Столярова Александра : другие произведения.

Театр марионеток

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "Кофе с мышьяком". Вышел в журнале "Детективы СМ" издательства "Подвиг", номер 3, 2008. "Не советовали девушке ехать одной из Москвы в Петербург на дорогой спортивной машине. Не послушалась! И началось... Сначала ее преследовал черный джип, потом какой-то парень взял да и застрелился у нее на глазах. Милиция тут как тут, и давай бедняжку виноватить..."
  
  Александра Столярова
  
  Театр марионеток
  
  
  'Мне снова стало казаться, будто я
  живу в чьем-то чужом сновидении'.
   Себастьен Жапризо
  'Дама в автомобиле в очках и с ружьем'
  
  
  
  
  Марионетка, деревянная, раскрашенная кукла на ниточках, покорная каждому движению кукловода... Она глупо смотрит на тебя, послушно двигает руками и ногами, пляшет под любую музыку, которая тебе нравится.
  Она - твоя.
  Но нет ничего слаще того ощущения всемогущества, когда твоя марионетка - живой человек. Уверенными движениями ты натягиваешь ниточки, и уже не деревянные, а настоящие, из плоти и крови, ноги идут туда, куда ты повелеваешь. Глаза смотрят в ту сторону, куда ты им указал. Сердце бьется так часто, как хочется именно тебе.
  Это слаще меда, слаще жемчужных капель росы с яблоневых лепестков...
  
  
  Часть первая
  Сойти с ума
  
  
  Я еду по пустынной дороге. Из-под колес разматывается серая лента асфальта, за окнами колышется плотное белое облако тумана. Рядом со мной, на соседнем сиденье - труп мужчины с потертых джинсах и бейсболке. Мертвец улыбается застывшей улыбкой, от которой у меня леденеет все внутри.
  Я не знаю, что делать. В голове ни единой здравой мысли, к глазам подступают горячие слезы, под ребрами туго колотится сердце, и внутри, в глубинах моего существа, стремительно нарастает паника.
  И тогда меня озаряет: я - марионетка в чьей-то умелой руке; кто-то ловко ведет меня в нужном направлении, а я лишь болтаюсь на ниточках и послушно хлопаю кукольными глазками.
  Не успеваю я подумать об этом, как сзади раздается пронзительный вопль сирены, свет фар разрезает утренний туман, и в зеркале заднего вида появляется силуэт машины с мигалками на крыше.
  Если бы я могла остановить время, перепрыгнуть на сорок часов назад... Если бы у меня была возможность все изменить... О, тогда я не допустила бы тех фатальных, ужасных ошибок, которые теперь тянутся за мной шлейфом. Но никому не дано предвидеть, что его ждет, и именно поэтому я сейчас еду в компании трупа с огнестрельным ранением в сердце, а сзади меня нагоняет милицейская машина.
  Сорок часов назад я еще была не марионеткой, дергающейся на ниточках, а обыкновенным человеком...
  
  * * *
  
  Сорок часов назад я подходила к стеклянным дверям билетной кассы, затерянной в частом переплетении московских переулков. Здесь царила почти провинциальная тишина, а уютные, совершенно не пафосные особнячки походили на милых стариков, дремлющих в кресле под пледом. Пахло опавшими листьями, деревьями и мокрым от дождя асфальтом. Я оставила машину у въезда в переулок, и пока шла к офису, то и дело оглядывалась - на фоне желтых лип сверкающий красный кабриолет выглядел особенно ярким, хищным и притягательным. Моя машина... Это казалось невероятным. До сих пор я ездила в крошке-'Ситроене', над которым тряслась и дрожала, ибо сумма, уплаченная за него, была пределом моих финансовых возможностей. А это сверкающее чудо стоило в несколько раз дороже... но и досталось мне совершенно бесплатно, не считая, разумеется, налогов.
  В кассе я подошла к той же девушке, которая десять дней назад продавала мне авиабилет до Питера.
  - Билет хотите вернуть? Значит, отпуск отменяется? - спросила она сочувственно.
  - Нет, я просто решила поехать на машине. Так даже интересней.
  Да, это было интересно и заманчиво. Ради этой идеи я рассорилась со всеми, с кем могла, заполучила массу лишних хлопот, но от цели не отступала. Не привыкла я пасовать перед трудностями. Тем более, что за эту неделю с машиной я буквально срослась, сжилась, если хотите - влюбилась в нее по уши, и разлучаться с ней на целых полмесяца казалось мне просто кощунственным. Эти совершенные линии, эта четкость форм, этот агрессивный дизайн... А мягкая кожа кресел? А сверкающий лак? А послушные каждому движению руль и педали? Будь моя воля, я бы дневала и ночевала в своей новой машине, так она была прекрасна!
  Алекс был против поездки. Категорически против. Ровно неделю назад он повел меня ужинать, и там я объявила о своем решении - в Питер я не полечу, а поеду на 'Мерседесе'. Разумеется, вечер был испорчен; вместо того, чтобы наслаждаться свиданием с любимым человеком, я вынуждена была слушать о грозящих мне перспективах. Итак, по версии Алекса, если я поеду одна, меня обворуют, изнасилуют, убьют, угонят машину, я соберу по дороге все фонарные столбы и деревья и, как апофеоз, на заправке вместо бензина мне зальют разбавленную ослиную мочу. Все это было описано в красках, живо, с огоньком и фантазией - Алекс старался, оправдывая звание лучшего российского детективщика. Но мне уже расхотелось лететь самолетом, душа жаждала приключений, дорожной романтики, этого волшебного ощущения, когда ты едешь, и весь мир - твой! Я отчетливо представляла ровную ленту шоссе, желтеющие леса по обе стороны дороги, взгляды встречных водителей, как бы говорящие - мы с тобой одной крови. А еще горячий кофе в термосе, новые и неизведанные запахи, звуки, краски других земель, свежий ветер, вольготно гуляющий по открытой кабине кабриолета...
  Все это я попыталась донести до Алекса, но он то ли не захотел понять, то ли в самом деле не проникся, и продолжал расписывать разные ужасы, почерпнутые из криминальной хроники и передачи 'Петровка, 38'.
  - Ну тогда поехали со мной! - предложила я. - Будем вести машину по очереди, тогда никто не устанет.
  - Извини, Стась, но я никак не могу, нужно книгу сдавать, издатель торопит...
  - Ладно, как скажешь. Но я все-таки поеду, - пожала я плечами.
  - Не поедешь! - он явно разозлился.
  - Почему это?
  - По кочану. Я тебе уже рассказал, как это опасно, так что не глупи и бросай свои романтические бредни.
  Бредни? Не глупи? По кочану?!
  Я разозлилась так, что в глазах потемнело. Значит, этот человек, который приходит и уходит, когда ему вздумается; который спит со мной в одной постели и не считает это веским поводом для серьезных отношений; для которого домом является то Россия, то Испания, а то и вовсе какая-нибудь Южно-Африканская республика или даже Парагвай, - решил, что имеет право указывать мне, как жить и что делать?
  'И эти люди запрещают мне ковырять в носу?!'
  Не помню, что именно я сказала тогда, какие слова бросила ему в лицо... Но оно, это красивое смуглое лицо как-то враз побледнело и утратило на миг присущую ему самоуверенность. После чего я встала, оделась, поймала на улице такси и уехала домой, по-прежнему кипя от злости.
  С тех пор прошла неделя. Мы больше не виделись и не созванивались. Я стиснула зубы и приняла решение, что не пошевелю и пальцем, дабы ускорить примирение. Тем более, что дел у меня было хоть отбавляй: вдруг приключился завал в работе, и я ни от чего не отказывалась - поправляла свое финансовое положение перед отпуском. Кроме того нужно было добить кое-какие старые хвосты, поставить на учет 'Мерседес', пройти техосмотр, отогнать машину в сервис, чтобы там поставили сигнализацию и магнитолу... Одним словом, в круговерти дел, событий и работы тосковать было совершенно некогда.
  ...Билет я вернула, деньги за него получила и вышла на улицу. Октябрь стоял дождливый, но теплый, словно осень никак не решалась заявить о себе в полный голос. В воздухе пахло свежестью, а еще кофе и корицей. Я остановилась, постояла, наслаждаясь, а потом поняла, что очень хочу кофе. И еще пирожное, и свежевыжатый апельсиновый сок. И сесть за столик в дальнем углу, чтобы спокойно посидеть и подумать под дым чужих сигарет и капризные ритмы прохладного джаза.
  Выше по переулку призывно сияла чистыми окнами маленькая кофейня, и я торопливо направилась в ту сторону. Но не дошла всего несколько шагов...
  
  * * *
  
  Мальчишка сидел на корточках во влажной траве, привалившись спиной к деревянной стене дома, и тяжело дышал. Его лицо выглядело ужасно - все в крови, глаз заплыл и налился синевой, из носа капала кровь. Парню было явно очень худо.
  Я огляделась - вокруг никого не было, на помощь не позвать, но и тех, кто его избил, тоже не видно. Подбежала к нему, наклонилась, заглянула в лицо.
  - Эй, тебе плохо? Скорую вызвать? Что случилось?
  - Не надо скорую, - выговорил он разбитыми губами, - все в порядке.
  - Вижу, в каком ты порядке, - сердито отозвалась я. - С кем подрался?
  Его лицо окаменело, спина напряглась, и парень был явно близок к тому, чтобы сорваться с места и убежать. Или дать мне в морду, чтобы не приставала с вопросами.
  - Ладно, не бери в голову, мне это ничуть не интересно, - махнула я рукой. Опустилась рядом с ним на корточки, полезла в сумку и отыскала там пачку влажных салфеток и пробник туалетной воды.
  - Что ты делаешь? - заволновался он.
  - Буду тебя лечить. Ну что ты так смотришь? Видел бы ты себя в зеркало! Физиономия завтра станет как светофор...
  - Слушай, уйди, я тебя прошу! Не надо мне помогать! - рявкнул он.
  - Подрасти сперва, а потом командуй! - я плеснула на салфетку духи и приложила к рассеченной брови. Парень дернулся от боли, процедив сквозь зубы какое-то ругательство.
  Он был совсем молод, лет девятнадцати-двадцати. И почему-то напомнил мне сына Шурку, хотя трудно было найти более несхожих людей. Мой восьмилетний ребенок - худощавый, рыжий и веснушчатый, очень забавный. А этот мальчишка был красив щедрой, южной красотой: смуглая гладкая кожа, черные волосы, глаза тоже черные и как будто бархатные. Его четко вылепленное лицо было настоящим произведением искусства, совершенство которого не могли скрыть даже побои, кровь и фингал под глазом. Нос с благородной горбинкой, твердо очерченные губы, высокие скулы, детский пушок на коже. Он походил на молодого фараона Тутанхамона - каким я себе его представляла.
  - Насмотрелась? - его слегка насмешливый голос вернул меня к реальности. Оказывается, он все это время наблюдал за мной.
  - Да, вполне, - я отшвырнула в сторону испачканную салфетку и вытянула следующую, чистую. - Вижу, тебе уже лучше? Но все-таки тебе нужен врач. Тут рядом моя машина, давай я отвезу тебя в травмопункт?
  - Я никуда не поеду, - буркнул парень мрачно. - Спасибо тебе за помощь, конечно...
  Прозвучало это как 'а теперь пошла отсюда, навязчивая девица!'. Я пожала плечами. Сама не знаю, почему меня так проняло: парень был вполне дееспособным, мог соображать, разговаривать и двигаться, и если бы я сейчас ушла по своим делам, никто меня бы не осудил. Но я почему-то не хотела уходить. Мне было до судорог в горле жаль этого избитого мальчишку с детской макушкой и несчастными глазами. А еще интуиция подсказывала мне, что у парня большие, очень большие проблемы. Считайте, что во мне бушевал материнский инстинкт.
  - Знаешь, я думаю, тебе сейчас не повредит чашка кофе и стакан воды. А еще у бармена есть лед - самое то, что нужно, иначе завтра ты просто не узнаешь себя в зеркале. И я буду так добра и великодушна, что помогу тебе доковылять до кафе.
  Он на мгновение задумался, смерив меня оценивающим взглядом, словно просчитывая, не исходит ли от этого предложения какая-нибудь опасность. Ничего опасного, кажется, не усмотрел и слегка успокоился.
  - Что ж, кофе я бы выпил. Спасибо за приглашение, - и он растянул опухшие губы в слабом подобии улыбки.
  Я протянула ему руку, но парень гордо мотнул головой и поднялся сам. Кроме всего прочего, у него явно была повреждена нога, это было видно по тому, как тяжело и неуверенно он вставал. Я вопросительно кивнула, показывая взглядом на ногу, и он, смущенно отвернувшись, закатал штанину джинсов до колена.
  - Ох черт!
  - Что там?
  - Да так, ничего, здоровая ссадина. Налетел на угол тумбочки. У тебя еще салфетка есть?
  Он моей помощи он отказался, и продезинфицировал рану сам; я в это время деликатно смотрела в другую сторону и слушала, как он тяжело дышит.
  - Не понимаю, что ты имеешь против врачей. Не съедят же они тебя! Или ты натворил что-то противозаконное?
  Парень ответил, что он чист как ангел небесный, а к врачам обращаться не хочет, потому что у него много срочных дел. После чего вытер испачканные руки о влажную траву и через силу улыбнулся.
  - Ну, идем? Кстати, как тебя зовут?
  - Станислава. Станислава Подгорная.
  -Красивое имя. А я Егор.
  Фамилии своей он не назвал. Мы шли рядом, он хромал, а значит одной лишь ссадиной дело не ограничилось. Держался парень молодцом и даже косился на меня с интересом во взгляде, но это мне ничуточки не льстило: в девятнадцать они интересуются любым существом женского пола, которое не мумия и не инвалид. А я как-то не замечала за собой пристрастия к молодым мальчишкам, мне больше по душе мужчины за тридцать. А то и за сорок.
  В уютном зальчике было тепло, светло и очень чисто. Наигрывала какая-то приятная мелодия, в воздухе витали запахи кофе и шоколада. К нам уже бежал официант с круглыми от ужаса глазами - еще бы, избитый и окровавленный Егор представлял собою зрелище незабываемое. Еще секунда - и нас наверняка вышибут из заведения, не тратя лишних слов на уговоры и долгие объяснения. Поэтому я ловко выхватила из сумки кошелек, сунула в руки официанту купюру в тысячу рублей и велела: два эспрессо, минеральную воду, апельсиновый сок - и побыстрее! А сама прошла в зал, держа под руку хромающего Егора. Мы выбрали столик в углу, в тени решетки, увитой искусственными лианами, где нас никто не видел и мы никого не видели. А еще там совсем рядом был туалет, и Егор мог спокойно пройти туда и умыться, не привлекая к себе излишнего внимания.
  Пока он приводил себя в порядок, ко мне подошел встревоженный официант, выгрузил с подноса на стол заказанные напитки и шепотом спросил:
  - Простите, вашему спутнику нужен врач? Мы могли бы позвонить в скорую...
  - Спасибо, не стоит. Просто принесите лед.
  - Но ведь он тут все запачкает кровью!
  - Кто - лед?!
  - Нет, молодой человек!
  - Молодой человек сейчас умоется, приложит к лицу лед, и все будет в порядке. Между прочим, на него напали в двух шагах от вашей двери, так что если не хотите участвовать в судебных разбирательствах в качестве свидетеля...
  На лице официанта отобразился такой ужас перед судебными разбирательствами, что он даже замахал свободной рукой, словно отгоняя черта.
  - Ну тогда потерпите нас полчасика. И не забудьте - побольше льда!
  Егор вскоре вернулся. Он умылся теплой водой, и его лицо стало походить на человеческое, но зато отчетливо проявились все раны и ссадины. Левый глаз продолжал заплывать. Парень аккуратно усадил себя за стол - ему явно было очень больно, потом смущенно отхлебнул кофе уголком рта и посмотрел на меня.
  - Почему ты со мной возишься?
  - Я должна была пройти мимо? - уточнила я.
  - Не знаю, мне еще никто никогда не помогал...
  - Значит, тебе просто не везло с людьми. Ничего, какие твои годы.
  Тут нам принесли широкий низкий стакан, доверху наполненный кубиками льда, и чистую полотняную салфетку. Егор высыпал в нее лед, сжал края салфетки и получившийся мешочек приложил к лицу.
  - Ох черт, хорошо-то как... А кофе здесь вкусный. Сколько я тебе должен?
  - Да ладно, забудь, я с раненых денег не беру.
  - Странная девушка, - он с любопытством изучал меня единственным здоровым глазом. - Неужели ты таким образом знакомишься с парнями? Вроде на вид ты симпатичная, даже хорошенькая, в чем тогда проблема?
  От его детской, незамутненной наглости я даже опешила. И ведь он говорил совершенно искренне, без желания задеть, оскорбить, унизить - просто полюбопытствовал. Этакое молодое, не отягощенное чувством такта, здоровое дитятко.
  - Тебе также повезло, что я раненых по морде не бью, - сказала я, пытаясь сдержать нервный смех. - Я сейчас пойду к бармену, попрошу у него вторую порцию льда и какое-нибудь обезболивающее, а ты пока поразмысли над тем, что ты сейчас сказал. И когда вернусь, можешь передо мной извиниться.
  Идя к барной стойке, я чувствовала спиной его недоумевающий, долгий взгляд. Бармен возился у кассы, и мне пришлось несколько минут подождать - тем лучше, успела слегка остыть и успокоиться. На глупых детей не обижаются, а Егор был именно глупым ребенком. Подумаешь, ляпнул ерунду невпопад, подумаешь, не оценил моего благородства! Я же не для того остановилась ему помочь, чтобы потом выслушивать дифирамбы в свой адрес. Бармен щедро насыпал мне льда в бокал, потом долго рылся в аптечке в поисках обезболивающего и нашел таблетку 'нурофена'. Я вернулась, села за столик и встретилась взглядом со своим подопечным.
  Выглядел он изрядно удрученным, отводил глаза, смущенно покашливал в кулак.
  - Станислава, я хочу извиниться. Правда, я не хотел тебя обидеть... Пойду на улицу, покурю, хорошо?
  - Как хочешь, - ответила я и придвинула к себе кофейную чашечку.
  Он с видимым облегчением вышел из-за стола и похромал к выходу. Официанты провожали его подозрительными взглядами, словно опасались, не стащил ли он чего. Я выпила кофе, потом прикончила сок и минералку... Егор все не возвращался. Наверное, смолил сигарету за сигаретой на крылечке. Но когда истекли двадцать минут, я забеспокоилась.
  - Простите, вы не могли бы позвать моего... знакомого? Он вышел покурить, - сказала я официанту, который принес мне счет и сдачу.
  Тот взглянул на меня, и в его взгляде заплескалась жалость напополам с сочувствием.
  - Вообще-то молодой человек уже ушел.
  - Что?
  - Ушел, - подтвердил тот, опустив глаза. - На крыльце давно никого нет. Извините...
  Я растерянно смотрела на стол, где до сих пор стояла недопитая Егором чашка кофе, нетронутый стакан минеральной воды. В бокале таяли ледяные кубики. Странный парень, почему он сбежал? Неужели стало стыдно?
  И тут меня словно кольнуло что-то. Отходя к барной стойке, я бросила на стуле свою сумочку, как-то не подумав об осторожности. Но ведь Егор производил впечатление хорошего парня - он был ухоженным, в приличной одежде, от него приятно пахло туалетной водой... Я рывком раскрыла сумочку, и тут же увидела бумажную салфетку с логотипом кофейни. На ней карандашом, корявым почерком, было торопливо начирикано: 'Прости, у меня безвых. положение, я чес-слово все верну'. Уже все поняв, я проверила кошелек и устало откинулась на спинку кресла.
  Молодой черноглазый фараон Тутанхамон стащил у меня из сумки триста долларов.
  
  * * *
  
  Сказать, что мне было обидно, значит не сказать ничего. Но к обиде и разочарованию подмешивалась легкая самоирония: захотела поиграть в добрую самаритянку? Так получи! Не надо было бросать сумочку на произвол незнакомого парня, пусть и с потрясающе красивым лицом, а раз уж бросила, значит сама виновата.
  Видеть сочувственно-насмешливые взгляды официантов было невыносимо, и я так торопливо покинула кофейню, словно у меня земля горела под ногами. Вот это опозорилась, так опозорилась! Мне жаль было даже не денег - черт с ними, хотя триста долларов для меня сумма не такая уж и скромная. Гораздо дороже стоили разрушенные иллюзии и вера в человечество.
  Звучит ужасно наивно - но так оно и есть. В свои двадцать шесть лет я еще не полностью утратила надежду, что люди бывают не только сволочами, тем более - красивые люди! И хотя вся мировая литература утверждала обратное, я до сих пор была убеждена, что красивый внешне человек, должен быть и личностью необыкновенной, замечательной и великодушной. Очень, очень глупо!
  Погруженная в горькие мысли, я дошла до машины, и при виде ее надменной, изящной красоты сердце немного оттаяло. Жаль, что уже довольно прохладно, и приходится ездить с поднятой крышей. Теперь это удовольствие - ощутить на ходу упругие струи ветра - придется отложить до лета.
  Я села, завела двигатель, осторожно тронулась с места и поехала вверх по переулку, в ту же сторону, откуда только что пришла. По дороге я смотрела по сторонам, надеясь заметить Егора, но это было, конечно же, нереально - наверняка парень уже далеко отсюда. Как и мои трудовые три сотни...
  И тут я увидела женщину. Она стояла на тротуаре, у выезда из переулка, и голосовала, как-то безнадежно отставив руку в сторону. Женщина была уже не очень молода, лет пятидесяти с хвостиком, но выглядела словно пестрый попугайчик: на рыжих кудрявых волосах вязаная яркая беретка; немыслимая атласная юбка до земли, шерстяная водолазка, а поверх - яркий теплый жилет, тоже вязаный. Все вещи явно были ручной работы, и несмотря на дикие сочетания цветов выглядела дама стильно, хотя слегка и напоминала городскую сумасшедшую. У ее ног стояли два полиэтиленовых пакета, туго набитых, судя по всему, книгами.
  Моим первым порывом было остановиться и подбросить даму хотя бы до ближайшего метро. Потом я вспомнила злополучный кошелек, черноглазого Егора и мой жгучий стыд, когда я бежала к выходу под перекрестными взглядами официантов. Наверное, мне нужно научиться видеть в людях их истинную сущность; нужно понять, что никому нельзя верить, набраться здоровой наглости и цинизма, нарастить толстую шкуру... И тогда меня никто никогда не сможет обмануть.
  С этими мыслями я и проехала мимо вмиг погрустневшей дамы, даже не сбавив скорости. Ну уж нет! Эта городская сумасшедшая наверняка член какой-нибудь секты, или мошенница, или воровка. Стукнет меня чем-нибудь по башке, и прости-прощай новая машина...
  В зеркале заднего вида отражалась пухлая фигура во всем разноцветном. Она понурила голову, подхватила свои тяжеленные сумки и побрела дальше по переулку.
  Сердце мое уколола острая жалость.
  Ну пусть Егор оказался банальным воришкой, но нельзя же теперь подозревать каждого встречного-поперечного во всех смертных грехах! При чем тут немолодая и усталая женщина, которая тащит книги - не бомбу, не водку, не ворованные на стройке кирпичи, а книги!
  Я остановилась и сдала назад. Дама замерла посреди тротуара и смотрела, как я приближаюсь.
  - Здравствуйте, - я открыла дверцу и дружелюбно улыбнулась. - Куда вам?
  - Ой, девушка, это, наверное, не совсем удобно, - пробормотала дама. У нее был яркий макияж, пухлые щечки и на диво глубокие, красивые серые глаза. - Мне далеко, а у вас все-таки не такси, машина дорогая...
  - И все же, куда?
  - На Лебедянскую, - виновато понурилась она. - Это на юге...
  - Знаю, я там рядом живу, на Липецкой. Садитесь, я сейчас как раз домой еду.
  - Вот это да, значит мы соседи! Спасибо, а то я с такой тяжестью на метро не представляю, как доберусь.
  Она уселась рядом со мной, пристроила сумки на коленях, и мы поехали.
  - В книжном были? - спросила я, кивая на пакеты.
  - Нет, в издательстве. Авторские экземпляры забирала.
  - Вы писательница? - заинтересовалась я.
  - Да, пишу детективы и триллеры. Светлана Разумовская, может слышали?
  Конечно, я слышала. А как же иначе, ведь мой любимый мужчина - писатель, а значит я волей-неволей была в курсе того, кто есть кто в современной российской литературе.
  Разумовская была известна как автор странных, завораживающих полудетективных, полумистических историй. До популярности в масштабе всей страны ей было далеко, но свой круг читателей и почитателей у нее сформировался давно и прочно. Я как-то прочла одну из ее ранних книг и не могла не отметить, что дама - весьма и весьма талантлива. Она умело нагнетала напряжение, а полет ее фантазии был вне конкуренции.
  - Мне нравится, как вы пишете, - сказала я своей неожиданной попутчице. - Извините, что не сразу вас узнала...
  - И не за что извиняться, - энергично взмахнула она рукой, отметая мои попытки сгладить неловкость. - Меня никогда не узнают на улицах: я ведь не мелькаю по телевизору, не даю интервью, не участвую в этих глупейших ток-шоу... А вас как зовут?
  Я представилась. Писательница замолчала, словно погрузившись в глубокие размышления, потом наморщила лоб и призналась:
  - Мне кажется, я о вас слышала. Вы, случайно, с господином Казаковым не знакомы?
  - Случайно знакомы, - призналась я.
  - Значит, вы и есть та самая девушка? - Разумовская повернулась и в упор рассматривала меня, так что я ощутила неловкость. - Что ж, у Александра хороший вкус.
  - Вы его знаете? Он что, рассказывал обо мне?
  - Мы несколько раз общались на всяких литературных вечеринках и презентациях, и он говорил, что встречается с интересной, рыжеволосой молодой женщиной, у которой очень своенравный характер.
  Я чуть не выпустила из рук руль. Это было бы плачевно, поскольку мы как раз ехали по оживленной Большой Полянке. То, что Алекс с кем-то обсуждал меня, было довольно... неожиданно. Я всегда была уверена, что прочно занимаю сто двадцать восьмое место в его жизни, и даже научилась не придавать этому принципиального значения По крайней мере, так думали окружающие, ну а что творится у меня в голове - моя личная забота.
  - Наверное, я должна вас поздравить. Уж не знаю, каков Алекс Казаков в жизни - я знаю его не очень близко, но вы должны гордиться им, ведь он теперь - один из самых высокооплачиваемых и модных писателей.
  - Я и в самом деле горжусь, - промямлила я, не желая распространяться о наших сложных и необычных отношениях. Пуская думает, что мы - счастливая влюбленная парочка. - Спасибо за теплые слова, я непременно передам Алексу, что вам нравятся его книги.
  - А разве я сказала, что мне они нравятся? - удивилась писательница. - Вы не возражаете, если я закурю?
  И я не успела произнести ни слова, как Разумовская уже вытащила пачку сигарет и элегантно прикурила от позолоченной зажигалки.
  - Вашего Алекса просто умело раскручивают. Я выскажусь откровенно: пишет он стандартно. В нем нет изюминки, стиля, загадки. Он из тех лакировщиков действительности, которые стремятся только заработать.
  - Лакировщиков, простите, чего? - переспросила я озадаченно.
  - Действительности. В его книгах нет ни капли искренности, правды жизни, это просто искусственные, механические поделки. Этим, кстати, грешит большая часть нынешних авторов. Если они и берут реальные события за основу, то изрядно припудривают их, подмазывают, скрывают изъяны, придают съедобный вид и выпускают в свет в виде романа. Терпеть этого не могу! Это просто трусость, вот что я вам скажу.
  Дама разошлась не на шутку, а я молча слушала. Мне было неловко, неприятно, но возражать не хотелось. Да и что я скажу? Нет-нет, вы ошибаетесь, Алекс на самом деле хороший писатель? Пусть думает, как ей хочется, в конце концов, ему самому от мнения Разумовской ни жарко, ни холодно.
  Пассажирка чутко заметила перемену в моем настроении, и легко похлопала меня по руке.
  - Не обращайте внимания на мои слова, это я так, по привычке ворчу. Все это на самом деле такая ерунда... Только время расставит все и всех по своим местам. У вас красивая машина. Казаков подарил?
  - Нет, мой сын выиграл ее в лотерею.
  - Серьезно? Неужели кто-то сейчас выигрывает в лотереи? - заинтересовалась Разумовская. - Мне казалось, это только рекламные трюки.
  - Для меня это тоже было сюрпризом, - улыбнулась я.
  Шурка однажды загорелся поучаствовать в розыгрыше призов, устроенной какой-то компанией. Несколько дней он усердно вырезал штрих-коды с коробок сока, а я сама, мои родители, сестра, подруга и няня ребенка - Тошка упивались этим самым соком до такой степени, что едва не лопнули. Потом сын самостоятельно отправил призовые купоны по нужному адресу, я же не приложила никаких усилий. Так что машина досталась мне, можно считать, совсем незаслуженно.
  В то же самое время мама решила приобщить нас к своей страсти ездить в отпуск исключительно в холодное время года, и купила путевки в пансион 'Звездный', в поселке Славино, что на берегу Финского залива, километрах в пятидесяти от Петербурга. Нам - это мне, Шурке и моей младшей сестре Машке. Отец остался в Москве, у него был завал на работе, да и вообще он не горел желанием мерзнуть на пронизывающем балтийском ветру, в отличие от нас, которым все равно, где отдыхать. Лишь бы отдыхать.
  Так вышло, что путевки уже были куплены, чемоданы собраны, мы сами - готовы к отъезду, но тут и свалился на нас выигрыш кабриолета. Нужно было заняться всякими бумажно-бюрократическими делами, поэтому семейству я велела уматывать - не пропадать же потраченным на отдых деньгам, - а сама обещала присоединиться к ним, как только закончится вся эта волокита.
  И вот она закончилась, а я поняла, что расстаться с новенькой игрушкой выше моих сил, потому я поеду в Питер именно на ней. И плевать что мой водительский стаж не очень велик, что я никогда раньше не ездила одна так далеко. Надо же когда-то начинать!
  Я вынырнула из воспоминаний, потому что мы, оказывается, уже выехали за Садовое кольцо, а съезд с Большой Полянки на Люсиновскую улицу был не из простых, и все маневры я провернула автоматически, витая мыслями где-то далеко. Моя пассажирка замолчала и смотрела по сторонам, не делая попыток продолжить беседу. Так, в молчании мы проехали кусок улицы до площади Серпуховская застава, там, где большой перекресток, дом-корабль и рынок. Загорелся красный, и я остановилась. С Даниловского вала перпендикулярно нам хлынул поток автомобилей, которым был дан зеленый свет. Тут-то все и произошло.
  Откуда взялся этот парень, я так и не поняла. Просто в первую секунду краем глаза увидела, как он перебегал дорогу в самом неподходящем для этого месте - наперерез движению, а во вторую секунду парня уже ударило капотом грязной белой 'девятки'.
  Синхронно засигналили несколько автомобилей, раздался дружный визг тормозов, и я инстинктивно закрыла глаза. Не хотелось видеть, во что превратится человеческое тело под колесами машин.
  Моя писательница тоненько взвизгнула и рванула дверцу машины.
  - Стойте, куда вы? - только и успела крикнуть я, а она уже выкатилась наружу и, неловко загребая ногами, побежала к перекрестку. Ну как я могла бросить немолодую женщину одну? В бардачке лежала аптечка, еще новенькая, нераспечатанная, я схватила ее, почти не думая, и тоже выскочила на улицу. При мысли о том, как может выглядеть жертва ДТП, я заранее содрогалась. Однажды мне довелось увидеть на дороге человека, только что сбитого машиной - он лежал лицом вниз, разбросав руки и ноги, а из-под живота растекалась огромная лужа крови. В общем, картина не из приятных, и я долго потом приходила в себя.
  Поскольку моя машина стояла всего в нескольких шагах от места происшествия, добежала я туда за пару секунд. Парень лежал на боку, скрючившись и обхватив руками голову. Между пальцами мелькнуло что-то ярко-красное, и я с ужасом поняла, что это кровь: у парня разбита голова. Над ним нависал капот пыльной 'Волги', то есть еще чуть-чуть - и все, хана, по нему проехалась бы тонна металла, резины и пластика.
  Водитель 'Волги', в ужасе метался между автомобилем и лежащим парнем, то и дело повторяя: я его не сбивал, я его не сбивал!.. Кто-то уже склонился над пострадавшим, схватил за запястье, пытаясь прощупать пульс. Разумовская, стоявшая чуть поодаль, дрожащими пальцами набирала номер на мобильнике.
  - Я звоню в скорую, - сказала она, перехватив мой взгляд.
  Ну а я со своей нелепой аптечкой решительно опустилась на колени возле жертвы наезда, лихорадочно пытаясь вспомнить, как поступать в таких случаях. Совершенно точно его нельзя двигать и перемещать - мало ли, вдруг перелом позвоночника! А что делать? Искусственное дыхание? Непрямой массаж сердца?
  Мужик, который щупал пульс, уставился на меня.
  - Пульс, вроде, есть. Значит, живой. Вы врач?
  - Нет! - простонала я в отчаянии. - Я журналистка. А вы знаете, что нужно делать?
  - Понятия не имею, - признался мужик. - Первый раз с таким столкнулся.
  - Я уже вызвала врачей, - прозвучал откуда-то сверху голос писательницы. - А он вообще-то жив?
  Меня лихорадило от волнения и страха. А парень все лежал, скорчившись, словно креветка, и не шевелился, не подавал признаков жизни. Если он сейчас умрет у меня на глазах, я потом до конца дней своих не найду покоя!
  Собравшись в духом, я прикоснулась к его ледяным пальцам и слегка отвела их в стороны, стараясь не думать о том, что из ран сейчас хлынет кровь. Но ничего не хлынуло, и я, слегка успокоившись, отодвинула ладони парня от головы.
  - Да это не кровь, это волосы! - воскликнул мужик, весь вспотевший от переживаний. - Волосы крашеные!
  Я поначалу ничего не поняла, но когда присмотрелась, то увидела: никакой крови нет, просто у парня волосы выкрашены в интенсивно-красный цвет.
  Какое это было облегчение, словами не передать! Вместе с мужиком мы осмотрели парня, насколько могли, и не обнаружили ни малейшего следа крови, никаких повреждений, если не считать крошечной ранки на шее - пореза от бритья.
  - Эй, пацан, ты живой? - спросил мой добровольный помощник и пощелкал пальцами перед носом у парня. - Что с тобой? Очнись, слышишь?
  В эту самую секунду парень открыл глаза и посмотрел на меня в упор невидящим, как будто мертвым взглядом. Я пошатнулась, дыхание перехватило, словно мне в сердце загнали ледяную иглу. А в следующий момент где-то в другом измерении завыла сирена 'скорой помощи'.
  
  * * *
  
  - Это была 'девятка'. Да, совершенно точно. Белая, очень грязная. Нет, номеров разглядеть мне не удалось. Водитель? Ну что вы, там все в одну секунду произошло, водителя я тоже не увидела. Он сбил парня и уехал, даже не остановившись.
  Вот уже минут двадцать я давала свидетельские показания, сидя в машине патрульно-постовой службы. Моя писательница, до которой очередь еще не дошла, прогуливалась взад-вперед по обочине; она явно очень устала, но мужественно держалась и никуда не уходила.
  - А что с этим... как там его фамилия? - спросила я у капитана, который заносил показания в протокол.
  - Девяткин? В больницу его увезли, там разберутся.
  Была какая-то роковая шутка судьбы в том, что человека по фамилии Девяткин сбила именно 'девятка' - 'Жигули' девятой модели.
  - Но он хотя бы выживет?
  - Девушка, я не Господь Бог, прогнозы делать не могу. И не врач я, понимаете, не врач. Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо.
  Он искренне мне сочувствовал, этот капитан. Видимо, еще не совсем огрубел он на своей тяжкой работе, за что я была ему благодарна. Увидев, что я от пережитого шока еле держусь, он сходил через дорогу и принес мне кофе из ларька - пластиковый стаканчик с горячей, сладкой бурдой. Я даже растрогалась: еще никогда милиционеры не угощали меня кофе.
  Потом меня отпустили, разрешив ехать домой, и занялись Разумовской. Она села в машину, и тут же принялась бурно рассказывать, жестикулируя и размахивая перед носом у капитана зажженной сигаретой. Ну а я вернулась к своему славному кабриолету, украдкой погладила великолепный лакированный бок. Можно было ехать домой... но неудобно бросать писательницу одну. Раз уж взялась подвезти человека, надо сдержать слово. Тем более, у меня в машине так и лежит пакет с ее книгами... И я решила ждать до упора.
  Какой день сегодня странный, в самом деле... Совершенно нереальный. Люди, эмоции, события... Жизнь как будто решила держать меня в тонусе, чтобы я не расслаблялась ни на минуту.
  А в голове раз за разом прокручивались события последнего часа. Вот мелькнула фигура бегущего человека во всем черном, вот пошел поток автомобилей, дождавшихся зеленого сигнала светофора, потом короткий, страшный удар; человека на мгновение подбрасывает в воздух, он падает на капот 'Жигулей', катится и падает на землю. Грязная машина молниеносно исчезает, словно ее не было. Да, парня чудом не раздавило колесами, спасибо водителю 'Волги' с его великолепной реакцией.
  Я сидела за рулем, бездумно смотрела на бурлящую улицу, не слыша, однако, ни звука, и снова вспоминала взгляд, которым смотрел на меня Девяткин. У него были непроницаемые, остановившиеся, словно неживые глаза... как у мертвого. Он смотрел на меня так, будто не видел. И это воспоминание, занозой засевшее в мозгу, беспокоило меня, как беспокоит скребущее предчувствие тревоги, опасности.
  Если бы я тогда прислушалась к нему... Тогда, тридцать восемь часов назад... Но я усилием воли стряхнула с себя наваждение, и снова вернулся привычный уличный шум, голоса прохожих, автомобильные сигналы.
  Разумовскую отпустили минут через десять. Она вылезла из милицейской машины, растерянно огляделась и, увидев меня, просияла. Я помахала ей рукой.
  - Надо же, а я думала, вы уехали! - сказала она, неуклюже усаживаясь на сиденье и шелестя юбкой. - Как мило с вашей стороны подождать меня.
  - Не могла же я вас тут бросить на растерзание милиции! Поехали? Домой очень хочется.
  Дома я первым делом приму душ, смывая негативные впечатления, потом выпью чаю с лимоном, посмотрю какое-нибудь необременительное кино и заставлю себя забыть все, что случилось за сегодняшний день. Завтра рано утром я планировала выехать из Москвы, и в поездке мне совершенно не были нужны лишние эмоции и беспокойство. Буду расслабленной и умиротворенной. И бесстрастной, словно каменный Будда.
  Писательницу я высадила за мостом, прямо у поворота на Лебедянскую. Мне нетрудно было ее подвезти до самого дома, но она лишь отмахнулась, заявила, что идти ей тут ровно две минуты, и она не хочет меня обременять.
  - Спасибо, что подвезли, Станислава, - сказала она, поворачиваясь и совершенно по-мужски пожимая мне руку. Ладонь у нее была уверенной и твердой. - Я, наверное, вам должна? Сколько?
  Я ничего не ответила, лишь посмотрела на нее взглядом, от которого завяли бы лютики на майской лужайке.
  - Простите, не хотела вас обидеть. Но разрешите, я хотя бы подарю вам книгу? Свеженькая, только что из типографии, даже не во все магазины еще поступила.
  Помня ее неприятные речи об Алексе, я собралась было отказаться, но потом передумала. Зачем зря обижать человека? А Алекс... Он вообще-то передо мной виноват, и даже не понимает этого, так пусть ему будет хуже.
  Разумовская торопливо написала что-то на титульном листе и вручила мне увесистую, новенькую, пахнущую свежей краской книгу в твердой лаковой обложке. А потом мило попрощалась и вышла из машины, сверкая своими немыслимыми одеяниями.
  Интересно, какие же надо иметь зоркие очи и внимательность, чтобы, живя с таким ярким и необычным человеком на соседней улице, умудриться ни разу его не встретить? А все потому, что я вечно пребываю в состоянии хронического аврала, и мне некогда даже поднять нос от клавиатуры. Я засунула книгу в бардачок и тронула машину с места.
  Дома я выполнила всю намеченную программу, включающую душ, чай и кино, потом неспешно собрала вещи, упаковала ноутбук - без него я себя чувствую неуверенно, словно без какой-то важной части тела. В общем, за годы журналистской деятельности я с ним буквально срослась. Лечь я решила пораньше - завтра вставать ни свет ни заря, надо быть свежей и бодрой.
  Когда я уже лежала в постели и пыталась заснуть в непривычное время, зазвонил мобильник. Я взглянула на экран и тяжело вздохнула: это был Алекс. Отвечать на звонок мне не хотелось, и я, упрямо проигнорировав настойчивые трели, перевернулась на другой бок.
  
  * * *
  
   - Привет! С вами говорит автоответчик Станиславы. Сейчас я не дома, так что если у вас ко мне что-то срочное, то звоните на мобильный или пишите мэйлы. Можете, конечно, оставить сообщение, но прослушаю я его не раньше, чем через две недели.
  Всем счастливо оставаться, и не скучайте без меня.
  
  * * *
  
  Шесть утра - чудесное время суток. Зябкая свежесть, безлюдные чистые улицы, нежные краски осеннего рассвета... Красиво и завораживающе. Особенно, если ты едешь в потрясающей машине, и редкие прохожие сворачивают шеи, глядя на тебя; если руки в тонких замшевых перчатках так красиво лежат на руле, а сердце согревает предвкушение долгого, чудесного, волшебного путешествия.
  В багажнике лежал кейс с ноутбуком и маленькая дорожная сумка, а на пассажирском сиденье - термос, полный горячего кофе, и карта России. Этим утром я ощущала себя самой независимой девушкой на планете.
  Москва медленно просыпалась, оживала, но улицы были еще пустынными, поэтому я не отказала себе в удовольствии полихачить и промчаться по центру на непривычной для города скорости. Именно поэтому я решила выбираться к Ленинградке не по Кольцевой дороге в объезд Москвы, а через центр. Из динамиков рвались энергичные латиноамериканские ритмы, которые заводили и бодрили не хуже, чем крепкий кофе.
  ...И все-таки я чувствовала себя не очень уверенно. На машине я ездила лишь несколько дней, и еще не успела к ней привыкнуть, отчего и пребывала в некотором напряжении. Не смертельно, но весьма неприятно. Как будто ты идешь под ручку с новым бойфрендом, в совершенно новом платье и новых туфлях, и судорожно пытаешься как-то со всей этой новизной совладать.
  Через час я покинула пределы города. Указатели сообщили, что до Санкт-Петербурга - семьсот с чем-то километров. Что ж, даже если ехать по сто километров в час, то весь путь я преодолею за семь часов. Ну, накинем еще часа два-три на необходимые остановки чтобы заправиться и перекусить, и тогда в пансионат 'Звездный' я попаду вечером. От того, что совсем скоро я увижу драгоценного ребенка, маму и сестру, на душе потеплело.
  Дорога, несмотря на раннее утро, была довольно загруженной. Я медленно, то и дело застревая на светофорах, проехала Химки, потом поворот на Шереметьево. К восьми часам окончательно рассвело, небо было высоким, сквозь тонкие жемчужные облака просвечивало солнце, и день обещал быть теплым, почти летним. Я стащила перчатки и убрала их в бардачок. Потом расстегнула пальто и нашла в сумочке солнечные очки. Машина шла легко и уверенно, она была послушна каждому движению, и, кажется, я начинала чувствовать ее, как продолжение себя, своих рук и ног.
  Я никуда не торопилась, ехала в свое удовольствие - не медленно, но и не быстро. Мчаться в левой полосе, как на пожар, когда пейзажи за окном сливаются в монотонную пеструю ленту, я не собиралась. Потолкалась в пробках на подъезде к Зеленограду, чуть позже - к Солнечногорску. Потом был Клин - красивый, очень уютный, старинный город, весь усыпанный желтыми листьями и пронизанный солнцем.
  А за Клином я сделала остановку - мне захотелось выйти, подышать воздухом, размяться, выпить кофе. Голова, несмотря на ранний подъем, была свежей и ясной, хрустальный осенний воздух бодрил. Машину я остановила на обочине, у опушки березовой рощи. Ветер шелестел желтыми листьями, белые стволы стройными рядами уходили вдаль, солнце пригревало, и я решительно сняла пальто, бросила его на сиденье. Было хорошо просто стоять, чувствуя на лице теплые солнечные лучи и струи зябкого ветерка, а после каменной, оживленной, пыльной Москвы милые провинциальные пейзажи были просто отдыхом для глаз.
  Я допила остатки кофе из крышечки термоса, села на водительское сиденье и поехала дальше. Короткий отдых прибавил мне сил, и я чувствовала себя прекрасно...
  До тех пор, пока не зазвонил телефон.
  Я ответила и услышала знакомый, родной, до дрожи в коленках любимый голос.
  - Привет. Ты где?
  - Привет. Я еду в Питер.
  - Значит, все-таки решилась поехать? - в голосе Алекса звучала легкая ирония, а еще фоном доносился какой-то странный гул - словно звонили из шумного, людного места.
  - Ну, как видишь, решилась.
  - У тебя все в порядке?
  - Да, все отлично, - ровно ответила я.
  - И где конкретно ты сейчас находишься? - уточнил Алекс.
  - Недавно отъехала от Клина, -решила я быть честной.
  - А, я бывал там. Клин очень красивый город. Ну, хорошей тебе поездки.
  И отключился. Я в сердцах кинула телефон на сиденье и стукнула кулаком по рулю. Машина, казалось, укоризненно вздохнула, потрясенная таким варварским отношением, и я торопливо погладила оплетку руля, пробормотав:
  - Извини, моя красавица.
  Вот интересно, если бы кто-то другой на моих глазах начал бы беседовать с автомобилем или, что похуже - извиняться перед ним, я первая покрутила бы пальцем у виска и решительно поставила человеку диагноз. А теперь вот и сама начала...
  Впрочем, это все ерунда, не стоящая и выеденного яйца. Гораздо важнее - Алекс. Наши с ним отношения... или то, что от них осталось.
  Не знаю, придавал ли сам Алекс какое-нибудь значение нашему роману. Как-то так вышло, что мы никогда об этом не разговаривали, не обсуждали, просто жили себе и жили. Я растила сына и работала, Алекс писал книги, путешествовал - большую часть этого года он жил в Испании, где арендовал для работы домик в горах. Там было тихо, спокойно, отсутствовали веяния цивилизации вроде телефона и Интернета - одним словом, отличное место для работы. Вот только иногда меня подтачивала гаденькая мыслишка - словно червяк, сидящий в яблоке, - что там не только условия для полноценного труда, но и прекрасные испанские девушки - для приятного отдыха.
  Я оставалась в Москве и внутренне разрывалась, не зная - то ли мне ждать этого человека, то ли меня элегантно бросили. Но в сентябре Алекс вернулся, и все началось с начала: ночью мы были одним целым, а днем жили каждый своей жизнью. Меня раздирали противоречивые эмоции, я никак не могла понять, есть ли у наших отношений будущее. Жить с такими мужчинами опасно - они чисто физически не способны вить гнездо и вкушать плоды законного брака, как горькие, так и сладкие. Им нужен адреналин, свежие впечатления, стремительный взлет все к новым вершинам... И женщины, куда же без них.
  Я не из тех, кто любыми способами тащит мужчину к алтарю: после двух замужеств неприглядная изнанка семейных отношения была передо мной как на ладони. Я очень ценила свое одиночество и не готова была променять его на сомнительное счастье кинуться в объятия первому встречному, который позовет меня в ЗАГС.
  Но вся беда в том, что я любила Алекса Казакова. Первый раз в жизни я полюбила мужчину так сильно, что готова была поступиться принципами, забыть все свои продвинутые настроения и современные взгляды, и просто жить с ним, готовить ему обеды и растворяться в его любви.
  Если бы это чувство было взаимным... Наверное, для меня тогда наступил бы отдельно взятый, мой персональный маленький рай.
  Но я была реалисткой и осознавала, что мои мечты построены на шатком фундаменте. Алекс был нежен, ласков и мил, он относился ко мне бережно. И жил своей жизнью, не считая нужным впускать меня в нее.
  Тогда я осознала простую истину - поразившую меня своей очевидностью и неотвратимостью: если я сейчас растворюсь в этом человеке, то перестану сама себя уважать. Я дойду до ручки, я свихнусь, стану всеобщим посмешищем! Стану бегать за ним как комнатная собачка в надежде получить кусочек сахара, умильно заглядывать в глаза и млеть от малейшей ласки. Нет уж, такой участи я для себя не хотела!
  И именно поэтому, несмотря на всю любовь, я еду сейчас в этой машине, одна, невзирая на мнение Алекса. И именно поэтому я разговариваю с ним так подчеркнуто официально и любезно.
  Потому что я не хочу сойти с ума - даже от любви.
  
