Не смей маячить там, вдалеке, за деревьями, за оградой.... Не смей ходить этой дорогой.... Не смей существовать со мной в одном пространстве.... Как мне избавиться от....
А - от чего...?
От лески с крючком. Есть такая. Удочка называется. Вот закинет один такой гад... рыболов, то есть... удочку эту - и приманку ещё нацепит... да и без приманки, на блесну... всё равно никуда не денешься. Возьмёшь как миленькая! Заглотишь - крючок-то. Потому как - рыбья натура сработает: крючки глотать ненароком....
Как же получилось-то? Как же мне угораздило? Ведь знала про крючок-то.... Знала, опасалась. Обойти старалась. Очень осторожно оплывала. На расстоянии держалась. Оно бы - совсем уплыть.... Да - блесна! Блесна!!!
Слепит глаза, с толку сбивает, голову морочит. Не даёт прочь, в тёмную глубь омута отойти, в корягах схорониться.... И рыбак... - дело знает. Искусный рыбак. Бывалый рыбак.
Ходи-ходи! Полем-лугом, частым ельничком, дальними покосами! А к речке моей - ни ногой! Ни ногой....
А кудаж тебе ходить, рыбаку, как ни к речке? Много речек на свете. Вот и сгинь. Вооон там! За леском, за поворотом, за яром-косогором. Там - другая течёт. Всё! Исчезни! Не видать тебя - вроде как и нет....
А вода стылая.... И муть со дна поднимается... и гнилью тянет... и - чего тут, в речке-то? Тоска в речке! Налево да направо.... А там, вверху - сквозь зелёную толщу воды - солнце проглядывает! До дна лучами тёплыми достаёт... до самого дна!
Русалочкой, что ли, на берег выбраться? У ведьмы ножки попросить?
Упаси Бог тебя, рыбка, опомнись! Вспомни, чем кончила несчастная! Но ей-то - терять было нечего! У неё - прынц один на всём свете и был. А тебе, рыбка - есть что терять! Положение, знаешь ли, не то....
Ничего-ничего.... Я потерплю. Уж столько в жизни терпела! Не привыкать! Я знаю - что ЭТО потом проходит... потом удивишься, как же так попусту ухлопала столько сил душевных, столько мучилась? Ничего не осталось! Ничегошеньки! Изумление одно!
Но - это нескоро! Освобождение от захватчиков, двести лет ига татарского - оно нескоро приходит. Полжизни можно грохнуть. А её, жизни - и так немного отпущено.... Обидно, обидно на рыбацкие хитрости тратить.... Ему, рыбаку - что? Лови да лови. Потому как - природа такая. Ловец.
А мне, рыбке - надо в себя приходить. Я и прихожу.... Вот. Стучу по клавиатуре-то... Терапия.
Я приду... приду в нормальное, разумное состояние.... Я покуда не рехнулась - в рыбацкое ведёрко попасть. Я рыбка вёрткая. Вывернусь. С губой порванной. С крючком оторванным. Пусть прежней не буду.... А всё-таки - на свободе! А всё-таки - не в ухЕ!
Рыбку зацепить - это мало.... Ещё надо подсечь. Надо вывести. А ну как - сорвётся.... Гляди, рыболов! Насмеётся твоё рыбацкое счастье! Кепку на нос натянет!
Оно, конечно - что кепка рыбаку? Поправил да дальше пошёл. Это вам не в уху попасть. Да я не возражаю. Ступай себе. И чем дальше - тем лучше. И кепку пофартовей напяль. Носи - не снимай. Тебе идёт.
Я тебе, дружок, счастливого пути желаю! Добра тебе желаю, понял? Случись беда - я ж за тебя, гада, жизнь положу! И огня-воды вытащу! И спасу, и выручу! А только - я тебя ненавижу! Ох, как я тебя ненавижу! Ты - моя боль! Заноза саднящая! Рана незаживающая! И ничем - ничем не залечить её! И ты ещё тут - ходишь, сукровицу колупаешь....
Ну, ходить тебе не запретишь.... Не ко мне - мимо ходишь.... Ко мне - чего тебе ходить? Вроде бы - всё ясно. Объяснились - и ни в первый раз. Чай пить у нас с тобой не получается. Значит - на этой полнозвучной ноте наше общение заканчивается. Интересы больно не совпадают. Ты при своём остаёшься, я - при своём. И впредь пути заказаны.
