Солнце сегодня было особенно жарким. Красный круг повис над горизонтом, колеблясь в мутном воздухе как пьяный. Даже здесь, в порту, у воды, все равно чувствовалась странная удушливость, словно бы огромный великан дохнул на весь город горячим похмельным дыханием.
Высадка главных сил Святого Ордена произойдет ночью. Вечером к пирсам причалили только небольшие шхуны - они перевозили тех, кто должен был отогнать портовую стражу.
Арата сошел с корабля в последних рядах. Раньше, года три назад, он, несмотря на горб, сиганул бы на бревна пирса первым, впереди отчаянной оравы грозно ревущих бойцов, увлекая за собой, подавая пример и вселяя храбрость в робкие сердца. Но вот уже год, как Арата перестал бросаться в бой первым. Перестал убивать собственной рукой. Боги не убивают.
Арата не сомневался, что нашел его. Он не хотел показывать свое могущество, скрывал как мог. Конечно, дон Румата - не бог. Скорее всего - ангел, непобедимый, неуязвимый, желания его исполняются вопреки всему. В отличие от желаний Араты.
...Сначала они убьют молодого принца, щенка с голубыми глазами, который никогда в жизни не узнает что такое грязь и пот... Дон Румата должен его защищать - как никак в эту ночь он дежурит у опочивальни. Вряд ли это поможет, скривился Арата, но при нападении на принца Румате придется убивать, об этом позаботятся. Если это не поможет, то мы перебьем всех, кого так любит ангел. Всех, кто скопился в Веселой башне, всех, кто с недоумением и безысходностью ждет своего часа, всех кто не понимает, как можно казнить за мысли на бумаге...
Но и это вряд ли поможет... Проснется ли ангел, когда убьют женщину, к которой он привязан? Если нет - то Арата умертвит всех в этом городе. До единого. Просто для того, чтобы ангелу некого было защищать. Чтобы он посмотрел на дело рук своих и ужаснулся, такой добрый, такой справедливый - как я допустил это? Как так получилось?
...- Утопить этих, - ледяным голосом произнес Арата, даже не взглянув на кучку поставленных на колени таможенников. Монахи деловито связали скулящих, послышался звон цепей, которыми обматывали будущих утопленников.
- Найти его, - все тем же ледяным голосом приказал Арата, иерей Святого Ордена, начальник двадцатитысячного войска, которое в этот день черным потоком захватывало Арканар. - Найти и привести ко мне...
Уже через полчаса Арата увидел, как около одного из притонов завязалась нешуточная драка. Поначалу казалось, что черные клобуки в замешательстве от сопротивления. Но это только казалось. Длинные копья ловко кололи толстых плечистых людей, большинство из которых были вооружены только дубинками. Арата медленно пошел к месту схватки, аккуратно переступая удушенных шлюх - их монахи убивали в первую очередь. Вот двери притона распахнулись настежь - из проёма сама тьма в рясах вынесла извивающееся тело.
Его поставили перед Аратой на колени, и только после этого иерей медленно откинул капюшон. Арата не наслаждался - он просто выполнял свою роль. Вага узнал его сразу - это было видно по блеску, который появился в выцветших глазах ночного короля.
- Друг наполовину - всегда наполовину враг, - произнес Арата и надвинул капюшон на глаза. Вага, казненный за свою жизнь уже четырежды, не произнес ни слова, когда тонкий клинок вонзился ему в шею и потянулся дальше - к самому сердцу.
Предводитель ночной армии, мятежник и зачинатель серого бунта против дворян, всемогущий младший брат царствующих особ - и еретик, проклятый всеми тремя официальными церквями - Вага Колесо должен был погибнуть первым. Так решили они вдвоем, Арата Горбатый и дон Рэба, еще два года назад, когда люди Ваги выдали предводителя крестьянского восстания первому министру Арканарского короля. Мятежник сидел в Веселой Башне долго, больше полугода, столько там не живут... И в один из дней Арата понял, что уже мертв, что эта бледненькая физиономия, палач, неделю назад вырвавший ему ногти - это последний человек, с которым он поговорит на этом свете. Но у Рэбы был святейший сан, и поэтому Арата сам, неожиданно для себя, рассказал все, что знал, словно на исповеди.
Рассказал о том, как познакомился, как вел дружбу и все больше убеждался во всемогуществе сына божьего, ангела во плоти. Дон Рэба сидел молча и слушал, и глаза его, мутные вначале, начали гореть странным светом. О, Арата слишком хорошо знал и понимал этот свет. Но дон Рэба хотел служить богу, слушать его приказы и говорить от его имени. Арата же не признавал никого выше себя. Даже если ему повезет и за свои страдания он попадет к святому Мике - Арата знал, что он наговорит всевышнему перед тем, как отправится в ад.