  * * *
  
  К одиннадцати часам я почувствовала голод, самый настоящий, неподдельный, и вспомнила, что утра у меня во рту маковой росинки не было, если не считать кофе. А еще устали руки - я с непривычки держала руль очень крепко, и мышцы свело почти судорогой. И в глазах резало так, словно туда песку насыпали. По всему выходило, что пора вновь делать остановку и как следует пообедать. Или позавтракать? А впрочем, какая разница, главное, чтобы еда была вкусной. Я перестроилась в правый ряд и медленно ехала, высматривая какое-нибудь относительно приличное заведение, но пока попадались только грязные забегаловки, ржавые вагончики, или открытые всем ветрам кафешки под пластиковыми тентами. Все не то. И лишь через полчаса я увидела симпатичный домик, отделанный белым сайдингом. Крыльцо обрамляли прямоугольные цветочные горшки с роскошными бархатцами, чуть поодаль стоял мангал, на котором парень в белом халате жарил мясо. От запаха с ума можно было сойти, и я, уже не раздумывая, припарковалась почти у самого входа.
  Кафе 'Незабудка', гласила вывеска, укрепленная над входом. Парень у мангала широко улыбнулся, полы его халата трепал ветер. Я улыбнулась в ответ, махнула ему рукой и толкнула дверь 'Незабудки'. Внутри было чистенько, вкусно пахло жареной картошкой и сосисками с горчицей. Столики - деревянные и добротные, покрытые белыми скатертями, что совсем уж нетипично для придорожного кафе. Там было даже устроено два зала - для курящих и некурящих. Табачного дыма не ощущалось вовсе - наверное, стояли кондиционеры.
  Милая официантка проводила меня к столу, положила папку с меню. Мой аппетит принял угрожающие размеры, и сейчас я готова была съесть целого слона, поэтому заказ сделала быстро и без раздумий:
  - Картошку-фри, жареную рыбу, греческий салат. И кофе покрепче, пожалуйста.
  В зале было почти пусто, только какая-то парочка в углу доедала десерт. Зал для курящих отсюда не просматривался, но когда я вошла, то успела заметить: посетителей там было совсем мало. Что поделать, осень, сезон отпусков почти окончен, и путешественников гораздо меньше, чем летом.
  Ожидая заказ, я достала карту и прикинула, где нахожусь. А прикинув, впала в легкое уныние. Кажется, я переоценила свои силы и возможности, когда планировала приехать в Питер ранним вечером. Сейчас я находилась на подъезде к Твери, и получалось, что примерно сто пятьдесят километров пути от Московской кольцевой дороги, я проделала за четыре часа. Пожалуй, идти пешком получилось бы даже быстрее. Что за ерунда получается? Скорость у меня была не максимальная, но весьма приличная - около сотни. Да за это время я могла уже полпути проехать!
  Потом прикинула - и поняла, что никакой ошибки не было. Во-первых, скорость постоянно снижалась на узких участках трассы, у светофоров, на подъездах к городам. Во-вторых, остановка за Клином длилась никак не меньше получаса. Ну и в-третьих, я то и дело притормаживала, разглядывая красоты окрестных пейзажей.
  Да и в самом деле, что за беда, если я приеду позже намеченного времени? Это не просто поездка, но путешествие, а значит, я могу делать все, что захочу. В крайнем случае, заночую в гостинице.
  Успокоенная этой мыслью, я увидела, что мне уже несут заказанные блюда. Поджаристые ломтики картофеля были посыпаны свежей зеленью, а речная форель в румяной корочке и в окружении тончайших лимонных долек, свернутых в розетки, выглядела произведением искусства. Я с энтузиазмом накинулась на еду, еле удерживаясь, чтобы не слопать все за три секунды, не жуя. Все-таки я очень сильно проголодалась!
  В кафе вошел человек - подтянутый, невысокий, в синем джинсовом костюме и бейсболке. Огляделся по сторонам, сел за самый ближний к дверям столик, а к нему уже спешила официантка, несла меню. Парень торопливо сделал заказ - мне отсюда не было слышно, что именно он выбрал, потом откинулся на спинку стула и медленно стянул бейсболку.
  Время и пространство как будто сделало кульбит, и я вновь очутилась на московской улице, шумной, бурлящей; услышала визг тормозов, нервный вой гудков, и увидела подлетающее над капотом 'Волги' тело. В следующее мгновение я осознала себя сидящей за столиком; пальцы судорожно вцепились в край скатерти. Одно резкое движение - и тарелки полетят на пол. Я осторожно разжала пальцы и инстинктивным жестом прикоснулась ко лбу, словно проверяя - нет ли жара, не померещилось ли.
  Парень все так же сидел, расслабленно покачиваясь на стуле и легонько барабаня кончиками пальцев по столешнице. Волосы у него были ярко-красные, почти алые.
  Девяткин? Неужели он?
  Бывает же такое на свете! Шанс встретиться с этим человеком именно здесь, в чистеньком придорожном кафе с наивным названием 'Незабудка', в двадцати километрах от Твери, был ничтожным. Один на сто миллионов. И тем не менее, вот он, Девяткин, - сидит, ждет заказ и вертит в пальцах сигаретную пачку.
  Но и это не главное. А главное, что он жив и, кажется, вполне здоров, и уже пришел в себя после близкого знакомства с бампером умчавшихся в туманную даль белых 'Жигулей'.
  Недолго думая, я вскочила и радостно подошла к его столику.
  - Здравствуйте! Скажите, ваша фамилия, случайно, не Девяткин? Это ведь с вами произошел несчастный случай вчера, в Москве?
  Пока я с радостным видом это произносила, парень поднял на меня глаза... и я осеклась. У него были страшные, налитые кровью белки глаз, что в сочетании с цветом волос давало поистине шокирующий эффект. У меня ком встал в горле, а по спине словно проползла ледяная мерзкая змея.
  - Что, простите? - спросил он медленно и глухо.
  - Это... Это не вы, случайно... Вчера... Не вас машина сбила? - пролепетала я, чувствуя себя мышью, на которую равнодушно смотрит удав.
  - Вы ошиблись, - сухо сказал человек, похожий на Девяткина.
  - Не может быть. Вы так похожи на него...
  - На кого, девушка? - его голос был все также размеренно-холоден и звучал глухо, как из бочки.
  - На человека, который попал под машину вчера, у Даниловского рынка.
  - Я не знаю, что такое Даниловский рынок.
  - Правда? Ну значит, я обозналась, - растерянно сказала я.
  Мои мысли лихорадочно метались. Как я могла обознаться, если у того, вчерашнего типа, были такие же страшные ледяные глаза, такого же цвета волосы... Да и вообще, черты лица были на удивление похожи. Правда, у вчерашнего Девяткина они были искажены болью и судорогой, а у этого что-то случилось с глазами, но в целом... ошибки быть не могло.
  - А вы уверены? - задала я потрясающий в своей интеллектуальности вопрос.
  - В чем?
  - В том, что вы - это не он.
  - Да.
  Пожалуй, в многословии его не обвинишь. Девяткин - вернее, тот, за кого я его приняла, взглянул на меня все так же равнодушно, словно бы не видел. И тут я окончательно перепугалась. На его шее из-под воротника куртки виднелась цепочка багровых округлых следов, ни на что не похожих. Я от неожиданности споткнулась, зацепилась ногой за стол, звякнули стоящие на нем приборы. Все, кто был в зале, дружно на меня посмотрели, включая официанток.
  - Про... Простите, - просипела я, пятясь назад, к своему столику. - Простите, что побеспокоила.
  Он даже не проводил меня взглядом, не сказал ни слова, просто отвернулся и вновь откинулся на спинку стула. Я же заставила себя сесть и спокойно доесть рыбу с картошкой, хотя единственным желанием сейчас было - сбежать, прыгнуть в машину и уехать. Парочка в углу и две официантки с любопытством меня разглядывали, кажется, пытаясь догадаться: чокнулась ли я, или просто неуклюже пыталась подцепить парня? Я сделала вид, будто не обращаю на них внимания, и снова принялась за еду, но мне кусок в горло не лез. Для вида поковыряв вилкой в тарелке, я попросила принести счет, и снова взглянула на Девяткина. Он таращился в пустоту, меланхолично покачивался на стуле (я своего Шурку за это нещадно шпыняю, а этого родители, видимо, не приучили к хорошим манерам) и всем своим видом производил впечатление человека, спящего с открытыми глазами. Очень, очень странный тип.
  ...Но неужели я могла так обознаться?!
  Я торопливо расплатилась по счету, оставив чересчур щедрые чаевые, и покинула ставшую вдруг неприветливой и неуютной 'Незабудку'. На улице было совсем тепло, и если бы не резкие порывы ветра, можно было на минуту вообразить, что вновь вернулось лето. Я смахнула с лобового стекла листья, не переставая думать о происшедшем. Что это все-таки было? Не спятила ли я, если мне уже мерещится невесть что? Может быть, вчерашнее ДТП так меня потрясло, что я теперь всюду вижу этого бедолагу? А что, такое случается. Когда мне было лет пятнадцать, я отдыхала у бабушки в Смоленске, где меня настигла первая любовь - с поцелуями, прогулками за ручку и милыми подарочками, все как полагается. Но лето закончилось, я вернулась в Москву, и меня долго еще преследовал знакомый запах туалетной воды, и красивый профиль того мальчика, мелькающий, казалось, на каждой улице, в каждом магазине.
  Или может быть, это родной брат того Девяткина? Или просто близнец - мало ли на свете похожих людей? Да, точно, это просто совпадение. Ну а красные волосы... Может, теперь у мужчин такая мода - красить волосы в кричащие цвета, а я просто отстала от жизни? Надо у Васьки спросить, он в этом лучше меня разбирается.
  Васька был моим приятелем и очень талантливым художником, журналистом, дизайнером и модельером, все в одном флаконе.
  Я уже отъехала от кафе километров на десять, но не переставала думать обо всем этом. Не то, чтобы меня сильно задела эта глуповато-странная история - в конце концов, девочка я уже взрослая, и не вижу большой беды в том, что ошиблась: подумаешь, с кем не бывает... Так что довольно лениво и уже без особых эмоций, но все же думала.
  А потом взяла и неожиданно для себя позвонила Флоранс, самой близкой, самой надежной подруге, на которую всегда можно положиться. Она ответила не сразу - рабочий день в разгаре, а Фло у нас девушка чрезвычайно занятая, управляет собственным бизнесом, сетью цветочных салонов.
  - Флоранс, привет. Я тебя не слишком отвлекаю?
  - Отвлекаешь, отвлекаешь, - улыбнулась она. - Но раз уж все равно отвлекла, говори!
  - Извини, дорогая, но для тебя есть партийное задание. Небольшое. Надо сделать пару звонков. Ну, может быть, тройку.
  - А сама что, не можешь?
  - Я сейчас в дороге, в Петербург еду. С мобильника звонить как-то несподручно, да и телефонного справочника под рукой нет.
  - Ах да, ты же у нас решила ударить автопробегом по бездорожью и разгильдяйству! - вспомнила Флоранс. - Ну давай, так уж и быть, помогу тебе. Куда звонить, чего говорить?
  - Значит так, записывай. Вчера на площади Серпуховская Застава произошло ДТП, машина сбила пешехода. Фамилия пешехода - Девяткин, имени-отчества не знаю. Его увезли на скорой. Тебе нужно обзвонить все больницы того района и узнать, куда его привезли, и как его самочувствие. Жив ли он вообще, и если да, насколько серьезны его травмы?
  - Стаська, постой, ты опять во что-то вляпалась? - с тревогой спросила подруга. - Ты только оклемалась после убийства Архипова, а тут снова какие-то тайны. В чем дело?
  - Фло, у меня все в порядке, честное слово. Я тихо-мирно еду в Питер, никому не мешаю, уже скоро Тверь появится на горизонте. Ну просто так вышло, что я вчера была свидетелем того ДТП, и мне теперь за парня беспокойно. Выжил он или нет?
  - А, ну ладно, - с каким-то подозрением в голосе сказала Флоранс. - Жди, перезвоню.
  
  * * *
  
  Без приключений я ехала еще километров шестьдесят. Спидометр наматывал километры, а часы у меня на запястье тикали, отсчитывая последние минуты спокойной жизни.
  За Торжком обнаружилось, что у меня заканчивается бензин, и надо было искать заправку. Первая попавшаяся не годилась - нальют в бак какую-нибудь адскую смесь, а я потом буду чинить невесть в какой ремонтной мастерской свой несчастный кабриолет. Поэтому я ехала и высматривала бензоколонку, внушающую доверие. И высмотрела - на свою голову.
  Она показалась из-за поворота, чистенькая и уютная. Там было кафе, магазинчик и шиномонтаж, а туалет находился внутри, а не стоял, как это обычно бывает, в чистом поле на задах заправки, в виде шаткого домика, благоухающего на километр вокруг. И я без колебаний свернула с дороги.
  - Полный бак, пожалуйста! - сказала я заправщику. - И протрите стекла, хорошо?
  Касса и кафетерий находились в одном помещении. За столиками сидели и что-то пили несколько молодых людей, не обремененных ни хорошим воспитанием, ни манерами.
  - Ничего себе, девочка! - присвистнули за моей спиной сразу двое или трое. - Ребята, видали? Девушка-девушка, а как вас зовут?
  - Федя, - буркнула я неприязненно, проходя к кассе.
  - Какое красивое имя! - заржали они.
  - Третья колонка, - спокойно сказала я девушке за кассой.
  - Девушка, а вы что, одна едете? - не унимались добры молодцы. - А хотите, мы вам составим компанию? Вы не бойтесь, мы не страшные, мы добрые и веселые.
  - Молодые люди, оставьте меня в покое! - отчеканила я, не поворачиваясь. Оплатила бензин, и с гордо поднятой головой вышла из здания.
  - Хорошей дороги, - улыбнулся мне заправщик, когда я отъезжала.
  Правда, отъехала я всего на несколько метров, когда вспомнила, что неплохо было бы купить минералку, жвачку, снова заполнить термос кофе, да и вообще посетить дамскую комнату. Пришлось парковаться под окнами кафешки - под самым носом у компании наглецов, которые дружно уставились на меня сквозь стекло. Когда я вошла, меня встретили одобрительные свистки.
  - Девушка, что ж вы нам сразу не сказали, что у вас такая тачка! 'Мерседес'-кабриолет, классная игрушечка! Ну как, поехали с нами? Мы тут недалеко живем, в Выдропужске.
  - Оно и видно, - прокомментировала я, не удостаивая их даже взглядом.
  Пока мне заливали в термос кофе - эта просьба, кстати, вызвала у девушки в кафетерии немалое раздражение, - я умылась в туалетной комнате, причесалась и почувствовала себя значительно посвежевшей. В зеркале отражалась очень даже симпатичная особа, хотя и не красавица в общепринятом смысле. Рыжие кудрявые волосы я заплела в косу, чтобы не мешали, лицо было аристократически бледным - загар меня не берет, хоть плачь, но, к счастью, его отсутствие мне даже идет; стильный белый свитер, купленный специально для поездки, был прекрасен во всех отношениях. А то, что ехала я на потрясающей машине, как-то само собой придавало мне уверенности в себе.
  Я забрала в кафетерии свой термос, купила бутылку минеральной воды и уже направилась к выходу, как вдруг услышала:
  - Ну что, красавица, ты с нами едешь?
  И меня за плечо тронула чья-то здоровая лапа. Я резко повернулась, с яростью прошипела:
  - Пшел вон, скотина! Грабли убери!
  Молодой мужик в ветровке, плохо выбритый и воняющий свежим перегаром, скривился, но руку убрал. И очень вовремя: я уже готова была применить свой коронный прием, которому научилась еще в школе, на занятиях по самообороне. Коленом в пах - несложно и действенно. Не удостоив нахала даже взглядом, я повернулась и вышла.
  Когда я очень зла, в глазах у меня натурально темнеет, и это не художественное преувеличение. Почти ничего не видя, я пробежала к машине, в сердцах дернула дверцу и плюхнулась на сиденье. Вставила ключи в замок зажигания... и только тут до меня дошло, что в кабриолете я не одна: рядом со мной, в пассажирском кресле, сидел человек в бейсболке с длинным козырьком.
  - Поехали, - сказал человек негромко.
  - Но...
  - Поехали, я сказал! - и после этих слов мне в бок уперлось пистолетное дуло.
  
  * * *
  
  Голос был знакомым. Совершенно точно, я его уже где-то слышала, вот только где? Или у меня снова глюки? А что ему от меня надо? Зачем пистолет? Хочет отнять машину?
  Мои мысли лихорадочно метались, а руки и ноги автоматически делали всю работу: завести двигатель, тронуться с места, выехать вверх по горке на дорогу... Заняло это несколько секунд, после чего дуло от бока убралось, а мой неожиданный пассажир вдруг подскочил на сиденье и сдавленным от изумления голосом пробормотал:
  - Станислава, это ты, что ли?
  Тем временем пелена перед глазами рассеялась, и я рискнула повернуть голову, хотя и не была уверена, что не схлопочу сию же секунду пулю в печень. Первое, что увидела - были черные глаза, глянцевые, как спелая июньская черешня. К глазам прилагались длинные ресницы, лиловый фингал, рассеченная бровь. Господи Боже, да неужели Егор?!
  От неожиданности и удивления я не смогла произнести ни слова, просто сидела и таращилась на этого мерзавца, в то время, как машина сама по себе куда-то ехала. Я этот процесс не контролировала - не до того было. Очнулась лишь, когда над ухом кто-то нервно посигналил. Я вцепилась в руль, выровняла машину, которая уже делала попытки выбраться на встречную полосу, успокаивающе махнула рукой возмущенным водителям, и вновь повернулась к Егору. А тот сидел, вжавшись в сиденье и, кажется, мечтал провалиться сквозь землю. Но в машине, едущей на скорости сто двадцать километров в час, это проблематично.
  - Это и в самом деле ты? - уточнила я неуверенно. - Не галлюцинация?
  Галлюцинация смущенно стянула кепку и призналась хриплым баском:
  - Это я.
  - Очень хорошо! Просто прекрасно! А что ты тут делаешь?
  - Ты извини, я не знал, что это твоя машина. Сел в первую попавшуюся...
  - Ты хотел ее угнать?!
  - Да нет же! Мне просто нужно было срочно уехать с этой бензоколонки!..
  Не говоря ни слова, я перестроилась в правый ряд, выехала на обочину, резко остановила машину - из под колес полетели фонтанчики гравия. Перегнулась через мерзкого мальчишку и открыла дверцу с его стороны.
  - Вон отсюда, - отчеканила я. - Иди себе другую, первую попавшуюся дуру. Мало того, что ты у меня триста баксов свистнул, так теперь еще предлагаешь поверить в 'чисто случайную встречу'?
  - Станислава...
  - Я! Сказала! Вон!
  И для верности указала рукой в направлении обочины и чахлого осеннего лесочка внизу, куда он должен был катиться. Мой пассажир умоляюще взглянул на меня.
  - Я все верну, честное слово, верну! У меня было безвыходное положение... Но я не вор!
  - Конечно-конечно, я верю. И поэтому видишь, даже не требую с тебя своих денег, а просто отпускаю на все четыре стороны. Иди, родной, не заставляй меня вызывать милицию.
  - Не надо милицию... Ах ты, черт!..
  Не успела я и глазом моргнуть, как Егор сполз вниз по креслу, скорчился, вжался в спинку и замер в неудобной позе. Выглядел он при этом донельзя напуганным. Что, собственно, происходит?
  - Егор, ты что? - недовольным тоном озвучила я свой вопрос.
  - Тихо... Они уже проехали?
  - Кто?
  - Те... В синем 'Фольксвагене'...
  По шоссе и правда ехал какой-то синий 'Фольксваген', ехал не слишком быстро, в правом ряду, а водитель и пассажир крутили головами, вглядываясь то ли в красоты здешних романтических пейзажей, то ли в лица других участников дорожного движения. Ну и что, я вот тоже головой верчу, когда проезжаю живописный кусочек дороги, ничего особенного в этом нет. Но почему тогда нахальный мальчишка ведет себя так странно?
  - Ну вот что, - не выдержала я, - у тебя какие-то проблемы, но меня, извини, это не касается. Выметайся!
  - Они проехали? - сдавленно спросил Егор.
  - Да проехали, проехали, успокойся!
  - Уф... Повезло!
  - Ты вообще русский язык хорошо понимаешь? - рявкнула я раздраженно. - Выкатывайся, и чтобы духу твоего в этой машине не осталось!
  - Нет.
  - Прости... Я не расслышала, что ты сейчас сказал?
  - Не выйду. Мне очень жаль, но какую-то часть пути мы проедем вместе. Ты куда, кстати, едешь? В Питер?
  От такой наглости я опешила и не сразу нашлась, что сказать. Егор смотрел на меня умоляющими, несчастными глазами и был похож одновременно и на побитую собачонку, и на малыша, которого лишили сладкого. Очень трогательно... но только не для меня.
  - Я сейчас выкину тебя из машины, - пригрозила я.
  Эта жалкая угроза не произвела впечатления на Егора. Он натянул кепку, и только теперь я заметила, что его левая рука пряталась в кармане ветровки. Наверняка пряталась не просто так. Недаром же ощущение дула, упершегося мне в бок, до сих пор оставалось непередаваемо ярким и отчетливым.
  - Извини, но мне ничего другого не остается, - с сожалением сказал мальчишка и выдернул ключи из замка зажигания.
  В голове у меня помутилось от ужаса и внезапно накатившей паники. Руки и ноги мгновенно ослабли и стали ватными, язык присох к гортани, а пальцы заледенели.
  - Что тебе надо? - едва шевеля языком, выговорила я.
  - Не бойся, пожалуйста, вреда я тебе не причиню. И твоей машине тоже. Мне надо просто проехать по этому шоссе как можно дольше и, желательно, без приключений. И чтобы меня не заметили кое-какие нехорошие типы, ясно? Ты останешься цела и невредима, я тебе это гарантирую.
  Говорил он успокаивающе, мягко, и очень хотелось поверить его словам... Но верилось с трудом. Ох, мамочка, кажется, я снова влипла...
  Пока я судорожно размышляла, как поступить, Егор по-хозяйски схватил мою сумку и бесцеремонно порылся в ней, вытащив паспорт и права.
  - Где карточка регистрации на машину? - спросил он, подняв на меня глаза.
  - Зачем тебе?
  - Где карточка? - повторил он с нажимом в голосе.
  Кожаный футляр с документами перекочевал из моего кармана джинсов в карман ветровки Егора. Что дальше? Я боялась даже подумать об этом. Страх придавливал меня к земле, мешал дышать, толкался в висках упругим пульсом, затуманивал разум... Вот сейчас этот странный парень выкинет меня из машины без документов, без денег, в захолустье между Москвой и Питером... Да и пусть выкинет, лишь бы не убил!
  - Слушай, чего ты так трясешься? - искренне удивился Егор. - Я же сказал: ничего с тобой не случится. Давай договоримся: ты сейчас не будешь шуметь и совершать необдуманные поступки. Просто полчасика посидишь в пассажирском кресле, а я поведу, о'кей?
  Я не успела ничего сообразить. До меня вообще сейчас все доходило весьма и весьма медленно. И когда я просекла, что к чему, молодой черноглазый фараон уже выскочил из машины, в два прыжка обогнул ее и раскрыл дверцу с моей стороны.
  - Ну, выходи?
  Как кукла, набитая ватой, я безвольно вывалилась из машины в руки Егора. Стыдно признаться, но страх полностью парализовал меня: мозг отключился, тело было непослушным и словно чужим, и я ничуть не удивилась бы, выкинь Егор меня в кювет. Сделать это было проще простого - со мной сейчас справился бы даже новорожденный младенец. Но вместо того, чтобы придать мне ускорение и толкнуть вниз с обочины, он усадил меня на пассажирское место, а сам прыгнул за руль. Соображала я все еще плохо, но успела заметить огонек вожделения в его глазах, когда он прикоснулся к кожаной оплетке руля - прикоснулся так нежно и восхищенно, словно перед ним была прекрасная женщина. Потом надел кепку; куртку, напротив, стащил и, скомкав, запихнул ее куда-то под сиденье, бесцеремонно схватил солнечные очки, которые болтались у меня за воротником свитера - от этого движения я едва не отдала концы, решив, что он сейчас примется меня душить. В очках и кепке он сам на себя был не похож. Глянув в зеркало, Егор удовлетворенно хмыкнул и воткнул ключи в замок зажигания.
  - Ну, с Богом?
  - Что тебе от меня надо? - бессильно спросила я, стуча зубами. Меня колотила крупная дрожь, а руки так и ходили ходуном.
  - Я же сказал, мы вместе немного прокатимся. Расслабься, все хорошо.
  Этим заявлением он меня просто убил. Расслабься, это же надо!
  - У тебя хотя бы водительские права есть?
  - Нет у меня прав.
  - Что? - вскрикнула я в паническом ужасе. Забыв о собственной участи, я представила, что будет, если этот наглец разобьет мою машину! Мою новенькую, прекрасную, великолепную машину!.. - Ты даже водить не умеешь?!
  - Водить я умею, успокойся. Права у меня есть, только они дома.
  - Подозреваемый путается в показаниях, - все еще не помня себя от ужаса, проворчала я. - То есть права, то нет...
  - Говорю, документы дома остались, в Москве.
  - А если ГАИ остановит?
  - Будем откупаться.
  - Извини, конечно, что спрашиваю... Откупаться ты планируешь на мои деньги? Те самые три сотни?
  Вопрос был риторическим, ответа я не ждала. Его и не последовало. Егор завел двигатель и выехал на шоссе, сосредоточенно и, одновременно, с лихим огоньком в глазах поглядывая вокруг.
  Я сидела, молчала, судорожно обдумывала ситуацию, пытаясь восстановить душевное равновесие. Все хорошо, все в порядке, надо глубоко и ровно подышать, успокоиться, привести мозги в порядок и ни в коем случае не поддаваться постыдной, удушливой панике! Орущее от дикого страха подсознание вскоре заткнулось, и ко мне вновь вернулась способность соображать, логически мыслить и здраво оценивать обстановку.
  Обстановка была такова: я в машине без ключей и документов, зато с посторонним типом, у которого явно какие-то проблемы, и решить он их собирается за мой счет и с моей помощью. У него есть пистолет, но пускать его в ход Егор пока, вроде бы, не собирается. Что ж, это уже кое-что. Выглядит парень вменяемым и адекватным, он трезвый, не обколотый, машину хоть и ведет по-мальчишески лихо, но правил не нарушает - боится попасться на глаза милиции. Еще бы, без документов в чужой машине выглядеть он будет весьма бледно.
  И все-таки он чего-то боится. Тех типов в синем 'Фольксвагене'? Тех, кто его избил? Интересно, что с ним такое приключилось?
  Я осторожно скосила глаза влево и посмотрела на своего странного попутчика. Лицо его было чрезвычайно сосредоточенным; точнее, большую часть лица закрывали очки и козырек кепки, но и то, что оставалось видимым - даже нос! - было очень, очень сосредоточенным. Казалось, Егор беспрерывно и лихорадочно о чем-то размышляет, прокручивает какие-то варианты, тасует версии, как карты в колоде. Обо мне он тут же забыл, даже головы не поворачивал в мою сторону. А впрочем, я старалась не шевелиться и даже не дышать, чтобы не привлекать его внимания. Лучше пусть он забудет, что в машине с ним есть кто-то еще, и даст мне спокойно все обдумать.
  В данную минуту особенной опасности для себя я не видела. Никакой агрессии от Егора не шло, он не собирался сию же минуту нападать на меня, угрожать оружием, причинять мне вред; скорее всего, ему действительно нужна была именно машина. Зачем? Он сказал - проехать без приключений как можно дольше, значит его кто-то преследует?
  В это я легко могла поверить. Такой бедовый мальчишка, с него станется влезть в неприятное дельце с криминальным душком. Ведь украл же он у меня деньги!
  - Так ты в Питер едешь? - спросил внезапно Егор.
  - А что?
  - Раз спрашиваю, значит надо. Ну? В Питер?
  - Предположим, в Питер.
  - Ага, нам по дороге, - сказал он таким довольным тоном, от которого у меня сердце ушло в пятки.
  - Извини, но мы так не договаривались! Ты сам сказал - 'полчаса'.
  - Да не волнуйся ты так, - Егор успокаивающе махнул рукой. - Будет день, будет пища. Беспокоиться станешь, когда действительно начнутся проблемы, а сейчас - смотри, как вокруг красиво, золотая осень... И пейзажи какие!
  - Подавись своей осенью! - запальчиво сказала я. - В Питер я тебя не повезу, заруби это на своем прекрасном носу!
  - Он что, и правда прекрасный?
  Егор вытянул шею и самодовольно полюбовался на свое отражение в зеркале заднего вида. Павлин, прости Господи!
  - Ты понял, что я тебе сказала?
  - Конечно, понял: ты сказала, что у меня очень красивый нос.
  - У тебя очень красивый, но очень маленький и глупый мозг. В Петербург ты не поедешь. По крайней мере, в этой машине. Через пятьдесят километров ты оставишь меня в покое и пойдешь в нужную сторону ножками, или поймаешь другую тачку. Ясно?
  - Там видно будет, - туманно сказал Егор.
  Не понравились мне его слова, очень не понравились. Я попыталась было представить, как буду выгонять его из машины, но никакого подходящего способа не придумала. Он вооружен, он явно сильнее меня, и у него ключи и все мои документы - при мне теперь не было даже паспорта! Может, выпихнуть парня из машины на полном ходу? Попытаться привлечь внимание гаишников? Или самой выкинуться на обочину?
  Ну что за ерунда лезет мне в голову! Раз уж не получится взять силой, надо брать хитростью. Например, когда проедем первый же пост ГАИ, сразу попросить Егора остановиться, сославшись на необходимость срочно посетить кустики, а там - сбежать и кинуться в ножки гаишникам, чтобы спасали. Чем не выход? И еще можно что-нибудь придумать, если очень постараться.
  Минут десять я интенсивно обдумывала свою участь и сочинила несколько вариантов дальнейших действий - один замысловатее и круче другого, а потом вдруг вспомнила о том, что Егор не отобрал у меня мобильник. Действительно, самое простое решение всегда лежит на поверхности. Можно ведь позвонить кому-нибудь и попросить помощи! И почему я, голова садовая, не сообразила об этом сразу?!
  - Останови машину, пожалуйста! - тихонько попросила я, придавая лицу страдальческое выражение.
  - Это еще зачем?
  - Нужно.
  - Станислава, что случилось?
  - Я же говорю, мне нужно кое-куда отлучиться.
  - Куда?
  Вот болван!
  - В туалет, мать твою! - рявкнула я, приходя в сильнейшее раздражение. - Рассказать, зачем и почему мне туда надо? Сам никак не догадаешься?
  - Ты же только что там была! - резонно возразил Егор. - На бензоколонке.
  - Ну и что! Ты предлагаешь мне делать это по графику?
  - Станислава, потерпи немного. Останавливаться мы сейчас не можем.
  - Ну это уж слишком! - вскипела я. - Что ты о себе возомнил? Сначала деньги свистнул, потом ствол мне в бок тыкал, машину отобрал, а теперь еще и в туалет не разрешаешь сходить! Сволочь ты, понял?
  - Я понял, понял, - рассеянно сказал он, явно думая о своем. - Полчаса, ладно? Надо отъехать подальше.
  - Сказку про полчаса я уже слышала, - сказала я злобно, после чего угрюмо замолчала.
  План не сработал, надо было искать другое решение. Сумка, в которой хранился вожделенный телефон, стояла у меня на коленях, и если я начну копаться в ней, это может вызвать подозрения Егора. Поэтому, покосившись на мерзавца, я стала медленно и очень осторожно перемещать сумку с колен вниз, в пространство между сиденьем и дверцей. Чтобы Егор ничего не понял, действовать приходилось ювелирно: сдвинуть сумку на пару сантиметров, немного подождать, потом сдвинуть снова, подождать... От волнения я вся взмокла. На сложном перекрестке Егор отвлекся, глянул в боковое зеркало, и я одним - хочется надеяться, что неуловимым - движением сдернула драгоценную сумку.
  Болван за рулем ничего не заметил, я могла праздновать первую маленькую победу. С видом оскорбленной гордости пялясь в окно, я опустила вниз руку и попыталась нащупать телефон. Последний вызов был на номер Флоранс, очень хорошо. Подруга у меня - человек сообразительный и умный, я могу на нее положиться, как на саму себя. Дрожащим от волнения пальцем я поискала кнопку вызова, но вслепую сделать это было довольно трудно. Я едва не высунула язык, помогая себе, но вовремя спохватилась: еще не хватало, чтобы Егор повернулся и увидел меня, с высунутым языком и обиженной физиономией.
  - Что ты там возишься? - недовольно спросил мальчишка, повернув голову, и я вздрогнула.
  - Смотри на дорогу, не то врежемся. Если разобьешь машину - клянусь, я тебя по стенке размажу!
  Он пробормотала в мой адрес что-то нелестное - я специально не стала вслушиваться. Зачем зря портить себе настроение?
  Искомая кнопка, наконец, нашлась, и я принялась лихорадочно вспоминать, как вызвать последний номер. Потыкала наугад, надеясь, что не промахнусь... и в тот же самый миг мой телефон грянул удалой марш. Я от ужаса подпрыгнула, едва не стукнувшись головой о потолок. Егор ударил по тормозам, я клюнула носом приборную панель. Черт побери, что за невезуха!
  - Это что, телефон? Быстро отдай! - скомандовал он и, не дожидаясь, пока я выдам мобильник добровольно, потянулся и вырвал его у меня из рук. - Кто звонит?
  Я расстроилась так сильно, что готова была разрыдаться. Егор сунул мне под нос телефон и заорал:
  - Кто звонит, ну?
  На дисплее высветилось имя Флоранс. Дорогая подруга, как же ты невовремя!
  - Это моя лучшая подруга.
  - Что ей надо?
  - Наверное, для того, чтобы это узнать, нужно ответить на звонок.
  - Еще чего! - хмыкнул Егор.
  А дальше произошло непоправимое. Мы в этот момент проезжали по мосту через речушку Тверцу - на всю жизнь мне врезалось в память это название. Егор быстрым и ловким жестом фокусника, достающего кролика из цилиндра, вскрыл телефон, который оскорбленно пискнул и потерял сознание. Потом он вытащил сим-карту, потянулся и выкинул ее в открытое окошко с моей стороны. Не веря своим глазам, я проследила, как она летит вниз, в весело сверкающую воду. Финиш. Приехали, поезд дальше не идет.
  Наверное, с минуту я сидела, онемев от возмущения, и обалдело пялилась в окно, за которое по прихоти нахального красивого малолетки улетели все мои деловые, личные и черт знает какие еще контакты, наработанные за долгие годы! 'Все, все, что нажито непосильным трудом, все погибло!'
  Пожалуй, я его убью. В самом деле, убью. Как бы это сделать покровожаднее, чтобы утолить всю ту ненависть, которая кипела внутри меня? Маленькая сволочь! Дрянь!
  Егор спокойно рулил, словно и не было только что этого незначительного инцидента. Я медленно повернулась к нему.
  - Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? Ты меня просто убил!
  - А что, ты все номера на карту сохраняла?
  - Да!!!
  - Ну извини, - Егор смущенно пожал плечами.
  
  * * *
  
  Мы ехали, ехали и ехали. И молчали. После трагической гибели сим-карты из моего мобильника, на меня навалилась странная апатия, равнодушие и покорность судьбе. Плевать на все. Больше всего на свете мне сейчас хотелось плыть по течению, как соломинке, которую мягко несет вода, кружат водовороты, и ей не надо сопротивляться, бороться, бояться. Наверное, это была своего рода защитная реакция на стресс.
  Егор нервно курил в открытое окошко, машина пропахла дымом дешевых вонючих сигарет, но я не сказала ни слова - мне было все равно. Леса, поля, деревни проносились мимо, и я равнодушно смотрела, отвернувшись к окну. Вот оно, мое путешествие, вымечтанное и желанное, и все пошло кувырком. Лучше бы я и правда летела самолетом.
  - Хочешь, остановимся? - неуверенно спросил Егор. - Тебе же нужно было...
  Я равнодушно покачала головой, даже не посмотрев в его сторону.
  - Слушай, прости меня. Не надо было выбрасывать карту... Но я растерялся, пойми. Решил, что ты сейчас все расскажешь своей подруге, и обо мне станет известно...
  И тут вдруг меня словно осенило. Я вспомнила, как в конце лета Шурка рылся в моем ноутбуке, устанавливал какие-то программы - сын хоть и маленький, а в компьютерных штучках разбирается даже лучше меня, - и раскопал в залежах на жестком диске электронный органайзер, которым я сроду не пользовалась. Там можно было делать заметки, планировать расписание дел и встреч, завести список контактов. Тогда я не впечатлилась органайзером, а ребенок в порыве вдохновения занес туда адреса и телефоны всех родственников, друзей, потом переключился на своих одноклассников и приятелей по теннисной секции, а заодно и переписал весь список из телефонной книжки моего мобильника.
  Это означало, что пропали лишь несколько номеров, которые я вписала в телефон уже после того, а все основные контакты сохранились в памяти ноутбука, который сейчас лежал в багажнике! Ну не гений ли мой ребенок?! Как только увижу его, первым делом расцелую и скажу, какой он у меня молодец!
  Я повеселела. Жизнь явно налаживалась. Надеюсь только, что Егору не придет в его дурную башку мысль выбросить в речку и компьютер, этого я точно не переживу.
  На обочине мелькнул указатель: 'Вышний Волочек, 10 км'. Мысленно я представила себе карту, которую вдоль и поперек изучила накануне поездки, и вычислила, что отъехала от Москвы уже больше чем на триста километров. Было два часа дня. Весь тщательно составленный график поездки летел в тартарары. Да и о каким графике может идти речь, если вместо меня мою же собственную машину ведет весьма взволнованный молодой человек, который явно влип во что-то криминальное, носит в кармане пистолет, а меня держит в заложниках. Тут живой бы остаться!
  Я подумала о ребенке, о маме, и сердце у меня болезненно сжалось. Скорее бы попасть к ним, в милый уютный пансионат, в номер с мягкой кроватью и цветами в вазочке, к вкусному ресторанному ужину... Попаду ли?
  Надо бы посмотреть карту, но я понятия не имела, где она. Сначала лежала на пассажирском сиденье, но когда туда плюхнулся Егор, карта исчезла; а еще был термос со свежим кофе, который мне налили на заправке, так где и он тоже?
  Все мое имущество обнаружилось на полу под сиденьем - тоже дело рук Егора. Еще бы, когда садишься в чужую машину, первым делом нужно без долгих рефлексий сбросить на пол все вещи хозяев, это же так естественно!
  - Извини, Стася, - виновато подал голос Егор, заметив, как я брезгливо отряхиваю карту от налипших песчинок и пытаюсь платочком протереть термос. - Я не знал, куда это все девать, а в этой смешной машине нет заднего сиденья.
  - Эта 'смешная' машина стоит столько, сколько ты и за десять лет не заработаешь! - сказала я уязвленно.
  - Догадываюсь. А ты где работаешь, что смогла такую тачку купить?
  На бестактные вопросы я не отвечаю из принципа, и по моему красноречивому молчанию это должен был понять даже такой чурбан неотесанный, как Егор. Вот интересно, какой разительный контраст: у парня красивая внешность, и ум, вроде бы, наличествует, и какие-никакие душевные качества - умеет же он искренне смущаться, просить прощения, - а вот неделикатность и чудовищный детский эгоизм портят все впечатление о человеке. Как ему, бедному, живется, с таким-то неумением общаться с людьми? Хотя что я спрашиваю, судя по боевым ранам, великолепному фингалу и заплывшему глазу, живется ему несладко.
  Я плеснула кофе в крышку термоса и медленно, с наслаждением выпила. Сразу стало легче жить, мир перестал выглядеть унылым и пепельно-мрачным. Егор с завистью на меня покосился и вновь потянулся к мятой сигаретной пачке, валяющейся на приборной панели.
  - Хватит курить этот верблюжий навоз, - взмолилась я. - У меня от запаха голова раскалывается. А может, ты кофе хочешь?
  - С удовольствием бы выпил, - признался он. - Спать очень хочется...
  - Что так?
  - Я у друга ночевал, на полу, на матрасе, и уснуть так и не смог.
  - Ладно, пей, горе мое!
  Долго злиться на него я не могла - как не злятся на детей или собак. Ну влез в лужу, ну испачкал диван, ну намусорил - не со зла же, а по глупости! Почему-то я была уверена: Егор совсем не плохой человек, он просто совсем молод, довольно наивен и еще не вырос из детских штанишек. Капризный ребенок, по нелепой случайности заполучивший опасную игрушку - пистолет, - и пугающий ею прохожих.
  Он жадно выпил кофе и даже сунул нос в крышку термоса, проверяя, не осталось ли чего на дне. Я налила ему еще порцию - усталому человеку немного допинга не повредит.
  - Эх, замечательно, - сказал он благодарно. - Вкусный кофе, спасибо. Я на той заправке после Торжка хотел перекусить, уже и заказ сделал... но пришлось срочно уйти, и кофе выпить так и не удалось.
  Я убрала термос и решительно сказала:
  - Да, раз уж ты сам начал эту тему... Как ты попал ко мне в машину?
  - Ты не заперла двери и не включила сигнализацию.
  В самом деле! Вот дура-то... Пожалуй, в чем-то Алекс был прав, когда предрекал мне большие неприятности по дороге. Так оно и получилось.
  - А зачем ты сел именно в мою машину? Как ты узнал, что я тоже еду в Питер? Почему подстерег меня на этой заправке? И вообще, откуда ты знал, что я буду заправляться именно там?!
  Егор изумленно на меня посмотрел.
  - Откуда бы я мог знать?
  - Вот и я думаю...
  - Это просто совпадение, чистая случайность. Клянусь, у меня и в мыслях не было... Если бы я знал, что в этом кабриолете едешь именно ты...
  - А ты не знал?
  - Да нет же! - сказал он горячо. - Понятия не имел.
  - Тогда расскажи мне, как все было! - потребовала я. - Давай, колись, я все равно не отстану.
  - А нечего рассказывать, - пробормотал Егор устало и сонно. - Я сидел в той кафешке, сделал заказ. За соседним столом мужики сидели, пиво пили. Там один из столов так стоит, что его из зала почти не видно - закрывают стеллажи с какими-то печеньями и чипсами, холодильник с напитками и касса. Вот я там и сел, чтобы меня никто не заметил, но и сам ни фига не видел, кроме тех мужиков. А они вдруг в окно уставились и говорят: смотрите, какая-то красотка на 'мерине' подъехала.
  И он замолчал, припоминая, как все было.
  - Дальше, дальше, - подбодрила я его.
  - Я сижу, жду, пока мне поесть принесут. Зала, как ты уже поняла, мне не видно, и все, что происходило, я понимал только по комментариям тех придурков с пивом. И тебя я не видел, просто понял, что какая-то молодая, красивая и богатая дура на дорогой машине, едет совсем одна, мужика с ней нет... И это был мой шанс. Ты пошла в туалет, а я быстро сел к тебе в машину. Дверца была открыта, мне повезло...
  - Да уж, повезло так повезло...
  - Вот и все. Честно, я не знал, что это ты. Такое невероятное совпадение, кто бы рассказал - в жизни бы не поверил!
  - Да и я в совпадения не очень-то верю, - сказала я задумчиво. В голове всплыло воспоминание о Девяткине и нашей нелепой встрече в кафе 'Незабудка'. Позвольте-ка, не слишком ли много совпадений происходит вокруг меня? Сначала Девяткин, потом Егор - а что дальше?..
  - Ну а потом поздно было что-то менять, - поняв, что я ему верю, Егор приободрился. - Пойми, мне очень нужно доехать до Питера.
  - Сел бы на поезд¸ - внесла я свежее предложение.
  - Это невозможно.
  - Почему? Денег нет? Хочешь, я одолжу? - с надеждой сказала я.
  - Деньги у меня еще есть, - ответил Егор, пунцово краснея. Вспомнил, видимо, чьи баксы лежат у него в карманах.
  - Тогда в чем дело?
  - Да так, долго рассказывать...
  - Я вообще-то никуда не тороплюсь, и времени у меня - вагон!
  Но он отмолчался, и по его лицу отчетливо читалось нежелание посвящать меня в сложные подробности своей жизни.
  - Сколько тебе лет, Егор? - спросила я.
  - Двадцать
  Я украдкой разглядывала его: несчастный вид, глаза за темными очками, разбитая губа, свитер грязный и мятый, словно его владелец ночевал на вокзале... Мне стало жаль парня, как-то само собой забылись все неприятности, которые он мне доставил, и я мягко спросила:
  - Егор, что с тобой происходит? Может быть, я смогу тебе помочь?
  - Спасибо, ты мне и так уже достаточно помогаешь! - торопливо ответил он. - Не хочу тебя грузить.
  - Я и без того уже загружена твоими проблемами по самую макушку, не находишь? Так что одной проблемой больше, одной меньше - роли не играет.
  - Да не знаю я, о чем рассказывать! - сказал Егор раздраженно. - У меня, можно сказать, вся жизнь на волоске, а тут ты со своим любопытством...
  - Значит так. Мне твои проблемы - до лампочки... были когда-то. Пока ты не привязался ко мне, как банный лист к заднице. Теперь, раз уж я участвую в твоих делах - будь добр, рассказывай обо всем, чтобы я знала, какому риску мы тут вместе подвергаемся. У меня, между прочим, сын растет, и мне его еще на ноги ставить.
  - У тебя ребенок есть, серьезно? - удивился Егор. - Сколько же тебе лет?
  - Двадцать шесть. Не отвлекайся, родной, не отвлекайся! Давай, начни с начала. Тебя что, кто-то преследует?
  Он, насупившись, молчал, уставившись на дорогу.
  - Ну, чего молчишь? Преследуют или нет?
  - Преследуют, - неохотно сознался Егор, хватаясь за свои сигареты, как за спасительную соломинку.
  - У них ты тоже украл деньги?
  Егор снова угрюмо замолчал, как советский партизан на допросе у злого гестаповца.
  - Это они тебя избили? Ты от них пытаешься спрятаться? Ну что ты молчишь? Хоть что-то можешь мне рассказать?
  - Да что рассказывать-то? - в сердцах закричал он. - Как мне в собственной квартире по башке дали, а потом избили - а я даже не понял, кто это был? Как без документов остался? Как пришлось деньги у тебя из сумки стянуть - чтобы до Питера добраться? Это все тебе нужно рассказать?
  - Зачем тебе в Питер? - спросила я хладнокровно, ничуть не впечатлившись этой истерикой.
  - Надо, - буркнул Егор, приходя в себя.
  - Зачем?
  - Стася, у меня там дела. Личные. Это никакого отношения к делу не имеет.
  По тому, каким тоном он это произнес, я поняла: именно эти дела и эта поездка имеет ко всему происходящему самое непосредственное отношение.
  - Ну хорошо, это я поняла. А кто тебя преследует? Те два типа в синем 'Фольксвагене' - они кто такие?
  - Откуда я знаю!
  - Конечно, ты ничего не знаешь, и тебя кто-то хочет убить, совсем как в кино. Чрезвычайно правдоподобно!
  - Вот навязалась на мою голову! - процедил Егор сквозь зубы и глянул в зеркало заднего вида.
  На это смехотворное и несправедливое замечание мне даже отвечать было лень. Я поудобнее устроилась в кресле и снова отвернулась к окну.
  - Я не знаю, кто они такие, это правда. Но они после того случая в квартире снова попытались напасть на меня...
  - Погоди, давай по порядку. Что там произошло у тебя в квартире?
  - Да ничего... Я пришел домой, и тут на меня напали двое. Мы подрались немного. Мне удалось вырваться, и я убежал. Кто его знает, может они были вооружены, эти типы, - добавил Егор, искоса глядя на меня - не осуждаю ли я его за трусость.
  - Все правильно, - ответила я очень серьезно. - Лучше не геройствовать - целее будешь.
  - На улице мне плохо стало, я приземлился в каком-то закоулке... а потом ты меня нашла.
  - Ладно, эту часть истории мы опустим, - поспешно сказала я, увидев, что он вновь краснеет при воспоминании о краже. - Что было после того, как ты ушел из кофейни?
  - Я немного послонялся по улицам около своего дома, увидел, что у подъезда дежурит один из этих хмырей и понял, что в квартиру мне не попасть. Ну, это я и так знал, просто решил проверить и окончательно убедиться. Получалось, что я остался без документов, без вещей, а мне еще в Питер ехать. На поезде не получится; можно было, конечно, на электричках с пересадками - у меня так ребята знакомые путешествовали, но уж очень это неудобно, да и опасно. На вокзалах кругом менты, я без паспорта, загребут еще в кутузку... Я еще не совсем оклемался и переночевать заехал к одному другу, рано утром он меня подбросил в Химки, и я на обочине стал голосовать. Попался мужик, который тоже в Петербург ехал, я к нему сел, сотню баксов пообещал. Нормальный, вроде мужик, простой такой, приветливый, ну мы и поехали. А за Торжком те уроды в синем 'Фольксвагене' откуда-то появились, и стали нас в кювет спихивать. Мужик испугался, говорит: иди, пацан, отсюда, и деньги свои забери, мне жизнь дороже. Он остановился, я из машины выкатился - и бегом в лес. Мое счастье, что я в школе бегом занимался - фиг бы они меня догнали. Потом в овражке спрятался, полчаса пересидел, время потянул...
  Тут Егор остановился перевести дух. Я на всякий случай похлопала его по руке, как бы подбадривая.
  - Потом пошел по лесу параллельно шоссе, но в обратную сторону, откуда мы с тем мужичком приехали. Вышел к автобусной остановке, тут же древний гроб на колесиках подвалил, и я в него быстренько заскочил. Думаю, оторвался, слава Богу. Минут пятнадцать ехали, автобус с шоссе свернул и в какую-то деревню потащился. А мне в деревню не надо, я вышел и пешком обратно к трассе попилил. На развилке увидел бензоколонку, зашел внутрь, решил перекусить и немного передохнуть. Дальше ты знаешь.
  - И как ты планировал поступить? Сесть в машину к 'богатой дуре' - а потом-то что?
  - Ничего плохого я не хотел. Думал, что тетку я сначала припугну, ну а потом буду действовать по ситуации. Может, она бы в меня влюбилась, тогда все было бы гораздо проще.
  - Влюби-илась? - протянула я иронически. - Прямо вот так, сразу, в парня с пистолетом?
  - А что такого? - защищаясь, огрызнулся он. - Я вроде не урод, неужели в меня влюбиться нельзя?
  - Да почему же нельзя, конечно, можно. Но уж очень это... по-киношному. Благородный разбойник, все девушки вешаются ему на шею... Ну а из-за руля ты меня зачем выгнал? Егор, скажи честно, машину угнать хотел?
  - Стася, я клянусь чем угодно - не хотел! Просто эти типы ищут парня, который или пешком идет, или пассажиром в чьей-нибудь машине сидит. А так - едут двое, парень за рулем, девушка рядом - маскировка ведь! И в этих твоих очках меня не узнать, и куртку я снял, а свитера моего они не видели...
  - Ох, горе ты мое, - вздохнула я. Парня было жалко, но и самой не хотелось влипать в неприятную историю. - Ну и что мы теперь делать будем?
  - Ничего. Пока едем, а там посмотрим.
  - А эти бравые ребята тебя продолжают искать?
  - Кто же их знает, они мне не докладываются.
  - А почему, Егор? - не выдержала я и снова коснулась запретной темы. - Почему они так активно за тобой гоняются, что ты им сделал?
  - Ничего я им не делал.
  - Ну да, ну да, эту сказочку я уже слышала.
  - Чем хочешь, могу поклясться, - торжественно сказал он. - Я их даже не знаю, и сегодня первый раз увидел.
  - Так может быть, тебе это все показалось? - осенило меня. - И никто за тобой не гонялся? Избили тебя обыкновенные воришки, домушники, а ты уже в панику ударился?
  - Показалось, говоришь? - мрачно переспросил Егор и снова взглянул в зеркало заднего вида. - А этот 'Эксплорер' мне, по-твоему, сейчас тоже только кажется?
  - Что?! - вскрикнула я и хотела было повернуться, но Егор строго прикрикнул:
  - Не оборачивайся! Лучше в зеркало посмотри.
  В запыленном боковом зеркальце я и правда увидела сзади, метрах в пятидесяти, черную громадину - внедорожник 'Форд Эксплорер'. Больше машин на дороге не было, шоссе казалось странно пустым, как будто вымершим, лишь изредка нас обгонял какой-нибудь лихач, да по встречной полосе время от времени кто-нибудь проносился мимо.
  - Ну и что, машина как машина, - пожала я плечами. - Егор, у тебя мания преследования.
  - Этот 'Форд' уже полчаса за нами тащится. Не обгоняет, не отстает, держит такую же, как у нас, скорость и не меняет дистанцию.
  В глазах у меня потемнело, кровь бросилась в голову, сердце забилось в тревожном предчувствии. Ну вот, началось...
  - Почему ты сразу не сказал? - крикнула я. - Сидел тут, лапшу мне на уши развешивал...
  - Хотел убедиться, что это не ошибка.
  - Раньше ты эту машину не видел?
  - Нет, кажется, - не слишком уверенно сказал он.
  - Ох, черт... Ну и что нам теперь делать?
  - Спроси что полегче, - тоскливо пробормотал Егор.
  - Да, друг, втянул же ты меня в историю, - злобно посмотрела я на него. - По твоей милости меня сейчас, может быть, пристукнут ни за понюшку табаку, и ребенок мой сиротой останется.
  - Пока они, вроде бы, держатся нейтрально, не нападают, как те двое на 'Фольксвагене'...
  - Кстати, кто там в машине? Те же самые типы? А ну-ка присмотрись!
  - Отсюда ничего не видно.
  Я снова глянула в зеркало. Внедорожник - огромный, черный, устрашающий, держался за нами как приклеенный. Как назло, солнце совсем разбушевалось, решив, что снова вернулось лето, и стекло 'Форда' бликовало, мешая рассмотреть сидящего за рулем человека. Так, спокойно, не стоит раньше времени паниковать, лучше хладнокровно, пока еще мозги работают не в режиме 'полундра! спасайся кто может!', все взвесить.
  - Егор, с чего ты вообще взял, что этот черный монстр - именно по нашу душу? - озвучила я результат своих размышлений.
  - А что, разве нет?!
  - Я просто пытаюсь мыслить здраво. Он едет себе и едет, нам не мешает. Бывают такие люди, им проще пристроиться кому-то в хвост и спокойно пилить по скучной трассе. Скорость у нас... - я глянула на спидометр. - Скорость у нас самая удобная, сто десять километров - ни быстро, ни медленно. Может, ему просто так удобно?
  - Может. Это мы сейчас проверим, - сквозь стиснутые зубы сказал Егор.
  Он дисциплинированно включил поворотник, перестроился, съехал на обочину. Открыл капот, выскочил на улицу и сделал вид, будто сосредоточенно изучает внутренности двигателя. Я исподлобья смотрела, как внедорожник внезапно прибавляет скорость и пулей проносится мимо. А потом случилось странное: через несколько десятков метров он замедлил ход и потащился черепашьим темпом.
  Кажется, я была не права.
  Что делать-то?!
  - Ну, ты видела? - открыв дверцу, Егор стремительно плюхнулся в кресло и уставился на меня, словно ожидая какого-то озарения, гениальной идеи. Ну уж нет, мальчик, расхлебывай свои неприятности сам.
  - Видела. Вот он, ползет как улитка.
  - Не хочет нас из виду потерять, - понял Егор. - Ну что, тогда поиграем?
  И не успела я ни слова произнести, как мальчишка утопил в пол педаль газа, и несчастный кабриолет пулей вылетел на трассу. 'Эксплорер' тут же подвинулся вправо и притормозил у самой обочины, пережидая, пока мы проедем мимо.
  - Если ты повредишь мою машину, я не знаю тогда, что я с тобой сделаю... - процедила я злобно.
  - Тихо. Лучше пристегни ремень безопасности.
  Потеряв от возмущения дар речи, я, тем не менее, послушно вытянула ремень и щелкнула замком. Егор же весь подобрался, сдернул очки - они мешали ему смотреть, плотно сжал губы, отчего сразу резче проступили скулы и лицо стало выглядеть старше и мужественней. На нем ясно читалась отчаянная решимость, упрямство и глупый мальчишеский задор - безумный коктейль. Если не вмешаться, эта гремучая смесь заведет нас очень далеко.
  - Егор! - крикнула я тревожно. - Что ты задумал?
  - Я же сказал, сиди тихо!
  - Перестань!
  - Ничего страшного, мы только немножко поиграем...
  Кабриолет стремительно набирал скорость, у меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. 'Эксплорер' неуверенно маялся у обочины, когда мы промчались мимо - должно быть, красный глянцевый автомобиль смотрелся со стороны очень эффектно... Увы, это зрелище было мне недоступно.
  А дальше началось настоящее кино. В зеркало я видела, что внедорожник выполз на трассу и погнал следом за нами. Поначалу он немного отстал - разогнать такую неповоротливую тушу было не так-то легко, тем более в сравнении с моей машиной - легкой и изящной, но уж когда разогнался, уверенно попер по шоссе, не отставая ни на миллиметр. Егор азартно вопил что-то, но ветер, со свистом влетавший сквозь открытое окно, уносил его слова. Уши у меня заложило, от страха тряслись колени, и я уже ясно видела свою смерть - в придорожном кювете, в разбитой машине, поцеловавшейся с деревом или опорой ЛЭП. Боже, что за дурацкая трагикомедия, почему я в ней вообще уча...
  От неожиданного удара я едва не прикусила язык - Егор резко дал по тормозам, а тормоза в моей новенькой машинке отличные, послушные и очень чуткие. Хорошо, что я была пристегнута, не то вылетела бы через лобовое стекло или, как минимум, клюнула бы носом панель управления. Тоже мало приятного. Не ожидавший такого коварства, внедорожник едва не влетел нам в задницу, не хватило каких-то полметра. Он вовремя среагировал и тоже остановился. А мы вновь помчались, как сумасшедшие, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Душа у меня давно уже ушла в пятки, да так там и бултыхалась, слабо шевелила ластами и балансировала на грани обморока.
  Внедорожник следовал за нами, как нанятый, и теперь уже не оставалось никаких сомнений, что он едет не просто так, а конкретно по нашу душу. Точнее, по душу Егора.
  Что делать? Как из всего этого выбираться? Может, поступить так же, как тот осторожный дядечка, который подвозил Егора - высадить его из машины, мол, выкручивайся сам, как можешь?
  Я уже открыла было рот, чтобы произнести эти слова... и не смогла. Рука не поднялась выкинуть его на улицу, этого бедолагу. Почему-то он вызывал во мне острую жалость, словно был моим собственным ребенком - это здоровенный-то лоб двадцати лет! Но факт оставался фактом, бросить его в беде я не могла, и точка.
  Вот дура-то...
  Пока я рефлексировала, Егор даром времени не терял. Помотав мужику в 'Форде' нервы, он вдруг совершил такой финт ушами, что я потом только диву давалась: как это ему удалось?! Дорога в том месте делала крутой поворот вправо, вплотную к обочине стоял густой лес. Поворот мы проехали в хорошем темпе, Егор в доли секунды оценил ситуацию и бросил мне:
  - Держись!
  Я не успела ничего понять. Машину вдруг резко бросило на обочину, лес стремительно надвигался на нас, и я в ужасе закрыла глаза, ожидая удара... Но через мгновение мы остановились, и я рискнула посмотреть. Как оказалось, сразу за поворотом в лес уходила дорога, древняя разбитая бетонка. Ею уже давно не пользовались, и она изрядно заросла травой и кустарником. Мы стояли посреди густой, словно в джунглях, растительности, с дороги нас можно было заметить, только если пристально вглядываться.
  - Егор, ты гений! - с чувством сказала я.
  - Смотри, сейчас этот тип поедет, - предупредил мальчишка, бледный до зелени от переживаний.
  Я повернулась назад и увидела в просвет между деревьями, как по дороге, буквально в паре метров от нас, едет тот самый проклятущий 'Эксплорер'. Я впилась взглядом в профиль водителя, пытаясь его рассмотреть и запомнить... Сердце вдруг резко трепыхнулось, перехватило дыхание... Запоминать лицо не было необходимости, я прекрасно его знала. Любимое, знакомое до каждой черточки, до каждой лукавой морщинки вокруг глаз - лицо Алекса Казакова.
  
