Через пять минут после начала аудиенции король был твердо убежден в одной вещи. Как бы он ни старался -- а он старался изо всех сил, ппотому что он был добросовестным и глубоко верующим человеком -- Густава II Адольф просто не мог себе представить девушку по имени Джулия Симс ведьмой.
"Невозможно" -- бормотал он себе под нос. Взгляд короля перепрыгнул с Джулии на двух других женщин, сидящих за столом. Даже в слабом свете, который давали масляные лампадки и свечи, их лица были хорошо видны. Заброшенные дом был наскоро оборудован под временную штаб-квартиру, и его скромный интерьер был очень хорошо освещен. Густав обычно удовлетворялся не более ярким освещением, чем было необходимо для того, чтобы читать и писать штабные документы -- и, возможно, читать его излюбленных Гроция и Ксенофонта, если оставалось время. Но когда он услышал, что американская делегация прибыла в свой лагерь, он спешно приказал реквизировать по окрестностям столько ламп и свечей, сколько возможно.
Он хотел видеть этих людей.
Перестав рассматривать Джулию, он, прищурясь, осмотрел стройную блондинку, сидящую рядом с ней. Сестру их предводителя, по их словам. Но он не потратил много времени на осмотр. Из той же породы, что и Джулия, это очевидно. Тоже красива, тоже -- не ведьма.
Его глаза задержались на мгновение на ее муже, стоящем рядом с ней. Этот человек не сидел по той простой причине, что его невероятную тушу не выдержал бы ни один из имевшихся в доме шатких стульев.
"И на этом теле практически нет сала" -- подумал он. Это был один из немногих случаев в его жизни, когда Густав встретил человека, который был явно больше и сильнее, чем он сам. Он решил, что это немного сбивает его его с толку. Что было само по себе комично. Реакция короля на человека по имени Томас Симпсон, когда он разобрался в своих мыслях, чуть было не заставила его рассмеяться. Так мог бы реагировать крупный и сильный самец тюленя, впервые повстречав моржа.
Он твердо задавил эту мысль. Они не звери, сейчас не период течки -- и этот человек, во всяком случае, в настоящее время был образцом приличия и хороших манер. Его взгляд перескочил на ещё одного человека, сидящего за столом. Точнее, на другого американца. Александр Маккей также сидел за столом, как и человек по имени Генрих. Но эти двое были знакомы Густаву. Маккей лично, Генрих -- как типичный представитель определенного типа людей.
Король потратил не более, чем несколько секунд, оценивая американца. Его звали Эд Пиацца, и этот тип людей тоже был хорошо известен Густаву. Высокопоставленный советник, консультант, доверенное лицо. Из той же породы, что и Аксель, решил Густав, независимо от разницы в их происхождении.
Наконец, его глаза остановились на центральной фигуре американской делегации. Король ни на минуту не сомневался, что именно она была центральной фигурой. Густав II Адольф был столь же опытным дипломатом и политиком, сколь блестящим военачальником. С одиннадцати лет он, по повелению своего отца, Карла IX, присутрствовал при обсуждении государственных вопросов. Он давно научился замечать признаки, указывающие на обладающих властью и положением в обществе.
Он был очарован ею. Частично его интерес, разумеется, было обусловлен яркой красотой этой женщины. Но лишь в малой степени. Густав отнюдь не был невосприимчив к таким вещам. Его собственный незаконнорожденный сын, плод страстного романа с юной голландкой во время его буйный молодости, служил офицером его армии и сейчас находился в этом самом лагере. Но если судить по стандартам поведения королей его времени, Густав II Адольф не было привержен разврату.
Отчасти, его очарованность было обусловлена тем, что эта женщина, несоменно, была еврейкой. Густав был, до некоторой степени, знаком с евреями, хотя в Швеции они были редкостью. Но его интересовало не столько ее вероисповедание, сколько ее положение в обществе. Еврейский советник владыки -- да, это было знакомо, хотя эта разновидность придворных евреев неизменно была мужского пола. Но еврейская соправительница?
