Звонил брат. Год ни слуху ни духу - и вот. Я всё бросила, прильнула к фону.
- Помоги. Надежда только на тебя. - И взгляд немигающий с экрана, стылые слёзы.
- С Анфиской чего? - испугалась я.
- С кем ещё, не со мной же! - Лицо его перекосилось.
Они остались вдвоём, отец и дочь, всю семью год назад перебила лавина. И нерождённый Анфисой ребёнок, седьмой месяц беременности, тоже погиб. Спас мать, приняв на себя ледяной штырь.
- Говори, слушаю. - Осторожно надо с братом: не грубо, но и без жалостливых нот. А то замкнётся опять, дикарь, будто я им чужая.
- До сих пор после того... ни единой слезинки - нормально? А вчера она... снова пыталась. В окно. Еле перехватил.
- Врачи знают?
- Нет. Не хочу, толку от них.
- Вот и не говори им. - Я откинулась в кресле. Сопли не жевать! Думать! - Есть вариант. Привози.
- Т-точно?
- Отбываю в командировку, её в напарницы возьму. Завтра в десять ноль-ноль жду у порога заведения. Помнишь где?
- Вас забудешь, - улыбнулся он.
Улыбка хоть и кривая, но не деланная. Вышел из кризисного надлома, друзья с работы помогли восстановиться.
А вот дочь его отвергала любое общение, и моё тоже. Закрылась в своей скорлупе. Под наблюдением врачей, всё реже её домой отпускают из клиники. А уж что скажут, когда узнают про вчерашнюю попытку... в психушку закроют, точно. Медицина очевидно не справляется. Спасать надо девчонку. Да, я и близко не врач, но раз больше некому... Уверена, что получится? - Не знаю. Но шанс есть. Моя последняя тема бьёт наотмашь, как раз для Анфисы. А то "жить не хочу"... не хочет она, видите ли, тьфу.
Тема разработана не до конца, копать и копать. В этой командировке проясним ещё кусочек. Пусть поглядит племяшка, как люди тогда жили. Может, чего и сдвинется в закостеневших от горя мозгах.
Как раз сейчас у меня нет напарницы, попрошу Анфису к себе в пару. Она из наших, видящих. Да, видящих слабо - но тем не менее, такие тоже наперечёт. Ну и что, что долго не работала. Год назад она уволилась от нас по собственному желанию, её был выбор, а теперь снова желает вернуться - почему бы и нет. Не сомневаюсь в вердикте шефа, отправлять меня одну - по-любому хуже. А бюрократические препоны нашей конторе не страшны: мы в фаворе.
Назавтра они прибыли вовремя. Анфиса шла своими ногами, но лицо - словно застывшая маска. Клоун, которому больно. Я перехватила её руку из рук брата, увела представлять шефу.
Шеф был краток: радостно заявил, что по моей просьбе её официально определили мне в напарницы. В командировку отбываем завтра утром, за нами зайдут. Документы на Анфису оформят уже после, задним числом, ведь инфо-поток - он такой, ждать не будет. А пока - вперёд, изучать материал.
- Всем всё понятно?
- Вы, как всегда, на высоте - кратко, чётко! - сподхалимничала я, загораживая собой Анфиску, а то на лице её не шевельнулся ни один мускул за время пребывания в кабинете, чисто кукла, слышала ли вообще хоть слово? - Ушли изучать!
И поскорее увела её от шефа, как бы чего не заподозрил.
Мои апартаменты - этажом выше.
- Располагайся! - пригласила широким жестом.
И кинулась к холодильнику в нехорошем предчувствии. Точно: вычищен! Вместо заботливо приготовленной еды - пара прото-батончиков. И когда успели, всего десять минут отсутствовала.
Издала злобный рык голодной тигрицы и полезла на антресоли.
- И заначку забрали, вот же гады! - сверзилась сверху вниз с грохотом. Ну да, я немножко играла, хотела растормошить несмеяну. - Сколько раз говорила - не трогать мою жратву! Меня ж будут долбить, не их! И всё равно спёрли! Воры!
Точно так же её не колыхнуло и прибытие команды парикмахеров, обривших нас налысо. Я-то и так была с мальчишечьим ёжиком, а вот Анфиса лишилась приличной гривы. И - нуль эмоций!
Хм-м... а если напрямик?
Вывела на стену фото мальчика - чёрно-белое, сделано в сороковых годах двадцатого века.