Заказаны, заказаны! Мимо давай! - пока терпеть ещё могу.... Ах, у нас дела тут.... Работа вынуждает. Да и что тебе за печаль - сердце мне не травить? Когда ты что понимал-то? Дуболом!
Не вижу за деревьями. Только голос. Обычный, будничный, с хрипотцой, голос. Разговоры трудовые, вишь.... Непременно нужно под моим забором их осуществлять.... А думает он, что ль? - как и где осуществлять.... Разговоры.... Спасибо, не нужду. С него станется!
Вооон... Беспечен, как ясный день. Сквозь тонкое плетенье веток смутно вижу плечистый астенический силуэт. Читала, нервные и капризные люди - эти астеники. Да и ушки у нас несколько заострённые.... Очень, очень опасный для окружающих признак....
Ох, хитёр осетёр.... Разговором остёр.... Ну, да я вступать в разговоры не собираюсь.... И выходить на улицу нет нужды... дома дел полно... хозяйство... заботы... семья.
Сейчас я, как честная работящая женщина, в огороде слегка прополю, кусты подвяжу, усы общиплю земляничные.... Тааак.... Кажется, смолк знакомый баритон.... Ну, и славно! Леди с кэба, как говорится.... Всё одно - выходить ни к чему.
Нет... я себе не солгу.... Выйти мне хочется. Или хотя бы к забору подойти. Но - я ещё не спятила. И к забору не подойду. От греха подальше.... Нечего мне делать у забора!
У забора нашего малина разрослась.... В ней погрязли две сливы. И - чуть ближе к дому - широко раскинувшаяся яблоня. Мельба. И, конечно, как и бывает из года в год - её затеняет неизменно выкидывающий за лето длиннющие ветки неискоренимый клён, который приходится постоянно подрезать, о чём я всегда поздно спохватываюсь.
Я взглянула на клён. Клён - на меня. Нахальными голубенькими глазками просветов между листьями. И листья - как задорные ладошки - озорно помахали мне: "Хозяюшка, мы туточки! Прозевала!".
Яблоня, вся в тени, стояла безмолвная и печальная - как угрызение совести мне, прошляпившей ситуацию.
Да... надо подрезать... а то и опилить... взматерел за лето, зелёный-резной.... Не сейчас, конечно.... А почему, не сейчас? Снести его недолго, а яблоне, когда летом день год кормит - такая помощь! Чем скорей - тем лучше. А то и не вызреет мельба....
Мгновенно сучкорез оказался у меня в руках.... Поколебавшись, я захватила ещё и ножовку - на всякий случай. И не успела оглянуться, как оказалась у родного забора и с разбегу набросилась на несчастный клён. Тот испуганно задрожал листьями, затрясся ветками - я остервенело принялась кромсать его пилами: сперва сучкорезом, потом, оценив первобытную мощь прущего из матушки-земли, исходящего живыми соками дерева - ножовкой. Уж пилить - так пилить! Чего мелочиться? Всё равно это зелёное чудовище наисходе лета увенчается не менее пышной и шелестящей главой. Ему только дай послабление - будешь жить в кленовой роще.
Ему только дай послабление! Этому чудовищу! Не одному - так другому!
Другое чудовище уже стояло наподступе. И властно отбирало ножовку. Вот так-то.... Клён кудрявый....
- Привет, - мрачно и неприязненно обронила я и всем своим видом выразила досаду.
- Привет, - с насмешливым спокойствием процедило чудовище, шуруя ножовкой.
- Не надо, - раздражённо попросила я, пытаясь ухватить пилу, - это нетрудно, я сама....
- Убери руки! - рявкнуло чудовище, допиливая до конца один из кленовых стволов, и закрутило головой,- чего ещё пилить?
- Вот этот,- упавшим голосом выдохнула я и указала на следующий ствол,- только не нужно... и вообще - занимался бы своим делом! Отдай пилу!
- Отойди! - чудовище отодвинуло мою руку,- не женское дело....
Благородный ты наш...! ишь... неженское дело... есть тебе дело до дела! - женского-неженского.... До женщины! - это да... потому как - от неё, от женщины - польза. Тебе польза! - голодному мужскому организму. А только зря стараешься. Не выгорит! - пили, не пили.... Ух! Как я тебя ненавижу! И дёрнуло к забору подойти! Как я тут вообще оказалась?! Как я тебя близко-то подпустила?! Тебя ж нельзя подпускать! От тебя ж не избавишься! Больно прыткий!
