Стравинский Глеб : другие произведения.

Пахахские пирожные

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Проза в стиле "изрреализм", по объёму повесть, по стилю рассказ, по форме сценарий, не предназначенный ни для какой постановки. Израиль, 2003. Описанные события происходили в 1996-97.

   Глеб Стравинский

No

   Пахахские пирожные

   Рассказ в стиле изрреализм
  
   ...установи перила на крыше своей,
   чтобы не пролилась кровь в доме
   твоём, если упадет кто-нибудь с неё.
(Дварим 22:8)

...иногда сложным кажется простое, а недоступное близким... Я смотрю на луну с крыши дома...

(Хау Джун Ли)

а.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Представьте себе, что вы получили зарплату, даже полторы зарплаты с двух работ и у вас нет долгов! Ну, может и есть какие-то, как же без долгов-то совсем, но так хочется праздника! Чего-то большого, значительного, масштабного. И, главное, необычного! А то такая тоска!! Хотя бы ненадолго почувствовать себя иначе, не так, как всегда, хотя бы одним глазком заглянуть - а что там? Где там? Ну, как же "где там"?!! - приоткрыть дверь вместе с Мориссоном, увидеть обратную сторону луны вместе с "Пинк флойд", подняться по "Лестнице в небо" с "Лед зепелин". Чего-то ну просто такого, ухх! Ведь есть же какая-то тайна! Это я не к тому, что мы не одиноки во Вселенной - это к Спилбергу, ему видней. У него долгов нет. А к тому, цитируя Диброва, который цитирует кого-то ещё - не может быть, чтобы ничего вообще не было! Праздника!!! А да пошло оно всё остальное все к черту!
  
   Сцена первая. Снаружи.
  
   Ночь, примерно около двух. Велосипедист на трассе. За спиной тяжёлый рюкзак, на руле с двух сторон болтаются полные пакеты. Одет в джинсы, майку, на ногах дешевые кроссовки. Низко пригибаясь, тяжело дыша, отрешенно тянет лыбу, давит на педали, раскачиваясь всем телом. Старый велик скрепит, но передачи в порядке.
   Тяжело подниматься. В гору и без ничего тяжело, а тем более с полным рюкзаком и пакетами на руле. Бармен не пожалел для повара кружки "Голд стар" после смены. Тем более что положено, ну, то есть можно. Или это был "Туборг"? От него стало веселей и задорней на отрезок пути, но не легче. Тяжело подниматься. Еще немного, потом будет спуск, ну, давай! Расслабиться, остановить педали, вдохнуть воздуха и катиться. Только контролировать тормоз: спуск крутой. Ночной летний воздух обдувает лицо, сквозит в ушах, немного отвернуть вбок голову и шума как не бывало, и ещё немного слезятся глаза.
   Дальше еще один подъем, а там уже недалеко. Нет, ну его на фиг, устал, можно объехать. Будет немного дальше, зато не нужно опять в гору. Сейчас влево.
   А до того в центре города, какие горки? Вырулил из ресторана и едешь. Только не запутаться между узких темных улочек ночного Телль-Авива после изматывающей смены и кружки "Туборга". А ресторан ничего, можно работать, только, блин, на уборщицах экономят, самим мыть нужно перед закрытием. Завтра, точнее уже сегодня смена с утра, а в ночь - в охрану. Солидный такой дом престарелых, охраннику даже ужин приносят. Есть на посту телек и видео Можно взять кассеты посмотреть. Стоп, а спать когда? Да ну их, кассеты эти.
   Сейчас направо и прямо. Так легче, без горок. Тихо, ни одной машины. А что там блестит? И приближается. Навстречу. С нарастающим шумом. Тележка! Металлическая тележка из супера гремит по асфальту, рвёт грохотом не предназначенных для такой скорости колес ночную духоту. Телегу гонит изо всех сил, обливаясь потом, с напряженным гримасничающим лицом, подросток, а в ней стоит во весь рост, твердо упершись стройными ногами и удерживая равновесие, девушка, вроде его ровесница. Они приближались. Вот-вот разминуться. Вдруг девчонка резко рвет вверх свой свитерок, задрав до подбородка. Смуглое торжествующее лицо. Лифчика под свитером нет. Темный атлас кожи и полная юная грудь подпрыгивает, и, соски в ореолах кажутся огромными черными вишнями. Мелькает обливающееся потом напряженное и счастливое лицо подростка. Да уж, - подумал велосипедист, - кому-то сейчас еще тяжелее, чем мне...а впрочем... или закинулись? А может они постоянно этот трюк проделывают, сидят в засаде и охотятся на одиноких велосипедистов... "Как я вообще с велика не навернулся!?" Черт, проехал поворот! Теперь объезжать еще квартал.
   Он обозлился. И только после этого пропали с внутреннего экрана огромные черные вишни сосков на смуглом атласе кожи полной юной торчащей подпрыгивающей груди.
  
  
   Сцена вторая. Внутри.
  
   Ночь. Кухня. Лампочка на проводе под потолком бездействует, на столе горящая свеча. Полумрак скрывает грязь и обветшалость нескольких кубических метров пространства. В углу слева тускло белеет холодильник, рядом с ним дверной проем в нечто вроде маленького балкона, комнаты для стиральной машины. Внутри нее на низком стульчике стоит газовая плита. Стеклянная мутно-жирная дверь электродуховки отливает багровым. Справа от выхода на балкончик начинается шаеш. На нем тейп, в беспорядке разбросанные кассеты. Низкие стонущие придыхания саксофона вытягивают душу. Электрический чайник по природе своей, будучи белым, расписан ручкой матерными выражениями на нескольких языках. В мойке гора грязной посуды. На плитках стен абстрактные рисунки тушью и цитаты от видных деятелей альтернативных движений, преимущественно музыкальных.
  
   Макс, примерно лет 24-х, одет в зеленую футболку, шорты, пляжные шлепанцы.
   Игорь, примерно года 21-го, в белой футболке, старых спортивных штанах, в домашних потрепанных тапочках.
  
   Сидят за круглым плетеным столом на пластиковых кафешных стульях. В плетении стола полно хлебных и сахарных крошек, разного мелкого мусора. Пепельница и пустая тарелка, если не обращать внимания на налипший на ней сахар. Макс, поставив ногу на нижнюю перекладину стола, держит на колене большую и тонкую книгу. На книге лежит лист бумаги, Макс что-то энергично рисует простым карандашом. Игорь сидит с гитарой, не играет, только ставит пальцы на гриф, передвигает медленно и осторожно, морщась, как от боли. Выглядит подавленным, удрученным, просто грустным.
   Макс кладет свое рисование на стол, резко встает, входит в застекленный балкончик, открывает духовку, что-то проверяет внутри, закрывает и возвращается на место. В его движениях сквозит раздражение, на лице проступает высокомерное, но веселое презрение.

Макс

(с чувством)

  -- - Обезьяны... чёрные обезьяны!!!
  -- Игорь
  -- (негромко, без выражения, похоже, привык слышать подобное)
  -- - Нужно найти баллон... выйдем сегодня ночью?
  -- Макс
  -- (в том же тоне)
  -- - Их родителей поснимали с пальм, привезли сюда пастись в кибуцы, а эти родились здесь и думают...
  -- Игорь
  -- (тихо, подавленно)
  -- - Ладно, забудем о баллоне, все равно готовить нечего.
  -- Макс
  -- (уже спокойней, сдерживая презрительное раздражение)
  -- - Сегодня на остановке один хотел мне рассказать, что такое железная дорога под землей! Ты понимаешь?!!! (со стоном) О, небо, как я хочу домой!
  -- Игорь
  -- (улыбается грустно, примирительно)
  -- - Мужик просто хотел тебя просветить. Некоторые эфиопы, например, даже не знали что такое телевизор. Что уж про Россию говорить! Все вы питерские страдаете, других таких снобов нет. Разве что англичане. В кино видел. В русском.
  -- Макс
  -- (вскакивает с места, стул падает, повышает голос, гневно)
  -- - Да! Другого такого города не существует! Даже если Лондон с Питером на одной параллели...или меридиане! Тебе этого не понять! (подражая и издеваясь над украинским акцентом) Тю, да ты шо! Ты hониш! (его лицо возвращается выражать презрительное отвращение).
  -- Игорь собирается что-то сказать, но вдруг слышен стук в дверь. Он встает, осторожно ставит гитару к стене, делает шаг к выходу из кухни, при этом вынужден переступить через чьи-то ноги в армейских ботинках, торчащие в проходе. Ноги свешиваются с короткого дивана под правой стеной кухни. Некто, скрючившись на грязном продавленном диванчике, положив под голову руку, с закрытыми глазами никак не реагирует на происходящее.
  -- Стук в дверь повторяется. Игорь открывает и видит соседа из квартиры напротив.
  -- Сосед
  -- (Примерно около 45-ти лет, выглядит очень уставшим)
  -- - Послушайте, я прошу, вы ведь знаете, что это за квартиры. Стена вашей кухни это стена нашей спальни. Ночью слышно каждое слово, не говоря уже про музыку, или когда вы открываете кран... Пожалуйста, потише, нам очень рано вставать!
  -- Игорь
  -- - Хорошо, хорошо, все нормально, мы будем потише.
  -- Закрывает дверь, возвращается на место, снова переступая через ноги в заношенных армейских ботинках. Спящий не реагирует.
  -- Макс
  -- (с пренебрежением)
  -- - Эти... меня волнует, когда им вставать?! Еще не поняли, куда приехали? Пусть работают. Заводы, уборка, дети хотят кушать. Слышал у него московский выговор?
  -- (снова повышает голос, говорит возвышенно) Ах, извини, ты не понимаешь, тебе все равно! Эти не из какой-то дыры забытой Б-гом, нет! Столица! Ты бы видел, как они там относятся к приезжим, а в Питере обратишься к любому - таких людей больше нигде не встретишь! Душевные, открытые, интеллигентные... кстати (принюхивается) - горит!
  -- В процессе его монолога Игорь становится еще больше подавленным и печальным. Грустно, с тоскою рассматривает он свои ладони и пальцы: все в царапинах и мелких порезах.
  -- Макс хватает со стола тарелку, и, перед тем, как выйти или точнее войти в балкончик, делает громче музыку. Достает что-то из духовки, обжигается, спешит. После чего торжественно вносит тарелку в кухню и ставит на стол. Спящий на диванчике мгновенно просыпается, садится, потирает руки, слегка покачиваясь
  -- в остатках дрёмы из стороны в сторону, потом протирает глаза, склоняется над тарелкой, вдыхая аромат дымящихся деликатесов. Его длинные спутанные волосы почти скрывают лицо. Он хватает с тарелки и уплетает за несколько секунд с огромным наслаждением.
  -- Он одет в мятые черные джинсы и такую же мятую белую рубашку символикой какой-то охранной конторы. За его спиной на диванчике лежит старое двуствольное ружье.

Третий

(обращается к Максу, тараторит быстро, глотая, практически не жуя, обжигаясь и кривляясь, трудно понять, насколько он серьезен)

   - Ты просто гений! Тебе бы шефом работать в какой-нибудь крутой гостинице, а не жесть гнуть на фабрике. Мама моя, как вкусно! Как ты это делаешь, ведь дома же ничего нет?!! Какой кайф, ништяк, почему же так вкусно?!!
   Макс смотрит на него внимательно, будто задумавшись над его словами.

Макс

(с усмешкой, но доволен результатом своего творчества)

   - Смотри, это просто. Есть у нас хлеб, на него масло соевое, посыпаешь сахаром, и, еще был лимон - выдавливаешь немного сока сверху и запекаешь в духовке. Все.
   И за минуту подготавливает новую порцию и с видом победителя идет ставить ее в духовку.

Третий

(смотрит ему вслед грустными глазами и говорит громко):

   - Эти пахахские пирожные - одно из лучших блюд, что я пробовал...

(смотрит вокруг, наклоняется к Игорю, тихо):

   - А больше ничего нет?

Игорь

   - Чай. Без сахара. И без лимона.
   Опять слышны удары в дверь.