- Вот его будем искать. Это после войны, самое первое фото, раньше нету. Тут ему пять лет. А наша задача - найти его же, но когда он был маленьким, возраст - полгодика. Именно столько ему будет завтра - там, куда мы с тобой... А это варианты, как он мог бы выглядеть.
Под основную фотку вывела целый ряд моделей, спроектированных учёными. Румяные младенцы в разных видах - кто улыбается, кто ревёт, а один - измождённый, худющий, будто месяц не ел. Эти лица будут висеть на стене вплоть до нашего выхода - так лучше запоминается.
На соседнюю стену определила схему детдома и карту окрестностей, причём не одну, а две, наложенные друг на друга - старую на новую. Эти тоже требуют запоминания.
- Так он один или много? - внезапно просипела она.
Ух, как я обрадовалась этому сипу!
- Наша задача - найти любого из них. Тут варианты одного и того же ребёнка, - ещё раз повторила я. - Там будет много детей!
- Да как же можно в куче младенцев найти одного!
Вполне осмысленная фраза. Можно начинать вводить в курс дела.
Итак, наша цель - найти ребёнка, если он вообще был тут, у нас. Или не найти - тоже результат. Ребёнок не простой, от него пошла ветвь сильных потомков, существенно повлиявших на историю многих государств, а никто не понимает, откуда он взялся. Но русские корни в потомках имеются - факт. Историк Глебов выдвинул некую сумасшедшую версию, её и будем проверять. Мол, в 1943 году ребёнка вывезли из наших мест. Если так случилось на самом деле, то... молчу, молчу. В политику не лезу. Но шеф извертелся весь, намекая про бонусы для страны и конкретно для нашей области. Конечно, при положительном результате координаты пространства и времени, которые я выдвину в качестве доказательства, потом проверят и перепроверят, но тут уж - что записано в ствол времени, топором не вырубишь, сочинять нет смысла.
Лишь на старости лет сознались родители, что не они родили своего знаменитого сына, а купили его у несчастной женщины, сказавшейся матерью; и "пела" она им, что муж погиб на фронте, молоко иссякло, а у неё ещё трое. Без документов купили, задорого. При передаче малыша им и сказали про возраст "полгодика".
"Якобы мать" нашли, и выяснилось, что никакая она не мать, а лишь звено в цепочке махинаторов. Официально славянских детей отдавали немецким парам безупречной репутации с целью вырастить истинных арийцев - программа называлась "Лебенсборн". А если родители не тянули на достаточно безупречных, но были богатые и очень хотели - тут и вступали посредники.
Я зачитала вслух докладную про эту "Лебенсборн" (в переводе с немецкого означает "источник жизни").
{Основана в конце 1935г. по приказу Гиммлера как "фабрика арийцев" с целью создания "идеальной нордической расы", а с 1941г. функции расширены: добавлена задача онемечивания славян. В Польше, Чехии, Югославии, а с лета 1943г. и в оккупированных областях СССР малышей с арийской внешностью (светлые волосы, голубые глаза) отбирали у родителей и отправляли "на адаптацию" в приюты "фабрики" или в немецкие семьи. В СССР официально приютов "Лебенсборн" не было, подходящих кандидатов собирали группами и увозили на запад - и всего было передано в "Лебенсборн" порядка 30 тысяч наших детей возрастом от пяти дней до трёх лет.}
- Повезло детишкам, - прокомментировала я, но, обожжённая злющим взглядом напарницы, тут же поправилась: - В смысле, хорошо, что не в концлагерь. Вон, в один только Освенцим отправлено на двести тысяч детей больше.
Анфиса судорожно вздохнула и отвернулась. Кажется, начала понимать, в какое время мы завтра стартуем.
- Эшелоны, - продолжала я листать документы, - в тот городок прибывали исключительно целевого назначения: с отобранными для "фабрики" детьми. На каждого была бумага. По этим бумагам проследили судьбу каждого. И - искомого ребёнка среди них не обнаружили. Понятно, Анфис? Махинаторы взяли ребёнка оттуда, где его не было! Ну, по бумагам не было!
В 1943 году в нашей оккупированной области числилось два детских дома. В первый как раз стекались отобранные со всей области дети. Жилось им там более-менее сносно, их хотя бы нормально кормили, эшелон за ними приходил не часто. И проверили этот дом ещё в инфо-приход десять лет назад. Иностранцы очень уж были заинтересованы, искали вместе с нами, а после щедро оплатили своё участие, несмотря на отрицательный результат. Не нашли.