...Высадка войска затянулась - даже столичный порт не мог впустить столько судов, на которых Святой Орден прибыл завоевывать свое второе королевство. По крайней мере, так считал дон Рэба. Королевство... герцогство...епископство - какая разница, думал Арата, уже подходя к дворцу. Пока серые роты и черные клобуки действовали совместно. Они не мешали друг другу. Офицеры, не ведая, что творят, отдавали серым солдатам приказы, даже не задумываясь над их двусмысленностью. Штурмовики уничтожали дворян. Дворяне и гвардейцы - штурмовиков. Монахи добивали всех подряд. Вот вынесли и выбросили прямо в ров тело короля. Потом - завернутый в простыню сверток - мальчишка-принц. Вот серые выносят еще одного, аккуратно и плотно закутанного в сети. Тело внутри не шевелится.
Арата обернулся:
- Проследи за ним, - негромко приказал он Сове. - Чтобы даже волос не упал. Освободишь дона и проведешь его к наместнику.
Сова был одним из самых преданных его сподвижников. Бывший пастух, у которого проходящее мимо соанское войско вырезало не только стадо, но и всю семью, отказался принимать постриг, и ходил в черном плаще, чтобы быть похожим на монаха. Сова согласно кивнул, и десяток черных теней, отделившись от общей массы, мягко исчли во тьме.
Оставшиеся начали подтягиваться к площади. Конники прибывали быстро, и Арата занялся привычном делом - сосредотачивал и строил боевые порядки, рассылал патрули, принимал донесения, выделяя дополнительные отряды то на окраины города, то на центральные площади. В его голове был сосредоточен весь город, он словно жил в нем, в каждом закоулке, привычно и спокойно шла битва, которая требовала полной отдачи и не прощала ошибок. Каждая вновь прибывшая сотня занимала на площади строго отведенный квадрат, каждый всадник, заняв свое место, старался больше не шевелиться. Все знали беспощадный характер Араты - шаг в сторону зачастую считался предательством.
Большинство монахов еще год назад были простыми мятежниками. После договора с Рэбой Арата передал весть о своей казни и, в первую очередь, постарался, чтобы эта весть дошла до дона Руматы. Но мятежник даже не предполагал - каким именно способом ангел выручит его из темницы. Прилетевшая за Аратой железная птица заставила на тот момент еще колеблющегося дона Рэбу уверовать прочно, неистово и беспрекословно.
Арата, получив свободу, деньги и пока еще тайное благословление святош, быстро собрал в восточных областях метрополии армию, и явился с ней прямо к воротам столицы Области Святого Ордена. Лохмотья сменились на черные плащи и клобуки, вилы и топоры - на копья и мечи. Двадцатитысячная армия подготовилась к походу меньше чем за год.
Раздавая приказы, Арата все время внимательно следил за несколькими окнами, с лиловыми портьерами, за которыми сейчас (бывший мятежник знал об этом точно) происходит встреча ангела и человека. В какой-то момент шторы разошлись (Арата низко опустил голову), и два знакомых силуэта мелькнули в окне - чтобы потом исчезнуть. Лиловые шторы аккуратно задернулись. Ангел не проснулся.
Арата коротким свистом подозвал Удана - карлика, лучшего своего шпиона, мастера "проникновения".
- Возьми, - коротко сказал ему, сдернув с пальца массивный перстень с большим, кроваво-красным рубином. - Охраняй дона.
Занималась заря, солнце всходило в сером дыме пожаров. Ничто не могло поколебать спокойную уверенность богов. Ни молитвы монахов, ни смерть святейших особ, ни десятки грамотеев, так любимых Руматой, и которые, несмотря на эту странную любовь - сейчас гибнут в страшных муках. Ангел спас лишь двоих - лекаря и какого-то барона. Только эти двое по неизвестным Арате причинам стали избранными - среди десятков, сотен и тысяч. Мятежник сжал зубы. Непонятная, неведомая обычному человеку жестокая логика, словно прихоть судьбы... Чем эти двое лучше других?
- Барон Бау прорывается к выезду из города, - доложили Арате.
- Выпустить из города, - холодно приказал он.
Потом прикусил нижнюю губу.
- Серых уничтожить. Дворян, оказывающих сопротивление - тоже. В городе не должно оставаться никого, способного держать оружие. Выполняйте.
- Во имя Господа.
- Именем его...