Макс

(злится, закипает)

   - Я открою. Я с ним поговорю.
   Проходит через кухню и выходит из кадра. Звук открываемой двери. Двое других остаются на своих местах.

Голос соседа

   - Просил же, говорил, что стена, как картон... нам через полтора часа вставать... чуть-чуть потише, пожалуйста!
   Голос Макса (жесткий, непреклонный):
   - Мы снимаем здесь квартиру точно так же, как и вы. Разве я виноват, что хозяин разделил свою собственность именно таким подлым образом? Что вы думали, будут здесь как в Москве сталинские стены в метр толщиной? Там у тебя явно была другая должность, не то, что здесь...

Голос соседа

( переходит в отчаянный рев)

   - Пожалуйста, я только просил потише, люди вы или нет?!!
   В течение этого диалога двое в кухне не двигаются с мест. Никто не произносит ни слова, не смотрят друг на друга. Макс возвращается в кухню сердитый. Третий собирает с тарелки крошки и Макс идет проверить следующую порцию, по ходу делая тейп еще громче. Атмосфера накалена, свеча почти догорела, полумрак, мрачный саксофон, непонятные тени создают нечто мифическое и интимное; каждый погружен в себя. Снова удары - на этот раз в стену. Макс в немом порыве воздевает руки и запрокидывает голову. Что-то привлекает его внимание. Не сразу он понимает что. В потолке балкончика над плитой заклеенный липкой лентой, практически слившись с пыльным закопченным потолком - квадратный люк. Люк? Ну и что? Выход на крышу? Нет, там должен быть чердак. Полумифический настрой способствует разгулу воображения. Что же там может быть кроме многолетней грязи и пыли? Да мало ли! Ладно, как-нибудь надо посмотреть...
  
   В это время Игорь с сожалением глядит на свою гитару у стены, переводит взгляд на поцарапанные и порезанные жестоко руки. Его взгляд затуманивается, он чувствует запах новой порции и автоматически берет оставшееся пирожное с тарелки на столе и медленно жует. Вокруг него что-то происходит, что-то говорится, но он где-то далеко, может быт на сцене стадиона "Уэмбли" и 70000 человек дико орут, а он не может взять аккорд изрезанными жестью пальцами. Ритм происходящего убыстряется, кухня начинает вращаться вокруг Игоря, как в комнате страха в парке аттракционов. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Что-то застряло в механизме. Ритмичные повторяющиеся удары. Ударник бьет в бочку, отсчитывая ритм. Комната страха застряла, готовая в любой момент перейти отмеренный ей программой угол наклона и перевернуться. Толпа неистовствует, уже давно пора вступать. Ритмичные повторяющиеся удары. Что?!
   Игорь просыпается на стуле в кухне. Удары. Опять сосед? А где все? Давно уже пошли спать, а я тут на стуле... Но как достал этот дядя! Сейчас я ему!!!
   Глотнув побольше воздуха, Игорь распахивает дверь настежь и... видит двуствольное ружье, нацеленное ему в грудь! Металлический отблеск начищенных стволов резанул глаза. Игорь не успевает ни испугаться, ни удивиться, каким образом рабочее ружье Третьего попало к соседу. Единственная мысль возникла в голове: "Почему я?! Я - почему?! Почему..."
   Ба - ба - а - а - ах - отдалось эхом в подъезде, и адская боль взорвалась в груди, и тело его подбросило в воздух и как-то печально и где-то даже очень эстетично и красиво, как в замедленной съемке оно приземлилось, аккуратно шлепнулось на плиточный пол прихожей за несколько метров от входной двери.
  
   Сцена третья. Внутри.
   Игорь просыпается от собственного крика в своей постели. Не крика даже, а какого-то придавленного стона. Продолжает выть еще несколько секунд с открытыми глазами, пока не врубается, где он и что происходит. Его тело мелко дрожит, покрытое холодным липким потом, взгляд остекленевший.
   Дверь в комнату приоткрывается и заглядывает Макс.

Макс

   - Проснулся? Давай скорей, опаздываем!
   Игорь не реагирует, даже не двигается, выражение лица, и взгляд не меняются. Макс ожидает несколько секунд.

Макс

   - Ясно!
   И закрывает за собой дверь в комнату.
   Через некоторое время Игорь приходит в себя, одевается и выходит на кухню. Там уже сидят Макс и Третий. На столе раскрытая газета, на газете - бычки из пепельницы. Игорь рассеянно делает себе пустой чай и выбирает бычок пожирнее.

Макс

(обращается к Игорю, серьёзен)

   - Что скажем хозяину на этот раз?
   Игорь не отвечает, уставившись в одну точку где-то на стене, и глотает из чашки.

Третий

(весело, слегка кривляясь)

   - Ну, скажите ему, что застряли в лифте и просидели полдня.

Макс

- Раз он нас подвозил, знает, что в этом доме не может быть лифта.

Третий

   - Ну, так скажите, что заболели.

Макс

   - Сразу оба?

Третий

(с кривой ухмылкой, поперхнувшись чаем)

   - Скажите, что одного сбила машина и другой не может его оставить!

Макс и Игорь вместе

   - Пошел на хуй!

Третий

(трет себя по лбу)

   - Есть! Идея! Скажите, что у вас дома пицуц маим.
   Игорь и Макс не понимающе переглядываются:
   - Что?!

Третий

(скривился)

   - Ну, вы совсем... как это... трубу прорвало. Мол, дерьма по колено, инсталляторы не идут, вы в панике, выгребаете, классическая отмазка, еще не использовали.
   Макс выходит из кухни и приносит телефон - старый прибор с диском, шнур тянется за ним, набирает номер, говорит взволнованно:

Макс

   - Шалом! Анахну...еш ляну...ма? Лё, зе...пицуц! Лё, пицуц маим! (слушает) Ляма?!! Зе софи? Ляма аваль!!?

(Бросает трубку на рычаг)

   - Все. Приплыли. Не по колено, а с головой. Ему надоело. Мы уволены.

(и после паузы)

   - Он сказал: "hаитем яхолим леhафох ле пахахим товим!"
   Секунд десять никто не произносит ни звука, лица серьезны. После чего Макс с Игорем смотрят друг на друга и начинают ржать. Вначале сдавленный бесшумный смех переходит в истерическое ржание. Третий переводит взгляд с одного на другого, не сразу въезжая, от чего они прутся. Макс сквозь смех снисходительно повторяет: "Вы могли бы стать хорошими жестянщиками..." Третий усмехается, щурит глаза, качает головой.
   Вдруг Макс резко обрывает смех, лицо его выражает страдание, замыкается. Ни на кого не глядя, он уходит с телефоном, тянет за собой шнур.
   Третий провожает его озабоченным взглядом.

Третий

   - Опять пошел в Питер звонить. Тоскует он... Заработай и езжай! Как он счета оплачивать собирается? Мне телефон нужен, но я отключу линию на фиг! Пусть свою устанавливает. Нам за квартиру платить нечем! Скажи ему, мне уже надоело. Ты слышишь? Ты где?
   В продолжение текста Третьего Игорь сидит, опустив голову, разглядывая покоцанные руки. Он хочет выбрать бычок из оставшихся на газете, выгибает шею, пытаясь что-то прочитать.

Игорь

(обращается к Третьему, делает как бы заискивающее лицо)

   - Прочти мне, пожалуйста, Адони, есть тут объявления по работе. Ата ватик квар, иврит това, рош гадоль, ахараи, рацини, в армии здесь был. Не то, что мы: Таханат зеут, теуда мерказит...

Третий

(нервно и гордо вскидываясь, кривляясь, но уже не понарошку, зло)

   - Ты про армию мне не прикалывайся, понял! Не с тобой в окопах гнил...
   Тут машет рукой, резко замыкаясь в себе, встает и выходит, сильно хромая.
   Игорь провожает его взглядом, склоняется над газетой. Напрягается, шевелит губами.
  
  
   Сцена четвертая. Снаружи.
  
   Рука с пелефоном и часть лица. Солнечные непроницаемые очки, сжатые губы, подбородок: выражение озлобления и недоумения. Наконец отвечают.

Игорь

(напряженно, таинственно, голос, слегка охрипший и приглушенный, как будто говорящий боится, что его подслушают)

   - Ярон, бокер тов.
   (Пауза)
   - Эйфо hахомер?
   (Пауза)
   - Ани бе маком. hамахбо рейк.
   (Пауза)
   - Ма? Даярим гилю ве...?
   (Пауза, выражение лица смягчается, появляется слабая ироническая улыбка):
   - Беседер. (отключает прибор)
   Утро. Тихая улочка. Внутренний дворик какой-то старой трёхэтажки. Игорь обходит дом с другой стороны, ищет в кустах, находит несколько картонных коробок, прикрытых газетами. Оглянувшись, приседает и начинает что-то быстро перекладывать из коробок в рюкзак. Руки устраивают поудобней лямки рюкзака на плечах. Непроницаемые очки, пластинка мастика - жующий подбородок, маленькие наушнички - в уши. Щелчок. Энергичный панк-рок врывается в утреннюю тишину дворика, отгораживая слушателя от внешнего мира.
   Огромный рюкзак на спине, футболка мокрая насквозь, пот заливает лицо, непроницаемое, как и очки, жующий рот, быстрый шаг в ритм музыки. Сгибаясь под тяжестью рюкзака почти вдвое, еще больше убыстряет шаг.
   Подъездная дверь. Ряд почтовых ящиков. Кто-то уже забрал почту, уходя на работу, у кого-то ящик забит газетами, письмами, яркими цветными рекламными флаерами - возможно, жилец уехал в отпуск или просто давно махнул рукой, у кого-то скромно и гордо торчит из ящика одинокий журнал.
   В кадр врывается Игорь с рюкзаком на спине, с панк-роком в ушах, с пачкой рекламных флаеров в левой руке. Цветные бумажки разделены на трое между пальцами: сверху - рекламка пиццы, посредине - уроки по всем предметам, снизу - инсталляторы. Пицца должна быть сверху и сразу бросаться в глаза. Многие сегодня после работы закажут себе свежую, еще горячую, с добавками или без, с бутылкой колы в подарок...
   Правая рука виртуозно выхватывает практически одновременно сразу по три разных рекламки из пачки в левой, мгновенно складывает вместе, перегибает пальцем и вгоняет в тесный узкий почтовый ящик старого дома.
   Несколько десятков ящиков заполняются с неимоверной быстротой. Вот в ящик попадают сразу по нескольку одинаковых бумажек - слиплись - не жалко, хомер лё хасер. Жалко времени: платят сдельно за район, а сегодня еще один район задан, а кто-то придёт проверить качество работы, возможно, будут следить, прячась за домами, а, может, уже и нет - доверяют. Но все равно - проверит клиент.
   Очередная тройка рекламок втиснулась между почтой в переполненный ящик и это стало последней каплей: газеты, свёрнутые в трубу висящие пакеты с журналами, куча писем и десяток других рекламных флаеров вывалились из ящика и рассыпались по плитке у подъезда. Игорь, не сбавляя скорости, невозмутимо профессионально вогнал в уже блеванувший пустой расслабившийся ящик другую тройку рекламок. Оставалось ещё несколько отдельных ящиков, самостоятельных, состоятельных, покрупнее, не принадлежащих к общему стандартному подъездному ряду и...этот дом готов. Вдруг музыка резко выпала из правого уха. Игорь удивился, по инерции занеся очередную тройку флаеров в правой руке. Перед ним стоял вышедший из подъезда парень в домашних штанах и футболке.
   Его лицо раскраснелось, мышцы под футболкой перекатывались возмущённо - уже пол минуты он что-то кричал Игорю, просто не замечающему ничего вокруг, погружённому в своё дело, пока весьма наглым образом из его правого уха был выдернут наушник.
  

