Они уже завели свой свирепый боевой клич: "Хаакаа пелле!"
   Руби их!
   Густав собирался возглавить атаку, во главе шведских полков. Он задержался только чтобы оценить ход сражения слева. Правда ничего не было видно - пыль распаханного поля, поднятая тысячами атакующих, смешавшаяся со стелющимся пороховым дымом, превратила поле боя в лоскутный ковёр.
   Но он мог слышать битву, и потребовалось не больше нескольких секунд чтобы принять решение. Горн - добрый Горн! надёжный Горн! - продолжал сдерживать Тилли.
   Вынув саблю, он указал ей вперёд
   - С нами Бог! - прорычал он - Победа!
  
   Первая атака имперской кавалерии разбилась об оборонительные порядки Горна. Всадников католиков ошеломило то, с какой скоростью шведы заняли новые позиции - они ждали неуклюжих манёвров континентальных армий.
   Другие могли бы предупредить их. За последние двадцать лет, небольшая армия Густава умыла кровью датчан, поляков и русских. Датчани могли поведать о Боргхольме, кристианаполе, Кальмаре и Ваксхольме - тех местах где несоверешеннолетний шведский король превзошёл их. Русские могли бы рассказать о Гдове и Пскове. А поляки могли бы зачесть целую скорбную литургию: Рига, Кокенгаузен, Митава, Бауска, Вальхоф, Бранёво, Фромборк, Толькмицко, Эльблинг, Мариенбург, Диршау, Меве, Пуцк, Орнета, Данциг, Гужно, и Ногат.
   Заносчивые кирасиры в армии Тилли и не думали спрашивать. Они были, в большинстве своём, из южной Германии, получали деньги Максимллиана Баварского. Что могли значить для них балтские и славянские названия битв?
   Да в те годы, Густав-Адольф знал и поражения, датчане разбили его при Гельнгборге, поляки - при Хонигфельде. Но поляки и датчане могли рассказать войскам под габсбургскими знамёнами и о невероятной гибкости шведского короля. Он оправлялся от неудач с новыми силами, используя поражения как науку.
   Люди тили тоже пройдут эту школу - долгий и суровый урок, прежде чем этот день закончится. К сожалению, они окажутся не очень способными учениками. Надменный Паппенгейм, который сейчас пытается собрать своих кавалеристов где-то на дороге в Галле, выучил один урок. Шведские клячи может быть и душераздирающее зрелище, но нет ничего жалкого в людях которые сидят на них верхом. Ни в них, ни в прикрывающей их пехоте. Семь раз Черные кирасиры атаковали шведский строй. И семь раз их отбросили - а затем обратили в бегство контратакой.
   Не очень усердные ученики, нет. В данный момент имперская кавалерия не сдала урок в восьмой раз. Первая атака, сломив голову, неудержимо, с уверенностью в победе - никакого караколе на этот раз! - разбилась как волна о камни. Они ожидали встретить растерянного и растрёпанного врага, дезорганизованного внезапным бегством саксонцев. Вместо этого, кирасиры католиков натолкнулись на прочную хорошо организованную оборону. Горн успел даже занять и подготовить канавы вдоль дороги на Дюбен.
   Прогрохотали шведские мушкеты, шведы крепко держали свои пики. Имперская кавалерия отошла.
   Отошла но не лишилась решительности. Тили и его люди одержали первую победу католиков в Тридцатилетней войне - в битве при Белой Горе*. За прошедшие одиннадцать лет было и много других триумфов. Да, за эти годы армию заслуженно обвиняли во многих преступлениях. Но, ни разу - в трусости.
   *8 ноября 1620, Белая Гора ныне - район Праги. Чехи считают это событие очередной утратой независимости. прим. пер.
   Они снова яростно атаковали белым оружием. И снова были отброшены.
   Пехотные терции подошли ближе. Увидев, что они приближаются, кавалеристы пошли в ещё одну отчаянную атаку. Победа будет за ними! Не за какой-то жалкой пехтурой!
   Бесполезно. Терции ползли вперёд.
   Наконец, имперские кирасиры убрали сабли и вернулись к колесцовом пистолетам. Они завели карусель караколе, разряжая пистолеты издалека и откатываясь на перезарядку. Что ни говори - они были наёмники, и не могли позволить себе терять драгоценных лошадей. А они уже осознали, как и люди Паппенгейма до них, что шведская тактика против тяжёлой кавалерии состояла в том, чтобы направлять пики и мушкеты в лошадей. Так их обучил и натренировал король. Густав-Адольф давно понял, что его шведские пони - не ровня немецким скакунам. Значит сначала надо перебить скакунов.
   Терции всё также двигались наискосок через поле, нависали над шведским левым флангом, уже изогнувшись вправо относительно исходного построения. Терции семнадцотого столетия были похожи на ледник. Неторопливые и неодолимые.
  
   Но это тоже было иллюзией. Этот ледник был готов расколоться, под артиллерийским обстрелом, которого прежде не встречал. Сегодня в поле была лучшая артиллерия мира, под руководством лучшего артиллерийского командира. Торстенссон не нуждался в приказах, и его король даже не удосужился послать к нему гонца. Юный генерал от артиллерии, увидев, как Густав развернул бригады Хепберна и Вицхама на помощь Горну, сразу понял, что должно случиться. При всей осторожности Густава в стратегии, на поле боя он был неизменно наглым. Торстенссон знал о грядущей контратаке, и о своей задаче подвергнуть терции массированному артиллерийскому обстрелу перед этим. Обстрелять их, ошеломить их, пустить им кровь. Как пикадор на арене, он ослабит зверя для матадора.
   - Повернуть орудия! - Прорычал он. Торстенссон, как всегда в бою, пеший, рванулся чтобы встать перед батарей. Похоже, это был день для размахивания шляпами - он сорвал свою с головы, и начал ею размахивать.
   - Повернуть орудия! - ещё один рык заставил его поперхнуться. Этим летом на местность обрушилась засуха, и равнина была крайне сухой. В его горло попала поднятая тысячами лошадей пыль. Используя шляпу как указатель, Торстенссон подчеркнул приказ.
   Расчёты были ветеранами. Немедленно, пыхтя от напряжения, они налегли на спицы колёс, разворачивая полевые пушки, дабы подставить пересекающие перед ними поле терции под продольный огонь.
   В батареях было два типа пушек. Большая их часть, сорок две штуки, были так называемые "полковые пушки". Трёхфунтовки - первая в мире настоящая полевая артиллерия. Сделанные из литой бронзы, с лёгким стволом, эти орудия могли сравнительно легко маневрировать в поле. В ходе экспериментов, шведы установили, что при уменьшенной навеске пороха, эти пушки могут стрелять раз за разом. Они были бесполезны при осадах, но потрясающе эффективны на поле боя.
   Более тяжелыми полевыми орудиями были двенадцатифунтовки. Густав-Адольф за последние годы сильно упростил свой орудийный парк, основываясь на опыте польских кампаний. В Германию он взял с собой только три типа орудий - лёгкие и тяжелые полевые пушки и двадцичетырёхфунтовые осадные. От остальных, включая, сорокавоьмифунтовые, использовавшихся обычно для разрушения укреплений он отказался.
   Трехфунтовки открыли огонь через пару минут. Вскоре к ним присоединились двенадцатифунтовые. К моменту когда терции Тилли дошли до угла шведского построения, они оказались под сильнейшим обстрелом шведской артиллерии.
   Осознав, что битва вступила в критическую фазу, Торстенссон приказал поднять темп стрельбы, до почти неосторожной величины.
   - Мне нужен выстрел каждые шесть минут! - рычал он, рыся взад-вперёд за линией орудий - Не меньше! - Он пости плясал от возбуждения, размахивая шляпой - Я повешу расчет, который выдаст меньше!
   Его люди скалились - Торстенссон всегда издавал леденящие кровь угрозы в бою. И никогда не выполнял их - в этом совершенно не было нужды. Его люди снова вошли в ритм и уже совершали один выстрел в шесть минут, темп который считается максимальным для того дня.
   Разумеется, его нельзя было поддерживать вечно. Проблема была не в расчётах, а в пушках - они стреляли уже три часа, каждая из них выпустила почти по тридцать ядер. Ещё десять выстрелов, при такой скорострельности, и пушкам придётся замолкнуть. Скорее всего, на час минимум, чтобы дать стволам остынуть.
   - Да пусть эти проклятые хрени расплавятся! - рычал Торстенссон. Он запустил шляпой в сторону терций. - Я хочу видеть вон те баталии разбитыми! Разбитыми ну куски, слышите вы?!
   Ухмылки поползли долой с лиц артиллеристов, они поняли что Торстенссон совершенно серьёзен. Если будет необходимо, он продолжит огонь даже далеко за безопасноый момент. Пушкари потели сохраняя ритм. Ну и пусть. Если расчёт погибнет от разрыва орудия, ну и пусть - Торстенссон сам возьмётся за прибойник.
   Ядра пробивали в плотных построениях католиков огромные дыры. Пушкари Торстенссона были лучшими в мире, и они знали, чего хочет их командир.
   - Огонь на рикошетах! - Торстенссон взмахнул рукой как будто пуская блинчики по воде. - Только рикошеты! Я видел, как два ядра подряд вошели в землю! Я повешу расчёт! Повешу их, слышите?!
   Его люди смеялись - ещё одна пустая угроза. Почти каждый сделанный ими выстрел был тем, что хороший артиллерист понимает под "стрельбой на рикошетах".
   "Стрельба на рикошетах" была бесполезна против укреплений, но против людей вполе она была опустошительной. Ядра касались земли в дюжинах ярдов перед целью, и отскакивали под небольшим углом, вместо того чтобы зарыться в землю. После первого отскока они летели на выосте от колена до плеча. Чугунные снаряды обрушивались на плотные ряды солдат как шар в кегельбане - только вместо того, чтобы сбивать кегли, они рвали людей. Даже трёх фунтовое ядро на такой дистанции могло запросто убить или искалечить дюжину человек. Двенадтифунтовки несли настоящее опустошение.
   Артиллерия Торстенссона рвала терции, как касатка рвёт плоть огромного кита. От льющейся крови начала улегаться пыль. Солдаты идущих сзади терций с трудом продвигались через грязь образовавшуюся от крови их товарищей - и добавляли свою собственную. Рикошет, рикошет, рикошет, рикошет. Смерть махала своей косой в этот день, махала безжалостно.
   Даже люди Тилли не могли безропотно снести подобный огонь. Отважные, как и всегда, новобранцы шли за ветеранами, они выполняли приказ и медленно ползли к углу шведского построения. Но их строй становился всё более и более потрёпанным. Сейчас пикинёры получали ранения ещё и от оружия их же товарищей, спотыкавшихся о трупы и не справлявшихся с оружием.
  
   Тилли смотрел и бледнел всё больше. На переднем крае наступавших терций, он остановил коня и посмотрел назад на побоище.
   - Господь на небесах - пробормотал он. Валленштейн пытался предупредить его о шведской артиллерии... Валлентштен, этот богемец с чёрным сердцем! Да, он - и дюжина польских офицеров, подчиненных самого Тилли. Но Тилли не поверил им...
   - Господь на небесах, - пробормотал он снова. На секунду он задумался об изменении направления удара. Развернуться, и привести проклятые пушки к молчанию.
   Развернуться...
   Тилли отбросил это порыв. Его баталии не "разворачивались". Не могли развернуться. Они были инструментом сокрушающей победы, а не мудрого манёвра.
   - Победа, - прорычал он. Ему было семьдесят два, и не днём меньше. Семьдесят два года и ни в один из этих дней он не знал поражения.
   - Вперёд! - проревел он. Старый генерал выхватил меч и порысил к переднему краю. Он указал мечом на левый фланг шведов.
   - Вперёд! - проревёл он - Победа там!
   Терции подчинились, и подчинились, и подчинились - семнадцать баталий, на всём протяжении фронта, качнулись вперёд. Никто из них не сомневался в своем долге. Ни одна терция, ни один ряд, ни одна колонна, ни один человек.
   Торстенссон разбросал их кишки по земле. Плевать.Они уже ходили через них. Торстенсон раскрасил землю их кровью. Плевать. Им доводилось умываться кровью раньше. Тостенссон разнёс их в пух и прах как никакой артиллерист в их суровом опыте. Плевать. Тилли их ещё никогда не подводил.
   Многие из них были убийцами. Ворами и насильниками. Трусами - никто.
   Разбитый шведский угол был уже перед ними. Подобно медведю, оставляя кровавый след, терции были готовы раздавить свою жертву.
   Наконец-то!
   - Папаша Тилли! - прорычали они - Дева Мария!
  
   Но угол не был разбит. Больше не был. Горн - надёжный Горн, надежнейший Горн - перестроил линию ещё до получения королевского приказа. Теперь шведский левый фланг образовывал прочный угол построения. Имперская тяжелая кавалерия уже разбилась об эту балтийскую скалу. Терции накатились... и не добились большего.
   Пика против пики, в этом католики были равны свои врагам. Но шведский король больше верил огневому превосходству чем холодной стали. Он изучил методы голландцев, и проверил их в Польше и России.
   При Брейтенфельде, у шведо было большее соотношение мушкетов к пикам чем у их врага. И более важно - Густав-Адольф учил их сражаться в неглубоких построениях, по примеру голландцев. Мушкетеры Тилли стояли по тридцать рядов глубину. Большая их часть не могла выйти на линию огня. Мушкетёры Густава - не более чем шесть рядов - вполне достаточно, чтобы дать время на перезарядку, пока стреляет первый ряд.
   Шведские пики удержали терции на время достаточное, для того чтобы начало сказывать шведское превосходство в огневой мощи. Люди Тилли были несгибаемы, но они не смогли прорвать шведскую линию. Они просто... погибали. А тем временем, король Швеции готовил им смертельный удар.
   Тилли и его терции не могли поворачиваться, а вот Густав-Адольф - мог. И сделал это.
  
   Глава 36
  
   Король лично возглавил атаку вверх по склону, на имперские пушки:
   - С нами Бог! - ревел он, саблей указывая вперёд своим всадникам.
   За его спиной, Андерс Йонссон злобно вращал глазами. У Густава-Адольфа были с собой два колесцовых пистоля в ольстрах у седла. Но он никогда их в бою не использовал - утверждал, будто это оружие слишком неточно, но на этот счёт его телохранитель сомневался. Окороль очень трепетно относился к своей близорукости, и, по мнению Йонссона, его нежелание их использовать было обусловлено тем, что он не смог бы попасть в пресловутый сарай, широкую его стену.
   Андерс пришпорил лошадь, дабы оказаться рядом с королём.
   - Предпогается, что я должен охранять Ваше Величество, - рыкнул он - не наоборот.
   - Достань лошадь побыстрее - ухмыльнулся в ответ Густав, и снова взмахнул саблей - С нами Бог!
   За ними отозвались эхом смоландцы и ост-гёталандцы. А обеих сторон от них - финны уже обходили более медленных шведов - раздался леденящий кровь финский боевой клич.
   - Хаака пелле!
  
   Прямо перед кавалерией, почти на гребне холма, располагались имперские батареи. Как бы ни были медлительны терции, большие пушки были ещё медленнее. Приказ Тилли на марш наискосок застал артиллеристов врасплох. Они всё ещё запрягали лошадей и быков когда Густав начал атаку.
   Пушкари католиков увидели тысячи шведских и финских всадников, устремившихся к ним. Прикрытия, за исключением небольшого отряда пикинёров, у них не было
   Один из артиллеристов начал судорожно распрягать переднюю лошадь в упряжке своей шестифунтовой пушки.
   - Что ты творишь? - спросил его товарищ.
   - Я уматываю отсюда - шепнул канонир - если ты умён, делай как я - эти финны такие же дикари, как хорваты.
   Его напарник побледнел, он (rammer) несталкивался до этого с финнами, но хорватов знал. Они составляли значительную часть лёгкой кавалерии Габсбургов, и были из вестны как искусством езды так и своей жестокостью. Нужды в пленных хорваты не испытывали.
   Канонир распряг лошадь и неуклеже пытался на неё забраться - не было ни стремян, ни седла, всей упряжи один недоуздок. Напарник услышал доносящий издалека вой финнов "Хаака пелле?" - задумался он, слов он не понимал.
   - Это означает "Руби их" - проворчал канонир, - если тебя, конечно, это интересует. - он ударил по бокам своего скакуна лишенными шпор каблуками. Растерянная упряжная лошадь сорвалась в неуклюжую рысь. Мгновением позже, больше вдохновлённая страхом и яростью в голосе - внезапно перешла на галоп.
   Ехавший без седла и сремян канонир грохнулся оземь. Смерть его была довольно быстрой - на его сломанную шею наступила лошадь его товарища, также попытавшегося покинуть это место. В отличие от канонира, его напарник ухитрился, вцепившись в гриву, удержаться на спине лошади но это ему не сильно помогло. Непривычная к верховой езде лошадь, была так растеряна и испугана, что проскакала по кругу и принесла его (опять rammer) прямо к группе финских всадников.
   - Хаака пелле!
  
   Большинство же имперских артиллеристов не имело возможности спастись верхом - ну или попытаться сделать это. Шестифунтовок, в которые запрягали лошадей, в армии Тилли было мало. Армии католиков предпочитали двенадцати- и огромные двадцатичетырёхфунтовые орудия, который перемещались воловьими упряжками. Артиллеристам пришлось спасаться пешком, в большинстве случаев - вполне успешно. При всей своей репутации дикарей, финны находились под командованием Густава-Адольфа, и были вполне дисциплинированы. Король был скор на расправу с кавалеристами которые бросались в неуправляемые атаки, когда надо было делать дело.
   - Бери пушки! - Проревел Густав. Не удостоив вниманием рассыпавшихся в тылу имперских артиллеристов, финны подобно ястребам устремились к орудиям. Несколько небольших горсток имперцев, попытавшихся удержать свои позиции, были изрублены за пару минут. Ко времени прибытия Густава-Адольфа и шведских полков, вся артиллерия Тилли была захвачена.
   Густав рысил на своем скакуне взад-вперёд. Убрав саблю в ножны, он снова размахивал шляпой.
   - Разворачивайте их! - ревел он, его могучий голос был хорошо слышен сквозь шум битвы. - Я хочу чтобы вы повернули их на Тилли! Сейчас же, слышите? Сейчас же! Давай-давай-давай!
   Финны проигнорировали приказ - они знали что он отдается не им. И пока они организовывали защиту от вражеской кавалерии, сотни смоландцев и ост-гёталандцев спешились. Поспешно, используя брошенные сбежавшими канонирами католиков рычаги, они начали разворачивать огромные орудия. Ещё до завершения поворота, другие начали заряжать их.
   Конечно, они делали это медленнее и не так сноровисто, как люди Торстенссона. Но, в отличие от кавалерии иных армий, кавалеристы Густава были подготовлены к действим в качестве артиллеристов, или даже пехоты. Как и в других государствах, в шведской кавалерии преобладали дворяне, но у шведской аристократии было мало заносчивости их континентальных собратьев - а ту что была, из них была быстро выбита королём путем тренировок и строгой дисциплины.
   И вскоре пушки были наведены. Густав не дожидался полной готовности, дабы дать единый залп, как делали артиллеристы Торстенссона. Каждое орудие стреляло как только это было возможно.
   Стрельба была неупорядоченной, медленной и неточно нацеленной. Но это было уже не важно. Армия Тилли была к этому моменту основательно потрепана и наполовину сломлена, исковеркана напряжением боя до неузнаваемости. Жесткие построения терций распались, зажатые между неподдающейся линией Горна и обстрелом артиллерии Торстенссона. А теперь свою лепту внёс и огонь их собственных тяжелых орудий. Огромная масса католических солдат - теперь не сильно отличавшаяся от толпы - была целью в которую было сложно промахнуться даже кавалеристам вставшим у захваченных пушек. А размер ядер компенсировал недостаток точности. В отличие от опытных и хорошо подготовленных артиллеристов Торстенссона, у кавалеристов, чаще всего, не выходило стрелять на рикошетах. Но среди тысяч людей, сбившихся так плотно, что они с трудом могли пошевелиться, двенадцати- и двадцатичетырёхфунтовые ядра легко сеяли смерть.
   Это был один из немногих случаев в жизни, когда даже Густав-Адольф не испытывал искушения предпринять ещё одну атаку.
   Ну... Почти не испытывал.
   - А может... - услышал йонссон его бормотание. - Может... - Король сверлил взглядом далёкого врага, встав в стременах. Его огромная туша напоминала поднявшегося медведя, смотрящего на раненного лося.
   Его телохранитель быстро сказал
   - Ваше Величество, это дело решённое - указал он на имперцев саблей - Мы прикончили их. Всё.
   Король вздохнул
   - Им стоит сдаться сейчас. Их кавалерия бежала. Шансов на контратаку нет. Они в ловушке.
   Йонссон ничего не ответил - шансов на капитуляцию противника не было. Только не под командованием Тилли.
   - Бедный Тилли, - размышлял вслух Густав - Паппенгейм погубил его дважды. Сначала сделал его магдебургским мясником... И теперь - навсегда.
   Осматривая местность своим близоруким взглядом, он не видел ничего кроме расплывчатых очертаний. Но зрелище нравилось ему всё равно.
   - А теперь навсегда - Брейтенфельдом.
  
   - Паппенгейм да будь ты проклят - прошептал Тилли. Лицо старого генерала заострилась, когда адъютант затянул повязку туже, но он не высказал возвражений. Только ещё одно тихое проклятье.
   - Будь ты проклят Паппенгейм.
   Тилли лежал на земле почти в центре своего войска. Сегодня он был ранен уже дважды. Первая рана была пустяком, всего лишь здоровый синяк оставленный отскочившей от кирасы мушкетной пулей. Рана в бедро, которой сейчас занимался адъютант, была гораздо серьёзнее. Подброшенная ядром одной из этих дьявольских шведских пушек пика проделала в нём неплохую дыру. Вся его нога была покрыта кровью.
   Вслух Тилли ругал Паппенгейма, а вот молча - себя самого.
   "Надо было послушать Валленштайна. Так быстро! Так быстро! Никогда не видел, чтоб армия так быстро двигалась. Как шведский ублюдок делает это?"
   Старик испытывал искушение от страшного унижения и боли закрыть глаза. Но поборол этот порыв. Даже когда увидел, как менее чем в сорока ярдах от него ещё дюжинr его людей была превратило в кровавую, полную осколков костей кашу очередное ядро. Ни один человек не мог бы сказать, будто Тилли - Йоханн Церклас, граф фон Тилли! - не смог встретить разгром так же бесстрашно, как обычно встречал триумф.
   Подошли и встали рядом с ним на колени двое его офицеров с осунувшимися лицами.
   - Надо сдаваться, генерал. - сказал один из них.
   - Путей отхода нет, - добавил второй, - только не без кавалерии, которая могла бы нас прикрыть. Шведы и финны изрубят нас.
   Ослабевший от потери крови, всё ещё лёжа на спине, Тилли покачал головой. Несмотря на всю усталость и кровопотерю, жест был твёрдым.
   - Нет. - и прошептал - Проклятый Паппенгейм и его любимые Чёрные кирасиры! - он на миг закрыл глаза. И повторил - Нет. Я не сдамся.
   Адъютанты попытались возразить, но Тилли, стиснув кулак, заставил их замолчать. Он снова открыл глаза и посмотрел на небо.
   - Когда зайдёт солнце? - спросил он.
   Один из офицеров глянул вверх.
   - Час или два.
   - Держитесь - прорычал Тилли. - Продержитесь до ночи. Тогда люди смогут отступить. Это будет бегство, но темнота не позволит шведам организовать преследование. Мы спасём большую часть армии.
   - То что от неё останется - пробормотал адъютант.
   Тилли посмотрел на него, потом на других, потом на ещё трёх идущих к нему офицеров.
   - Бесполезно - рыкнул он -так же плохо как и с Паппенгеймом. Только слава и никакой отваги.
   Он повернулся к адъютанту, и приказал.
   - Подними меня. На коня.
   Адъютант и не подумал возвразить. Усадить старого генерала на коня оказалось делом нескольких минут.
   Тилли насмешливо посмотрел на них из седла.
   - Капитуляция, говорите? Будьте прокляты! Мои парни останутся со мной.
  
   Так и произошло. До самой ночи, Тилли находился невдалеке от переднего края имперского строя, удерживая людей личным примером и силой воли.
   - Дева Мария! - кричали они, умирая. - Папаша Тилли!
   На закате, Тилли был ранен снова. Никто не видел, что нанесло рану: возможно, мушкетная пуля, а возможно, судя по виду жуткой дыры в плече, это был ещё один обломок, поднятый в воздух этими ужасными шведскими пушками.
   Его спасли адъютант и несколько солдат. Соорудив импровизированные носилки, они унесли его в тыл. Прежде чем, через пару минут, потерять сознание, Тилли обзывал их трусами. Когда носилки проходили через разбитые терции, группы его солдат создавали защитный коридор, пропуская своего командира в безопасное место.
   Для остальных, падение Тилли послужило сигналом к бегству. Ветераны католиков больше не могли снести эту бойню. Меньше чем за пять минут, упорно державшийся часами строй обратился в паническое бегство. Бросая оружие и снаряжение, они бросились искать убежища во тьме и далёких лесах.
   Большинство из них спаслось. Густав отдал приказ не преследовать их. Отчаянная отвага Тилли, сдержавшего шведов до наступления ночи, сделала полное уничтожение его армии невозможным.
  
   Встав после битвы на колени, чтобы помолится, король Швеции не чувствовал себя обделенным и не проклинал своего оппонента. Он понимал, с какой целью пошёл Тилли на это кажущееся безумным сопротивление, и не находил для него других чувств, кроме восхищения.
   И, сказать правду, определённого удовлетворения. Пал последний из великой линии, но пал подобно огромному дубу, а не сгнил как пень. Что-то в короле, набожном лютеранине, усмотрело руку Господа в бурном, но величавом крахе его врага-католика. Пути Господни неисповедимы, но Густав-Адольф считал, будто может уловить что-то от божественного замысла, в том, как пал Тилли.
   Собственно это не очень важно. Пусть Густав-Адольф не смог полностью уничтожить врага, но он выиграл величайшую битву за десятилетия, возможно - века. И если Тилли и предотвратил полный крах, катастрофа всё равно была невообразимой. Гордая имперская армия, побеждавшая всех противников, с какими только столкнулась со времён Белы Горы, была обращена в руины.
   При Брейтенфельде, потери шведских войск составили примерно две тысячи человек. Их противника?
   Семь тысяч убитых.
   Шесть тысяч раненных и пленных.
   Вся артиллерия - захвачена.
   Имперский обоз целиком - захвачен.
   Девяносто боевых знамён - захвачены.
  
   Дорога в центральную Европу была ныне открыта. Вена, Прага, Мюнхен, Майнц - куда бы король ни пожелал направиться. Брейтенфельд открыл её.
   Лев Севера больше не был заперт у Балтики. Теперь был заперт император Фердинанд. Он и его сторонники из инквизиции.
  
   - Пошлите за Валленштайном. - Услышав новости, сказал Фердинанд. Придворные начали было возражать, но Фердинанд остановил их нахмурившись. - Я не доверяю и презираю этого человека также, как и вы. - прорычал он -Но, есть ли у меня выбор?
   Тишина была ему ответом. Выбора не было
  
   Кардинал Ришелье, услышав о Брейтенфельде, не вздыхал. Это был не его стиль. Он вообще ничего не сказал, его сухощаваое умное лицо осталось таким же бесстрастным. Он не подал ни единого намёка на свои чувства и мысли.
   Он немедле отпустил своих помошников. Затем, сидя в одиночестве своего кабинета, начал писать письмо.
  
   Дорогой мой Валленштейн.
   Приветствую, и да прибудет с тобой Господне благословение. Когда ты прочтешь эти строки, известия о Брейтенфельде уже достигнут тебя. Я уверен, ты вспомнишь разговор, который у нас когда-то был. Я сожалею, что не прислушался к твоим советам и предупреждениям. Мне казалось, что в том, чтобы действовия в том направлении, что ты предлагал тогда, должны нести взаимную пользу. Я уверен, ты с легкостью поймешь что я имею в виду, без дальнейших подробностью. Если ты до сих пор думаешь также, дай мне знать.

Ришелье.

  
   Пока враги его - тайные и явные - сговаривались против него, король Швеции усиливал свои позиции в центральной Германии. Он оставил захват Лейпцига на смирившихся саксонцев, а сам последовал за отступающей армией Тилли. Два дня спустя, он захватил ещё три тысячи пленных в небольшом сражении при Мерзебурге. 21 сентября, через четыре дня после Брейтенфельда он взял Галле, и позволил своим людям отдохнуть и восстановить силы.
   Будущее было неясным, он не был уверен в дальнейшем маршруте. Разномастные союзники и советники уже склоняли его действовать во множестве разных направлений.
   Это было существенно. Какой бы путь он бы не выбрал, Гусав-Адольф был уверен в одном. При Брейтенфельде мир изменился навсегда.
   Брейтенфельд. Брейтенфельд - навсегда!
  
     Глава 37
  
      Название Брейтенфельд стало известно в Грантвилле к концу сентября. В городе вспыхнул праздник, продолжавшийся целых два дня.
     Тот факт, что католики, составляющие более половины населения, в полной мере участвовали в праздничных мероприятиях был знаком того, насколько мало религиозная принадлежность была в центре конфликта. Простолюдины Германии, по большому счету, как правило, равнодушны к христианской конфессии своих соседей. Это дело аристократии и князей, прежде всего династии Габсбургов, которая создала эту проблему в Священной Римской империи. И хотя каждый из дворян утверждал, что их не ведет исключительно благочестие, в действительности речь шла о власти и привилегиях, поставленных на карту. Огромные армии наемников, разорявшие Центральную Европу, были готовы вербовать в свои ряды и католиков и протестантов, независимо от их официального вероисповедания. Многие из "католических" наемников, потерпевших поражение от американцев и включенные затем в их новое общество, когда улеглась пыль, оказались лютеранами или кальвинистами..
      Итак, все праздновали. Даже Симпсон и его окруженин, на этот раз воздержались от своих обычных обвинений и протестов. Даже быку было бы понятно, что шведский король своей великой победой при Брейтенфельде снял большую часть военных проблем для Тюрингии.
     Большую часть, но не все. Уже не существовало официальной имперской армии, угрожающей провинции. Но сокрушенная армия Тилли, рассыпаясь оставила множество осколков. Один из них под командой самозваного "капитана" решил искать убежища на зиму к югу от Гарца.
      Эта армия оборванцев насчитывала около тысячи мужчин, в сопровождении в два раза большего количества обитателей обоза. Они мирно прошли в южную Тюрингию, в отчаянных поисках еды и укрытия от наступающей зимы. Они слышали, что эта местность в значительной степени пощажена войной. Они верили этим слухам.
     Также они узнали, что где-то там скрывается группа колдунов. Но эти слухи они отбросили. Колдовство было делом старух, накладывающих вредоносные заклинания на своих соседей, а не могучих колдунов, сокрушающих целые армии.
     О том что они ошибаются, они узнали в тридцати милях от Грантвилля на небольшом перекрестке недалеко Йены.
     
     
     ***
     
      Йена был университетским городом, известным всей Германии как центр учености. Его коллегия Jenense была основана в 1558 году с помощью протестантского реформатора Меланхтона. Население города составляло несколько тысяч, но, в отличие от Баденбурга город не был укреплен и по сути не имел никакой защиты. Когда прибыли известия о приближающейся армии наемников, горожане впали в панику.
     Нотабли совещались, обсуждали, спорили и ссорились. Что делать? Традиционным средством в таких случаях, было заплатить столько, сколько требуют вымогатели. Но не было никакой гарантии, что эта мера защитит город от такого недисциплинированного и малоуправляемого войска. Так или иначе, вопрос оставался спорным. Казна Йены уже была разорена Тилли.
     Сопротивляться ? Чем ?
     Безусловно, студенты университета, собравшись на улицах бесстрашно размахивали дубинами и требовали, чтобы их вели в бой. Нотабли воздержались от сарказма, так как студенты начинают буйствовать, если над ними посмеяться. Но они не приняли предложение всерьез. Несколько сотен студентов, вооруженных дубинками, против тысяч реальных солдат, вооруженных пиками и аркебузами?
      Абсурд.
      Затем пришло неожиданное предложение помощи. Из таинственного нового города на юго-западе, называющегося Гратвиллем. Города колдунов, как говорили некоторые. Логово чар и колдовства. Нобили в частном порядке консультировались у ведущих профессоров университета. Теологов, экспертов по Дьяволу и его козням. Богословы, конечно, тоже вели диспуты, спорили и ссорились. Но недолго. Божественная воля становится предельно ясной, когда альтернативой является разрушение города. Господь желает, чтобы предложение о помощи было принято.
      ***
     
      Три дня спустя, военный контингент из Грантвилля прошел через город, чтобы преградить путь надвигающимся наемникам. Горожане успокоились, когда вождь этих сил заявил, что они не намерены занимать Йену. Еще больше они обрадовались, когда командиры 'американцев' (этим странным именем они себя называли) подтверждили, что им не нужна ни плата ни дань. Как они сказали в своем предложении только торговля и коммерция. О, да еще и обмен знаниями с преподавателями университета и студентами и использование его знаменитой типографии.
      Что может быть в этом опасного?
      Половина города, и все студенты, явились смотреть на марш американцев. Они выстроились вдоль дороге, ведущей в Лейпциг, с дикими приветственными воплями. Аплодисментов не уменьшил и относительно небольшой размер американской армии. В нее входило лишь четыреста человек, но они шли в отличном порядке и казаилсь полными уверенности в себе. Так же как около двухсот сопровождавших их шотландских кавалеристов.
      Наблюдавших за ними бюргеров и их жен проходящая армия тревожила. Ну да, дисциплинированная и не агрессивная! Но оружие и снаряжение . Однако с другой стороны студентов отнюдь не пугало громадное транспортное средство, возглавлявшее процессию. Наоборот, несообразный вид этой вещи их просто очаровал. И как только наиболее смелые из них установили ее название, дальнейшее движение вызывало только новые приветственные крики:
      БТР! БТР! БТР!
     
      Пожилые были менее восторженны. В устах некоторых матерей семейств слышно было имя Дьявола, передававшееся из уст в уста. Тем не менее, нобили были готовы принять разъяснения студентов. Даже они слышали о Леонардо да Винчи, хотя никогда и не видели его эскизов.
      Винтовки, как ни странно, вызвало большее недоумение. Грузовик-угольщик, превратившийся в бронетранспортер был слишком диковинен для горожан, но многие из них были хорошо знакомы с огнестрельным оружием. И вид американских аркебуз вызывал у них холодок в спине, со стороны, конечно не заметный . В красоте этих вещей было что то от змеи или рептилии.
      Камуфляж также вызывал комментария, как и мотоциклы. Курьеры и разведчики, это очевидно, хотя зрителей и озадачивали небольшие черные ящики, в которые мотоциклисты что-то говорили. Наиболее проницательные из студентов заметили подобное устройство в руке американского командующего, ехавшего в другом автомобиле. Вопросы задавались проходящим американским солдатам на запинающемся английском. Как только было установлено, что многие из этих солдат на самом деле немцы, дополнительные замечательные аббревиатуры добавились к приветствиям.:
      Четыре на четыре! Четыре на четыре!
      СиБи! СиБи! СиБи!
      ***
     
      Присев на корточки в задней части забронированного пикапа, Майк усмехнулся. Франк, оперативный командующий маленькой армии, ехал впереди. Как только Фрэнк перестал говорить по радио, Майк наклонился и прошептал ему сквозь небольшое окно в задней части кабины.
      - Видишь? спросил он. - Что я тебе говорил?
      - Ладно, ладно, - проворчал Франк. - Кончай мне плешь проедать!
      Довольный, Майк откинулся на спинку стула. Но его усмешка не исчезла. Он адресовал ее другим шести пассажирам в задней части грузовика.
      - 'Фамильярность порождает презрение', - заявил он. - Дайте чему-нибудь имяе и оно перестает быть таинственным и дьявольским. Вот так вот! Вот почему я сказал Генриху и его парням, чтобы они распространялись о названии, если кто-нибудь спросит.
      Интерьер кузова, закрытого сваренными четвертьдюймовыми пластинами, был темен и мрачен. Но света, проходящего через амбразуры было достаточно, чтобы Майк видел лица своих товарищей. Они откликнулись на его веселую улыбку своими улыбками, смешанными с нервозностью, кроме одной.
      Спокойная, или, скажем лучше, беззаботная улыбка была на самом деле довольно озорной. Глаза его блестели азартом и радостью.
      - Слышишь, Фрэнк? - спросил ухмыляющийся Майк, - 'Фамильярность порождает презрение'!
      Фрэнк повернул голову и сердито посмотрел через заднее окно. Сначала уставился на беззаботную улыбку, потом обозрел все остальное.
      - А я тебе говорю, что девчонкам тут нечего делать! - отрезал он.
      - Девчонки'?- фыркнула Гейл Мейсон. - Мне тридцать два, старый пердун. Я помню, ты мне говорил это в первый же день, как я пришла на шахту! Не десять ли лет назад это было ?
      Фрэнк посмотрел на Гейл, а она на него. Гейл была достаточно привлекательной женщиной, коренастой и мускулистой. Лицо у нее было слишком простым, чтобы считаться красивым, но никто никогда не сказал бы, что она уродлива. Тем не менее, хотя у нее и не было брылей, при взгляде на нее справедливо вспоминался драчливый бульдог.
      - А вот я говорю, что это старым пердунам нечего делать на поле боя!
      - Ну, Гейл - пробормотал Майк. - Будь помягче!
      Фрэнк перевел взгляд с лица Гейл, и сосредоточился на других женщинах в грузовике.
      - Гейл безнадежна, - прорычал он. - Она делает это назло мне. Но вы-то девочки другие, у вас то смысла побольше!
      Молодых женщины в грузовике отказались от своих нервных улыбок, в пользу упорно сжатых челюстей. Кроме Гейл, они все находились или в позднем подростковом возрасте или где то сразу после двадцати лет. Младшая из них, Джулия Симс, являлась облагороженной версией Гейл.
      - Тебе понадобилась прорва времени, чтобы состряпать этот довод, дядя Фрэнк! - отрезала она. - Мы уже прошли через все это, и все решено.- и зло добавила - Ты просто злишься, потому что я лучший стрелок, чем ты, и ты это знаешь! - и буркнула - надоело мне быть чирилидером!
      - Здесь убивают до смерти, - немедленно отозвался Фрэнк.
      - Ты не задержался с тем, чтобы отправить моего парня на передовую!
      Фрэнк был так же упрям, как и его племянница.
      - Это совсем другое дело. Он парень. И я скажу вам кое-что, юная леди. Если твой тупой гребаный приятель еще раз нарушит порядок, из-за беспокойства о тебе, то я ему устрою настоящую преисподнюю! Это одна из причин, по которым я против!
      - Чип? - спросила Джулия. - Ха! Я уже сказала ему, что будет, если он так сделает. Он охотился со мной, он знает. Я его прибью, прежде чем он хоть шаг сделает! При наблюдении за перепалкой, улыбка Майка увяла. Невзирая на настоящее развлечение при виде рефлекторной дерготни старого друга, Майка волновал сам предмет разговора. Майк подумал, что у него еще сохранились остатки традиционного мужского шовинизма, не до конца выбитые из него его пылкой сестрой, но он все еще может признать справедливость пусть и нечетко оформленных возражений Фрэнка. Это был простой факт, что, по большому счету, женщины не так физически подходят для пехоты, как мужчины.
      По большому счету ...
      Майк вспомнил фразу из пьесы он видел ее две недели назад. 'Гамлет' Шекспира в постановке класса средней школы перед битком набитым залом , а затем и транслированный по телевидению. (Они оставили имя автора, Бальтазар не возражал;. Он даже нашел добрые слова, чтобы сказать о работе, увиденной им на премьере).
      По большому счету ...
      Ага, есть из-за чего нервничать.. Что происходит с частностями, когда они заперты внутри этого опасного "по большому счету"? Обобщение - скользкий путь.
      Майк изучал женщин на полу пикапа, удерживаясь рукой от тряски при движении вниз по грунтовой дороге. Джулия Симс, при всей ее красоте , имела телосложение не менее атлетическое, чем любой из мальчиков, которых она подбадривала. Майк не сомневался ни на минуту, что она была в лучшей физической форме, чем девяносто пять процентов мужчин в американско-немецкой армии. Конечно, не столь сильная, как многие из них. Но... Он посмотрел на винтовку в ее руках. По всеобщему признанию, Джулия Симс была лучшим стрелком в Грантвилле. Во всех 17 округах Marion County, если на то пошло. Может быть, даже во всей стране. Был даже разговор со спонсорами о ее выступлении в биатлоне на зимних Олимпийских играх.. Разговор был достаточно серьезным, чтобы Джулия занялась бегом на лыжах и подошла к этому с присущей ей энергией. Она была убеждена, что если что ее и подведет, так это лыжи. Только не стрельба!
      Глаза Майка встретились с Гейл. Взгляд, которым они обменялись был теплым и дружественным. Когда Гейл начала работать в шахте несколько лет назад, она столкнулась с домогательствами некоторых шахтеров. Не очень много, и никакого физического насилия, но достаточно, чтобы заставить ее обороняться. "Обороняться", для кого-то с темпераментом Гейл Мейсон, была неотличимо от 'нападать'. Затем Майк вернулся в Западную Вирджинию, получив бывшую работу его отца, и домогательства закончились в течение недели. И они стали хорошими друзьями.
      Взгляд перешел на женщину, сидящую рядом с Гейл, и озабоченность в нем усилилась.
      - Расслабься, брат мой, - сказала Рита. - Мы будем держаться подальше от неприятностей. Я обещаю".
      Майк печально улыбнулся. Обещания, будь они прокляты! Он знал, свою сестру слишком хорошо.
      Впереди Фрэнк продолжал ворчать.
      - Черт бы побрал эту Мелиссу Мэйли, - доносилось его бурчание. - Тупая безголовая либерально-феминистская безмозглая дура, - и так далее.
      Подпрыгивая в полутьме кузова, Майк и его сестра обменялись ухмылками. Конечно, ответственность за последний всплеск эмоций несла Мелисса. Симпсон, в особенности, казалось, тратит половину времени проклиная ее имя с крыш. В своей неустанной политической компании он давно уже повысил Мелиссу Мэйли до Вельзевула как Сатану - Майка.
      Но по правде говоря Мелисса была вполне себе невиновна. Средних лет школьная учительница была удивлена не меньше прочих, когда Рита и Гейл с Джулией Симс потребовали включить их в состав вооруженных сил Грантвилля.. В хриплой дискуссии, разразившейся в чрезвычайном комитетете, Мелисса колебалась, и колебалась, в отличие от своего обыкновения.С одной стороны, ее феминизм склонял ее поддержать предложение. С другой ...
      В сущности, Мелисса Mailey была в душе пацифисткой. Ну полупацифисткой, по крайней мере. Брамин из Бостона, она родилась и выросла в несколько потусторонней атмосфере. Мысли об оружии никогда серьезно не приходили ей на ум. Даже в те дни, когда она в качестве радикальной студентки колледжа была гораздо больше вовлечена в акции гражданского неповиновения.
      Нет, Симпсон может обвинять Мелиссу во всем, что ему заблагорассудится. И в этом, как во многих других вещах, богатый человек из большого города просто не понимал образа мыслей 'нищего белого отребья", среди которого он оказался. В каких то отношениях они могли быть наивными. Но поколения бедности и тяжелые времена, породили трезвый практицизм, и готовность принять реальность , какой бы она не была.
      Предложение и все, что из него следовало, не казалось странным. Многие из женщин Грантвилля уже служили в армии США, из тех же побуждений, свойственных 'синим воротничкам', которые заставили их братьев и кузенов выступить добровольцами. Наша армия слишком мала? Ну так навербуем женщин!. Бабий хай, бабий хай, бабий хай.
      По большому счету ...
      Прекрасно. Они должны пройти те же физические тесты.
      По большому счету, женщины-добровольцы не смогли пройти строгие испытания у Фрэнка. И Майк отказался от всех просьб, облегчить тесты. Зайти так далеко он был не готов.
      По большому счету ...
      Да, есть проблема. Потому что немало женщин все же прошли придирчивый контроль Фрэнка, и многие из них - с развевающимися знаменами. Если быть точными - то шестеро из них. Все шестеро были теперь ехали в пикапе с официальным командиром армии. Майк решил, что он должен вместе с ними, в их первом испытании в реальном бою.
      ***
     
      - Просто держаться подальше от неприятностей, - сказал Майк, достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми в задней части грузовика. - Сделайте нам всем одолжение, ага ? Держитесь подальше от неприятностей.
      Гейл и Джулия усмехнулись. Остальные три девушки улыбались. Рита казалось , проигнорировали замечание полностью. Она смотрела в одну из амбразур.
     - Держаться подальше от неприятностей, - передразнила она насмешливо. Джефф только что доставил Гретхен. Теперь есть женщина, за которую ты должен будешь беспокоиться.
      Она отвернулась, одарив брата яркой улыбкой.
      - Почему это, - спросила она: - мужики гадят в штаны при мысли о женщине на поле боя, но без проблем отправляют Мату Хари в львиное логово ?
      Майк рассмеялся. - Мата Хари? Вернись в реальность! Гретхен не будет лезть в драку, а будет строить глазки дипломатам и генералам.
      Взгляд его сестры был немигающим. - Нет. Это было бы безопасно, по сравнению с тем, что вы хотите, чтобы она сделала.
      Майк отвел взгляд. К его облегчению, Гейл пришла ему на помощь. - Рита, дай бедному братику передышку, - сказала она, усмехаясь. - Не он ли нас поддержал, протолкнув сюда?
      Ответа его сестры не было слышно. Но Майк так или иначе не услышали бы его. Он увидел Гретхен, все еще целующую своего молодого мужа, стоя радом с мотоциклом Джеффа. Он чуть не засмеялся, увидев шок на лицах немецких бюргеров и их женщин на обочине дороги. На публике! Возмутительно!
      - Вы еще ничего не видели, - прошептал он. - Нотабли Германии, мужчины и женщины, Гретхен грядееееет!
  
   Глава 38
  
   Джеф неохотно её отпустил. 'Береги себя', тихо сказал он, ещё раз крепко её обнимая.
   'Ты мне?', спросила она наполовину в шутку, наполовину всерьёз. 'То федь ты итёшь ф пой. Не я!'
   Но это Джефа не успокоило. 'Всё же...'
   Гретхен обхватила его голову и прижала к себе и быстро крепко поцеловала. Затем она отступила назад, погладив его по пухлой щеке. 'Ити, муш. Фернись ко мне. Целым' (*)
   ~~~~~~
   (*) (*) В этой английской фразе звуки просты и Гретхен произносит её без акцента. Однако, показывая акцент в других английских фразах, приходилось оглушать определённые звуки в русских словах. Так что приходится делать это и здесь.
   Джеф вздохнул. Когда его жене это было нужно, она проявляла просто железную волю. И он точно знал, что сейчас как раз такой случай. Но все еще не понимал, почему Гретхен так быстро, и так страстно, приняла предложение Майка и Мелиссы. Он не спросил её об этом тогда, не собирался спрашивать и сейчас.
   Так что он довольствовался быстрым взглядом на её корсаж и блузку. Эти предметы одежды были пошиты немного большего размера. Благодаря этому, а также впечатляющему бюсту Гретхен, 9мм автоматический пистолет, покоящийся в плечевой кобуре, был почти незаметен.
   Гретхен рассмеялась. 'Не смотри на мейн сиськи!', воскликнула она, встряхнув головой и погрозив пальцем. 'Какой бесстыдник!' Затем очень нежно повторила: 'Не фолнуйся, муж. Ити'.
   Минуту спустя, Джеф, взревев мотором, удалялся прочь. Поставив мотоцикл на заднее колесо, он промчался мимо кучки молодых людей стоявших у дороги. Местных головорезов, как они про себя думали.
   Они были потрясены - не столь акробатическим номером на мотоцикле, сколь свирепой гримасой на лице крупного человека, на нём восседавшего. Этим и ещё, странным, но смертоносным оружием, висевшим у него через плечо. Джеф был бы сильно удивлён, и очень приятно удивлён, узнав, какое впечатление произвел на этих уголовников. Те увидели совсем не застенчивого молодого человека, одетого в кожу. Просто убийцу. Из-за того, что он носил очки, он казался всем ещё более опасным. Очки, без сомнения, для того, чтобы лучше видеть свои жертвы.
   Один из молодых гопников был запуган не столь сильно, как другие. Когда рёв двигателя стих, он взглянул на женщину, стоявшую у дороги, глядя вслед.
   'Хороша', задумчиво смотрел он. 'Очень'.
   'Забудь, Макс', прошипел один из его дружков.
   Макс косо посмотрел на него. 'С чего это Йозеф? Кто узнает? Её мужик может сдохнуть раньше, чем день закончится'.
   Друзья Макса, собрались вокруг, сбившись поближе. 'Я сказал, забудь', повторил Иозеф, крепко пробив ему в плечо. Этот жест вовсе не был игривым, ни коей мере. 'Он может и не доживёт. И даже если так, как насчёт других?'
   Макс решил не связываться. И теперь женщина исчезла в толпе. И ему очень не понравилось, как Йозеф схватился за свой нож. 'Всего лишь пошутил', пробормотал он. Но дал сам себе обещание решить этот вопрос. В одиночку.
   * * *
   Часом позже, мотоциклы уже замерли на гребне не высокого холма, а Джеф и Ларри заметили через бинокли приближающихся наёмников.
   Ладно, Джеф заметил. Лари был слишком занят, любуясь пейзажем. 'Господи, какое замечательное место', пробормотал восхищённо он. Он на мгновение оторвал глаза от своего бинокля, чтобы охватить всю панораму долины Саале. Саале была маленькой рекой, берущая начало в холмах Тюрингского леса. В устремлении к северу речка протекает по долине, которой дала название, по пути пересекая Йену (*). Долины была ограничена холмами из красного песчаника и известняка, наполовину покрытые виноградниками. Эта страна вин была столь же прелестна, сколь обычно бывают подобные места.
   ~~~~~~
   (*) Йена - небольшой город, знаменитый своим университетом, который был основан в 1548 году.
   'Забудь про вино', проворчал Джеф. 'Проблемы на подходе'
   Вздрогнув, Лари устремил взгляд в сторону, куда был направлен бинокль его друга. Даже невооружённым взглядом Лари мог видеть облака пыли.
   'Сколько их?', спросил он.
   Все ещё прижимая бинокль к глазам, Джеф пожал плечами. 'Трудно сказать. Это не военный отряд, а скорее толпа. Если они и сохраняют какой-либо порядок, я не могу разглядеть, какой он есть.'
   Теперь Лари поместил свой бинокль на положенное место. 'Кавалерии не слишком много', прокомментировал он. 'Майк будет рад это слышать'.
   'Я не думаю, что там есть хоть какая-то кавалерия, в самом деле. Всего лишь две дюжины парней, кому удалось украсть лошадей, и толком не умеющих держаться в седле. 'Спорим, они называют себя 'офицерами'. Шотландцы пройдут сквозь них как бензопила'
   После ещё нескольких секунд наблюдения, Лари усмехнулся. 'Я уверен, что ты прав, мой друг. Я уверен, что ты прав'.
   Джеф опустил бинокль и потянулся к рации. Мгновением позже он давал Фрэнку Джексону направление на гребень. Он и Лари уже решили, что позиция здесь была наилучшей для контроля этой части долины. Это была просто возвышенность в этой местности, что было даже лучше, дорога на Йену проходила у подножия холма. Они надеялись, что ветеран Фрэнк согласится с ними, с ноткой тщеславия юные геймеры набирали абстрактные очки умения в конкретном навыке.
   * * *
   Фрэнк согласился. И, действительно, засыпал их похвалами, насколько скупые высказывания Фрэнка могли кого-то 'засыпать'. Но Фрэнк из тех людей, кто цедят в час по чайной ложке, поэтому Джефф и Ларри были более чем довольны.
   Следующие несколько минут были у американцев заняты подготовкой позиции. Майк держал БТР и кавалерию Маккея вне поля зрения, укрыв их в изгибах дороги. Они потребуются для преследования и захвата разбитого противника. Генрих и немецкий контингент был размещён поперёк самой дороги. Они образуют заслон для подходящих наёмников.
   Новые немецкие рекруты составили около половины пехоты Майка. Пока они сами сформировали свои отряды под началом заново избранных командиров. Генрих отвечал за общее командование.
   Сперва Майк намеревался объединить армии немедленно, а не сохранять отдельные немецкие подразделения. Но полученный опыт подсказывал, что процесс имеет все шансы затянуться. Проблемой вовсе не были совместимость или возможность какого-либо ущерба. Американские и немецкие солдаты взаимодействовали весьма славно, так случилось, особенно после примечательной стычки в известном кабаке. Тогда несколько немцев и американцев вошли в Клуб '250' и проучили местную публику, наглядно показав грантвильским расистам (*), кто есть кто, и что к чему.
   ~~~~~~
   (*) здесь автор употребил понятное американцу слово 'реднеки'. rednecks - 'красные шеи', реднеки, если по-нашему, это 'загар тракториста'. Имеет несколько случаев употребления, деревенщина, нищеброд, расист. Для нас будет понятнее "суровый крепкий мужик". Cебе на уме, рукастый, работящий, независимый и умеющий постоять за себя. Вольный, бородатый, живущий со своего хозяйства единоличник, не расстающийся с ружьём (а также пистолетом и винтовкой с оптическим прицелом) и демонстративно плюющий на любое начальство. Чаще всего, недалекий, не образованный, не интересующийся ничем, кроме местной округи, консервативный, остерегающийся всего необычного. И особенно подозрительный к новым людям. Мог запросто со всем семейством сбежать от властей на сибирскую (в данном случае аппалачскую) вольницу.
   Реднеки - традиционное название не образованных нищебродов американского юга, которые хотя и вынуждены были трудиться на собственных фермах или даже промышлять наемным трудом рядом с рабами-неграми, имели гонор белого господина и свободного человека. Красную шею и своё название они получили за характерный солнечный загар от работы в поле. Слово может употребляться для обозначения южанина-расиста, потомка плантаторов-рабовладельцев. Реднек небрит, одет в рваную клетчатую рубашку и засаленный комбинезон, носит кепку-бейсболку. Реднек не прочь развлечься стрельбой по автомашинам из чужого штата. Погуляв с его дочкой, придётся жениться либо получить отравление свинцом.
   Реднеки из Аппалачей - это 'HillBill', хиллбилли, ещё более концентрированная разновидность реднеков. Хиллбилли, Билл с холмов, в смысле Дурачок (Хуй) с Горы. Хиллбилли очень часто являются гордыми собственниками своей небольшой шахты. Которая может вообще не приносить дохода, а являться чем-то типа хобби. Если реднеки являются преимущественно потомками разного рода глубинки Старой Доброй Англии, то ряды хиллбилли преимущественно состоят из потомков шотландцев, баварцев и швейцарцев, т.е. мест, где есть много гор и нет равнин.
   Хиллбилли, тем не менее, внесли достаточно заметный вклад в культуру СШП. Большинство вестернов с перестрелками в каньонах и т. п. происходят в этих самых Аппалаччах. Эпичная по своей бессмыссленности и беспощадности вражда между Хэтфилдами и МакКоями (см. выражение 'настоящий МакКой' и иже с ними) происходила именно в Аппалаччах. Оттуда же происходит игра на банджо.
   При всех своих недостатках именно реднеки - носители той самой культуры, в частности, музыки кантри, которая является (наряду с появившимися позднее блюзом, джазом и рок-н-роллом) визитной карточкой Северо-Американских Соединённых Штатов. Кроме того, этим 'традиционным американцам', реднекам и прочим, свойственна, во-первых, категорическая негламурность (каноническое определение реднека по Foxworthy - 'glorious absence of sophistication'), то есть, отсутствие всякого рода зазнайства, а во-вторых обостренное чувство личной свободы и независимости. На почве этого же чувства произрастает традиционная американская любовь к оружию, ибо 'если вы не в состоянии защитить свою свободу с оружием в руках - вы её не заслуживаете'. Для получения более полного впечатления рекомендую глянуть на не приглаженную заметку на Луркморе и книжку Rodney Dangerfield "You might be a redneck if..." (Похоже, Вы реднек, если...), который собрал высказывания о реднеках известного американского сатирика Jeff Foxworthy. Для контраста гляньте и в википедии.
   http://rusam-culture.livejournal.com/39720.html
   И некий положительный штрих http://tiomkin.livejournal.com/357329.html
   Нет, проблема была чисто военная и очень простая.
   Немцы не могли стрелять по-человечески.
   Свалить прочь, это да. Или держать позицию подобно львам.
   А вот, прицелиться? Поразить цель? Никаких шансов.
   Нажать на спусковой крючок? Должно быть вы шутите! Аркебузы не имеют спускового крючка. Только тяжёлый рычаг для руки, который было нужно рывком прижать после того, как были закрыты глаза, чтоб защитить их от вспышки пороха перед носом на полке у запального отверстия.
   Генрих и его люди были ветеранами, и их привычки глубоко укоренились. За исключением горстки молодёжи, никто из немцев не был в состоянии приспособиться к винтовкам нового времени. Попытки обучить их попросту приводили к огромному разочарованию с обеих сторон.
   Наконец, Майк нашёл практичный выход. 'Забей', сказал он Фрэнку. 'Только вооружи их охотничьими ружьями, но с пулевыми патронами (*). Мы используем их для ближнего боя'.
   ~~~~~~
   (*) 'shotguns' - гладкоствольное ружьё, дробовик. Патроны могут снаряжаться дробью, картечью и пулей.
   Немцы были в экстазе. Они кинулись к ружьям, как медведи на мёд. Дробовики куда точнее аркебуз, даже после того, как дульные сужения (*) были рассверлены для получения чисто цилиндрических стволов, уверенно переваривающих нормальные пули, а не только россыпь дроби. Однако, в любом случае, немцы не забивали себе голову точностью стрельбы. Они выжили до сих пор потому, что каждый из них отдельно и все они вместе взятые (*) придерживались Наипервейшего Принципа Мушкетного Боя:
   ~~~~~~
   (*) 'chokes' - чок, чоки. Дульное сужение ствола, влияющее на разлёт дроби (осыпь, кучность).
   [*] 'each and every one of them' - каждый и каждый их них.
   Темп стрельбы. Для немцев это было как завет Моисея. Темп стрельбы. Победа в бою приходила к тем, кто держал позицию, и чаще палил. Проще некуда.
   ~~~~~~
   [*] 'That was Moses and the prophets, as far as the German soldiers were concerned'.
   Нововведенные американцами штыки стали вишенкой на торте. Никому из них, ни аркебузиру, ни пикейщику, больше не надо было беспокоиться о надёжности друг друга (*). Каждый из них стал теперь 'два в одном'.
   ~~~~~~
   (*) Спорное утверждение. Наличие штыка на коротком по сравнению с пикой дробовике никак не улучшает способность стрелковой шеренги противостоять конной атаке. Именно угроза кавалерийской атаки пехотной колонны заставляла удлинять винтовку до первой Мировой Войны включительно. Несмотря на явное неудобство обращения с ней в ретраншементах. Увеличение скорострельности дало возможность пехоте успешно противостоять конной лаве и сделало длинное копьё не актуальным. Однако, немцы ещё не представляли себе войну совсем без холодного оружия. Кроме того в ближнем бою с пехотой штык всё же полезен. Для немцев, действительно, штык мог оказаться финальным штрихом на суровой мужской игрушке.
   Помповые ружья с приделанными штыками стали последним аргументом, сделавшим Генриха и его людей верными сторонниками новой власти. Их восторженность чудесными устройствами (*) была столь велика, что даже примирила немцев с невероятными американскими чудачествами. Такими как...
   ~~~~~~
   (*) в оригинале 'девайсами'
   * * *
   Немецкие солдаты были достаточно осторожны, чтобы не глазеть на Гейл, пока она и ещё две другие женщины прошли по рядам, выдавая дополнительные пачки с патронами. Также не было заметно, что они почтили хоть каким-то вниманием Риту, во всяком случае нескромным вниманием, пока она готовила свою позицию с радиостанцией. Генрих и его люди при всей их неотёсанности (*), довольно давно выучили Наипервейший Принцип Наёмной Армии: Не ссать в окружении самых крутых парней (*). Столь возвышенный статус пока ещё имели все американцы в целом, и каждый американец в отдельности.
   ~~~~~~
   (*) 'crudity' грубость, необработанность, незрелость
   (*) 'Don't piss off the toughest guys around'
   Брат Риты, само собой разумеется, был их командиром. Но что было ещё более важно, куда более важно, что её муж стоял в их собственных рядах. В центре, в передней линии, как и подобает человеку, обретшему абсолютную уверенность в своих новых товарищах. И человеку, которому ни один из них, не самых крупных и не самых сильных ветеранов, даже не подумал бы бросить вызов. А он ещё и добродушный, правда, правда. Среди них не нашлось бы более компанейского человека!
   И это очень хорошо, учитывая, что он здоровый, словно слон (*), и способен поднять лошадь. Так, по крайней мере, думали немецкие товарищи. Когда он сам объяснил, что не вполне дотягивает до стандартов 'профессионального футболиста' (*), он собственноручно убил, совершенно случайно, какие-либо шансы, что американский футбол станет популярным спортом в новом сообществе. В этой новой вселенной, Том Симпсон, а не Абнер Даблдей (*), виноват в поразительной популярности бейсбола. Бейсбол - это разумный вид спорта, подходящий для людей умеренных габаритов.
   ~~~~~~
   [*] Good thing, too. Seeing as how he was as big as a walrus and could bench-press a horse. So, at least, thought the man's German comrades.
   (*) В оригинале 'морж'. Флинт регулярно использует сравнение с моржом. Однако не совсем понятно, подразумевает ли автор, что этот персонаж, так же как и морж, весь в жировых складках.
   (*) американский футбол, более жёсткий и грубый аналог европейского регби, где разрешены захваты, подножки и толчки. В отличие от регби игрокам в А.Ф. приходится обязательно экипироваться серьёзным защитным снаряжением во избежание травм.
   (*)Абнер Дублдей, американский генерал, которого долгое время считали родоначальником бейсбола. Однако, это миф. Во-первых, имя генерала уже после его смерти было мошеннически использовано одним предприятием, продающим бейсбольное снаряжение. С помощью подложных писем, якобы от имени Абнера и его друзей была создана легенда об авторстве над первыми бейсбольными правилами. Во-вторых, игры схожие по правилам с бейсболом ещё ранее существовали в разных странах - пелота (Куба), ойма (Румыния), песапалло (Финляндия), шлагбал (Германия), крикет (Англия), лапта (Россия). Русская лапта известна с XIV века. За сходство правил крикет также известен как английская лапта.
   Но у Тома Симпсона на счету имелись теперь и другие заслуги. Конкретнее одна - в действительности, он не просто заворожил немцев дробовиками, а по-настоящему спаял немецких солдат с американской армией.
   * * *
   Том Симпсон, в первые месяцы после Кольца Огня, стал чем-то вроде потерявшейся овцы. Его преданность политике Майка совершенно отдалила его от собственных родителей. Однако казалось, что ему совсем нет места в окружении Майка.
   Не то, чтобы Майк совсем не делал Симпсону предложений. Но Том упорно их отклонял. Он наелся кумовством и фаворитами на работе до конца оставшейся жизни. Когда-то Том беспокоился о дилетантизме в своём бизнесе. Но, по правде говоря, он знал, что не имеет таких организаторских способностей, как его отец. Также, возможно, благодаря происхождению, он имел инстинкты настоящего предпринимателя преодолевать проблемы. Инстинкты, которые были совершенно необходимы в незрелом и бурном мире коммерции, зарождающейся в южной Тюрингии.
   Он добровольцем вступил в армию, как только Майк бросил клич. Но там тоже он не нашёл подходящего места. При всех своих размерах и невероятных мускулах, Том оставался богатеньким мальчиком из города. Посреди своих однополчан из деревенских мальчишек, он быстро прославился как самый худший стрелок из всех, когда-либо встречавшихся. Том был популярной фигурой, поэтому шутки над ним никогда не были злыми, и всё-таки они задевали за живое.
   Наконец, более от отчаяния, чем ещё чего-либо, Том добровольцем присоединился к формирующемуся немецкому отряду. И там, к его огромному, как никогда, удивлению, он обрёл пристанище, которое давно искал.
   Том обладал хваткой в изучении иностранных языков, если не в классе, то, во всяком случае, в поле. А что было более важно, много более важно, он обнаружил, что имел нужный темперамент для работы в отряде. Ему нравились немецкие солдаты, и он нравился им. Он был добродушен, невозмутим, дружелюбен и бесстрашен.
   По правде, его бесстрашие ещё нужно было проверить в бою под обстрелом. Но в отряде Генриха не было человека, кто сомневался в исходе испытания. Страх прячется в голове, а не в пуле или в пике. Так что, нашлось много людей, пытавшихся запугать Тома в первые недели.
   Размер, чёрт его дери! Размер это ещё не всё. Стойкость - это штука внутри мозгов. Так, в первые недели как Том вступил в их ряды, самые крутые ветераны Генриха пробовали на прочность его характер альфа-самца.
   Ха.
   Тому ни разу не пришлось поднять руку. Он привык к свирепым запугиваниям на футбольных полях лучших университетов страны. В линии. И был там очень хорош. Его тело не вполне соответствовало стандартам профессионального американского футбола, но его сознание подходило отлично.
   К моменту начала битвы при Йене, всё утряслось. Крутой Том, Двужильный Томас, стоял по центру в передней линии, к которой был приписан. Его товарищи обретали силу и храбрость, глядя на его возвышающуюся там фигуру.
   Потому, что именно это, в конце концов, и выигрывает сражения. Не огонь ружей и не точность стрельбы. А сила и храбрость.
   * * *
   Так что, нет нужды говорить, никто не заглядывался на его жену. Но как только других женщин увели, выгнав наверх за гребень холма, некоторые дали выход своим настоящим чувствам.
   'Американцы безумны', бормотал Фердинанд. Один из заместителей (*) Генриха. 'Вот увидишь, те глупые сучки начнут визжать как только раздастся первый залп'.
   ~~~~~~
   (*) 'лейтенант' первоначально значило должность заместителя командира отряда, а не классный чин.
   Фердинанд мрачно смотрел вверх по склону. Он знал, большая часть американских солдат расположилась за гребнем. 'Тогда эти безмозглые американцы бросят собственные пушки и потратят всё отпущенное им время в попытках успокоить своих баб'.
   Он перевёл свой взгляд на дорогу. Где-то в полумиле отсюда, Фердинанд мог различить первых вражеских всадников, попавших в поле зрения. 'Вот увидишь', кисло заключил он, 'всё сражение заканчивать будем мы'. Он погладил полированное ложе дробовика в своих руках, находя утешение в его удивительной скорострельности
   Генрих, изучая этих всадников, водил кончиком языка по своим зубам. 'Может быть', проворчал он. Опустив бинокль, взглянул вверх на склон. Он почти сразу заметил Фрэнка. Две женщины, на самом деле, девочки, стояли рядом с ним. Одну из них Генрих знал, это была родная племянница Фрэнка. За последние несколько месяцев он стал очень дружен с Фрэнком, и Генрих очень хорошо знал, что опасения Фрэнка совпадают с его собственными. По другую руку от него...
   ~~~~~~
   [*]Heinrich knew full well that Frank shared his own reservations.
   'Я признаю, чёртова девчонка умеет стрелять', сказал ему однажды Фрэнк. Правда, неохотно. Но, учитывая представление Фрэнка о 'стрельбе', Генрих понял, какое большое одобрение содержится в этом скупом признании.
   Он посмотрел вдаль. 'Может быть', повторил он. Лёгкая усмешка пробежал по его лицу. 'А может быть и нет'.
   * * *
   В тот самый момент, как это бывает, Джеф и Лари возносили собственные восхваления Майку и Фрэнку. Их похвалы вовсе не были скупыми или угрюмыми. Двое молодых людей только сейчас поняли, зачем Майк разместил большую часть американских бойцов на обратном склоне холма, чуть ниже гребня. Там они оставались невидимы для врага, пока их не бросят вперёд.
   'Ну, человече, это ловко, Майк!', воскликнул Лари.
   Майк ткнул пальцем в сторону Фрэнка. 'Ему скажи, а не мне. Это он профи. Я всего лишь следовал его советам'.
   Поток лести был перенацелен на Джексона. 'Это как Веллингтон при Саламанке' (*), нараспев продекламировал Джеф.
   ~~~~~~
   (*) Английский полководец Артур Уэлсли Веллингтон, в последующем герцог и премьер-министр Великобритании. При Саламанке Веллингтону удалось потрепать часть разъединённых французских сил, но, по мнению Лиддел Гарта, решающего разгрома он не добился.
   'И при Ла-Хайе-Сант', с умным видом согласился Лари.
   ~~~~~~
   (*) Ла Хэй Сент (святая защита) это крепкий дом c обнесённым стеной двором, у подножия откоса по дороге Шарлеруа-Брюссель. Сыграла важную роль в битве Ватерлоо 18 июня 1815 года.
   Фрэнк нахмурился. 'Это грёбаный здравый смысл, вот что это такое. Я научился этому трюку у сержанта в Наме. Думаю, он научился ему у Армии Северного Вьетнама. А кто такой, к дьяволу, Веллингтон?'
   Джеф и Ларри на какое-то мгновение вытаращились на него. Затем, слабым голосом, Джеф произнёс: 'Он тот парень, в честь которого назвали твои любимые резиновые сапоги' (*)
   ~~~~~~
   (*) В Великобритании и бывших колониальных странах резиновые сапоги называют 'ботинки Веллингтона' или сапоги-веллингтоны (Wellington boot) в честь первого герцога Веллингтонского Артура Уэлсли, который поручил сапожнику провести модификацию армейских ботфортов образца XVIII века. Новый образец обуви производился из кожи, и лишь к концу XIX века, после покупки Хирамом Хатчинсоном у Чарльза Гудира патента на использование вулканизации, было налажено производство водонепроницаемых сапог из резины.
   Фрэнк был поражён. 'О!', сказал он. 'Его сапоги. Хороший мужик! Кем бы он не был'.
   * * *
   И в этот момент, Гретхен нанесла первый удар по другому врагу. Куда менее определённому врагу, и, в её ситуации, куда более трудному.
   'Ну хорошо', сказала Матильда, одна из женщин в хижине. Её голос звучал неуверенно и неопределённо. Она бросила взгляд на четырёх других женщин, которые ютились на убогих лежаках вдоль стен. Две из них были родными сёстрами Матильды, а две другие - двоюродными. Обе её кузины и одна сестра баюкали детей.
   Неуверенность и страх Матильды отразились на её лице.
   'Я не прошу вас сильно рисковать', тут же сказала Гретхен. 'Ничего такого, чересчур страшного для вас, предпринимать не требуется. Я думаю, утром вы обнаружите, что всё намного проще. После победы в битве, высокопоставленные и могущественные отцы города не смогут так споро, как раньше, обвинять кого-либо в колдовстве'.
   ~~~~~~
   [*] Nothing you are too scared to do
   Женщины в хижине уставились на неё. Они были испуганы, Гретхен видела. Женщины были напуганы и напряжены с того момента, как Гретхен подошла к Матильде и одной из её кузин. Две молодые женщины были в толпе, наблюдающей проходящую мимо американскую армию. Гретхен выделила их из толпы через минуту после впечатляющего отбытия Джефа. Она руководствовалась более инстинктом, чем собственным трудным опытом. Она знала, как распознать отчаявшихся женщин, и что более важно, женщин ещё сохранивших внутренний стержень.
   Да, испуганные, да, взвинченные. Но Гретхен знала, её выбор был точен. Женщины всё ещё слушали, как она говорила, без протестов и каких либо попыток выгнать её прочь из этого жалкого жилища в худших трущобах Йены.
   Матильда и её обширная семья были частью огромной массы бедных женщин, которых война загнала в тяжёлое положение. Все они были беженцами из Пфальца, нашедшими убежище в Йене. Все взрослые мужчины семьи были убиты либо пропали, кроме калеки - дяди Матильды. Сейчас он тихо спал в соседней лачуге.
   Матильда и её привлекательные двоюродные сёстры содержали семью, зарабатывая проституцией. Йена хорошо подходила этого занятия, при столь большой численности молодых студентов, большинство из которых были из немецкой знати и процветающих бюргеров. Но если Йена и была убежищем, один момент был очень рискованным. Женщин такого рода занятия терпели до поры до времени, пока они знали своё место. В течение почти столетия, как началась безумная охота на ведьм, несчастные существа, такие как они, становились первыми, кого обвиняли в колдовстве. Обвинение было практически невозможно опровергнуть, даже если местная знать соглашалась выслушать слова в защиту невиновности, чего она чаще всего делать не желала.
   ~~~~~~
   [*]even if the area's notables were willing to listen to protestations of innocence-which, more often than not, they weren't in the least.
   'Поверьте мне', заявила Гретхен. 'После сегодняшнего, знать станет куда менее самоуверенной'
   ~~~~~~
   [*] the notables will be much less full of themselves
   'Ты так уверена?' спросила у неё одна из сестёр. Её голос при всей неуверенности сохранял след надежды.
   Ответом ей стало только движение глаз Гретхен. Но этого оказалось достаточно. Несмотря на все их страхи, женщины в лачуге были ослеплены ею. Они могли бы сказать, что она такая же как они. Но женщина казалась такой... такой...
   Надёжной. Уверенной. Уравновешенной.
   Сильной. Они никогда ранее не видели такую женщину. Ни разу. Только не среди себе подобных...
   'Хорошо', снова сказала Матильда. На этот раз слова звучали твёрдо. 'Мы будем делать то, что ты скажешь, Гретхен. Мы начнём здесь, у нас. Есть ещё кое-кто, кому ещё мы можем сказать'. Матильда глянула на своих родственниц. 'Аннелора, я думаю. И Мария'.
   Одна из сестёр кивнула. Двоюродная сестра Матильды Инга, тоже проститутка, улыбнулась. Она заговорила быстро и горячо, как будто прорвало плотину.
   'Студентов будет легко привлечь. По крайней мере, я знаю сразу трёх! Иоахим, Фриц и Курт, особенно Иоахим. Он вообще замечательный, и всегда любит поговорить со мной после всего. Он много думает о политике, я знаю, даже если я не могу повторить половину из того, что он произносит. Я надеюсь, он будет не столь малообеспечен в дальнейшем, и сможет приходить ещё чаще'.
   Матильда засмеялась, несколько грубо. 'Он приходит достаточно часто, девочка! Какая тупая шлюха позволяет своему клиенту задолжать ей деньги?'
   Инга вспыхнула. 'Он мне нравится', упрямо произнесла она. 'Что такого, если он не может всегда платить во время? Он никогда не обманывал меня. Он всегда отдаёт, что задолжал, всякий раз, когда родители высылают ему денег'.
   Матильда не стала нажимать дальше. Действительно, ей самой нравился Иоахим. Но упоминание его имени затронуло ещё одно дело.
   'Для студентов будет легко сделать что нужно, как ты это называла?'
   'Комитеты Переписки', сказала Гретхен.
   ~~~~~~
   (*)"Committees of Correspondence". Correspondence - переписка, соответствие, связи
   'Да. Для них это легко. Но для нас? Инга здесь единственная, кто может написать своё имя'.
   Гретхен осмотрела женщин сидящих в комнате. 'Вы все неграмотные?' Пять голов кивнули в ответ.
   Гретхен распрямилась. Поскольку она заняла единственный в лачуге стул, то практически возвышалась над остальными. Её рост, формы и поза превращали Гретхен в подобие Весты, богини домашнего очага.
   'Значит, вот что мы начнём менять в первую очередь'. Её глаза остановились на самой юной женщине. На девочке, в самом деле. Её звали Гертруда, и это была самая юная сестра Матильды. При обычных обстоятельствах, она стала бы проституткой ещё до наступления следующего своего дня рождения.
   Но обстоятельства изменились. Семья была принята богиней домашнего очага, и та огласила своё первое распоряжение.
   'Гертруда будет сопровождать меня обратно в Грантвилль. Мы поместим её в школу'.
   Никто не возразил . Первый Комитет Переписки по-прежнему был испуган, неуверен, только нащупывал ясность и понимание. Но их робкие пальцы уже смогли ощутить первое прикосновение надежды. И, кроме того, женщины этого сорта не станут спорить с богиней. Даже если богиня говорит на их языке. Особенно не с такой богиней.
   Матильда прокашлялась.
   'Ты скажешь студентам, затем, потом мы...' Она порылась в памяти, вспоминая непривычный термин: 'организуем встречу?'
   Гретхен улыбнулась. 'Мне? Вздор! Ладно, по крайней мере, не мне одной'. Она фыркнула. 'Глупые мальчики. Они будут думать только о том, как я выгляжу голой, ни о чём больше'
   Тихий смех наполнил хижину. Вернулась улыбка Гретхен, и даже стала шире, и более чем прохладной. 'Нет, нет. Я пойду. Но с собой я приведу своего мужа. Лучше так. Он умный без подсказок, мне такой не стать при всём желании. Студенты поймут его лучше'.
   ~~~~~~
   [*] Gretchen's smile returned, wider than ever-and more than a little wintry
   Глаза Инги широко распахнулись. 'Я его увижу, когда ты придёшь в город. О!' Она хихикнула. 'Как они его испугаются'
   В этот момент на душе у Гретхен потеплело. Она обязательно расскажет Джефу про это высказывание. Ему будет приятно, даже очень. Ей нравилось делать приятное своему мужу, даже если дело касалось мужской глупости.
   Но она этого не показала. Её глаза были холодными и суровыми.
   'Да, у нас получится. Зер гут'
  
