31-го, с самого утра, всё пошло не по плану. Меня вызвали на работу и рухнула мечта встретить праздник с друзьями на загородной даче.
Возвращаюсь после работы, глотаю влажный туман, укрывший город серым покрывалом, и утешаю себя идиллической картинкой встречи Нового года: чай-плед-книжка, старые добрые фильмы, шерстяные носки, смолистый запах елки, тазик оливье и вафельный торт со сгущенкой. Обычные домашние чудеса, за которые в иное время можно отдать полжизни.
Но не сегодня...
В наступающих сумерках я начинаю сматывать эту промозглую сырость в клубок - сначала в один, потом в другой, третий... Постепенно становятся видны здания, деревья и украшенные сияющими гирляндами фонари вдоль улиц. Скатываю влажное покрывало с неба и освобождаю звезды.
Я тороплюсь избавиться от этих колючих клубков и укладываю их пирамидкой. Холодный ветер, словно дождавшись команды, леденит мохнатые нити тумана, превращая - о, восторг! - в белейшее кружево.
Декорации почти готовы. Не хватает только снега.
Подхожу к двери подъезда и изо всех сил дую на стекло. Это ловушка для мороза. Он с радостью набрасывается на прозрачную поверхность и чертит свои письмена изящным ажуром.
Кай уже приготовил свои санки и ловит на рукавицы первые хрупкие снежинки.
Огромный механизм нового времени пока еще не подогнан как следует и ждет того часа, когда старые куранты, с боем отбивающие у конца его начало, передадут с последним звуком, эстафету рождающемуся году.
Новый год - новая жизнь.
А пока не наступило время обновления, я просыпаюсь от запаха блинов.
Бабушка? Как такое может быть?
На кухне точно кто-то есть - я слышу легкие шаги, звук черпака, скребущего по дну миски с остатками теста. И главное - это тот самый запах зимних каникул у бабушки, когда, едва проснувшись, бежишь на кухню и уплетаешь с домашним вареньем эти горячие, со сковороды, блинчики.
Я снова семилетняя девочка, с синими, измазанными черничным вареньем губами, причесываю перед зеркалом непослушные, рыжие кудряшки. Это мои первые зимние каникулы.
Там, в воспоминаниях, за окном горы снега, дедушка достает из сарая деревянные санки, и звонкий голос Кая вновь и вновь зовет: "Герда, выходи!"
Только вот бабушки и дедушки давно нет, и Кая тоже давно нет. И нет смысла убегать в детство. Но что же делать, если все волшебные палочки сложены в старом сундуке в бабушкином доме? Много лет их никак не удается достать и загадать то самое заветное желание.
Может потому, что с уходом бабушки и дедушки маленькая девочка с бенгальским огоньком в груди перестала истово и сильно верить в сказку. Время смерти забрало и спрятало от девочки волшебную палочку обновления жизни, потушило сверкающий огонь в ее невинном детском сердечке.
На кухне хлопочет мама.
Я тихонько подхожу и прижимаюсь к теплой спине. Кладу ей голову на плечо, а она держит на весу сковороду, не решаясь поставить ее на огонь.
- Ну-ну, все наладится. - Тихий мамин голос действует успокаивающе. - Поедешь к нам?
Я мотаю головой.
К подъезду подъезжает такси. Выхожу на улицу, чтобы проводить маму.
Снег уже успел забелить дороги и палисадники под окнами, спрятал за узорной кисеей свет фонарей. Весело гомоня, мимо нас, пригнув головы навстречу начинающейся метели, пробегает компания.
- С Наступающим! С Наступающим!
Сегодня я послушаюсь свою судьбу - останусь в эту праздничную ночь дома. Включу гирлянду на елке, налью горячего чаю, укроюсь клетчатым пледом и буду смотреть новогодние программы.
"Часовщик, почини мне время, Стрелки стали бежать быстрее...", - умоляет своим хриплым голосом с экрана Ирина Аллегрова.
Стрелки часов делают полный круг, и я снова стою по колено в снегу - вечная Герда. Смогу ли я сегодня спасти Кая?
Вьюга набрасывается на меня ледяной шрапнелью, больно сечет по лицу, рукам и босым ногам. Каждый шаг дается мне с трудом. Я кутаюсь в клетчатый плед и через снежные барханы иду вперед. Там, на высокой горе, маячит мой персональный Северный полюс - дворец Ледяной Дамы.
То ли за год я немного закалила характер, то ли приезд мамы придал сил, только панический ужас, который охватывал, стоило безумному вою вьюги проникнуть внутрь меня, сегодня проявился отчаянной упрямой решимостью. Были и боль, и страх, но в первый раз я не думала о несправедливости отмерянной мне судьбы.
