Когда мы начинали эту работу, вряд ли могли предположить, какой многогранной, многоцветной, богатой и благодарной она окажется. По какой линии ни пойди - всё захочется о чем-то сказать, что-то изучить, понять, окунуться: по вехам ли праздников-воскресений, самих церковных служб, имен святых и подвижников благочестия, связанных с ними. Будешь ли двигаться по пути личных впечатлений, духовных переживаний, возьмешься ли наблюдать жизнь современного городского прихода, - всё несет в себе открытия. Так, замысел этого лирического дневника обернулся радостью, которую дает поистине неисчерпаемая тема. А с другой стороны, мы неизбежно столкнулись с явлением, когда религиозное сознание становится объектом творческого исследования. И нельзя было не понять, что тетрадь эта - препона на поприще поста. А поэтические образы настойчиво проникают и в соборную, и в домашнюю молитву. К тому же нельзя безнаказанно написать: "Христе, моя отрада", сочиняя просто "благостные" стишки, иначе впадешь в худшую из лжей - фарисейскую.
И всё же вопрос: "писать или не писать?" был немыслим и невозможен. Прозаические заметки и рифмованные строки, иногда звеня и настоящим аккордом, уже писались. Сами собой. И вот то, что написалось, что "сделалось" - это и есть.
Хотя, вероятно, дело это будет во времени протяженным. А пока - с неофитской смелостью вскрыт довольно поверхностный первый слой. А, может быть, продолженья не последует, ибо, исповедуя веру, сокровенное надо оставлять при себе...
Первый день в Москве. Приехал на Сыропустной неделе после годового перерыва. Откладывал поездку до последнего - тяжел на подъем стал, дальше тянуть было уже нельзя - начинается Великий пост. Однажды я уже съездил во время Великого поста, чуть ли не на Страстной седмице, в командировку и испытал всю прелесть расплаты за собственную глупость: что ни делал, всё выходило с какой-то кривизной, превращалось в испытания - опаздывал на важные встречи, шел не в ту сторону, садился не на те автобусы, забывал знакомые места, ко всему прочему в новых туфлях провалился каблук... Мне такая невезуха не свойственна. В общем, повторного вразумления не потребовалось. Итак, обо всем по порядку.
Устроился в гостинице и первым делом отправился в часовню у Исторического музея приложиться к иконе Иверской Божьей Матери. За несколько дней до поездки как раз состоялся праздник в честь этой иконы, покровительницы Москвы, и нам, приезжим, не грех заручиться ее поддержкой. Да что скрывать, выложу все как есть: когда-то знающий человек посоветовал с этого начинать всякий визит в Москву и уже не впервые я поднялся по чугунным ступеням. Как будто вчера был здесь. Бесконечные молебны и поминания, небольшой хор из нескольких молодых женщин и мужчины, батюшка с тяжеловатым финским лицом, свечи горят, народ толпится, иконы на стенах и впереди, в нише, она, Иверская... Недавно читал я в одной из книг, как на Афоне обрели Иверскую и как пожелала Владычица Сама охранять храм, пребывая на его вратах... Хорошо дышится в часовне, как будто душа отдыхает. Но - спешу выбраться из тесноты, чтобы другим страждущим не мешать.
Столп огненный на море явлен был,
шел по водам достойный Гавриил,
дабы Владычицу принять.
На берегу - взволнованная братия,
и образ с пеньем провожают в монастырь.
Но утром на вратах его обрящут.
И повторяя день вчерашний,
уносят снова, а на завтра - то же.
Ведь Богородица - сама им Поводырь,
быть охраняемой не может.
Желает их хранить Сама -
печать Господня на воротах.
Духовной силой сердца и ума
Афонские несет Она заботы...
О, Иверская, сколько раз в мечтах
на тех горах, у синих вод стоял я,
и в прелести, а может быть, спроста
я видел, скольким Ты ворота открывала.
Где Ты - там рай. Но есть нам путь ещё.
Через Россию - к Иверской часовне,
и он ведет, брусчаткою мощен,
в огонь любви, палящей совесть...
