Аннотация: Ей достались красные башмаки, чалма и дудка. Вы думаете, она - заклинательница змей? Нет, всё намного сложнее...
«...Вот так, сама не ожидая, после похода в Чёртовы земли я не только получила вожделенный зачёт, но и порадовала Линду охотничьей байкой. Обрела брата в лице голубя (или у них не лица, а морды?.. Ай, неважно!) Уверилась – ещё раз – в дружбе конька. Да и в дружбе Терентия, коли на то пошло.
IMHO, даже если вспомнить, что я чуть не погибла, – всё равно это был хороший поход. Конёк говорит – «самая трудная охота»; говорит, чтоб я бога за свою удачу благодарила… ну а мне пофигу!»
Тошка усмехнулся. Э-эх, Марийка, Марийка, сколько бы ни прошло времени, а ты всё не меняешься! Даже после того, как мы с тобой, изящно выражаясь, «дёргали Смерть за усы» – тебе пофигу. Такая же легкомысленная, всецело отдаёшься своей музыке, обкладыванию новых «ЗВ» в интернете и прочим нехитрым радостям продвинутой сельской жизни. «Звучит как абсурд», – подумал Антон. – «Продвинутая сельская жизнь… это надо же!» Но его подруга сама выбрала такой жребий; «нефиг, брат, придираться».
Он нажал «Удалить» на быстрофоне, стирая Марийку из памяти и тем самым – отпуская её на волю. Good-bye, подруга. Нам с тобой выпало когда-то много приключений вдвоём… однако всему приходит конец. «О тех весельчаках, которые нам свет лишь легкомыслием своим животворили, не говори с тоской: ИХ НЕТ, но с благодарностию – БЫЛИ!»
И побрёл дальше. Он порядком устал; до трактира было далеко, и ноги зудели от ходьбы. Можно было, конечно, перекинуться каким-нибудь зверем, например (как он обычно делал) конём; тем более, так-то оно быстрее – но человеческий облик нравился ему. Антон решил, что Земли Мрака стоит посещать именно в этом облике. Кроме того, одним из преимуществ смены внешности было – создавать себе на ходу новую одежду и обувь. А идти босым по местной, весьма недоброй земле, у парня не было желания, поэтому он быстро сотворил крепкие (пусть и грубоватые) башмаки-сабо.
«Старая гвардия», – думал наш герой. – «Потомки тех чертей, которые не смирились с приходом Усатого (чтоб ему провалиться, треклятому!) Правда, мы с князем в последнее время шухеру навели – но Змиевский не сдался. Просто затаился после того грандиозного разгрома; а вот куда он спрятался – неизвестно. Ну, да это мы теперь и будем выяснять...»
Он огляделся по сторонам. Да-а, натешились они тут славно!.. Вон лежит труп толстопузого чёрта с обломанным рогом; глаз заплыл, под ним синяк, поросячье рыло на хрен расквашено (это она в него углом печи въехала, должно быть). Вон какой-то худой валяется, рога – на полметра в длину, торчат, будто козловьи. Позвоночник у него переломан, руки-ноги безвольно обвисли. «Так им и надо, людоедам», – без жалости подумал Антон. Потом всё-таки промокнул глаза платком (достойный враг по-любому остаётся достойным, даже если он – исчадие ада!), и уже совсем был готов убираться отсюда, но вдруг… Женский плач, донёсшийся из груды мёртвых тел, привлёк внимание Тошки.
Он рухнул на колени (один сабо при этом слетел), принялся раскапывать – вернее, разбрасывать в стороны – уродливые тела.
Примерно на третьем чёрте Антон понял, что звук исходит снизу. Справа. Полез туда. И…
То, что обнаружилось, женщину (тем более, плачущую) абсолютно не напоминало. «Ещё один пан Змиевский!» – изумлённо присвистнул юноша. Такие же усы, такие же Рачьи клешни и раззолоченный мундир, ну разве что комплекция чуть потоньше, да нос не горбатый. Однако ж звук исходил именно из его тела. Где-то там, в складках золотой чешуи, скрывалась вопящая.
Антон достал из штанов шило-заточку – самодельное, чтоб не сказать «самопальное». С неким извращённым удовольствием всадил в бок мёртвому Гаду. Рванул.