Вот это было действительно интересно! Маккей объяснил ему это в одном из писем. Но ум Густава, на самом деле, не осознал эту реальность до сих пор. Свобода религии. . .
"Я скептически отношусь к этому" -- произнес он -- "я против инквизиции и ее деяний, имейте в виду. И не забывайте, что я не наложил какого-либо дополнительного бремени на католиков в завоеванных мной -- за исключением того, что я выжал досуха казну тамошних епископов. Да и на евреев, если уж на то пошло. Но я не верю, что стабильное государство может существовать без государственной религии."
Женщина по имени Ребекка Стернс ответила: "Ну так проэкспериментируйте с этим, Ваше Величество. Используйте нас в качестве лаборатории. Мы готовы принять любые религиозные меньшинства, возню с которыми вы сочтете чересчур хлопотной."
Увидев удивление на лице короля, Ребекка улыбнулась. "Американский подход противоположен Вашей точке зрения, Ваше Величество. Мы считаем, что стабильность достигается постоянным движением. Что более долговечно, скалы или море?"
Он смотрел на нее... Вдруг: "Вы считаете себя американкой. Но вы не родились там, я совершенно уверен. Англия или Голландия, судя по акценту?"
Ребекка кивнула. Они говорили по-немецки, так как разговорный английский короля было беден. "И то, и другое" -- ответила она -- "Я родилась в Лондоне, но провела большую часть детства и юности в Амстердаме".`
Она указала на своих спутников. "Я только столкнулся с этим народом всего год назад, когда они -- когда мой муж -- спасли моего отца и меня. Сейчас я считаю себя американкой".
"Ааа...".
Улыбка появилась на её губах. "По крайней мере, в основном. Не во всём." -- улыбка стала шире -- "Но это верно в отношении многих американцев, большинство из которых в настоящее время составляют люди, родившиеся и выросшие в этом времени."
"Ааа...". Маккей и это ему упоминал. И, опять-таки, король был не совсем поверил его донесениям. Но теперь, видя спокойную уверенность сефардской женщины в ее новой самоидентификации, Густав понял, что его шотландский офицер говорил абсолютную правду.
"Неужели это можно сделать?" -- удивился он. Он какое-то мгновение размышлял на более ранним высказыванием женщины. "Что более долговечно, скалы или море?"
Густав был родом из Скандинавии. Он знал ответ.
Теперь его взгляд обратился на Маккея. Офицер-шотландец занял стул рядом с красивой девушкой по имени Джулия Симс, которая ну никак не могла быть ведьмой. От короля не ускользнули собственнические намеки, сквозившие в отношении молодых людей друг к другу, и он понял, что широко улыбается.
"Включая и тебя, Александр, как я погляжу."
Возможно, легкий румянец и появился на веснушчатом лице шотландца, но глаза офицера не дрогнули.
"Я присягнул служить Вам, Густав II Адольф, владыка Швеции." Слова эти были произнесены отрывисто, почти враждебно. Нет, не враждебно -- просто офицер бросал ему вызов в связи с его высказыванием. Король понимал понятие о чести, которое было в основе этого вызова. Очень хорошо понимал. Отлично, на самом деле.
Он поднял руку в жесте, который выглядел не столь умиротворяюще, сколь обнадеживающие. "Я рад это слышать, Александр. Не то, чтобы я сомневался в тебе, имей в виду." Он провел рукой по коротко остриженным светлым волосам. "Но, с течением времени, лояльность может измениться. Все, о чем я прошу, это о том, чтобы ты уведомил меня о своей отставке, если вдруг это произойдет. До этого момента я не буду задавать вопросов."
Маккей натянуто кивнул.
Следующие несколько минут были заняты обсуждением Огненного Кольца. Густав уже получили его описание от Маккея -- более, чем в одном письме, но он хотел расспросить самих американцев. Так что он, используя Ребекку в качестве переводчика, задал множество вопросов. И очень внимательно выслушивал ответы.