- Чего не звонишь-то? - сквозь зубы, как бы невзначай обронил злодей, расчленяя ствол на дрова. Холодный голубой взгляд молниеносно прочертил по мне сабельный зигзаг и потух, контролируя работу пилы. В гневной запальчивости я выдохнула:
- Не считаю нужным!
Он усмехнулся. Тихо процедил:
- Вечером приду....
- Нет! - яростно вскрикнула я. "Убью!",- подумала про себя. Но промолчала.
- Приду..., - настойчиво повторил он.
- Нет! - со всей стойкостью, какую удалось наскрести в себе, возопила я.
- Это почему? - с прохладной самоуверенностью продолжал добивать противник.
- А потому! - свирепо отразила я атаку,- правила есть у меня в жизни! Придётся считаться!
Нашла, кому говорить! Это ж дуболом!
Он секунду молчал. Потом, неожиданно выпрямившись, взглянул на меня с нескрываемой злобой. Понизившимся от обиды голосом прохрипел:
- Ты - почему меня ненавидишь...?
На последних слогах хрип перешёл в рычание. Я несколько растерялась от такой реакции. Даже пробормотала испугано:
- Да ну что ты...,- и прикусила язык. Снизив ярость, но всё ещё сердито, предмет осведомился:
- А чего не пускаешь?!
Я ж говорю - дуболом! Заканчивать надо эту беседу.
- Всё! - решительно вцепилась я в пилу,- больше ничего не надо! Спасибо, остальное я сама!
- А чего - остальное-то? - уже миролюбиво хмыкнул сердцеед,- всё! Неси домой!
Я не сразу сообразила, что имелось в виду "несём".... То есть, когда, захватив максимально подъёмное число поленьев, я поволокла их к дому, за мной следом двинулась куда более подъёмная сила, транспортировавшая всю остальную выработку. И конечной целью этой подъёмной силы было внедрение в мой семейный дом, чего я больше всего боялась. И чего он старательно добивался - этот сноровистый рыбак и тонкий политик при всём своём дуболомстве. Это ж надо было попасться! Ну, Вы и шляпа, мадам!
Чего ж делать? Ещё десяток шагов - и придётся впустить в дом... а оттуда его никакой хлоркой не вытравишь! Что мне делать?! Ну, что мне делать?! Господи! Помоги мне!
У Бальзака, помнится, читала, что три категории людей в любом месте чувствуют себя, как дома, а именно: воры, девки и короли. Не знаю, к какой из вышеназванных относился ввалившийся следом рыбак-дровосек, но то, что не страдал комплексами - это совершенно точно. В родном моём доме он точно сам родился. Не спрашивая, едва взглянув, тут же сообразил, куда сгрузить охапку хвороста, куда - вязанку дров. Разогнулся... и тут меня осеняет! Вот он - последний момент, когда ещё можно его выдворить!
Я любезно обращаюсь к нему:
- Ну, спасибо! Очень помог! Давай-ка я тебя материально поощрю! - задаю непринуждённо-шутливый тон, быстро цапаю притулившуюся к комоду сумочку и торопливо нашариваю кошелёк. Вытряхиваю сотню, несколько суетливо подаю бумажку дровосеку. Дровосек неподвижен и отводит насмешливый взгляд. Я становлюсь настойчивей и пытаюсь ввернуть купюру в его расслабленную ладонь. Ладонь внезапно резко сжимается, но я успеваю выдернуть руку. Скомканная сотня падает на пол. Дровосек игнорирует её и презрительно кривит рот. Я теряюсь:
- Сколько ж тебе?
Он нахально смотрит мне в глаза, гордо объявляет:
- Пятьсот тысяч.
Это грубая шутка. Он прекрасно знает, что таких денег у меня нет.
- Нет - так нет..., - пожимает он крепкими бугристыми плечами и тут же, рывком, грабастает мои, весьма обтекаемые. Я шатаюсь. Противостоять ему просто не имеет смысла, это я уже знаю. Но, тем не менее, делаю попытку вывернуться. Он идёт навстречу, и я вывёртываюсь. Пытаюсь сохранить деловой тон:
- Ну, вот что... Будем считать, что я тебе по гроб благодарная... надеюсь, ты доволен... а теперь счастливо тебе, всего наилучшего, и - пости-прощай! Всё!