Через пару часов потрошения большого тела (а вопль не унимался, по-прежнему драл уши; кроме того, несчастная ведь поняла, что её наконец-то вызволяют, поэтому Антону пришлось выслушивать беспрестанные причитанья вроде «Ну чего ты там копа-аешься, давай-давай, побыстрее, бли-ин!» Впрочем, он отнёсся к этому спокойно и равнодушно. Надежда на благосклонность девушки – если он, конечно, успеет и её спасёт – по-любому оставалась; голос звучал так, что наш герой понял – она ещё молода. Вполне возможно, и неплоха собою! А раз так, её капризный тон не имеет значения)…
Так вот, через пару часов, пока он, себя не жалея, возился в кишках и холодной Гадской крови, сквозь всю эту мерзкую грязную жижу, наконец, проглянул чей-то глаз.
Они уставились друг на друга: парень, вид у которого сейчас был… мягко говоря, не лучший. Девушка, от коей, собственно, только глаз и был виден. Два одиноких, вряд ли кому нужных человека, встретились таким вот странным образом – на самом верху горы из чертячьих туш.
Спасаемая перестала орать. Повращала глазом, словно любопытствуя. Осмотрела Антона с головы до ног.
– Т… Тося, – представилась она.
– А я – Тошка, – по-прежнему холодно и бесстрастно проговорил он, продолжая орудовать шилом (но теперь уже бережнее, чтоб её не задеть). – Очень приятно, мамзель. Видимо, это судьба.
– С… су… дьба…?
– Ну да, – юноша ухмыльнулся, надеясь, что его гримаса со стороны не выглядит грубой и страшной (ведь он порядком устал; сейчас ему было не до нежностей). – То, что у нас одинаковые имена. Это значит – мы с тобой идеальная пара.
Тося хихикнула (насколько вообще можно было расслышать).
– Ты, г… г… лавное, чухайся там давай. Н… не гомозись, – буркнула она.
Антон старался, как мог. «И – никакого тебе царя-батюшки», – мелькнула мысль. – «Никаких героических квестов с Марийкой вдвоём! Вместо промозглой р-романтики – не пойми что. В грязище, говнище, в поту и крови. Ять!.. Но на любую другую жизнь я ЭТО не променяю».
Чтобы освободить Тосю, у него ушло ещё несколько часов. Дело казалось безнадёжным, затянутым до бесконечности и не окупавшим себя. Тем не менее, он работал. В конце концов – чёрная, ужасная, покрытая мелкими Гадскими костями, слизью и прочими «прелестями» – она встала перед ним во весь рост. Тут же оступилась, заскользила. Антон подставил ей под ногу носок своего сабо.
– Стоять можешь?
– Д… да. Кажется. Блинский нафиг, г… голова-то к… ружится! Держи меня. Д… держи, – бормотала она. Юноша помог ей, поддержал под руки. Аккуратно спустил с распотрошённого мёртвого тела.
– Давай, пошли. Скоро будет трактир, там из тебя сделают человека.
– Это хорошо, – (Тося, кажется, улыбнулась. На её мокром чёрном лице было не разглядеть как следует). – Ну что, охотничек, ты рад? Как-никак, с поля битвы идёшь не с пустыми руками. Д… добыл себе хороший тр… офей.
– Рад, – серьёзно кивнул Антон. – Рад, что ты жива.
– Молодец! Да и я не ждала, что ты ответишь по-другому, – удовлетворённо отозвалась Тося. Она уже, очевидно, приходила в себя; способность нормально мыслить (и оценить ситуацию) мало-помалу возвращалась. Жуткая девушка обхватила своего (надо признать, весьма оторопевшего) избавителя правой рукой за шею. Вновь оперлась изгвазданной ступнёй на деревянный башмак.
– Бьен, мон прынц, я готова. Вперёд.
У болота громко (и грозно) выли какие-то местные жители; в другое время, будь здесь Марийка или, скажем, князь Голохвостый, Антон не без удовольствия пострелял бы по блуждающим огонькам. Вот только теперь ему было не до этого. В глубине души парень надеялся, что «Старая гвардия» позаботится о Тосе, иначе-то ему придётся тащить девушку за собой всю дорогу. А это обуза не из самых лёгких (впрочем, не виси на нём сейчас все эти важные обязанности по поиску и ниспровержению пана Змиевского, он бы с удовольствием занялся своим… кхе-кхе… «трофеем». Хоть внешность Тоси и не разглядеть сразу, наш герой уже видел, что не обманулся: по фигуре, да и по лицу судя, спасённая довольно мила. Другое дело, после сегодняшних мытарств не осталось ни сил, ни желания на что-то большее, чем просто отдохнуть…)
Понемногу они приближались к нужному месту. Чахлое дерево на развилке дорог пыталось сцапать бедняжку Тосю («мало ей, что ли, Рачьей утробы?!») Однако наш герой скорчил безумную рожу – «Не смей, она МОЯ!!» – и вредная ольха спрятала ветки куда подальше.