Напротив крыльца иностранцы останавливаются, наблюдают за тем, как русские шапки ломают, в пояс кланяются. Смотрят, переговариваются, фотоаппаратами щелкают. Сбоку, в арке на Красную площадь, нищие трутся, пристают к прохожим. По глазам видно - профессионалы. Хотя кому тут и быть-то, место хлебное. Две здоровенных краснолицых тетки, занявших дислокацию в пределах видимости - одна возле часовни, другая у Казанской церкви, похожи друг на друга как сестры-близнецы и одежда на них почти одинаковая. Пока я разглядывал "сестер", подошла ко мне молодая черноглазая девица в монашеской одежде, с ящиком на груди. Просит на монастырь. "Документы покажите", - спрашиваю. Она в сторону: "Нас уже проверяли, всё у нас в порядке". "А документы?" "Не взяла с собой", - и улыбается. "Тогда - извините". "Бог простит", - примерно такой у нас с ней диалог получился. Иду - мучаюсь: может быть, нужно было без всяких вопросов просто дать денег? В конце концов - Бог всё видит, даже если деньги не на монастырь...
В подземном переходе возле гостиницы трясется старушенция, укутанная в темный платок по самые брови. Сунул ей несколько рублей и то ли грязная, то ли смуглая рука быстро схватила деньги и спрятала их куда-то в складки одежды. На следующий день на том же месте знакомая фигура. При моем приближении затряслась, съежилась, но не успела личико скрыть. Ба! Цыганка! Глянула на меня жгуче-черными глазами и как будто узнала, заплясали в глубине их веселые чертенята. Н-да. Наверно, зря заботят меня столь мелкие житейские вопросы, - тому ли подал милостыню и т.д. Однако своей мелкой благотворительностью предпочитаю заниматься адресно. По моему мнению, и алкоголику надо помогать, и малолетнему попрошайке, несмотря на то, что неправедно добытые (не заработанные) рубли развращают, и несчастной полоумной старухе, может быть, сбрендившей от жадности, и калеке, и некоторым другим, - из тех, кто не может себя обеспечить собственными силами. Но цыганам-то, молдаванам с какой стати?!. Не-ет! Получается, что я на них работаю, пусть косвенно, опосредованно, я и такие же, как я, - работаем на них!.. Закавыка в том, что они имеют возможность трудиться, трудом обеспечивать себя, но не хотят. Зачем им утруждаться, когда лохов вокруг столько, а для лохов поумней можно рабсилу нанять, инвалидов тех же, малолеток... Странный народ: либо поет, либо обманывает. Будулаи. Коттеджи строят на наркотиках, на загубленных жизнях. Скажешь об этом прямо - фашист, расист. Так и вертится на языке крепкое словцо. Вот так-то. Далеко мне до смирения. Хотя давно все понятно: мир во зле лежит. О себе бы подумал. Но - не могу не судить, не могу быть правильным. Одно оправдание - Великий пост еще не наступил. Придет, постараюсь по крайней мере никого не осуждать. Даже... Эх!
14.03.
В Москве много святынь, но тяжело в ней спасаться. Слишком давит напряженный ритм окружающей жизни, чувствуешь себя, как на дискотеке во время зажигательного танца - затягивает. Много возможностей, много соблазнов, много света, шума, мельтешения. Того и гляди голова закружится. Впрочем, в Третьем Риме все откровенней кружит головы фимиам из капища "золотого тельца". Знакомый еще со студенческих лет москвич сказал: "Раньше собаку выведешь погулять во двор, с другими собачниками о чем только не наговоришься, какие темы не затронешь, а теперь все разговоры сводятся к деньгам..." Чему, собственно, удивляться, когда все вокруг строится на деньгах - искусство на потребу богатым, красивая жизнь, политика, а вместо высоких чувств - чувственные развлечения. Мир, построенный на деньгах, такой же фальшивый, как доллар. Наверно, только совсем дремучие люди еще не знают, что доллар - не обеспеченная адекватным материальным залогом бумажка. Фикция, иллюзия... Вот и человек, поддавшись фальшивым ценностям, в одночасье может стать таким же фальшивым... Ведь Бог не для того мир сотворил, чтобы человек, оснащая себя всяческими развлекательными прибамбасами, превратился в примитивное существо, как дикарь отдал золотой слиток своей души за зеркальце и стеклянные бусы. Увы, внешний блеск и лоск красивой жизни - всего лишь фантом.