Детский дом No2 располагался от первого в ста километрах. Не успел эвакуироваться в своё время, так и остался. Условия содержания там были сильно суровее. Дети, в основном, сироты. С ужасающей регулярностью детдом пополнялся новыми сиротами, родителей которых уже сами фашисты "утилизировали" как подпольщиков или партизан. Поначалу немцы держали его на довольстве, выделяя средства на пропитание, поскольку недалеко был госпиталь для немецких солдат, и в детдом приезжали за кровью: детская считалась более "чистой". Но чем дальше - тем слабее была поддержка, а потом и вовсе прекратилась. А забор крови продолжался по-прежнему. Как они выживали? - а местные помогали, негласно.
И вот Глебов предположил, что могло произойти перемещение детей между домами. Как раз и момент подходящий имелся: своё существование детдом No2 завершил ярким аккордом, во время которого могло произойти всякое. Раздражённое очередной неудачей на фронте, начальство приказало детдом закрыть, обитателей уничтожить. О приказе вовремя узнали партизаны, и в последний момент случился налёт, детей освободили. Часть из них разобрали по деревням местные жители, остальных переправили за линию фронта на "Большую Землю". Факты известные, рассказы очевидцев задокументированы.
Да, но вывозили-то детей в Россию, а не в Германию! Что, с биплана Р-5 ребёнок парашютировался в эшелон? На этом месте Глебов пожимал плечами и советовал-таки проверить. А вдруг?
И вот нас с Анфисой отправляют в командировку как раз в зиму 1943 года в период, значащийся в мемо-каталоге как "налёт партизан на детский дом". Долго ждали инфо-прилёта именно этого времени, и вот дождались. Нам велено сосредоточиться на детях определённого возраста. Общий ход операции и без нас хорошо известен, и мы должны тщательнейшим образом его изучить сегодня, чтоб понимать обстановку завтра.
Среди материалов для изучения были и фильмы: один мемо и несколько старых, созданных в прошлом веке. Их мы с Анфисой и просматривали до вечера.
Уже перед сном Анфиса спросила - как там дела на научном фронте.
Я расстаралась, изложила подробно, а то молодых не особо посвящают в кухню. Вообще-то, научная подоплёка видится мне несколько подозрительной, но эффект - налицо, и даже предсказывают инфо-прилёты почти без ошибок. Значит, верно мыслят. Наверное.
А утверждали физики о связи нашей материи и тёмной, которые "идут рука об руку". Когда-то на заре зарождения человек видел "тёмный мир", орган у него такой был, но со временем орган отмер, но у малой части людей остались от него "спящие гены". И если их активировать специальным образом, человек снова будет "видеть" в тёмном мире.
- Активируют - это током бьют?
- Именно. Чем сильней долбанут, тем глубже забьют в прошлое. Тебя ж тоже долбали, знаешь. Хотя молодых щадят, не всё знаешь. Имей в виду, завтра будет очень больно. Долго потом... трясучка. И сразу после ещё добавляют - корректируют.
- А еду почему конфискуют?
- Прото-батончики почти не проводят. Вот и.
- Не поняла.
- "Видеть" способна лишь живая органика. Нас не только окунают в прошлое, но и вводят в резонанс со слепками. А любая прицепленная материя - живая, неживая - работает по типу вредной помехи: размывает резонансную частоту. Обычная наша еда - тоже. Чтоб нейтрализовать эти помехи, приходится дополнительно долбать. Съел колбаску - получи током. А за батончик почти не бьют.
- А-а, потому и налысо стригут?
- Да, волосы тоже нагрузка. И одежда, кстати. Поэтому, когда глубоко, то никакой одежды. Голыми лучше видно.
- Грязью мажут, знаю.
- Грязь - это слэнг. По-научному это тончайший слой малопроводящего вещества чёрного цвета, для каждого времени года свой состав. И бродишь по ареалу, наблюдая прошлую жизнь, но в реальности-то остаёшься в своём времени. Нынешние бегают вокруг тебя и охраняют, отводят от опасных препятствий: чтоб не наехал на тебя нынешний автомобиль или не влепилась в препятствие. Прикасаются к тебе лишь в крайнем случае. Им-то что, а мне - удар током из-за их прикосновения. Много ударов - могу сознание потерять, и тогда всё, выкинет в наше время.
- А земля, по которой мы... бродим. Она ж тоже типа помеха?
- Нет, она именно "земля", как у электриков заземление. Ну, учтена уже.
- И как долго мы там можем пробыть?