Жилец

   -...ахшав ата шомеа? - громко, как полуглухому продолжал он, угрожающе нависая над Игорем, - ани квар катавти михтав ле ирия...кама эфшар!!! Тизкор эт hа та шели! Аф паам, эванта, аф паам аль тасим ли йотер эт hа хара hа зе! Коль йом ани моце кило шель зевель ми теват доар шели...
   Игорь снял очки. Внимательно и серьёзно посмотрел на сердитого жильца. Тот держал в руке вытащенную из своего ящика дюжину разных флаеров и в гневе размахивал рукой.
   - ата шомеа? Эванта?
   Игорь продолжал молча смотреть. Жилец раздражённо и с отвращением втиснул пачку обратно Игорю в руку. Хлоп, хлоп, хлоп. Оставшиеся ящики приняли и свою и чужую порцию навязчивой, но, по-видимому, такой окупающейся рекламы. До конца улицы оставалось четыре дома - шесть подъездов.
   Уже был почти полдень, и солнце палило нещадно, правда, и рюкзак стал немного легче. Быстрее, от дома к дому, в тень подъезда и рука мелькает, и узкие рты почтовых ящиков безразлично глухо стучат, пружиня, закрываясь или оставаясь открытыми, не в силах проглотить количество бумажной информации, уготованной для переваривания самым различным слоям населения.
   Наверху кто-то готовил обед. Запахи еды, вкусной домашней пищи раздражали носовые рецепторы и вызывали обильное слюноотделение.
   На углу Игорь выключил плеер, достал сложенную карту района. Так. Налево, прямо, потом улица делает зигзаг и выходит туда, откуда он начал. Ещё минут двадцать и район готов. Игорь сложил карту, спрятал в задний карман джинсов, достал из рюкзака несколько пачек флаеров, перетянутых канцелярскими резинками, удобно и привычно распределил их в левой руке. Вздохнул. Потом посмотрел по сторонам. Недалеко от домов на маленьком пустыре нагло и вызывающе утвердился огромный общий железный мусорный контейнер. Его смердящее нутро с глухим смачным шлепком проглотило увесистую пачку листовок. Затем туда же полетел здоровенный старый набитый флаерами рабочий рюкзак.
  
  
   Сцена пятая. Внутри.
  
   Макс сидит на кухне на своём обычном месте и рисует простым карандашом на листе бумаги, положенном на книгу. Хлопнула дверь. Макс не отвлекаясь, продолжает увлечённо рисовать. На кухню входит Игорь. Молча смотрит на то, что рисует Макс. Нечто похожее на зародыш, математическую кривую, тени и линии, пятна и перья, точки и знаки, уши слона и женский половой орган, цепи и самотык и трудночитаемое на общем фоне лицо. Чёрно-бело-серая гамма и впечатляющая композиция.
   Макс закончил. Минуту разглядывал только что рождённое произведение в вытянутых руках.

Макс

   - Это называется "Разрез спирали времени", - провозгласил он.

Игорь

   - А чё довольный такой?

Макс

(сдерживая отрыжку)

   - Устроился в ресторан. Платят сначала немного, но потом обещают прибавить. Готовить как на конвейере - всё полуфабрикаты. Только пару смен в неделю нужно отработать на посуде и мыть кухню после смены. Зато поесть нормально можно!

Игорь

   - Спроси за меня, может, им ещё люди нужны?

Макс

(зевая)

   - Завтра узнаю. Только есть проблема. Вторая смена заканчивается ночью. Как возвращаться? ...Был бы велосипед...
   Хлопает входная дверь. Оба не реагируют, озадаченные транспортной проблемой. Сильно хромая, входит Третий. Втаскивает старый раздолбанный велосипед и прислоняет его к стене. Макс и Игорь переглядываются.
  

Третий

(Растрепан еще больше, чем обычно, немного пошатываясь, кривляясь и дергаясь)

   - Рота, подъем! Заключенные поступают в распоряжение конвоя! Тьфу, блин, привет Довлатову. Рядовые, строиться! Разведгруппа, на выход. Снайпер в засаде. Арабы объявили войну. Китайцам! Зря. Если бы они объединились, могли бы захватить весь мир. Арабо-китайское Иго... Пожрать чего-нибудь есть?
   Нет?! Заключенные, встать! Сложить одеяла, как учили! И чтоб ни одной складки на постели!

Макс.

   - Ты где велосипед взял?

Третий.

   - Не волнуйся, этот район отсюда не близко.

Игорь.

   - Что, просто в подъезде стоял?

Третий.

   - Нет, не просто. Пришлось у товарища кусачки взять. А вы, блин, даже баллон газовый свинтить не можете!
   Садиться на диван.

Игорь.

   - Что-то на тебя не похоже... Кстати, спроси за меня там, в охране, у вас люди нужны?

Третий.

   - Спрошу. Только тебе оружие не дадут - армию не делал.

Игорь.

   - Ну и хорошо. А то бы застрелился...

Макс.

   - А я бы вышел на улицу и валил этих тупых черных обезьян, сколько бы хватило патронов!

Третий.

   Расслабляется на диване и его еще больше развозит.
   - Мой отец в Штатах математику преподает, а тут мне даже закусить нечем!

Макс.

   - Ну и валил бы в Штаты, чего здесь забыл?

Третий

(зло)

   - В Штаты? А пулю в ногу я где получил? Я за эту страну попу рвал, а ты мне про Штаты?!

Макс

(мечтательно)

   - Были бы деньги на билет, сразу свалил бы в Питер!

Третий

(ухмыляясь)

   - У вас еще период абсорбции. Еще пару-тройку лет.
   А я к матери ездил в гости в Россию. Она там экстрасенс, такие бабки зашибает!
   Представляете, прохожу в комнату в ботинках по привычке, так мне такой скандал устроили...
   (Уходит в свои мысли, глаза влажнеют, качает головой, кривляется)
  
   Сцена шестая. Снаружи.
   Игорь роется в кармане, находит какую-то мелочь. Смотрит на Макса. Они поднимаются и выходят из квартиры.
   Вечер. Трасса практически не освещена. Проносятся легковые, грузовики, слепя фарами, обдавая бензиновой гарью и пылью. Впереди ярко горит и манит заправочная станция.
   Макс с Игорем идут по узкой полоске асфальта между трассой и стеной жестких густых высоких, пропитанных гарью кустов. Заправка притягивает светом, иллюзией бьющей ключом жизни, как пламя свечи манит сами знаете кого, и хочется убежать, - примерно так думал Макс. Испариться, исчезнуть отсюда, найти хотя бы островок безопасности среди сумасшедшего движения и отдохнуть от давления этих каменных джунглей, стоящих вплотную один к другому старых закопченных двух-трех этажных домов, нависающих над вонючей пыльной трассой. Из этой городской окраины, где нет свободного квадратного метра асфальта, что бы тебе не наступили на ногу, где несколько квадратных метров для того, чтобы поставить кровать, стол, стулья и холодильник стоят пятьсот долларов в месяц, не говоря уже о счетах за все на свете. А о кубическом метре чистого, наполненного благоуханием хлорофилла воздуха нечего и мечтать. Хочется убежать, - думал Игорь, - прорваться в другую жизнь, в другой мир, где не только чисто и светло, как у Хеменгуэя, но и краски ярче и ощущения острее, ясно, что не дешевле, но ведь не только в деньгах всё дело, но как-то иначе, по-другому, не здесь, не так как сейчас, ведь должен же существовать этот самый "другой мир" чёрт возьми, и, ведь наверняка где-то рядом...но как?! "Каком к верху!", - оборвал себя Игорь.
   В паузе между проносящимися машинами возник кусочек тишины. Рядом в кустах что-то шебуршилось. Макс присмотрелся, шагнул по клочку жалкой опалённой травы и вытащил крупного сопротивляющегося ежа.

Макс

   - Так вот ты какой, дедушка Ленин!
  
   ...Мелких денег хватило на самую дешёвую водку и пачку румынских сигарет. На утро Игорь записал на листе бумаги:

Благодарю тебя, ты разделил мои страданья

   Безмолвно принимая мою боль
   Когда я обнимал тебя в отчаянье
   Неверною дрожащею рукой.
   Когда ты стоны моего раскаянья
   Величественно смыл святой водой
   Простил. Уже в который раз.
   Благодарю тебя,
   О, унитаз!
  
   Сцена седьмая. Внутри.
  
   Игорь сидит за стойкой полированного светлого ДСП в углу большого фойе с мягкими креслами, журнальным столом, кулером с горячей и холодной водой. В шкафчике банки с кофе и сахаром. За стойкой у стены маленький холодильник с йогуртами, напитками и подносом с остатками ужина. Под потолком подвешен телевизор. На столе под стойкой несколько мониторов, телефон, система сигнализации и громкоговорящей связи, видеомагнитофон и тейп с усилителем.
   На Игоре белая рубашка с эмблемой охранной конторы, аккуратные брюки и туфли. Игорю повезло - одного из охранников убрали из-за того, что он приходил на работу в сандалах и шортах. Всё-таки солидный дом престарелых с хорошей репутацией для не бедных. Иногда вечером в начале смены Игорь видит приезжающих к своим старикам детей и внуков. Солидных, довольных собой и жизнью, на дорогих тачках.
   Ночь. Мягкие кресла в пустом фойе манят и глаза слипаются, но Игорь взял посмотреть "Омен". Когда-то давно, кажется, ещё в прошлой жизни он читал "Омен" и сейчас, глядя на экран, стараясь не заснуть, ждал, когда стрела вонзится в тело героя. Фильм был старый, но там, где стеклом отрезает голову и она переворачивается в воздухе в замедленной съёмке... в общем, это было впечатляюще.
   Кто-то постучал в стеклянные раздвижные двери, закрытые на ночь. Игорь не мог видеть вход и улицу со своего места, но он догадался. Это был Макс. Игорь переключил реле, и двери раздвинулись. Макс вкатил велосипед.

Макс (отдышавшись)

   - Ну, ты затарился! Полный холодильник дома! Офигеть!

Игорь

   - Ты же знаешь, у нас в ресторане скидки для рабочих. А деньги с зарплаты снимут. Еле довёз вчера....Ещё надо закусок....Это в каком-нибудь русском...и овощей для салатов, но это потом, в тот же день, чтоб свежие были...

Макс

   - Надо хату помыть. А то люди придут, а у нас грязи и пыли, будто год не мыли. Дом же над трассой прямо...Эта трасса сраная!

Игорь (смотрит на Макса)

   - А мы год и не мыли...(задумчиво, про себя)...и ещё хомрей никуй.
   Они вместе досмотрели "Омен". Макс укатил домой спать. Ещё несколько часов до конца смены. Рассветает. Свет сквозит через стеклянные двери и в фойе автоматически гаснет часть ламп. По углам прячутся мрачноватые тени, а утренние лучи косо падают сквозь стекло дверей на серое покрытие пола, высвечивая кружащиеся в воздухе пылинки. Глаза закрываются, дико хочется спать, нет сил бороться, ну, ещё немного, уже утро, спать нельзя, если увидят...
   На улице странный звук. Шум, хлопок, удар...Игорь со своего места не мог видеть дверь и улицу за ней, но он догадался, понял, почувствовал...Первый и, наверное, в последний раз в жизни его слух воспринимает подобное, но на самом деле в этом не было ничего странного, очень такой земной звук, человеческий...
   Посидев пол минуты, глубоко вздохнув, Игорь медленно направился к выходу. Тело расположилось однозначно, проверять было нечего, тем более что голова попала на бровку клумбы (Макс сказал бы "поребрик" - мелькнула мысль) и часть мозга тускло мерцала слизью в радостных утренних лучах солнца в полуметре от неестественно вывернутой головы и также неестественно расположенных относительно друг друга частей тела. Не могут быть так вывернуты суставы у человека. У живого человека. А ведь падал он совсем не свысока! Третий, четвёртый этаж примерно. А цвет мозга был...Такую цветовую гамму Игорь видел первый раз в жизни. Когда-то по телевизору показали законсервированный мозг вроде Ленина и других выдающихся личностей, разрезанный на тонкие пластины, иначе не будет храниться - не то.
   Игорь вернулся на свой пост и стал звонить. Через пол часа у дома престарелых стояли скорая и полицейская машины. Точнее это была не скорая, а труповозка. Тело накрыли чем-то, чтобы начинающие просыпаться старики и старухи не увидели со своих балконов, но слух уже распространился. И группки подавленных старичков пытались прорваться наружу и посмотреть, а Игорь должен был стоять на проходе в дверях и не пускать их, пока всё не оформят и не смогут соскрести и забрать и потом помыть асфальт из шланга...Какой удар по репутации заведения! Но они имели право знать, они были знакомы много лет!
   Игорь плюнул и вошёл внутрь. У стойки стояла высохшая, но аккуратная старушка лет за 80. Её лицо было непроницаемо и бледно, глаза пустые и безжизненные. Сестра-хозяйка активно наседала, добиваясь чего-то от старой женщины, но та упорно молчала. Потом она произнесла одну фразу: "Мы уже много лет были с моим мужем совершенно чужими людьми..." Стало ясно, как, но не почему...В 5.30 87-летний старик поставил стул на своём балконе, влез на него (ему было нелегко) и упал вниз. Со второго этажа. Этого ему было достаточно.
   - Ты что здесь делаешь? - зло спросила сестра-хозяйка, - я тебе что велела делать?!
   Группки стариков, вернувшись внутрь, взволнованно переговаривались. Кажется, Игоря ждала участь предыдущего охранника, хотя Игорь и не приходил на работу в шортах и сандалиях. А сейчас он не мог оторвать взгляд от лица жены самоубийцы. Под этой маской читалось следующее: "Я тебя не простила и никогда не прощу!" За что? За то, что случилось сегодня или много-много лет назад? Этого он знать не мог. Его поразила эта жёсткость, этот упрямый несломленный стержень 80-ти летней старухи под маской отрешённого безразличия в пустых безжизненных глазах.
   Через несколько лет Игорь с Максом посмотрят "Титаник" Камерона на большом экране. И Макс, выйдя из кинозала, блестя глазами, скажет:
   ...- Её глаза...глаза этой старухи в конце, когда она заканчивает свой рассказ...живые, яркие, блестящие и молодые!
   Правда, та старуха - великолепная актриса...
  