   Глава 39
     
      Майк опустился на землю рядом с Джулией Симс. Племянница Френка, скрестив ноги сидела у маленького деревца на гребне холма в нескольких ярдах от вершины. Породу дерева Майк не знал. Какая то разновидность вяза, как ему показалось. Осень еще не окрасила листву в свои тона. Джулии прислонила ствол винтовки к плечу, засунув поставив приклад между колен. Винтовка была Remington модели 700, стрелявшая пулями 308 калибра с прицелом ART-2. Ствол, конечно, был калибром побольше, чем в 21 веке использовали в биатлоне, однако именно это ружье Джулия предпочитала брать на охоту. Отец купил ей его три года назад.
      За ней сидела Карен Тайлер, помогавшая ей вести наблюдение. Карен привстала на колени. С ее шеи свешивался бинокль, однако изучала приближающихся наемников она в прицел M49. Сей дорогой оптический прибор являлся жертвой со стороны Френка Джексона на алтарь биатлонистских амбиций Джулии, заодно с ее лыжами. Несмотря на ворчание Френка Майк знал, что тот обожал свою племянницу не меньше, чем любого из своих сыновей.
      - Ты уверена, насчет этого? - спросил Майк. Он говорил очень тихо, так, что только Джулия могла его слышать.
      Губы Джулии двигались, но взгляд она с пейзажа под гребнем не сводила.
      - Что? Ты собираешься читать мне лекции?
      Майк торжественно помотал головой.
     - Посмотри на меня, Джулия.
      При всей мягкости его тона слова звучали как команда. Джулия повернула лицо к нему. Как всегда, Майк был поражен соответствием ее внешности классическому образу 'провинциальной американской девушки. Персиковая кожа, пушистые каштановые волосы, голубые глаза, открытое лицо, вздернутый нос. Никто, кроме влюбленного в нее, не назвал был Джулию Симс красавицей. Просто симпатичная.
     Майк кивнул на Карен, изучавшую в бинокль окружающую местность, как ее научил Джеймс Николс. 'Используйте бинокль для осмотра местности и определения координат цели'. Он мог видеть маленький ноутбук на ее коленях, в который Карен небрежно вносила координаты цели и направление ветра. Страница с данными целей была полна. На второй странице было всего два слова - ветра нет.
      - Джулии, это не стрельба по мишеням. И не охота на оленей. Это работа снайпера. Прошедшие несколько недель Джеймс тренировал вас так же, как его тренировали в морской пехоте, когда он записался в школу снайперов.
      Джулия ничего не ответила. Ее лицо ничего не выражало.
     - Ты когда-нибудь задумывалась, почему он не закончил обучение? - мягко спросил Майк.
      Никакой реакции. Майк вздохнул.
      - Он сказал мне, и , готов спорить, сказал тебе. Он думал, что быть крутым парнем и хорошим стрелком достаточно, чтобы быть снайпером. Но это не так. Он уверен, что ты это поняла. И ты можешь бросить это дело в любой момент, без всяких последствий.
      Никакой реакции.
      - Когда он, наконец, понял это, он завязал. У него не тот характер. И я знаю, что я тоже не смог бы. Один выстрел, один труп - и ты убиваешь людей, а не животных. Людей, лица которых ты можешь видеть.
      Наконец, какое то выражение проступило на юном, почти ангельском личике Джулии. Но Майк не мог понять, что оно выражает. Сарказм ? Нет, скорее каприз, или. может быть, черный юмор.
      - А дядя Фрэнк не рассказывал тебе историю, - спросила она, о том, как я впервые отправилась на охоту? Как я ревела, когда подстрелила своего первого оленя?
      Майк кивнул. . Лицо Джулии почти перекосилось.
      -Знаешь почему ? Олень был так красив! И он не сделал мне ничего дурного.- Джулия повернула голову к наблюдательнице - девчонке не старше ее самой. Еще одной недавней выпускнице средней школы. Потоньше Джулии, но в остальном похожей на нее как две горошины из одного стручка.
      - Эй, Карен, тебе эти парни кажутся симпатичными?
      Карен переместила жвачку в угол рта:
      - Не-а. Уродливые ублюдки. Хочешь - глянь сама. Похожи скорее на диких псов, чем на маленьких симпатичных оленей.
      Джулия оскалилась. Оскал был гораздо более диким, чем любо другое выражение на лице подростка - парня или девчонки.
      - Вот-вот. Эй, Карен, как ты думаешь, что они с нами сделают, если мы попадем к ним в руки?
      Карен вернулась к пережевыванию своей жвачки. Ее слова прозвучали невнятно.
      - Даже думать об этом не хочу! Но я тебе одну вещь скажу. Вряд ли они попытаются нас умаслить на заднем сиденье тачки.
      Улыбка исчезла с лица Джулии; Но тень капризности все еще проглядывала в ее глазах. Она пристально посмотрела на Майка.
      - Вот и вся проблема с участием мужиков в бою, - торжественно сказала она, - Вы, ребята, слишком эмоционально на все реагируете!
      Майк усмехнулся:
      - Ладно, Джулия, хватит. Я просто проверил.
      - Да все в порядке, Майк. Я тебя тоже люблю. Ты только скажи и я начну отстрел ублюдков.
      Майк слегка покачал головой. Жест получился печальным. Он поднялся на ноги.
      - На какой они сейчас дистанции, Карен? Где то шестьсот ярдов?
      - Почти точно, - последовал ответ. - Передовые всадники чуть ближе. Перекресток где то в пятистах пятидесяти ярдах, а они почти там.
      - Вы свое местоположение определили? Обе девушки кивнули.
      - Ладно. Я хочу обождать чуть-чуть. Не хотелось бы их спугнуть, до того как шотландцы их обойдут. Желательно, чтобы эта армия сдалась, а не убежала и напала на другой город.
      Майк повернул голову и посмотрел на Маккея. Тот стоял где то в пятнадцати ярдах, рядом с Фрэнком Джексоном. Майк попросил шотландского командира остаться с ним в качестве консультанта. Маккей согласился с готовностью. На самом деле гораздо легче, чем Майк ожидал. Майк приписывал эту готовность уверенности Маккея в Ленноксе.. Но теперь, видя, как шотландец уставился на Джулию, он понял, что у Маккей был собственный
      Майку удалось не улыбнуться. Он заметил, как Маккей, в прежние времена, старался не глазеть на Джулию в ее костюме чирилидерши. Шотландец был очень сдержан, невзирая на голые ноги и атлетические формы Джулии. Майк нашел забавным, что при виде Джулии в мешковатом охотничьем костюме, Маккей проявлял свое джентльменское воспитание гораздо слабее. Шотландец, казалось, совершенно очарован девушкой. Майк откашлялся:
     - Ну, Алекс? Вздрогнув, Маккей вскинул взгляд от Джулии:
     - Да?
      Майк указал на все еще далекую толпу наемников.
     - Как близко они должны подойти? Чтобы Леннокс мог окружить их, прежде чем они смогут кинуться в бегство?
      Маккей, при всей его молодости, был опытным кавалерийским офицером. Ему понадобилось не более нескольких секунд, чтобы оценить проблему.
      - Четыреста метров, - последовал уверенный ответ. - После того как все они пройдут перекресток.. Это будет здорово.
      Майк повернулся к Карен и Джулии. Карен кивнула. Джулия проигнорировала его. Она послала Маккею странный взгляд. Затем, быстро посмотрела в сторону и подняла свою винтовку. На ее щеках появился легкий румянец . Может быть. Майк вернулся к вершине хребта, где стояли Фрэнк и Маккей. Фрэнк изучал наемников на равнине внизу через собственный бинокль. Когда Майк подошел к нему и шотландцу, он сказал небрежно, как бы комментируя погоду: - У нее есть парень, ты знаешь?
     Цвет лица Маккея никак не изменился.
      Майк улыбнулся. "Франк, не слишком то часто о нем вспоминает" Джексон не отнимал бинокля от глаз.
      - Сопля дешевая, если вы меня спросите. Думает, что раз он был капитаном футбольной команды средней школы, то и в будущем будет большой шишкой. Скорее всего, будет следующее тридцать лет заворачивать гамбургеры. Фрэнк оторвался от окуляров. Его лицо было совершенно невыразительным.
      - Скорее бы увидеть, как она сошлась со стоящим мужиком, пусть даже и не 'вернувшимся королем'.
      Тишина. Глаза Маккей были прикованы к наемникам, как будто он никогда не видел вражеских солдат раньше. Его губы были плотно сжаты.
      Фрэнк взглянул на него. - Тебя зубы беспокоят? Почему бы тебе не посетить городского стоматолога? Это будет больно, у него не очень-то хорошо с наркозом. Но я уверен, что он может исправить их.
      Лицо Маккея потемнело. Майк знал, что зубы шотландца заставляют его нервничать в присутствии американок. Для этого времени и возраста Алекса его зубы были в неплохом состоянии. Но по американским меркам, они были чем-то вроде бельма на глазу.
      Озабоченность Маккея заставила его воспользоваться диалектом его юности:
     - Посетили мысли о том, - пробормотал он. - Не брать боль в мысль.
      Последнее утверждение было верным. Майк не сомневаться в этом ни на мгновение. Мужчины времени Маккея в восприятии боли были гораздо дальше от стандартов американцев, чем в вопросах состояния зубов. Для такого человека, как Маккей "анестезия" означала полбутылки вина, чтобы такой человек, как Маккей, означало, полбутылки вина и удовольствие от ее получения.
      Майк видел, как за губами Маккея его язык бегает по зубам.
     - Есть не боль. Эта есть счет. Я не знающий, могу ли это позволять".
      Фрэнк слабо фыркнул, вернее даже засопел. - Черт, да не беспокойся об этом, Алекс. С твоим кредитом все будет хорошо.
     - Кредит? - Глаза Маккей расширились. - Кредит? Я даже не знающий!
     - Я знаю, - заявил Франк. "Он мой шурин. Генри Г. Симс, дипломированный стоматолог. Джексон кивнул в сторону снайперши. - Отец Джулии, так уж вышло. И он думает о маленьком старом дерьме Чипе не лучше моего. Так уж вышло.
      Бинокль вернулся к глазам.
     - Так почему бы тебе не сходить с ним повидаться?
      - Хорошая мысль, - согласился Майк. Он дружески похлопал Маккея по плечу - Хорошая мысль.
      ***
     
      Когда Гретхен уже собралась уходить, в хижину ворвался мальчик. Она узнала в нем одного из двух младших братьев Матильды.
      - Там снаружи Макс Юнгерс! - прошипел мальчик. Он наклонился, и лицо его выражало опасение и беспокойство. Гретхен видела, с каким трудом он себя сдерживал.
      Ее взгляд обратился к Матильде. Лицо Матильды было омрачено тревогой.
      - Дерьмо, я думала, что он решил оставить нас в покое!
     - Кто такой Макс Юнгерс? - спросила Гретхен.
      Вопрос прозвучал в тишине от всех женщин сразу. Когда он был задан, Гретхен.
      - Местный крутой. Хулиган. Вор. Вор-карманник. Потенциальный сутенер.
      - Как всегда, - пробормотала она. - Он к Вам приставал?
      Женщины кивнули. Младший брат Матильды смотрел на нее с широко распахнутыми глазами.
      - Я думаю, - пропищал он. Затем, прочищая горло: - Я думаю, что он здесь не для этого. - Мальчик колебался, как будто смущенный. - Я думаю, что -
      Гретхен хихикнула. В этом звуке было столько же юмора, сколько в лезвии бритвы. - Он хочет меня?
      Мальчик кивнул. Жест был быстрым, испуганным.
      Гретхен встала с кресла.
      - Ну, вот что. Я должна пойти поговорить с ним. Так как он прошел весь этот путь, чтобы повидаться со мной.
      Три секунды спустя, она вышла из лачуги. Женщин смотрел ей вслед, открыв рты. Мгновение, они сидели на корточках, прежде чем поняли, что происходит. Маленькой толпой они бросились к дверям посмотреть.
      Макс Юнгерс, конечно же. Он, видимо, прятался в углу. Теперь, увидев Гретхен, спускающуюся по узкой улочке, он улыбнулся и побрел к ней по булыжникам. Его рука лежала свободно на рукояткн кортика засунутого в ножны у пояса.
     - Дерьмо! воскликнула Матильда снова. - Там будут неприятности!
      Ее двоюродная сестра Инга кивнула печально.
     - Это очень плохо. Мне понравилось Гретхен. Матильда смотрела на нее.
     - Ты свихнулась? Неужели еще ничего не поняла?
      ***
     
      - Четыреста метров! - зафиксировала Карен. Прежде, чем прозвучало последнее слово Remington Джулии выстрелил. Менее чем через секунду, самый пышно разукрашенный наемник "Командир" был выбит из седла. Джулия использовала свои спортивные боеприпасы. Пуля 'boat-tail' в 173-грана (гран = 0,0648 г) как кулаком прошибла круглую дырку в кирасе его панциря и вынесла через заднюю пластину добрый кусок его сердца.
      Джули не была особенно высокой для американской девушки - всего пять с половиной футов, но она весила сто сорок фунтов. Стройность ее несколько коренастой фигуры было целиком обусловлена мускулатурой. Она выдержала отдачу без каких-либо затруднений. Быстрым, отработанным движением, она вставила следующий патрон в патронник.
     - Область цели шесть! - зафиксировала Карен. - Триста пятьдесят ярдов! Шляпа с зеленым пером.
      Джулия стояла, обеспечивая максимальную свободу движениям. На этом расстоянии, она не волновалась по поводу меткости. Ей понадобилось не более трех секунд, чтобы привести следующую цель в прицел. Бах! Голова под шляпой с зелеными перьями разлетелась брызгами крови и мозга. Всадник боком выпал из седла.
     - Блядь, - вскрикнула Джулия. - Мимо!
      Глаза Маккея превратились в блюдца. Майк был удивлен и даже потрясен.
      - Она целилась в то, что Джеймс называет 'треугольник снайпера', - показав глазами на грудь, пояснил он. А этот выстрел был немного высоко.
      Карен:
     - Область три. Опять триста пятьдесят. Большая старая обвислая шляпа!
     Бах! Кавалериста выбило из седла на круп коня. Красное пятно появилось на ткани его камзола, чуть выше пряжки пояса. Сзади него гораздо более сильный поток крови лился по хвосту его коня.
      - Дерьмо! - взвизгнула Джулия. Она вставила еще один патрон в патронник. Жест был сердитым и выдавал расстройство. Ее дядя поспешил к ней. В отдалении, Майк мог видеть кавалериста, схватившегося за живот. Ноги бесполезно волочились, пытаясь удержать его на лошади. Майк понял, что его позвоночник был разорван. Секундой позже, он сверзился с лошади, рухнув на землю как мешок.
      - Пять колец на шесть часов, - тихо сказал Майк тихо. - Немного ушла. Он взглянул на Маккея. Шотландец с широко раскрытыми глазами пялился на Джулию.
      Фрэнк сейчас был рядом с ней. Карен стала называть еще одну цель, но Фрэнк махнул рукой. Положив руку на плечо Джулии, Фрэнк, что-то быстро говорил на ухо племяннице.
      Майк смог только услышать слова.
     - Успокойся, детка. Это просто охотничья лихорадка, вот и все. Ублюдков ты завалила.
     - С направлением у тебя нормально, дело только в возвышении. Легко поправить. Просто успокой дыхание, вот и все.
      Джулия глубоко вздохнула и расслабилась. Еще. Она быстро с благодарностью улыбнулась дяде.. Фрэнк улыбнулся в ответ на мгновение, прежде чем яростно нахмуриться:
      - И не дай Бог, услышать еще раз такие выражения, молодая леди! - Он погрозил пальцем.
      - Это кто говорит? - спросила Джулия - сам похабник Фрэнк? Ха!
      Весело, теперь уже улыбаясь, Джули посмотрела на Карен.
      - Давай! Карен работала четко.
      - Первая зона! Четыреста метров! Толстяк!
     Бах! Грузный командир лишился фунта мяса прямо из сердца. Выстрел был совершенен.
      И дальше в том же духе. Бах! Бах! Падает. Падает!
      Пока Джулия давала отдых плечу, Фрэнк перезаряжал для нее. Она вернулась к делу за считанные секунды.
      Бах! Бах! Бах! Бах!
      - О, так, есть она есть настоящая Королева Сердец, - прошептал Маккей.
      ***
     
      Когда Гретхен была уже в пятнадцати метрах от Юнгерса, она остановилась. Он тоже, весело кося на нее взглядом. Он снял руку с эфеса кортика и встал, уперев руки в бока.
     - Ну, девушка - мне кажется...
      - Ты видел моего мужа? - прервала его Гретхен. Юнгерс замолчал. Мгновение его лицо оставалось неподвижным. Затем так же быстро, хитрый взгляд вернулся. Более насмешливым.
     - Большой, толстый? Не беспокойся о нем.
      - Нет причин, - согласилась Гретхен. Она кивнула, улыбнулась. Улыбка была очень тонкой. Как бритва.
      - Он попытался бы договориться с тобой. Вот почему я так его люблю . - Гретхен полезла в лиф и достала 9 миллиметровый пистолет. Движение было легким и плавным. Таким образом она и взвела затвор. Она пригнулась и приготовилась стрелять, взяв пистолет двумя руками. Гретхен провела много часов на полигоне, в течении последних недель, обучаясь у Дэна Фроста. Глаза Юнгерса расширились. Но он и не подумал достать кортик. Он так и не понял, что из себя представляет пистолет, пока не раздался первый выстрел. Но этот выстрел разнес его мозжечок вместе с зубами, так что мысль его была мимолетной.
     Гретхен подошла на четыре шага к лежавшему на улице телу и еще раз выстрелила. Эта пуля осталась в сердце. В этом не было никакой нужды, но Дэн учил ее контрольному выстрелу в туловище.
      - Никакой стрельбы в голову, если они не носят броню - снова и снова настаивал он.
      Гретхен чувствовала себя немного виноватой. Она просто не смогла сопротивляться желанию стереть эту хитрую ухмылку.
      ***
     
     К этому моменту наемники превратились в беспорядочно орущую и размахивающую руками толпу. Их пики как иголки дикобраза ощетинились во всех направлениях. Десятки аркебуз палили наугад, выбивая окружающий кустарник.
      - Будь я проклят, - прошептал Майк. - Они даже не понимают, что их убивает!
     - На такой дистанции? - задохнулся Маккей, - Они и помыслить о таком не могут.
      командир резко затряс головой. . Он, наконец, смог оторвать взгляд от Джулии и посмотреть вниз по склону сзади него. Далеко внизу, обернувшись Леннокс был смотрел за спину в ожидании команды.
      Алекс стащил шляпу и помахал ей. Леннокс пришпорил коня и пустил вскачь, ревом подавая команды. В течении тридцати секунд шотландская кавалерия обогнула восточную оконечность небольшой гряды, стремясь окружить наемников у перекрестка
     За эти тридцать секунд Джулия вырвала дополнительно еще три сердца. Потом последовала пауза. Наемники, наконец, осознали, что целью были только командиры кавалерии. Все, кто еще был в седлах, выскочили из них. Большинство людей с надетыми пышными головными уборами отбросили их, как клубок змей.
     Майк слышал, как Карен бормочет:
     - Придется бить их наугад. Хорошо. Область три. Произвольная цель. .
     - Отбой!- крикнул Майк. Джулия, отбой! Этого достаточно!
      Он поднял бинокль. Наемников и их обозников окружили и согнали в грубо очерченный круг. Бойня с дальней дистанции, устроенная Джулией совершенно их перепугала. Они решили, что подверглись обстрелу соседей-стрелков и приготовились стрелять в любом направлении, как только враг будет замечен.
     К тому времени, они увидели кавалерию шотландцев огибающую хребет, было уже слишком поздно, чтобы даже думать о бегстве. Большинство из них были пешими, а кавалеристы не решились подняться в седло.
      Майк повернулся. Гейл была здесь, подавая ему рацию.
     - Хорошо", сказал он в микрофон, - БТР выдвигаться наверх. Помните, ребята, я хочу их сдачи , а не убийства. Так что начните с громкоговорителей.
     Внизу с ревом ожил двигатель БТР. Услышав этот звук позади, Генрих и его люди немедленно очистили путь вниз посередине дороги. Через несколько секунд БТР двинулся через проход. Немец в микрофон уже выкрикивал условия капитуляции.
      - Вы окружены. Сложите оружие. Все безоружные получат крышу над головой. Ваши женщины и имущество, останутся неприкосновенны. Сложите оружие. Вам будут предложены новые условия вербовки. Хорошая оплата, пища и кров. Только для безоружных. Сложите оружие, Вам дадут крышу над головой. Еще и еще, снова и снова. К тому времени, БТР достиг наемников в сотне ярдов от хребта, многие из них начали складывать пиками и огнестрельное оружие. На севере, шотландцы закончили окружение и пустились рысью вперед. Торопливо, все наемники начали разоружаться.
     - Сочетание старого и нового,- размышлял Майк. Смена стороны была обычной практикой в это время для сдавшихся солдат.. Даже если есть БТР и винтовки, которые могут убить безошибочно за четверть мили были почти волшебством. - Старое и новое.
      Он повернулся к Маккею, но увидел, что мыслями шотландец был в другом месте.
     - Господь в небесах", - прошептал Алекс. - Я бывал в чем? - Называем это шесть сражений. И никогда не убивал стольких людей. Даже если сложить всех вместе взятых за всю мою жизнь.
      Майк проследил за его взглядом. Джулия прислонилась к дереву. Рядом с винтовкой. Она смотрела на врагов, скрестив руки на груди. Ее лицо было бледным, как полотно. Фрэнк положил руку ей на плечо и слегка пожал. Джулия подняла свою руку вверх, положив ее поверх дядиной. И это все.
     - Можете ли Вы справиться с этим, молодой человек? - тихо спросил Майк.
      Маккей не отводил взгляда. Его язык, опять же, прокатился по зубам, за сжатыми губами.
     - Где этот стоматолог со своей работой?- спросил он.
     - Я доставлю тебя туда сам. - Майк улыбнулся. - Когда это произойдет, не буду думать о ее бойфренде лучше, чем Фрэнк или Генри.
      ***
     
      - будут неприятности, - пробормотала Матильда. Она теперь стояла рядом с Гретхен, а не в - десяти футах от тела Юнгерса. Матильда дернула за рукав Гретхен.
     - Пошли, он всего лишь грязь. Если нас здесь не будет, когда придет стража, они ничего не заподозрят. Обычное уличное убийство.
     Гретхен повернула голову. Ее глаза немного расширились.
     - О, но я хочу, чтобы они знали, - был ее ответ. И она отказывалась двигаться с места несмотря на все просьбы Матильды.
      ***
     
     - А может быть и нет, - заключил Генрих. Он улыбнулся Фердинанду. - Так что вы теперь скажете, мудрец? В Вашей жизни был когда-нибудь настолько легкий бой?
      Генрих развел руками и посмотрел вниз, осматривая себя: - Смотрите! Даже не пылинки. Гораздо меньше крови и кишкок.
      Фердинанд посмотрел на него. Но не более чем минуту или две. Затем он поднял голову и посмотрел на девушку, которая стояла у небольшого дерево на вершине хребта. Он глубоко вздохнул.
      - Ах ..., я все еще говорю 'Ах!'
      Он потер бок. Даже под тяжелой тканью, Фердинанд почувствовал ребристую ткань рубцов. Это сделала пика много лет назад, где-то в Чехии.
      Вдруг он стащил шлем с головы и высоко его поднял.
      - Джу-ли-я!- вскричал он. - Пусть услышит нас Джу-ли-я!
     Приветствие было поддержано сразу всеми мужчинами в немецком контингенеа. Почти двести шлемов были высоко подняты, многие на штыках.
     - Джу-ли-я! Джу-ли-я! Джу-ли-я!
      ***
     
     Стражники, из которых состояли полицейские силы Йены вились вокруг Гретхен, как пескари возле акулы. Начальник стражи семенил сбоку от нее, стараясь успеть за ее широкими шагами. Он протестующее размахивал руками.
     - Должно быть расследование!- воскликнул он. - Расследование!
      - Обязательно! - грохнула Гретхен. - Мой муж будет на этом настаивать! Она улыбнулась низенькому толстенькому начальнику. - Вы возможно помните его ? Крупный мужчина на мотоцикле? С ружьем?"
     Начальник его и в самом деле видел. И хотелось ему или нет, он мог догадаться о смысле странных терминов "мотоцикл" и "дробовик".
      - Очень короткое расследование, - пробормотал он. - чисто формальное.
     - Я думаю, нет! - грохнула Гретхен. - Мой муж будет настаивать на другом!
      Она опять улыбнулась:
     - И конечно же, я должна выполнять его любые повеления.
      ***
     
     Наконец на лице Джулии проступило выражение. Она покраснела от смущения, услышав несущееся снизу 'ура' с густым немецким акцентом. Затем покраснела еще глубже. Американские солдаты уже поднимались на хребет, подбадривая себя:
     -Джу-ли-я! Джу-ли-я!
     Фрэнку удалось одновременно и вздохнуть и улыбнуться.
     - Ну что, племянница? Что ты чувствуешь, когда тебя приветствуют, а не ты их возглавляешь ?
     - Отлично себя чувствую, - немедленно последовал ответ. Теперь Джулия улыбалась. После того, как она увидела одно лицо среди поднимавшихся по склону, улыбка исчезла.
     - О, черт возьми, - проворчала она. - Я этого боялась. Чип снова дуется.
      Фрэнк посмотрел в ту сторону.
     - В этом деле он хорош. Я заметил.
     Джулия бросила на него подозрительный взгляд:
     - Ты критикуешь моего парня, дядя Фрэнк?
     - Я? Господь мне это запрещает. У меня слишком много здравого смысла, чтобы указывать барышням, с каким мужчиной ей следует водиться.
     Подозрительность сменилась озорной быстрой ухмылкой.
     - В задницу Бога с его запретами. - затем Джулия вздохнула.
     - О, черт, я начинаю думать, что я ничего не знаю. Возможно, я мало знаю Чипа. Он слишком молод для меня. Слишком незрел. Как ты думаешь, дядя Фрэнк?
     - Не мне об этом говорить, - был ответ. - Не мне об этом говорить.
     - Господь запрещает! - согласилась Джулия. - Господь запрещает.
      ***
     
      Когда муж Гретхен вернулись в Йене, во главе торжествующей американской армии на своем мотоцикле вместе со своими друзьями, он не потребовал полного расследования обстоятельств смерти Макса Юнгерса от рук своей жены.
      Вовсе нет. Он скорее потребовал, чтобы справедливая часть Йены была превращена в руины. И предлагал сделать это сам, насколько мог интерпретировать его рычание начальник стражи. И его друзья, по-видимому, предлагали помочь ему.
      Так же поступили американцы ехавшие в удивительном БТР. Так же поступили американцы, марширующие вместе с тысячами захваченных пленных и их обозниками.
      Так же поступили и шотландские кавалеристы, с единственным дополнением, что лучше будет выглядеть вся Йена в виде рассыпанных камней и обугленных бревен.
      Ни у начальника стражи, ни у нотаблей города, поспешно собравшихся к этому моменту, не было трудностей при понимании шотландцев. Акцент шотландцев был тяжел, но их знания немецкого было превосходным. И даже небольшое непонимание, могшее иметь место, было немедленно устранено немецким контингентом американской армии, добавившим свои веселые рекомендации. Большинство из которых были связаны со столь ужасными подробностями, которые только закаленные наемники могли произнести вслух.
      К счастью, Danke Gott -! Командир американец был менее вспыльчивым человеком. Чуть-чуть.
     - Плохо, - пробормотал Майк сердито. - Очень плохо! Он посмотрел на толпу испуганных нотаблей. - Одна из наших женщин подверглась приставанию за всего лишь несколько часов в этом городе? Просто при посещении старых друзей и дальних родственников?
      Он прорычал.
     - Очень плохо! - Затем, явно сдерживая ярость: - Но, без сомнения, сам город не несет ответственности.
      Генрих перевел. Маленькое море голов, кивая, встретили, последнюю фразу. Майк добавил сквозь зубы, во-первых, к Генриху: - переводить точно! - Затем, нотаблям: - Этот негодяй, по имени Юнгерс - у него есть друзья? Сообщники?
     Нотабли торопливо предложили жертвенных ягнят. Были названы имена. Описаны лица.
     Таверна особо сомнительной репутации была подробно описана, включая ее местонахождение,. Озвучены предложения помощи в ее поисках, точно изображен путь, по которому прогрохотал БТР по узким улицам в сопровождении около сотни американских солдат. Большой и хорошо вооруженных муж остался, в окружении нескольких сотен одинаково свирепого вида друзей и товарищей. К счастью, он, оказался занят утешением его робкой, дрожащей и ужасно расстроенной женой. Так, по крайней мере, нотабли истолковали пожатие плеч и вздымающуюся грудь молодой красивой женщины. А широкая улыбка мужа, конечно, была не больше, чем попыткой успокоить нервы жены.
      К тому времени, когда БТР достиг пункта назначения, таверна уже давно опустела. Не осталось даже ее владельца.
      Мудрый выбор. Американцы в БТР- продемонстрировали великолепное изображение огневой мощи. Большая толпа граждан Йены, наблюдавшая за всем, была впечатлена. И еще более образована. Репутации таверны был заслуженной. Невероятно быстрый ружейный огонь, которые выбил все окна и покрыл впадинами мягкий камень стен, был встречен бурными приветствиями. Мина 'клеймор' с лобовой брони БТР разнесшая тяжелую деревянную дверь в щепки вызвала бурные овации. А самодельные гранаты, заброшенные внутрь и превратившие таверну в гору обломков дерева и стекла привестствовали радостным визгом, а некоторые даже и танцами на улице.
      Когда все было кончено, ко всем вернулось хорошее настроение. Как к нотаблям, так и к американцам. Поэтому не удивительно, что верхушка и сильные мира сего быстро приняли новое предложение Майка Возможны дополнения к торговле и коммерции! Возможно, и значение обмена знаниями и объединения типографий и, конечно же, теперь, когда он думал об этом, возможно, ближе объединение усилий для защиты всех против разрушительного действия предстоящей зимы - пришло в голову, американскому лидеру, - а, может быть, что Йена сможет использовать помощь в патрулирование улиц и удержании хулиганских элементов под контролем.
      Wunderbar!
      ***
     
      Когда они выехали из города, один из теперь подобострастных йенских нотаблей набрался смелости задать Майку вопрос. Генрих перевел.
      Майк посмотрел на флаг, на БТРе. Это была модификация американского флага. Тринадцать красно-белых полос. Но голубое поле в углу содержало только одну звезду. Слишком маленькую, для всего расположенного в верхнем левом углу пространства.
      - Мы называем себя Соединенные Штаты, - пояснил он. Нотабль посовещался с Генрихом, убедившись, что он не понял во множественного числа. После чего опять задал вопрос.
      - О, есть только одно государство. На данный момент. - Майк указал на одну звезду. - Это Грантвилль, и его окрестности.
     Он улыбнулся нотаблю:
     - Мы ожидаем, что добавятся другие. Я думаю, Баденбург с округой присоединятся к нам в ближайшее время. Во всяком случае, надеюсь на это!
     Он опять показал на флаг.
     - Тогда будет две звезды.
      И снова с сияющей улыбкой:
      - Вы поняли логику?
     Он оставил нотабля глазеющим на флаг и медленно удалился прочь.
  
   Глава 40
  
      Когда они прибыли обратно в Грантвилль, городок был полон слухов.Так же как и Баденбург и окрестности.
      Только что тут проследовала огромная армия. Шведы Густава Адольфа, несущиеся, как ветер.
      "Он прошел прямо через Тюрингию" -- объяснила Майклу и Алексу Ребекка. Она ждала их около школы, где вот-вот должно было начаться заседание чрезвычайной комиссии. "Он без боя захватил Эрфурт 2-го октября. Этот город является владением Майнцского курфюрста, знаете ли."
      "Похоже, больше не является" -- размышлял Майк вслух. Он встревоженно хмурился. "Это беспокоит меня, быть пойманным врасплох, как в этот раз. Сильно беспокоит. Я обделался. Большая часть нашей армии была вне города. Если.."
      Маккей прервал его. "И что еще вы бы сделали, Майкл? С наемниками, нападающими на Йену, нужно было разобраться. Поступить иначе мы не могли."
      Шотландец твердо покачал головой. "Так выглядит война, парень. Вы думаете, что можете предсказать все? Предусмотреть все возможные опасности? Ха! Вы будете величайшим полководцем, если Вы будете правы в половине случаев."
      Алекс смотрел на юг. Его собственное лицо не выражало ни капли беспокойства и самоосуждения, написанных на лице Майка. Скорее, противоположность, на самом-то деле. "Король, должно быть, поймал всех врасплох," -- сказал он восхищенно. "Маневрировать так быстро противоречит всем обычаям. Особенно, после большой победы. Большинство армий провело бы месяцы, почивая на лаврах."
      Майк все еще хмурился. Маккей изучил его мгновение, прежде, чем добавить мягко: "Вы должны осознать один непреложный факт, Майкл Стернз."
      Взгляд Майка скользнул на него. Маккей продолжал. "У Вас просто нет достаточно людей, Майк. И это будет неизменным фактом. По крайней мере, ещё долгое время. Вы можете, конечно, победить войско, намного большее Вашего, в любом сражении, к которому Вы подготовлены. Но --"
      Его рука описала дугу. Широкий жест обозначал не просто холмы поблизости, но всю область. Неровная, холмистая, в большой степени лесистая Тюрингия. "Вы не можете принять меры против всех неожиданностей. Особенно, против неприятеля, который может быстро передвигаться. Я говорил Вам это прежде, но я повторюсь. Не думайте ни на мгновение, что эти медленные и неуклюжие терцио - все, с чем Вы когда-либо столкнетесь. Или что все Ваши враги так аккуратно выстроятся в линию, превратившись в мишень для Ваших винтовок. Я не стал бы. Финны не стали бы. Хорваты не стали бы."
      Майк вздохнул. "Я знаю, Алекс." Он глубоко, медленно вздохнул. "Мы слишком склонны думать, что с нашим современным оружием мы можем уделать кого угодно. Или, в крайнем случае, с новым, которое мы могли бы спроектировать и производить, если бы мы посвятили этому достаточно много сил и ресурсов. Но Вы правы. Эта дорога ведет к безумию."
      Он легкомысленно улыбнулся. "Вероятно, это так или иначе не сработало бы. Нам было бы неплохо не забывать о месте под названием Литтл Биг Хорн. Не говоря уж про Вьетнам. Крутые железки могут помочь только до определенной степени."
      Лицо Маккея не отразило никакой реакции. Эти названия для него ничего не значили. Но Ребекка кивнула. Она пожирала книги по американской истории в течение последних нескольких месяцев месяцев.
      Легкомыслие исчезло с лица Майка вместе с улыбкой. Оно похолодело. "И, даже если бы это действительно сработало..."
      "Это было бы еще хуже," заявила Ребекка, заканчивая его мысль.
      "Да", сказал Майк твердо. "Выигрывая сражения, мы проиграем войну. Этому миру не нужны ещё одни конкистадоры. Я хочу принести сюда Америку -- мою Америку -- а не некую англоговорящую версию Пруссии."
      Лицо Маккея выразило непонимание. "Пруссия? Пруссаки не..."
      Майк хмыкнул. "Не сегодня, Алекс, нет. Сегодня и в этом мире -- это самые жалкие немцы. Но вы только подождите несколько сотен лет." Уныние в его лице усугубилось. "Если мы не преуспеем -- вы достаточно скоро увидите всю Германию под каблуком сапога".
      "И это еще не самое плохое," прошептала Ребекка. Ее отец никогда не был в состоянии закончить книгу Морриса Рота о Холокосте. Она смогла.
      Майк покачал головой, как лошадь стряхивает мух. "Только через мой труп" -- пробормотал он -- "Нам необходимо политическое решение".
      Он кинул проницательный взгляд на Маккея. "Полагаю, в ближайшее время ты будешь отчитываться перед Густавом Адольфом?"
      Офицер шотландцев кивнул. "Да. Не знаю, когда, все же. Не вижу смысла метаться по окрестностям в поисках места, где королю вздумается разбить лагерь. Но вскоре, да".
      "Замолви за нас доброе словечкоо, Алекс, если не сложно. Я бы предпочел избежать неприятностей ещё и со шведами".
      Макей улыбнулся. "Сделаю", ответил он твердо. "Самое доброе, какое только смогу". Его губы шевельнулись, как будто язык побежал по зубам. "У меня нет выбора", усмехнулся он. "У вас есть единственный известный мне стоматолог."
      Эд Пиацца показался в дверях. "Сейчас начнется заседание", заявил он.
      Маккей отвернулся. Хотя он часто присутствовал на этих заседаниях, сегодня он туда не пойдет. Американцы, он знал, пприближались к точке возврата. Как и любая семья, они нуждались в моменте уединения.
      "В добрый час", сказал он.
     
      "О чем это он?" спросила Ребекка, когда она и Майк шли по коридору в зал заседаний комитета. "У Алекса какие-то проблемы с зубами?"
      Она поморщилась. Собственные зубы Ребекки были в прекрасном состоянии, по меркам ее времени. Но она все же провела несколько часов в этой камере пыток. К счастью, она озаботилась этим вопросом почти сразу, ещё до того, как были исчерпаны запасы лекарств для анестезии.
      "Бедняга", посочувствовала она.
      Майк рассмеялся. "Бедняга, как бы не так! У него нет проблем с зубами, Бекки, кроме косметических. Все проблемы с его сердцем."
      Испугавшись, она взглянула на него. Майк очень широко ухмылялся. "О, да. Шотландец поражен в сердц . Я знаю." Он обнял её за талию и привлек ее к себе. "Я узнаю симптомы".
      Ребекка потратила не более двух секунд, чтобы понять ответ. Она обвила рукой вокруг талию Майка и ухмыльнулась не хуже него. "Бедняга", согласилась она. "Имей в виду, я немного удивлена. Я думала, что он испугается, когда начнет думать о чем-то кроме этих великолепных коленей".
      Майк покачал головой. "Не Алекс. Он весьма основательный мужик."
      "Так вы думаеш..."
      "Кто знает? Ее дядя весьма высокого мнения о нем. И, кажется, даже ее отец. Но не дай Бог, если вдруг девушка прислушается к гласу мудрости и зрелости."
      Ребекка фыркнула. "Какая женщина в здравом уме будет к этому прислушиватся?" Она лукаво улыбнулась. "Этот вопрос требует женского хитроумия".
      Они подошли к дверям и разомкнули объятия. Ребекка остановилась перед входом. "Я поговорю с дамой, о которой идёт речь ", объявила она.
      Майк посмотрел на нее скептически. "И что ты ей скажешь? Сама будешь выступать в роли гласа мудрости и зрелости?"
      "Абсурд", ответила она. Ее пальцы рассеянно играли с обрамляющими её лицо локонами. "Я ничего не сказала о 'мудрости'. Только о хитроумии".
      Она устремилась в дверь. Через плечо: "Ты не поймешь, Майкл ты недостаточно читал поэзию."
      "Точнее, вовсе не читал", проворчал ее жених. Таким образом, совершенно бессознательно, подтверждая её утверждение.
     
      Войдя в комнату, Майк придвинул стул и занял место во главе стола. Оглянувшись, он увидел, что весь комитет был уже в сборе, кроме Фрэнка Джексона.
      "Фрэнк будет попозже", пояснил он. "Наряду с Гретхен Хиггинс. Они занимаются новыми пленными". Он повернулся к Ребекке, которая заняла свое обычное место рядом с Мелиссой. "Я хотел бы начать заседание с доклада о передвижении шведов".
      Ребекка сложила руки на столе, как всегда, когда она делала отчет, и начала:
      "Густав Адольф оставил гарнизон в Эрфурте -- после того, как очистил городскую казну от имеющихся там денег -- и устремился прямо на юг. Он прошел через Арнштадт седьмого. Вчера. Однако, он не остановился. По сообщениям местных охотников, он гонит своее войско с максимальной интенсивностью. К настоящему времени они должны быть к югу от Тюрингенвальда".
      Лицо Ребекки исказилось от волнения. "Шведы очистили всю центральную часть провинции от запасов провианта. Они заплатили за это, уверяю вас. Это не был грабеж". Она жестко расссмеялась. "За исключением золота архиепископа в Эрфурте, разумеется, которое они и использовали, чтобы заплатить за провиант."
      Вилли Рей Хадсон фыркнул. "Отлично! Так что все в центральной Тюрингии получили полные карманы денег и пустые закрома. Кроме нас и Баденбурга. Мы, по-видимому, слишком далеко к востоку для шведских интендантов, чтобы они могли добраться до нас в отведенное время."
      "И зима на носу...", пробормотал Нат Дэвис.
      Майк поднял руку. "Об этом позже. В первую очередь, я хочу получить информацию о политической ситуации. Кого Густав оставил во главе Тюрингии?"
      "Ну, большинство этих земель официально принадлежит братьям Саксен-Веймар", проговорила Ребекка. "Но Бернард, согласно последним сообщениям, остался со шведской армией". Опять тот же жесткий смех. "Похоже, он заработал что-то вроде репутации в качестве профессионального военного, и считает, что это занятие интереснее, чем забота о тех, кем он якобы правит".
      "Какой сюрприз", издевательски прокомментировал Андервуд. "Чертовы дворяне!"
      Майк улыбнулся. "Эй, Квентин -- как по мне, так все нормально. Чем меньше дворян болтается в окрестности, тем лучше, насколько я понимаю."
      Ребекка откашлялась. "С другой стороны, Вильгельм -- старший брат -- остались тут. Он создал свою штаб-квартиру в Веймаре. Но, по слухам, он не задержится здесь. Предполагается, что он наберет одиннадцать тысяч новобранцев. Фельдмаршал Банер должен навербовать такое же количество в Эрфурте. Вместе с теми силам, что уже есть у Банера, по мнению шведов, этого должно быть достаточно, чтобы выступить против Паппенхейма, в то время, как сам король продолжает преследовать Тилли на юге. Паппенхейм, по-видимому, сейчас действует независимо".
      Майк не давил на Ребекка требованиями раскрыть источники ее информации. Ему это было не нужно. Ее отец и дядя были опытными шпионами, и к настоящему моменту они создали разведсеть по всей центральной Германии. На самом деле, их сеть покрывала ещё более обширную территорию. Действуя через евреев, разбросанных по всей Европе, два брата располагали информаторами, проникшими в значительную часть всей Священной Римской империи.
      Он постучал пальцами по столу. "Всё выглядит так, будто Вильгельм вскоре тоже покинет эти места".
      Ребекка кивнула. Легкое постукивание пальцев Майка превратилось в решительную барабанную дробь. "Так. Из всего этого вырисовывается следующий расклад."
      Его глаза медленно сканировали комнату, в то время как он сжал кулак и начал разгибать пальцы по одному.
      "Один. Война теперь двинулись на юг Тюрингии, на другую сторону Тюрингенвальда. Два. Официальный 'порядок' был восстановлен в Тюрингии -- и вот-вот снова исчезнет. Три. Большинство дворян в окрестностях -- по меньшей мере, тех из них, кто принимал активное участие в политической жизни -- либо исчезли, либо собираются это сделать. Католикам придется бежать, а протестанты ищут славы и известности в рядах шведской армии. Четыре. Экономическое положение провинции станет отчаянным в течение ближайших нескольких недель. Пять. С другой стороны, окрестности наводнены деньгами".
      Он повернулся к Ребекке. "Таково краткое описание ситуации, по моему мнению." Она опять кивнула.
      Майк неожиданно хлопнул ладонью по столешнице. Громкий резкий треск соответствовал его голосу.
      "Великолепно! Я не мог бы и пожелать ничего лучшего!"
      Все сидящие вокруг стола воззрились на него. Майк весело засмеялась. "Если бы вы только могли себя видеть?" -- проговорил он -- "Проблемы, одни проблемы, вот и всё, что вы видите."
      Он сжал кулак и приподнял его. "Сейчас самое подходящее время", заявил он твердо. "Кот ушел - мышам раздолье. Война прошла по этим краям и ушла, как минимум, до следующей весны. Вероятнее, до лета следующего года. С этой минуты и до того момента -- от шести до восьми месяцев -- единственное, что будет иметь значение -- кто может сохранить в живых население провинции. Живыми и, клянусь Богом, здоровыми! "
      Квентин Андервуд был первым, кто осознал идею Майка. Это было неудивительно. После многих столкновений между ним и Андервудом, происшедших на заседаниях комитета, Майк обнаружил, что бывший управляющий шахтой, как правило, осознавал экономические реалии быстрее кого бы то ни было другого. Более того, здравый смысл Квентина хранил его, в отличие от большинства американцев, от полетов фантазии по поводу американского военного превосходства. Прослужив молодым парнем на борту авианосца в Южно-Китайском море, он получил хороший урок, касающийся ограничений технического превосходства. Технологический разрыв между самолетами, совершавшими налеты с борта авианосца, и людьми, которых они бомбили в лесу, не так уж существенно отличался от разрыва между американцами из Грантвилля и немцами семнадцатого века. Однажды, в другой вселенной, Квентин Андервуд видел, как машины потерпели поражение от людей. В этом новом мире, он намеревался быть на другой стороне этого уравнения.
      "Ты прав!" воскликнул он возбужденно. "И время не может быть лучше, с нашей точки зрения. Мы готовы".
      Андервуд начал разгибать свои собственные пальцы. "Во-первых, мы полноценно запустили электростанцию. Уголь начал поступать на прошлой неделе."
      Билл Портер кивнул. "Во всяком случае, в количестве, достаточном на ближайшее время. Как только паровоз будет достроен, мы сможем получать столько угля, сколько требуется. Мы не должны ожидать особых проблем до следующего лета, когда критические части могут начать отказывать. А к тому времени новая электростанция должна быть готова к вводу в эксплуатацию. "
      Андервуд продолжал. "Во-вторых, к нам поступает больше провианта, чем понадобится нам самим." Он сухо засмеялся. "Это что-то удивительное, как много маленьких ферм было спрятаны во всех этих холмах и лесах. Каждая из которых, в настоящее время, стремится продавать свою продукцию, так как мы восстановили некоторую безопасность и стабильность в юго-восточной Тюрингии".
      Вилли Рей фыркнул. "Что в этом удивительного? Думаете, фермеры идиоты?"
      Квентин проигнорировал шутка. "Три, механические мастерские вкалывают на полную мощность. Три смены круглосуточно, семь дней в неделю."
      Нэт Дэвид ухмыльнулся. "Должен был начать найм немецких подмастерьев и чернорабочих. Обучение их всему, что должен знать современный станочник, займет чертову уйму времени. Но я нанимаю только людей с опытом работы по металлу, и их немало в этих краях. Моя самая большая проблема - нехватка металла".
      Эд Пиацца перехватил нить разговора. "Потерпи ещё немного, Нэт, недолго осталось. Уриэль Абарбанель только что сказал мне, что у него есть по крайней мере четыре поставщика, готовых начать поставки сырья, как только мы сможем найти деньги для оплаты" -- Он сухо рассмеялся -- "В этот исторический период кредит не очень развит в Германии".
      "Мы это исправим", проворчал Андервуд. Он вопросительно взглянул на Майка.
      Майк улыбнулся и лениво посмотрел на Ребекку. Она выпрямилась в кресле и тихо сказала:
      "Таким образом, экономическая ситуация выглядит многообещающе. С учетом гарантированного электроснабжения и запущенных на полную мощность промышленных производств города, нашей единственной проблемой остается нехватка твердой валюты и первобытное состояние банковского и кредитного в Европе в это время. Что касается этого..."
      Она села очень прямо. "Моя семья обсудила этот вопрос, весь наш семейный клан, и они пришли к решению. Мой дядя Уриэль останется в Баденбурге, так как он там хорошо устроился. Однако, некоторые из моих родственников в ближайшее время появятся здесь, в том числе три моих кузена дальней степени родства. Их зовут Самуил, Моисей и Франциско. Отец Самуила -- видный банкир в Италии. Отец Моисея -- финансовый советник императора Фердинанда в Вене. А дед Франциско, Дон Иосиф Наси, был раньше..."
      Майк рассмеялся. "Неофициальным, но полновластным министром иностранных дел Османской Империи! И он -- племянник донны Грации Мендес, которая перевела свой бизнес -- крупнейший банковский и ювелирный концерн Европы -- из Португалии в Турцию после изгнания марранов. Вполне успешно, как я понимаю."
      Все, кроме Ребекка, выпученными глазами уставились на Майка. Он пожал плечами. "Я прислушиваюсь к моему советнику по национальной безопасности, дамы и господа. Вот почему я провожу так много времени с ней."
      Ребекка скромно сложила руки . "Он ещё и хороший ученик." -- она улыбнулась -- "Очень внимательный".
      При виде последовавших смешков улыбка Ребекки замерзла. "Когда испанцы изгнали евреев, большинство из них отправилось в Стамбул. Османы приветствовали их в своих владениях, тем более, что многие из новоприбывших евреев были экспертами в области науки и техники. В производстве огнестрельного оружия тоже, кроме всего прочего. Султан Баязид, по рассказам очевидцев, сказал: "Вы называете Фердинанда мудрым царем? Того, кто ведет к обнищанию его страны и обогащает мою собственную? "
      "Это должно быть уроком", пробормотал Пиацца.
      Ребекка перевела на него взгляд. "Как вы понимаете, есть условия..."
      Пиацца фыркнул. "Я надеюсь на это! Гражданство, права, свободы, и так далее, и тому подобное".
      "Больше, чем это" -- проговорила Ребекка твердо -- "Мы, евреи, должны иметь возможность вырваться из экономического гетто, в которое нас загнала Европа. Ростовщики могут разбогатеть, но они живут по милости владык".
      "Не проблема" -- проворчал Андервуд -- "На самом-то деле, если у кого-нибудь из ваших родственников найдется некий стартовый капитал, за который они получат акции и партнерство в бизнесе, если они хотят этого, то имейте в виду, что я, и Олли Рирдон, и Грег Феррара думали о..."
      Билл Портер встревоженно посмотрел на него. "Квентин, нам нужен уголь"
      "Расслабься!" отрезал Андервуд. "Сам я мало что из этого буду делать. У меня тоже есть родственники, знаете ли. Мой зять..."
      Феррара вмешался "Я Тоже буду мало что делать, кроме предоставления консультаций по технологическим вопросам. Но нам действительно нужно начинать строительство химического завода. Серная кислота почти такая же основа современной промышленности, как сталь" -- на какой-то момент его лицо выразило глубочайшую скорбь -- "даже если большинство людей этого не понимают, и..."
      Майк постучал по столу пальцами, как учитель первого класса. Мелисса ухмылнулась. "Позже"! сказал он. "Хватит!"
      Гомон затих. "Боже, если мы позволим всем вам, шустрикам, начать работу над вашими любимыми проектами, мы никогда ничего не сможем завершить!" Его улыбка смягчила остроту слов. По правде говоря, Майку выступает большинство этих схем. Но, в то же время, он свято веровал в старую мудрость: "Есть первоочередные дела, и самые первоочередные дела".
      "Первоочередной и, на самом деле, ключевой момент" -- сказал он решительно -- "это решение политических вопросов. Я думаю, что это самое подходящее время для созыва учредительного собрания, а затем для еще одних выборы. Эта 'временная чрезвычайная комиссия' уже прожила так долго, как это было возможно".
      Комнату окутала тишина. Нэт Дэвис надул щеки. "Готовы ли мы к этому?" спросил он неуверенно. "Я, честно говоря, не очень много времени об этом размышлял".
      Мелисса фыркнуло. Но саркастическое замечание, готовое сорваться с ее губ, было прервано Джеймсом Николсом.
      "Мы готовы, Нэт." Джеймс посмотрел на Мелиссу, Эда и Вилли Рея. "На самом деле, подкомитет закончил составление проекта на прошлой неделе. Всё это было приостановлено из-за кризиса в Йене. Но -- да, мы готовы".
      Хадсон кивнул. Пиацца полез в портфель и начал вытаскивать подшитые вместе листы бумаги. Он вопросительно посмотрел на Майка.
      "Раздай им, Эд. Пора".
     