  * * *
  
  Когда ко мне вернулась способность соображать, я поняла, что чувствует бумажный кораблик, попавший в водоворот. Тебя мотает в огромной черной воронке, и ты уже ничего не контролируешь. Ощущение, надо заметить, не из приятных, сродни клаустрофобии.
  Алекс преследует меня на джипе, который я никогда прежде у него не видела.
  Мальчишка Егор, случайно встреченный на улице, садится ко мне в машину в глухомани под названием Торжок и уверяет, будто все произошло совершенно случайно.
  Парень, которого на моих глазах чуть не переехал автомобиль, вдруг возникает в захолустной кафешке как привидение, со странными багровыми следами на шее, ...
  И к чему это все, скажите, а?
  От волнения и страха я начала задыхаться - первый раз в жизни, и испугалась не на шутку. Открыла окно, подышала, подцепила пальцами воротник свитера, чтобы не душил, не сдавливал так сильно...
  - Что с тобой? - обеспокоенно спросил Егор.
  - Да так, ничего.
  - Тебе плохо?
  - Бывало и лучше. Не обращай на меня внимания, это я просто о своем думаю.
  Мы больше не сказали друг другу ни слова, сидели в машине, по молчаливому согласию решив переждать какое-то время, чтобы дать 'Форду' отъехать подальше. По лобовому стеклу скреблись настырные ветви кустарника, и я подумала, что наверняка поцарапана краска на дверцах... Но подумала вяло, почти равнодушно. Сил переживать еще и за машину у меня не осталось.
  Через полчаса мы поехали. Егор зорко смотрел по сторонам, надеясь заметить врагов раньше, чем они заметят его - это давало хоть и призрачное, но преимущество. Я же дрейфовала по течению беспорядочных, рваных мыслей и догадок, тщетно надеясь отыскать во всем происходящем хоть какой-то смысл. И не находила его.
  - Егор, тебе такая фамилия - Казаков о чем-нибудь говорит? - спросила я. - Александр Казаков?
  Он задумался, потом недоуменно покачал головой.
  - Нет. А должно говорить?
  - Ладно, забудь...
  Уже смеркалось, когда мы остановились возле какой-то забегаловки. Я совсем перестала следить за дорогой, поэтому понятия не имела, в какой точке трассы мы находились, но ясно было одно: доехать до Питера мы сегодня не успеем. Егор, паркуя машину, стыдливо признался, что слона может сожрать, потому что дико голоден. Да и у меня живот к спине прилип - то ли от переживаний, то ли от тягостных размышлений голод разыгрался не на шутку.
  Небо было темно-синим, с мраморными прожилками перистых облаков, подсвеченных снизу розовыми закатными лучами. Красиво... Я остановилась, запрокинула голову и стояла так целую минуту, любуясь этой красотой. Егор неделикатно пихнул меня в бок:
  - Стася, ты чего? Идем, что ли?
  - Тебя за ручку отвести? - разозлилась я. - Без меня никак не можешь?
  Егор пожал плечами и потопал к дверям кафе. Я из вредности выждала еще пару минут, и только потом вошла сама. Забегаловка на вид была непритязательной, зато пахло там чем-то очень вкусным. Кажется, курицей-гриль. Я оставила Егора делать заказ, а сама пошла вымыть руки. На стене около стойки висел телефон-автомат, рядом с ним - приклеенная на скотч бумажка с расценками за междугородние звонки.
  И тут я вспомнила про подругу, которая с раннего утра получила от меня ценные указания и сейчас, наверное, оборвала телефон, пытаясь до меня дозвониться. Ну Егор, как же не вовремя ты сим-карту выкинул!
  Я сняла трубку и по памяти принялась набирать номер Флоранс.
  - Кому ты звонишь? - Это, конечно, Егор подскочил, округлив глаза и настороженно дыша мне в шею.
  - Своей подруге. Мы с ней договаривались созвониться еще утром, и она, наверное, уже с ума сходит, потеряла меня.
  Парень молчал. Я похлопала его по руке, как ребенка:
  - Успокойся, тебя это не касается. Ну что ты так смотришь? Да не бойся, не собираюсь я тебя никому сдавать!
  - Ладно... - выдохнул он. - Только, Стася... Я с тобой рядом постою, не возражаешь?
  Его недоверие особо приятных эмоций мне не доставило, но огорчаться по такому пустяковому поводу я, разумеется, не собиралась.
  - Ну постой, горе мое, что с тобой делать...
  В трубке заунывно запиликало, потом раздались длинные гудки, и почти тотчас же послышался голос подруги.
  - Флоранс! Это я!
  - Подгорная! Ты совсем обнаглела? Что ты себе думаешь, подруга дорогая?!
  - Слушай, извини меня пожалуйста, я никак не могла тебе позвонить.
  - Ну конечно! Зато я как дура целый день провисела на телефоне. Куда ты пропала, у тебя все в порядке?
  - Не совсем, у меня тут небольшое ЧП.
  Егор предупреждающе поднял палец, но я от него лишь отмахнулась.
  - Что опять стряслось? - вздохнула Флоранс. - Ты хотя бы месяц можешь пожить спокойно? Вечно влипаешь в какие-то неприятности...
  - Не переживай, Фло, я в порядке. Ну, почти.
  - Да, мне же твое счастье уже телефон оборвало! - вспомнила она. - Ты что, его бросила?
  - Кого, телефон?
  - Да Казакова же, дура! И что у тебя с номером, заблокирован?
  - Подожди, подожди... Когда он звонил?
  - Кто, Алекс?
  - Да!!!
  Подруга нервно пощелкала зажигалкой на том конце провода и шумно затянулась.
  - За последние два часа он позвонил раз пять, все переживал, куда ты пропала, и почему отключила телефон. Спрашивал, не знаю ли я, где ты и что с тобой.
  - А ты что сказала?
  - Что знала, то и сказала! Я сама тебя обыскалась, и связи с тобой у меня нет.
  - Уффф... Флоранс, умоляю, не говори ему, что я звонила! Прошу тебя!
  - Да что произошло-то? - нетерпеливо спросила она.
  - Я тебе потом объясню. Если сама пойму, потому что сейчас я пока абсолютно ничего не понимаю.
  - Эти твои вечные тайны... - недовольно вздохнула подруга. - Ты где сейчас, уже в Питере?
  - Если бы... Мы еще едем, сейчас в каком-то захолустье, сама точно не знаю.
  - Мы? - переспросила она настороженно.
  Я прикусила язык и готова была сама себя стукнуть по башке за то, что проговорилась. Егор рядом изображал, что в ужасе душит сам себя и бьется лбом о стену. Ну и идиот!..
  - Да, мы - я и моя машина, - неуклюже выкрутилась я.
  - Совсем спятила, - поставила диагноз подруга. - Или ты с любовником удрала?
  - Идиотка, как тебе такая чушь в голову пришла?! Одним словом, не говори ничего Алексу, очень тебя прошу. Ну а что с тем парнем, Девяткиным? Тебе удалось что-нибудь выяснить?
  - Вспомнила! - проворчала Флоранс. - Конечно, удалось, разве мне когда-нибудь что-нибудь не удавалось?
  Такого я припомнить не могла. Моя подруга - успешный и состоявшийся человек, всего добилась своим трудом и каждодневной тяжелой работой, так что я была уверена: никакая трудность не устоит перед ее напором.
  - Ну, говори! Жив Девяткин?
  - Дорогая, этого типа вчера ни в одну из городских больниц не привозили.
  - Как это?!
  - Я обзвонила все больницы, справочную по несчастным случаям... Даже морги. Никакого Девяткина там и знать не знают.
  - Вот это номер! - растерялась я. - Он же без сознания лежал, его машиной сбило... Галлюцинациями я сроду не страдала... Ничего не понимаю!
  - Не знаю, не знаю, я тебе лишь передаю, что мне удалось разведать.
  - Черт возьми! Ты уверена, Флоранс?
  - Я всегда в себе уверена, - заявила она с непередаваемым апломбом и тут же рассмеялась, не выдержала нарочито самодовольного тона. - Ну что, от меня еще что-то требуется, или я могу поехать домой, к любимому мужу под бочок?
  - Езжай, конечно. Славке привет, - рассеянно сказала я, обдумывая услышанное.
  Происходило что-то в высшей степени странное. Я бы сказала даже, нелепое. Девяткин не поступил ни в одну из больниц Москвы, а сегодня я его увидела ... Да он ли это? Может, двойник? Или у меня и в самом деле начались галлюцинации на почве нервных стрессов, переутомления и переживаний последнего месяца? Нет, в это я никогда не поверю. Я вполне здравомыслящий человек, и меня не так-то просто выбить из колеи всерьез и надолго. Девяткин мне не померещился, я видела своими глазами, как его сбили белые 'Жигули'. И писательница Разумовская видела!
  Или она мне тоже померещилась?!
  - Егор, ты знаешь такую писательницу - Светлану Разумовскую?
  - Первый раз слышу, - буркнул Егор, но в его голосе явственно прозвучало облегчение от того, что я наконец-то закончила угрожающий его спокойствию телефонный разговор.
  - Ничего-то ты не знаешь! - упрекнула я его. - Ладно, где там наш столик? Надеюсь, ты успел уже сделать заказ?
  
  * * *
  
  Можно было, конечно, ехать до упора, пока не кончатся силы, запал и азарт...
  Но сразу за Новгородом я решила поискать где-нибудь ночлег, и гори оно все синим пламенем. Я устала, я была вымотана до предела, и мне сейчас требовались лишь несколько самых простых вещей. Горячий душ, чашка чая с молоком - кофе мне за сегодня так осточертел, что уже выплескивался из ушей, - мягкая постель. А еще тишина и одиночество.
  Егор, обычно не утруждавший себя сочувствием и тактом, вдруг тонко уловил мое настроение, помалкивал и старался не отсвечивать: молча и аккуратно вел машину и даже не курил, видимо, чтобы не нервировать меня.
  Было уже совсем темно; фары выхватывали из темноты фрагменты каких-то построек, лес вдоль обочины, припаркованные на ночь около постов ГАИ машины. Я завороженно смотрела в окно, не сознавая, где я, и на каком свете нахожусь, и очнулась только, когда пространство стало искажаться и оплывать, как раскаленный на огне пластик. Глаза у меня слезились от встречных фар, голова была тяжелой и, казалось, только дотронься - и она загудит, как колокол.
  - Если увидишь гостиницу, останавливайся, - сказала я Егору. - Надо поспать, а то я уже не человек.
  - Можешь спать в машине, я поведу, - предложил он. - Я не устал, и готов еще ехать.
  - Если хочешь, ночуй в машине сам! - довольно резко ответила я. - Лично я предпочитаю выспаться в гостинице, на настоящей кровати.
  Он ничего не ответил. Обиделся? Ну и Бог с ним, я и без того измотана до предела, чтобы еще следить за тончайшими нюансами настроения этого приблудившегося ко мне, как бездомная псина, мальчишки.
  Я была раздражена и утомлена, в таком состоянии могу легко наорать на кого угодно: совесть моя уже давно уснула, ворочалась и сладко похрапывала. Нет, отдых, отдых и еще раз отдых. И плевать, что время совсем детское - всего девять часов, в конце концов, встала я в пять утра, это вам на шуточки! А мое драгоценное семейство там, в Славино, пусть отдохнет от меня еще одну ночку.
  Вскоре я увидела рекламный щит: 'Гостиница. Уютные номера. Ресторан 24 ч.', а следом за ним появилось и само здание - вычурный, стилизованный под европейскую готику, дом с башенками и черепичной крышей. Все, ночлег найден! И я велела Егору:
  - Вот сюда заезжай!
  Он свернул с шоссе, припарковался на стоянке; я без лишних слов выскочила из машины, достала из багажника сумку и утомленно поволокла ее ко входу в этот чудесный, почти натуральный средневековый мини-замок. Егор растерянно меня окликнул:
  - Стась! Ты хочешь тут заночевать?
  - Если ты не возражаешь, - ядовито ответила я, оборачиваясь.
  - А как же я?
  - А что такое? Деньги у тебя есть, возьми себе номер, в чем проблема? Ты уж извини, но я очень спать хочу. Пока!
  К счастью, свободных номеров было в избытке, и мне выделили самый спокойный и тихий, с окнами, выходящими на густой и сказочный лес - настоящий, не то что наши хилые подмосковные рощицы. Я быстро зарегистрировалась, попросила, чтобы утром меня разбудили в половине седьмого - хотелось пораньше приехать к семье, взяла ключ и потащилась по лестнице на второй этаж. Интерьеры даже в коридорах и на лестнице были вполне на уровне: все чистенько и красиво, вкусно пахло какой-то парфюмерией и свежестью. Ну и отлично, потому что я люблю и ценю комфорт и не смогла бы ночевать в вонючем грязном клоповнике. Меня бы просто вывернуло от брезгливости.
  Номер оказался просторный, с широченной двуспальной кроватью и мягким ковром, по которому сам бог велел ходить босиком. Я скинула надоевшие кроссовки, сумку поставила у кровати, прошлась по комнате, заглядывая во все углы и открывая дверцы всех шкафов. Все было отлично, я сразу повеселела и нашла, что жизнь прекрасна, несмотря ни на что!
  На прикроватной тумбочке стоял телефон, рядом лежала кожаная папочка с перечнем услуг и списком гостиничных телефонов. Я нашла в списке обслуживание номеров, позвонила и попросила через пятнадцать минут принести мне чай. А потом отправилась в душ.
  В ванной все сверкало и сияло, и я, скинув одежду прямо на пол, нырнула под струи очень горячей воды. Господи, хорошо-то как! Я сразу почувствовала себя человеком: тело оживало, расслаблялось, перестали ныть руки, ноги и спина, которые от долгого сидения в одной позе в автомобильном кресле уже грозили отвалиться. И в голове прояснилось, мысли перестали скакать очумевшими белками, и можно было спокойно обдумать все странности, происшедшие со мной сегодня...
  Но мне было лень. Странности подождут, а сейчас я хочу просто отдохнуть.
  Я выключила воду, лениво вытерлась роскошным полотенцем размером с футбольное поле - очень уютные, надо и себе таких купить. На крючке висел белый махровый халат, но я не стала надевать его и вышла из ванной как была, голенькая и розовенькая.
  И тут же пожалела об этом. Потому что на моей кровати сидел печальный Егор и задумчиво щелкал телевизионным пультом. При виде меня у него вмиг вспыхнули глаза - восхищенным, одобрительным блеском. Задушенно пискнув, я метнулась обратно в ванную комнату.
  А этот нахал поцокал языком и, как ни в чем не бывало, прокомментировал:
  - Станислава, ты прекрасна!
  Завернувшись в халат, я свирепо прошлепала к входной двери, рывком ее раскрыла и театральным жестом вытянула руку.
  - Вон отсюда!
  - Стась, ты что, обиделась? Ну извини пожалуйста, я ведь не хотел тебя оскорбить! Ты и правда очень красивая, честное слово!
  - Пошел вон, маленький мерзавец! - прошипела я разъяренной змеей. В коридоре послышались шаги, и Егор пулей метнулся под кровать. Он так стремительно это проделал, что я сначала не сразу поняла, куда он делся и продолжала стоять, тупо вытянув руку. Молодая горничная с подносом, на котором исходила паром тонкая фарфоровая чашечка, удивленно уставилась на меня.
  - Вот... Пожалуйста, ваш чай, - сказала она с недоумением. - У вас все в порядке?
  - Что? Ах, да, - я смутилась и спрятала руку за спину. - У меня все хорошо. Спасибо большое.
  - Вам что-нибудь еще нужно?
  - Пока нет, благодарю, - ответила я, забирая поднос. Горничная профессиональным цепким взглядом заглянула в комнату поверх моего плеча и удалилась. Недоумение выражала даже ее спина. Проводив девушку взглядом, я вернулась в комнату, захлопнула дверь и для верности заперла ее на ключ.
  - Что там? - Егор высунул физиономию из-под кровати. - А, чайку принесли? Прекрасно, а то у меня в горле пересохло.
  - Вот тебе, - показала я ему фигу. - Обойдешься, чай для меня.
  - Хорошо, хорошо, - торопливо сказал он. - Извини.
  Я уселась на кровать, плотнее запахивая на груди халат, и придвинула к себе поднос. Чай был заварен по всем правилам, вкусно пах бергамотом, рядом лежали плотные белоснежные куски сахара, серебряная ложечка и сочная долька лимона. Ну разве это не рай? Только мальчишка, как обычно, испортил мне все удовольствие.
  - Послушай, что ты вообще здесь делаешь? - сердито спросила я.
  Он виновато на меня посмотрел, сделал попытку сесть рядом, но я лишь злобно на него шикнула, и парень моментально ретировался. Сел в кресло в другом углу (правильно сделал, от меня сейчас нужно держаться подальше!) и скрестил на груди руки - отгородился.
  - Ты же умыкнул у меня некоторую сумму денег, на номер вполне хватит. Ну, в чем дело-то?
  - Понимаешь... - он замялся. - Я ведь тебе говорил, что дома на меня напали, и мне пришлось срочно уходить, так что я остался совсем без документов. А в этой гостинице требуют паспорт. И потом, я не хочу светиться, опасаюсь, что меня найдут.
  - Каким образом? - повертела я пальцем у виска. - Будут шерстить все придорожные гостиницы на трассе Москва-Петербург? Да им для этого и недели не хватит.
  - Не знаю, не знаю... Нашли же они меня, когда я с тем дедком в машине ехал...
  - Да это же элементарно! Тебя в машину твой приятель посадил, верно? Тот, у которого ты переночевал?
  - Ну да...
  - Так эти типы просто его разыскали, он им и сообщил марку машины, номер, цвет.
  Егор побледнел, представив, какими именно методами могли получить признание от его друга.
  - Уверяю, мы сумели от них оторваться, никто тебя не вычислит.
  - В этом я как раз не уверен.
  - Парень, у тебя паранойя и мания преследования. Тебе лечиться надо. Ну кому ты нужен, скажи?
  - Меня хотят убить.
  - Что?
  - Да, меня хотят убить, - упрямо повторил он. - Поэтому я тебя очень прошу, разреши мне переночевать в твоей комнате. Иначе мне просто некуда идти - без паспорта, да еще с такой рожей.
  И Егор красноречивым жестом показал на свое лицо, щедро украшенное разнообразными синяками и прочими следами побоев. Я поболтала ложечкой в чашке и прерывисто вздохнула.
  - Если бы ты только знал... - сказала я. - Если бы ты знал, как ты мне надоел! Прилип как банный лист к... одному месту, и никакими силами от тебя не избавишься!
  Он молчал, понурив голову и тяжко вздыхая. Наверное, осознавал всю глубину своего падения.
  - И где ты планируешь спать? - недовольно продолжала я. - Учти, на кровать я тебя не пущу!
  - Да я и на полу могу, - торопливо заверил он. - Это не проблема!
  - Не проблема... Эх, глаза бы мои тебя не видели! Ладно, черт с тобой, оставайся. Но с условием - меня не доставать и вести себя тихо, как мышка.
  - Спасибо, Стася! - с чувством сказал он, в три прыжка достиг кровати и потянулся, чтобы меня поцеловать.
  - А вот это уже лишнее! - грозно предупредила я. - Держись от меня на пионерском расстоянии, понял?
  - Тогда я в душ, хорошо?
  - Иди, иди, - отмахнулась я.
  Пока он, словно рыбка, плескался в душе и что-то довольно напевал, я торопливо высушила волосы и нашла в сумке чистые джинсы и простую белую рубашку. Ходить в халате при этом парне мне было как-то неловко. Ну вот, дожили, в собственном номере не могу расслабиться! Вскоре Егор вышел, в одном лишь полотенце, повязанном на бедрах, и я, мельком глянув, торопливо отвела взгляд. Он был очень красив и хорошо сложен, гладкая смуглая кожа блестела от капель воды - хоть сейчас снимайся в эротическом фильме. Заметив мое смущение, Егор скрылся в ванной и вышел оттуда уже одетый. Я перевела дух.
  - Что-то есть хочется, - пожаловался он. - А ты как, не проголодалась еще?
  - Пожалуй, что проголодалась. Тут есть ресторан, можно спуститься поужинать.
  - Ну, мне лучше остаться в номере, - погрустнел парень. - Меня же здесь не должно быть, вдруг местные служащие что-то заподозрят?
  - Да, а как ты ко мне в комнату попал? - очнулась вдруг я.
  - По пожарной лестнице залез.
  - Дурак, ты же мог упасть и шею себе свернуть!
  - Как видишь, не свернул. Слушай, ты иди в ресторан, поешь сама, и принеси мне чего-нибудь, ладно?
  Я скептически скрестила на груди руки.
  - И как ты себе это представляешь? Попрошу котлетку упаковать в коробку, для любимой собачки, которая ждет в номере?
  - Не знаю. Хотя бы пару бутербродов заверни в салфетку. А то я тут скончаюсь от голода, честное слово!
  - А что, все мальчишки в двадцать лет обладают таким аппетитом? - поинтересовалась я. - У меня сын подрастает, надо сразу этот вопрос прояснить. Смогу ли я его прокормить, если он будет лопать столько же, сколько и ты?
  - Сколько лет твоему сыну?
  - Восемь.
  - Да ладно! Во сколько же ты его родила?
  - Вопрос не засчитан как бестактный и некорректный.
  - А муж у тебя есть?
  - Некорректный вопрос номер два, - сердито объявила я. - Все, пойду ужинать, а ты посиди, подумай над своим поведением. Дверь никому не открывай.
  - Есть, шеф, - откозырял мальчишка и плюхнулся на кровать.
  Я тяжко вздохнула и отправилась ужинать.
  В ресторане было довольно людно и шумно - очень странно, если учесть, какая мертвая тишина царила в коридорах. Подумав, я сообразила: тишина потому и стояла, что все постояльцы сидели в ресторане и наслаждались жизнью и вкусной едой. Я выбрала свободный столик и, в ожидании официантки с меню, принялась оглядываться по сторонам. Веселые лица, парочки, компания мужиков, радостно отмечающих какое-то событие... Одна физиономия показалась мне странно знакомой, я вгляделась, разгоняя рукой клубы сигаретного дыма, и сердце у меня сжалось в дурном предчувствии. Опять эти знакомые черты, и красные, страшные белки глаз, и джинсовый костюм, и кепка, и дурацкие красные волосы, торчащие из-под козырька, и те самые странные следы на шее, которые с утра заметно потемнели и налились синевой... С воплем я вскочила с места, загрохотал стул, жалобно звякнула металлическая салфетница...
  На меня смотрели все. Я стояла, прижав руки к груди, не понимая, что происходит. Девяткин повернул голову и равнодушно посмотрел сквозь меня, словно я была пустым местом.
  - Девушка, с вами все в порядке? - поспешила ко мне официантка.
  - Да... То есть нет. Извините, я лучше пойду.
  Из зала я выскочила так, словно за мной гналась стая вампиров, и всей кожей ощущала пристальный взгляд Девяткина. Это было такое... такое осязаемое чувство, даже болезненное, как будто мне в спину воткнули иглу. Я промчалась мимо девушек на ресепшен, которые дружно повернули головы и недоуменно посмотрели на меня. Выскочила к лестнице и побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки, путаясь в собственных ногах... Сердце колотилось с такой силой, что я смутно подумала, будто оно сейчас выскочит, разрывая ребра и кожу, и покатится с лестницы вниз. Господи, что вообще происходит? Почему он преследует меня? Кто он такой - этот тип?
  Вот и мой номер. Я подергала ручку - заперто! Принялась шарить по карманам в поисках ключа, но руки тряслись как у заправского пьянчуги. Я уже ничего не соображала, а за спиной мне мерещились тяжелые равномерные шаги...
  В панике я забарабанила в дверь, она приоткрылась, в щели мелькнуло перепуганное лицо Егора, и я ввалилась в комнату, угодив прямо в объятья парню.
  - Стася, ты что? - спросил он, одной рукой обнимая меня, а второй поспешно защелкивая замки. - За тобой кто-то гнался?
  Я помотала головой, не в силах выговорить ни слова. Егор с тревогой посмотрел мне в лицо и быстро ушел в комнату, откуда донесся звук открываемой дверцы холодильника и звон стекла.
  - На, держи, - он принес мне стакан с водой. - Выпей, на тебе лица нет. Что случилось?
  Я жадно выпила воду, стуча зубами о край стакана. Наверное, на меня было жутко смотреть в этот момент. Постепенно дыхание восстановилось, вернулась способность соображать. Егор тревожно спрашивал меня о чем-то, но я лишь отмахнулась - не было у меня сил сейчас пересказывать весь этот бред сумасшедшего. Да и что я могла сказать? Меня весь день преследует человек, которому я вчера помогла после аварии, и которого без сознания увезли на машине 'скорой помощи', откуда он непонятным образом испарился? Чушь какая-то!
  Вернув Егору стакан, я присела на краешек постели, невидящим взглядом уткнувшись в стену. До меня вдруг дошло, на что похожи те самые следы на шее Девяткина - словно ожерелье, состоящее из круглых отпечатков.
  Его пытались задушить. Вот откуда красные глаза, вот откуда следы. Кто-то его душил, но не довел дело до конца. К сожалению. Я прислушалась к себе - неужели мне не жаль бедного парня? Откуда такое человеконенавистничество?
  А может, он и вовсе не человек? Странный тип, которого даже машина толком сбить не может, которого задушить нельзя, который ходит за мной, как приклеенный, и постоянно попадается мне на пути...
  Вампир? Нечисть какая-нибудь?
  Боже мой, что за бред! Я заставила себя встряхнуться и мыслить здраво: никаких вампиров, разумеется, не существует, в них может верить лишь такой любитель всяческих ужастиков, как мой драгоценный ребенок. Но мне-то, слава Богу, уже не восемь лет!
  Может, это просто какой-нибудь маньяк? Мало ли, всякое бывает, втрескался в меня по уши, и теперь не может отвязаться, едет за мной в другой конец страны, лишь бы держаться поближе к предмету своих вожделений! Это, конечно, тоже не великое счастье, но, по крайней мере, более реалистичная версия.
  И тут меня словно уколола маленькая болезненная иголка.
  А ведь Егор тоже таскается за мной, словно хвост за собакой... Сначала я увидела его в Москве, потом на бензоколонке... Теперь, когда я приехала в гостиницу и втайне надеялась, что дальше мы разойдемся каждый своей дорожкой, он вновь оказался рядом, банально пролез в окно. Почему, собственно, я ему так доверяю?
  - Ну, ты что-нибудь надумала? - спросил меня Егор.
  - Ничего, - буркнула я, вылезая из своих тягостных подозрений.
  - Теперь ты, наконец, расскажешь мне, откуда ты примчалась такая, и кто за тобой гнался? - И тут вдруг его лицо некрасиво вытянулось, а в глазах вспыхнул мгновенный страх. - Это они? Они, да? Они все-таки выследили меня?
  - Тихо, не кричи. Земля вокруг твоей персоны пока не вертится. Не все, что происходит, связано с тобой, у меня существуют и свои собственные проблемы, помимо тебя, - не удержалась я от мелкого булавочного укола.
  Пожалуй, к Егору стоит присмотреться повнимательнее. Он меня в два счета разжалобил и окрутил; еще немного - и я начну ему носки стирать и кормить тефтельками, обмахивать газеткой от мух и защищать от всех злых людей, которые норовят несмышленыша обидеть. А несмышленыш, между прочим, уже давно совершеннолетний, и ведет себя довольно странно.
  Опасности от него я не ждала. За целый день, проведенный в одной машине, у него была тысяча возможностей причинить мне вред: к примеру, тюкнуть по башке и выкинуть в близлежащую канаву. Но я пока цела и невредима, значит убивать он меня пока не собирается. А что тогда?
  - Так ты уже пообедала? - допытывался Егор с голодным блеском в черных, как маслины, глазах.
  - Не успела.
  - Почему? Тебя выгнали из ресторана? Стася, что происходит?
  Рассказать ему, что ли?
  - Вот смотри. Представь себе ситуацию, в Москве ты случайно видишь человека, которого сбила машина. Он без сознания, его увозят на скорой. На следующий день ты встречаешь этого типа за двести километров от Москвы, в придорожной кафешке; у него на шее такие впечатляющие следы пальцев, как будто его душили, а глаза совершенно безумного красного цвета. Тип уверяет, что видит тебя впервые в жизни, и никакая машина его не сбивала. Третий раз он попадается тебе на глаза спустя примерно десять часов, в том же самом ресторане, куда ты приходишь поужинать.
  Егор озадаченно почесал голову и уставился на меня с нескрываемым уважением, словно эти приключения как-то возвышали меня над серой толпой.
  - Больше всего меня волнуют три вопроса. Первый - этот парень вампир или просто маньяк-убийца? Второе - какая опасность мне угрожает? Третье - не едет ли у меня крыша? Вот и все, спасибо за внимание.
  - Все это очень странно, - признал Егор. - Но знаешь что? Ты слишком много думаешь, на голодный желудок это вредно. Нужно поесть, тогда жить станет гораздо веселее.
  - Кто о чем, а вшивый о бане, - вздохнула я. - В ресторан я больше не вернусь, и не мечтай! Там этот тип, я боюсь, он меня пристукнет, и останется мой сын сиротой.
  - Ну так позвони, пусть тебе ужин принесут в номер! - подсказал Егор, кивая на телефон.
  - Хорошая идея! Почему сразу не предложил?
  - Да я только сейчас сообразил, - признался он смущенно.
  В солидной кожаной папке, лежащей около телефона, нашлось и ресторанное меню. Егор тут же решил, что будет большой стейк с картошкой-фри, сырное ассорти, пиццу, красное вино. Ну а на десерт ему хватит и пирожного 'черный лес' с чашкой кофе. Я презрительно на него посмотрела и отобрала меню.
  - Вообще-то, если ты еще помнишь, по легенде я живу в номере одна. И если я закажу такую прорву еды, то вызову вполне обоснованные подозрения, - наставительно сказала я, набирая номер и одновременно листая меню. - Так что... Алло, это обслуживание номеров? Я хотела бы заказать ужин в номер. Да, спасибо. Пиццу с ветчиной и грибами, салат 'Цезарь', сырные булочки.
  Егор скорчил жалобную физиономию и делал какие-то загадочные знаки руками. Намекал, наверное, что этой еды ему будет явно недостаточно. Вот обжора!
  - И еще мартини-бьянко, - добавила я, покосившись на Егора. - Спасибо, жду.
  Он смотрел на меня с веселым удивлением.
  - Ну что смотришь? После пережитых потрясений мне просто необходимо прийти в себя.
  - Я только за!
  Кажется, полный стрессов день обещал закончиться банальной пьянкой. Я поняла это, увидев, что вместо бокала мартини мне принесли целую бутылку. От неожиданности я не нашлась что сказать, растерялась, а когда собралась было высказать претензии, официант уже испарился. Что-то долго я сегодня соображаю. Егор дождался, пока щелкнет замок, вышел из ванной, где он отсиживался, дабы не попадаться на глаза персоналу, удовлетворенно похрустел пальцами - ненавижу эту привычку! - и плюхнулся на кровать, подвинув к себе столик.
  - Я не мешаю, нет? - осведомилась я.
  - Нет, конечно, присоединяйся, - гостеприимно ответил он.
  От злости я едва не заскрежетала зубами, но еда выглядела так аппетитно, что я вмиг забыла обо всем. Пицца с расплавленным сыром и свежей ветчиной, хрустящий салатик, маслянистый мартини с запахом полыни и трав... Егор ел так жадно, что мне почудилось - если прислушаться, можно услышать, как он довольно, по-кошачьи урчит. Сначала я, как воспитанная девушка, цивилизованно ела с помощью вилки и ножа, а потом плюнула и стала загребать пиццу прямо руками, запивая ее мартини - моим любимым напитком.
  Вскоре, объевшись до неприличия, я отползла от стола и завалилась на кровать с бокалом. Егор нежно, будто любимое дитя, обнял плетенку с сырными булочками и жевал, осоловело таращась в потолок. Куда в него столько влезает, интересно? А мой Шурка тоже таким станет?
  - Вот это жизнь, - пробормотал Егор, тоже забираясь на кровать и устраиваясь калачиком на краю.
  - Ага, красота. Ты спасаешься бегством, меня преследует какой-то урод... Зато мы набили животы, и счастливы этим.
  - Да ну тебя, не порти настроение!
  - Иди отсюда, - я вытянула ногу и спихнула его с кровати. - Разлегся тут, понимаешь, как у себя дома! Все, я спать хочу.
  В этот момент в дверь постучали, и Егора как ветром сдуло в ванную. Я же поползла открывать. На пороге нарисовался давешний официант, который теперь пришел забирать столик и пустые тарелки. Увидев, что в какие-то полчаса хрупкая на вид девушка оприходовала такую прорву еды и выпила полбутылки мартини, он округлил глаза, удивленно на меня взглянул, но от комментариев воздержался. И слава Богу. Выпроводив его и дав щедрые чаевые, я повесила на ручку с наружной стороны двери табличку 'Not distrub', после чего позвала Егора:
  - Выходи, опасность миновала.
  - Спать ложимся? - спросил он и с тайной надеждой посмотрел на широкую и мягкую кровать, на которой с легкостью поместилось бы человека четыре.
  - Ага, я на кровати, ты на полу, как и договаривались. Одеяло и плед я тебе, так и быть, пожертвую.
  
  * * *
  
  Почему-то, стоит только лечь в постель, как сон тут же улетучивается, даже если ты пять минут назад падала от усталости. Я лежала, таращила в темноту глаза и прислушивалась к каждому шороху. Пожалуй, зря я ругала Егора за его манию преследования - очень скоро такая мания обещала появиться и у меня.
  Парень недовольно возился на полу - ему было жестко, неудобно, а из окна наверняка немилосердно дуло в спину. Но что же я могу поделать? Не пускать же его к себе в кровать! У меня, в конце концов, есть Алекс...
  Я застонала и побила кулаком подушку. Алекс сегодня ехал за мной на джипе - зачем, зачем? Какое он имеет к этому всему отношение? Почему он отговаривал меня от поездки, ссылаясь на занятость, а сам поехал следом на каком-то 'Форде', который я видела у него первый раз в жизни? Где он взял эту машину?
  А главное, почему я все время встречаю одних и тех же людей на протяжении всей поездки? Такое количество совпадений - это чудовищно, в это нельзя поверить. Значит - какой-то умысел? Но чей?
  Мои мысли прервал Егор, который завозился и сел, матерясь сквозь зубы. Потом послышался щелчок зажигалки, потянуло табачным дымом.
  - Ты что делаешь? - сердито спросила я. - Хочешь курить - иди на улицу.
  - Не могу, - мрачно буркнул он. - Там холодно. Можно я хотя бы окошко открою?
  - А, делай как знаешь, - в раздражении махнула я рукой. Сколько же с ним хлопот, с этим мальчишкой! Теперь вот покурить ему приспичило...
  Он открыл окно, тут же потянуло ледяным октябрьским воздухом. Я поежилась и спрятала босые ноги под одеяло.
  Фигура парня отчетливо вырисовывалась на фоне звездного неба: он курил, сидя на подоконнике и отстраненно глядя куда-то вдаль. Я невольно залюбовалась им - исключительно с точки зрения эстетики, ничего личного. Красивый мальчишка, а что-то будет лет через десять? Жизненный опыт, плюс внешность, да еще и уверенности в себе прибавится - и ему просто не будет прохода от девушек.
  В комнате стало совсем холодно, я закуталась в одеяло и шепотом велела:
  - Ну все, закрывай, я замерзла!
  Он выбросил окурок, который прочертил в воздухе яркую огненную дугу, закрыл окно, но на свое импровизированное ложе уходить не спешил - сидел на подоконнике, равнодушно смотрел на темный лес.
  - Что опять? - спросила я, сама поразившись сварливым интонациям в своем голосе. Неужели я могу быть такой, что даже сама себе противна?
  - Да ничего, спи, - шепотом откликнулся он. Потом встал, наклонился за бутылкой, которую мы поставили на полу у кровати, и плеснул себе в стакан мартини.
  - Егор, черт тебя возьми, что происходит?
  - Стася, все хорошо. Просто на полу жутко неудобно. Я тут посижу, ты спи, не обращай на меня внимания.
  - Ну возьми мое одеяло, а я как-нибудь переживу, например, свитер надену, - предложила я.
  - Нет-нет, ничего не надо.
  - Чтоб тебе лопнуть! - от всей души пожелала я ему, вскочила с постели и щелкнула выключателем. Егор в одних трусах сидел на окне и щурил глаза, а я была тоже ничего себе - в легкомысленной розовой пижамке с кружевами, растрепанная и босиком. Красота! Пришлось выключить свет и дальнейшие переговоры вести в темноте.
  - Ты так и будешь мне всю ночь нервы трепать?
  - А я разве треплю? - удивился он. - Кстати, отличная пижама.
  - Спасибо, без тебя знаю. Конечно, треплешь! Сидишь тут голый, весь печальный, лакаешь мартини, как романтический герой... А я, между прочим, спать хочу.
  - Ну и спи себе, - пожал он плечами. - А я тут посижу: все лучше, чем как собаке на полу валяться.
  - Скажи, - с подозрением спросила я, - это ты сейчас намекаешь на то, чтобы я тебя пустила на кровать?
  - Ну вроде того, - легко согласился он.
  - Фиг тебе!
  - Ладно, тогда я буду всю ночь на подоконнике сидеть. И смотреть на тебя, - добавил он.
  От такой перспективы меня передернуло. Ведь всем известно, что нет ничего хуже, чем когда на спящего человека кто-то молча и долго смотрит. Бр-р-р! Я замерзла, стоя босиком на холодном полу, и нырнула под одеяло, после чего ощутила слабенький укол совести. Бедный парень замерзает, я из себя строю невесть что, а ведь на кровати места хватит на четверых.
  - Значит так! - сказала я значительно. - Ты можешь переночевать здесь, в постели...
  - Ура! - завопил Егор и одним великолепным прыжком прыгнул с подоконника на кровать. Кровать содрогнулась, а я чуть не прикусила себе язык.
  - Погоди радоваться. У меня есть условие. Взамен ты расскажешь мне всю историю от начала до конца: кто тебя преследует, зачем и почему. Если не расскажешь, отправишься обратно на пол, ясно?
  Егор вздохнул и согласно покивал.
  - О'кей, историю ты получишь.
  - И я тебя предупреждаю: если ты хоть пальцем до меня дотронешься - остаток ночи проведешь на улице. Я тебя попросту выгоню на мороз без сожаления. А на улице сейчас только плюс пять, имей это в виду.
  - Очень мне надо до тебя дотрагиваться, - хмыкнул Егор.
  - Вот и прекрасно, наши чувства взаимны, - сказала я, чувствуя себя уязвленной до глубины души. Что же это такое, я уже не интересую мужчин, которые моложе меня? Понятно, что мальчишка мне и даром не нужен, но все-таки обидно, что он так легко согласился.
  Ну и черт бы с ним!
  - Хорошо, договорились. Если полезешь - убью, а потом выдам тебя преследователям.
  - Ладно, ладно, - разнежено проговорил тот, залезая под одеяло. Я почувствовала его голую ногу, и меня как током ударило.
  - Нет, погоди-ка! Тащи с пола плед и второе одеяло.
  Егор послушно принес, я торопливо скатала плед в тугой рулон и проложила посередине кровати - в целях безопасности. Я девушка честная, и искушений мне тут не надо. Егор откровенно посмеивался надо мной, но я это глупое хихиканье игнорировала. Потом я улеглась, чувствуя себя гораздо лучше - плед защищал от случайных прикосновений, и я могла спокойно лежать, не боясь наткнуться на чужую руку или ногу.
  - Где там у тебя был мартини? - спросила я и протянула руку. - История наверняка будет душераздирающей, всухую такое слушать никаких нервов не хватит.
  Егор прошлепал босыми ногами к холодильнику, взял чистый стакан для сока и воды, которые заботливо подготовила для постояльцев гостиничная администрация, и щедрой рукой налил мне мартини.
  Я блаженно отпила и приготовилась слушать.
  
  * * *
  
  История, впрочем, оказалась не очень долгой, хотя и поразительно напоминала бразильский сериал.
  Егор жил с матерью и сестрой Ликой, которая была старше на два года. Отца у них не было. Егор поначалу приставал к матери с вопросами, но та отнекивалась, придумывала какие-то отговорки, а потом очень серьезно сказала:
  - Егор, я могла бы выдумать историю, что твой папа был летчиком или моряком, а потом погиб, но я не стану этого делать. Ваш отец был нехорошим человеком, он бросил меня сразу после твоего рождения, а Лике тогда только-только исполнилось два, и я осталась с двумя маленькими детьми на руках... Не хочу о нем вспоминать, и ты, пожалуйста, не думай об этом. И давай закроем эту тему раз и навсегда.
  Легко сказать - не думай! Тем более, десятилетнему мальчишке, который отчаянно завидовал своим школьным друзьям: отцы водили их на футбол, жарили шашлыки на майских праздниках, разрешали порулить на машине... Ему же оставалось общество сестры - глупой воображалы, и матери - рано постаревшей, сухой, с губами, сжатыми в ниточку. Она никому не доверяла, боялась всего и всех, не подпускала к себе мужчин ближе десяти метров - впрочем, они и сами не горели желанием общаться с нею. Все силы она отдавала детям и в итоге превратилась в скучную, вечно настороженную старуху - и это в пятьдесят лет!
  Егор дома бывать не любил. Общество сестры и матери тяготило его, эти каждодневные наставления, разглагольствования, нотации... Лика вечно воевала с матерью, а ему было скучно, неуютно, хотелось сбежать на улицу, где ждали друзья и приключения.
  Мать так и не вышла замуж, и Егор уже не надеялся, что когда-нибудь у него появится отец. Все шло своим чередом: он закончил школу, поступил в вуз - очень уж не хотелось в армию, но учиться было лень, и он частенько отлынивал. Лика в свои двадцать два страшно мечтала о замужестве, зазывно стреляла глазками по сторонам, кидаясь на каждого мало-мальски перспективного парня, но желающих взять ее в жены пока не находилось, несмотря на хорошенькое точеное личико и стройную фигурку. То ли нахрапистость и хищный характер отпугивали потенциальных женихов, то ли ее мать, которая всегда ходила с таким видом, будто съела лимон, то ли отсутствие приданого. Единственной ценностью в семье Егора была квартира в центре, которая досталась матери от ее родителей. Переулок около Малой Бронной, Патриаршие пруды. Дом, правда, был старый, дряхлый, но зато какой район - элитный и престижный. Впрочем, даже квартира не помогла: Лика считала себя старой девой и была уверена в том, что замуж никогда не выйдет. А оттого стала еще агрессивней и возненавидела всех мужиков скопом.
  В этот самый момент, когда в доме царила непередаваемая атмосфера слез, криков и материнских сухих нотаций, раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос сухо и четко сообщил, что отец Егора и Анжелики тяжело болен, жить ему недолго осталось, и он хотел бы увидеться со своими детьми. Затем его попросили записать адрес и приехать как можно скорее.
  Егор растерянно положил трубку и сообщил домашним поразительную новость. Мать, побледнев, едва не грохнулась в обморок, а Лика, фыркнув, довела до сведения всех присутствующих, что не намерена встречаться с каким-то там старым пеньком, выносить за ним 'утку', менять простыни и полоскать под краном его вставную челюсть. Егор же не знал, что и думать. Все было слишком неожиданно и как-то очень по-книжному. Отец, который всплыл из небытия после двадцати лет отсутствия, бессердечность сестры, бледность на пергаментном лице матери...
  - Лика, помолчи, - попросил Егор.
  - Вот еще, - не унималась сестра. - Как нас бросать - так он герой, а как помереть пришло время, сразу о детях вспомнил.
  - Мне адрес дали, - сказал Егор, глядя на бумажку, на которой корявым почерком писал под диктовку звонившего мужика. Кстати, кто он такой? Вроде как адвокат? Откуда у пожилого больного человека - адвокат?
  - Дай сюда эту бумажку, я ее выброшу, - велела Лика и цапнула листок хищными пальчиками. Пренебрежительно прочла адрес и, пожав плечами, удалилась в свою комнату.
  - Ма, откуда этот отец взялся? - спросил Егор с безмерным удивлением. - Кто он такой? Расскажи!
  - Нет, сынок, не заставляй меня вспоминать...
  - Мама! - неожиданно жестко сказал парень. - Ну хватит уже. Мы имеем право знать, не маленькие. Кто наш отец, и почему он нас бросил?
  Мать для порядка повздыхала, сжимая виски бледными пальцами, бросила на сына скорбный взгляд, но, убедившись, что он от своего не отступится, неохотно рассказала.
  Это случилось в те времена, когда деревья были большими, воздух - гораздо чище, чем сейчас, а мама Егора, Надежда - почти молодой и почти красивой девушкой. Ключевое слово - девушкой. В тридцать лет у нее не было ни мужа, ни любовника, ни даже намека на личную жизнь и конечно же, это не могло ее не задевать. Но однажды случилось чудо: она познакомилась во дворе с мужчиной - старше ее лет на двадцать, но красивым, стройным, подтянутым. Он оказался каким-то большим начальником, приехал из Ленинграда в командировку. По вполне понятным причинам, мама Егора воздержалась от подробностей, но главным было то, что между нею и тем мужчиной, Алексеем Модестовым, закрутился совершенно бешеный роман. Ее не смущало даже, что ее любовник женат и имеет трех малолетних детей - правда, от первого брака жены. Все это были мелочи, главное, что они вместе, что он ее любит... Через год на свет появилась Анжелика. Рождение ребенка давало надежду на то, что Модестов уйдет от жены и официально оформит свои отношения с Надеждой, но не тут-то было. Жена оказалась дочерью какой-то важной шишки, и многое в карьере Алексея зависело от благосклонности тестя, потому уйти из семьи он не мог, если не хотел остаться у разбитого корыта.
  Надежда временно затолкала женскую гордость подальше, жила с ребенком в своей квартире, той самой, что в переулках близ Малой Бронной, с нетерпением ждала редких командировок любимого. А они и в самом деле становились все реже.
  Вскоре Надежда поняла, что снова беременна и испугалась уже всерьез. Испугалась статуса матери-одиночки, зыбкого своего положения, неясных перспектив... Покричала, поплакала, разругалась с Алексеем в пух и прах... но это ничего не изменило. Разводиться он по-прежнему не собирался, хотя деньги давал щедро, и ни его любовница, ни ребенок ни в чем не нуждались.
  Вскоре родился Егор. Модестов наезжал в Москву раз в два-три месяца, в его взгляде не было уже прежней нежности и любви, и Надежда опасалась даже подумать, что будет дальше. Она собиралась уже ехать с детьми в Ленинград, чтобы предъявить их законной жене и потребовать развода для Алексея. В конце концов, других детей у него нет, он даже не усыновлял отпрысков жены от первого брака. Она в самом деле поехала бы, потому что очень боялась остаться у разбитого корыта, но все ее планы были разрушены одним прекрасным осенним днем. До приезда Алексея оставалось около трех дней, Надя вышла погулять с детьми и, таща коляску по тротуару, вдруг увидела его - своего любовника в компании женщины, красивой, яркой, ухоженной, слегка богемного вида, в ярком пышном платье. Они шли вместе, обнявшись, хохотали, и поглядывали друг на друга с таким лукавством, что не оставалось сомнений в характере их отношений. Замерев на месте, шокированная Надежда увидела, как они входят в подъезд соседнего дома и вспомнила, что не раз уже видела эту бабу во дворе, гуляющую с ребенком.
  Тут же завертелся вихрь подозрений: от кого ребенок, если она живет одна, без мужа? Что делал в этом дворе Модестов, когда они познакомились? Никаких учреждений здесь не было и в помине, одни лишь жилые дома. Неужели эта рыжая - его старая пассия, которая прижила от него ребенка, а теперь снова заманила в свои сети?
  Догадка, поразившая ее, казалась единственно верной.
  Надя билась в истерике и не знала, что предпринять. Отравиться? Утопить детей, а потом утопиться следом и самой? Убить Модестова? Убить рыжую крашеную хищницу? Настучать его ленинградской жене?
  Она промучилась так три дня, а потом Алексей объявился сам: ввалился в квартиру с чемоданом, словно только что приехал, расцеловал Надю, посюсюкал с детьми, в общем, делал вид, что все в полном порядке. Потрясенная таким вероломством, не обладающая большим опытом, Надежда тут же закричала, что она все видела, и его крашеную лахудру видела, и глаза ей повыцарапает! Алексей легко улыбнулся, пожал плечами и, попрощавшись, вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  На этом все кончилось. Надежда каждый день видела его в компании рыжей соседки, унижалась, плакала, но он мягко объяснил, что разлюбил ее, а значит - все кончено.
  - Но как же дети? - рыдала Надя.
  - А ты на сто процентов уверена, что они мои? - Произнеся эту циничную фразу, Алексей сочувственно потрепал ее по подбородку. - Успокойся, Надюша, ты еще устроишь свою жизнь. Счастливо тебе!
  И ушел, оставив ее в полнейшем смятении чувств.
  Самым ужасным было видеть почти каждый день рыжую хищницу и чувствовать на себе ее лукавый изучающий взгляд. Модестова она изредка встречала во дворе, когда он приезжал в Москву, но встреч с ним избегала. Когда Надя видела ребенка хищницы, мальчика лет четырех, в ней все закипало: теперь уже сходство с Модестовым так и било в глаза. Те же уши, нос, подбородок...
  Потом все как-то разом кончилось. До нее дошли слухи, что Алексей бросил и соседку - сделал ей ребеночка и бросил, а в столицу и вовсе перестал приезжать. Дела его пошли в гору, он сменил работу, стал большим начальником, и мотаться из города в город стало ему не по статусу. Эта новость принесла некоторое облегчение: по крайней мере, видеть бывшего любовника ей больше не придется, ну а то, что красотка-соседка с огромным восьмимесячным животом тоже стала брошенкой, дарило хоть какое-то моральное удовлетворение. С другой стороны, удовлетворение это быстро таяло, когда Надя видела вполне довольное жизнью лицо соперницы: она спокойно выгуливала свой беременный живот и, казалось, нисколько не огорчалась по поводу разрыва с отцом своих детей. То ли ей было на него плевать с высокой колокольни, то ли у нее просто был сильный и самостоятельный характер. Надя этого не знала, и знать не хотела, и вообще старалась не думать об этом, желая вытолкнуть поскорее из памяти эту историю.
  Ну а дальше жизнь вошла в привычную колею и нарушил ее лишь двадцать лет спустя звонок от Модестова, который хотел видеть своих уже взрослых детей.
  Выслушав эту потрясающую в своей банальности историю, воспетую сотнями писателей и сценаристов, Егор покачал головой. Кто бы мог подумать, что в жизни его блеклой, бесцветной матери бушевали такие латиноамериканские страсти!
  Из комнаты Лики уже довольно долгое время раздавалось щелканье клавиш - сестра, как обычно, сидела за компьютером. Потом она высунула голову и озадаченно сказала:
  - А папашка-то у нас не простой!
  - С чего ты взяла?
  - Он живет под Питером, в маленьком поселке у моря. Это очень престижное местечко, земля там стоит бешеных денег, а судя по тому, что в твоем адресе есть только номер дома и нет квартиры - папанька живет в собственном коттедже. И это наверняка не вшивая развалюха, а, как минимум, двухэтажный особняк.
  - Откуда ты знаешь? - плачущим голосом простонала мать.
  - Я нашла карту этого поселка. Дом стоит на ближайшей к морю улице, и я уверена, что земля там - бешено дорогая.
  - Ну, тебя это волновать не должно, - поддел сестру Егор. - Ты же не хотела с отцом знакомиться!
  - Щазз, разбежался! - отбрила она братца. - Хочешь, чтобы все бабки и недвижимость тебе досталась? Вы как хотите, а я собираю вещи. Особняки у Финского залива, знаете ли, на дороге не валяются!
  Глаза у старшей сестры горели, щеки раскраснелись, и она мысленно уже подсчитывала возможную прибыль: вкусный кусочек от наследства, богатые женихи, выстроившиеся в очередь, независимость от надоедливой матери, свобода, а главное - МНОГО БАБОК! Она даже не пыталась скрыть меркантильного интереса, и Егору стало противно. Не то чтобы он был против денег: с ними, конечно, жить гораздо веселее... Но отец его интересовал в первую очередь не как толстый кошелек, а как человек.
  - Дети! Вы что, поедете к этому предателю? - воскликнула мать. - К тому, кто бросил вас в младенчестве и не вспомнил ни разу за двадцать лет?
  - Конечно, поеду! - Лика уже скрылась в комнате, и оттуда послышались звуки поспешных сборов: в сумку летели вещи, косметика, обувь. Потом сестра заперлась в ванной и вышла оттуда через полчаса в непривычном образе: вместе яркого макияжа и откровенного наряда - скромные джинсы, зачесанные за уши волосы, бледное личико и глазки в пол. Типичная бедная родственница. От такой метаморфозы Егор остолбенел, а мать принялась рыдать и заламывать руки.
  - Как вы можете! Вы меня бросаете, едете к этому... подлецу, променяли мать на доллары!
  - Мам, успокойся, - равнодушно сказала Лика, - все будет хорошо. Я позвоню.
  - Ты уже уезжаешь?!
  - Ну конечно, поезда на Питер ходят часто. Егорушка, чао. Если надумаешь приехать, постарайся выглядеть пай-мальчиком, чтобы папеньку не спугнуть. Но я, в принципе, и сама управлюсь.
  Мать сползла на пол, заливаясь слезами.
  - Ну что такое! - недовольно воскликнула Лика. - Ты же все равно собиралась через неделю ехать в свой санаторий для сердечников, разве нет? Отдохнешь там спокойно, а я пока с папашей познакомлюсь. Не рыдай, я скоро вернусь. Буду на связи.
  И она выскользнула из квартиры, помахивая дорожной сумкой. Мама рыдала. У Егора от всего происходящего голова шла кругом. Где-то за тысячу километров отсюда лежал при смерти его богатый отец, владелец дома, денег и адвокатов с сухими, деловитыми голосами. Как такое могло быть? Он уже и думать забыл об отце. С тех пор, как ему исполнилось тринадцать, он перестал мечтать о том, как папа к нему приедет, посадит в дорогую машину и увезет в свой сказочно прекрасный дом. Выходит, мечты сбывались? Неужели он уже совсем скоро познакомится со своим родным отцом? Удивительно...
  То, что отец их бросил, Егора почти не смущало. Всякое в жизни бывает, а это дело давнее, и вообще, нужно уметь прощать. Зла на этого человека он не держал, напротив, ему было интересно увидеть его, поговорить... Только бы успеть! Если отец так плох, надо поторопиться.
  Егор посмотрел на мать и понял: так просто его не отпустят. Она сейчас выжмет из этой истории все, что возможно, тысячу раз упрекнет детей в черствости и равнодушии, а потом еще десять лет будет горько вспоминать, как они бросили ее одну, погнавшись за длинным рублем... или баксом. Через неделю мать уедет в санаторий, и Егор решил, что дождется ее отъезда, поможет собраться, посадит на поезд, чтобы она не так расстраивалась, а потом уже поедет к отцу.
  Так и получилось. Мама уехала, обиженная на весь свет, ее даже месяц отдыха на юге уже не радовал, зато Егор не чувствовал себя предателем, бросившим на произвол судьбы собственную мать. Лика за все время позвонила лишь раз, ничего толком не сказала, голос у нее был чрезвычайно загадочный, но сквозь напускное Егор сумел расслышать нотки растерянности, что для сестры было нехарактерно. Она никогда не терялась и умела любую ситуацию повернуть в свою пользу, а тут - такая перемена! Неужели папа пришелся ей не по зубам? Егор узнал, что отец жив, находится в сознании и вполне в состоянии общаться, и облегченно выдохнул: он опасался, что за то время, пока он отправлял маму в санаторий, отец мог умереть, так и не дождавшись его появления.
  Он поехал на вокзал, купил билет на завтрашний день, выпил пива в кафешке и поехал домой... А по дороге чуть не попал под машину. Точнее, его толкнули. Егор стоял на 'зебре', ждал, когда на светофоре загорится зеленый, и вдруг почувствовал сильный удар в спину, оступился и чуть было не полетел под машину. Счастье, что в детстве он активно занимался спортом и умел владеть своим телом: ему удалось сгруппироваться, и грузовик проехал в двадцати сантиметрах от его ноги. Того, кто его толкнул, уже, разумеется, не было. Или это все Егору вообще почудилось? Он решил, что пиво было слишком крепким и пошел к дому. Поднялся по лестнице, вставил ключ в замочную скважину... и остолбенел. Дверь не была заперта. В голове пронесся вихрь мыслей: бегом назад, звонить в милицию, ни в коем случае не входить... В этот самый момент дверь его собственной квартиры открылась и парня кто-то втянул в прихожую.
  Егор даже ничего не успел сообразить, как его начали бить. Двое. Одному он двинул в челюсть, второго ударил в пах и выскочил из квартиры, пока они не очухались. Скатился по лестнице, куда-то побежал, понимая, что надо уйти подальше... но сил уже не было. Приземлился в каком-то закоулке, надеясь, что его не найдут. Потом попалась я, добрая душа, которая напоила его кофе и 'подарила' три сотни. Билет на поезд он потерял в драке, денег в кармане не было не копейки.
  Егор принял решение все-таки поехать в Питер: сестры и матери в Москве нет, с ними ничего не случится, а вот он сам, оставшись в столице, может пострадать. Дома его наверняка подкарауливают, деваться ему некуда... Хоть у отца в особняке пересидеть! Другу, у которого ночевал, Егор оставил ключи от квартиры, попросил зайти с кем-нибудь, осторожно проверить, все ли в порядке, и запереть дверь, чтобы ворье не вынесло вещи.
  И только когда двое типов в синем 'Фольксвагене' стали теснить к обочине дедка на 'Жигулях', который его подвозил, Егор понял: его хотят убить, и это как-то связно с его новообретенным отцом. Кто-то очень не хочет, чтобы он попал в поселок 'Дюны' под Петербургом. Почему? Из-за возможного наследства?
  