   Через несколько лет другая актриса, правда, совсем юная расскажет. Она шла с друзьями мимо студенческой общаги. Оно только что наелись швармы и были довольны и веселы. И тут чуть ли не на голову ей, буквально рядом падает девушка...Наверное, она тоже поставила стул на своём балконе. Её балкон был гораздо выше, но она умерла не сразу...И ещё она была босиком. Шварма возмутилась: "Мало того, что она сваливаешься прямо на голову, так она ещё и босиком!", - и вышла обратно. С тех пор эта девушка никогда не ест шваврму. То есть не та, что была босиком, а та, что рассказала. А та уж тем более.
   Через несколько лет в другой студенческой общаге парень наоборот плотно закроет свой балкон, подложит полотенце под входную дверь, отсоединит резиновый шланг от газовой плитки, наденет на голову пакет и засунет в него шланг. Это не анекдот про наркомана. Его сосед, придя домой, обнаружит его без признаков жизни. Потом сосед поедет в Россию и женится... Хотя, какая вообще связь?..
   Через несколько лет сосед родителей Игоря на Украине, придя домой после смены в такси, схватит очередную белочку и повесится на кухне, оставив жену с маленькой дочкой. И мама не будет рассказывать девочке, что её папа был космонавт и погиб при посадке от разгерметизации спускаемого аппарата.
   Через несколько лет 16-ти летний мальчик из пнимьи в посёлке на краю каньона прыгнет вниз...И первым, кто спустится в каньон, рискуя своей жизнью, будет местный антигерой, торговец наркотиками, непобедимый боец, в будущем также убийца. Там, в каньоне всё было кончено сразу, так что рисковал жизнью герой напрасно...а может, вовсе нет?! Вспоминая об этой истории, я слышу тему "Чёрного кофе" "Листья":

...Но для каждого из нас сердцу мил свободы час

И порой не жалко жизни, чтоб хлебнуть её хоть раз...

   Так для каждого из нас.

Если б листья знать могли, сколько лёту до земли

А потом лежать валяться под ногами и в пыли...

   Если б листья знать могли...
   А может, я понял всё совсем неверно, глядя на старуху у стойки. А то, что я прочитал под её маской, было лишь моей собственной игрой воображения, иллюзией? Как знать? Да и какая разница.
  
   Сцена восьмая. Снаружи.
  
   Вечер. Пятница. Макс и Игорь стоят на перекрёстке трасс в стороне от ярко освещённой заправки рядом с автобусной остановкой. На Максе приятный лёгкий свитер, выглаженные брюки, начищенные ботинки. Игорь одет в вельветовые фиолетовые штаны, фиолетовый вечерний пиджак, купленный на распродаже, поверх белой футболки, на ногах смешные фиолетовые кеды с белой резиновой подошвой и широкими белыми шнурками. Изредка проезжают машины. Макс вскидывает руку. Никто не останавливается.

Игорь

   - Да уж, был бы ты бабой, сразу бы подобрали.

Макс

   - Иди, подмойся. А по чему это сразу?

Игорь

   - Да классная тёлка из тебя бы получилась.

Макс (довольный)

   - Ну, что есть, то есть...Давай теперь ты тормози, не фиг стоять, типа не причём.

Игорь

   - Не верю я в тремпы...Типа как Тарантино в чаевые.

Макс

   - Не ной. Уедем по любому.
   Примерно до середины пути они тряслись в будке старого рабочего "Cубаро"
среди инструментов, на промасленных пыльных откидных сидениях, за них же и, держась, стараясь поменьше испачкать чистую одежду. Водитель, подобравший их, был подозрительно смугл и бородат и время от времени бросал на них свирепые взгляды чёрных хитрющих глаз в зеркало заднего вида. И они, поглядывая на него сквозь стекло между будкой и кабиной, с тревогой подозревали в нём араба, собиравшегося завезти их куда-нибудь на территории и...об этом думать не хотелось. Всё обошлось. Он высадил их на каком-то перекрёстке - дальше было не по пути - и с белозубой улыбкой пожелал удачи на русском языке с сильным кавказским акцентом.
   Буквально минут через 20 их подобрала компания молодых израильтян на шикарной тачке. В их машине и так было полно народа, но они остановились, потеснились, и, весело переговариваясь, понеслись дальше. Перегруженная машина, утробно урча мощным мотором в густом облаке гремящей музыки мизрахи, плавно поднималась в Иерусалим.
   Их высадили недалеко от центра, дальше было совсем близко.
   - Хорошо добрались, - сказал Игорь, уже ожидая от Макса что-то по поводу чёрных обезьян, но Макс выдал другое:
   - Вроде все ашкеназим, а слушают мизрахи!
   - Это они над нами издевались, - предположил Игорь.
  
   Они шли по камням, которым несколько тысяч лет (а может несколько десятков лет?), мимо домов, обложенных белой плиткой, проходили миниатюрные аккуратные скверики, поднимались по плиточным ступеням и спускались немощёными узкими проходами. Макс уверенно ориентировался, был в приподнятом настроении и глубоко вдыхал другой воздух - Иерусалимский. Игорь разглядывал камни под ногами, что-то думал о местной энергетике, Иерусалимской, о святой земле и груз тысячелетий начинал давить на его депрессивную натуру.
   Они оказались в богемном районе. Только не в том богемном, где огромные великолепные дома с "прекрасными воротами", а недорогие комнаты и флигеля, спрятанные в запутанных и таинственных переходах, пристройки и надстройки, куда проникаешь по крутым ступенькам или обходишь десять улиц, оказываешься там, где был вначале и тут понимаешь, что это именно здесь.
   Они нашли телефонный автомат, и Макс позвонил, и через несколько минут их встретила девушка. С радостными восклицаниями они обнялись и поцеловались с Максом, и он даже как-то внешне вдруг изменился, приосанился, - так повлияла на него встреча с землячкой. По дороге они говорили о Питере, о своей тоске и неудовлетворённости.
  
   Сцена девятая. Внутри.
  
   Было прохладно. Улица спала. Пристройка к дому занимала часть и без того узкого прохода между домами. За окнами, занавешенными чем-то цветным, горел свет. Внутри находились несколько человек. Все перезнакомились, расселись. Хозяином флета, а проще съёмщиком оказался друг землячки Макса. Она уселась на сложенный диван рядом со своим другом. Длинные прямые волосы иначе, чем цвета вороного крыла не назовёшь. Большие и глубокие еврейские глаза ласково и немного грустно взирали на присутствующих. Немного изогнутый аристократический нос и бледные немного впалые щёки были в веснушках. Совсем немного.
   Её друг рассказывал о том, как недорого можно путешествовать в разные страны, всего несколько месяцев поработав в охране. Вернуться, ещё поработать и снова путешествовать. Объездить весь мир. Такова его цель. И в следующее путешествие он обязательно возьмёт свою новую подругу. Он хочет показать ей...и т. д.
   Вошедшие с улицы немного согрелись. Девушка сняла тёплую вязаную кофту. Под ней было тонкое вязаное платье. Сквозь крупное вязанье скромно и интимно, совсем немного проглядывали коричневые соски, выделяясь на фоне белой кожи.
   Ещё один из находящихся внутри людей молча разглядывал какие-то журналы. Игорь отвёл взгляд от девушки и подсел к нему, заглядывая в журнал.
   - Он фотохудожник, - объяснила она, - а это профессиональные журналы, их, кстати, очень трудно достать. Посмотри, поймёшь почему.
   Игорь взял один из журналов и раскрыл где-то по середине. Чёрно-белая фотография обнажённой девочки лет 12-ти примерно. Девочка лежит на спине, ноги немного приподняты и раздвинуты, рука на животе, другая безвольно покоится вдоль тела. В её позе - ощущение спадающего напряжения, во взгляде - оттаивающее остекленение и радость удовлетворения. Это был маленький шок и откровение. Мастерство художника-фотографа - ценность этого журнала. По сравнению с этой фотографией набоковские Лолита и Ада показались грязными шлюхами, а картины выдающихся мастеров великих эпох - дешёвыми поделками.
   "Так не бывает", - подумал Игорь, не поднимая глаз на единственную присутствующую среди них девушку.
   В ночной тишине послышались приближающиеся по гравию шаги. Стук в дверь - вошли двое. Один высокий, немного полный, другой с красивыми светлыми волосами и чётко прорисованными мышцами под облегающей одеждой. Высокий взял гитару и слабал что-то блюзовое, навороченное и профессиональное. Игорь смотрел на его пальцы, бегающие по грифу, и глаза уже не горели, как когда он просматривал журнал, а просто дымились.
   - Там он учился в музучилище, а здесь - в университете на историческом, - негромко пояснила девушка,- а этот красавчик, - она подняла глаза на второго из вошедших, - ещё и очень умный молодой человек. Пишет книгу. Утопию...
   Хозяин, видимо, немного нервничал, что его девушка, к тому же такая милая здесь единственная, и всё внимание, так или иначе, принадлежит ей. Ей же было явно приятно, но она держалась достойно и скромно.
   - Вы не волнуйтесь, - сказал хозяин, обращаясь к гостям, - какие-то стимуляторы всё равно будут, может немного попозже...
   Была глубокая ночь и иерусалимский воздух, другой воздух становился всё холоднее, а жалкие картонные стены пристройки не могли противостоять, и маленький нагреватель не спасал, и уже пробирало до костей.
   - Я знаю, что нужно! - заявила девушка, встала и направилась в угол к электрической плитке.
   Через четверть часа по кругу пошла литровая железная кружка с горячим пуншем. Игорь, отхлёбывая обжигающий безумно вкусный напиток, смотрел на девушку разомлевшим нежным взглядом.
   Она и Макс опять говорили о Питере, всё больше распаляясь и раздразнивая и терзая друг друга. Её парень опять заговорил о том, что хочет ей показать...
   - Не нужен мне весь мир! - внезапно разозлилась она, - я хочу в Питер! (с надрывом в голосе) Ты слышишь, дай мне денег на билет, хотя...я, может быть, и не вернусь! (так и получилось через несколько лет) Также внезапно она успокоилась.
   Пунша долили, и кружка снова оказалась у Игоря. Разомлевший и довольный он продолжал смотреть на девушку.
   - Что, понравилось? - спросила она медленно и тягуче, глядя ему в глаза.
   - Как раз то, что нужно, - ответил он веско и с чувством, не отрывая взгляда.
   Они продолжали молча смотреть друг на друга. Строчки в голове Игоря сложились сами собой:

Нет в вечном истины, как нет её в вине

Нет счастья в праведном, как смысла в суете

   Нет прошлого и будущего нет

Лишь глаз твоих печальных тихий свет...