Антракт окончен. Действие первое. Рыболов, дровосек, лесоруб... кто он ещё?... вор, король, дуболом и бес-искуситель, а если совсем по правде - то хам и скотина - отсекает мне путь к свободе. То есть - откровенно хватает. Удивительная натасканность! И - как результат - фиксация. Моя полная обездвиженность. Я произвожу зубовные скрежеты и клацанья, шиплю, как затравленная кошка:
- Исчезни, убью!
Он хмыкает, невнятно цедит:
- Убьёшь? Это - как же?
И он прав. Как я его убью?!
Я суматошно взвизгиваю на высокой ноте:
- Да какая тебе разница - как? Твоё дело - конечный результат!
На какой-то миг слышен его негромкий смех. Но тут же потухает. Ему не до шуток. Шутки шутками - а только лесоруб запросто может дошутиться.... А ведь мне достаточно - просто заехать ему по щеке.... Вот прямо так - выдернуть руку и залепить с размаху!
От этой мысли мне становится жутко. Я не могу! Я не могу ударить его!
- Прекрати! - взрыкиваю остервенело. Он слегка встряхивает меня. Проникновенно, с укором, вздыхает:
- Ну, чего ты? Я ж тебе нравлюсь....
- Ну, и что?! - свирипею я. Он усмехается и качает головой. Я взбеленяюсь:
- Ты чего лезешь в чужую семью? Ты чего моего мужа оскорбляешь?
Теперь он свирипеет:
- А чегож он тебе дров-то не пилит - если муж?!
Я впадаю в высшую стадию ярости:
- А не твоё дело, почему! Занят!
Он насмешливо свистит:
- Ну, повезло мужику!
И добавляет презрительно и не глядя в глаза:
- Да, небось, сейчас... с кем-нибудь....
Странно - меня это даже не задело. То есть - абсолютно. Я знаю своего мужа. И никакие кленовые макушки меня не собьют. Это ты, дуболом - мыслишь на свой манер. Думаешь, если ты - стальная пружина, так нет тебе преград ни в море, ни на суше...? А - получи! Не будет тебе навару! Я - непостижимым образом - внезапно выкручиваюсь - и мгновенно хватаюсь за стоящие у двери вилы. Вот оно! - средство борьбы с рыбаками и лесорубами!
Лесоруб со спокойной насмешкой наблюдает разворачивающееся на сцене второе действие.
- Уходи! - приказываю ему сквозь стиснутые зубы, угрожающе наставляя вилы. Он мгновение с любопытством взирает на это. Потом отводит глаза и тихо, про себя, хохочет.... Можно сказать, покатывается.... После чего победоносно прищёлкивает языком и голосом сытого кота изрекает:
- Неее... не хочешь ты, чтоб я уходил....
- Хочу, - мрачно и уверено изрекаю я и потрясаю вилами.
- Поставь у двери,- с лёгким вздохом советует он мне,- всё равно не ударишь....
- Ударю, - предупреждаю я.
Он обречённо машет рукой: "
- Хотела бы - сразу всадила. А так у тебя только руки устанут....
От его сермяжной правды я сатанею и, сама не своя, замахиваюсь...
Как и следовало ожидать, он умело и ловко перехватывает вилы, и подтаскивает на них меня, вцепившуюся в черенок. Глупая женщина, вцепившаяся в черенок. А он - он очень сильный человек. Очень. Нет, он не склонен чинить произвол. Он просто плавно затягивает, заглатывает, закручивает - как Мальстрем. Спираль за спиралью. Эти спирали... круги страшной океанской воронки... а может - кольца удава. Неторопливые, нежные, могучие кольца - которые размеренно и несуетно захлёстывают, захватывают, сжимают... а там - и ломают рёбра....
Второе действие всё ещё не закончилось. Просто задёрнут занавес. Потому что - нет ничего тяжелее, чем не расплавиться в пламенных объятьях. Вспыхивает и тут же сгорает бумага. Мгновенно закипает и до капли испаряется вода. Мягчеет и течёт такая вечная вещь, как металл. Покорёженный - он будет отброшен как ненужный. Потому что - он уже изменил форму, и цвет, и даже химический состав... и больше не будет тем, чем был раньше. И что уж говорить о таком слабом материале, как женщина...? Я плавлюсь, сгораю, испаряюсь... но внутри, где-то там... в неизмеримых глубинах не тела... нет... чего-то ещё... души? Там - крепко и прочно вколочен стержень холодного и тёмного базальта - не поддающегося никаким огням. И выбито на том стержне древними письменами вечная прописная истина: " Нельзя...".