  * * *
  
  - Это наверняка мои родственнички стараются, - хрипло сказал Егор и забулькал бутылкой мартини, разливая напиток в опустевшие стаканы. - Другие дети моего отца. Им не хочется делиться жирным кусочком, вот они и пытаются вывести меня из игры...
  - Е-ру-нда, - веско произнесла я. - В твоей версии полно несуразностей. Во-первых, с чего ты взял, что отец тебе что-то завещал? Во-вторых, почему с твоей сестрой ничего не случилось, а за тобой натуральную охоту открыли? Или она по завещанию ничего не получает? В-третьих, существует ли вообще это завещание?
  - Ну, родственничкам-то известно гораздо больше моего, я уверен, потому меня и устраняют. Значит, в завещании я и в самом деле упомянут. А Лика... Не знаю, может быть отец пообщался с ней полчасика, увидел ее корыстные глазки и решил ничего ей не оставлять. В назидание.
  Егор говорил чрезвычайно убедительно и даже пафосно, но от выпитого мартини язык его слегка заплетался, отчего звучало это очень смешно. Я захихикала и снова глотнула волшебный напиток.
  - Чего смеешься? - обиделся мальчишка. - Смешно ей... Мне, может, суждено умереть в двадцать лет, а она веселится!
  - Да не обращ-щай внимания, это я просто слегка пьяная, - поведала я, пытаясь унять головокружение. - Не надо было столько пить. А мне еще з-завтра за руль садиться...
  - Я сам поведу, - помахал он пальцем перед моим носом. - Так что пей сколько влезет.
  - Р-разбежался! Тоже мне, джентльмен выискался!
  Я его уже не боялась, забылись все подозрения. Возможно, мартини сыграл свою роль, возможно, искренний рассказ Егора - а я поверила каждому его слову, - но между нами возникла какая-то искорка, какая-то теплота, словно мы тысячу лет друг друга знаем. Я была в курсе его проблем, он - в курсе моих, мы вместе лежали в одной кровати, как давно и прочно женатая парочка, пили, болтали и нисколько друг друга не стеснялись.
  Поэтому я почти не удивилась, почувствовав, как Егор осторожно забрал у меня из руки бокал с мартини и легко, едва касаясь, провел пальцами по моему плечу.
  - Стаська, - завороженно прошептал он, прежде чем поцеловать меня.
  Губы у него были мягкие, сладкие и очень нежные. Я проваливалась в этот поцелуй, голова у меня кружилась - а может быть это кровать кружилась, подхваченная каким-то смерчем? Я отвечала на поцелуй, а он торопливо, одной рукой сдирал с меня пижаму, а другой пытался вытянуть лежащий между нами плед - преграду...
  Стоп.
  Я вынырнула из лихорадочного поцелуя, оттолкнула от себя руку Егора, и он замер в темноте.
  Я целуюсь с двадцатилетним мальчиком. Я пьяная. Мне очень хорошо сейчас, но у меня есть Алекс Казаков и я люблю его.
  Остановись, Станислава, ты совершаешь гигантскую глупость, сказала я себе.
  - Стася? - неуверенно позвал Егор и протянул ко мне руку. - Что случилось?
  - Следуя своему обещанию, - сказала я хрипло и сама поразилась, насколько фальшиво это прозвучало, - я сейчас должна выгнать тебя из комнаты, а на улице плюс пять. Поэтому давай мы просто ляжем спать - и все. Только спать. Ничего больше.
  - Я не могу.
  - Что - не могу?
  - Спать не могу.
  - Тогда лежи и думай о приятном. Извини, мне завтра очень рано вставать.
  - Я так и думал, что ты замужем, - буркнул Егор и вытянулся на кровати. В темноте я видела, как блестят его глаза, слышала, как он длинно и прерывисто дышит.
  - Я не замужем, Егор, - мягко сказала я. - Но я люблю одного человека...
  - Это к нему ты едешь?
  - Да не к нему я еду! В Славино меня ждут сестра, мама и сын. И давай на этом остановимся, хорошо?
  Этой ночью я почти не сомкнула глаз. Лежала, вытянувшись в струнку, ощущала плечом Егорово плечо, слушала его дыхание и знала - он сейчас тоже не спит. А под утро пошел мелкий, почти невесомый дождь.
  
  * * *
  
  Было еще темно, когда из тревожного неглубокого сна меня вырвал аккуратный стук в дверь. Ничего не соображая, я испуганно подняла голову от подушки и услышала, как за дверью негромко произнесли:
  - Половина седьмого. Вы просили разбудить.
  - Да, спасибо большое, - ответила я, приходя в сознание.
  Рядом сопел Егор, с головой укрывшись одеялом. Я спустила на пол босые ноги, поежилась от утренней зябкой прохлады, встала и пошлепала в ванную. В голове шумело, морда была опухшей и похмельной. Какого черта я вчера столько выпила?.. С наслаждением я поплескала в лицо ледяной водой, потом горячей, потом опять ледяной. Физиономия покраснела, но зато взгляд стал более осмысленным. Зевая, я почистила зубы, причесалась, с грехом пополам накрасилась и стала похожа на человека.
  Когда я вышла из ванной комнаты, Егор уже успел неумело застелить кровать и одеться. На макушке волосы примялись, на боку топорщились детские вихры, щека была в красную полосочку, да и вообще вид у парня был трогательный. На меня он упорно не смотрел, пряча глаза.
  Я ходила по номеру как сомнамбула, собирая вещи, роняя вещи... Егор ушел в ванную и заперся там, лишь бы не встречаться со мной взглядом. Да мне и самой было стыдно за то, что случилось между нами.
  Вчерашнее, почти летнее тепло куда-то улетучилось, пришла настоящая осень. В открытую форточку сочился холодный сырой воздух, с крыши срывались капли и гулко шлепали по жестяному подоконнику. Было темно, пасмурно и тоскливо. Я натянула свитер, упаковала сумку, прошлась по номеру, проверяя, не забыла ли чего. Легкомысленная розовая пижамка - свидетель моего вчерашнего недостойного поведения - лежала в сумке на самом дне, погребенная под другой одеждой. Я надеялась, что сумею как можно быстрее обо всем забыть. Да, как можно быстрее!
  Сняв телефонную трубку, я попросила принести в номер две чашки очень крепкого и очень горячего кофе. Потом покосилась на ботинки сорок шестого размера, сиротливо стоящие у двери, и добавила в заказ еще три горячих бутерброда с сыром.
  Когда Егор вышел из ванной, на столике дымились чашки с кофе, а я, уже полностью одетая, сидела на краешке кровати и рассеянно смотрела телевизор, по которому шел какой-то древний черно-белый фильм.
  - Доброе утро, - сказал Егор натянуто и сел в кресло. - Кофе принесли?
  - Да, позавтракай, потому что мне пора ехать.
  Мы в молчании, разбежавшись по противоположным углам комнаты, выпили кофе. К еде оба даже не притронулись. Пустую бутылку из-под мартини Егор, покраснев, унес в ванную и выбросил там в корзину для мусора.
  - Ты не обидишься, если я скажу, что дальше поеду одна? - спросила я, избегая встречаться в ним взглядом.
  Егор понимающе кивнул.
  - Конечно, не обижусь.
  - Доберешься сам до своего отца? Поймай попутку, ладно?
  - Да не волнуйся за меня, все нормально, - сказал он и слегка улыбнулся, так что я узнала прежнего Егора. - И еще, прости за вчерашнее...
  - Не надо извиняться! - торопливо возразила я. - Все, забыли, дело-то житейское.
  - Ладно, договорились. Ну все, я пошел.
  - Удачи тебе, - нерешительно сказала я, понимая, что надо что-то сказать.
  Он спрыгнул с кресла, завернул в салфетку бутерброды и сунул их в карман, а потом нерешительно приблизился ко мне.
  - И тебе удачи, - ответил он и крепко, по-дружески меня обнял.
  - Кстати, мы так и не прояснили один вопрос, - сказала я торопливо. - Откуда у тебя пистолет? И еще... Ты, случайно, никого не успел из него застрелить?
  Егор заметно смутился:
  - В общем, это не боевой пистолет. Это газовый. Мне друг одолжил. А кроме того, он даже не был заряжен. Так, игрушка, я ее на всякий случай прихватил.
  - Ну ты даешь! - опешила я. - А угрожал так убедительно! Я даже поверила, что ты вооружен.
  - На то и был расчет. Прости, что напугал, ладно?
  Я стояла, спрятав руки в карманы, ежилась от ветра и смотрела, как Егор садится на подоконник и перекидывает ноги наружу.
  - Ты... хочешь прыгать?
  - Тут пожарная лестница. Все, пока, Станислава! Деньги я обязательно верну - обещаю! - Он помахал мне и исчез в темноте. А через секунду я услышала за окном его приглушенный голос. - Кстати, целуешься ты неплохо!
  - Егор!
  Возмущенно фыркнув, я подбежала к окну, желая съездить нахалу по физиономии, но парень уже ловко спустился по пожарной лестнице; внизу мелькнула его светлая ветровка... Он ушел. Мне почему-то хотелось плакать. Я закрыла окно, взяла свою сумку и поплелась к входной двери. Спать хотелось просто неимоверно, даже крепкий кофе не помог. Зевая и прикрывая рот ладошкой, я вышла в коридор, таща за собой сумку, закрыла дверь, после чего запоздало сообразила, что внизу сейчас от меня наверняка потребуют сдать номер. А это значит - снова подниматься, хмуро ждать, пока горничная проверит, не свистнула ли я, часом, полотенца, вилки или стаканы, и не испортила ли обои и мебель. Я задумчиво посмотрела на часы и подумала, что надо вернуться и позвонить на ресепшен, чтобы оттуда прислали горничную.
  В этот самый момент я заметила, что дверь номера прямо напротив моей приоткрыта, там горит свет и доносится какой-то сдавленный голос и шум. Я забеспокоилась и подошла поближе. Мало ли, вдруг человеку плохо стало! В небольшую щель был виден кусочек комнаты, и там мелькала девушка в белой рубашке и черной юбке до колен. Может, попросить ее, чтобы приняла мой номер, дабы я могла поскорее уехать?
  Я негромко постучала, но это обычное действие почему-то вызвало совершенно неадекватную реакцию. Совсем молоденькая девушка высунулась из комнаты, дико вытаращила глаза и уставилась на меня.
  - Вы что-то слышали, да? К нему в комнату кто-то заходил?
  - Что? - растерялась я. - Простите, не понимаю... Я хочу уехать, и если вам нужно принять у меня номер, пожалуйста, сделайте это побыстрее, я спешу.
  Горничная тупо смотрела на меня, как будто слышала какие-то знакомые слова, но никак не могла понять, что же они означают. Я терпеливо повторила:
  - Примите номер, мне нужно уезжать.
  - У нас тут ЧП, - сказала, наконец, девушка и порывисто прижала руки к щекам. - Вы ничего подозрительного не слышали? Не видели?
  На секунду я растерялась и испуганно подумала, что Егора поймали и приняли за воришку. Неудивительно, ведь он спускался из окна по пожарной лестнице... Господи, что делать? В этот момент горничная, обреченно вздохнув, открыла пошире дверь, чтобы и я могла полюбоваться на посетившее гостиницу ЧП.
  ...Мертвец висел, покачиваясь, в петле, затянутой на мощном крюке, который зачем-то вбили в стену почти у самого потолка. Вываленный язык, синее лицо, выкаченные, неестественно огромные глаза... Я пошатнулась и издала дикий вопль; горничная испуганно втолкнула меня в комнату и поспешно захлопнула дверь.
  - Тише, всех перебудите! - прошептала она умоляюще.
  Охваченная каким-то мистическим ужасом, я продолжала смотреть, фиксируя деталь за деталью, не в силах поберечь нервы и отвести взгляд. В тот момент я отчетливо поняла, что этот покойник будет сниться мне каждую ночь до самой смерти, ибо зрелище было душераздирающим и ужасным.
  В петле висел Девяткин.
  Уж его-то красные волосы, которые мне так намозолили глаза, я теперь ни с чем не перепутаю. Вчера его кто-то душил, а сегодня он повесился.
  Прекрасно.
  Перебарывая неимоверное желание грохнуться в обморок, я оттолкнула горничную и вывалилась из комнаты, глотая свежий, невообразимо вкусный воздух. Господи, помоги мне!
  - Девушка, подождите, не убегайте, я же боюсь! - шептала горничная, выскакивая за мной следом и вращая глазами. - Ну де-евушка!!!
  - Вызывайте милицию, - посоветовала я, стиснув зубы, и кубарем скатилась по лестнице на первый этаж.
  Внизу было тихо, чинно и спокойно. За стойкой ресепшен никого не обнаружилось, холл мирно дремал, а из комнатки персонала позади стойки доносился невнятный бубнеж телевизора. Я постучала деревянной биркой от ключа по стойке - никакого эффекта. Позвала - в ответ тишина. Нервно оглянулась в сторону лестницы, ожидая, что сейчас за мной примчится та спятившая от ужаса горничная и примется упрашивать меня дождаться милиции и дать показания. И что я им скажу? Что сначала Девяткина сбила машина, потом его кто-то пытался задушить, а теперь он в петле болтается. И что весь вчерашний день я натыкалась на него в самых разнообразных местах? Ну и какая мне в том будет польза? Только окажусь главной подозреваемой - у нас страсть как любят подводить людей под монастырь только за то, что они обнаружили труп и честно сообщили об этом в милицию. Нет уж, ребята, спасибо, не горю желанием сидеть в обезьяннике и участвовать во всех этих разбирательствах.
  Номер я оплатила еще вчера, междугородним телефоном не пользовалась, за ужин расплатилась, и теперь могла покинуть гостиницу с чистой совестью. Что и сделала, положив на стойку ключ и на цыпочках выскочив через боковую дверь.
  Моя машинка, вся в каплях после ночного дождя, послушно стояла на парковке, и при виде ее у меня потеплело на душе. Красавица моя! Трясясь от страха и каждую секунду ожидая, что меня окликнут и попросят вернуться, я мелкой рысью преодолела стоянку, плюхнулась в салон и дрожащими руками вставила ключ в замок зажигания.
  Сейчас я отсюда уеду и забуду все происходящее как страшный сон.
  Да, вот именно, забуду!
  Я выехала со стоянки, оглянулась напоследок на уютный готический мини-замок, а потом утопила в пол педаль газа и помчалась по пустому шоссе. Медленно занимался рассвет, сумерки были мутные и болезненные, не поймешь - то ли утро, то ли вечер, туман стоял сплошной стеной, хоть ножом режь. Километров двадцать я отмахала на одном дыхании, подстегиваемая адреналином, страхом и азартом... А потом наступила реакция на шок, затряслись колени, похолодели ладошки, кровь ударила в голову, и я съехала на обочину. Остановилась. Открыла дверцу, подышала сырым холодным - даже не воздухом, туманом. Белые мохнатые языки ползли из придорожной канавы и сладострастно обнимали колеса кабриолета. А я уронила на руль голову, гудящую от недосыпа, переживаний и новых, свежих впечатлений, и посидела так, закрыв глаза и пытаясь прийти в себя.
  Потом вспомнила, что в бардачке со вчерашнего вечера остался лежать термос с кофе; напиток наверняка остыл, ну да ладно, мне ли сейчас капризничать! Я жадно, в три глотка допила оставшийся холодный и невкусный кофе и почувствовала, как ко мне возвращается самообладание. А вместе с ним - и жажда жизни, жажда скорости. Мое неудавшееся путешествие скоро подойдет к концу, мне осталось ехать от силы километров двести пятьдесят, а все те радости, о которых я мечтала - новые дороги, быстрая езда, дух приключений и волшебства - где они? Где свежий ветер, врывающийся в салон? Ну, хотя бы это я могу обеспечить.
  И я лихо нажала кнопку. Крыша кабриолета медленно и послушно убралась в багажник, а в кабину тут же забралось туманное облако и заворочалось рядом со мной. Я довольно улыбнулась и поехала дальше. Ощущения были непередаваемыми: ветер трепал волосы, дышалось легко и приятно, скорость я чувствовала теперь собственной шкурой, и это было... прекрасно. Я врубила магнитолу и радостно запела вместе с Кристиной Агилерой 'Lift you head high and stay strong!'...
  Прямо перед машиной, в гуще тумана мелькнул темный силуэт, кинулся на капот и обвалился прямо мне под колеса. Я захлебнулась собственным пением и ударила по тормозам что было силы. Послушная машинка моментально замерла, а я, подчиняясь законам физики, чуть не вылетела через лобовое стекло - хорошо, что Алекс приучил меня пристегивать ремень безопасности. Меня заколотило от страха и паники. Кажется, я кого-то сбила. А вдруг он умер, Господи?!
  Дрожащей рукой я никак не могла нащупать замок ремня, наконец, он щелкнул, я дернула дверцу и буквально выпала на улицу. В тумане невозможно было увидеть что-либо дальше собственной вытянутой руки. Как слепая, я присела на корточки и стала шарить по земле руками, ища сбитого человека... Но никого не асфальте не было. Уж не почудилось ли мне? Я потерла лоб. Если это галлюцинации, мне пора провериться у психиатра, слишком уж яркими и отчетливыми они были. Я же ясно видела чье-то белое лицо, вытаращенные глаза, чувствовала омерзительный мягкий звук, с которым тело соприкоснулось с капотом моей машины...
  Вдруг совсем рядом хлопнула дверца. Я подняла голову и увидела, что в моей машине, на пассажирском месте сидит какой-то человек и призывно машет рукой. Меня словно пружиной подбросило. Я подлетела к нему, намереваясь вытащить наглеца из машины, уже распахнула дверцу, и вдруг меня словно парализовало. Я не преувеличиваю. В тот момент я не могла пошевелить ни рукой ни ногой, словно из моего тела разом выкачали всю жизненную энергию. Туман стремительно сгущался, становился плотным и из белого почему-то превратился в черный. Дальше я уже ничего не помнила.
  
  * * *
  
  Очнулась я в собственной машине. На водительском месте. Живая и невредимая. И свободу мою никто не ограничивал - руки не были связаны, к виску не приставляли пистолет... В общем, все было нормально. Если не считать того, что на соседнем кресле сидел Девяткин, ставший мне за последнее время роднее брата, и радостно скалил зубы. Улыбался, наверное, но от этой улыбки мороз по коже подирал.
  В моей голове разом пронеслись тысячи мыслей, миллионы ощущений и эмоций. И так же разом пропали, оставив после себя блаженную пустоту.
  Как я сюда попала... почему он здесь... он же умер...почему так смотрит и улыбается... а может я тоже умерла... какой ужас... пусть все это прекратится, пожалуйста...
  Девяткин продолжал молча сидеть и смотреть на меня в упор, словно желая запечатлеть в памяти каждую черточку моего лица, каждую родинку. Я же таращилась в туман за лобовым стеклом и не могла от страха даже пошевелиться. Его взгляд, памятный еще по той московской аварии, пронизывал всю меня насквозь, как рентгеновские лучи, как радиация...
  Он протянул руку - и я от ужаса чуть не хлопнулась снова в позорный обморок, но Девяткин лишь миролюбиво похлопал по рулю и предложил:
  - Отъезжай. Тут нельзя стоять, знак видела - парковка запрещена? Менты оштрафовать могут.
  И, видя, что я не реагирую, повторил уже чуть громче:
  - Поезжай, говорю.
  Я подчинилась. Послушно, как кукла, выехала на дорогу. Туман стелился перед машиной: белый, совершенно слепой. Я даже не пыталась понять, что происходит, не пыталась думать, сопоставлять факты, анализировать... Сейчас мне под силу были только самые простые вещи: смотреть на дорогу, вести машину, привычно сжимая руль. Наверное, включились механизмы самозащиты, чтобы не позволить мне сойти с ума от ужаса.
  Некоторое время мы ехали молча, Девяткин с комфортом расположился на своем месте, со мной не заговаривал, ничего не делал, просто молчал и тяжело, в упор, смотрел на меня. Я даже начала привыкать к такому положению вещей. Ведь человек ко всему привыкает. А потом я подумала, что так, наверное, будет выглядеть мой персональный ад: когда человек с непроницаемо-темными глазами сидит и молча смотрит на меня. В этом была такая безысходность, что я чуть не завыла от ужаса, и даже прикусила кулак, обтянутый тонкой замшевой перчаткой, чтобы сдержаться.
  Но Девяткин вдруг зашевелился, полез в карман - я, как загипнотизированная, проследила взглядом за его движением, - и достал небольшой пистолет. Волосы зашевелились у меня на затылке, я резко выкрутила руль... Машина промчалась в десяти сантиметрах от придорожного столба.
  Окаменев от страха, я смотрела на этот пистолет. Я не могла оторвать от него взгляда и даже забыла о том, что нужно следить за дорогой. Девяткин же широко улыбнулся, приставил пистолет к своей груди и нажал на спусковой крючок.
  Грянул выстрел.
  Во все стороны полетели брызги крови, какие-то лохмотья.
  Его рука бессильно сползла вниз, и я что с левой стороны груди, по джинсовой куртке, медленно расползается кровавое пятно. На губах мертвеца по прежнему играла улыбка, глаза были широко открыты, и это добило меня окончательно.
  Остановить машину я не могла - разум отключился, какие-то рефлексы наглухо замкнуло, и мы продолжали ехать: я и труп, труп и я. От страха я тихонько выла на одной ноте, и ехала, и ехала, и ехала... Очнулась лишь, когда почувствовала металлический странный вкус на своих губах - вкус чужой крови. Панически вздрогнув, я перчаткой стерла с щеки и губ кровь Девяткина и увидела, что нежная замша цвета топленых сливок, покрылась мелкими красными пятнами.
  Наверное, надо было что-то предпринять, но у меня не было на это сил. Мертвец сидел рядом, смотрел на меня и улыбался застывшей улыбкой, словно сочувствовал моему тяжелому положению.
   Я не знала, что делать. В голове не было ни единой здравой мысли, к глазам подступали горячие слезы, под ребрами туго колотилось сердце, и внутри, в глубинах моего существа, стремительно нарастала паника.
  И тогда я впервые поняла, что я - марионетка в чьей-то умелой руке; кто-то ловко ведет меня в нужном направлении, а я лишь болтаюсь на ниточках и послушно хлопаю кукольными глазками.
  ...Не успела я подумать об этом, как сзади раздался пронзительный вопль сирены, утренний туман разрезал свет фар, и в зеркале заднего вида появился силуэт машины с мигалками на крыше.
  - Мерседес, номер три два три, прижмитесь к обочине и остановитесь, Мерседес, номер три два три, повторяю... - услышала я мужской металлический голос, усиленный громкоговорителем.
  Я нервно оглянулась, увидела, что за мной, держась почти вплотную, следует милицейская машина. Голос по-прежнему повелительно повторял:
  - Прижмитесь к обочине и остановитесь.
  Разумеется, я остановилась. Руки у меня тряслись, зуб на зуб не попадал. Девяткин сочувственно смотрел.
  - Чтоб ты... - начала я и осеклась. Что ему пожелать? Чтоб ты сдох? Он и так сдох, и хуже, чем сейчас, ему уже не будет.
  Милицейский 'Форд' встал рядом, оттуда вышли двое мужиков в форме, вооруженных автоматами, и подошли ко мне. Я внимательно их разглядывала: добрые, веселые, милые лица. Как жаль, что я не могу отмотать время немного назад и вернуть все как было. Тогда бы я не остановилась на месте аварии у Даниловского рынка, не увидела Девяткина... Да я бы вообще не поехала в Славино машиной, а улетела самолетом, как и планировала. И как настаивал Алекс.
  При воспоминании об Алексе, меня снова кольнуло нехорошее предчувствие, но было уже поздно с этим разбираться: милиционеры открыли дверцу с моей стороны и дружно уставились на Девяткина с дыркой в груди.
  - Это что тут у нас такое? - севшим от изумления голосом поинтересовался один.
  - Труп, - констатировал другой. - Девушка, в чем дело?
  - Он кинулся мне под колеса, - начала сбивчиво рассказывать я. - Потом сел в машину, мы проехали пару километров, а потом он достал пистолет и застрелился.
  - Достал пистолет, говорите? Застрелился?
  В его тоне отчетливо слышалось недоверие и крайне нехорошее подозрения, в мой адрес, разумеется.
  - Девушка, выйдите из машины, - сказали мне, и я обреченно подчинилась.
  Меня коротко и быстро обыскали, вытащили из кармана документы, быстро их пролистали.
  - Ага, Станислава Дмитриевна Подгорная, москвичка. Куда едете? С потерпевшим знакомы?
  Я помолчала, прежде чем ответить.
  - Нет, я его в первый раз вижу.
  - Вы уверены? - прищурился милиционер. - А почему он именно в вашей машине застрелился?
  - Понятия не имею! Может, он псих?
  - Н-да, псих... - непонятно протянул второй. - Так, может, это вы его, а, девушка?
  - Можете проверить пистолет, моих отпечатков на нем нет, - твердо сказала я.
  - Слышь, Коль, отпечатков нет, - развеселился тот, что был помоложе. - Все грамотные стали, прямо ужас.
  - Хватит ржать, - оборвал его первый. - Вызывай подкрепление, 'скорую'. И мужика осмотри, вдруг он жив еще...
  Молодой напарник послушно метнулся к машине, где затрещала рация, и он что-то невразумительно забубнил, видимо, вызывая 'подкрепление'. А старший милиционер - с казацкими усами и лихо заломленной фуражкой оглядел меня с любопытством, как бы ужасаясь творящимся на этом свете делам, и достал из портфеля какие-то бланки. Я стояла, обливаясь холодным потом, и мысленно готовилась к худшему.
  - Так, Станислава Подгорная, - вздохнул усатый, записывая и принимаясь бормотать себе под нос. - Восьмидесятого года рождения. Место рождения - город Москва. Семейное положение - разведена. Дети - сын Александр Архипов, девяносто восьмого года... Что ж это вы, Станислава Подгорная, о сыне не подумали? За убийство сейчас знаете сколько дают?
  - Я никого не убивала, - сквозь зубы сказала я. Меня тошнило, кружилась голова. На спине выступил ледяной пот.
  - Все так говорят, - вздохнул усатый. - Андрюх, ты ребят вызвал? По-хорошему надо бы задержание оформлять...
  Я стояла, ни жива, ни мертва. Что делать? Требовать адвоката, звонить отцу или Флоранс... Но у меня даже телефона нет!
  - На пассажирском сиденье обнаружен труп мужчины с огнестрельным ранением, - диктовал сам себе усатый, ежась от утреннего холодка. - Андрюх, куда он ранен? Глянь, что ли?
  - Я тебе не врач. Щас ребята приедут, будут разбираться.
  - Вот балбес, работать не хочет, - посетовал мой усач, укоризненно качая головой. - Все вы, молодые, от работы отлыниваете, а потом...
  - Коль... - с ужасом позвал молодой милиционер, склонившийся над телом Девяткина. - А он-то... и правда труп!
  - Конечно, труп! - рассердился тот. - А ты думал, мы тут в бирюльки играем?
  - Да он на самом деле окочурился! - заорал тот с таким ужасом, что усатый Колька бросил писать протокол и подошел поближе.
  - Черт... Покойник.
  И они переглянулись друг с другом, потом уставились на меня. Я ровным счетом ничего не понимала. Колька бросил на землю мой паспорт, сунул под мышку портфель, и следом за напарником резвой трусцой подбежал к своей машине. Хлопнули дверцы, взревел мотор, и 'Форд', свирепо зарычав, рванул с места, вздымая фонтаны мокрого щебня. Я подняла паспорт, сунула его в карман джинсов. Никто больше не появился, никто не бежал ко мне, размахивая стволом и крича 'всем лечь на землю, руки за голову!'. Было тихо-тихо, так, что слышалось легкое поскрипывание деревьев, невидимых в утреннем тумане.
  Я не поняла, меня сегодня будут арестовывать по подозрению в убийстве или нет?
  Потом до меня дошло, что судьба подсунула мне, совершенно потерявшейся от всех этих ужасов, большой, вкусный и сочный шанс. Я свободна. По крайней мере, пока. Сообразив, что действовать нужно быстро, я прыгнула в машину, перегнулась через колени Девяткина, открыла дверцу и принялась выпихивать тело наружу. Оно был жутко тяжелым и неповоротливым, цеплялось руками и коленями, и я здорово намучилась, прежде чем мертвец с тяжелым глухим стуком шлепнулся на влажную обочину.
  - До свиданья, - торопливо сказала я ему. - Если ты снова воскреснешь, постарайся больше не искать моего общества, договорились?
  И рванула машину с места не хуже ребят из 'Форда'.
  
  
  Часть вторая
  Тутанхамон и все, все, все
  
  
  Сто пятьдесят километров до Питера я отмахала без остановок. Меня подстегивала дикая паника и страх за собственную жизнь, за собственный рассудок. Каждый раз при виде гаишника с палкой, или машины с мигалками, или даже пустой будки поста ДПС меня охватывал ужас. Я все ждала, что вот-вот ребята объявят в розыск ярко-красный кабриолет, дадут ориентировку на все посты, и меня перехватят... Совсем как в кино.
  Но ничего не происходило. Совсем ничего. Меня никто не ловил, я спокойно проезжала мимо равнодушных гаишников, и никому, ровным счетом никому не была нужна.
  А как же мертвец на обочине? Протокол? Подкрепление и 'скорая помощь'?
  Почему усатый Колька и его веселый напарник сбежали?
  Что вообще происходит, позвольте спросить?
  Вокруг меня разворачивались какие-то нереальные, почти мистические события, и не проходило устойчивое ощущение дежа-вю. Словно где-то и когда-то подобное уже происходило. Я с минуту подумала и сообразила, что моя странная поездка очень напоминает роман Жапризо 'Дама в автомобиле в очках и с ружьем' - сотни раз перечитанную, мою любимую книгу. Но я-то не в романе! У меня все более чем реально!
  На въезде в Петербург я заехала в мойку и велела тщательно вычистить салон. По пути я маниакально оттирала брызги крови с панели управления, а вот сиденью требовалась серьезная чистка, никакой салфеточкой здесь не обойдешься. Мое пальто тоже было испачкано, но заниматься сейчас этим у меня уже не было сил. Я опасалась, что сотрудники мойки заинтересуются происхождением таких подозрительных следов крови, и на ходу придумала какое-то объяснение, но люди здесь оказались нелюбопытными. Им, казалось, все равно, что отчищать: грязь так грязь, кровь так кровь.
  Пока мыли и чистили машину, я сидела в соседнем помещении, где был оборудован маленький кафетерий, жадно пила кофе и ела пончики, жареные в масле и щедро посыпанные сахарной пудрой. Безумный удар по печени, ну да ладно, один раз живем.
  От усталости я едва могла соображать и шевелиться. Все, что находилось за пределами этих простых действий, требовало от меня нешуточных усилий, умственных и физических, а после всего того, что я пережила, плюс бессонная ночь в компании Егора и бутылки мартини... Одним словом, мне сейчас больше всего на свете требовался отдых.
  Я мечтала, как приеду в пансионат, обниму ребенка, поцелую маму и завалюсь в постель часиков на пятнадцать! Нет, сначала приму горячий душ!
  Через час машина была готова и сверкала как рубин чистой воды. Я расплатилась по счету и поехала дальше. Еще в Москве я тщательно изучила карту, ну а на сориентироваться на местности для меня никогда не составляло проблем, поэтому ехала я быстро и уверенно. Выехала из города и помчалась по дороге, идущей параллельно побережью. В какой-то момент я почувствовала, что не выдержу, усталость навалилась громадной черной тушей, к глазам подступали истерические слезы, и я остановилась, вышла из машины, чтобы подышать.
  Передо мной расстилалось Балтийское море. Свинцово-серое, мрачное, неприветливое. На горизонте оно сливалось с небом в единое целое, в невообразимо глубокое и огромное пространство, в котором хотелось просто раствориться и стать пеной на гребне волны или кружевным краешком тучи.
  Я стояла так минут пятнадцать, не отрываясь, смотрела, впитывая красоту и мощь морского пейзажа, и почувствовала, как в меня вливаются силы. Да, море на меня всегда действовало как энергетик.
  Через полчаса я въехала в поселок Славино - небольшой, чистенький и уютный. Проехала вдоль моря, миновала частный сектор, рынок, какие-то административные здания... На противоположном краю поселка, почти у самого моря, стояло здание пансионата - на удивление милое и приветливое. Я ожидала увидеть унылого панельного монстра времен социализма, а вместо этого передо мной предстал большой дом из светлого камня с черепичной крышей шоколадного цвета, частыми окнами, просторными верандами и ступеньками, уходящими в песок.
  Неужели я приехала? Неужели я жива, здорова и достигла конечной цели своего путешествия?
  Я заехала на стоянку для постояльцев гостиницы, получила какой-то талончик, достала сумку и пошла к пансионату, продолжая любоваться им. Белые шторы, на окнах - горшки с цветами, ступеньки обрамляли простые деревянные ящики, в которых буйно цвели какие-то поздние цветы... На веранде за столиками сидели люди в куртках и свитерах, пили горячий глинтвейн, любовались морем и чайками. Ну разве это не рай? Разве я не заслужила немножечко отдыха?
  Прежде чем зайти внутрь и зарегистрироваться в отеле, я завернула на веранду и постояла немного, наслаждаясь. Теперь-то со мной ничего не случится, теперь я в безопасности! Я повернула голову...
  Прямо передо мной сидел Алекс Казаков в теплом свитере крупной вязки, курил сигарету, пил кофе и выглядел таким мрачным, каким мне его еще никогда не доводилось видеть.
  Словно почуяв мой взгляд, он повернулся и увидел меня.
  - Стася?!
  Он вскочил, загрохотав деревянными стульями, подбежал ко мне, схватил за плечи и хорошенько встряхнул: так встряхивают грушу, чтобы она поскорее рассталась со спелыми плодами.
  - Ты что, дура? - сердито рявкнул он прямо мне в лицо. - Что ты творишь? Где ты пропадала целые сутки?!
  Я высвободилась из его крепких рук, повела плечом и равнодушно сказала:
  - Дай пройти, пожалуйста.
  После чего обошла его по дуге и направилась к дверям отеля. В стеклах с частыми переплетами я видела отражение Алекса - высокий, красивый, он стоял, широко расставив ноги, как моряк на палубе судна, и смотрел мне в спину - пристально, без улыбки.
  Я сейчас не хотела его видеть, а тем более говорить с ним. Мне до сих пор было непонятно, какого черта он преследовал меня на джипе и каким боком он причастен к этой странной истории. И пока я это не выясню... пусть он держится от меня подальше!
  
  * * *
  
  - Мама приехала! - радостно завопил ребенок и кинулся мне на шею.
  Я обняла его, вдохнула запах чистых волос, такой родной и знакомый, и в глазах у меня защипало от слез. В кресле сидела моя младшая сестра Мартышка и смотрела на меня с каким-то новым интересом во взгляде.
  - Шурочка, я по тебе очень соскучилась!
  Ребенок радостно смеялся и заглядывал мне в лицо. Какой же он славный, с веснушчатой физиономией, рыжей, вечно взъерошенной шевелюрой и двумя выпавшими молочными зубами! Золото мое!
  - И я соскучился, мам. Тут было не очень интересно, но приехал Алекс, и обещал, что мы на рыбалку пойдем. Ведь пойдем, да, мам? Морская рыба знаешь какая вкусная!
  - Шурупчик, отстань от мамы, она с дороги устала, - сказала сестрица, листая журнал.
  - Ничего не отстань, - пробурчала я, тиская сына, пересчитывая его ребрышки. - Маш, как тут дела? Все живы-здоровы?
  - Да все нормально, куда же мы денемся! - удивленно сказала она. - Мама в бассейне, к обеду должна вернуться. Кстати, обед уже через полчаса.
  Она говорила о каких-то скучных обыденных вещах, вроде обеда и бассейна, а в ее глазах читались совершенно другие мысли. Свою сестрицу я знаю как облупленную, несмотря на то, что она у нас барышня чрезвычайно самоуглубленная и молчаливая. Вещь в себе.
  - Ну что ты хочешь спросить? - вздохнула я.
  - Спросить? Да ничего, - она пожала плечами. Потом посмотрела на меня и махнула рукой на деликатность. - У вас с Алексом что случилось? Почему он приехал вчера, а ты сегодня? Почему он вообще приехал, ведь об этом речи не шло? И с какой стати у него такой вид, что к нему подойти страшно - того и гляди сожрет?
  - Я за Алекса не в ответе и ничего сказать не могу. Вообще, я и правда очень устала, Маш, - сказала я и потянулась всем телом. - Пойду к себе и залягу в кровать. Шурка, я в соседнем номере, если что.
  - Кстати, комната Алекса на первом этаже, - подмигнула сестрица.
  - Меня это мало волнует, - отрезала я и вышла.
  У меня был отдельный номер, у Мартышки тоже, а мама и Шурка жили вместе в одной комнате. Итого на наше семейство приходилось целых три номера - мы сделали этой гостинице неплохую прибыль, учитывая, что проживание в пансионате обходилось в кругленькую сумму. Моя мама еще в Москве настояла, что за все заплатит сама, ведь эта поездка - ее подарок нам, и все время до отъезда ходила с таким важным видом, что любой нефтяной магнат позавидовал бы.
  Мой номер оказался небольшим, но очень светлым и уютным. Простая деревянная мебель, белый плиточный пол, белые шторы на окнах... Но главным было море, расстилающееся за окном. Такое огромное и мрачное, что дух захватывало. Почему-то холодное Балтийское море я люблю больше, чем любые теплые южные моря, оно меня завораживает. В нем чувствуется мощь, величие и сила, особенно в такие зябкие осенние дни.
  Я отошла от окна, плюхнулась на постель. Тело было словно из камня выточено - налилось тяжестью, руки и ноги не слушались. Спать, спа-ать...
  Меня едва хватило на то, чтобы стянуть джинсы и свитер, и я блаженно нырнула под одеяло. Как хорошо, Господи!
  И вдруг страшная мысль обожгла меня огнем, так что я даже подскочила на постели. А если меня найдут? Все мои данные записал усатый милиционер, он все про меня знает, а теперь на том самом месте, где меня остановили, валяется бездыханное тело Девяткина. Я даже не подумала о том, чтобы как-то замаскировать его, хотя бы оттащить в высокий кустарник, который обрамлял обочину... Но при мысли о том, что трупы обычно принято прятать, меня передернуло. В конце концов, я его не убивала!
  Вот только как это доказать?
  Я села, закутавшись в одеяло, и уставилась в стену, напряженно соображая. На трассе меня никто не останавливал, а значит, после той остановки с трупом, никаких следов я не оставила. Вычислить, что я нахожусь именно в Славино - не так-то просто. Хотя, номер оформлен на мою фамилию, и она может где-нибудь всплыть, например, если менты сделают запрос во все гостиницы области.
  Нет, это нереально! С нашей насквозь пропитанной бюрократизмом системой этот процесс займет кучу времени. Мы уже успеем вдоволь отдохнуть и уехать домой... А вот дома-то меня и прихлопнут. Прописку они все-таки успели в протокол занести.
  Что же мне делать?
  А ничего. Две недели отдыха у меня еще есть, и, скорее всего, до меня за это время никто не доберется. Ну а я должна сделать все для того, чтобы раскопать максимум информации об этом Девяткине и найти свидетельства своей невиновности. И я выясню. Ведь мне всего двадцать шесть, и у меня малолетний ребенок, в тюрьму мне никак нельзя.
  С этой мыслью я хлопнулась в постель и почувствовала, как меня обволакивает густой, словно белый туман с трассы, глубокий и спасительный сон.
  