   Пауза затянулась. Возникло напряжение. Это вызвало приступ удивлённого веселья у Макса, некоторое смущение у Игоря и косой взгляд её друга.
   - Ну, мы потопали, - сказал кто-то из остальных, разрядив атмосферу. Игорь и девушка нехотя отвернулись друг от друга. Трое поднялись, попрощались и вышли. Удаляющиеся шаги по гравию и снова тишина.

Девушка

   - Ладно, мы пошли ко мне спать, здесь недалеко, а вы тут отдыхайте. Проснёмся - придём.

Хозяин

   - Да, вы располагайтесь, как дома. Только сортира нет. Есть будка во дворе, так что...
  
   В середине дня, когда гости уже проснулись, пришёл фотохудожник. Он был молчалив и замкнут, как обычно. Скоро подошли хозяин с девушкой. Люди приходили и уходили и уже знакомые и ещё нет. Время летело незаметно. Уходить не хотелось. Гостеприимный флет затягивался, но Игорь начал нервничать. Он спросил у девушки можно ли от неё позвонить. Её друг вызвался сопровождать их, а Макс возмущался отсутствием нормального сортира. Он был в стране не так давно, и интеллигентность ещё крепко держала его за яйца. Девушка хитро улыбнулась:
   - Есть тут в одном месте человеческие условия, потерпи, а то я сама в туалет к хозяевам хаты хожу...
   Игорь, девушка и её друг прошлись по улице, свернули в какой-то переулок, спустились в какой-то двор, поднялись по крутым ступенькам и оказались в надстройке. Она извлекла телефон, но держала его в руках.
   - Ты иди к себе, мы сейчас вернёмся, он только позвонит.
   Её друг нехотя подчинился.
   В её комнате было чисто, полумрак не был продуман, просто так падал свет. Всё остальное было продумано великолепно. Покрывало на кровати, старый ковёр на полу, подушки в кресле - всё гармонировало, и даже цветовые контрасты не бросались в глаза, а наоборот, мягко, но насыщенно наполняли комнату индивидуальностью хозяйки.
   - Что ты собираешься делать?
   - Я...собираюсь позвонить по телефону...
   - Да нет, вообще...
   - А, ну...поработаю, пойду учиться.
   - А что ты хочешь учить?
   - М-м-м...какое-нибудь искусство.
   - Что, даже не знаешь какое?
   - Не уверен, может быть, музыку.
   - Не уверен...ну, ладно.
   Она поставила телефон на кровать. За её спиной вдруг оказалась ещё одна лестница, по которой она стала не спеша подниматься, немного приподняв своё длинное платье.
   Игорь набрал номер. Долго не отвечали.
   - Привет, узнала?
   Пауза. В голосе улыбка.
   - Ну, как у тебя?
   Пауза.
   - Знаешь, я не могу долго говорить, телефон не мой, но мы сейчас с другом в Иерусалиме, я хотел к тебе заехать.
   Пауза.
   - А как добраться? Хотя ладно, нам здесь объяснят, где это, ну давай, пока.
   Он положил трубку, подошёл к лестнице и посмотрел вверх. Там находилась комнатка буквально в квадратный метр, с пологим окном во всю маленькую стену. В плотную к окну стоял мольберт с холстом, девушка, стоя, что-то дорисовывала красками, заслоняя собой картину. Свет из окна лился сквозь мольберт, стройную фигурку рисующей девушки, падал на лестницу и рассеивался в полумраке комнаты. Это было красиво. Постояв несколько минут, Игорь поднялся посмотреть на картину. Он заглядывал через её плечо, стоя на предпоследней ступеньке - иначе было невозможно.
   - Твоя девушка? - спросила она не оборачиваясь.
   - Нет, хорошая знакомая, как вы с Максом. Давно не виделись...когда ещё буду в Иерусалиме?
   Картина не запомнилась.
   Молча, они вернулись в пристройку её друга. Там сидела, нервно куря, худощавая симпатичная подружка, одетая в алую блузку и с накрашенными в тон губами.
   - Она влюблена в того парня, что был вчера, который пишет утопию, ищет его, думает, может сюда зайдёт, - негромко и подмигнула Максу, - кстати, насчёт нормальных условий...попросимся к ней, а потом я вам объясню, как добираться.
   И опять узкие улочки, запутанные проходы и ещё одна комната для одинокой узницы холодных камней, отделанных белой плиткой.
   Ванная комната с туалетом находилась в углу квадратной комнаты и к ней вели несколько ступенек. От стены ванной к противоположной стене до окна была протянута выцветшая занавеска, за которой угадывалась кровать. Кроме диванчика, стула и журнального столика в комнате больше ничего не было. Белые стены. А, впрочем, больше ничего и не поместилось бы.
   Макс вышел из туалета, пряча улыбку. Игорь также решил воспользоваться возможностью, тем более что идти предстояло больше часа. Суббота, всё-таки. В туалете было также пусто и бело, как в комнате. Только на верёвке, натянутой над самой ванной одиноко висели ярко-алые кружевные трусики. Сеанс!
   - Они у неё всегда там висят, - шепнула девушка.
   Поблагодарили за гостеприимство. Нервно курящая подружка в алой блузке и с накрашенными в тон губами махнула рукой - мол, не за что.
  
   Сцена десятая. Внутри.
  
   Когда они добрались до студенческих общежитий, уже начинало слегка сереть. Нашли нужный блок, нужную комнату. Тук-тук. Войдите.
   Девушка была высокой, резкие уверенные движения; облегающие слаксы и простая свободная футболка. Ироничные тон, взгляд, улыбка, но отнюдь не вульгарная ухмылка, как у её соседки. Соседка была полной, крупной и недовольной. Они явно не ладили.
   Игорь и его знакомая немного поговорили каждый о себе, как дела, мол - это, явно, была не очень вдохновляющая тема - и стали вспоминать общих друзей и коллективные приколы, благо общих знакомых было много и много сплетен.
   Макс возился у дигитальной стереосистемы в несколько деков.
   - Откуда это, - спросил Макс с горящими глазами.
   - Заработала - купила, - пожала плечами она.
   - Покурить бы...- как бы про себя сказал он.
   - Ой, а что же вы сразу молчали? - всплеснула руками она, - доставая из ящика стола корабль.
   Если она вдруг чему-то радовалась - это было откровенно и свободно, поток фраз и воспоминаний, никакого жеманства. Если вдруг ей становилось грустно - она немного замыкалась, фразы были короткими и отрывистыми, но она старалась не показывать этого и быстро возвращалась к своему обычному ироничному тону, улыбке и взгляду.
   - Как твой друг? - спросил Игорь.
   Она собралась было спросить "какой", но сказала просто:
   - Расстались окончательно.
   - Классный гитарист и голос классный, - сказал Игорь.
   - А ты играешь или бросил? Помню, такие темы выдавал собственного сочинения.
   - Душа не поёт, - туманно отмазался Игорь, - кстати, а гитара есть? - затуманившись взором...
   Пошли за гитарой. Она оказалась у другого общего знакомого, но тот встрече был рад не очень и на контакт не шёл, был подавлен и мрачен.
   Они шли по коридору с гитарой, и Игорь спросил:
   - Чего это он?
   - Помнишь его девушку?
   - Ещё бы! Девушку с такой грудью невозможно не помнить! - и быстро поправился, - хотя он её любит, наверное, не только за это, я с ней не очень был знаком...помню, она носила кольцо на лодыжке...
   - Так вот она его оставила: в Израиль приехал её парень
   - А-а-а...
   - И теперь он немного влюблён в меня...только никому не говори, а то все бывшие так друг друга ревнуют...кстати, у твоего друга есть девушка?
   - Ага, понравился?!
   - Ну, вообще-то да.
   -Так я ему дам твой телефон, хорошо?
   В ответ она глубоко вздохнула и пожала плечами.
  
   Игорь сыграл несколько тем, напрягаясь после долгого отсутствия постоянной практики. Теперь уже ему самому собственные темы казались претензионными и нелепыми, тем более что исполнение, мягко говоря, хромало. По ходу дела Игорь мрачнел всё больше и злился на самого себя.
   - Слушай, что же ты ничего не делаешь? - спросила она.
   Игорь не одуплился.
   - Ну, организовал бы группу, - поддержал Макс.
   - Да кому это нужно?!! - чуть ли не с отвращением и скривившись, выдавил Игорь.
   Она и Макс переглянулись.
   - Вы чем обратно добираетесь? - спросила она.
   - Да, нужно успеть на автобус, - встрепенулся Макс, - назад тремпами ехать уже сил нет.
   - Дунем на дорожку? - лицо Игоря было кислым, а пальцы немного дрожали.
   - Дунем! - выдохнули она и Макс.
  
   Сцена одиннадцатая. Снаружи.
  
   - А теперь вниз по этому лабиринту и не сворачивайте с дороги, а то заблудитесь, а так выйдете практически к тахане мерказит, - она проводила их к началу спуска.
   Макс с Игорем стали быстро спускаться, боясь опоздать на последний автобус. Дорога шла зигзагом вниз среди роскошного по местным меркам парка. Иерусалим отпускал неохотно, некой магической силой затягивая в свои недра, да и возвращаться не хотелось. Они шли молча, серьёзные и сосредоточенные, понимая, что блудняк закончен, и снова будут серые будни каменных джунглей, где стены не обложены белой плиткой, а почти чёрные от ветхости и близости трассы. Где ходишь не по камням, которым тысячелетия, а по обычному асфальту и дышишь не другим, иерусалимским воздухом, а пропитанным выхлопными парами смрадом автомагистрали.
  
   Сцена двенадцатая. Внутри.
  
   В автобусе Игорь порылся в карманах и нашёл сложенный вчетверо лист бумаги. Это было банковское уведомление, пересланное хозяином снимаемой квартиры о том, что несколько последних чеков, подписанных помесячно за оплату съёма, вернулись. У Макса был с собой огрызок карандаша для рисования и Игорь, перевернув бумагу, записал самые злые свои строчки:
   Когда дети цветов
   Поперхнулись перхотью плешей
   И струны их душ разложились в гнили лиан
   Они отомстили нам всем
   Придумали стремный компьютер
   И клонируют в каменных джунглях злых обезьян.
  
   Сцена тринадцатая. Внутри.
  
   Голодные после травы и уставшие от впечатлений они ввалились домой после полуночи. Свет пробивался из-под двери ванной, и слышались возгласы, претендующие на пение для одного слушателя - самого себя. Этим самим собой был Третий. Они заглянули в ванную. Третий лежал в оной, млея от удовольствия. Пар всё ещё поднимался над мыльной пеной, и ощущалось стойкое благоухание каких-то благовоний.

Третий (возмущённо)

   - Закройте дверь, кайф выходит!

Макс (ещё более возмущённо)

   - Да ты подумал, какой нам счёт придёт за воду и электричество!!!

Третий (парирует)

   - А ты за телефон счёт оплатил?

Макс (мрачно)

   - Не волнуйся.
   И уходит на кухню.
   Третий напевает "Дым над водой" и плещется как дитя.

Игорь (мягко)

   - Ты бы поэкономней всё-таки.

Третий (взрывается)

   - Это я поэкономней! Ты полный холодильник затарил, сто человек накормить можно. Праздника ему захотелось! А не лучше бы ты за хату заплатил: чеки возвращаются. Вы там тусуетесь где-то, отрываетесь, а я раз за несколько лет ванну принял. Как белый человек.

Игорь

   - Будь здоров.
   Закрывает дверь и уходит в свою комнату.

