- Моя мать родилась в одном из Радужных Городов. Ей, как и всем другим жителям, присвоили безличный номер, но с самого раннего детства её не звали иначе как Луна.
Моя бабушка, с которой я, увы, не знакома и даже не знаю, жива ли она ещё, утверждала, что младенцем моя мама переставала плакать, если ей показывали луну или месяц на небе. Позже, в полнолунные ночи, она ходила во сне. Это прошло с возрастом, а её любовь к ночному небу и лунному свету осталась. Как и имя.
Город, в котором она провела детство и юность во многом походил на ваш, только в центре возвышался чёрный массив Храма. К югу от него стояли корпуса тёплых цветов, в них жили женщины и маленькие дети, на северной половине города находились здания холодных цветов, там проживали мужчины и мальчики, которым исполнилось шесть лет.
Границу обозначал ряд невысоких бетонных столбиков, символическое препятствие. Наказанием за пребывание на чужой половине являлась смерть. Нарушения случались редко и каждое из них пресекалось быстро. Обе части города кишели доносчиками.
Жрецы щедро вознаграждали информантов. Не приходилось давать отрезать себе волосы или палец, чтобы купить медикаменты или дефицитные товары, хватало предательского доноса. Самых рьяных удостаивали Обряда и посвящали в Жрецы, что, по сути, являлось синонимом вседозволенности. Такую возможность имели только мужчины. Женщин благодарили иначе. В зависимости от размера услуги, разрешали сыновьям на несколько месяцев или даже на год дольше жить на женской половине, отпускали дочерей-Избранных домой. Какая мать устоит? И кто её осудит?
Жрецы обитали в Храме и взяли на себя функцию правителей этого Города. Но истинными владыками, как учили жителей с самого детства, являлись Тёмные Боги.
Мало кто видел Тёмных, но их постоянное присутствие ощущал каждый. На каждом здании красовался чёрный крест, символ Тёмных Богов, каждый житель обязан был носить этот символ на одежде или в виде украшения. У моей матери до сих пор сохранился такой кулон на шнурке, только для неё он символизирует совсем иное, чем почтение к Богам.
Жрецы носили чёрные одежды, мрачное зрелище, внушающее страх, который называли уважением. По настоящему жуткой была темнота в их взглядах, мыслях и душах. Постоянно вооружённые короткими мечами и арбалетами, они нетерпеливо относились к малейшему проявлению непокорности или дерзости.
Бабушка моей мамы рассказывала, что раньше они носили пистолеты, но патронов вечно не хватало. Кто-то говорил, что они совсем закончились, другие утверждали, что их вместе с пистолетами просто берегут для особых случаев в оружейной камере, скрытой в потайных ходах Храма, сути это не меняло.
Жрец мог убить человека только за то, что он случайно толкнул его на улице, за то, что кто-то неуважительно смеялся в его присутствии, за косой взгляд.
Они преподавали в школах, где не щадили детей, карая непослушание смертью, одновременно щедро поощряя доносчиков. В своей кровожадности они однозначно переплюнули Тёмных.
Два раза в месяц все жители Города собирались на огромной, выстланной красными плитами площади перед Чёрным Храмом. Только беременным на поздних строках, детям и серьёзно больным позволялось оставаться дома и, поверьте, в эти дни многие мечтали об этом, но симулировать не решался никто.
Жрецы-наставники собирали детей в школах, часть девушек-Избранных присматривала за малышами и больными. Улицы города пустели, со стороны Храма доносился приглушённый гул голосов.
Сначала хор Избранных встречал жителей древними гимнами. Затем Главный Жрец держал перед жителями долгую речь, каждый раз разную, но всегда сводившуюся к двум концовкам.
Словами "Возрадуемся же щедрости и великодушию Тёмных Богов и воздадим должное их законам!" провозглашалось открытие Праздника Жизни. Он начинался с пира: Избранные выносили угощения и напитки, в последние, скорее всего, что-то подмешивали. Моя мать не уверенна по этому поводу, но после застолья люди менялись, в них просыпалось самое дикое, нечто, что заставляло забыть приличия и условности цивилизованной жизни. Возможно хватало и ритмичной, гипнотизирующей музыки, чтобы ввести толпу в состояние транса. Сначала она звучала ненавязчиво, тихо, смешиваясь со смехом и голосами людей. Но постепенно громкость увеличивалась, делая разговоры невозможными. Первые жители начинали танцевать под музыку. Когда она достигала максимума, то вытесняла не только слова, но и мысли, казалось, весь Город вздрагивал в ритме мелодии и тогда уже все пускались в дикую первобытную пляску.