  * * *
  
  Откуда появился Девяткин, я не знала. Возник из воздуха, словно призрак, с широкой довольной улыбкой на лице.
  - Стася, - приглушенно позвал он. - Стася!
  Я мотала головой, пытаясь избавиться от наваждения, а Девяткин уже достал из кармана пистолет и все с той же, почти сладострастной, улыбкой выстрелил себе в лоб. Я зажмурилась от ужаса.
  - Стася! - продолжал он звать сдавленным шепотом. - Ну Стася же!
  С диким воплем я оторвала голову от подушки и широко открыла глаза. Никакого Девяткина в комнате не было, а в дверь кто-то тихонько скребся и звал меня. Все еще ничего не соображая, я пересекла комнату, шатаясь, как неопытный юнга при качке, резко распахнула дверь и только тогда сообразила, что надо быть осторожней, за мной могли прийти из милиции... Но на пороге стояла мама. Она с тревогой посмотрела на меня и покачала головой.
  - Ты больна? Что с тобой? Почему не открывала?
  - Я спала, мам, - ответила я, медленно приходя в себя.
  - Ты здесь одна? - уточнила мама деликатно.
  - Ну... вроде бы, - я все еще вспоминала Девяткина, который мне приснился. - Заходи, пожалуйста.
  Она неуверенно вошла в комнату и первым делом бросила взгляд на смятую постель, как будто проверяя, не притаился ли под одеялом голый Алекс Казаков.
  - Алекса здесь нет, если ты его имеешь в виду, - сказала я, зевая и плюхаясь обратно в кровать. - Сколько сейчас времени?
  - Почти восемь.
  - Вечера?
  - Ну не утра же! Стася, да что с тобой происходит? - встревожилась мама. - Приехала, рухнула в кровать и проспала весь день! У тебя все в порядке?
  - А, мам, лучше не спрашивай, - тоскливо махнула я рукой. - Как вы жили? У Шурки все хорошо? Есть тут какие-нибудь интересные достопримечательности?
  Мама рассеянно рассказывала, кидая на меня полные тревоги взгляды. Я делала вид, будто ничего не вижу, ничего не замечаю, но потом решила, что хватит церемоний.
  - Ма, ты тоже хочешь меня спросить про Алекса? - пошла я напрямик.
  - Я волнуюсь, - призналась она. - У вас какие-то трудности? Он приехал, весь злой... Прождал тебя всю ночь, вообще не спал, сидел в холле на диванчике и ждал.
  - Ждал меня? - уточнила я медленно. Как-то с трудом мне верилось, что Алекс Казаков одиноко сидел на диванчике и тоскливым взглядом таращился в ночь. Не рисовалась у меня эта картинка в мозгу, хоть убей.
  - Ну не меня же! - рассердилась мама. - Стася, почему он вообще приехал? Почему ты так задержалась? Где ты была?
  - Да просто устала ехать и переночевала в мотеле за Новгородом. Ну что ты так смотришь? Не веришь мне?
  - Да ну вас, - расстроенно отмахнулась мама. - Разбирайтесь в своих отношениях сами и не морочьте мне голову.
  - Великолепная мысль. Мы сами во всем разберемся, не волнуйся, мам.
  Она потрепала меня по голове, словно я была набедокурившей первоклашкой, и встала.
  - Если ты сейчас умоешься, приведешь себя в порядок и оденешь что-нибудь приличное, то вполне можешь поужинать с нами. Мы ждем тебя внизу, в ресторане.
  - А Шурка?
  - Шурка тоже будет есть, не голодать же ребенку. Там все очень вкусно. Ну, приходи, ты нас легко найдешь.
  Оставшись одна, я растерянно обхватила себя за плечи и постояла так, думая одновременно ни о чем и обо всем сразу. Какая-то дикая, безумная ерунда. И самое ужасное, что я ничего не понимаю. Ну абсолютно ничего.
  А неплохо был бы сейчас поужинать. С утра ничего не ела после феерически вкусных и экстремально жирных пончиков и стаканчика растворимого кофе. Я быстро приняла душ, раскопала в сумке джинсы, водолазку и тонкую вязаную кофточку на пуговицах, накрасила глаза, связала волосы узлом на затылке. Выглядела я вполне мило, если не считать бледного лица и голубоватых теней под глазами. Ну да ладно, сойду за утомленную русалку.
  Своих я увидела сразу - они занимали два сдвинутых вместе столика и, оживленно переговариваясь, обсуждали меню. Непосредственный Шурка, увидев меня, завопил на весь ресторан:
  - Мам, мы здесь, иди скорее!
  Ко мне повернулись все головы. Внезапно нахлынуло тошнотворное ощущение дежа-вю, когда я вот так же увидела вчера вечером сидящего в ресторане Девяткина, и весь зал так же смотрел на меня... Я захлебнулась воздухом и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Меня кто-то подхватил, обнял за талию, и я ощутила знакомый запах туалетной воды. Алекс! Он поддерживал меня и встревоженно заглядывал в лицо, проверяя, не собираюсь ли я падать в обморок.
  - Все в порядке, - пробормотала я, высвобождаясь из его объятий. Как всегда, прикосновение Алекса вызвало такой взрыв ощущений, что даже кровь к лицу прилила. Вообще это было нечто невероятное. Как азотная и соляная кислота, соединяясь вместе, образуют чудовищной силы смесь, способную растворить золото и платину, так и мы с Алексом: стоило посмотреть друг на друга, прикоснуться - как тут же вспыхивало пламя, которое мог выжечь землю на много километров вокруг. На уровне биохимии мы совпадали настолько, что даже страшно становилось. Да и на всех остальных уровнях тоже...
  Алекс тяжелым сумрачным взглядом смотрел на меня. Ему явно приходилось несладко. Пряча глаза, я прошагала к столику и села рядом с ребенком. Алекс примостился напротив, между мамой и Мартышкой. Маленький инцидент остался незамеченным, благодаря обсуждению ужина.
  - Мам, ты что хочешь? - подергал меня за рукав сын. - Я думаю, что лучше взять на всех большущую пиццу, а Мартышка хочет фрутти ди маре. Ма, фрутти - это всякие осьминоги и червяки? Тогда я не буду, я не люблю щупальца с присосками, фу, гадость!
  И Шурка брезгливо передернулся.
  - Шур, ну какая пицца? - сердито сказала мама. - Ты ее лопаешь каждый день, возьми себе что-нибудь другое. Салат, например. Стась, повлияй на ребенка!
  - Да, Шурочка, бабушка права, - пробормотала я невпопад, смущаясь от Алексова взгляда.
  Сделать бы так, чтобы все пропали, чтобы мы остались одни, запереться в номере... Я так давно его не видела, я так соскучилась по этой гладкой смуглой коже, по этим сильным рукам... Боже мой!
  - Станислава! - мама пристально смотрела на меня.
  - Да! - Я опомнилась. - Конечно, мам. Извини, я задумалась. Шурка, ты не будешь пиццу, ты будешь... Винегрет, картофельное пюре и рыбную котлету. А что, на ночь нельзя наедаться!
  - Винегрет! - ребенок скорчил рожицу. - Ты еще скажи, овсяную кашу.
  - Это будет на завтрак.
  Наконец, утомительный выбор блюд был закончен, официант записал наш заказ и умчался. Я схватила бокал с водой и долго пила, лишь бы ни на кого не смотреть, ни о чем не говорить... Алекс смотрел на меня все с тем же сумрачным выражением, от которого мне хотелось схватить его за руку и потащить по лестнице в свой номер...
  - Извините, я на минуточку, - не глядя в его сторону, я поднялась и направилась к выходу. Лицо пылало огнем. Выйти на веранду, подышать, остыть, прийти в себя...
  Я стремительно вышла в темноту, продуваемую ледяным ветром. Море ровно и успокаивающе шумело, волны с плеском накидывались на берег. Я прислонилась к деревянным перилам и глубоко вздохнула, чувствуя, как наполняются холодным йодистым воздухом легкие...
  - Стася, что происходит? - спросили у меня прямо над ухом.
  Я нервно взвизгнула и сделала попытку сигануть через перила, но меня удержала твердая рука.
  - Алекс, больше так никогда не делай! - прошипела я, высвобождая локоть из его сильных пальцев.
  - Ты что, испугалась? Почему? Кого ты боишься, Стася?
  Я молчала. Алекс стащил с себя свитер, набросил меня на плечи, сам остался в рубашке. Я недовольно повела плечом, но он повелительно сказал:
  - Стой смирно. Заболеешь и умрешь, куда сын денется?
  Высказав эту позитивную мысль, он достал из кармана джинсов сигареты и щелкнул зажигалкой. Краем глаза я смотрела, как огонь на мгновение осветил его четко вылепленное, красивое лицо, впадинку над верхней губой и сделал глубже тени вокруг глаз.
  - Давай поговорим спокойно, без нервов, - предложил он. - Что происходит?
  - Это я хотела бы узнать, что происходит.
  - А что тебя смущает, я не понимаю? То, что я приехал без предупреждения? Мне просто захотелось с тобой увидеться.
  - Если ты будешь врать, никакого разговора не получится, - предупредила я серьезно.
  - Само собой, только я ведь не вру, - спокойно заметил он.
  - То есть, ты соскучился, и потому приехал. И потому достал звонками Флоранс, и преследовал меня на каком-то неизвестном 'Форде'? - взбеленилась я. - Просто потому, что соскучился? Оригинальная версия!
  - Ну а как ты объяснишь свое поведение? - Алекс говорил так ровно, будто мы обсуждали просмотренный вчера скучнейший фильм.
  - Я должна что-то объяснять?
  Против воли мой голос сорвался на почти истерический вопль. Конечно, меня это не красило и выставляло полной дурой, которая не умеет держать себя в руках... Но сейчас это было именно так: я себя с трудом контролировала. Все произошедшее держало меня в беспрерывной панике, доводило до истерики, до состояния сжатой пружины, которая когда-нибудь обязательно должна была выстрелить.
  - Ты должна объяснить, почему с тобой в машине ехал какой-то парень, и почему вы от меня сбежали, - сказал Алекс отчетливо. - Потому что мысли у меня напрашиваются самые что ни на есть черные.
  Я помолчала, приходя в себя. О чем он спрашивает - о Егоре?
  - Это... мой знакомый. Я его просто подвезла.
  - Знакомый? Просто знакомый?
  Мы не смотрели друг на друга, хотя и стояли бок о бок у перил. Меня начало трясти - не то от холода, не то от нервов. Алекс же был как каменная скала, которая не боится ни холода, ни отвратительных выяснений отношений.
  - Послушай, я не понимаю, с каких пор я должна перед тобой отчитываться! Мы что, брали на себя какие-то обязательства? Может быть, ходили в ЗАГС? Или объяснялись в любви? Почему ты меня преследуешь, а потом требуешь каких-то дурацких объяснений?
  Я почти орала, но мне уже было все равно. Пружина со свистом распрямилась, и я выплескивала с криком весь страх, всю тоску, всю панику, которая вот уже вторые сутки подряд душила меня, не давай вздохнуть.
  - Потому что я не намерен отдать тебя первому встречному парню, которого ты сажаешь в машину из глупой детской мести.
  - И кому же это я хочу отомстить?
  - Наверное, мне!
  - Делать мне больше нечего, - пренебрежительно протянула я. - У меня может быть своя жизнь или нет? Почему ты считаешь, что можешь меня контролировать? И не надо этих дурацких отмазок, придумай что-нибудь получше. И ответь, наконец, зачем ты преследовал меня? Потому что в ревность я, уж извини, не верю.
  Он повернулся, долго смотрел на меня так, словно впервые увидел... А потом резко повернулся и ушел.
  Мне хотелось сорвать с себя свитер, пропахший таким знакомым, таким чудесным запахом туалетной воды и дорогого табака, и зашвырнуть его в темноту, на мокрый просоленный песок. А потом убежать к себе в номер и не показываться никому не глаза. Но я сдержалась - ради Шурки. Ни к чему ему видеть истерики матери, учитывая, что он совсем недавно потерял отца. И вообще, ребенка специально привезли сюда, чтобы он отдохнул и восстановился, так что при нем никаких сцен не должно быть категорически.
  Я натянула на лицо улыбку и вошла обратно в ресторан. Алекс уже сидел там, подливая моей маме белое вино в бокал и оживленно болтая с Мартышкой. Чуткий Шурка глянул на меня с тревогой и страхом. Явно что-то почувствовал. Я прошла, села рядышком, потрепала его по голове. Потом сняла свитер и передала его Алексу, заставив себя искренне улыбнуться.
  - Спасибо, Алекс.
  - Да не за что, - откликнулся он, глядя мне прямо в глаза.
  И я ощутила, как в сердце мое наползает глухая, мерзкая, отчаянная тоска, такая, что выть хочется. Я отчетливо поняла, что теряю Алекса. И это уже необратимо.
  
  * * *
  
  В половине одиннадцатого я уложила Шурку, посидела с ним немного, пока он не уснул, утомленный долгим днем и сытным ужином. Мама лежала на соседней кровати и читала при свете ночника, изредка поглядывая на включенный без звука телевизор, настроенный на какой-то местный телеканал. Началась криминальная сводка. Меня словно пружиной подбросило: я торопливо поцеловала спящего сына, убрала с его лба спутанные волосы, шепотом пожелала маме спокойной ночи и побежала в свой номер. Первым делом включила телевизор, сделала звук погромче, и только потом вернулась к двери и заперла ее.
  Я ждала, что сейчас расскажут о найденном у обочины трупе с огнестрельным ранением, и заранее холодела при мысли об этом. Если будут показывать тело - отвернусь. Не могу смотреть на это в очередной раз, зрелище-то было не из приятных.
  Но про Девяткина ничего не сказали. Я добросовестно посмотрела все репортажи - ничего, полный ноль. Халтурят местные журналисты, ничего не скажешь. Или они каждый день находят на трассе мертвецов и уже привыкли к этому, как к чему-то рутинному и обыденному?
  Я пощелкала пультом, поискала какие-нибудь новости на областных телеканалах. Потом сообразила, что Девяткин прыгнул ко мне в машину, когда мы находились еще в Новгородской области. Может, поэтому в местных новостях ничего не сказали?
  Еще минут пятнадцать я таращилась в телевизор, отслеживая все, что было связано со сводками происшествия, криминальными новостями, но не услышала ни единого слова о Девяткине. В дверь постучали. Слегка вздрогнув и тут же отчитав себя за глупую мнительность, я подошла и открыла.
  - Стась, привет, можно к тебе? - спросила Мартышка.
  - Заходи, конечно, - я взяла ее за руку, провела в комнату. - Садись. Чаю хочешь?
  - Пойдем лучше прогуляемся, - предложила Машка. - Я тут каждый вечер гуляла, но одной как-то неуютно. Вместе веселее. Здесь ночью знаешь как классно - море шумит, холодно, свежо, воздух чистейший...
  - Погулять? - я неуверенно глянула за окно, где колыхалась густая чернота, какой в Москве не увидишь даже в самую глухую ночь в самом глухом закоулке. В душе шевельнулся страх. А если опять... какие-нибудь ужасы? Я же не переживу! - А может, отложим до утра?
  - Утром никакого кайфа не будет, - констатировала Мартышка. - Но если ты не хочешь, я не заставляю, пойду одна.
  Я представила, как сестрица бродит по ночному пляжу в полном одиночестве, и нервно потянулась к своему пальто.
  - Идем. Только не надолго.
  У моря и вправду было прекрасно. Волны гудели, холодный ветер трепал волосы и рвал полы пальто; темнота была плотной, крепко просоленной, почти осязаемой. Пахло йодом и водорослями. Мы с Машкой шли, взявшись за руки, увязая каблуками в мокром песке, и по молчаливому согласию не произносили ни слова, впитывая в себя окружающее пространство. Я слизывала с губ соленые капли - то ли морские брызги, то ли слезы и тосковала по прежней жизни, которая сейчас казалась мне легкой и прекрасной. В ней никто не умирал, никто не подозревал друг друга, в ней мы с Алексом были даже по-своему счастливы.
  Мы шли вдоль моря минут тридцать и успели уйти довольно далеко от пансионата, чьи огни призывно и как-то растерянно мерцали в темноте. Справа гулко плескалось море, слева расстилались безлюдные пляжи... А впереди светилось окнами маленькое кафе с открытой верандой. Каким чудом оно было открыто - ночью, в самый разгар несезона? Мы с Мартышкой дружно переглянулись и ускорили шаг, направляясь туда. Лично я промерзла до костей, и хотя этот холод бодрил и выдувал из головы отвратительные мысли и воспоминания, чашка кофе с коньяком мне бы сейчас совсем не помешала. И по пожатию сестрицыной руки я поняла, что эта мысль пришла в голову не только мне.
  В окна я увидела, что все посетители кафе расположились в теплом и уютном, обшитом светлым деревом зальчике. А на веранде, открытой ночным октябрьским ветрам, сидел какой-то псих и прихлебывал из большой чашки. Он ежился, втянул шею в воротник легкой курточки, рукава натянул до самых пальцев, и вид имел самый жалкий и разнесчастный. И правда, какой-то ненормальный - сидеть на улице, когда можно войти в зал и там погреться...
  Мы поднялись по скрипучим деревянным ступенькам, пересекли веранду. Мартышка открыла дверь, а я, подчиняясь какому-то шестому чувству, глянула на психа, скрючившегося в плетеном кресле. Уж очень знакомой показалась мне и эта курточка, и эта несчастная, выражающая вселенскую скорбь спина...
  Я застонала, как от внезапного приступа зубной боли, схватила за руку Мартышку и потащила ее скорее внутрь, в теплое кафе, пока Егор меня не заметил. Но я не рассчитала, насколько глазастая у меня сестрица - недаром она художник и дизайнер, и глаз у нее чрезвычайно острый.
  - Знаешь что, этот парень похож на Тутанхамона, которого я в каком-то документальном фильме видела. Только на очень несчастного, сильно похудевшего и страшно замерзшего Тутанхамона, - сказала она, входя в зал и глядя на веранду через окошки, вырезанные во входной двери.
  Я посмотрела на Мартышку. Ну да, стопроцентно моя сестра. Мыслит теми же образами, что и я. Или мы просто фильм вместе смотрели?
  - Не обращай внимания. Давай выпьем кофе?
  Мы сели за столик, нам принесли по чашке кофе с каплей коньяка. Я прятала в рукавах озябшие руки и панически обдумывала происходящее.
  Он что, преследует меня, этот парень? А как же история об отце, неужели просто выдумка, на которую я с такой легкостью купилась? Почему он все время попадается мне на пути, в точности как незабвенный Девяткин. Сговорились они, что ли?
  Очень похоже, что Егор за мной следит. А иначе как объяснить то, что он вечно путается у меня под ногами? Да я больше видеть не могу его смазливую физиономию, меня от него уже трясет!
  Кофе остывал, а я таращилась мрачным невидящим взглядом в столешницу. Мартышка удивленно подергала меня за рукав пальто.
  - Стаська, что с тобой? Устала? Уже поздно, надо скорее возвращаться, а то как бы нас не потеряли...
  - Если бы потеряли, мама бы уже названивала тебе на мобильный. Ты же телефон с собой взяла?
  - Взяла... Слушай, я все думаю об этом пареньке. Почему он там мерзнет? Может, ему помощь нужна?
  Я с тоской посмотрела на сестрицу: мало того, что она красавица, умница, вечная отличница и успешный молодой дизайнер, так у нее еще и сердце доброе. В детстве она то и дело притаскивала в дом обездоленных котят, щенят и птенцов. Один раз даже ворону притащила с раненой лапой - огромную, черную и жутко страшную. В другой раз привела дядьку, который сидел на скамеечке во дворе и канючил денежку на опохмел. Добрый ребенок решил, что опохмел - это какое-то лекарство, которое жизненно необходимо бедолаге, и решительно потребовала у родителей, чтобы те помогли человеку и не дали ему умереть. Даже в Лондоне, где родители несколько лет работали, а Машка жила с ними и училась в колледже, она слыла самой доброй и душевной девушкой во всем квартале.
  - Пойдем, я уже спать хочу, - сказала я, подзывая официанта, чтобы расплатиться.
  Мы вышли на улицу, где бушевал ночной ветер, но после бодрящего горячего напитка он не казался уже таким катастрофически ледяным. Можно было жить дальше. Я потянула Мартышку за рукав к деревянным ступенькам, ведущим к пляжу, но в этот момент меня сзади окликнули несчастным хриплым голосом, в котором сквозило безмерное удивление:
  - Стася, это ты?!
  Я резко остановилась, будто получив удар в спину. Мартышка налетела на меня и удивленно спросила:
  - Вы что, знакомы?
  Я повернулась, смерила взглядом скорчившегося на плетеном стуле Егора.
  - Что ты здесь делаешь? - мой голос вполне мог соперничать с ветром и морем - по тому, как холодно он звучал.
  - Чай пью, - простодушно ответил он. - Стась, это правда ты?
  Он вскочил, прогромыхал по шаткой веранде и с любопытством заглянул мне в лицо.
  - Надо же, как мир тесен!
  - Я не желаю тебя видеть, - процедила я сквозь зубы. - Почему ты путаешься у меня под ногами уже третий день? Тебе тут медом намазано?
  - Стаська, кто это? - Мартышка стояла между нами и тревожно поворачивала голову, глядя то на меня, то на Егора. - Что происходит?
  - Да это случайность. Я не искал тебя специально, честное слово! - выкрикнул Егор.
  - Слушай, прошу тебя, - я умоляюще сложила руки на груди, - не надо меня преследовать. У тебя есть отец, ты приехал к нему - вот и катись, а меня оставь в покое. Я приехала сюда отдыхать, у меня своих проблем навалом, и заниматься еще и твоими семейными делами мне не хочется. Понял?
  Во время моей проникновенной речи Егор кивал, как бы соглашаясь с каждым словом. Мартышка укоризненно ткнула меня в бок, призывая быть с человеком повежливее. Но разве объяснишь ей все...
  - Я и приехал к отцу. Он в соседнем поселке живет, но там нормальных кафе вообще нет, одни дорогие рестораны. Это жутко пафосный поселок, сплошные особняки, почти дворцы, - сокрушенно сказал Егор. - Ну я приехал сюда, поймал попутку.
  - А почему же ты у отца не остановился? - спросила добрая Мартышка. Надо же, как быстро она приняла к сердцу проблемы чужого ей человека!
  - Да там история такая дурацкая вышла, - уклончиво ответил Егор, с интересом поглядывая на сестрицу. - Стася, это твоя сестра? Вы похожи.
  - Мы ничуть не похожи, - мрачно сказала я.
  И это было чистой правдой. Двадцатидвухлетняя Машка была красавицей - тонкое смуглое личико, кошачьи ярко-зеленые глаза, совершенной формы губы, волосы вьются мягкими шелковыми локонами... Даже семейное прозвище 'Мартышка' не могло поколебать ее положение первой красавицы. Я в сравнении с ней проигрывала по всем пунктам. Но меня это мало беспокоило, я вообще к своей внешности отношусь равнодушно. Ну не уродилась я соблазнительной феей, что ж теперь - ѓ вешаться? Мне и так неплохо живется, с тем, что Бог дал; по крайней мере, недостатка в мужском внимании я не испытывала никогда.
  - Маш, идем, - резко сказала я. - Уже поздно.
  - Постой! - заупрямилась она. - Нельзя же человека вот так бросить... Тебе негде ночевать?
  Егор помолчал, спрятав руки в карманы и покачиваясь на носках. Потом решительно махнул рукой.
  - У меня все в порядке. Пересижу в кафе до утра, а потом снова к отцу поеду.
  - А почему ты в зале не сидишь?
  - Ну... Они поняли, что я ничего, кроме чая заказывать не собираюсь, и сказали, чтобы я катился на веранду, - признался Егор. - Я в час по одной чашке беру, чай тут недорогой.
  Я уже поняла, что у парня очередной виток проблем, но вникать в его дела мне совершенно не хотелось. Кто бы в мои дела вник, разобрался, помог добрым советом, пожалел, погладил по голове... Но никто почему-то не помогает, так какого черта я стану вешать на себя чужие проблемы?
  Может, завтра мне будет стыдно за свою черствость и ожесточение. Может быть... Но сейчас я хотела только одного: вернуться в пансионат, залезть под одеяло и сладко уснуть, выкинув все из головы.
  - Это несерьезный разговор, - сказала Мартышка решительно. - До утра ты околеешь. Денег, чтобы снять номер, у тебя нет?
  Егор виновато покачал головой, избегая встречаться со мной взглядом.
  - Тогда я переночую у Стаськи, а ты будешь спать в моем номере. Там уютно, кровать мягкая, есть ванная и электрический чайник. И даже чистый махровый халат.
  С ума сойти, она еще и рекламирует номер, словно отсутствие махрового халата может заставить парня воротить нос от этого предложения.
  - Егор, извини, конечно, но у тебя было триста долларов! - не выдержала я. - Куда ты их дел? Полтыщи километров везла тебя я. Ночевал ты бесплатно в моем номере...
  На этом месте Мартышка изумленно округлила глаза и закашлялась. Егор еще ниже потупил голову.
  - Еду покупала тоже я. Потом ты приехал к отцу. Куда, черт возьми, ты дел деньги, что теперь скитаешься по пляжу? Проиграл в казино? Подарил нищим?
  - Я... Купил отцу подарок, - шепотом сказал Егор. - Бронзовую лошадь. Ну, статуэтка такая. Не хотел являться с пустыми руками - в гости без подарка ведь не приезжают. Я же не знал, что они меня выгонят...
  - Какая еще статуэтка? - я раздраженно закатила глаза.
  Егор зашаркал подошвами по доскам веранды, и с видимым усилием приволок из темного угла бронзового монстра - увесистого Пегаса. Таким и убить можно. Я невольно фыркнула. Господи, какой же он инфантильный, беспечный и совершенно непрактичный человек! Словно ему не двадцать, а лет тринадцать-четырнадцать!
  - Да, умник, ты меня в очередной раз порадовал. Твой отец при смерти. Скажи, зачем умирающему человеку эта дурацкая лошадь? Что он с ней будет делать?
  - Да откуда я знаю! - взорвался Егор. - Я лишь хотел сделать ему приятное!
  - Перестаньте орать, официанты уже из окон выглядывают! - жестко вмешалась Мартышка. - Я в ваших запутанных отношениях ничего не понимаю, но надеюсь, Стася, что ты мне потом все объяснишь. А пока, Егор, бери своего ужасного коня, - тут наш дизайнер с тонком вкусом презрительно наморщил носик в знак отвращения к этому дешевому кичу, - и пошли с нами. Переночуешь в моей комнате. Стась, а я посплю у тебя, кровать широкая, места хватит.
  Егор просветлел лицом, потом перевел взгляд на мои ледяные от гнева глаза... И слабым голосом сообщил, что останется на веранде, ему, мол, и тут хорошо.
  - Стаська, ну как ты можешь? Человек замерзает! - сердито воскликнула Мартышка, забыв о том, что только что призывала нас соблюдать тишину. - Совести у тебя нет.
  - Это у меня совести нет? - разозлилась я. - Да ты просто не знаешь, как он меня за вчерашний день достал! Я его и поила, и кормила, и в своем номере на ночь оставила, пожалела, бедолагу. Да он у меня даже деньги свистнул, а ты говоришь - совесть! Может, мне его еще усыновить?!
  - Ничего не знаю и знать не хочу. В любом случае, здесь он не останется. Егор, не переживай, одну ночь я и с этой злюкой посплю, а ты останешься у меня. Все, идемте, очень уж ветер холодный.
  Ну и что я могла сказать? Устало махнула рукой и пошла по пляжу, не заботясь о том, догоняют ли меня сестра и Егор. Пусть делают что хотят, у меня уже не осталось сил спорить и сопротивляться.
  Потом вдруг до меня дошло то, что сказал Егор: 'отец меня выгнал', и я удивленно повернулась. Милая парочка волокла за копыта бронзового коня и оживленно болтала, тащась метрах в двадцати от меня. Я подождала, пока они доплетутся, и спросила у Егора:
  - Да, кстати, как это понимать? Почему отец тебя выгнал?
  - Ну, не сам отец, - неохотно объяснил он. - Его адвокат. Тот самый, что звонил нам домой.
  Пока мы шли по темному пляжу, Егор рассказал, как на попутках добрался до маленького коттеджного поселка, в котором жил его отец. Нашел нужный особняк - солидный, элегантный, в два этажа, позвонил в дверь. На пороге появился бородатый мужчина, чей внушительный живот был упакован в дорогой черный костюм, и без выражения уставился на гостя.
  Смущаясь под его пристальным холодным взглядом, Егор представился, а заодно извинился, что не смог приехать раньше. Адвокат выслушал и без лишних церемоний захлопнул перед его носом дверь. Пока Егор приходил в себя от шока и судорожно думал, что делать, дверь отворилась снова.
  - Алексей Павлович не может вас принять, - все так же равнодушно сообщил адвокат. - Приходите завтра утром.
  И дверь равнодушно захлопнулась - на этот раз окончательно. Егор растерянно постоял на крыльце, не веря собственным глазам и ушам: родной отец прогнал его от порога, как собаку. И где ему ночевать? Что делать? Почти все деньги он потратил в магазине подарков на ужасающего коня, в кармане оставалось рублей триста.
  Время надо было как-то убивать - день стоял в разгаре, а заодно стоило бы и о ночлеге побеспокоиться. Егор прошелся по окрестностям и убедился, что в коттеджном поселке 'Дюны' ему деваться некуда - кирпичные заборы в три метра, из-за каждого хищно подмигивал глазок видеокамеры; по пустынным улицам проносились сплошь 'Лексусы' и 'БМВ', и не было даже элементарного продуктового магазина. Точнее, было одно заведение с сияющими витринами и огромным ассортиментом продуктов, но при взгляде на цены, Егору стало ясно, что с его тощим кошельком они слабо соотносятся. Пришлось покинуть неприветливую территорию богачей.
  Ближайшим населенным пунктом был поселок Славино в двадцати километрах. Егору вспомнилось, что я упоминала Славино, но разыскивать меня он не решился. (На этом месте я подозрительно хмыкнула, решив, что бездумно верить этому типу я не стану). Полдня он проваландался в компании Пегаса на набережной, ел дешевые пирожки в каких-то грязных кафешках, окончательно замерз, а ближе к вечеру решил подумать о ночлеге. К тому времени денег осталось и вовсе двести рублей, а перспективы были неясными - кто его знает, примет ли его отец и завтра. Он нашел каких-то бабок, которые сдавали комнаты, но они запросили по триста рублей за ночь, и деньги вперед. Егор окончательно приуныл. Делать было нечего. Пока не стемнело, он сидел на скамейке у памятника Ленину на поселковой площади, а потом принялся искать кафе, где можно просидеть всю ночь. Но все заведения закрывались в десять-одиннадцать часов вечера, кроме одного, на пляже. Парень пришел туда, но изрядно намозолил глаза своим потерянным видом и отсутствием финансов, и его прогнали на веранду.
  Мартышка пораженно молчала - ей, домашней девочке из благополучной семьи и в голову не могло прийти, каково это, ходить с пятью долларами в кармане по незнакомому поселку, ночью, под ледяным ветром, в то время, как отец равнодушно предлагает тебе 'прийти завтра'. В ее голове это явно не укладывалось.
  - Может, твоему отцу стало совсем плохо, а его... служащие не решились впустить тебя без распоряжения? - предположила она, чтобы утешить Егора.
  - Может быть, - пропыхтел он под тяжестью Пегаса. - Надо думать о хорошем, иначе станет совсем хреново. Спасибо вам, девчонки, что согласились меня приютить. Стася... Я понимаю, что успел тебе надоесть со своими проблемами...
  - Ладно, проехали, - отмахнулась я. - Благодари Мартышку.
  - Спасибо. А почему - Мартышка? - улыбнулся он в темноте.
  - Потому что Машка. А еще потому, что в детстве она обожала лазать по деревьям, и отцу пришлось даже устроить в нашей комнате спортивный уголок. А еще потому, что она очень красивая, и чтобы ненароком не загордилась, ей придумали такое прозвище, - объяснила я.
  Мы уже подошли к пансионату, и разговоры пришлось прервать, чтобы подумать, каким образом провести Егора наверх.
  - Может, снова по пожарной лестнице? - неуверенно предположил он. - Или по водосточной трубе?
  - Какая ерунда! - рассердилась Мартышка. - Я имею полное право привести гостя, и никто не сможет мне этого запретить. Идемте!
  К появлению гостя на стойке администрации отнеслись спокойно, только попросили записаться в журнал, и даже документов не спросили, чего я больше всего боялась. Мы беспрепятственно поднялись наверх. Мартышка открыла свой номер, гостеприимно показала Егору, где что лежит, прихватила пижаму и зубную щетку, и мы отправились ко мне.
  - Надеюсь, он ничего у тебя не украдет, - сказала я нервно, когда мы уже улеглись в кровать и погасили свет.
  - Ты говоришь глупости, - сонно возразила сестра, утыкаясь носом мне в плечо, совсем как в детстве. - Это хороший парень, по глазам видно.
  - Много ты понимаешь, - ответила я, но Мартышка уже спала.
  
  * * *
  
  Кто-то барабанил в дверь с такой силой, что она содрогалась, и тревожно звал меня.
  - Стася! Стася! Где Машка?
  Мы с сестрой синхронно подняли головы от подушек и переглянулись.
  - Это мама! - сообразила Мартышка, и ее как ветром сдуло с кровати.
  Она выбежала к двери, щелкнула замком, и в комнату влетела перепуганная мама.
  - Почему ты здесь? - закричала она. - Что за парень у тебя в кровати, быстро отвечай!
  Я застонала и спустила ноги на пол. Мама покосилась на меня с подозрением.
  - Стася, ты, как старшая сестра, могла бы и вразумить Машку. Кого это она к себе притащила?!
  Для начала я широко зевнула, потом посмотрела на часы. Восемь утра, самое время для выяснения отношений. За окном расстилалось на удивление спокойное море, из-за мутных облаков кое-где проглядывали неуверенные солнечные лучи.
  - Мамуль, все в порядке, - сказала Мартышка. - Я спала у Стаськи, а тот парень... Ему просто негде было ночевать...
  - Ты приволокла в свой номер незнакомого человека? - мама схватилась за сердце. - Пора бы уже повзрослеть, тебе не восемь лет. А вдруг он жулик?
  - Да не жулик он, это наш со Стаськой знакомый!
  - И сколько дней вы знакомы? - скептически осведомилась мама, которая прекрасно знала свою дочь. - Ноль целых, пять десятых?
  - Мам, да успокойся ты! - вмешалась я. - Все в порядке. Ты что, напугала Егора?
  - Я напугала?! - от изумления мама на мгновение потеряла дар речи. - Ничего себе! Я зашла разбудить Машку, а в ее постели лежит какой-то чернявый мальчишка. Что я должна была подумать?
  - Ты подумала, что это мой... бойфренд? - развеселилась сестра.
  - Я подумала, что он какой-то бомж, который тебя убил и ограбил, а сам разлегся в твоей постели. Все, не желаю вас больше видеть! Раз уж притаскиваете в номер полуголых юнцов, могли бы и меня предупредить!
  - Эй, что здесь происходит? - спросили у мамы за спиной. Я окаменела, узнав голос Алекса.
  - И чего вам всем не спится в такую рань? - удивилась Мартышка. - Привет, Алекс.
  Он был уже одет в джинсы и свитер, чисто выбрит, и выглядел великолепно. Как и всегда. Я окинула беглым взглядом свою пижаму и машинально потрогала волосы - конечно, они спутались и торчали в разные стороны. А впрочем, что это я, мы же в ссоре, так какие проблемы?
  - По какому поводу сбор? - продолжал Алекс, заглядывая в комнату. - Доброе утро, дамы.
  Дамы нестройным хором поздоровались.
  - Алекс, представляешь, эти две авантюристки притащили на ночь какого-то парня и положили его спать в Машиной комнате.
  - Это Стаськин знакомый, я же говорю! - не выдержала Мартышка.
  - Какого еще парня? - нахмурился Алекс.
  Тут мама и сестрица сообразили, что своими действиями подкладывают мне здоровенную свинью в отношениях с моим мужчиной, переглянулись и дружно дали задний ход.
  - Хотя, точнее было бы назвать его моим знакомым, - торопливо поправилась Мартышка.
  - Ну и хорошо, - миролюбиво согласилась мама, которая еще минуту назад готова была поубивать нас всех, а главным образом - Егора. - Может, познакомишь нас?
  Я обреченно закрыла глаза. Алекс многозначительно покашлял.
  - Итак, дамы, что все-таки происходит?
  - Мам, привет! - в комнату влетел Шурка и с разбегу прыгнул на кровать. - Там в коридоре какой-то парень стоит, это кто?
  Все дружно повернулись и в раскрытую дверь увидели Егора, который переминался с ноги на ногу и не решался войти, увидев такую большую компанию.
  - Стася... Извини, я не вовремя? Я, наверное, пойду, спасибо за приют.
  Алекс повернулся ко мне, и я чуть не упала в обморок от его ледяного гневного взгляда. Наверное, так же я вчера смотрела на Егора, хотя куда мне до талантов Алекса... Наверное, он узнал парня, который ехал в моей машине, и с которым потом я куда-то исчезла почти на целые сутки.
  Боже мой...
  - Стася, кто это? - спросил Алекс, глядя мне в глаза. Спросил таким тоном, что я похолодела.
  - Это Егор. Познакомьтесь. Егор, это Александр Казаков, мой... приятель.
  - Приятель? - мужчина всей моей жизни иронически поднял бровь. - Ну да, разумеется. Молодой человек, мы сейчас идем завтракать, если хотите, можете составить нам компанию. Заодно поговорим. О жизни, и вообще...
  - Спасибо, но я тороплюсь, - пробормотал Егор. И правильно, тон у Алекса таким изысканно-вежливым и морозным, что по спине мурашки побежали, наверное, у всех присутствующих. Мартышка, испуганно пискнув, протиснулась к выходу, расталкивая нас локтями, подхватила Егора под руку и поволокла его по коридору в сторону лестницы. А я, ни на кого не глядя, извинилась и ускользнула в ванную, чтобы избежать неудобных вопросов и испытующих взглядов.
  Я села на краешек ванны, прижалась горящей щекой к холодному зеркалу и сидела так минут пятнадцать, пытаясь понять, как жить дальше, пока, наконец, в дверь робко не постучались. Это оказалась Мартышка, вся красная от смущения и неловкости.
  - Стась, ты извини, мы с мамой тебя здорово подставили...
  - Да ничего страшного, - вздохнула я. - Сам Алекс еще должен мне кое-что объяснить. Если не соврет. А до тех пор я перед ним отчитываться не собираюсь.
  За завтраком все подавленно молчали. Шурке, который всегда очень тонко чувствовал настроение людей, передалось наше состояние, и он угрюмо жевал бутерброд с маслом и сыром, погрузившись в собственные мысли. Я была мила и любезна, улыбалась, разливала всем кофе, даже два раза обратилась к Алексу с просьбой передать хлеб. Он на меня искоса поглядывал сквозь ресницы, но ничего не комментировал. В общем, атмосфера была тягостной и хорошему аппетиту никак не способствовала.
  А я все размышляла о Егоре. Почему он опять появился? История его звучала вполне правдоподобно... по крайней мере, такое не придумаешь. Если бы он захотел повесить мне лапшу на уши, просто сказал бы, что отца увезли в больницу, а дом закрыли на все тридцать три замка.
  И все-таки что-то меня смущало и тревожило. Этот Егор... Приклеился ко мне как рыба-прилипала, никакими силами от него не избавишься. Может, он как-то связан со всеми этими странностями, что происходят вокруг меня? Следит за мной? Но зачем за мной следить, глупости какие!
  Но если он не следит, то почему я то и дело на него натыкаюсь? Ну хорошо, встречу на бензоколонке можно считать совпадением, но второе совпадение - это уже чересчур. Это уже ни в какие ворота не лезет. Слишком много стало этих самых 'совпадений', чтобы я считала их случайными.
  После завтрака Мартышка куда-то убежала, а мама и Шурка собрались на прогулку к морю. Я была рада этому - ребенок подышит полезным для здоровья морским воздухом, мама за ним присмотрит, ну а у меня будут развязаны руки, чтобы заняться собственными делами.
  Я сходила к себе в номер, оделась и вышла на улицу. Мне нужно было купить газет, а заодно и прогуляться, проветрить голову. День был холодный и жемчужно-серый, солнце пыталось пробиться сквозь плотные тучи, море ровно шумело и выглядело совсем не таким грозным, как вчера. Я бросила взгляд на пляж перед гостиницей, где Шурка и мама кидали в воду камешки, и повернула за здание пансионата, откуда круто вверх уходила дорога, стиснутая с двух сторон ровными рядами сосен. Машину брать не стала, решила пройтись пешком.
  Вскоре дорога привела меня в поселок. Частные домики, маленький продуктовый рынок... Было чистенько, хотя и бедновато, и очень симпатично. Через пятнадцать минут я оказалась на центральной площади, где стоял запыленный бюст Ленина, а в центре располагалась каменная чаша с отбитыми краями. Кажется, летом она служила фонтаном, а сейчас в дождевой воде уныло плавали окурки и мусор.
  Я увидела киоск 'Союзпечати' на другой стороне площади и направилась туда.
  - Мне, пожалуйста, все местные газеты, какие есть, - решительно попросила я.
  Скупив пачку прессы, я огляделась, поискала место, куда бы приткнуться. Площадь была унылой, голой, здесь находились какие-то официальные учреждения, и места мне здесь не нашлось бы. Вниз от киоска вела лестница, и, судя по географии поселка, как раз в той стороне было море. Прижимая к сердцу пачку пахнущих свежей типографской краской газет, я спустилась вниз, прошла мимо каких-то торговых рядов и очутилась на набережной. Здесь не было привольных песчаных пляжей, как у 'Звездного', а было все, как у больших: камень, чугунные столбики с цепочками, скамеечки, фонари. Народу на набережной не оказалось - кому охота гулять в такую погоду, - лишь продавец горячих сосисок печально мерз на ветру.
  Я села и принялась читать. Цель моя была проста: найти информацию по обнаруженному трупу молодого мужчины с огнестрельным ранением. Я до сих пор не могла понять, что заставило ментов сорваться с места и уехать, бросив меня наедине с мертвым Девяткиным, в этом было что-то нелогичное и пугающее. В любом случае, все мои данные были у них на руках, а значит, я сейчас обязана собирать любую информацию, чтобы быть в курсе действий милиции.
  Нетерпеливо пролистала я две газеты, ничего не нашла, зато совершенно окоченела. Пальцы с трудом гнулись, а надевать перчатки, испачканные кровью Девяткина, мне не хотелось. На колени мои печально спланировал желтый лист, и я не выдержала, сорвалась с места и побежала обратно в пансионат. Никого из своих не встретила, но это и к лучшему: смогу почитать спокойно. Нетерпение и беспокойство жгли меня изнутри, и я торопливо поскакала вверх по лестнице.
  В номере я заперлась на ключ, бросила пальто в кресло, сама разложила газеты на полу и уселась по-турецки, продолжив чтение. Моего Девяткина нигде не было. Один мужчина погиб в автокатастрофе, троих женщин ограбили, у кого-то сняли с машины все колеса и даже зеркала, арестовали подозреваемого в убийстве школьницы, совершенном еще в начале лета... И ничего, ничего о моем мертвеце.
  По правде сказать, я была в полной растерянности.
  Девяткина должны были увидеть проезжающие по трассе водители, когда рассеялся туман. Я не особенно старалась его прятать, выкинула на обочину и уехала. Его красные волосы очень бросаются в глаза, так почему же его еще не нашли?
  Почему менты уехали?
  Почему обо мне и моей 'жертве' до сих пор не кричат все газеты и криминальные передачи на телевидении?
  То есть это, конечно, очень здорово, что не кричат - я еще молода, у меня ребенок, и садиться в тюрьму мне пока рановато, - но должно же быть этому какое-то разумное объяснение!
  Объяснения не находилось.
  Была лишь глупая версия о том, что Девяткин тихо-мирно воскрес после того, как я уехала, и своими ногами покинул ту самую точку на федеральной трассе 'Россия'. Но эти мысли я тут же отбрасывала в сторону, заставляя себя не думать так, иначе... Иначе можно было смело вызывать для меня психиатрическую перевозку, потому что люди не воскресают. По крайней мере, в начале двадцать первого века.
  Постойте... А может, он был только ранен? Но ведь пульса не было... Нет, это было лицо мертвого человека, взять хотя бы ту глуповато-бессмысленную улыбку, которая играла на его губах... Он выстрелил себе в сердце, после такого люди вряд ли выживают.
  Да ведь ты уже один раз видела его мертвым - висящим в петле, что не помешало ему снова ожить и кинуться тебе под колеса!
  Что за бред, черт возьми!
  - А может, это были близнецы? - с надеждой произнесла я в пустоту. - Один попал под машину в Москве, второй сидел в 'Незабудке', третий в ресторане той безымянной гостинички, где мы ночевали с Егором, четвертый повесился, а пятый застрелился. Ну да, пятерняшки. Бывает же такое?
  В дверь постучали и я, вздрогнув от неожиданности, пошла открывать.
  - Привет, ты одна? - спросил Алекс.
  Я зачем-то оглянулась, словно не была уверена, одна ли я, а потом, спохватившись, кивнула.
  - Отлично. Надо поговорить. Я могу войти?
  Все так же, словно во сне, я медленно кивнула и посторонилась, впуская его в комнату. Алекс вошел и растерянно оглядел мизансцену: газеты на полу, газеты на кровати, газеты везде. Он сел на ковер и вывернул шею, читая ту самую статью про убийцу тринадцатилетней школьницы, которую до этого читала я.
  - Криминальная хроника? - поднял он бровь - это его излюбленный, коронный прием. - Интересное чтиво?
  - Очень, - любезно кивнула я. - Самое то, что нужно холодным осенним утром.
  - Я вообще-то говорю серьезно.
  - Да и я тоже, - пожала я плечами.
  - Стась, заканчивай этот балаган, - сказал он сердито. - Я тоже не железный. Если тебе неприятно мое присутствие здесь, в Славино, я уеду. Не собираюсь навязываться тебе и твоей семье.
  Я слушала, но ничего не понимала. О чем это он? Он не хочет навязываться? Да разве это возможно? Из нас двоих обычно навязывалась, скорее, я, а вернее, прикладывала все усилия, чтобы не быть для него навязчивой. Усилия порой даже болезненные. Ну а что поделать, если мужчина не изъявляет ни малейшего желания перевести наши достаточно свободные отношения любовников-друзей в какую-то иную плоскость? Уж точно не предлагать самой... Хотя я по глупости сказала ему, что чувствую, и теперь очень об этом жалею - ведь у Алекса появилось знание о моем слабом месте, он теперь точно знает, куда бить... Если бить вдруг потребуется.
  Вдруг Алекс заметил мое пальто, валяющееся в кресле, замолчал... И замер. Долго смотрел на него, потом встал, подошел поближе и потер пальцем засохшее пятнышко крови на лацкане. Я помертвела - совсем забыла отдать пальто в химчистку! Алекс оглянулся, его лицо было растерянным.
  - Стася, это кровь? Откуда это?
  - Случайно порезалась, - ответила я ровно.
  - Ну-ну, ты теперь бреешься по утрам? На таком месте пятнышко - очень странно. Да тут еще есть - целая россыпь.
  Я молчала. Ну что тут скажешь, если за дело взялся матерый детективщик, автор двадцати с лишком романов? Меня сейчас в два счета выведут на чистую воду. А Алекс тем временем встряхнул пальто и пристально осматривал его, и даже понюхал особо крупные пятнышки.
  - Ну хватит, криминалист-любитель! - не выдержала я, выхватила у него пальто и унесла в крохотную прихожую, где запихнула подальше в стенной шкаф и твердо решила сегодня же отдать в гостиничную химчистку.
  - Очень интересно. Кровь на пальто, криминальная хроника в газетах... Ты что, кого-то убила?
  Нет, я не вскрикнула, надо отдать мне должное. Я держала себя в руках, но вот ноги у меня подкосились, и я плюхнулась на кровать. Алекс стоял, скрестив на груди руки, и о чем-то хмуро размышлял. Надо думать, ничего хорошего мне эти размышления не сулили.
  - Стася, что случилось? - спросил он мягко, совсем как раньше, когда у нас все было хорошо и прекрасно.
  Я заколебалась. Можете считать меня дурочкой, но моя железобетонная уверенность в тот момент изрядно пошатнулась; мне нужно было чье-то плечо, чья-то жилетка, чтобы выслушали, чтобы пожалели, чтобы придумали, как жить дальше... А Алекс был такой родной и близкий, он смотрел на меня со знакомыми искорками в глазах, и я почуяла былую уверенность в том, что этот человек сможет мне помочь.
  Он сел рядом, взял меня за руку, и на меня вдруг нахлынуло такое отчаяние, что молчать я больше не могла и - была не была! - рассказала ему все. Ну, почти все. Кое-какие мелочи я опустила - например, умолчала о Разумовской и ее нелестных высказываниях в адрес Алекса, о мужиках, приставших ко мне на заправке после Торжка, о том, что я сама подозревала Алекса в чем-то неблаговидном, о семейных проблемах Егора и нашей ночевке в номере гостиницы... Оставила лишь сухие факты связанные с Девяткиным и со мной.
  Он выслушал и задумчиво потер лицо.
  - Да, дорогая моя, ты попала в передрягу.
  - Это я и без тебя знаю! - раздраженно ответила я. - Может, есть более оригинальные мысли?
  Вскочив с кровати, Алекс прошелся по комнате, сунув руки в карманы, потом остановился у окна и закурил, глядя вдаль. Я уже знала это особое состояние - именно в таком настроении, чуточку рассеянном, самоуглубленном, он создавал самые лучшие свои сюжеты, раскручивал самые смелые интриги и изобретал великолепные ходы, которые впоследствии ошеломляли читателей и критиков. И это давало надежду, что я сейчас услышу нечто такое, отчего у меня в голове все прояснится, встанет на свои места, и я пойму, что же происходит со мной последние дни, потому что у меня в голове царит полнейший винегрет. Да и вообще - он видит ситуацию со стороны, не отягощен дурацкими подозрениями и мистическими мыслями, его кровь не отравлена адреналином и паникой, он мыслит логически и здраво. В отличие от меня, которая уже ничего не соображает.
  - Итак, начнем раскручивать клубок с конца. О найденном трупе нет никакой информации, он как будто испарился, - сказал Алекс, выдыхая дым в открытую форточку. - Что это может означать? Первое - Девяткин был только ранен, а не убит. Стопроцентной уверенности у нас нет, но по косвенным признакам можно судить, что он все-таки убил себя, а значит - версию пока отбрасываем. Второй вариант - тело кто-то спрятал. Кто и зачем?
  Он побарабанил пальцами по стеклу и задумчиво разогнал рукой причудливые клубы табачного дыма.
  - Из этой версии следует, что труп Девяткина кому-то помешал, был для кого-то опасен. Разумеется, менты решили бы, что спрятала его именно ты...
  - Спасибо за доверие! - с сарказмом произнесла я.
  -...но мы-то знаем, что ты никого не прятала, а значит есть кто-то третий. Он и увез тело, или же закопал его где-то в тех местах. Это уже не так важно.
  - Почему же?
  - Ты предлагаешь перекопать лес в радиусе пусть даже трех километров? Ну-ну, - усмехнулся Алекс. - Вообще эта история мне не нравится, тут какая-то засада. Этот Девяткин должен был погибнуть уже как минимум три раза, но это же невозможно! Значит - тут заговор, злой умысел, называй это как хочешь.
  У него вдохновенно горели глаза, моя история превратилась в разрозненную массу ниточек, из которых можно сплести полотно детективной интриги, а это и было главным занятием писателя Казакова. Алекс прошелся по комнате и задумчиво скрестил руки на груди.
  - Идем дальше. Когда ты уезжала утром из того мотеля, Девяткин висел в петле. Спустя какое-то время он бросился тебе под машину на шоссе, вполне живой и невредимый. Опустим пока вопрос, как он выбрался из петли и выжил, лучше подумай вот о чем: летать, как птицы, люди пока не научились, значит, Девяткин приехал на машине. Или его кто-то привез. Был какой-то транспорт, которым он добрался на то место, где все произошло. Причем, транспорт должен был находиться под рукой, чтобы ты не успела уехать слишком далеко и затеряться, понимаешь?
  Теория заговора обрела форму, четкость и объем, налилась цветом и заиграла во всей красе и великолепии. Я сглотнула комок, вставший в горле и не дававший мне дышать.
  - Понимаю. Мы должны узнать, была ли у него машина, и если была, то какая? Только зачем это нам?
  - Затем. Чтобы понимать ситуацию, мы должны владеть информацией, - наставительно произнес Алекс, не замечая, что говорит в рифму. - Ты помнишь, как называлась та гостиница?
  Я призадумалась.
  - Хоть убей, не помню. Начисто выветрилось из головы.
  - Ну а какие-то бумаги у тебя остались? Гостевая карточка, чек на оплату номера, счет за ужин?
  Пришлось снова крепко призадуматься - почему-то такие мелочи напрочь вылетели у меня из сознания. Наверное, их вытеснили более насущные проблемы. Подумав, я стыдливо призналась, что все бумажки выбросила в мусорную корзину в номере. Ну не думала я тогда, что они мне понадобятся.
  - Растяпа, - ласково сказал Алекс. - Ладно, мы пойдем другим путем. Телефонных справочников в номерах здесь нет, но, наверное, какой-то есть у девушек на ресепшен.
  - Если и есть, то справочник по Питеру и области, а нам нужна Новгородская область, - возразила я. - Лучше поискать в Интернете.
  - Здесь нет интернет-клуба, я уже узнавал.
  - Не страшно, у меня с собой ноутбук... Правда, в телефоне нет сим-карты. Дашь свой мобильник?
  Мы быстро настроили соединение с Интернетом через сотовый телефон Алекса, и я привычно защелкала по клавишам ноутбука. Вызвала Яндекс, в несколько минут нашла телефонный справочник и подробную интерактивную карту Новгородской области. Алекс сел рядом и мы принялись искать мотель, в котором я останавливалась на ночь. Осложнялось дело тем, что я совершенно не помнила ни адреса, ни примерного расположения гостиницы, знала только, что она где-то за Новгородом. Это и не удивительно, если вспомнить, что машину вел Егор, а я была уже в состоянии полусна и мало что соображала. Пришлось вычислять методом научного тыка. Я методично тыкала курсором в каждую гостиницу на нужном участке трассы, карта послушно выдавала адрес и название. Тогда я вбивала эти данные в окошко поиска и смотрела, есть ли у гостиницы свой сайт. Если сайт был, то на первой странице я проглядывала фотографии, сравнивая их с тем готическим замком, который запечатлелся у меня в памяти. Способ, прямо скажем, долгий, трудоемкий и очень ненадежный. Кто может гарантировать, что у гостиницы есть сайт в Интернете? А если нет, то как тогда искать? Но я утешала себя мыслью, что заведение это было вполне приличным и даже довольно дорогим, а значит, владельцы могли раскошелиться и на собственное представительство в Интернете...
  И не ошиблась. Мотель назывался 'Шервудский лес' - очень, очень оригинально! - и, как оказалось, это была целая сеть мотелей на всех федеральных трассах страны. На сайте висели все контактные телефоны, и я с надеждой схватилась за трубку. Пока набирала номер и слушала длинные гудки, мое сердце бешено колотилось от волнения и страха. А что, если меня там хватились и ищут? Я ведь почти сбежала, никого не предупредив. С другой стороны, не обязана же я была ждать, пока нерадивые девицы со стойки регистрации соизволят проснуться и подойти ко мне!
  Накрутив себя таким образом, я вдруг услышала в трубке нежный девичий голосок.
  - Гостиница 'Шервудский лес', слушаю вас.
  - Здравствуйте. Я звоню по поводу вчерашнего происшествия, - брякнула я с ходу.
  - Простите, какого происшествия? - уточнил голосок все так же музыкально.
  - Я имею в виду человека, который повесился в своем номере.
  В трубке закашлялись, и воцарилась тишина.
  - Алло! Вы меня слышите? - осторожно позвала я.
  - Слышу. Но вы что-то перепутали, у нас ничего такого не было. Ни вчера, ни когда-либо еще.
  - Ну как же, я своими глазами видела повешенного! - настаивала я.
  - Девушка... Вы уверены? Вы не ошиблись номером?
  - Ну если вы - гостиница 'Шервудский лес' километрах в двадцати от Новгорода - то не ошиблась.
  - Да, это мы, - сдавленно подтвердила моя собеседница. - Но здесь какая-то ошибка, если бы у нас вчера повесился человек, сегодня мы обязательно об знали.
  - Логично, - признала я.
  - Подождите... А в каком номере вы видели этого человека? - обеспокоенно спросила девушка после паузы. - Может быть, произошло преступление, которое от нас скрыли?
  - Номер... Сразу и не вспомнить. Я жила в четырнадцатом номере, а тот человек - на другой стороне коридора, прямо напротив, дверь в дверь.
  - Второй этаж, - задумчиво протянула она. - Значит, это была комната двадцать шесть. Вы говорите, это было вчера? Минуточку.
  И она защелкала по клавишам компьютера. Я терпеливо ждала в надежде, что сейчас что-то прояснится, Алекс смотрел на меня, глубоко задумавшись.
  - Алло, вы здесь? Это и правда какая-то ошибка. Постоялец двадцать шестого номера съехал вчера утром.
  - Кто он?
  - Простите, - замялась девушка, - мы не можем разглашать сведения о наших клиентах!
  - Я вам и так скажу. Его фамилия Девяткин?
  - Да, откуда вы знаете?
  - Так он съехал? - Я проигнорировала ее вопрос. - Вы уверены?
  - Я сама видела.
  - У него такие ярко-красные волосы, - уточнила я на всякий случай.
  - Вот именно! - обрадовалась девушка. - Он уехал, и был жив и вполне здоров. По крайней мере, я видела его своими глазами.
  - Скажите, на чем он уехал?
  - Простите?
  - У него же была машина?
  Снова щелканье по клавишам, после чего голос растерянно произнес:
  - Да, была.
  - Девушка, умоляю, скажите марку и номер! - горячо попросила я.
  - Но мы не можем...
  - Прошу вас, это очень, очень важно.
  - Зачем вам? - подозрительно произнес голос в трубке, тут же растеряв все музыкальные нотки.
  - Ну... Этот человек украл у меня кольцо. Да, кольцо с бриллиантами, - пришлось соврать мне. - И я теперь его разыскиваю.
  - Сначала вы сказали, что он умер, - еще более подозрительно напомнила девушка.
  - Ну да... Я просто немного ошиблась.
  Алекс закатил глаза и упал на кровать, делая вид, что не может больше слушать эту дикую чушь.
  - Пожалуй, вам лучше обратиться в милицию, - посоветовала девушка. - Я больше не могу вам дать никакой информации.
  - Подождите! - отчаянно вскричала я. - Но он сам уехал на машине? Вы уверены.
  - Ну конечно, сам! Всего хорошего.
  И в трубке часто запиликали короткие гудки. Я застонала и закрыла лицо руками, чтобы скрыть предательски покрасневшие от стыда щеки. Какую чушь я несла, Боже! Алекс засмеялся, потом спрыгнул с кровати и ободряюще похлопал меня по плечу.
  - Ладно, не расстраивайся. Все мы иногда можем лопухнуться. Ты освободила телефон? Давай закажем кофе в номер, нам сейчас не помешает чуточку взбодриться.
  - Что? Лопухнуться?! - оскорбилась я. - Да ты попробовал бы сам поговорить с ней!
  - Ну если бы я поговорил, мы наверняка знали бы больше.
  - Да-да, конечно, мистер Совершенство! - зааплодировала я.
  - Ты просто слишком правдива, и тут же выложила все в лоб. Можно было сочинить какую-нибудь легенду...
  - Я слишком правдива? Ну хорошо, отныне буду врать как сивый мерин.
  - Вот как раз мне ты именно так и врешь, - мгновенно помрачнел Алекс. - Я до сих пор не знаю, что это за парень около тебя ошивается, откуда ты его знаешь, почему он ночевал у Маши в номере... И какие у вас с ним отношения, черт бы все это побрал!
  - Нормальные у нас отношения, - осторожно сказала я и покосилась на Алекса. - А что?
  - Да ничего, - пожал он плечами.
  Нам принесли кофе, и я с облегчением оставила неприятную тему. А ведь Алекс и в самом деле ревнует? Ну надо же... Наверное, завтра время пойдет вспять, вслед за осенью снова придет лето, зазеленеет трава и заколосятся грибы. Иначе как объяснить такую странную перемену в мировоззрении мужчины моей жизни? Алекс - и ревность! Это как гений и злодейство, две вещи несовместные. За те два года, что мы были вместе, Алекс ни разу не приревновал меня, для него даже проблемы такой не стояло.
  Очень, очень странно. Что-то тут не то...
  - Вернемся к твоим баранам, - предложил Алекс, отпивая кофе. - Точнее, к одному барану - Девяткину. Что тебе сказали в гостинице?
  Я старательно пересказала полученную от девушки скудную информацию, после чего он призадумался и изрек свой вердикт.
  - Значит, он не умер.
  - Действительно! - с иронией подхватила я. - Потрясающий вывод. Как ты догадался?
  - Дорогая моя, тебя попросту разыграли, - продолжал он, не обращая внимания на мои довольно жалкие упражнения в остроумии.
  - Зачем?!
  - Это уже другой разговор. Но весь этот набор идиотских ситуаций и правда очень попахивает розыгрышем.
  - Хорошенький такой розыгрыш, добрый, - пробормотала я, вспомнив улыбку мертвого Девяткина, от которой меня до сих пор мороз по коже пробирал. - Нет, это какая-то чушь! Любой розыгрыш имеет окончание - когда дурачку сообщают, что его разыграли и велят широко улыбнуться в скрытую камеру.
  - Тогда может быть, инсценировка? Ну, положим, Девяткину было выгодно представить себя мертвым, и поэтому...
  - Но я-то какие отношение имею к этому?! Я Девяткина знать не знаю, и мне никакой выгоды или наоборот, потери, от его смерти не будет! - с отчаянием воскликнула я. - Зачем инсценировать смерть именно для меня?
  - Вот этого я не знаю, - покачал головой Алекс. - Ты уверена, что раньше не сталкивалась с ним?
  - Уверена. Первый раз я его увидела во время ДТП на Серпуховском валу. Первый раз - во всех смыслах. Нет, здесь что-то другое, что-то совсем другое...
  