      Шум начался задолго до того, как кто-либо дочитал проект до конца. Майк не был удивлен -- помяни чёрта, он и появится -- тем, что Андервуд возглавил атаку.
      "Мне не нравится это дерьмо!" сорвался Квентин. "Ни на иоту! Зачем вы тратите наше время на эту тупорылую хрень о пропорциональной избирательной системе? Почему бы, черт возьми, нам не..."
      Как всегда, Мелисса бросилась в драку, так же охотно, как Андервуд, и так же прямо. "Пошел ты тоже! Пропорциональная избирательная система лучше, чем мажоритарная -- в нижней палате, по крайней мере."
      Майк вмешался до того, как обычный скандал между Мелиссой и Квентином получил шанс достичь термоядерных пропорций. "Угомонитесь! Оба!"
      Угрюмое молчание воцарилось в комнате. Майк подавил вздох. Каждый по-своему, Квентин и Мелисса были бесценны, но иногда. . .
      Он решил начать с Мелиссы, так как, хотя он в основном соглашался с ней, это поможет держать целенаправленно обсудить предмет разногласий. Конкретно, а не абстрактно.
      "Вопрос о том, лучше ли пропорциональная избирательная система мажоритарной, для нас, по большому счету, несущественен. Это не конституция для тринадцати колоний, разбросанных на половине континента. Это конституция для одного географически ограниченного поселения, примерно так же сконцентрированно набитого людьми, как Голландия. Или Калькутта. И мы не в той ситуации, в которой были отцы-основатели США в 1789 году. Мы пока еще в 1776 году. Наша революция только начинается".
      Итак, этим можно было ограничить абстрактное обсуждение. Пора было уделить внимание реальной проблеме, которую поставил Андервуд. "Квентин, вы позволяете сентиментам мешать практичности. Я, в значительной степени, реагировал так же, когда я впервые услышал об этой идее. Но чем больше я думал о ней, тем больше она мне нравится. Мы сейчас находимся в абсолютно неустоявшейся ситуации. Люди постоянно перемещаются с одного места на другое. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Как вы можете зарегистрировать кого-то голосовать в центре для беженцев? Когда, я надеюсь, они будут через несколько недель жить где-то еще? Большим преимуществом пропорциональной избирательной системы..."
      Ничего хорошего не вышло. В эту самую минуту Нэт Дэвис и Грег Феррара вломились в разговор, крича в пользу того того, что Майк называл "сентиментами". Попытка Майка оставаться утонченным вашингтонским политиком продлилась около трех минут. После этого он орал вместе со всеми остальными.
     
      Всеми, кроме Ребекки, разумеется. Занятую ей позицию можно было бы назвать шекспировской. Или оксфордской. По крайней мере, такой вывод можно было сделать, интерпретируя её приглушенные ремарки:
      Завтра, завтра и завтра. . . последний слог протокола. . . шум и ярость, не значащие ничего. . .
      "Вы все закончили?" спросила она примерно через полчаса. Неприветливость ее тона -- что было неслыханно со стороны Ребекки -- заставила всех замолчать на полуслове.
      "Дети!" отрезала она. "Ссорящиеся из-за игрушек!"
      Она обвела взглядом комнату. "Какая разница, в конце концов? У вас есть этот ваш Билль о правах -- никто с этим не спорит. У вас есть критерии получения гражданства -- и тут все согласны. У вас есть выборы и все другие атрибуты демократии -- какие-либо возражения по этому вопросу?"
      Тишина. "Так о чем же тогда этот разговор?" И немного нараспев: "Я думаю, мы должны регистрировать избирателей в поселении в целом, я думаю, мы должны зарегистрировать их по месту жительства.. '" Она сделала глубокий вдох и продолжила:
      "Вам не насрать?"
      Мертвая тишина. Ребекка никогда не использовала такие...
      "Ха! Я же уже сказала, дети."
      В этот момент дверь открылась, и Фрэнк Джексон вошел в комнату. За ним шла Гретхен.
      Ребекка резко указала на вновь прибывших.
      "Спросите их!" скомандовала она. "Вперед!"
     
      После того, как обсууждаемый вопрос был разъяснен новоприбывшим, Фрэнк заговорил первым. "Меня не волнует", сказал он, пожимая плечами. "Что в лоб, что по лбу. Так что я полагаю, что раз уж с Майк управляет нашим цирком -- в любом случае, он может рассчитывать на мой голос -- дайте ему то, что он хочет."
      Гретхен была ещё лаконичнее. "Я согласный, что он сказать" -- заявила она, указывая на Фрэнка.
      Гретхен и замечания Фрэнка, в сочетании с ненормативной лексикой Ребекки, сломали напряженность, царившую в комнате. Члены комиссии несколько мгновений смотрели друг на друга. Затем, все вместе, они вздохнули и расслабились.
      Майк откашлялся. "Послушайте, я не пытаюсь проповедовать абстрактные политические принципы. Я просто пытаюсь дать нам политическую систему, которая наилучшим образом работает в нашей текущей ситуации. Мы всегда можем провести еще один конституционный конвент позже, когда изменятся обстоятельства. Помните, что я сказал. Мы находимся в эквиваленте 1776, не 1789 года. Конституция, принятая нашими старыми Соединенными Штатами, родилась из многолетнего опыта и многолетних же обсуждений. После революции, а не в начале ее. Так что не надо гнать картину, можно остановиться и подумать. А сейчас я хочу обратить ваше внимание на то, что нам вскоре предстоит. Сегодня. Прямо сейчас. "
      Майк кивнул в сторону Гретхен. Подчиняясь негромким настояниям Фрэнка, молодая немка заняла место за столом. "Я попросил Гретхен присоединиться сегодня к нам -- и, между прочим, я намерен добиваться включения её в комиссию на постоянной основе -- потому что я хочу, чтобы мы, чуть позже по ходу заседания, заслушали её доклад. Насколько я могу судить, в долгосрочной перспективе то, что делает Гретхен, будет намного важнее любых побед, одержанных нами на поле битвы. Или того, будут ли избиратели голосовать по пропорциональной или мажоритарной системе".
      Он чуть не рассмеялся, увидев, как выражение дискомфорта одновременно появилось на лицах Мелиссы и Квентина. Каждый по-своему, они были ошеломлены тем, как Майк и Ребекка переформулировали первоначальное предложение Мелиссы. Мелисса была расстроена, потому что практика, на поверку, оказывается гораздо грязнее, чем теория. И она уже поняла, что практика будет много кровавее. Ее романтический идеализм о "подполье" был теперь твердом хвате женщины, которая относилась к этому совершенно неромантически. Она просто-напросто была полна решимости победить и обладала железной волей.
      Квентину, разумеется, идея Мелиссы не нравилась изначално. Силой обстоятельств он оказался среди ближайших помощников лидера революции - задача, которой он, по своему темпераменту, совершенно не сочувствовал. По происхождению и привычкам Квентин Андервуд был представителем истеблишмента.
      Майк посмотрел на него. Квентин и Мелисса образовывали противоположные полюса комитета. Оба они часто были недовольны тем, как Майк пропихивал быстрые решения сквозь комиссию. Но поддержка Мелиссы, по крайней мере на данный момент, была чем-то гарантированным. Как минимум, потому, что у нее нет альтернативы Майку Стернсу. Квентин, с другой стороны...
      Андервуд вздохнул. "О, черт. Ладно, Майк. Я смиряюсь с идеей пропорциональной избирательной системы, какой бы извращенной она мне не казалась".
      Победа была победой лишь наполовину. Майк бросил внимательный взгляд на Андервуда. "Этого недостаточно, Квентин. Меня такой ответ совершенно не устраивает. 'Я смиряюсь' -- это одно, а 'я поддерживаю это предложение' -- совсем другое. Мы уже приняли решение объявить о новых выборах делегатов на учредительное собрание, так как эти 'открытые выборы' на собрании через несколько дней после Огненного Кольца были слишком небрежными, и ситуация с тех пор поменялась слишком сильно. Вы обречены быть избранным одним из делегатов, Квентин. Но на какой платформе вы собираетесь выдвигаться? " Майк указал на проект конституции перед ним. "Основываясь на этом проекте? Или чьем-то еще?"
      Он не стал указывать, "чьём еще". В этом не было необходимости.
      Андервуд ответил на пронзительный взгляд Майка своим собственным. Все остальные, присутствовавшие в комнате, затаили дыхание. Они подошли к поворотной точке, вдруг поняли они, и никто, кроме Майка и, возможно, Ребекки, не предвидели такой поворот событий. В течение нескольких месяцев группа людей в этой комнате работала вместе, как одна команда. Но...
      Во вселенной, оставленной ими позади, Квентин Андервуд -- способный, умный, упорный, энергичный, но жесткий и ограниченный менеджер, был бы естественным союзником Джона Симпсона. Эстаблишмент. Консерватор-элитист до мозга костей. Взбунтуется ли он сейчас?
     
      "Кончай, Майк," проворчал Андервуд. "Разве я похож на идиота? Если Симпсон управлял этим цирком, мы все бы уже подохли".
      Вдруг он хмыльнулся. Веселое выражение было редким гостем на лице Квентина.
      "Так что. Вы уже придумали название?"
      Лицо Майка выразило непонимание. Ухмылка Квентина стала шире. "Для нашей политической партии, обкуренный. Вам необходимо название партии, если вы собираетесь предводительствовать свершающейся революцией. Пресловутая позиция 'над схваткой', которую занимал Вашингтон -- не для вас, молодой человек!"
      Лицо Майка оставалось пустым.
      "Ну и гений", усмехнулся Андервуд. "Вот и доверь что-то ра-ди-ка-лу из UMWA". Хихиканье перешло в мягкий смех. "Тут нужны навыки профессионального менеджера. Я думаю, что мы должны назвать себя Партией Четвертого Июля".
      "Движением Четвертого Июля" -- немедленно нанесла ответный удар Мелисса.
      И это, конечно, вызвало новый залп пререканий. Но, в данном случае, Ребекка не ограничивалась цитированием Шекспира себе под нос. Спор был резким, коротким и завершился сокрушительной победой. Все против Мелиссы.
      Название "Партия Четвертого Июля" было утверждено. Об этом было объявлено на следующее утро, вместе с декларацией о начале кампании по выборам в конституционное собрание.
      * * *
      Симпсон немедленно начал протестовать, несмотря на то, что он многие недели выступал за немедленный созыв Учредительного Собрания. "Чтобы обуздать военную диктатуру Стернса", как он часто выражался.
      Неважно. Железная пята демократии опустилась на шею Грантвилля. Жертва этой тирании отреагировала так, как и можно было ожидать.
      Политиканство! Уррраааа!
  
   Глава 41
  
   - Чудной народ эти американцы - заявил Леннокс, отпил из кружки и уверенно поставил её на стол - Однако, не такие тупые, чтобы продолжать варить ту жалкую бурду, которую они называют "пивом"
   Сидящий напротив него человек - Моисей Абрабанель - не обратил на это наблюдение внимания. Он осматривал главный зал недавно открывшихся и набитых сверх всякой меры "Сады Тюрингии", в его взгляде проглядывала мечтательность. Сидящий рядом с ним, его дальний родственник Самуил, занимался тем же. При всей их относительной молодости - им обоим не было и тридцати - они были опытными дипломатами и дельцами, привыкшими лавировать в коридорах власти Вены и Италии. Но в этот момент они, тем не менее, выглядели простой деревенщиной.
   Улыбнувшись, Леннокс глянул влево. Бальтазар улыбнулся ему в ответ. Было ясно - два "тертых американских калача" наслаждались дискомфортом новичков. Моисей и Самуил приехали всего несколько дней назад, и до сих пор пребывали в оторопи.
  
   Оторопь частично вызывало поведение их собственного народа - небольшое количество евреев, обосновавшихся в Грантвилле за последние месяцы, акклиматизировались на всю катушку. В какой-то степени, этого и следовало ожидать - они были сефарды у которых, в отличии от восточноевропейских ашкенази, была давняя традиция космополитизма. Присказка "Когда в Риме..." возможно была придумана именно ими.
   Тем не менее...
   Трудно сказать, что именно пугало Самуила и Моисея больше всего. Возможно - то как верующие евреи Грантвилля в открытую наблюдали за строительством своей новой синагоги. Храм строился в коробке заброшенного здания прямо в центре города. Возможно. Но...
   Предшествующей ночью, Майкл Стернс провёл несколько часов в гостиной Бальтазара, участвуя в живом и непринуждённом разговоре с двумя представителями Абрабанелов и самим Бальтазаром. Именно так, конечно, и должно было быть. Но ребекка провела с ними несколько часов - и участвовала на равных правах со всеми.
   Этого уже было бы вполне достаточно. Но! Когда разговор в конце концов завершился, отец Ребекки удалился на ночь, уводя с собой своих родственников мужского пола. Ребекка, напротив, осталась там.
   Без сопровождения? Возмутительно! Как её отец это позволяет? С гоем! Какой ужас!
   Вспомнив выражения лиц своих родственников, Бальтазар быстренько приложился к своей кружке - скорее чтобы подавить смех, чем жажду. Он знал, что Моисей и Самуил были бы ещё больше поражены, если бы зашли в гостиную парой минут спустя и обнаружили бы Ребекку сидящей у Майкла на коленях и предающейся самой непристойной форме американского поведения. При всей своей космополитичности, Бальтазар и сам был поражён, когда случайно наткнулся на свою дочь занимающуюся этим. Он не стал вмешиваться, но решил серьёзно поговорить с Ребеккой на следующий день. Но она так решительно отстаивала свою правоту, что, учитывая обстоятельства, Бальтазар решил спустить дело на тормозах. Он даже подумал что есть в этом американском слове какая-то суровая красота. Как они там говорят - "обнимание"?
  
   Но, в основном, дискомфорт Моисея и Самуэля был вызван самими американцами.
   Первое и главное - манера американских женщин одеваться, достаточно ярко представленная в этот момент в "Садах Тюрингии".
   Самуил пытался не пялится на девушку стоявшую у барной стойки неподалёку. Та общалась с Ребеккой, и казалось, разговор нравится обеим. Учитывая её фигуру, бесстыдно выставленную напоказ облегающей блузкой и штанами, задача требовала от молодого человека чрезвычайного напряжения силы воли.
   На помощь пришёл Леннокс:
   - Не эта, парень - сказал он, упрекающее покачав головой. Самуил покраснел и отвёл взгляд.
   - Она замужем? Обручена?
   - Ни то ни другое, в сию минуту. - Последовала небольшая пауза, пока одна из официанток ставила на стол новый кувшин с пивом.
   - Бесплатно - сказала она по-английски с сильным акцентом. - за счет кандидата - и ушла, бороздя толпу. Женщина была полной и молодость её давно минула, как и большинство официанток, её наняли за упорство и решимость в той же мере, что и за опыт - раньше она сама держала таверну, привыкла лавировать в шумной толпе и была рада делать это снова, зарабатывая больше, чем мечтала когда-либо.
   - В сию минуту - повторил Леннокс и быстро осмотрел девушку. - И, похоже, скоро сменит свой статус, хотя до её бывшего это ещё не вполне дошло, так что ему пришлось дать некуртуазного пинка.
   Он заметил как Ребекка, взглянув на дверь, легонько толкнула девушку локтём. Тонко улыбнувшись Леннокс обернулся к компании и вновь наполнил кружки.
   - Но, зуб даю, скоро у неё будет новый... - боковым зрением он уловил движение в свою сторону - помяни дьявола...
   Маккей отодвинул стул рядом с Самуилом и упал на него. Он выглядел измождённым.
   - Пивка? - Спросил Леннокс иподвинул ему кружку.
   - Ага - почти прошептал он - Пожалуйста! - чувствовалось что говорить ему трудно. Рот его казался одеревеневшим, но не настолько, чтобы он был не способен осушить кружку в один присест. Он молча подвинул кружка а следующей порцией. Леннокс повиновался и добавка разделила участь предшественницы.
   Маккей опустил кружку, легкая дрожь пробежала по его плечам.
   - Этот человек никогда не будет страдать от от недостатка работы - хмуро изрёк он - Плохое тянется к плохому, Инквизиция оценила бы его талант.
   Леннокс проворчал:
   - Опять плохо, да? - Увидев, как пожал в ответ плечами Маккей, он покачал головой - Уму не постижимо, на что только не идут люди. Думаешь это того стоит, парень?
   - Не мог бы ты найти ещё стул? - пробормотал Самуилу Бальтазар - Думается мне, юная леди собирается порадовть нас своим обществом.
   Леннокс повернул голову, точно, Джулии Симс гарцевала к ним своей неподражаемой походкой. Заметив что Ребекка удаляется сквозь толпу, он удивился, она была похожа на змею ускользающую сквозь траву после укуса. Ева-искусительница!
   - Привет, Алекс! - поздоровалась Джули. Самуил поспешно поднялся и предложил ей свой стул, она с улыбкой приняла предложение, а Самуил отправился поискать себе ещё один.
   Когда она посмотрела на Маккея, улыбка стаа ещё шире.
   - Папа сказал, что ты заходил его повидать - сказал она без всякой преамбулы - Так что дай глянуть.
   После секундного раздумья, Маккей приоткрыл рот, на что Джулии слегка но решительно покачала головой.
   - Да ладно, Алекс. Покажи мне.
   Он открыл рот пошире. Она продолжала мотать головой. Ещё шире. Она продолжила. Алекс вздохнул и раскрыл рот как будто зевал.
   Джулии привтала и принялась изучать зубы вблизи. В этом не было ничего легкомысленного - чего ещё ждать от дочери стоматолога.
   - Выглядят хорошо - сообщи она, усевшись обратно. Улыбка сделалась уже, а любопытство во взгляде сменилось чем-то более тёплым. - Наверное было ужасно больно. - сказала она мягко, хотя в её словах не чувствовалось ни капли соболезнования, скорее это было оценкой. Сопровождавший слова взгляд вполне мог принадлежать кому-то сильно старше восемнадцати лет.
   - Сдесь слишком людно - неожиданно сообщила она - Пойдём прогуляемся?
   - Ага - ответил Алекс - Давай.
   После того как они ушли Моисей неуверенно сказал/
   - А она кажется слегка наглой.
   Леннокс хмыкнул.
   - У неё консультантов с советчиками больше чем у хренова императора Фердинанда. И не то чтобы она в них нуждалась. - он пристально посмотрел на Моисея, в глазах мелькнул огонёк. - Ты бы тоже был наглым, парень, если бы мог снять человека с четырёхсот шагов одним выстрелом. - Он задумчиво сделал маленький глоток пива. - А так уж вышло, я недавно видел как она это сделала. Примерно дюжину раз.
  
   Кроме того был и ещё один повод для изумления. Хотя ни Моисей, ни Самуил не были близко знакомы с огнестрельным оружием - да и вообще в те времена мало кто из евреев был знаком, право большинства стран запрещало евреям ношение оружия - но они вполне были знакомы с владеющими этим оружием людьми. Моисей и Самуил были избраны для этого задания, за свой опыт ведения дел с наёмными армиями, ну и за владение английским. Им потребовалась пара дней, на то чтобы кардинально пересмотреть данную семьёй Абрабанел оптимистичную оценку американской военной силы.
   Пересмотреть - и повысить. Сильно повысить. Моисей и Самуил быстро осознали, что ударная мощь американцев, опирающаяся на эти удивительные моторные повозки, ограничена в радиусе действия. Но, у них не вызывало сомнения, в пределах быстро расширяющейся вокруг Грантвилля дорожной сети, американцы могут сокрушить, кого угодно, кроме крупнейших армий Европы.
   Правда, считали Самуил и Моисей, американцы оставались уязвимыми к кавалерийским набегам. Ни имперские хорваты, ни финны шведского короля, не полезут напролом под огонь американцев. Но рейды - это не завоевание. Если семья Абрабанел решит - тут подходит еще одно американское словечко, инвестировать - в Грантвилль, их средства будут вполне хорошо защищены.
  
   - Смертоносные фэйри - пробормотал Леннокс, и хотел что-то добавить, но его прервал выкрик со сцены, расположенной на другой стороне зала. Сцена предназначалась для музыкантов, но сейчас её занимали члены избирательного штаба, угощавшие на этом праздники.
   Партия четвёртого Июля начинала свою первую избирательную кампанию. Майк Стернс вышел на сцену и подошёл к микрофону.
   И это было основным источником изумления вновь прибывших родственников. И снова, тёртые американские калачи, леннокс и Бальтазар, обменялись понимающими взглядами.
   Леннокс наполнил кружки.
   - Подкрепитесь, ребята. Вы в жизни не видели, чтобы толпу так заводили речами.
   Он уселся обратно на стул.
   - Чудной они народ.
  
   Глава 42
      С первых слов Майк сразу перешел к делу.
      "В этой кампании только одна главная проблема. Забудьте всю эту болтовню о пропорциональных выборов. И почему это Симпсон так нервничает по поводу того, что он называет 'принципом' выборов по месту жительства, кстати говоря? В старые времена, до Огненного Кольца, он, я уверен, ни разу не голосовал без помощи открепительного талона. С его-то бесконечными разъездами по всему миру, виллой в Испании и пентхаузом в Лондоне".
      Собравшаяся в "Саду" толпа рассмеялась. Майк махнул рукой, как бы отгоняя муху.
      "Потому что это все -- ложные цели, отвлекающие внимание. Единственное, что действительно заботит Симпсона -- это то же самое, что заботит меня. Избирательное право." Он повторил тот же жест, как будто отметая в сторону шелуху. "О, конечно, есть и другие вопросы. Множество. Наша политика в отношении беженцев, наша экономическая политика, наша внешняя политика -- да упомяните что угодно, и Симпсон и я окажемся на противоположных сторонах политического спектра. Но все это -- на потом. Эти выборы -- выборы делегатов конституционные конвенции. Конвенции не будет решать политические вопросы. Она должна будет установить что-то гораздо более простое, но гораздо более основополагающее. Кто здесь будет за хозяина? Какая бы политическая линия не восторжествовала, любой партии или любого лидера --- кто решает, в руках какого лидера или партии находится власть? Это -- избирательное право, а избирательное право -- и есть власть. И это -- наиглавнейший вопрос. Единственная проблема, которая должна быть решена этими выборами. "
      Майк отвернулся от микрофона и посмотрел на Ребекку, стоящую с края сцены. Она вышла вперед, держа в руке два документа, и передала их Майку.
      Первый документ, который Майк поднял над головой, состоял из несколько страниц, скрепленных скрепкой.
      "Это наш проект конституции". Он кивнул в сторону группы, сидящей за соседним столиком. "Эд, Мелисса, Джеймс и Вилли Рей написали черновик, а чрезвычайный комитет в целом одобрил его."
      "Ундервуд тоже?" -- раздался крик от одного из столов в дальнем конце зала.
      Майк кивнул. "Да. Квентин баллотируется в делегаты на платформе поддержки этого проекта."
      В толпе послышалось негромкое ворчание. На самом деле негромкое, и недолгое. Новость о приверженности Андервуда проекту, составленному комитетом, была весьма важной, и все это сознавали. В минувшие дни, как менеджер крупнейшей находящейся в эксплуатации шахты в окрестностях, Квентин был пресловутым "боссом города." Самым большим боссом, на самом-то деле. В отличие от многих мелких бизнесменов города, Андервуд не был независимым собственником. Но его реальная власть и влияние были намного больше. Никто из владельцев малого бизнеса в Грантвилле имел ничего хотя бы отдаленно схожего с фондом заработной платы шахты или покупателной способностью её управляющего.
      Некоторые из членов UMWA в таверне не были в восторге от новости. Они больше привыкли видеть Андервуда на противоположной стороне стола переговоров или линии пикетирования. Но среди них бне было особенных глупцов, и все они привыкли мыслить тактически. За неимением гербовой -- пишем на простой. Лучше местный менеджер, кровь от крови города и плоть от плоти, если так уж разобраться -- чем приезжий олигарх, вонючий сукин сын.
      Гарри Леффертс подвел итог: "Бьюсь об заклад, хрен Симпсона превратился в редьку, когда он услышал об этом".
      Теснившиеся вокруг его стола люди разразились смехом. "Это оставляет ему старушек и торговцев подержанными автомобилями" -- смех усилился -- "О, да, я забыл. Я слышал, что члены общества трезвости тоже на сто процентов поддерживают его."
      Смех перешел в хохот. Уровень потребления алкоголя в городе, никогда не бывший особо низким, после Огненного Кольца достиг эпических пропорций, обусловленных массовым притоком немецких беженцев. Понятие "трезвость", для немцев семнадцатого века, означало "не пить пиво на завтрак".
      Оставаясь на сцене, Майк продолжал. Он поднял другой документ, который дала ему Ребекка. Это была очень толстая пачка бумаги.
      "А это поправки, требуемые Симпсоном и его бандой" -- выражение его лица источало сарказма -- "Если вы можете использовать слово 'поправки' ??для обозначения чего-то в четыре раза более длинного, чем то, что они якобы поправляют. Их делегаты баллотируются на этой платформе, потому что это, в целом, совсем другая конституция. Вы хотите знать, что это такое? Действительно хотите? Это черносотенная конституция (в английском оригинале - конституция Джима Кроу), вот что. "
      Он начал листать распечатку, зачитывая часть поправок. "'.... Абсолютное знание английского языка, удостоверенное специально назначенной языковой инспекцией, включая удовлетворительную грамотность, установленную проверкой в той же инспекции" Майк пробежал глазами по листку и усмехнулся. "Это -- одна из моих любимых идей: 'претенденты на право голоса должны продемонстрировать глубокое знание американской истории, удовлетворяющее...'"
      Он бросил листы на пол, как если бы они были нечисты. "Я уверен, что я не мог бы пройти эти тесты, не с теми 'инспекциями', которые имеет в виду Симпсон. Это будет ничем иным, как сборищем черносотенцев, вот и все". Он усмехнулся. "Я не исключаю, что они могли бы завалить даже Ребекку".
      "Да?" вопросил Леффертс громко. Молодой шахтер встал -- вернее, поднялся на ноги, изрядно шатаясь. "Ну так позовите Симпсона на ток-шоу Бекки! Давайте нам полюбоватся, как она начистит этому проклятому хитрожопнику его гребаный чайник!"
      Таверне разразилась смехом и аплодисментами. В течение последних нескольких недель проводимый три раза в неделю круглый стол Ребекки был самым популярным из всех ТВ-шоу. Безоговорочно.
      "Она предлагала!" -- послышался женский голос. Толпа вытянула шеи. Дженис Амблер встала из-за стола сбоку от сцены. "Она предлагала восемь раз" --повторила менеджер телекомпании --"Симпсон отклонил её предложение.
      Стоя у края сцены, Ребекка была опустила голову в смущении. Затем, услышав громкое "ура", снова и снова прокатывавшееся по таверне, она заставила себя поднять голову. Она постепенно училась не надевать маску скромности и смирения всякий раз, когда кто-то публично отмечал её выдающийся интеллект. Но она все еще не привыкла к таким похвалам, даже спустя столько месяцев. Так что она была не в состоянии контролировать появившийся на щеках румянец. К счастью, с ее смуглой кожей, мало кто заметил, как покраснело её лицо.
     
      Леннокс углядел, конечно, так же, как и родственники Ребекки. Ее отец самодовольно отхлебнул пива. Леннокс хмыкнул. "Я уже говорил, что они тупые? Публично хвалить мозги женщины! " Он отхлебнул добрую порцию пива. "Это все плохо кончится, попомните мои слова".
      Майк продолжал свои разглагольствования, но слова Леннокса заглушили эту речь за его столом. "Вы можете игнорировать эту часть его речи, приятели. Это всего лишь болтовня о великой традиции западновирджинцев, как они отделились от гнусной толпы аристократов-сепаратистов, когда владеющие рабами сволочи пытались пытались подорвать волю честных и трудолюбивых граждан Америки..."
      Для сидящих за столом еврейских дипломатов его резюме имело не больше смысла, чем собственно речи Майка. Но, если они и пропустили специфику выступления, они не могли не понять суть.
      "Этот человек серьезно относится к тому, о чем говорит" -- пробормотал Моисей. Его глаза бродили по огромной комнате, сканируя толпу, набившуюся в каждый уголок. Несмотря на то, как легко перемешивались находящиеся в таверне, Моисей мог легко отличить немцев от американцев, и тех и других от шотландцев. Ещё одна группа была ему незнакома. Небольшая группа мужчин за одним столом, очень неумело изображающая непринужденность, была ему совершенно незнакома.
      "Меннониты," прошептал Бальтазар. "Несколько сотен прибыло всего две недели назад. Американцы дали им участок неиспользованной земли в холмах. Это -- их старейшины".
      "В высшей степени серьезно" -- заявил Леннокс. Он вытер пивную пену с усов. Жест, несомненно, означал удовлетворение. "Этот мужик тупой, приятели, но не вздумайте ошибиться по поводу одной штуки. Он настоящий истинный фэйри, не от мира сего".
      "Сможет он победить в этом соревновании?" -- спросил Самуил.
      Леннокс ответил ему холодным взглядом. "Вы че, меня не слышите? Я же сказал -- фэйри."
     
      В тот же момент, хоть и немного другим путем, Ундервуд и Генри Дрисон пришли к аналогичному выводу.
      Покидая заседание Коммерческой Палаты, Ундервуд заметил: "Все прошло лучше, чем я мог бы ожидать."
      Дрисон улыбнулся. "Но не я, Квентин".
      Бывший-и-нынешний менеджер шахты скептически посмотрел на него. "Я знаю эту публику, Генри. Они консервативны, как динозавры. Черт, на их фоне даже я выгляжу радикалом с горящими глазами".
      Мэр города покачал головой. "Это несправедливо, Квентин. Динозавры вымерли, и как раз этого эта публика делать не собирается".
      Они вышли на улицу и остановились на минуту, чтобы застегнуть куртки на все застежки. Наступивший ноябрь оказалася прохладнее того, к чему они привыкли.
      Дрисон осмотрел видимую часть улицы от начала до конца. "Посмотрите-ка сюда, Квентин. Вы не замечаете ничего необычного?"
      "Конечно! На улице полно народу. Бизнес находится на подъеме". Ундервуд взглянул на ряд старых двух-трехэтажных зданий, обрамляющих обеих стороны того, что сходило за "главную улицу" такого городка, как Грантвиль.
      "Я помню, когда половина этих зданий была вакантной" -- размышлял он вслух. Ноодновременно он нахмурился. "Тем не менее, это стало и гораздо более беспокойное место, в то же самое время. Дэн и его заместители действительно теперь не на шутку отрабатывают свое содержание. Он сказал мне на днях, он начинает понимать, что чувствовали Эрп и Бат Мастерсон, стараясьоддерживать порядок в охваченных экономическим бумом городках Дикого Запада".
      Но взгляд Дрисона был устремлен на что-то ещё. Он наблюдал за группой детей катящейся по улице. Улицы Грантвилля снова стали пешеходными аллеями, и только изредка проходящие автобусы покушались на этот статус.
      "Я думал о детях" -- сказал он тихо -- "Это разбивало мне сердце, Квентин. Все эти годы, в этом городе, где я родился, вырос, и который я так люблю. В котором планирую умереть. Видеть, как множество молодых людей уезжает, как они делают - делали - по всей Аппалаччии".
      Пожилой мэр глубоко вдохнул. Холодный воздух осени, казалось, оживил его. "К черту и нахер Симпсона и всё его кассандроподобное визжание". --Дрисон кивнул в сторону здания, из которого они только что вышли -- "Конечно, они нервничают. Дьявольски нервничают. Но они поддержат нас. Бизнес на подъеме, даже если он и не очень утонченный. И дети вернулись в город. В огромном количестве."

* * *

      Двое других, шедших по другой улице, также находили бодрящей осеннюю прохладу. Или, может быть, такой эффект на них оказывало общество друг друга.
      "Это будет нелегко, Алекс," сказала Джулия. Она остановилась на углу и повернулась к нему. Ее руки были засунуты в карманы куртки, которую она надела, как они покинули трактир. Выражение лица Джулии было непреклонным, как у девушки, которая пытается выглядеть взрослой женщиной. "Мне не нужен еще один нервный кавалер."
      Веснушчатое лицом шотландца исказила сухая усмешка. "Я надеюсь, ты позволишь мне нарушать это правило время от времени?"
      Принимая хихиканье Джулии за утвердительный знак, улыбка стала гораздо менее сухой. "Я не мальчик, Джули, несмотря на мою внешность. Я видел больше разорения и уничтожения в моей жизни, чем я хотел бы. Я думаю, что это дает человеку, мне, по крайней мере, определенный угол зрения на жизненные реалии."
      Улыбка исчезла, сменившись, в свою очередь, чрезмерно строгим выражением. "В свою очередь, ты должна понимать, что я присягнул служить королю Швеции. Неважно, что вы, возможно, слышали о наемниках, я отношусь к этой присяге серьезно. Так..."
      Джулия вытащила правую руку из кармана и приложила ладошку к его губам. "Хорош болтовни. Я понимаю. Тебе не нужна нервная жена. Ты будешь часто уезжать от меня, и, и можешь никогда не вернуться."
      Он взял ее руку в свою и поцеловал кончики пальцев. Затем мягко отвел их в сторону. "Неохотно. Но моя профессия достаточно рискована, бессмысленно было бы это отрицать..."
      Они снова зашагали, теперь идя рука об руку. Джулия, как всегда, слегка подпрыгивала на ходу. Сегодня, возможно, более, чем обычно.
      "Я надеюсь, ты позволишь мне нарушать это правило время от времени?" спросила она.
     
      Ее первое нарушение произошло менее чем через две минуты.
      "Завтра???" -- воскликнула она.
      Маккей покачал головой. В его выражении сочетались сожаление, извинение и упрямство.
      "Я должен, Джули. Я был в Йене, когда король проезжал через Тюрингию, так что я не смог отрапортовать. Я больше не могу задерживаться. Густав-Адольф создал разбил штаб-квартиру в Вюрцбурге. Но я не знаю, как долго он будет там. Он очень быстро маневрирует, пока империалисты все еще не пришли в равновесие. Так что я должен буду исчезнуть..."
      "Завтра!" -- взвыла она.
     
      Если орда детей, через некоторое время выплеснувшаяся из-за угла и промчавшаяся мимо них, и думала, что есть нечто странное в виде двух людей, обнимающихся на публике, они не подали виду. Последние дни они видели много подобных парочек.
  
   Глава 43
  
      Ноябрь был месяцем ураганов.
      Первая зимняя непогода была воспринята, скорее, как небольшая помеха. Никто в Грантвилле и окрестностях более не беспокоился о выживании зимой. Даже с учетом притока новых военнопленных-ставших-иммигрантами, последствие битвы при Йене, там было более чем достаточно пищи и жилья.
      "Жильё", конечно, довольно часто было убогим. Район, прилегающий к электростанции, стал чем-то вроде отдельного самостоятельного городка. Отработанный пар электростанции был готовым источником тепла для хаотичного скопления спешно возведенных срубов, так тесно примыкающих друг к другу, что вместе они были чем-то вроде версии "проекта" для малоимущих, адаптированной к условиям семнадцатого века. Но, при всей своей примитивности, это жилье приютит и обогреет своих обитателей во время зимы. И убожество жилищных условий превратилось в еще один стимул -- не то, чтобы немцы того времени в этом нуждались -- быстро искать работу, которая может предоставить необходимые средства, чтобы переехать в лучшее жилье.
      Проблемой, собственно говоря, была именно нехватка жилья, а не недостаток прилично оплачиваемых рабочих мест. Грантвилль превратился в классический бум-таун, город, переживающий экономический бум. К настоящему моменту угольная шахта работала на полную мощность, с помощью орд вооруженных кирками и лопатами шахтеров вместо отсутствующего современное оборудование. То же самое творилось на других промышленных предприятиях, особенно в механических цехах. Даже школьные мастерские превратились в производственные мощности и студенты, большинство которых в настоящее время составляла немецкая молодежь, вследствие этого только быстрее изучали новые для них специалности.
      Новые предприятия и отрасли возникали, как грибы. Большинство из них были вполне традиционного характера. Строительство, конечно, занимало почетное место. Но у Тюрингского Биргартена вскоре появились конкуренты, и немало, даже если это все еще была самая большая таверна в городе.
      Провиант, в конце концов, оказался гораздо меньшей проблемой, чем опасались Майк и его люди. В дополнение к зерну, закупленному в течение осени, неожиданно объявились два новых источника провизии.
      Во-первых, торговля. Совершенно загадочным образом, как это обычно и случается, распространяясь среди простолюдинов, но оставаясь вне внимания правящей элиты, слухи распространились по всей Германии. Существовало место. . .
      Рынок сбыта продуктов питания, текстиля, металла, полезных ископаемых. Кажется, практически всего. Оплата в твердой валюте, золоте и серебре, если продавец того пожелает. Или, если он был поумнее, в обмен на чудесные новые продукты. Металлически изделия невероятного качества, странная шелковистая одежда; и, прежде всего, невероятные игрушки и куклы, и штучки из какого-то неизвестного вещества, называемого "пластик". Предметы роскоши! Аптеки и долларовые магазины Грантвилля, как ни странно, оказались крупнейшим торговым активом города. В немногие недели они избавились от половины игрушек и разных полубесполезных предметов обихода, загромождавших их полки в течение долгих месяцев.
      Некоторые из немецких торговцев -- те, кто поумнее -- перенесли штаб-квартиры своих операций в Грантвилль. И достаточно скоро обнаружили, что инвестиции в производство еще более выгодны, чем торговля. Первум был Георг Кляйншмидт, купец, который привез первую партию гвоздей и костылей для деревянного строительства. Видя огромное количество деревянных конструкций, сооружающихся в городе, он без раздумий отказался от торговли и вложил всю немалую прибыль от последних операций в строительство заводика по производству гвоздей. Его партнером был Кит Трамбл, американский торговец автомобилями. Американец, понимая, что бизнес, которым оз занимался раньше, малоперспективен в новых реалиях, предоставил офисные и складские помещения дилершипа в качестве первоначального взноса в новую компанию. В то время, как другие его коллеги-автодилеры стонали, жаловались и стекались, как стадо, на митинги Симпсона и компании, Трамбл приветствовал новую реальность в хорошем настроении. Хоть производство гвоздей и было более грязной и трудной работой, чем его старый бизнес, но, по крайней мере, у него не было больше необходимости лгать или торговаться со своими клиентами. Каждое утро у дверей его конторы стояла очередь из покупателей.
     
      Другой источник пищи принес чистую и незамутненную радость западновирджинсой деревенщине. Осень была сезоном охоты на оленей. Но в Тюрингии семнадцатого века...
      Лицензия? Что это такое?
      Ограничения? Нет. За исключением, конечно, строгого запрещения охоты на землях, принадлежащих аристократии, которые включают в себя большую часть леса...
      Нахер гребаную аристократию. Если им это не нравится, пускай попробуют арестовать нас.
      Тюрингенвальд изобиловал дичью. И олени были совершенно непривычны к винтовкам, которые могли поражать цель в нескольких сотнях ярдов.
      Только Джулия Симс добыла достаточно дичи, чтобы прокормить сотни людей. Но этот подвиг, по крайней мере, в ее глазах, затмили достижения ее нового бойфренда. На следующий день после того, как Алекс вернулся из Вюрцбурга, Джули взяла его на охоту. Она вооружилась своим излюбленным Remington .308, но Алекс удовлетворился двустволкой, заряженной пулями.
     
      Джулия издевались над его выбором оружия. Но Маккею было наплевать. У него не было шансов, так или иначе, сравняться с ней в точности стрельбы. И, по правде сказать, олени мало его волновали. Маккей, в отличие от Джулии, был знаком с лесами своего времени. Он носил ружье на случай...
      Когда кабан выломился из чащи, Джулия не ударилась в бегство. Но она потратила недопустимо много времени, пытаясь прицелиться из дальнобойной винтовки. Неважно. Маккей абсолютно невозмутимо завалил зверюгу на пяти ярдах. Бах, бах. Джулия не переставала говорить об этом в течение недели.
     
      Ее хвастовство спровоцировало первую дуэль в современной истории Грантвилля. Ее бывший бойфренд, Чип, до сих пор дувшийся и лелеявший свои сердечные раны -- по правде говоря, уязвленную гордость, так как в нем было столько же романтических чувств, сколько в жабе -- окончательно обиделся.
      Подогреваемый излишним количеством пива, употребленного за один вечер, Чип счел нужным бросить вызов Маккею прямо в Тюрингер Биргартене. Шотландец, джентльмен, даже если он и был незаконнорожденным, естественно, принял вызов. Он, наверное, поступил бы так же, даже если бы он не употребил больше, чем следовала, фирменного напитка, подававшегося в Биргартене.
      Путаница началась немедленно. Чип, футболист взращенный на американской диете двадцатого века, было гораздо крупнее, чем маленький шотландец. Итак, смело бросаясь в бой, он могучим ударом кулака снес Маккея с ног.
      Даже не потрудившись осведомиться у оскорбленной партии о выборе оружия!
      Маккей, возмущенный нецивилизованным поведением американца, сразу сделал свой выбор оружия. Он вскочил с пола (удар в лицо? человека, который только что был у дантиста?), выхватил саблю и начал гонять Чипа по залу.
      Прогресс был медленным, как для преследователя, так и для преследоваемого. Чип, разумеется, бросился в толпу, как если бы он был находился на поле для игры в американский футбол. Это потребовало немалых усилий, поскольку толпа быстро росла по мере того, как слухи распространялись на окрестных улицах. Драка! Драка!
      Маккей, к счастью, не использовал саблю для того, чтобы расчистить себе путь. Неизменно вежливый, несмотря на все опьянение и снедающую его страсть к смертоубийству, он просил заядлых зрителей отойти в сторону. Когда это наконец-то случилось, примерно через две минуты, он загнал Чипа в угол зала, отведенный под бильярдные столы.
      Чип, конечно, теперь тоже был вооружен. Он бросился на Маккея, размахивая бильярдным кием. Увы, он быстро обнаружил, что кий -- поистине жалкое оружие против вооруженного саблей опытного кавалериста, даже сражающегося, стоя на твердой земле. Кий в считанные секунды превратился в охапку лучины.
      Казалось, конец близок.
      К счастью, в происходящее вмешался один из подручных Дэна Фроста. К сожалению, этим подручным оказался Фред Джордан, который, как выяснилось, впитал, пожалуй, слишком много взглядов на жизнь, характерных для его шотландских друзей (и не меньше немецкого пива, так как он был вне службы). Он громогласно объявил сделанный Маккеем выбор оружия законным и легитимным и приказал продолжать поединок. С той оговоркой, конечно, что Чипу тоже должна быть предоставлена сабля.
      Неразбериха увеличивалась. Чип не имел сабли. Десяток шотландских кавалеристов тут же предложил ему свои собственные во временное пользованище. Неразбериха свирепствовала зимним штормом, усиливаемая издаваемыми Чипом криками возмущения и негодования. Как выяснилось, юный храбрец ещё и не умел пользоваться саблей.
      Маккей, неизменно джентльмен, сразу изменил выбор оружия в пользу пистолетов. Подсыпая соль на рану, он предложил, чтовыступит с колесцовым пистолетом против любого современного пистолета по выбору чипа. На любой дистанции, избранной американцем.
      К этому моменту участники начали постепенно трезветь. К этому моменту Алекс был в холодной ярости. К этому моменту Чип не был. Юный Чип, с опозданием, понял, что бахвальство бывшего капитана футбольной команды средней школы не могло сравниться с обдуманным намерением профессионального солдата.
      Колесцовый пистоль против современного пистолета? На любой дистанции? Принимая во внимание характер участников, исход обсуждения был предрешен.
      "Он хочет меня убить!" -- завопил Чип.
      В огромной толпе, заполнявшей заведение к этому моменту, тут и там раздались недоброжелательные комментарии. Многие из них -- сыпя соль на раны оскорбленного самолюбия -- исходили от американцев, имевшихся в толпе. "Скатертью дорожка" был особенно популярен. Наряду с "не можешь -- не выдрючивайся" и "семь раз отмерь".
      К моменту появления Дэна Фроста в толпе принимали ставки в пользу шотландца. Но Дэн немедленно прекратил все это. Городские законы, пояснил он, запрещают дуэли.
      Макей, будучи неизменно законопослушным человеком, сразу же предложил перенести поединок в лес, за пределы городской черты. Ставки в ещё большей степени склонялись в его пользу.
      Но тут появился Майкл и внес поправку в закон. Запрет дуэлей, и точка. По всей американской территории.
      "Как скажете, мой господин" -- был ответ Маккея. Сухо поклонившись, он вышел вон, так и не взглянув на своего бывшего противника.
      Противник, со своей стороны, провел следующие несколько дней в попытках добыть честь (если не славу) из своего участия в этой истории. Безуспешно. Даже его ближайшие друзья по футбольной команде не поддержали его.
      "Хорош херню пороть", сказал Кенни Уошоу, бывший нападающий школьной команды. "И, заодно, повзрослей уже наконец. Иначе быть тебе говночерпием до конца твоих дней".
      "Сколько уж их у тебя осталось", -- добавил бывший защитник по имени Стив Эрли. И немилосердно добавил: "А осталось их совсем немного, если ты продолжишь наезжать на парней, которые носят сабли и проводят часы в зубоврачебном кресле без обезболивания. И меня не волнует их рост, какими бы крошками они не были. "
     
      Симпсон, конечно, постарались создать проблему из "дуэли". Ещё один пример беззакония, спровоцированного режимом Стернса!
      Но попытка не удалась. В конце концов, никто не пострадал, исключая синяк под глазом Маккея. И, опять-таки, Симпсон недооценил свою аудиторию. Деревенщина имеет свое понятие о справедливости -- юмористическое, но одновременно мрачное -- и их симпатии явно склоняются на сторону забияки, который показал местному хулигану, кто есть кто и что к чему.
     
      Кроме того, этот скандальчик померк перед новозтью о прибытии представителя клана Абарбанелей из экзотического и далекого Стамбула. Половина города вышла на улицы, чтобы приветствовать его. Ну, половина американцев.
      Некоторые из них, конечно, были там в качестве официальных лиц. Но большая часть толпы, на данный момент, была совершенно не заинтересована в высоких вопросах финансов и внешней политики. Один вопрос, и только однин вопрос занимал их умы.
      Запасы кофе в супермаркетах Грантвилля были исчерпаны две недели назад. К ужасу американцев выяснилось, что здесь и сейчас кофе был почти неизвестен. По сути, он мог быть приобретен только в одном месте.
      Турция.
      Так, несколько растерянный дон Франсиско Наси обнаружил, что его первым, чем ему пришлось заняться по приезде, были переговоры об организации торговли кофе.
      Не то, чтобы его это сильно сбило с толку. Франциско был моложе других недавно прибывших в Грантвилль представителей семейства Абарбанель. Ему только что исполнилось двадцать шесть. Однако вскоре стало ясно, что он в полной мере унаследовал таланты не только своего деда, но и прославленного матриарха семьи, доньи Грасии Мендес, создательницы состояния этой ветви Абрабанелей.
      В течение недели после его прибытия, в ходе почти непрерывных переговоров с Майком и комитетом, Франсиско твердой рукой направлял делегацию представителей семейства Абрабанелей. Возможно, из-за того, что он был воспитан в мусульманской Турции, Франциско гораздо меньше, чем Моисей или Самуилм опешил от несомненно диковинного характер американцев и их нового общества.
      "Кого это волнует?" -- вопросил он. Худощавый симпатичный молодой человек изучал лица других евреев, собравшихся в гостиной Ротов. Сами Роты отсутствовали. Они решили, что вежливость требует дать Абрабанелям возможность обсудить семейные дела в узком кругу.
      Какое-то мгновение Франциско смотрел на Ребекку. Можно сказать, что в его взгляде метнулась слабая тень. Даже в далеком Стамбуле прослышали о красоте и интеллекте дочери доктора Бальтазара. Кроме всего прочего, семья ещё и предписала Франциско найти себе в этом путешествии невесту.
      Но, если эта тень и не была выдумкой, она мгновенно исчезла. Несмотря на свою молодость, Франциско был опытным дипломатом и подающим надежды политиком, а не влюбленным пастухом. Он никогда испытывал проблем с тем, чтобы посмотреть правде в глаза. И сидящий в нем хладнокровный ученик Макиавелли видел и другую сторону вопроса. Американцы скоро будут связаны с ними кровными узами, в дополнение к торговым и дипломатическим контактам. Франциско верил в узы крови так же непоколебимо, как он верил в восход солнца. В конце концов, они столетиями поддерживали его семью на плаву.
      "Посмотрите в лицо реальности" -- приказал он -- "Где еще, с тех пор, как династия Альморавидов в Сефараде, нам делали такое предложение?" Он потянулся к своей чашке и отхлебнул драгоценный кофе, который он привез с собой.
      После паузы: "Нигде. Даже в Османской Империи. Как вы знаете, наши дела во владениях Оттоманов идут хорошо. Очень хорошо. Но даже там мы до сих пор живем только по милости султана." -- Он щелкнул пальцами -- "Новый султан..."
      Он оставил предложение неоконченным. Продолжать не было необходимости. "Есть время и для смелости" -- заявил он -- "Сейчас наступило такое время".
      Он обратился к Моисею, который оказался самым нерешительным из всех представителей разных ветвей семьи. Это было неудивительно. Его ветвь семья жила в логове Габсбургского зверя.
      "Вы можете оставаться в тени" -- заявил Франциско -- "Американцы, в любом случае, не пытаются получить товары из католических областей. Только кредит -- который вы можете легко предоставить и втайне".
      "Они настаивают на абсурдно низком проценте по кредиту" -- проворчал Моисей.
      Ребекка начала было говорить, но ее отец заставил её замолчать быстрым касанием ее руки и предостерегающим взглядом. Позволь Франциско разобраться с этим. Ты не беспристрастна в этом вопросе, и все это понимают.
      Франциско допил кофе и пожал плечами. "Ну и что? Воспользуйтесь их предложением, раз такое дело. Инвестируйте. Я и сам намерен сделать это. Мы достаточно долго были ростовщиками."
      Моисей и Самуил обменялись нерешительными взглядами. "Это... так не принято" -- пожаловался Самуил.
      "Да, так не принято" -- ответил Франциско. Резко: "Принято, когда евреи одалживают деньги владыкам или выступают в роли откупщиков налогов или арендаторов для аристократов-христиан. Затем, когда князья покончили с их войнами или крестьяне восстали -- евреев делают козлами отпущения".
      Он поставил чашку на стол с такой силой, что чуть не разбил блюдце. "Хватит, скажу я вам! Я располагаю полной поддержкой турецких Абрабанелей". Он был достаточно вежлив, чтобы не добавить " могущественнейшей и богатейшей ветви семьи". "Независимо от вашего решения, я свое уже принял. Конечно, мы предпримем все необходимые меры предосторожности. Нет смысла публично дразнить христианских правителей. Но мы предоставим американцам поддержку, о которой они просят. Твердая валюта, кредиты, торговля, инвестиции".
      Франциско сделал паузу, и принял собственное окончательное решение. "Более того. Мы начнем иммигрировать сюда. Я сам останусь здесь. "
      Это заявление заставило всех замереть. Франциско был восходящей звездой на небосводе Абарбанелей. Если бы он остался в Стамбуле, ему была бы гарантирована жизнь, полная власти, роскоши и великолепия.
      Возможно, он читал их мысли. Он улыбнулся. "До следующего султана..."
      Улыбка исчезла, сменившись настолько суровым выражением, что оно казалось совершенно неуместным на его молодом лице. Его взгляд опять обратился на Ребекку.
      "Есть ещё одно условие," заявил он сухо.
      Ребекка вдохнула так резко, что почти зашипела. Она прекрасно знала о матримониальной цели визита Франциско в Тюрингию. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться об этом, даже если бы ее отец не был уведомлен заранее.
      Она вдруг поняла, что отчаянно борется сама с собой, пытаясь не дать испытываемому ей гневу отразиться на лице. Она была шокирована пониманием того, насколько сильно она усвоили американский взгляд на вещи. Если этот человек думает, что он может потребовать...
      Франциско, как будто читая ее мысли, покачал головой. "Когда должен быть заключен твой брак с Майклом Стернсом?" -- спросил он.
      Вопрос застал Ребекку врасплох. "Я.. мы..." - забормотала она. Затем, спокойно: "Мы еще не выбрали дату."
      "Ну так выберите" -- приказал Франциско -- "Это и есть мое условие."
      Ребекка уставился на него. Это был один из немногих случаев в ее жизни, она не могла произнести ни слова.
      Строгое выражение лица Франциско смягчилось. "Пожалуйста, Ребекка. Сделайте это сейчас. Для всех нас." -- Он развел руками, как бы объясняя очевидное -- "Я верю в кровные узы".
     
      Моисей и Самуил, в полной соответствии со своей природной осторожностью, усиленной воспитанием, так и не приняли решения в этот вечер. Но всем было очевидно, что заявление Франциско закрыло вопрос.
      Встреча закончилась вскоре после этого. Ребекка пришлось уйти. Ее дискуссионное телешоу опять было в эфире этим вечером. Франциско проводил её к дверям и и предложил сопровождать ее в школу.
      Ребекка колебалась. У нее не было ни малейшего желания обидеть Франциско. Или оскорбить его самолюбие. Так что какое-то мгновение она бормотала объяснения, что Майкл всегда провожал её...
      И снова Франциско проявил свой талант чтеца мыслей. "Он производит впечатление великолепного образчика человеческой породы" -- сказал он мягко -- "мы, турецкие сефарды, знаете ли, вполне привыкли к межконфессиональным бракам".
      Улыбка Ребекки потеряла застенчивую нерешительность. "Спасибо, Франциско. Можете верить, можете не верить, но если бы обстоятельства сложились бы по-другому7, я была бы более чем счастлива стать вашей женой. Я думаю, что вы не менее великолепный образчик человеческой породы".
      Он кивнул, со всем апломбом придворного, воспитанного в формальностях султанского двора. "Я благодарю вас за ваши слова, Ребекка Абарбанель".
      Ребекка отбросила в сторону сомнения. "Но у меня есть кузина в Амстердаме. Она очень красива, очень умна, и ее зовут..."
      Франциско поднял руку. "Пожалуйста! Дайте мне день-другой лелеять мое горе" -- усмешка убрала остроту из его фразы. Потом задумчивое выражение вернулось на его лицо.
      "Кроме того" - размышлял он вслух -- "на данный момент было бы правильнее отложит эти вопросы в стороне. Я приехал сюда, чтобы остаться здесь навсегда. Возможно, мне следует подумать о том, не будет ли рациональным последовать вашему собственному примеру. Узы крови ".
      Колебания? К черту!
      "Даже лучше!" Воскликнула Ребекка. "У меня есть знакомая школьная учительница, Джина Мастроянни, из очень хорошей семьи, как американцы оценивают такие вещи. Она стала моей доброй подругой, она еще красивее, чем моя кузина, да и умнее, если честно говорить, и..."
      Франциско к этому моменту хохотал в голос. "Отвяжись!" -- приказал он -- "Позже!"
      Ребекка послушно припустила вниз по ступенькам. Но, к тому времени она достигла нижней ступени, её настиг новый приступ энтузиазма. Она обернулась.
      "Не пропустите шоу сегодня вечером, Франциско! Там будет обсуждаться прекрасная возможность инвестировать! Смотреть! "
     
      "Как ей это удается?" -- ворчал Пиацца. Как обычно, он участвовал в круглом столе, проходившем в прямом эфире в студии звукозаписи.
      Сидя рядом с ним, Майк усмехнулся. "В чем дело?" -- прошептал он -- "думаете, телевизионные боссы, которых мы оставили в старом мире, не говоря уж о спонсорах,- офигели бёт этого шоу? Сочли его неподходящим для широкой аудитории "?
      Пиацца насмешливо хмыкнул. Он начал было отвечать, но замолчал. Шоу начиналось.
      "Приветствуем вас на сегодняшней дискуссии за круглым столом" - начала Ребекка. Она практически подпрыгивала на стуле от восторга. "Сегодняшнее вечером шоу, я думаю, будет великолепным!"
      Она представила участников, быстро указывая на них пальцем. "Большинство из вас, конечно, уже знает многократного участника нашей программы, Грега Феррару. Рядом с ним Олли Рирдон, владелец одной из металлообрабатывающих мастерских Грантвилля. А рядом с ним Джерри Трэйнер. Джерри -- зять Квентина Ундервуда и учился в университете по специальности 'химическое машиностроение' до того, как Огненное кольцо, гм, прервало его образование".
      Раздался смех аудитории. "Но он успел достаточно много изучить, я уверена!" -- сказала Ребекка твердо. Затем, моментально перейдя на немецкий, повторила то же самое вступление. Когда она снова заговорила по-английски, ее энтузиазм, казалось, ещё усилился.
      "Сегодня вечером мы собрались здесь, чтобы обсудить их предложение по строительству химического завода, и они объяснят важность этого предприятия для нашего будущего." -- и, по-щенячьи подпрыгивая от возбуждения -- "Особенно, серной кислоты! Разве это не великолепно?"
      "Как ей это удается?" -- вопросил Пиацца -- "Хуже всего то, что удержит всю проклятую аудиторию этого проклятого шоу у проклятых телевизоров, бьюсь об заклад".
     