У метро, в переходах, роятся массы молодых людей с пивными банками и бутылками в руках. Они уже не стесняются сказать при тебе: "пошли ширнемся" или "пошли потрахаемся". Нас, в свое время, обвиняли в зажатости, но современная раскованность куда хуже. Страшно смотреть на пятнадцатилетних обыкновенных девчонок с отсутствующим выражением на лицах (стертым сознанием) - они под кайфом, им все равно куда идти, все равно с кем... Я не сгущаю красок, я их только что встретил, лица этих дурех стоят у меня перед глазами... Конечно, молодости много чего простится и много чего спишется - поколение за поколением молодежь, как бабочки в ночи, летит на свет развлечений. И мы это прошли, многие выправились, стали нормальными, достойными людьми. А кто-то, заигравшийся в молодости, - стал никем. Фальшивкой. Так вот, сейчас накал лампы куда сильней и крылья горят куда быстрее... Страшно смотреть на вонючих бомжей, доживающих век на празднике жизни... Люди ли это? Совсем недавно был такой же, как все, и вдруг... чаще всего по собственной воле - выпал и гибнет, не может, а подчас - не желает вернуться к нормальной жизни... А эти оценивающие взгляды на вечернем бульваре... Путаны, гомики, бандиты... Красиво жить не запретишь. На самом же деле - их жизнь проходит, и ни радости от нее, ни удовлетворения... "Они все больные, - говорил мне приятель-опер, - помутненные... Они не могут отличить добра от зла..."
Сегодня в тесной толпе у станции "Петровская-Разумовская" на моих глазах упал на колени высокий, интеллигентного вида старик (похожий на Сергея Михалкова), то ли из носа, то ли изо рта у него хлынула кровь, он пытался ее остановить платком, но у ног быстро образовалась лужица... Хотел было броситься ему на помощь, но первой к нему успела дородная старуха с клюшкой, тут же остановилась и стала помогать женщина рабоче-крестьянского вида... Остановился еще кто-то... Лицо старика выражало не то ужас, не то муку...
Это происшествие меня так поразило, что я стал всматриваться в электричке в людей. Сначала в стариков, затем во всех подряд. Судя по облику - большинство всё еще составляют русские - обыкновенные, простые работяги и ИТР, учителя и научные работники. По многим видно, что они честно проработали всю жизнь. Даже если их касались различные искушения и пороки, даже если они порой соблазнялись бесовскими играми огромного мегаполи- са - все равно большинство из них жизнь не сломала, не раздавила, и я видел лица усталые, несчастные, болезненные или, зачастую, подчеркнуто отстраненные, и все же хорошие, человеческие. Человеческие - потому что живые, как бы говорящие о том, что человек еще не потерял шанса спастись. Попадались мне и лица... хотел написать - мертвые, но воздержусь, лучше так - застывшие, кукольные какие-то. Вероятно, нечто подобное было всегда и везде. Недаром Блок писал о "живых мертвецах". Но одно дело читать об этом в литературе, другое - видеть воочию, и не разгоряченным творческим зудом вдохновения, а вот так, когда подтолкнет случайное событие. Меняются времена, меняется, наверное, соотношение добра и зла в мире, а путь человеческой души к итогу жизни, точнее - к ее результату, по сути, остается тем же.
15.03.
Поначалу списывал свои мрачные впечатления от Москвы на хмурую слякотную погоду, самый неприятный момент весны, когда снег сходит и вся грязь, вся гадость оказывается на виду. Кроме того, Пасха в этом году поздняя, тяготы предстоящего поста, возможно, неосознанно, вносили свою ноту в мое настроение. Давно замечено, что в Великий пост всякий чувствующий человек, включая атеистов, ощущает внутреннее беспокойство, только по-разному объясняет это. Впрочем, я отвлекаюсь от конкретных московских впечатлений. Собственно какая, выбравшаяся из-под снега грязь в центре Москвы, где я жил? Да почти никакой. Мощеные гранитной плиткой тротуары, великолепье реклам и витрин, дорогие иномарки... Какая грязь? Разве что инфернальная. Атмо- сфера, одним словом, и природная, и человеческая, отравлена. Так иди в храм! Наверное, сильные духом люди и в Москве вполне адаптировались, столица для них - не Диснейленд, возможность весело поразвлечься, а такое же, как в любом другом месте земного пространства - поле духовной брани. Возможно, здесь особо горячее место битвы, слишком важен рубеж, ключевая крепость, и со стороны врага брошены в бой отборные силы. Зато те, кто выстоял - по-настоящему закаленные бойцы. Честь им и хвала. Да не послужат мои слова соблазном для них, не обольстятся, не возгордятся, тем паче, что в нашем стане, как мне показалось, не всё благополучно.
Уезжал из Москвы с радостью.