Что-то рвалось из людей наружу, нечто, освобождённое Праздником. Танцуя, жители начинали раздеваться, кто-то разрывал свои одежды, словно они душили, мешали двигаться. Вскоре люди бросались друг на друга в животной страсти и совокуплялись прямо там, на площади. Иногда мужчины, не поделив приглянувшуюся им женщину, убивали друг друга, такое случалось и среди представительниц слабого пола, но реже. Не щадили никого, даже старых людей и многие из них погибали сразу или время спустя. Многих растаптывали или давили в толпе. Музыка заглушала как предсмертные так и сладострастные стоны. Если кто-то и пытался защитить дорогого ему человека, хотя в этом диком угаре подобное случалось редко, чаще всего не выживал. Побег с Праздника карался смертью. Жрецы и Избранные следили за оргией со ступеней Храма, не принимая в ней участия. Высокомерно и брезгливо они наблюдали за зрелищем .
Когда музыка начинала стихать, люди осматривались, словно не понимая, что произошло, как будто трезвея после опьянения. Многие жители тут же спешно одевались и исчезали в улочках Города, возвращаясь на свои половины. Другие оставались, чтобы оплакать погибших. На красной поверхности камней кровь не бросалась в глаза, только белые тела лежали тут и там.
Годы спустя моя мама ужаснулась, узнав, что плиты площади сделаны из песчаника. Но даже бабушка моей бабушки уже не знала, какого цвета была площадь раньше. Страшно подумать, сколько поколений окрасили камни своей кровью.
Жрецы собирали трупы и торжественно уносили их в Храм - урожай Праздника Жизни, жертва Богам. Теперь я знаю, куда они девались и зачем. Для большинства жителей того Города это являлось мистической составляющей Праздника. Немаловажным последствием являлась высокая рождаемость в Городе.
Второй вариант речи Главного Жреца сводился к необходимости жертвоприношения. Множество причин могли послужить поводом: падение уровня воды в колодцах, эпидеми или вещий сон одного из Жрецов.
На площадь выставляли огромный медный чан. У каждого жителя имелся ритуальный нож, это его - подарок моей матери - вы нашли у меня. Люди выстраивались в очередь. Затем резали ножом предплечье и давали крови стечь в чан. Если особо пугливые чересчур осторожничали и резали себя поверхностно, вмешивались жрецы. Они действовали жестоко, используя мечи вместо ножей. Чан наполнялся и наступала очередь Избранных.
Около Чёрного Храма, в его тени, стояло небольшое белое здание, обитель Избранных. Забирали туда маленьких девочек, ещё до их первого участия в Празднике Жизни, наблюдали за ними, обучали ритуальным танцам, музыке, пению, кулинарному искусству. Если дети не проявляли таланта в этих областях или как-то иначе не соответствовали строгим критериям - их выгоняли. Уйти по собственному желанию не позволялось, это приравнивалось к побегу и каралось смертью. Только самые красивые и талантливые оставались в числе Избранных. Не одна мать попыталась научить своего ребёнка схитрить, показать неуклюжесть или глупость. Но обманные речи старших Избранных, хорошая еда и красивые платья убеждали крох стараться понравиться. Подрастающим девочкам в задушевных разговорах шептали: "Твоя мама обычная жительница, может она просто завидует тебе, ты - особенная, Избранная". Старших, уже успевших бросить взгляд на Праздник Жизни припугивали: "Хочешь к простому народу на площадь, чтобы мужчины вытворяли с тобой то же самое?!" Для взрослых применяли самую действенную угрозу, козырь: "Подумай о своей матери/сестре/бабушке, ты же не хочешь им зла?" и рассказывали истории о целых семьях, погибших страшной смертью из-за неповиновения Избранных.
