Аннотация: At school they taught me how to be So pure in thought and word and deed They didn't quite succeed
Красные, даже какие-то пурпурные листья, падали, медно мерцая в лучах заходящего солнца.
Грешник не спал. Он сидел, облокотившись о ствол раскидистого клена и вдыхал пряный запах заката.
Он не спал не потому, что не хотел, и даже не из тупого упрямства перед всем правильным.
Нет, он просто не мог спать.
Как только Грешник закрывал глаза, к нему тянулись Их окровавленные руки - руки таких же, как он - людей... нет, уже, пожалуй, не людей, а существ, существ, сделавших свой выбор между жизнью и разложением, причем не в пользу первого.
И он бежал, бежал, сломя голову. Было даже что-то захватывающее в этом беге, заставлявшее смеяться... Нет, не смеяться! Гоготать во всю глотку и захлебываться собственным полубредовым смехом!
А руки все тянулись к нему - длинные, некрасивые, будто изломанные - изогнутые, вывернутые...
Они напоминали чем-то корни дерева, к которому сейчас Грешник так доверчиво припадал спиной, которое было таким теплым и мягким, что кажется - приложишь ухо, а под корой ровно и громко бьется живое сердце.
Руки хватали его за одежду крючковатыми пальцами, рвали ее, как бумагу и в конце-концов, Грешник оставался абсолютно наг... Продолжая бежать, он смеялся, смеялся в тупо моргающие на ладонях страшных рук глаза.
Он рассыпался на тысячу багровых бабочек, заставляя своих преследователей ловить каждую, в безумной надежде, что они насытятся кровью крылатых существ и оставят ему одну, хотя бы одну! самую маленькую кровинку - мотылька с чуть розовеющими крылышками... Но крови всегда было мало.
И вот, снова собравшись воедино, он оказывался перед зеркалом.
Большое, стальное зеркало, в тяжелой деревянной раме, напоминало о детстве, о кабинете отца, зеленом бархате бильярдного стола и запахе книг...
Грешник заглядывал в зеркало и видел в нем себя - совсем еще ребёнком, утирающего слезы с перепачканных щек.
"Она больше не летает".
Прозрачные крылышки слишком слабы, чтобы поднять в воздух черное тельце.
И зеркало покрывалось узором - причудливым зелено-красным чешуйчатым узором...
Грешник касался его пальцами, но вся его рука тонула в мягкой цветной пыльце, тянула туда - вглубь, на самое дно бабочкиных крыльев.
А на дне - руки, со страшными глазами на ладонях. Он знал это. Но мелкая цветочная пыльца тянула его к себе, забиралась в нос, уши, рот, наполняла легкие, не давая вздохнуть, и вот уже холодные пальцы касались его ног, ставших такими же зелено-красными, а в груди оставалось воздуха на один только крик и тут... Он просыпался. Просыпался, не успев заснуть.
Другие, смотря на него, говорили, что в такие моменты у него дико бегают глаза под веками, приоткрываются беззвучно губы, а руки сжимаются в кулаки да так, будто он собирается в последний бой.
Грешник не спал уже слишком давно.
Грешник был любовником своей сестры. Грешник убил своего отца. Грешник как-то прижал свою мать к стене и горячо поцеловал ее в губы. Грешник поймал бабочку и стер всю пыльцу с ее тонких крыльев...
Грешник закрыл глаза.
Тихо поблескивая в последних лучах заходящего солнца на его остывший лоб опустился зелено-красный кленовый листок.
Где-то в глубине теплого дерева забилось живое сердце.