15.03.
Уже грядущего Поста душа взыскует
и принимает в дар себе всю церковь,
строго-золотую.
Свет, разрастаясь на дрожжах,
в пространстве бродит.
И, сокровенный, ты стоишь -
при всем народе.
Весь праздничный, но изнутри.
А так - обычный.
И в перекрестии лучей - рука Владычня...
Свет солнечный и свет свечей -
земной с небесным.
Как страшно думать о Посте,
но если честно,
то покаяние в душе и радость - вместе...
16.03.
Ходила в церковь - проведать Бога,
и душу тоже свою проведать...
Стоит в стороночке - убогая
и тихо плачет о своих бедах.
Душа! Ты в храме побудь прилежно,
пока отдельно твоя одежда
и в магазины, и на работу,
пока избудет свою заботу.
Там - благолепно, там - Литургия,
а мне всё страсти, дела другие.
Душа! Ты видишь, как ноги сбиты?
Подай же телу, душа, молитвы.
Молись соборно, молись келейно,
проси усердно покров лилейный,
прикрыть чтоб струпы и эти язвы,
и не явиться чтоб - в безобразьи.
Так плачь же больше и стой упрямо,
питаясь силой живою храма.
16.03. Вечер
На магазинном пятачке,
на тусклой улочке саранской
я вспоминаю с постоянством
о бомжеватом старичке.
Как он стоял, как он просил,
с хмельной улыбкой окаянства,
схватив монету, как вопил:
"Моя княгиня марсианская!.."
И этот странный титул мне
пришелся впору в день пустынный.
Мы с ним стояли на луне
два марсианина простые.
И винно-водочный отдел -
его похмелья пункт конечный -
куда-то в космос отлетел,
закрывшись покрывалом млечным.
С самим собой он шутковал,
юродивый, как на театре,
и подаянье собирал -
в своей космической тиаре.
Но не шуткарь зануда-бес!
Крутясь вокруг в пространствах злачных,
не даст достичь ни звезд коньячных,
ни звезд небес.
Располовинясь, раздвоясь,
живет в бреду, на обе жизни,
земной юдоли соотчизник,
мой марсианский бедный князь.
17.03. Прощеное воскресенье
Сказано просто и ясно:
простите врагов нынче.
Оставьте всякий напрасный,
вредный душе обычай.
Сердечно простите любимых,
словом вашим томимых,
близких, случайных, попутных,
встреченных на минуту.
Только на миг столкнувшись
в вечности, станем лучше!
Всё претыкаясь да пятясь,
топчем пути кривые.
Нынче же, виноватясь,
я вам скажу, дорогие:
только живите рядом!
в Боге одном спасемся,
выведенные из ада
Самим сияющим Солнцем.
Всё вам простить желаю
и ваше принять прощенье.
Без этого не бывает
Прощеного воскресенья!
ПОПРИЩЕ
18.03. Первая седмица
Наутро просыпаюсь: пост, начало, -
как будто лодку оттолкнули от причала,
и растворяется вдали обыденности берег зыбкий,
и ты качаешься, паришь, как в детской зыбке....
18.03.
В первые дни много разговоров вокруг поста. Ну, все постятся. Только и слышишь: то нельзя, это нельзя, масло нельзя растительное, только овощи сырые. Строгость блюдется неимоверная. Молчу. Знаю, что постепенно всё стихнет. Многие из тех, кто горячо брался соблюдать, сначала вроде стыдливо про пост забудут. А пока - хорошо. Чинно.
Молодой священник забежал на минутку в редакцию. Мы над книгой его лирики работаем.
- Батюшка, выпейте чайку или кофе.
- Спасибо, не буду. В честь поста ничего сегодня не стану есть, - и убежал, торопится, службы долгие.
Хорошо. И хорошо еще, что так откровенно открылся, сказал доверительно о своем делании, просто знает - сочувствуем, одобряем, радуемся. Расположение его к нам увиделось, и это как-то душевно подбадривает.
Идет обычный рабочий день. И всё же не просто день, не просто время проводим - на поприще поста взошли. Укрепляться остается.
- Хорошо, халву можно. Я халву люблю с чаем. Утром встану... - задумывается. - Я с этой халвы, за пост-то...
Ну вот он и начался: с халвой или без, с маслом или без масла, с рыбой или без рыбы, - вот он уже с нами. Самый долгий, самый трудный, самый спасительный, одно слово: Великий....