Во всяком случае, так гласили слухи, точно никто ничего не знал. Но звучат они весьма убедительно, как иначе объяснить послушание Избранных, учитывая то, что я расскажу вам дальше. Кроме того, опять же, если верить слухам, иногда Жрецы выбирали нескольких девушек для своих зверских утех. После их никто не видел. Неоспоримым являлся факт, что многие Избранные жили в довольстве многие годы. Не осквернённые мужскими прикосновениями, не изуродованные шрамами на руках, они со временем занимали место Старших Избранных и обучали новые поколения своему искусству. Им, считай, повезло, другим - меньше.
В день жертвоприношения Главный Жрец выбирал из числа Избранных одну девушку. Остальные отсылались назад в свою Белую Обитель и не видели дальнейшие церемонии. Но и они наверняка знали, что происходило с их подругой, ведь выбранная девушка никогда не возвращалась. Избранной подносили церемонную чашу, которую она выпивала до дна, после чего неестественный румянец заливал её лицо а в глазах появлялся странный экзальтированный блеск. Её раздевали догола, натирали её тело маслом для блеска и сажали в некое подобие клетки, которую подвешивали над чаном с кровью жителей. К этому их, очевидно, готовили, потому что все девушки спокойно и даже величественно позволяли проделать эти приготовления. Звучала музыка, Избранная начинала извиваться в ритме мелодии, картинка, нереальная как во сне: нагая красавица, танцующая в раскачивающейся ржавой клетке. Завораживающее зрелище, жуткое, так как каждый, кроме неё, знал, что произойдёт дальше.
Главный Жрец кричал, заглушая музыку: "Девственная кровь Избранной смешается с кровью Города, облагораживая её...". При этих словах Избранная доставала из волос гребень с острым краем и резала своё предплечье, позволяя красному ручейку стекать вниз в чан. Жрец продолжал: "...И пепел её искупит грехи всех его жителей!" В клетку летел факел, масло на коже моментально подхватывало пламя. Оглушительно громко играла музыка, в безуспешной попытке заглушить крики заживо горящей девушки. Толпа стояла и смотрела на её последний танец, вдыхая сладковатый запах горелой плоти. Чтобы понять это надо снова и снова напоминать себе, что большинство жителей верили в мощь Тёмных Богов, боялись в равной степени как их так и гнева Жрецов, приучались к таким ритуалам с детства.
И всё же, даже учитывая все эти обстоятельства, многие не понимали и не принимали порядка, но осторожно прятали своё недовольство. Одной из таких оказалась моя мама. Ей снились кошмары, в то время как все остальные между ритуалами словно забывали о происшедшем.
Судьба Избранных не грозила ей с самого рождения, большое родимое пятно на плече расценили как уродство, но это не спасало её от участия в Праздниках Жизни и в ритуале жертвоприношения в качестве зрителя.
Утешение приносило ей звёздное небо. Каждую ночь взбиралась она на плоскую крышу своего корпуса и рассматривала созвездия, изучала превращения луны, которая представлялась ей лицом божества, куда более великого и не столь кровожадного как Тёмные. Иногда оно отворачивалось, показывая только свой профиль, но неизменно возвращалось, чтобы выслушать невнятные молитвы Луны. Ведь моя мама тогда и сама не осознавала, чего желает, уверенная только, что хочет изменений, не умея назвать, каких именно. Одной такой ночью её внимание привлёк приглушённый шум и движение внизу, в небольшом тупике. Шевелилась одна из плит, которыми были высланы улицы города.
Затаив дыхание Луна наблюдала, как плита поднялась, сдвинулась и из под земли выбралась тоненькая фигурка в странных длинных одеждах. Лунный свет позволил рассмотреть, что материал сильно изношен, местами покрыт дырами. Настороженно осмотревшись, пришелец быстро и бесшумно побежал по улице, стараясь держаться в тени и вскоре скрылся из виду. Пока моя мама раздумывала, что бы это могло означать и что ей по этому поводу предпринять, незваный визитёр успел вернуться с небольшим свёртком в руках. Он ловко нырнул обратно в подземелье и втащил плиту на прежнее место, не оставляя следов своего пребывания. Только тут её осенило, конечно, вор!