Арата развернул коня и устремился к дворцу. Он не спал и не ел уже сутки. Есть не хотелось. Хотелось пить. И еще - ему обязательно нужно выспаться перед важным разговором.
Арата, опустив поводья, медленно ехал по улице Котельщиков. Копыта почти не цокали, а скорее чавкали по грязи. И опять он - не во главе, а фактически в самом конце громадной колонны святых рыцарей.
Чего он ожидал от этого разговора? И чего ждал от предстоящего убийства? Много раз Арата убеждался, что жизнь человеческая - ничто для богов. Они не убивают сами, они заставляют это делать других. Но боги и спасают. Не всех, только избранных.
Но неужели он, столько раз побитый, дьявольски жестокий предводитель восстаний, неужели он думает, что простые слова способны пробудить что-то внутри высших сил? Что еще нужно, чтобы установить простую справедливость для всех - поровну. Мог ли он, Арата, найти эти слова, даже не для бога, для простого ангела?
Арбалетчики за спиной Араты, мастера своего дела, не промахивающиеся просто потому, что не умели этого делать - они прекрасно знали - что они должны сделать.
Хотя... Арата уныло склонил голову - что за дела у знатного дона к дочери бакалейщика? Так, поразвлечься...
-Пошли, - приказал он на грани слышимости. Две черные тени побежали вперед, смешно подобрав полы, с арбалетами наперевес...
Нервная дрожь прошла по черным рядам. Колонна монахов задрожала, начала скучиваться, словно уперлась в неодолимую преграду. Но движение вперед не прекратилось.
Арата не сразу понял, ему понадобилось три-четыре секунды, чтобы осознать - ангел проснулся. У этого ангела не было ни черных, ни белых крыльев, его глаза не горели неземным светом. От его дыхания не ложились замертво сотни и тысячи. Просто впереди начали падать и тухнуть факелы, словно бы тьма обрела силу и стала наступать. Мятежник мягко соскользнул с лошади и исчез в подворотне.
Пробираясь задними дворами, через грязь и сгнившее дерево, путаясь в длинной сутане, Арата явственно ощущал приближение битвы. Словно бы шла волна в открытом море - без пенных барашков, вроде и не страшная: просто море поднялось, чтобы обрушится на землю. Арата с остервенением сорвал с себя черную одежду, кожа горела, словно тысячи иголок вонзились в тело.
Когда он вынырнул из узкого проема домов, фактически у самого дома Руматы - здесь все было кончено. Черные фигуры валялись прямо на дороге, лошади, нетронутые, прильнули к стенам, либо понуро, блестя боками, разбредались по улице, аккуратно переступая через убитых.
Абсолютная тишина - ни одного стона, ни бульканья, ни шороха. И только впереди глухая возня, редкое позвякивание, и постоянный стук - словно промокшие кули с пшеницей валятся в грязь. Арата подобрал один из факелов, раздул почти затухшее пламя - и резким движением забросил его внутрь дома дона Руматы. Ангелу не надо, да и некуда возвращаться...
Со ступеней дворца бежали новые и новые бойцы, кто-то кричал: Отойди! Дай месту! Куда прешь? - и молодой арбалетчик, пытавшийся прицелиться, повалился навзничь, изо лба торчала арбалетная стрела. Дон Румата, не меняясь в лице, выудил прямо из воздуха очередную стрелу, словно отмахнулся рукой - а человека, стоящего перед ним, отбросило на добрый десяток шагов. Мечи благородного дона рисовали какие-то неведомые петли, и не останавливались ни на миг, железо не звенело - лучшие мечи Империи в руках благородного дона Руматы тонко свистели, рассекали воздух, доспехи, плоть и кости, - и не желали ничего парировать, чтобы не затупиться в этом водовороте смерти.
Арата, тяжело дыша, с обнаженным мечом, вжался в стену. Да что же это? Как это? Ведь десять таких бойцов... да что десять - трое таких, да в ярости, способны смести все на своем пути. Да и зачем эти армии? Зачем кровавые битвы, разорванные в клочья тела - если всего один такой дон Румата, неостановимый, словно смерч, способен обычным пинком сорвать обитые железом ворота с петель...
-Пора,- сказал Арата сам себе, как только бой переместился во дворец. Движения горбуна приобрели изящную мягкость, чуть изогнутый меч холодно лежал в руке, внушая уверенность. Но вот как раз уверенности в душе Араты было очень мало.
-...и будет править он вечно, - повторял дон Рэба, и тяжелая корона почти выпрыгивала из его холодных пальцев. Первого министра лихорадило не на шутку - он тоже слышал поступь бога, его тяжкую мощь. Пусть сегодня падут новоиспеченные монахи - воины Араты Горбатого... это не важно. Зачем тебе войско, если ты под сенью божественных сил? Бог явился за земной короной, в благости своей он ниспошлет свою благодать всем, даром, сколько угодно!
