Самый стойкий запах войны - это запах нестираных солдатских портянок.
До сих пор не понимаю, как меня, электрика шестого разряда, да еще в четвертом поколении угораздило менять лампочку перед самой грозой.
Вероятно, почти маниакальная любовь к чтению виновата. Каждый раз, как выйду в отпуск, недели две читаю запоем: пока до последней страницы очередной книги не доберусь, отвлечь меня чем-то трудно. К тому-же книга была захватывающая, про Первую мировую войну, как раз про те места, где со слов отца его дед , мой прадед, получил контузию, Георгиевский крест и потерял три пальца на ноге. Помню, тогда еще подумал, что плюсов без минусов в этой жизни не бывает.
Приближение мощнейшей грозы не замечалось: погромыхивание и дальние вспышки за окном казались естественным фоном к повествованию, напоминая отдаленную артиллерийскую канонаду.
То, что в квартире довольно резко потемнело я вспомнил уже потом, много позже, первоначально это прошло почти мимо внимания, уж очень сюжет рассказа был интересный, да и момент весьма интригующий: потеряв в темноте портянку Василий выскочил в атаку надев правый сапог на босую ногу, но не успел сделать и шага, как разорвавшийся рядом немецкий снаряд швырнул его на дно окопа.
Держа книгу в руке подошел к выключателю и щелкнул им, по привычке ожидая, что станет светлее.
Ничего подобного. Лампочка не загорелась. Краем глаза, не выпуская книги в которой из-за темноты почти не различались буквы заметил свечение светодиода на выключателе. "Напряжение есть, лампочка перегорела" - подумалось как-то отвлеченно. Практически на автопилоте положил книгу на диван, подставил табурет и полез устранять неисправность. Выкрутив перегоревшую лампочку, бросил её на диван. В этот момент меня ослепила вспышка и пронзила дикая боль. "Вот черт, под напряжение попал" - подумал я заваливаясь с табурета назад. "Не должно быть, я же выключатель отключил..." - и уже на грани сознания проскользнула мысль: "Молния в сеть попала..."
Очнулся, когда вокруг было совсем темно. Так темно, что ничего не видно. Я лежал на спине почти не чувствуя своего тела. Страшно болела голова. "Затылком об пол ударился" - появилась мысль и тут же ушла, потому что откуда-то сверху, как из душа лилась прохладная вода. "Я в ванну залез? Нафига? И, вроде, одетый?" - попытка пошевелиться привела к тому, что на меня откуда-то свалилась швабра, только почему-то очень тяжелая и я снова потерял сознание.
Очнувшись второй раз, весь мокрый и замерзший увидел, что лежу на дне какой-то ямы с земляными стенками. "Это меня хоронят уже?, Так, так, а гроб где? И почему ничего не слышу? В самом деле умер?" - взявшись руками за торчащие из стенок ямы корни попытался сесть, но снова завалился обратно.
"Что вы там, с ума посходили? Какой, нахрен, эскулап разрешил живого человека хоронить?" - заорал я и осекся не услышав собственного голоса. Вспорхнувшая с нависавшей ветки куста птичка стряхнула на меня веер брызг.
Осторожно повернулся на левый бок, стараясь не вызвать в голове новый приступ боли. Рядом, вся в грязи, лежала винтовка. "Час от часу не легче. Самообслуживание, блин! Застрелись и закопайся" - и замер; яма представляла собой траншею с обвалившимися кое-где стенками на дне которой лежало без движения несколько человек в странной для меня солдатской одежде. Вернее, части нескольких человек. Прямо передо мной была рука, сжимавшая винтовку, дальше туловище без ног...
Возвращавшееся обоняние донесло почему-то отлично знакомый запах крови. Это вместе с головокружением от предпринятых усилий привело к тому, что меня вырвало.
Стало легче. Рука привычно схватила лежащую рядом со мной трехлинейку, что было удивительно: я не помнил, чтоб когда-либо служил в армии, - здоровье не позволяло. Опираясь на винтовку и цепляясь за осклизлые, осыпающиеся стенки удалось подняться. Автоматически попытался поправить грязную гимнастерку. В голове ощущалось какое-то раздвоение личности, вроде как тело пыталось иногда жить отдельно от головы своей привычной жизнью. "Контузило, вроде, вот и не в себе" - пришла отстраненная мысль.
Самое интересное, что я абсолютно не помнил, каким образом попал в эти окопы, а спросить было не у кого. Солнце начинало припекать, воды у меня не было. Вот знал откуда-то, что махорка есть, а воды нет.
Рука моментально нырнула в карман и достала кисет. Сам удивился, как ловко скрутил цигарку. "Ты ж некурящий" - просемафорило сознание, но было поздно, ядреный дым продрал горло как наждачкой и я сильно закашлялся, едва не потеряв сознание.
"Контузило, надо бросать" - несколько запоздалая, но, несомненно, умная мысль. Убрал все в кисет и аккуратно положил его в сидор: "Махра хорошая, может на что сменяю".
В голове была вселенская пустота и такой же вселенский звон, будто били в большой набатный колокол. Больше я ничего не слышал.
Не было камня на распутье, не было трех дорог. Побрел не выбирая направления. Куда глаза глядят. Однако ничего из казенного имущества не бросил. Сознание временами отключалось, но я шел медленно переставляя ноги по влажной земле, пока не спотыкался обо что-то. Или поскальзывался и падал. В голове крутилось: "...дороги, дороги, грязь да туман... кто б меня счас видел поди и не признали б грязного-то...". Вокруг виднелись какие то ямы. "Воронки", подсказал мозг, но выводы делать отказался. Потом я почувствовал, что сильно натер правую ногу. Скинув сапог не обнаружил там портянки. Не было её и в сидоре. Забыв о войне и наличии кругом острого ржавого железа по деревенской привычке скинул второй сапог, намереваясь идти босиком, но не успел сделать и пары шагов, как до кости раскроил три пальца стертой едва не в кровь ноги наступив на невидимый в траве осколок снаряда. Обмотав пораненную ногу портянкой, которая сразу закровенела, обув сапоги пошел дальше и, вскоре, натер вторую ногу, но, к счастью уже подходил к околице какого-то села.
Разорвал портянку на две части, но они плохо держались, поочередно сползая то с одной, то с другой ноги. К тому же быстро пропитались кровью. Я сунул их за ремень: авось пригодятся. До села-то уж и так дойду.
Фуражка потерялась давно. Солнце стояло высоко и нещадно пекло голову. От земли шел пар. На улице никого не было. Прошел уже несколько домов, когда внезапно ноги подкосились, меня повело в сторону, земля поднялась, перевернулась, ударила по лицу и я упал прямо в заросли крапивы, густо росшей у дороги.
Пришел в себя оттого, что стало прохладнее, но сил немного прибавилось, да и голова гудела чуть меньше.
Оглядевшись увидел, на ближнем плетне почти новые, не больше двух раз стираные портянки. "Их мне и надо" - неважно, что рядом стоял черный, блестящий лаком автомобиль. Ему портянки не нужны., а я на них сразу глаз положил.
Поднявшись и закинув винтовку на спину направился к забору. Какой-то придурок в странной форме выбравшись из под капота автомобиля начал махать на меня зажатой в руке кривой железкой и разевать рот. Может сменять её на что хочет? Так у меня такого желания нет.
- Уйду я, переобуюсь и уйду. Понимаешь? - я легонько придержал его за руку с железякой, чтоб этот недомерок чего себе не зашиб. Похоже, он не понимал, потому-что продолжал стоять у меня на пути загородив проход к портянкам, пытаясь оттолкнуть меня и вырвать свою руку, продолжая беззвучно разевать рот. Это раздражало. Чтоб прекратить ненужную болтовню слегка врезал ему в челюсть. Странно, у нас в селе это еще и дракой не считалось, Но этот хлыщ улетел туда, откуда вылез, да еще и жестянка капота на него сверху упала. Беззвучно как-то. "Немое цветное кино" - хихикнул кто-то в голове и заткнулся.
Я снял сапог и протянул руку к портянке. Заметив на крыльце возле двери какое-то движение, поднял глаза и увидел что тип в странной каске целился в меня из пистолета. И этот недоволен? Он что, думает, автомобиль забрать хочу? Так я и водить не умею. А может, портянки жилит?
- Нахрен тебе портянки! Ты ж пешком не ходишь - заорал я, но сам себя не услышал. Похоже, что он меня тоже. Или услышал, да не захотел понять, и продолжал целиться.
Пришлось отскочил за автомобиль. Тупые тут все какие-то. Нормальным русским языком ничего не объяснишь. Из-за портянки в меня стрелять? Я ж не девку у него увел... Было бы понятно. Вспомнил про винтовку, но засохшая грязь не дала даже пошевелить затвор. От обиды запустил в него сапогом. Ибо нефиг. Господь наш делиться велел!
Попал. Пистолет покатился по ступенькам высокого крыльца. Этот гад, посмевший помышлять о моих... ну почти уже моих, портянках, сломав ограждение свалился в другую сторону, прямо на лежащую вверх зубьями борону. "Не жилец" - сознание откуда-то подкинуло события 12-летней давности, когда мы носились по двору и мой брат расшалившись упал на зубья бороны с сарая. Мать плакала, а отец взял вожжи и отхлестал за баловство так, что я неделю ни сидеть на жопе, ни лежать на спине не мог. Тут-же в мозгах всплыло, что мой отец в таких случаях никогда не порол, а только смотрел в глаза и спрашивал: "Неужели не стыдно?" Две мысли "крыша поехала" и "лукавый попутал" одновременно вплывших в сознание с треском столкнулись заставив меня затрясти головой.