При свете звёзд они прошли широкий луг, который был грязно-серым и до тошноты противным. Хлипкий мосток над оврагом, журчание холодного ручья… Девушка и её спутник шли к таверне. Большой крепкий дом, с круглыми стенами и толстою крышей, напоминавший издали чудовищный гриб – таким увидела его Тося.
Наш герой постучал в ворота.
– Кого там ещё, к …, чёрт несёт?
– Это я, пан Яцек, – во всю глотку гаркнул Антон. – Не узнали, что ль?
– Тошка? Так бы сразу и сказал! Я, по чести, не надеялся, что ты заявишься сегодня. Но связной уж сто лет как ждёт, – затараторил толстяк корчмарь. – Ты распознаешь его сразу – он синюшен и тощ. «Старая гвардия» снова имеет проблемы со снабжением; подвоза пищи не было пару дней, не говоря о проблемах с мылом…
– Кстати, о мыле, – прервал его Антон. – Подготовьте бадью с водой – даме нужно прийти в себя! Она у нас порядком исстрадалась, пока сюда добралась… Да и я бы, грешным делом, не отказался чисто вымыться. Прежде чем на связь идти.
– Делать мне больше нечего, – буркнул Яцек, – только воду греть в середине ночи! – Однако ж, хоть и бурчал сперва, всё исполнил как надо, не подвёл. Так что, оставив Тосю нежиться в тепле и холе, наш герой спустился в трапезную. Где ждал Иван.
Он сидел за столом, покуривая длинную трубку. Морщил лоб, как истый скептик, оглядывая комнату (и – при виде пьяных сельчан, дремавших прямо на столе – ещё больше кривился).
Ивану – на первый взгляд, по крайней мере – было лет пятьдесят девять. Ещё не совсем старый, но уже седой, противный и… так сказать, ЧЕРЕПООБРАЗНЫЙ. Глядя на него, Тошка почему-то вспоминал те же «Звёздные войны». Императора, каким он был до Трилогии Приквелов – бледного, сухопарого. «Шкилявого».
– Здравствуй, приятель, – молвил Антон.
– Здорово, – сказал Иван. – Как поживаешь? У тебя, кажется, было ко мне какое-то поручение…
– Меня интересует пан Змиевский. Ну, тот, который – помнишь – чуть не погубил мою подругу.
– «Интересует»? Это как?
– Да вот так. Я хочу, чтобы «Старая гвардия» занялась им. Пусть приходят сюда… ну, скажем, завтра. Будем говорить; причём серьёзно.
– Приходят – как? В полном составе?
– Зачем в полном. Человека три... Или Не-Человека (что тоже самое). Я объясню, что нужно сделать. Где и как пустить слух о награде за голову Змия; кого из здешних бандюков к охоте привлечь. Может даже, попробуем втянуть в это дело самого графа ди Чер...
– Ди Чертандо?! – ахнул Иван. – Да ведь это же дряхлый, больной старик! Он сиднем сидит в своём холодном замке, носа не высовывает. Какой тебе от него толк?
– Ну, не скажи. Полезные знакомые среди мафии у него имеются.
– Значит, расставим древнему Змию ловушку. Я понял твою мысль...
Так они проговорили примерно час (а может, полтора). Иван не соглашался; Тошка спорил, отстаивал своё мнение, как только мог. Наконец связной стукнул кулаком по столу.
– Ладно, убедил!.. Всё я сделаю, как ты хочешь. Стукну наверх, комиссарше. Завтра жди её в гости. Можешь считать, твой враг уже у нас в кармане.
«Ох, не нравится мне такая стопудовая уверенность», – думал наш герой, провожая взглядом широкую спину Ивана, удалявшегося к себе в комнату. – «Что-то в ней есть подозрительное». Но делать было нечего – ему пришлось положиться на этого человека, хоть он и знал его недостаточно хорошо. В любом случае, комиссарша (кто бы она ни была) вряд ли подкачает. Если же окажется не так – впору вешаться с досады и тоски.