- От мема зависит. Взять меня - я ощущаю лёгкость на финише ... и если тема требует продолжения - даю знак на подзарядку.
- Снова больно?
- Да. Но полегче, чем первый удар. А бывало, прилёт сам собой уходил, и тебя выбрасывало обратно. С собою не забирало, хе-хе. Или начальство даёт приказ на возвращение, тоже бывало.
- А вот, допустим, дорогу мне преграждает длинное здание в настоящем, но в прошлом его не было?
- Обводят вокруг препятствия.
- А сверху облететь?
- От земли нельзя далеко отрываться, выбросит.
- А если хочешь послушать разговор в движущемся ТАМ транспорте?
Надо же, молчала-молчала, и низвергнулась водопадом. Но я буду продолжать разжёвывать, хоть язык уже и отсох.
- Для этого есть "ковёр", похож на телегу без колёс. Управлять могу или я, или сопровождающие, смотря какой знак покажу. Но! Но видишь в нём много хуже, это ж большая помеха.
- А почему ты утром злилась, что еду отняли?
А-а, заметила всё же, не зря старалась.
- Так наестся вперёд нормальной пищи! Воротит от этих вонючих батончиков!
- И что? Почему не разрешают наестся-то?
- Хе-хе... догадайся.
- Не знаю.
- Ох, молодёжь... что бывает после обильного возлияния?
- В туалет, что ли?
- Вот. А это тоже сбивает резонанс. И - получи добавочку током.
- Ну и работка у нас.
"У нас"! Она сказала "у нас"! Хороший знак.
- Зато миссия. Если не мы, то никто.
- Расскажи про слепки, не очень поняла.
- Мы видим не сам тёмный мир, а отпечатки, оставленные в нём нашим светлым миром. Миры впечатываются друг в друга слепками, подобно тому, как окружающая среда откладывается кольцами в стволе дуба.
- А можно увидеть сам тёмный мир?
- Наверное... - я пожала плечами. - Если долбануть по нам чем похлеще и существенно посильнее. Хочешь испытать на себе? Вот и я тоже.
- Про звук ещё... Зачем мы азбуку Морзе... с детства?
- Звук аналогичен зрению, та же волновая природа. В слепке, мы слышим и видим прошлое, но не нынешнее. Нет-нет, вижу чего хочешь спросить: НАС - для ТЕХ - не видно и не слышно. Ну, герои фильма зрителей не видят. Однако ж мы можем извлекать звук, в отличие от зрения... ну, врубать свет из глаз не умеем ведь. И нас слышат нынешние. Но. При извлечении звука - что? Сбивается резонанс. И мы - что?
- Получаем током?
- Именно. И сильно. За колбасу бьют слабее. Поэтому - молчим, общаемся знаками на расстоянии. Но если - нам с тобой - приспичит - поговорить - то меньшее зло - это берёмся за руки и тыкаем азбуку Морзе. Кстати, имей в виду: когда держимся друг за друга, то становимся как бы единым целым с точки зрения физики. Я начинаю видеть хуже, ты лучше - зрение одно на двоих, среднее.
- Давай ещё про потоки.
О, про потоки я могу долго.
- Видимая и невидимая материи квантово связаны, отражаясь друг в друге слепками. Течёт инфа спиралями, похожими на молекулы ДНК: у светлых - правосторонняя инфо-спираль, у тёмных лево-. Инфо-гомохиральность, по-научному. Эти спирали в свою очередь образуют большие спирали, а те - ещё больше, и тэдэ. И вот когда кольца рядом, возникает эффект. Из своего потока своё прошлое не увидишь, но можно его выцарапать из слепка, впечатанного в тёмный поток соседнего кольца, пока они сцеплены и какое-то время текут в одну сторону. Ближнее прошлое легко извлечь из малых колечек, а вот дальнее - уже из больших колец, а это приходится ждать. Непонятно заранее, когда и какие сцепятся, только вблизи уже видно, потому берём всё подряд, что прилетает. Кстати, слышала про аналогию инфо-жизни с нашей, белковой?
- Хр-р...
Уснула, что ли? Вот люди, на самом интересном месте.
А я ещё порассуждаю, пока само не уснётся. А то если просто сомкнуть глаза - начинает потряхивать, фиг уснёшь - в предчувствии завтрашней боли. Да, страшно, я не Жанна-д-Арк. Когда-нибудь сердце не выдержит, знаю.
Вот если б она не уснула - что б я ещё рассказала?