      И, действительно, так и произошло. По крайней мере, если говорить о немецкоязычной части аудитории. Некоторые американцы заскучали и отвернулись от телевизоров. Но ни один немец.
      Через полчаса после начала шоу, наблюдая Грега Феррару, рисующего на доске диаграммы, поясняющие решающее значение серной кислоты практически всех промышленных химических процессов, немецкий фермер повернул лся к человеку, сидящему рядом с ним в Тюрингском Биргартене. Взгляд его соседа по столу, немецкого шахтера, был прикован к одному из подвешенных на специальных кронштейнах телевизоров, разбросанных по всему огромному залу.
      "Это опасно" -- отметил фермер.
      Шахтер фыркнул. "Опаснее угольной шахты? Да ещё и с учетом такой заработной платы, как они говорят? "Он опустошил кувшин в свою кружку и огляделся в поисках официантки. "Кроме того..."
      Он увидел женщину, которую искал. "Гезине -- битте!" Он помахал пустым кувшином -- "Унд телефон!"
      Не прошло и минуты, как Гезине появилась с кувшином свежего пива в одной руке и беспроводным телефоном в другой. Шахтер подхватил второй так же привычно, как и первый. К настоящему моменту он уже был "американским старожилом". Телефоны были просты в обращении.
      Когда начались ответы на звонки телезрителей, шахтер был первым, прорвавшимся через диспетчеров. Сидя в студии, Ребекка внимательно выслушала его вопрос, разносившийся через громкоговорители. Так как большая часть вопроса была по-немецки, она перевела.
      "Он хочет знать, предлагаете ли вы сотрудникам возможность покупки акций".
      "О, конечно," -- немедленного отреагировал Олли Рирдон -- "Последнее время вы не можете найти работников, если не предлагаете возможность приобретения акций." Владелец мастерской заметил Майка в аудитории и усмехнулся. "И мы даже не собираемся пытаться удержать UMWA от организации профсоюза на заводе. Нам не нужно войн ещё и по этому вопросу".
      Аудитория разразилась хохотом.
      "И опять ей это удалось" -- пробормотал Пиацца. Но он тоже смеялся.
     
      Вечером того же дня Майк ни в малейшей степени не обрадовался услышанному.
      "Ребекка, ты никому не должна позволять говорить тебе, что тебе делать" -- прорычал он. Сидя на кресле напротив нее, он начал сжимать кулаки. "Особенно, не об этом."
      Сидя на диване, Ребекка покачала головой. "Меня это не волнует, Михаэль. Я волнуюсь о тебе. Что ты чувствуешь - ты сам? "
      Он отвел взгляд. Несколько мгновений взгляд обегал интерьер гостиной дома его семьи. После окончания шоу, по просьбе Ребекки, они пришли сюда, а не в дом Ротов. Мать Майка, его сестра и зять уже легли спать. Как и немецкая семья, которая жила в комнате, когда-то бывшей спальней Майка. Не нуждаясь в обширном помещении, Майк поселился в маленькой комнате, где когда-то его мать хранила шитьё.
      "Ты сам, что ты чувствуешь," скомандовала она.
      Полусжатые кулаки расслабились. "О, черт" -- прошептал он -- "Я бы не ждал и дня".
      Она улыбнулась. "Хорошо. Тогда будем считать, что это решено. Мы поженимся как можно скорее. И, наполовину с нетерпением, наполовину с робостью: "Завтра "?
      Он все еще хмурился. Ребекка легкомысленно отмахнулась. "Прошло достаточно времени!" Она чуть не захихикала. "Даже для меня!" Потом, серьезно: " И Франциско прав, Майкл. На мне тоже лежит ответственность за свою семью. Они будут многим рисковать. Я знаю, вам зачастую трудно это понять. Но мы выжили, в том числе, и потому, что мы можем быть хладнокровными, когда это необходимо ".
      Термин "хладнокровные" очень плохо сочетался с теплотой ее голоса. "Завтра" -- прошептала она.
      Майк тяжко и глубоко вдохнул, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова сжать. Он ограничился тем, что крепко сжал подлокотники.
      "Нет," сказал он решительно. "Только после выборов. Конституционная Конвенция вот-вот должна голосовать, и мы хотим победить с разгромным счетом. Я призову к немедленным выборам по новому закону. Плюс, скажем, месяц для предвыборной агитации. Нет, шесть недель будет лучше. После этого мы сможем пожениться".
      "Почему?" --потребовала Ребекка. Она скользнула вперед к краю дивана, ее поза выражала мольбу -- "Почему так долго?"
      Выражение лица Майка, несмотря на отчетливо видимую любовь, было каменным. "Потому что, дорогая, я наконец-то увижу тебя избранной под твоим собственным именем. До того, как ты примешь мое".
      Ребекка судорожно искала логику в его словах. Когда она поняла, что он имел в виду, она разрыдалась.
      Майк пересел на диван, сжимая её в объятиях. "Не так долго" -- прошептал он -- "Шесть недель. Может быть, два месяца. "
      Но Ребекка уже вытирала слезы. Она повернулась к нему лицом и прижалась губами к его полуоткрытым губам. "Я люблю тебя", прошептала она. "И мы не будем ждать два месяца. Кое для чего не будем ждать. "
      Она встала и протянула ему руку.
      "Я никогда не видела твою спальню. Покажи мне её".
  
   Глава 44
  
     Повсюду вихри.
     В эту зиму родится новая нация.
     
      Через три дня собрание ратифицирует новую конституцию, без изменений семьюдесятью восемью процентами голосов. С тем же ударом молотка, которым он закрывал собрание, Майк объявит новые выборы. Сезон выборов будет длиться до декабря, но он будет больше напоминать триумфальное шествие, чем конкуренцию. С избирательным правом, распространенным на большинство немецкого населения Грантвилля такой итог был предрешен. После способов, которыми он вел компанию против новой конституции, Симпсон оттолкнул от себя всех немцев, кроме, разве что, круглых идиотов. А теперь он потерял и большинство своих американских сторонников. Ощущая направление потока событий, они склонились перед неизбежностью.
      Решение Майка отвести на избирательную кампанию неделю оказалось мудрым. Итого был неизбежен и предрешен с первого дня. Но Майк понимал разницу между победой на выборах и выстраиванием политической структуры.
     Неделя проведения избирательной компании позволила Майку и его сторонникам пустить серьезные корни в процессе становления новой нации.
      Процесс оказался сложным и противоречивым, как и все в реальном мире.
     К Четвертому Июля партия превратилась в нечто большее, чем просто в политическую коалицию. За неделю у различных фракций была возможность вычистить лишнее. Что, с точки зрения Майка было только к лучшему. 'Единство' отличное слово, но только не тогда, когда оно является ценой ясности. То, что разные политические фракции будут в новых Соединенных Штатах так же, как и в оставшихся в другой Вселенной было столь же очевидным, как восход Солнца. Лучше иметь их на свету, где публика сможет оценить их программы, чем спрятанными в тени.
      Его собственная позиция была специфической и несколько неуклюжей.
     Майк теперь пользовался личной преданностью, особенно со стороны 'новых американцев', которые позволили бы ему протолкнуть в жизнь любое его решение, если бы он так захотел. В чем бы другом ни не соглашались признанные лидеры левой и правой фракции Партии Четвертого Июля Мелисса Мэйли и Квентин Андервуд - но оба они не раз во всеуслышание жаловались на 'бонапартизм'. Но даже Мелисса с Квентином не использовали этот термин серьезно. Никто не знал, что Майка действительно беспокоит возможность 'картечного залпа пушек на паперти св. Роха' (Наполеон с помощью картечи пушек установленных на паперти церкви св. Роха подавил народное возмущение в Париже). Так же как и Джордж Вашингтон до него, Майк пытался как можно дальше держаться от фракционной борьбы. И как возможный президент он смирился с тем, что подчиненные будут над ним насмешничать.
      Один раз за кампанию, ему пришлось серьезно столкнуться с собственными сторонниками. UMWA, как и всегда, оставалась стержнем поддержки Майка. В начале компании, профсоюз единогласно проголосовал за то, чтобы профсоюзные нормы закон распространил на все предприятия, использующие труд больше чем десяти рабочих, а таких было достаточно много и, видимо, в будущем станет еще больше.
      Майк изначально был склонен согласиться, но Ребекка убедила его не делать этого.
     - Большинство наших сограждан сейчас это немцы, - утверждала она,- они не понимают, что такое 'профсоюз'. Они думают, что это что-то вроде гильдии. А гильдия это совсем, совсем другое дело. Это очень деспотично.
      Она была права, и Майкл быстро уловил ее логику. Он и сам заметил, хотя это было не просто, что поддержка UMWA исходила от старых, состоявшихся немцев-мастеров. Молодые ребята, не говоря уж о молодых девушках, были откровенно враждебны.
     Он попытался изложить эту идею на собрании UMWA.
     - Ребята, наши новички считают это способом установить господство мастеров-ремесленников над учениками. Вот почему так мало молодых стучится к нам в дверь. Они хотят оставаться снаружи. Они не разделяют нашей точки зрения.
     Никакого смысла. Фрэнк поддержал его. Также, к его удивлению, поступили Гарри Леффертс и большинство младших шахтеров. Но это и не должно было его удивлять. В отличие от шахтеров среднего возраста, составлявших большинство в UMWA, Гарри и другие молодые шахтеры обзавелись множеством друзей среди молодых немецких шахтеров и поняли их точку зрения. Но местный профсоюз был непреклонен и отказ Майка поддержать их предложение привел к значительному напряжению в их отношениях.
      Напряжение продолжалось несколько месяцев, пока дальнейшие события не доказали правоты Майка. Достаточно скоро высокомерие некоторых из новых 'капитанов индустрии' спровоцировало быстрое изменение отношения среди молодых немцев. UMWA 'со всею фурией' вернулась с сумасшедшей энергией к организации новых предприятий, на сей раз с полной поддержкой Майка. Что, конечно же, привело его к столкновению с Андервудом и его фракцией.
     
     ***
     
     Пусть будет так. Таков вихрь, переносящий новые нации на следующий исторический этап. Выковывание народов не проводится в пробирке. Это происходит в жестоком мире, выносящем реальных людей на политическую арену вместе с накопленным веками багажом. Вихри, хаос, грязь.
     
     Пусть будет так. Майка это не смущало. Смущение в последнюю очередь. Корзина со щенками тоже не отличается чистотой. Просто естественный способ сообщить - я жив и здоров.
     
     ***
      Даже новая политическая структура была еще сырой. Наполовину сформировавшееся существо с огромными ушами, огромными лапами и с очень маленьким количеством настоящей плоти. Новая конституция устанавливала две палаты - Сенат и Палату Представителей. Как и в настоящем Сенате в верхней палате представлены были интересы штата, независимо от численности его населения. Единственным отличием было то, что был всего один сенатор от штата вместо двух. Но 'верхняя палата' являлась больше фикцией, чем фактом.'Соединенные штаты' все еще состояли только из одного штата - Гратвилля. Так что на этих выборах было всего одно вакантное место в Сенате, хотя, в дальнейшем, все надеялись на его расширение. Если ничего не случится, была почти полная уверенность, что Баденбург добавит еще одну звезду на флаг. И студенты в Йене при молчаливой поддержке городской бедноты уже устраивали демонстрации на улицах. Студенты даже распевали имя своего будущего сенатора: Джефф Хиггинс. Тот факт, что технически Джефф находился не в Йене, при частоте его с Гретхен визитов волновал их в последнюю очередь.
      Но в этом не было необходимости. Собрание решило, что ценз оседлости в столь небольшой и плотно заселенной местности как Грантвилль и южная Тюрингия будет в настоящий момент абсурдом. Так что выборы для всех мест были проведены 'в целом'.
     Майк прошел в президенты с восемьюдесятью семью процентами голосов. За исключением Ребекки все члены чрезвычайного комитета были избраны с аналогичным преимуществом. К ее удивлению и огорчению Мелисса получила голосов больше, чем кто-либо.
     - Так много при моей репутации бунтаря,- слышно было ее бормотание. Ее утешало только то, что Квентин получил на полпроцента больше. Так что можно было сказать, что она все же проиграла. А Ребекка? Конкуренции практически не было. Симпсон и его последователи даже не пытались выступать против нее. Она единогласно была избрана единственным сенатором Соединенных Штатов.
     
     ***
     Но той ночью, несколькими неделями раньше, Майк был подхвачен совсем другим вихрем. За месяцы постоянно возрастающей физической близости они с Ребеккой довольно хорошо изучили тела друг друга. Так что открытий и поводов для удивления, кроме как от собственно сексуальной близости для них было немного. Которая даже для девственницы Ребекки не составляла особой тайны и не вызывала страха. Но их первая ночь в одной постели все равно была ураганной. Или просто вихрем. Начавшись, как торнадо, может быть через час она подуспокоилась во что то типа пассата.
     Когда рассвет прокрался через занавеси в его окно, Майк подумал, что в конце концов его дед был прав.
     - Ожидание, - пробормотал он, - Господи, как же это было здорово!
     Он прижал к себе обнаженное тело Ребекки, наслаждаясь ощущением.
     - Хмм? - сонно пробормотала она. Никто из них так и не заснул. Ее глаза были полузакрыты, Ребекка поцеловала его. Упиваясь ощущением, не столько потому, что оно было удивительным для нее, сколько от того, что это теперь на всю ее жизнь.
     - Что ты сказал?
     - Ожидание, - счастливо повторил Майк.
     Глаза Ребекки открылись во всю ширину.
     - Что за чушь? - воскликнула она. - Мы ничего не ждали!
     Она приподнялась на локте, улыбаясь ему сверху вниз.
     - Было так забавно наблюдать, как ты роешься в своем комоде с такой страстью!
     Ответная улыбка Майка была чуть смущенной.
     - Ладно, - оправдания, оправдания: - Я же не ожидал, ты меня не предупредила. Я думал, что тут всякое старье постелено.
     - Тоже мне чудеса, воскликнула она, игриво похлопав себя по груди, - я видела эти вещи, они выглядят достаточно нелепо, даже когда они новые.
     Майк застенчиво пожал плечами.
     - Я просто пытался уберечь тебя.
     Она заставила замолчать его страстным поцелуем. Они совсем не чувствовали усталости. А затем одно действие, быстро повлекло за собой другие.
     
     
     ***
     В любом случае это не имеет значения, - прошептала она чуть позже. - Если даже, - счастливый смешок, - Через два месяца еще ничего не будет видно. А если и будет, то я уверена, что буду не первой невестой в Грантвилле. Переваливающейся по проходу церкви в распоротом свадебном платье.
     Она рассмеялась счастливым смехом:
     - Деревенские парни! Нет у Вас никакого воспитания...'
  
   Глава 45
  
      Выскочив из Шлосса, огромного дворца архиепископа-курфюрста Майнца, которые он присвоил в последние несколько зимних месяцев, Густав II Адольф увидел Рейн. Созерцание течения реки -- чистой, прозрачной, честной, прямлинейной -- принесло некоторое облегчение его душе.
      Он резко остановился, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Так же резко остановилась сопровождавшая его небольшая свита. К счастью для них, ни один из советников не столкнулся с королем. Разумеется, это не стало бы поводом для процесса об оскорблении величия. Густав был не из той породы монархов. Но, учитывая габариты и вес короля -- он набрал немало фунтов за эти месяцы ничегонеделания и дипломатических пиров --результат был бы похож на столкновение с буйволом. Недоумевающий король; покрытый синяками советник, сидящий задницей на земле. Неплохая иилюстрация тщетности попыток сдвинуть короля Швеции с занятой им позиции.
      "Нет, Аксель," сказал Густав твердо. Он не спускал глаз с Рейна. "Пусть Бернард и Вильгельм Саксен-Веймар разглагольствуют и фантазируют, сколько хотят. Я не отправляю войска в Тюрингию".
      "Вильгельм не 'разглагольствует и фантазирует'" -- возразил Оксеншерна -- "Он просто выражает озабоченность по поводу ситуации в его герцогстве. Вряд ли можно винить его за это".
      Густав нахмурился. "Меня не волнует, насколько он был вежлив! И его брат был определенно невежлив. Ответ остается отрицательным".
      Король энергично потирал руки. Снег уже сошел, но была только середина марта. Погода была прохладной. "Я стал мягкотелым и разнеженным" -- ворчал Густав -- "А всё эта лёгкая жизнь на юге!"
      Так же энергично он повернулся лицом к своим советникам. Все они были шведами, за исключением сэра Джеймса Спенса.
      Акселю: "Нет, нет, нет. В этом вопросе герцоги Саксен-Веймар оказались столь же мелочными, как любой другой немецкий аристократ В их отсутствие, длительное отсутствие, позвольте вам напомнить, их подданные сочли нужным самоорганизоваться, чтобы пережить зиму и бесчинства войны ". Наполовину сердито: "Что же они должны были делать, Аксель? Тихо помирать с голоду, чтобы не нарушить спокойствие владык?"
      Оксеншерна вздохнул. Его давняя, наполовину шутливая распря с королем Швеции на по вопросу роли аристократии усилилось за прошедший год. И канцлер Швеции проигрывал спор. Мгновение, стараясь не скрипеть зубами от расстройства, Аксель молча проклинал своих немецких собратьев по классу. С такими друзьями, кому нужны враги? По правде говоря, канцлер не был так уж несогласен со своим монархом по данному конкретному вопросу. Аксель не допустил бы немецкое дворянство близко даже к своей псарне, разве что в качестве корма для собак. Тем не менее...
      "Густав" -- твердо сказал он -- "Это не мелкий вопрос. И мы не можем просто отмахнуться от него, как от еще одного примера аристократической бессмыслицы. Фактически, власть в южной Тюрингии была захвачена республикой. Все донесения сходятся на этом, даже если они расходятся по поводу всего остального. " -- Его губы поджались -- "Они даже назвали себя в честь голландских Соединенных Провинций. 'Соединенные Штаты', фу-ты, ну-ты!"
      Король начал было говорить, но Аксель протестующе поднял руку. Его жест был не безаппеляционным -- в конце концов, есть определенные границы фамильярности с королями, даже с Густавом II Адольфом -- но, несмотря на это, весьма решительным. Монарх вежливо удовлетворил желание своего канцлера, придержав на какое-то время язык.
      "Этот вопрос носит более общий характер" -- продолжал Оксеншерна. Он щелкнул пальцами. "Меня вот ни настолько не волнует южная Тюрингия. Но что, если пример окажется заразительным? Или просто начинает вызовет панику среди властителей окружающих территорий? У нас и без этого достаточно проблем с нервозными немецкими союзниками. Если позволить протестантским владыкам начать волноваться по поводу революции, и иго империи Габсбургов может показаться им безопасным убежищем, а не тяжким ярмом".
      Стоящий в нескольких футах от них Торстенссон фыркнул. "Как будто саксам или пруссакам нужны оправдания для предательского поведения!"
      Оксеншерна бросил тяжелый взгляд на генерала-артиллериста, но Торстенссон стоял на своем. Более того, он бросился в контратаку. Молодой генерал сам щелкнул пальцами. "А меня вот ни настолько не волнует уязвленная гордость немецкой аристократии. Любой из этих графов, курфюрстов и герцогов" -- к этому моменту он прожигал взглядом окружающих не хуже Оксеншерны --"и я не исключаю из этого списка Саксен-Веймаров или Гессен-Касселей -- мгновенно изменит нам при подходящей возможности."
      Негромкий ропот протеста раздался со стороны других генералов. "Это несправедливо, Леннарт" - проговорил Банер. Казалось, это был день нахмуренных физиономий. Великолепный образчик этой гримасы теперь украшал лицо фельдмаршала -- "Бернард, конечно же, высокомерный осёл. Но Вильгельм - это уже другая история."
      Король вмешался до того, как страсти чересчур накалились. Позвольте обсуждению характера Бернарда Саксен-Веймара стать главной темой дискуссии, и она гарантированно превратится в свару. Несмотря на несомненный полководческий талант, продемонстрированный юным герцогом в течение последнего года, большинство шведских генералов считало его абсолютно невыносимым. 'Высокомерный осёл' было самым мягким из эпитетов, которые Густав слышал от своих офицеров в его адрес.
      "Все это не относится к делу" -- заявил король. Поворачиваясь к Банеру -- "Юхан, я разделяю вашу личную оценку Вильгельма. Я и сам, так уж получилось, довольно высокого мнения о нем." Густав бросил быстрый полушутливый взгляд на Акселя -- "Вильгельм -- одно из немногих исключений из моей оценки немецкой аристократии в целом. Если бы я не знал его родословную, я был бы готов поклясться, что он из шведских дворян".
      Раздались громкие смешки. За исключением шотландца, все члены этой маленькой группы, стоявшей вблизи Рейна, принадлежали к шведской аристократии и гордились этим.
      Кроме того, это был, по-видимому, день щелкания пальцами. Теперь король добавил свою версию жеста к коллекции. "Меня вот ни настолько не волнует этот спор" -- Он опять воззрился на Оксеншерну -- и на этот раз, без юмора -- "Меня волнует Тюрингия, Аксель. По двум причинам."
      Неторопливо, солидно: "Во-первых, потому, что я прежде всего христианин. Мой титул, родословная, все эти знаки земной власти --всё эти по воле Божией, и никакой другой. Я не забыл, даже если другие монархи запамятовали, что Господь дал нам власть с определенной целью. Пусть другие игнорируют свои обязанности владыки, я не буду. Если король или князь или барон не заботится о потребностях своих подданных, он не подходит на роль правителя. На самом деле, это очень просто. Страницы истории полны описаний кар Божьих, которые обрушивались на таких владык. Где теперь римские императоры? "
      В голосе, короля не было никаких эмоций, когда он произносил эти слова, благочестивые и искренние. Это была просто констатация факта. Следующая же фраза Густава II Адольфа прозвучала из уст выпрямившегося во весь рост короля, его бледно-голубые глаза горели огнем, унаследованным от предков. В этот момент высокомерно глядевший на своих подданных огромный человек изучал величие владыки каждым дюймом своего тела.
      "Во-вторых, потому что я -- Ваза". Имя правящей династии Швеции прокатилась по плитам террасы. На мгновение присутствующим показалось, будто Рейн содрогнулся в ответ.
      "Ваза!" повторил он. В этом имени было напоминание и вызов. Напоминание самому себе, вызов...
      Густав смотрел на своих подданных. Во взгляде не было огня. В нем было слишком много ледникового холода, пламени не оставалось места. Ледник не сияет, она просто существует.
      "Не забывайте этого" -- сказал он тихо.
      Его подданные не дрогнули, стоя под этим взглядом. Но они, казалось, слегка уменьшились в размерах. Вазы установили свое господство над Швецией многими способами. Включая, конечно, политические и полководческие таланты. Но, кроме этого, среди них была снова и снова проверенная временем мгновенная готовность сломать аристократию, подчинив её своей воле.
      Густав Адольф был назван в честь своего деда, великого Густава Вазы, который основал династию и создал современное государство, называемое Швецией. Презрение его деда по отношению к дворянству было зафиксировано в исторических документах, как и результаты этого презрения. Шведская аристократия была сломана, объезжена, приучена к дисциплине. Дворяне возвращались из опалы только после того, как демонстрировали свою готовность работать в рамках нового мироустройства. Во владениях Густава Вазы прислушивались ко всем четырем сословиям -- к крестьянам и горожанам столько же, сколько к дворянству и духовенству. Если уж говорить о предпочтениях, Густав Ваза покровительствовал росту среднего класса и был вознагражден, в свою очередь, государственной казной, полной серебра, мощным флотом и армией, и лучшей, если и не крупнейшей в Европе, военной промышленностью.
      Ваза. После своего вступления на престол в формально незаконном возрасте семнадцати лет -- это стало возможным благодаря специальному постановлению риксдага, парламента Швеции, разработанному и пролоббированному Оксеншерной -- Густав II Адольф согласился на компромисс, в рамках которого были восстановлены некоторые привилегии аристократии. И он сдержал свое обещание. В отличие от своего деда, который поддерживал простолюдинов, Густав II Адольф обычно назначал на высокие посты только дворян. Тем не менее, несмотря на внешние уступки, реальность осталась прежней. Власть династии опирались на народ Швеции, а не ее аристократию, и первый знал это так же хорошо, как и вторая.
      Ваза. . .
      "Решено" -- заявил король -- "Тюрингия будет оставлена в покое. Пусть сами управляют своими собственными делами. Если Вильгельм и -- ха-ха-ха! -- Бернард смогут с ними договориться, отлично. Но это их дела, а не наши. Я не пошлю ни одного солдата для того, чтобы обеспечить возвращение Саксен-Веймарам их владений".
      "У нас уже есть войска в тех местах" -- отметил Торстенссон мягко.
      Густав вскинул на него взгляд. "Маккей?" -- он пожал плечами -- "Несколько сотен кавалеристов".
      Спенс начал было говорить. Король бросил на него быстрый взгляд, и шотландский генерал закрыл рот.
      Взгляд короля упал на Оксеншерну. Озвучив свое решение, Густав решил подсластить пилюлю. "Я лично поговорю с Вильгельмом, Аксель," сказал он. "Я дам ему мои заверения, что, независимо от того, что происходит в Тюрингии, я не отрину семью Саксен-Веймар". Он жестко усмехнулся. "Кто знает? Вильгельм, в отличие от своего младшего братца, достаточно прозорлив, чтобы понять, что, в конце концов, титул герцога крохотного герцогства -- не самая высокая цель, к которой человек может стремиться в этом мире".
      Он хлопнул в ладоши, объявив, что меняет тему разговора. Хлопок превратился в ещё одно потирание ладоней. Чтобы защититься от холода, конечно. Но это движение ещё и выразило большое удовлетворение. Так потирает руки мастер, созерцающий только что созданный им новый шедевр.
      "А теперь, господа -- Тилли! В последнем донесении упоминается, что старик снова зашевелился. Он вышел из Нордлингена и движется в сторону Горна, расквартировавшегося Бамберге. Валленштейн, тем временем, также вернулся в бизнес."
      Торстенссон засмеялся. "Крупный бизнес! Когда ещё в истории наемный генерал получил такой контракт? Интересно, кто теперь император, а кто лакей?"
      Остальные генералы вторили его смеху. Совсем недавно до них дошли новости об условиях, который поставил Валленштейн, когда он откликнулся на исходящую от императора мольбу о помощи. После Брейтенфельда Габсбурги были в отчаяннии, и Валленштейн сполна это использовал, торхуясь с имперским двором. Чешский генерал получил официальный указ императора, что он является верховным главнокомандующим всех вооруженных сил в Империи. Валленштейну был также предоставлено право властвовать над всеми имперскими территориями, которыми правили враги Фердинанда, в том числе право конфисковать земли и поступать с ними по его усмотрению. Это означало добычу в невиданном доселе масштабе для всех его офицеров. В случае победы, наемники и авантюристы могут в одночасье превратиться в дворян. И почему бы и нет? Кто, как не сам Валленштейн подал пример, в первые годы войны?
      Густав продолжал. "Все донесения сходятся на том, что Валленштейн собирает новую огромную армию. Вы можете себе представить, что за волки собираются под его знамя!"
      Генерал Тотт хмыкнул. "По сравнению с ними люди Тилли будут смотреться сборищем невинных ягнят".
      Король кивнул. "Когда эта армия наконец-то сдвинется с места, они будут разорять все на своем пути. Но они никуда не двинутся ещё несколько недель. Я предлагаю в первую очередь разобраться с Тилли."
      Он начал отдавать распоряжения, глядя по очереди на каждого из своих подчиненных.
      "Аксель. Я хочу, чтобы вы вернуться в Эльзас. У нас там достаточно сил там, чтобы испанские Габсбурги не вообразили невесть что. И возьмите Бернарда с собой." Он засмеялся, увидев гримасу отвращения на лице Оксеншерны. "Пожалуйста! В конце концов, он действительно очень способный военачальник. И бы предпочел, чтобы он был там, а не разорялся бы здесь о своей драгоценной Тюрингии".
      "Которую он даже не удосужился посетить в течение многих лет" -- пробормотал Торстенссон.
      Король повернулся к Торстенссону, как будто его низкий голос послужил сигналом. "Леннарт, вы останетесь со мной на протяжении этой кампании. Тилли будет пытаться задежать меня на переправах через притоки Майна, чтобы замедлить мое наступление вверх по течению. Ариллеристам будет много работы по расчистке подходов к переправам."
      Молодой артиллерийский генерал нахмурился. "Мои орудия уже довольно сильно изношены, Ваше Величество". Хмурясь -- "арсеналы и пушечные мастерские в этих благословенных Рейнских архиепископствах -- это насмешка над здравым смыслом."
      Спенс прочистил горло. Король, казалось бы, проигнорировал звук, если не считать того, что его следующие слова были произнесены чуть более торопливо -- "Не волнуйтесь об этом. Я думаю, что я нашел нового поставщика артиллерийских орудий. Я надеюсь получить новые пушки в течение ближайшего месяца-двух. Те, что у вас сейчас есть, не должны прийти в негодность за это время."
      Торстенссон кивнул. Следом король обратился к генералу Тотту.
      "Возвращение на Везер. Следите за Паппенхаймом. Наши саксонские союзники помогут вам с этим без излишних напоминаний." Ещё один утвердительный кивок. Затем Банер:
      "Юхан, я хочу, чтобы ты вернулся обратно на Эльбу. Кроме всего прочего, это предохранит наших прусских друзей от откровенной измены. Но ты мне там нужен ещё и на случай, если поляки решат половит`рыбку в мутной воде, или Валленштейн решит пойти прямиком на Саксонию."
      Отдав не терпящие отлагательства приказы, король вернулся к потиранию рук. "Вот пока и все". Поворачиваясь в сторону Спенса: "Не могли бы вы задержаться на минуту, Джеймс?"
      Сигнал был достаточно ясен. В течение нескольких секунд все шведские офицеры разошлись, торопясь приступить к исполнению новых приказов.
      Густав молча смотрел на сэра Джеймса Спенса. Шотландец занимал особое положение в армии короля. Он был, одновременно, послом Швеции в Англии, английским послом в Швеции и, в дополнение к этому, одним из высших военначальников Густава. Множество должностей, занимаемых шотландцем по совместительству, указывали на большое уважение короля к этому человеку, но главной из этих функций были обязанности военначальника. По правде говоря, дипломатические контакты между Швецией и Англией были не такими уж активными. Остров, несмотря на официальный протестантизм, придерживался отстраненной и нейтральной позиции по отношение к войне, бушевавшей на континенте.
      В конце концов, сэр Джеймс Спенс был человеком Густава Адольфа. Как и у большинства шотландцев в шведской службе, игравших большую роль в королевской армии, верность Спенса был очень личной. В отличие от шведских офицеров, Спенс не имел семейных или классовых связей, которые могли бы повлиять на его лояльность по отношению к шведской короне. По этой причине, Густав часто поручал ему задания, носившие деликатный политический характер.
      "Я обеспокоен продолжающими поступать обвинениями в колдовстве" -- заявил Густав настойчиво. Он отмахнулся -- "Да, да, Джеймс, я понимаю, что сообщения поступают из ненадежных источников. По большей части. Но я по-прежнему обеспокоен. Слишком много сообщений".
      Сэр Джеймс пожал плечами. "А чего вы ожидали, Ваше Высочество? Не думаете же вы, что католические наемники, разбитые горсткой шотландцев и их американских союзников, будут рассыпаться в похвалах доблести своих противников, проявленной теми на поле битвы? Обвинить их в колдовстве проще всего. И каое обвинение труднее всего опровергнуть ".
      Густав потер свой массивный нос, размышляя. "Я это прекрасно понимаю, Джеймс. Тем не менее, это очень необычная история."
      Шотландский генерал усмехнулся. "Необычная? Скажите лучше -- фантастическая. Колония англичан из Америки будущего оказываются в центре Тюрингии? Это событие из тех, о которых слагают легенды! Трактаты Рабле и сэра Томаса Мора вдруг воплотились в жизнь."
      Всё ещё поглаживая нос, Густав пробормотал: "То есть вы всё ещё верите Маккею?"
      Спенс твердо кивнул. "Совершенно верно. Я знавал его, когда он был ещё пятилетным пацаненком. Но я взял его к себе на службу больше в силу моего собственного высокого мнения о нем, чем из-за того, что его отец -- мой старый друг".
      Он в течение нескольких мгновений внимательно смотрел на короля. после этого: "Вы же лично присутствовали, когда он докладывал в Вюрцбурге, Ваше Величество не больше трех месяцев тому назад. Показался ли он вам лжецом или остряком?"
      "Ни то, ни другое" -- последовал мгновенный ответ -- "В прошлом году я назвал его 'необычайно перспективный молодой офицер'. Аксель весьма саркастически отозвался об этом, учитывая, что я совсем не знал этого молодого человека. Но это было мое тогдашнее впечатление, и с тех пор не произошло ничего, что бы убедило меня в обратном".
      Он тяжело вздохнул. "Но меня беспокоит всё это, Джеймс. У меня и так более чем достаточно проблем. Контакты с таинственными колонистами из будущего -- легендарное событие, как вы сами сказали -- это многовато. Варево получается слишком крутым." Его голос постепенно переходил веле слышное бормотание.
      Шотландец ничего не сказал. По многолетнему опытом службы Густаву он знал, что сейчас король разговаривал сам с собой. Густав II Адольф был не более свободен от колебаний и неопределенности, чем любой другой человека. Он просто гораздо лучше справиться с ними, чем кто-либо ещё, кого когда-либо встречал Спенс.
      Как всегда, размышления был недолгими. Через минуту король перестал поглаживать нос и встал прямо.
      "Да будет так. Воля Божиея, это ясно. Может ли Сатана быть настолько всемогущим, что он мог перенести целое поселение из будущего? Думаю, что нет!" Он опять начал потирать руки. "Кроме того, нельзя зацикливаться на проблемах. Надо думать и о новых возможностях".
      Спенс воспользовался моментом, чтобы укрепить решимость короля. "Corpus Evangelicorum" -- пробормотал он.
      Густав слегка улыбнулся. "Вы единственный извесный мне человек, Джеймс, кроме меня самого, который может произнести эту фразу без сарказма."
      Спенс ответил улыбкой на улыбку. "А почему бы и нет? Я думаю, североевропейская протестантская конфедерация под руководством Швеции будет великолепным решением проблем, которые привели к этой войне. И многих других. Швеции получает долгожданное доминирование на Балтийском море, Священная Римская империя получает мир, и северные германцы наконец-то получат шанс построить настоящее национальное государство, а не лоскутное одеяло феодальных владений."
      Царь поднял на него насмешливый взгляд. "Вы не разделяете общее предположение, что результатом будет шведская тирания?"
      "Что за чушь! Простите мне резкие слова, ваше величество, но в Господней вселенной просто нет способа, с помощью которого полтора миллиона шведов могли поддерживать подлинную тиранию над в десять раз более многочисленными немцами. Во всяком случае, сколько-нибудь продолжительное время ".
      Он покачал головой. "Я живал в Швеции. Вы -- весьма практичное племя, если разобраться. Я полагаю, что Североевропейская Конфедерация со шведским доминированием достаточно скоро будет напоминать саму Швецию. Которая, по моему скромному мнению, является наилучше управляемым королевством в мире."
      "По моему мнению -- тоже!" -- воскликнул Густав весело. "И не такому уж скромному."
      Он хлопнул Спенса по плечу. "Хорошо, Джеймс. Мы будем придерживаться избранного курса. Кто знает? Возможно, Тюрингии суждено сыграть роль во всем этом. Но вы должны немедленно послать ещё одного курьера к Маккею. Вы слышали Леннарта. Эти новые пушки понадобятся нам раньше, чем мы предполагали. Интересно будет посмотреть, оправдана ли похвальба Маккея по поводу индустриальных талантов его новых приятелей".
      Спенс кивнул. Король продолжал -- "И не забудьте передать ему мои поздравления. Голландских деньги поступают без перебоя, и они весьма к месту. Это еще одна причина оставить Тюрингию в покое, а?"
      "Ну ещё бы" -- легко согласился Спенс. Он прочистил горло -- "Если вы позволите мне некоторое нахальство, Ваше Величество, я полагаю, что повышение в чине было бы весьма нелишней добавкой к поздравлениям. Под командованием Маккея теперь находится минимум тысяча кавалеристов, носящих ваши цвета."
      "Так много?" -- Густав в изумлении покачал головой -- "Ну, тогда конечно. С этохо момента он -- полковник Маккей! Никак не меньше!"
      Король и Спенс одновременно рассмеялись. Пока они выходили из дворца, король добавил: "Да, ещё передайте ему, чтобы он доставил мне новое оружие как можно скорее. Лично. Я хочу поговорить с ним..." Густав заколебался было, потом твердо, почти яростно покачал головой. "Нет, я хочу большего". Он протянул руки, как бы ощупывая что-то в темноте. "Я хочу что-то более ощутимого, чем просто личный доклад. Я хочу..."
      Он продолжал делать движения, как будто что-то нащупывая.
      "Американа"?
      "Именно!" воскликнул король. "Я хочу видеть одно из этих сказочных созданий!"
  
   Глава 46
  
      Олли Рирдон, владелец механической мастерской, не был уверен, раздражает или развлекает его происходящее. И то, и другое, решил он.
      "Почему он тратит время на обработку внешней поверхности пушечного ствола?" потребовал Маккей. Шотландский офицер практически пританцовывал от нетерпения. "У нас нет времени на косметику или украшательство!"
      Внимательно наблюдая за работой токарного станка, Олли поджал губы. Стаж токаря, Джека Литтла, превосходил количество лет, проведенных Маккеем на этом свете.
      Угадайте, кто из них знает, что надо делать? Но, несмотря на раздраженные мысли, Олли решил объяснить. Вежливо.
      Он указал на большую отливку. Казенная часть будущей пушки была зажата в шпинделе токарного станка; передняя часть, с уже высверленной заготовкой ствола, опиралась на конус, закрепленный в задней бабке. Две цапфы вращались так быстро, что был виден только размытый контур. Мягкая бронза может обрабатываться на гораздо более высоких оборотах, чем сталь. Джек стачивал тонкий слой бронзы в нескольких дюймах от обреза ствола; этот прием назывался ошкуриванием.
      "В том, что он делает, нет абсолютно ничего украшательского. Ему нужна ровно обработанная поверхность, чтобы жестко и ровно закрепить заготовку. Если мы не обеспечим жесткую фиксацию с этой стороны заготовки, процесс расточки внутренней поверхности ствола до нужного калибра займет вечность. Если мы просто закрепим один край отливки, обрабатываемую заготовку будет отчаянно болтать."
      Маккей нахмурился. "Что такое 'жесткая фиксация'?"
      Олли подавил тяжкий вздох. Он указал на устройство, закрепленное в суппорте, стоящем на краю салазок токарного станка. Устройство, верхняя половина которого могла откидываться на шарнире, образовывало кольцо около десяти дюймов в диаметре. На кольце было закреплено три регулируемых стержня, на конце каждого из которых был шарикоподшипник. Все они смотрели в центр кольца, находясь под углом 120 градусов друг к другу. Два из них будут поддерживать заготовку снизу; третий, фиксировать сверху.
      "Вот это оно и есть." -- прорычал он -- "Эта штука жестко устанавливается на салазках в нескольких дюймах от дальнего конца отливки, регулируется вылет стержней, и затем подшипники могут свободно катиться по ровной поверхности, которую вот прямо сейчас обтачивает Джек. Таким образом мы фиксируем заготовку и обеспечиаем её стабильность и для следующей операции, которой, для этих трехфунтовых стволов, является высверливание внутренней поверхности ствола до нужного калибра. " Душа помешанного на точности специалиста-металлообработчика не выдержала. Нахмурившись, Олли продолжал: "Мы, на самом деле, должны были бы использовать развертку, или, в крайнем случае, зенкер, для окончательной обработки -- мы будем использовать специальные точильные головки для шестифунтовых пушек -- но эти чугунные ядра настолько небрежно и неравномерно изготовлены, что нет смысла так стараться. Это будет всё равно, что метать бисер перед свиньями"
      Маккей покраснел. "Поняяятно..." - -с явным смущением протянул он, подергивая свою коротенькую бороденку -- "Поняятно".
      Стоящая рядом с ним Джулия усмехнулась. "Есть еще вопросы, о биг бвана?" -- она повернулась к Олли и пожала плечами -- "Ты не должен воспринимать всё это чересчур серьёзно. Он все еще пытается освоиться со своим великолепным новым званием."
      Ее улыбка стала шире. "Полковник Маккей, никак не меньше. И ему едва исполнилось двадцать три!"
      "Перестань, девчонка" -- проворчал Алекс -- "Это было только..."
      Олли похлопал его по плечу. "Между прочим, поздравляю с повышением. Извиняюсь, что я не мог присоединиться к обмыванию нового звания в Биргартене вчера вечером, но..."
      Он подсыпал немного соли на раны. "Я был здесь до полуночи, чтобы убедиться, что мы готовы обрабатывать вновьприбывшие отливки. У меня просто не было времени кутить всю ночь."
      Смущение Маккея усилилось. Он таки кутил всю ночь. Его ворчливость этим утром отчасти обуславливалась последствиями кутежа.
      "Я сожалею" -- пробормотал он. Затем, собрав в кулак всё, что осталось от его чувства собственного достоинства: "Ну, так как тут все, очевидно, под контролем, я думаю, что я пойду."
      Олли постарался не показать своего облегчения. По правде говоря, ему нравился шотландец, и он был готов простить ему изредка проявлявшееся чересчур мелочное беспокойство. Кроме того, Олли понимал не хуже Маккея, как много зависело от этой первой партии пушек, отправленной королю Швеции. Так что он вежливо, даже приветливо, проводил шотландца и его спутницу к дверям.
      В этот момент он вспомнил услышанное им этим утром. "О! И примите поздравления по случаю вашей помолвки!".
      Джулия радостно просияла и продемонстрировала новое кольцо на пальце. "Красивое, да? Алекс отыскал его в Айзенахе, когда он был там на прошлой неделе."
      Упоминание Айзенаха заставило Олли вопросительно поднять бровь. Он запнулся, подумал, может ли он поинтересоваться...
      "В этом нет большого секрета, Олли" -- сказал Маккей -- "Айзенах почти наверняка присоединится к нам. Они просто тянут время, ожидая, что решит Гота". Шотландец фыркнул. "А Гота тянет время, ожидая, что решит Эрфурт, а Эрфурт тянет время в ожидании решения Веймара. Но всё это должно достаточно скоро разрешиться."
      "Тогда у нас будет сколько? Шесть звезд на флаге, а не две?"
      Джулия вмешалась прежде, чем Алекс мог заговорить. "Я думаю, восемь! По слухам поездка Майк и Бекки в Заальфельд и Зуль тоже была очень успешной!"
      Олли заговорил -- "Я и не знал, что они вернулись. Заальфельд, да? Это будет неслабым пинком для нашей химической, с вашего позволения, 'промышленности', учитывая шахты в тех краях. И..."
      Маккей полным удовлетворения тоном завершил его мысль: "И в результате к нам почти наверняка присоединится Гера. В составе Соединенных Штатов окажутся все крупные города Тюрингии. По крайней мере, её южной части. Все до одного."
      Но Олли уже переключился на новую мысль -- "Я думаю о Зуле. Этот город дает нам контроль над всем Тюрингенвальдом. И, что ещё более важно, мы сможем стабилизировать наше оружейное производство. Сто лет назад, как вы знаете, Зуль был крупнейшим центром оружейного производства в Германии. Там ещё остались немалые производственные мощности" -- он указал через плечо большим пальцем. -- "Не знаю, в курсе ли вы, но мы получили эти отливки из Зуля. Будьте приятно видеть их в составе нашей новой семейки".
      Меньше года назад шотландского дворянина Александра Маккея удивил бы вид хозяина мастерской и недавней школьницы, обсуждающих вопросы внешней политики. Сегодня он даже не заметил этого. На этой счастливой ноте Алекс и Джулия вышли из мастерской на улицу.
      Немедленно завязалась ещё одна внешнеполитическая дискуссия. Маккей нанес превентивный удар прежде, чем Джулия могла снова поднять вопрос.
      "Ты не едешь, и это не предмет для обсуждения."
      "Ха! Мы еще посмотрим! Вы не имеета права принять это решение, полковник, сэр!"
      Двое влюбленных жгли друг друга взглядами, идя по улице. Они шли довольно медленно, отчасти потому, что были заняты спором, но, главным образом, потому, что на улице было очень многолюдно. К апрелю 1632 г. плотность населения Грантвилля была характерна скорее для Калькутты, чем для маленького городка в Западной Вирджинии, которым он когда-то был.
      Поняв безрезультатность первого натиска, Маккей дал следующий залп.
      "Невозможно" -- заявил он. "Твой отец будет настаивать на том, чтобы тебя кто-то сопровождал. Если уж на то пошло, я настаиваю на том, чтобы тебя кто-то сопровождал. И..."
      Он запнулся на мгновение, пытаясь вставить слово в поток саркастических замечаний Джулии о резком изменении его отношения к дуэньям и компаньонкам. Которых он, разумеется, абсолютно не жаждал увидеть около неё накануне. Совсем даже наоборот! Разве не он нашел этот заброшенный дом...
      Вперед, Шотландия! "...больше никто из женщин не планирует ехать" -- закончил он.
      Джули самодовольно взглянула на него. Маккей почувствовал, как у его ног открылись врата преисподней.
     
      "Мне это не нравится" -- проворчал Майк -- "Абсолютно."
      Ребекка ничего не сказала. Она просто сидела на диване, расслабившись, сложив руки на коленях, и ответила на хмурый взгляд мужа терпеливой улыбкой. Три месяца брака принесли в их отношения интимность и глубокое взаимопонимание. В том числе и более полное знание о привычках и слабостях друг друга.
      Итак, там, где невеста бы спорила, жена просто позволить мужу спорить с самим собой.
      В сущности, спорить было не о чем. Преимущества, обеспечиваемые ее предложением, были абсолютно очевидны.
      "Мне это не нравится" -- повторил он -- "Ты беременна, и на дворе война. Бог знает, с чем вы можете столкнуться."
      Ребекка беспечно проигнорировала тему своей беременности, лишь проведя руками по талии, чтобы показать, что она по-прежнему такая же стройная, как и была. Но она сочла остальные затронутые вопросы заслуживающими ответа.
      "Майкл, все донесения сходятся на том, что Тилли отступил на Дунай. Нижний Пфальц и Франкония твердо в руках шведов, как и львиная доля Вюртемберга. На пути к лагерю Густава Адольфа мы вряд ли натолкнемся на что-то более серьезное, чем случайная шайка дезертиров или отставших от армии. Ничто из этого, как тебе хорошо известно, не представляет никакой угрозы для экспедиции. Особенно, учитывая то, что наш эскорт будет включать кавалерию Маккея и драгун Тома."
      Тишина. Ребекка решила подсластить пилюлю. "А так как твоя сестра настаивает на том, чтобы отправиться вместе с Томом" -- добавила она, улыбаясь -- "я буду под присмотром. Такчто тебе даже не придется беспокоиться о моей супружеской версии."
      Несмотря на снедавшее его беспокойство, Майк не смог сдержать смех. "Какое облегчение! Ну да, это поможет мне спокойно спать по ночам."
      Юмора сломил появившуюся было напряженнось. "Ладно", вздохнул он. "Я согласен, что это лучшее, чем мы можем ответить. Я, конечно, предпочел бы поехать сам, но..."
      Ребекка покачала головой. "Это невозможно. Я знаю, тебе не нравится эта тема, Михаэль, но факт остается фактом. Твой личный авторитет имеет решающее значение в наших переговорах с другими городами Тюрингии. Мы должны быстро сплотить их в новое государство, еще до того, как война примет другой оборот. Возможно, к худшему. Ты сам снова и снова подчеркиваешь необходимость этого. Здесь и сейчас дипломатия -- это вопрос контактов между конкретными лицами, а не абстрактными политическими образованиями. Без твоего присутствия здесь ни один из городов не будет уверен в незыблемости результатов переговоров."
      Страхи Майка предприняли последнюю слабую вылазку. "Точно так же можно сказать, что если я не буду там, чтобы встретить..."
      Опять же, Ребекка отрицательно качнула головой прежде, чем он закончил фразу. "Мы не будем вести переговоры с королем Швеции, Майкл. Мы просто наносим визит, позволяя им посмотреть на нас." - она улыбнулась -- "Я подозреваю, что Густав Адольф просто хочет убедиться, что мы -- существа из плоти и крови, а не плод воображения невменяемого шотландца".
      Майк улыбнулся. "Или он просто хочет убедиться, что мы не ведьмы". Его глаза, рассматривающие жену, были полны любви и, по правде говоря, огромного удовлетворение. "Ведьмы", в семнадцатом веке в Европе, не были персонажами из фильмов Диснея. Не были красавицы-мачехи. Отвратительные старухи. Каковой Ребекка, безусловно, не была!
      Безошибочно расшифровав взгляд мужа, Ребекка решила, что это подходящий момент, чтобы затронуть ещё один вопрос. "В связи с этим я полагаю, что мы должны добавить в нашу группу еще одного человека. Эд Пиацца, будет воплощением прозорливости и стабильности, столь характерной для образованного мужчины средних лет. Том Симпсон -- особенно в сопровождении своей симпатичной молодой жены-американки -- добавит нашей делегации впечатление -- да и не только впечатление, как ты понимаешь -- воинственности и энергии ". Скромно: "Я буду делать то, что я могу". Затем, подняв глаза к потолку, как будто мысль только что пришла ей: "Но я думаю о ком-то ещё..."
      Майк усмехнулся. "Кончай притворяться, интриганка".
      Ребекка опустила глаза и изучила взглядом мужа. Майкл часто настаивали, что она умнее его. Ребекка полагала, что он был неправ. Абсолютно неправ. Разумеется, не было никакого сравнения между их интеллектами, если мерить тем, что можно было бы назвать "книжные знания". Но Ребекка не был воспитана на ядовитой доктрине "тестов IQ". Она измеряла интеллект человека конкретными мерками своего времени -- в этом отношении, по крайней мере, она не восприняла американские понятия. Ум человека не может быть отделен от самого человека.
      "Я так тебя люблю", прошептала она. Затем, с покаянным видом пропуская свои густые черные волосы сквозь пальцы, она покаялась в своих грехах.
     
      "Маккей обделается от возмущения," -- предсказал Майк. Он почесал подбородок. "Но -- ты права. Если и есть человек в этом мире, который смог бы убедить Густава Адольфа в том, что мы не сборище ведьм и ведьмаков, так это чирлидерша средней школы. Особенно эта".
      Но легкомыслие мгновенно уступило место более серьезным мыслям. "Пока он не увидит, как она стреляет. И как мы собираемся добиться того, чтобы она не потащила эту проклятую винтовку с тобой?"
      Любящий муж хмуро посмотрел на гениальную жену. "Итак, всезнайка. У тебя есть блестящие идеи по на эту тему?"
      Молчание.
      "Ха!"
  