И впервые я сумела дойти до границы, где заканчивались сугробы и начиналось ледяное поле. Последний огромный сугроб оказался домом.
Сквозь песню беснующегося ветра, который пытается залепить глаза, закружить и сбить с пути, я слышу серебристый нежный звон колокольчика, а затем и вижу темное пятно двери. Колокольчик прочно привязан над дверью и вздрагивает каждый раз при порывах ветра, издавая чистый переливчатый звук.
Я стучу и, услышав басовитое "Заходи", открываю дверь. В комнате полумрак. За освещенным настольной лампой столом - силуэт крупного мужчины, но лицо скрыто в тени. В кругу золотистого света вижу его руки - в одной он держит пинцет, а в другой шестеренку, вижу множество коробочек с деталями и, наконец, до меня доносится ритмический хаос непрерывных негромких шуршаний, потрескиваний, щелчков, словно тысячи сверчков, стрекоз, кузнечиков наполняют воздух летнего луга своими звуками.
Я перевожу взгляд на стены комнаты - сотни, сотни разных по форме, по цвету, по размеру часов смешивают такие непохожие друг на друга голоса в единый звук, отзывающийся во мне незнакомой, огромной как Вселенная, грустью.
Часовщик молчит. Молчу и я, поглощенная потоком космической музыки.
Хозяин склоняется над столом, продолжая складывать из микроскопических частиц будущие секунды, минуты, часы. А может, он разбирает чье-то закончившееся время?
В пульсации бесчисленных шестеренок мне чудится шёпот удава Каа - смотри и слушай, смотри и слушай. Ты инструмент, деталь, винтик, тонкий проводок. Ты часть вселенского механизма - не сопротивляйся, не торопи, не замедляй. Все идет своим чередом. Смотри и слушай...
Циферблаты сотен часов, словно множество лиц, смотрят на меня в ожидании со стен мастерской. Неумолимые маятники угрожающе отстукивают: па-роль, па-роль, па-роль....
- Что мне сказать о времени, часовщик?
- Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! - вдруг смеется мастер. Он поднимает большую, с высоким лбом мыслителя, голову, с крупным, расширяющимся книзу носом и тяжелым подбородком. На меня внимательно смотрят пылкие, неожиданно молодые глаза золотистого цвета. В сознании внезапно мелькает образ тигра, яркий, как солнечный блик в сумраке. Время - строптивое, независимое, переменчивое, полосатое, как шкура тигра. Время - это тигр, которого нельзя приручить. Или все-таки можно?
- А что ты знаешь о времени? О его рождении, зрелости и умирании? О времени любви, о времени цветения, о времени расставания? Мироздание соткано из времени. Из времени получения и времени отдачи. Вот что ты хочешь получить? Какое время?
Мне кажется, что даже часы затаили "дыхание" - ни единого звука, в комнате тишина и такая же тишина у меня в голове. Нет ни единой мысли.
- Я хочу, чтобы Кай был здоров и счастлив, - произношу первое, что приходит мне в голову.
В тот же миг звуки вновь наполняют комнату и в этом перезвоне я уже не слышу ничего тревожного, напряженного, словно часы одобряют мой ответ и радостно начинают отсчитывать новое время.
Кай
Она всегда появлялась и исчезала неожиданно, словно отделялась от стены или, наоборот, сливалась с ее белизной, а может просто проходила сквозь стену. Для нее не существовало преград - ледяной огонь Северного сияния сверкал в ее глазах, от ее дыхания рождались ветра. Она была владычицей Льда и Холода. Той, кто забавлялся, устраивая танцы искрящихся снежинок. Той, которая зимой бережно по-матерински укрывала землю чистым одеялом, а весной быстро их сворачивала и прятала седую ткань под коричневую размякшую корку земли, оставляя там до следующей зимы.
Она стонала от отчаяния в снежных вихрях, резвилась, подставляя подножки крученой поземкой. Звонко плакала, по-девичьи, роняя слёзы с сосулек. Иногда холодна и неприступна, иногда - ласковая и теплая, и тогда ее дыхание, облачком пара отделявшееся ото рта, превращалось в прозрачные кристаллы, что с хрустальным звоном осыпались в ледяной тишине дворца.
Кай собирал эти кристаллы. Из них он осторожно вытачивал линзы и затем долго полировал, изготавливая стекла для своего телескопа. Юноша изучал звездное небо, вел записи, отливая в специальных ледяных формочках буквы и цифры и выкладывая из них слова в Ледяной Книге Вечности.