Про неё саму. Всех "видящих" берут "в разработку". Да, "видит" она слабо, зато в детстве была смелая, упорная - её и пытались "усилить". Тогда психику и надломили девчонке. Чего усиливать, оно или есть, или нет, новое не вырастает. А слабое надо лелеять аки цветок, а не будировать жёсткими тренировками. Но методика была новая, явление только открыли. Экспериментировали, понимаешь. Вот и... С другой стороны, к истине приходишь через провалы.
Про неприятную сторону профессии - нет, не стану рассказывать. Подумаешь, нет личного пространства, всегда толпы вокруг тебя, в туалет по-нормальному не сходить - привыкаешь.
Зато народ нас любит. Местные откровенно радуются, когда на них сваливается мемо-десант. Живут в ажиотажном тонусе: в любую минуту в любой дом может войти чёрное привидение, сопровождаемое свитой, и застыть на час, таращась в никуда, а потом - хоп! - метнуться в стену лбом. Развлекуха народу. Ещё и мемо-фильм потом получают о своём прошлом. И почитают нас, мемов, за больших артистов. Или демонов?
Записать куда-то всё увиденное мы не можем, только лишь запоминаем, и приходится реально напрягаться, впитывая инфу. А после возвращения извлекать её из себя. Память нам развивают с детства, и с детства же учат рисовать, то есть мы ещё и художники. На основе наших отчётов работают целые бригады, создающие последовательный визуальный ряд. Получается мемо-фильм. В главной роли - аватары, за внешность и поведение которых несём ответственность мы, мемы.
По-хорошему, надо бы с десяток мемов сразу в одно место, чтобы полнее впитать момент - так и делают в особо важных случаях.
Но. Но самая проблема - нас, видящих, мало. Очень. Родиться надо такой, спящий ген нельзя привнести. Нам говорят, что это наша миссия. Платят хорошие деньги. А толку, если не успеваешь жить свою жизнь. Миссия же ведь, блин. "Пока можно и видно, ваш долг - фиксировать, и не только точки бифуркации, чёрных лебедей, бабочек, слонов - но и жизнь обычного обывателя", - внушают нам с детства.
Я ещё хорошо устроилась - работаю в направлении "исторического прошлого", а есть кто по уголовке - вот кому жуть, свихнуться можно. Зато током бьют "уголовных" не столь сильно, ведь прошлое недалеко ушло, и тело у них как тело, а не сплошной "чёрный гематомный кусок мяса, на который не польстится ни один мужичонка", как любит причитать моя мать.
На матери я и уснула, обдумывая, как же всё-таки получше возразить. Ответ пока что не приду... хр-р.
2173г., 14 июня - 1943г., 20 декабря
Да, вот он, возраст. Никак не могу оклематься после удара, дико тошнит, вся трясусь. А Анфиска хоть бы что - шныряет себе по залу. Мне она видится прозрачной словно привидение. Помахала ей, она ответила. Внове племяшке, так глубоко ещё не погружалась, тем более в военное время. Раннее утро, дети спят. Она то присядет возле одного, то на цыпочки встанет возле другого.
Не там ищет, хе-хе. На первом этаже зимой холоднее, и тут живут старшие, тем более нары в два этажа. А нам нужны младенцы. Проглатывая стон, жуя губы, с трудом поднимаюсь на ватные ноги, бреду в коридор и вверх по лестнице согласно нынешнему плану здания. Заглядываю поочерёдно в помещения. В нашем времени двери передо мной распахивают сопровождающие, а в том - препятствия не страшны: прохожу сквозь. Надо очертить возможных кандидатов. А то партизаны - да, уничтожат охрану тихо, без единого выстрела, но после объявят срочную эвакуацию, и начнётся суматоха, и некогда уже будет думать, кто есть кто и где.
Вот оно, вижу: на двери табличка "до года". Ну как табличка - пригвождённый кнопками тетрадный лист с печатными буквами, написанными карандашом от руки.
Боже, тут старички одни сморщенные, лет под девяносто. Гномики. Никому из них не дам полгода - слишком мелкие. Кстати, а не ошиблись ли с возрастом? С виду полугодовалый - вполне мог быть на самом деле годовалым и даже старше. От недоедания, от чего ещё.
Захожу в следующую дверь: "1 - 2 года".
Здесь уже детишки проснулись, ворочаются у себя в кроватках, ограждённых бортиками. От одного ребёнка к другому идёт бабка, обвязанная тёмным платком от бровей и до пуза. Чего это она делает? А, поит. По очереди. Ложкой из кружки. Дети кривятся недовольно, но покорно глотают. Пойло же она черпает в кружку из ведра.