Третий (выглядывает из ванной, с него стекает вода, он дрожит)

   Кстати, ёжик ваш ублюдочный...нет, я, конечно, люблю животных, но этот! Жрать ничего не хочет, чем бы я его ни пытался кормить, (с нажимом) пока вас тут не было, днём прячется, а ночью лазит по квартире и скребёт когтями по плитке и громко так! (тут Третий издал странный смешок, будто что-то вспомнив) Вот я и разгадал загадку, кто такой Вуглускр! Правда, у нас до сих пор мышей нет - жрать было нечего! (и громче) Отнесите его обратно, он старый и упрямый, он просто сдохнет! (и хлопает дверью ванной).
   Макс сидел на кухне, курил и мрачно разглядывал люк под потолком над газовой плитой. "Что же там может быть? Да что там может быть кроме пыли и грязи! Но ведь не может быть, чтоб ничего не было!.."
   Игорь лежал в темноте одетый на кровати, сняв только пиджак. Он нервничал. Предчувствия были недобрыми. А когда он нервничал, ему хотелось есть или трахаться. Или и то и другое. Чтобы поесть, нужно было встать и идти готовить - всё полуфабрикаты из ресторана. Ну а...Рука потянулась к ширинке. Одну за другой расстёгивая пуговицы вельветов. Осталась одна. И тут он вспомнил, что не вымыл руки: в ванной был Третий. А мама с детства приучила Игоря всегда мыть руки, придя с улицы. Через это он переступить не мог. А встать и пойти вымыть руки было лень, и он отложил это грязное дело..."Нет", - думал он, засыпая, - "Где-то есть другой мир, не знаю, правда, какой, но...он есть!"
   Макс продолжал курить на кухне. Сигарету за сигаретой. Он даже удивился - откуда у него столько сигарет?! Третий давным-давно вышел из остывшей ванной и, мурлыча что-то, прыгая по тональностям, довольный отправился спать.
   "Ты хоть понимаешь, сколько пыли и грязи там, за этим люком на чердаке?!" - спросил себя Макс. А если там...В голову лезли всякие разные мысли...Время остановилось. Что же там? И тут он решился! Резко встаёт, находит нож, ставит стул...Поддаётся с трудом...Слои липкой ленты, наверное, клей, побелка. Интересно, сколько лет это не открывалось?
   C хрустом и треском люк медленно отваливается вниз, укреплённый на петлях с одной стороны и...ничего! Даже ни грязи, ни пыли. Непроницаемая чернота. Макс разочарованно слазит со стула и тут...Как-то неохотно, будто с чувством превосходства из люка медленно вываливается большой чёрный мешок. Как-то торжественно и лениво подчиняясь законам земного притяжения, он с небольшим ускорением падает на пол. У Макса трясутся руки. Силой воли он заставляет себя успокоиться. Одним резким уверенным движением ножа вспарывает мешок. Он видит пачки денег в банковской упаковке. Израильский банк. Полный мешок. Сколько же здесь может быть?! Много!!! Макс начинает бесшумно смеяться, его охватывает дикое ликование. Он танцует лезгинку с ножом в руке над мешком с деньгами. Яростный, мужественный, где-то животный танец суровых людей с гор, которые раз в год спускаются вниз, чтобы купить женщинам цветы, а детям жвачку. Он опускается на колени, кладёт нож на пол и бережно, будто боясь, что это глюк, берёт одну пачку. Нет, это не глюк! Он целует её и разрывает упаковку. Сто-о-оп! Это какие-то...какой-то другой цвет...И рисунок другой...Лиры!!!
  
   Макс просыпается в своей кровати в поту не холодном, а горячем. Он чувствует слёзы на своих щеках и солёный привкус во рту. За матовым закопчённым стеклом уже был день, и шум трассы не прерывался ни на мгновенье, периодически усиливаясь воем набирающего скорость от остановки автобуса. Макс оглядывает свою комнату. Стены увешаны листами с рисунками простым карандашом. Он вскакивает, начинает срывать листы, швыряет их на пол и яростно злобно топчет. Из глубины его души непроизвольно вырывается низкий утробный стон. Вдруг успокаивается, бережно собирает рисунки, складывает их в папку, перед этим внимательно разглядывая каждый. Берёт чистый лист и...пишет:
  
   Однажды вечером поэт, расположившись у камина
   Укутав ноги в тёплый плед, забыл про замок свой старинный
   И ветер завывал в трубе, стучался в окна, в двери, в душу
   Забыл о трубке и вине, и ветра стон поэт не слушал
  
   В каком-то полузабытье, он рвал свои стихотворенья
   Бумага плавилась в огне, трещали толстые поленья
   И пламя пожирало их безжалостно, бесповоротно
   Всю жизнь вобравший в себя стих исчез легко и беззаботно...
  
   "Рукописи не горят!" - сатанински ухмыльнулся Макс, аккуратно завязывая на бантик папку с рисунками, и пошёл искать сигареты.
  
   Сцена четырнадцатая. Внутри.
  
   Игорь прикатил в охранную контору. Пристегнул велосипед у входа в здание, поднялся в лифте на третий этаж. Пожилой командир был мягким приятным человеком. И имя его было подходящее: Симан тов. Кроме того, он был калекой. Когда он сидел за столом, этого было не видно. Игорь постучал в дверь кабинета, вошёл и сел напротив. Командир помолчал.
   - Смотри, - сказал он, - Ты мне нравишься, но про старое место забудь...
   - Мне нужна работа,...может быть, есть другое место...любое?
   - Есть. И не любое. Ты мальчик симпатичный, приятный, поэтому я тебя и поставил в дом престарелых, чтобы люди не пугались,
   Игорь подумал, что причина была несколько иной, но, разумеется, возражать не стал.
   - Так вот, есть место в одном доме...Это комплекс на берегу моря...Кстати, в этом доме квартира хозяина нашей фирмы, так что сам понимаешь...И будь приветлив с жильцами.
   - Хорошо. Прекрасно. Понял.
   - Ты у нас в армии не служил, работаешь без оружия, оплата та же - минимум, только проездные побольше.
   А, чёрт! Как же он сразу не подумал. Да это же у чёрта на куличках! Как он будет добираться?! Тем более в выходные...Вслух сказал:
   - Большое спасибо. Что насчёт расписания смен?
  
   Сцена пятнадцатая. Внутри.
  
   Игорь подъехал к служебному входу ресторана и пристегнул велосипед. Как обычно спустился в подвал-склад и переоделся в чистый белый пиджак с эмблемой ресторана и штаны в мелкий серо-белый квадратик. Поднялся в ресторан.
   К нему подошёл начальник смены.
   - Сегодня не может выйти мойщик посуды. Что-то у него случилось. Нужно заменить.
   Игорь не реагировал. Что-то было не так. Что-то изменилось за последнее время.
   "...А ещё надо купить спиртное", -вдруг подумал он, - "холодные закуски, овощи для салатов и моющие средства...Моющие обязательно - в квартире такая грязь!"
   Начальник смены пристально посмотрел на рабочего. Вдруг Игоря прорвало:
   - Я не буду стоять на посуде, я не хочу! В конце концов, у меня есть выбор. А если бы у меня не было выбора...
   Он горячился, это была почти что истерика, а в голове проносились мысли:
   - Как-нибудь буду добираться до этого комплекса, есть маршрутки и в выходные...можно попроситься обратно на рекламки, придумать что-нибудь, наплести...или в жестянщики - им часто люди нужны, скажу, что поумнел, стал более ответственным...да мало ли такой работы!!! - внутренне взорвался он. Его трясло...
   Начальник смены продолжал пристально смотреть на рабочего. Тот будто читал на его лице: "Был бы благодарен, что тебя вообще взяли и с посуды перевели готовить, научили немного, а сейчас ты не хочешь отработать смену или две на посуде! А ведь это я тебя пожалел, позаботился..."
   - Да, - сказал начальник смены, - всегда есть выбор. Теоретически есть. Можешь идти домой.
   ... - Надо накупить всяких моющих средств, - думал Игорь, - дома такая грязь...на этой неделе должны зайти чеки.
   Игорь вышел через служебный выход. Велосипеда не было. На железной трубе издевательски болтался огрызок цепи, разрезанной, как ножом, наверное, чем-то вроде кусачек. "Как пришло, так и ушло", - философски рассудил он. На автобус денег не было, тем более что он на него и не рассчитывал, не одалживать же у начальника смены...Часа за полтора, думаю, дойду, почему бы не прогуляться?! Спешить было некуда.
  
   Сцена шестнадцатая. Внутри.
  
   Несколько дней. Ещё день. И ещё. Игорь обзванивал друзей и знакомых. Похоже, народу соберётся неслабо. Он даже начинал придумывать торжественную речь, но у него ничего не выходило. Он решил, что в крайнем случае, сымпровизирует.
   Игорь звонил в ресторан. Ответ был прост: "В списках не значится". Игорь звонил в охранную контору - обещали перезвонить в ближайшие дни. Он достал свои старые книги: Махариши Ошо, общая психология, медитация и такой милый и мудрый Кришнамурти. Он пытался читать фентази - это был бзик сезона - его соседи глотали эти книги, но только один фентезист увлёк его - русский, кажется, Логинов - известный автор.
   Он размышлял, куда поступать в этом году, чтобы не потерять привилегию оплаты от Управления по делам студентов. Он мечтал свалить из этого сраного места, впрочем, они все трое об этом мечтали. Странным образом он не задумывался о том, что если учёба и бесплатна, то на что он будет жить, и, в конце концов, как они расплатятся с хозяином этой квартиры.
   Он жил предвкушением праздника и это наполняло его верой во что-то большее и безумно интересное, казалось, только протяни руку, и окажешься там, где-то в другой жизни, в другом мире, причём это абсолютно не было каким-то конкретным желанием или знанием.
   Внешне же с ним происходило совершенно противоположное, иное. Он ходил по фирмам трудоустройства, его направляли в разные места. Он проходил интервью и, если его брали, он, поработав несколько часов, просто уходил. А если он не проходил интервью - злился и через время опять пытался пробиться в ту же фирму, сеть, предприятие.
   И чем ярче были всплески радости по поводу или без, тем глубже были приступы депрессии, тем сильнее он ощущал давление непонятно чего, впрочем, не придавая всему этому никакого значения.
   Однажды он шёл по тротуару. На обочине стояла тачка. Возле неё здоровый мужик, на земле - целый здоровенный мотор, и говорит мол, помоги мотор оттащить наверх. Игорь посмотрел наверх. Это была самая высокая, длинная и крутая лестница, которую он когда-либо видел в Бней-браке. "Я заплачу", - говорит мужик. "Сколько?" "15 шекелей"
   Игорь посмотрел на мужика, на мотор, на лестницу..."Стою на асфальте я в лыжи обутый..." К сожалению, он не владел языком достаточно, хотя бы для приблизительного перевода своих мыслей. Он повернулся и пошёл. На ходу обернулся. Мужик улыбался. "Они тут приколы, что ли снимают скрытой камерой?", - подумал Игорь.
   Подходя к дому на перекрестке, мимо проезжала полицейская машина. Они остановились. "Выворачивай карманы!" Игорь удивился: неужели я так выгляжу?! В кармане была половинка жвачки в бумажке. Жвачка нагрелась от тела, на неё поналипали табачные крошки из того же кармана, - разве там не бывали бычки?!
   "Наркотики!" - обрадовался полицейский. Игорь достал зеhут и полицейский поинтересовался, где он живёт. Где, где...опять же, переводить не стоило...С жвачкой разобрались. Не до такой же степени он идиот, этот полицейский.
  
   Сцена семнадцатая. Снаружи.
  
   На стене у магазина весело объявление на русском:
  
   Мастер 4-ого уровня
   Третьей ступени
   7-ого дана по фью-джоу
   Проездом в Израиле.
   Сеансы коллективной медитации.
   Или что-то в этом роде.
   В соответствующий час Игорь нашёл указанное место. В проходе между уже закрытыми лавками светилась открытая боковая дверь. Игорь перевёл дух и нырнул в проход.
   Пахнуло травой, то есть грасом. "Ага", - подумал Игорь. Во внутреннем дворике стояли два человека. Один плотный, мордатый, в джинсах и рубашке что-то напряжённо рассказывал другому. Другой, высокий и стройный, был одет в самые настоящие лохмотья. Великолепный дизайн! Лохмотья были вроде серые и чистые, человек молча слушал и каким-то образом был практически незаметен, тем более что было уже темно.
   Игорь набрал воздуху:
   - А где здесь... - высокий резко повернулся и посмотрел, - слово "медитация" Игорь произнёс уже мысленно.
   Тот указал каким-то образом и не рукой и не головой и не глазами в сторону открытой двери. "Ага", - подумал Игорь и вошёл в светящийся проём. Там сидела девушка. Она была маленькой и бледной, от неё исходило что-то мягкое, влекущее, притягивающее. " Ага, вот он из кого соки тянет", - подумал Игорь, а вслух сказал примерно следующее: "Я, мол, так и так, потому что эдак, а как, мол, не знаю и вообще..." А она и говорит:
   - Мы не занимаемся философией. Мы медитируем. Как? На точку. Представь себе
   точку и пытайся на ней сосредоточиться. Ты, мол, потренируйся, потом приходи...
  