Вопросы были прямы и однозначны, ответы не были -- и именно это больше, чем что бы то ни было другое, окончательно убедило короля. Очень скоро Густав был уверен, что американцы, несмотря на все их волшебства в механике, были так же озадачены их положением, как и все остальные.
Он почувствовал безмерное облегчение. Ушли все его самые потаенные страхи. Их начали заменять первые прикидки на будущее.
Не колдовство. Маккей был прав. Что же касается всего остального...
Густав повернулся в кресле и взглянул на двух мужчин, стоявших в глубине дома. Они оставались там по его просьбе. Густав хотел составить свое собственное впечатление об американцах до того, как он начнет думать о следующих шагах. Но это заняло гораздо меньше времени, чем он ожидал, и он был удовлетворен тем, что он мог продолжать. То, что, как он полагал, будет загадкой, ей не оказалось. Или, скорее, оказалось знакомой тайной Промысла Божьего.
Скупым жестом он подозвал обоих стоявших доселе в тени. Что же касается всего остального...
Кто мы такие, чтобы обсуждать Волю Божью? А кто еще мог создать такие Кольцо Огня?
Да, именно так всё и обстояло. Густав почувствовал прилив симпатии по отношению к американцам, сидящим за столом напротив него. Они тоже -- даже они, самый диковинный народ, о котором он когда-либо -- были созданьями Божьими, в конце концов. Способные любоваться на дело рук Его, но не понять его.
"Как и должно быть..." пробормотал он.
Двое мужчин подошли к столу. "Садитесь" -- приказал он. Указывая на них пальцем, он представил их. "Вильгельм Саксен-Веймар, старший из герцогов. И Леннарт Торстенссон, мой командующий артиллерией".
Торстенссон явно с трудом удерживался от того, чтобы что-то сказать, но Густав остановил его с острым взглядом. Первым делом -- о первоочередных делах.
"Вы создали мне сложную ситуацию в Тюрингии" -- резко сказал король, обращаясь к американцам -- "Сидящий перед вами Вильгельм -- один из моих немногих надежных союзников в Германии, а вы, кажется, экспроприировали у него его герцогство. Это всё... очень неудобно."
Еврейка бросила быстрый взгляд на Саксен-Веймара. Затем, расправив плечи, она заговорила. Но Вильгельм прервал ее прежде, чем она смогла произнести хотя бы несколько слов.
"Погодите! Я не хочу добавлять проблем королю Швеции." -- Вильгельм махнул головой в сторону двери дома -- "Армия Тилли стоит лагерем менее чем в двух милях отсюда, на противоположном берегу Леха. Король намерен завтра с боем форсировать реку. Это -- не время для политических распрей среди его союзников."
Последняя его фраза породила внезапную паузу. Тишину. Затем, через нескольких секунд, напряженность за столом переговоров явно ослабла. Герцог Саксен-Веймар открыто заявил о том, что до сих пор не обсуждалось. Тот факт, что никто -- ни король, ни американцы -- не бросился оспаривать это заявление, доказал, что оно соответствовало действительности. Новый американский режим был с этого момента признан, как на словах, так и на деле, союзником Густава Адольфа. Характер этого союза, конечно, еще предстоит определить.
Вильгельм продолжал. "Вследствие этого, я предлагаю отложить любое обсуждение будущего статуса провинции до лучших времен". Он расправил узкие плечи и посмотрел прямо на Ребекку. "У меня есть только две просьбы. Первое..."
Он на мгновение запнулся. Его лицо исказилось в неопределенной гримасе. Огорчение? Нет, стыд.
"Я слышал, что в последнюю зиму провинция не голодала. Это правда?"
Выслушав перевод Ребекки, пожилой американец откашлялся. Он заговорил на спотыкающемся немецком. Еврейка помогала ему с наиболее сложными оборотами. "Никто не голодал. На самом деле -- по нашим приблизительным оценкам, признаюсь, очень сырым -- население южной Тюрингии увеличилось в четыре раза. С момента нашего появления год назад."
Услышав это заявление, Вильгельм и оба сидящих за столом шведа в упор уставились на Эда широко раскрытыми глазами. В четыре раза? В центральной Германии? Во время этой войны?
Поспешно, как бы извиняясь, Пиацца добавил: "Я не имею в виду естественный прирост, разумеется. Он тоже имел место, но, по большей части, население увеличилось за счет беженцев из окружающих регионов"
Плечи Вильгельма опали. Он вытер лицо. "Слава Богу" -- прошептал он -- "По крайней мере, этот камень упал с моей души."
Он поднял голову. "Это была моя первая просьба. Пожалуйста, продолжайте прилагать все возможные усилия в плане предоставления крова и убежища. Что же касается второго..."
Ему даже удалось улыбнуться. Улыбка была слабой, это правда, но, тем не менее, искренней. "Я был бы признателен, если бы вы не делали ничего -- не делали бы никаких громогласных заявлений -- что вынудило бы меня публично выступить в защиту моих прав. Когда уже сказал король, это может породить весьма... неуклюжую ситуацию".
Американцы переглянулись. Для Густава было очевидно, что они ищут ответ. И столь же очевидно, на это ушло не более пяти секунд, на кого они переложили обязанность сформулировать этот ответ. Скоро все они смотрели на Ребекку, ожидая ее слов.
Густав опять испытал удовлетворение от сознания, что его чутьё политика верно послужило ему и на этот раз. Но гораздо большее удовлетворение, даже внутреннего спокойствия, принес ему тот факт, что член делегации, к которому они обратились в поиске ответа, не был урожденным американцем. Да, это великие мастера по части механики. Нет, они не маги и не ведьмаки.
Ребекка тихо заговорила. "Прямо сейчас я не могу сказать ничего конкретного, герцог. У меня недостаточно полномочий, чтобы отвечать на подобные вопросы. Но вот что я могу сказать: основополагающие документы Соединенных Штатов -- мы называем их Конституция и Билль о Правах -- не... " Она помолчала и продолжила: "Пожалуй, я могу сформулировать это следующим образом. Они обращают больше внимания на позитивные, а не негативные стороны. Они устанавливают права и обязанности, а не ограничивают их. Если вы понимаете, что я имею в виду...."
Вильгельм и Густав одновременно улыбнулись.
"Как дипломатично" -- пробормотал король счастливо -- "Как красиво построена фраза."
Он повернул голову к Саксен-Веймару. "Вильгельм"?
Герцог неопределенно повел рукой жест, крутя пальцами, что вполне органично смотрелось в сочетании с кривой усмешкой, застывшей на его губах. Во всем этом был отчетливый иронический оттенок. "Как вам угодно, ваше величество. Действительно, хорошо построенная фраза. Я думаю, мы могли бы потратить довольно много времени, препарируя каждый её поворот."
Он взглянул на дверь. "Дольше, чем время, которое нам нужно на то, чтобы покончить с Тилли и Валленштейном." -- он опять посмотрел на Ребекку -- "После этого..."
"... будет после этого" -- твердо сказал король -- "И меня это вполне устраивает!"
Теперь он повернулся к Торстенссон. "Ну, Леннарт" -- прорычал он -- "говори."
Леннарт даже не дождался, пока король закончит фразу. В отличие от Густава, он свободно говорил по-английски.
"Как вам это удалось?" -- требовательно вопросил он -- "Диаметр всех пушечных стволов абсолютно одинаков. Идеально одинаков!" Хмурясь: "Это невозможно, даже абсурдно -- да у меня даже нет ядер, отлитых с соответствующей точностью."
Пиацца улыбнулся и, наклонившись, стал копаться в сумке, стоявшей у его ног. Он достал какой-то странный инструмент.
"Олли так и думал, что вас может это заинтересовать" -- он протянул инструмент Торстенссону. Этот предмет, несмотря на очевидную для присутствующих точность изготовления, смутно напоминал своего рода зажим. Генерал-артиллерист нерешительно, взял его в руки.
"Это называется 'микрометр'" -- сказала Ребекка. Основываясь на краткой лекции, которую дал ей Олли, она быстро объясняла основы работы этого устройства. "С особой точностью изготовленный винт -- каждый полный оборот винта соответствует одной четверти дюйма -- или, как предпочитают говорить металлисты, двадцать пять сотых дюйма -- каждая маленькая риска, видите здесь? как она совпадает с вот с этой риской? -- точно отмеряет одну тысячную дюйма."
"Одна тысячная?" -- задохнулся Торстенссон. Он крутил винт микрометра в разные стороны, глядя на совпадающие риски -- "Как вы могли изготовить что-то с такой точностью?"
"Мы не можем" -- ответила Ребекка -- "По крайней мере, нам это будет нелегко, хотя наши эксперты считают, что мы могли бы со временем сделать что-то подобное."
Теперь настала ее очередь с трудом подбирать слова. "Для этого потребуется машины, которых у нас нет. И машины, чтобы сделать эти машины, которых у нас тоже нет. Кольцо Огня перенесло только те предметы, которые находились в городе Грантвилль. Рано или поздно, многие из наших машин и инструментов износятся. Они не смогут быть заменены напрямую. Производство компьютеров, например, предполагают существование такой отрасли, как 'электроника'."
Она замолчала, понимая, что многие использованные ей термины были бессмысленны для собеседников, и вернуалсь к сути разговора. "Мы называем это 'технический регресс'." Она указала на микрометр в руках Торстенсона. "С помощью этого приспособления -- которое весьма долговечно, если не пытаться его намеренно сломать -- мы можем сделать привычные вам пушки, которые, однако, будут гораздо точнее оружия, сделано в любом другом месте. Мы можем сделать и многие другие весьма полезные вещи."
Том Симпсон прервал её. Его немецкий, хотя и не дотягивал до стандартов Ребекки, было гораздо лучше, чем у Пиаццы. "Нарезные мушкеты, например, стреляющие пулей Минье. Возможно, даже простые казнозарядки" -- он усмехнулся -- "Хотя наши оружейные маньяки до сих пор собачатся. Некоторые защищают Фергюсон, некоторые..."
Он прервался, увидев выражение непонимания на лицах собеседников. Произносимые им слова были для них бессмысленны. "Неважно"-- сказал он -- "Суть заключается в следующем. Мы не можем воссоздать мир, который мы оставили позади. Но мы можем изготавливать вещи, которые заметно превосходят что-либо, изготавливаемое здесь и сейчас".
Ребекка плавно перехватила нить разговора. "Это часть того, о чем мы говорим, Ваше Величество" -- наполовину извиняющимся тоном -- "Я не хочу, разумеется, ругать вашу собственную военной промышленность в Швеции, но мы можем обеспечить поставки боеприпасов из гораздо менее удаленного источника.И, по правде говоря, боеприпасов гораздо более высокого качества."
Все следы извинения исчезли из её голоса -- "И деньги."
После этих -- действительно волшебных! -- слов в комнате воцарилась мертвая тишина. Деньги были кровью войны, гораздо болеее важной, чем пики, лошади, оружие и порох -- или даже солдаты. Особенно для шведов, самой большой проблемой которых всегда была хроническая нехватка наличности.
"Как?" -- потребовал король. Он скептически склонил голову набок -- "Я полагаю, вы не предлагаете безвозвратные субсидии?"
Ребекка тихо засмеялас. "Извините, Ваше Величество! Разве я похожа на Ришелье"?
"Ни в малейшей степени" -- пробормотал Торстенссон. Молодой артиллерийский офицер испытывал куда бОльшие, чем его монарх, проблемы с тем, чтобы сосредоточиться на интеллекте Ребекки.
Ребекка проигнорировала хвалебное замечание. Она продолжала, не отклоняясь от темы: "Субсидии -- нет. Но мы можем быть вам полезными в двух других аспектах. Во-первых, южная Тюрингия быстро становится экономическим центром Германии. Очень быстро, учитывая хаос, воцарившийся в большей части Священной Римской империи. Строительство, производство, торговля -- всё это растет не по дням, а по часам. Конечном результатом этого процесса, среди прочего, является то, что мы можем обеспечить поставки вашей армии большей части необходимого ей оружия и снаряжения..."
"И провианта тоже?" -- спросил Торстенссон -- "А как насчет лошадей и волов?" Ум профессионального солдата вернулся к анализу профессиональных вопросов.
Ребекка кивнула. "Да. И того, и другого. Я бы упомянула, что американские семена и скот лучше, чем немецкие, и они начали специальную селекционную программу, с тем, чтобы сохранить чистые штаммы. И мы можем предложить вам всё это по гораздо лучшим ценам, чем кто-либо еще, особенно, что касается для боеприпасов. "
Она указала на микрометр, по-прежнему бывший в руках Торстенсонна. "Наши методы металлообработки не просто точнее, они также намного быстрее и эффективнее, чем все, что вы можете увидеть где бы то ни было в Европе. Или в любой точке мира, раз уж об этом зашел разговор."
Она запнулась на мгновение, размышляя, и продолжила: "На данный момент мы не можем поставлять порох напрямую, и то же самое можно сказать о текстиле в сколько-нибудь заметных количествах, но из-за стабильности, которую мы привнесли в регион" -- она бросила быстрый полуизвиняющийся-полуупрямый взгляд на Вильгельма -- "купцы и торговцы нахлынули к нам. Мы не можем поставить порох или ткани, но мы определенно можем служить каналом их поставки и, опять же, по лучшей цене, чем можно было бы найти в другом месте.".
Густав потер нос. "То есть вы предлагаете, по сути, превратить Тюрингию -- по крайней мере, контролируемую вами её часть -- в мой стратегический тыл и базу снабжения. Арсенал Швеции в центральной Германии."
"Да", заявила Ребекка твердо. Царь бросил на нее проницательный взгляд. Она пожала плечами. "Мы понимаем, что это может привести к тому, что гнев Габсбургов падет на наши головы."
Том Симпсон усмехнулся. "Они будут весьма удивлены, если они попытаются нас затоптать."
Маккей нахмурился. "Это не так просто, Том. Кавалерийский рейд может наделать массу разрушений, даже если он просто пройдет через этот район. И его намного труднее остановить."
Лицо огромного американца было олицетворением несокрушимого упрямства. Челюсти Маккея напряглись. "Послушайте меня, Том! Если бы я был вашим противником, уверяю вас, что со мной было бы намного труднее справиться, чем с одной из неуклюжих терций Тилли".
Ребекка резким жестом прервала начинавшийся спор. Наблюдавший за всем этим Густав был поражен тем, как моментально повиновались этому жесту спорщики. Власть этой женщины, понял он, основывалась на чем-то более значительном, чем тот факт, что она была женой предводителя американцев.Гораздо более значительном, оценил он.
Король снова заговорил. "Вы упомянули о второй разновидности финансовой помощи".
Голова Ребекки снова повернулась в его сторону. На мгновение её темные глаза уставились на него. Густав понял, что сейчас она оценивала его.
Когда она заговорила, ее тон был сух и резок: "Слышали ли вы о семье Абарбанель?"
Густав кивнул. "Разумеется. Мой помощник, сэр Джеймс Спенс, в последние годы несколько раз проводил с ними разные сделки."
"Сэр Джеймс?" -- воскликнула Ребекка -- "Я знаю его! Я, лично, не очень близко. Но мой отец весьма высокого мнения о нем."
Глаза Густава расширились. "Ваш отец?" С опозданием, он понял, что не поинтересовался девичьей фамилией этой женщины.