  * * *
  
  Скоро с прогулки пришли мама с Шуркой, усталые, но довольные, и разговор пришлось прервать. Ребенок был весь мокрый, в кроссовках подозрительно хлюпала морская вода, а у мамы на скуле красовалась царапина - оказывается, Шурка кинул камешек недостаточно метко. Или даже чересчур метко. Алекс мягко, но решительно повел маму в медпункт, а я велела Шурке скидывать промокшую одежду и наполнила для него ванну.
  - Мам, я уже сегодня мылся утром в душе!
  - Ничего, чище будешь. Ты что, ребенок, простудиться хочешь?
  Он покорно полез в горячую воду. Я закрыла к нему дверь, уселась в кресло, подтянула колени к подбородку и снова задумалась - на этот раз сразу о двух вещах.
  Лидировал в моих мыслях, разумеется, Алекс. Я прислушалась к себе - что чувствую? Удивительно, но первый раз после того, как я увидела его на джипе, - преследующего меня, словно какой-нибудь бандит, - я не испытывала гнева и злости. Эмоции поутихли, и я попыталась оценить ситуацию здраво. Может быть, он и правда ехал за мной исключительно потому, что приревновал, забеспокоился? Конечно, это звучит абсурдно... но ведь Алекс живой человек, и как любому живому человеку ему присущи человеческие чувства. Я произнесла это вслух и сама поняла, как жалко прозвучала моя мысль.
  - Алекс тебя не любит, дорогуша, не обольщайся, - сказала я себе вслух. - У него на уме что-то иное... знать бы только, что. Почему он ехал за мной, почему примчался сюда, почему так ждал моего появления?
  Все мои предположения по этому поводу заходили в глухой тупик и тихо умирали, не выдержав столкновения с реальностью. Так и спятить недолго. Мало мне Девяткина?
  Да, Девяткин. Это был второй человек, о котором я думала денно и нощно.
  Всю мою поездку он мозолил мне глаза, совсем как Егор, путался под ногами и появлялся в самых неожиданных местах. Поговорив с Алексом, я вдруг обрела твердую почву под ногами, перестала паниковать и лишаться рассудка при одной только мысли о загадочном Девяткине, и вот к какому выводу пришла.
  Никаких загадочных совпадений тут не было и в помине. И как мне это сразу не пришло в голову? Он специально появлялся там же, где и я, намеренно обставлял мизансцены так, что я натыкалась на него везде, где только могла.
  Взять хотя бы первое наше 'столкновение' - у Даниловского рынка. Ведь он побежал, когда моя машина уже остановилась на светофоре, а не узнать или не заметить мой алый кабриолет может только слепой.
  Дальше было кафе 'Незабудка' за Тверью, и там все оказалось разыграно как по нотам. Два зала, которые просматриваются только от входа, посетители одного зала не видят посетителей другого... Девяткин же поигрывал зажигалкой и сигаретной пачкой, совершенно машинально достав их из кармана. Но мы сидели в зале для некурящих. Какого черта ему надо было садиться туда же, если он курит? Именно для того, чтобы я его увидела - и удивилась, и испугалась, как последняя курица. Еще бы, только вчера парня увозит скорая, а уже сегодня, полузадушенный, с красными глазами, он возникает передо мной как лист перед травой...
  Потом была наша эпохальная встреча в гостиничном ресторане, так меня напугавшая. Потом его номер - дверь в дверь с моим, и очень вовремя вышедшая оттуда горничная, которая и показала мне повесившегося постояльца...
  Я снова схватилась за телефон и набрала номер 'Шервудского леса'. Ответила мне та же девушка с напевным уютным голоском.
  - Здравствуйте, я вам сегодня уже звонила, - сказала я торопливо. - Извините, мне нужно задать вам еще пару вопросов.
  - Опять вы? - изумилась девушка. - Может быть, все-таки обратитесь в милицию?
  - Обязательно обращусь, - пообещала я. - Всенепременно. Только сначала скажите, есть ли у вас горничная? Такая молоденькая, рыженькая, кудрявая...
  Я задумалась, вспоминая подробности внешнего вида той девицы, которая в диком испуге вывалилась из номера Девяткина.
  - Невысокого роста, в белой блузке и черной строгой юбке, - перечисляла я. - На щеке родинка, глаза... кажется, голубые. Не уверена.
  - Простите, а эта горничная что у вас украла? - мне показалось, девица уже откровенно издевается.
  - Изумрудные серьги моей бабушки, - отчеканила я.
  - Должна вас огорчить, но такой горничной у нас нет.
  - Что значит - нет? - не поверила я. - Вспомните хорошенько!
  - А что вспоминать? Единственная рыжеволосая сотрудница в нашей гостинице - это я. Только глаза у меня карие, волосы прямые, а рост - метр восемьдесят. Других рыжих у нас нет, можете мне поверить.
  И я поверила, причем сразу. Голос у девушки был таким самодовольным, что становилось ясно: она чрезвычайно гордилась своей рыжей уникальностью и соперниц на работе не потерпела бы.
  - И потом, в черных юбках у нас горничные не ходят. Их униформа - голубые платья с передниками, - продолжала щебетать моя собеседница. - Вы, наверное, снова все перепутали?
  Значит горничная была фальшивой? Не слыша себя, я скомканно попрощалась и повесила трубку.
  Вот это номер. Поддельная горничная! И кто бы мог догадаться?
  А менты, поймавшие меня с трупом в машине? Они тоже были поддельными? И усы у старшего? И протокол? И милицейская машина со спецсигналами?
  А то, что Девяткин попал под машину в Москве? Следы удушения у него на шее? Петля? Выстрел? Это все тоже липа?
  Меня начало трясти как в сильнейшем ознобе. Господи, чего я еще не знаю? Зачем вокруг меня нужно было устраивать такие танцы? Кому я могла понадобиться - неприметная журналистка, фрилансер, мать-одиночка, к тому же неудачливая в любви? Никакими секретами я не владею, больших денег никогда и в глаза не видела, министры, банкиры и шпионы у меня в родственниках не числятся.
  Тогда что? И как мне вообще быть дальше? В самом деле пойти в милицию, как посоветовала насмешница из 'Шервудского леса'?
  Я представила, как прихожу к ним и честно рассказываю всю историю: один тип у меня на глазах несколько раз умирал, другой тип с внешностью пай-мальчика крутился у меня под ногами и рассказывал жалостливые истории, третий - мой любовник - вдруг резко переменил ко мне отношение и стал предельно внимателен, следит за моими делами и даже приезжает за восемьсот километров, наплевав на собственную драгоценную книгу и сроки сдачи рукописи. Милиционеры меня сначала задержали, потом внезапно отпустили, труп Девяткина исчез, как будто его и не было... Да мне никто не поверит, это же очевидно! В лучшем случае издевательски спросят, как называется та трава, которую я курила, и где она растет, а в худшем, просто пошлют... к доброму дяде доктору.
  У меня ведь и свидетелей нет. Девяткин всюду попадался мне, когда я была одна, и ни одна живая душа больше его не видела. Я припомнила все ситуации и поняла - да, ни единого свидетеля.
  Впрочем нет, погодите-ка! Писательница Разумовская видела Девяткина, и то, как его подбросило на метр в воздух от удара бампером. Наверняка ей тоже будет интересно узнать, что после того случая парня не зарегистрировали ни в одной из больниц.
  Как иногда полезно делать добрые дела! Подвезла женщину без всякой корысти или задней мысли, а теперь у меня появился ценный свидетель.
  - Мам! - позвал из ванной Шурка и я, вынырнув из своих размышлений, пошла на зов.
  Сын сидел в горе душистой пены, почти такая же гора была равномерно распределена по плиточному полу. Я охнула, поскользнулась и чуть не грохнулась на пол.
  - Шурка, ты что тут устроил?
  - Ладно, мам, не ругайся. У меня полотенце в воду упало, принеси мне еще одно, а?
  Ворча себе под нос, я вернулась в комнату и нашла в шкафу чистое полотенце.
  - Вот держи. Вытирайся сам, я быстро схожу на стоянку, мне нужно кое-что взять в машине.
  - Ма, я на новой машине и не катался еще! - завопил Шурка. - Поедем сегодня куда-нибудь?
  - Поедем, поедем. Вылезай из ванны, только осторожно, не оступись. Я скоро вернусь.
  Я нашла в сумочке ключи от машины, бегом, в одном тоненьком свитерке спустилась вниз, обогнула здание пансионата и вырулила на автостоянку. Кабриолет стоял на своем месте, глянцевый, потрясающе красивый, горделивый, стильный. Но при одном лишь взгляде на него мне вдруг стало нехорошо: я вспомнила мертвого Девяткина, кровь на обивке кресел, и в голове у меня зашумело, застучало в висках.
  Я взялась за дверцу и постояла, приходя в себя. Все в порядке, все хорошо... Но смотреть на машину было по-прежнему неприятно, хотя еще вчера я ее обожала и пользовалась любой возможностью кинуть на нее горделивый взгляд.
  Порывшись в бардачке, я нашла книгу, которую подарила мне Разумовская. Была слабая надежда, что она написала там свой телефон или вложила визитку... Но внутри ничего не было, только подпись на форзаце уверенным остроугольным почерком: 'Станиславе Подгорной от автора с пожеланиями счастья и удачи'. Стандартная подпись без фантазии, даже странно, что такая экстравагантная женщина не придумала чего-то более оригинального.
  Все так же бегом я вернулась в номер. Шурка, уже одетый, сидел на кровати и щелкал пультом телевизора, выискивая кино поинтереснее. Я велела ему не шуметь, потому что у мамы важная и срочная работа, и снова села за ноутбук. Вошла в Яндекс и напечатала в окне поиска: 'Светлана Разумовская'.
  Первым в списке ссылок выпал официальный сайт писательницы, и я быстренько пробежалась по страничкам, в надежде найти контактный телефон. Конечно, его там быть не должно, но чем черт не шутит, вдруг она открыта для общения с поклонниками!
  Телефона там не оказалось. Был электронный адрес, но этим средством связи я решилась воспользоваться в самую последнюю очередь: слишком уж ненадежно писать на официальный мэйл, кто знает, сколько писем там скапливается за сутки, и как часто писательница разгребает эти завалы. А вероятней всего, это делает не она сама, а администратор сайта, тогда писать туда вообще не имеет смысла.
  Я походила по другим ссылкам, по читательским форумам, блогам, но контактного телефона Разумовской так и не нашла. Придется идти кривым путем. Но нам не впервой, мы люди привычные! Я открыла подаренную мне книгу, прочла координаты издательства и снова подняла телефонную трубку.
  Ответившую мне секретаршу я не стала ни о чем спрашивать, а лишь попросила соединить с редакцией остросюжетной прозы. О контактах писательницы Разумовской лучше всего осведомлен ее редактор, вот с ним-то я и пообщаюсь. Секретарь без вопросов меня переключила, и я попала на милую женщину средних лет, явно замотанную делами, но очень вежливую.
  Мудрить и врать я не стала. Представилась по всей форме, сообщила, что у меня очень важное дело к Светлане Разумовской и попросила дать любые ее координаты. Мол, дело жизни и смерти.
  Дама в трубке на мгновение запнулась, а потом энергично отказалась.
  - Простите, давать журналистам координаты автора я не уполномочена.
  - Это не касается интервью, я по личному вопросу.
  - Извините, но - нет.
  - Прошу вас! - взмолилась я. - Вы не поверите, но это в самом деле очень срочно и очень серьезно.
  В издательстве, видимо, привыкли к общению с психически нездоровыми людьми, потому что дама очень терпеливо, как малолетнему несмышленышу, сказала:
  - Представьте, сколько поклонников у известного автора. Если мы будем давать каждому номер, у писателя просто не останется времени на его непосредственную деятельность, он целый день будет сидеть у телефона и отвечать на вопросы. Прошу меня извинить. Всего хорошего.
  И она отключилась, а я осталась один на один с противно ноющими короткими гудками в трубке. Вот ведь не повезло!..
  Тут явились мама и Алекс, и пришлось оставить пока сыщицкую деятельность. Маме разукрасили щеку йодом и сделали укол против столбняка, Алекс вежливо поддерживал ее под руку, и я даже залюбовалась им. Черт возьми, да ведь внешне это идеальный муж - галантный, сдержанный, никогда слова дурного не скажет, с моими родственниками вежлив и почтителен. Шурка его обожает, и даже Мартышка, которая к моим кавалерам относится чрезвычайно скептически, не находит в Алексе ни единого изъяна. Вот только он такой ветреный и непостоянный, что мужа из него не выйдет. Оттащить к алтарю его можно лишь в невменяемом состоянии, даром что в его сорок с небольшим у него за плечами два брака, два развода, несколько детей и целая толпа бывших любовниц. Ну зачем ему жениться? Ему и так прекрасно живется на свете.
  Мама плюхнулась в кресло и со стоном потрогала залитую йодом царапину под глазом.
  - Бабушка, больно? - покаянно спросил Шурка.
  - Ладно, жить буду. Но больше так не делай. - И с этими словами мама повернулась ко мне. Я ждала было, что сейчас она отчитает меня за неправильное воспитание сына и за то, что я его совершенно забросила, но к моему удивлению, она спросила совсем о другом. - Ребята, а где Мартышка? Что-то ее долго нет.
  Я встревоженно глянула на часы. И правда, время уже подходило к обеду, а о Мартышке не было ни слуху, ни духу.
  - Может, по магазинам отправилась?
  - Стася, какие тут магазины! - возразила мама. - Два сельпо, аптека и один хозяйственный на площади. И крошечный продуктовый рынок.
  - А что, раньше она так надолго не уходила?
  - Нет, тут просто некуда идти.
  Боже мой, неужели с Мартышкой что-то случилось? Именно теперь, когда в Славино приехала я, а за мной - целый шлейф неприятностей и проблем. И если это случилось из-за меня, я себе никогда не прощу!
  - Надо ей позвонить! - решила я, кинувшись к кровати, где валялась моя сумочка и слегка подрагивающими от волнения руками выуживая оттуда мобильный телефон. Алекс смотрел на меня, ему, кажется, тоже передалась моя нервозность. Я глянула на мертвый дисплей и только теперь вспомнила, что благодаря Егору мой мобильник теперь представляет собой кусок бесполезной пластмассы.
  - У меня телефон сломался, - мрачно объяснила я Алексу. - Позвони со своего.
  Он взял с журнального столика свой телефон, подключенный к ноутбуку, позвонил Мартышке... и растерянно пожал плечами:
  - Выключен или находится вне зоны действия сети.
  - Может, у нее здесь нет приема?
  - Все у нее есть, - отмахнулась мама, - Она каждый день болтает со своими друзьями по три часа.
  - Очень странно, - сказала я, внутренне сжимаясь от нехороших предчувствий.
  - Мам, а мы обедать пойдем или Мартышку ждать будем? - спросил Шурка, отрываясь от экрана и глядя на меня блестящими голодными глазами.
  - Уже пора обедать, да? - я рассеянно постучала ногтем по стеклышку наручных часов. - Пойдемте, раз уж ты проголодался. Может быть, Мартышка придет прямо в ресторан.
  Но сестра не появилась. Мы обедали, я нервно ерзала на стуле, то и дело оглядываясь на двери; Алекс меня точно понимал, а вот мама очень удивлялась, по какому поводу я так волнуюсь. В самом деле, Машке двадцать два года, она вполне взрослая и самостоятельная, может позволить себе и задержаться... Но мама не знала всего того, что знала я.
  Только бы с ней ничего не случилось, только бы ничего не случилось...
  Посреди обеда мне вдруг пришла в голову свежая мысль насчет того, как можно отыскать телефон Разумовской, и я, торопливо извинившись перед семейством, побежала наверх. Меня провожали удивленные взгляды. Кажется, они скоро решат, что я окончательно сошла с ума.
  В своем номере я заперлась - на всякий пожарный случай, открыла ноутбук и залезла в ту программу-органайзер, которую мне поставил Шурка и в которую он заботливо перекачал всю базу данных из моего телефона. Потом снова уселась за телефон и принялась терзать кнопки.
  Есть у меня друг Васька, талантливый журналист. Если быть точной, журналистика - не главное его занятие, в основном он занимается созданием стильных аксессуаров ручной работы, но поскольку талантливый человек талантлив во всем, и креативность хлещет из него через край, Васька подался и в журналистику. В основном он писал о моде для глянцевых изданий, но знакомых журналистов абсолютно во всех сферах у него было хоть отбавляй. Раз в пять больше, чем у меня. Он не раз уже выручал меня полезными знакомствами, контактами и информацией, и я очень надеялась, что выручит и теперь.
  Трубку Васька взял не сразу, я уже измучилась, воображая, что он греет свои 'старые косточки' - по его собственному выражению - где-нибудь на Гоа, и не сможет мне помочь. Но он все-таки ответил.
  - Васька, я звоню по межгороду, так что слушай и запоминай! - завопила я с ходу. - Очень нужна твоя помощь, моя благодарность не будет знать границ!
  - Слушаю, золотце, - сказал он, и я услышала, как он улыбается.
  - Мне нужны контакты писательницы Светланы Разумовской. Домашний или мобильный телефон. Это важно, поэтому, Васечка, не тяни с этим, о'кей?
  - О'кей, о'кей, - передразнил меня Васька. - Хорошо, я перезвоню.
  - У меня мобильник накрылся, так что я сама тебе позвоню. Спасибо, пока!
  Немного успокоенная, я вернулась к обедающему семейству.
  - Мартышка так и не позвонила? - спросила я, вгрызаясь в жгучие куриные крылышки. - Шурка, не ешь, это не детская еда. Для тебя супчик заказали.
  - Ну ма-ам! - заканючил ребенок. - Я же не младенец!
  - Хочешь испортить себе желудок? - веско сказала я.
  - А ты подай ребенку положительный пример и не ешь сама, - сказал Алекс, утаскивая к себе вредную, но страшно вкусную еду. - Нет, она не звонила.
  - Так набери еще раз! - попросила я, расстроенная тем, что любимое блюдо уплыло у меня из под носа. Шурка злорадно посмеивался.
  Алекс снова вызвал Мартышкин номер и через секунду покачал головой.
  - То же самое. Выключен у нее телефон.
  - Где она шляется? - пробормотала я себе под нос. - Вернется - уши надеру!
  После обеда я удалилась к себе в номер в полном одиночестве, объяснив остальным, что мне хочется прилечь. Мама увела Шурку в их комнату, Алекс попытался было напроситься ко мне, но сейчас мне не хотелось вообще никого видеть, и я сказала, чтобы заходил позже.
  Я волновалась за Мартышку и нервно мерила шагами комнату - от окна к двери, от двери к окну. Потом кинулась к телефону и снова набрала Васькин номер. Конечно, никакой надежды, что за сорок минут он сумел что-то выяснить, но от волнения и бездействия я готова была уже выть, и даже расходы на междугородние звонки меня не останавливали.
  - Васька, ну как успехи? - безнадежно спросила я.
  - А чего голосок такой тусклый? - посмеиваясь, сказал приятель. - Пляши, дорогуша, откопал я тебе твою Разумовскую!
  Не веря своему счастью, я схватила придвинула к себе ноутбук и принялась щелкать по клавишам под Васькину диктовку.
  - Двести двадцать девять... Так, это домашний?
  - Есть еще и мобильный. Пиши.
  - Ты гений. И мой добрый ангел, - с чувством сказала я. - Жаль, что по телефону не могу тебя расцеловать.
  - Ты же знаешь, что я предпочитаю мальчиков, - захохотал Васька. - Когда вернешься в Москву, свистни, сходим куда-нибудь пообедать.
  Я пообещала и отключилась, с вожделением глядя на заветные цифры.
  Звонок писательнице я не стала откладывать в долгий ящик и набрала ее домашний номер, слушая взволнованный стук собственного сердца.
  После целой тысячи бесплодных долгих гудков трубку наконец-то подняли, я услышала слабый, болезненный женский голос.
  - Алло?
  - Светлана?
  - Слушаю вас.
  - Здравствуйте! Это Станислава Подгорная, вы меня помните?
  - Что? Ах, это вы? Помню, конечно. Что-то случилось? - ее голос был ровным и безжизненным, без капли эмоций, и мне подумалось, что у писательницы случилось какое-то горе, а тут я со своей детективной историей! Черт, как неловко!
  - Светлана, простите, ради Бога, за беспокойство... Я не отниму у вас много времени. Мне только нужно узнать, помните ли вы ту аварию у Даниловского рынка? Ну, когда парня сбила машина?
  - Помню, - ответила она. - А в чем дело?
  - Просто тот человек... Тот парень... В общем, он то и дело попадался мне на пути в Санкт-Петербург, и я заподозрила какой-то умысел. Странная история, одним словом.
  - Стася, вы меня извините, но я себя неважно чувствую и лежу в постели...
  - Да, простите, я поняла. Мне только хотелось, чтобы вы при необходимости подтвердили факт той аварии. Ведь вы тоже были свидетелем. А тут такие дела творятся, и мне очень нужен человек, который также видел Девяткина.
  - Девяткин - это кто?
  - Парень, который попал под машину.
  - А, ну конечно, я смогу подтвердить, если надо, - на секунду в трубке повисла тишина, потом раздалось звяканье тонкого стекла и такой специфический звук, когда открывают упаковку с таблетками. - Только мне не совсем понятно, зачем и кому это может понадобиться.
  - Наверное, мне может, хотя я не уверена. Ну что ж, спасибо за помощь и еще раз извините.
  - Да ничего страшного, - ответила она уже более уверенным голосом. - Значит, вы попали в какие-то неприятности?
  Я очень кратко, чтобы не напрягать человека, пересказала все, что со мной происходило, умолчав лишь о том, что Девяткин застрелился. Не хотела я об этом говорить и лишний раз вспоминать подробности. Этот несчастный парень и его странная посмертная улыбка и без того круглые сутки стояли у меня перед глазами.
  - И правда, странные какие-то дела, - констатировала Разумовская. - Ну что ж, Стася, на всякий случай держите меня в курсе дела. А я, если нужно, дам показания, хотя и не знаю, чем они смогут помочь. Ну все, прошу меня извинить, нужно принять лекарство.
  Разумовская первой положила трубку - я едва успела торопливо попрощаться и пожелать ей выздоровления. Чувствовала я себя страшно неловко, и чтобы прогнать это неприятное ощущение, потерла пылающие щеки и с силой стиснула зубы.
  Ну и чего я добилась? Писательница подтвердит, что Девяткина сбила машина... Но ведь есть еще двое гаишников, которые прибыли на место происшествия, и врач скорой помощи, который забирал лежащего без сознания Девяткина. Ох, кажется, я занимаюсь совершенной чепухой, не имеющей ни капли смысла. Только побеспокоила заболевшего человека.
  За дверью раздались голоса и шаги моего драгоценного семейства, и я с радостью спрыгнула с кресла, пользуясь возможностью хоть минуту не думать о дурацких проблемах. Вся компания ввалилась ко мне в номер - мама, Шурка, Алекс... И Мартышка. Едва увидев ее, я почувствовала, как упал с моей души огромный тяжелый камень.
  - Ну и куда ты запропастилась? - завела я недовольным тоном. - Пропала, телефон отключила...
  - Ой, сестрица, ну прости, прости. Я же не знала, что ты так за меня волнуешься. А телефон... - она полезла в сумочку и рассеянно махнула рукой. - Он просто вырубился, я опять забыла его подзарядить.
  - Корова, - пробурчала я уже не так сердито. - Такая молодая, а уже склероз.
  - Да ладно, раз все в порядке, можно уже не волноваться, - подал голос Алекс и тронул меня за плечо. - Успокойся. Машка так больше не будет. Правда, Маш?
  - Да ну вас! - пренебрежительно отмахнулась она. - У меня были дела... Слушайте, а почему мама раненая? Стоит оставить вас на полдня, как вы уже подраться успели. Мам, кто тебя разукрасил?
  Сестра вела себя как-то странно: нервничала, то и дело смотрела на часы и украдкой многозначительно поглядывала на меня. Мама рассказала о том, как Шурка неудачно запустил ей камешком в глаз, но Машка, кажется, даже не слушала.
  - Извините, граждане, у меня к Стаське есть дело. Пойдем ко мне в номер? Поговорить надо.
  - Дамы, в чем дело? - вмешался Алекс, недовольно поглядывая на нас обеих.
  Я недоуменно пожала плечами - не знаю, мол. Мартышка заявила, что хочет поговорить со мной о своем, о девичьем, причем без свидетелей, и утащила меня из комнаты.
  - Слушай, у Егора проблемы, - шептала она, схватив меня за руку и стуча каблуками. Мне не понравилось, что меня тащат, как теленка на убой, я попыталась притормозить, но Машка уже разогналась словно курьерский поезд и не обращала на мое сопротивление ни капли внимания. - Парень сам не знает, что происходит... Но его семейка - это что-то! Надо ему помочь.
  - Да постой же ты! - я вырвала наконец руку и сердито посмотрела на сестру. - С какой радости мы должны ему помогать? У него вечно какие-то жизненные затруднения, а разгребаю их почему-то я. Кто он мне - сват, брат?
  - А кстати, - с любопытством спросила она. - Кто он тебе? Что у вас за отношения?
  - Маша! - я завела глаза к потолку. - Ну о чем ты говоришь? Он же малолетка!
  - Сколько ему лет?
  - Двадцать.
  - И правда, малолетка, - почему-то грустно согласилась она. - Так что у вас с ним?
  - Ничего у нас с ним! - рявкнула я и заметила, что из моего номера выглядывает Алекс и явно пытается подслушать.
  Мартышка пожала плечами и открыла дверь своей комнаты.
  - Заходи. Значит, вы просто друзья?
  - Мы даже не друзья. Я просто его подвезла - не по своей воле. Ну это неважно, если захочешь, я тебе потом все расскажу.
  - Хорошо, договорились. Но ты послушай, что там у Егора происходит!
  - Да не хочу я этого слушать. У меня и своих проблем- выше крыши... Постой! А откуда ты вообще знаешь про Егоровы дела? Где ты была эти полдня?
  - Вот я об этом и говорю. Он мне позвонил после завтрака...
  - Маша! Где он достал твой телефон?
  - Я сама ему дала, - ответила сестра. - Утром, когда уволокла его от твоего номера... Слушай, а ты заметила, что Алекс тебя ревнует?
  - Отстань, ты говоришь полную ерунду, - недовольно пробормотала я. - Какого черта ты дала ему свой телефон? Зачем он тебе позвонил?
  - Дала и дала, какая теперь разница? Парень явно хороший, надо же ему помочь.
  - Понятно. Это на случай, если отец его снова прогонит? Чтобы денег ему одолжить?
  - Ну а что тут такого? - с вызовом спросила она.
  - Да ничего. Эх ты, мать Тереза!
  - Стаська, иди ты в баню, противная зануда! Не хочешь, не надо, я сама во всем разберусь.
  - В чем это - во всем?
  - Я уже пять минут пытаюсь тебе об этом рассказать, а ты слушать не хочешь!
  Сестра так гневно сверкала на меня глазами, что я смирилась и плюхнулась на диван:
  - Рассказывай. Только по возможности покороче.
  - Значит так! - она тут же сменила гнев на милость и заговорила быстро и деловито. - Папаша Егора - богатый, старый и явно с причудами. Егор целый час маялся под дверью дома, пока его не соизволили впустить. А все из-за паспорта, точнее, его отсутствия. Представь, у родного сына паспорт проверять, ужас! Потом впустили, дали какую-то затхлую комнатушку под лестницей, даже без ванны. Перекусил на кухне с прислугой. В столовую, где завтракало семейство, его не пригласили. К отцу не допускают, относятся к парню хуже чем к последнему бомжу. Его сестрица целый день пропадает в комнате у папеньки, не выходит оттуда часами, и горничную с поручениями гоняет каждые пять минут - то подогретого молока, то лекарство, то 'утку'. Короче, кошмар.
  - Пока не вижу ничего кошмарного, - пожала я плечами. - Семейка со странностями, но у кого их не бывает? Мы кому-нибудь тоже кажемся придурками.
  - Это еще не все. Егор ходит бледный как смерть, а родственнички над ним попросту издеваются...
  - Погоди! - я вскинула руку, останавливая ее рассказ. - Ты откуда это знаешь? Ты виделась с Егором?
  - Ну... да. Он позвонил, и я приехала в 'Дюны', это коттеджный поселок, где живет его отец. Погуляли с Егором по окрестностям, и он мне все рассказал.
  - Приехали, - тяжело вздохнула я.
  - В каком смысле? - насупилась сестрица.
  - В прямом. Сначала он меня окучивал, теперь и за тебя взялся. Скоро вся наша семья будет заниматься только делами Егора, забросив все остальное.
  - Стася, ты перегибаешь палку! - ответила она очень холодно. Когда надо, наша мягкая и очаровательная Мартышка умеет быть ледяной и отстраненной, как Снежная Королева. - Мне это ничего не стоит, я все равно в этом захолустье погибаю со скуки.
  - Мы сюда специально приехали, чтобы побыть в тишине и спокойствии, - напомнила я.
  - Ну а теперь я тишины накушалась до отвала, и мне хочется хоть какой-то деятельности. Иначе я скоро в тухлый овощ превращусь! - резко бросила она.
  - Ну хорошо, - смягчилась я. - Что дальше?
  - Дальше? Родственники ему явно не обрадовались и всячески пытаются травить, я уже сказала. Но вот адвокат отца - такой вальяжный лоснящийся тип - отвел Егора в сторонку и прямо сказал ему: не особенно рассчитывай на наследство, мальчик. Его еще нужно заслужить, заработать. И когда Егор ответил, что приехал не ради денег, а чтобы познакомиться с родным отцом, тот мужик цинично хмыкнул и сказал, что все так говорят.
  - Ну да, неприятно, я согласна. Но мы-то здесь при чем?
  - Стась, давай съездим к нему? Посмотрим, что там и как, поддержим Егора. Ему сейчас очень хреново. Но самое странное...
  - Что, что? - поторопила я сестру.
  - У меня какое-то нехорошее предчувствие. Здесь что-то не так. И мне это все не нравится.
  Ох, Мартышка... Нехорошие предчувствия меня уже загрызли, скоро живого места в душе не останется. Но не буду же я тебе об этом говорить.
  - Ну что, съездим? - подергала Машка меня за рукав.
  - Хорошо, съездим. Только учти, мне эта затея не нравится. Егор уже взрослый мальчик и пора бы научиться самому улаживать проблемы, не вмешивая совершенно посторонних людей...
  - Ты уже говорила это, - отмахнулась сестра. - Не занудствуй.
  И что мне оставалось делать?
  Я вернулась к себе в номер, где Шурка, мама и Алекс смотрели телевизор. Увидев меня, Алекс вопросительно мотнул головой.
  - Мы с Машей сейчас уедем ненадолго, - сказала я, вынимая из стенного шкафа пальто. Мда, бурые пятна крови на светлом вельвете так и бросаются в глаза, нужно срочно сдавать в химчистку. Ну а я пока и свитером обойдусь, раз уж есть машина.
  - Куда вы собрались? - спросил Алекс и в его голосе прозвучали какие-то странные, новые нотки. Незнакомые мне прежде.
  - Да так, есть одно небольшое дело. Навестим одного знакомого.
  - Ага, понятно, - протянул Алекс так нарочито равнодушно, что стало ясно: он очень сердит. - К тому парню, что ли?
  - Алекс, отстань.
  - Мам, можно я с вами? - крикнул Шурка. - Ты меня обещала в новой машине покатать!
  - С нами? - я быстро прикинула, не ждет ли нас там какая опасность. - Ну хорошо, поехали.
  - Стась, ты готова? - в комнату заглянула Мартышка. Блеск в ее глазах зашкаливал за все разумные пределы. Алекс нехорошо на нее взглянул и, кажется, сделал для себя какие-то выводы.
  - Как пионер, - и я вскинула руку ко лбу давно забытым жестом из детства. Только красного галстука не хватало.
  
  * * *
  
  Коттеджный поселок 'Дюны' охранялся как сверхсекретный объект. Крепкие ребята на воротах долго допрашивали: кто такие, к кому едем; переписали паспортные данные и номер машины, попросили даже открыть багажник. Шурка смотрел во все глаза и наслаждался моментом. Будет что друзьям-приятелям в школе рассказать. Он сидел на коленях у Мартышки (машина-то двухместная) и та жалобно попросила его не вертеться.
  - И так уже все ноги отдавил, - сказала она, отвешивая ребенку шутливый подзатыльник.
  Мы проехали шлагбаум и двинули по ровной, идеально заасфальтированной дороге. По обеим сторонам возвышались сказочные дворцы, неприступные крепости, европейские шале и жуткого вида новорусские краснокирпичные монстры в три этажа. Из-за каждого забора равнодушно смотрели видеокамеры. Я невольно поежилась и заметила, что держу спину неестественно прямо. Богатство так и било в глаза.
  Дом, где жил-поживал неприступный папенька Егора, представлял собой двухэтажный особняк в стиле русской усадьбы. Девушки в кокошниках, сарафанах и с хлебом-солью смотрелись бы тут весьма органично. Но нас никто не встречал, никто радостно не улыбался, въездные ворота были наглухо закрыты. Я вышла, позвонила в звонок и глянула в глазок видеокамеры, едва подавив искушение помахать ручкой.
  - Слушаю вас, - настороженно пробубнил динамик.
  - Добрый день. Мы друзья Егора, оказались здесь случайно, и хотели бы с ним повидаться. Мы можем проехать?
  - Егора?
  - Это сын вашего хозяина, - уточнила я.
  - Одну минуту.
  Минута растянулась почти на четверть часа. Я стояла, облокотившись на машину и нервно переглядывалась с заробевшей Мартышкой.
  - Ну чего смотришь? В твой первый приезд все так же было? - спросила я.
  - Нет, Егор вышел за ворота поселка, мы снаружи гуляли. Не знала, что здесь все так... пафосно.
  - Еще минута, и мы уезжаем, - предупредила я. - Не собираюсь унижаться. Что это такое, в самом деле, держать гостей у ворот?
  Один лишь Шурка не переживал, а радостно носился по дороге, с интересом разглядывая роскошные особняки.
  - Ма, там вниз по дороге - море, - сообщил он мне. - Можно я туда добегу, посмотрю?
  - Никаких 'добегу' и 'посмотрю'. Будь здесь, чтобы я тебя видела.
  Наконец, после мучительных размышлений динамик снова ожил и радушно проскрипел:
  - Заезжайте.
  - Спасибочки вам большое, - раздраженно сказала я и сделала попытку поклониться видеокамере в пояс. Удержала меня Мартышка, дернув за рукав свитера:
  - Стась, не сходи с ума, держи себя в руках. Людям богатство в голову ударило, подумаешь, с кем не бывает...
  Мы заехали внутрь, и тут же, у ворот, нас встретил охранник.
  - Оставьте машину здесь. Можете войти.
  Шурка не тушевался и побежал по плиточной дорожке, обсаженной какими-то экзотическими цветами, уже изрядно увядшими и пожелтевшими. Мы с Мартышкой, подавленные окружающим величием, тащились следом. В открытых дверях дома маячил мужчина, пузатый и важный, в затемненных очках и хорошем костюме. Судя по тому, как вальяжно он держался и по-барски разглядывал нас (хорошо, что не в лорнет!), это и был тот самый адвокат.
  - Я вас слушаю, - сказал он.
  - Егора можно увидеть? - бросила я, растеряв от долгого ожидания всю вежливость и деликатность, привитые мне хорошим воспитанием.
  - Егора? Подождите пару минут, я сейчас узнаю.
  И он захлопнул дверь с той стороны. Мы остались стоять на крыльце, как оплеванные.
  - Егор про это рассказывал, помнишь? - толкнула меня в бок Мартышка. - Его так же на крыльце держали.
  - Вот свинство, а?!
  Во мне бушевало раздражение, но я пока держалась. И завидовала Шурке, которому все было нипочем: он с интересом разглядывал все вокруг и даже сделал попытку пробежаться вокруг дома, посмотреть. Пришлось удержать его за руку и шепотом сделать внушение.
  Наконец, адвокат вернулся.
  - Господин Модестов приглашает вас к чаю. Проходите.
  И он радушным жестом пригласил нас войти. Мы удивленно переглянулись, но вошли.
  Внутри все было еще богаче и роскошней, чем снаружи. Картины, зеркала, хрусталь, дубовые панели на стенах, пол из натурального дерева, портьеры...
  - Мам, как в Большом театре, - громким шепотом сказал мне Шурка, указывая на хрустальные с позолотой люстры.
  - Какой культурный ребенок, - гоготнул адвокат, - бывает в Большом театре!
  - Мы, знаете ли, тоже не лаптем щи хлебаем, - дерзко ответила я и удостоилась предупреждающего тычка в бок от сестры.
  - Прошу в столовую, там уже накрывают к чаю, - тот, казалось, не заметил моей нелюбезности. Или сделал вид, что не заметил.
  Первое, что я увидела в столовой, была та самая чудовищная лошадь, сиротливо стоящая в уголке. За огромным овальным столом из полированного темного дерева сидел Егор, одинокий и печальный. Две горничные бесшумно занимались сервировкой стола, а больше в комнате никого не было. Увидев нас, Егор радостно вспыхнул и вскочил с места.
  - Девчонки! Как я рад вас видеть!
  - Ну, беседуйте, - разрешил адвокат, снова похабно гоготнул и вышел. Я вздохнула с облегчением - не могла уже видеть эту сытую лоснящуюся физиономию.
  - Как вы тут оказались?
  - По чистой случайности проезжали мимо... - начала Мартышка.
  - Неправда, - сдала я сестру. - Она меня специально вытащила, чтобы тебя навестить. Ну, рассказывай!
  - А что рассказывать? Все как-то кисло. Отца я так и не увидел, эта мерзкая харя - адвокат, он же главное доверенное лицо и компаньон - не пускает меня к нему.
  - Да уж, харя и правда мерзкая, - протянула Мартышка.
  Горничные белыми лебедушками скользили вокруг стола, расставляя сказочной красоты фарфоровый сервиз, одновременно косились в нашу сторону и напряженно слушали, о чем мы говорим.
  - Чудесный дом, - фальшиво и громко сказала я. - Все так красиво, так роскошно! А это что, терраса?
  Одна стена столовой была застеклена от пола до потолка и выходила на открытую террасу, с которого расстилался неописуемый вид на Финский Залив. Я утащила туда Егора и Машку, и мы могли спокойно поговорить, не опасаясь вражеских ушей. Шурка прилип к перилам и восторженно рассматривал пейзаж.
  - В общем, я такого никак не ожидал, - продолжал Егор, радуясь, что можно поплакаться кому-то в жилетку. - Меня тут еле терпят, намекают, что я не ко двору и чтобы на наследство не рассчитывал. Сестра все время сидит у отца и со мной вообще не разговаривает. Короче, все спятили. Я бы рванул домой первым поездом, но как-то не по себе. Зря я, что ли, приезжал? Умирающего отца так и не повидал...
  - А чем, он, кстати говоря, болен? - деловито уточнила я.
  Егор растерялся и пожал плечами.
  - Понятия не имею. Я только знаю, что он не ходит, передвигается в инвалидном кресле...
  За нашими спинами простучали каблучки, раздался негромкий, но повелительный женский голос, щелкнула зажигалка, потянуло дымом. Я оглянулась. У открытых дверей на террасу стояла хорошенькая платиновая блондинка в брючном костюме, курила тонкую сигарету и с холодной брезгливостью разглядывала меня и Машку. В ушах у красотки сияли бриллианты, не меньшим блеском сияли и зубы - ослепительно белые. Явно постарался хороший стоматолог.
  - Привет, - небрежно сказала она. - Егор, у нас гости? Твои подружки? Или это новая партия внебрачных детей?
  От неожиданности я даже не нашлась, что ответить. Красотка покачала головой и молча ушла; в столовой она упала в кресло и принялась курить, стряхивая пепел в напольную вазу со свежими розами.
  - Что это за стерва? - спросила Машка.
  - Моя сводная сестричка, - мрачно ответил Егор. - Ирина. Есть еще два братца, тоже редкостные сволочи. Стася с ними уже заочно знакома.
  - Чего? - удивленно подняла я бровь.
  - А вот, смотри.
  За забором резко посигналили, ворота тут же послушно открылись, и на участок въехал синий 'Фольксваген'. Я вздрогнула. Эту машину я уже видела на трассе, и именно ее пассажиров так опасался Егор.
  Парень перехватил мой взгляд и молча, обреченно кивнул.
  - Что? Что такое? - заволновалась Мартышка.
  - Может, тебе и правда уехать домой? - предложила я, с опаской наблюдая, как из машины выскакивают два парня - один высокий брюнет, второй блондин, ростом пониже, зато шире в плечах. Оба были одеты с иголочки и явно не нуждались.
  - Дома его ждут, - напомнила Мартышка, которую я по дороге успела просветить насчет несчастий Егора в Москве и объяснить, почему у парня фингал под глазом и разбита губа.
  - Кто его ждет? - повертела я пальцем у виска. - Думай, что говоришь. Эти двое его же и побили, а потом преследовали на трассе.
  - Все верно, - вздохнул Егор. - Тут-то они не смеют мне ничего сделать, но зыркают так, как будто растерзать готовы.
  - Так это твои сводные братья? - уточнила Мартышка.
  - Строго говоря, нет. Это дети жены от первого брака. То есть, отец уже женился на тетке с тремя детьми. И он их не усыновлял, понимаете? Потому они так и бесятся: мы с Ликой настоящие дети, и это докажет любая экспертиза. А они - так, с боку припека, и прав на наследство имеют гораздо меньше, чем мы с сестрой, если вообще имеют. Потому и интригуют. Ясно?
  - Чего же не ясно, яснее некуда, - вздохнула я.
  Блондин увидел мою машину и закрутил головой, как встревоженная сова. Потом махнул рукой охраннику у ворот и что-то спросил, кивая на кабриолет. Охранник ответил, ткнув пальцем в сторону дома.
  Парень поднял голову, безошибочным чутьем угадав, где мы находимся; наши взгляды скрестились на миг, и я инстинктивно, почти против воли отпрянула от перил. Слишком свежи были воспоминания о том, что рассказывал Егор: как его избили, пытались кинуть под машину... Добрые, милые братцы!
  Спустя минуту в гостиной раздались шаги. Мартышка стояла полуобернувшись и сквозь ресницы разглядывала вновь прибывших.
  - Что это вы опаздываете? - холодно спросила Ира.
  Мужской голос что-то невразумительно забубнил в ответ, к нему присоединился второй, и в этом бормотании я уловила слова 'что за девки приперлись?'.
  - А это подружки нашего мальчика, - очень охотно ответила Ирина, намеренно повышая голос. - Как почуяли запах денежек, так сразу и примчались.
  - Мало нам этих двух спиногрызов? Валерий Андреевич! По какому поводу у нас гости? А отец в курсе?
  Тут уж и я слегка повернулась, наблюдая за гостиной. В комнату царственно вплыл адвокат, встал точно по центру и театрально произнес:
  - Господа и дамы, Алексей Павлович пригласил гостей Егора к чаю. Надеюсь, вы не будете возражать? Ему хочется познакомиться с подругами сына.
  - Но папа себя плохо чувствует! - возразила Ира напряженным как струна голосом.
  - Полагаю, общение с молодыми красивыми барышнями пойдет Алексею Павловичу только на пользу. И потом, вы же знаете, что своих решений он не меняет. Дамы! Что же вы стоите на балконе? Прошу к столу.
  