   Сцена восемнадцатая. Внутри.
  
   На следующий день звонит телефон. А знакомые девчонки снимают хату недалеко, через дорогу. Игорь поднял трубку. Это была одна из них:
   - Приехала Даша. Она у нас. Ты зайдёшь?
   ...Даша...Даша...Уже побежал! Могла бы сразу ко мне идти.
   - Вот что: скоро Макс вернётся со смены, мы вместе и подвалим, хорошо? Тем более давно не виделись. Пока.
   Опять зазвонил телефон. Старые знакомые хотят заехать в гости ещё с кем-то, посидеть, расслабиться. Ну, конечно, только попозже.
   Телефон зазвонил снова. "Что? Да, я. Завтра в утреннюю смену? Ясно, хорошо". Это из охраны.
   Макс с Игорем вошли через калитку и поднялись по ступенькам на второй этаж. Одна из соседок открыла дверь.
   - Заходите, у нас тут стирка, не обращайте внимания, - и вернулась к стиральной машине. Старая рухлядь тарахтела так, что приходилось чуть ли не кричать, чтобы услышать друг друга.
   Появилась другая соседка, улыбаясь. Макс, не спеша, с достоинством приблизился к ней, поцеловал в щёчку, интимно, но интеллигентно облапил. Девушка слегка раскраснелась, толи от удовольствия, толи от воспоминаний, толи от того и другого сразу. Потом отвела глаза, оторвавшись от Макса, и направилась помогать соседке. Девчонки выглядели аппетитно, от них веяло молодой здоровой радостью наслаждения жизнью.
   Даша тихо сидела на диване, курила, не отводя глаз от мерцающего экрана старенького телевизора - звука всё равно не было слышно из-за шума стиралки.
   Игорь сел рядом.

Игорь

   - Привет.

Даша (не отрываясь от телика)

   - Привет.

Игорь

   - Как дела?

Даша (сбивает пепел)

   - Скучно...
   Помолчали.

Игорь (оживился)

   - Слушай, поможешь завтра? Такая толпа будет, а мне ещё в смену с 7 до 15, миллионеров охранять, блин...

Даша (оборачивается с усмешкой)

   - Помогу, что ж поделать?!
   Девчонки пытались утихомирить бушевавшую стиралку. Из спальни вышел слегка заспанный парень, здоровый и спокойный, поздоровался. Наконец стиралка затихла. Открыли вино, обсудили новости по телику. Бойкая соседка утащила своего парня обратно в спальню. Остальные постепенно расслабились, сплетничали об общих знакомых, обсуждали чёрных обезьян и группу "ДДТ" - страсть Макса - все были знакомы достаточно давно. Вина показалось мало. Игорь сказал, что звонили кенты и подъедут попозже. Собрались идти обратно вместе. Тут в дверь стучат. Другая соседка открывает и начинает волноваться:
   - ...А...её нет, нет ещё с работы, говорю - дома нет!
   В квартиру вваливаются двое парней, невысоких, плотных и очень коротко стриженных. Один направляется прямо в спальню. Начинаются разборки.
   - Да не трахались мы, просто так лежали, - слышен девичий голос, - она выходит из спальни, за ней мрачный, как грозовая туча, стриженный, а за ним спокойный, как всегда здоровяк.
   - Говорю же, не трахались...просто я люблю...ну, нужно мне, чтобы чья-то рука была...ну, да, между ног, иначе мне не спокойно и заснуть не могу, понимаешь?!
   Разборка выкатилась за дверь, вниз по лестнице, на улицу. А голоса становились всё громче. Стриженый наезжал конкретно.
   Максу с Игорем нужно было идти встречать гостей. Третьего, вроде, дома не было. Решили, что Игорь с Дашей пойдут, а Макс с другой соседкой попозже. Позже пришедшие рассказали о дальнейшем развитии конфликта. Здоровяк молча и спокойно выслушивал наезды стриженного и его товарища. Это продолжалось, пока из дома напротив женский голос не заорал: "Да меня эти гопники ещё в совке достали! Я ради этого сюда ехала?! Или вы заткнетесь, или я вызываю полицию". После чего стриженный дал здоровяку по морде. Его товарищ тоже. Подогретый вином развеселившийся Макс присоединился к большинству, что вполне логично и тоже дал здоровяку по морде, тем более, что стриженного он немного знал, а здоровяка нет. Как выяснились позднее, последний был боксёром, чуть ли не профессиональным, странно, что он не защищался. В недалёком будущем Игорь встречал его в некоем учебном заведении, где здоровяк нашёл себе очень милую и приятную девушку. О дальнейшей их судьбе история умалчивает. Хэппи-энд. По крайней мере, в этой сцене (главе).
  
   Сцена девятнадцатая. Внутри.
  
   Вместе со старыми знакомыми приехали братья одного из них. Братья ли по крови или по духу, не столь важно. Братья были также коротко стрижены и плечисты, но вели себя солидно и ни на кого не наезжали. Все дружно пили. Тот, кто называл их своими братьями, был маленького роста, жилистый, добродушный, душевный и был когда-то чемпионом одной из бывших советских республик по борьбе в своём весе. После чего "в компанию попал и..." благодаря своим габаритам стал отличным форточником. Он влезал в открытую форточку, открывал дверь корешам и получал свой процент. Через несколько лет после этой попойки его найдут в каком-то подъезде: передозировка. Или смешал с алкоголем...Да упокоится его душа с миром. А сейчас он за столом в компании друзей и братьев. Выпивка кончилась, но магазин ещё открыт. Стриженые братья и один из друзей остаются дома. Все остальные спускаются вниз - кто в магазин, кто проветриться. Макс идёт провожать девушку домой. Возле магазина румынские рабочие пьют пиво. Они пьют много пива. Они не пьют водку. Они пьют пиво, используя как стойку бара зелёные мусорные баки с надписью "Ирият Тель-Авив - Яффо". Игорь минует румынских рабочих, заходит в магазин. Выйдя на улицу, он видит Дашу с сигаретой, а возле неё маленького чемпиона, вора и душевного человека. Он что-то втолковывает ей и говорит, пьяно жестикулируя и на её лице, также не очень трезвом, отражаются следы глубоких раздумий. Игорь подходит ближе.
   - ... и будем жить...Ты замечательная девушка, я таких вообще не встречал. Ты можешь быть и другом и женой. А он тебя не любит, не хочет даже...А ты опять приехала...Давай, живи со мной. Я и зарабатываю неплохо.
   Игорь не выдерживает:
   - Ану, пошли домой!
   Даша довольная усмехается и неторопливо с достоинством идёт.
   Выпито было много. Трудно сказать, кто когда отключился или кто когда уехал. Спали, где только можно было прилечь. Даша ушла к подругам.
   Будильник запищал в 5:00. Игорь мужественно собрал остатки воли, встал, одел форму. Голова, всё тело...описывать похмелье после Булгакова всё равно, что описывать рыжую после Ерофеева...Тут Игорь понял, что его мучит ещё и обыкновенный сушняк. Пошёл на кухню, открыл холодильник. Там ещё оставалось! И это оказалось выше его сил. Он понял, что и на этой работе можно поставить...точку. И медитировать на неё до полного одупления.
  
   Сцена двадцатая. Внутри.
  
   Просыпаться стали после обеда. Пока раскачивались, пока поумывались, а тогда начали суетиться. Игорь снял оставшиеся деньги и накупил всего, чего не хватало, как и собирался. Даша стала убирать и мыть. Макс, Игорь и даже Третий стояли в ряд над шаешом на кухне, резали салаты, раскладывали закуски, укладывали, упаковывали то, что будет отвезено в парк. Уже стали подъезжать первые нарядные гости, а квартиранты всё ещё возились с готовкой, уборкой в домашней одежде, возбуждённые, в нервном напряжении. Жена вчерашнего гостя, старого друга, увидев троицу, орудующую над шаешом, потрясённо заметила:
   - Первый раз вижу такое коллективное приготовление пищи!
   Ясно, что никогда не работала на кухне. В ресторане.
   Игорь с Максом переглянулись. Третий бросил нож и сказал:
   - Всё. Хватит. Кто наливает?
   Даша бросила тряпку и сказала:
   - Какой смысл мыть, если сейчас всё равно натопчут?
   Макс пошёл показывать пртрясённой коллективным приготовлением пищи свои рисунки, что потрясло её гораздо сильнее. Именинник Игорь пошёл переодеться. Даша устало присела покурить. Приехала ещё одна пара старых друзей, и все вместе выпили хорошей водки и начали с холодных закусок.
  
   Сцена двадцатая. Снаружи.
  
   Нужно было ехать в парк разжигать мангалы и встречать всех остальных гостей. Подъехала ещё одна пара. Знакомый протянул руку и сказал:
   - Поздравляю!
   И Игорь почувствовал на своей ладони спичечный коробок. Сразу движения разделились: не все курили. Некоторые, как например, сам именинник, участвовали в обоих движениях сразу в разной пропорции, что, разумеется, было нелегко. Возникли строчки:
   Ты хотела объять необъятное
   Ты хотела постичь невозможное
   Хлеба корку и книгу о Шамбале
   Уложила ты в сумку дорожную...
   Записывать было некогда и Игорь, к тому времени, когда съехались в парк, просто сел под деревом, прислонившись спиной и тихо наслаждался, глядя на отрывающихся друзей.
   Подъезжали и приходили новые люди, кто-то прощался и уходил, кто-то жарил мясо, кто-то провозглашал тосты. Водка, правда, была уже попроще, травы достаточно, еды тоже. Но это было ещё далеко не всё.
   А пока что придавленный, удолбанный именинник одиноко сидел под деревом и депрессивно размышлял:
   - Нет...есть другой мир...другая жизнь...я знаю, я точно знаю...и этот мир где-то рядом, только протяни руку...
  
   Сцена двадцать первая. Снаружи.
  
   Домой возвращались по разному. Большинство разъехались спать, но самых стойких ожидал сюрприз. Группа самых выносливых и в их числе самых трезвых возвращалась домой пешком. Поначалу Даша чуть ли не тащила Игоря на себе, потом пошло легче. Ночной ветерок, прогулочка по таким знакомым и родным до боли улочкам, по ночной трассе без гари и пыли, практически ни единой машины, мимо спящих домов. И ночь скрывает убожество архитектуры, а алкоголь оттеняет убожество мыслей и наполняет происходящее смыслом более приемлемым, а ночь - более таинственным, а трава - более глубоким и псевдомистическим. Группа растянулась по дороге и разделилась по нескольку человек на довольно большое расстояние друг от друга. Где-то впереди кто-то кричал зло:
   - ... А мои братаны кровь в Афгане проливали! - и бил ногами по стоящим на обочине машинам.
  
   Сцена двадцать вторая. Внутри.
  