- Мам, я докончу! - врывается в залу пацан лет пятнадцати, невысокий, жилистый. - Иди, там груднички просыпаются!
- Дрова наколол?
- И зайцев подобрал, трёх сегодня подкинули.
Бабка отдаёт ему кружку, скидывает платок... и оказывается миловидной женщиной средних лет. Повязывает белую косынку и спешно уходит. Воспитатель, наверное. Сюда же заруливает и моя племяшка, вспомнила, наконец, зачем она тут. Влепилась в воспитателя, хе, друг сквозь друга прошли. Вздрогнула и застыла в момент "пересечения" - испугалась, глаза круглые.
Да, именно здесь, в этой зале, надо искать. Детки все дружно вскочили, стоят уверенно, держась за бортик и раскачиваясь. И мычат чего-то на пацанчика, глазёнки блестят. Им весело! Смеются, когда плюются в него пойлом. У женщины не смеялись и не плевались, однако, а в него... смачно так. Похоже, это местное развлечение. Мальчишка деланно злится, дети заливаются пуще. Он ловко целит ложкой в раскрытые рты и попадает - видно, не впервой.
Бреду к ведру - что за пойло? Рядом куча ободранных сосновых веток. А-а, настойка из хвойных иголок!
Между прочим, дети хоть и худющие, но уже покрепче, не сравнить с младенцами из соседней комнаты. Логично, с грудным молоком и прикормом было сложно в войну, а годовалых уже можно докармливать обычной пищей.
Дальше наступил час радости, смотрела бы и смотрела. Он с ними играл. Вытащил из кроваток, а кое-кто и сам через бортик перемахнул, куча мала на полу. Умеющие ходить имели несомненное преимущество, поэтому вставать и идти пробовали все. А не получалось - падали, но - нет, не ревели - на рёв тут не обращали внимания. А пытались снова встать. Или ползком. Врубали вторую скорость и, как таракашки, расползались в разные стороны, в самые немыслимые щели. Он их ловил, пускал "козу", и они снова от него улепётывали.
- Сдаюсь! - иногда кричал он. И они, торжествуя, выползали из щелей, и получали заслуженную награду: он их подкидывал. А они довольно пищали. Идиллия, да.
Гляжу, Анфиска тоже застыла, смотрит.
Тут вошла его мать, сказала завершаться с "зарядкой" и куда-то послала. Вместе с нянечкой стали умывать и переодевать детей в сухое. И детям было не холодно принимать водную процедуру - раскраснелись после зарядки.
Именно в этот момент я и присмотрела кандидатов. По росту и полу подходили шестеро, но если ещё и по лицу... Советуясь с Анфисой жестами, мы остановились на четверых. Вот за ними и будем следить.
Пока было время (детей усадили за столы завтракать), я походила по другим помещениям, оставив Анфиску "на стрёме". Мало ли, ещё где есть дети. Однако подходящих больше не было, сортировка по возрасту в детдоме чёткая.
Когда начался налёт партизан, мы не заметили. Просто вдруг явились бородатые дядьки разбойного вида и велели собирать детей "на длительную прогулку".
Мать с сыном унеслись к грудничкам, здесь осталась нянечка. Одевать зимой детей именно этого возраста - процесс сложный. С грудничками проще: завернул в пелёнки-одеяла, и всё. А цивильную одежду пока натянешь на каждого... её и не хватало к тому же. Вот и сейчас няня одевала только лишь двухлеток. Гулять ходили, видимо, по очереди.
Тут прибежали в запарке мать и сын. По их репликам понятно, что грудничков "отдали" и теперь "надо этих быстрей".
Как раз нянечка уже оформила своих, повела на выход парами, все в одинаковых цигейковых шубках и валенках.
Оставшихся, среди которых были наши шестеро, мать с сыном заматывали в спальные шерстяные одеяла - а больше не во что. Те орали, не нравилось им, раскручивались - ну правильно, по распорядку-то сейчас игры и прогулка. Но их снова заматывали. И поверх обвязывали дополнительно - не выберешься. На последних двух пояса и верёвки закончились. Одного тёмным платком закрутили. А другого... Женщина достала с верхней полки шкафа пакет. Трепетно раскрыла - там была шаль. Встряхнула и застыла на секунду, любуясь. Белая, нарядная, кружевная. Подарок, наверное. Обмотала поверх ребёнка, получился белый свёрток.