Новогодняя ночь выдалась хлопотной. Вьюга разбушевалась не на шутку. Такое бывало, когда она сердилась, но Кай никогда не знал, что или кто вызывал у нее такую ярость. Зато знал, что обычно после бури наступало потепление.
Он сидел за столом один, так и не дождавшись ее. Не зная, вернется она или нет, юноша в эту праздничную ночь все же украсил стены серебряной мишурой и слушал, как легкий сквозняк игрался, скользя вдоль развешенной гирлянды, наполняя зал тонким мелодичным звуком.
Что-то тревожило Кая. Возможно из-за сегодняшнего буйного ветра, от которого даже мудрые полярные совы глупеют, он не мог понять, что нарушает его душевный покой. Внутри, где-то очень глубоко, ворочалось воспоминание. Смех, снежки, которые он бросает в чье-то окно. Он рассматривает удивительные узоры снежинок на своих рукавицах. Салазки, деревянные салазки! Снова смех! Ребята, которые связывают санки паровозиком, и кто-то огромный тащит их все быстрее, быстрее...
Мокрые рукавицы, сбитая набок шапка, шарф, покрытый влажным инеем от горячего дыхания, полные карманы снега и пунцовые щеки девочки, и пар изо рта от заливистого смеха... Счастье...
Неужели это его воспоминания? Такие горячие, веселые.
Кай давно привык к другой - глубокой и холодной радости от новых идей, открытий, от решенных и даже еще нерешенных задач...
Леди
В эту новогоднюю ночь я заставила ветер биться в конвульсиях, скручивая снег в гигантские столбы и обрушивая их на безжизненную гладь ледяного поля, окружающую мой замок.
Я опоздала. Эта девчонка успела спрятаться в доме Часовщика.
- Как она посмела зайти так далеко! Мне всегда удавалось ее остановить! Неужели, - я не хотела себе в этом признаваться, - пришло то самое время?
Я медленно опустила руки. Ветры покорно, как и положено рабам, легли у ног. Небо прояснилось, и белые птицы, озябшие в долгой метели, спешили согреть тела ритмичными взмахами крыльев в неподвижном воздухе.
- Что же мне делать? Или все уже предопределено?
Я тихонько выдохнула и подставила руки под осыпающиеся кристаллы. Колокольчиковый перезвон ледышек всегда успокаивал меня, словно опускал на землю, напоминал о прошлых временах, когда я еще юной девчонкой шла спасать своего Кая и была полна решимости изменить мир...
Я слишком возгордилась, победив предыдущую Леди. Хвасталась новой способностью повелевать, наслаждалась силой игры разума и мощью холодного огня эмоций. Сердце Кая, оттаявшее, при встрече со мной окончательно замерзло, превратив его в Ледяного Рыцаря. Он не смог вынести моего преображения.
С тех пор не один Кай побывал в моем замке, много Герд пытались спасти их, много Ледяных Рыцарей теперь служили мне. И этого Кая вскоре ждало превращение.
До сих пор никому не удавалось, но эта девушка, как когда-то и я, полная отчаянной смелости и глубокой любви, сумела дойти, чтобы вернуть своего Кая.
Это неправда, что холод - зло. Холод - это остановка, это спокойствие, это проверка ресурсов, это сосредоточенность и временное одиночество. Жизнь слишком коротка, слишком быстротечна, люди не умеют просто созерцать - без суеты и спешки, без лишних мыслей и эмоций. А холод - это медленное время и глубокая мудрая мысль.
Злом холод делает нечувствительность человека к телу, к желаниям - своим и других людей. Нет ничего плохого во власти над чувствами, плохо, когда они заморожены, сдавлены, спрятаны в самый дальний угол души. И из-за этой застывшей унылой субстанции сердце человека тяжелеет.
Герда
Осторожно закрываю дверь. Мне вслед прощально звякает колокольчик. Безумный ветер затих и окружающую тишину нарушают только глухие неритмичные удары моего сердца.
За ледяным полем, окутанный изумрудным светом Северного сияния, виден замок. Его контуры размыты и колышутся в такт переливам сполохов. Вдалеке показывается быстро приближающаяся точка - вскоре упряжка северных оленей останавливается возле меня. Расписанные сани, такие же как на открытках с Дедом Морозом, пусты. Олени перебирают копытами, косятся на меня, недовольно фыркают, будто возмущаются моей несообразительностью.