   Глава 47
  
      Через пять минут после начала аудиенции король был твердо убежден в одной вещи. Как бы он ни старался -- а он старался изо всех сил, ппотому что он был добросовестным и глубоко верующим человеком -- Густава II Адольф просто не мог себе представить девушку по имени Джулия Симс ведьмой.
      "Невозможно" -- бормотал он себе под нос. Взгляд короля перепрыгнул с Джулии на двух других женщин, сидящих за столом. Даже в слабом свете, который давали масляные лампадки и свечи, их лица были хорошо видны. Заброшенные дом был наскоро оборудован под временную штаб-квартиру, и его скромный интерьер был очень хорошо освещен. Густав обычно удовлетворялся не более ярким освещением, чем было необходимо для того, чтобы читать и писать штабные документы -- и, возможно, читать его излюбленных Гроция и Ксенофонта, если оставалось время. Но когда он услышал, что американская делегация прибыла в свой лагерь, он спешно приказал реквизировать по окрестностям столько ламп и свечей, сколько возможно.
      Он хотел видеть этих людей.
      Перестав рассматривать Джулию, он, прищурясь, осмотрел стройную блондинку, сидящую рядом с ней. Сестру их предводителя, по их словам. Но он не потратил много времени на осмотр. Из той же породы, что и Джулия, это очевидно. Тоже красива, тоже -- не ведьма.
      Его глаза задержались на мгновение на ее муже, стоящем рядом с ней. Этот человек не сидел по той простой причине, что его невероятную тушу не выдержал бы ни один из имевшихся в доме шатких стульев.
      "И на этом теле практически нет сала" -- подумал он. Это был один из немногих случаев в его жизни, когда Густав встретил человека, который был явно больше и сильнее, чем он сам. Он решил, что это немного сбивает его его с толку. Что было само по себе комично. Реакция короля на человека по имени Томас Симпсон, когда он разобрался в своих мыслях, чуть было не заставила его рассмеяться. Так мог бы реагировать крупный и сильный самец тюленя, впервые повстречав моржа.
      Он твердо задавил эту мысль. Они не звери, сейчас не период течки -- и этот человек, во всяком случае, в настоящее время был образцом приличия и хороших манер. Его взгляд перескочил на ещё одного человека, сидящего за столом. Точнее, на другого американца. Александр Маккей также сидел за столом, как и человек по имени Генрих. Но эти двое были знакомы Густаву. Маккей лично, Генрих -- как типичный представитель определенного типа людей.
      Король потратил не более, чем несколько секунд, оценивая американца. Его звали Эд Пиацца, и этот тип людей тоже был хорошо известен Густаву. Высокопоставленный советник, консультант, доверенное лицо. Из той же породы, что и Аксель, решил Густав, независимо от разницы в их происхождении.
      Наконец, его глаза остановились на центральной фигуре американской делегации. Король ни на минуту не сомневался, что именно она была центральной фигурой. Густав II Адольф был столь же опытным дипломатом и политиком, сколь блестящим военачальником. С одиннадцати лет он, по повелению своего отца, Карла IX, присутрствовал при обсуждении государственных вопросов. Он давно научился замечать признаки, указывающие на обладающих властью и положением в обществе.
      Он был очарован ею. Частично его интерес, разумеется, было обусловлен яркой красотой этой женщины. Но лишь в малой степени. Густав отнюдь не был невосприимчив к таким вещам. Его собственный незаконнорожденный сын, плод страстного романа с юной голландкой во время его буйный молодости, служил офицером его армии и сейчас находился в этом самом лагере. Но если судить по стандартам поведения королей его времени, Густав II Адольф не было привержен разврату.
      Отчасти, его очарованность было обусловлена тем, что эта женщина, несоменно, была еврейкой. Густав был, до некоторой степени, знаком с евреями, хотя в Швеции они были редкостью. Но его интересовало не столько ее вероисповедание, сколько ее положение в обществе. Еврейский советник владыки -- да, это было знакомо, хотя эта разновидность придворных евреев неизменно была мужского пола. Но еврейская соправительница?
      Вот это было действительно интересно! Маккей объяснил ему это в одном из писем. Но ум Густава, на самом деле, не осознал эту реальность до сих пор. Свобода религии. . .
      "Я скептически отношусь к этому" -- произнес он -- "я против инквизиции и ее деяний, имейте в виду. И не забывайте, что я не наложил какого-либо дополнительного бремени на католиков в завоеванных мной -- за исключением того, что я выжал досуха казну тамошних епископов. Да и на евреев, если уж на то пошло. Но я не верю, что стабильное государство может существовать без государственной религии."
      Женщина по имени Ребекка Стернс ответила: "Ну так проэкспериментируйте с этим, Ваше Величество. Используйте нас в качестве лаборатории. Мы готовы принять любые религиозные меньшинства, возню с которыми вы сочтете чересчур хлопотной."
      Увидев удивление на лице короля, Ребекка улыбнулась. "Американский подход противоположен Вашей точке зрения, Ваше Величество. Мы считаем, что стабильность достигается постоянным движением. Что более долговечно, скалы или море?"
      Он смотрел на нее... Вдруг: "Вы считаете себя американкой. Но вы не родились там, я совершенно уверен. Англия или Голландия, судя по акценту?"
      Ребекка кивнула. Они говорили по-немецки, так как разговорный английский короля было беден. "И то, и другое" -- ответила она -- "Я родилась в Лондоне, но провела большую часть детства и юности в Амстердаме".`
      Она указала на своих спутников. "Я только столкнулся с этим народом всего год назад, когда они -- когда мой муж -- спасли моего отца и меня. Сейчас я считаю себя американкой".
      "Ааа...".
      Улыбка появилась на её губах. "По крайней мере, в основном. Не во всём." -- улыбка стала шире -- "Но это верно в отношении многих американцев, большинство из которых в настоящее время составляют люди, родившиеся и выросшие в этом времени."
      "Ааа...". Маккей и это ему упоминал. И, опять-таки, король был не совсем поверил его донесениям. Но теперь, видя спокойную уверенность сефардской женщины в ее новой самоидентификации, Густав понял, что его шотландский офицер говорил абсолютную правду.
      "Неужели это можно сделать?" -- удивился он. Он какое-то мгновение размышлял на более ранним высказыванием женщины. "Что более долговечно, скалы или море?"
      Густав был родом из Скандинавии. Он знал ответ.
      Теперь его взгляд обратился на Маккея. Офицер-шотландец занял стул рядом с красивой девушкой по имени Джулия Симс, которая ну никак не могла быть ведьмой. От короля не ускользнули собственнические намеки, сквозившие в отношении молодых людей друг к другу, и он понял, что широко улыбается.
      "Включая и тебя, Александр, как я погляжу."
      Возможно, легкий румянец и появился на веснушчатом лице шотландца, но глаза офицера не дрогнули.
      "Я присягнул служить Вам, Густав II Адольф, владыка Швеции." Слова эти были произнесены отрывисто, почти враждебно. Нет, не враждебно -- просто офицер бросал ему вызов в связи с его высказыванием. Король понимал понятие о чести, которое было в основе этого вызова. Очень хорошо понимал. Отлично, на самом деле.
      Он поднял руку в жесте, который выглядел не столь умиротворяюще, сколь обнадеживающие. "Я рад это слышать, Александр. Не то, чтобы я сомневался в тебе, имей в виду." Он провел рукой по коротко остриженным светлым волосам. "Но, с течением времени, лояльность может измениться. Все, о чем я прошу, это о том, чтобы ты уведомил меня о своей отставке, если вдруг это произойдет. До этого момента я не буду задавать вопросов."
      Маккей натянуто кивнул.
      Следующие несколько минут были заняты обсуждением Огненного Кольца. Густав уже получили его описание от Маккея -- более, чем в одном письме, но он хотел расспросить самих американцев. Так что он, используя Ребекку в качестве переводчика, задал множество вопросов. И очень внимательно выслушивал ответы.
      Вопросы были прямы и однозначны, ответы не были -- и именно это больше, чем что бы то ни было другое, окончательно убедило короля. Очень скоро Густав был уверен, что американцы, несмотря на все их волшебства в механике, были так же озадачены их положением, как и все остальные.
      Он почувствовал безмерное облегчение. Ушли все его самые потаенные страхи. Их начали заменять первые прикидки на будущее.
      Не колдовство. Маккей был прав. Что же касается всего остального...
      Густав повернулся в кресле и взглянул на двух мужчин, стоявших в глубине дома. Они оставались там по его просьбе. Густав хотел составить свое собственное впечатление об американцах до того, как он начнет думать о следующих шагах. Но это заняло гораздо меньше времени, чем он ожидал, и он был удовлетворен тем, что он мог продолжать. То, что, как он полагал, будет загадкой, ей не оказалось. Или, скорее, оказалось знакомой тайной Промысла Божьего.
      Скупым жестом он подозвал обоих стоявших доселе в тени. Что же касается всего остального...
      Кто мы такие, чтобы обсуждать Волю Божью? А кто еще мог создать такие Кольцо Огня?
      Да, именно так всё и обстояло. Густав почувствовал прилив симпатии по отношению к американцам, сидящим за столом напротив него. Они тоже -- даже они, самый диковинный народ, о котором он когда-либо -- были созданьями Божьими, в конце концов. Способные любоваться на дело рук Его, но не понять его.
      "Как и должно быть..." пробормотал он.
      Двое мужчин подошли к столу. "Садитесь" -- приказал он. Указывая на них пальцем, он представил их. "Вильгельм Саксен-Веймар, старший из герцогов. И Леннарт Торстенссон, мой командующий артиллерией".
      Торстенссон явно с трудом удерживался от того, чтобы что-то сказать, но Густав остановил его с острым взглядом. Первым делом -- о первоочередных делах.
      "Вы создали мне сложную ситуацию в Тюрингии" -- резко сказал король, обращаясь к американцам -- "Сидящий перед вами Вильгельм -- один из моих немногих надежных союзников в Германии, а вы, кажется, экспроприировали у него его герцогство. Это всё... очень неудобно."
      Еврейка бросила быстрый взгляд на Саксен-Веймара. Затем, расправив плечи, она заговорила. Но Вильгельм прервал ее прежде, чем она смогла произнести хотя бы несколько слов.
      "Погодите! Я не хочу добавлять проблем королю Швеции." -- Вильгельм махнул головой в сторону двери дома -- "Армия Тилли стоит лагерем менее чем в двух милях отсюда, на противоположном берегу Леха. Король намерен завтра с боем форсировать реку. Это -- не время для политических распрей среди его союзников."
      Последняя его фраза породила внезапную паузу. Тишину. Затем, через нескольких секунд, напряженность за столом переговоров явно ослабла. Герцог Саксен-Веймар открыто заявил о том, что до сих пор не обсуждалось. Тот факт, что никто -- ни король, ни американцы -- не бросился оспаривать это заявление, доказал, что оно соответствовало действительности. Новый американский режим был с этого момента признан, как на словах, так и на деле, союзником Густава Адольфа. Характер этого союза, конечно, еще предстоит определить.
      Вильгельм продолжал. "Вследствие этого, я предлагаю отложить любое обсуждение будущего статуса провинции до лучших времен". Он расправил узкие плечи и посмотрел прямо на Ребекку. "У меня есть только две просьбы. Первое..."
      Он на мгновение запнулся. Его лицо исказилось в неопределенной гримасе. Огорчение? Нет, стыд.
      "Я слышал, что в последнюю зиму провинция не голодала. Это правда?"
      Выслушав перевод Ребекки, пожилой американец откашлялся. Он заговорил на спотыкающемся немецком. Еврейка помогала ему с наиболее сложными оборотами. "Никто не голодал. На самом деле -- по нашим приблизительным оценкам, признаюсь, очень сырым -- население южной Тюрингии увеличилось в четыре раза. С момента нашего появления год назад."
      Услышав это заявление, Вильгельм и оба сидящих за столом шведа в упор уставились на Эда широко раскрытыми глазами. В четыре раза? В центральной Германии? Во время этой войны?
      Поспешно, как бы извиняясь, Пиацца добавил: "Я не имею в виду естественный прирост, разумеется. Он тоже имел место, но, по большей части, население увеличилось за счет беженцев из окружающих регионов"
      Плечи Вильгельма опали. Он вытер лицо. "Слава Богу" -- прошептал он -- "По крайней мере, этот камень упал с моей души."
      Он поднял голову. "Это была моя первая просьба. Пожалуйста, продолжайте прилагать все возможные усилия в плане предоставления крова и убежища. Что же касается второго..."
      Ему даже удалось улыбнуться. Улыбка была слабой, это правда, но, тем не менее, искренней. "Я был бы признателен, если бы вы не делали ничего -- не делали бы никаких громогласных заявлений -- что вынудило бы меня публично выступить в защиту моих прав. Когда уже сказал король, это может породить весьма... неуклюжую ситуацию".
      Американцы переглянулись. Для Густава было очевидно, что они ищут ответ. И столь же очевидно, на это ушло не более пяти секунд, на кого они переложили обязанность сформулировать этот ответ. Скоро все они смотрели на Ребекку, ожидая ее слов.
      Густав опять испытал удовлетворение от сознания, что его чутьё политика верно послужило ему и на этот раз. Но гораздо большее удовлетворение, даже внутреннего спокойствия, принес ему тот факт, что член делегации, к которому они обратились в поиске ответа, не был урожденным американцем. Да, это великие мастера по части механики. Нет, они не маги и не ведьмаки.
      Ребекка тихо заговорила. "Прямо сейчас я не могу сказать ничего конкретного, герцог. У меня недостаточно полномочий, чтобы отвечать на подобные вопросы. Но вот что я могу сказать: основополагающие документы Соединенных Штатов -- мы называем их Конституция и Билль о Правах -- не... " Она помолчала и продолжила: "Пожалуй, я могу сформулировать это следующим образом. Они обращают больше внимания на позитивные, а не негативные стороны. Они устанавливают права и обязанности, а не ограничивают их. Если вы понимаете, что я имею в виду...."
      Вильгельм и Густав одновременно улыбнулись.
      "Как дипломатично" -- пробормотал король счастливо -- "Как красиво построена фраза."
      Он повернул голову к Саксен-Веймару. "Вильгельм"?
      Герцог неопределенно повел рукой жест, крутя пальцами, что вполне органично смотрелось в сочетании с кривой усмешкой, застывшей на его губах. Во всем этом был отчетливый иронический оттенок. "Как вам угодно, ваше величество. Действительно, хорошо построенная фраза. Я думаю, мы могли бы потратить довольно много времени, препарируя каждый её поворот."
      Он взглянул на дверь. "Дольше, чем время, которое нам нужно на то, чтобы покончить с Тилли и Валленштейном." -- он опять посмотрел на Ребекку -- "После этого..."
      "... будет после этого" -- твердо сказал король -- "И меня это вполне устраивает!"
      Теперь он повернулся к Торстенссон. "Ну, Леннарт" -- прорычал он -- "говори."
      Леннарт даже не дождался, пока король закончит фразу. В отличие от Густава, он свободно говорил по-английски.
      "Как вам это удалось?" -- требовательно вопросил он -- "Диаметр всех пушечных стволов абсолютно одинаков. Идеально одинаков!" Хмурясь: "Это невозможно, даже абсурдно -- да у меня даже нет ядер, отлитых с соответствующей точностью."
      Пиацца улыбнулся и, наклонившись, стал копаться в сумке, стоявшей у его ног. Он достал какой-то странный инструмент.
      "Олли так и думал, что вас может это заинтересовать" -- он протянул инструмент Торстенссону. Этот предмет, несмотря на очевидную для присутствующих точность изготовления, смутно напоминал своего рода зажим. Генерал-артиллерист нерешительно, взял его в руки.
      "Это называется 'микрометр'" -- сказала Ребекка. Основываясь на краткой лекции, которую дал ей Олли, она быстро объясняла основы работы этого устройства. "С особой точностью изготовленный винт -- каждый полный оборот винта соответствует одной четверти дюйма -- или, как предпочитают говорить металлисты, двадцать пять сотых дюйма -- каждая маленькая риска, видите здесь? как она совпадает с вот с этой риской? -- точно отмеряет одну тысячную дюйма."
      "Одна тысячная?" -- задохнулся Торстенссон. Он крутил винт микрометра в разные стороны, глядя на совпадающие риски -- "Как вы могли изготовить что-то с такой точностью?"
      "Мы не можем" -- ответила Ребекка -- "По крайней мере, нам это будет нелегко, хотя наши эксперты считают, что мы могли бы со временем сделать что-то подобное."
      Теперь настала ее очередь с трудом подбирать слова. "Для этого потребуется машины, которых у нас нет. И машины, чтобы сделать эти машины, которых у нас тоже нет. Кольцо Огня перенесло только те предметы, которые находились в городе Грантвилль. Рано или поздно, многие из наших машин и инструментов износятся. Они не смогут быть заменены напрямую. Производство компьютеров, например, предполагают существование такой отрасли, как 'электроника'."
      Она замолчала, понимая, что многие использованные ей термины были бессмысленны для собеседников, и вернуалсь к сути разговора. "Мы называем это 'технический регресс'." Она указала на микрометр в руках Торстенсона. "С помощью этого приспособления -- которое весьма долговечно, если не пытаться его намеренно сломать -- мы можем сделать привычные вам пушки, которые, однако, будут гораздо точнее оружия, сделано в любом другом месте. Мы можем сделать и многие другие весьма полезные вещи."
      Том Симпсон прервал её. Его немецкий, хотя и не дотягивал до стандартов Ребекки, было гораздо лучше, чем у Пиаццы. "Нарезные мушкеты, например, стреляющие пулей Минье. Возможно, даже простые казнозарядки" -- он усмехнулся -- "Хотя наши оружейные маньяки до сих пор собачатся. Некоторые защищают Фергюсон, некоторые..."
      Он прервался, увидев выражение непонимания на лицах собеседников. Произносимые им слова были для них бессмысленны. "Неважно"-- сказал он -- "Суть заключается в следующем. Мы не можем воссоздать мир, который мы оставили позади. Но мы можем изготавливать вещи, которые заметно превосходят что-либо, изготавливаемое здесь и сейчас".
      Ребекка плавно перехватила нить разговора. "Это часть того, о чем мы говорим, Ваше Величество" -- наполовину извиняющимся тоном -- "Я не хочу, разумеется, ругать вашу собственную военной промышленность в Швеции, но мы можем обеспечить поставки боеприпасов из гораздо менее удаленного источника.И, по правде говоря, боеприпасов гораздо более высокого качества."
      Все следы извинения исчезли из её голоса -- "И деньги."
      После этих -- действительно волшебных! -- слов в комнате воцарилась мертвая тишина. Деньги были кровью войны, гораздо болеее важной, чем пики, лошади, оружие и порох -- или даже солдаты. Особенно для шведов, самой большой проблемой которых всегда была хроническая нехватка наличности.
      "Как?" -- потребовал король. Он скептически склонил голову набок -- "Я полагаю, вы не предлагаете безвозвратные субсидии?"
      Ребекка тихо засмеялас. "Извините, Ваше Величество! Разве я похожа на Ришелье"?
      "Ни в малейшей степени" -- пробормотал Торстенссон. Молодой артиллерийский офицер испытывал куда бОльшие, чем его монарх, проблемы с тем, чтобы сосредоточиться на интеллекте Ребекки.
      Ребекка проигнорировала хвалебное замечание. Она продолжала, не отклоняясь от темы: "Субсидии -- нет. Но мы можем быть вам полезными в двух других аспектах. Во-первых, южная Тюрингия быстро становится экономическим центром Германии. Очень быстро, учитывая хаос, воцарившийся в большей части Священной Римской империи. Строительство, производство, торговля -- всё это растет не по дням, а по часам. Конечном результатом этого процесса, среди прочего, является то, что мы можем обеспечить поставки вашей армии большей части необходимого ей оружия и снаряжения..."
      "И провианта тоже?" -- спросил Торстенссон -- "А как насчет лошадей и волов?" Ум профессионального солдата вернулся к анализу профессиональных вопросов.
      Ребекка кивнула. "Да. И того, и другого. Я бы упомянула, что американские семена и скот лучше, чем немецкие, и они начали специальную селекционную программу, с тем, чтобы сохранить чистые штаммы. И мы можем предложить вам всё это по гораздо лучшим ценам, чем кто-либо еще, особенно, что касается для боеприпасов. "
      Она указала на микрометр, по-прежнему бывший в руках Торстенсонна. "Наши методы металлообработки не просто точнее, они также намного быстрее и эффективнее, чем все, что вы можете увидеть где бы то ни было в Европе. Или в любой точке мира, раз уж об этом зашел разговор."
      Она запнулась на мгновение, размышляя, и продолжила: "На данный момент мы не можем поставлять порох напрямую, и то же самое можно сказать о текстиле в сколько-нибудь заметных количествах, но из-за стабильности, которую мы привнесли в регион" -- она бросила быстрый полуизвиняющийся-полуупрямый взгляд на Вильгельма -- "купцы и торговцы нахлынули к нам. Мы не можем поставить порох или ткани, но мы определенно можем служить каналом их поставки и, опять же, по лучшей цене, чем можно было бы найти в другом месте.".
      Густав потер нос. "То есть вы предлагаете, по сути, превратить Тюрингию -- по крайней мере, контролируемую вами её часть -- в мой стратегический тыл и базу снабжения. Арсенал Швеции в центральной Германии."
      "Да", заявила Ребекка твердо. Царь бросил на нее проницательный взгляд. Она пожала плечами. "Мы понимаем, что это может привести к тому, что гнев Габсбургов падет на наши головы."
      Том Симпсон усмехнулся. "Они будут весьма удивлены, если они попытаются нас затоптать."
      Маккей нахмурился. "Это не так просто, Том. Кавалерийский рейд может наделать массу разрушений, даже если он просто пройдет через этот район. И его намного труднее остановить."
      Лицо огромного американца было олицетворением несокрушимого упрямства. Челюсти Маккея напряглись. "Послушайте меня, Том! Если бы я был вашим противником, уверяю вас, что со мной было бы намного труднее справиться, чем с одной из неуклюжих терций Тилли".
      Ребекка резким жестом прервала начинавшийся спор. Наблюдавший за всем этим Густав был поражен тем, как моментально повиновались этому жесту спорщики. Власть этой женщины, понял он, основывалась на чем-то более значительном, чем тот факт, что она была женой предводителя американцев.Гораздо более значительном, оценил он.
      Король снова заговорил. "Вы упомянули о второй разновидности финансовой помощи".
      Голова Ребекки снова повернулась в его сторону. На мгновение её темные глаза уставились на него. Густав понял, что сейчас она оценивала его.
      Когда она заговорила, ее тон был сух и резок: "Слышали ли вы о семье Абарбанель?"
      Густав кивнул. "Разумеется. Мой помощник, сэр Джеймс Спенс, в последние годы несколько раз проводил с ними разные сделки."
      "Сэр Джеймс?" -- воскликнула Ребекка -- "Я знаю его! Я, лично, не очень близко. Но мой отец весьма высокого мнения о нем."
      Глаза Густава расширились. "Ваш отец?" С опозданием, он понял, что не поинтересовался девичьей фамилией этой женщины.
      "Абрабанель. Мой отец -- Бальтазар Абрабанель".
      Король засмеялся и захлопал мясистыми ладонями. "Дааа, не удивительно, что вы такое чудо! Дочь Бальтазара и племянница Уриэля" -- он улыбнулся ей -- "и каково вам было, воспитываться в атмосфере хитростей и интриг?"
      Она усмехнулся в ответ. "На самом деле, Ваше Величество, очень здОрово. Вы знаете моих отца и дядю?"
      Густав покачал головой. "Лично -- нет. Только по репутации". Он посмотрел на нее с ещё бОльшим уважением и пониманием.
      "Правильно ли я понимаю, что вся семья Абрабанель решила связать свою судьбу в с американцами?"
      Ребекка кивнула. "Даже турки. Особенно турецкие Абрабанели, на самом деле. Дон Франсиско Наси последние несколько недель уже проживает в Грантвилле. Он объявил, что планирует поселиться там навсегда."
      Тишина опять наполнила дом, пока собеседники переваривали эту новость. Европейцы в комнате -- и швед, и немец, и шотландец -- мгновенно осознали последствия. Они не были темными крестьянами, несмотря на то, что разделяли некоторые из их предубеждений против евреев. Эти люди, особенно король, были достаточно знакомы с банковскими делом, чтобы понять, что именно предоставило Соединенным Штатам решение Абрабанелей. Грубо говоря, лучшую финансово-банковскую сеть в мире.
      "Кредиииты..." -- мечтательно протянул Густав. Его взгляд заострился -- "Под какой процент?"
      Ответ Ребекка сопровождался настолько широкой улыбкой, что это выражение можно было бы назвать ухмылкой. "Пять процентов годовых. Для военного займа. Четыре процента для займов на другие цели".
      Король чуть не задохнулся. "Пять процентов?" -- его бледно-голубые глаза практически выскакивали из орбит -- "Го-до-вых?"
      Ребекка пожала плечами. "Американцы" -- она запнулась и затем, с усмешкой, продолжила --"мы, американцы, должна была бы я сказать, убедили Абрабанелей, что большой и стабильный бизнес предпочтительнее случайного однократного куша." Она очень твердо повторила: "Пять процентов. Для вас, то есть для Густава II Адольфа. Другие обнаружат, что ставка выше..."
      Она отвела взгляд, пропуская свои густые локоны сквозь пальцы, и скромно добавила: "Подозреваю, что существенно выше."
      Внезапно король захохотал. "Пять процентов!" -- завопил он, поднимаясь, почти вскакивая, на ноги и грозя небесам огромным кулаком.
      "Вот это для Ришелье!"
      Густав опустил кулак. Его собственная ухмылка отразилась на лицах Торстенссона и Маккея. Даже Вильгельм, увидел он, широко улыбался. Король Швеции позволил себе потратить минуту на то, чтобы полюбоваться силой духа и интеллектом этого человека. Если отбросить пустые разглагольствования, герцог Саксен-Веймар только что услышал смертный приговор, вынесенный наследственным правам на владение Тюрингией, и он был достаточно умен, чтобы понять это. Только позвольте республике в Тюрингии устанавливать своё финансовое и коммерческое доминирования, и для провинциальной аристократии будет большой удачей, если они сумеют сохранить столько же власти и влияния, сколько их было у голландского дворянства. Даже могучие испанские Габсбурги ломались об эту скалу в течение последних без малого ста лет. И все же этот человек был достаточно воодушевлен, чтобы не горевать от такой перспективы.
      И почему бы и нет? Вильгельм Саксен-Веймар тоже принял присягу на службу королю Швеции. Монарху, который, как известно, не был скуп по отношению к своим доверенным подчиненным, и монарху, перспективы которого только что получили могучую поддержку.
      Густав повоернул голову в сторону Торстенссона, как если он наводил пушку на самого командующего артиллерией.
      "Corpus Evangelicorum" -- нахально заявил король -- "И что ты скажешь теперь, скептик Леннарт?"
  
   Глава 48
  
      Ребекка с Эдом остались на следующий день дома, в то время как Густав-Адольф готовился двинуться против Тилли. Им предстояло провести этот и следующий дни в работе с интендантами короля, готовя новую шведскую материально-техническую базу.
      Остальная делегация отправилась со шведской армией. Том с Ритой и Генрих, который провел предыдущую неделю в работе с механическими цехами, изготавливая пушки, отправились с Торстенссоном. Насколько у Соединенных Штатов было что-либо напоминающее офицеров-артиллеристов, настолько эти трое к ним относились.
      Майк с Фрэнком убедили их воспользоваться всеми имеющимися возможностями, чтобы ознакомиться с методами артиллерии этого времени, по всеобщему признанию лучше всего воплощенными шведами Торстенссона.
      - Ключевым вопросом являются столько же конюхи, сколько и артиллеристы, - сообщил им Торстенссон, когда они наблюдали за шведскими орудиями, доставлявшимися на позиции, - мои лошади и повозки постоянно закреплены за артиллерией.
      Информация ничего не значила для Тома и Джулии, а вот Генрих сразу врубился. В отличие от двух американцев, он был хорошо знаком с практикой того времени.
      - Вы имеете в виду...- он указал на конюхов, выводящих лошадей, отпряженных от орудий.
      Торстенссон кивнул.
      - Все военные. Мои до последнего человека. - его губы изогнулись в великолепной усмешке. Ни одного наемника среди этих нищих ублюдков. Остальное утонуло в ругательствах.
      Генрих захихикал. Он повернулся к Тому и Джулии и объяснил:
      - Все остальные армии для ухода за лошадьми и обслуживания повозок используют в артиллерийском парке гражданских наемных рабочих.
      Глаза Тома расширились.
      - Это безумие!- буркнул он.
      Как всегда в поле, когда это возможно, Том говорит по-немецки. Торстенссон, услышав слова, усмехнулся. Но его юмор тут же испарился, как только он увидел американские орудия поднятые на редуты. Мгновением позже он уже орал новые приказы, следя за тем, чтобы новые пушки были правильно размещены. Прямо в центре линии под его бдительным оком. Торстенссон собирался сегодня испытать эти орудия. С рассветом он отправил своих людей сортировать пушечные ядра. Он хотел использовать эти превосходно высверленные отверстия с лучшими пушечными ядрами из его арсенала, единственными идеально круглыми и максимально их подогнать.
      - Снова полдистанции, - сказал он тихо, глядя на окопы врага через реку.
     
      ***
      Густав Адольф изучал окопы выше по реке. Пытался, во всяком случае. Его близорукость делала это занятие достаточно бессмысленным. Его телохранитель Андерс Йенссон стоял справа от него. Одним из неофициальных его занятий было служить глазами короля.
      Он наклонился и прошептал:
      - Тилли отправил своих людей вон в тот лес за болотом, как Вы и предвидели. На том берегу никого не видно.
      Густав кивнул. Жест выражал скорее расстройство, чем согласие. Он хотел видеть все сам.
      Он услышал женский кашель. Американская девушка, Джулия Симс прочищала горло.
      - Ну, сэр-э-э, я имею в виду, Ваше Величество-э-э-
      Он повернулся и посмотрел на нее сверху вниз. Они с Маккеем стояли слева от него. Она - у правого локтя Маккея.
      - Да?
      - Она снова откашлялась. Потом добавила на ломаном немецком:
      - Почему Вы не носите очки, сир? Я имею в виду, Ваше Величество?
      Андерс зашипел. Стоявшие чуть сзади шотландские телохранители напряглись. Намечался взрыв королевского гнева.
      На мгновение король ощутил как его заполняет и рвется наружу горячее тщеславие. Но было что-то в невинном, открытом красивом лице, обезоруживающее его ярость.
      - Невозможно! - рявкнул он. - Я пытался. Очки слетели с моего носа при первом же взмахе саблей!
      Джулия попыталась заговорить снова. Но она, видимо, достигла предела в своем знании немецкого. Она поспешно зашептала что-то жениху. Лицо его немного побледнело, как и у всех солдат Густава. Маккей был хорошо осведомлен о чувствительности короля к этой теме. Шотландец перевел:
      - Она говорит, что не имела в виду обычные очки, Ваше Величество. Она говорила о спортивных очках, которые....- здесь Маккей запнулся. Как объяснить, что такое баскетбольный матч?
      Процесс описания королю вида специальных очков, которые носили молодые американские атлеты ему более или менее удался.
      Глаза Густава расширились.
      - Невозможно! - повторил он, - Абсурд!
      Его настроение поднялось. Он посмотрел на нахальную девчонку. Блики от своеобразного оружия в ее руках играли на чем то вроде телескопа, установленном на нем. Несмотря на свое раздражение, король признал превосходное мастерство, просматривающееся в этом огнестрельном оружии и в оптических деталях.
      Девушка казалась совсем смущенной. Возможно в попытке утишить королевский гнев она подняла оружие:
      - Хотите посмотреть? - спросила она.
      Хмурясь, Густав взял оружие и поднял его для осмотра. Несмотря на необычность вещи, как ее использовать было достаточно понятно. Мгновение спустя он прижал сустав к плечу и посмотрел в 'телескоп'.
      Его раздражение исчезло сразу.
      - Замечательно! - воскликнул он. Четкость изображения была гораздо лучше того, что он когда-либо видел в телескопе. Он провел около минуты, размахивая винтовкой, прежде чем вернуться к серьезным делам.
      Следующие несколько минут были посвящены внимательному обследованию позиций своего оппонента. Шведская и Баварская армия расположились на разных берегах реки Лех, чуть южнее впадения ее в Дунай. Здесь река проходила по заболоченным низинам, с обеих сторон окруженных возвышенностями. Тилли разместил свои силы в лесу на возвышенности за болотом.
      Очевидно, старый католический генерал был уверен, что заболоченная местность по берегам реки будет достаточно сильно препятствовать попыткам шведов переправиться, чтобы этого не допустить. Его фланги были хорошо укреплены, а батареи сосредоточены в центре. Судя по всему, это была почти неприступная позиция.
      Но король мрачно улыбался, изучая отдельные участки реки через 'телескоп'. Прямо напротив возвышенности, где Торстенссон расположил свои семьдесят два орудия, Лех широко разлился. Извилистое русло реки образовало косу с противоположного берега выступавшую в сторону шведов.
      Если большими силами переправиться через реку по этой узкой полоске, под прикрытием шведских орудий, то король получил бы плацдарм. Король опустил винтовку.
      - Как финны и сообщали, - пробормотал он Андерсу с удовлетворением. Он повернулся к Джулии и отдал ей оружие.
      - Замечательный телескоп, - сказал он, - Хотя я обнаружил, что странный недостаток немного отвлекает...
      Маккей перевел. Джулия нахмурилась при оскорблении ее прицела и потребовала объяснений. Маккей переводил. Король объяснил:
      - Эти две черных линии, перекрещивающихся прямо в центре окуляра.
      Маккей перевел. Джулия:
      - Черт бы побрал королевский нрав, - был ее ответ. Маккей перевел.
      Король снова вспылил.
      - Чепуха!- рявкнул он, сердито размахивая рукой, - Здесь пять сотен ярдов!
      Он властно указал рукой на Маккея и сказал Джулии:
      - Дайте этому хвастуну это ружье!- И Маккею, - А теперь, сэр, попробуйте похвастаться на деле!
      Маккей запнулся. Потом объяснил. Королевские глаза выпучились.
      - Она?
      Маккей кивнул. Изумленный взгляд обратился перебегал с него на эту нахальную девицу.
      Джулии надоело. Она подняла винтовку.
      - Скажите этому болвану, чтобы он указал цель, - буркнула она.
      Маккей перевел более или менее точно. 'Болвана' он опустил.
      Густав II Адольф впился глазами во врага за рекой, выбирая цель. Поскольку он не мог хорошо видеть, ему пришлось положиться на Йонссона.
      - Там отлично выглядящий командир у рощи, Ваше Величество! Судя по позе напыщенный тип.
      Маккей начал переводить, но немецкий Джулии был достаточно хорош, чтобы понять суть. Винтовка уперлась в плечо, ее глаза в цель.
      Король, наблюдая за этим, зашипел. При всем его негодовании, Густав был слишком опытным солдатом, чтобы признать случайной опытность девушки. Бах! Негромкий, незнакомый звук поразил короля. Его голова повернулась к Андерсу. Лицо телохранителя казалось немного бледным.
     - Ну? - потребовал Густав
     - Готов, Ваше Величество. Я думаю, прямо в сердце. На таком расстоянии трудно сказать, но то, что завален, это точно.
     - Глупости. Просто везение. Еще!
     Андерс назвал другую цель. Прошло несколько секунд. Бах!
     - Еще!
     Бах
     - Еще!
     Бах
     - Ещ... - Густав замолчал. Молчание длилось дольше минуты. В конце концов он вздохнул. Затем, внезапно, озарился улыбкой.
     - Ах, Маккей! - шотландец с очень бледным лицом уставился на своего сюзерена. Король, в свою очередь смотрел на Джулию. Все еще улыбаясь.
      Джулия не улыбалась. Она смотрела на Густава с подчеркнутым пренебрежением ко всем правилам этикета по отношению к лицам королевской крови.
     - Я считаю, что оскорбил Вашу невесту, - сказал он. - В этих условиях было бы лучше, если бы Вы объяснили ей положения дуэльного кодекса. Нельзя вызывать правящего монарха. Так просто не принято. Кроме того, - он усмехнулся. - Объясните ей, что как вызванный, я бы выбирал оружие. Для уверенности - саблю.
     После перевода Маккея жесткий юмор Джулии мгновенно испарился. В какой-то момент они с королем Швеции обменялись усмешками. Глядя на них, Андерс представил себе бурундука и медведя, излучавших взаимное одобрение. Но он придержал свою мысль при себе. Ему даже удалось сдержать улыбку, при следующих словах короля.
     - Колдовство - ерунда. Зачем женщине быть ведьмой, если она может так стрелять?
     Через мгновение орудия Торстенссона открыли огонь и его развлечение закончилось. Андерс знал планы короля на предстоящее сражение. Никто не спрашивал его мнения, конечно, он был просто телохранителем, но тем не менее ветераном.
     Густав II Адольф предложил форсировать реку прямо перед фронтом мощных укреплений противника в нарушение всех установлений военной науки своего времени. Безумец!
     ***
     Слишком высоко! - ревел Торстенссон. - Все равно слишком высоко, черт бы вам побрал!
     Артиллеристы у американской пушки сердито ругались. Они вновь возились с проклятой новомодной штучке, которую американцы называли подъемными винтами. Они привыкли к корректировке возвышения, просто приподнимая казенную часть пушки и вставляя клинья. Правда новая система работала быстрее и, конечно, была намного легче. Наверное, и более точной тоже. Но артиллеристы никак не могли выбрать правильный угол возвышения и все время промахивались. Часть проблемы была связана с тем простым фактом, что американские пушки с идеально подогнанными по калибру ядрами имели большую дальность, чем они привыкли. По обыкновению этого времени 'наводка' заключалась в измерении расстояния и угла возвышения ствола.
     Том повернулся к Генриху и прошептал:
     - Напомни, когда вернемся, поговорить с Олли об установке своего рода прицелов и о градуировке возвышения.
     Генрих кивнул. Он не нуждается в объяснении терминов. Немецкий наемник, бывший наемник, он теперь как и Том в чине капитана регулярной американской армии, провел большую часть прошлой зимы в механическом цеху. Он стал хорошо знакомы, даже отлично, с американскими понятиям точности и аккуратности.
      Наконец, артиллеристы разобрались с наводкой. Следующий залп угодил прямо в земляные укрытия батарей Тилли. Эти земляные фортеции уже получали попадания от обычных орудий. Теперь под мощными ядрами с настильной траекторией, вражеские укрепления начали разваливаться.
     - Потребуется время, чтобы разбить их до конца, - заявил Торстенссон. Он мрачно улыбнулся. - Но уж стрелять они точно не смогут!
     Он повернулся, приложил руки ко рту и закричал ординарцу, ожидавшему выше по склону. Мгновение спустя, тот погнал лошадь к ставке короля вверху по течению. Торстенссон вернулся к наблюдению за орудиями.
     - Теперь финны! - бодро сказал он, - но эти угрюмые дикари сегодня не смогут пожаловаться на заградительный огонь!
     Он утвердительно глянул на Тома и Генриха.
     - Отличные части!
      Затем его взгляд обратился на очень привлекательную американскую женщину, стоявшую в их стороне. К нему в голову пришла мысль, оставленная им невысказанной. Леннарт Торстенссон уже пришел к такому же выводу, как и собственные товарищи Тома Симпсона. Не очень хорошая идея, раздражать человека, который, вероятно, может поднять один из этих чудесных пушек.
     На ум ему пришел праздный вопрос. Он наклонился к Тому и прошептал:
      - Интересно, каков был бы Ваш выбор оружия в поединке?
      Муж очень привлекательной женщины ответил мгновенно.
      - Десятифунтовая кувалда.
      Не очень удачная идея.
     ***
     - Сейчас, сейчас! - заорал король. На болоте внизу шведские инженеры спешно вели сотни солдат к речному берегу. 'Спешка', разумеется, была медленной и вялой. Местность была достаточно труднопроходимой, если бы солдаты не тащили множество свежесрубленных бревен. Несмотря на болотистую почву, инженеры вскоре перебросили грубо сбитый мост через реку. Работа была не самоубийственной, в связи с прикрытием сильного огня орудий Торстенссона, но все еще была опасной. В течении пяти минут несколько инженеров были ранены или убиты. Густав нахмурился. Люди Тилли просто выставляли аркебузы над валами и стреляли вслепую. Но они надеялись, что случайные пули должны найти цель.
      Король, услышал, как американская девушка, что то прошептала Маккею. Шотландец перевел.
     - Ваше величество, Джулия говорит, что большинство ущерба причиняет несколько стрелков в лесу.
     Густав покосился на линию деревьев. Термин "снайпер" еще не был известен в те дни, но во всех армиях были отряды легко бронированных стрелков легкобронированной практикующих охоту на отдельных солдат. Их оружие, поскольку они не вставали в линию и не были связаны темпом стрельбы, было нарезным. Их точность была еще не велика, но и не была уже смешной.
     - Она уверена?
     Маккей кивнул. Затем, после минутного колебания добавил:
     - Она также предлагает, как она выражается 'прищучить' их.
     Король тонко улыбнулся.
     - Вы боитесь, что я обижусь на такое предложение? Что мое королевское достоинство оскорблено?
     Маккей поджал губы. Улыбка короля стала шире.
     Затем исчезла, сменившись свирепой хмуростью.
     - Ну да, оскорблено! - Он встряхнулся, как очень большая собака. И не менее хмуро продолжил:
     - Но и наполовину настолько же , как от вида моих убитых инженеров.
     Хмурость исчезла. С королевским достоинством Густав обратился к Джулии отдал ей небольшой поклон:
     - Если бы мисс Симс смогла, я был бы очень благодарен.
     Джулия нагнулась, порылась в принесенном с собой рюкзаке и вытащила зрительную трубу и бинокль. Через мгновение, Маккей был украшен оптическим оборудованием.
     - Алекс, называй цели, - скомандовала Джулия. Она принесла винтовку.
     Наблюдая последовавшее избиение, король Швеции не мог решить, что его больше всего беспокоит. Зрелище непринужденной легкости, с которой молодая американская девушка из будущего поражала людей за треть мили или же непринужденной легкости, с которой ее шотландский жених помогал ей в выполнении задачи. Первое вело его в очень странный и довольно пугающий новый мир. Последнее открыло целую книгу.
     - Бах!
     - Влево пятьдесят шагов. У дерева. Красная шляпа с перьями.
     - Бах!
     Как страницы перелистывала.
     ***
     К вечеру на почти завершенном мосту появились финны. Их было три сотни, добровольцев, в нетерпении ожидающих обещанные в качестве вознаграждения десяти риксталлеров. Каждый нес связку мокрой соломы, которая загораясь быстро скрыла конец моста от противоположного берега густым дымом. Под этим прикрытием работа на мосту была закончена и финны вышли на противоположный берег. Они спешно стали рыть землю, превращая полоску земли в крепость.
     Тилли приказал своим орудиям начать отчаянную попытку уничтожить новое укрепление. Отчаянную, потому что после часа контрбатарейного огня Торстенссона у католиков осталось не там много артиллерии.
     - Чертовый шведские пушки! - взревел он. - Они даже хуже, чем в Брейтенфельде!
     ***
     Всю ночь, под прикрытием темноты, дыма и батарей Торстенссона король вел свою армию через мост на косу.
     Оттуда в течении дня 16 апреля шведы использовали свои силы, чтобы устроить прочные позиции по всей отмели. Густав Адольф успешно форсировал реку. У Тилли осталось два варианта - отступлении или последний штурм.
     Он выбрал штурм и возглавил его сам. Вечером, с вершины на белом коне Тилли поскакал вниз по склону. Тысячи всадников и пехотинцев шли вслед за ним.
     Последовавшая борьба, несмотря на кратность была не рядовым делом. Густав повел свою конницу во встречную атаку и шведская пехота во многих местах линии столкнулась лоб в лоб со своими баварскими коллегами. Если бы бой ограничился только этими силами, Тилли мог бы и выиграть. Но это было не так. Со всех своих позиций на противоположном берегу орудия Торстенссона вели огонь на поражение. Находившиеся на открытом месте люди Тилли подверглись уничтожению.
     - Чертовы шведские пушки! - снова прорычал Тилли. И предался горькому самобичеванию, - Я должен был послушаться Валленштейна.
     Это было последней мыслью старого генерала. Одно из пушечных ядер Торстенссона раздробило его бедра. Его отважный боевой конь пошатнулся под ударом, но устоял на ногах. Медленно, потеряв сознание от шока, Тилли соскользнул из седла. В последующие годы, люди которые видели это, говорили, что это было как падение дерева. Большой корявый дуб, наконец, нашел свою гибель.
     Когда люди Тилли отнесли его в тыл, Олдрингер взял командование на себя. Но сам Олдрингер упал через несколько минут, раненый в голову. К этому моменту силы имперцев потеряли четыре тысячи человек и люди пали духом. Вечерело и пользуясь темнотой, они отступили обратно в свой укрепленный лагерь у Дуная. На следующий день под командой самого электора армия Тилли отступила в Ингольштадт. С Максимилиана Баварского было достаточно Густава II Адольфа.
     - Пусть Валленштейн попытается с ним справиться, - прорычал он. - пусть чешский ублюдок имеет дело со шведским ублюдком.
     Когда Густав узнал о Тилли он послал своего личного хирурга во вражеский лагерь.
     - Сделайте для старика все, что сможете, - скомандовал он.
     - Это будет немного, - проворчал хирург, - судя по описанию раны. - Но он повиновался.
     Торстенссон был не совсем доволен.
     - Пусть палач Магдебурга истечет кровью до смерти, - прорычал он. Дикие выражения лиц других шведских офицеров, окружавших Густава явно выражали их согласие.
     Король сказал просто:
     Последний из великой плеяды, при всех своих грехах.- затем, как будто пораженный какой-то мыслью он повернулся к девушке, стоявшей в нескольких шагах.
     - А что вы думаете? - требовательно спросил он. Девушка ответила с застенчивой улыбкой.
      - Я думаю, что ты хороший человек, - последовал ее ответ.
      Густав II Адольф был весьма озадачен.
     - Хороший человек, пробормотал он, уходя. Он покачал головой. - Хороший человек. Надо же такое сказать королю!
     ***
      Тилли умер через две недели. Последний из плеяды ушел, и другая плеяда сделала шаг вперед, чтобы бросить вызов королю Швеции.
      Теперь Валленштейн. Валленштейн и его волки.
  
   Глава 49
  
   Кардинал Ришелье положил письмо на садовую скамейку. И сидя рядом, несколько минут смотрел на ненавистную вещь
   Со времени своего назначения главой Королевского Совета 13 августа 1624 года, кардинал проводил последовательную внешнюю политику. Оффициально, он, разумеется, выражал полную поддержку Контрреформации и наступления на протестантизм. Это было необходимо, дабы сохранить поддержку католических фанатиков, как возглавляемых капуцином отцом Жозефом, так и тех что состояли в тайной организации - Обществе Святых Таинств. Но это лишь служило прикрытием для истинной цели Ришелье - усилить Францию. Что, означало - первое и главное - ослабить Габбсбургов, осбоенно испанскую ветвь семьи, правящую величайшей военной державой в Европе.
   Всё пропало...
   Не поднимая головы он спросил стоящего рядом человека
   - Этьенн, это правда?
   Этьенн Сервьен кивнул. Он являлся одним из интендантов кардинала - специальных агентов, которые поддерживали железное правление Ришелье во Франции. Оффициально, они являлись не более чем мелкими чиновниками, назначаемыми непосредственно короной. В действительности же, они были тайной армией доверенных лиц Ришелье - шпионов, (и еще ). Сервьен только вернулся с длительного задания - сначала Вена, затем Брюссель, а по дороге...
   - Да, правда,  - сказал он - я провел в Тюрингии неделю, монсеньор. Большую часть - в Грантвилле. Это всё - правда.
   - Колдовство?
   Сервьен пожал плечами.
   - Если хотите знать мое мнение - нет. Нет, по крайней мере в малом. Я разговаривал со многими жителями-немцами, и и никто из них не верит, что американское мастерство есть нечто большее чем великолепная механика. Некоторые из моих собеседников даже сами начали его осваивать. Что касается случившегося в целом - кто знает? Они называют это "Кольцо Огня", но похоже никто не понимает, что это было. Приемлемое (принятое) объяснение - "божественное вмешательство".
   Кардинал сместил взгляд на цветочную клумбу. Восхитительный случай. Краткий миг он обдумывал чудо Господне.
   Но недолго. Ришилье мало во что верил, кроме Франции и её славы. Установление французского господства было делом его жизни, и его верования были привязаны к этой задаче. А всё что кроме...
   "Чудо Господне, вот как бы я это назвал" - подумал кардинал.
   - Колдовство! - заявил он - Явное и неприкрытое волшебство. Длань Сатаны простерлась над Тюрингией.
   - Как скажете, монсеньор - поклонился Сервьен.
   Ришелье постучал пальцами по письму, его искушало желание смять бумагу в кулаке, но кардинал был не тем человеком чтобы игнорировать реальность, какой бы ненавистной она ни была.
   - Хорошо, - сказал он, встал на ноги и оправил официальное одеяние. - Мы примем испанское предложение.
   "Требование" - с сожалением подумал он.
   - Доставьте серебро Бернарду Саксен-Веймарскому, Этьенн, и убедитесь, что он понимает условия новой службы.
   Лицо Сервьена исказила гримаса.
   - Он горячая голова, монсеньор, неуправляем.
   Ришелье нетерпеливо взмахнул рукой.
   - Мы можем разобраться с недисциплинированностью Саксен-Веймарского позже. Сейчас мне нужно, чтобы он просто убрал свои войска в сторону, дабы испанцы могли совершить марш в Тюрингию. Это будет довольно просто сделать, даже учитывая наличие Окстерштерна неподалеку. В Германии сейчас такой хаос, что Бернард сможет найти сотню разных обоснований своим действиям.
   Кардинал медленно двинулся по саду. Сервьен шел рядом с ним.
   - Они никак не смогут скрыть терции - заметил интендант - только не на протяжении всего марша из Испанских Нидерландов.
   Ришелье пожал плечами.
   - Это дела не меняет. Судя по донесениям, я считаю, что испанцев все равно разгромят. Пожалуй, будет даже лучше если их движение будет обнаружено - это отвлечет внимание от настоящего удара.
   Сервиен распахнул глаза.
   - Валленштейн тоже согласился?
   - Да, я получил письмо три дня назад. Он вскоре завязнет со шведами. Скорее всего - в Нюрнберге. Осада займет несколько месяцев - более чем достаточно времени, дабы задействовать его хорватскую конницу для этой цели.
   Гримаса вернулась на лицо интенданта.
   - Монсеньор, я видел эти сооружения. В частности, объект, который они называют "силовая станция", построен подобно замку. Кавалерийское подразделение никак не сможет повредить их. Незначительно - и совершенно точно - не в набеге.
   Ришелье бледно улыбнулся.
   - Меня это не заботит - и покачав говой добавил - ты слишком беспокоишься о военных машинах. А это мелочи. Деньги, Этьенн - во что существенно. Я могу пережить шведского короля вооруженного новым причудливым оружием. Я даже могу стерпеть богатую новую республику - маленькую республику - в центральной Германии. В конце концов, мы ухитряемся сосуществовать с голландцами. Дайте срок, и если они останутся маленькими, я думаю, что мы вскоре проглотим их.
   Прежде чем продолжить, он сделал несколько шагов
   - Чего я снести не могу, так это шведов, господствующих в центральной Европе, с прочным финансовым фундаментом. Нищие шведы никогда не будут опасны. Неприятными - будут, а опасными - нет. Богатые шведы - богатые из-за связи с этими странными Соединенными Штатами - это совсем другое дело. Лучше могущественные Габбсбурги, чем это. Какбы то ни было - Габбсбурги никогда не славились единством.
   Он внезапно остановился и уставился на безобидный розовый куст.
   - Я не могу достать Абрабанелей в Турции. И даже, как тебе известно - в Вене.
   Сервьен кивнул, это было частью его задания - убедить Фердинанда Второго выгнать своих придворных евреев и казнить Абрабанелей, в частности. В этом, интендант не преуспел.
   Тем не менее, в словах Ришелье не было упрека Сервьену. Он и не ожидал, что император Габбсбург, разгонит своих придворных евреев посреди войны - явно не по подсказке своих французских противников.
   Кардинал продолжил.
   - Я, возможно, могу уничтожить итальянскую ветвь. Трудно сказать, особенно имея дело с венецианцами. Но, в любом случае они не так важны. Ключевой момент - уничтожить их в Тюрингии.
   Интендант опять попытался что-то сказать - еще одно возражение, судя по выражению его лица - но кардинал жестом остановил его.
   - Да-да, - я знаю, что хорваты не смогут убить их всех за то время что у них будет. Это не важно. Они так разорят это место, те Абрабанели, которые выживут, вскоре перенесут свои дела подальше. - он поджал губы - это же евреи, ты понимаешь.
   Сервьен кивнул.
   - Половина жадных немцев тоже уедет. По меньшей мере половина. - он тоже поджал губы. - Торговцы. Фабриканты. Крысы в горящем амбаре.
   - Да - Ришелье наклонился и понюхал розы. - Точно.
   - Но нам всё ещё придется разбираться с испанцами - пробормотал Сервьен. - Мы же сами пустим их в Германию.
   - Умоляю, Этьенн! - кардинал продолжал нюхать розы - дай мне минутку насладится Божьим творением, прежде чем ты испортишь мне остаток дня.
  
   Через несколько недель, в укрепленном лагере рядом с Нюрнбергом, Валленштейн смял письмо.
   - Идиот. - прошептал он и бросил письмо в огонь. Ревущее пламя в огромном камине - Валленштейн, как обычно, занял крупнейший особняк в округе - мгновенно поглотило бумагу.
   Высшие командиры имперской армии держались от камина так далеко, как только могли оставться в досягаемости голоса Валленштейна. Они считали, что растопленный жарким июльским вечером камин угнетающ, даже абсурден. Но Валленштейн настаивал на огне вне зависимости от времени года.
   Идиот! - повторил Валленштейн, сложил руки за спиной и посмотрел на офицеров Затем он, явно пародируя голос сказал.- Убейте всех евреев в городе!
   Пикколомини рассмеялся.
   - Ха! Легко сказать - кардиналу-то. Этот придурок считает мы с кем имеем дело? Безоружными обывателями в застенках инквизиции?
   Рядом с ним усмехнулся генерал Шпарре.
   - А как, во имя Господа Нашего, он думает хорваты будут их искать? - поинтересовался он - особенно в этом нелепом месте! Читать уличные указатели? Эти невежественные ублюдки грамоте-то не учены.
   - Да даже если бы и учены были - пробормотал генерал Галлас и повел массивными плечами, будто отгоняя назойливых насекомых - Ришелье, серьезно думает, что вы можете хорватской коннице приказать убивать выборочно? - он хмыкнул - они может быть пощадят собак, а может и не пощадят. В конце концов - евреи не собаки, спросите у любого хорвата.
   Зал наполнился грубым хохотом. Огромные портреты на стенах, посредственные во всем, кроме размеров и дорогих рам, смотрели вниз неодобрительно. Наверное, это неодобрение, было странным. Блеклый род мелких баронов, который предоставил - недобровольно - своё родовое гнездо Валленштейну моглу похвастать немногим, кроме неотесанности. Но такие люди, когда позируют для провинциального художника, практически всегда хмурятся. Возможно - в попытке выглядеть значительнее, или просто пытаясь совладать с мочевым пузырем.
   Валленштейн подошел к столу в центе зала. Стол сильно выбивался из интерьера комнаты - это был большой, массивный кухонный стол, который приволокли в зал солдаты в тот день, когда Валленштейн завладел особняком. Вычурные и хрупкие стулья и диваны, привезенные из Вены, находились зале и раньше. Теперь они стали еще более хрупкими, хоть и менее роскошными - пребывание офицеров Валленштейна, задевавших их шпорами и проливавшими на них вино, не прошло для них даром.
   А вот стол обладал достаточным запасом прочности, и спокойно сносил закинутые на него ноги в кавалерийских сапогах, бутылки с вином, а также огромную карту, занимавшую большую его часть.
   Достигнув стола, Валленштейн оперся на него руками и склонился над картой. Офицеры собрались вокруг него. Где-то через минуту Валленштейн длинным костлявым пальцем указал точку на карте.
   - Здесь? Демонстрация.
   Это будет задачей Пикколомини. Итальянский генерал наклонился и глянул на указанную местность.
   - Ну если только демонстрация, да. Что-то большее...
   Валленштейн кивнул.
   - Умоляю. Я же не кардинал, и не думаю, что война просто может быть измерена монетой. Он может плевать на свидетелей, а я нет. Любая армия, которая пойдет в открытую на американцев, сломается как гнилая соломинка. И это мнение исходит от ветеранов Тилли, а не кучки вонючих монахов и попов - он продолжил изучать карту - Я не рассчитываю, что вы и впрямь возьмете Зуль. Это только отвлекающий маневр, чтоб ы оттянуть часть их сил.
   Генералы вокруг стола расслабились. Не последней причиной, по которой Валленштейн стал крупнейшим деятелем в имперской армии было то, что его люди были ему преданы - по крайней мере за то, что он не требовал от наемников невозможного. Все офицеры лично слышали донесения. Непробиваемые стальные повозки, не имеющие лошадей, которых можно бы было убить, невероятная скорострельность, винтовки, безошибочно разящие на треть мили, даже какая-то пушка, извергающая целый ливень пуль.
   - Просто демонстрация - повторил Валленштейн и бросил короткий взгляд на Пикколомини - Убедительная демонстрация, вы понимаете? Будет подозрительно, если они не вступят в соприкосновение. Должны быть умеренные потери.
   Пикколомини пожал плечами.
   - Я могу разменять пару сотен. Использую этих швабских мудаков, все равно от них ничего кроме геморроя с тех пор как они здесь появились. Будет лучше если они погибнут.
   Валленштейн кивнул. Держа правый указательный палец на Зуле, он сдвинул второй на запад по карте, и остановил его на точке подписанной "Айзенах".
   - Испанцы должны ухитриться взять Айзенах. Если они не преуспеют - пусть отходят в замок Вартбург.
   Генерал Галлас шмыгнул носом.
   - До сих пор поверить не могу, что американцы не разместили гарнизон там. Пусть и старый, но Вартбург до сих пор мощнейший замок в Тюрингии. Идиоты.
   Валленштей покачал головой.
   - Я не разделяю вашего мнения. Боюсь, что если Соединенные Штаты не разместили там гарнизон - в таком очевидном месте! - то этому есть причина. И я считаю глупым предполагать, что причиной является простая некомпетентность.
   - Возможно, недочно войск, - задумался Пикколомини. - Все шпионы, которых мы туда посылали сообщают, что они содержат только небольшую постоянную армию. - он тоже втянул воздух. - Торговцы и банкиры - и спаси Господи, фабриканты. Вот они кто и не более. Мне неважно, какое у них там оружие - они не думают как солдаты.
   Валленштейн выпрямился во весь рост. Он был высоким, хоть и очень худым, К сорока пяти он слегка облысел ("вдовий пик"). Длинный нос точащий нос соседствовал с высокими скулами и обрамленным тонкими усами и козлиной бородой ртом, чья нижняя губа была такой мясистой и выступающей, что вызывала слухи о том что ее владелец он внебрачный сын кого-то из Габбсбургов. Вообщем довольно неприглядное лицо, холодное и невыразительное. В сочетании с фигурой оно делело его довольно похожим, на общепринятое изображение Мефистофеля.
   - Я тоже не думаю как солдат, - сказал он и осмотрел своими темными глазами офицеров вокруг себя - и поэтому, вы работаете на меня, а не я на вас.
   Офицеры не отреагировали на это резкое замечание. Частично, от того, что это была правда, но в основном - потому, что одергивать Валленштейна было себе дороже. Богемский генерал - хотя термин "военный подрядчик" подошел бы лучше - мог стерпеть дискуссию, спор, даже ссору, но с офицерами не уважавшими его старшинство он был скор на расправу. И в том что касалось "скорой расправы", Валленштейн тоже не думал как солдат, его душа была душой убийцы, а не дуэлянта.
   - Неважно. - властно заявил он - какой бы ни была причина - некомпетентность, нехватка людей, или, как я подозреваю, то что американцы знают что-то чего мы не знаем - пусть это выяснят испанцы, а не мы.
   Его офицеры кивнули в унисон. Этот коллективный жест вобрал себя всё удовлетворение наемников, собравшихся получить свои деньги, и пусть умирают другие.
   Валленштейн снова склонился над столом и снова широко развел указательные пальцы.
   - Испанцы, крупными силами идут на Айзенах. Пикколомини, вы проводите убедительную демонстрацию на Зуль. Этого будет достаточно, чтобы оттянуть всё значительное сопротивление. И тогда...
   Он отвел пальцы и хлопнул по карте ребром правой ладони.
   - Хорваты - прямо через чащу леса. Охотники, которых мы наняли, заверили меня, что там есть хорошая тропа, идущая через ненаселенную местность. Хорваты выйдут на расстояние удара даже раньше, чем их обнаружат. И им не сможет преградить путь никто кроме городских констеблей.
   Он наклонился над столом и вытащил карту поменьше и положил ее поверх большой.
   - Вот - сказал он указывая. Он кивнул Галласу, которому подчинялась хорватская легкая кавалерия. - Убедитесь, что хорваты поняли. Главный удар должен прийтись сюда.
   Галлас посмотрел на указанное место на карте. Это была очень хорошая, детальная карта городка - теперь уже небольшого города - называвшегося Грантвилль. Ее составили на основании дюжин шпионских докладов за последние несколько недель.
   Галлас слегка нахмурился.
   - Не сам город?
   Валленштейн кивнул.
   - Нет. О, разумеется - убедитесь что порядочного размера конный отряд погромит город так хорошо, как только сможет. - Он коротко кашлянул. - Если они сумеют зарубить пару евреев - тем лучше. Но главный удар должен прийтись сюда.
   Он подался назад и снова встал прямо.
   - Кардинал Ришелье может нести чушь о деньгах, банкирах и еврейских финансовых чудотворцах. Но сердце Соединенных Штатов находится там. Я пришел к этому выводу на основании всех докладов. Именно там это новое змеиное гнездо и там она производит своих отпрысков.
   Он снова наклонился и снова указал своим дьявольским пальцем.
   - Здесь. Сжечь всё дотла. Всех убить, всех зарезать. Даже собак если они там есть.
   Когда раздался его собственный хохот, он был таким же грубым, как и смех его офицеров.
   - Кто их знает? А вдруг это замаскированные евреи?
  
   Глава 50
  
  
      "Мне это не нравится" -- проворчал Густав Адольф негромко. Он слегка помахал в воздухе письмом, которое сжимал в своих толстых пальцах -- "Абсолютно не нравится".
      Он поднял глаза и уставился на Торстенссона. "Леннарт, ты можешь придумать хотя бы одно правдоподобное объяснение, почему Бернард начал такой маневр? Так далеко на юг?"
      Молодой генерал артиллерии начал было какое-то саркастическое замечание в стиле "он хотел полюбоваться своим отражением в Женевском озере", но сдержался. Он чувствовал, что король был искренне обеспокоен. Он кивнул в сторону письма в руке Густава.
      "У Акселя есть какие-то идеи по этому поводу?"
      Густав покачал головой. "Нет, но он беспокоится, это видно."
      Стоя на стенах земляного укрепления, которое шведы построили там, где речка Редниц втекает в Нюрнберг, Торстенссон повернулся и уставился на северо-запад. Король скопировал его движение. Оба мужчины напряженно пытались представить себе рельеф Рейнланда. О чем только думал Бернард Саксен-Веймар? У него не было никаких логических оснований для того, чтобы отвести войска так далеко на юг, до самого Кельна.
     
      Их взгляды скользнули по огромному комплексу укреплений, окружавших город, но и король, и его генерал проигнорировали зрелище. В большинстве своем это были грубо сооруженные земляные укрепления, и большинство из них были новыми. Как и тот редут, на валу которого они стояли, всё это было построено наспех за последний месяц.
      Как только он вошел 3 июля в город, Густав мобилизовал жителей Нюрнберга на земляные работы для постройки этих укреплений. Горожане совершенно не жаловались на принуждение. Нюрнберг был в союзе с королем Швеции, и они были почти в экстазе от вида того, что король выполняет свое обещание: Нюрнберг не станет ещё одним Магдебургом.
      Густав Адольф появился здесь в самый последний момент. Огромная армия, которую Валленштейн собрал в Богемии, шла к городу. Насчитывающая примерно шестьдесят тысяч человек, его армия была крупнейшим войском, когда-либо выводимым в поле в ходе этой долгой и жестокой войны. Баварские войска Тилли, в настоящее время находившиеся под прямым командованием курфюрста Максимилиана, шедшие на соединение с Валленштейном, насчитывали ещё примерно двадцать тысяч человек. И Паппенхайм, Черные Кирасиры которого провели весну и раннее лето в Вестфалии, как сообщалось, тоже шел на соединение с ними. Маршрут Паппенхайма был неясен, но шведы предполагали, что он воспользуется уходом Густава в Нюрнберг для того, чтобы совершить марш по Франконии. Если это так, Нюрнбергу угрожали с трех сторон: Валленштейн с северо-востока, Максимилиан с юга, Паппенхайм с запада. Армия в сто тысяч человек вот-вот должна была подступить к Нюрнбергу, готовя ему участь, постигшую Магдебург.
      В то время как горожане, под руководством шведского инженера Ханса Олафа, отчаянно строили укрепления, Густав снова вывел свою армию в поле. В течение нескольких дней шведы маневрировали вокруг приближавшегося противника, замедляя его продвижение и выигрывая время для Нюрнберге. Но 10 июля баварские и имперские войска наконец объединились в Ноймаркте.
      Хотя у него и было вчетверо меньше сил, Густав продолжал посылать Валленштейну вызовы на бой в открытом поле. Валленштейн отказывался. Богемский военный подрядчик предпочитал более верные, если и более медленные, методы осадной войны. Неуклонно, уверенно, неизбежно, как подступающий ледник, его огромная армия заняла позиции, угрожающие городу. Но, к тому времени лихорадочная программа строительства укреплений привела к появлению новой оборонительной линии вокруг Нюрнберга, заменявшей старые внутренние стены города. Линии обороны, сооруженная инженерами Густава, была спешно возведенной, но хорошо спроектированной. Она была слишком велика для того, чтобы даже Валленштейн мог её окружить целиком.
      Таким образом, богемец был вынужден "осадить" Нюрнберг, воздвигая то, что можно было бы назвать "контркрепостью". Остаток оюля люди Валленштейна провели, сооружая гигантский укрепленный лагерь в нескольких километрах к юго-западу от города. Используя реку Биберт в качестве главного источника воды для армии, Валленштейн соорудил полевые укрепления протяженностью в дюжину миль. Ключевым пунктом укреплений Валленштрейна был лесистый холм на севере, прямо напротив шведских позиций. Это холм назывался Бургшталь. Он возвышался над рекой Редниц приблизительно на двести пятьдесят футов, протекающие вдоль его восточноого склона. По сути, Редниц служил ров для лесистого холма, увенчанного развалинами древнего змака, называвшегося Альте Весте. Валленштейн превратил Альте Весте и весь Бургшталь в крепость. Палисады и рвы появились на холме, как грибы, а рсположенные на склонах тяжелые орудия имели прямые линии огня.
      Потом наступила пауза. Раз за разом Густав совершал вылазки из Нюрнберга, бросая Валленштейну вызов на открытом бою. Валленштейн не принимал вызов. "Достаточно сражений" -- сказал онсвоим генералам -- "Я покажу им, что есть и другие методы ведения войны."
      Метод хладнокровного, как никакой другой представитель своего времени, Валленштейна был прост. Через короткое время после начала осады голод и болезни начнут бить по обеим армиям. люди начнут умирать тысячами, а затем десятками тысяч. И у него было гораздо больше людей, чем у короля Швеции.
     
      "Измена" -- прошептал Густав -- "Это может быть только измена".
      Торстенссон нахмурился. Он терпеть не мог младшего герцога Саксен-Веймар, это правда. Но -- измена?
      "Я не вижу..." -- молодой генерал колебался -- "Боюсь, что я не вижу логики в этом поступке, Ваше Величество". Он указал на запад. "Это правда, что Бернард оставил дверь открытой для испанцев, если они захотят в неё войти. Но даже если в этом и была его цель, какой в ??этом смысл? Нижний Пфальц до сих пор заблокирован. Чтобы испанская армии могла угрожать нам, они должны..." -- Он запнулся, замолчал, его глаза расширились.
      Король кивнул. "Пройти по Тюрингии", заключил он мрачно. "Что, конечно, было бы невероятно окольным путем для того, чтобы угрожать Нюрнбергу. Но что, если они не намерены идти так далеко? Что делать, Леннарт, если их цель состоит не в походе через Тюрингию, а просто в том, чтобы напасть на него?"
      Торстенссон повернул голову. Теперь он смотрел на север, а не на запад. "Может быть" -- вслух размышлял он -- "Это, по крайней мере, сделает маневр Бернарда разумным -- если предположить, что он действительно совершает предательство". Торстенссон прищурился. "Но, даже если это так, какой в этом смысл?"
      Плечи артиллерийского генерал дернулись. Жест выражал больше раздражение, чем недоумения. "Я никогда не видел американцев в действии. Но, судя по всем полученным нами докладам и по личному отчету Маккея, который я слышал собственными ушами, они могут вдребезги разнести любую армию, наступающую на них в лоб. Особенно эти неуклюжие испанские терцио".
      Король фыркнул. "Да. Но спросите себя, Леннарт -- кто-нибудь сообщил испанцам об этом?"
      Теперь глаза Торстенссона были широко открыты. Как и весь высший шведский генералитет, Торстенссон был посвящен в сложные и извилистые дипломатические маневры, которыми был вынуждены заниматься их король в течение последних двух лет.
      "Ришелье", пробормотал он.
      Густав кивнул. "О да, это весьма вероятно. У Ришелье достаточно денег и влияния, чтобы предложить Бернарду эксклюзивную цену за предательство. Эльзас, возможно, в замену его драгоценной Тюрингии. Или Лотарингия. Пара слов испанцам -- которые в течении многих лет пытались найти любой предлог для того, чтобы вторгнуться в германские земли -- и готово. Открытая дорога для испанской армии из Габсбургских Нидерландов для того, чтобы нанести удар по Тюрингии."
      "Но Ришелье пытался не допустить появление испанцев в Германии с того самого момента, как он занял свой пост" -- запротестовали Торстенсон. Протест, однако, был слабым и неуверенным. Сообразительный артиллерийский генерал уже раскручивал логическую цепочку. Он начал, поглаживая бороду, размышлять вслух: "Враждебность по отношению к Испании была краеугольным камнем его внешней политики, это правда. Но теперь, когда ваши позиции в Центральной Европе стало настолько сильны, он не может не думать о противовесе."
      "Совершенно верно. И спросите себя, почему моя позиция стала настолько сильна?" -- Густав немного пренебрежительно махнул рукой -- "Причина не в моей армии. Ришелье -- делец и финансист, а не солдат. По его словам, золото правит миром."
      Торстенссон ещё энергичнее начал дергать себя за бороду. "Да. Да. Тюрингия -- ключ и к этому. Пока американцы прочно удерживают её, у нас есть надежная база снабжения и гарантированный источник денежных средств. Это сделало нас полностью независимым от любых иностранных спонсоров." Он поджал губы. "Хорошо, я должен был бы сказать ' сделает'. Для того, чтобы всё устоялось, понадобится несколько месяцев. Но Ришелье -- это человек, привыкший думать на перспективу в большей степени, чем большинство живущих на этом свете".
      Он опустил руку и посмотрел прямо на своего короля. "Но я все еще не понимаю, чего же надеется достигнуть Ришелье. Если не предполагать, что он просто хочет увидеть испанскую армию избитой и окровавленной."
      Густав невесело ухмыльнулся. "Он наверняка не расстроится из-за этого." Король пожал плечами. "Я и сам не понимаю логики происходящего, Леннарт. Но я её чувствую. Что-то происходит."
      Он замолк на несколько секунд. Затем, не спеша, хулиганистая улыбка начала расползаться по его лицу. Его голубые глаза, казалось, танцевали и искрились.
      "Решено!" -- воскликнул он. Он упер руки в бока и, улыбаясь, сказал Торстенссону: "Я считаю, что мы должны отправить в Тюрингию небольшую экспедицию, разобраться во всём этом. И я знаю человека, который должен будет возглавить ее!"
      Торстенссон нахмурился. "Кто? Один из ваших шотландских полковников? Или, возможно..." -- смысл хитрого блеска глаз короля, наконец-то дошел до сознания генерала. Глаза Торстенссона почти выскочили из орбит. "Не хотите ли вы сказать о..."
      "Именно о нем!" -- весело воскликнул король --"Капитан Гарс!" Он хлопнул в ладоши. "Он будет в восторге от такой перспективы, я могу вас в этом уверить. Капитану Гарсу ничуть не меньше, чем мне, надоела эта несчастная осада. И есть достаточно времени для того, чтобы он сходил в разведку и вернулся прежде, чем случится что-нибудь важное. "
      Король повернул голову и посмотрел на видневшийся вдали Бургшталь. "Вы знаете не хуже меня, Леннарт, что Валленштейн не намерен вызвать меня на открытый бой. Это паук намерен просто сидеть там ещё несколько месяцев, если понадобится, пока люди умирают вокруг него. Он ценит людей не больше, чем пьяный матрос - гроши."
      Он ещё раз хлопнул в ладоши. "Да! Вполне достаточно времени для того, чтобы капитан Гарс выполнил свою задачу и вернулся. Более, чем достаточно".
      К этому моменту Торстенссон свирепо хмурился. "Ваше Величество" -- запротестовал он -- "вы многие годы не использовали капитана Гарса для чего-либо подобного!"
      Король ответил еще более хмурым и свирепым взглядом. "Что?" -- потребовал он -- "Вы смеете утверждать, что не уверены в этом человеке?"
      Торстенссон было заговорил -- "Ну... нет. Конечно же нет!"
      Веселое настроение короля вернулось. "Ну, значит, решено!" -- он сердечно похлопал Торстенссона по плечу -- "Значит, это будет капитан Гарс."
      Приняв решение, Густав мгновенно перешел на другую тему. Он повернулся к своему телохранителю, Андерсу Йонссону. "Ты слышал?"
      Йонссон солидно кивнул. Король продолжал: "Раздобудьте капитану Гарсу отряд кавалеристов, Андерс. Наш добрый капитан неравнодушен к Вастгёта, как вы знаете. И проверьте, чтобы у него было достаточно финнов и несколько саамов."
      Густав весело ухмыльнулся. "И я думаю, что приставлю вас к капитану, Андерс.".Он помахал толстым пальцем в сторону Нюрнберга. "Там для меня явно не будет никакой опасности, в самом центре этих великолепных укреплений. Не правда ли?"
      Йонссон солидно покачал головой.
      "Отлично", сказал король. Он быстрым шагом направился к лестнице, ведущей вниз с вала. Казалось, он почти подпрыгивает от восторга. Через плечо: "Капитан Гарс будет так рад!"
      Когда он ушел, Йонссон и Торстенсон смотрели друг на друга.
      "Капитан Гарс" -- пробормотал Йонссон -- "Великолепно."
      Лицо Торстенссона выражало смесь беспокойства и удивления от создавшейся ситуации. "Присмотри за ним, Андерс, ладно?"
      Ответ был предельно флегматичен. "За этим сумасшедшим? Невозможно."
  