А старших детей, которые с первого этажа, уже и не видно: ушли через парадные ворота общим строем. Туда же порулили и телеги со сложенными штабелем грудничками, и группа детей 3-5 лет завершала посадку в повозки - я поглядывала в ту сторону одним глазком, видела.
А наша группа закопалась и вышла последней, причём через чёрный ход. И повёл её дядька в ушанке совсем в другую сторону - к задней калитке: сказал, нам в другую деревню. Взрослые несли пищащие свёртки, и не по одному. За калиткой ждали трое саней, запряжённых доходягами-лошадьми. Двухлетки с няней уже расселись.
Загрузились, поехали. По слабо утоптанной тропе караван из трёх повозок двигался небыстро, мы с Анфисой успевали быстрым шагом.
Скоро тропа влилась в дорогу с двусторонним движением.
И вот тут... тут всё и произошло.
Навстречу двигались грузовики, наполненные фашистами. Из первого высунулся солдат и махал остановиться.
- Мы их задержим, а вы назад! и в лес! - скомандовал партизан в ушанке.
Какой лес, матерь божия, там же снег! Утонешь!
Мужики с оружием заняли позицию, перекрыв первыми санями дорогу. Дети, возглавляемые нянечкой, торопливо пошагали назад по дороге, всё так же парами. Возницы второй и третьей повозок споро разворачивались. И развернулись. И ринулись было назад, но начался бой. И первыми полегли лошади - их сняли прицельными выстрелами.
Мать с сыном не растерялись. Раскидывали детей - вот прямо кидали, снег же глубокий, подальше с дороги, в лес.
Вдруг женщина схватилась за грудь, руки окрасились кровью.
- Спаси кого можешь, - хрипнула сыну.
И умерла. Сын, пятясь под пулями, уходил в лес, неся в руках два свёртка. Ну как уходил... торил в сугробах тропу. Далеко не уйдёшь.
Патроны у партизан скоро закончились. В ход пошли гранаты. Но и их было немного.
Оставшиеся в живых фашисты косили потом всех подряд. Планомерно, с немецкой скрупулёзностью прошлись по каждой из ямок в снегу, где барахтались дети. Они ж не молча барахтались, а с рёвом. Легко найти, когда ревут. И в повозках кто оставался, всех добили. И ушедших по дороге - нагнали и постреляли.
Не прошло и четверти часа, как всё было кончено.
Солдаты погрузили в одну машину своих мёртвых, в другую влезли живые, половина из них раненые. И спешно укатили. Но не вперёд, к парадному входу, а назад. "Hospital"! - вопили.
И наступила тишина. Только снежинки густо падали, покрывая собой красный снег.
А ведь история говорит, что эвакуация детдома прошла успешно, без потерь, фашисты взорвали уже пустой детский дом. А вот не так. Не успешно. Нашим не повезло. Приняли на себя удар, называется. А кровопийцы насытились и отвалили.
Мы с Анфисой стояли, остолбенелые, растерянные. Я не знала, что делать.
Нет, знала. Надо проверить. Найти всех шестерых. Только тогда задача будет исполнена.
И тут...
Из леса на тропу выбрался наш пацанчик. Живой. И, похоже, даже не раненый. Но тулуп в крови. Не хочу даже думать, в чьей.
И он стал вытаскивать на обочину своих детдомовцев. Слёзы лились рекой, но он их не замечал. Просто таскал. И складывал.
Потом посчитал. Мы вместе с ним считали.
Не хватало одного!
Он встал и на все стороны закричал:
- Сашок! Э-эй, ты где? Сдаюсь, покажись!
И тогда раздался писк.
Он метнулся туда. И вытащил из сугроба того самого ребёнка, который был укутан в белую пушистую шаль. Потому, наверное, и не заметили, что в белую. И что молчал.
И вот тогда пацан побежал по дороге, неся на руках ребёнка. Движения пока не было, но могло быть, дорогу пользуют.
Он свернул в первую же просеку. Теперь уже не бежал, а, задыхаясь, изо всех сил продирался вперёд сквозь снег. Куда он спешил - мы не сразу поняли, а только когда услышали гудок паровоза - да к железной дороге же! Он что, ждал какого-то поезда? Или наудачу?
И тут мы воткнулись в первое для нас серьёзное препятствие - в нашем времени вдоль полотна тянулись длинные складские помещения.