   С трудом разместились в маленькой кухне, рассевшись в буквальном смысле слова друг на друге. То есть жёны и подруги сидели на коленях своих мужчин. Муж потрясённой пьяно просил одного музыканта:
   - Ну, пожалуйста, ну для меня, ну разок!
   Тот говорил:
   - Да качумай, друг, я же не по этим делам (показывает пальцами), не за то сидел...
   - Ну, разок, ну для меня!
   Музыкант взял гитару. Красивый, хорошо поставленный голос:
   Гитара с треснувши-ию де-э-кой
   Поет, смеётся и рыдает
   А зачарованные зеки
   На нарах пайку доедают...
   Игорь уже был на балкончике возле плиты. На этот раз газ был, и Игорь поставил сразу несколько сковородок. В круглой, как палка колбасы нейлоновой кишке было базиликовое масло, с зеленоватыми вкраплениями, ароматное, специальное масло. Кусочек на сковородку...Теперь большие размороженные мидии, уже очищенные наполовину, только с одной половинкой раковины. В растопленное масло раковиной кверху. Немножко пожарим, а теперь немного белого вина. А потом разрезанные на половинки шерри. Можно перевернуть мидии мякотью вверх. Чуть-чуть посыпать мелко нарезанным иритом. И вот когда мясо мидии становится розоватым, нежным, сочным...можно подавать. И половинка лимона на тарелку. Впрочем, лимон подаётся ко всем рыбным блюдам и морским деликатесам.
   - Где ты этому научился, - спросил потрясённый муж.
   Игорь хотел сказать важно однажды услышанную фразу: "Как всему настоящему - этому не н6аучишься...", но за него ответил Макс, усмехнувшись:
   - На кухне в ресторане.
   - В не кошерном, естественно, - некстати добавил Игорь.
   Они посидели ещё. И ещё посидели. Музыкант сыграл ещё, только что-то совершенно другое, труднодоступное с непривычки. Его рубашка немного распахнулась, когда он играл и на тонкой цепочке показался христианский католический крест.
   - А ведь ты же еврей, точнее был... - некстати сказал Игорь.
   Музыкант помолчал, глядя куда-то сквозь всех, и медленно ответил:
   - Я стал верующим в тюрьме.
  
   Сцена двадцать вторая. Внутри.
  
   Они остались дома. Те, кто в нём жил. И девушка. Уставшие и полные сил. Подавленные и счастливые. Угрюмые и беспечные. Каждый по-своему. На столе горка тарелок с пустыми раковинами мидий, оставшимися половинками шерри в базиликовом соусе. Электрическая лампочка ярко освещала кухню, ещё более грязную после вторжения, размалёванные плитки стен, так и оставшуюся не невымытой плиту, непристойности на электрочайнике, грязный затоптанный пол. Говорить было незачем, хотя, возможно, было о чём.
   Игорь встаёт и молча уходит к себе. Даша провожает его долгим взглядом, докуривает сигарету. Взгляд мутнеет, она потягивается, как кошка, которая, прикидываясь ленивой и сытой, готова к броску. Ну, а где ж ей ещё спать?
   - Кстати, - говорит она как бы всерьёз, - а интересно, в самом деле, что там наверху? - указывая глазами на люк в потолке над плитой, и с загадочным видом удаляется вслед за Игорем.
   Поражённый Макс полминуты был в шоке. Потом он подумал: "Ну, нет - только бледнолицый брат может дважды наступить на одни и те же грабли! Виниту - вот моё иудейское имя. Он нашёл ёжика и понёс его на волю.
   Даша вошла в комнату. Немного напряжённо села на край кровати. Не спеша стащила джинсы, оставшись в длинной футболке с забавным рисунком. Она выжидательно косилась на Игоря и её соски под футболкой стали отчётливо выделяться. Правда, ненадолго. Игорь молчал, лёжа на спине. "Я знаю, - думал он с тоской, - знаю, что это всё не то, где-то, может быть, совсем рядом есть другой мир..."
   - Ну, передёрнул тут раз двести за это время, пока меня не было, - начала она с усмешкой, но взгляд был серьёзен, а поза всё так же выжидательной и слегка напряжённой.
   Он начинал засыпать, продолжая думать: "Просто другой мир - он есть, его не может не быть..."
   - Даша, - сказал он глухо, - отсоси мне!
   - Что-о-о-о?!!
   Он подумал. Другим тоном и ещё глуше:
   - Сделай мне миньет, пожалуйста.
   "...Не может не быть, и он прекрасен", - текла мысль в засыпающем мозгу, - "Или, по крайней мере, там всё проще. И лучше..."
   Она сидела, будто окаменев. Ей почему-то хотелось плакать, и она вспомнила некстати: "Пятиклассник мальчик Петя..."
   - Даша, ты делаешь это только по своей инициативе? - продолжал он вяло, - а однажды ночью в парке: тебе нужно было сделать это именно под фонарём? А в гостях, когда мы смотрели телевизор в темноте и были не одни в комнате? А...
   Она улыбнулась и стала расстёгивать его ширинку, медленно опускаясь.
   А он уже почти спал, а мысль продолжала течь: "...и лучше. А может, наоборот, сложнее или просто иначе, по-другому, я знаю, я чувствую...нет, не это, вернее, не только это..." И тут - это пришло откуда-то, что было вне его или, точнее, не было им ;на мгновение исчезло не только ощущение физического удовольствия, но даже осознание своего "я", только на секунду, ни "я", ни "она", ни "он" - ничего, и он даже не успел испугаться, и когда всё вернулось, впервые в жизни он произнёс в самом себе, как будто вырвалось из сердца:
   - Господи!
   И тогда он почувствовал движение навстречу, далёкое, очень далёкое, слабое, но даже это показалось ему мощным толчком. Он хотел по обыкновению сымпровизировать ассоциативно: "...Толчок, толчок, нужен толчок!", но не смог, потому что уже спал.
   Даша уже вошла во вкус, точнее - вернулась к нему, и тут она услышала слабое равномерное сопение.
   - Подонок, - сказала она, поднимая голову.
  
   Сцена двадцать третья. Внутри.
   Он поднял голову, всё ещё не проснувшись окончательно, сидя, уже открыв глаза, но ещё находясь во власти наиреальнейшего из видений. Сосед слева тёр и похлопывал его по плечу: "Просыпайся, просыпайся...", - мягко, но настойчиво и властно звучало в голове. Он удивлённо обернулся. Сосед слева кивнул ему со странной улыбкой, наверняка, и сам ещё не совсем вернувшийся в реальность из какого-то другого мира, другой жизни. "А ведь это и впрямь рядом, - вдруг всплыло в сознании, - всего несколько кварталов от нашего дома!", - поражённый, он смотрел на соседа, почему-то, будучи уверен, что тот понимает и ощущает всё так же и то же, что и он. Сосед пожал плечами и, слегка двинув подбородком, указал вперёд, вправо. Стал доноситься и становиться реальным голос человека, сидящего там во главе ряда длинных узких столов, уставленных книгами на деревянных подставках, пластиковыми тарелками с остатками печенья, стаканчиками и пластмассовыми кувшинами с водой. Голос был приятным, спокойным и уверенным и... слегка ироничным. Было не очень понятно, где он серьезен, а где слегка играет или откровенно издевается. Сначала не верилось, что голос принадлежит человеку возраста его отца или немного старше, но постепенно, с остатками сна и из голоса стал пропадать ревербератор (то есть эхо), и восприятие окружающего в разных органах ощущений начинало приходить в синг саунд (то есть во взаимное соответствие). Примерно следующим образом:
   - ... И если-сли кто-о и спи-ит на уроках (слоу, то есть замедленно), ведь все работают (крещендо, то есть усиливаясь) и устают-ют-ют (как будто хлопки), то это всё равно для пользы (диминуэндо, то есть затихая)- находится среди товарищей в группе во время занятий (спид, то есть ускоренно). И даже во сне на уроке в группе (легато, то есть плавно) вы находитесь под давлением окружающего света (нормально), который влияет на вас благотворно и продвигает к цели, - говорил Рав. Это был белобородый, полностью седой человек в белой рубашке и чёрной кипе. В его благородной внешности присутствовало что-то среднее между благостностью и одухотворённой красотой.
   За его спиной на стене висела доска с нарисованной какой-то сложной схемой. Из стены слева сверху от доски торчала большая круглая оголённая вентиляционная труба, и это вызывало какую-то смутную и неприятную ассоциацию, но никак не вспоминалось какую... что-то... связанное с жестью... вроде, что-ли? Да ну!
   Рав сидел в большом чёрном вращающемся кресле, на рубашке у него был укреплён микрофон, справа в углу, то есть слева от Рава на железном шкафу висели телефоны разных цветов. Перед шкафом - столы с установленными на них компьютерами: за ними работали молодые парни также в белых рубашках и чёрных брюках, в наушниках над кипами.
   "Может я тайный агент и у нас сходка?", - подумал он. "Телефоны - правительственная связь, религиозная экипировка - для маскировки, а на доске - схема нового твёрдотопливного ускорителя русской баллистической ракеты!" - ... И таким образом, - продолжал Рав, - давление окружающего света вынуждает нас реагировать определённым образом, постоянно делать расчет - сколько, какое количество наслаждения принять, а какую часть отклонить.
   "Сколько же я в последний раз принял...?", - отрешённо подумал он, встряхнув головою и прогоняя совсем остатки сна. "Вроде на минутку прикрыл глаза! Сидя не очень-то и поспишь, а вот уже и урок заканчивается". Взял печенье с тарелочки, огляделся. Практически вся противоположная стена была уставлена стеллажами с книгами: зелёными, тёмно-красными, чёрными, белыми, разными переплётами. Посредине - шкаф со свитком Торы фиолетового бархата. "Я люблю фиолетовый", - пронеслось в голове и это почему-то вызвало удивление.
   - ... И от "получать ради себя" мы приходим к "получать ради Творца"! - говорил Рав, - И как всё это вообще работает понять умом невозможно, разве не краткий миг блеснёт озарение...И только верой выше разума, верой в сердце мы можем продвигаться, поднимая просьбу к Творцу об исправлении наших желаний с эгоистических на альтруистические...
   Он посмотрел на свою одежду. Как и большинство, он тоже был в белой рубашке, только с эмблемой какой-то охранной фирмы на рукаве и нагрудном кармане. Чёрные мятые джинсы, армейские ботинки. Он сидел третий по левую руку от Рава.
   "... От Рава... отрава... просто опиум для народа!", - подумал он и укрепил в спутанных волосах скрепку, удерживающую кипу.
   ... - Таким образом, - вёл Рав дальше, - поднимаясь по ступеням духовной лестницы, каждый рано или поздно должен прийти к окончательному исправлению...
   Рав сделал паузу, заговорил немного тише и медленней:
   ... - Всё. Урок окончен...Сейчас, как обычно, молитва, потом трапеза... Желаю всего хорошего, и... думайте о Творце!
   Вдруг резко, немного раздражённо, как бы в сторону:
   ... - Да, кстати, отвечающие за стоянку - пусть там разберутся! А то уже приходили жаловаться...
   ... Оставалось меньше часа до начала смены, и нужно было спешить. Он встал и сильно хромая, направился к выходу, решив, что помолится уже на работе. Вышел во двор: рассвело уже давно, закрыл за собой калитку, с улицы Райнес свернул направо на Аhаронович. Чёрные пиджаки и шляпы, расслабленная походка; абсолютно светские, озабоченные, спешащие на работу; чулки, длинные сюртуки и меховые шапки, склонённые головы; мамаши с колясками на аллейке в закрытых платьях с покрытыми волосами; приветливые, симпатичные, улыбающиеся филлипинцы, сидящие на поребриках (тьфу! На бровке... или на бордюре?), молодые люди с кипами на головах в разной, любой одежде; румынские рабочие, похмеляющиеся пивом от выпитого вчера пива же...
   Он перешёл Жаботинский и свернул налево к автобусной остановке. На ходу обернулся: не едет ли автобус? На противоположной стороне улицы за автобусной остановкой почти над трассой нависал грязно-серый от обветшалости, дорожной пыли и гари дом с матовым закопченным стеклом на балконе второго этажа, почему-то показавшимся до боли знакомым, но почему!?
   Мимо быстро и нервно оглядываясь на подъезжающий автобус, прошла девушка в лёгкой длинной черной юбке и белой блузке. Её волосы были не покрыты и слегка растрёпанны. Автобус подошёл. Девушка вскочила внутрь. Он посмотрел на номер и захромал быстрее. Это был его автобус. "Ну, давай, давай!", - подумал он, тяжело поднимаясь.
   На выпускном вечере в школе одна гойка была одета точно также.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

конец

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"