Ничего не поделаешь. Нельзя. Нельзя лгать верившим в нас! Нельзя предавать любящих нас! Нельзя нарушать долг! И дело не только в семье. Есть другое. Необъяснимое, не выражающееся никакими - не только словами - но даже мыслями. То - что есть - печать на сердце.... Что есть - Бог....
Из последних сил я шепчу - как молюсь.... Кротко и тихо - так! - что мне нельзя не поверить:
- Пожалуйста... я прошу тебя... уходи....
Как всё, оказывается, просто.... Третий акт, как положено драме, печален. И в конце его закрывается не занавес, а дверь. И суть финала - это вцепившиеся в её косяк - мои руки. Только бы не разжать их! Все силы - какие удалось найти в себе - положены были на это.... Только бы - не открыть - закрытую дверь. Не начать - опять - новый виток спирали. Спираль - не круг. Спираль - упрямая вещь. Она - имеет направление. Которое рано или поздно - приведёт к пропасти, и в пропасть рухнув - со страшной высоты, со всей скоростью падения - я разобью внутри вечный базальтовый стержень - и стану жить без стержня... несчастное беспозвоночное! Моллюск. Осьминог. Или - просто - червяк.... Да нет... не червяк... червяк - тварь Божия... вполне гармоничное животное со своими характерными свойствами. А рухнувшая, разбившая внутреннюю ось женщина - потеряет свои характерные свойства... и станет НИЧЕМ. Божьем отрицанием. И это - страшно....
Я твержу себе эту истину - и заставляю руки держаться за косяк. Мучительно выжидаю время, коего должно хватить, чтобы рыболов спокойно покинул пределы моего сада, потом протаскиваю себя до дивана и сбрасываю на стылое синтетическое сиденье. Какая гадость - это сиденье! И вообще... какая мерзкая опустошённость внутри! Полное отсутствие какой-либо жизни... нет ни покоя, ни какой-никакой, пусть, самой пустяковой, радости, а по жилам вместо доброй, уверенно струящейся алой крови течёт травящий всё живое яд.... Господи! Ну, почему так это больно?! Почему - так ужасно?! Почему - я не могу - как прежде, как раньше! - жить и ощущать мир вокруг?! Почему - я кручусь на крючке?!
Я долго сижу, сжавшись и стиснув зубы, забившись в угол дивана. Я не надеюсь на облегчение мук. Я - только пытаюсь приспособиться к ним. Чтоб не так остро ощущать.... Я стараюсь переместить мысли в другую область. О! Вот уж с чем не сладишь - так это с собственными мыслями. В мыслях и заключена боль. А их отсутствие - и есть анестезия. Начинаю понимать алкоголиков. Начинаю их жалеть.
Я размышляю о несчастных пьющих людях и удивляюсь себе. Вот ведь - не думаю! - про дровосека-то.... Думаю о социальных проблемах и человеческих трудностях.... Думаю - убеждая себя. Чётко, словами. Точно лекцию читаю. А едкая горечь, яд жгучий - внутри, в глубине - заполняет меня, как воздух пространство. Общий фон моей жизни теперь. От которого - не избавиться.... Изменение химического состава.... Нет. Состава души. И там - в ядовитой кислотной среде - глупой ярко-зелёной звездой вспыхивает и мелко дрожит перепуганная верхушка клёна. Нет, зачем, за что? - я его погубила? Ведь, небось, жить хотел? Ну, глядел нахально. Ну, дразнился. Ну, мельбу затенял.... Так ведь - не причина это - чтоб так, сходу его изничтожать.... Ведь не тронь я клён - не сидела бы сейчас, вдавившись в угол дивана. Эх, клён кудрявый! Почто не сберёг ты свою лохматую макушку? Срубили тебе буйну голову - и валяется она - вон, у печки - посечённая.... И нет мне никакого тут выхода.... А - живи - как есть. Живи да мучайся. Ему что? - дровосеку.... Клёном больше - клёном меньше.... Привык, поди - макушки клёнам рубить.... Как же я его ненавижу!