Я схватила Анфису за руку. Зрение просело, но мне хватит пока и такого. Топнула - и нам подогнали "ковёр". Затянула туда Анфису. Нас долбануло и понесло в облёт, рукой я чётко указывала финишную цель. Прям сквозь ёлки, так и мелькало, хороший темп.
Когда завершили вынужденный крюк, не составило труда найти просеку с пробуренным следом. Через полчаса этот след заметёт, и хорошо.
Успели! Пацан как раз выбирался из кустов, прижимая к груди ребёнка, а мимо неспешно пыхтел состав.
Что это он делает? А-аа! Бросает ребёнка немцу, в открытую дверь вагона! А тот - ловит или не ловит?
Варьируя невидимым рычагом, настроила скорость так, чтоб попасть внутрь вагона. И видели мы, как тот немец-очкарик развернул ребёнка, раздел, перепеленал в свою пелёнку, и свёрток подкинул в ряд с другими младенцами. А остатки одежды выбросил наружу.
Вот, значит, как оно было.
Зафиксировала в мозг время, место, номер состава - короче, сделала свою работу. А уж дальше - не наша забота. Добьют тему другие: состав встретят и оближут каждое мгновение, выявят пофамильно всех пассажиров. И докажут, уверена, что это тот самый искомый ребёнок. Сашок.
А мы с Анфисой, по-прежнему держась за руки, помчали на телеге обратно.
Я заказала срочное смещение на 10 минут назад, и нас в очередной раз долбануло.
Вышли ровно в том месте, где пацанчик бросал ребёнка. Ещё раз надо просмотреть, остались неясные моменты.
Вон наш парнишка лежит в кустах. Грамотно выбрал место: рельсы тут делают поворот, и состав замедляет ход.
И вон поезд как раз приближается, притормаживая.
На вагонах выведено мелом "Lebensborn". Понятно теперь, зачем он гнал - знал расписание этого поезда.
Вид у мальчишки сосредоточенный, напряжённый. Нет, ему не холодно - лицо пышет жаром, тулуп расстёгнут. К груди прижимает ребёнка - уже без одеяла. А шаль торчит из кармана тулупа. Понятно: ребёнку больше шаль ни к чему, а ему - память о матери.
Встаёт в полный рост.
И вот он, момент. Единственная на состав приоткрытая дверь. Немец в очках курит, сбрасывая пепел наружу через дверь. Видит парнишку. Какой-то миг они глядятся друг в друга, наш вытягивает руки с ребёнком... и немец кивает. Распахивает шире дверь.
Р-раз! Бросок. Сильно, чётко. Как баскетболист. Немец ловит так же чётко. И скрывается в вагоне.
Наш пацанчик стоит, провожая взглядом состав. Подрагивают в косой улыбке губы. Шмыгает довольно носом, запахиваясь в тулуп. Ещё бы ему не быть довольным: вдруг пронёсся армагеддон с убийством всех детей, а он таки выдернул одного, будет жить.
Проезжает последний вагон. Сзади, на типа балкончике, часовой с винтовкой ест бутерброд. И тут взгляд его упирается в аборигена, стоящего в запрещённой зоне и нагло улыбающегося прямо в него. Не прекращая жевать, часовой тщательно целит. Стреляет. И поезд его уносит.
А мальчишка медленно оседает, приваливаясь спиной к столбу. На лице всё та же улыбка. Но он больше не дышит! Не дышит!
Мы с Анфиской орём "вставай!", "на помощь!", бегаем вокруг, хлопаем по щекам, дуры, позабыли, что привидения.
А он продолжал улыбаться и не дышать.
А потом мы просто стояли рядом по стойке смирно. Нет, не рыдали. Погибшим надо честь отдавать, а не бабские слёзы. До тех пор стояли, покуда не задребезжало пространство, унося инфо-прилёт. Это шеф приказал завершать.
И тогда мы упали где стояли. И дружно заревели - с подвываниями, иканиями, соплями... некрасивая картина. А плевать. Уж на что я закалённая, чего только ни повидала, а тоже.
Раз пошли слёзы - выберется племяшка: скинула, значит, непосильный груз, и будет жить дальше. А как иначе? Наши тогда смогли, и мы сможем. Всегда. Да. Но от этого понимания почему-то ревелось сильнее.
Вот потешно-то мы смотрелись для местных: валяются две голые, вымазанные в саже тётки и воют взахлёб. Ничего, когда будет мемо-фильм - а он будет! - то и они будут рыдать. Прозрачными светлыми слезами. Здесь же, на этом самом месте. Памятник тут поставят. И ещё там, на дороге.