"Абрабанель. Мой отец -- Бальтазар Абрабанель".
Король засмеялся и захлопал мясистыми ладонями. "Дааа, не удивительно, что вы такое чудо! Дочь Бальтазара и племянница Уриэля" -- он улыбнулся ей -- "и каково вам было, воспитываться в атмосфере хитростей и интриг?"
Она усмехнулся в ответ. "На самом деле, Ваше Величество, очень здОрово. Вы знаете моих отца и дядю?"
Густав покачал головой. "Лично -- нет. Только по репутации". Он посмотрел на нее с ещё бОльшим уважением и пониманием.
"Правильно ли я понимаю, что вся семья Абрабанель решила связать свою судьбу в с американцами?"
Ребекка кивнула. "Даже турки. Особенно турецкие Абрабанели, на самом деле. Дон Франсиско Наси последние несколько недель уже проживает в Грантвилле. Он объявил, что планирует поселиться там навсегда."
Тишина опять наполнила дом, пока собеседники переваривали эту новость. Европейцы в комнате -- и швед, и немец, и шотландец -- мгновенно осознали последствия. Они не были темными крестьянами, несмотря на то, что разделяли некоторые из их предубеждений против евреев. Эти люди, особенно король, были достаточно знакомы с банковскими делом, чтобы понять, что именно предоставило Соединенным Штатам решение Абрабанелей. Грубо говоря, лучшую финансово-банковскую сеть в мире.
"Кредиииты..." -- мечтательно протянул Густав. Его взгляд заострился -- "Под какой процент?"
Ответ Ребекка сопровождался настолько широкой улыбкой, что это выражение можно было бы назвать ухмылкой. "Пять процентов годовых. Для военного займа. Четыре процента для займов на другие цели".
Король чуть не задохнулся. "Пять процентов?" -- его бледно-голубые глаза практически выскакивали из орбит -- "Го-до-вых?"
Ребекка пожала плечами. "Американцы" -- она запнулась и затем, с усмешкой, продолжила --"мы, американцы, должна была бы я сказать, убедили Абрабанелей, что большой и стабильный бизнес предпочтительнее случайного однократного куша." Она очень твердо повторила: "Пять процентов. Для вас, то есть для Густава II Адольфа. Другие обнаружат, что ставка выше..."
Она отвела взгляд, пропуская свои густые локоны сквозь пальцы, и скромно добавила: "Подозреваю, что существенно выше."
Внезапно король захохотал. "Пять процентов!" -- завопил он, поднимаясь, почти вскакивая, на ноги и грозя небесам огромным кулаком.
"Вот это для Ришелье!"
Густав опустил кулак. Его собственная ухмылка отразилась на лицах Торстенссона и Маккея. Даже Вильгельм, увидел он, широко улыбался. Король Швеции позволил себе потратить минуту на то, чтобы полюбоваться силой духа и интеллектом этого человека. Если отбросить пустые разглагольствования, герцог Саксен-Веймар только что услышал смертный приговор, вынесенный наследственным правам на владение Тюрингией, и он был достаточно умен, чтобы понять это. Только позвольте республике в Тюрингии устанавливать своё финансовое и коммерческое доминирования, и для провинциальной аристократии будет большой удачей, если они сумеют сохранить столько же власти и влияния, сколько их было у голландского дворянства. Даже могучие испанские Габсбурги ломались об эту скалу в течение последних без малого ста лет. И все же этот человек был достаточно воодушевлен, чтобы не горевать от такой перспективы.
И почему бы и нет? Вильгельм Саксен-Веймар тоже принял присягу на службу королю Швеции. Монарху, который, как известно, не был скуп по отношению к своим доверенным подчиненным, и монарху, перспективы которого только что получили могучую поддержку.
Густав повоернул голову в сторону Торстенссона, как если он наводил пушку на самого командующего артиллерией.
"Corpus Evangelicorum" -- нахально заявил король -- "И что ты скажешь теперь, скептик Леннарт?"