Утро сменило ночь. Бледный рассвет, как робкий мальчонка, крался по лугу; за окном виднелись первые лучи. Можно было идти на все четыре стороны. «Старая гвардия», в случае чего, найдёт сама. Да и о Тосе они обещали позаботиться… так что нашего героя тут ничто больше не держало. Белый голубь с князем Голохвостым вряд ли объявятся (Антон сильно подозревал, что они остались у Марийки в селе. Хоть и не был, опять-таки, уверен – но не собирался торчать в трактире только на тот случай, если его друзья передумают).
Не собирался – и всё-таки сидел. Глушил тёмное лаэдское, кружку за кружкой, иногда разбавляя «Старым Хао». Сам не зная, почему, он решил остаться здесь на день.
Внезапно он вздрогнул, как Марийка на том последнем шабаше, и резко выпрямился. Уставился на дверной проём. Успел ещё подумать: «Да-а… А ведь чутьё-то не подвело!»
Потому что в зал вошла Тося.
Он не сразу понял, кто это, хотя девушка, прямо скажем, не сильно изменилась. Осанка, походка и фигура – всё было её. Однако ж она отмылась, посвежела, оделась в хорошее (пусть – бедное, пусть – скромное) платье, и сейчас с достоинством шла по пыльному трактиру, делая вид, что не замечает ни плевков на полу, ни окурков, ни пьяных рож вокруг. Вообще никого, кроме Антона.
«Ну ты даё-ёшь!» – он удивлённо покачал головой. «Та ещё оторва… смотри-ка!» И, не пряча восхищения, шагнул навстречу к ней.
Должно быть, Тося хотела его обнять. Облобызать во все места сразу. Прижаться покрепче (как-никак, она ведь была его добычей. Пусть и не с бою взятой – а тем не менее!..) Но парень и девушка, сдержав эмоции, просто подошли друг к другу. Тося сделала книксен. Не особо изящный, кстати.
– Привет, – сказала она. – Рада, что ты ещё тут.
– Я тоже, блин, – шепнул наш герой. – Рад, что сумел… хоть ненадолго… задержаться.
– Значит, мы оба (кхе-кхе) не прогадали, – кокетливо кашлянув, она улыбнулась.
«Тоже мне, Жаконда!»
...На ней были красные башмачки, ярко-синяя чалма (это плохо сочеталось с её простой и неприхотливой одеждой, но до невозможности растрогало парня). Тося, очевидно, любила наряжаться, даже когда это стремление граничило с безвкусицей. «Ну что ж… Простительная слабость, коли так рассудить здраво!»
– Потанцуешь со мной?
– Нашим удовольствием, – он взял её за талию. – Что это у тебя, милая, за ботиночки?
– Я нашла их у постели. Сразу, как встала. Там ещё была записка… такой, знаешь, корявый почерк… Это, мол, для очаровательной дамы. От корчмаря Яцека и его друга. Я решила – от тебя!
– Нет, не от меня. – «Странно! Но сегодня, кажется, вообще день странностей».
– И чалма, – сказала Тося. – гляди, правда, здОрово? А ещё там была дудка…
– Зачем тебе дудка? – Антон кружил её в вальсе, и на самом деле его, признаться, не очень-то интересовало, что за таинственные подарки достались его спутнице (а тем более – КТО оставил их).
– Змей заклинать. Всегда мечтала стать факиром.
– А-а… Ну, в добрый час! Твоё умение нам понадобится, если поймаем пана Зми…
– Хватит тебе. Не стоит сейчас про «пана Зми». Лучше – просто танцевать. Ни о чём не думая!
(Ох, как сладки были её поцелуи! Как залихватски лилась музыка из её дуды; как чудесно было плясать по грязным половицам!
И – вино. Много, много хмельного вина).
Тося со своим спасителем так надрались, что заниматься любовью и в этот день не стали – заснули сразу. Часов до трёх, не отойдя как следует после танцев и пьянки, они дрыхли, словно безбожники – а потом Антон принял свой четвероногий облик и пошёл на луг пастись. Вечером же, сообразив, что весть от Ивана должна была уже разойтись, как круги по воде от гальки, и, значит, «старогвардейцы» сейчас в трактире – снова перекинулся человеком. Пошёл назад. Комната была пуста и темна; юноша зажёг лучину, при её тусклом свете вымылся (довольно тщательно), надел свежую рубаху и штаны («Ну как „свежую“… Самую приличную из того, что под руку попалось!»