Только закинул трехлинейку за спину как из избы выскочил еще какой-то жмот и выхватывая саблю из ножен рванулся ко мне. Штыком винтовки воспользоваться я не успевал.
"И этот гад, портянки мои, захотел. Не дам!" - подвернувшийся под руку длинный кол был весь в земле, зато острый и с виду осиновый. Для чего он там стоял до сих пор не знаю, но сразу очень удачно лег в руку. Сабля оказалась слаба супротив народного средства от супостата. Вернее - коротка. И выпала из вражьей руки за полной бесполезностью. "Кто с ножом к нам придет, того на кол и возьмем" - что-то полузабытое, древнее проплыло в глубинах памяти. Треск распарываемой материи и вопли я не слышал, увидел только широко раскрывшийся рот и, буквально, выкатившиеся на лоб глаза.
"Ходят тут всякие ..., прости господи, переобуться не дают" - схватил обе портянки и не замечая боли в распухшей ноге направился через двор к огороду подхватив по пути валявшийся у крыльца сапог. Окровавленный кол в сторону отшвырнул. Винтовку не бросил. Видать офицерская муштра засела намертво, не дозволяя казенное имущество утрачивать. Из-за угла вывернулись еще двое в кайзеровской форме. И остолбенели почти упершись в меня. Глаза у них мелко бегали. Внутри меня медленно закипала злость: "Какого хрена приперлись, не для вас портянки припас!". Видимо они что-то поняли, потому как попытались удрать не поздоровавшись и даже не попрощавшись, что меня сильно обидело: я выронил сапог куда на бегу сунул портянки, схватил этих двоих за шкирки и столкнул головами. Не со зла, для обучения хорошим манерам. Потом еще пару раз. "Бог троицу любит" - всплыл в голове поповский бас, - наш сельский батюшка никогда не уходил со двора нежели опрокинув в себя 3 стопки чистейшего самогона. Следом, некстати, вспомнился деревенский дурачок, побиравшийся на паперти: "Подайте Христа ради...". "Подавитесь" - выдернув из-за ремня две половинки затасканной портянки затолкал незваным гостям в самые их глотки. Да еще и ногой в сапоге забил каждому понадежней, потому как они выплюнуть хотели, а отвергать милостыню, от чистого сердца поданную грех великий , бог их не простит, а они видать не в курсах... Потом начал накатывать липкий красный туман.
Последнее, что еще помню, до того как потерял сознание, это казачий урядник, которого я просил: "Наверни мне братец, портянки, а то уж сил нет, все ноги потер...".
...
Когда очнулся и слабым голосом попросил пить несколько голосов сразу поддержали меня: "Пить подайте..."
Заглянувшая в палату девушка в белом платке и таком же белом фартуке с красным крестом напоила меня и вышла вскоре вернувшись с невысоким сухоньким старичком.
- Не принял Победоносец в небесную пехоту? - ласково проворковал он подойдя ко мне. - Ты всё бредил, что портянки изрядно грязные, с такими в Рай стыдно. Успеешь туда. Тиф нормально перенес, парень крепкий, выдюжишь. Покуда здесь поживи... - помолчал. - Вот только три пальца на ноге пришлось отрезать. Гангрена, будь она неладна... - и неловко отвернулся к окну, сняв очки. -Георгиевский крест твой у меня лежит, выписываться будешь - отдам. - и на мой недоуменный взгляд пояснил - Генерал Брусилов заезжал, награждал отличившихся, хотел лично за плененного австрийского полковника поблагодарить, да ты в жару метался.
Как мог выразил полное непонимание ситуации.
- В сундук ты его затолкал и прикрыл, остальных побил насмерть, опосля сомлел. Запамятовал? Подлечишься, отдохнешь да и вспомнишь. Казаки, что в село ворвались, аккурат видали, как ты двоих зашиб, да и полковник никуда не убег, приняли его погодя...
Убаюканный голосом доктора я незаметно заснул.
Как мне потом рассказывали, машина с полковником, адъютантом, вестовым, парой охранников и шофером прибыла в село для осмотра места под штаб, и даже подходящую избу выбрали, не стереглись особо, тылом уж то место считалось. Говорят, бутылочку хотели раскупорить, только во дворе какой-то шум вышел, вестового поглядеть отправили, а на его вопли поспешил адьютант...