Сажусь в сани, и словно по команде олени разворачиваются к замку и легко бегут по льду, чуть запорошенному снегом. Звенят бубенчики - Jingle Bell, jingle bell - хрустит снег под полозьями саней, я закрываю глаза и слышу бой Курантов, звон бокалов, крики "Горько!", чувствую вкус поцелуя на губах.
- Герда, давай поженимся 31 декабря!
Это был чудесный праздник для всех, кроме... Кроме роз. Да, для того самого куста роз в старой, растрескавшейся кадушке. Пока все веселились, красные душистые цветки, словно желая спрятать невидимые слезы, печально склонили головки. Может потому, что уже знали, что нас ждет впереди? А может из-за открытой форточки в спальне, в которую заглядывала разбушевавшаяся под утро метель и пыталась разъединить колючими снежными пальцами наши разгоряченные тела?
К чему это я вспомнила про розы? Уже три года как куст не цветет. Все меньше листьев, все больше высохших веток. Уже три года как я стою по колено в зиме, бессильная растопить глыбы льда своего сердца.
Эта новогодняя разлучница-метель украла Кая и заморозила мое сердце.
Оленья упряжка остановилась возле огромных ворот. Они бесшумно распахнулись, и я бесстрашно вошла в огромный зал с нервно вздрагивающими на стенах и ледяных колоннах сине-зелеными сполохами Северного сияния. За большим столом сидела красивая девушка и Кай. Мой Кай. Но чем ближе я к ним подходила, тем более знакомым мне было лицо хозяйки, сиявшее удовлетворенной улыбкой человека, чей сюрприз удался.
За столом сидела Я. Другая Я - спрятавшая свои густые волосы под сверкающей алмазной короной, также как я спрятала безмолвную боль в ледяных торосах сердечной Арктики.
Странно было смотреть на себя со стороны, потихоньку впускать мысль о том, что не придется бороться - ведь невозможно бороться с самой собой. И еще одна, уже совсем крамольная мысль просилась в сознание - может, мое сердце и не замерзло насовсем, может, это я сама себе была палачом, поверив в безвыходность боли и поддавшись отчаянию от потери любимого.
Мой мир рушился, или именно так я чувствовала, как сердце освобождается от ледяных оков искрами пока еще робкого бенгальского огонька. Главное - я нашла Кая!
- Кай, - сказала хозяйка ледяных чертогов, эта девушка пришла к тебе. - Поприветствуй гостью.
Молодой человек молча смотрел то на нее, то на меня.
Кай
Кай встретился взглядом с этой незнакомо-знакомой девушкой, щурившей глаза то ли от яркого света, то ли ... от счастья? Почему так радостно улыбается? Почему ему хочется смеяться, глядя, как она переминается с ноги на ногу и убирает за ухо непослушные пряди рыжих волос?
Что-то внутри у него трескалось, крошилось, кололось острыми неровными краями, больно задевало невидимую, но очень сильно натянутую струну. Наконец струна не выдержала и лопнула с протяжным звуком безжалостно рвущейся материи. Этот звук словно впитал в себя все другие звуки и мир замолчал.
Это было не привычное холодное молчание пустоты, где растворяется и исчезает сознание, а бархатная тишина первой теплой весенней ночи, пробуждающая таинственные силы, толкающая подземные соки рваться наверх к солнцу, к свету и теплу. Тишина, рождающая предвкушение нового дня, новой жизни.
И вот тогда, в этой рушащей все преграды тишине, всего на мгновенье он успел заглянуть в себя и увидеть главное. Как он вслушивается только в себя, как он вглядывается только в себя, как безразличны ему остальные, но когда-то он умел откликаться щенячьей любовью на звонкий смех, на чуть горьковатый, дымный запах ее тела, на ласковое прикосновение.
Он успел заглянуть в себя и понял, что придется выбирать. Она или Она.
Герда
Бьют Куранты. Звук удваивается или даже утраивается - соседи, за бетонными стенами, включили звук телевизоров громче, желая наполнить квартиры новым годом, новым временем, новой счастливой жизнью.
Во весь экран телевизора - часы, с пока еще соединенными стрелками. Бум, бум, бум... большая стрелка дернулась и обнуленное время начало отсчет. Вот и еще один Новый год без тебя.
Я подхожу к окну, прижимаюсь лбом к стеклу, затянутому кристаллической вязью, и чувствую легкий, нежный, знакомо-забытый запах. В углу, в бледном мерцающем свете от телевизора, розовый куст пламенеет распустившимися цветами.
- Неужели такое возможно?
Звонок мобильника не дает мне додумать.
- Здравствуйте! Это из больницы. Ваш муж пришел в себя.