...а тогда уж отправился искать свою подругу.
Она была в общем зале. Наигрывала что-то из Берта Торстейна. Нога её – в ботинке – рьяно била по деревянной стойке. Антон снова умилился; его даже пробило на слезу.
Вокруг были люди, которых он не знал, но почему-то сразу понял, КТО это: скажем, бледная женщина в простом чёрном свитере, с гладкой причёской. Она напомнила ему Женю Борщ из древней пьесы «Комиссарово тело». Высокий парень в сорочке, босиком, с тёмными кудрями до плеч. Песиголовец, у которого на темени был смешной хохолок. В общем, «Старая гвардия».
– Хе-хе, – вдруг сказал кто-то невидимый за спинами у них. – Собрались, значит… И не подумали, голубчики, что прямо в ловушку мою идёте. Захочу – проглочу. А захочу – могу и, не сходя с места, насмерть заклясть.
(«Вот это „хе-хе“, прах меня побери, очень и очень знакомо! Иван!.. Ну конечно. Иван… Как знал – не надо ему верить. Только вот… „Заклясть“?! Как это – заклясть?»)
Вдруг юноша обратил внимание на Тосю. В движениях «факирши» улавливался некий ритм, чужеродный, можно даже сказать, нечеловеческий. И по-своему страшный... Как ни было это удивительно, Тосина нога не просто двигалась в такт музыке – она тоже ИГРАЛА. Носком ступни девушка жала незримые клавиши (будто на ксилофоне), пяткой била по педали. «Ай да красные башмачки!» – ахнул про себя наш герой. – «Не-е, тут явно дело нечисто!»
Кожа девушки на глазах покрывалась чешуйками. Мертвенно-синюшными. Он чуял гадкий запах этой кожи. Голова у Тоси стала еле видна, почти скрылась под чалмой. А вот шея, напротив, удлинилась; огромная шея – куда там жирафу! И крохотное злое личико.
По-прежнему дёргалась, ИГРАЯ, левая нога в башмаке.
Наш герой чувствовал, что не может не слушаться проклятой дудки. «Вот же влип», – думал он. – «Повёлся, дурень, на милое личико». При этом, конечно же, он знал наверняка: сама Тося тут ни при чём. Всё это – шуточки его врага. Змиевского. «Музыка тоже может быть средством охоты, прах меня побери!»
«Только… Головой, блин, го-ло-вой думать надо, когда подарок берёшь! Тем паче – не проверив, от кого».
Мамзель Борщ сказала, смахнув слезу:
– Мы думали, что начинаем охоту на вас. А на самом деле – это вы охотник, пан Змиевский! Мы всего лишь жертвы…
– Я, – хохотнул старик, – давным-давно придумал этот план. Как вас всех собрать в одной таверне. Дать необходимое – колдовское! – музыкальное сопровождение… И под эту дудку заставить вас плясать. Вместе с Антоном – моим врагом. Будете просить пощады? Ну-ну, не тушуйтесь. Мне хотелось бы это услышать!
– Я надеялась купить вас пухлым и сладким комиссаровым телом…
– Милая, в двести с лишним лет даже тощее тело мудрой змеи не может заинтересовать меня. Куда уж вам!
– Тогда я смиренно прошу поща…
– О! Вот то самое, что я ожидал услышать.
(«Слабаки», -- взвыл про себя Тошка. – «А я-то и на них, к всему ещё, полагался!»)
– Господин Змий, – буркнул песиголовец, – победа за вами. Можете делать, что возжелаете; «Старая гвардия» всецело в вашей власти.
– Да вы мне не нужны, – Иван вышел откуда-то из тени, страшный, раздувшийся от гордости и самодовольства. Ухмыляясь, с достоинством огладил своё золочёное брюхо. Теперь он абсолютно не напоминал Палпатина – скорей, гигантского жука.
– Мне нужен только Антон. Я йому, правда, нiчого не зроблю… З'їм, ото й усе.
(Примечание автора: «З'їм» – искажённое чертячье «skhimme», т. е., «надругаюсь», «изнасилую». Иногда использовалось и в значении «сожру», однако это явно не тот случай).
Парень покорно опустил голову, как бы смиряясь со своим поражением… Но тут же поднял снова:
– Ты кой-чего не заметил, пан Змиевский.
– ЧЕГО, глупый щенок?!
– Да Тося-то уже не играет.