   Глава 51
  
   - Что, чёрт побери, они делают, Генрих? - потребовал ответа Том Симпсон. Здоровый капитан американцев смотрел поверх вала, возведённого поперёк дороги, ведущей к южной стороне города Зуль. Спешно выстроенные полевые укрепления были расположены у северного края большого луга. Луг был около двух сотен ярдов в длину, и слегка меньше этого в ширину. Маленький ручей бежал по середине луга, рассекая дорогу.
   Его командир пожал плечами. Бинокль висел на шее Генриха, но он им не воспользовался. Приближающиеся наёмники уже выходили на луг, причём, на самое видное место.
   Том поднял бинокль и осмотрел луг. Через несколько секунд он поднял окуляры выше и начал медленно изучать лес, покрывавший холмы поодаль.
   - Мне это не нравится, - проворчал он.
   Рядом с ним улыбнулся Генрих. Если он и имел какие-то критические соображения на счёт своего молодого и неопытного офицера, так в том, что Том настаивал на поисках сложностей там, где их не было куда чаще, чем наоборот. - Слишком много футбола, - пробормотал он.
   Том опустил бинокль и посмотрел на него с подозрением. - Что это должно означать?
   Хитрая улыбка Генрих стала шире. - Что это значит, мой друг, состоит в том, что вы продолжаете думать, будто вы на игровом поле. С врагами, которые создаются затейливыми правилами игры.
   За исключением английских фраз 'игровое поле' и 'игровая книга', Генрих произнёс последние два утверждения по-немецки. На этой смеси языков английские спортивнее термины звучали особенно нелепо, на что, собственно, Генрих и рассчитывал.
   Том фыркнул. - И что вы знаете о правилах игры? Каждый раз, когда я пытался объяснить вам футбол, вы либо погружались в сон, либо в очередную кружку пива.
   Как и Генрих, сейчас Том говорил по-немецки. Его владение языком улучшалось быстрее, чем у любого взрослого американца в Грантвилле. Это не значит, что Том уже свободного говорил, ещё не совсем, но он уже был способен участвовать в любом разговоре.
   - Это потому, что игра слишком сложная, - возразил Генрих. Его руки изобразили зигзаг туда-сюда. - Этот бежит в эту сторону, тот бежит в ту сторону, - он покрутил указательным пальцем, - другой бегает кругами, запутывая противника - ха! Удивительно, что вы не падаете от головокружения.
   Том усмехнулся: - Это не моя проблема. Я никуда не бегаю, кроме как прямо вперёд - прямиком в парня передо мной.
   - Великолепно!- усмехнулся Генрих. Он хлопнул Тома по плечу левой рукой, одновременно показывая на луг правой. - Тогда у тебя не будет никаких трудностей с этим. Они подойдут прямо к нам - хорошие солдаты! - и мы их раскатаем. Что тут понимать?
   Улыбка Тома исчезла, сменившись хмурым взглядом. - Чёрт возьми, Генрих это же не имеет смысла. Они уже должны знать...- Генрих перебил его.
   - Нет, не знают! Том, послушай меня. У тебя нет опыта с этими наёмными войсками. Те люди, - он мотнул головой в сторону луга, - возможно, не имели связи с Тилли. А если имели, то проигнорируют всё, что им сообщили тупые баварцы.
   Он мог бы сказать, что слова не убедили Тома. Генрих усмехнулся. Кивнув, он указал на лес за лугом. - Что? Ты думаешь, в этом лесу прячется кавалерия? Собирается довести до конца свой хитрый манёвр? И ожидает лишь подходящего момента для внезапной атаки?
   Том заколебался. Генрих улыбнулся. - Двойной обратный? Так вы этот называете?
   ~~~~~~
   (*) double reverse - в американском футболе, внезапная передача мяча через большую часть поля и возврат его обратно пасующему игроку.
   - Хорошо, - проворчал американец. - Возможно, ты прав, - он снова поднял голову над бруствером и мягко сказал, - Скоро мы всё узнаем. Они начали пересекать ручей.
   Генрих лениво поднял свою голову и всмотрелся в порядки врага. - Швабы, я думаю. Жалкие, невежественные ублюдки.
   Губы Тома дрогнули, - Все они?
   - Каждый урождённый шваб, - пришёл твёрдый ответ. Затем губы Генриха шевельнулись. Возможно, дрогнули. - Я из Верхнего Пфальца, ты знаешь.
   - Как будто ты не рассказал мне это уже достаточно раз. Забавно, однако, - тяжёлые брови Тома нахмурились. - Я другого дня говорил с вестфальцем, и он клянётся, что каждый из Пфальца, и Верхнего и Нижнего, в один голос утверждают это - урождённые...
   - Вестфальцы! - фыркнул Генрих, - ты не должен верить словам этих людей. Для начала, они все скотоложцы- козолюбы (*). Ублюдки, тоже, каждый из них.
   ~~~~~~
   (*) 'goat-fuckers' - козоёбы , goat- коза, fuckers - ...
   Том хотел было сказать в ответ какую-нибудь колкость, но промолчал. За всей расслабленной небрежностью его позы и манер, Том осознал неожиданный прищур его глаз. Пока они трепались, немецкий ветеран ни разу не оторвал взгляд от врага. Том позавидовал его расслабленному самообладанию. Сам Том, лично, чувствовал себя натянутым, как барабан.
   - Семьдесят ярдов, - пробормотал Генрих, - Хорошо. Он поднёс к губам висевший на шее свисток. Но прежде, чем дунуть в него, он подарил Тому хитрую улыбку.
   - Как ты говорил? О, да - мяч в игру.
   Раздался свисток. Мгновение спустя три сотни американских солдат встали из-за бруствера и начали поливать швабов свинцом.
   * * *
   Пять минут спустя стрельба прекратилась. Генрих покрутил головой. Вернулась обратно его хитрая улыбка.
   - Как ты называешь это? О, да, 'разгромный счёт' (*), я полагаю.
   ~~~~~~
   (*) blowout - победа с огромным перевесом.
   Том ничего не ответил. Он оценил шутку, но не мог всерьёз разделить его веселье. В отличие от Генриха, Том не был ветераном дюжины сражений. Он не сводил сосредоточенного взгляда с отступающих и спотыкающихся вражеских солдат, чтобы не смотреть на трупы, раскиданные по неповинному лугу. Или на милый ручей, внезапно ставший красным.
   - Зачем они это сделали? - прошептал он. Его глаза оценивали лес поодаль. - Была бы кавалерия, попытались бы ударить с фланга или что-то такое.
   На что был дан ответ. - Швабы, что ты ожидал?
   * * *
   Как это случалось, в том лесу всадники были. Но это не была кавалерия Валлерштейна. Это были лопари (*) на службе короля Швеции. Густав Адольф полагал, вполне уверенно, что саамы - лучшие разведчики в Европе.
   ~~~~~~
   (*) Lapps - лопари, саамы, лапландцы. Конные лопари - это весьма любопытный феномен. Из статьи В. И. Немировича-Данченко 'Лопари': '...Кольский полуостров издавна населен был лопарями -- кочевым племенем финского корня. Название свое, лапландцев, они получили со времен историка Заксо, жившего между ними в 1190г.; прежде они назывались сирит-финами... Печальная родина лопарей издавна пугала население более умеренных стран. Здесь, в царстве вечной зимы и вечных бурь, в самой ужасной глуши Гиперборейской Скифии, по мнению греков, жили сказочные чудовища; даже народы скандинавского корня, населяющее угрюмые и холодные горы Норвегии, считали наш Кольский полуостров недоступною смертным областью великанов и злых духов, которые, как неопределенные фантомы утреннего тумана, встают и реют над этою областью сумрака и безлюдья'. Можно предположить, что древние представления о Гиперборейской Скифии заставили автора выдернуть лапландев из родной Лапландии, посадить на коней, и кинуть на изучение военного дела в лесах Европы. Впрочем, в Америке несколько искажённые представления об окружающем мире, а автор не первый раз потешается над своими соотечественниками.
   И, возможно, он был совершенно прав.
   Финн, командовавший разведотрядом саамов, осадил коня. - Интересно. Идём, Капитан Гарс захочет узнать.
   * * *
   Капитан Гарс поднялся над седлом, встав на стременах. Он задрал голову кверху, пытаясь услышать звуки оружейной стрельбы, недавно доносившиеся с севера. Но теперь там было тихо. Пальба, которую он слышал, продолжалась не больше нескольких минут.
   - Сколько? - спросил он сердито.
   Разведчик-финн помахал рукой туда-сюда. - Швабы, может тысячи две. На другой стороне? - он пожал плечами, - Несколько сотен, не более. Трудно сказать точнее. Они ведут бой как стрелки.
   Последняя фраза, которую финн почти пролаял со своим сельским акцентом, была полна одобрения. Разведчик, подобно большинству финнов и всем лопарям, полагал, что цивилизованный метод ведения войны - палить из ружей, стоя во весь рост, почти глаза в глаза - был одним из верных признаков, что цивилизация не столь хорошая штука, как должна быть, и насколько она превозносится.
   Он закончил с усмешкой, - Умные люди, эти американцы. Кем бы они не были.
   Капитан Гарс хмыкнул, - Значит, всё кончено?
   Финн фыркнул, - Это была кровавая баня. Если бы швабы не были так тупы, они бы драпанули через минуту.
   - Нет ли шанса, что они захватили Зуль? - Единственным ответов разведчика стала презрительная усмешка.
   Капитан Гарс кивнул, - Не наша проблема. Но это ...
   Он скрутил своё огромное тело в седле и посмотрел на маленькую группу разведчиков-лопарей, сидящих на своих лошадях в нескольких футах от него.
   - Две тысячи, ты говоришь? - Как и финн, капитан говорил по-фински. Всего несколько лопарей знали какой-либо ещё язык, кроме собственного.
   Головной разведчик-лопарь поморщился, - Мы полагаем, капитан. Они следовали по узкой тропе. Землю изрыли, должно быть две тысячи. Может больше.
   - И ты уверен, они хорваты?
   Снова лопарь поморщился, - Предполагаем. Но кто ещё? Хорошие всадники.
   Капитан Гарс посмотрел вдаль, глядя немного восточнее севера. Тюрингский лес был в этом направлении густым. В основном необитаемым, по оценкам лопарей. По такой местности хорошая лёгкая конница может двигаться совершенно не заметно столь долго, насколько у неё имеет провианта. Лопари обнаружили след менее, чем в двух милях впереди. Если их оценки были точны, а капитан Гарс полагал лопарей лучшими разведчиками Европы, большая часть кавалерии была отделена от армии, марширующей на Зуль, и двигалась по лесу к востоку от дороги.
   Хорваты были хорошей лёгкой кавалерией. Лучшей в императорской армии. Капитан Гарс решил, что лопари вполне точны. Кто ещё это мог быть?
   Капитан не был знаком с этой конкретной частью Тюрингенвельда. Но даже с учётом неровности рельефа, кавалерии такой численности могла преодолеть перевал невысоких гор за два дня. Не более, чем за три. По прямой, от сюда до сердца юго-восточной Тюрингии, не более 40 миль.
   Или, возможно, до Заальфельда, если хорваты свернули больше к востоку. Капитан не думал, что Заальфельд был их целью. К нему можно добраться куда легче с противоположной стороны, следуя за рекой Заале. С войском короля Швеции, сосредоточенным в Нюрнберге, ничего не мешало Валленшейну направить армии на Заалбфельд непосредственно.
   Была только одна логическая причина отправить большие кавалерийские силы таким маршрутом.
   - Они планируют внезапную атаку Грантвилля, - решил он, - это рейд основных сил конницы. Не победить, а просто уничтожить.
   Сидя на коне рядом с капитаном, Андерс Йонсон вздохнул. Он уже пришёл к такому же выводу. И, что хуже, уже знал, что капитан Гарс решит предпринять.
   - Мы следуем за ними, - Слова, казалось высечены на граните.
   Андерс аппелировал к логике, - Две тысячи, сказали лопари. А нас всего четыре сотни.
   - Мы следуем за ними, - повторил капитан. Он свирепо посмотрел на Йонсона. Ты, конечно же, не собираешься со мной спорить?
   Андерс ничего не ответил. Конечно, нет.
   Капитан Гарс пришпорил коня, - И двигаемся быстро! Враг уже опережает нас на полдня пути.
  
   Глава 52
  
      Майкл решил в первую очередь разобраться с полевой артиллерией. Его уверенность в себе как в полевом командире выросла настолько, что он не стал советоваться с Фрэнком. Испанцы, как это было принято в семнадцатом веке, выдвинули артиллерию на позицию перед строем пехоты. Гладкоствольным пушкам, стреляющим круглыми ядрами, была необходима бесприпятственная линия огня для того, чтобы показать свою эффективность на поле битвы. Если перед ними стояла масса пехоты, это было невозможно. Майкл понимал логику данного решения, но он все-таки находил эту идею смутно абсурдной.
      "К разговору о неприкрытых позициях..." -- пробормотал он, опуская бинокль.
      "какие будут приказы, шеф?" -- спросила его радиооператор.
      Майкл усмехнулся. "Я никогда не привыкну к этому выражению из твоих уст, Гейл". Он протянул руку и взял микрофон.
      "Гарри, это Майкл. Выдвигайте БТРы. Двигайтесь по дороге номер 4, а затем поворачивайте на юг, на 26-ю. Испанцы установили свои полевые орудия к востоку от дороги. Вы сможете врезаться прямо между артиллерией и пехотой."
      Голос Гарри Леффертса, потрескивая, донесся из радио. "Как насчет кавалерии"?
      "Мы позаботимся о них позже. Фрэнк достаточно легко сможет удерживать свои позиции, даже если он не будет использовать M-60. У нас есть шанс поймать их артиллерию прямо сейчас."
      Ответ Леффертса, как и весь диалог, был, как это ни печально, весьма далек от стандартов военного протокола радиообмена.
      "Понял. Сделаем, шеф".
      Из отдаленной рощи, находящейся к северо-западу от этого участка стен Айзенаха, до Майкла донеслись звуки заводящихся двигателей БТРов.
      На его лицо вернулась усмешка. "И я чертовски уверен, что никогда не привыкну к этому обращению, исходящему из уст Гарри."
      Гейл усмехнулась не менее широко. "Почему бы и нет? Разве ты у нас не настоящий подающий надежды На-пу-ле-вон?"
      "Отвали" -- фыркнул Майкл -- "Я стану военным гением не раньше, чем рак на горе свистнет". Он отдал микрофон радио Гейл: "Свяжись с Фрэнком и сообщи ему об изменении планов. Я хочу поговорить с Алексом".
      Гейл кивнула. Майкл отвернулся от стены редута и поспешил к лестнице, ведущей вниз с насыпи. К тому времени, как он, перепрыгивая по две широкие каменные ступени зараз, спустился во двор, где ждала конница, Маккей и Леннокс рысили к нему навстречу.
      После того, как Майкл объяснил новую ситуацию, Алекс скривился. Леннокс нахмурился. Майкл с трудом удерживался от смеха. На лицах шотландцев отражалась смесь удивления и раздражения.
      Лицо Леннокса, в основном, выражало раздражение. "Мягкосердечные американцы" -- проворчал он -- "Мы бы сделали лучше."
      "Хватит" -- скомандовал Маккей -- "Здесь командует генерал Стернс."
      Леннокс смолк, но было достаточно очевидно, что он не был счастлив. Майкл решил объяснить.
      "Я понимаю, у нас было бы больше шансов разгромить всю армию, если бы я подождал. Но наша первая обязанность состоит в обеспечении безопасности Айзенаха. Без этих пушек у испанцы нет шансов пробить его стены. "
      Леннокс воздержался от очевидного возражения. У них в любом случае нет шансов. Алекс подергал свою бороду. "Я полагаю, то, что вы хотите, чтобы мы погнали ублюдков после того, как БТРы разорвут артиллерию в клочья?"
      Майк кивнул. Алекса стал ещё более энергично тергать бородку. "И вы все еще намерены...?"
"Да" -- ответ Майкла был мгновенным и недвусмысленным. "Гоните их к Вартбургу, Алекс. И не подвергайте своих людей большей опасности, чем нужно. Я хочу, чтобы наши потери как можно меньше".
      Выражение на лице молодого шотландского офицера достаточно ясно говорило, что он не испытывал восторга по поводу планоа Майкла. Но он воздержался от спора. Александр Маккей определенно не считал Майкла Стернса "военным гением", но он непоколебимо верил в субординацию и принцип единоначалия.
      Мгновение спустя Маккей и Леннокс начали отдавать приказы кавалеристам. Через несколько секунд район сосредоточения конников бурлил лихорадочной активностью, как пчелиный улей в разгар летнего дня. Утрамбованная земля становилось ещё тверже под копытами тысяч топчущихся лошадиных ног.
      Айзенахские ополченцы, охранявшие ворота, были тут единственными пехотинцами. Но они могли привести в движение механизм ворот, будучи под защитой каменных стен караульни. Майкл же был на открытом месте. Он прыгнул обратно к лестнице и побежал вверх, опять перепрыгивая через две ступеньки за раз. Он ни в малейшей степени не испытывал желания оставаться, будучи пешим, на площадке, где тысяча всадников выстраивала своих скакунов для атаки. Стук. Плюх. Ой, я извиняюсь. Сэр, я очень сожалею по поводу происшедшего.
      Как только он вернулся на стену редута, Гейл снова протянула ему радио. Он искоса посмотрел на неё. "Проблемы?"
      "Нет" -- ответила Гейл -- "Если не считать того, что Фрэнк приказал мне передать тебе, что ты мягкосердечный слабак".
      Майкл улыбнулся. Он снова поднес бинокль к глазам. "Да, я знаю" -- пробормотал он -- "Это грязная работа, но кто-то должен это делать."
      Улыбка Майкла исчезала по мере того, как он изучал испанские терции за стенами Айзенаха. Эта армия включала шесть терцио, примерно двенадцать тысяч человек, по его оценкам, плюс примерно две тысячи кирасиров, расположенных на флангах строя. Это не была огромная армия, по меркам того времени, но это были достаточно значительные силы. Достаточно большие для того, чтобы обратить сельскохозяйственные земли, через которые они прошли, в бесплодные пустоши. Майкл мог видеть горящий фермы за их спинами. К счастью, сельские жители давно уже укрылись в стенах Айзенаха. Но разрушение было, тем не менее, достаточно диким.
      Испанская пехота была в примерно пятистах ярдах. Командир испанцев остановил свою пехоту, чуть не доходя до дороги, в то время как артиллерия начала занимать позиции по другую её сторону, чуть ближе к стенам. Было совершенно очевидно что, он намеревался начать свою атаку на Айзенах с артобстрела.
      Дорога шла с севера на юг, к западу от города. Теперь она официально называлась Федеральная дорога номер 26. Дорога номер 4, по которой сейчас вел десять БТР Гарри, пересекала 2-ю примерно в двух милях к северу. Американцы, следуя своим традициям, настаивали на нумерации для основных дорог в новых Соединенных Штатах, которые теперь включали всю южную Тюрингию от Айзенахе до Геры. Немцы полагали этот обычай странным, но смирились с ним без лишних жалоб. По сравнению со всеми остальными американскими странностями, нумерация дорог была мелочью. К тому же, немцы обратили внимание, что все дороги, которые получили "официальный" статус, были улучшены и снабжены водоотводными канавами вдоль обочин. Многие из них даже получили гравийное покрытие. Так что местные фермеры были вполне удовлетворены нововведением, снижавшим нагрузку на повозки и тяговых животных.
      "Мягкосердечный..." -- прошипел Майк, обращаясь к самому себе -- "Нет, Фрэнк, не совсем так. Просто я знаю, куда ведет иная дорога."
      Он опустил бинокль и повернул голову на северо-восток. Меньше чем через три секунды он увидел первый из БТРов Гарри, с грохотом выскочивший из-за невысокого холма, скрывавшего их приближение.
      "Господи, как же меня тошнит от того, что сейчас произойдет", пробормотал он.
      Гэйл недослышала его реплику. "Что-то не так с БТРами?"
      "Нет, Гэйл", мягко ответил Майк. "Всё в порядке. Гарри порвет испанцев на части." Он бросил на нее быстрый взгляд: "Именно это меня и беспокоит."
      Гэйл, в свою очередь, недоуменно фыркнула. Было очевидно, что она его не поняла.
      И вот эта твоя реакция -- именно то, что волнует меня больше всего, подумал Майк. Он опять поднес бинокль к глазам, сосредоточившись на молниеносной атаке Гарри. Дай им несколько лет, и слава Кортеса и Писарро может и поблекнуть. Настоящие чистокровные идальго, мля.
     
      "Огонь!", заорал Леффертс, сидящий в бронированной кабине переднего БТРа. Эффект его слов, донесенных до других БТРов установленными на машинах Си-Би радиостанции, был подобен извержению вулкана. Ружья, выглядывавшие из бойниц, прорезанных по обоим бортам бронированных грузовиков-углевозов, открыли огонь. Большинство из них было перезаряжавшимися вручную болтовками или магазинками со скобой, но хватало и самозарядок. Их скорострельность, разумеется, не дотягивала до стандартов автоматического оружия, но она, тем не менее, потрясла до глубины души испанских пехотинцев, в изумлении глазевших на БТРы.
      Американские солдаты, стрелявшие по находившейся справа от грузовиков испанской пехоте, просто старались стрелять настолько быстро, насколько это было в их силах. Не было смысла тратить время на прицеливание. Передние шеренги испанцев были меньше чем в тридцати ярдах от дороги. Практически каждая пуля, выпущенная с такого расстояния в толпу стоящих плечом к плечу людей, находила свою цель.
      Стрелки, сидевшие по левому борту броневиков, должны были тратить какое-то время на прицеливание перед каждым выстрелом. Они должны были перебить орудийные расчеты, и каждый канонир и ездовой был индивидуальной целью, а не частью плотно сбитой толпы. Но дистанция была столь же минимальна -- даже меньше, если говорить о крупнокалиберных пушках -- так что прицельный огонь не был такой уж сложной задачей.
      Голос радиста с последнего БТРа колонны раздался из динамика Си-Би станции внутри машины, в которой находился Гарри. "Мы внутри их строя", проорала она.
      Гарри немедленно отдал новый приказ: "Остановить колонну!"
      Все десять БТРов остановились. Все броневики сейчас находились "в зоне" -- внутри боевых порядков испанской армии, давая возможность стрелкам бесприпятственно вести огонь по врагу. Они стояли на 26-й дороге по направлению на юг, отделяя испанскую пехоту от артиллерии. После того, как колонна остановилась, темп огня стрелков вырос, как и процент попаданий.
      Результатом происшедшего была резня. Несколько терций умудрились ответить залпами аркебуз, но это был отчаянный и безнадёжный жест. Стальные бока броневиков были непроницаемы для сравнительно малоскоростных свинцовых шариков, выпускаемыех аркебузами. С тем же успехом испанцы могли кидать куски гальки.
      Шины были несколько более уязвимы, но лишь самую малость. В любом случае, только несколько выпущенных испанцами пуль попало в шины, и то абсолютно случайно. Испанцы никогда раньше не встречались с диковинными американскими машинами -- большинство солдат до сих пор глазело на них в недоумении -- и им не пришло в голову стрелять по шинам. Даже те пули, которые попали в них, не принесли никакого вреда. Мягко говоря, шины угольных грузовиков не были тонкостенными и легко рвущимися; и, опять-таки, круглые пули аркебуз семнадцатого века с трудом могли пробить толстенную резину.
      Американцы потеряли одного человека. Случайная пуля залетела в амбразуру одного из броневиков и убила стрелка. Он умер мгновенно, свинцовый шарик двухсантиметрового диаметра разнес его голову на куски.
      С другой стороны, урон, нанесенный американскими солдатами противнику, был ужасен. Не прошло и минуты с начала боя, как те из артиллеристов, кто остались целыми и невредимыми, улепетывали от своих орудий, надеясь спрятаться от несущих смерть повозок в близлежащем лесу. Сразу после этого американцы, сидевшие у бойниц на этой стороне БТРов, прекратили огонь. У них просто не осталось целей.
      Однако, бой продолжал бушевать с другой стороны броневиков. По самой своей природе испанские терцио были столь плотными построениями, что стоявшие в первых рядах просто не могли убежать. Задние ряды образовывали непроницаемый барьер. Кроме того, это были не простые наемники, это были испанские пикинеры и аркебузиры. Испанская пехота, по общепринятому мнению, была лучшей в Европе. Даже по стандартам своего жестокого времени эти люди были свирепо храбрыми. 'Удерживай позицию и не хнычь' было для них безусловным рефлексом.
      Три терцио даже умудрились атаковать. Спотыкаясь о трупы своих павших товарищей, испанцы ринулись к дороге со своими пятнадцатифутовыми пиками наперевес.
      Разумеется, у атакующих не было шансов уничтожить БТРы. Для этого им нужны были гранаты, а испанские пехотинцы не были оснащены подобным оружием. Однако, у пикинеров был шанс привести броневики к молчанию, просто тыкая пиками в амбразуры в бортах и таким образом заставив американских стрелков прекратить огонь.
      Однако они так и не смогли приблизиться достаточно близко к машинам, чтобы попытаться это сделать. Как только первые ряды атакующих достигли дороги, самодельные мины направленного поражения, прикрепленные перед боем к бортам американских грузовиков, были приведены в действие. Шквал шрапнели хлестнул по атакующим, сметая их с дороги. В одно мгновение сотни людей были убиты или ранены.
      Шок, испытанный испанцами от нового оружия, был слишком велик даже для них. Выжившие в атаке повернули назад. К этому моменту пикинеры и аркебузиры в задних рядах тоже начали отступать, наконец-то позволив передним рядам сделать это. В течении следующих двух минут отступление испанской пехоты под огнем американцев сделалось всеобщим и нескрываемым.
      К тому моменту, когда конница Маккея вышла на вылазку из Айзенаха, отступление превратилось в бегство. Испанские кирасиры, не менее храбрые, чем пехотинцы, бросились в контратаку. Однако, это была отчаянная и безуспешная попытка. Как только испанскаы кавалерия показалась перед позициями его отряда, Фрэнк приказал открыть огонь. Его бойцы скрывались в окопах и за рогатками в сотне ярдов от стен Айзенаха. Они стреляли по всадникам, находившимся в открытом поле не далее двухсот ярдов от них. Ещё до того, как первые испанские кавалеристы всшиблись с атакующим отрядом Маккея, ряды испанцев сильно поредели.
      Маккей обрушился на них с силой и неумолимостью кузнечного молота. Хотя технически его отряд был частью шведской королевской армии, в реальности они были кавалерийской частью армии Соединенных Штатов -- и были соответственно снаряжены. Большинство всадников -- к этому моменту в основном немцы, изрядно разбавившие первоначальное шотландское ядро полка -- были вооружены американскими пистолетами или револьверами. Результат стычки с испанцами, вооруженными саблями и пистолями с колесцовыми замками, был предрешен. Испанские кирасиры были опрокинуты меньше чем через три минуты после начала стычки. Уцелевшие в бою бежали, подавленные огневой мощью, с которой им довелось столкнуться.
      Маккей мог устремиться в погоню, что пнеминуемо привело бы к резне. Но он приказал своим людям остановиться. В глубине души он испытывал некие сомнения по поводу разработанного Майком плана битвы, но он был слишком дисциплинированным солдатом, чтобы нарушить приказ.
      Через пятнадцать минут после того, как БТРы открыли огонь, битва у Эйзенаха была окончена. Сломленные испанские пехотинцы и кавалеристы отступали в полном беспорядке. Пока Маккей и его люди загоняли их к вдневшемуся вдали Вартбургу, выбравшиеся из БТРов стрелки захватили брошенные испанцами пушки. Ещё черз пятнадцать минут ворота Айзенаха были широко открыты и сотни окрестных фермеров, мобилизованных в городское ополчение, облепили орудийные лафеты и покатили трофеи в сторону города.
      Тем временем командир испанского экспедиционного корпуса ухитрился привнести какое-то подобие дисциплины порядка в ряды своих подчиненных. Ему не потребовалось много времени для того, чтобы сделать вполне очевидный в данной ситуации вывод. Они были наполовину уничтожены в сражении в открытом [поле. Пора было искать убежища за стенами укреплений. Но где?
      Где же ещё? Древний Вартбургский замок был в пределах прямой видимости, угнездившись на вершине холма к югу от них. Более того, испанцы уже захватывали его, ещё когда шли по направлению к Айзенаху. Посланный в разведку конный отряд обследовал замок и обнаружил, что он был покинут. Ещё тогда испанский генерал был поражен этой новостью. Безумны они, что ли, эти американцы, оставить без гарнизона сильнейшую крепость в округе? но сейчас он был более, чем счастлив от того, что может использовать глупость врага.
     
      Майк наблюдал в бинокль отступление испанцев до тех пор, пока не убедился, что он действительно торопились к Вартбургу. К тому моменту, когда он наконец-то опустил бинокль, Грег Сорбара и командиты его специального артиллерийского подразделения собрались вокруг Майка на стене редута.
      "Ну что, мы в деле?" -- поинтересовался Сорбара.
      Майк кивнул. "К наступлению темноты они должны там окопаться. Мы начнем спецэффекты после полуночи. С рассветом мы начнем обстрел бомбами."
      Его слова вызвали недовольное фырканье трех молодых парней, уставившихся на него. Лэрри Уайлд, Джимми Андерсен и Эдди Кантрелл, как было несложно заметить, не одобряли его решение.
      В мире нет ничего страшнее гнева оскорбленного реконструктора.
      "Нет" -- сказал Майк - "я не начну бомбардировку до наступления рассвета."
      "Мы должны использовать преимущества, которые даст нам темнота" - протестующим тоном заявил Джимми -- "Она усилит неразбериху."
      Майк усилием воли стер оскал со своего лица. Но он не мог удержать тяжелый вздох. Кто в этом мире кровожаднее невинных детей?
      "Это именно то, чего я пытаюсь избежать, Джимми" -- сказал он с напором. Он указал в сторону отступающей испанской армии, всё ещё держа в руке бинокль: "Вы, возможно, полагаете, что это просто оловянные солдатики, но я так не считаю. Они -- тоже люди, черт возьми!"
      Трое юнцов поежились от нескрываемого гнева, звучавшего в голосе Майка. Тот решил довести свою мысль до конца: "Это и так будет кошмарное дело. По крайней мере, я хочу быть уверенными в том, что те из них, кто пожелает сдаться, будут иметь такую возможность. Я не хочу, чтобы они погибли просто потому, что в кромешной тьме не смогли найти дорогу из замка. Вы поняли?"
      Единственным ответом были угрюмые выражения их физиономий. Огорчение, смешанное с разочарованием.
      "Пора идти, парни" -- скомандовал Феррара. Троица юнцов с большим рвением устремилась прочь от форта.
      Майк что-то пробормотал. Феррара повернулся ухом к нему. "Что ты сказал?"
      Майк покачал головой. "Не бери в голову."
      Феррара направился вслед за своими подчиненными. Майк смотрел на Вартбург. Мрачный замок, казалось, пялился в ответ своим собственным зловещим взглядом.
      "Настоящие чистокровные идальго" -- пробормотал он снова -- "Мы должны найти иной путь."
  
   Глава 53
  
      "Вы уверены?" -- пискнула Джулия -- "Я имею в виду, вы, как бы, абсолютно уверены?" Следующую фразу она протараторила торопливой скороговоркой. "Я думала, это грипп или что-то в этом роде. Зараза сейчас свирепствует, вы же знаете. В тяжелой форме. Может быт`, желудочный грипп, расстройство желудка, вот и все. Я отправилась бы в Айзенах, если бы Алекс не настаивал, чтобы я к вам сходила, и Майк поддержал его. Он не взял меня с собой." Она смотрела на доктора, как бы говоря: Это все твоя вина!
      Джеймсу Николсу удалось сохранить абсолютно каменное в своей невозмутимости выражение лица. Это было нелегко. Лицо молодой женщины, сидевшей на стуле в его кабинете, выражало целую гамму эмоций. Беспокойство, огорчение, понимание -- смешанное с с возмущением и негодованием.
      "Подразумеваются, что эти штуки эффективны", -- зарычала она.
      Джеймс открыл рот. Джулия не дала ему вставить ни звука. "Да, подразумевается!"
      И снова он попытался заговорить. И снова Джулия не дала ему вставить ни звука.
      "Алекс меня убьёт" -- простонала она -- "Я обещал ему, что он может ни о чем не беспокоиться!" Она прижала руку ко рту и пробормотала: "Что же мне делать?"
      Джеймс решил, что теперь у него есть шанс вставить словечко. "Джулия, вы должны были использовать диафрагму в сочетании с контрацептивами."
      "Они кончились во всех магазинах и аптеках!" --запротестовала она и властным тоном вопросила: "Что, по-вашему, я должна была делать?"
      Воздерживаться, пришел ему в голову легкомысленный ответ. Но Джеймс подавил его. Вероятность того, что столь эмансипированная и брызжущая энергией девушка, как Джулия Симс, воздержится от секса с женихом до официальной даты свадьбы, была чуть ниже того, что рак из поговорки таки засвистит на лесистых холмах Тюрингенвальда. И Джеймс едва ли имело право критиковать её. Даже если не вспоминать события его собственной бурной молодости, его нынешние отношения с Мелиссой не были ни платоническими, ни освященными узами Гименея.
      С другой стороны, сухо возразил он самому себе, Мелиссе было пятьдесят семь лет. Для них контрацепция была малоактуальным вопросом.
      "О, Иисусе, он меня пришибет насмерть"-- снова захныкала Джулия. Она прижимала обе руки ко рту, откуда периодически вырывались странные звуки, больше всего напоминающие полоскание горла.
      Джеймс ухитрился придать своему лицу отеческую хмурость. "Почему?" Хрм, хрм. "Я думаю, это Алекс должен был бы беспокоиться. Твой отец -- не говоря уже о Фрэнке! -- явно не будут..."
      Джулия протестующе каркнула, продолжая прикрывать рот ладонями.
      "Я что-то не совсем понял..." -- продолжал Джеймс.
      Она отняла руки от губ и сложила их воронкой вокруг рта, как бы желая поведать ему страшную тайну.
      "Это была моя идея" -- прошипела она. Увидев выражение лица врача, Джули рассмеялась. Смех был, пожалуй, чуть истеричным. Ну, в крайнем случае, полуистеричным.
      "Вы думаете, это был Алекс? Ха! Этот вечно правильный сухарь? О, Боже!" Смех усиливался. Да, определенно полуистеричный. "Я потратила многие недели на то, чтобы уболтать его, измором!"
      На мгновение ее взгляд стал мечтательным. "Он такой классный парень", прошептала она. "Это определенно было изменение к лучшему, когда не приходилтся с самого начала отбиваться от потных лап."
      Джулия упала в кресло. "Он меня убьет." Мрачная уверенность, звучащая в этой фразе, сделала бы честь и Кассандре.
      Джеймс прочистил горло. "У вас есть несколько вариантов. Первый -- этоаборт." Поспешно: "Я сам не делаю аборты себя, но вы можете обратиться к доктору Адамсу, да и доктор Абарбанель, если уж на то пошло, может вам помочь. На вашем сроке беременности -- это несложная процедура."
      Джули бросила на него острый взгляд. "Если это так просто, почему вы не можете это сделать?" Потом, видя, жесткое выражение на его лице, она захихикала. "Только не говорите мне..." -- хихиканье, хихиканье -- "Доктор, я держу пари, что это была офигенная перепалка! Я имею в виду, когда вы сказали об этом Мелиссе."
      Джеймс пожал плечами. "И вовсе даже не перепалка. У нее есть свои принципы, у меня мои" -- его собственный взгляд подернулся легкой мечтательностью -- "Мы очень хорошо ладим друг с другом, если принять во внимание все обстоятельства".
      Внезапно, Джулия покачала головой. "Аборт в в любом случае не обсуждается. Я сама не одобряю их. Так что насчет другого варианта?"
      "Это очевидно, не так ли? Выйти замуж."
      Джулия снова ударилась в плач. "Он убьет меня!" Она опять закрыла руками рот. Странные звуки продолжали вырываться оттуда.
      Джеймс почесал в затылке. "Я не понимаю. Если то, что я слышал, соответствует действительности, он пытается заставить тебя назначить дату свадьбы."
      Закрывающие рот руки опять сложились ковшиком. "Да, пытается!" прошипела она. Руки сомкнулись. Бормотание.
      "Так в чем же проблема?"
      Джулия сделала глубокий вдох, втягивая воздух сквозь пальцы. Затем медленно выдохнула. Она отняла руки ото рта, положила их на колени, и, понурившись и сгорбив плечи, вздохнула достойно Кассандры. Опять меня не понимают...
      "Вы не понимаете. Речь идёт о принципе. К вопросу о времени..." -- ее глаза сузились, пока она быстро вычисляла в уме -- "К тому времени, как мы сможем пожениться, а это не сможет случиться раньше, чем через месяц, самое раннее; возможно, даже, в сентябре, потому что прямо сейчас он должен будеть поехать повидаться с королем Швеции, как только он и Майк наконец вздрючат как следует этих испанских клоунов..."
      Рассчеты, рассчеты. Джеймс снова изо всех сил пытался сохранить серьезное выражение лица. Он не был уверен, что забавляло его больше: наглая уверенность Джулии, что испанцы будут, разумеется, побиты, или ее непринужденное упоминание о знакомстве её жениха с королями.
      "Да", заключила она. "Как я и думала. Мы сможем вступить в брак где-то в сентябре, самое раннее." Она надула щеки и сложила руки кругом в добром футе от живота, пародируя беременную женщину.
      "Ради Христа, Джулия! Вы не всерьез, правда? Что, в начале второго триместра? Да совершенно ничего не будет заметно."
      "Это будет через полгода!" отрезала она. "Да так, что ни у кого не будет никаких сомнений"!
      Джеймс пожал плечами. "Ну и что? К тому моменту вы будете женаты. Так что кого это будет волновать? Это не будет первое событие такого рода в..."
      "В это-то всё и дело!" -- плача -- "Вы же знаете, как чувствителен к этим делам Алекс, как раз по причине того, что он незаконнорожденный. Вы знаете, он мне, тысячу раз говорил: 'Ни один мой ребенок не родится ублюдком!'" Даже будучи в отчаянии, она довольно удачно изобразила шотландский акцент Маккея.
      К этому моменту логика Джулии совершенно ускользала от Джеймса. "Я не понимаю" -- пробормотал он -- "Если вы женаты в тот момент, когда родился ребенок, то он -- или она -- не могут... "
      "Это же вопрос принципа!" причитала она. "Неужели вы не понимаете? И никто не может так зацикливаться на принципах, как проклятый шотландской кальвинист!"
      Она уже даже не сгорбилась в своем кресле. Она просто растеклась в нем, как желеобразная капля, состоящая из воплощенного отчаяния.
      "Он убьет меня" -- пискнула она -- "считайте, что я уже мертвая."
      Последняя отчаянная попытка Джеймса сохранить на лице маску невозмутимого врачебного достоинства наконец-то рухнула. Он просто не мог сопротивляться соблазну. "Ну тогда позаботься, чтобы он был в пятистах ядрах от тебя, когда ты ему будешь об этом рассказывать."
      Тон последующих слов Джулии никто не назвал бы писком. Скорее, наоборот. Джеймс утешал себя мыслью, что он, как и было обязанностью врача, повышал дух своего пациента. Ну, так можно было бы это назвать.
     
      Вскоре после этого он пригласил Ребекку в ту же самую смотровую.
      "Джулия, кажется, не в духе" -- заметила она -- "Что-то случилось?"
      Губы Джеймса дрогнули. "Ничего серьезного". Он помог ей усесться в кресло.
      "Уф!" -- вздохнула Ребекка. Она быстро улыбнулась врачу -- "Спасибо. Я чувствую себя такой неловкой."
      Она сверху вниз посмотрела на свой живота. "Философски, я не одобряю этого" -- произнесла она -- "Это кажется таким глупым способом решения данной проблемы. К тому моменту, когда женщина наконец-то привыкает к своему новому состоянию, всё заканчивается." Ее темные глаза потеплели: "Скоро."
      Джеймс кивнул. "От шести до восьми недель. Для первой беременности мы не можем уверенно сказать."
      Ребекка подняла голову, улыбаясь. "Мы не теряли времени, Майкл и я, не так ли?" Она замолчала, тихо смеясь. "Это будет такой скандал! Ребенок родится всего через семь месяцев после того как мы поженились."
      Казалось, что эта мысль совершенно её не обеспокоила. Ни в малейшей степени. Джеймс усмехнулся.
      "Такое впечатление, что в последнее время происходит немало подобных событий."
      Ребекка не понадобилось больше двух секунд, чтобы понять, что имел в виду доктор. Движением, имевшим сверхъестественное сходство с жестикуляцией Джулии, закрыла рот ладонью.
      Она тихонько засмеялась. Забулькала.
      "Бедный Алекс!" пробормотала она сквозь пальцы. Она сложила ладони воронкой вокруг рта. "Джулия убьет его" -- прошипела она.
      Джеймс развел руками. "Женщины! Я в принципе не могу понять вашу логику!"
      Он проковылял к своему собственном креслу и, тяжело рухнув на сиденье, уставился на Ребекку. "Вас не затруднит объяснить логику ваших рассуждений?"
      Ребекка опустила руки на колени. Ее лоб наморщился.
      "Разве это не очевидно? Джулия будет убежден, что Алексей будет зол на нее, потому что я совершенно уверена -- я не в курсе деталей, имейте в виду, но я знаю Джулию -- что это она убедила его не опасаться возможной беременности."
      Пальцы Ребекки перебирали ее локоны, она размышляла. "Да, несомненно, всё именно так и было. Алекс -- слишком джентльмен, чтобы принуждать её к этому. Она была соблазнительницей, а не соблазненной. После этого..."
      Размышления, размышления. "Конечно, это очевидно. Она скажет Алексу, будучи уверена, что он выйдет из себя от этой новости. Вы же знаете Джулию! К тому моменту, когда она ему сообщит эту новость, она приведет себя в ярость, потому что она будет убеждена, что Алекс будет зол на нее. Она будет подобна заряженному ружью с взведенным курком. Алекс, конечно, скажет что-то не то. В данной ситуации мы можем быть уверены в этом, так как все, что он скажет, будет неправильно, с точки зрения Джулии. И тогда..."
      Она сияла. "Логика безупречна. Джули его убьет. Надеюсь, конечно, она ограничится словестным убийством. Потому что, я надеюсь, она не станет сообщать ему эту новость с пятисот шагов."
      Увидев выражение лица врача, Ребекка нахмурилась. "Что-то случилось, Джеймс?"
      Николс покачал головой. "Нет. Я просто рад, что вы на нашей стороне." Он щелкнул пальцами. "Вот что я ставлю на Ришелье!"
     
      Гретхен наклонилась над кроватью и поцеловала Джеффа в лоб. Она чувствовала, что лоб под её губами пылал горячкой, но не была обеспокоена. Самое страшное было позади.
      Джефф открыл глаза. Улыбаясь, Гретхен села на кровать и наклонила к нему голову. Ее губы раздвинулись.
      Голова Джеффа дернулась в сторону. "Не надо!" запротестовал он. "Ты рискуешь поймать..."
      "Ничего страшного", прошептала она. Она взяла его лицо в свои сильные руки и повернула к себе. Последовавший за этим поцелуй был нежным. Но он был долгим, и, ни в малейшей степени, не платоническим.
      "Ничего", прошептала она. "Ничего страшнее лихоратки. Я тольк што от токтор Николс. Он сказать мне, что у тебя есть ни один из симптомов чумы."
      "Даже с учетом этого..." Джефф пытался оттолкнуть ее. Он был слишком слаб, чтобы успешно решит эту задачу. Его жену нельзя было легко оттолкнуть. "Грипп - это достаточно плохо, Гретхен! У тебя нет иммунитета к нему, который есть у меня!"
      Она медленно поднялась и пожала плечами. Гретхен поняла медицинскую логику в словах ее мужа. Доктор Николс очень подробно ей объяснил. У людей ее времени не было иммунитета к штаммам заболеваний, принесенных теми, кто родился в будущем.
      Она начала раздеваться. Гретхен поняла логику, но она не была с ней согласна. У нее были свой взгляд на такие вещи, который был гораздо более жестким и практичным. Намного более.
      "Ну так, значит, лучше, если он у меня появится" прошептала она. Обнаженная, теперь она скользнула под простыни и прижалась к мужу. Ее движения были нежными, не страстными. Но они были не более платоническими, чем прешествовавший поцелуй. С тех пор, как Джефф подхватил грипп двумя днями ранее, она была вынуждена спать с детьми. Ее муж настаивал на этом. Теперь же она почти утонула в ощущении соприкосновения их тел.
      Джефф попытался возразить еще раз, слабо и нерешительно. Гретхен положила руку ему на рот. "Молчи" -- прошептала она. "Я подхватить эта болезнь рано или поздно, так или иначе. Так почему бы не продолжить это?"
      Джефф вздохнул и закрыл глаза. Его опасение за здоровье жены воевали с желанием близости с ней. Желание выиграло. Он он обнял ее и привлек еще ближе.
      "О, да, совсем забыть..." -- пробормотала Гретхен несколько минут спустя -- "Я должна ещё кое-что сказать. Доктор Николс сказать мне, что я есть беременна."
      Глаза Джеффа выскочили из орбит.
      "Что, муж? Ты снова беспокоиться? Бывает, знаешь ли." -- она прижалась к нему потеснее -- "Я все быть в порядке, и ребенок тоже. И ещё одно -- по крайней мере, это не будет скандал. Наши ребенок не родится в сомнительные время".
      Она усмехнулась. "В отличие от некоторых других, я подозреваю."
     
      Капитан Гарс гнал своих людей ещё долго после захода солнца. Он смягчился не раньше того, как исчез последний проблеск сумерек и лес по-ночному почернел.
      "Разбивайте бивуак" -- прорычал он, слезая с коня. Его движения были неловкими от одервенения и усталости. Последние два дня были жестоким испытанием, принимая во внимание то, как настойчиво капитан подгонял погоню. И если его люди и думали, что погоня четырехсот кавалеристов за двумя тысячами выглядит несколько странно, они держали свои мысли при себе. Капитан Гарс был не из тех, кто прислушивается к голосу разума.
      "Костры не разжигать" -- приказал он -- "Мы преследуем не кого-нибудь, а хорватов. Ешьте всухомятку."
      Ни один из его солдат не жаловался. Капитан Гарс был, ко всему прочему, не из тех, кто выслушивает жалобы. И, кроме того, он так же, как и они, ел всухомятку и спал на голой земле.
      Когда его отряд расположился на ночлег, Андерс Йонссон подошел к нему. Капитан сидел на одеяле, глядя в пустоту.
      "А завтра, капитан? Что тогда?"
      Капитан Гарс поднял голову. "Завтра мы поднимемся до рассвета. Нельзя терять времени. Хорваты доберутся до Грантвилля к десяти утра, самое позднее."
      Он остановился, раздумывая. "К настоящему моменту я уверен, что разгадал их план. Все части головоломки сложились воедино. Испанцев, пропущенные Саксен-Веймаром. Бессмысленное, казалось бы, нападение на Зуль. Всё это отвлекающие действия, диверсии, чтобы отвлечь внимание американской армии. Хорваты -- главный элемент плана. Они ударят по городу, в котором остались только старики, женщины и дети. Их целью является чистое убийство и разрушение. "
      Йонссон нахмурился. "Зачем?"
      Капитан пожал плечами. "Спроси кого-нибудь другого. Но так думают люди, подобные Валленштейну и Ришелье. Сам я скептически отношусь к таких рассуждениям." Он слегка улыбнулся. "Но с другой стороны, чего ты ждешь? Я же сумасшедший. Это всем хорошо известно".
  
   Глава 54
  
      Ведьмачий шабаш на Вартбургском холме начался в полночь. Из динамиков, сгруппированных в пяти точках вокруг Вартбурга, Wartburg, загремела музыка. Лесистый холм в Тюрингии семнадцатого века потрясли звуки, соответствующие музыкальным вкусам намного более поздней эпохи.
      Вкусу Гарри Лаффлертса, во всяком случае. Каким-то образом -- Майк так никогда и не разобрался, кто отдал приказ и каким образом это произошло -- Гарри Назначил сам себя дискжокеем этой вечеринки.
      Он начал, естественно, с Rolling Stones, бессмертной Sympathy for the Devil, и продолжил композициями Satisfaction и Street Fighting Man.
      Пока все было в порядке. Споры по поводу музыкальных пристрастий начались позже. К глубокому отвращению молодежной части американской армии, Гарри, несмотря на свою собственную относительную молодость, оказался энтузиастом Классического рока. После того, как отзвучали Rolling Stones, он продолжил программу композициями Creedence Clearwater Revival и Doors.
      Потом...
      "Я не могу поверить, такое антикварное дерьмо" -- прошипел Ларри Уайлд. Молодой "артиллерийский специалист" настраивал одну из катапульт, работая в свете, отбрасываемом подвесной электрической лампой. Грег Феррара руководил работой. Расчет катапульты, задачей которого было обслуживание импровизированного устройства после того, как оно будет окончательно собрано, стоял чуть в стороне, рядом с портативным генератором.
      Голос Ларри был горек и полон страдания от происходящего предательства: "Боб Дилан?"
      Наконец-то отзвучали последние аккорды Positively Fourth Street. Ларри испустил благодарный вздох, так же как Эдди Кантрелл. Но третий член "специального артиллерийского подразделения" не разделял их облегчения.
      "Дальше будет только хуже", предсказал Джимми Андерсен мрачно.
      Разумеется. В тот самый момент юго-запад Тюрингии сотрясся от звуков...
      Ларри и Эдди заорали в унисон. "Элвис Пресли? Вы что, совсем там охренели!?"
      Увы, Гарри оказался поклонником Короля, так что мучения специального артиллерийского подразделения были долгими. К тому времени, как первая катапульта была собрана и готова, их сотрясало благородное негодование оскорбленных в лучших чувствах рок-фанатиков.
      Затем мучение превратилось в пытку. Гарри громко объявил через громкоговорители, что он принимает заявки на исполнение тех или иных композиций. Мгновенно, несмотря на все крики Грега Феррары о воинской дисциплине, трио исчезло в лесной темноте, единое в решимости вернуть разум и здравомыслие обратно в мир.
      Никаких шансов у них не было. К тому моменту, как они достигли небольшой поляны, где Гарри основал импровизированную "музыкальную штаб-квартиру", на ней уже толпились другие солдаты, с нетерпением ожидавшие выполнения их заявок. Сержантами и старшинами американской армии, как к раньше, были в основном члены UMWA, молодость которых была далеко позади,и Гарри весело склонился перед мудростью ветеранов.
      Ларри и Эдди застонали. Джимми покачнулся и зашатался.
      Риба Макинтайр?
      Под звуки "The Heart Is a Lonely Hunter" , эхом разносящиеся над разрушенной войной Центральной Европой и добавлявшие страдания в агонию этих несчастных мест, Ларри и его друзья отчаянно пытались заручиться поддержкой среди заполнявших поляну рядовых Армии Соединенных Штатов.
      Безуспешно. Многие из солдат, конечно, были такими же американскими подростками, как они. Но, к августу 1632 г., ряды Армии Соединенных Штатов были, в основном, укомплектованы немцами, которые (и особенно это касалось молодежи), как оказалось, превратились во что-то вроде фанатов стиля кантри-вестерн. Риба Макинтайр их вполне устраивала, большое спасибо, мистер Дискжокей.
      Феррара наконецто ухитрился разогнать своих подчиненных обратно по рабочим местам. Они лихорадочно приступили к работе в поисках хоть какого-то средства от страданий, доставляемых им выбираемой Гарри музыкой, готовя к действию две другие катапульты. Но после того, как с этой задачей было покончено, молодежь не смогла более терпеть происходящее. Несмотря на все протестующие крики Феррары об "армейской дисциплине и субординации", они всей компанией направились в штаб экспедиционного корпуса, полные решимости высказать свои претензии высшему руководству.
      И, опять же, их порыв разбился о каменные стены бюрократии.
      "Извините, ребята," -- сказал Майк -- "я ничем не могу вам помочь". Он взглянул на часы, поворачивая запястье таким образом, чтобы на них падал свет от висевшего на шесте у входа в палатку газового фонаря. "Примерно как я и ожидал. Около двух часов ночи. Увертюра окончена. Настало время основной части нашей программы."
      Он покровительственно улыбнулся трем страдающим юнцам. "Все, что вы слышали до этой минуты" -- он махнул рукой -- "была только разминка. Только теперь мы начинаем настоящую психологическую войну".
      Они смотрели на него непонимающиме. Улыбка Майка стала ещё шире.
      "Бекки подготовила программу", пояснил он.
      В тот момент ближайшие колонки разразились новыми, доселе неслыханными, звуками. Все трое подростков, стоявших перед ним, вздрогнули.
      "Иисусе" -- проскулил Джимми -- "Что это?"
      Фрэнк Джексон, стоявший в нескольких футах от него, засмеялся. "А вы думали, ваши музыкальные вкусы 'супер-пупер-крутые'?" Фрэнк покачал головой. "Забудьте об этом, юнцы. Бекки примерно в десять раз умнее вас, и она могла выбирать из всего многообразия музыки за последние столетия."
      Он наклонил голову, прислушиваясь. "Ужасная штука, не так ли?"
      Майк поджал губы. "На самом деле, вполне приличная музыка. Если слушать её в правильном настроении".
      Фрэнк усмехнулся. "Это просто слова послушного мужа, Майк. Я точно так же притворяюсь, что соус Nuoc Mam не воняет тухлой рыбой."
      Джексон покачал головой. "Я надеюсь, что запланировано не так много музыки этого рода. Грубое нарушение правил ведения войны, что это такое."
      Майк улыбнулся. "Всего несколько минут. Даже Бекки была вынуждена признать, что даже небольшой отрывок Wozzeck Берга -- это уже немало."
     
      Испанским солдатам, запершимся в Вартбурге, казалось, что жуткая какофония Wozzeck длилась очень долго. Солдаты, набившиеся в замок, были полны тревоги. Уже два часа они подвергались этой невероятной аудиобомбардировке. Для солдат же, стоявших на крепостных валах, последние часы были еще хуже. Ослепительные лучи прожекторов, которые Феррара и и его юные "воины эпохи хайтека" наскоро собрали из подвернувшихся под руку частей, непрерывно метались по стенам замка и добавляли визуальные эффекты, утомлявшие их глаза.
      Как всегда в испанской армии, войска сопровождали должностные лица канцелярии Святой инквизиции. Десять священников, всё это время стоявших на валах рядом с солдатами, шипели от ярости.
      Ярости и страха. Испанский филиал инквизиции, который подчинялся только королевской власти этой страны, был на порядок более порочным и безудержным, чем папская инквизиция. Но они отнюдь не были нерассуждающими головорезами. Испанская инквизиция разработала настолько сложные методы работы тайной полиции, что они не были превзойдены до времен русской имперской охранки в конце девятнадцатого века. По стандартам семнадцатого века, они считались непревзойденными практиками в области, которую позднее назовут "психологической войной".
      Эти подмастерья только что встретили настоящего мастера в данной области. Точнее, мастерицу. На самом дле, обидно было, что они были не в силах осознать исторической иронии этого момента. Молодая женщина, дочь проклятого народа, которая была инквизиция преследовали на протяжении двух последних веков, была готова отплатить им сполна. Ее собственный интеллект, дополнявшийся музыкальной традицией всего западного мира более поздних времен, завершит процедуру промывания мозгов, начатую рок-н-роллом и кантри.
      Отрывок из Wozzeck закончился. Когда следующее произведение загремело в ночи, инквизиторы издали небольшой вздох облегчения. По крайней мере, эта музыка --чем бы она не была -- была несколько более логичной.
      Их облегчение длилась не более минуты. В "Ночи на Лысой горе" Мусоргского есть некая внутренняя логика, правду говоря. Но эта логика была им недоступна. Как и логика скрипучих, зловещих аккордов пьесы "Быдло" из "Картинок с выставки" того же самого композитора.
      Ребекка усиливала музыкальную атаку. За Мусоргским последовали короткие острые громоподобные звуки "В пещере горного короля" Грига. По мере роста популярности этой части "Пера Гюнта", на протяжении многих лет после его написания, сам Григ стал ненавидеть свое произведение. "Наихудшая разновидность норвежскпй напыщенности", называл он этот отрывок. Но в эту ночь дикий Скандинавский триумфализм произведения достаточно хорошо служил целям Ребекки.
      Трепещите, господа тюремщики! Тролли и викинги у дверей!
      Далее последовала российская вариация той же темы. Героические хоровые аккорды "Вставайте, люди русские, на страшный бой, на смертный бой" из прокофьевской музыки к "Александру Невскому" заполнили пространство. Немедленно за ними последовала боевая ярость "Ледового побоища". Испанцы, новое воплощение завоевателей-тевтонов, стоя на возвышавшихся над окрестностями валах замка, мысленно переживали те бедствия, которые в реальности обрушились на палачей Пскова несколькими веками ранее на льду Чудского озера.
      Инквизиторы пытались развеять свой растущий ужас, гоня испанских солдат в бой. Визжа и ревя, они гнали дрожащих испанских аркебузиров на крепостную стену. Таща их за шею, в некоторых случаях, и приказывая им стрелять по сатанинской музыке и адским огням.
      Учитывая неточность их аркебуз, этот приказ был несколько туповат. Учитывая точность оружия в руках дьяволов в темноте, он был чистым безумием.
      "Вынести их!" скомандовал Майк, изучая крепостные валы через бинокль. Прожектора были теперь направлены на священников и солдат, выстроившихся вдоль зубцов крепостной стены, ярко освещая их. "В первую очередь выцеливайте инквизиторов!"
      "Александр Невский" закончился, на смену ему немедленно последовал финал прокофьевского фортепианного концерта номер 3. Дикий энтузиазм, звучавший в этой музыке, послужил фоном для буйного энтузиазма американских снайперов. Среди них не было Джулии Симс, это правда. Но если Джулия и была лучшим снайпером армии Соединенных Штатов, в ней было немало прекрасных стрелков. Через две минуты все испанские солдаты отступили от стен. Они оставили там около двадцати своих мертвых товарищей по оружию -- и семь инквизиторов.
     
      "Вот тупой народ", проворчал Леннокс. Он, вместе с Маккеем, пытался укрыться от какофонии в палатке штаб-квартиры. Без большого успеха, учитывая, с какой громкостью Гарри транслировал музыку. "Хорошо, что я уже поспал. Щас бы точно не удалось."
      Алекс пожал плечами. "'Это лучше, чем рэп."
      Леннокс фыркнул. "Всё что угодно лучше, чем это дерьмо!"
      Новое произведенеи загремело из динамиков. Леннокс вздрогнул.
      Майк, краем глаза уловив движение, повернул голову и улыбнулся.
      "Это отрывок из чего-то под названием Весна священная", пояснил он. "Бекке это очень нравится."
      "Рад, что она не моя жена", пробормотал Леннокс под нос. "Даже если деваха выглядит, как Клеопатра."
      Маккей улыбнулся. Он вышел вперед, подойдя вместе с Майком ко входу в палатку.
      "Мне интересно", сказал он. "Ребекка была с вами, лунатиками, где-то год, не больше". Алекс сделал жест подбородком в темноту за порогом палатки. "Так как же ей удалось узнать так много о вашей музыке?"
      Майк пожал плечами. "А чтоб меня покрасили, если я понимаю. Ее отец помог, конечно. Бальтазар за это время стал фанатиком классической музыке. Он говорит, что тупорылые лютни надоели ему до тошноты." Он колебался, разрываясь между гордостью и желанием не выглядеть влюбленным мужем. Но, так как он и гордился своей женой, и был влюбленным мужем, борьба была недолгой.
      "Я не знаю, Алекс. Как ей удалось, что, наряду со всем ее чтением, и всем остальным? Я просто не знаю." Его грудь распирала гордость за неё. "Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что Бекки -- самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Или когда-нибудь смогу встретить, как мне кажется."
      Маккей кивнул. "Это всё так. И тем не менее..."
      Он замер. "Что это?"
      Майк несколько мгновений вслушивался в звуки мощного сопрано Леонтайны Прайс. Затем он рассмеялся. "Неужели не нравится? Это называется Liebestod. Написоано парнем по имени Вагнер."
      Алекс подсжал губы. "Невероятный голос, с этим я согласен" Он поморщился. "Но её песня звучит так, как будто бедная женщина умирает."
      "Она именно это и делает." Майк повернул голову, глядя на зубцы над головой. Весело: "И, позвольте мне заметить, она сообщает об этом всему миру, никуда не торопясь."
     