Ходили среди жителей слухи о ворах-кочевниках, но пропажи случались так редко, что особо всерьёз их не принимали, скорее считая такие заявления оправданием собственной рассеянности. Жрецы называли кочевников проклятым народом неверующих и, несомненно, не промедлили бы принести их в жертву Тёмным Богам, попадись они им в руки. Но такого ни разу не случилось, по крайней мере не в те годы, которые моя мать провела в Городе.
В жизни Луны до той памятной ночи кочевники не играли ровно никакой роли, но теперь она враз осознала два факта: существовала жизнь, иная, чем та, которую знала она, и был тайный выход из Города, возможно даже не один. Мелькнула мысль, не стоит ли сообщить об увиденном Жрецам, в обмен на дополнительный паёк или даже освобождение от участия в следующем Празднике Жизни. Но, поразмыслив, Луна решила, что её тайна куда более ценна. Больше всего ей хотелось забраться в подземный ход и проверить, куда он ведёт. Одновременно, мысль о том, что могло ожидать её на другом конце, пугала. Днём она иногда заглядывала в тупик, но не смогла отличить подвижную плиту от остальных. Ночь за ночью она не сводила глаз с этого места, но больше ничего необычного не увидела. Со временем она даже начала думать, что вор-кочевник ей только приснился.
Луне исполнилось пятнадцать лет, когда она узнала, что беременна, естественно, понятия не имея, кто мог являться отцом ребёнка. Женщины поздравляли её со смесью радости и печали. Понятно, что рождение ребёнка в том Городе означало не только радость, но и страхи. А может так всегда и везде... Не знаю, лично я детей рожать не намерена, впрочем, к истории это не относится.
Время пролетело быстро, и скоро уже моя мама с облегчением провожала взглядом женщин, направляющихся к площади. Большой срок на время избавил её от этой обязанности. Задумчиво она провела рукой по округлому животу, когда неожиданно энергичный толчок изнутри заставил её вздрогнуть. В первый раз она почувствовала нежность к маленькой жизни и желание защитить ребёнка любой ценой. Скорее всего, рано или поздно, каждая мать чувствовала подобное, но в отличие от многих других, Луна знала, что есть выход. Не последнюю роль в её рискованном решении сыграли неопытность и категоричность юности, иначе, наверное, мама никогда не отважилась бы на такой шаг. Сейчас Луна очень осторожна и терпелива, но тогда, двадцать три года назад, она в мгновенье загорелась идеей покинуть Город этой же ночью, не очень задумываясь о последствиях. Хотя, скорее всего, эта мысль бродила на задворках её сознания с той самой ночи, когда она увидела кочевника в Городе.
Во всяком случае она ни разу не раскаялась в своём поступке, разве что, вздыхала, что могла бы взять с собой больше практичных вещей, которые недоступны в Пустоши. Покидав самое необходимое на простыню, она завязала её на подобие сумки, не забыла взять с собой небольшой запас сухих пайков и двухлитровую бутылку воды. Больше она и не смогла бы унести. В последнюю очередь мама подумала о том, что в подземном ходе наверняка темно и выложила на подоконник фонарик на солнечной батарейке заряжаться. Осталась последняя задача - найти и поднять заветную плиту. И если поисками можно заняться лишь с наступлением ночи, то инструмент, чтобы сдвинуть её с места следовало организовать заранее. Единственным подходящим предметом оказалась лопата, которую Луна припрятала у выхода.
Предстояло совладать с волнением и дождаться ночи. Она спрятала узел подальше и легла одетой на кровать, в попытке немного поспать, ночь предстояла долгая. Луна слышала, как вернулись домой измученные женщины, как её мама тихо заглянула в комнату и так же бесшумно ретировалась, не желая будить дочь. Она прощалась со своей прежней жизнью, отчаянно желая поделиться с матерью своими планами, но знала, что это опасно. В двух вещах ей повезло: как только стемнело, на город налетел ураган и завывания ветра заглушили скрежет лопаты о покрытие улицы, а нужная плита нашлась с пятой попытки. Спустившись вниз и с трудом вернув плиту на место, Луна навсегда отрезала свою прежнюю жизнь, - на этих словах Занд сделала небольшую паузу и пригубила свою чайную чашку. В библиотеке царила абсолютная тишина, все ждали продолжения.