  * * *
  
  Инвалидное кресло в гостиную вкатила старшая сестра Егора - измученного вида девица в растянутом тонком свитере и с наспех забранными в крысиный 'хвостик' светлыми волосами. Глаза ее покраснели и воспалились - явно спала плохо или не спала вообще.
  Сидящий в кресле старик выглядел совсем не так, как я его себе представляла по рассказам Егора. Его даже стариком было назвать нельзя - красивый пожилой человек, седоватый, ухоженный, с высоким умным лбом. Лика на него нисколько не походила, а вот сходство Егора с отцом было очевидным: такие же темные глаза и правильные, гармоничные черты лица. Ноги Модестова были укутаны клетчатым пледом, руки спокойно и уверенно лежали на коленях.
  Вообще, судя по внешнему виду хозяина дома трудно было предположить, что он тяжело болен и жить ему осталось недолго.
  - Здравствуйте, - подал голос мой хорошо воспитанный ребенок, который от непривычного великолепия слегка оробел, но держался хорошо.
  - И вам не хворать, - ответил Модестов и подал Лике знак, чтобы та подкатила кресло к накрытому столу. - Егор, представь нам своих гостей!
  Голос у него был под стать внешности: уверенный, сочный, низкий, и совершенно не сочетался с этим старческим пледом и креслом-каталкой. Чем же все-таки болен хозяин дома?
  Горничные принялись разливать чай, но отцовскую чашку Лика никому не доверила, налила чай сама, плеснула сливок, отрезала самый лучший кусок шарлотки - такой румяной и ароматной, что у меня давно уже слюнки текли.
  - Много сливок, - недовольно заметил дочери Модестов. - Ты что, не знаешь, как я люблю?
  - Извини, папа, я сейчас налью новый, - с ангельской улыбкой ответила Лика и взглядом приказала горничной нести чистую чашку.
  - Папочка, как ты себя сегодня чувствуешь? - спросила Ирина сладко. - Тебе лучше?
  - Нашла, о чем спрашивать! - обжег ее взглядом хозяин. - Моя болезнь неизлечима, и тебе об этом прекрасно известно. Или ты хочешь узнать, когда я наконец помру, чтобы доставить вам всем удовольствие?
  Егор втянул голову в плечи, избегая встречаться взглядом со мной и Машкой. Ирина забормотала какие-то извинения, оправдания, она на глазах сжалась и побледнела, да и с ее нагловатыми холеными братьями произошла такая же метаморфоза. С них как будто стянули личину баловней судьбы, отчего они стали меньше ростом, и смотрели на отца с робкой покорностью. На их лицах были приклеены одинаковые резиновые улыбки, словно улыбаться их заставили под дулом пистолета.
  Не надо быть ясновидящим, чтобы понять: отца они все дружно ненавидят и боятся. Вот это коктейль!
  - Не волнуйся, папа, тебе вредно, - попросила Лика, подливая янтарный крепкий чай. - Поешь лучше пирога, очень вкусно.
  - Только ты одна, девочка, меня и любишь, - растрогался тот и притянул к себе дочь, потрепал по затылку, ласково погладил нежную щеку. - Только те, кто искренне любят, не ожидая ничего взамен, достойны награды. Ликочка, обещай, что будешь разумно распоряжаться деньгами и имуществом, которые я тебе завещаю, постарайся не растранжирить. Ну, ты девочка умненькая, я в тебе уверен.
  Лика сияла, как начищенный медяк, у Егора на физиономии было написано такое неподдельное отвращение, что я испугалась, как бы его не стошнило прямо в тарелку с шарлоткой. В общем-то, я его понимала: старшая сестра так откровенно лебезила и заискивала, так натужно изображала любовь, что назвать ее искренней мог только абсолютно наивный человек.
  А ведь Модестов наивным уж точно не был, судя по рассказам Егора. Или это уже необратимые возрастные изменения, а там и до старческого маразма недалеко? Я с нежностью подумала о своих здравомыслящих, классных родителях, которые не мешают своим детям жить, не закатывают истерики на пустом месте, и посочувствовала Егору - вот ведь досталась ему семейка! Что отец, что мать, что сестра...
  Ирина между тем едва удерживалась от того, чтобы не взорваться раздражением, и здорово походила на чайник, которого распирает от пара, а нерадивая хозяйка никак не догадается выключить плиту. Гордая своей победой, Лика не удержалась, и из-за отцовской спины злорадно показала сестрице язык. Один из братьев, - я так и не узнала, как их зовут, различала только по внешности, - светловолосый, широкоплечий и лоснящийся, как масляный блинчик, покраснел, стиснул в кулаке салфетку, и по его виску проползла капля пота.
  Мне стало не по себе. Неужели даже при гостях эти люди будут выяснять отношения и решать свои семейные проблемы? Может быть, слинять отсюда, пока не поздно? Я уже приготовилась толкнуть Мартышку локтем в бок и сквозь зубы прошипеть 'пошли домой', но тут поймала отчаянный и совершенно потерянный взгляд Егора... и прикусила язычок. Черт возьми, бедный парень: мне уже через десять минут стало невыносимо тяжко в этом богатом и тоскливом доме, а он тут с утра торчит.
  Ирина взяла себя в руки, но от маленькой мести не удержалась. Бросила на Лику, которая заботливо намазывала маслом тостик для отца, пренебрежительный взгляд и холодно приказала:
  - Налей-ка и мне чаю, дорогуша!
  Горничная рванулась было к ней, но Ира остановила ее легким движением руки.
  - Я прошу свою сестру налить мне чаю. Это доставит мне удовольствие.
  Та молча проигнорировала хамский тон и все с той же кроткой, светлой улыбкой протянула отцу поджаристый тост, но на ее точеном скуластом личике было написано все, что она думает о своих новоявленных родственничках.
  - Джен Эйр, блин, - еле слышно простонал Егор, уткнувшись носом в свою чашку.
  - Лика, неужели тебе трудно сделать сестре приятное? - поднял бровь Модестов. - А ты, Егор, лучше пей чай и помалкивай, если не хочешь питаться на кухне с прислугой.
  Темпераментный Егор вспыхнул, но под гневным взглядом Лики тут же сник.
  - Конечно, Ирочка, - пропела девица, изображая лицом неземной восторг. Стол был слишком большим, с ее места до Ирининой чашки было не дотянуться, поэтому она поднялась с места и подошла к сестре. - Тебе полную?
  - Да, спасибо, дорогая, - улыбнулась Ирина и неуловимым движением локтя качнула чайник в руках у Лики. Горячая струя услужливо вылилась из носика на свитер девушки. Лика взвизгнула от боли.
  - Я такая неловкая, - растерянно пожала плечами Ирина и протянула сестре салфетку. - Вот, возьми, приведи себя в порядок.
  - Лик, ты как? - встревожился Егор.
  - Прекрасно! - сдавленно выговорила та и, стиснув зубы, выбежала из гостиной.
  - Разве можно быть такой неуклюжей? - пожурил Иру Модестов.
  - Ну прости, папочка, - легко откликнулась та, вспорхнула со стула и присела рядом с отцом. - Давай я сделаю тебе еще один тостик?
  - Сделай, сделай. И все-таки я уже решил, что завещание перепишу на Лику, она девочка умная и добрая. А вы, друзья мои, - и он посмотрел на детей своей первой жены, - уж простите, но слишком много поводов дали не доверять вам. Помнишь, Коля, как ты в карты продулся, что пришлось квартиру продать? А ты, Андрей, начал писать свой гениальный роман, бросил работу, и решил, что я должен тебя содержать. Ну а Ирина у нас известная любительница молодых мальчиков с жадными глазами и загребущими руками. Я не могу позволить, чтобы заработанные таким трудом деньги вы профукали на всякую чепуху.
  Троица сидела с каменными лицами и было видно - каждый изо всех сил удерживается от того, чтобы не сорваться, не заорать, не выплеснуть эмоции. Отец бы не понял, а значит нужно было держать себя в руках.
  Мне было противно до изумления, Мартышка сидела, опустив глаза в пол и давно уже не ела потрясающе нежный пирог. Шурка ковырял в тарелке десертной вилкой и смотрел на все происходящее с таким же видом, с каким он смотрит на обезьянок в зоопарке - завороженно и с искренним интересом.
  - Пап, а давай в карты сыграем, - нарушил наконец тишину старший из сыновей, худощавый брюнет.
  - В карты? Ну давай.
  - В 'дурачка'? - усмехнулся парень.
  - А я ни во что больше не умею.
  Быстро расчистили угол стола, сын подсел к отцу, раздал карты. Я пила чай, без аппетита ела шарлотку и вяло наблюдала за игрой. Уже через полминуты стало ясно, что парень безбожно поддается: забирает себе безропотно всю мелочь, бьет козырным королем какую-нибудь ерундовую карту... Любой человек, если только он не полный кретин, и обладает хоть каплей подозрительности, обязательно насторожился бы, но Модестов так азартно выигрывал, как будто иного и быть не могло. Я коротко глянула на Егора, тот обреченно кивнул. Да, мол, отец проигрыша не потерпит.
  Господи, ну и дела творятся в этом доме! Четверо взрослых людей ради отцовского наследства готовы на все: унижаться, лебезить, даже покушаться на убийство, как это случилось с Егором... И меня передернуло от ужаса.
  Три раза кряду Модестов выиграл, он раскраснелся от удовольствия, вытирал платочком пот со лба и одобрительно похлопывал по плечу сына. Лика, которая тем временем уже вернулась, переодевшись в чистый свитер, сидела рядом с отцом и изо всех сил пыталась обратить на себя внимание: то плед на коленях поправит, то чашку придвинет.
  - Молодец, Андрюша, - заявил Модестов. - Я решил, что тебе все состояние завещаю, хороший ты все-таки парень.
  - А как же... я? - пискнула Лика.
  - А ты что, за мной только ради денег ухаживаешь? - ледяным взглядом уколол ее хозяин дома. - Нет, ты скажи, ради денег?
  - Ну что ты, папа, - пролепетала она, хотя по ее лицу можно было отчетливо прочитать: да, ради денег, старая ты сволочь, скорей бы уже подох, что ли!
  - Слушай, па, ну хватит уже! - не выдержал второй сын. - Он же поддавался как свинья! Неужели не заметно?
  - Заткнись, урод, - ласково посоветовал старший.
  - Нет, правда! Достало уже все это! Па, ты свои решения меняешь как беременная женщина, не надоело еще? То этому отпишу, то другому... реши уже, наконец, и не морочь нам голову!
  - Ну поговори у меня, поговори, - угрожающе произнес Модестов. - Без штанов оставлю, по миру пойдешь. Ясно?
  И тут я не выдержала.
  - Простите, пожалуйста, нам уже пора. Спасибо за чай, все было великолепно.
  Вся семейка молча уставилась на меня, словно я сказала нечто из ряда вон выходящее. Я взглянула в эти лица, перекошенные от взаимной ненависти, и вздрогнула.
  - До... до свидания. Маша, Шурка, идемте.
  Сестра не стала возражать и направилась к выходу еще быстрее, чем я.
  - Пап, я провожу, - торопливо поднялся Егор и вышел вслед за нами.
  В холле Мартышка закрыла лицо руками и покачала головой.
  - Господи, какой ужас. Они так всегда?
  - С самого утра я наблюдаю такие сцены, - скривился Егор. - Весело, правда? На Лику я вообще смотреть не могу - она так заискивает перед отцом, что с души воротит. Не знаю, как я тут продержусь, если совсем невмоготу станет, уеду домой на первом же поезде.
  - Я бы давно уже слиняла, - сказала я сочувственно, сжимая ладошку сына. - Егор, держись.
  - Попытаюсь, - тяжело вздохнул парень.
  
  * * *
  
  - Явились, не запылились, - такими словами встретил нас Алекс, сидевший на террасе с чашкой чая.
  - И тебе добрый вечер, - едко ответила Мартышка.
  Я совершенно измучилась и не желала вступать в очередные пререкания, поэтому прошла мимо него и потащилась по лестнице на второй этаж. Мартышка крикнула, что пойдет к себе; я лишь молча кивнула. Как же хочется просто отдохнуть, не влезать ни в какие детективные истории, просто сидеть на кровати, смотреть в окно и релаксировать...
  Но порелаксировать мне, конечно же, не дали. Алекс вошел без стука, скептически посмотрел на мое зеленоватое от усталости лицо и придвинул кресло к моей постели.
  - Ну что? Прокатились?
  - Алекс, что тебе надо? Я устала...
  - Вижу. Ездила к своему приятелю? Как у него дела?
  - Неважно. Отец грозит лишить наследства за малейшую провинность. Чихнешь ты, например, в библиотеке, а там редкие издания - и все, пиши пропало, денег не получишь.
  - А тебе-то что до этого?
  - Мне? - я пожала плечами. - В общем-то, ничего. Меня Мартышка уговорила туда съездить.
  - Вижу, вы с сестрицей спелись, - констатировал Алекс. - Слушай, ты в этом парне так уверена? А по мне - он очень подозрителен.
  - О чем это ты? - я приподнялась на локте, чувствуя, как неприятно сжимается в сердце в тягостном предчувствии.
  - Подумай сама. Он свалился на твою голову в то же самое время, что и Девяткин. Что, просто совпадение?
  - А почему нет? - пробормотала я.
  - Потому что совпадений не бывает, - отрезал Алекс. - Это я тебе точно говорю. Все в этом мире делается для чего-то и с какой-то целью.
  - Ты хочешь сказать...
  - Да, я хочу сказать, что ты поступаешь глупо, доверяясь первому встречному! - вспылил Алекс. - Слишком уж ты неосторожная и доверчивая. А ведь я еще в Москве был против, чтобы ты ехала одна! Вот и пожалуйста, настояла на своем и насобирала проблем себе на задницу!
  Я молчала, уткнувшись взглядом в стену. Что тут скажешь?
  - Ладно, - выговорившись, Алекс немного успокоился и махнул рукой. - Ты еще хочешь выяснить, на какой машине Девяткин ехал за тобой?
  - Что за вопрос, хочу, конечно.
  - Тогда я прокачусь до этого вашего 'Шервудского леса'. - Он взглянул на часы. - Сейчас почти шесть, так что вернусь, наверное, завтра. Переночую там, осмотрюсь, побеседую с персоналом.
  - Я поеду с тобой.
  - Не стоит. Ты и так уже примелькалась, а кроме того, достала их дурацкими звонками. Я поеду один. Как только что-нибудь узнаю, сразу же позвоню.
  - Как хочешь, - пожала я плечами. Мне показалось, что ему хочется побыть одному, а аргументы он придумывает, чтобы не обидеть меня отказом.
  Ну и чудесно, я тоже с удовольствием побуду в одиночестве, отдохну, а заодно в очередной раз попытаюсь обдумать ситуацию. Мы довольно сухо попрощались, и он уехал с недовольной и мрачной физиономией.
  ...Алекс позвонил ближе к ночи, когда я уже лежала в постели и изо всех сил пыталась не заснуть. Голос его был веселым и явно не совсем трезвым. В трубке фоном слышался какой-то гул и звяканье посуды - не иначе, как он сидел в ресторане и звонил оттуда. Я перенесла телефон к кровати, насколько хватило шнура, улеглась обратно под одеяло - меня знобило.
  - Стась, я узнал номер и марку. Если хочешь, запиши.
  Меня как пружиной выбросило из кровати, я схватила ручку и какой-то журнал, забытый Мартышкой. Под диктовку Алекса записала: серебристая 'Тойота-Королла', регистрационный номер...
  - Что тебе еще удалось узнать? - спросила я, напряженно вглядываясь в цифры. Номер машины был мне не знаком.
  - Я поговорил с сотрудницами на стойке ресепшен, - начал Алекс, но его голос утонул во внезапно грянувшей разухабистой музыке.
  - Алекс, ради бога, выйди в тихое место, ничего не слышно! - взмолилась я.
  В трубке зашуршало, потом кто-то перед кем-то извинился, музыка постепенно стихала и теперь слышалась издалека.
  - Я вышел на улицу, - сказал Алекс слегка заплетающимся языком. - Черт, не надо было пить последний бокал шампанского...
  - Зачем ты пил? - недовольно спросила я.
  - Может, у меня праздник, который я должен был отметить.
  - Что за праздник?
  - Потом скажу. При встрече. Слушай дальше. Твой Девяткин был зарегистрирован в номере не один. С ним в одной комнате жила некая Девяткина А.С.
  - Что? Он был с женщиной? Это его жена?
  - Неизвестно. В компьютере таких данных нет. Как ты сама понимаешь, никто не смотрел у них те странички в паспорте, где речь идет о семейном положении. Может быть, это брат или сестра. Или еще какие-то родственники.
  - Неужели Девяткина - это та самая рыженькая горничная? - я попыталась вызвать в памяти ее лицо. - Ну да, похоже, что они меня разыграли. Вот только розыгрыш был очень... недобрым. Меня ведь и кондратий мог хватить!
  - Парочка уехала рано утром, - продолжал Алекс, - почти сразу после тебя, очень поспешно. Понимаешь, о чем это говорит?
  - Они хотели догнать меня как можно скорее?
  - В точку. Так вот, Девяткин Игорь Сергеевич, восемьдесят второго года рождения. Это все сведения, которые мне удалось выцарапать у девиц на ресепшен.
  - Много денег заплатил?
  - Обошелся приглашением поужинать в местном ресторанчике.
  - Ах, ну теперь понятно, почему ты пил, и что именно праздновал. Веселой тебе ночи! Пока!
  Бросив трубку, я задумчиво погрызла ноготь. Алекс, неисправимый Казанова, черт бы его побрал!
   ...Сон испарился, как капля воды с раскаленного металла. На часах было двенадцать ночи - самое время позвонить Витьке. Любой другой человек, не задумываясь, послал бы меня на три буквы в такой поздний час, но мой давний приятель - программист, и драгоценное ночное время он тратит не на бесполезный сон, а сидит в Интернете, треплется со знакомыми в аське и ЖЖ.
  Я по памяти набрала его номер, мельком подумала о том, какой грандиозный счет мне выставит гостиница за междугородние переговоры, но тут в трубке откликнулся бодрый Витькин голос, и я выкинула из головы все посторонние мысли.
  - Витек, привет, это Стася Подгорная. Можешь помочь? - без лишних церемоний я сразу перешла к сути вопроса.
  - Чего надо? - деловито осведомился Витька.
  - Пробей мне одного человечка по базам ГАИ или сотовых операторов.
  - Нет у меня никаких баз...
  - Витька, не ври старшим. Я знаю точно, что у тебя, как и в Греции, все есть. Это дело жизни и смерти, так что давай без долгих рефлексий.
  - Ладно, уговорила. Как зовут человечка?
  - Девяткин Игорь Сергеевич. Год рождения - восемьдесят второй. Мне нужен его адрес и телефон. Номер машины запиши...
  - Угу, подожди минутку... - Витька шустро забарабанил по клавишам. - Вот, есть адрес и номер мобильника. Ты слушаешь?
  Я торопливо начеркала на том же многострадальном глянцевом журнале координаты Девяткина и ощутила торжествующее покалывание в кончиках пальцев. Игорь Девяткин, вот ты и перестал быть человеком-загадкой, обрел имя и отчество, номер мобильника и адрес - Большой Патриарший переулок. Я вот тоже хочу квартиру в центре. Надо продать эту несчастную тачку, которую я с некоторых пор видеть не могу, также продать нашу двушку в панельном уныло-сером районе и переехать в старый дом в каком-нибудь уютном переулочке. Каждое утро я буду пить кофе в хорошей кофейне, и до Флоранс будет рукой подать...
  Так, стоп! Я вынырнула из неуместных расслабляющих мечтаний. Предположим, что Девяткин все-таки остался жив. Позвонить ему, что ли? Поздно? И что с того? Он ведь не особенно беспокоился о моих чувствах, когда изображал повешенного в 'Шервудском лесу'. Тут же мои мысли перескочили на Алекса, который сейчас в этом саамом 'Лесу' черт знает чем занимается с хорошенькой рыжей администраторшей... Этого мужчину тянет на рыжих, насколько я его изучила. Нет, не думать о нем! Не думать!
  ...А я-то рассиропилась, размечталась, что он ради меня примчался, из большой и чистой любви, проникся, осознал, что не может без меня... Ну не дурочка ли?!
  Я набрала номер сотового телефона Девяткина: механический женский голос ласково сообщил, что номер не обслуживается. Елки зеленые... А может, он и вправду умер? Как бы узнать его домашний телефон?
  Мне до зарезу нужен был интернет. Свой мобильник Алекс увез с собой, мой сейчас был просто куском глупой пластмассы (надо, наконец, купить новую сим-карту!), и я поспешно выскочила из комнаты.
  Дверь Мартышкиной комнаты оказалась не запертой. Сестра смотрела телевизор и, не отрывая взгляда от крана, - высший пилотаж! - красила ногти в глубокий лиловый цвет.
  - Стась, ты чего? - спросила она рассеянно.
  - Мартышечка, у тебя деньги на сотовом есть?
  - Ага. Позвонить надо?
  - В интернет залезть, срочное дело. Спасибо, ты меня очень выручила, - и, схватив с прикроватного столика сестрицын телефон, я умчалась к себе. Лихорадочно подключила его к ноутбуку и вышла в интернет.
  Московский телефонный справочник он-лайн меня не порадовал: сочетание адреса и фамилии Девяткина категорически отвергал, ругался и отказывался выдать домашний номер. Значит, телефон зарегистрирован на какую-то другую фамилию.
  Впрочем, шут с ним, с домашним номером, обойдемся пока без него. Я вызвала на экран верного друга всех юных сыщиков - поисковую систему Яндекс и, ерзая от нетерпения, вбила в окошко: Игорь Девяткин. Вылезла целая куча ссылок и я принялась методично все просматривать. Не то, не то, опять не то...
  Вдруг сердце екнуло. На одной из страничек я увидела знакомое лицо. Девяткин, покрасневший, взмокший, как после тяжелой, но хорошо выполненной работы, широко улыбался; на нем был какой-то темный комбинезон, к боку он прижимал мотоциклетный шлем. На заднем плане полыхало нечто вроде нефтехранилища, судя по великолепному столбу пламени. Надпись под фото гласила: съемки сериала 'Убить олигарха', 2005 год. Игорь Девяткин, каскадер.
  Ну конечно, каскадер! Он сумеет и под колеса кинуться без вреда для себя - и разыграть потом шоковое состояние. И повешенным прикинуться. Наверняка он использовал какие-то технические приспособления... Я вспомнила, как все это выглядело: крюк был вбит в стену у самого потолка, Девяткин наверняка опирался ногами о стену. И на шее у него мог быть надет какой-то жесткий корсет. Так что технически это вполне возможно, тем более, для физически развитого человека...
  Да, все укладывалось в схему розыгрыша. Сначала изобразить жертву аварии, потом предстать передо мной со следами удушения... Дальше был мотель 'Шервудский лес', и то памятное мне туманное утро, и дикий страх при виде повешенного, и паника, когда он вдруг ожил и сел ко мне в машину посреди пустынной трассы.
  Что не так? Почему мне все это не нравится, кажется глупым и ненатуральным? События какие-то идиотские, как из триллера. Но если в книге такие вещи выглядят пугающими и дикими, то в реальной жизни это так же неестественно, как человек, отправляющийся на работу в офис в смокинге и бабочке. Слишком уж книжные все эти пугалки, притянутые за уши; она рассчитаны на то, чтобы быстренько вогнать меня в панику, но стоит лишь подумать и все взвесить, как эта неестественность становится очевидной.
  Меня что-то словно укололо.
  Бинго! Вот, оно, ключевое слово. Книжные пугалки! Некий человек начитался книжек и решил сделать меня героиней триллера, а я и поддалась. Вообразила себя Дани Лонго из романа Жапризо. Должно быть, мы оба чересчур начитанные - и я, и тот мой неведомый тайный враг.
  Или...
  Или его мозг уже постоянно работает в режиме 'выдай на-гора побольше странных и таинственных историй' и воспринимает окружающую действительность как арену для событий остросюжетного романа. Это в том случае, если мой враг - писатель. А правда, похоже. Такую чепуху мог придумать лишь человек, который слишком увлекся сочинением книжных ужасов...
  И это мог быть только Алекс Казаков, единственный хорошо знакомый мне писатель. Черт возьми...
  Недаром я с самого начала его подозревала - еще с той минуты, как увидела его красивый профиль в окне проносящегося мимо нас джипа. И когда он приперся в 'Звездный', и когда изображал ревность... Что же твоя ревность не помешала тебе флиртовать с рыжей администраторшей в ресторане? Ах ты, сукин сын! Какого лешего тебе понадобилось так меня запугивать? Зачем ты мотал мне нервы? Зачем устроил целый спектакль, привлек подставных ментов, фальшивую горничную...
  Придавленная тяжестью этого открытия, я целую вечность сидела, скрючившись, на кровати, и ворочала в голове омерзительно гадкие мысли. Алекс отговаривал меня ехать в Питер на машине, мы поссорились. Я взбрыкнула и ушла в тину, не звонила ему, не делала попыток примириться. Его это оскорбило? Он решил взять реванш? У него была целая неделя для того, чтобы быстренько написать сценарий спектакля и найти действующих лиц.
  Все укладывалось в канву осенившего меня подозрения. Я даже вспомнила, что полтора года назад Алекс писал роман, где главный герой был каскадером. Собирая материалы для книги, он активно вращался в этой тусовке, завел знакомства, несколько раз выбирался на съемочную площадку, чтобы наблюдать работу каскадеров воочию. Там он мог познакомиться с Девяткиным, который теперь сыграл главную роль в спектакле под названием 'опустить строптивую Станиславу ниже плинтуса'.
  Да, все сходится. Он все обо мне знал: куда и когда я еду. Он знал, как меня напугать. А я еще имела дурость оставить сообщение на автоответчике в утро отъезда, чтобы любой дурак был в курсе моих дел.
  Он звонил мне, когда я проезжала Клин, и я сказала ему, где нахожусь.
  Когда я ехала с Егором, оставшись без связи, Алекс оборвал телефон Флоранс, пытаясь выяснить, куда я пропала. Он приперся в пансионат и поджидал меня: наверняка ему доставило огромное удовольствие созерцать мою перекошенную от усталости и страха физиономию. А может, и Егора он мне подсунул?
  Я промаялась без сна до утра, а когда за окнами посветлело, умылась, оделась и вышла из номера. На веранде никого не было, я села за деревянный стол, дрожа от холода и закутавшись в курточку, которую позаимствовала у сестры, пока мое пальто в чистке. Море медленно и тяжело ворочалось в берегах, поверхность была гладкой, как зеркало, и простиралась далеко-далеко, до самого горизонта в белесой легкой дымке. Я сидела и тупо смотрела в эту даль. Ощущение было такое, будто рухнул мой мир, в одночасье разрушив все, что я создавала, вынашивала, выстраивала... Одно дело - туманные подозрения на уровне 'что-то здесь не так', и совсем другое - это внезапное озарение, которое расставило все по местам. Не знала я, как жить дальше, и что делать.
  Уехать, что ли? Взять в охапку Шурку, сесть на самолет и вернуться домой, где забиться в свою норку, похандрить сколько нужно и вновь вернуться к прежней жизни.
  К жизни, в которой никогда уже не будет Алекса. Ну и что? Мало на свете мужиков? Найду себе доброго, порядочного, спокойного. Пусть он даже не будет писателем и интересным человеком; и не будет в нем этого бешеного драйва и стремления успеть все, сделать все, да побольше, побольше! Пусть он и не путешествует по миру, не затевает все новые и новые безбашенные проекты, не заставляет меня то плакать от горя, то смеяться от неудержимого, бесконечного счастья... Зато я буду, наконец, жить упорядоченной, размеренной семейной жизнью. И пусть тот, кто скажет, что это плохо, первым бросит в меня камень.
  Из окна своего номера высунулась Мартышка и сонным голосом осведомилась, какого черта я с утра пораньше околеваю на открытой веранде и не забыла ли о том, что пора завтракать.
  - А сколько времени?
  - Девять.
  По дороге мне вдруг пришла в голову оригинальная мысль, от которой я едва не подпрыгнула. А ведь Алекс - не единственный писатель в моем окружении, есть еще и Разумовская. Ну да, мы знакомы от силы несколько дней, да и само знакомство продолжалось не больше двух-трех часов. Зато она пишет триллеры с этаким мистическим душком, и вполне могла бы организовать подобный спектакль - с вновь и вновь умирающим и воскресающим человеком.
  По зрелом размышлении идея увяла сама собой, очень уж неправдоподобно это звучало. Конечно, в детективных романах преступниками являются как раз те, на кого ты меньше всего можешь подумать... Но если бы все в жизни было так просто!
  Мысль о Разумовской заставила меня вспомнить данное ей обещание: держать в курсе дела. Наверняка она решила использовать мою историю как основу для сюжета, вот и не хочет упустить подробности. Что ж, позвоню, мне не трудно. Расскажу ей, что Девяткин - каскадер, и что повешение и все остальные штуки были просто умело разыграны с участием какой-то рыженькой девицы.
  Я бегом поднялась в номер, раскопала в образовавшемся бардаке номер телефона Разумовской и уселась звонить. В дверь заглянула Мартышка, я махнула ей рукой - иди, мол, я уже спускаюсь. Сестра пожала плечами и исчезла, шепнув мне:
  - Алекс приехал.
  Настроение, и так валяющееся где-то на уровне пола, упало еще ниже, нежные краски осеннего утра померкли. Тем временем в трубке утомительно гудело, и никто не торопился подходить к телефону. Может, Разумовская еще спит? Тут вдруг откликнулся женский голос, не слишком похожий на голос моей новой знакомой, и я нерешительно спросила:
  - Алло, Светлана?
  - Нет, это соседка, - ответила женщина устало. - Вы Свете по какому вопросу звоните? Она сейчас не дома.
  - Что-то случилось? - испугалась я.
  - Инфаркт, она в реанимации, ночью увезли на скорой...
  - Господи, почему? У нее больное сердце?
  - Какое-то несчастье в семье, перенервничала - и вот, пожалуйста, - женщина говорила удрученно, видимо, была дружна с Разумовской. - А вы что хотели-то?
  - Да ничего особенного, я ее знакомая, мы договаривались созвониться. Пожелайте ей скорейшего выздоровления.
  - Она не приходит в сознание, - сообщила соседка горестно.
  Я растерянно попрощалась и положила трубку. Инфаркт - надо же, она ведь женщина в самом расцвете лет! А я уже выстроила целую версию, что именно Разумовская мне устроила веселую жизнь. Вот идиотизм! Я вспомнила, что еще при последнем телефонном разговоре она показалась мне тяжело больной и уставшей, и выкинула из головы все бредни насчет ее причастности. Пусть бедная женщина поправляется, дай ей Бог здоровья.
  Значит, точно Алекс. Но зачем ему помогать мне, выдавать информацию, которая может помочь в моем доморощенном расследовании? Зачем наводить меня на верную дорожку?
  А чтобы я его не заподозрила, вот зачем. Главного он мне все равно не скажет, зато вволю полюбуется, как я в своих дилетантских поисках трепыхаюсь и дергаюсь, словно марионетка.
  Так? Или нет?
  
  * * *
  
  Предмет моих тяжких ночных размышлений сидел за накрытым столом в ресторане и оживленно болтал с Шуркой. От меня не укрылась ни странная бледность его лица, ни синеватые круги под глазами, даже несмотря на чисто выбритые щеки и тонкий запах одеколона. Значит, ночью ему было не до сна? Ну-ну...
  Я села с другой стороны, поцеловала сына, поприветствовала маму и сестру. На Алекса я упорно не смотрела - просто физически не могла его видеть. Мне хотелось дать ему в морду, вцепиться в волосы, заорать, устроить скандал на весь отель... А ведь всего несколько недель назад я была уверена, что прощу ему все, даже предательство. Оказывается, не прощу. Это выше моих сил. Все что угодно, даже случайную интрижку, но только не предательство.
  Алекс косился на меня - я чувствовала всей шкурой его взгляды, но упрямо избегала смотреть в его сторону. Думаю, очередную размолвку ощутили и мама, и Мартышка, потому что за столом то и дело повисали обескураженные паузы.
  Напряжение рассеивал мой общительный ребенок, который втягивал семейство в болтовню о всяких пустяках и тем самым спасал меня от выяснения отношений. Я тоскливо ела омлет и думала о том, как выплыть из этого омута без серьезных потерь, а про потрясения я уже и не говорю. То, что без потрясений обойтись не удастся, было ясно даже такой доверчивой идиотке, как я.
  Улучив момент, когда мама, сестра и ребенок были заняты обсуждением какого-то нового фильма, Алекс перегнулся через спинку Шуркиного стула и взял меня за плечо.
  - Стася, что произошло? - спросил он шепотом. - Ты сама не своя!
  - Все в порядке, - ответила я холодно.
  - Ну конечно. В чем дело, а? По какому поводу похоронный вид?
  - Слушай, ты не мог бы оставить меня в покое? - не выдержала я. - Ты раскопал полезную инфу, спасибо большое, теперь ты свободен. Я тебя больше не побеспокою своими проблемами.
  - Мать моя женщина! - вытаращил глаза Алекс. - Ты что, ревнуешь? Стась, да я клянусь тебе, с той девицей у меня ничего не было!
  - Плевать мне на девицу.
  - Честное слово! Я выполнил обещание, поужинал с ней, потом быстро от нее отделался и пошел спать. Один, Стаська! Слышишь? Она мне вообще не понравилась, слово даю.
  - Почему тогда синяки под глазами? - против воли буркнула я. Этот вопрос меня нисколько не интересовал.
  - Да я всю ночь не спал, думал про эту историю, а в шесть утра погнал обратно.
  - Это твое личное дело, меня оно мало волнует, - отрезала я и дернула плечом, стряхивая его руку.
  Алекс был так удивлен, что его эмоции буквально вибрировали в воздухе. По крайней мере, я их ощущала совершенно отчетливо. Неужели он держит меня совсем уж за полную дуру? Негодяй!
  Я подняла глаза и увидела, что Мартышка и мама с интересом прислушивались к нашей беседе.
  - Чем интересуемся? - в моем голосе звучали предательские истеричные слезы.
  Спасая ситуацию, затрезвонил мобильник. Оказалось, Мартышкин. Пока она с озабоченным лицом с кем-то разговаривала, я глубоко подышала и постаралась успокоиться. Может, Казаков и негодяй, но срываться на семью совершенно недопустимо. Я потянулась через стол и извиняюще погладила маму по руке, она улыбнулась и в ответ накрыла мою руку своей, что означало - я на тебя не сержусь.
  - Слушайте, у Егора там вообще дурдом полнейший! - возбужденно завопила Мартышка, закончив разговор.
  Я не увидела, а просто почувствовала, как помрачнел Алекс. Надо же, как я к нему прикипела, его эмоции просто на лету ловлю! Чтобы забыть о собственных проблемах, я ухватилась за чужие, хотя они и достали меня до самых печенок.
  - Что там опять?
  - Они все разодрались в пух и прах! Один сын избил другого и загремел в милицию, а тот, второй - в больницу, сломан нос. Лика с этой стервозиной-сестричкой тоже подрались... Отец орет и грозится лишить всех наследства, Егор пытается разрулить ситуацию, но что он там один может сделать!
  - Дамы, не кажется ли вам, что вы слишком много внимания уделяете этому пацану? - нахмурился Алекс.
  - И он туда же! - Мартышка закатила глаза.
  - Маш, я серьезно. И еще, он все время якобы случайно подворачивается вам на глаза, обращает на себя внимание, втягивает в свои дела. Это очень подозрительно.
  - Ты перечитал слишком много детективов, - презрительно сказала сестрица. - У Егора была уже тысяча возможностей сделать нам какую-нибудь гадость, и ни разу он этим не воспользовался.
  - Дело времени, - пожал он плечами. - Но согласитесь, этот парень не так прост, каким кажется.
  Его слова были не лишены смысла, и я сама не раз задумывалась на эту тему. Но теперь... Теперь я увидела эту проблему с другой стороны. Сам Алекс мог подсунуть нам Егора, чтобы было на кого переводить стрелки и кого сделать в случае необходимости козлом отпущения. А что, очень правдоподобно. Будь я автором этого спектакля, то позаботилась бы заранее о человеке, на которого можно перекинуть подозрения, если понадобится.
  - Надо съездить туда! - настойчиво сказала Мартышка. - Вдруг мы сумеем чем-то помочь?
  - В чем помочь? В дележке наследства? - уточнил Алекс насмешливо.
  - Язва! - буркнула сестра. - Стась, ты едешь?
  Я покорно кивнула. В этот самый миг мне пришла в голову мысль - очень своевременно, надо сказать, - а какого черта Мартышка вообще принимает такое участие в этом парне? Но додумать я ее не успела. Алекс резко поднялся из-за стола и высказался так властно, что мы все присели:
  - Я еду с вами. Нет-нет, никто не спорит, все дружно соглашаются. Если вы откажетесь, я просто не выпущу вас с территории пансионата. Наручниками прикую к батарее, вот увидите, я не шучу.
  Я не успела задаться вопросом, откуда у него наручники. Мартышка тут же согласно кивнула и прошептала мне:
  - Мужик нам пригодится. Кто знает, вдруг эти сыночки там совсем озверели, раз на людей кидаются!
  Она побежала к выходу, таща меня за рукав, и мне оставалось только поспешно перебирать ногами, чтобы не упасть.
  ...В том, что нас было трое, имелась по крайней мере одна существенная выгода: мы не поместились бы в моей роскошной двухместной тачке, мимо которой я уже не могла пройти, не подвергшись приступу нервного тика. Поэтому Алекс распахнул дверцу своего джипа, и мы с сестрой угнездились на заднем сиденье.
  - Кстати, давно хотела спросить, откуда у тебя эта машина? - металлическим голосом спросила я.
  - Взял напрокат, моя в ремонте, - в тон мне ответил Алекс. - А что?
  - Ничего.
  - Как-то вы очень мило общаетесь, - не выдержала сестра. - Что случилось, опять поссорились?
  - Маш, разруливай проблемы в семье Егора, раз уж нанялась, а в своих мы сами разберемся, - раздраженно отрезала я.
  Мартышка обиделась и, надувшись, отвернулась к окну. Я тоскливо смотрела на осенние пейзажи, и на душе у меня было мерзко, как никогда.
  
  * * *
  
  В гостиной рыдала Лика, Егор сидел рядом и протягивал ей бинт, смоченный в какой-то мерзко воняющей гадости. Оба сыночка отсутствовали, но лужица крови в углу комнаты свидетельствовала о том, что время тут проводили бурно и неординарно. Горничные куда-то попрятались, как будто вымерли. Заноза Ирина тоже отсутствовала - и слава Богу! Зато откуда-то доносился рев раненого бизона, в котором я без труда уловила знакомые реплики:
  - Всех лишу наследства, дармоеды! С собой в могилу все деньги унесу!
  - Девчонки, вы приехали, - вяло сказал Егор. - Слушайте, я тут скоро умом тронусь.
  - Что случилось? - спросил Алекс довольно резко.
  - О, здравствуйте, - Егор словно только что заметил его присутствие. - Тут у нас была натуральная драка. Отец с утра сказал, что снова переписал завещание, и наследство отойдет только самым достойным. У ребят нервы не выдержали, они подрались. Андрей в больницу попал. Ира позвонила в милицию, и Кольку забрали. Отец адвокату велел не трепыхаться, пусть, говорит, дело заводят. Ну, Ирина только рада, одним конкурентом меньше...
  На этих словах Лика отчаянно зарыдала, как будто лишилась одновременно всех родственников.
  - А с ней что? - Мартышка кивком голову указала на ее разбитое лицо.
  - Ирка, сволочь! - прорыдала Лика.
  - Это она тебя уделала? - я округлила глаза.
  - Егор, отойди, дай я сама! - распорядилась Мартышка, оттеснила парня от сестры и принялась аккуратно промокать разбитую скулу девушки. Я же краем глаза заметила, что побои на лице у Егора уже почти зажили.
  - Ирина предложила нам, чтобы мы уматывали и не путались под ногами. Лика ей, конечно же, ответила, и та полезла в драку. Я никогда раньше не видел, как девушки друг друга мутузят.
  - Ничего, я ей клок волос выдрала, - похвасталась Лика, страдальчески морщась.
  - А сейчас она где?
  - С папашей в кабинете. Слышите, он там вопит? Ирка пытается к нему подлизаться, еще бы, такая удача, никого из конкурентов рядом нет! Егор, ну что ты сидишь как чучело? Иди к папаше, не то у нас эта сволочь уведет наследство прямо из под носа!
  - Лик, я тебе давно хотел сказать... Ты себя ведешь как последняя стерва с этим наследством! - не выдержал Егор. - Так лебезишь, так стелешься перед отцом, смотреть противно.
  - Не нравится? Не смотри!
  Девица резко поднялась и вышла из гостиной. Скоро где-то в коридорах послышались недовольные женские голоса.
  - Что ты лезешь? - вопила Ирина. - Тебе мало? Тебя еще поучить уму-разуму? Шалава малолетняя!
  - Сама подстилка! - вторила Лика. - Это мой отец, а ты вообще никто, пустое место. Пошла отсюда, дай с отцом поговорить.
  - Ты туда не войдешь, ясно? У тебя вид такой, что и здорового кондратий хватит. Вокзальные проститутки и то выглядят интеллигентнее.
  - Так ты же сама меня и разукрасила, сволочь!
  - Эй, дамы, дамы! - Алекс выглянул из дверей гостиной, видимо, опасаясь нового раунда борьбы. - Успокойтесь.
  - Это еще кто? - звонко процокали каблуки, в гостиную заглянула Ирина. - Опять эта кодла приперлась! Ребята, что вы тут забыли? Вас кто-то приглашал?
  - Приглашал, - в тон ей ответил Алекс.
  - А вы кто такой? - Ирина глянула с явным интересом, и я заскрежетала зубами. - Приятель Егора?
  - Скорей, наоборот. Можно вас на пару слов?
  - Ну... Пожалуй, можно, - благосклонно кивнула она и даже глазками заиграла от избытка чувств. - Идемте в библиотеку, там спокойно и никто не помешает.
  Мартышка посмотрела на меня с явным сочувствием, и я тут же приняла самый непринужденный и беззаботный вид. Должно быть, вышло у меня неважно, ибо я сама почувствовала, в какой неестественной гримасе исказилось мое лицо.
  - Вот стерва! - солидарно вознегодовала сестрица.
  - Я же говорю, они тут все чокнулись, - ныл свое Егор. - Я скоро с ними в дурдом загремлю, так надоели...
  - Ну уезжай тогда! - потеряв терпение, закричала я. - Чего сидишь? Или тоже хочешь, как они, в погоне за деньгами человеческий облик растерять?
  - Стась, ты не понимаешь. Против денег я, конечно, ничего не имею, но я здесь не из-за них торчу. Я с отцом так и не поговорил по-человечески. А если он завтра умрет, что тогда? Я себе в жизни не прощу, что все бросил и уехал, что у меня терпения не хватило.
  - Господи, как меня достал этот мерзкий старикан, и его приступы самодурства, и эта троица акул! - В гостиную вернулась Лика, торопливо схватила косметичку с дивана и принялась замазывать тональным кремом боевые раны. - У меня сил уже нет все это выносить... Ну как, вид получше? Надо спешить, пока ваш красавчик стервозину в кабинете отвлекает, успею с папашей пощебетать, может, он и оттает...
  Я невольно скривилась, как будто увидела огромную жирную муху сидящую на вонючей куче навоза. Мартышка тоже изо всех сил сдерживала тошноту и, кажется, мечтала поскорее покинуть этот дом.
  - Дай я сам с отцом поговорю, - решился Егор. - Я с ним ни разу и не общался нормально, только за столом, да в этих ваших сварах...
  - М-да? - Лика вопросительно подняла бровь. - А ты уверен, что сможешь папашу задобрить? Смотри, он такой капризный, что держись!
  - Да не буду я его задабривать! - взбеленился Егор. - Это только у тебя все мысли о бабках. Я с ним по-человечески поговорить хочу, понимаешь ты или нет?!
  - Ой, смотрите, какие мы честные и праведные! Хочешь с матерью и дальше в одной квартире куковать, твое дело, а у меня большие планы, и без денег мне никуда!
  - По какому поводу шумим? - весело осведомился адвокат, который, кажется, давно уже стоял в коридоре и слушал нашу чудную беседу. - В доме пожилой, больной человек, а вы крик подняли.
  - Ваш пожилой и больной человек сам орет так, что уши в трубочку сворачиваются, - буркнула Мартышка, до глубины души потрясенная происходящим.
  - Ну уж это не вам судить, милая моя, - адвокат широко и радушно улыбался, но холодный пренебрежительный взгляд с легкостью выдавал его истинные чувства.
  - А почему нет? У вас тут творится черт знает что...
  - Маш, не надо, - остановил ее Егор. - Валерий Андреевич, у отца все в порядке? Я хочу пойти к нему.
  - Слушай, дружок, хочешь совет? Не ходи к нему пока. Если ты насчет завещания, то сейчас не самое лучшее время. И вообще, вы все тут собрались, возитесь вокруг отца, а глазки у вас бесстыжие, нечестные. Вы уж хотя бы делали вид, что вам папа интересен, а не его банковский счет.
  - Да вы!.. Вы... - Егор задохнулся от негодования, пытался найти какие-то слова, оправдаться, возразить. Но вместе этого схватил свою куртку и резко направился к выходу. - Я ухожу, меня достала эта мерзость, - крикнул он уже из холла.
  Гулко хлопнула входная дверь.
  - Егор! - отчаянно вскрикнула Мартышка и выбежала следом. Я растерянно торчала столбом посреди гостиной.
  - Сиди здесь и никуда не уходи, - велел мне невесть откуда взявшийся Алекс, после чего испарился, не успела я и глазом моргнуть.
  - Какие экспрессивные молодые люди! - хохотнул адвокат.
  - Ну и порядочки тут у вас, - с ненавистью посмотрела я в его холеное лицо.
  - С волками жить, - пожал он плечами и ушел, оставив меня в одиночестве.
  Я растерянно огляделась. Надо было покинуть этот дом, последовав примеру остальных... но где я буду сейчас их искать? Метаться по поселку, разыскивая сестру? А ведь я без машины, так что завишу от Алекса... Ладно, несколько минут можно и подождать.
  Стоять столбом было как-то глупо, и я присела на диван. В углу стоял антикварный столик, весь заваленный фотоальбомами, старыми и новыми, и чтобы не сидеть совсем уж без дела, я взяла какой-то наугад, стала листать. Чужие лица, незнакомые пейзажи и города... Я даже не вникала в то, что смотрю, просто пыталась чем-то занять руки и голову. Дойдя до конца, я увидела снимок, небрежно заправленный за обложку фотоальбома, лицом вниз, машинально, без интереса вытащила его и перевернула...
  С фотографии на меня смотрел улыбающийся Игорь Девяткин.
  
  
  Часть третья
  Кукловоды
  
  
  Кажется, в тот момент я ничего не соображала. В приступе чистой, ничем не замутненной паники, я действовала исключительно на инстинктах: цепко схватила фотографию и пустилась бежать прочь из этого дома, который вот-вот грозил стать ловушкой... В холле чуть не сшибла с ног горничную, которая волокла ведро воды и швабру.
  - Уже уходите? Я провожу.
  Я попыталась возразить, но вместо внятной речи получилась какая-то невразумительная абракадабра. Горничная изумленно уставилась на меня, но я уже скатилась вниз по лестнице, дернула двери - какое счастье, не заперто! - и выпала на улицу. Мое лицо обжег холодный йодистый, остро пахнущий водорослями ветер, и это слегка отрезвило меня.
  Гостевая стоянка возле ворот была пуста, машина Алекса испарилась. Сам Алекс, Мартышка и Егор - тоже. Бросили меня в этом паучьем гнезде и уехали...
  Я бегом направилась к воротам по безукоризненно чистой каменной дорожке, дом смотрел мне в спину тяжелым взглядом занавешенных бархатными портьерами окон. Жутковатое ощущение. По мере приближения к воротам паника угасала, на смену ей приходила ярость. Холодная, неконтролируемая ярость. В таком состоянии я могу горы свернуть и сама этого не заметить - знаем уже, плавали. Я резко остановилась, едва не впечатавшись в ворота. Охранник в будочке смотрел на меня с подозрением, рука тревожно лежала на бедре, готовая в любой момент выхватить оружие. Ничего не выйдет, дружок!
  Я развернулась и пошла обратно к дому, четко печатая шаг. Сейчас я могла бы разнести особняк на молекулы: устала бояться, вздрагивать от каждого шороха и быть послушной слепой марионеткой в чьих-то коварных руках. Надоело. Я вам не овца бессловесная, граждане, и сейчас вы все мне расскажете, иначе я за себя не ручаюсь. Фотография Девяткина просто так попасть сюда не могла, а значит кто-то из паучьего семейства в курсе происходящего. И я этого человека найду!
  - Опять вернулись? - вытаращила глаза горничная, когда я бешеной фурией воздвиглась на пороге. - Что-то забыли?
  - Вам доложиться забыла, - резко бросила я.
  У дверей, ведущих из холла в гостиную, курила Ирина, маетно покачиваясь на каблуках и пощелкивая пальцами. Нервничает?
  - Где Модестов? - спросила я у горничной.
  - В кабинете...
  - Зачем вам отец? - подозрительно осведомилась Ира. - Что это вы, моя дорогуша, задумали? Хотите к денежкам примазаться?
  - Подавитесь своими денежками, - любезно предложила я. - У меня вопросы личного характера.
  - Он вас не пустит, - порадовала она меня. - Так что можете разворачиваться и топать домой.
  - Алексей Павлович распорядился никого в кабинет не впускать, - пролепетала растерянная горничная. - У них с Валерием Андреевичем важный разговор.
  - Опять завещание переписывают, - Ирина истерически хихикнула. - В двести тридцать третий раз. Господи, как это все достало!..
  Слушать это все я не желала. Уединились с адвокатом? Что ж, уединение придется нарушить. Отодвинув Надежду, я покинула холл. В гостиной сидела Лика, скорчившись в кресле, и хныкала, осторожно трогая кончиками пальцев свеженький кровоподтек.
  - Я ее убью, - сообщила она, увидев меня. - Вырву глаза этой стерве! Разрежу ее на куски и поджарю в оливковом масле с лучком и морковкой.
  - Бог в помощь, - пожала я плечами. Вникать в дела омерзительной семейки мне больше не хотелось ни капли: вот выясню то, что мне нужно, и покину этот дом без малейшего сожаления.
  Дальше гостиной я не бывала, поэтому не сразу сориентировалась, куда идти. Лестницу отмела сразу - Модестов передвигался в инвалидном кресле, значит второй этаж отпадал, а лифта в этом доме, кажется, не имелось. Второй выход из гостиной привел меня в коридорчик, из которого вели четыре двери, и я по очереди останавливалась около каждой из них, напряженно вслушиваясь. Последняя по счету и была искомой: из-за нее доносились мужские голоса и даже смех. Очень интересно! Первый мой порыв ворваться в комнату и устроить там разнос со скандалом уже прошел; я замерла и приникла ухом к двери, не желая упустить ни слова. Почему-то мне казалось, что в удушливой атмосфере этого дома, наполненной истериками, тотальной подозрительностью, конфликтами и ссорами, - сочный мужской смех был таким же чужеродным, как аквалангист в полном снаряжении посреди пустыни Гоби.
  - ...забавно получилось! - уловила я обрывок реплики Модестова. Его голос ни с чем не перепутаешь.
  - Ну так что напишем в новой версии завещания? - Это, разумеется, адвокат и доверенное лицо Валерий Андреевич.
  - Погоди, дай подумать. Лике уже все состояние отписывали? Было дело. Ирине тоже, и не раз. Кто там в КПЗ загремел? Колька? А Андрей в больнице, так? Ну давай, завещание на Кольку переписывай, пусть Андрей в больнице понервничает, а Ирка побесится. И тогда сразу развивай бурную деятельность, Николая из ментовки вытаскивай, чтобы пореалистичней выглядело.
  - Хе-хе, это вы хорошо придумали, - проблеял довольным голосом адвокат.
  - Да я всегда все придумываю отлично! - самодовольно заявил Модестов.
  Я стояла, ни жива, ни мертва. Этот невообразимый диалог был настолько чудовищным и циничным, что у меня похолодело все внутри. Да нет, быть такого не может, у Модестова маразм, и он переписывает завещание раз за разом, дабы заставить детей быть паиньками и вести себя так, как ему угодно. Но чтобы вот так... Хладнокровно высчитывать, кому отписать состояние на этот раз, чтобы остальные дети побесились... Это уже, простите, выше моего понимания.
  Моя рука словно сама собой потянулась к двери, коснулась ручки, слегка надавила... В образовавшуюся тончайшую щель я увидела адвоката со спины: он писал что-то за журнальным столиком и выглядел ужасной тушей в сравнении с хрупкой, тонконогой антикварной вещицей. А Модестов... Он стоял у открытого бара, наливал сам себе в бокал из пузатой бутылки и со вкусом, явно наслаждаясь, курил сигару.
  У меня упала челюсть. Позвольте, а как же кресло? Где инвалид, который не может самостоятельно вставать? И откуда взялся этот немолодой, и уже седой, но вполне бодрый и крепкий мужчина с сигарой в зубах?
  - Ах, хорошо... - с чувством выдохнул он и потянулся. - Валера, ты не представляешь, как я устал от этого чертова кресла!
  - Представляю, но лучше пока не выходить из образа. А еще было бы замечательно устроить постельный режим. Со всеми вытекающими последствиями: уткой, судном, протертыми супчиками и дежурствами у постели больного.
  - Еще чего! Мы и креслом обойдемся, постельного режима я уже не переживу! - и он прошелся по комнате, задумчиво глядя по сторонам.
  Тихонечко, как мышка, я отлепилась от двери, пока они меня не обнаружили, и на цыпочках посеменила обратно в сторону гостиной. Там никого не было, фотоальбомы валялись, как я их и оставила и, кажется, никто еще не догадался о том, что я свистнула один снимок. Тем лучше. Надо уносить отсюда ноги, нехорошее это место, очень нехорошее.
  Я вылетела в холл, нервно оглядываясь, и столкнулась с Алексом, который тащил Егора чуть не за шиворот и спокойным, даже аристократичным тоном читал ему лекцию о необходимости понимать, прощать и так далее.
  - Твой отец очень болен, и ради него ты должен сдержаться и немного потерпеть, - сказал он, отпуская парня. Мартышка стояла поодаль и тосковала, по глазам было видно.
  - Стася, ну что, тебя тут не съели? - спросил Алекс. - Почему такая бледная?
  - А вы где были?
  - Я поймал их на пляже, Егор собирался грабить первого же прохожего, чтобы добыть денег на билет. Мартышка твердо решила во всем ему помогать. Пришлось немного их вразумить, Егор остается.
  - Нет, Егор, не остаешься, - сказала я твердо.
  - Вы уж определитесь как-нибудь между собой! - попросил он с видом уязвленной гордости. - Или не лезьте вовсе в мои дела.
  - Очень милая просьба для человека, который за последние дни только и делал, что доставал нас своими проблемами, - подал голос Алекс.
  - Егор, это долго объяснять, но мы все должны уйти, прямо сейчас, - нервно зашептала я и снова оглянулась. - Особенно ты, пока не поздно!
  - Она, кажется, кого-то убила, - поделился с Мартышкой своими наблюдениями Алекс. - Или сперла что-то ценное.
  Тут я не выдержала. И разрыдалась, впервые за эти дни. Так сладко было хоть на миг почувствовать себя маленькой, слабой, не принимать никаких решений, не думать, не сопоставлять факты... Я ревела и ревела, пока не сообразила, что меня под белы рученьки вытаскивают из дома и тащат по дорожке к выходу.
  Пришла в себя я в припаркованной прямо за воротами машине Алекса, на переднем сиденье. Мартышка трясущейся рукой тыкала мне под нос пластиковый стаканчик, воняющий валерьянкой, а Алекс пытался подсунуть под мою спину невесть откуда взявшуюся подушечку-думку.
  - Что с тобой было, а? - нервно спросила сестра и хлопнула валерьянку сама. - Зарыдала ни с того, ни с сего, перепугала нас до смерти.
  - Стась, почему ты сказала, что мне нужно оттуда уходить? - Егор сунул голову в машину и тоже уставился на меня тревожными глазами.
  - Так, господа и дамы, для начала я предлагаю уехать из поселка и где-нибудь спокойно все обсудить. Кажется, Стасе есть что рассказать, правильно я понимаю?
  Я посмотрела на спокойного, рассудительного Алекса, который стоял против света, и оттого не могла разобрать выражения его лица. Если он связан с Девяткиным, если он узнает, что в доме Модестовых я обнаружила фотографию... Что тогда будет?
  Мартышка и Егор уже послушно рассаживались, Алекс захлопнул дверцу и сам застегнул на мне ремень безопасности - это его личный пунктик. А я все думала, не зная, к какому выводу прийти. Джип выехал за пределы коттеджного поселка, проехал по петляющей между соснами дороге, потом круто свернул и тяжело вывалился на галечный пляж, где и остановился.
  - Ну, пойдемте, погуляем? - предложил Алекс, пристально глядя мне в глаза. - У меня в багажнике есть упаковка пива, кто-нибудь желает? Я сам не буду, все-таки за рулем, а вот вам не мешает слегка прийти в чувство... - И добавил, не удержавшись от колючки: - Рожи у вас у всех не фонтан!
  - Давай свое пиво! - обрадовалась Мартышка.
  Взяв каждый по банке, мы медленно пошли по пляжу. Алекс держался чуть поодаль от меня, Мартышка и Егор тащились рядышком и ждали от меня какого-то чуда, или волшебного слова, которое одним махом расставит все загадки по местам, а факты - по своим полочкам.
  - Дайте подумать, а? - тоскливо попросила я.
  Думать было не о чем. Голова была восхитительно пуста и отзывалась гулким звоном на каждый крик голодной чайки, на каждый порыв морского ветра. Я прихлебывала свое пиво - холодное и невкусное, особенно по осенней зябкой погодке, и почему-то размышляла о том, как там Светлана Разумовская, выкарабкалась ли она из инфаркта. Потом мне пришло в голову, что можно позвонить ей домой и поинтересоваться.
  Я попросила у Мартышки телефон, набрала по памяти номер, который уже сам собой запомнился мне за последние два дня. Почти сразу трубку сняла девушка с таким тусклым механическим голосом, что я не сразу нашлась, что сказать.
  - Здравствуйте... Простите что беспокою, я звоню, чтобы узнать о здоровье Светланы. Ей уже лучше?
  - Мама умерла, - ровно ответила девушка. - Три часа назад, в больнице.
  - Умерла? - воскликнула я потрясенно. - Неужели... Мне очень жаль, правда.
  Как ужасно: вроде бы ты жив-здоров, цветешь, занимаешься любимым делом, ты любим и популярен... как вдруг - хлоп! И тебя уже нет на этом свете. В голове не укладывается...
  И хотя я ничего больше не спрашивала, девушка заученным механическим голоском, навевающим ассоциации с роботами, рассказала, что у Светланы пропал сын, она слегла, у нее всегда было больное сердце... А потом его нашли - на трассе между Москвой и Питером, застреленным. Наверное, подсадил случайных попутчиков, а те польстились на машину... Когда об этом стало известно, Светлане стало плохо, и в реанимации она умерла.
  Она так заученно рассказывала, что было ясно: эту историю ей пришлось повторить разным родственникам и друзьям уже не один, и даже не два раза... А потом до меня дошло, о чем она говорит, и я медленно, как во сне нажала на кнопку завершения разговора.
  Кажется, вид у меня был такой, словно я увидела на своей кухне, солнечной и привычной до последней крошки, привидение в белом балахоне, бряцающее цепями. Вся компания таращилась на меня в немом удивлении, а я судорожно потыкала кнопки мобильника, вызывая из памяти последний набранный номер. Вот он: первые цифры - 229... А ведь Разумовская, помнится, говорила, что живет на соседней со мной улице, но номер АТС в Бирюлево - 384.
  Что же получается? Разумовская обманула меня насчет того, где живет? Ведь я подсадила ее у билетной кассы, и она сама сказала, что едет на Лебедянскую, это совсем рядом с моим домом.
  У билетной кассы? В трех шагах от того места, где я увидела избитого Егора?
  - Егор! - закричала я. - Скажи, какой у тебя номер телефона?
  - Мобильный? - почему-то перепугался он.
  - Нет, домашний. Ты ведь в центре живешь?
  - Да, в Большом Патриаршем переулке, - растерянно ответил Егор. - Номер - двести двадцать девять...
  - Спасибо, этого достаточно, - оборвала я его. Все совпадало. Первые цифры номера говорят о том, в каком районе живет абонент. Егор жил в том же самом переулке, что и Девяткин: этот адрес, добытый мне программистом Витькой, я помнила наизусть.
  А у Разумовской на днях сына убили, вот так.
  И это означает, что она и есть тот писатель, чей мозг придумал и раскрутил этот сюжет. Все по законам детективного жанра - преступник тот, на кого с самого начала не падало никаких подозрений... А я не верила...
  Я обессилено плюхнулась на гальку - ноги меня больше не держали. Алекс присел рядом, с тревогой заглянул в глаза.
  - Стася! Тебе плохо?
  - Значит, это не ты - тот писатель. Это не ты... Какое счастье!
  - Что? О чем ты говоришь? - воскликнул он, притягивая меня к себе.
  А я ревела ему в плечо и чувствовала себя самым счастливым человеком на свете.
  