      Так продолжалось всю ночь. Подготовленная Ребеккой программа включала, после "Liebestod", добрую дозу Вагнера. Если уж на то пошло, она ненавидела этого композитор, как за театральность его музыки, так и за его подлость и антисемитизм. Но она полагала, что эта музыка подходит к случаю. Так что воплощение Тевтонской напыщенности атаковало испанских солдат, запершихся в немецком замке , поражая их уши не хуже чугунной кувалды. Там был и "Полет валькирий" и грандиозные оркестровые композиции из "Колец Нибелунгов": "Вход богов в Валгаллу", "Прощание Вотана", "Похоронный марш Зигфрида" и, последним ударом, "Самосожжение Богов".
      Когда все это закончилось, Фрэнк Джексон вздохнул с облегчением. "Хорошо, что они проиграли Вторую Мировую", прорычал он. "Можете ли вы представить, что вас бы вечно заставляли слушать это дерьмо?"
      Майк фыркнул. "Вы думаете, что это -- самое плохое из всего возможного?" Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. "Попробуйте как нибудь послушать Парсифаля."
     
     
     
     
     
     
      Он поднял бинокль к глазам и направил его в сторону крепости. Зубчатые стены по-прежнему утопали в темноте, кроме тех мест, куда падали лучи прожекторов. В поле его зрения не было ни одного испанского солдата.
      "Бекки однажды заставила меня это прослушать от начала до конца. Все пять проклятых часов."
      Джексон нахмурился. "Зачем? Мне казалось, ты сказал, что она ненавидит Вагнера."
      "Да, неавидит. Она просто хотела доказать мне, что ее точка зрения имеет причины."
      Музыка, разносящаяся из громкоговорителей, опять резко изменилась. Майк посмотрел на часы. "Великолепный расчет времени", сказал он тихо. "То, что французы называют ''piece de resistance'."
      Фрэнк навострил ухо. "Что это такое?"
      "Если верить Бекки, это музыкальное произведение передает суть войны, как ни одно другое, написанное до или после." Майк вышел из палатки и направился на поляну за ней. Увидев стоиящего там Феррару, он махнул рукой. Бывший преподаватель естественных дисциплин кивнул и обратился к своим юным подчиненным. Правильнее сказать, партнерам по криминальному мероприятию.
      "Время начинать фейерверк, ребята." Улыбаясь, Ларри, Эдди и Джимми устремились прочь. Каждый из них направлялся в сторону одной из катапульт -- и ракетных установок, стоявших рядом с ними.
      Майк вернулся, медленно и останавливаясь на каждом шагу. Он слушал музыку. К тому времени он вернулся в палатку, лицо Фрэнка казалось напряженным.
      В этом не было ничего удивительного. Восьмая Симфония Шостаковича, транслировавшаяся сейчас на полную громкость, громыхала ужасом разоренной войной России будущего над разоренной войной землей сегодняшней Германии. Сталин хотел, чтобы это было триумфальное произведение, чтобы отпраздновать перелом в войне и грядующую победу над нацизмом. Но Шостакович, хотя он и был советским патриотом, дал диктатору совсем другое -- величайшую симфонию ХХ века. И если произведение в целом передавало дух 1943 года, это не касалось третьей части. Это была чистый, беспримесный вопль, и ничто иное. Ужас, страдания и горе, воплощенные в музыке.
      Первые ракеты сорвались с направляющих и устремились по направлению к крепостной стене. Зарядды взрывчатки в их боеголовках были предназначены не столько для уничтожения, сколько для демонстрации серьезности намерений. Вместо того, чтобы обрушить на замок дождь осколков, они окутали Вартбург огненными шарами. Пылающий огнем аккомпанемент к Восьмой Симфонии -- визуальное обещание в дополнение к музыкальному. Это то, что ждет вас, солдаты Испании.
     
      Наступил рассвет пришел, крик третьей части сменился неожиданным молчанием. Последняя из ракет вспыхнула в небе.
      Тишина. Тишина, наконец. Майк ждал, глядя на часы. Он и Ребекка договорились о пяти минутах спокойствия. "Усилить напряженность предвкушения", назвала она это.
      Когда пять минут истекли, Майк отдал приказ, и катапульты выстрелили в первый раз. Установки, сочетавшие древний дизайн с современными материалами, из которых они были сооружены, метнул снаряды за стены Вартбурга.
      Эти боеголовки, хотя они и содержали небольшой заряд взрывчатки, всё ещё были частью психологической кампании. Они разорвались над замком, осыпая листовками тысячи солдат, ютившихся внутри стен. Листовки были написаны на испанском и немецком языках, призывая солдат сдаться и обещая хорошее отношение к тем, кто это сделает.
      Испаноязычные солдаты армии Соединенных Штатов повторяли через громкоговорители те же условия капитуляции. Еда. Вода. Медицинская помощь. Гуманное обращение. Вербовка -- с хорошей оплатой -- тех, кто решит присоединиться к армии Соединенных Штатов.
      Когда обстрел из катапульт закончился, голоса, звучавшие в громкоговорителях, опять сменила музыка. И эти отрывки выбрала Ребекка, но, на этот раз, она преследовала иную цель. Испанцам показали один вариант. Теперь настало время показать другой.
      Спокойные аккорды "Утреннего настроения" из "Пера Гюнта" Грига заполнили рассвет. Для Майка, Фрэнк, Маккея и Леннокса, как и для всех американские солдаты, окружающих замок, эта музыка звучала, как бальзам на раны. Они вполне могли представить себе ее влияние на испанцев.
      "Утреннее настроение" стихло. На его место пришла ещё более спокойная музыка, разливавшаяся по округе одновременно с дневным светом. Как символ мира и надежды, приходящих после ночи ужаса.
      Франк, казалось замер. Увидев лицо своего друга, Майк осторожно сказал: "Бекки считает, что это самое красивое музыкальное произведение из когда-либо написанных. Хотя она признает, что это дело вкуса."
      "У нее хороший вкус", прошептал Фрэнк. "Эта музыка заставляет меня думать о птичке, парящей в небесах."
      Майк кивнул. Когда Ральф Воан-Уильямс писал "The Lark Ascending" ("Взлетающий жаворонок"), его вдохновляли возлюбленные им английские сельские пейзажи. Но его музыка заполнила воздух над центральной Германии так органична, как если бы она была частью этих мест.
      "Так оно и есть," сказал Майк тихо. "так оно и есть."
      Он повернул голову, глядя на восток. Там, под лучами восходящего солнца , менее чем за сто миль отсюда, его жена должна была быть сейчас на кухне. Ребекка была ранней пташкой. Майк знал, что она уже приготовила завтрак для любимого отца, хотя в последнее время она стала медлительнее из-за беременности. Немецкая семья, которая когда-то жила в доме Майка, нашла себе новую квартиру, и Бальтазар переехал к ним. Он и мать Майка, которая была на инвалидности, отлично поладили, и Бальтазар хотел провести остаток своих дней, наблюдая, как растут его внуки.
      "Так оно и есть," повторил Майк. Его голос был очень мягок и полон любви.
      "The Lark Ascending" закончился. Фрэнк прочистил горло. Этот звук был, скорее, вздохом сожаления, а не чем бы то ни было другим.
      "Они не сдадутся", сказал он. "Пока нет".
      Майк резко покачал головой, прогоняя мысли о любви и спокойствии.
      "Нет, они ещё не готовы сдаться", сказал он сурово. Он повернулся к замку. "Но я не думаю, что подготовка потребует много усилий. Мы просто немножко подбавим огоньку."
     
      На самом-то деле, Майк ошибся. В этот день Ребекка поднялась намного раньше, чем обычно. Мелисса попросила ее прийти в школу пораньше, чтобы обсудить кое-какие вопросы ещё до начала занятий.
      Итак, в тот самый момент, когда Майк приказал расчетам катапульт возобновить обстрел, Ребекка шла по шоссе 250. Она только что миновала границу города и наслаждалась уединением и спокойствием раннего утра.
     
      Некоторым другим это утро совсем не несло наслаждения.
      Когда Джефф проснулся, он понял, что горячка прошла. Но он все еще паршиво себя чувствовал. Все тело ломило.
      Гретхен вошла в спальню, неся миску каши. Она была уже одета. Как всегда, в ее излюбленные синие джинсы и кроссовки.
      "Ешь," скомандовала она, заглушая протест мужа. "Тебе нужна будет твоя сила сегодня." Она улыбнулась. "Ты должны будешь сам заботиться о себе до вечера. Я обещать Дэн Фрост помочь ему учить новая партия новобранцев."
      Улыбка Гретхен искривилась, став слегка насмешливой. "Немецкие девушки! Всё ещё не верят, что женщина может использовать пистолет."
      Джефф на самом деле, уже озадачивался вопросом, почему на Гретхен была одет ее лиф и жилет. Она обычно предпочитала простую блузку, особенно в теплую погоду. Он осмотрел ее угловатые плотные одежды, ища взглядом пистолет и не находя его. Беременность Гретхен все еще не сказывалась на размере ее живота. Но Джеф думал, что она определенно оказала влияние на размер её, и без того весьма внушительного, бюста.
      Он был счастлив от этой мысли. Гретхен, веселясь, дала ему подзатыльник: "И не смотреть на мой сиськи! Какой скандал!"

* * *

      Четыреста уроженцев Западного Готланда, финнов и саамов этим утром тоже не были особенно счастливы. Капитан Гарс разбудил свою маленькую армию задолго до рассвета, и с тех пор безостановочно их гнал. Темп, который он задавал верховым, продирающимся сквозь незнакомый лес, колебался от безрассудства и до чистого безумия.
      Но они не издали ни одного не протестующего звука. В этом не было никакого смысла. Капитан Гарс был не из тех, кто прислушивается к голосу осторожности, и он обладал железной волей.
      Сумасшедший. Это всем хорошо известно.
     
      Машина остановилась рядом с Ребеккой. Джеймс высунулся из окна. "Подвезти?"
      Улыбаясь, Ребекка обернулась. "Доброе утро, Джеймс, Мелисса". Когда она заметила Джулию Симс, сидящую на заднем сиденье, ее улыбка стала ещё шире. Не слишком широкой, надеялась она. "Доброе утро, Джулия." Ребекка покачала головой. "Нет, спасибо. Я наслаждаюсь прогулкой."
      Джеймс кивнул. Он ожидал подобный ответ. Как один из двух городских врачей, которые умели управлять автомобилем, Джеймс был освобожден от запрета на эксплуатацию транспортных средств в личных целях. Он всегда возил Мелиссу в школу и часто оставался там на всё утро, осматривая нуждающихся в медпомощи студентов студентов. Довольно часто он обгонял Ребекку, идущую вдоль дороги, предлагал её подвезти, и слышал отказ. Ребекка любила ходить пешком.
      "Тогда увидимся позже."
      Когда машина удалилась и скрылась за поворотом дороги, улыбка Ребекка превратилась в широкую ухмылку. Теперь, когда Джулия уже не могла ее видеть, она даже не пыталась скрыть, как её развлекала ситуация.
      Бедная девочка! Так безумно нервничать, когда в этом нет никакой необходимости.
      Джули, знала она, провела ночь дома у Мелиссы. В тревоге по поводу ее неожиданной беременности, Джули пришли к Мелисса за советом и утешением, говорила с ней до поздней ночи, так что Мелисса должна была предложить ей остаться на ночь.
      Дома у Мелисса и Джеймса, в настоящее время. Врач открыто переехал к ней несколько месяцев назад. Чопорная учительница больше даже не пыталась скрывать их связь. И если эта нескромность и шокировала более чопорных горожан -- не говоря уже о ханжах-- то ее влияние на других было прямо противоположным. За последние месяцы статус Мелиссы Мэйли среди ее учеников и бывших учеников -- особенно женского пола -- претерпел кардинальные изменения. Она стала чем-то вроде их приемной матери. Или, возможно, любимой тетушки. Расслабленная, уверенная, спокойная -- одним словом, своя в той степени, в какой не была грымза-училка прошлого. Ее дом стал пристанищем и убежищем для таких, как Джулия.
      Ребекка возобновила свой утренний променад, все еще улыбаясь. Джеймс однажды ворчал ей, что иногда он чувствует, что он живет в интернате для непослушных девочонок. Но от Ребекки не укрылись тепло и ласка, таящиеся под ворчливостью его слов. Джулия, знала она, был его любимицей. Прошлой ночью она отнюдь не впервые спала на диване в их гостиной.
      Ребекка продолжала медленную прогулку вдоль обочине дороги, полная хорошего настроения. Даже ее переваливающаяся походка радовала ее. Она, конечно, будет рада, когда после родов вернется её прежняя стройная фигура. Но для всего в этом море есть место и время. Она с нетерпением ждала того момента, когда станет матерью.
      Она вдыхала чистый воздух. Ей на память пришла строчка из одной из любимых её отцом пьес. Она в совершенстве соответствовала ее настроению. Настолько соответствовала, что Ребекка весело закричала в сторону окружавших её холмов:
      "О дивный новый мир, в котором есть такие люди!"
     
      После того как он закончил завтрак, Джефф встал с постели. Он чувствовал себя чуть более энергичным, чем раньше. Ему надоело лежать больным, и он хотел сделать что-то. Все, что угодно.
      Глядя из окна кухоньки их трейлера, он заметил кроссовый мотоцикл, припаркованный снаружи, и призадумался.
      Решение пришло к нему через несколько секунд. Он не настолько глуп, чтобы пытаться ехать по пересеченной местности, учитывая, как плохо он себя до сих пор чувствовал. Но небольшая верховая прогулка ему отнюдь не повредит. Он заметался по трейлеру, одеваясь подобающим случаю образом, не забыв о кожаной куртке.
      К тому времени, как он вышел из двери, он уже решил, что станет его местом назначения. До школе была всего пара миль, быстрая и простая поездка по самой лучшей дороге в этом мире. Джеф подумал, что будет неплохо зайти к мисс Мэйли. Просто для того, чтобы поздороваться, прежде чем он вернется в свою проклятую постель. Почему бы и нет? Доктор Николс сказал Гретхен, что он больше не заразен.
      Он уже оседлал мотоцикл, когда он вспомнил что-то ещё. Какое-то мгновение, оскалившись, он решил оставить это дома. Будь прокляты правила и дисциплина!
      Однако, привычка умирает тяжело. Мотоцикл официально был теперь собственностью армии Соединенных Штатов. Джефф был солдатом этой армии, даже если он и проводил бОльшую часть времени, выполняя особые задания, связанные с взаимодействием с Гретхен и ее неформальным подпольем. Но он, тем не менее, обязан носить оружие, если он использует армейское транспортное средство.
      В вопросах соблюдения устава кашу маслом не испортишь. Кто-нибудь чересчур глазастый и говорливый мог заметить его и нажаловаться. Джефф поспешил обратно в трейлер, схватил дробовик и воткнул его в кобуру у седла мотоцикла. Мгновение спустя он с ревом уносился, наслаждаясь бьющим в лицо ветром.
     
      На крутом склоне над дорогой номер 250, скрывшись в деревьях, четверка хорватских конников смотрела на дорогу внизу. Они Это был разведывательный разъезд приближающейся имперской кавалерии, отправленный вперед, чтобы изучить подходы к городу. В начале рекогносцировки их было полдюжины. Но теперь, когда расположение города и школы было изучено, двое вернулось к главным силам с отчетом. Остальные вот-вот собирались последовать за ними. Но тут они заметили движение на дороге и задержались, чтобы получше рассмотреть происходящее.
      Один из всадников отвел взгляд от женщины и изучил видимый им участок дороги. "Она одна", пробормотал он.
      Один из его спутников кивнул. Жест был быстр и исполнен энтузиазма. "Да ещё и жидовская сука, если судить по внешнему виду." Его рука ласкала эфес сабли. "Двойная развлекуха сразу" -- жестоко усмехнулся он -- "Мы сможем вспороть её огромное брюхо после того, как закончим с ней развлекаться."
  
   Глава 55
  
   - Поджигай, - скомандовал Феррара. Его слова были переданы по радио на три катапульты. Почти одновременно, три ёмкости (бочонка?) были запущены в воздух. Приведённые в движение относительно мягким толчком катапульты, по крайней мере, мягким сравнительно с пушкой, ёмкости взлетели в небо, описывая петлю (по баллистической траектории). Эти катапульты были специально сконструированы с учётом такой возможности. Хрупкие ёмкости не смогут выдержать взрыв чёрного пороха, и никто не хотел оказаться поблизости, когда их содержимое расплескается.
   Ракеты расчистили стены замка без каких-либо проблем. Запальные фитили догорели как раз перед приземлением ёмкостей. Каждая их них содержала 5 галлонов (*) напалма. Адский огонь обрушился на укрепления, и среди тысячи солдат поднялась суматоха.
   ~~~~~~
   (*) 1 галлон = 4,546 литра, 5 галлонов = 22,73 литра.
   Греческий огонь вспыхнул снова, и вспыхнул с удвоенной силой.
   - Стрелять по готовности! - крикнул Феррара. Следующий залп лёг чуть менее ровно. Три разных команды катапульт имели разный опыт обращения со своими механизмами, но разница квалификации были незначительная. Дьявольское пламя снова устремилось по зубчатым стенам замка. К этому моменту, на верхних укреплениях бушевал ад.
   Человек, появившийся на стене, пылал подобно факелу. С такого расстояния невозможно было сказать, упал ли он со стены случайно, или же от невыносимой муки сам бросился вниз.
   Глядя на это, Майк вздрогнул (*). Он мог уже слышать нарастающие крики испанских солдат насмерть сгорающих внутри крепости.
   ~~~~~~
   (*) to wince - вздрагивать, морщиться. Возможно, Майк всего лишь поморщился.
   - Столь скверное дерьмо, - проворчал Фрэнк, - попадалось так давно, что я почти забыл, как такое бывает.
   Новый голос, мгновенно узнаваемый, раздался по радио. Хильда была единственной немкой, которая до сих пор завербовалась в американскую армию, и прошла недавний отбор Фрэнка. Её английский был хорош, кроме сильного акцента, и она была назначена служить радистом.
   - Главные ворота открываются! Главные ворота открываются!
   Майк поднял бинокль. Достаточно чётко он мог видеть, как тяжёлые створки поплыли в стороны. Мгновением позже, размахивая пиками и аркебузами, сквозь них устремилась толпа испанских солдат.
   Эти ворота были единственным входом в крепость, который мог пропустить большое количество людей. Поэтому, Фрэнк разместил М-60 так, чтобы его накрыть. Пулемётчики не ждали приказов. Приказы были им без надобности. Инструкции Фрэнка были кристально ясны: "Если они выйдут с оружием, убейте их".
   М-60 та-та-та-затараторил (*). Плотная толпа солдат была подрезана словно косой. Та-та-та-та-та. Та-та-та-та-та.
   ~~~~~~
   (*) "stutter-stutter-stuttered". Stutter - заикаться, запинаться. По-американски пулемёты "заикаются".
   Майк опустил бинокль и огляделся. Менее чем за минуту работы пулемёта образовались небольшие холмы из тел. Ворота оказались почти блокированы трупами. Испанцы, кто уцелел, спотыкаясь, вернулись в крепость.
   Он видел, как очередная ёмкость напалма взорвалась над зубцами стены. Сейчас крепость больше напоминала костёр. Сходство было иллюзией, более чем реальной. Вартбург был сложен из камня, а не дерева, и нижние этажи крепости могли быть не затронуты пламенем.
   Иллюзия продолжалась. Даже каменные замки будут гореть, если соответственно поджигать. Не сами стены, конечно. Но все замки полны горючих материалов. Деревянные балки, мебель, гобелены, тряпки, при достаточном количестве напалма огненная буря съела бы внутренности замка за час. Ничего не смогло бы уцелеть. Более 10 тысяч человек, думая, что найдут убежище, взамен обнаружили ужасную смертельную ловушку.
   Майк открыл было рот, чтобы дать команду прекратить огонь. Но, взглянув на холодные глаза Фрэнка, он смолчал.
   "Нет выбора". Испанская армия, укрывшаяся в Вартбурге, всё ещё значительно превосходила американские силы в численности. До их капитуляции, и выхода без оружия, Майк не мог себе позволить ослабить натиск. Так что, сжав зубы, он ничего не сказал.
   Жечь, жечь, и жечь. Первые люди начали появляться из крепости, ковыляя через множество выходов, даже спускаясь по стенам. Большинство из них были не вооружены. Те немногие, кто всё ещё держал оружие, бросили его достаточно быстро, услышав голоса, кричавшие по-испански. У них не осталось мыслей ни о чём, кроме как выжить, что угодно, лишь бы избежать полного уничтожения в костре (*), в который превратился Вартбург.
   ~~~~~~
   (*) holocaust - всесожжение.
   Теперь безоружные испанцы десятками повалили из главных ворот, своим числом сметая кучи трупов в стороны. Затем сотнями.
   - Дело сделано, - сказал Фрэнк. Майк кивнул и махнул Ферраре. В следующее мгновение, Феррара передал приказ дальше. Катапульты прекратили стрельбу.
   Майк смотрел на горящий замок. Теперь не было возможности остановить пожар. На следующий день Вартбург превратится в разорённые развалины.
   Он пытался найти в этой ситуации хоть что-нибудь смешное. Или, хотя бы, странное. - Ты знаешь, - сказал он задумчиво, - это, возможно, исторический памятник, в том мире, откуда мы пришли. Заставляет тебя чувствовать слегка виноватым, да?
   - Не меня, - сказал Фрэнк, - Крепость как крепость, что эта, что другая. Всего лишь разбойничье логово, настолько меня волнует. Грабители хвалятся зверствами своих прадедов-разбойников. Скатертью им всем дорога (*).
   ~~~~~~
   (*) Устами героев Флинт слегка издевается над почитателями благородных древностей. Вартбург - место для любителей европейской старины почти культовое. Майк в курсе и делает подачу Фрэнку. А Фрэнку глубоко наплевать, и он грязными реднековскими сапогами топчет благородный стереотип. Что поделать, деревенщина. Для наших любителей "хруста французской булки" и дворянства тоже актуально.
   Майк не знал, смеяться или рыдать. В конце концов, он засмеялся.
   - Что я могу сказать? Ты прав.
   * * *
   Когда Ребекка обнаружила всадников, вываливающихся из-за деревьев, у неё отвисла челюсть. Её сковал резкий страх. Часть её сознания парализовало, но оставшаяся часть без труда поняла, что вскоре может произойти. Ухмыляющиеся дикари гнали лошадей вниз по склону, даже не потрудившись обнажить свои сабли. Они оставят её в живых, на некоторое время.
   Ребекка Абрабанель, годом ранее незамужняя девица из Сефардов, всё ещё стояла посреди дороги, окаменев от ужаса, когда Хорваты добрались до неё. Беки Стирнс, в настоящее время, беременная, несколько секунд рылась в своей большой сумке, шепча благодарности её суровому (*) мужу.
   ~~~~~~
   (*) hillbilly husband. Хиллбилли - Билли с Холма, а по-нашему "хрен с бугра". Это горцы, ещё более суровая разновидность реднеков.
   Майк настаивал, чтобы она научилась обращаться с ружьём. Ребекка послушно пыталась. Пыталась и терпела неудачу. По крайней мере, неудачу в том, что касалось меткости. Вне зависимости от прочих качеств, даже её муж, наконец, признал, что она не смогла бы попасть даже в широкую стену сарая.
   Пусть так. И для сарайки бывает ружбайка (*). Гарри Леффертс был рад предоставить ей одно такое ружьишко. С аппалачской галантностью, он назвал его "подарком для прелестной дамы" (*).
   ~~~~~~
   (*) Уж больно фраза "guns for barns" рифмуется. (*) Для реднека, а тем более, хиллбилли, дарить оружие даме совершенно естественно.
   Когда первый хорват оказался в десяти ярдах (*), Ребекка вытащила обрез (*) из сумки. На пяти ярдах, она разрядила первый ствол.
   ~~~~~~
   (*) 1 ярд = 0,91см. А грубо можно считать, что 10 ярдов - 10м. (*) the sawed-off shotgun
   С пяти ярдов, из обреза двенадцатого калибра, заряженного картечью.
   Она промазала. Совершенно. Даже не поцарапала его.
   С другой стороны, его лошадь была мгновенно убита. Небольшие свинцовые шарики разорвали глотку этого здорового монстра, оставив широкую дыру. Его ноги подогнулись, выбросив всадника из седла.
   Животное, такое большое, как лошадь, двигающееся столь же быстро, имеет слишком большую инерцию, чтобы её остановил выстрел какого-либо ручного оружия. Закричав от страха и злости, Ребекке удалось увернуться от падающей лошади. Но её, неуклюжая в нынешнем состоянии, фигура не смогла избежать столкновения со всадником. Он навалился на её плечо, сбив её на мостовую.
   Удар её ошеломил, но удержать ружьё ей удалось. Полулёжа на дороге, она помотала головой. Её длинные чёрные волосы рассыпались свободно и небрежно. На мгновение, ею овладел резкий страх за своего не рождённого ребёнка.
   Боль изгнала этот страх. Она почувствовала руку, схватившую её за волосы. В следующее мгновение, злым рывком её подняло на ноги
   И оторвало от земли. Хорват был сильным человеком, полным ярости. Он не совсем понимал, что произошло с его товарищем, но он не имел сомнений, кто был причиной. Он потащил Ребекку в седло.
   - Грёбаная еврейская сука, - пронзительно закричал он.
   Ребекка не поняла его язык. Не было в том нужды. Она всё ещё держала дробовик.
   Затем бешенство хорвата испарилось. Сменилось, но не страхом, а простым удивлением. Он взглянул на твёрдый предмет, упёршийся ему в пах. У него было мгновение распознать огнестрельное оружие непонятного рода, прежде чем Ребекка нажала на спусковой крючок, и отстрелила ему яйца. Вместе с половым членом, нижней частью его кишечного тракта, а также его мочевой пузырь и кусок позвоночника.
   Её волосы освободились, Ребекка рухнула обратно на мостовую. Она приземлилась прямо на задницу. Падение её ошеломило, но немного, а затем, она была моментально оглушена ногами понесшейся лошади своей жертвы. Её глаза пока оставались открытыми, и она могла видеть. Но её сознание не могло обработать информацию.
   Она увидела, что всадник с другой стороны был ослеплён, его лицо забрызгало кровью и ошмётками. Хорват судорожно схватился за лицо, пытаясь очистить с него кровавое месиво. На мгновение, он вне игры.
   Первый всадник, тот, чью лошадь убила Ребекка, только начал шевелиться и стонать. Тоже, на время, выпал из событий.
   Оставшийся хорват, последний из четвёрки, оставался в игре. Он, правда, был занят, пытаясь удержать свою испуганную лошадь под контролем. Но его верховая была боевым конём, привычным к грохоту и вспышкам выстрелов (?). Хорват сдержал его в узде. Затем, рыча на Ребекку, извлёк из седельной кобуры колесцовый пистолет. Он больше не думал насиловать эту еврейскую сучку. Он собирался её просто убить.
   ~~~~~~
   (?) Не ясно, чего же испугался привычный к выстрелам конь.
   Ребекка всё ещё держала в руках дробовик, но оба его ствола уже отстрелялись. Она крутилась на бёдрах, отчаянно обшаривая мостовую. В её сумке были ещё патроны. Когда она обнаружила свою сумку на обочине дороги, её охватило отчаяние.
   Слишком далеко. Она могла слышать цоканье копыт лошади хорвата, когда он направил лошадь к ней. Он был почти готов выстрелить. Отчаяние поблёкло до тихой печали. "Я так радовалась своей жизни".
   Её сознание заполнила апатия, теперь не осталось никакой надежды. Адреналин перегорел, и её сотрясала сильная дрожь. Она просто ждала, подобно оглушённому быку, грохот финального выстрела.
   Она была так ошеломлена, что не замечала никаких звуков, разносящихся над дорогой. Однако, замечал хорват. Он больше не думал про Ребекку. Он просто смотрел на странную повозку, несущуюся к нему.
   Ярость вырвалась на волю. Кому-то суждено быть убитым.
   Теперь настал черёд застыть на месте взбешённому всаднику. Его страх породила вовсе странная повозка, осёдланная вместо верховой лошади, а человек, восседавший на ней сверху. Хорват никогда не сталкивался с убийцами, носившими очки. "Это чтобы лучше тебя видеть"
   * * *
   Когда Джеф услышал первый выстрел, он был просто озадачен. Озадачен и слегка не доволен. Там прогремел дробовик. Двенадцатого калибра, судя по звуку выстрела.
   - Какой идиот стреляет из ружья возле дороги? - удивился он. - С минуты на минуту здесь пройдут школьные автобусы!
   Второй выстрел прозвучал, едва он преодолел изгиб дороги, и всё стало совершенно ясно. Женщину, лежавшую на дороге, он не узнал, как не определил и всадников. Будьте уверены, что не шотландцы, но кто же это такие, он не знал.
   Это не имеет значения. Нерешительный мальчик, каким он был не так давно, практически растворился на первом же поле боя. Сменившись человеком, более не чуравшимся мордобоя. И, что, может быть, более важно, женатым на женщине, чья воля была подобна закалённой стали. Правда, женат недавно. Но более чем достаточно, чтобы Гретхен успела наложить на него свой отпечаток. К чёрту милосердие.
   Он мчался на финишную прямую. Он видел одного всадника, выстрелившего в него из своего доисторического пистолета. Джеф понятия не имел, куда попала пуля.
   В последнюю секунду, он почти положил мотоцикл на бок, тормозя с заносом. Лошади испуганные странным визгом и зрелищем, заржали и понесли. Два человека до сих пор восседавшие на них, оказались целиком поглощены проблемой удержаться в седле.
   Почти не торопясь, Джеф спешился и извлёк ружьё. Магазин был полон, патроны снаряжены пулями. Он глянул на женщину, и мгновенно её узнал. Он протянул руку ладонью вниз, и будто похлопал по воздуху.
   - Лежи, и не высовывайся, Бекки!
   Человек на земле поднимался на ноги. Джеф решил сперва разобраться с ним. Он загнал патрон в патронник и поднёс ружьё к плечу одним привычным движением.
   Клиц-клац - бум! Хорват вернулся на мостовую, умерев раньше, чем коснулся земли.
   Два человека всё ещё сидящие верхом, вернули лошадей под контроль. Один, только что стрелявший в Джефа, вытащил второй пистолет. Другой всадник уже держал свой пистолет в руке.
   Джеф усмехнулся, так же свирепо, как мог Гарри Леффертс. - Это называется скорострельностью, суки (*)!
   ~~~~~~
   (*) motherfuckers
   Клиц-клац - бум! Клиц-клац - бум!
   Два тела с глухим шлепком упали на асфальт. Лошади разбежались. Джеф кинул взгляд на Ребекку, убедиться, что она невредима. Она слабо улыбнулась, затем опустила голову. Джеф решил, пусть она полежит, пока он проконтролирует противника.
   Он шагнул к телам, лежавшим на автотрассе. Один из них был точно мёртв. Пуля изорвала грудную клетку на куски. Другой...
   Джеф не был вполне уверен. Милосердие к чёрту. Клиц-клац - бум!
   Он повернулся и поспешил к Ребекке. К тому времени, когда он достиг ее, она начала подниматься. Затем она рухнула на колени.
   Теперь, сильно обеспокоенный, Джефф приподнял ее голову. Тёмные глаза Ребекки казались сильно расширенными. И сильно потрясёнными. Он подумал, что она в шоке. Она что-то бормотала, но он не мог разобрать слов.
   Джефф колебался, не зная, что делать. Ей нужна медицинская помощь, это совершенно ясно. Ближайшее место было школой, не более полумили отсюда. И доктор Николс уже должен быть там. Он и Мелисса всегда появлялись рано утром. Но как ему доставить туда Ребекку? Было очевидно, что она не в состоянии идти.
   На мгновение Джеф кинул медленный взгляд на мотоцикл. Затем тряхнул головой. При шоковом состоянии Ребекки это чистое безумие. Она точно свалится, так же верно, как ружьё стреляет (*).
   ~~~~~~
   (*) She'd fall off, sure as shooting.
   Опять же, она что-то бормотала. На этот раз он понял, что именно.
   - Останови автобусы! Она сказала: "останови автобусы"!
   Нерешительность Джефа исчезла. Конечно! Школьные автобусы должны появится в любую минуту. Они будут переполнены, конечно, так много детей в эти дни в городе. Но место непременно нужно найти.
   Он наполовину помогал, наполовину тащил ей на себе на обочину дороги. Она мотала головой, всё ещё бормоча: - Остановить автобусы, остановить автобусы. Тогда, укрыв её своей курткой, если вы представляете, что делать с людьми в шоковом состоянии, то поймёте, Джеф снова заколебался. Что ещё ему нужно сделать, кроме как дожидаться автобуса?
   Его взгляд упал на тела, раскиданные по дороге. - Дети не должны этого видеть, - прошептал он. Он быстро подошёл к своему мотоциклу и откатил его в сторону. Затем вытащил тела с мостовой и откатил их вниз по дальнему склону в сторону ручья. Пусть и не полностью убрав из поля зрения, но настолько хорошо, насколько могло получиться за имеющееся время.
   Когда он заканчивал с последним телом, он услышал шум подъезжающего первого автобуса. Он вскарабкался на берег и бросился на дорогу, размахивая руками. Однако его усилия были потрачены впустую,. Автобус уже приближался к остановке. И водитель заметил Ребекку на обочине дороги.
   Джеф торопливо поднял Ребекку и наполовину повёл, наполовину понёс к автобусу. Водитель открыл дверь и крикнул детям отодвинуться назад и освободить место. Как только Джеф потащил Ребекку к автобусу, она вытянула руку и слабо попыталась остановить его: - Нет, нет, - шептала она. - Останови автобусы.
   Джеф покачал головой. В его движении слились беспокойство и усмешка. - Да ты, парень, не в себе (*)! Я остановил автобус, Ребекка. И прямо сейчас на этот автобус я тебя посажу.
   ~~~~~~
   (*) Boy, are you out of it.
   Всё-равно, она попыталась его остановить. Но Джеф не обратил на это внимания. - Ей нужно срочно показаться врачу, сейчас! - преодолев сопротивление Ребекки, он втащил её в автобус и усадил на место, освобождённое водителем.
   - Доставьте её к доктору Николсу, немедленно, - приказал Джеф, игнорируя вопросительный лепет водителя. - Я позже всё объясню.
   Он выскочил из автобуса, обернулся и энергично махнул рукой. Гони же, проклянитебягосподь (*).
   ~~~~~~
   (*) "goddamit". Сейчас нам более привычно выражение "чёрттебядери".
   Водитель повиновался. Дверь с шипением захлопнулась, и автобус пришёл в движение Джеф быстро обогнал его на своём мотоцикле. К моменту, как он тронулся с места, дорогой из города подошла колонна автобусов. Он ехал впереди в сторону школьной стоянки, и слегка походило, будто он возглавляет парад.
   Когда сотни школьников хлынули из автобусов, Джеф нырнул в вестибюль. Почти бегом он проделал свой путь по коридорам. Он бы в клинике менее чем, через минуту, как припарковал мотоцикл.
   Ребекка была уже здесь, размещена на диагностическом столе (*), и Николс стоял перед ней. Кожаная куртка Джефа висела на ближайшем стуле. Потянув её к себе, Джеф услышал кого-то позади. Оглянувшись, он как Эд Пьяцца и Лен Траут проходили через дверь. Их лица были полны беспокойства. Траут сменил Пьяццу на посту директора школы несколько месяцев назад, получив основные обязанности Эдда. Но, по его настоянию, Пьяцца сохранил за собой свой прежний кабинет.
   ~~~~~~
   (*) или в гинекологическом кресле (examination table).
   Водитель, понял Джеф, должен был заметить тела. Не говоря уже про кровь и ошмётки по всей дороге. Он должен был зайти в кабинет директора и всё рассказать.
   Но, в этот момент, Джеф беспокоился только за Ребекку. Он повернулся обратно. И к своему удивлению, обнаружил, что Ребекка смотрит на него. Он удивился ещё больше, поняв, что она больше не выглядит ошеломлённой. Вместо этого, её глаза наполнились слезами.
   - Ох, Джеф, - сказала она тихо, - почему ты не остановил автобусы?
   Его лицо, должно быть, отобразило его смущение. Ребекка печально покачала головой: - Я хотела отправить их обратно в город, где они были бы в безопасности.
   У Джефа начала отвисать челюсть. Ребекка дрожащей рукой смахнула слёзы. Затем расправила плечи.
   - Забудем, - твёрдо сказала она. Её глаза сосредоточенно потемнели. Ни малейшего следа от недавнего потрясения. - Что было, то было.
   Встревоженный железными нотками в её голосе, Николс выпрямился. Ребекка взглянула на него, потом на Пьяццу, затем на Траута.
   Её взгляд вернулся к Джефу. На мгновение её глаза смягчились. - Спасибо, что спас мою жизнь, Джеффри Хиггинс. Сейчас мы должны позаботится о жизни детей.
   - О, Господи, - прошептал Джеф.
   Ребекка кивнула: - Да. Они скоро будут здесь.
   * * *
   Капитан Гарс на мгновение отвлёкся от тропы, взглянув на небо. Это было очень короткий взгляд. Движение верхом по такой дороге требовало внимательности.
   - Сейчас, - прорычал он. - Они сейчас начнут атаку. Он поднял голову, крича следующим за ним людям.
   - Быстрее!
  
   Глава 56
  
      Глядя на то, как энергично Джулия двигает стулья в классе, Мелисса Мэйли не смогла удержаться от смеха.
      Джулия подняла голову. "Что тут смешного?" требовательно вопросила она. Потом, видя, как Мелисса смотрит на нее: "Вы смеетесь надо мной!"
      Мелисса поднесла пальцы к губам и вынудила себя замолчать. "Нет, совсем нет", пробормотала она.
      "Да, надо мной!"
      Изучая обиженное выражение на лице Джулии, Мелисса пыталась придумать наилучшее объяснение. Такое, которое имело бы смысл для восемнадцатилетней девушки, которая окончила школу всего лишь несколько месяцев назад. Это было нелегко. Мелисса вообще не была уверена, что человек в возрасте до пятидесяти мог это понять. Но она решила попробовать.
      "Меня просто рассмешило то, с какой охотой ты мне помогаешь. Когда я вспомнила, как тяжело было заставить тебя -- или хоть кого-то из вас -- сделать то же самое, когда вы ещё учились в школе."
      К удивлению Мелиссы, Джулия поняла мгновенно. Лицо молодой женщины расплылось в улыбке. "Ах. Всё не так уж сложно. Тогда вы были Миз Мэйли. Сегодня вы..." -- улыбка стала неожиданно застенчивой -- "Теперь вы Мелисса."
      Мелисса Мэйли попыталась заглушить внезапный всплеск материнской любви к этой девочке. Но безуспешно. Ее глаза наполнились слезами. В какую-то долю секунды Джулия оказалась на другой стороне команты и обнимала её.
      "Такой вы мне гораздо больше нравитесь" -- прошептала Джулия.
      Мелисса, в свою очщередь, тоже обняла ещё. "Я тоже", сказала она тихо. "Я тоже, Джулия".
      Несколько секунд Мелисса наслаждалась объятиями. У нее не было собственных детей, и никогда не будет. Но, с тех пор, как Джеймс Николс появился в ее жизни, она поняла, что в её характере происходят изменения, которых она раньше не могла себе даже представить. Ее взгляд на мир был, в основе своей, все тем же, но он стал несколько менее... хрупким, что ли. Прожив полжизни среди западновирджинцев, Мелисса Мэйли, наконец-то, признала их за своих.
      Мелисса гладила волосы Джулии. "Не волнуйся об Алексе", прошептала она. "Я все время говорю..."
      Она замолчала. Напряглись. Неразличимые звуки множества голосов, в которых явно слышался испуг, доносились из коридора за стеной классной комнаты.
      Джулия тоже услышала. Она выпрямилась и повернула голову. "Что происходит?"
      Джеймс Николс ворвался в комнату. Он на ходу улыбнулся Мелиссе, но взгляд его был устремлен на Джулию.
      "Ты умеешь обращаться с самозарядкой калибра 30-06?", требовательно вопросил он. "У нас есть их две, но это единственные винтовки во всей проклятый школе."
      Мелисса ахнула. Джулия эхом вторила ей. Но если вздох Мелиссы был порожден шоком, в тоне Джулии звучало чистое возмущение.
      "Это что, шутка? Я могу стрелять из всего, что стреляет!"
      Джеймс Николс был, от природы, улыбчивым человеком. Это была одна из причин того, что Мелисса полюбила его. Но она никогда не видела такой невероятной улыбки на его лице. "Несчастные ублюдки" -- засмеялся он -- "ну и фиговый день они выбрали для того, чтобы заставить разнервничаться беременную женщину!"
      ***
      Стальные трубы, подддерживающие козырек над главным входом в школу, не были предназначены для того, чтобы выдсержать серьезную нагрузку. Автобус снёс их, как будто это были воткнутые в землю зубочистки. К тому моменту, когда Джефф нажатием на тормоз остановил автобус, навес уже рухнул на крышу автобуса.
      Джефф не дал себе труда извлечь ключи из замка зажигания. Даже если они и попадут в автобус, хорваты не будут знать, как им управлять. Он выскочил наружу и бросил беглый взгляд на результаты своих трудов. Несколько секунд придирчивого осмотра подтвердили, что главный вход был почти полностью перекрыт.
      Вполне прилично. Они заплатят чертовски дорогую цену, если попытаются атаковать через школьный автобус.
      Автобус тихонько вздрогнул. Водитель следующего автобуса решил принять все возможные меры, чтобы между автобусами не было зазоров. Он намеренно уткнулся своим автобусом в заднюю часть того, который Джефф сейчас пристраивал напротив школьных дверей.
      Мгновение спустя, автобус вздрогнул снова. Потом ещё раз. Водители третьего и четвертого автобусов сделали то же самое. Затем пятый водитель, и шестой.
      Но Джефф не тратить времени, глазея на результаты. Он бросился в школу через главный вход и помчался в сторону кабинета директора. Ребекка расположила там свою штаб-квартиру, несмотря на сравнительно небольшие размеры помещения, для того, чтобы иметь возможность изпользовать систему внутренней трансляции и другие средства связи, имевшиеся в школьной канцелярии.
      Когда он ворвался в офис, Ребекка говорила по телефону.
      "Один момент, Дэн," сказала она спокойно. Ребекка подняла голову, вопоросительно глядя на Джеффа.
      "Мы готовы!" сказал Джефф.
      Ребекка кивнула и продолжила разговор. "Мы уже перекрыли главный взод в школу автобусами. Мы сделаем то же самое с задним входом. Студентами и преподавателями в технический центр двигают станки для того, чтобы блокировать ими вход в здание. В результате незащищенным останется только застекленный переход между самой школой и техническим центром. У нас нет возможности его защитить, но мы постараемся наимпровизировать препятствия внутри."
      Она замолчала, прислушиваясь к словам начальника полиции . Потом: "Нет, мы полностью эвакуируем большие аудитории и будем пытаться собрать так много студентов, как это только возможно, в классах на втором этаже, но там не хватает места для всех, поэтому мы оставим старшеклассников в спортзале... "
      Опять же, она замолчала на несколько секунд, а затем продолжила: ".. Не так много, Дэн. Две винтовки. Одиннадцать пистолетов и револьверов, принадлежащих учителям, и дробовик Джеффа и к нему..."
      Она вопросительно взглянула на него. Джефф быстро показал на пальцах. "Он говорит, что у него осталось четырнадцать зарядов."
      Она замолчала, прислушиваясь к чему-то, что говорил Дэн. Джефф услышал громкий голос Дэна, доносящийся из трубки, прижатой к её уху. Бур-бур-бур! Бур-бур-бур! Бур-бур-бур!
      Ребекка пожала плечами. "Да, я знаю. Это жалкий арсенал. Глупейшая оплошность с нашей стороны. В будущем мы, конечно, её исправим. Но на данный момент у нас нет ничего, кроме" -- ее губы скривились -- "обширного ассортимента кухонной утвари и бейсбольных бит."
      Вдруг Джефф увидел, как Ребекка напряглась. "Нет! Дэн -- вы не можете! Они, безусловно, атакуют и город. Пока мы не знаем, где будет атака главных сил, было бы чистым безумием для вас пытаться организовать спасательную экспедицию. Это хорваты, Дэн. Лучшая легкая кавалерия в имперской армии. Они не будут аккуратненько выстраиваться для вас на манер терций. Если они увидят, что вы идете, они устроят засаду. Они будут задавят количеством любой караван автомобилей на дороге. И у вас нет БТРов. Они все с армией в Айзенахе. Колесцовые пистоли -- вполне подходящее оружие, чтобы перебить людей, запертых в автомобиле. А если вы попробуете вылезти наружу, вы будете изрублены и переколоты. До тех пор, пока мы за стенами, в школе и в городе, у нас есть шанс."
      Бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур!
      "Дэн, это глупо! Подумайте. Что хорошего в спасательной экспедиции, которая не сможет достичь места назначения? Вы все умрете ни за что. Вы, в первую очередь, должны разбить хорватов, атакующих город. Затем вы сможете отправить спасательную экспедицию."
      Бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур-бур!
      Губы Ребекки сжались. "Дэн -- послушайте меня! Они приближаются -- прямо сейчас. Давайте закругляться с нашей беседой -- прямо сейчас. Позаботьтесь о городе! Мы будем сдерживать их здесь до тех пор, пока это будет возможно. Не делайте никаких попыток спасти нас, пока вы не победили хорватов в городе!"
      Движением столь же решительным, как и ее голос, она положила телефонную трубку на аппарат. Сразу же после этого она обратилась к Джеффу.
      "Самое опасное место будет в спортзале. Мы не будем в состоянии достаточно долго удерживать хорватов от проникновения на первый этаж. Автобусы замедлят их и сделают массовую атаку невозможной, но..."
      Джефф кивнул. "Первым делом они выбьют окна в столовой. Между автобусами и стеной достаточно места, чтобы человек мог пролезть. Как только они окажутся в столовой, прогнозировать развитие ситуации невозможно."
      Он взглянул на большой вестибюль за школьной канцелярией. Дверь в столовую выходили прямо в него. Оттуда враг сможет добраться и до спортзала, и до собственно канцелярии. Для того, чтобы добраться до классов на втором этаже, они должны будут использовать лестничные клетки. Джефф слышал звон и грохот столов и шкафов, передвигаемых к выходам на лестничную клетку в попытке забаррикадироваться. Конечно, барикаду можно растащить, но на втором этаже будет достаточно пистолетов и револьверов -- плюс две самозарядки в руках Джеймса и Джулии -- чтобы сделать это весьма кровавым делом для кавалеристов, пытающихся пробиться вверх по лестнице.
      Но не было никакой возможности заблокировать взод в спортзал, помимо запирания тяжелых входных дверей. Двери и замки были прочными и надежными, это верно. Их невозможно просто разбить плечами или сапогами. Но хорваты разнесут их в достаточно короткое время. Слишком много материала вокруг для изготовления импровизированного тарана.
      Джефф печально скривился. Он сам им тараны, понял он, снеся колонны, поддерживающие навес у входа в школу. Он отогнал эту мысль в сторону. Туман войны, называл это Клаузевиц. Неразбериха на поле боя, где действия иногда приводят к непреднамеренным последствиям.
      "Сделаю", заявил он твердо. Он взвесил ружье. "Это самое лучшее оружие для спортзала, как только они прорваться внутрь"
      Он устремил на Ребекку строгий взглядом. "Ты уходишь наверх. Прямо сейчас."
      Она кивнула. "Да. Я думала было остаться здесь, где у нас есть связь..."
      "Ни в коем случае, Ребекка! Как только они прорвутся, это место превратится в смертельную ловушку!"
      Эд и Лен Траут ворвались в канцелярию. Оба держали в руках пистолеты. "Они идут!" -- закричал Пиацца -- "С севера, переваливают через гряду. Один из ребят только что увидел их."
      "Их там сотни", проворчал Траут. "Более тысячи, наверное."
      Эд двинулся вперед и взял Ребекку за руку. "Пойдем. Вы уходите наверх, барышня -- сию же секунду!"
      Не сопротивляясь, Ребекка позволила себе быть уведенной наверх. Ее глаза оставались на Джеффе. Мягкие, темные, горящие печалью и извинением. Она осудила его на смерть, и знала это.
      Он весело улыбнулся в ответ. Во всяком случае, попытался.
      "Расслабьтесь, Бекки! Все будет в порядке". Он упер приклад ружья в бедро и попытался исполнить самую лучшую имитацию Клинта Иствуда из спагетти-вестернов, какую только мог. Хороший, плохой и злой, всё в одном лице. Плюс очки.
      Глаза Ребекки наполнились слезами. "Идальго, истинный и чистый", бросила она ему, как бы благословляя.
     
      Как только они вышли из кабинета, Пиацца осторожно передал Ребекку Лену Трауту.
      "Отведите ее наверх, Лен. Я останусь с Джеффом и детьми в спортзале."
      "Нет"
      Эд был поражен. Он смотрел на высокую, лысеющую фигуру бывшего заместителя директора школы. Траут сверлил его ответным взглядом сверху вниз.
      "Я директор этой школы в настоящее время, Эд, а не вы." Он мотнул головой в сторону лестницы. "Наверх. Там вы нужны Бекке и учителям."
      Джефф показался в дверях канцелярии. Траут пошел в его сторону. Через плечо, железным тголосом: "Наверх, мистер Пиацца."
      Эд смотрел на него с полуоткрытым от удивления ртом. Ребекка положила руки ему на плечи, повернула его, и подтолкнула в сторону лестницы.
      "Пойдем, Эдуард". Ей удалось выдавить из себя улыбку. "Мы находимся в школе, вы же знаете. Мы не смеем ослушаться директора школы."
      Рот Пиаццы был все еще открыт, когда Джефф и Лен Траут скрылись в дверях спортзала. Через минуту, услышав звук тяжелых засовов, скользящих на свое место, он сжал губы. "Господи Иисусе", прошептал он. "Я знал Лена Траута двадцать лет."
      Эта фраза прозвучала эпитафией.
     
      "Мы вам перепокажем Матеван, ублюдки", зарычал Дэн. "В цветах и красках!"
      Он указал на мост через Баффало Крик. Мост был теперь перекрыт одним из школьных автобусов, служившим в городе в качестве общественного транспорта. "Гоните новобранцев туда, Гретхен. Вы остаетесь с ними, вы слышите? До тех пор, пока вы там, они не падают духом."
      Гретхен кивнула и начал выкрикивать приказы. Через несколько секунд, держа в руке пистолет, она направилась на мост во главе группы молодых немцев, проходящих подготовку для того, чтобы поступить в городскую полицию. Их было восемнадцать человек, включая четырех женщины. Все они были вооружены ружьями и револьверами, и, как Дэн и Гретхен, были одеты в бронежилеты.
      Мост и перекресток трех дорог рядом с ним были центром Грантвилля. Перекресток образовал нечто вроде небольшой площади. Со всех сторон его окружали здания в два-три этажа. Люди всё ещё торопились в эти здания из всех домов жилых трейлеров на северном берегу Баффало Крик. В руках у многих мужчины и некоторых женщин были винтовки или иное огнестрельное оружие.
      К счастью, предупреждения Ребекки пришло вовремя для того, чтобы эвакуировать районы города, находящиеся прямо в пути вероятной атаки хорватов. Оно также позволило полиции организовать граждан в импровизированные отряды самообороны. Конечно, большинство мужчин и женщин призывного возраста было с армией в Айзенахе или Зуле, но в городе всё ещё оставалось немало людей, которые могли владеть оружием, особенно для стрельбы из зданий. План Ребекки всё еще царапал душу Дэн Фроста, но он подчинился железной логике её предложения.
      Начальник полиции повернулся к Фреду Джордану, одному из своих заместителей. Фред ответил ещё до того, как Дэн задал вопрос. "Они все на месте, Дэн". Джордан описал вытянутой рукой полукруг, указывая на здания, обрамляющие перекресток. "В каждом доме есть дружинники. Они организовывают других вооруженных людей. Самая большая проблема у нас -- удерживать чересчур горячие головы от немедленной экспедиции в школу."
      Дэн кивнул. Он изучал перекресток в течение нескольких секунд. "Сойдёт. Все, что нам нужно сейчас -- это что-то, чтобы привлечь их внимание и заманить их в засаду."
      Он уже шагал к перекрестку, ещё до того, как закончил фразу. На мгновение, Фред прирос к земле. Потом, понимая, что задумал начальник городской полиции, он заторопился было за Дэном.
      Услышав его шаги, Дэн обернулся. "Убирайся отсюда, Фред", сказал он тихо. "Займи позицию в одном из зданий. Для этого нам не нужно два человека."
      Фред протестующе вскрикнул, но Дэн нетерпеливо отмахнулся. "Делай, что я говорю, черт возьми!" Его лицо исказилось в кривой усмешке. "Пока этот город решил сделать меня своим Уайаттом Эрпом, я могу, как минимум, наслаждаться этой ролью."
     
      Лицо Майка, опустившего микрофон, посерело и приобрело пепельный оттенок. "О, Боже. Нас провели. Нет, нас на...бали!"
      Фрэнк Джексон, Гарри Леффертс и Алекс Маккей собрались вокруг него. Фрэнк повернул голову и посмотрел на пленных испанцев, сгоняемых в импровизированный "лагерь военнопленных". Лагерь был не более чем открытым полем ниже вартбургского холма. Заключенные удерживались на месте не заборами, а неприкрытой угрозой исходящей от наведенных на их ружей конвойной команды. Даже ружья не окружали их полностью. Западная сторона поля не была прикрыта. Но три заряженные катапульты стояли, готовые метнуть адский огонь в их гущу в случае каких-либо беспорядков.
      "Все это?" потребовал Фрэнк. Его голос прервлся. "Они прислали целую гребаную армию только для того, чтобы попытать счастья в неприкрытом войсками Грантвилле?"
      Майк вздохнул. "Да, Фрэнк. Это именно то, что они сделали. Это, плюс армия, которая шла на Зуль. Просто отвлекающий маневр, вот и все."
      Майк молча проклинал себя за дурость и некомпетентность. Он взглянул на Макеея. "И ведь нельзя даже сказать, что вы не пытались предупредить меня", пробормотал он.
      Шотландский полковник покачал головой. "Вы не поняли, что происходит, Майк. Проблема заключается не в том, что вы сделали ошибку". Он указал на испанцев. "Это -- армия, без всыких шуток. Если бы вы не пришли сюда, чтобы их встретить, это вовсе не была бы отвлекающая операция. они бы разграбили Айзенах и уастремились дальше в Тюрингию. И если бы Генрих и Том не сделали то же самое на юге, Зуль бы сейчас пылал."
      Полусердито: "Что еще вы могли сделать?"
      Майк ничего не сказал. Маккей снова покачал головой. "Вы должны посмотреть в глаза реальности. Вас просто-напросто слишком мало, Майк. Половина Европы -- нет, две трети её -- сейчас выстроились против вас."
      Он мотнул головой в сторону пленных. "Испанские вооруженные силы, пожалуй, самые мощные в мире. На суше, по крайней мере. Если они когда-нибудь откажутся от своей идеи-фикс с покорением Голландии, только Господь сможщет спасти остальную Европу." Указывая на юго-восток. "А теперь ещё и Валленштейн собрал огромную армию под Нюрнбергом. К настоящему моменту под его знаменами должно быть порядка ста тысяч человек -- сила, равная всему населению Тюрингии."
      Он пожал плечами. "И даже если вы победите их всех, что дальше? Можете ли вы вторгнуться в Испанию и Австрию и сокрушить Габсбургов в их логове? А как насчет Ришелье и могущества Франции? Они тоже явно превратились в ваших врагов, тут нет никаких сомнений."
      Он ждал. Майк молчал. Маккей перевел взгляд на Фрэнка и Гарри. Они тоже молчали.
      "Если вы не уничтожить династию Габсбургов -- и французских Бурбонов, и папство, и поляков, и русских, если уж на то пошло -- они будут оставаться постоянной угрозой. И у вас, так или иначе, нет возможности это сделат. В скором времени закочатся боеприпасы для М-60. В течение года, даже с учетом вашего умения перезаряжать гильзы, вам начнет не хватать боеприпасов для современных винтовок. Задолго до того, как Габсбурги начнут испытывать нехватку денег и солдат. А что потом? Как долго Вы можете держать Европу в страхе, даже с вашей технологией? Державы, объединившиеся против вас будут технологически прогрессировать, пока вы технологически регрессируете, и они неизмеримо больше, чем вы."
      Тишина.
      Майк вздохнул. "Да, Алекс, я знаю. Впоследнее время я много думал об этом." Ему удалось печальной улыбнуться. "Я только об этом сейчас и думаю, на самом-то деле."
      "Ну ладно, подумай об этом позже", отрезал Фрэнк. "Сегодня мы должны разобраться со нашими делами грешными. Что ты хочешь делать?"
      Вопрос Фрэнка прервал паралич Майка. Он смотрел на испанских поленных в течение нескольких секунд, после чего начал отдавать приказы:
      "Отпустите их. Всех их, исключая офицеров и священников. Мы можем держать шишек под замком в Айзенахе несколько недель. Отгони остальных прямо на запад, миль на десять или что-то в этом роде, и отпусти их там. Скажите им, что мы убьем любого, кто повернет назад".
      Джексон начал протестовать, но Майк жестом приказал ему замолчать. "У нас нет времени возиться с ними, Фрэнк!"
      Алекс кивнул в знак согласия. "Я могу оставить вам Леннокса и несколько сотен всадников, конвоировать толпу по бокам. Я сам с остальными людьми немедленно начинаю марш к Грантвиллю". Он оставил невысказанным очевидное: Не то, чтобы конница может вернуться вовремя, чтобы принести хоть какую-нибудь пользу.
      Поддержка, оказанная Маккеем, укрепила решимость Майка. "Именно так. Фрэнк, ты с пехотинцами останешься здесь, пока вы не будете уверены, что испанцы ушли навсегда. Гарри, собери БТРы и набей в них так много людей, как только возможно. Мы возвращаемся прямо сейчас."
      Он взглянул на часы. "Даже по этой дороге БТР может добраться до города за три-четыре часа. Так что погнали!"
      Он оставил невысказанным очевидное: Не то, чтобы "через три или четыре часа" будет "вовремя".
  
   Глава 57
  
      Большинство жилых кварталов Грантвилля располагалось к югу от Баффало Крик. Хорваты приближались к городу с той же стороне потока. Но их командиры, желая сделать нападение внезапным, заставили отряд пересечь речку в нескольких милях ниже по течению и сделать круг, заходя на город с севера.Там, в малонаселенных холмах между городом, школой и электростанцией, имперская кавалерия могла двигаться незамеченной.
      Почти незамеченной. Они столкнулись с небольшой группой лесорубов, занимающихся подрезкой сучьев на деревьях, находившихся слишком близко к линии электропередач. Хорватские конники были превосходными лесовиками, поэтому лесорубы были застигнуты врасплох. Трое мужчин, входивших в лесорубную бригаду, были убиты в течение нескольких секунд. Кавалеристы были готовы задержаться, чтобы позабавиться с единственной женщиной бригады, но подъехавший командир потребовал продолжать путь. Несмотря на свою честно заслуженную репутацию жестоких дикарей, хорваты не были недисциплинированный бандой грабителей. Единственным проявлением протеста, которое они себе позволили, было то, что они обезглавили пленницу.
      Как только они подошли к северной окраине Грантвилля, командиры конного отряда, посланного против города -- около трети экспедиционного корпуса -- приказал атаковать. С гиканьем криком семьсот хорватов полетели по улочкам пригорода, коля и рубя...
      Трех собак, кошку, а также миссис Фланнери. Упрямая и вспыльчивая, ничуть не смягчившаяся за восемьдесят один год своей жизни, вдова отказалась эвакуироваться. Когда появились хорваты, она стояла во дворе своего дома, выкрикивая те же проклятия в их адрес, которые она обрушивала на своих соседей на протяжении десятилетий. Кавалерист, который зарубил её, колебался не меньше пяти секунд, таково было его удивление этим зрелищем.
      На несколько минут атака хорватов замедлилась, пока рассыпавшиеся по улицам кавалеристы врывались в брошенные дома в поисках жертвы. Убить всех, приказали им. Особенно евреев.
      Уточнение, как и предсказывали офицеры Валленштейна, было бессмысленым. У хорватов было весьма смутное представление о том, как отличать евреев от неевреев, и они в любом случае не были элитными солдатами, приученными к подобным тонким различиям. Насколько их это волновало приказ был прост: Убейте всех.
      Но они не могли найти никого, кого можно было бы убит.
      "Пусто-снова!" рявкнул полусотник, выводя своих людей из еще одного дома. Его полковник ждал на улице, сидя на коне. Пока десятник делал торопливый доклад, его люди баловалис вандализмом. Но даже вандализма получался мелочный -- разбитые окна и изрубленная саблями мебель -- так как у кавалеристов был приказ не задерживаться.
      Полковник свирепо зарычал. "Их предупредили". Он указал на центр города, высокие здания которого были хорошо видны не дальше двухсот ярдов. "Но они не могли далеко уйти. Соберайте людей!"
      На это потребовалось еще несколько минут, оторвать солдат от их бесполезно вредительства в домах и собрать их на улице. К тому времени, как хорваты собрались, несколько домов уже загорелось. Но даже поджоги был мелкий. Кавалеристы готовились к молниеносному удару на беззащитное селение, переходящему в бойню. Они взяли с собой мало материалов для поджога и у них не было достаточно времени, чтобы устроить серьёзный пожар.
      "В атаку!" взревел командир. Приказ передали отдельным отрядам, собравшимся на соседних улицах. Семь сотен хорватов с грохотом понеслось к центру Грантвилля, и в их криках слышалась ярость и жажда убийства.
     