Полковник, на допросе показал, что услышал со двора нечеловеческие крики, выглянул в окно и увидев "нечисть кровавую" прущую к крыльцу с перекошенной рожей окровавленным колом и в одном сапоге насмерть перепугался, выкинул из сундука хозяев избы их парадные портки, влез туда и захлопнул крышку, да не учел, что там дужка для замка есть. Вот за нее-то и зацепилась упавшая вместе с крышкой накладка. Обнаружили его ночью, когда казаки взывшие село спать улеглись, да похрапывать начали. Вот тогда крышка сундука и застучала. Ну казака этим не проймешь, приподнял один молодец крышку, а второй в узкую щелочку сабелькой потыкал, да как раз в филейную часть тому полковнику угодил. Он и заорал там, как чёрт в табакерке. В штаны попустил, так-что воняло от него, когда выпустили, забористей чем от солдатских портянок.
Отлежав в госпитале комиссовался вчистую. Куда ехать не представлял, но документы выправили в Вятскую губернию. Говорят, так в солдатской книжке записано. Мне-то что, я ж не помню никого и ничего. Не хотел было ехать, да в палате перед выпиской уговорили в том плане, что вернусь на родину всё и устаканится. Ладно, посмотрим...
Сойдя с перрона повернул на смутно знакомую тропинку. Откуда я мог знать, куда она ведет? Но знал твердо, что ведет куда надо. Знал и всё. От неожиданности остановился, пошарил по карманам и вспомнил, что бросив курить положил махорку в сидор. Ладно, будет отцу подарок. Матери взял в городе платок. Скинув мешок с плеча зачем-то развязал, да так и замер в задумчивости. Потом сунул туда фуражку, затянул лямку и не закидывая на плечо пошел дальше.
Я знал, что увижу за поворотом лесной дороги.
Отворил дверь. В избе никого. Летом день год кормит, в поле все.
Глянул в зеркало, провел ладонью по стриженой голове, поправил Георгиевский крест.
Положил на кровать сидор, снял сапоги, портянки, гимнастерку, штаны., оставшись в одном исподнем. Присел. Достал книгу. Откуда она взялась, я не представлял, в госпитале сказали, что вместе с моими вещами поступила. Там и читать начал. Грамоту-то маленько разумел, да и смекалка была.
В этот момент раскрылась дверь и в комнату вбежала запыхавшаяся мать. Сердце легонько защемило: "Почти седая стала..."
- Василий! Живой! Соседска... внучка... сказвает Василий... Я бегом... дай потрогаю... не раненый... - сбиваясь с дыхания и уткнувшись головой в мою грудь говорила она. Из глаз текли слезы. Я провел по щеке ладонью.
- Вася, я... от радости я... Целый? - если до той поры всю дорогу точил душу какой-то червь, что может стать к чужим людям добираюсь, ведь не помню нихрена, может в самом деле из 21 века занесло, то тут все сомнения пропали. Мать ошибаться не может.
- Контузило малость. - задвинул ноги под кровать, чтоб сразу не усмотрела.
- Устал с дороги-то... Вздремни, стол накрою, соседей покликаю - и спохватилась - Как жить-то будешь? Галя за Федотова сына вышла, в заграницу уехала... В кузне Гриша работает. Не возьмут тебя уж...
- На электрика пойду учиться, мама. В город... Вас с отцом опосля заберу. Денег мне на первое время хватит.
- Ну и ладно, ты вздремни, покедова на стол соберу чего-нито... Соседей покликаю... - голос становился все глуше, дальше и я обессиленно откинувшись на кровать заснул.
Очнулся там-же, где упал, на полу, возле стола. Голова почти не болела. "Удачно, видно сгруппировался, могло быть хуже. Но всё-же, похоже, ненадолго отключился. Иначе откуда мне эта чепуха привиделась. Кажется гроза была, вот только не озоном пахнет... Носками нестираными, вроде... Откуда, я ж без носок был...
Открыл глаза. Было светло. Показалось, что из рамки на стене, где висит фотография прадеда с Георгиевским крестом на гимнастерке меня разглядывает кто-то очень знакомый, будто только вчера его в зеркале видел.
Сел. Посмотрел на свои ноги, на правой не хватало трех пальцев.
"Не сплю" - ущипнув себя почувствовал боль. Квартира моя. Настенный электронный календарь показывал конец отпуска. "Ладно, потом разберемся" - поднялся и развернулся за брошенной на диван лампочкой. Она там и валялась... Рядом лежала книга 1909 г издания("Инженер В.А. Александровъ. Практическie работы по электротехникъ." типографии Товарищества И.Д. Сытина), солдатский сидор, гимнастерка с Георгиевским крестом и защитного цвета штаны.
Возле дивана стояла пара стоптанных сапог с портянками на голенищах.
Ядреный запах портянок трудно с чем-то спутать.
Послесловие.
Открыв книгу наугад обнаружил между листов старую фотографию, такую же, что висела у меня на стене. На первом развороте было написано: "Внукам и правнукам моим на добрую память завещаю. Василий Ш."