  * * *
  
  - Не знаю, с чего начать, - сказала я задумчиво, сидя в своем номере на кровати. Меня окружали Алекс, Мартышка, Егор - все с серьезными, сосредоточенными лицами, осознающие важность момента. - Все так запутано, связано в клубок, за какую ниточку не потяни, она связана с соседней. Вот и переплелось так, что не распутаешь...
  Разговор мы запивали кофе с корицей, который заказали в номер, и который в здешнем баре варили просто гениально. За окнами гудел и надрывался крепкий морской ветер.
  - Почему ты вообще заподозрила Разумовскую? - спросил Алекс недоуменно. - Я с ней давно знаком... был. Она, конечно, особа весьма колоритная, но не до такой же степени!
  - Я объясню. Тут целая прорва фактов. Первое - она обманула меня с адресом. Когда я ее подвозила, Разумовская сказала, что живет на Лебедянской, совсем рядом со мной. То-то я еще удивлялась, что ни разу не видела в округе эту даму, а ведь она такая яркая, натуральный павлин! Первые три цифры ее номера телефона говорят о том, что живет она в центре. Второе - Девяткин по документам был прописан в том же Большом Патриаршем переулке, что и Егор. Третье - в фотоальбоме у Алексея Модестова я нашла фотографию Девяткина. Можете посмотреть.
  Пока я пила кофе, снимок пошел по рукам. Егор и Алекс ситуацию знали, поэтому слушали в интересом, Мартышка же откровенно ничего не понимала и от этого непонимания чувствовала себя дурой и раздражалась.
  - Я тебе потом объясню все подробно, - шепнул ей Егор, после чего сестра сразу успокоилась.
  - Четвертый факт - Модестов около двадцати лет назад бросил мать Егора и Лики и ушел к какой-то богемной рыжей красотке, которая жила по соседству и которая четырьмя годами раньше уже родила ему ребенка. Мальчика.
  - Рыжей? - поднял бровь Алекс.
  - Ну да, в точности как твоя подружка Разумовская. Потом Модестов бросил и ее - уже беременную вторым ребенком. Факт пятый - по словам дочери, писательница умерла после того, как узнала, что ее сын погиб. Убит. Умер он в точности, как и мой старый знакомый Девяткин, выстрелом в упор, прямо в сердце. Я сложила два и два и поняла, что Игорь Девяткин был сыном Разумовской, а значит, она тоже приложила руку к этому идиотскому спектаклю, из-за которого я чуть умом не тронулась.
  - Я помню эту тетку, - произнес Егор задумчиво... - Все время в пестром, вся рыжая, как огонь. И ее сына помню, он почему-то волосы красил в красный цвет, совсем по-дурацки выглядел.
  - А почему его фотография хранилась у отца Егора? - спросила Мартышка, задумчиво клацая ногтями по столешнице.
  - Да потому что Модестов - отец Игоря, до тебя еще не дошло?!
  - То есть... Это был мой сводный брат? - Егор вытаращил глаза. - Тот парень, который тебя преследовал, и от которого ты тогда в гостинице удирала - мой брат?!
  От меня не укрылось, как помрачнел Алекс при упоминании о гостинице.
  - Получается, что так. Не стал бы Модестов хранить в семейных альбомах фотку совершенно чужого парня. Тут все сходится - история, которую рассказала Егору мама, последние события, то есть, все ниточки увязываются в один клубок.
  - Ох, ну ни фига себе! - по-детски протянул Егор и схватился за голову.
  - Стаська, ты сейчас напомнила мою школьную учительницу по физике, - скептически произнесла Мартышка. - Протарабанила какие-то факты с первой космической скоростью, не утруждая себя объяснениями. Нет, я допускаю, что из всей компании самая отсталая - именно я, но все равно расшифруй свои логические цепочки. Хотя бы для меня! И желательно - начни с самого начала.
  - Ну хорошо, попытаюсь. Заодно и сама соберу мысли в кучку. Итак, первый раз я увидела Разумовскую, когда она голосовала в переулке, совсем рядом от того места, где я только что обнаружила избитого Егора... Тогда она мне сказала, что едет из издательства, где забирала авторские экземпляры новой книги, но теперь-то я понимаю, что она подкарауливала меня около своего дома.
  Алекс поднял палец, желая вмешаться и задать вопрос, но я отмахнулась:
  - Секунду, а то я собьюсь с мысли! Писательница обманула меня, сказав, что живет по соседству со мной, чтобы иметь возможность проехаться со мной в машине. Таким образом, как я теперь понимаю, она подстроила так называемое дорожное происшествие. Ее сын Игорь был профессиональным каскадером, поэтому сумел очень талантливо изобразить, будто его сбила машина, никто из очевидцев ни на минуту не усомнился в этом. Наверняка Разумовская тайком от меня позвонила ему на мобильник, или вообще держала его включенным, или еще каким-то образом подала знак - пора, мол, выходить на сцену. Я даже уверена, что водители тех машин, которые участвовали в ДТП, были подставными. Спектакль был разыгран масштабный. То-то я удивлялась, что парня не доставили ни в одну из городских больниц, мне бы сразу догадаться...
  - Ну какому нормальному человеку придет в голову такой идиотизм! - утешила меня сестра. - Никто ведь не живет с постоянным ощущением, что его снимает скрытая камера, или он участвует в тайном реалити-шоу...
  - Нет, я должна была догадаться, должна! - упорствовала я. - Разумовская сразу дала мне подсказку. Не знаю, нарочно она это сделала, или просто проговорилась, или на самом деле была непрошибаемо уверена, будто никто ее не вычислит... Но пока мы ехали в машине, она рассказывала, в каком упадке теперешняя остросюжетная литература, что авторы, недолго думая, выдувают сюжеты из пальца; что никто из них вообще не знает реальной жизни, а в качестве примера таких авторов привела тебя, Алекс.
  - Я не удивлен, - буркнул он. - Светлана не упускала случая при встрече намекнуть, что я гадкий конъюнктурщик, и просто зашибаю бабло своими погаными книжонками. Все это обычно преподносилось под соусом дружеских подколок, и обижаться было бы глупо, но... нет дыма без огня.
  - Милая тетка, - присвистнул Егор.
  - Наверняка она решила пойти другим, совершенно уникальным путем, - продолжала я, - создать сюжет в реальной жизни, сконструировать его по всем правилам, постепенно нагнетать напряжение, чтобы все вокруг померли со страху, а потом уже перенести его на бумагу или на монитор, это уж как получится...
  Три пары круглых от изумления глаз уставились на меня.
  - Что смотрите? Думаете, ерунда?
  - Звучит по-идиотски, - брякнул не утруждающий себя деликатностью Егор.
  - Как будто ты нам пересказываешь сюжет фильма, - попыталась смягчить его вердикт Мартышка.
  - А то, что со мной происходило, разве не напоминает роман или кино? Покойник, который несколько раз воскресает - это же курам на смех!
  - Постой-ка... - нахмурился Алекс. - Я понял. Ты решила, что тобой манипулирует какой-то писатель, вовлекает тебя в детективно-мистический сюжет. И... заподозрила меня?
  - Заподозрила, - призналась я. - А что мне еще оставалось? Разве много у меня в окружении писателей, которые, к тому же, близко меня знают и в курсе всех моих дел? Только ты.
  - Идиотка! - застонал Алекс, хватаясь за голову. - Дура набитая...
  - Попрошу без оскорблений! Ты вел себя очень и очень подозрительно...
  - Ребята, давайте вы потом отношения выясните, - нетерпеливо влезла сестрица. - Что дальше-то было?
  У нее даже глаза разгорелись - как будто ей вслух читали интересную книгу и прервали на самом интригующем месте.
  - Ладно, ребята, я пойду немного воздухом подышу, - Алекс быстро поднялся и, не оглядываясь, вышел. Чем-то звякнул в темном коридорчике, потом хлопнула дверь и все стихло.
  - Ну и зачем ты его обидела? - укорила меня Машка. - И вообще, ты на полном серьезе Алекса подозревала в этих гадостях? Кроме шуток?
  - Маш, отстань!
  - Девчонки, не ссорьтесь, - вступил Егор, поглядывая на нас с беспокойством.
  - Ты мне лучше скажи, - оживилась я, - почему сразу не сказал, что знаком с Разумовской и Девяткиным? Я всю голову сломала, пытаясь разгадать загадку...
  - Стась, ты чего? - парень покрутил пальцем у виска. - Откуда я мог знать, что они замешаны в твоих делах?
  - А что, разве ты Девяткина не видел?
  - Видел иногда в соседнем дворе.
  - Ну да, конечно, ты про парня с красными волосами только от меня слышал, - рассеянно согласилась я. - Прости...
  - Это ты меня прости, что я описание этого упыря, который тебя преследовал, никак не соотнес со своим соседом, - оправдывался Егор. - Но сама понимаешь, мы не знакомы, только в лицо друг друга знаем... знали, то есть, да и то мельком. Ну как-то не принято у нас знакомиться с людьми из соседних домов. Если бы мне знать, что этот парень - мой брат... Но мать об этом никогда даже не заикалась.
  - Этот твой брат был порядочной сволочью, - резко сказала я. - Пугал беззащитную девушку и даже получал от этого удовольствие. Видел бы ты его довольную морду, когда он сел ко мне в машину - воскресший мертвец! Наверняка воображал себя гениальным актером и каскадером в одном флаконе.
  - А как ему удалось изобразить повешение? - уточнила Мартышка.
  - Я уже думала об этом. Есть какие-то способы, можно узнать поточнее: ремни, или специальный жесткий корсет на шее, замаскированный одеждой... А может, он поджал ноги и опирался о стену - каскадер наверняка может настолько владеть своим телом и мускулами, что без труда проделает такой фокус. Ну и театральный грим, разумеется, чтобы натурально изобразить выкаченные глаза и посиневшее лицо. Кстати, следы удушья и красные глаза - из той же оперы, тоже наверняка, грим!
  Вновь хлопнула дверь. Я вздрогнула, выглянула в коридор, но это оказался всего лишь Алекс. Что-то быстро он нагулялся...
  - Я понял, уважаемые дамы... и господа, - неприязненно покосился Алекс в сторону Егора, - понял, как Разумовская узнавала о перемещениях Стаси в пространстве.
  - Хорошо, что не во времени, - пробормотала я.
  Настроение у Алекса было каким-то странным: одновременно азартно-возбужденным, и в то же время чувствовалась в его лице какая-то мрачная решимость.
  - Стась, у тебя к днищу машины был прикреплен маячок, - продолжал он. - Надо было сразу проверить, голова я садовая, ведь Девяткин попадался тебе на глаза с маниакальным упорством, а значит, они точно знали, где ты находишься.
  - Маячок... - пробормотала я ошеломленно. - Какая гадость...
  Было невыносимо сознавать, что за мной следили с таким размахом, но самое ужасное - если до этой минуты все мои рассуждения были лишь теоретическими, то теперь подозрения обрели под собой четкую вещественную основу.
  - А где он, этот маячок? - с интересом спросил Егор. - Можно посмотреть?
  - Рано вам еще, юноша, на такие штуки смотреть, - буркнул Алекс.
  - Чего ты такой злой? - встрепенулась Мартышка. - Ребята, может вам что-то пересмотреть в своей жизни? Ну нельзя же так на людей кидаться...
  - Алекс, где эта штуковина? - подняла я на него глаза. - И кстати, почему сигнализация не сработала, если ты под днище залезал?
  - Я из твоей сумки, которая валяется в коридоре, взял ключи от машины. А радиомаяк в свой номер отнес. И на всякий случай в пакет убрал - отпечатки пальцев лучше сохранить.
  - Великий детективщик сел на своего конька, - поддела я его. - Ты лучше скажи, откуда Разумовская узнала о моем существовании? Наверняка от тебя!
  - Моя вина, признаю, - он опустил голову и стал похож на школьника, который притащил домой полный дневник двоек. - Мы были на одном литературном мероприятии, как раз после нашей с тобой размолвки из-за этой идиотской поездки... Настроение у меня было ужасное, а тут Разумовская подошла. Мы сначала перекинулись привычными полушутливыми гадостями, потом выпили по бокалу шампанского, и я почему-то разговорился. Рассказал о тебе, о том, как ты собираешься ехать одна в Питер, и плевать хотела на мое мнение...
  При этих словах он странно посмотрел на меня сквозь ресницы, и от этого взгляда - совсем как раньше! - сердце мое сначала трепыхнулось, а потом замерло.
  - А твои координаты, номер машины и прочие вещи она легко могла выяснить через справочники и пиратские базы данных, так же, как ты выясняла про Девяткина. Потом прилепили к днищу маячок - и привет, Игорь мог спокойно ехать за тобой, не боясь, что ты потеряешься.
  - Так это он гнался за нами на джипе? - наивно спросил Егор.
  - Этот самый джип ты можешь увидеть на гостиничной парковке, - сквозь зубы процедила я. - А еще ты только сегодня ехал в нем из коттеджного поселка.
  Егор хлопнул себя по лбу и прикусил язык. На Алекса он больше не смотрел; впрочем, между нашими мужчинами и до этого не было особой приязни, а теперь и вовсе холодом повеяло. Но я не особенно обращала на них внимание, думая о своем. Слишком сильно и неотступно меня терзала мысль о том, что Разумовская прорабатывала свой план, искала жертву, писала сценарий и раздавала роли - как раз в тот момент, когда я буквально по молекулам собирала себя после смерти бывшего мужа, Архипова... Да, она умерла, но мне уже не было ее жаль. Не рой другому яму - очень верная пословица.
  - Одного не могу понять, - сказала я после затянувшегося молчания. - Почему Девяткин застрелился? Ведь он умер, на самом деле умер. Неужели настолько увлекся своей ролью, что даже жизнью с легкостью пожертвовал? А Разумовская - пожертвовала собственным сыном?
  - Думаю, все гораздо прозаичнее, - возразил Алекс. - Могли перепутать холостые патроны, предназначавшиеся для розыгрыша, с боевыми.
  - Да, я помню историю, в новостях передавали, когда солдаты в армии на учениях перестреляли друг друга, потому что какой-то дурак перепутал патроны, - возбужденно добавила Мартышка.
  - Точно! Я предполагаю, что у них по плану было гораздо больше так называемых 'страшилок', которыми они тебя пугали, и пистолет не должен был стать последним. Я бы сделал так: надел под куртку бронежилет - все-таки если выстрелить холостыми в упор, можно получить неслабый ожог. Потом под куртку прикрепил бы пакет с искусственной кровью, которой пользуются киношники. Сейчас в Москве все можно купить, тем более, возможности у Разумовской были явно не ограничены. Но вмешался случай, патроны перепутали, а от выстрела в упор боевым не спас даже бронежилет, и Девяткин умер. От выстрела в сердце смерть наступает очень быстро, так что он вряд ли успел понять, что произошло.
  - Бедолага, - пробормотала жалостливая сестрица.
  - Вечно ты жалеешь тех, кого не следует, - сердито взглянула я на нее.
  - Стаська, все-таки это был не совсем посторонний человек, а брат Егора...
  - Кстати, о братьях. Стась, давай на этом остановимся поподробнее? - сказал побледневший Егор. - Ты уверена? Ну, что мой отец и эта писательница...
  - Ты сам видел фотографию, - пожала я плечами. - И сам рассказывал мне историю своей матери. Если умеешь складывать два и два, то поймешь: именно к писательнице Разумовской ушел твой отец, и именно от него родился Игорь Девяткин.
  - А почему ты сказала, что мне нужно срочно уходить из папиного дома? - продолжал он.
  - Потому... Это очень некрасивая история, Егор, и я предупреждаю: тебе будет неприятно ее услышать.
  Его глаза похолодели, губы плотно сжались. Рядом каменным изваянием замерла Мартышка.
  - Твой отец - не инвалид. Он вполне может ходить, а также курить сигары, и пить виски, я сама видела.
  - Что-о? - протянул он неверяще.
  - Я случайно оказалась рядом с его кабинетом, в то время, как он там находился со своим адвокатом, - я старалась тщательно подбирать слова и говорить как можно мягче. Для парня это будет нешуточным ударом. - Твой отец ходил по комнате и говорил, что очень устал от своей роли инвалида. Еще он обсуждал, кого сделать главным наследником в новой версии завещания, и велел адвокату в этот раз вписать туда того парня, которого забрали менты. Чтобы остальные дети - вы, то есть, помучились и понервничали.
  - Ты серьезно?
  - Егор, сам подумай, могу ли я шутить такими вещами!
  - Значит, папочка нас разыгрывал? - парень вскочил и нервно заходил по комнате. - Но зачем, зачем?
  Ответа на этот вопрос я и сама не знала. Но вдруг промелькнула в голове мысль, от которой я попросту выпала в осадок: слишком уж похожи наши истории, моя и Егора, мы оба стали жертвами розыгрышей, причем со стороны двух людей, которые раньше были любовниками. Конечно, вся эта безумная карусель была полна совпадений... но часть из них оказалась никакими не совпадениями, а обыкновенным расчетом и злым умыслом. Так может...
  - Они были в сговоре! - выпалила я. - Модестов и Разумовская, я имею в виду. Таких случайностей не бывает. Помнишь, Алекс, ты сказал, что все в этом мире делается для чего-то, и с какой-то целью?
  - Это бессмысленно, - твердил бледный и потерянный Егор. - Это бессмысленно и жестоко.
  - А разве в том, что устроила мне Разумовская, было много смысла? Она неплохо развлеклась, а заодно и собрала целую уйму материала для новой книги.
  - А мой отец - он-то что собирал?!
  - Думаю, ваши эмоции, - спокойно предположил Алекс. - Наверное, очень забавно было посмотреть, как его дети соперничают между собой за право заграбастать папины денежки, и нисколько не стесняются выказывать свои истинные намерения при еще живом владельце этих самых денежек. Вот где простор для изучения нравов...
  - Но я в этом участия не принимал! - горячо воскликнул парень.
  - И это делает тебе честь, юноша, - улыбнулся Алекс, и я вдруг удивленно осознала, что лед между ними растоплен. А скорее всего, он уже тогда понял то, чего пока не понимала я, погруженная в размышления.
  - Так, люди, все-таки вернемся к совпадениям, - попросила я. - Слишком уж все непонятно. То, что билетная касса находилась неподалеку от места, где живут Егор и Разумовская, и куда я приехала обменивать билет, можно объяснить чистой случайностью. Но когда там появилась сама Разумовская, это уже было не просто совпадением - сигнал маячка сообщил ей о том, что я нахожусь поблизости, и она с блеском воспользовалась этой ситуацией. Поехали дальше: Егор стал жертвой розыгрыша, как и я, а ведь встретились мы тоже совершенно случайно. Причем, я подошла к нему первая, а ведь могла пройти мимо. Значит, умысла со стороны Егора нет. Потом ты сел ко мне в машину на заправке после Торжка - тоже совпадение?
  - Стася, с моей стороны никакого умысла не было, и быть не могло. О тебе я ничего не знал до тех пор, пока ты не подошла ко мне в том тупичке, и не дала салфетку, чтобы промокнуть раны. И с заправкой все получилось по-идиотски, но я тогда и понятия не имел...
  - Хорошо, я верю, верю. Но по версии Алекса все, что случается, имеет какой-то смысл. А какой смысл в этой куче дурацких совпадений - мне понять не под силу.
  - Наверное, я знаю, - сказал Егор, вдруг заливаясь краской. - Может быть, для того, чтобы мы с Мартышкой встретились? Маш, как ты считаешь?
  Временно потеряв от изумления дар речи, я смотрела, как Егор нерешительно протянул руку и дотронулся до Мартышкиной ладони, а та опустила глаза и покраснела, как девочка.
  И скорее почувствовала, чем увидела, как улыбается сидящий рядом Алекс - улыбкой мудрого Чеширского кота.
  
  * * *
  
  После этого нечаянного и неожиданного - даже для них самих - признания Мартышка и Егор сбежали. То ли хотели остаться наедине, то ли оставить нас с Алексом вдвоем. Искры, которые проскакивали между нами, мог не заметить только слепой или безнадежно черствый человек.
  Я предчувствовала, что сейчас будет решающее объяснение, и сердце у меня трепыхалось, как рыбка на крючке - от страха и волнения. А еще от того томительного огня, который охватывал все мое тело в присутствии этого мужчины, и бороться с которым я была не в состоянии.
  Алекс встал напротив и посмотрел на меня - открыто и светло, как не смотрел уже давно.
  - Почему ты меня подозревала? Разве ты не знаешь, как я к тебе отношусь?
  - Не знаю, - честно ответила я. - Мне казалось, ты был очень рассержен после нашей ссоры, помнишь, когда ты сказал, что моя поездка - глупость... Вот и решил мне слегка отомстить. А поскольку ты писатель, месть получилась изящной и очень литературной.
  - Ужас, какая ерунда лезет в твою рыжую голову! - ужаснулся Алекс.
  - А еще ты гнался за мной на своей огромной машине. Что прикажешь после этого думать?
  - Я беспокоился за тебя и поехал следом. Услышал сообщение на твоем автоответчике, понял, что ты все-таки поступила по-своему, и помчался за тобой. А тут ты в машине с каким-то хмырем. Я взбесился как... Как не знаю кто!
  - Никогда бы не подумала, что ты способен ревновать!
  - Еще как способен, - ответил он совершенно серьезно. - И тебе еще не раз предстоит с этим столкнуться.
  - Думаешь?
  - Уверен, - он взял меня за плечи, осторожно, как в первый раз, притянул к себе, и заглянул в глаза.
  ...Снова знакомое головокружение, снова искры с его синих глазах, и я с каким-то смертельным, сладким ужасом проваливаюсь в его объятия. Как в омут с головой.
  
  * * *
  
  Наутро мы вдвоем отправились в Питер, откуда первым же рейсом вылетели в Москву. В Шереметьево взяли такси по грабительским расценкам и попросили как можно быстрее отвезти нас в Большой Патриарший переулок.
  ...Вот и тот самый дом, в котором больше двадцати лет назад зародились корни той истории, которая за эти дни чуть не свела меня с ума. Алекс расспросил досужих бабулек на скамейках, самозабвенно перемывающих соседям кости даже несмотря на прохладный пасмурный день, и те сообщили ему номер квартиры, в которой живет рыжая писательница со своими детьми. 'Только она ведь умерла вчера, вы знаете?' - хором заголосили бабки.
  Алекс взял меня за руку, и мы вошли в подъезд. От волнения и страха у меня пересохло в горле. С кем придется нам встретиться в этой квартире? О чем говорить? Зачем? Почувствовав мои упаднические мысли - я же говорила, между нами давно уже установилась почти телепатическая связь, - Алекс взял меня за руку и легко сжал пальцы, как бы говоря: все в порядке, мы справимся.
  Что ж, спасибо ему за это.
  Дверь нам открыла рыженькая горничная из 'Шервудского леса', та самая, что заманила меня в номер Девяткина. Совсем молоденькая, на вид даже младше Егора, бледная, как смерь, с остановившимся взглядом. При виде нас она не выказала никаких эмоций, словно увидела перед собой пустое место, повернулась и равнодушно ушла в глубину квартиры, оставив при этом дверь открытой. Мы потоптались на пороге, переглянулись и, не сговариваясь, вошли следом.
  Квартира блистала евроремонтом с иголочки и была обставлена дорогой красивой мебелью. Светлые ковры с высоким ворсом, по которым так приятно ходить босиком, абстрактная яркая картина на безукоризненно выкрашенной песочно-бежевой стене. Статуэтка обнаженной африканской девушки с острыми сосками. Диванчик в углу, с живописно раскиданными подушками. Но все это великолепие портил беспорядок, царивший в квартире: на полу валялись какие-то вещи, мусор, на столике выстроилась батарея чашек с кофейной гущей, пепельница была полна окурков, и из нее невыносимо воняло.
  Откуда-то вышел сиамский кот, сердито мяукнул и, потянувшись всем телом, зловредно поточил когти о ковер.
  Я растерянно посмотрела на Алекса, как бы спрашивая - что делать-то? Рыженькая девица ушла куда-то в глубину квартиры, не обращая на гостей ни малейшего внимания и даже не задаваясь вопросом, зачем они, то есть мы, пожаловали. Или она уже знала ответ на этот вопрос?
  Из кухни вдруг раздалось странное шипение, и потянуло гарью.
  - Пойду посмотрю, - сказала я и ушла, радуясь неожиданной передышке.
  На плите стояла турка, вся в потеках кофейной гущи, плита была залита кофе, газ уже успел погаснуть, так что пришла я очень вовремя. Сунув турку в раковину, я огляделась, отметив, что кухня выглядит ничуть не хуже остальных комнат, и с легкой завистью констатировала: о такой роскоши мне остается лишь мечтать. Моя собственная квартира с вытертыми обоями и облупившимися потолками, в панельном доме на окраине района Бирюлево по контрасту с этим жилищем казалась мне особенно убогой.
  Неподалеку послышались голоса, и, вздрогнув, я вынырнула из совершенно неуместных сейчас мыслей о ремонте и интерьерах, и поспешила выйти из кухни. Алекс обнаружился в гостиной, он спокойно сидел на диване и в упор рассматривал рыжую девицу, которая забилась в кресло и буравила взглядом пол. Я уже поняла, что это именно с ней я говорила по мобильнику вчера на пляже, и что она была сестрой Девяткина и дочерью Разумовской. И, разумеется, участвовала в спектакле наравне с братом.
  Она вскинула на меня глаза, бывшие доселе равнодушными и пустыми, и вдруг в них скользнула странная тень, которая лучше любых слов сказала мне о том, что девица понимает: устроенное ими реалити-шоу для меня больше не является загадкой.
  - Ну что, можно обойтись без долгих объяснений о цели нашего визита, - постановил Алекс. - Как вас зовут?
  - Анна.
  - Мы, конечно, соболезнуем вашему горю, Анна, но все-таки хотелось бы, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
  - А зачем? - сказала она печально. - Мама умерла, Игорь - тоже. Кому теперь нужна эта правда?
  - Ну, это лишь одна сторона. А ведь есть еще и другая, - возразила я. - После того, как вы устроили мне веселую жизнь, я имею право знать все о подоплеке этой истории.
  - Вы правда хотите? - похлопала девица своими кукольными холодными глазками, и меня эта ее глупость настолько возмутила, что я едва удержалась от резкого словца.
  - Не думаете же вы, что мы приехали к вам только из желания чаю попить и поболтать о погоде? - усмехнулся Алекс. - Итак, мы слушаем вас. Рассказывайте все - от начала, и до самого конца.
  - Только учтите, что вы никогда ничего не докажете, - устало обронила она. - Да и нет в наших действиях, как выражаются милиционеры, состава преступления. Хорошо, я расскажу. Но после этого вы уйдете, и я вас больше никогда не увижу, договорились? Хватит и того, что из-за этого идиотского розыгрыша я потеряла мать и брата.
  Я не удостоила ее ответом.
  
  * * *
  
  Ровно четверть века назад Светочке Разумовской было чуть за двадцать пять, она была хороша собой, экстравагантно одевалась - придумывала и сама шила такие нестандартные вещи, что подруги падали в обморок от зависти. Интересная, необычная, талантливая - она притягивала мужские взгляды.
  У кого-то в гостях она познакомилась с симпатичным ленинградцем, который был в Москве в командировке... И дальше ее история начинала походить, за исключением мелких деталей, на историю Наденьки, которая через два с лишним года станет матерью Лики, а еще через два - Егора. У них закрутился роман, который продолжался не один месяц, и даже год, Модестов раз в два-три месяца приезжал в столицу на неделю, и все свободное время проводил со Светланой.
  Спустя какое-то время она забеременела. На свет появился мальчик, которого назвали Игорем.
  Сам Модестов особого интереса к ребенку не проявлял, его встречи с Разумовской были редкими и нерегулярными, и та вполне здраво полагала, что хорошим отцом Алексей никогда не станет, хорошим мужем - тем более, ведь он был женат, и этот брак был для него выгоден в первую очередь в плане карьерного роста. Кто же уйдет от жены, чей папочка активно двигает зятя в гору? И потом, Разумовская была человеком сильным, независимым, с почти мужским характером, и выплывать в одиночку ей помогал природный оптимизм и какой-то особенный, легкий, циничный взгляд на вещи. Сколько Аня себя помнила, мать никогда не унывала, не переживала попусту, она плевать хотела на мнение людей, на условности и тяготы жизни.
  Может быть, именно поэтому она с такой легкостью отнеслась к известию, что у Модестова в соседнем доме живет любовница, которая родила ему аж двоих детей. Светлана несколько раз видела ее, скучную домашнюю курицу, но не проявила к ней никакого интереса. Алексей, видимо, принадлежал к породе мужчин, которые с радостью узаконили бы многоженство: помимо жены у него еще две семьи на стороне, и такое положение вещей продолжалось довольно долго, пока ему вдруг не надоело, и он не сделал своим дамам ручкой, исчезнув, словно его и не было.
  Светлана не слишком переживала, она видела, что все к тому идет, да и их отношения с Модестовым себя исчерпали. Скоро она родила дочь Аню. Жизнь матери-одиночки с двумя детьми ее не прельщала, и она, с присущей ей стремительностью и удачливостью во всех начинаниях нашла себе мужа, Сергея Девяткина, который мало того, что не мог надышаться на рыжую богемную красотку, так еще и усыновил Игоря и Аню, дав им свою фамилию и отчество.
  В счастливом и вполне благополучном браке они прожили пятнадцать лет, после чего Сергей вдруг влюбился в свою молоденькую секретаршу и отчалил к ней, не забыв, впрочем, о материальной помощи для семьи. Он занимался бизнесом и имел неплохие доходы, которыми щедро делился с бывшей женой и детьми.
  Светлана в очередной раз с легкостью встретила жизненные неурядицы: казалось она ни капельки ни была огорчена уходом мужа. А в высвободившееся от домашних дел время (Сергей был патологическим чистюлей и требовал, чтобы в доме все сверкало, отчего простая уборка превращалась в длительное и трудоемкое мероприятие) она начала писать романы, которые неожиданно понравились крупному московскому издательству, пошли на ура у читателей и стали приносить не только моральное удовольствие, но и высокие гонорары.
  А тем временем на горизонте вновь появился Модестов. Он купил одну из книг Разумовской, прочел, вспомнил бурную молодость и решил возобновить общение с бывшей любовницей. Из чиновника он превратился в успешного бизнесмена, был в разводе - уже второй раз, отлично зарабатывал и даже сделал попытку материально поддержать детей, о чем не вспоминал долгие годы. Правда, дети и без того не нуждались. Светлана была рада видеть его - все-таки воспоминания об их романе были скорее приятными, чем нет. Они вновь начали встречаться время от времени, но не как любовники, а как давние друзья. Были у них схожие характеры, одинаковая беспечность и неумение подолгу страдать, а также изрядная доля цинизма, которым оба щеголяли и даже гордились.
  Так и случилось, что просто дружить им было скучно и пресно, и они решили привнести в свои отношения пряную нотку. Ни о какой любви речи не шло: Модестов сильно постарел, и Светлану совершенно не привлекал как мужчина. А его самого тянуло к молоденьким свежим девочкам, которые слетались на его тугой кошелек, как мухи на мед.
  Идея пришла в голову именно Модестову. Заключить пари на самый нестандартный и увлекательный способ манипулирования людьми. В выборе средств и фантазии решили себя не ограничивать, чтобы было еще интересней, но исключили откровенный криминал: проблемы с законом не нужны были никому. Светлана пари приняла с радостью, и уверенно заявила Модестову, чтобы тот заранее готовился к позорному поражению. На кону стояла кругленькая сумма, а главное - восхищение проигравшей стороны, почет и осознание собственного могущества.
  Чтобы исключить возможность смухлевать, или приписать себе большие заслуги, решено было все факты подтверждать вещественными доказательствами. Расписки, бумаги, фотографии и видео, сгодится все.
  Модестов сразу решил, что его спектакль будет связан с наследством. Трое детей от первой жены, с которой он давным-давно разошелся, очень явно и без лишних сантиментов претендовали на его состояние, хотя по-хорошему, не имели на него прав. Он ведь их даже не усыновлял! Но детей такие тонкости не смущали, вот они и окучивали пожилого, но еще в самом расцвете сил, мужчину, стараясь каждый по-своему. В принципе, Модестов собирался прожить еще много лет, так что деткам состояние если и обломится, то очень нескоро, но ради увлекательной игры решил объявить о своей внезапной болезни, которая стремительно подтачивает его организм. Пересел в инвалидную коляску, пустил слух о скорой кончине и принялся с удовольствием играть старика, у которого испортился характер. Потом он разыскал в Москве других детей (кто они, Аня не знала, ну да ладно, я-то в курсе, о чем шла речь), чтобы вывести на сцену побольше действующих лиц и сделать спектакль еще более остреньким. Время от времени, созваниваясь с Разумовской, тот радостно отчитывался о своих успехах: мол, дети перегрызлись, вокруг меня метут хвостами, а я им регулярно подкидываю неприятные сюрпризы, чтобы не расслаблялись. А тут еще приехали из Москвы совсем молоденькие мальчик и девочка, и старшие детки не гнушались даже покушениями на убийство, лишь бы вывести из игры конкурента. На Лику не покушались лишь потому, что она неотлучно находилась при отце.
  В отличие от Модестова, который из всех сторон жизни был озабочен лишь материальной, Светлана Разумовская подошла к делу творчески и придумала поистине грандиозный спектакль. Она решила воздействовать не на жадность человеческую, а на тайный страх перед неведомым, который присущ каждому. Это настолько древний страх, он так глубоко укоренился, впитанный с молоком матери, взлелеянный на фильмах ужасов, триллерах и мистических романах, что сыграть на его струнках казалось весьма заманчивым. А если учесть, что на своих книгах она здорово набила руку и отточила фантазию, то план обещал стать несомненным победителем в этом пари.
  Она быстро и вдохновенно написала сценарий: некая жертва то и дело становится свидетелем смерти человека, он несколько раз воскресает, и вообще всячески мозолит ей глаза. Кроме победы в споре у Разумовской была еще одна цель - написать книгу на основании этого сюжета, воплощенного в жизни. Некоторые авторы кичатся тем, что события из их книг сбываются в реальности, она же поднимается над толпой и сконструирует интригу сама, посадит в середину человечка-марионетку, и ей останется лишь наблюдать за его метаниями. Таким способом она убивала двух зайцев, и ради того, чтобы спектакль удался, не поскупилась на траты. Зарабатывала она достаточно, к тому же недавно ей удалось продать права на последние три книги в США, а там гонорары писателей не сопоставимы с нашими.
  Главную роль должен был сыграть Игорь, каскадер и спортсмен. Он с удовольствием согласился потратить несколько дней своей жизни на такое неординарное развлечение. Поколебавшись немного, предложение участвовать приняла и Аня.
  Была куплена шпионская техника, миниатюрные видеокамеры, грим; к делу привлекли нескольких актеров, приятелей Игоря. Двоих мужиков с машинами нашла сама Разумовская - среди своих знакомых, которые согласились за щедрое вознаграждение поучаствовать в розыгрыше.
  Все уже было готово, оставалось найти жертву.
  И она нашлась - совершенно случайно.
  Как и предполагал Алекс, на той вечеринке Разумовская навострила ушки, с интересом выслушала историю о строптивой девушке, которая решила ехать в Питер на машине, совсем одна. И это решило дело.
  Найти мои координаты ей не составила труда. Разумовская денек посидела на телефоне и в Интернете, и очень скоро знала обо мне если не все, то самое главное. Номер машины, номера телефонов, семейное положение, адрес, социальный статус и так далее. К кабриолету прилепили маячок, который сигнализировал обо всех моих передвижениях. В сценарий срочно вносились поправки, ведь поначалу никто не планировал, что розыгрыш должен будет уложиться в короткий срок, необходимый, чтобы доехать до Москвы до Питера. Двое актеров согласились сыграть роли ментов, нашли форму и придумали, как оформить автомобиль, чтобы он не отличался от настоящей милицейской машины.
  И тут вмешался тот самый слепой случай, который свел меня и Егора. Билетная касса находилась совсем рядом от дома Разумовской, и она решила, что грех будет упустить такой случай - посмотреть на человека, который совсем скоро станет марионеткой, послушной ее воле. Материал для книжки обещал быть поистине роскошным!
  Пока я пила кофе и спасала избитого Егора, Игорь организовывал 'ДТП' у Даниловского рынка. Все участники операции были снабжены мобильными телефонами, по которому непрерывно держали связь, чтобы действовать синхронно. Парень на 'Жигулях' и мужик на 'Волге', как мы и предполагали, участвовали в спектакле.
   Разумовская набила пакеты авторскими экземплярами свежевышедшей книжки, вышла на дорогу и, увидев мою ярко-алую машину, подняла руку. Игорь и его приятели уже мчались к искомой точке - на площадь Серпуховская застава. Дальше все прошло как по нотам, и Разумовская довольно потирала руки: старт был впечатляющим.
  Следующий этап начался уже на дороге в Питер.
  Я облегчила ребятам задачу, наговорив сообщение на автоответчик. Увидев на аппаратуре, что моя машина ранним утром продвигается к Ленинградскому шоссе, они позвонили мне домой и услышали сообщение, что я уехала. Игорь и Аня прыгнули в свою 'Тойоту', бросили туда ноутбук, на который шел сигнал с маячка, и помчались следом.
  Все шло прекрасно, я действовала именно так, как того и ждали от меня создатели театра марионеток: пугалась при виде Девяткина, нервничала, паниковала. С повешением в номере мотеля вышла такая прекрасная сцена, что Разумовская, которая осталась в Москве и оттуда контролировала процесс, уже предвкушала, какой отличной получится ее будущая книга.
  В одежде Девяткина были спрятаны миниатюрные видеокамеры, потому как мать твердила: она хочет видеть эмоции, хочет напитаться моим страхом и паникой, чтобы потом выплеснуть все это на страницы романа. Именно в этом заключался ее новаторский писательский метод, которым она страшно гордилась: не ждать милостей от природы (когда она еще сподобится подкинуть такой материал!), а самой управлять марионеткой-жертвой и вдохновляться ее эмоциями.
  ...И вот в один момент все рухнуло. Как раз на самой кульминационной сцене - появление воскресшего мертвого в моей машине. Какой шанс - камеры должны были снимать мое лицо вблизи, вот уж где был бы простор для фантазий вампирши-писательницы, которая питается чужим адреналином. Подставные 'менты' уже ожидали сигнала, спрятавшись на обочине под прикрытием тумана и деревьев. По сценарию Девяткин, облаченный в тонкий бронежилет, должен был выстрелить в себя в упор, из пистолета, заряженного холостыми. Алекс угадал все до мелочей: под курткой Девяткина был приклеен пакетик со свиной кровью. Очень впечатляющим получилось бы зрелище.
  Роль 'милиции' состояла в следующем: остановить мою машину, начать составлять протокол, запугать меня до потери пульса... а потом отпустить. И посмотреть, что я буду делать дальше, куда кинусь за помощью, как начну заметать следы. Но все пошло наперекосяк.
  Скорее всего, ошибся сам Игорь, когда готовился дома к поездке: он взял из ящика стола магазин с боевыми патронами, вместо холостых. Оружие он купил давно, по случаю, и иногда ездил с друзьями на заброшенный полигон пострелять по консервным банкам и старым дырявым мишеням.
  Эта случайность стоила ему жизни.
  Актеры в милицейской форме играли свои роли как по писаному, пока один из них вдруг не сообразил, что парень с дыркой в груди выглядит как-то слишком уж натуралистично. Перепугавшись до полусмерти - на мокрое дело они не подписывались! - мужики сорвались с места и уехали, машину бросили где-то в лесу, форму утопили в мелкой речушке, и позвонили Ане, которая за рулем 'Тойоты' Игоря ожидала развязки спектакля на расстоянии пары километров.
  - Твой брат умер, в нем настоящая дырка от настоящей пули! - заорали в трубку актеры. - Мы уезжаем, и только попробуй нас сюда впутать!
  Аня была в шоке. Она тронула машину с места и медленно поехала, вглядываясь в густой туман. Тело Игоря лежало на обочине, он и в самом деле был мертв. Ее затрясло, в приступе паники она схватила брата за куртку и потащила его вниз с обочины, пока никто их не заметил. Там обнаружилось нечто вроде мелкого болотца и, сидя в каких-то камышах и трясясь от холода, она позвонила матери. Было решено инсценировать нападение неизвестных, промышляющих разбоем на трассах: тело утащить подальше и бросить где-нибудь в лесу, а машину отогнать, и также бросить, вытащив магнитолу и все ценное. Таким образом создастся полное впечатление, что Игоря просто обокрали и убили.
  Отдав эти указания, Разумовская свалилась в постель, и дальше тянула только на лекарствах. Сердце болело невыносимо.
  Аня сделала все, что нужно, и на попутках уехала в Москву - светить свой паспорт в железнодорожных кассах было нельзя ни в коем случае.
  На следующий же вечер Разумовской позвонили из милиции и сообщили о том, что ее сын найден мертвым. Завертелась следственная машина, и Светлане стало совсем плохо, на скорой ее увезли в реанимацию, где она и умерла, не приходя в сознание. Она не смогла бы жить с осознанием того, что фактически собственными руками убила сына.
  На этих словах Аня заплакала, а я, не в силах больше держать лицо, выскочила из гостиной и забежала в первую попавшуюся комнату. Меня трясло, зуб на зуб не попадал, и пришлось обхватить себя руками, чтобы унять дрожь.
  Не буду я мстить этой девчонке, и оставлю ее в покое, как она и просила. Зло наказано и без меня, двое участников этого жестокого розыгрыша умерли, а оставшаяся девушка теперь всю жизнь будет мучиться сознанием и своей вины тоже.
  Я медленно опустилась в кресло, и тут увидела, в какую комнату я попала. Письменный стол, дорогой роскошный ноутбук, пачка бумаги, принтер, целая стена книг, справочников и энциклопедий. Рабочий кабинет писательницы Разумовской!
  Я не смогла удержаться от искушения. Включила ноутбук, надеясь, что он не запаролен. Так оно и оказалось. Я открыла папку 'Мои рукописи' и нашла файл под названием 'Театр марионеток'. Сердце мое билось часто-часто, а к глазам подступили слезы; снова навалилось то удушливое ощущение страха, которое стало моим постоянным спутником на эти страшные четыре дня, и я, моргая, чтобы прогнать мутную пелену с глаз, прочитала:
  
  Светлана Разумовская
  Театр марионеток
  
  Марионетка, деревянная, раскрашенная кукла на ниточках, покорная каждому движению кукловода... Она глупо смотрит на тебя, послушно двигает руками и ногами, пляшет под любую музыку, которая тебе нравится.
  Она - твоя.
  Но нет ничего слаще того ощущения всемогущества, когда твоя марионетка - живой человек. Уверенными движениями ты натягиваешь ниточки, и уже не деревянные, а настоящие, из плоти и крови, ноги идут туда, куда ты повелеваешь. Глаза смотрят в ту сторону, куда ты им указал. Сердце бьется так часто, как хочется именно тебе.
  Это слаще меда, слаще жемчужных капель росы с яблоневых лепестков...
  
  Дальше было девственно-белое, чистое поле, такое многообещающее и заманчивое; ожидающее, что сейчас придет автор, опустит руки на клавиатуру, и потоком хлынет гениальный текст о марионетках и всеведущем кукловоде.
  Но - нет, не придет.
  Трясущимися руками я закрыла файл и нажала на кнопку удаления документа...
  
  * * *
  
  Через неделю мы, догуляв остаток каникул на побережье Балтики, вернулись в Москву. Шурка помчался к друзьям, по которым он успел соскучиться, мама отправилась демонстрировать папе прекрасный цвет лица, приобретенный на целебном морском воздухе. Мартышка и Егор, которые теперь не расставались ни на минуту, словно попугайчики-неразлучники, тоже куда-то исчезли. Не иначе как в кино пошли, на последний ряд, и неважно, какой фильм идет.
  Я же вероломно сбежала от Алекса и отправилась к любимой подруге, а по совместительству - самому здравомыслящему человеку на земле.
  - Подгорная, я по твоему лицу читаю, что ты в полнейшем раздрае, - прокомментировала Флоранс, едва только узрела меня на пороге.
  - Молодец, умная девочка. Нальешь мне кофе?
  Славка, муж Флоранс, был выдворен из дому, мы сели на кухне - я с чашкой крепкого кофе, подруга с сигареткой.
  - Ну, делись впечатлениями. Отпуск не удался?
  - Да не в этом дело. Я все думаю о наших с Алексом отношениях...
  - Кто о чем, а Подгорная все о своем ненаглядном Алене Делоне, - застонала Флоранс. - Когда у вас уже все наладится?
  - Думаю, никогда, - мрачно сказала я.
  - Это что за новости? Вы расстались?
  - Нет. Пока.
  - Так, давай по существу.
  И я рассказала ей.
  О том, когда я была сама тактичность и не лезла в душу, Алекс считал меня чем-то вроде мебели. Стоит себе, и ладно, и хорошо.
  О том, что только когда я взбрыкнула и, вильнув хвостом, умчалась на своем кабриолете в туманную даль, его проняло, и он сам сделал попытку к примирению.
  О том, что его ревность кажется мне детской и ненастоящей, и я не верю в его глубокие чувства.
  Да и вообще, нужны ли мне такие отношения? Не хочу я этих игр. Мне хотелось нежности, любви, чтобы уткнуться родному человеку в плечо, чтобы пожалели, когда мне трудно. Устала я изображать из себя железную леди, честное слово.
  - Ну, то, что мужики - создания предсказуемые, я тебе давно говорила, - сказал Флоранс совершенно серьезно. - Кстати, а что насчет его книги?
  Полет мыслей подруги меня обескуражил.
  - Какой еще книги?
  - Той самой, которую от Алекса ждали в издательстве, из-за чего он не смог поехать с тобой.
  - Сказал, что плевать он хотел на сроки, допишет, когда вернется, - смущенно призналась я.
  - Хм... Работу отодвинул на второй план, это симптом, - изрекла подруга. - Может, и правда влюбился?
  - Я же говорю тебе, он как ребенок, у которого отняли игрушку. Пока я рядом, волноваться нечего, зато когда появилась угроза меня потерять, он заволновался, - объяснила я. - Сейчас снова все вернется на круги своя, и я опять отойду на пятнадцатое место, после книг, путешествий, фотографии и автомобилей. Оно мне надо, скажи?
  Флоранс только пожала плечами и раздавила окурок в пепельнице.
  Потом мы с тоски напились. Спустя какое-то время в родные пенаты вернулся Славка и обнаружил нас, сидящих на полу и горько плачущих. Я рассказывала Флоранс, какие все мужики сволочи, она поддакивала и вытирала мне слезы краешком кухонного полотенца.
  - Ой, девки, что ж вы творите? - укоризненно покачал он головой и пошел кому-то звонить.
  Через полчаса примчался Алекс.
  - Стася, ты что? - спросил он с невыразимой нежностью, склоняясь надо мной.
  - Ничего, мы просто болтали о своем, о девичьем...
  - Я ее отвезу домой, - сказал Алекс Славке и вытащил меня из дома.
  На улице, на стылом осеннем ветру, я пришла в себя и в машину смогла загрузиться уже вполне самостоятельно.
  - Слушай, Алекс, забыла тебя спросить. Помнишь, ты ездил в 'Шервудский лес' и перебрал там в ресторане шампанского. Какой праздник ты тогда отмечал?
  - Да как тебе сказать... - он заметно смутился и крепче вцепился в руль. - Я тогда, кажется, понял, что мне тебя очень не хватает. И решил... Решил, что хочу предложить тебе жить вместе. Переезжай ко мне, Стаська?
  - К тебе?
  - Ну да, ты и Шурка.
  - Считаешь, мы с тобой уживемся вместе? - изумилась я.
  - По крайней мере, мы можем попробовать.
  Что-то промелькнуло в его глазах, какая-то искра, обещавшая и ту самую нежность, и тепло, и любовь, о которых я так давно мечтала...
  Я вытянула ремень безопасности, пристегнулась и открыла окно - в салон тут же бесцеремонно ворвался ледяной ветер.
  - Поехали? - радостно сказала я. - Смотри, какая погода замечательная!
  По небу стремительно шли плотные сизые тучи, на их фоне деревья казались особенно яркими, пылающими, словно факелы.
  - Ну, так ты согласна? - настойчиво спросил Алекс, выруливая на проспект.
  - Я подумаю.
  Из-за туч на короткое мгновение одобрительно выглянуло солнце...
  
  
  ...Да, а кабриолет я все-таки продала.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"