      Полторы тысячи хорватов, окружающих школу, тоже орали, но в их воплях было больше разочарованния, чем ярости. Спустившись к школе с цепи холмов, лежавших к северу, они не обнаружили легкодоступных входов в здания. Впрочем, они и не ожидали найти входы с этой стороны. Их разведчики уже сообщили, что слабые места школы был с южной стороны зданий.
      Обогнув на скаку школу, хорваты обнаружили автобусы, заблокировавшие главный вход в школу. В какой-то момент они растерянным водоворотом закружились на площадке перед школой, сотни лошадей грохотали копытами по незнакомому им асфальту. Не прошло и минуты, как вся здоровенная автостоянка к югу от школы заполнилась солдатами, глазевшими на причудливые желтые штуки, преграждающие им путь.
      Офицеры собрались в кучу вокруг генерала, командовавшего всем экспедиционным корпусом. Зло поглаживая усы, генерал рассматривал неожиданную баррикаду.
      "Там должны быть зазоры!" прорычал он. "Между этими.... штуками и зданиями. Спешивайтесь и..."

***

      Джеймс ждал, пока офицеры собрались вместе. Он с Джулия расположились у открытого окна класса на втором этаже школы, смотрящего на юг.
      "Я сниму этого придурка, что посредине", сказал он, прицеливаясь из своей самозарядки "Ты уделай тех..."
      Джулия начала стрелять. Трах-трах-трах-трах. К тому моменту, когда Джеймс снял генерала -- прекрасный выстрел, прямо в середину снайперского треугольника -- четверо из его офицеров были уже мертвы.
      Джули отбросила опустошенный магазин и ладонью загнала другой. Трах-трах. Еще двое. Трах. Ещё один.
      Единственный выживший офицер пришпорил коня, пытаясь пустить его в галоп. Это ему не сильно помогло. Джулия не более секунды сопровождала его движение стволом винтовки.
      Трах.
      "Господи Иисусе", прошептал Джеймс. Он повернул голову и посмотрел на девушку рядом с ним.
      Она ответила взглядом исподлобья. Перезаряжая винтовку, она продекламировала нараспев, на манер речевки: "Ты можешь управиться с самозарядкой, Джууу-лиии-я? "
      Николс усмехнулся. Он протянул ей свою винтовку. "Знаешь что, Джулия. Почему бы нам не разделить обязанности? Ты будешь стрелять, а я перезаряжать."
      "Хорошая идея!" -- прорычала она.
     
      Капитан Гарс услышал первые выстрелы непосредственно перед тем, как он добрался до дороги. Это была широкая дорога, замощенная каким-то странным веществом. Совершенно плоская. Лучшая дорога, которую он когда-либо видел в своей жизни.
      Он повернул голову к северо-западу, прислушиваясь. Андерс Йонссон подъехал и замер в седле рядом с ним.
      "Недалеко", констатировал Андерс. Капитан Гарс кивнул. Он опустил огромную руку на эфес своей кавалерийской сабли. Андерс вздохнул. Капитан, это было очевидно, очевидно, абсолютно не собирался пускать в дело свои колесцовые пистолеты. Сабля, как всегда.
      Шведская конница выплеснулась на дорогу. Капитан Гарс выхватил саблю и высоко поднял ее. "Готт мит унс!" проревел он и пришпорил коня, бросая его в галоп.
      Меньше, чем через минуту, четыреста конников и Западного Готаланда, финнов и саамов с грохотом неслись по тому, что когда-то было -- и по-прежнему именовалась - US Route 250. На запад, вслед за сумасшедшим.
      "Готт мит унс!"
      "Haakaa pДДlle! Руби их!"
     
      Хорваты ударили по центру Грантвилля, как бревно ударяет по пиле лесопилки.
      Как только скакун вынес его на главную улицу городка, командир хорватов увидел фигуру одинокого человека на площади на востоке от него. Человек стоял неподвижно, глядя на них. В одной руке он держал какой-то предмет -- возможно, оружие -- упираясь другой рукой в бедро. Казалось, что он носит что-то вроде униформы, поверх которой была одета необычного вида кираса, и странную шляпу, тоже неуловимо говорящую об официальном статусе владельца.
      Командир не смог сдержать соблазна наконец-то обрушиться на открывшуюся цель, после разочарования последней четверти часа. Командир выхватил колесцовый пистолет и поднял его. "Вперед!"
      В то время, как он несся вперед во главе конной лавы, какая-то часть подсознания полковника отметила, что все входы в стоящие вдоль улицы дома были перекрыты с помощью различных подручных средств. Это зрелище резко подняло его настроение. Заблокированные двери означали, что люди прятались внутри. Как кур в курятнике, ожидая бойни.
     
      Дэн взвесил пистолет в руке, глядя на приближающихся кавалеристов. В какой-то момент его снедал соблазн достать второй пистолет из кобуры и стрелять с обеих рук. Соблюсти, так сказать, историческую достоверность. Сид Хэтфилд, по свидетельствам современников, так сражался в Матеване. С двумя револьверами наперевес, он отстреливал головорезов из детективного агентства Болдуин-Фелтс, нанятых хозяивами местной шахты.
      Он решительно задавил этот соблазн. Правда, семейная легенда гласила, что Сид Хатфилд, шериф, возглавлявший шахтеров в перестрелке с компанейскими ублюдками в Матеване, был это дальним родственником. Но Дэн скептически относился к этой сказке. Практически каждый его знакомый утверждал, что связано родственными узами с кланом Хатфилдов, западновирджинской половиной знаменитой вендетты Хатфилдов и Маккоев.
      И, тем не менее, искушение было велико. Был или не был Сид Хэтфилд его кровным родственником, он был, безусловно, примером для подражания потомков. Компанейские головорезы или хорваты, его город был под угрозой.
      Но это было в старые времена, когда полицейские не были настоящими профессионалами. Так что Дэн отбросил любительские фантазии и однял автоматический пистолет .40 калибра, держа его образцово-правильным двуручным хватом. До первого ряда всадников было сорок ярдов.
      Первые колесцовые пистолеты выпалили в его сторону. Дэн игнорировал выстрелы. Учитывая грубость и примитивность оружия, а также то, что они стреляли с несущихся во весь дух лошадей, хорваты могли попасть в него только по нелепой случайности.
      Нажимая на курок, Дэн усилием воли отогнал другую мысль. Это было гораздо более трудная борьба. Он не любил жестокость по отношению к животным, и он особенно любил лошадей. И тем не менее...
      Профессионализм превыше всего.
      Он опустошил двенадцатизарядный магазин, методично отстреливая лошадей в первом ряду атакующих всадников. Большинство выпущенных им пуль попало в грудь или в горло атакующим скакунам, убив несколько из них наповал. Даже те лошади, которые были только ранены, спотыкались и падали, и всадники летели на замлю вместе с ними. Почти сразу после этого лошади из глубины строя, не пострадавшие от пуль, начали спотыкаться о наваленные на дороге тела. В течение полуминуты атака захлебнулась, как поток воды, ударивший в плотину.
      Однако, задолго до того, как прошли эти тридцать секунд, улица превратилась в огненную ловушку. Как только ударил первый выстрел Дэна, помощники шерифа и ополченцы, засевшие на в верхних этажах зданий, открыли огонь. Они практически в упор палили по улице, заполненной плотной массой конницы. И тем не менее, находящиеся под влиянием возбуждения и страха ополченцы -- как и гораздо больше помощников шерифа, чем можно было предположить -- практически ни разу не попали по избранным ими целям. Но это было несущественно. Пули практически не могли пролететь мимо хоть какой-то цели.
      Кричащие от ярости и ужаса хорваты попытались открыть ответный огонь из своих колесцовых пистолетов. Но состязание было безнадежно неравным. Мало того, что пистолеты с колесцовыми замками были неточными, но так ещё и стрелки вели огонь с беспорядочно двигавшихся лошадей. Только по чистой случайности их пули попадали в верхние этажи домов, где скрывались защитники города. Среди горожан было только восемь пострадавших. Ни одного смертельного случая, и только два пулевых ранения. Остальные повреждения были нанесены осколками разбитых пулями стекол и выщербленными кусками кирпича. И одно идиотское сотрясение мозга: тяжелый портрет Элвиса, обтянутый бархатом, сбитый пулей со своего подвеса на стене, обрушился на приютившуюся на полу женщину.
     
      Дэн планировал отступить, как только он отстреляет первый магазин из пистолета. Но теперь, видя, что атаки захлебнулась, он остался на улице. Осторожно, почти нежно, он положил опустошенный пистолет на асфальт у своих ног. Затем достал второй пистолет из кобуры и опять начал стрелять.
      Один из хорватских офицеров, находившися в первых рядах, начал подниматься на ноги, тряся головой. Он всё ещё не оправился после падения с лошади. Он споткнулся и упал на колени. Затем поднял голову, глядя на человека в униформе, который только что -- невероятно, потрясающе -- в одиночку остановил кавалерийскую лаву.
      Дэн проигнорировал бы его, если бы тот умудрился потерять свою шляпу. Но хорваты дорожили своими головными уборами -- особенно офицеры -- и шляпа прочно держалась на шнурке, затянутом под подбородком. Это была очень модная шляпа, украшенная пышными перьями. Шляпа, которую явно мог носить только командир. Даже пуля, попавшая ему в переносицу и снесшая полчерепа сзади, не смогла сбить шляпу.
      Опять же, методично, держа пистолет уставным двуручным хватом, Дэн начали убивать спешившихся всадников, находившихся в первых рядах. Он намеревался сберечь несколько зарядов для того, чтобы прикрыть свое отступление. Но к тому времени, когда настала очередь последних патронов в магазине, он он увидел, что отступление было бы излишним. Центр Грантвилля, как Матеван удесятиренного размера, стал смертельной ловушкой для высокомерных чужаков. Он уже видел, что хорваты начали отступление.
      Скорее, ударились в бегство. В толпе всадников, галопом уносившихся на восток, не было ни дисциплины, ни порядка. Только пятьсот охваченных паникой конников, оставивших позади двести убитых и раненых, несущихся, сломя голову, по дороге, ведущей неизвестно куда. Лишь бы подальше отсюда.
      Дэн услышал, как заводится двигатель автобуса, блокировавшего мост. Он обернулся.
      "Дьявол, Гретхен, подожди меня!"
     
      Гретхен расставила немецких новобранцев у окон автобуса, наготове для того, чтобы прикрыть отступление Дэна, если необходимо. Потом, видя то, как развивается бой, она приказала водителю заводить автобус.
      Водитель был пожилым человеком, сбитым с толку и напуганным ситуацией. Видя, что он бесполезен, Гретхен схватила его за шиворот и вышвырнула из автобуса. Затем, шаря глазами по толпе, которая собралась к югу от моста, она рявкнула: "Мне нужен кто-то, кто может управлять этой штукой!" Она повторила эти слова по-немецки.
      "Я могу, я могу!"
      Гретхен узнала голос своего младшего брата, ещё когда он продирался через толпу. Ганс улыбался от уха до уха. "Я могу управлять всем, что движется!" крикнул он с гордостью, несясь к ней.
      Гретхен колебалась. Ее брат любил водить, и был очень хорош в этом деле. По крайней мере, если измерять успех способностью добраться от одного места до другого за минимальное количество времени. Но абсолютно безответственно относился к тому, что американские инструкторы вождения называли "контраварийным вождением". Его девиз за рулем был: "никто не может жить вечно, так почему бы, по крайней мере, не попасть туда, куда надо, как можно быстрее".
      Ее нерешительность была недолгой. Каждая секунда имела значение, и она не могла по думать ни о ком, кто бы добрался на автобусе в школу быстрее ее братца. "Ладно", зарычала она. "Но будь осторожен." Сами слова звучали абсурдно.
      Ганс запрыгнул в автобус и с нетерпением бросился к сиденью водителя. "Куда?" спросил он, запуская двигатель.
      Ощерившись, Гретхен изучала перекресток. Разработанный Дэном план, преследовать хорватов по той дороге, по которой они отступали, был явно нецелесообразным. Улица была настолько завалена телами людей и лошадей, что потребуется четверть часа -- по крайней мере -- чтобы расчистить проезд. Уже сейчас она видела, автобусы, которым Дэн приказал ожидать в нескольких кварталах отсюда, прибывали на место происшествия, готовые к погрузке ополченцев, до сих пор находившихся в домах. Но до того, как будет расчищена дорога, ее автобус был единственным, который мог быть использован немедленно.
      Она была готова приказать Хансу ехать по дороге, проходивше к югу от Баффал Крик, параллельно улице, по которой отступали хорваты, когда она заметила Дэна, торопящегося к ним. Начальник полиции должен был ехать в одном из других автобусов, но он, очевидно, пришел к тому же выводу, что и Гретхен.
      На какое-то мгновение Гретхен была готова ехать, не дожидаясь его, так велика была ее яростная решимость наказать захватчиков и защитить школу. Но ей удалось удержаться. Во-первых, Дэн Фрост был лучшим стрелком из пистолета в городе. С другой стороны, он до конца жизни не устанет ей пенять, если сейчас она не дождется его.
      "Подожди", сказала она. Те несколько секунд, которые понадобились Дэну, чтобы достичь автобус, Гретхен торопливо объяснила ее новый план боя Гансу и новобранцам.
      Как только Дэн попал на борт, Ганс закрыл дверь и бросил автобус прямо вперед. Дэн схватился за вертикальный поручень у двери, чтобы не упасть.
      Увидев Ханса за рулем, начальник полиции прошипел: "Вот дерьмо!"
      "Он может водить всё, что угодно", заявила Гретхен твердо.
      Автобус, кренясь, поворачивал за угол. Гретхен отчаянно схватилась за верхний поручень. "Всё, что движется", повторила она. Но уже не так твердо.
      Ганс пошел на штурм следующего поворота на манер атакующего кирасира. Заднее правое колесо автобуса выскочило на бордюр, сбросив половину новобранцев с сидений.
      "Вот дерьмо!" -- повторил начальник полиции. Теперь он держался за вертикальный поручень обеими руками, Костяшки его пальцев побледнели от напряжения.
      На следующем повороте -- Буммм! - Ганс напрочь снёс дорожный знак. "Всё, что угодно" -- молящим тоном повторяла Гретхен -- "Gott mit uns!"
  
   Глава 58
  
      Гарри Лефертс так отвлекаться на новости, приходящие по радио, что он почти потерял контроль над машиной. Дорога, по которой мчалась возглавляемая им колонна БТР была очень далека от современного шоссе. Передние колеса грузовика ударились в огромную выбоину и Гарри поспешно вступил в борьбу с внезапным заносом.
      Майк затаил дыхание, но ничего не сказал. Убедившись, что Гарри удерживает контроль над автомобилем, он наклонился вперед и вернул радио в кронштейн.
      'Так, в городе все нормально', - вздохнул он с некоторым, но не очень сильным облегчением. И даже это небольшое облегчение почти мгновенно исчезло. Правду говоря, город не слишком заботил Майка. С учетом Дэна и его полиции, а также того факта, что жители города хорошо вооружены, он ожидал, что враг будет отбит достаточно легко. Грантвилль стал немецкой версией 17 века переживающего бум городка на Диком Западе.
      Хорваты обнаружили, что братья Далтон (знаменитые грабители поездов и банков в последнем десятилетии 19 века, бывшие при этом юристами) или любые другие американские преступники, могли бы им сказать 'Осторожно, злая собака' и легче сказать 'Город', чем его захватить.
     Гарри повторил волновавшую его мысль:
     - А что ты думаешь о школе?
     Майк потер лицо.
     - Мне не хочется об этом думать. У них не так много оружия. И даже, если они перекрыли подъезды, как нам сообщили, все равно им не удержать хорватов дольше нескольких минут.
      Наступило молчание. На полпути между Айзенахом и Грантвиллем колонна БТР повернула на восток. Все мужчины и женщины в машинах, набитых каждым солдатом, который мог пригодится молчали. Говорить было не о чем. Судьба их детей была не в их руках.
     
     ***
     
      Орда хорватов толпилась вокруг паркинга к югу от школы как стадо разъяренных быков. Разъяренных и напуганных. Многих из них уже подстрелили, а остальные отчаянно пытались заставить своих лошадей оказаться подальше от этого проклятого окна.
     Какое-то время они пытались вести ответный огонь. Но это было безнадежно.
      Дважды им удавалось по чистой случайности сосредоточенными пистолетными залпами подавлять огонь из школы. Но он возобновлялся почти сразу. Магазин на четыре пули выстреливался так быстро, как Джеймс мог перезарядить. И хотя в школе было всего лишь два ружья, боеприпасов было много.
     Бах, бах, бах, бах. Бах, бах, бах, бах. Как неудержимая коса смерти, косящая людей с каждым взмахом, подобно снопам колосьев. Некоторые из хорватов уже поняли, что их убийство вершилось демоном.
     Монстр принял форму девушки. Хорошенькой, что только усиливало ужас. Те из хорватов, кто были достаточно глупы, чтобы тратить время на изучение окно умирали в течение нескольких секунд.
     
     ***
     
      Продолжая перезаряжать и менять винтовки, Джеймс Николс ощущал почти восторг. Абстрактно, он мог понять, что он видел. В конце концов девушка занималась биатлоном. Акцент в этом виде спорта делался в стрельбе на дальние дистанции, а не на ближние. И особенно ценилось умение быстро переходить от цели к цели. Но врач знал, что происходит все же что то особенное. Лицо Джулии Симс не выражало ничего, кроме сосредоточенности. Она была полностью занята делом. Чистая машина убийства. С такого близкого расстояния, стреляя из винтовки даже не целясь, она ни разу не промахнулась. Ни разу. Для Джеймса Николса наблюдение за этим было почти религиозным опытом. Ангел материализовался и заявил, что каждый человек в пределах ста ярдов принадлежит ей по воле Божией. Коса взмахнула снова. Бах, бах, бах, бах. Ангел смерти продолжал жатву.
     
     ***
      Выехав с проселочной дороги, автобус повернул на шоссе ? 250, как раз за последними драпающими хорватами. Они приближались к восточной границе города, школа была в двух милях от них.
      Дэн разбил прикладом дробовика переднее окно на противоположной стороне от водителя.
     - Поддай им! - скомандовал он. Затем поморщился.
     - Аллооооооо! - вскрикнул Ганс, вжимая педаль газа в пол. Автобус рванул вперед, быстро настигая хорватов.
     - Помоги нам, Господи, - пробормотал начальник полиции. Он закрепился на автобусной лестнице и поднял ружье. Позади него Гретхен приготовила другое. За ее спиной, сидевшие на своих местах немецкие полицейские новобранцы держали свои ружья наготове.
      Секундой позже автобус вышел на дистанцию стрельбу и Дэн выстрелил. Еще один ангел смерти взмахнул косой.
     
     ***
     Ганс вынужден был притормозить, объезжая и переезжая множество тел, заполнивших шоссе. Но потом он сумел поднажать. Хорваты панике теперь оставили шоссе и отчаянно пытались удрать от страшной машины за ними. Те, кто удрал по северной стороне дороги, оказались в безопасности.
     Площадь была достаточно широкой, чтобы позволить им скрыться. Но те, кто гнал лошадей с южной набережной, оказались в смертельной ловушке. Бычий ручей протекал параллельно шоссе ? 250 не более, чем в тридцати метрах. Как только Ганс увидел, что дорога свободна от трупов, он снова газанул. Через минуту автобус ехал рядом с толпой имперских кавалеристов, скачущих по берегу ручья в поисках брода. К этому моменту Дэн и Гретхен разместили новобранцев в каждом окне с правой стороны автобуса. По команде Дэна они открыли огонь из своих дробовиков. Хорваты понукали лошадей скакать быстрее по предательской земле, даже не думая возобновить огонь из своих колесцовых пистолетов. Бежать было некуда.
      Ганс снова притормозил. Автобус выкатился на проселок на тридцати милях в час, в то время как новобранцы посылали пули и картечь в хорватов, скакавших на спотыкающихся лошадях вдоль русла ручья. В результате Дэн вспомнил виденную когда-то фотографию, изображавшую бизонов, убитых стрелявшими из поезда охотниками. Теперь же, в отчаянии, имперские кавалеристы загоняли коней в ручей и пытались пробиться через него в лесистые холмы на противоположном берегу. Но здесь не было брода. Правда после 'Огненного Кольца' уровень воды значительно упал, но Бычий Ручей все еще был больше похож на речку, чем на ручеек. Множество хорватов утонуло в своей попытке, а еще больше утонуло лошадей. Дэн позволил им удрать. Было совершенно ясно, что убивать этих врагов бессмысленно, они не думали ни о чем, кроме бегства. Он был гораздо больше озабочен школой, до которой оставалась еще миля.
      - Поднажми! - скомандовал он.
      Ганс поднажал. Дэн отвернулся, бормоча молитвы.
     
     ***
     
      Множество хорватов, наконец, пробились в узкое пространство между автобусами и передней стеной здания. Они набились как сельди в бочке, но по крайней мере, здесь они были в безопасности от этой невероятной винтовки в верхнем окне.
      Было секундным делом, разбить все окна в кафе пистолетами и саблями. Через мгновение хорваты хлынули в здание школы.
     
     
     ***
     
      Капитан Гарс возглавил атаку вверх по склону к школе, Андерс Йонссон скакал рядом. Он видел сотни хорватских кавалеристов, толпившихся в очевидной растерянности.
     - Не слишком поздно,- ответил он. Он улыбнулся Андерсу.- Хорошо, не так ли?
      Затем, размахивая саблей:
     - Вперед, вперед!
      За ним гремели боевые кличи:
      'Готт митт унс! Haakaa pддlle!
     
     
     ***
     
      Некоторые из имперских всадников впустую потратили время на поиски кухни. Но большинство из них высыпало из столовой в вестибюль. Оттуда во главе с унтер-офицером, они начали расходиться.
      Некоторые из них сунулись по коридору, ведущему к техническому центру. Но они сразу же столкнулся с препятствием. Другие пробили себе дорогу в застекленный переход между школой и техническим центром. Через несколько секунд они попытались выставить дверь в сам центр. Попытка не удалась. Дверь была просто заблокирована поставленным за ней запасным вилочным погрузчиком. Имперские кавалеристы, с бессильной яростью били плечами в дверь. Поднялся крик:
     - Найти таран!
     
     ***
      Другие хорваты ринулись по лестницам, ведущим к классам на верхнем этаже. Они могли слышать вопли и крики испуганных детей наверху и знали, что их цель, наконец, в пределах досягаемости. Но наверху они натолкнулись на баррикады и мужчин, вооруженных пистолетами и револьверами. Разразился шквал выстрелов, треск, по сравнению с буханьем колесцовых пистолетов.
     Один из учителей был ранен в руку. Эд Пьяцца, стрелявший с баррикады из своего пистолета, тоже был ранен. Тяжелая пуля колесцового пистолета пролетела между двух шкафов и срикошетила ему в грудь, разбив ребра, и проникла в легкие. Через мгновение Мелисса стояла на коленях радом с ним, отчаянно пытаясь остановить кровотечение. Шэрон Николс подпихнула ей аптечку первой помощи. Они вдвоем боролись за жизнь Эда, в то время как еще один учитель, взяв пистолет, вступил в кровавый бой на верху лестницы.
     Бой был короток. Огневые возможности и тут были неравны. Хорваты внутри лестничной клетки были абсолютно не защищены, а разница в скорости стрельбы была непреодолимой.
      Колесцовые пистолеты перезаряжались даже дольше аркебуз, а у учителей были автоматические пистолеты и револьверы. Очень скоро хорваты отошли в вестибюль, где выместили свое недовольство на чем только возможно. Десятки хорватов ворвались в библиотеку и начали громить мебель, компьютеры и разбрасывать книги. Другие устроили такой же разгром в административном центре. Третьи в вестибюле набросились на огромные витрины, покрывающие западную стену. Разбивая стекла вместо вражеских черепов, рубя спортивные призы вместо вражеских шей, разрезая фотографии, вместо лиц врагов. Другие кавалеристы - имперцы тем временем били сапогами и плечами в широкие двери на северо-востоке вестибюля, ведшие в спортзал. Они могли видеть сквозь щели между дверьми и знали, что их жертвы ждут их там. Но двери были слишком прочны, их было невозможно разбить.
     Снова поднялся крик:
      - Найти таран!
     
     ***
     
     Джулия заметила движущихся ей навстречу новых кавалеристов в то же время, как услышала их крики. Что то в этих боевых кличах показалось ей знакомым и отличающимся от визга хорватов. Но ее мысли были сосредоточены исключительно на стрельбе. У нее был заряжен новый магазин в винтовку. Джулия прицелилась, опершись на огромного мужчину и начала нажимать спусковой крючок. Остановилось. Что-то случилось. Она подняла голову и осмотрелась. Зрение у Джулии, как и следовало ожидать от снайпера было феноменальным. Значительно лучше единицы.
     - Иисусе Христе! - прошептала она, - я не могу поверить в эту херню!
     Краем глаза она уловила движение. Группа хорватов порядка десяти человек тоже заметили новую угрозу и двинулись к ней навстречу.
     Джули подняла винтовку. Бах, бах, бах, бах.
     - Магазин! - крикнула она. Джеймс сунул ей новый 30-06 в течении секунды. Ангел смерти вернулся на поле с новой косой.
     
     ***
     
     Андерс отчаянно пытался опередить капитана Гарса, чтобы уберечь его от встречных хорватов. Безуспешно. Капитан всегда ездил на лучших лошадях в Европе.
     - Сумасшедший! Окаянный Йонссон!
     Капитан Гарс поднял саблю, готовый к удару. 'Готт мит анз!'.
     Перезаряжавшая оружие первая шеренга хорватов неожиданно была разметана по сторонам и вышиблена из седел, как куклы. Ни капитан ни Йонссон не поняли, что произошло. Они услышали звук, похожий на треск рвущейся ткани, но не поняли, что это ружейный огонь.
      Неважно. Другие хорваты бросились на них. Капитан Гарс парировал саблей саблю в своем обычном стиле.
      С силой и яростью, он отбил в сторону оружие своего противника, а затем отрубил руку имперского кавалериста по плечо. Рука упала в одну сторону, хорват вывалился из седла в другую. Он быстро истечет кровью и уже не оправится от шока.
     Андерс, как всегда, начал с колесцового пистолета. У него их было четыре, по одному в каждой руке и две в седельных кобурах.
      Он использовал их в первые несколько секунд, отчаянно пытаясь защитить капитана Гарс от окружавших его хорватов. Выстрелив из пистолетов, Андерс бросил их и взялся за саблю. В яростном ближнем кавалерийском бою не было времени еще раз взвести замки на этом неуклюжем оружии. Капитан Гарс поразил еще одного хорвата, затем другого. Его мощные удары падали, как удары топора. Но его почти окружили.
     Сильный звук, казалось, разорвал небо. И опять несколько хорватов были выбиты из седел. Андерс увидел извергающуюся кровь и вдруг понял, что они убиты выстрелом в спину. Откуда-то сверху. Его глаза забегали вверх-вниз и он сразу увидел окно. Окно и стоящую в нем фигуру.
      У Андерса в отличие от капитана было хорошее зрение. Когда он понял, что он видит, он впал в богохульство.
      - Иисусе Христе! - прошептал он, - не могу поверить в эту херню!
     Рядом с ним, во внезапной передышке капитан Гарс жестоко усмехнулся. Его глаза обежали сцену, воспринимая все, что было возможно. Учитывая его близорукость, это было немногое.
      - Все идет хорошо, да? - требовательно спросил он.
      На лице Андерса Йонссона заиграла широкая улыбка:
     - Очень хорошо, капитан Гарс! Я считаю за нами наблюдает ангел.
     
     ***
     
     Наверху Джулия снова крикнула:
     - Магазин!
     
     ***
     
     В последующие годы Vдstgцta (Вестготы???) будут с благоговением рассказывать о последнем натиске капитана Гарса по хорватам. Как титан он разбросал дикарей подобно игрушкам. Более суеверные финны утверждали, что его сабля стала волшебным мечом, повергающим врагов задолго до того, как они оказывались в пределах досягаемости.
     Лопари сохранили свои мнения при себе. Они были лишь номинально христианами, и пришли к выводу, что было бы неразумно в присутствии набожных лютеран говорить слишком свободно о своих племенных духах. Один из которых, вполне очевидно, ехал на плече капитана в тот кровавый день.
      Только Андерс Йоханссон и сам капитан поняли истину. Андерс, потому что он видел ангела сам, благочестивый капитан, потому что он увидел дело ее рук.
     - Готт мит унс! - снова заорал он, перезаряжая оружие. И действительно, Бог шел впереди него. Убивая каждого хорвата, стоявшего на пути капитана, словно могучей рукой защищая его.
     
     ***
     
      Вестибюль был так забит, что кавалеристам понадобилась целая минута чтобы развернуть поддерживающее таран полотно. Затем раздались проклятия и команды, и еще целая минута на очистку места для импровизированного тарана.
     И, наконец, таран начал работу. Бумм.. бумм... двери начали раскалываться.
     
     
     ***
     
      Когда автобус был уже в ста метрах от дороги ведущей в школу, хорватская кавалерии хлынули вниз по склону.
      Вдаль от школы. Как если бы они были в панике.
      Дэн наклонился вперед.
     - Что, черт возьми, за дела?
      Мгновение спустя, он выкрикивал новые приказы. Гретхен следил за тем, что они были выполнены. Новобранцы-полицейские снова сидели в окнах, с ружьями и револьверами в руках. С яростными криками, свойственными непрофессионалам, они начали новую бойню.
      Когда они подъехали к дороге, Ганс почти опрокинул автобус на повороте. Но он никогда не терял бодрости. "Алоооооо!!! закричал он, направляя автобусом прямо через орды имперской кавалерии выливающиеся из школы. Он раздавил несколько хорватов колесами и почти опрокинул автобус снова, переезжая труп лошади. Но новобранцы за секунду вернулись к окнам стреляя с обеих сторон, сея хаос и смерть. Гретхен, в ярости, хлопнув, распахнула заднее окно и открыла огонь из автомата в хорватов, убегавших в направлении шоссе ? 250 и Бычьего ручья. Она только дважды промахнулась. Доехав до стоянки в верхней части склона, Ганс ударил по тормозам. Ошеломленный, он смотрел на открывшуюся сцену.
      Столь же ошеломленный, Дэн смотрел вместе с ним. На всей площади перед зданием школы шел кавалерийский бой. Шеренги хорватов вели отчаянную борьбу с группами других солдат. Сабля против сабли, пистолеты против пистолетов.
      Начальник полиции понятия не имел, кто такие другие солдаты. Но ему было все равно. Он видел одно - это союзники и они выигрывают бой.
     - Стреляйте в хорватов! взревел он.
     Его голос как будто послужил сигналом, хорваты вокруг школы как будто сразу сломались. Они по-прежнему превосходили своих шведских и финских противников, со значительным отрывом, но это не имело значения. Сокрушительный удар капитана Гарса с тыла, вместе с собственным их разочарованием сломил их дух. Через минуту, потеряв сотни убитых и раненых, имперская кавалерия была полностью разгромлена. Многие другие погибли или были покалечены, свалившись с лошадей, опрометчиво направленных вниз по склону.
      Недолгое время их бегство подгонял огонь из автобуса.
     Возглавляемые Дэном и идущей за ним Гретхен, полицейские новобранцы выскочили из автобуса и бросились ко входу в школу. По звукам, было очевидно, что внутри еще есть враги.
     ***
     
     Капитан Гарс и Андерс, со спешившимися Vдstgцta и следующими за ними финнами въехал в узкое пространство между линиями автобусов и стеной школы. В столовой еще оставались десятки хорватов, но ни один из них не смотрела на разбитые окна. Все они столпились у двери в вестибюль, с нетерпением ожидая возможности пострелять в спортивный зал. При звуках раскалывающего двери тарана готовилась начаться резня.
     
     
     ***
     
     Внутри спортзала Джефф стоял один посреди помещения. Он взвесил в руке ружье, глядя на большие двустворчатые двери. Они уже начали раскалываться и он не думал, что они продержаться дольше нескольких секунд.
     Лен Трут заканчивал перевод школьников на верхние ряды скамеек. Внизу оставался только один ряд скамеек вдоль северной стены зала, самой удаленной от двери. Учитель отвел наверх столько школьников, сколько могло поместиться на верхних рядах. Линия из старших мальчиков, стоявших на страже за нижней скамейкой, не смогла вооружиться ничем лучшим бейсбольных бит.
     - Все, что мы можем сделать,- пробормотал Трут. Он повернулся и зашагал к центру спортзала, заняв позицию рядом с Джеффом. Он взвел затвор у автомата и быстро проверил, снят ли он с предохранителя.
     - Все, что мы можем сделать, - повторил он.
      Джефф ничего не сказал. Он не мог придумать никаких слов, которые бы не звучали мелодраматически и банально. Поэтому он решил провести эти последние минуты своей жизни просто в мыслях о своей жене, и надеясь, что их будущий ребенок будет наслаждаться миром столько, сколько у него возможно.
      Замок на двери поддался и двери с хлопком открылись. Смерть вливалась в зал с криками, смерть и разрушение.
     
     ***
     
     - Готт митт унс!
     Боевой клич капитана Гарса послужил сигналом к атаке.С капитаном и Андерсом впереди, Vдstgцta и финнов ворвались через окна в кафетерий.
     Хорваты в нем были пойманы врасплох. Капитан Гарс ринулся на них как свирепый гризли на добычу вместе с напавшими с другой стороны ревущими солдатами. Капитан и Андерс проложили между ними путь к двери. Хорваты падали от ударов сабли прямо под ноги солдат капитана.
     - Готт митт унс! Haakaa pддlle!
     
     
     ***
     
     - Вот и все, Джули,- сказал Николс, подавая ей винтовку. - У тебя полный магазин, больше боеприпасов нет.
      Джулия прислонила опустошенную винтовку к стене, схватила другую заряженную и выскочила за дверь. Когда она уже оказалась в коридоре, то издала свой боевой клич:
     - Дорогу! Дорогу! К чертудьяволу - дайте дорогу!
     Она с бешеной скоростью проскочила через толпу школьников и учителей в коридоре, на самом деле она не использовала приклад, чтобы проложить себе путь, несмотря на последовавшие жалобы школьников, сбитых ее напором. Сто сорок фунтов чирилидерши создали отличную имитацию футбольного защитника в два раза большего, чем она.
     Джеймс последовал за ней. При всем его беспокойстве, а он понимал, что проклятая девчонка возвращается в бой, он не мог сдержать улыбку. Но когда он приблизился к концу коридора, где Джулия отчаянно карабкалась через баррикаду на лестницу, он увидел бледное лицо Мелиссы и его улыбка исчезла.
      Она увидела его в тот же момент.
     - О, Иисусе, Джеймс поторопись. Эда подстрелили.
     
     ***
     
     - Уберите с дороги эти чертовы автобусы!- ревел Дэн Фрост.
     Когда он увидел Ганса, лезущего на водительское место автобуса через разбитое окно, он выругался. Это был тот автобус, который Джейй поставил прямо напротив главного входа в школу.
     - Не тот, Ганс! Блокирует другой!
      Он направился к автобусу, указывая пальцем на дальше по линии
     - Сначала нужно сдвинуть те, другие!
      У Ганса были свои представления о том, как ездить на автобусе. Его теория опиралась в основном на кинетическую энергию и быстром таране - не столько даже таране, сколько наращиванию стоимости ремонта. Через полминуты и множество обломков, автобус отъехал. Вход в школу был открыт.
      Хорваты посыпались из школы, отчаянно пытаясь избежать яростного натиска шведов, проникших через кафетерий. Но к моменту их появления Дэн и Гретхен уже выстроили полицейских новобранцев в новую линию, стоящую в стороне с заряженными дробовиками и преграждающую хорватам явный путь к свободе и безопасности.
      По сути это был расстрел. Из почти сотни имперских кавалеристов, которым удалось выбраться из здания школы, прежде чем их изрубили шведы и финны, меньше половины смогло удрать со стоянки.
     Когда стрельба прекратилась, Дэн и Гретхен подвели полицейских новобранцев в школе. По крайней мере попытались. Но не было никакой возможности пробиться через вестибюль, мимо заполнявших его людей. Это были Vдstgцta капитана Гарса, сопровождавшие этого безумца.
     
     ***
     
     Спускаясь по лестнице, Джулия столкнулась с четырьмя идущими вверх хорватами. Они даже не смотрели на нее. Они отступали по лестнице, отчаянно стараясь защититься от вдове их превосходящих численностью финнов.
     Коса взмахнула. Бахбахбахбах и ее путь был виден.
     Финны в нижней части лестницы, изумленно, просто отошли в сторону. Было что-то безжалостное о том, как молодая женщина спустилась по лестнице, ступая по телам, поверженных ею людей. Несмотря на номинальное христианство, финны все еще сохраняли воспоминания о своих языческих традициях.
      Ни один человек в здравом уме не будет стоять на пути Ловиатар, Богини Херт, Девы Боли.
     
     
     ***
     
     Капитан Гарс возглавил в атаку в спортзал, все еще выкрикивая свой боевой клич. Андерс, с тем же кличем двигался сбоку. На полшага сзади двигалось множество Vдstgцta и финнов. Стены, когда-то звеневшие от слоганов чирилидерш, теперь дрожали от ярости Норманнов. Гот мит унс!
     Сам капитан зарубил хорвата, собиравшегося убить лежавшего на полу молодого американца. Потом, возвышаясь над ним как оберегающее божество он проревел команды своим солдатам. Понадобилось меньше пятнадцати секунд, чтобы оттеснить хорватов к задней стене спортзала. Возглавляемые Андерсом Vдstgцta заполняли площадку перед ярусами скамеек, защищая школьников. По команде капитана его финны бросились вперед на врага. В конце концов выжившие имперские кавалеристы , наверное около двух десятков попытались сдаться. Но им выдвинули традиционные финские условия.
     Haakaa pддlle!
      ***
     
      В это же самое время Джулия и Гретхен достигли выбитых дверей спортзала. Дэн Фрост был в нескольких шагах сзади. Гретхен, увидев Джеффа, сразу помчалась к нему. К этому моменту несколько школьников, обучавшихся оказанию первой помощи толпились вокруг него, снимая куртку и обрабатывая рану. Гретхен пробилась к нему и уложила его голову себе на колени, как в колыбель. Плача, чего она не делала уже многие годы.
     - Все окэй, - пробормотал ее муж. Он даже сумел изобразить бледную улыбку. - Все окэй, честно, любимая! Всего лишь царапина!
      Тут его глаза закрылись и он потерял сознание.
     
      ***
     
     
     Джулия стояла в дверном проеме, уставившись на капитана Гарса. Ее глаза были похожи на блюдца. Капитану тоже обрабатывали рану. Ничего серьезного, в основном поверхностные ранения. Но по настоянию Йонссона капитан снял свой любимый бычьей кожи камзол и сорочку. Его торс был обнажен и выставлен напоказ. Очень бледная кожа с ковром светлых волос на груди. Мощные мускулы выпирали из под слоев жира.
     - Видишь? - проворчал он. Капитан сжал мощные мышцы на боку, выставляя порез, идущий вдоль ребер. Порез был мелким, около трех дюймов длиной. Очевидно, что очень скоро эта рана превратится в мелкий шрам на торсе, на котором уже неоднократно оставались более серьезные шрамы. Капитан Гарс казалось совершенно не обращал внимания на кровь, покрывающую его бедро.
     - Это ерунда, - настаивал он. Андерс раздраженно вздохнул и вручил ему шарф. Капитан прижал ткань к ране.
      Краем глаза он уловил движение. Капитан Гарс повернул голову и искоса посмотрел на подходившего к нему человека. Когда фигура, наконец, оказалась перед ним он усмехнулся.
      Джулия порывисто покрыла последние несколько шагов. А мгновение спустя, также не обращая внимания на кровь она отчаянно обняла огромное тело капитана. Примерно так же, как бурундук мог бы обнять медведя.
      Капитан сначала был, казалось, поражен. Потом лицо жестокого воина смягчилось. Спустя несколько секунд он ответил своим объятием. Сначала очень осторожно. Возможно опасаясь сломать девушку в своих руках. Но потом, ощутив под руками мускулы и припомнив чистую силу ее духа, король обнял ее тепло и сильно.
     - Фсе в порядок, - прошептал он на своем грубом и неуклюжем английском, - Я не плохой больно!
     Джулия подняла голову от его груди. Выпрямив шею, она посмотрела на капитана.
     - Вас могли убить! - крикнула она, - Вы что, с ума сошли?
     - Да, - мрачно заявил Андерс, - капитан сумасшедший. Это хорошо известно.
     
      ***
     
     
      Когда Ребекка через минуту вошла в спортзал, Джулия все еще прижималась к капитану. И все еще громко и недвусмысленно порицала его за безрассудство и глупость. Капитан Гарс сам, похоже, не знал, как выйти из ситуации. Видимо он не привык к тому, что его ругают. Но Андерс Йонссон и все Vдstgцta ухмылялись от уха до уха. Наконец-то. Кто-то назвавший сумасшедшего сумасшедшим.
      Ребекка тихо рассмеялась. Стоявший рядом с ней Дэн Фрост недоуменно хмурился.
     - Я не понимаю, - прошипел он. Разве Джулия знает этого парня? Говорят его зовут капитан Гарс?
      Ребекка захлебнулась смехом.
     - О да! Они встречались и раньше!
     Она посмотрела на громадного мужчину в центре комнаты. Ее взгляд смягчился.
     - Что за безумец, - прошептала она. Он много лет, со времен своей молодости этого не делал, если верить книжной истории. - она снова рассмеялась.
      Дэн отчаянно хмурился: - Я все еще не понимаю!
      - Капитан Гарс, - сказала Ребекка, - насколько мне известно, единственный король в истории, кто действительно поступал так не в легендах. Я имею в виду путешествия под чужим именем, изображая простого солдата. Книги утверждают, что он так разведал половину Европы. Глаза шефа полиции расширились, челюсть отвалилась.
      - О да, - усмехнулась Ребекка, - капитан Гарс. Gustavus Adolphus Rex Sueciae
  
   Глава 59
  
     К тому моменту, когда они достигли Гратвилля, Майк уже пришел к определенным умозаключениям. Он не был особо обеспокоен по многим причинам. Но он знал что в будущем это будет лучшим вариантом.
      Ничто так не убеждало его в этом, как монолог Гарри Лефертса во время пути из Айзенаха. Как только они получили сообщение по радио, что набег имперцев отбит малой кровью, все смогли расслабиться. Бодро, с энтузиазмом и даже весельем, Гарри провел последние два часа, расписывая множество путей, которыми Соединенные Штаты могли бы обезопасить себя в будущем от вторжений и нападений.
      - Колючая проволока. Мины. Укрепления в каждом проходе, изобилующие 'гатлингами', говорю тебе Майк, мы все это можем сделать, и катапульты с напалмом. Грег говорит, мы можем сделать еще и фосфорные бомбы - это получше напалма! Как можно большую армию-universal dra ft, черт их подери, и большое расширение военного колледжа, который уже решено основать. Ох, да много чего. Воздушные шары для наблюдений, разведывательные мотодельтапланы. Даже может быть отравляющий газ.
     По отдельности для Майка не было возражений ни против одной из идей Гарри, кроме, разве что, отравляющих газов. Но глядя на все в целом он ощутил неумолимость применяемой логики.
      Festung (крепость нем. Америка)! Крепость Америка и все, что из этого последует.
     Когда колонна освободителей достигла центра Грантвилля, медленно продвигаясь через приветствующую их толпу, Гарри остановил БТР. Широко улыбаясь, он повернулся к Майку.
      - Ну что, командир, что думаешь то?
      Майк не вернул ему улыбку.
      - Что я думаю, Гарри, так это то, что с этими предложениями ты совсем как Симпсон. Только побольше.
      Улыбка Гарри исчезла, сменившись выражением растерянности и возмущения. Молодой шахтер терпеть не мог Симпсона!
      Майк не мог не улыбнуться. В этот момент Гарри напомнил ему маленького мальчика, которого дразнят симпатией к девочке.
      - Подумай как следует, Гарри! - Майк не прислушивался к реву толпы. Звук легко пробивался даже сквозь стальной лист брони. Не то, чтобы этот звук Майку не нравился. В конце концов это был просто рев торжествующей нации, отдававшей почести своим солдатам. Пока ничего страшного, он быстро смолк. Но если он возникнет снова и снова...
      Festung Америка. Но для Америки было мало одной крепости. Конечно ей и Тюрингии маловато. С точки зрения Майка на Америку, конечно. Достаточно скоро крепости Америка потребуется расширение. Логика милитаризма неизбежно вела к экспансии. Жизненное пространство должно быть отнято у соседей. Все остальное будет следовать с неумолимостью наползающего ледника. Дранг нах Остен. Америка юбер аллес!
      Было очевидно, что Гарри до сих пор не понимает. Майк раздраженно вздохнул, но заставил себя контролировать свое нетерпение.
      Как учитель в школе он объяснял суть проблемы снова. И снова . И снова. Столько сколько требовалось. Этот образ вызвал у него на лице улыбку. Да!
      Он улыбнулся Гарри.
      - Тебя не заинтересовало, почему Валленштейн послал своих хорватов против школы а не на город?
      - Неа, не знаю. Он ублюдок и убийца, все так говорят.
      Майк покачал головой.
      Нет. Я читал о нем в книжках по истории. Не был он садистом, Гарри. Ну в целом. Не лопал он детей на завтрак. Он просто абсолютно хладнокровный и самый умный мужик на той стороне. Даже поумнее Ришелье.
      Кто то начал стучать в дверь БТРа. Требуя появления солдат, чтобы толпа могла поприветствовать их должным образом. Беспокоиться не о чем. Во всяком случае пока это все протекает быстро.
      Майк начал открывать дверь.
      - Подумай об этом, Гарри! Подумай подольше и посерьезней. Причина, по которой Валленштейн хотел уничтожить школу больше, чем что-нибудь еще в том, что он понял нас, я думаю, лучше, чем мы сами себя понимаем. Он понял где настоящая опасность.
     Он повернул ручку, дверь распахнулась наружу. Вокруг разливалось море радостных лиц и аплодисменты стали оглушительными. Перед тем как выйти наружу, Майк еще раз посмотрел на Гарри. Молодой шахтер все еще не понимал. Но видимо Гарри это особо и не заботило. Понял он или нет, о чем шла речь, существовал тот, в ком он был абсолютно уверен.
      - Так что, шеф, - выпалил он, - ты придумал другой план?
      Майк усмехнулся.
      - Я думаю, что уже приступил к его выполнению.
      Он повернулся и начал спускаться из грузовика. Прежде чем его ноги коснулись земли, множество рук подхватило его и в ликующем триумфе потащили вокруг перекрестка. Майк отвечал на аплодисменты, взмахами руки и широкой улыбкой. 'Человек может этим наслаждаться', - думал он. Как змея, переваривающая добычу.
      Он повернул голову и посмотрел на восток. Школа была там, недалеко. Он горел от нетерпения попасть туда. Увидеть жену, конечно. Он знал, что Ребекка была цела, именно она послала последнее сообщение по радио, но ему хотелось обнятьь ее и обнимать ее и обнимать ее.
      Кроме того, мне нужно поговорить с капитаном. И надеюсь, он действительно каждой клеточкой настолько сумасшедший, как все говорят.
  
   Глава 60
  
      - Вы свихнулись! - проворчал Густав Адольф. Он обвел рукой стены библиотеки. - Ваши мысли в таком же беспорядке, как эта комната.
      Библиотека все еще представляла собой картину разрухи. Школьники еще не закончили расставлять книги, когда Майк прибыл в школу и потребовал личной встречи с 'Капитаном Гарсом'. В комнате находились только три человека: Майк, Густав и Ребекка. Они расположились в составленных полукругом креслах.
      Король впился взглядом в сидящего напротив него высокого человека. Голубые глаза схватились с голубыми глазами.
      - Сумасшедший!
      Немецкого Майка хватило, чтобы понять. Он не стал ждать перевода Ребекки, чтобы ответить на королевскую вспышку своей.
      - Я? - выдох был почти насмешлив. - Или на самом деле сошел с ума король Швеции, думающий, что он сможет установить Corpus Evangelicorum (организация протестантских государств в рамках Священной Римской Империи Германской Нации) в центральной Европе? Протестантскую конфедерацию, которой не хочет большинство его протестантских союзников, а большинство завоеванных им земель являются католическими. После того, как Ребекка перевела, Майк протянул руку и провел ее с юга на запад. Тот факт, что его палец указывал на самом деле на книжные шкафы в библиотеке не помешал монарху понять этот жест.
      - Что Вы собираетесь делать с Франконией? - требовательно спросил он. - или с 'Priests' Alley'(??????).
      Король хранил молчание. Майк нажал на него.
      - Или с с обоими Пфальцами - верхним и нижним.? Или со Швабией и Вюртембергом?
     Густав двинул тяжелыми челюстями.
      - Там должна быть установлена Евангелическая Церковь.
      Майк снова на стал дожидаться перевода.
      - Corpus Evangelicorum, ну и отлично. Пока это ограничивается Северной Германией, Померанией и Мекленбургом, Вы можете управлять ей непосредственно. Бранденбург-Пруссия и Саксония технически Ваши союзники. Если Вы сможете их убедить присоединиться, лютеранство не будет проблемой.
      Майк дождался, пока Ребекка переведет. Короля рассердило использование слова 'технически', но он промолчал. Что тут скажешь?
      Майк продолжил.
      - Но как Вы собираетесь установить лютеранство в качестве господствующей религии в Центральной Германии? Большая часть которой, кроме Гессен-Касселя и Тюрингии является католической?
      Король уже пылал яростью. Майк не уступал.
      - И мы управляем Тюрингией. А мы не примем господствующую церковь. Отделение церкви от государства есть один из наших фундаментальных принципов.
     Яростный взгляд.
     Яростный взгляд.
     
     ***
     
     Ребекке удалось не засмеяться. Еле-еле. Мелисса однажды объяснила ей современные представления об 'альфа самцах'. В тот момент Ребекка сочла логику аргументации в пользу этой теории некорректной. Но теперь, наблюдая за своим мужем и шведским королем, она сочла, что эта теория имеет определенное право на существование.
     Помимо того факта, что они были более склонны к использованию силы, чем женщины, эти двое мужчин в библиотеке более всего напоминали ей двух самцов-моржей в брачный сезон.
      Она решила внести в спор голос женского разума. Ребекка не знала, где черпает Майк свои аргументы, они едва успели обняться и обменяться несколькими словами, прежде чем Майк начал настаивать на личной встрече с 'капитаном Гарсом', но как ей казалось, она могла догадаться. Много много раз Майк говорил ей о самых своих больших опасениях. Что новые Соединенные Штаты попытаются стать новым тираном Европы а не школой для людей будущего.
      - Возможно, - она откашлялась. - Возможно компромисс окажется возможен.
      Две пары пронзительных голубых глаз теперь перенеслись на женщину в комнате. Ребекке удалось устоять под их давлением. Довольно таки легко.
      - Да, я так думаю, - затем королю быстро на бархатном немецком: - Ваше величество, прошу помнить, что мой муж привык к ясности и простоте в политических переговорах.
      И быстро Майклу быстро на шипящем английском:
      - Быстро перестань надуваться как индийский петух!
      Ни один из мужчин не понял, что она сказала другому. Они подозревали, но...
     Ребекка ковала железо, пока оно горячо.
      - Да, компромисс! В будущем в тех княжествах - назовем их сейчас условно 'Европейской Конфедерацией', которые будут находится непосредственно под властью династии Ваза, конечно лютеранство будет введено как государственная религия. Но в тех княжествах...
      И Майк и Густав отреагировали бурно. Майк громко фыркнул, король разразился речью.
      - Ерунда! - заорал король. - монархические принципы не могут быть нарушены! Это неприемлемо!
      Ребекка вышла из бури гнева невредимой.
      - Ну конечно нет. Но Ваше величество, вспомните, что монархия олицетворяется Густавом II Адольфом Ваза, королем Швеции. Но не...- она как ужалила, - персоной капитана Гарса.
      Челюсти короля захлопнулись, Майкл вытаращил на нее глаза.
      - Генерал-Капитана Гарса, то есть главнокомандующего я бы сказала, - продолжила Ребекка, - этот титул естественно будет передаваться наследственно в династии шведских Ваза. Но именно как Генерал-Капитана, а не короля.
      Она дала словам и таящемуся в них смыслу замереть в тишине. Майкл, не привыкший к тайной логике феодализма, был смущено. Однако король через некоторое время начал улыбаться. Ярость в голубых глазах исчезла, уступив место задумчивости. Он начал улавливать логику.
      'Хм', - подумал он, - 'Интересно. Как чисто военная фигура Генерал-Капитан не имеет личного авторитета, связанного с какой-то конкретной церковью. Монарх же получает власть из рук Господних и обязан поддерживать законную Церковь.
     А вот Генерал-Капитан, говоря абстрактно, мог в данное время оставить все чисто религиозные вопросы пасторам' и чуть мрачно: 'И католическим священникам, конечно.'
      Майкл был в состоянии достаточно хорошо следить за беседой на немецком.
      - И раввины, - подчеркнул он.
      Густав бросил на него еще один яростный взгляд, но это длилось недолго. Он помахал мощной рукой.
      - Да, да, естественно. Как только установлен принцип, все остальное следует само собой.
      Ребекка 'провернула лезвие'.
      - И я думаю, уже давно пора капитану Гарсу получить продвижение по службе.
      Густав разразился смехом:
      - Ох уж эти мне женские интриги.
     Одно мгновение он смотрел на нее с восхищением. Его глаза опустились на ее объемистый живот.
      - Если будет девочка, - он усмехнулся, - я думаю, Вы планируете назвать ее Цирцеей.
      Ребекка рассмеялась. Через некоторое время к ней присоединился Майкл.
      Король начал почесывать свой большой нос.
      - Хм... хм...- почесывание приостановилось. В глазах снова появился блеск.
      - Но что насчет остальных глупостей? - рявкнул он. - эта нелепая идея, что только нижняя палата, если хотите - палата общин, имеет исключительное право устанавливать налоги и контролировать государственную казну? - его голос повысился до крика: - Абсурд! Абсолютная глупость!
      Майкл огрызнулся:
      - Мало того, что я готов дать Вам вонючую палату лордов, чтобы поддержать Ваших вшивых благородных союзников Вы еще хотите, чтобы никчемушные паразиты сами решали каким налогом им себя облагать? - его рев не уступал королевскому, - Ни в коем случае! Власть должна оставаться в нижней палате. Пусть Ваши 'благородные' удовлетворятся своими кружевами!
     Рев.
     Рев.
      Король Швеции ревел как лев, защищая божественное право королей и привилегии аристократии. Президент Соединенных Штатов рычал как тигр, защищая примат воли народа. Короли должны править, а не просто царствовать. Миллионы на оборону и ни цента на дань!
      Это длилось достаточно долго. Еще и еще. Несколько часов.
     Снова и снова голос Ребекки, подобно лезвию ножа между ребер вклинивался в разговор.
      Рев и рычание постепенно сменялись hms(????)..... и 'хорошоядолженобэтомподумать', с иногда возвращавшейся яростью.
     Тем не менее, точки зрения постепенно менялись.
     
     ***
      За пределами библиотеки вестибюль быстро наполнялся остальными членами правительства СШ. Не прошло и часа, как каждое из официально выбранных проживающих в Грантвилле должностных лиц достигло школы. Толпа стала настолько велика, что большинству пришлось собраться в кафетерии. Избранные лица, подслушивавшие бушевавшую в библиотеке ссору, периодически торопливо пересказывали ее содержание.
      Сначала Мелисса со своими сторонниками собрались за одним столом, а Квентин со своими за другим. Но в конце концов оба, как бы по негласному соглашению встретились лично в вестибюле.
      - Я обеспокоена, Квентин, - призналась Мелисса, - я думаю, что понимаю, что пытается сделать Майк. Если Соединенные Штаты есть часть некоей большой Европейской Конфедерации, мы получаем передышку. Это позволит нам выиграть время для роста, - она попыталась подобрать слова, - и чтобы учить. В отличие от положения осажденного гарнизона.
      Квентин кивнул.
      - И если я сумел отследить все изгибы и повороты в дебатах, Майк только что получил половину Франконии и добавил ее к остальной Тюрингии. Я подозреваю, что охотился то он за всей Франконией. - на мгновение в его глазах появилась мечтательность. - один черт - расширение рынков сбыта, уж будьте уверены. Любой бизнес в СШ начнет расти как на дрожжах. Одни только железные дороги... - он прервался, почесав подбородок, - кроме того...
      - Кроме того, - повторила Мелисса. Она тяжело вздохнула, - но это выглядит так, как будто он торгует политическими принципами ради военной безопасности и расцвета экономики.
      Она снова вздохнула.
      - Но это несправедливо. Он не сдвинулся ни на дюйм в Билле о Правах. Майк этим не поступится. Только не этим. Но я опасаюсь, чтобы он не поступился слишком многим в другом.
      Квентин фыркнул:
      - Майк? - он сухо рассмеялся. - Мелисса, я вел переговоры с этим свиноголовым сукиным сыном. Вспоминать не хочется об этом миллионе головных болей.
      Управляющий шахтой нахмурился:
      - Об этом я не беспокоюсь. Майк ведет переговоры как питбуль. Он отпустит Вашу ногу только когда будет уверен, что сожрал на ней все мясо. Дело в том...- он снова тяжело вздохнул, - черт, дело в том, что я консерватор и плохо принимаю радикальные изменения. А что до предложений Майка, - он развел руками, - я о чем - Иисусе, меня не волнует, этот, как Вы называете гребаный король?
      На один момент у них с Мелиссой оказались общий предмет для гнева и общее мнение. Затем они одновременно расхохотались.
      - Хорошо, - усмехнулась Мелисса, - взгляните на это следующим образом, Квентин. Если уж мы с Вами как то умудряемся ладить, то возможно и эти двое тоже смогут.
      Она посмотрела сквозь стеклянные двери библиотеки. Густав и Майк стояли нос к носу ревя и рыча и дико размахивая руками.
      - Тестостерон, - усмехнулась Мелисса. Ее глаза обратились на Ребекку. - Спасибо тебе, Господи, за женский разум!
      Квентин фыркнул. Он собрался отпустить какое-то саркастическое замечание. Затем его глаза тоже упали на Ребекку и замечание осталось при нем. Фырканье перешло в усмешку.
      - Верю я этому или нет, я согласен с Вами, - и сердито посмотрев добавил: - один единственный раз!
     
     ***
     
      Это было сделано. По крайней мере первый раунд.
      Густав Адольф развалился на своем кресле, размякший и непринужденный.
      - Аксель будет в ярости на меня, - сказал он, - назовет меня полоумным крестьянином, которого обманули цыгане.
      Майк посмотрел на двери библиотеке. Казалось каждый дюйм стекла был закрыт лицами людей.
      - Я кажется обрек себя на ад при жизни, - признался он. - Они назовут меня новым Бенедиктом Арнольдом. Продавшим свою страну чужой короне.
      Его взгляд вернулся, чтобы встретиться со взглядом короля. Никто из них двоих не выглядел особо огорченным.
      - Не беспокойтесь, - отрезал Майк. Если так будет нужно, я призову к новым выборам и буду все начну с начала, - и агрессивно добавил: - И снова одержу победу!
      Король хмыкнул. Звук был полон удовлетворения.
      - Говорит как Ваза! Будущий Генерал-Капитан Соединеных Штатов и его Президент пристально посмотрели друг на друга.
      У молчаливого обмена взглядами был большой подтекст. Принятие будущей жестокой ссоры, вернее достаточно частых ссор. Осознание взаимной необходимости. Понимание, что дорога в будущее будет полна ловушек и противоречий. Уважение и даже восхищение. И лежавшее в основе всего желание как можно скорее прекратить мучения континента и построить на его руинах лучший мир.
      - Спасибо за спасение наших детей, капитан Гарс, - тихо сказал Майк.
      Король тяжело кивнул. Его глаза, казалось, мерцали. Он повернулся к Ребекке.
      - Вы знаете, Ваш муж - настоящий негодяй! Он думает, я не понимаю его тактики. Он думает, что я буду продолжать охранять его потомство и просто предоставлю им мир, достаточно большой, чтобы им было куда расти. И вырасти прямыми и сильными, настоящими гигантами.
      Ребекка улыбнулась, но ничего не сказала. Король захихикал.
      - Бедные Ваза будущего! Они будут трудиться вдалеке, в поте лица своего, охраняя монстра у себя под крылышком.
      Ребекка улыбнулась, но ничего не сказала. Король гримасничал, как актер на сцене.
      - Оксеншерна ославит меня дураком! Он обвинит меня в подсаживании паразита Швеции и организуемой ей Конфедерации.
     Corpus Evangelicorum с глистом внутри! И я никогда не увижу этому конца!
      Ребекка улыбнулась и ничего не ответила. Король вернул ей улыбку. И в этот раз в ней не было ничего театрального. Она была мягкой и уверенной.
      - Да будет так! - произнес Густав II Адольф. - будущего ребенка тоже можно считать паразитом, если кто то так хочет видеть вещи. Но не я.
      Он упер огромные руки в колени и медленно поднялся на ноги. Теперь, выпрямившись, он, казалось, наполнял всю библиотеку. И подобно титану он бросил свой вызов - и себе и всему миру:
      - Ваза! Всегда Ваза!
  
   Глава 61
  
  
Оценка: 7.73*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"