В самом деле – она молчала! «Что это может значить?» – напряжённо думал Антон. Он от души надеялся, что девушка нашла в себе силы противостоять страшному колдовству. Впрочем, до конца всё-таки знать не мог – и был, по чести говоря, напуган...
Тут из Тосиной дудки снова раздалась музыка. Теперь это было больше похоже на Майлза Маккриди: странные звуки – мелодичные, но в то же время сильные, резкие.
На пана Змиевского эта музыка подействовала очень неприятным образом. Его влекло через весь зал; он был неспособен остановиться хоть на миг. Ходил по полу на четвереньках, словно в жутком брейк-дансе («Брейк?! Под Маккриди? Ох, Тося, Тося!») Мотался из стороны в сторону. Лохмотья, оставшиеся с того момента, когда он ещё носил облик Ваньки, реяли туда-сюда. Пан Змиевский кричал, распялив большую пасть. Антон видел его окровавленные жвалы, чёрную глотку и даже, кажется, часть утробы. От такого зрелища он опять почувствовал мурашки на спине.
А потом всё стихло. Страшного существа, распростёртого на полу, уже не было.
Только валялась золотая лушпайка – большой кусок чешуи. Враг исчез.
В спёртом воздухе ночлежки вдруг прозвучало:
– Рано радуетесь, гниды! Ещё вс-стретимся…
И больше ничего не напоминало о том, что Великий Змий был здесь.
– Вот чего правильный музон делает, – пробормотал крепыш в вышиванке. – А то – «влияние Запада», «влияние За...» – Он поймал укоризненный взгляд комиссарши и, смутившись, умолк.
– Ну ладно… Кто как, а я на боковую, – молвила мамзель Борщ. – Кто прав, кто виноват – завтра будем разбирать! А заодно и рассудим, нужна ли нашему народу такая музыка.
***
Утром Антон покинул ночлежку. Шёл через мостик, как вдруг услышал за спиной чьё-то «Эге-ге!» Он обернулся на этот окрик...
Конечно, за ним брела Тося. Но не та, прежняя Тося, хотя и от кошмарной заклинательницы в ней не осталось ничего. Кожа у девушки порозовела, черты лица заметно округлились, а голова уже не пряталась под чалмой. Башмаков при девушке тоже не было.
Парень увидел, что на щеке его подруги – здоровенный синяк, да и прихрамывала она, прямо скажем, более чем заметно. «Мамзель Борщ. Тут к бабке не ходи – вряд ли ошибёшься! Ревность, помноженная на идеалы „старогвардейцев“ – страшная сила». Однако вслух он, ясное дело, такого говорить не стал – лишь кисло усмехнулся. Тося отсалютовала ему, вытянувшись во фрунт – ну то есть, не во фрунт, а... как могла). Наш герой остановился подождать её.
– Я думал, ты не придёшь! После вчерашнего-то...
– Разве я тебя брошу, – хмуро и как-то бессильно отозвалась девушка. – Не говори глупостей, Антон.
Он пересёк мост. Тося, тем временем, на некоторое время задержалась у перил, чтобы перевести дух.
– Так-то лучше! – довольно сказала она, не без труда догнав юношу. – Никакого тебе колдовского убора...
– Не хочешь, стало быть – ни дуды, ни чалмы?
– Ага. Не хочу – от слова «совсем»... Милый, давай хоть сейчас не будем об этом!
– Ладно, – кивнул он. – Как скажешь.
(«Я уже знаю, что и с тобой, красавица, мы расстанемся быстро. А всё-таки – хочу тебе счастья. Ты хорошая девочка, несмотря, что поддалась на злое колдовство. Может быть, ты ещё найдёшь человека, с которым тебе будет лучше. Прости, но, видимо, я – не он...»)
***
...Видение это пронеслось в мозгу парня – быстро, как молния; быстрее, чем мы тут излагаем ход его мыслей. Но он ни на секунду не усомнился. «Да, вполне возможно и такое. Она окажется нестойкой. Успеет ещё раз десять – а то и больше – нас со старогвардейцами предать. Только… Какая, прах его побери, разница!»
– Да ни за что, ё…! Просто так.
Антон умилился – втихомолку, не говоря ничего вслух – и даже прослезился. «Вот всегда… Всегда находятся они – девушки, которых надо спасать! Которые нам потом благодарны». Поэтому он продолжил работать заточкой, разрывая тугую, холодную и неподатливую плоть Гада.