-Прекратить! - лязгающим голосом выкрикнул Рэба, заметив дона Румату еще в конце ярко освещенного факелами коридора, выкрикнул больше для проформы - воины, охраняющие этот проход в Лиловые покои, были его личными бойцами, и хорошо все понимали. Пространство перед Руматой очистилось вмиг - монахи исчезли в потайных проемах, прихватив с собой и трупы.
Дон Румата, воплощение божественных сил, ангел или аггел, бог или демон - спокойно приближался к смиренно стоящему на коленях серому министру, к протянутой на тонких руках короне, чтобы, наконец, впервые в истории - принять власть как должно. Краем глаза Рэба заметил, что в десяти шагах позади Руматы мягко крадется одноглазый Арата, с чуть изогнутого меча капает кровь. Этим человеком займемся позже - с неудовольствием подумал магистр Святого Ордена.
Румата приблизился, и коротким, куцым движением вогнал левый клинок в грудь министра. Тот повалился на бок - без стона, только корона, кроваво отблескивая в свете факелов, покатилась по ковру. И в следующий миг дон стоял напротив Араты. И тот понял, что он должен... обязан выдержать этот взгляд. Нет, не ради себя, не ради каких-то высоких целей, просто ради тех, кто шел за ним, сотнями и тысячами - через пустыню и болота. Не сомневаясь в нем ни на миг, в своем славном атамане... бросаясь голыми руками на закованных в броню рыцарей, голодая перед воротами осажденного замка, где бароны, досадуя, но ухмыляясь, с высоких стен посматривали на ходячие скелеты внизу.... умирая в проклятиях и болезнях... и тюрьмах... везде... словно бы они не люди, а лишь мясо, смазка для клинка.
Арата не совсем понимал, что он сейчас чувствует. Ненависть? - она всегда при нем. Если бы Румата попросил - убей меня - то убил бы. Даже не задумываясь. Если бы приказал броситься грудью на клинок - бросился бы... тоже не особо размышляя... так что же происходит?
В уши вдруг ударил колокол - огромный, от его звука загудел весь мир. Арата попытался повернуть голову, но не смог, потому что странная тяжесть навалилась на плечи, но атаман знал, что надо выдержать - просто выдержать, и все будет хорошо, как обычно. Но Арата с изумлением увидел, как, все убыстряясь, к нему приближается ковер, которому положено лежать на полу.
-Будьте вы прокляты...
Вот и все, сказал себе Арата, когда пришел в себя. Отзвуки прекрасных голосов, что он слышал в этом странном сне - все еще блуждали в его больной голове. Зал казался шаром: стены причудливо выгнуты... а руки не слушались. Во рту было мерзко, очень хотелось пить ...
Вот и все. Они спустились за своим собратом. И ушли обратно. На небеса. Будьте вы прокляты, твари, хотелось закричать Арате, но ватный язык не слушался, и он начал просто шевелить губами, ругаясь последними словами, которые узнал в самых злачных закутках этого грязного мира. Непослушными пальцами атаман подтянул к себе меч, рядом валялась покрытая самоцветами корона, испачканная в крови первого министра. Арата с трудом поднялся, не выпуская из рук ни меча, ни короны. Держась за стену, он пошел по коридору, чувствуя, что стены из круглых превращаются в обычные, сила возвращается, головокружение пропадает.
В одном из залов он столкнулся с Совой. Пожилой воин, в лохмотьях, отдаленно напоминающих плащ, весь окровавленный и в грязи, встал напротив своего атамана.
-Чего? - тяжело спросил Арата, и тотчас понял, что Сова смотрит не на него, а на корону. И не просто смотрит...
-На, - с отвращением пробормотал атаман. - Бери.
И Сова взял, а потом потянул меч из ножен.
Но Арате было уже все равно, что с ним сейчас произойдет.
И тогда соанский пастух, шагнув к атаману, вдруг поднял руку с короной - и нахлобучил ее на голову Арате с такой силой, что тот пошатнулся. Вокруг стонали люди, кто-то шуршал в полых стенах, кряхтел, отходя от ангельского сна.
-Да здравствует Арата, - хрипло, еще не очень твердо сказал Сова, повернувшись с обнаженным мечом в руке к ковыляющим по залу людям. И его голос, столь раз звавший в атаку, пробуждающий силу и мужество, набрал силу, железом раскатился под сводчатыми стенами: