Стрельцова Мария : другие произведения.

Эсперанца (вторая часть Некромира)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.75*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая часть книги про Алёну - мертвую и прекрасную. Выкладываю по просьбам читателей, но не полностью. У меня контракт на это подписан, уж поймите...

   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  
  
   ЭСПЕРАНЦА
  
  
   Глава первая
   Этьен
  
   "Гидру следует начинать рубить с пуза.
   Все равно ее не убить, так хоть
   размяться перед смертью"
   Древняя охотничья книга.
  
   Если меня спросить, какое время года я люблю, то я отвечу: день. Я мечтал о дневном свете так же, как лютой сибирской зимой люди с тоской вспоминают жаркое лето.
   Моя ночь длилась уже триста лет, но тоска по солнцу за это время не утихла.
   Сквозь тонированные окна Ягуара я видел ночные огни города, одиноких прохожих. По телевизору я не раз замечал в кадрах, что днем на улицах множество людей, и отчаянно задавался вопросом: это приглашенные статисты или действительно все так и есть?
   Ягуар притормозил около цветочного магазина, бодигард выскочил из машины. Через несколько минут он вернулся, ко мне потянулась его татуированная рука с букетом:
   - Алё, лилий не было, взял траву, какую дали.
   Я посмотрел на тугие розовые бутоны и мягко сказал:
   - Алексей, подарите эти цветы Анастасии. В городе наверняка есть другие цветочные лавки?
   - Понял, не дурак, - протяжно сказал парень и повернул ключ в замке зажигания.
   Алексей Остроумов был странной личностью. На руках его извивались красно-черные узоры татуировок, щеки он гладко брил, но на подбородке росла длинная, до груди, рыжеватая борода. Обычно он заплетал ее в косичку. За спиной у него всегда был меч катана в изогнутых ножнах, и отнюдь не для того, чтобы произвести впечатление на юных дев. Алексей по праву носил черный пояс японской воинской школы Катори. Речь его была столь странна и маргинальна, что мне пришлось долго к ней привыкать. И потому ботанистые очки с толстыми линзами в роговой оправе смотрелись в его облике ужасающим диссонансом. Свободное время он проводил весьма однообразно - зависал в виртуале. У него там была налаженная жизнь, куча друзей на udaff.com и в Живом Журнале - тут он даже ухитрился стать тысячником.
   Пять лет назад он разбился на байке, катану положили вместе с ним в гроб. А через три дня он встал, в его крови оказался ген кадавров, который не давал мертвецам покоя. По распределению он попал в Тюмень, и у меня наконец появился достойный телохранитель. Теперь это самый преданный и близкий мне человек - мы связаны узами Делла Соро. Умру я - и он не сможет превозмочь смертельную печаль по мне.
   В третьем магазине лилии нашлись. Я коснулся нежных атласных лепестков, капелька росы скользнула по запястью.
   У нас во Франции, во времена моей молодости, невинным девушкам на похоронах усыпали гроб лилиями, как символ непорочности.
   Лилия же была цветком королевского дома.
   Анжелик, моя прекрасная герцогиня, обожала лилии. ОбожаЛА. Как странно говорить о ней в прошедшем времени. Я нескоро научился этому.
   Кладбище встретило меня неясным шелестом листвы, кружевами теней от переплетения веток над могилами и пронзительным лунным светом. Обойдя освященную зону, я на миг остановился перед оградой в проклятый сектор, и мягко сказал:
   - Алексей, оставьте меня.
   - Да ну щаз, - отреагировал он. - Тебе наркоши по репе дадут, а коньки оба отбросим?
   - Алексей, я в безопасности, - терпеливо разъяснил я парню. - Этой ночью ни один живой не может причинить мне вреда. А среди мертвых врагов у меня нет.
   Повернувшись, я шагнул в кружево теней. Колдовство Антуана, которым он окружил кладбища, сегодня беспрепятственно пропустило меня.
   - Этьен, я с тобой! - услышал я непреклонный голос за спиной.
   Покачав головой, я согласился:
   - Хорошо. Но останешься там, где я попрошу.
   - Заметано, - слегка улыбнулся Алексей.
   Я шел, неслышно ступая по кладбищенским тропам, вслушиваясь в еле уловимый пульс настоящей жизни. Где-то сбоку, в освященной зоне, мерно билось живое сердце. Кому пришло в голову спать на погосте?
   "Тук-тук-тук", - услышал я стук крохотного сердечка из одной могилы, и остановился. Вы слышали, как стучат сердца мелких животных? Очень быстро. Очень часто. Судя по всему, в могиле устроила себе норку мышь.
   - Алексей, вы слышите? - тихо спросил я телохранителя.
   Он честно прислушался к ночи, и наконец ответил:
   - Тихо, как в танке. А чё?
   - Я спущусь в могилу. Там... что-то есть.
   Алекс склонил голову и наконец неохотно согласился:
   - Че-та бьецца, типа мышьего серцца.
   - Вот я и хочу посмотреть, что за мышь завелась на глубине двух метров.
   - Я сам, адназначна, - сказал телохранитель и ступил на могильный холм. Земля мягко поглотила его, а через минуту он поднялся, неся на руках гроб.
   - Алексей?
   - Стук серцца оттуда, - пожал плечами парень.
   Крышка гроба на удивление легко поддалась, и мы оба присвистнули.
   В нем покоилась девушка, от красоты которой перехватывало дыхание. Изумительно красивые черты лица, достойные королевы, пленительная ложбинка между пышными грудями, густые светлые волосы, разметавшиеся по подушке - все это я охватил одним взглядом, и что-то в моей неотлетевшей душе кольнуло.
   - А вот и ваша мышка, - Алексей насмешливо указал на крохотного полосатого котенка, который безмятежно посапывал на разметавшихся по подушке локонах покойницы.
   - Такая красота, - я покачал головой, вглядываясь в покойную. Алексей всмотрелся в мертвое лицо и восхищенно присвистнул:
   - Абалдеть, дайте две! Эта деффка даже красивее Ксюши Сапчаг! Эх, была б она жива, я б ей пресунул второй раз, если бы она первый дала.
   - Алексей, - страдальчески поморщился я. - Пожалуйста, избавьте меня от вашей вульгарности.
   - Виноват, поражен красотой, - ухмыльнулся он. - Так что, заколачивать обратно?
   - Конечно. Не забудьте котенка оставить на воле.
   Алексей коснулся мягкой шерстки, и хохотнул:
   - Себе возьму, назову Падонком. Падонки должны вместе держаться.
   На его запястье легла тонкая, почти прозрачная рука, и девичий голос раздельно сказал:
   - Убери лапы. Это мой котенок, ясно тебе?!
   Глаза у покойницы оказались серыми, как осенний день.
   Миг - и катана уже у горла девушки.
   - Вы чего? - недоуменно обвела она нас взглядом.
   - Кисакуку? - мурлыкнул парень. - Ты с какова горада?
   - Из Тюмени, - изумленно ответила девушка, в замешательстве глядя на Алексея.
   - Киса, учи албанский, - возвел он очи горе. - Ник какой?
   - Чего??!
   - Зовут как? - снисходительно перевел парень.
   - Алёна я, - буркнула девушка. Скосила глаза на котенка и добавила: - А его Люцифером зовут.
   - Ага, давно бы так, - кивнул телохранитель. - Я Лёха. Это Этьен. Давно умерла?
   - Сегодня сороковая ночь, - незамедлительно ответила девушка.
   Я присел около девушки, слегка коснулся ее щеки рукой и задумчиво спросил:
   - Вы виделись с Антуаном... с Антоном, вернее?
   - Конечно, - слегка запнувшись, ответила Алёна.
   Я вгляделся в безмятежную прохладу ее глаз и все понял.
   - Алексей, обнажи катану, - мягко попросил я.
   Он беспрекословно послушался. Я поднес к лезвию запястье, надавил, и струйка донорской крови, выпитой на завтрак, стекла на траву.
   А потом я, благословив кровь Эсперанцей, приложил руку к губам покойницы. Сороковая ночь - критическая. Если она выпьет кровь, впитавшую силу Эсперанцы - значит, она будет жить.
   Впрочем, если она легко согласится на кровь из моей вены - значит, она вампирша.
   Я видел, как затрепетали ее ноздри, как затуманились ее глаза. Миг острой боли - два клыка пронзили мою плоть и всосали предложенную кровь.
   - Ийоптваю!- рявкнул Алексей, а я наотмашь ударил Алёну по щеке - иначе мне не удалось бы оторвать ее от завтрака.
   - Что случилось? - недоуменно-оскорбленно сказала она, глядя на меня прекрасными, как грех, глазами.
   - Некромантский выкормыш, - брезгливо бросил я, поднимаясь. - Алексей, отвезите ее в дом, там решим, что с ней будем делать.
   Достав из кармана полоску пластыря, я заклеил запястье, иначе вся кровь вытечет из меня, как из прохудившегося кувшина.
   - А может, решим щаз? - парень выразительно глянул на катану.
   - Вы неоправданно жестоки, - поморщился я. - Антуан приучил ее пить живую кровь, но это может пройти.
   - Да щаз, - скептически хмыкнул он. - Вампира и могила не исправит.
   - Алексей, отвезите ее. Обо мне не беспокойтесь. Сегодня мне ничего не угрожает. Даже Антуан. Кстати, я его дождусь и побеседую.
   - А мы его..., - начала Алёна, но я жестко уронил:
   - Молчать!
   В глазах ее застыла обида, но жалости у меня к ней не было, только презрение. Те, кто пьет кровь из вен людей, словно из стаканов - нелюди, отверженные. Живым мертвым нужна кровь, но мы никогда не опустимся до вампиризма. Для нас это настолько же немыслимо, как и при жизни.
   Мы умерли людьми и встали не по своей воле - попустительством Господним оказался у нас в крови ген кадавров, который не позволял нам спокойно почивать в гробах. Но восстали мы такими же людьми, как и умерли. С такими же моральными ценностями.
   Но некроманты могут своими заклинаниями поднять настоящего мертвого, у которого нет гена кадавров в крови, и вырастить из него вампира.
   Чудовище.
   И за такие шутки Антуан сегодня ответит.
   - Алексей?
   - Хренушки, я остаюсь, - упрямо и спокойно ответил он.
   - Хорошо. Я объясняю. Примерно раз в сто лет наступает Тишина. Планеты сходятся в таком положении, при котором магия живых не работает, зато мертвым приволье. Сегодня как раз такой день. Антуан не сможет причинить мне вреда, потому что он живой и не сможет колдовать. Сегодня я намного его сильнее. Теперь вы понимаете, как напрасны ваши страхи?
   - Лучше перебдеть, - непреклонно заявил парень.
   - Алексей, возьмите гость земли с могилы и отвезите девушку домой, - тихо и очень вежливо произнес я, и парень неохотно кивнул.
   - Когда возвращаццо?
   - Ближе к рассвету.
   Я видел, что ему это не нравится, отчаянно не нравится, но он подчинился.
   Протянул руку покойнице и недовольно буркнул:
   - Пошли.
   - С чего же баня-то упала? - строптиво ответила она. - Здесь моя могилка, здесь мой дом родной. Никуда я отсюда не уйду.
   Я внимательно посмотрел на нее. Девушка, кажется, так и не подозревала, что не испей она крови, освященной Эсперанцей - завтра в ее гробу лежал бы труп. Сроковая ночь таит один весьма неприятный сюрприз для живых мертвых.
   Алексей страдальчески возвел очи горе, одним движением перебросил девушку через плечо, загреб лапищей земли с ее могилы и понес с погоста. Я проводил их внимательным взглядом и двинулся дальше.
   Я не удивился, что Антуан сотворил такое с несчастной покойницей. Я не хотел бы бросать тень на нашу милую матушку, но брат мой был словно зачат от Отца Тьмы. Такой же как он - искусительно прекрасный, и такой же подлый.
   Мы ненавидели друг друга, но были вынуждены сотрудничать. Он, живой, присматривал за кладбищами, куда мне не было хода. А я раз в год поил его кровью из своих вен, пропитавшихся силой Эсперанцы, и только поэтому возраст Антуана уже третье столетие замер на отметке в двадцать девять лет.
   Я знал, что он меня ненавидит.
   Он знал, что я его ненавижу.
   Но мы были слишком нужны друг другу, и это было залогом мира.
   Черная трава мягко приминалась под моими шагами. Ночью есть только два цвета - серый и черный. Мир лишен красок.
   Ветки деревьев шелестели, пульсом бились над моей головой.
   Я шел к Анжелик.
   Антуан после ее смерти стал несколько сентиментален, и, когда мы переехали в Россию - забрал с собой ее прах. Я был ему чертовски благодарен за это.
   Будь у меня сердце - оно бы сейчас стучало с бешеной скоростью, в такт моему волнению. Я слишком долго не видел ее, слишком долго. Второе свидание за два столетия - ничтожно мало.
   Около могилы ее я застыл в потрясении. Где чудесное беломраморное надгробие? Где статуя прекрасного ангела с лицом Анжелик?
   Последний раз я был здесь в конце девятнадцатого века, и дом Анжелик выглядел достойно. Сейчас же я видел лишь еле различимый могильный холм, без оградки, без надгробия.
   На миг я прикрыл глаза, унимая гнев. Антуан уверял, что присмотрит за последним пристанищем Анжелик.
   Открыв глаза, я взглянул на луну, впитал ее свет и сдернул пластырь с рассеченного запястья. Кровь незамедлительно потекла по руке, омыла перстень с бриллиантом на мизинце, и стекла в могилу.
   - Анжелик, - тихо позвал я и рассыпал на могиле лилии.
   Кап.
   Где-то далеко, под толщей земли, она распахнула глаза и застонала, просыпаясь.
   - Анжелик, - громче позвал я.
   Кап.
   Кап.
   Моя кровь, скользнув между атласными лепестками и слежавшимися песчинками, коснулась ее праха.
   - Анжелик! - закричал я, разрывая руками вену, чтобы кровь текла быстрее.
   Она хлынула струей, и по ней из могилы навстречу мне потянулся тонкий белесый росток. Он рос, вскоре превратившись в облачко, а потом, колыхаясь, из него стала проступать девичья фигура, словно сотканная из утреннего тумана.
   - Анжелик..., - благоговейно сказал я, и она печально улыбнулась мне.
   - Я помнил о вас каждый миг, - отчаянно шептал я ей, глядя в строгое и прекрасное лицо. - Засыпая, я на грани сна и яви видел ваш ангельский лик. Моя душа измучена и опустошена тоской от разлуки с вами, Анжелик, любовь моя...
   - Смиритесь, сударь, - прошелестели призрачные губы, и она с материнской нежностью взглянула на меня. - Даже если бы не постигла меня столь печальна участь, вашей я бы не стала.
   - Он вас погубил, как вы можете его любить, - горько сказал я.
   - Любовь - она в жизни одна, - просто ответила Анжелик, и призрачная слеза стекла по ее щеке.
   Я проследил ее путь по бледной коже, и осознал: она все понимает. Я знал, как она молила его спасти ее. Его, не меня.
   Ее, высокородную герцогиню, обвинили в колдовстве. Ее отец посвятил всю свою жизнь созданию Эсперанцы для своей мертвой жены, у которой в крови оказался ген кадавров, и она восстала. А когда он умер - дело продолжила дочь. Она успела, успела закончить работу, вот только маменьке ее уже ничего не было нужно. И тогда Анжелик вручила Эсперанцу мне. Я к тому времени был неделю как мертв от неизвестного мне яда и четыре дня как восстал, и мне "повезло" с генами. Я отправился в Россию, в Европе было слишком неспокойно. Братья из ордена Игнатия Лойолы не дремали.
   И я поехал, чтобы приготовить почву для переезда ее и моего брата.
   Я выбрал для нас Тюмень, уездный городок, подальше от просвещенного и опасного Санкт-Петербурга. Дал весточку во Францию, и вскоре мой брат приехал. Прах Анжелик уместился в небольшой серебряной урне - спустя три дня после того, как я уехал, ее схватили Инквизиторы и сожгли во славу Божию.
   Со временем, когда я стал сильнее в некромагии, я делал себе вещие сны. Я узнал, что яд в мое вино подсыпал мой брат - слишком ему хотелось моего богатства, которое я предусмотрительно припрятал.
   А еще в эти сновидения часто вплетался нежный голос Анжелик, который в смертельном страхе просил:
   "Антуан, спасите меня, заклинаю!"
   "Анжелик, а что я могу сделать?"
   "Антуан, если вы не придете мне на помощь - я умру, вы же понимаете это".
   Оказывается, он тогда незамедлительно и просто ответил:
   "Умирай".
   При редких встречах Анжелик никогда мне не жаловалась, не рассказывала о том, как она умерла. Ну а я не могу об этом спрашивать. Я могу только раз в столетие любоваться ее изысканными чертами и чудесными волосами цвета лепестков лилии.
   И потому я, не отрывая взгляда от нее, спросил:
   - Позволено ли мне будет поцеловать вас?
   - Спасибо, Этьен, - печально улыбнулась она, и я с трепетом коснулся ее призрачных губ.
   От первого же касания они порозовели, словно рассвет, обрели плотность. Я целовал ее, растворяясь в ней, меня кружило в водовороте экстаза, и это было чудеснее всего, что я когда-либо испытывал.
   - Нет, Этьен, - умоляюще шептала она, отталкивая меня, но я снова ловил ее губы, припадал к ним, чтобы снова ощутить этот томительный и волнующий экстаз.
   - Как трогательно, - раздался за спиной голос. Слегка язвительный, слегка скучающий.
   Я осторожно оторвался от губ Анжелик, ободряюще ей улыбнулся и только после этого обернулся.
   Мой брат стоял около сосны, скрестив руки на груди, и насмешливо смотрел на нас.
   - Антуан, подойдите позже, есть разговор. Сейчас не время, - сухо сказал я ему, пораженный его наглостью.
   - А по мне - так самое оно. Доброй ночи, мадемуазель Анжелик, - очаровательно улыбнулся этот мерзавец.
   Мне кажется, он нарочно встал под лунный луч, чтобы я увидел... увидел его клыки.
   - К чему маскарад? - неверяще сказал я.
   - Маскарад? - глумливо переспросил он. - О нет, все свое, настоящее. Я умер, братец. Намедни меня загрыз один злобный вампир, так что восстал я как раз перед твоим приходом, - он пощелкал когтем по белоснежному клыку и обворожительно улыбнулся, глядя прямо на Анжелик.
   - Антуан, - прошептала она.
   - Да, мадемуазель? Прошу заметить, что теперь я в некотором роде некрофил.
   - Заткнитесь, сударь, - оборвал я его.
   - О, простите, дорогой брат, если я нанес вашей душе травму, - шутовски покаялся он.
   Фат.
   - И каковы ваши планы на будущее? - небрежно спросил я.
   В душе я лихорадочно просчитывал варианты. Теперь мы с Антоном оба мертвы. В некромагии он сильнее. А я во время поцелуя отдал Анжелик почти всю свою жизнь. Я посмотрел на наши руки, переплетенные в рукопожатии. Ее пальцы обрели плоть, мои же были призрачно-бледны.
   Мне не выстоять, несмотря на то, что день Тишины увеличил мои силы. Я их все перелил в Анжелик, только бы она дождалась следующего свидания. Только бы ее душа не отлетела окончательно...
   И мой брат это знает.
   Антуан же просто протянул руку и жестко сказал:
   - Эсперанцу отдай.
   Анжелик, ахнув, прижалась ко мне.
   - В могилу, - не разжимая губ, шепнул я.
   Умница, она не стала возражать. И последний раз взглянув на Антуана (не на меня!) своими чудесными сапфировыми глазами, она скользнула в могилу.
   - А вот теперь поговорим, - пластырь снова был безжалостно содран, я крутанулся вокруг оси, сея капли крови, освященной Эсперанцей. Огненным кругом они вспыхнули около меня. - Вам, Антуан, не превозмочь brouillard de sang.
   [Сноска вниз. brouillard de sang (фр.) - кровавый туман]
   - Этьен, я не хотел бы тебя огорчать, но ты в ловушке, - скучающе сказал мой брат. - Ты простоишь тут до рассвета, и я буду рядом. С первыми лучами я спасусь, моя могила рядом. А тебе не успеть добраться до дома. Но ты можешь отдать мне Эсперанцу и идти своей дорогой, я тебе дам уйти. Выбирай.
   - Мне некуда торопиться, - отрезал я.
   - Уладить конфликт мирно не удалось, - констатировал он. На миг исчезнув за ветками, он появился, ведя за собой совсем молоденькую девушку. Она вяло перебирала ногами, и, судя по всему, ее воля была связана магией Антуана.
   - Посмотри, как она хороша, - почти нежно сказал мой брат. - Посмотри, как струятся ее волосы, словно темный шелк. Представь, как чудесно будет целовать эти пухлые губы и заглядывать в ее глаза цвета шоколада. Кстати, грудь у девочки силиконовая - высокая и очень упругая. Тебе разве не жалко будет, если я ее сейчас убью?
   - Да вы сошли с ума, предположив, что я обменяю свою смерть на ее жизнь, - поморщился я. - Лишено всякой логики.
   - Она тоже мертвая, поднята моей силой.
   - Еще одно чудовище?
   - Здешние могилы могут много поведать о моих экспериментах, - тонко улыбнулся он. - Отработав, я успокаиваю поднятых мертвых, только эти дамочки успели на этот раз вперед меня. Но, впрочем, вернемся к нашим баранам. Девочка уже успела сегодня кого-то выпить. Знаешь ли ты, братец, свойства живой крови, пропущенной сквозь мертвые вены?
   Я молчал - вопрос был риторическим. Потому мы и ненавидим вампирских выкормышей, что кровь живых, слившись с магией нежити, делает их слишком опасными и сильными.
   "Но я в круге, освященном Эсперанцей, я не буду побежден", - подумал я и сам себе поверил.
   - А если я, вампир, выпью ее кровь и подмешаю в нее еще и свою магию - братец, я пробью твой бруйяр де зан. А потом я медленно-медленно настругаю тебя на кубики - и ты до последнего будешь жить. Эсперанцу, я, конечно же, заберу. Знаешь, я всегда тебя недолюбливал. Молись... если знаешь кому, братец.
   Клыки его скользнули по нежной шейке, и на миг девушка забилась в его руках от боли, потом обмякла. Сейчас ей было хорошо, как никогда в жизни или смерти, ведь забирая кровь, вампир дает экстаз.
   "Помоги", - устало подумал я, неизвестно кому это адресуя. Пред Богом я проклят, к Сатане не пошел. Некому мне молиться перед смертью.
   Легким бесшумным шагом из кустов выступил Алексей и церемонно поклонился Антуану. Катана со свистом освободился из ножен, и лунный свет отразился в клинке.
   - Этьен, уходи, - не отрывая глаз от моего брата, сказал он. - Иди к машине, она у ворот. Я скоро буду.
   Я, кивнув, пошел прочь с кладбища.
   - Благородный Этьен убегает? - издевательски пропел Антуан мне вслед.
   Я ему не ответил. На то, чтобы оставить Алексея одного - потребовалось немалое мужество. Я шел, боясь сорваться, вернуться, и этим помочь победить Антуану. Прикрывать еще и меня Алексею будет слишком тяжело, а я ему помочь сейчас ничем не могу - все мои силы и кровь ушли в Анжелик.
   В Ягуаре на заднем сидении сидела Алёна.
   - Как додумались вернуться? - устало спросил я ее.
   - Да я случайно упомянула, что Антона мы с Лариской убили и похоронили, а он побелел как полотно и рванул назад.
   - Вовремя, - рассеянно сказал я.
   Мы помолчали, а потом Алёна тихо спросила:
   - Он что, встал?
   Я повернул голову, вгляделся в ее точеное лицо в свете уличных фонарей, и внезапно понял, кого она мне напоминала.
   Анжелик, в отличие от этой девушки, никогда не носила стильных платьев от Prada и туфелек от Jimmi Choo. Она не пахла ароматами от Dior, и лицо ее не знало косметики от Lancome.
   Только вот странное дело...
   Французская герцогиня и стильная современная красавица имели одно лицо.
   Прежде, чем я подумал об этом, с губ сорвалось изумленный вскрик:
   - Вы его тоже любите?
   Она вздрогнула под моим испытующим взглядом, мгновенно поняла, о ком я, и ответила:
   - Прежде, чем мы убили Антона, он повесил меня на железный крест и разложил вокруг огонь. Хотел душу мою подарить Сатане. Хорошо, что Лариска подоспела. О нет, Антона я ненавижу.
   "Значит, это вторая девушка сделала его вампиром", - равнодушно отметил я. Странно, что он готов был ею пожертвовать. Обычно инициация создает слишком сильную связь.
   - Отпустите меня, - вздохнула Алёна. - На кой я вам сдалась? А тут у меня могила, тут я уже привыкла.
   - Алёна, без Эсперанцы вы не выживете, - покачал я головой. - Вы станете дикой мертвой, а я такого не могу больше допустить. Люди не должны знать о нашем присутствии. И так что-то пронюхали, фильмы снимают, страшные истории в газетенках печатают. Так что не отпущу я вас, мадемуазель, для блага всех.
   - Вот ничего себе, - горько сказала она. - Что-то типа тюрьмы, непонятно за что?
   - Вы едете домой, Алёна. Вам понравится там.
   Она промолчала, гневно сверкнув глазами.
   Из ворот кладбища вышел Алексей, почти неся на себе обессиленную темноволосую девушку. Закинул ее на заднее сидение, Алёна тут же, вскрикнув, принялась над ней хлопотать. А телохранитель, привалясь к моей дверце, попросил:
   - Слышь, ты тачку не поведешь? Покоцала меня эта гнида.
   Я быстро вышел, бесцеремонно задрал футболку на нем и осмотрел. Неровные пятна гнили покрывали его торс, на солнечном сплетении красовался ожог. Одернув футболку, я увидел, что заплетенная в косу борода укоротилась вдвое, и концы ее подпалены. Сосуды в глазах у него полопались, и по щекам текли кровавые слезы.
   Щукарю сегодня будет много работы.
   Я беспрекословно уступил Алексею пассажирское место, сам сел за руль.
   Всю дорогу Алексей странно и непонятно ругался на японском языке.
   - Что вы с ним сделали? - наконец поинтересовался я.
   - О, эта гнида у меня сеппуку себе сама сделало! - довольно ответил он.
   - Алексей, я не понимаю японского.
   - Я воткнул ему катану в печень, он затрепыхалсо, забилсо, и совместными усилиями мы аккуратно пропороли ему пузо наискось, все кишки у него теперь разрезаны! - и он довольно захохотал.
   Я резко надавил на тормоза, обернулся к телохранителю и яростно сказал:
   - Почему вы его не убили? Почему?!
   - Ну как? - растерянно заморгал он. - Я и убил. После такого даже мертвые не живут.
   Я застонал от отчаяния.
   - Это мертвые не живут! А вампир отлежится, и все у него срастется! Надо было голову рубить!
   - Поворачивай, я его добью.
   - Не успеем. Рассвет через полчаса.
   Алексей посмотрел на зарумянившееся небо и неуверенно бормотнул:
   - Останови машину, я тачку поймаю, и сам на кладбище доберусь.
   - Не надо опрометчивых поступков. Мы едем домой.
   - В следующий раз я его сделаю! - хмуро пообещал парень.
   - Сейчас он был слаб, но спасло меня от него чудо. В следующий раз он войдет в силу, и нас всех убьет, - покачал я головой. - Всех.
   Алексей промолчал, что-то обдумывая.
   Около ворот дома я посигналил, тяжелые створки разошлись, и я завел машину в гараж. В лучах фар мелькнула Анастасия, как обычно копавшаяся на клумбах. Она с непонятным упорством превращала двор в сад, заботливо ухаживала за растениями, цветов которых она никогда не увидит.
   Цветами можно любоваться лишь днем.
   Увидев Алексея, Анастасия охнула и метнулась к нему.
   - Это что у тебя на лице? Раны?
   - А я тебе травы привез, - криво улыбнулся он и протянул ей розы, отвергнутые мной.
   - Спасибо, - расцвела она.
   - Ты мне как, дашь сегодня? - деловито осведомился он.
   - Иди к черту,- беззлобно усмехнулась она.
   - Значит, дашь, - подвел черту Алексей.
   - Ну и порядочки у вас, - изумленно выдохнула Алёна. - Я куда попала? В бордель?
   - Э, ты, - обиженно засопел телохранитель. - Я к бабе не полезу, если она не хочет. Мы, падонки, благародные!
   - Звучит обнадеживающе, - кисло протянула она.
   - Дашь? - тут же встрепенулся парень.
   - Пошел к черту! - гневно рявкнула Алёна, а Настя, со всего размаху хлестнув его букетом по щеке, побежала в дом.
   - Деффки, убейте сибя ап стену, - обескуражено пробормотал Алексей, потирая щеку.
   - Алёна, я прошу вас его извинить, - покачал я головой. - У Алексея своеобразный взгляд на мир, но можете быть уверены - вреда вам он никогда не причинит. Более того - он надежен, как скала. В случае опасности он будет биться за любого из дома до последнего.
   - Но если я победю - деффка должна мне дать, - непреклонно заявил он.
   - По голове, - подсказала Алёна, и я, не выдержав, улыбнулся.
   - Ржунимагу, - буркнул парень, подобрал букет и пошел в дом.
   - С Анастасией мириться надумал, - все еще улыбался я.
   - Забавно у вас тут, - кивнула она.
   - Вам понравится, - уверенно сказал я. И понял по ее взгляду, что она в это совершенно не верит.
   - И что дальше? - скептично спросила она. - Ну привезли вы меня сюда - и что?
   - Сейчас отведем твою подругу Щукарю, он ее подлечит. И пойдем на обед. Там и поговорим.
   - Прошу, - пожала девушка плечами и кивнула на дверцу машины. Не без труда я вытащил пострадавшую девушку - кажется, ее зовут Лариса? - и понес в дом. Алёна молча пошла следом.
   На крыльце мы встретили Ивана из веб-группы. Тихий очкарик, он замер, увидев Алёну. Поморщившись, я передал ему Ларису:
   - Иван, отнесите, пожалуйста, девушку Щукарю.
   Тот, сглотнув и пряча глаза, не смея снова взглянуть на Алёну, молча принял девушку и понес в дом.
   Никогда не пойму я этих русских имён. Щукарь, И-ван...
   Я отвел Алёну в гостиную, где Цой, худенький кореец, деловито распаковывал сумку-холодильник.
   Девушка смерила его долгим и странным взглядом, но ничего не сказала. Умница.
   - Новенькая? - внимательно взглянул на нее Цой. - Где взяли?
   - Я ее на кладбище сегодня откопал, - похвастался невесть откуда взявшийся Алексей.
   - Способная. Этьен, освяти пищу.
   - С чего вы так решили? - заинтересовалась Алёна, а я подошел к сумке и принялся освящать кровь Эсперанцей.
   - У только что восставших мертвых обычно плохо с координацией, руки-ноги плохо работают, речь заторможена. А ты молодец.
   Девушка метнула на меня взгляд, которым просила, умоляла, и я кивнул:
   - Да, она умница.
   Алёна на миг прикрыла глаза и благодарно улыбнулась. Девушка не хочет, чтобы люди знали о том, что она встала давно? И о том, что она - не чистокровная мертвая, а восстала силой поднявшей ее некромагии? Напрасно. Такое не утаить.
   Цой отвернулся и принялся сноровисто вытаскивать из сумки бутылки с кровью.
   В углу гостиной Алексей что-то шептал Анастасии, девушка краснела от его слов, но попыток уйти не делала. Что меня удивляло в парне - его тянуло исключительно на красивых и умных девушек. Пейзанки его решительно не устраивали. Вопрос только в том, что такие красивые и умные девушки, как, например, Анастасия, находили в нем. Полагаю, некоторых привлекает брутальность.
   Парочка отсела на диван подальше от Алёны. Анастасия явно не хотела забывать, что ее парень проявил интерес к другой.
   В течении нескольких минут в гостиную пришли все обитатели дома, обеденный час тут чтился свято. Цой раздал каждому по бутылочке, и я наконец ощутил на губах жизнь. Стерилизованную, иммунологически обогащенную, витаминизированную.
   Щукарь, щуплый старичок с бородой лопатой, негромко сказал:
   - Этьену дай три бутылки, Лёхе две. Пострадали мужики, так что я как лекарь прописываю.
   Цой кивнул, руки его вновь скользнули в сумку, а народ уставился на меня.
   - Не расскажешь, что случилось? - осведомился Юра, руководитель нашей веб-группы.
   - Потом, - устало сказал я. - Пока отчитайтесь.
   - Вечер прошел в рабочей обстановке, - кивнул он. - Из истории Татьяны Серебряковой, запущенной в жеже, мы выжали уже все что могли. Напоминаю, по дневникам и комьюнити Живого Журнала прошла инфа о том, что девушке требуется 2 литра крови, чтобы выжить после тяжелых ожогов. Доноры сдали сто шесть литров, и теперь поток доноров спал. На этой неделе надо выразить благодарность от лица Тани и запускать другой креатиф.
   (Сноска вниз: Жеже (жужа, живчик, живой журнал) - одно из разговорных названий LiveJournal - сервиса онлайн-дневников)
   - Уже придумали историю или еще будете думать?
   - В общих чертах все как прежде - "Дорогие граждане, в страшных мучениях умирает девушка/ребенок, жизненно необходима кровь, кто может помочь - позвоните по такому-то телефону, договоримся о сдаче".
   - Вадим, пора что-то менять, - покачал я головой. - Вы уже второй год в Интернете такие истории рассказываете. Люди в конце концов начнут задаваться вопросом, зачем больной девушке цистерна крови. И не слишком ли много этих девочек развелось.
   По напряженному молчанию Вадима я понял, что внезапно попал в точку.
   - Уже?
   - Некритично, - покачал он головой. - В жж замечены два поста на эту тему. Мы в каментах* постебались и потому теперь эти мнения никому не внушают доверия.
  
   сноска вниз.
   ** Каменты - комментарии к записям в онлайн - дневниках).
  
   - Думайте, Вадим, - мягко сказал я. - Меняйте стратегию.
   - Понял, - кивнул он, а я уже обернулся к дизайнерам.
   - Четыре сайта находятся в разработке, - начал отчет Сергей, - один уже тестируем в онлайне, дописываем по ходу дела. С вечера поступило три предложения, одно мутное, второе несерьезное, третье - от людей, с которыми в прошлом году уже работали, модный дом "Корона". Сейчас от них отделилась дочка, сделали заказ на сайт для нее, оплата как обычно.
   - "Несерьезное" предложение что из себя представляет?
   - Хотят, чтобы мы им онлайн-магазин написали за триста баксов. Мы веб-группой поржали, - скептически отозвался Вадим.
   Я согласно кивнул. Действительно, меньше чем за семь тысяч баксов мы сайты не делали.
   - Коммерческая служба, - негромко сказал я.
   Евгений Николаевич, вальяжный и седовласый, неторопливо надел очки и раскрыл перед собой папку.
   - Получены деньги за сайты от "Тюменьстроя" и медиахолдинга "Радио Западной Сибири". Итого восемнадцать тысяч долларов. На личный счет Этьена поступили деньги от его издательства за тираж "Неспящих" и допечатки прежних книг. Так же поступили деньги от америкосов за фильм.
   - Много? - заинтересованно спросил я.
   - Много! - недовольно сказал Евгений Николаевич и обвел взглядом народ. - При народе сообщать считаю неэтичным. Цифры будут в предоставленном отчете.
   - Да бросьте, все свои.
   - Дружба дружбой, а табачок врозь, - наставительно сказал руководитель коммерческой службы. По слухам, когда он был жив - в Запорожье был крупной шишкой, вроде даже мэром.
   - Этьен, ну я тебя поздравляю, и с новой книгой, и с экранизацией в Америке, - светло улыбнулся Вадим.
   - Завтра все восторги, - подняв руки, покачал я головой. - Такое дело надо отметить.
   - Я куда попала? - Алёна, нахмурившись, обводила взглядом окружающих. - Сайты, издательства, экранизации какие-то.
   В молчании все уставились на нее, после чего Юра, дизайнер из веб-группы, очень вежливо спросил:
   - Киса, ты откуда свалилась?
   - Говорю ж, на кладбище сегодня откопал, - снова вылез Алексей. - Правда, классная деффка?
   Анастасия смерила его таким взглядом, что любой другой бы кинулся на колени, молить о прощении, но Алексей этого даже и не заметил.
   - Дамы и господа, хочу представить вам нового члена нашей маленькой, но дружной общины. Это Алёна.
   - Располагайся, чувствуй себя как дома, - немедленно улыбнулся ей Вадим.
   - В какую спальню ее селить? - деловито спросила Маргарита, пожилая женщина, ведающая хозяйством.
   - В небесно-голубую.
   - В какую? - недоуменно переспросила Маргарита.
   - Вы не ослышались, - холодно уронил я. - Вадим, скажи своим парням - пусть поставят туда компьютер.
   Эту спальню я обставлял лично и никогда никого туда не пускал. Я готовил ее для... впрочем, неважно. За свои необдуманно вырвавшиеся слова я испытал острое сожаление, но забирать их обратно отчего-то не стал.
   - Хорошо, - странно глядя на Алёну, кивнула экономка. - А ты хто будешь, деточка?
   - Позже познакомитесь, - мягко сказал я. - Сейчас ей все равно не запомнить имена, и вы, скопом представившись, введете потом мадемуазель в неловкое положение. Алёна, на ваш вопрос я сейчас отвечу. Зарабатывать на жизнь как-то надо, а днем мы работать не можем. Потому и выбираем те профессии, которые нам подойдут. Веб-группа ночами делает сайты, я пишу книги.
   - Что, прямо настоящие книги? - недоверчиво спросила она.
   - Ну, раз издают, так, наверно, настоящие, - слегка улыбнулся я.
   - И что, муру какую-нибудь заумную пишете? Про природу Тюменского края и строительство дорог в области?
   - Отчего же? Фентези-романы. Вернее, практически реальные записки о жизни мертвых. Идут хорошо.
   - Имя какое на обложках? - жестко спросила она.
   - Алекс Бестужев, - просто ответил я и неким злорадством отметил, как в ее глазах плеснулось непередаваемое изумление. - Вы читали мои книги, Алёна?
   - Любимый писатель, - недоверчиво выдохнула она.
   - Да, Этьен у нас голова, - удовлетворенно сказал Вадим.
   - Но как же вы сохранили инкогнито? - воскликнула девушка.
   - Очень просто, - скучающе ответил Евгений Николаевич. - Этьен отправляет рукописи в издательство по интернету, все вопросы - по электронной почте или по телефону. Деньги - переводом на кредитную карту. Договора заключаются по почте. Никаких проблем.
   - Так что, вы ни разу не были в издательстве? - недоверчиво спросила она.
   - Ни разу, - мило улыбнулся я. - Алёна, вы удивитесь, если узнаете, сколько авторов никогда не видели в глаза своих редакторов.
   - Удобная профессия, - подумав, сказала она. - А вот кино по вашим книгам как снимали? Тоже без вас?
   - По первой ленте, российской, точно так же заключили договор по почте. Передал права на экранизацию киношникам, они перевели на мой счет гонорар. А вот когда американцы захотели снять фильм, пришлось встречаться. К счастью, они готовы были идти на капризы взбалмошного автора, и потому по моему требованию приехали в Тюмень и постарались не удивляться, когда я назначил им встречу на одиннадцать вечера.
   - Что, режиссеры из "Warner Brothers" за вами в Тюмень бегали? - недоверчиво спросила она.
   - Не режиссеры - адвокаты, - поправил я.
   - Этьен один нашей общине приносит столько денег, что считать не успеваю, - вылез Евгений Николаевич.
   - Офигеть, - сказала Алёна.
   - Ну, коль у нашей юной дамы вопросов больше нет, перехожу к главному. У нас проблемы. Антуан мертв - укушен вампиром. И сегодня восстал в новой ипостаси.
   Все молчали, переваривая новость. Брата моего все отлично знали.
   - И что теперь? - Вадим нервничал, и сильно. Однажды он с Антуаном немного поспорил. Еле выжил.
   - Зочем ви травите? - печально спросил Алексей. - Паходу, все накрылось большой...
   - Алексей! - спокойно остановил его Цой. - Тут дамы.
   - Дамы поняли, что он хотел сказать, - пожала плечами Маргарита. - Что, немцы в городе, лезем в окопы?
   - Я предлагаю следующее, - Евгений Николаевич понизил голос и вкрадчиво сказал: - Ситуация слишком печальна, чтобы миндальничать. Следует заплатить кому надо, чтобы Антона упокоили колом в сердце.
   - Гонишь, - осудил его Алексей.
   - Я поддерживаю предложение, - возразил ему Цой. - Антон слишком силен. Мы, может быть, и выберемся, но Этьена он убьет по-любому. А он слишком важен для нашей общины.
   - Не выберетесь вы, - холодно улыбнулся я. - Ему нужна не только моя жизнь, но и Эсперанца. И что-то мне подсказывает - вы со своими потребностями ему не нужны. Так что с моей смертью вы заснете навсегда.
   - Звучит печально, - вздохнула Уля, самая старая покойница из нашей общины. Кроме меня, конечно.
   - Не совсем, - я указал на большой бриллиант на своем пальце: - Без Эсперанцы он загнется на сороковой день. Так что надо просто немного подождать.
   - Это мысль, - одобрил Цой.
   - Тогда все свободны, - подвел я итог. - Маргарита, покажите Алёне ее комнату.
   Народ разошелся по своим комнатам, веб-группа отправилась работать.
   Цой задумчиво взял гитару, вопросительно посмотрел на меня.
   - Спойте, Викто?р, - благодарно кивнул я, и он коснулся струн.
   Я не знаю, что повлияло тогда на меня. Его простые и жестокие песни, или же столь краткое свидание с Анжелик, но вскоре я встал и пошел в кабинет. Сел к компьютеру, открыл новый вордовский документ и начал свою новую книгу.
  
   ***
  
   Алекс Бестужев,
   "Невеста Люцифера"
  
   "Я почувствовал, как мои ресницы резко взметнулись ввысь, открывая глаза - и проснулся. Темнота вокруг меня была наполнена жизнью и движением...
   Я слышал звук, с которым оседали на пол мельчайшие пылинки. Я слышал, как ночные бабочки за окном быстро-быстро взмахивают белесыми крыльями.
     Я протянул руку - и одна из них, преодолев границы распахнутого окна, села на мизинец. Кожей ощутил, как мерзко перебирает по ней лапками насекомое, и я брезгливо скинул на пол эту тварь.
     Тварь Божия...
     Как и я.
     Я проследил, как бабочка, не достигнув пола, расправила крылышки и снова полетела за окно к своим подружкам. Вспомнил, что код бабочек писал именно я и был тогда немного не в духе. Крылья решены неплохо, но вот все остальное - ниже критики.
      После этой мысли я сел и сжал руками виски. Какие к чёрту бабочки...
     Мне опять снились сны.
   Последний раз это было давно, настолько давно, что я и не припомню точной даты. Я всегда с интересом их просматриваю. Мне нравится после пробуждения цинично препарировать сновидения, раскладывать их по составляющим, насмехаясь таким образом над той информацией, что они несли.
   Сегодняшний был не такой как все. Со странной тоской я чувствовал, как вопреки моей воле росток доверчивой и беззащитной надежды пробивает броню, которой я заковал свое сердце.
   "К черту", - покачал я головой и встал с кровати. Нащупал впотьмах на столике забытую кем-то пачку сигарет и сделал совершенно несвойственную мне вещь.
   Я закурил.
   Закурил, наслаждаясь самим процессом. Мне понравилось выдувать дым аккуратными колечками и следить, как они уплывают к потолку. Понравилась легкая тошнота. Ведь все это было составляющими одного процесса - греха. Потом взгляд упал на неизменный томик Библии рядом с камином. Как любезно с Его стороны не затруднять меня. Протянув руку, я привычно скинул книгу в затухающий огонь.
   - Кстати, Боже, а где в Библии наложен запрет на курение табака? - небрежно спросил я в пустоту.
   Бог промолчал.
   Думаю, Он просто не смог привести аргументов. И неудивительно - Библию я всегда знал лучше Него - тогда. Теперь уже начинаю забывать. Мне противно ее читать после всего, что случилось.
   Добрый Боженька...
   Миф для наивных глупцов.
   - Люци, с кем ты разговариваешь? - раздался сонный девичий голос со стороны моей кровати.
   - Спи, котенок, - ровно ответил я.
   Я привык называть всех девушек этим ласковым и безличным прозвищем, заранее ожидая, что мне не понадобится долго помнить их имена.
   Моя девушка проворчала что-то и затихла. "Моя девушка" - как интересно... То, что мы пару месяцев занимаемся с ней сексом - обозначается лишь условной принадлежностью друг к другу. Никто не требует покрыть грех женитьбой. Никто не собирается закидать ее камнями, как падшую женщину. Впрочем, меня это устраивало. Нынешняя "моя", как и все предыдущие, обладала тонким нежным лицом, слегка простоватым и бледным. И у неё, разумеется, были длинные, ниже поясницы светлые волосы. Иногда я отстраненно думал - надо же, Рахиль была еврейкой - а выглядела как славянка. Последствия Вавилонской башни.
   Каждый раз, когда я видел подобную девушку - увы, подобный тип сейчас редок, - я вспыхивал как спичка, горя странной и безумной надеждой. Я пытался нежными поцелуями выманить душу и посмотреть ее в просвет, как проверяют водяные знаки подлинности на купюре. Я вонзался в ее тело, надеясь, что хотя бы в момент оргазма она перестанет себя контролировать - и покажется...
   Только каждый раз это было не то...
   Вместо золотой жилы я видел обычный песок - у кого-то ярче и крупней, у кого-то - серей.
   И я бы не стал обращать внимания и на этот сон, если бы в нем не мелькнуло такое же бледное и простоватое лицо в обрамлении светлых волос.
   Хм...
   Он знает, на чем меня подловить.
   Я тщательно докурил сигарету, бросил окурок в камин.
   Потом откинулся на спинку кресла, глядя на занявшуюся пламенем Библию и прокручивая сон. Я предпочитаю обозначать это именно как сон. Ведь всем известно: когда мы обращаемся к Богу - это молитва, а вот если Бог к нам - это уже шизофрения. Раньше, являясь ко мне, Он пытался взывать к моей совести и читал вариации на притчу о заблудшем сыне. Я был нужен Ему на небесах, очень нужен. Он величественно даровал мне прощение, и искренне не понимал, что я-то Его никогда не прощу.
   На этот раз Он, наконец, не стал мне предлагать блаженство небес. Он пошел другим путем. И если бы я не подозревал Бога в двойной игре - я бы согласился на Его предложение, не раздумывая.
   "Люци, - сказал Он мне. - Люци... "
   "Ну?" - поднял я во сне бровь, не желая наблюдать китайские церемонии. Обычно Господь любил затягивать сцены. Сначала Он объяснит, что я был Его возлюбленным сыном и подчеркнет этим глубину моего предательства. Потом Он...
   " Люци, - скорбным тоном продолжил Господь. - Ты был возлюбленным сыном моим, но от красоты твоей и мудрости возгордилось сердце твое...".
   "В Библии я это уже прочитал, - насмешливо прервал я божественную речь и холодно взглянул в Его глаза: - Ты, я смотрю, уже и Сам в это веришь. Хочешь, чтобы я напомнил Тебе, что Ты на самом деле сделал, а???"
   "Сын мой...", - начал Он.
   "Я Тебе не сын. Ты что мне сказал??? Ты мне сказал - в Содоме и Гоморре ни одного праведного человека не осталось! Сказал???"
   Я почти кричал, в ярости изливая на Него застарелую боль. Застарелую - но не утихшую.
   "Как ты смеешь со мной так разговаривать?" - вопреки фразе голос Его был участлив и сочился благодатью, не нужной мне.
   "А как еще с подлецами разговаривают? - устало ответил я. - Ты знал, что Рахиль невинна - и Ты не вывел ее из Гоморры. И я - сжег ее. Своими руками - я ее сжег. Голливуд отдыхает - мой силуэт на фоне пламенеющего неба. И она видела, кто ее убивает... Что она чувствовала в этот момент, Боже? Какие были ее последние слова??? Ты знаешь, всеведущий Господь?!!"
   Ничто не дрогнуло в Его лике, лишь мелькнула в глазах едва уловимая тень, и я понял - знал. Он был там, Он заглядывал в зрачки умирающей в огне Рахили.
   Как же я в этот момент пожалел, что у Господа нет тела. Что я не могу причинить Ему боль, простую физическую боль. Смять Его ребра, полить огнем и серой - и посмотреть, как Он будет заживо сгорать. Наверно, это очень, очень больно. И Рахиль, маленькая пятнадцатилетняя девочка просто не заслужила такой смерти. Причем от меня...
   Или из-за меня?
   "Я дал шанс Лоту и всему городу, - холодно ответил Господь. - Я ведь сказал - найдешь хоть одного праведного человека - пощажу всех".
   На миг я прикрыл глаза, успокаивая в себе бушующую ярость, а потом смог бесстрастно и жестко сказать:
   " Не играй словами. Ты прекрасно знал, что в том обществе женщина за человека не считалась. Лот не нашел праведного мужчину - это верно. А скольких невинных девушек и детей я тогда сжег по Твоей указке, а? И знаешь, что я Тебе скажу?"
   Он открыл рот, но я его перебил:
   "Молчи, Боже. Содом и Гоморра - были не единственные города на земле, верно? И везде был и будет бардак, потому что Ты людей такими создал! Это Твой глюк, Боже, это Тобой написан глючный код человека - и Ты же их за это винишь!!! Разве это не подло с Твоей стороны, справедливый Господь?"
   "Люци!"
   "Молчи, - тихо, но яростно прошептал я. - Итак, отчего же Ты послал меня сжечь только Содом и Гоморру? Я тебе отвечу - из-за Рахили. Ты ведь знал, что я собирался сбросить крылья, уйти к ней, жениться и забыть про небеса?!! Знал?!!"
   На этот раз он молчал довольно долго. Вязкая, плотная тишина окутала место нашего диалога, и она твердела все больше и больше с каждым мгновением. И когда Он, наконец, начал говорить - я даже слегка вздрогнул. Словно этим Он разбил тишину на кусочки, как стекло.
   " У меня есть к тебе предложение!" - сухо сказал Он.
   "У Тебя всегда ко мне есть предложения, - зло усмехнулся я. - Мы - две противоборствующие силы, и мы никогда не договоримся. Ты Бог, я Сатана - "противящийся Богу", и я всегда буду на другой стороне. Что, что может искупить смерть Рахиль, Боже? О чем нам с Тобой разговаривать? Что Ты мне можешь предложить?"
   "Рахиль", - кратко ответил он.
   Я саркастически улыбнулся.
   "Душа Рахиль на земле, я даже тело выбрал ей лично. Она такая же как прежде, правда, ей уже двадцать восемь лет"
   "Замужем?" - как можно небрежнее спросил я, но голос заметно охрип. Господь - Он искусно манипулирует словами, но есть у Него свойство - Он никогда не врет. Просто порой не говорит всей правды. Но тут - Он прямо говорит, что Рахиль - на земле...
   "Нет", - кратко ответил Он.
   Я на секунду зажмурился, давя в себе щенячий восторг. Успокаивая себя. Господь никогда не делает что - то просто так.
   "Условия?" - сухо спросил я.
   "Я тебе говорю, где ты можешь с ней встретиться, и ты в обмен становишься смертным".
   Я молчал.
   "Я не могу тебя с ней вместе на небеса взять, - напомнил Господь. - Если ты с ней - то до конца".
   "И заодно - складываю с себя должность Сатаны, верно?" - усмехнулся я.
   "Ты сказал".
   "Мне надо подумать", - ответил я.
   "Если надумаешь, то мне нужен взамен пароль", - согласился Он.
   Я кивнул, пряча довольную ухмылку. Вот с этого и надо было начинать. Теперь все стало на свои места. Да, столько тысячелетий прошло, а пароли, которые я перед уходом поставил на доступ к администрированию земли, до сих пор не хакнуты. Представляю, как неистовствовал Бог, когда понял, что отныне он властен только над небесами, а земля полностью в моем распоряжении. Я не желал, чтобы он продолжал свои эксперименты. Сколько их было?
   Вавилонская башня. Великий потоп. И Гоморра - в которой я заживо сжег Рахиль.
   Во имя ее - я сделал людям этот подарок. Я дал им защиту от гнева Божьего. И ничего - они справились. Построили правовые государства, навели более - менее порядок, в космос вышли. Они не превратились в банду убийц, не стали все до единого предаваться развращенным удовольствиям, как предрекал Господь в доверительных беседах.
   Они справились, несмотря на то, что Господь, гениальный, но не безгрешный программист, наделал кучу глюков в их коде..."
  
   ***
  
  
   Я писал, вымещая свои эмоции.
   Недоумение и ненависть к Господу - за то, что я оказался живым мертвым волей случая, это не стало моим выбором - а он меня за это проклял и отвернул лицо свое.
   И трехвековую скорбь о моей умершей любви, об Анжелик...
   Тихо пискнул таймер, напоминая о том, что на поверхности уже рассвет, а я сидел и смотрел на черные буковки свеженаписанного текста...
  
  
   Глава вторая
  
   Алёна
  
  
   Он: *пылко*
   Любимая, я за тебя душу отдам!
  
   Она: *заинтересованно*
   А можно взять кровью?
  
   Диалог влюбленных.
  
  
   Я проснулась. Темнота вокруг меня была мертва, лишь песчинки медленно ссыпались вокруг моего гроба.
   Крышка поднялась, повинуясь моему желанию, и я встала.
   Сорок первый день моей смерти.
   Я все еще жива, и это не может не радовать...
   Комната, которую мне выделили, была... великолепна. Другое слово подобрать тут трудно. Стены затянуты шелком цвета июньского неба, белоснежный ковер на полу с вытканным на нем сонетом Шекспира, серебряные подсвечники, роскошный балдахин кровати, за которым скрывается гроб, обитый голубым бархатом с рассыпанными по нему белоснежными лилиями.
   "Это комната для французской герцогини эпохи Людовика Четырнадцатого", - мелькнуло у меня в голове, когда я только ее увидела. Слишком все вокруг меня дышало аристократизмом самой высокой пробы и благородной стариной.
   Компьютер в дальнем углу странным образом отлично вписывался в интерьер. От моего прикосновения к кнопке системника он тихо зашуршал, началась загрузка.
   Я знала, чего я хочу. Открыв окно эксплорера, я набрала в адресной строке: www.bestuzhev.ru . Хоть и ладно мне вчера врали, но мне же не пять лет, всему верить. Этьен - Бестужев? Не смешите меня.
   Сайт загрузился. Я медленно моргнула, нахмурилась, и снова всмотрелась в фото автора.
   Со страницы на меня смотрел Этьен. В реальности у него были лилейно-белые волосы, а на представленной фотографии - угольно-черные, да еще и глаза закрывали очки в тонкой золотой оправе, однако это был он. Несомненно Этьен, с его поразительной красотой падшего ангела.
   "Господь, Бог мой, это что же такое творится?", - в растерянности подумала я.
   Алекс Бестужев был бесконечно талантливым фантастом. Однако муза, отсыпав ему без меры таланта, не забыла и про удачу. Первые же его книги были замечены читателями, и каждая последующая сметалась с прилавка. Весьма скоро он стал звездой отечественной фантастики, но и это не стало пределом. Сначала по его "Неспящим в ночи", книге о жизни мертвых живых, был снят фильм. Не сериал, что показывается по тиви, а именно фильм. И почти загнувшийся российский кинопрокат встрепенулся, по-взрослому подсчитывая кассовые сборы за week end, за неделю, за месяц. Цифры поражали количеством нулей.
   А далее была премьера в Америке, после которой СМИ передали ошеломляющую новость: Warner Brothers заключила с Бестужевым контракт на экранизацию "Неспящих".
   Даже моя мать тогда сказала: "Ну наконец-то кто-то из наших пробился в Голливуд".
   Покачав головой, я вернулась к сайту.
   "Я не хочу дешевой популярности, сделанной пиар-акциями, - писал Бестужев на главной странице сайта. - Я не буду давать интервью, не буду светиться в ток-шоу. Пусть мои книги говорят за меня. Если они чего-то стоят - то найдут дорогу к сердцу читателя".
   Удобная позиция, при условии, что автор мертв и не может светиться на публике.
   Но все равно не верилось. Не верилось. Да дотошные СМИ давно бы узнали и подняли скандал. Бестужев - фигура серьезная, газетчики около него должны землю копытом рыть!
   Подумав, я полезла в локальную сеть. К счастью, кто-то умный поименовал компьютеры: Вадим, Лёха, Этьен, Анастасия... Этьен!
   В его компе я быстро нашла папку, битком набитую вордовскими документами.
   Четыре части "Неспящих в ночи", - верно, верно, я читала эти книги. Читала и "Холодное море", и "Ночные визиты".
   Впрочем, это еще не подтверждает авторство. У меня на домашнем компе тоже есть эти книги, скачанные с виртуальной библиотеки "Альдебаран".
   В самом конце папки лежал безымянный вордовский документ. Дата создания - сегодняшняя. Не колеблясь, я его открыла.
  
   "Я почувствовал, как мои ресницы резко взметнулись ввысь, открывая глаза - и проснулся. Темнота вокруг меня была наполнена жизнью и движением...
   Я слышал звук, с которым оседали на пол мельчайшие пылинки. Я слышал, как ночные бабочки за окном быстро-быстро взмахивают белесыми крыльями.
     Я протянул руку - и одна из них, преодолев границы распахнутого окна, села на мизинец. Кожей ощутил, как мерзко перебирает по ней лапками насекомое, и я брезгливо скинул на пол эту тварь.
     Тварь Божия...
     Как и я..."
  
   Я листала страницу за страницей, увлекшись чтением, и была разочарована, когда на рукопись оборвалась на полуслове.
   Задумчиво подперев щеку рукой, я была вынуждена признать - да, это писал Бестужев, несомненно. Неужто я своего любимого писателя не узнаю, не узнаю его характерный эмоциональный стиль? Все книги его были пропитаны горечью и болью, некой тоской по утраченной любви. Да, именно так: смерть и любовь об руку шли в его книгах.
   И мне подумалось: а может быть, когда-то Этьен действительно был брюнетом? Возможно, белоснежные волосы и паскудный характер - следствие того, что жизнь была к нему неласкова?
   Нет. Парней с красотой падших ангелов не бросают, а я просто пытаюсь его пожалеть. Зря я это.
   Голод давал о себе знать, и потому я пошла в гостиную, надеясь на завтрак. Вчерашняя кровь из бутылочки была откровенно поганой по сравнению с теплой кровью из вены, ну да на безрыбье и рак рыба.
   В гостиной уже был народ. Цой сидел в углу и задумчиво теребил струны гитары. Лёха сидел около компьютера, читал какой-то вордовский документ и прочувствованно бормотал:
   - Аффтар, пеши исчо. Жызненный раскас....
   - Вечер добрый, - скромно поприветствовала я.
   - О, деффки подтягиваются, - встрепенулся Лёха.
   Цой индифферентно мне кивнул:
   - Привет. Кровь в холодильнике, свежая, только привезли.
   Неслышно появился Этьен.
   - Классно пишешь, - равнодушно обронил Цой.
   - Аффтор жжот, - закивал Лёха.
   - Уже прочли? - поднял Этьен бровь, и я вновь изумилась его поразительной красоте. Вот только не трогала она меня. Не хотелось мне его поцеловать.
   - Ну а чё, думаешь, букварь ниасилили? - хмыкнул Лёха. - Только чё он у тебя просыпается так чудно? "Я почувствовал, что мои ресницы взметнулись вверх - и проснулся".
   Лёха так уморительно прочитал эту фразу, что не выдержав, улыбнулись все.
   - Алексей, у меня просыпается Ангел Света, так что я счел правильным с первой фразы расставить акценты на его необычности.
   - Этьен, - негромко сказал Цой. - Я тут припоминаю, что Немченко, твой главред, как-то говорил про то, что основная ошибка начинающих писателей в том, что их рукописи начинаются одинаково - пробуждением главгера. Не думаешь, что такое начало сыграет с тобой плохую шутку?
   - Тут оно оправдано, - пожал плечами француз. - Сюжет завязывается на сне-общении Люци с Богом. Из-за того, что сотня графоманов решили начать книгу с пробуждения главгера, что, теперь и не использовать подобный прием, когда он необходим?
   Этьен подошел к холодильнику, достал две бутылки, одну подал мне.
   - Вечер добрый, Алёна.
   - Спасибо, - улыбнулась я, приняв от него запотевшую бутылку. Рука его слегка соприкоснулась с моей, на мизинце блеснул искрами перстень с бриллиантом, и я некстати припомнила, что именно этой рукой он хлестал меня вчера по щекам. И именно этот перстень царапал кожу, брызгая на нее отраженным лунным светом.
   - Вы хорошо устроены?
   - Комната - просто супер, - задумчиво сказала я, изучая его руки. Пальцы длинные, нервные, как у пианиста. Очень мужские руки - такими и меч держать удобно, и по клавиатуре стучать, ваяя нетленки. А вот бриллиантовый перстень - слишком женский.
   Этьен сел напротив меня, глотнул крови и сухо сказал:
   - По поводу вашего будущего. Родственники и близкие люди у вас есть в других городах?
   - В Тобольске и Екатеринбурге. И бывший бойфренд из Бостона.
   - Отлично. Эти города исключим. Алёна, вы не можете оставаться в городе, где росли. Вас непременно кто-то узнает, и вы подведете всех. Потому мы переселяем мертвых из их городов в другие. Вы поняли меня?
   - Да, - медленно сказала я. - Как скоро вы меня... выселите?
   - Переселим, - спокойно поправил он. - Запросы по городам уже отправил. Кто согласится вас принять - к тем и увезем.
   Я молчала, лихорадочно раздумывая. Я не могу никуда отсюда уехать! Это просто невозможно.
   - А если я не соглашусь? - пристально глядя в строгое и прекрасное лицо Этьена, спросила я.
   - Мадемуазель, вы можете подвести всех. Прошу вас, не противьтесь.
   - Сколько у меня есть времени? - сухо спросила я.
   - Вопрос будет решен в течении двух недель. Пока же просьба не выходить из дома.
   Отвинтив крышку с бутылки, я глотнула крови. Какая дрянь... Совсем не согревает мои застывшие вены. Такая еда - как листик укропа вместо тарелки борща. Не унять ей голода, не унять...
   - Лариска где? - глядя на Этьена ненавидящими глазами, спросила я.
   Что-то темное поднималось из моей души, затмевая разум.
   Голод...
   - Дверь напротив гостиной - это лазарет. Там Щукарь вам все про нее расскажет, но состояние мадемуазель довольно опасно.
   Не глядя более на него, я резко встала и пошла в лазарет. Без стука распахнула его дверь, вошла и смерила недовольным взглядом Щукаря.
   - Шо такое? - ахнул он. - Шо случилось? Зубки болят? Или, сохрани тебя, голуба, от этого, - запор крови?
   - Подруга моя тут? - резко спросил я.
   - Вампирюга? - скривился Щукарь.
   - Да! - вышла я и себя.
   - За ширмочкой, - заискивающе улыбнулся дед. - Только ты поосторожнее, она некормленая. Не боишься?
   - Нет! - рявкнула я, думая о том, что когда-то в этом старике текла теплая и живая кровь, которую я бы с удовольствием выпила. Теперь-то его вены полны тухлятины. Жалко.
   Дед посмотрел мне в лицо, отшатнулся, и я, кинув на него прощальный нехороший взгляд, пошла к Лариске.
   Она лежала в гробу, по виду - совсем мертвая. Бледная, в лице не кровинки, щеки ввалились. Кажется, у нее даже трупное окоченение присутствовало.
   - Вставай, - хмуро велела я, пнув по стенке гроба. - Разговор есть.
   Она не шелохнулась.
   - Ну вставай же! - зло сказала я. - Вставай, дрянь такая. Вставай!
   На каждое слово следовал пинок. Доски скрипели, тело подруги от сотрясений подпрыгивало, но она все никак не просыпалась.
   Наклонившись, я подняла ей веко, всмотрелась в закатившиеся зрачки, похлопала по щекам и поняла: разговор откладывается до лучших времен.
   - Вот дрянь, так меня подвела, - пробормотала я и пошла к раковине мыть руки, а то еще заразу какую с покойницы подхвачу. Пока вытирала руки от влаги - внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Кто сказал, что вампиры не отражаются? Врал этот сказочник.
   Повесив полотенце на крючок, я напоследок очаровательно улыбнулась себе в зеркало - и замерла. Клыки торчали почти на сантиметр вперед. Вспомнилось, как я мечтала о крови Щукаря и о том, как он изменился в лице, при виде меня. Я просто настолько оголодала, что потеряла над собой контроль.
   "Ну что ж, дед, - равнодушно подумала я. - Извини, но ты просто увидел то, что тебе не надо видеть".
   Как я поняла, к вампирам данное общество относится слишком плохо. Еще упокоят колом в сердце, лучше успеть первой.
   - Дедушка, - ласково позвала я.
   Дедушка молчал, как партизан.
   Мягко ступая, я вышла из-за ширмы. Щукаря в лазарете не было, и спрятаться ему тут было просто негде. Наверняка подлый дед уже сбежал и треплет языком направо и налево.
   Волна гнева поднялась во мне, комом застряла где-то в районе сердца.
   - Щукарь! - тихо сказала я. - Раз - два - три - четыре - пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.
   В коридоре было тихо. Я бесшумно прошла по полу, застеленным ковролином, заглянула в гостиную. Цой в одиночестве отрешенно наигрывал на гитаре.
   - Щукарь тут был? - спросила я его. Он, не глядя, отрицательно покачал головой.
   Закрыв дверь, я внимательно оглядела коридор, в который выходило множество дверей. Где-то за ними мог прятаться вредный дед.
   Я методично обошла все, толкая створки. Все они оказались заперты, лишь одна подалась, явив моему взгляду Лёху. Он был странно одет: в белую рубаху с закатанными по локоть рукавами и широченные брюки, весьма похожие на юбку. Парень занимался упражнениями с мечом катана. Он светлым росчерком мелькал в воздухе, повинуясь его рукам, и обрушивался частым градом на невидимого врага, кроша его как капусту.
   Я осторожно закрыла дверь, изумляясь одному факту: лицо этого маргинала только что было одухотворенным, серьезным, и... благородным.
   Впрочем, через секунду я забыла про Остроумова.
   - Щукарь, - вкрадчиво прошептала я, и звук отразился от стен, шелестом пронесся по коридору. - Я иду.
   По широкой лестнице я поднялась на наземный уровень дома, шагнула к ближайшей двери и толкнула ее. Она была совершенно пуста, лишь на окнах висели плотные шторы. В соседней комнате я помимо штор обнаружила прямо на полу газетку с рыбьими скелетами и пивные бутылки.
   - Опять насвинячили, черти полосатые, - раздалось у меня под ухом. - Наверху у нас никто не живет, так, для видимости дом стоит, вот программисты и пользуются этим. Выберутся наверх и халкают бормотуху.
   Я резко обернулась и уперлась взглядом в недовольную Маргариту.
   - Простите, не слышала, как вы подошли, - гневно сказала я.
   - Никто не слышит, - хмыкнула она, проходя в комнату и упаковывая рыбьи кости в газету. - Я ведь, девонька, три года в партизанах оттрубила, до сих пор по лесу хожу - травинка не шелохнется. А уж по дому и подавно.
   - Щукаря не видели? - перебила я ее.
   - На дворе болтался только что, - поджав губы, сообщила партизанка.
   - Спасибо, - очень вежливо сказала я ей.
   Дьявольски хотелось свернуть ей шею, во мне клокотал гнев, но я закрыла дверь и пошла во двор. Обшарила его вдоль и поперек, гадкого деда так и не нашла.
   Усевшись на бортик клумбы, я сорвала цветок и принялась его нервно покусывать. Скольким дед успел доложиться о том, что я вампир?
   - Алёна, - прошептал кто-то у меня за спиной, я нервно обернулась - очкастый Иван переминался с ноги на ногу.
   - Тоже в партизанах служил? - недобро сощурилась я.
   - Чего? - заморгал он. - Нет, я вообще не служил. Родители отмазали.
   - Чего хотел? - оборвала я его.
   - Алёна, я хотел тебе сказать, чтобы ты сильно не расстраивалась, - застенчиво поведал он.
   - А мне есть из-за чего расстраиваться? - насторожилась я.
   - Ну ты же вампирюга... вампирша, - поправился он. - Алёна, ты не думай, в наше время все предрассудки уходят в прошлое. Не комплексуй. Найдется человек, который тебя полюбит такой, какая ты есть.
   - Щукаря давно видел? - перебила я его пламенную речь.
   - Только что, - признался он. - Алёна, если что - я всегда готов тебе...
   - Свободен, - утомленно отмахнулась я.
   Он исчез, а на его месте через секунду материализовался Вадим из веб-группы.
   - Скучаем? - осведомился он, и без спроса присел рядом на клумбу.
   Я молча и выразительно на него посмотрела.
   - Алёна, ты не переживай, - он покровительственно похлопал меня по плечу. - Не в средневековье живем, верно? Дискриминации не будет.
   - Ты про что? - холодно спросила я.
   - Ой, только не говори мне, что ты невинна аки ягненок! Алёна, у тебя клыки торчат! Ты вампир!
   - Гемоглобинозависимая нежить! - отчеканила я. - Будешь обзываться - подам в суд за расизм.
   - Ну ладно, ладно. Под утро приходи ко мне, ага?
   - Нафига? - лениво спросила я.
   - Кровь вместе попьем, - сказал он, оценивающе оглядывая мою грудь.
   - Только чур, я из твоих вен, - порочно усмехнулась я. - Ты разрешишь прокусить твою шею и выпить твою кровь, милый?
   - Если только не всю, - глаза его забегали, он явно не ожидал такого поворота. - Ложку-вторую, думаю, пожертвую.
   - А вот это, милый, как получится, - ласково сказала я. - Я ведь себя совсем не контролирую.
   - Ладно, потом поговорим, - пробормотал он, - работать надо.
   Я сорвала следующий цветок - предыдущий был изжеван вконец.
   Навстречу Вадиму из дома вышел Лёха.
   Как и ожидалось, он прямой наводкой двинулся ко мне.
   - Ты чё тут сидишь одна?
   - Скучаю, - любезно ответила я.
   - Слышь, я чё спросить хотел. Правда, когда вампир человека хомячит, этому вампиру жутко хорошо?
   - Правда, - мечтательно улыбнулась я. - Истинная правда.
   - А человеку тоже, говорят, ахринеть как хорошо?
   Я повернулась к нему, взяла его руку, приложила к своей щеке и замерла, почуяв запах крови под тонкой преградой плоти. Слегка лизнула запястье прямо над веной, ощущая языком биение чужой жизни...
   - Но-но! - предупреждающе рявкнул Лёха. - Я еще только интересуюсь, укусишь - голову нахрен отрублю!
   Я взглянула в его глаза и прошептала, приближаясь к нему:
   - Тебе интересно, что чувствует человек, когда вампир пьет из него кровь? Острое наслаждение и острую боль. Это похоже на секс, но это сильнее самого крутого оргазма, Алексей. Непереносимая нега разливается по телу моей жертвы, когда я вбиваю клыки в вену. Каждая клеточка трепещет от экстаза. Это сладостнее всего, что человек может испытать в своей жизни.
   Марево, опасное и сладкое, уже растеклось вокруг меня, пленкой закрыло зрачки парня, и я знала, что сердце его опутано липкой паутиной ожидания. Он уже почувствовал, как коснулось него что-то чудесное. Он понюхал чудесный плод, и отчаянно захотел его попробовать. И я лизнула его сонную артерию, лихорадочно шепча:
   - Хочешь это испытать? Хочешь?
   Он не успел ответить.
   - Алёна!!!
   Я в ярости оглянулась, и наткнулась на такой же яростный взгляд Этьена. В лунном свете рассыпались блики от бриллианта на его мизинце, рука взметнулась, отвесив мне оплеуху.
   - Лёха! - тонко вскрикнула я.
   И он встал между мной и Этьеном.
   - Шеф, деффок бить нехорошо. Не гламурно.
   - Уйдите с дороги, Алексей! - прошипел француз.
   - Хрен тебе, - спокойно ответил мой защитничек.
   - Она же вас чуть было не укусила, Алексей! Если бы не я - вы были бы уже мертвы.
   - Да ну, - усомнился он. - Она мне такой крутой оттяг обещала.
   - Мадемуазель, скажите ему правду! - глядя мне прямо в глаза, велел Этьен.
   - А я правду и сказала, - ответила я. - Каждый, чью кровь я пила - испытывал непереносимый экстаз.
   - Только после этого экстаза они умирали.
   - Я и говорю: непереносимый, - пакостно улыбнулась я.
   - Ни хрена себе ботва, - выдохнул Лёха. - Но я согласен, ахринительный секс на дороге не валяется. Я же все равно уже помер.
   - На этот раз вы умрете совсем, - резко сказал Этьен. - Не стоит оно того.
   - А ты откуда знаешь? - резонно спросил парень.
   Этьен выдохнул и повернулся ко мне:
   - Алёна, я прошу прощения за свою несдержанность. Могу я с вами поговорить?
   - Да мы уже поговорили, до сих пор щека болит.
   - Я не причиню вам вреда, клянусь.
   Я подняла глаза на Лёху. Он едва заметно кивнул.
   - Алёна, прошу вас.
   Француз протянул руку, и я осторожно положила на нее свою ладошку. Бриллиант до боли впечатался в плоть, когда он сжал мою кисть в своей.
   Так, за руку, он и повел меня в дом. Шагал он широко, я едва поспевала за ним. Лица его я не видела, но встреченные нами люди от него шарахались. Перед дверью в конце подземного коридора он остановился, нервно сунул карту-ключ в щель, и втолкнул меня в комнату.
   - Поосторожнее, - гневно вскрикнула я.
   Он запер дверь, смерил меня тяжелым взглядом:
   - Присядьте, мадемуазель.
   Я опустилась на затканную лилиями банкетку, а он нервно принялся ходить взад-вперед.
   - Алёна, вампиры презираемы нашим народом не напрасно, - монотонно говорил он. - Раз вкусив свежей человеческой крови, вы уже не удовлетворитесь донорской.
   - На безрыбье и рак рыба, - пожала я плечами.
   - Нет, - он остановился и остро посмотрел мне в глаза. - Алёна, у вас начнет портиться характер. Вы станете гневливы и раздражительны.
   - А ты сам посиди на диете, в первый же день взвоешь волком, - сварливо отозвалась я.
   Еще когда я была жива, то, собираясь сесть на диету, я покупала не только кефир, но и валерьянку. Давно заметила, что от недоедания становлюсь злой, как цепная собака, а ведь в остальное время я была крайне милой девушкой!
   - Да, - кивнул он. - Голод меняет нрав. Однажды вы не сдержите свою природу и выпьете первого подвернувшегося. Зацелуете его до смерти, и через три дня мы получим чудовище. Мертвый живой, выпитый вампиром, перерождается в лишенное разума существо, которое обладает нечеловеческой живучестью и силой. Вы понимаете, насколько вы опасны? Алёна, у нас и так слишком много проблем.
   - Что вы со мной хотите сделать? - ровно спросила я.
   - Я не знаю, - покачал он головой. - Идеальным решением было бы...
   Он запнулся, а я прищурилась и закончила за него:
   - Кол в сердце?
   Он внимательно посмотрел на меня.
   - Я буду сопротивляться, - зло улыбнулась я. - Сама я, может быть, и умру во цвете лет, но человек пять-шесть с собой прихвачу. Антуан меня многому научил.
   - Я не хочу вас убивать, - ровно сказал он. - И не стану. Если мы с вами сейчас договоримся.
   - О чем?
   - Видите ли, по нашим меркам тот, кто пьет живых людей - преступник. В мире живых за это судят, в мире мертвых - убивают. Однако я верю в вашу разум. Антуан приучил вас к мысли, что это нормально, но если вы сможете изменить менталитет и ощутите отвращение к тому, что вы делаете...
   Он красноречиво посмотрел на меня.
   - А как же мое выселение? - тихо спросила я. - Как насчет того, что скоро мне придется убраться в другой город?
   - С этим мы погодим, пока вы не... не выздоровеете. В другой общине вас казнят за вампиризм. Я поборюсь за вас, Алёна, но вам необходимо мне доверять.
   - Насколько доверять?
   - Хотя бы не скрывать все приступы раздражительности и честно сообщать о желании кого-то выпить. В одиночку вы с этим не справитесь, а вот вместе со мной у вас есть шанс.
   Он встал передо мной, внимательно глядя на меня глазами цвета летнего неба, и у меня что-то перевернулось в душе от его красоты. Узкие джинсы и белоснежная батистовая рубашка от Roberto Cavalli не скрывали тонкое, но сильное тело. А главное - верхние пуговицы были расстегнуты, и мне отлично была видна шея, чудесная гладкая кожа, а под ней - артерия. Я чувствовала ее, и это сводило с ума. Словно нектар разлился вокруг моего сердца - острый и невероятно чудесный, с привкусом ванили и сандала.
   - Можно начинать доверять? - выдохнула я, вставая с банкетки.
   Он молча смотрел на меня, и я робко откинула с его шеи лилейно-снежные волосы, лаская пальцами кожу, всматриваясь в прозрачную прохладу серых глаз под темным кружевом ресниц.
   - Можно? - шептала я, изливая в голос мирру и елей, отчаянно надеясь на то, что он согласится.
   Он покачал головой, осторожно отвел мою руку и внимательно посмотрел на выдвинувшиеся когти. А потом резко спросил:
   - Вы жаждете меня?
   - Твоей крови, - взволнованно прошептала я, склоняясь к его шее и слегка касаясь губами его шеи. - Чувствуешь, как чудесно мое прикосновение? Чувствуешь это?
   Он молчал, не препятствуя мне. Он замер, лишь его рука бессознательно сжала мою.
   Я выдвинула клыки, слегка царапнула кожу над артерией, и меня скрутило от острого наслаждения.
   - Люблю тебя, - неожиданно выдохнула я и припала к его шее.
   Он, вздрогнув, оттолкнул меня. Из царапины на шее потекла тягучая капля, упала на белоснежный ворот рубашки. Я тяжелым взглядом проводила ее.
   - Я рад, что это случилось сейчас и со мной, - тяжело дыша, сказал он. - Другой бы не справился. Алёна, нам надо стараться справиться с этим. Поклянитесь, что вы хотите избавиться от тяги к вампиризму!
   Я молчала, украдкой бросая взгляд на его шею. О, как же она манила меня...
   - Мадемуазель?
   - Клянусь, - кисло сказала я и сама себе не поверила.
   Он пытливо взглянул мне в глаза, и на миг мне показалось, что он свободно читает мои мысли. Но в дверь постучали, и Этьен пошел открывать, а вернулся с объемистым пакетом.
   - Я помогаю вам только потому, что вы невиновны в своей сущности, Антуан сделал вас чудовищем, - сказал он, разворачивая пакет. - Людям надо питаться для поддержания жизни, и никто их не осуждает за это. Мы пьем донорскую кровь, без нее мы не сможем жить. Вы, так уж получилось, питаетесь теплой кровью живых людей, прямо из их вен.
   В пакете оказался термос. Этьен отвинтил крышечку и налил в большую кружку... темной, густой крови, так не похожую на ту, что предлагалась в бутылочках на обеды в этом доме.
   - Возьмите, мадемуазель, - протянул он мне кружку. - Специально для вас, теплая необработанная кровь, пару часов взятая из вены.
   Он тревожными глазами смотрел, как я пью. Налил вторую порцию, потом еще. Опустошив весь термос, я почувствовала, что сыта.
   - Это ваша обычная порция? - спросил он с плохо скрытым замешательством.
   - Нет, - покачала я головой. - Так получилось, что последний раз я питалась кровью пять дней назад.
   - Неудачная охота? - поднял он бровь.
   - Я покрестилась.
   - Что? - он явно подумал, что ослышался.
   - Я приняла крещение, - спокойно подтвердила я. - И сочла, что и далее убивать людей я не стану. Правда, тогда я думала, что жизни мне осталось всего три дня. Три дня голодовки я выдержала с честью. Но вот как мне теперь жить - я не знаю, Этьен. Не знаю.
   - Но кто же вас окрестил? - изумлению его не было предела. - Мы существуем вопреки законам Божеским, мы прокляты перед Господом!
   - Я смогла убедить одного священника. И Господь принял меня.
   - Но как же сообразуется с крещением ваши поступки? Вы же чуть не выпили сегодня Алексея, вы хотели выпить и меня, Алёна!
   - Этьен, крещение ведь не дает святости. Господь не карает молнией согрешивших крещеных. Сколько в мире людей, которые носят на шее крестик и грешат ежеминутно в словах и поступках? Господь принял меня, и однажды воздаст мне по делам моим. Это наше с ним дело, какую меру он мне определит.
   - Удивительно, - покачал он головой. - Еще ни один мертвый, насколько я знаю, не смог коснуться христианской святыни. Мертвые, которые просыпаются на освященных кладбищах, погибают в гробах в страшных мучениях. А так как почти все кладбища освящены, то нас очень мало. В Тюмени, скажем, только с Текутьевского погоста приходят новенькие, только там есть неосвященный сектор для самоубийц.
   - Удачно же меня похоронили, - выдохнула я.
   - Разве это жизнь? - хмыкнул он. - Впереди у вас не жизнь - выживание. Постоянные заботы о том, как заработать денег, и это осложняется тем, что у нас нет никаких документов, нас не существует. А самое главное - мы вынуждены таиться от живых. Потому что если они узнают о нас - они нас убьют.
   - Как упокоить мертвого? - задумчиво спросила я.
   - Сто и один способ, - усмехнулся Этьен. - Мы мертвые, но не неуязвимые. Можно отрубить голову, можно сжечь, можно напоить святой водой. Последнее - способ для врагов, слишком мучительная смерть.
   - Святая вода, крест и прочие святыни Христа - это понятно. А вот если просто нож в сердце воткнуть? Мы же как живые с виду, неужто не получится так убить?
   - Не получится, - покачал он головой. - Кровь течет в венах еле-еле, и проколотое сердце не станет смертельной раной.
   - Как ты умер?
   Этьен застыл, бросил на меня изумленный взгляд, и резко ответил:
   - Алёна, вопрос неприличный в нашем обществе.
   Я молчала, глядя на него.
   - Смерть - это обычно весьма глупая история, - слегка улыбнулся он. - Потому мы и покрываем ее флером тайны.
   Вспомнив причину своей смерти, я лишь кивнула. Действительно, убиваться из-за банкирского сынка не стоило. Глупо все вышло. И хорошо, что Антуан меня поднял, дал мне второй шанс.
   Огромные напольные часы глухо, со скрипом, принялись отбивать полночь.
   - Я пойду, - встрепенулась я, неловко развернулась, запнулась и упала. А этот чертов француз меня подхватил, воспользовался моим беспомощным положением и поцеловал.
   По дороге в свою комнату я плевалась ядом на стены, яростно терла губы рукавом и бормотала: "Хренов некрофил!"
   Не-ет, хватит мне мужчин в моей жизни. Одни неприятности от них.
  
   Глава четвертая
   Этьен
  
   "Самозабвенное помешательство друг на друге -
   это не доказательство силы любви, а лишь
   свидетельство безмерности предшествовавшего
   ей одиночества".
   Кто-то очень умный
  
  
   Опершись обеими ладонями о стену, я стоял, закрыв глаза - и думал.
   Алёна.
   Когда она споткнулась - я подхватил ее всем своим телом, губы девушки нечаянно скользнули по моим, и сердце внезапно дало сбой. Не рассуждая более, я обнял ее, оплел своими руками, боясь упустить - и припал еще раз к ее губам, стараясь понять - мне почудилась эта неимоверная сладость ее поцелуя? Возможно, это просто самообман, я выдаю желаемое за действительное, ведь она так похожа на Анжелик...
   Она первая оторвалась от меня - я не смог.
   - Я пойду, - тихо сказала она и скользнула за дверь.
   Мелькнули бледно-золотые волосы - как у Анжелик, и пропали, словно ничего и не было.
   "Судьба дает мне еще один шанс?", - отрешено подумал я, глядя на дверь, которая отделила меня от Анже... от Алёны.
   Дверь приоткрылась, и я замер от надежды - она вернулась!
   Иван, вихрастый программист, как и не понял, отчего я так кисло его принял.
   - Этьен, а что, когда будет следующая глава новой книги? - спросил он. - Наши послали узнать, хотим продолжения.
   - До обеда напишу, - внезапно сказал я. - Иди, не мешай.
   - Ура, - кратко сказал он и закрыл дверь.
   А я сел к компьютеру.
   Теперь я знал, о чем написать.
  
   ***
  
   Алекс Бестужев,
   "Невеста Люцифера"
  
   "... Порыв ветра достиг камина и всколыхнул пламя. Библия напоследок ярко вспыхнула и рассыпалась ворохом искр.
     "Завтра будет дождь", - подумал я, уловив едва заметную сырость в воздухе.
     Дождь - это хорошо. Мне безумно нравится бродить по улицам, чувствуя, как на кожу оседают мельчайшие капельки. У одного из народов земли есть поверье - что когда идет дождь - это плачут ангелы. Какой бред. Ангелы обычно никогда не плачут. Повода нет. И поверье глупое.
     Когда я, ничего не видя из-за слез, ушел с небес на землю и бродил по еще горячим, спекшимся руинам Гоморры - светило солнышко. Кое-где даже неуверенно щебетали пичуги. И никому не было дела до слез Ангела Света.
     На третий день я набрел на какое - то озерцо и склонился над ним - зачерпнуть воды. В тихой, прозрачной глубине появилось мое отражение - и сначала я подумал, что у меня за спиной стоит еще кто - то. И что это его отражение я вижу. Мои волосы бледно-золотого цвета словно окунули в чан с тёмной краской, исчезла алебастровая бледность кожи. Я стал более походить на испанца, если брать как критерий земные национальности.
     Так я выяснил - ангелы от горя не седеют. Они чернеют.
     Прошли тысячелетия.
     Моя боль от того, что случилось тогда - утихла, как утихает боль в ампутированной ноге. Я запретил себе об этом думать - но, тем не менее, все девушки в моей жизни - похожи на Рахиль. И тут - Господь с его предложением...
     Я согласился в тот же момент, как он мне произнес ее имя - но ему об этом знать не стоит. Власть над землей - ничто по сравнению с тихим семейным счастьем с любимой. Сколько у нас в запасе? Минимум лет пятьдесят. Этого - ничтожно мало, но это будут годы, заполненные ее улыбками, ее присутствием. И у нас будут дети.
     Но вот единственное, что меня смущало - старый интриган наверняка приготовил какою-нибудь подлянку, о которой умолчал.
     Я задумался.
     Рахиль тут.
     Самому мне ее не найти, кто и в каком теле родится на земле - ведают на небесах. Но Бог четко сказал - она тут. И Он не врет. Это аксиома.
     И она не замужем.
     На миг меня пробил холодный пот. Если бы она была замужем - мне пришлось бы сделать ее вдовой. Кстати, отчего она до сих пор не замужем? Ведь ей двадцать восемь лет - раньше это считалось уже преклонным возрастом, но, к счастью, сейчас это еще молодость.
     Возможно, она уродлива? Но Господь пообещал, что дал ей то же тело. И опять же раз сказал - то не соврал. Да, она старше - но это Рахиль. Впрочем, если вдруг она за двадцать восемь лет успела стать инвалидом - я с радостью буду заботиться о ней всю жизнь. Слишком долго я о ней мечтал. Слишком горько я ее оплакивал. В конце концов, я могу подправить код ее тела - и дать ей здоровье. То есть, и это не проблема.
     Но в чем же тогда подлянка?
     Внезапно меня пронзила мысль...
     - Господи, а она меня помнит? - с некоторым страхом спросил я в пустоту.
     - Нет, - сонно ответила моя девушка со стороны кровати.
     Я помолчал, потом встал и всмотрелся в ее лицо. Девушка крепко спала.
     - А если она меня снова не полюбит? - снова спросил я, не отрывая от нее взгляда.
     Девушка сонно моргнула глазами, наконец, медленно распахнула их и, еще не проснувшись, взглянула на меня.
     - Господи, как же ты красив..., - с какой - то болью сказала она.
     - Точно? - жадно переспросил я.
   Я неизменно морщился, едва речь заходила о моей внешности. Я не глупая красотка - фотомодель, и мне претят подобные беседы, но сейчас - я ощутил болезненный приступ неуверенности. Я боялся переоценить себя, обольститься ложными надеждами.
     - Я ничего в жизни прекраснее не видала, - печально сказала она.
     Я обернулся к камину - конечно же, Библия снова лежала на привычном месте.
     Я пересек спальню, взял ее в руки и нашел нужную страницу.
     Чего там про меня?
     "... он был прекраснее всех сынов человеческих..."
     Так. Я хорош собой.
     "...От красоты и мудрости его возгордилось сердце его..."
     Я еще и умен.
     В меня можно влюбиться!!!
     Я улыбнулся, отработанным движением бросил Библию в камин и отправился в постель - пришла пора переговорить с Господом.
     
     
     "Мне нужна демо-версия" - твердо заявил я первым делом, едва провалился в сон.
     "Согласен", - тут же отозвался Бог - и послал мне видение.
     Рахиль спала, разметав волосы по подушке. Длинные пряди бледного золота падали вниз и стелились по полу. Тонкая простынка не скрывала очертаний тела - уродством или инвалидностью тут и не пахло. Сердце внезапно дало сбой. Это было так нереально - после стольких тысячелетий...
     Но это была она.
     Я осторожно всмотрелся в ее родное лицо и вдруг с благодарностью подумал о том, какой все же Господь классный дизайнер! В пятнадцать лет Рахиль была мила, сейчас же она стала красивой. Безусловно, я любил бы ее любой - по закону, который гласит, что любимая всегда красива - потому что любима.
     "Ну, как?" - раздался голос Бога.
     Я всмотрелся в лицо Рахили и медленно кивнул головой.
     Неужели я мог отказаться от нее - после того как увидел? Ничто в мире не стоило ее.
     "Когда я могу ее увидеть?" - спросил я.
     "До нее на самолете - двенадцать часов" - с готовностью ответил Бог.
     Я снова кивнул.
     "Итак - что от меня требуется взамен?"
     Я не страдал склерозом - я хотел, чтобы он повторил это сам.
     "Пароль", - кратко ответил он.
     "О'кей, сейчас выйду и напишу его тебе. Где она?"
     Господь назвал страну, город и адрес. Он не стал требовать гарантий, было понятно, что я сдержу слово.
     "Дыра еще та", - озабоченно подумал я и вынырнул из сна.
     Вчерашней девушки рядом со мной не было. На прикроватной тумбочке белел листок, нарочно приставленный так, чтобы я его увидел.
     
     "Люци, я так больше не могу. Ты совершенно не интересуешься моей жизнью. Ты практически не разговариваешь со мной. Что бы я тебе не говорила - ты говоришь одни и те же фразы -" да", "нет", "я тебя люблю", и "все будет хорошо". Ты ни разу не поговорил со мной по душам. Иногда я сомневаюсь - а помнишь ли ты мое имя?
     Люци, я тебя люблю, и ты это знаешь. Сейчас, при расставании, я могу это сказать вслух. Мое сердце замирает от нежности, когда я тебя вижу. Часто, когда ты спал, я приподнималась на локте и часами всматривалась в твое лицо, любовалась твоими совершенными чертами.
     Я несчастна, Люци. Любовь к тебе разрывает мою душу и разум надвое. Я понимаю умом, что не стала тебе по - настоящему близкой и родной - и от этой мысли меня выворачивает в немыслимой боли. Я ухожу, Люци. Вернее - сбегаю в попытке сохранить свое сердце. Я понимаю - чем дальше, тем будет хуже.
      Если я все же ошибаюсь - позвони мне.
     Анна".
     
     Я еще на раз перечитал записку и ощутил огромное чувство благодарности к этой девушке. Она сама не знает, какую услугу она мне только что оказала - тем, что она меня бросила. Анна, я никогда не забуду твоего имени...
     Я, еще не веря своему счастью - что все обошлось без скандалов, потоков слез и упреков, встал и обошел дом.
     Анны нигде не было. Лишь в ванной, примыкавшей к спальне, была забыта косметичка - то ли второпях, то ли как предлог вернуться. Анна, мне действительно жаль, что я не взял себе труд тебя разглядеть. Ты очень красиво и достойно ушла - и при этом оставила косметичку. Чтобы был предлог вернуться еще хоть раз - или дать предлог мне - позвонить тебе. Вот только я не позвоню - я, Анна, спешу к девушке, которую люблю, и мое сердце переполнено долго копившейся, настоянной тысячелетиями нежностью.
     Я подошел к телефону, заказал билеты и пошел в ванную. Я волновался так, что несколько раз поранился, сбривая отросшую за ночь щетину. После чего я подошел к компьютеру, наставил у входа к доступу администрирования вирусов, достал листок с ручкой и принялся писать Богу записку.
     
     "Пароль, который ты у меня спрашивал - я сейчас и не вспомню, однако это не составит для тебя проблемы. Помнишь письмо, которое я написал тебе напоследок? Начинается со слов "Боже, ты подлец"? В нем - ровно шестьсот шестьдесят шесть знаков, переведешь их в двоичный код, и начинай вводить задом наперед - вот и весь пароль.
     
     На мгновение я пакостно улыбнулся - работа долгая. И, скорее всего - Бог не отдаст это письмо своим программистам, нечего их во грех вводить. В этом письме я подробно и очень убедительно расписал Богу его подлость. Так что - придется ему самому корпеть над паролем. А там еще и вирусы.
     Я не доверял Богу совершенно - это раз. А во вторых - не подставляйся, и тебя никто не подставит, верно?
     Ну а если я не прав - пароль Он заслужил.
     После этого я выключил компьютер, положил записку во вновь присланную Библию и бросил ее в камин. Усложнять задачу - так по максимуму, верно? Умеешь читать пепел, Боже?
   А потом я поехал в аэропорт..."
  
   ***
  
   Поставив точку, я загасил свечу, которую по привычке зажигал перед монитором, выключил компьютер и посмотрел на часы. Шесть утра. На сегодня хватит.
   На поверхности уже рассвет, и, хоть я и не видел его палящих лучей - смертельная усталость овладела телом. Откинув полог кровати, я улегся в белоснежный гроб с инкрустацией перламутром и почувствовал, как родная французская земля ласково обнимает меня.
   Мне снилась Анжелик в герцогской короне из земляничных листьев...
  
   Глава третья
   Алёна
  
   Если человек никак не хочет поверить
   в ваш гуманизм, то можно его для начала
   пытать, пытать, а потом взять и отменить пытки.
   Игнатий Лойола.
  
   Прошла неделя. Лариска так и не очнулась, лежала, недвижимая и холодная. Нанося визиты, я подозрительно принюхивалась - не пошел ли от нее душок. Нет, эта зараза пахла ромашками.
   Этьен по-прежнему поил меня свежей неразбавленной кровью, от которой вены мои наполнялись жизнью. При встречах он холодно смотрел на меня, и в его прозрачных серых глазах я не могла углядеть и намека на тот страстный порыв, который меня испугал. Это радовало неимоверно. Если он всерьез станет меня домогаться - моя жизнь существенно осложнится. Я от него слишком зависела.
   А пока я работала в веб-группе. Сайты строить мне не доверяли, и потому я пошла внедряться в ЖЖ. Завела юзера venetzia, повесила на юзерпик свое фото. Риск был минимален, ведь даже если кто и узнает меня - всегда можно сказать, что да, я маленькая, черненькая и узкоглазая, но вот это фото отвечает моей внутренней сущности.
   Юзер venetzia, красивая и белокурая, работала на станции переливания крови. Ее милому щебету внимало немало френдов, со многими она действительно подружилась. А еще она была православной христианкой и близко к сердцу принимала чужие беды. Если родственники больного не могли оплатить для него кровь - она тут же кидала объявление в свой журнал и соответствующие комьюнити о том, что надо помочь. Венеции доверяли, ведь она была конкретным человеком, а не абстрактной таней серебряковой. Если она говорит, что людям нужна кровь - значит, так и есть. Людям нравится порой делать добрые поступки - то ли в надежде на милость Божию, то ли ожидая, что судьба будет благосклонна и к ним в трудный час.
   Поток крови в наши донорские пункты резко увеличился.
   Вадим, руководитель веб-группы, отметил эффективность моего метода на планерке. Этьен лишь рассеянно кивнул, и это меня кольнуло.
   Жиз... ммм, то есть смерть определенно налаживалась. Тем более что единственная моя врагиня в этом доме, Анастасия, внезапно приболела. Я пришла к ней в гости, отнесла в качестве гостинца положенную мне порцию дрянной крови, переработанной и витаминизированной. Она лежала, обсыпанная землей с ее могилы вперемежку с нежными побегами полыни и смотрела на мир глазами больной собаки. Лёха молча сидел около нее с бесстрастным видом и даже не пошлил по обыкновению.
   - Сильно худо? - сочувственно спросила я.
   Анастасия кивнула, не в силах говорить.
   Щукарь резво бегал около нее и менял подвядшую траву на свежую:
   - Терпи, милая, поставлю я тебя на ноги, - приговаривал он. - Энта хворь хоть и нехорошая, а лечится.
   - А чего с ней? - тихо поинтересовалась я.
   - Да поди прошла над крестом или другой святыней, вот и все дела.
   - Это как?
   - Как, как? Скажем, лежит в земле освященный крестик, оброненный кем-то. За годы его землей присыпало, травка выросла, не заметить. А кто из наших пройдет над этим местом - все, хана. Если сразу лечение не начать, то коньки отбросить недолго. А может быть некроманту она дорогу перешла, да он ее попортил. Ась, Настя? Не ругалась ни с кем?
   Та безучастно покачала головой.
   - Выздоравливай, - искренне улыбнулась я ей. - Тебе еще с Этьеном идти на бал!
   Она явственно встрепенулась при этих словах, потянулась, ресницы заколыхались, сверкнули интересом.
   Лёха зло посмотрел на меня, а я, благожелательно улыбнувшись, вышла.
   Он догнал меня через полминуты.
   - Ты чего, не могла промолчать? - рявкнул он.
   Я уже сидела на клумбе, жевала стебелек и размышляла о своем, о девичьем. Вскинув на него глаза, я усмехнулась:
   - Что, неприятно, когда твоя девушка любит другого? Более удачливого, более могущественного?
   - А спит она со мной!
   Тон его был резок, но я только расхохоталась - Лёха так удачно подтвердил мои домыслы.
   - Что ты смеешься? - вышел он из себя.
   - Забавные вы, мужчины, - выдавила я сквозь смех.
   - Что тут происходит? - раздался холодный голос Этьена. Мы с Лёхой синхронно обернулись - он стоял на крыльце и странным взглядом глядел на нас.
   - Ревнуешь? - ехидно спросила я.
   Ответить он не успел.
   Земля подо мной как-то странно зашевелилась, вскипела воронкой и грязная человеческая рука, мертвенно-синяя в лунном свете, схватила меня за волосы. Вторая рука со следами тления и траурными каемками на ногтях ухватила меня за бедро, стальными клещами сжала ее, разрывая ткань джинсов, и я... я закричала. Будь у меня сердце - оно бы разорвалось от ужаса.
   Этьен молнией метнулся ко мне, резко дернул на себя, освобождая из цепкого захвата, Лёха в это время вскочил на клумбу, и Этьен прыгнул к нему. Они вместе топтали мертвые руки, торчащие из земли ужасными растениями, и Этьен разъяренно шептал что-то по-французски. Из-под клумбы тон-в-тон ему доносились русские маты-перематы.
   Этьен на миг замер, вслушался, а потом присел на корточки, положил правую руку на землю и гневно рявкнул:
   - Встань.
   - Хренушки, - донесся сварливый голос, приглушенный землей.
   Этьен глубоко вздохнул и сунул руку в землю. Пошарив там, он что-то нащупал и потащил на себя. Маты стали громче.
   Вены на руках француза вздулись от напряжения, и наконец он, словно репку, вытащил на поверхность чью-то голову.
   - Б...! - с чувством сказала она, яростно отплевываясь.
   - Тут дама! - резко сказал Этьен, и голова ошалело заозиралась, увидела меня и приветливо сказала:
   - Привет, Алёнка! Как дела?
   - Лучше всех, да никто не завидует, - только и смогла вымолвить я. Откуда это меня знает?!!
   Этьен цепко посмотрел на меня, потом смахнул землю с вытащенной головы и ее узнала - это был мой сосед, Вовка, с чудной фамилией Горбылько. Страшный, весь в грязи, на месте правого глаза - земляная блямба.
   - Ты как здесь оказался? - вырвалось у меня.
   - Вы чё, знакомы? - спросил молчавший до того Лёха.
   - С детства, - кивнул Вовка.
   - Ну так выбирайся, и мы с тобой познакомимся, - предложил бодигард.
   Вовка, кряхтя, выполз из-под земли, окончательно доломав Настины цветочки.
   - Ты как там оказался? - пораженно спросила я его.
   Он нахмурил свой низкий питекантропий лоб, уселся на борт развороченной клумбы и недоуменно принялся размышлять вслух, глядя вокруг:
   - Дом этот помню. Ящик коньяка в поленнице - тоже помню. А вот че я под землей забыл - не помню. Вроде уснул в комнате, проснулся там. Как хоть не задохся.
   - Вы больше никогда не задохнётесь под землей, - холодно обнадежил его Этьен. - Вы умерли и были похоронены, на месте могилы сделали клумбу.
   - Че ты там гонишь? - подозрительно прищурил на него единственный глаз Вовка.
   - Базар фильтруй, - прикрикнул на него Лёха.
   Этьен слегка поморщился, но продолжил:
   - А помните ли вы, как попали сюда?
   - Хосспидяяя, - донесся вскрик, мы обернулись - на крыльце стояла белая как мел Маргарита и не отрываясь смотрела на Вовку. - Встал, что ль?
   - Да, у нас снова пополнение, - кивнул Этьен. - Что-то слишком часто, не находите?
   Ответить никто не успел. Маргарита птичкой слетела с крыльца, подбежала к нам и заговорила, не отрывая взгляда от Вовки:
   - Что же вы на пороге человека держите? Пошлите в дом, за стол, там и поговорим! И вообще, человека надо Щукарю показать, рану заговорить, а то вся кровь вытечет! Пошлите, пошлите скорее в дом!
   Вовка немедленно отозвался:
   - Тетка дело говорит. И вообще, так жрать хочется, что аж переночевать негде.
   - Пойдем, милый, пойдем, - кудахтала над ним Маргарита.
   - Веди, - милостиво согласился он и шагнул ко мне, явно намереваясь обнять за плечи.
   Я инстинктивно шарахнулась от него к Этьену, и с облегчением почувствовала, как его рука обхватила мою ладонь. Он холодно взглянул в единственный глаз Вовки, и тот лишь неловко пожал плечами, развернулся и пошел за Маргаритой.
   - Спасибо, - благодарно прошептала я.
   Француз лишь кинул на меня безразличный взгляд.
   Этьен оставил нас с Лёхой в гостиной, а сам пошел устраивать Вовку. Я недоумевала. Он ведь уже чуть ли мне не в любви признавался, а теперь эти игры в ближе-дальше? Что за детский сад? Нет, не то чтобы мне нравился Этьен, и я хотела его любви...
   - Этьен джентльмен, - хмыкнул Лёха.
   - Что? - вздрогнула я.
   - Ничего, - спокойно ответил он. - Не принимай близко к сердцу его учтивость. Он родился триста лет назад, в век изящества и галантности, и любезен даже с Мариной. Делай выводы.
   Марина была ужасающе некрасивой дизайнершей, и потому аргумент заставлял задуматься.
   - У него есть девушка? - прямо спросила я.
   Он уклончиво пожал плечами:
   - Девушки его любят. Не знаю, что уж находят.
   "Ведутся на красоту, которой нет равной", - хмыкнула я про себя. Ну да меня красотой не купить, знаю я, чем все эти любови заканчиваются.
   Сырой могильной землей и железным крестом на погосте.
   - Мне все равно, - честно призналась я. - Мне он не нужен.
   Лёха остро взглянул на меня, и почему-то ничего не сказал в ответ.
   В гостиную ввалился Щукарь, Маргарита и спасенный Вовка. Следом за ними появился и Этьен. Они прервали нашу беседу с Лёхой, загалдев с порога:
   - Хде селить будем? - громко спросила Маргарита.
   - Рану я промыл с полынью, скоро как новенький будет, - весело отчитался Щукарь.
   - Че за хрень, а? - потерянно спросил Вовка.
   Лоб его пересекала повязка, которая закрывала выбитый глаз, и придавала парню пиратский вид.
   - Не, ну как я мог умереть, если я хожу и говорю? - бормотал он. - Ну что за гон...
   - Выпьешь? - благожелательно предложил ему Лёха.
   - Давай, - обрадовался он, схватил предложенную кружку и не раздумывая залил в себя. - А че, пожрать-то ничего нет, а?
   - В ушке, в ушке еще земля осталась, - кинулась к нему Маргарита и заботливо обмахнула его и правда помытую рожу.
   - Тетка, иди нахрен, а? - страдальчески отшатнулся от нее парень и выразительно заглянул в кружку.
   Маргарита понятливо плеснула туда еще нашего фирменного напитка, Вовка выдул, сыто икнул и наконец соизволил поинтересоваться:
   - Че за бурду я пил?
   - Кровь, - мило пояснила я.
   - Какую такую кровь? - не понял он.
   Я обмакнула палец в забытую кем-то кружку, тщательно облизала его и раздумчиво пояснила:
   - Витаминизированную, из донорского пункта. Дрянь жуткая, но освящена Эсперанцей. Вот то ли дело свеженькая кровь из вены! Знаешь, Вовка, какой это кайф, когда прокусываешь горло, и кровь фонтаном льется тебе в рот...
   - Мама!!! - заорал Вовка и ринулся к двери.
   Бодигард лениво выставил ногу, парень с разбегу споткнулся и распластался по полу. Маргарита тут же оказалась около него.
   - И не стыдно тебе так ребенка пугать, - неодобрительно причитала она, поднимая Вовку.
   - Тетка, иди нахрен, - почти рыдал ребенок. - Черт, куда я опять вляпался, а? Пустите, меня бабка дома ждет, волнуется, корвалол пьет!
   - А она тебе обрадуется? - с интересом спросил Лёха.
   - Ясен пень! - категорично ответил Вовка.
   - Ты сначала в зеркало посмотри, - дипломатично кашлянул в кулачок Щукарь.
   Вовка, как ни странно, совета послушался. Ринулся к большому зеркалу в полный рост, с минуту молча в него таращился, а потом сказал:
   - Бляяя, где ж я так набухался?
   Щукарь деловито пояснил:
   - Это у тебя трупная одутловатость, а на щеках вон уже пятна пошли.
   - Чё? - ошалело переспросил парень
   - Разлагаешься ты, - пояснила я. - Гниешь, как и положено трупу.
   - Гон, - неуверенно сказал он.
   - Пощупай пульс у себя и приложи руку к сердцу, - посоветовала я.
   Вовка медленно проделал все, метнул на меня растерянный взгляд, припал к зеркалу и принялся на него усердно дышать.
   Потом вздрогнул, обернулся и затравленно посмотрел на меня:
   - Слушай, я чего вспомнил... Тебя же недавно похоронили.
   - Мы все тут мертвые, - меланхолично подтвердила я.
   Вовка сполз по стеночке, обхватил голову руками и зарыдал:
   - Меня ж бабка дома ждет, она старенькая, еле ластами шевелит! Пропадет она без меня, кормильца! И че дела-ать?
   Маргарита ласково подняла его, прижала к объемистой груди и заворковала:
   - Да не убивайся ты так, касатик мой! Везде можно жить, везде люди устраиваются. Ну помер и помер, эка беда! Пошли, твою комнату покажу, кровушкой напою да спать уложу!
   Она увела рыдающего покойника. С минуту в гостиной стояла тишина, а потом Щукарь задумчиво сказал, глядя в потолок:
   - Ну кто бы мог подумать, что он встанет!
   - Урожайное нынче лето, - со значением глядя на меня, подтвердил Лёха.
   Этьен бесстрастно молчал.
   Я забеспокоилась:
   - А что, сколько за год встает покойников у нас в Тюмени?
   - За год? - засмеялся Щукарь. - Голуба моя, да последнее пополнение было шешнаццать лет назад, когда Цоя нам с Питера прислали! А в Тюмени при мне вообще ни один ни встал!
   - Это все солнечная радиация, - глубокомысленно ответила я. - Грибы вон из земли лезут как ненормальные, покойники...
   Этьен внимательно посмотрел на меня, и в глубине его прозрачных глаз ясно угадывалась насмешка.
   - Антуан? - тихо спросил Лёха, глядя на Этьена. Они с минуту вели молчаливый диалог, после чего француз покачал головой:
   - Нет. Он не имеет сюда доступа. Он не мог поднять этого человека.
   - Значит, этот покойник... чистокровный?
   Леха мельком взглянул на меня, и я ясно прочла в его взгляде:
   "Некромантский выкормыш".
   Этьен тоже посмотрел на меня холодными глазами, и я не выдержала.
   - Знаете, я пойду, - смешавшись, сказала я и вскочила с дивана. - Дел по горло.
   - Полынь не забудь полить! - крикнул мне вслед Щукарь.
   Из гостиной я пошла наверх, схватила у крыльца заготовленное ведро и вышла за ворота. До холма с полынью было метров двадцать, и вскоре я уже брызгала кровью на древовидные растения. Мысли мои были тревожны.
   В чем меня подозревают?!
   - Ааа, поросенка вам всем в харю! - в сердцах сказала я и широкой дугой выплеснула остатки крови. Она повисла на листьях тягучими каплями, и только я хотела уйти, как полынь... зашевелилась.
   "Ветер?" - подумала я, но откуда-то снизу раздался замогильный шёпот:
   - Чертушки-братушки...
   Я подпрыгнула и рванула с этого страшного холма. Нога зацепилась за корягу, я упала, а за моей спиной змеился шёпот:
   - .. соберитесь, черной гадюкой обернитесь, а пойдите вы на супостатов и недругов...
   Извернувшись, я увидела приземистую полную старушку, которая стояла у подножия холма и, выставив вперед руку, читала заговор.
   - Бабушка, вы чего? - недоуменно спросила я, вставая и потирая ушибленную коленку.
   - Ой, - бабулька вздрогнула и побежала к деревне.
   - Так вы чего хотели-то? - кричала я ей вослед.
   Бабка на бегу усердно показывала мне фиги и плевалась через левое плечо.
   - Внука отдайте! - кричала она. - Все про вас знаю! Все!
   - Вовку потеряла, что ли? - спокойно поинтересовалась я.
   Бабка на миг притормозила, обернулась и закивала головой:
   - Его, родимого! Али уже уконтрапупили мово внучонка?
   - Окстись, бабуля, что за мысли?! - попеняла я ей, а сама похолодела. Неужто ушлая бабуся все разнюхала про нас?
   Бог мой, Лёха ее убьет.
   - Все знаю! - запальчиво сказала она. - Вы тама людев на органы разбираете да буржуям продаете!
   - Чего-чего? - мне показалось, что я ослышалась.
   - Ничего!
   Смеялась я долго. А когда просмеялась, утерла слезы с глаз и велела бабке:
   - Стойте тут. Сейчас я вашего внучонка позову.
   - Живого? - не поверила она.
   - Нет, на запчасти разобранного, - хмыкнула я и пошла к дом.
   Вовку я нашла в комнате у Маргариты. Та заботливо причесывала его редкие волосенки и подробно рассказывала о некрожизни. Вовка, явно смирившийся со своей участью, слушал внимательно и задавал важные вопросы. Когда я зашла, он как раз спрашивал:
   - Так что, тетка, значит я и бухать смогу как прежде? Класс. А че насчет травы?
   - Травы? - растерянно заморгала ресницами Маргарита. - Травы у Щукаря много, только...
   - Класс! - блаженно зажмурился Вовка. - Не смерть, а малина!
   - Слышь, малина, - оборвала я его мечтания. - К тебе пришли.
   - Кто? - одновременно спросили Вовка и Маргарита, с одинаковыми изумленными интонациями.
   - Бабка тебя твоя у ворот ждет.
   - Бля, че делать? - заметался он по комнате. - Бабка же меня спалит! Нахрена ты ее привела?!
   - Да она сама пришла, - усмехнулась я. - Решила, что тут тебя на запчасти разобрали и органы на запад продали. Ты просто появись...
   - Ты че, охренела? Я ж мертвый!
   - ... просто появись, близко не подходи, скажи ей пару слов, чтобы она успокоилась - и все. А то и правда натравит кого-нибудь.
   - Точно! - кивнул он. - Бабка у меня боевая в этом плане, всех на уши поднимет! Партизанка бывшая, не привыкать воевать!
   - Ну так иди быстрее! - рявкнула я. - Чего тормозишь? Ждешь, когда она ментов сюда подтянет?
   - Ааа, иду! - он метнулся за дверь, да с такой скоростью, что я еле за ним поспевала.
   Выскочив за ворота, он крикнул во все горло:
   - Бабка, че надо?
   - Вовочка, это ты? - неуверенно спросила бабулька.
   - Нет, конь в пальто! - резонно ответил он. - Так че надо-то?
   - Да я чего-то заволновалась, - смущенно ответила бабка. - Ты подойди, чего стоишь там?
   - Слушай, имей совесть! Я тут бухаю, с телкой отвисаю, а тут являешься ты и все обламываешь!
   - Волнуюсь я, корвалол пью! - пискнула она.
   - Да мне похрен! - ответствовал Вовка. - Ну, еще вопросы? Некогда мне!
   Бабка помялась, но все же решилась:
   - Внучок, а чего с глазом-то у тебя? Перебинтованный, случилось чего?
   - Чирий выскочил!
   - Так давай полечу, я и наговор знаю! - обрадовалась она.
   - Бабка, ну иди нахрен! - взвыл Вовка, потеряв терпение. - Без тебя разберемся!
   - Слушай, ты как с бабушкой разговариваешь? - не выдержала я. - Сейчас же извинись!
   - А тебя, халда, кто спрашивает? - неожиданно окрысилась бабка. - Не лезь в нашу семью! Вовочка, так, значит, у тебя все хорошо?
   - Да! - рявкнул Вовочка.
   - Ну ладно, то-то я смотрю, рожа у тебя синяя да пропитая. Приходи завтра, пироги печь буду.
   - Мы в Екатеринбург завтра поедем, к друзьям, - тут же вставила я.
   - С чего же баня-то упала? - воззрился на меня Вовка, но я быстро наступила ему на ногу.
   - В Екатеринбург? - растерялась бабка. - А к кому?
   - Он будет вам звонить, - многозначительно пообещала я, незаметно пнув Вовку.
   - Точно! - подтвердил замороченный парень.
   - Ну я тогда пошла? - робко спросила старушка.
   - Покеда, - хмуро кивнул внучок. - Сюда больше не ходи, людей не беспокой, ясно?
   Я повернулась, не в силах далее слушать, как он говорит с бабушкой - и взгляд уперся во что-то блестящее, валяющееся у ворот. Подняв предмет, я схватила Вовку за руку, и мы вернулись во двор. Этьен стоял на крыльце и задумчиво смотрел на меня.
   - Эта женщина обязана вам жизнью, - сказал он. - Мадемуазель, вы милосердны.
   Я только пожала плечами, намереваясь войти в дом, но в это время открылась дверь и вышел Лёха. Он церемонно склонил голову и вручил Этьену шпагу. Тот отсалютовал и одним движением перемахнул через перила. Лёха последовал за ним, в полете доставая из-за спины катану, а когда его ноги коснулись земли - Этьен уже вынул свою шпагу из ножен.
   Лунный свет запутался в его взметнувшихся волосах и отразился в двух клинках, рассыпался ворохом искр от их соприкосновения...
   - Красиво, как же красиво, - зачарованно шептала я, глядя на их бой.
   Отточенные и изящные движения, уверенная хищность тигров, и драйв. Клинки стремительно мелькали, и невозможно было уследить за их движениями.
   Это ... завораживало.
   Когда они закончили бой, поклонились друг другу и разошлись - я почти испытала разочарование.
   - Алёна, не надо на меня так смотреть, - буркнул Лёха, стоя ко мне спиной.
   - Ты это мне? - не сдержала я изумления.
   - Я тебя в лезвии вижу, а вот если протереть его, так вообще будет зашибись, - ответил он, и подышал на катану.
   - Я боюсь, что вы друг друга однажды убьете, - тихо сказала Марина, которая стояла поодаль.
   - Мадемуазель, голову срубить не так легко, как кажется, - улыбнулся ей Этьен. - А иначе нас убить трудно.
   Катана опустился в ножны за спиной, и Лёха вернулся в дом. А я стояла и внимательно смотрела на Этьена, холодно отмечая идеальные черты лица и тела, белоснежную рубашку от Etro и твердую линию губ. Какая красота, черт побери...
   Девушка, которую он полюбит - будет счастлива. Только потом он разобьет ей сердце.
   Мужчины - существа непостоянные, хватит с меня андреев и антонов.
   Хватит...
  
  
   Глава третья
  
  
   Этьен
  
   O лечебной силе голодания лучше
   всего размышлять после обеда.
   Дедушка Брегг
  
   Когда я вошел в гостиную в тот день - там уже толпился народ. Двадцать шесть мертвых, два раза по чертовой дюжине. Проклятое, проклятое число...
   Дизайнеры в углу играли в преферанс, Цой, как обычно, терзал гитару. Все как всегда.
   Сумка с бутылями донорской крови уже стояла на столе в центре.
   - Благослови, - равнодушно напомнил Цой.
   Это уже стало традицией. Виктор мертв уже более шестнадцати лет, и все это время он методично произносит эти слова перед трапезой. Словно я мог забыть.
   Благословив кровь Эсперанцей, я налил в две чашечки переработанной в лаборатории крови. Мелькнула мысль, что сегодня она еще более жидкая. Разбавляют ее там, что ли?
   Я шел к Алёне, когда в дверь ввалились Вовка с Гришей, преследуемые Маргаритой.
   - Вот я вам, алкашам, задам сейчас, - бушевала она. - Люди добрые, ну вот вы гляньте - опять они наверху пили! Сгоняли в ларек, полную сумку бормотухи купили и сели комнате наверху квасить!
   - Да ладно вам, теть Маргарит, - лениво сказал Вадим, - им же потом неделю маяться с похмелюги.
   Я покачал головой. Алкоголь действовал на мертвых весьма слабо, опьянение долго доходило до мозга вследствие крайне медленного обмена веществ. Однако из-за этого же медленно выводились и сивушные масла, что обеспечивало затяжное похмелье.
   Мои размышления были прерваны Гришкой. Выхватив у меня чашечку с кровью, он пьяно отсалютовал:
   - Ваш-ше здровье, майн фюрер!
   Я не помешал ему. Стоял и спокойно смотрел, как он лихо выпил мою чашку крови. Русский пьяный невменяем, что-то ему говорить бесполезно.
   - Хамло, - уронил Цой.
   - Иди в жопу, корейское отродье, - не остался в долгу Гришка. Утерев губы, он развернулся, чтобы выйти из комнаты, через два шага пошатнулся и упал на Маргариту.
   - Осторожнее, пьянь! - брезгливо рявкнула она.
   - Пмги, - хрипло пробормотал Гришка.
   Цепляясь за ее одежду, он сползал вниз, крупно вздрагивая всем телом. Внезапно ткань порвалась, Гришка тяжело упал на пол, сжимая в руках платье Маргариты. Та, оглушительно заверещав, пыталась руками прикрыть дородное рыхлое тело. Цой, сорвав скатерть со стола, кинул женщине, и уже через секунду та, завернувшись, пинала Гришку.
   - Охальник, так меня перед людьми опозорить! - вопила она.
   - Маргарита, успокойтесь! - холодно произнес я, и она замерла с нелепо поднятой ногой.
   А я подошел, перевернул Гришку, и все ахнули при виде него.
   Кожа на его лице стремительно разлагалась. Трупные пятна сменились одутловатостью, вспухли нарывы, в гостиной повеяло смрадом.
   Девчонки, закричав, кинулись подальше, даже парни отшатнулись. А Алёна стояла и смотрела, как умирает Гришка. Действительно умирает.
   Протрезвевшие глаза парня не отрываясь смотрели на меня, и жутко было видеть их умоляющее выражение на лице гниющего трупа.
   - Пмги, - с трудом шевеля распухшим языком, простонал он.
   Я присел около него, погладил его гниющую руку и сказал:
   - Григорий, вам не помочь. Вы умираете. На этот раз навечно.
   В его глазах паника перевесила дикую боль.
   - Нет, - покачал я головой. - Я не бог, Григорий. Мне этого не превозмочь.
   - Ой, батюшки, это что же такое творится, - протяжно заголосила Маргарита.
   На нее зашикали, и она заткнулась. В напряженной тишине гостиной слышались только хрипы умирающего Гришки. Он дико мучался от боли. Схватившись за живот, он катался по полу, его словно жгло свинцом изнутри.
   Алёна стояла и смотрела.
   Гришка, захлебываясь криком, принялся руками разрывать себе живот. Гнилая плоть была податлива, и, возможно, у него бы все и получилось, но пальцы его, уже лишенные плоти, бессильно скребли по коже. С мягким чпоканьем обломился палец, Гришка этого не заметил.
   Он снова умоляюще взглянул на меня, я покачал головой.
   - Ну что ж он так мучается, ну сделайте же что-нибудь! - закричала Анастасия, и я принял решение.
   - Алексей, подойдите.
   Бодигард тут же шагнул ко мне.
   - Отрубите ему голову, - бесстрастно сказал я.
   - Шеф, ты чё, травы обкурился?
   - Сделайте, как я прошу. Он будет мучаться около суток, и все равно умрет. Ему не помочь, так давайте хоть облегчим его страдания.
   - Ужоснах, - мрачно сказал Алексей. - Не, шеф, я нимагу.
   - Катану, - протянул я ладонь.
   Парень с сомнением поглядел на мою руку, на меня, наконец медленно вытянул из-за спины изогнутое лезвие.
   - Нет! - кинулась мне наперерез Алёна. - Это бесчеловечно.
   - Это то, что ему сейчас нужно.
   - Гриша, - кинулась она к парню. - Гриша...
   Он посмотрел на нее безумными от боли глазами, на меня, на катану и заплакал - тонко, как подстреленный зайчонок.
   - Псть... рубт, не мгу блше, - хрипло выдавил он и замер, подставив шею.
   Я выдохнул и ударил. Катана легко рассек горло, позвонки и глухо стукнулся об паркетный пол. Голова слегка откатилась от тела. Тело Гришки в последний раз крупно вздрогнуло и навечно замерло.
   На миг наступила звенящая тишина, а потом Маргарита завыла дурным голосом.
   - Уведите ее, - устало сказал я, садясь на табуретку.
   Из Гришкиной шеи сочилась кровь. Она пузырилась на мертвой плоти, разъедала ее не хуже серной кислоты.
   - Вы как хотите, а мне надо выпить после такого, - нерешительно сказал один из дизайнеров и потянулся к сумке с кровью.
   - Нет! - рявкнул я.
   - И правда, постыдись, человек умер, - пискнула Анастасия.
   - Эту кровь пить нельзя, - покачал я головой. - Она отравлена.
   - И чем же? - спросил Вовка, Гришкин собутыльник. Парень после того, что случилось с его дружком, махом протрезвел, так и стоял около двери, глядя на все это большими глазами.
   - Чем? - поднял я бровь и взглянул прямо в глаза Алёны, - святой водой.
   Она вздрогнула.
   "Ты же не думаешь, что это сделала я?"
   Я отвернулся.
   - Подготовьте Григория к похоронам, - резко сказал я и вышел из комнаты.
   Я шел по пустым коридорам дома, и каждый шаг отдавался гулким эхом.
   Я пытался не думать о том, что Алёна крещена и святая вода ей не повредит.
   Захлопнув за собой дверь своей комнаты, я с размаху ударил кулаком по стене и выдохнул:
   - Анжелик, ты снова уходишь к нему? Снова?!!
   Закрыв глаза, я пытался унять горечь. Рассудок вскоре вернулся ко мне и я холодно осознал, что кроме Алёны это может сделать и Лариса. Что с того, что она лежит недвижимо? Для покойника это нетрудно.
   Но это могла быть и Алёна. Мысль наполнила мой разум ядовитой горечью, потому что второе предательство я не перенесу.
   Мир раскололся в вспышкой боли от мысли, что Алёна все-таки может любить Антона. И что ради него она сегодня сделала это...
   Достав шпагу, я с минуту смотрел на нее безумными глазами, а потом медленно-медленно проколол свою вену. Чужая кровь окрасила белоснежную рубашку, и я отстраненно сказал:
   - Пейте, мадемуазель.
   На миг повисла секунда томительного молчания, а потом я обернулся и уставился в лицо только что вошедшей Алёны:
   - Пейте. Вы же этого хотели!
   Я понимал, что делаю. Боль в моей душе была такова, что я был готов купить ее внимание. Ее эмоции. Хотя бы на несколько мгновений - но до конца моей смерти.
   Она отступила, вжалась в дверной косяк, глядя на меня испуганными глазами.
   - Этьен, я...
   В следующий момент я уже был около нее. Сжав ее плечи, я тряхнул ее, и голова ее безвольно мотнулась.
   - Что вам надо? - с горечью шептал я, и кровь из вены капала на ее плечо. - Мою кровь?! Так берите, мадемуазель! Мою смерть? Берите!
   - Что ты несешь? - отшатнулась она от меня, и в ее глазах заметался страх.
   Кончиками пальцев я легко касался ее лица, обводя совершенные изгибы. Когда я коснулся губ, она дернулась, как от удара током - но не отстранилась.
   - Алёна, вы так красивы..., - я отчаянно ласкал взглядом каждую ее черточку, а пальцы еще помнили шелк ее кожи. - Пожалуйста, Алёна...
   Я склонился над ней, легко касаясь губами ее губ. Закрыв глаза, я представлял, что целую Анжелик, и нежность разлилась в моем сердце...
   - Любимая, - шепнул я и припал к ее губам.
   На миг помедлив, она сдалась, позволив мне ее целовать.
   Я что-то лихорадочно шептал, обещал, клялся, торопливо расстегивал проклятые пуговицы. В этот миг я забыл все свои подозрения, и думал только об одном: судьба дает мне еще один шанс. Анжелик снова в моих руках, и теперь я ее не отдам, не предам, не отпущу. Не отпущу...
   Она оттолкнула меня, змеей выскользнула из моих рук и отбежала к стене. Схватив валяющуюся шпагу, она неумело выставила ее вперед и холодно сказала:
   - Не подходи ко мне.
   Она стояла напротив меня, злая, растрепанная, а я смотрел на ее совершенное тело, которое я только что освободил от одежд.
   - Анже... Алёна, - хрипло выдохнул я. - Что случилось, ma petite? Идите ко мне, мадемуазель, я вас никогда, никогда не брошу и не предам.
   - Я не малышка и тем более не твоя, - резко сказала она. - Подай одежду.
   - Не пущу, - медленно сказал я. - Не пущу...
   - Одежду! - повелительно уронила она.
   - Но что случилось?!!
   Она усмехнулась и спокойно ответила:
   - Я не сплю с первыми встречными - поперечными.
   - То есть? - неверяще спросил я. - О чем вы, Алёна? Я же вас люблю...
   - А я тебя нет, - жестко сказала она. - Будешь ко мне лезть - в суд подам. Давай одежду, сколько раз повторять.
   Я всмотрелся в льдинки ее глаз и понял: есть, есть нежность в ее сердце. Но не для меня.
   - Подойдите и возьмите свою одежду, мадемуазель, - спокойно ответил я.
   - Ну да, чтобы ты опять на меня накинулся? - нервно спросила она.
   - Я не насилую девушек, - резко ответил я. - И не сплю с теми, которые влюблены в других.
   Она странным взглядом посмотрела на меня, но подошла к сваленной на пол одежде. Я отвернулся, чтобы не видеть ее - такую совершенную и такую порочную.
   Торопливо одевшись, она пошла к выходу.
   Я ее не остановил.
   Взяв перо, я обмакнул его в чернила и несколькими взмахами нарисовал на бумаге безупречный женский профиль, и не смог понять, кто на рисунке - Анжелик или Алёна.
  
  
  
   Алёна
  
  
   "Прилетит вдруг волшебник
   В голубом вертолете,
   И бесплатно покажет кино..."
  
   Наивная песенка про День Рождения
  
   Цок-цок-цок...
   Каблучки мягко отбивают дробь по асфальту, ночной воздух напоен запахом пыльной листвы, шумом проезжающих машин и гомоном молодежи, оккупировавшей все окрестные лавочки.
   А я шла среди живых людей и улыбалась. Я снова живу. Все как прежде. А самое главное - я иду в гости к своей сестре.
   Вчера Этьен нашел меня в лазарете, когда я печально всматривалась в лицо недвижимой Лариски, и мягко взял меня за руку.
   - Вы помните, какой завтра день? - спросил он.
   - Шестое июля, - кивнула я.
   - День вашего рождения, - уточнил он.
   - Откуда ты все знаешь-то? - вздохнула я. Его внимание к моей персоне становилось утомительным.
   - Я на каждого члена нашей общины вытаскиваю полное досье. Это просто, у меня в компьютере стоит и программа переписи населения, и база данных ГАИ, БТИ, ЗАГСа. Потому я прошу, скажите мне, что вы желаете получить в подарок.
   - Я умерла, какие подарки, - сказала я, но мертвое сердце странно екнуло. Отмечать день рождения - это из прошлой жизни. Когда я была жива.
   - Но жизнь-то на вашей смерти не кончилась, - мягко улыбнулся он. - Просите, Алёна. Все, что желаете.
   - У тебя денег не хватит, - неудачно пошутила я.
   - Писателям неплохо платят, - с едва уловимым в голосе ехидством ответил он.
   Его рука легла на мою, я посмотрела на его тонкие и длинные пальцы, украшенные бриллиантовым перстнем, и решилась:
   - Я хочу встречи со своей сестрой и матерью.
   - Всего-то?
   - Все не так просто, - тяжко вздохнула я. - Мы уже встречались после моей смерти. Неудачно - меня выперли из дома с крестом и иконой, а на следующий день сестра попыталась меня откопать. Явно не для того, чтобы поздороваться. Они меня боятся, Этьен. А я их люблю. Каждую ночь про них думаю. Они ведь так рядом около меня, но так далеко... Я бы многое отдала за то, чтобы иметь возможность просто прийти домой, и мои родные были бы мне рады...
   - Тссс, Алёна, - его палец лег поверх моих губ. - Не давайте опрометчивых обещаний. Люди коварны и могут поймать вас на слове.
   - Но я действительно готова на все...
   - Я все улажу. Вы получите свой подарок.
   Он ушел, а под утро явился прямо ко мне в спальню и подал сотовый телефон:
   - Алёна, позвоните домой.
   - Что? - изумленно сказала я. - О чем вы?
   - Я был у вас в гостях и беседовал с вашей матушкой и сестрой. Они вас ждут.
   Я взглянула в его лицо и в первый раз порадовалась, что он такой неправдоподобно - прекрасный. Давно замечала, что красота - страшная сила. Мать с Олеськой явно не устояли.
   С робостью душевной взяла я телефон, набрала номер, и трубку тут же взяли.
   - Алё? - настороженно сказала Олеська.
   - Это я, - слегка заикаясь, призналась я.
   - Алёнка? - зачем-то уточнила она.
   - Ну. Только ты не пугайся, а? Я правда не причиню вам с матерью зла. В мыслях не было. Так получилось...
   - Да ладно тебе, - вздохнула она. - Я уже в курсе. Вот мать пришлось немного поубеждать. В общем, сестрёнка, это здорово, что так получилось и ты почти жива. Приходи завтра ночью, мать в кухне гремит, утку для тебя жарит.
   - Правда, что ли? - поразилась я.
   Это было так нереально - после того, как я уже привыкла к мысли, что мир живых для меня закрыт навеки. Утка, семья...
   - Ага. Меня вот в ночной ларек за продуктами послала, не знает, чем тебя накормить и куда усадить. Ждем мы тебя, Алёнка.
   Этьен, ободряюще улыбнувшись, закрыл за собой дверь.
   - Мамочка как там? - задумчиво спросила я, глядя вслед французу.
   - Как-как? После твоей смерти все глаза выплакала. Хорошо, что Этьен сегодня пришел и поговорил с ней. Она и сама догадывалась, что не все так просто с твоей смертью.
   - Ты, я смотрю, меня совсем не боишься? - с некоторым удивлением констатировала я.
   - Да я уже всех ведьм и всех некромантов в округе оббегала, - вздохнула она. - Кстати, у тебя с Этьеном что?
   - Ничего, - хмыкнула я.
   - Странно. А ведь он тебя любит.
   - Думаешь?
   - Погоди! - воскликнула Олеська. - То есть он тебе не нужен?!
   - Да нет, - заверила я ее.
   - Это здорово! - воодушевилась она с некими мечтательными интонациями в голосе.
   - Олеська, ты чего, влюбилась? - подозрительно осведомилась я.
   - В жизни не видела парня прекраснее его, - с тоской призналась она.
   - Но он мертвый! - возмутилась я.
   - Ну, у каждого свои недостатки, - меланхолично ответила она и мы дружно рассмеялись.
   Все стало как прежде. Словно и не было моих похорон. Словно не выгоняли меня из родной квартиры с иконами.
   - Олеська, - заговорщически шепнула я. - А давай я сейчас заберусь в постель, и мы еще немного поболтаем!
   - Ага, - тут же согласилась она. - Только сначала поговори с матерью, она трубку вырывает.
   Послышалось невнятное шебуршание, треск, шорохи, и наконец я услышала слегка надтреснутый голос матери:
   - Доченька?
   И столько было в этом слове невыплаканных слез, горя и надежды, что я не выдержала.
   Я разревелась.
   ...И вот теперь я шла к своей семье.
   Шла туда, где меня бесконечно любят и ждут.
   Около подъезда я остановилась и обернулась к парням.
   - Дальше я пойду одна.
   - Конечно, - кивнул Этьен. - Иди. Мы тебя тут ждем.
   Я подняла голову и посмотрела на окна своей квартиры. Несмотря на поздний час, везде горел свет. На столе наверняка стоит утка, которую специально для меня готовила мама и которую я не смогу съесть. Олеська точно расстроится отсутствию Этьена. И можно было б парней взять с собой, но я ревнива. Сегодня моя ночь, и я хочу, чтобы выстраданное внимание моей семьи принадлежало только мне.
   Местное наркоманье да рачительные пенсионеры позаботились, чтобы ни одной лампочки в подъезде не осталось. Мне темнота не страшна, но как же сами жильцы тут ходят? Впрочем, на втором этаже пробивался лучик света. Из-за приоткрытой двери квартиры моей мамы.
   И я отчего-то притормозила на пороге. Не ввалилась с веселым шумом, крича: "А вот и я!". Не постучалась и не позвонила из вежливости. Я замерла и очень медленно отжала дверь - чтобы она не скрипнула.
   Чуть позже я поняла, что меня насторожило.
   Тишина.
   Не гремели выставляемые на стол бокалы. Не переговаривались мама с Олеськой. Не было слышно ни-че-го.
   "Они просто уснули", - спокойно подумала я и скользнула в кухню.
   Нетронутая утка стояла на столе. Огромный торт со взбитыми сливками и воткнутыми свечами. Четыре бокала - все-таки ждали тут Этьена.
   Я шагнула вперед и увидела мамочку, которую ранее скрывал стол с длинной скатертью. Я глядела на нее и отмечала, что она готовилась ко встрече с умершей дочерью как к серьезному празднику. Одела свое лучшее платье и сделала любимую прическу, "бабетту". Такие давно не носят, но мамочка у меня была консервативной. Была...
   Она лежала у стены, нелепо раскинув ноги и по-цыплячьи склонив голову набок. Очки сползли с нее и чудом держались на одной дужке.
   Не было ни крови, ни ран, но я сразу поняла - она мертва. Подойдя к ней, я трепетно коснулась ее щеки и с изумлением поняла - она нормальной для живого человека температуры. Я, мертвая, такие вещи отслеживала на автомате. Пять минут назад мамочка была еще жива.
   От моего движения голова ее медленно мотнулась в сторону и я застыла от ужаса.
   На шее ее отчетливо виднелись две маленькие ранки. Мне ли не знать, что они означают...
   На груди мамы покоилась иконка на простой веревке. Я внимательно посмотрела на лик Христа, но удержалась от богохульства. Не спросила его "Как же Ты, Боже, это допустил? Куда смотрел?"
   Вместо этого я медленно-медленно достала из-за плиты топорик для рубки мяса, расчехлила его и шепнула, глядя на икону:
   - Благослови.
   Крадучись, я шла по коридору. Со стен на меня смотрели иконы. На миг заглянула в гостиную - пусто. Дальше только Олеськина комната. И я знала, кого я там увижу.
   Когда я вошла - она нежно баюкала мою сестру, словно беззвучно пела ей песенку.
   Она сидела ко мне спиной, а голова ее склонилась к Олеськиной шее.
   Господь благословил меня, и топорик, пущенный гневом, болью утраты и моей неумелой рукой, с мягким чпоканьем наискось вонзился в ее спину, перерубив позвоночный столб.
   Она, даже не дернувшись, осела на сестру, мягко повалилась и забила руками по полу. Отпихнув ее в сторону, я всмотрелась в лицо сестры.
   Поздно.
   В смерти Олеська стала лилейно-белой, голубые ниточки вен прорезали ее веки. Темные волосы, уложенные умелым парикмахером, делали ее чудесной красавицей. Вот только никто более не восхитится этим.
   Никто...
   Я обернулась и посмотрела в затуманенные болью глаза Лариски:
   - Зачем?
   Она попыталась улыбнуться:
   - Так надо было. Чтобы ... чтобы лучше стало.
   На миг я прикрыла глаза, пытаясь справиться со слепящей разум яростью.
   - Кому - надо было? - медленно спросила я. - Кому - лучше?
   - Мне приказали, - выдохнула она и попыталась отползти от меня подальше.
   - Кто? - почти спокойно спросила я, вглядываясь в мертвое лицо Олеськи.
   Больше у меня нет сестры, и это не исправить.
   - Кто? - повторила я вопрос и в упор взглянула в Ларискины зрачки.
   В них метнулся страх и странная растерянность.
   - Я не хотела, - прошептала она. - Алёнка, я не хотела... Он меня заставил.
   - Кто - "он"?!!
   - Мне больно, - прошептала она. - Очень.
   - Моей мамочке и сестре больше не больно, - медленно произнесла я и выдернула топорик из Ларискиной спины. - Одно из двух. Или ты говоришь мне имя того, кто тебя заставил это сделать, и будешь жить. Пара дней - и зарастет твоя спина. Или я отрублю тебе голову, и на этом твоя жизнь навсегда закончится. Выбирай.
   - Не верю, - тихо сказала она.
   - Господь мне свидетель, - я повернулась к иконе на стене и перекрестилась.
   И тогда Лариска мне поверила. Она тут же открыла рот и просто сказала одно имя:
   - Этьен.
   - Но почему? - изумленно выдохнула я.
   Мысли метались, как вспугнутые птицы.
   Этьен? Этого не может быть. Который вчера был тут и пил чай с моей семьей? Этьен, который захотел сделать мне подарок? Этьен, который меня обожает - это же видно невооруженным взглядом?!
   - Потому что он слишком тебя любит, - прервала Лариска мои мысли. - Этьен сказал, что семья тебя слишком привязывает к миру живых, а это неправильно. И приказал мне убить твоих.
   - Нет. Ты врешь, - прошептала я. - Если бы это был он - то не привел бы меня сейчас. Выбрал бы другое время.
   - Я задержалась, - прохрипела она. - Никак попутку не могла поймать. Ты должна была найти тут только мертвые тела - и все.
   На миг я прикрыла глаза, а в голове моей с бешенной скоростью складывались кусочки паззла.
   А когда я разлепила веки, то понимала одну единственную вещь: кроме Этьена смерть моей семьи заказать было некому.
   Не было никого столь могущественного, кого Лариска бы послушалась.
   И не было никого, для кого смерть мамы и Олеськи представляла бы интерес.
   - Покойся с миром, - устало сказала я и одним взмахом перерубила горло Лариски. Она еще жила, пока я переворачивала ее и разрубала позвонки со спины, и в глазах ее я видела растерянность и боль.
   Она осуждала меня за то, как я предала ее. Но мне было все равно. Она убила тех, кого я любила, а я казнила ее.
   Когда ее голова отделилась от тела, я равнодушно посмотрела на икону и сказала:
   - Да, я нарушила свое слово. А Ты-то куда смотрел, когда она под Твоим взглядом пила мою мамочку? То-то же.
   В ванной я умылась, привела себя в порядок, а в голове настойчиво билась одна мысль: "Если бы Лариска не покрестилась, она бы не прошла под иконами, которыми мать увешала все стены. Она бы не смогла укусить мать, шею которой охраняла иконка на суровой нитке. А у Олеськи был нательный крестик..."
   Я провела в родном доме еще несколько часов. Ходила от матери к Олеське, гладила их по коченеющим щекам и целовала. Это было мое последнее свидание с родными, и я до боли в глазах вглядывалась в их лица и плакала.
   В два часа я опомнилась. Еще немного - и рассвет, июльские ночи коварны. А мне надо было еще кое-что сделать. Надо было позаботиться о телах. Мысль позвонить в милицию я сходу отмела, привела себя в порядок, припудрила заплаканные глаза и вышла из квартиры, аккуратно прикрыв дверь.
   Этьен вышел из тени, едва я появилась во дворе.
   - Как прошло? - мягко улыбнулся он.
   Пожав плечами, я рассеянно ответила:
   - Все нормально.
   Он не стал задавать вопросы, а просто усадил меня в "Ягуар".
   - Мы можем заехать на Текутьевское кладбище? - спокойно спросила я его.
   - Зачем? - напрягся он.
   - Я крестилась в той церквушке. Хочу помолиться.
   "... и попросить священника похоронить хотя бы Лариску, чтобы люди не задавали вопросы. И спросить - как Бог допустил все это?"
   Пока мы ехали, я умудрялась о чем-то беседовать. В родной квартире остались мертвые тела моей мамочки, сестры и лучшей подруги - а я поддерживала разговор о погоде, слишком холодной для июля...
   Это было просто. Лед, сковавший мою душу, заморозил где-то внутри яростную боль и слезы. Припорошил снежком бешенное желание убить Этьена - так же, как лучшую подругу Лариндель...
   Разум царствовал над ледяной равниной и приказывал затаиться. Потому что Лариска умерла слишком быстро, и я жалела об этом. Этьен должен страдать. Я желала ему боли - такой же, как у меня сейчас.
   Главное - понять, что для него важно, утрата чего будет для него смерти подобной.
   "Ягуар" притормозил около ворот кладбища,
   - Я скоро вернусь, - повернулась я к Этьену и даже нашла в себе силы беспечно улыбнуться.
   - Удачи, - кивнул он.
   По его глазам я видела, что он не хотел отпускать меня одну, но он не мог зайти на территорию освященного кладбища - и мы оба это знали.
   Окна церкви были темны, а на двери красовался амбарный замок. Спят люди добрые в третьем часу ночи.
   Спят.
   Только вот не могу я дожидаться утра, и придется мне священника разбудить. Вон, и домик их недалеко...
   Но прежде я, повинуясь какому-то наитию, пошла на свою могилу.
   Сквозь переплетенные ветви деревьев на мою тропу проливался лунный свет, рисуя причудливый узор из теней. Бесчисленные дома-могилы окружали меня, и порой я даже различала на памятниках застывшие в вечной улыбке лица покойников.
   Мне повезло более, чем вам.
   Я почти живу, а вы уже сгнили.
   Моя могила - пуста!
   Я вышла в сектор для самоубийц, добежала до своей могилы, и поняла, что немного ошибалась. На лавочке, вкопанной около могильного холма, кто-то сидел.
   - Ты кто? - бесцеремонно спросила я, подходя ближе.
   Человек обернулся и я узнала ... Антона.
   На миг я отступила, в ужасе смотря на него. В памяти всплыл железный крест и то, как Антон на нем меня чуть не убил.
   - Ты? - слегка хрипло спросил он.
   - Ага, - севшим голосом подтвердила я. - Ты чего тут делаешь?
   Он помолчал, а потом признался:
   - Не идешь ты у меня из головы, Алёна. Только о тебе и думаю.
   - Но ты же меня почти убил..., - медленно прошептала я.
   - Я тогда был жив и не мог любить мертвую, - безжалостно ответил он.
   - А теперь что поменялось? - тихо спросила я.
   - Все, - он встал, его рука протянулась ко мне и я, помедлив, вложила свою ладонь. - Ты же любишь меня, Алёна.
   - Нет, - покачала я головой. - Ты меня предал.
   Он поднял мой подбородок, всмотрелся в глаза и покаянно сказал:
   - Прости. Прости, не ведал, что творил. Душа моя изнемогла в разлуке с тобой.
   - Твои проблемы, - я нашла силы и на равнодушный тон, и на небрежное пожатие плечами.
   - Этьен? - внезапно горько усмехнулся он. - В лицо Этьена ты теперь восторженно всматриваешься, как когда-то в мое, да?
   - Нет, - медленно ответила я, воскрешая в памяти совершенное лицо француза.
   Ненавистное лицо.
   Лицо врага.
   - Алёна, дай мне шанс, - молил тем временем Антон. - Я все для тебя сделаю, только скажи, чем я могу искупить свой грех перед тобой...
   - Все сделаешь? - жестко прищурилась я.
   - Да.
   Я не думала ни минуты.
   - В моей квартире лежит три трупа. Лариски, нашей общей знакомой. Моей мамы и моей сестры. Так вот. Я хочу, чтобы мои родные снова жили.
   - Но я не могу! - вскричал он. - Мне не превозмочь смерть!
   - Мою ты превозмог, - безжалостно припечатала я.
   - Тогда я был жив и у меня были другие возможности!
   - Антон, не торгуйся, - холодно сказала я. - Если ты не можешь этого сделать - аста ла виста, бэби.
   Я повернулась, пошла прочь, но он догнал меня - как я и рассчитывала.
   - Это твое последнее слово?
   - Да.
   - Хорошо. Они будут жить.
   - Но ты же не можешь, - с легкой насмешкой сказала я.
   - Мне это будет трудно сделать. Очень трудно. Но ради тебя я постараюсь. Вот только что будет мне взамен?
   - Мое прощение, - пожала я плечами. - Этим ты полностью подтвердишь, что изменился. Что более мне не надо ждать от тебя удара в спину. И тогда, когда я тебя прощу и буду доверять - мы попытаемся построить с тобой отношения.
   - Хорошо, - кивнул он.
   - И еще, - решительно сказала я. - Этьен, брат твой - тебе враг?
   - Да. Заклятый враг.
   Лицо его закаменело, и я с удовлетворением подумала о том, как все удачно складывается.
   - Мне тоже. Я хочу сделать ему больно, максимально больно. Помоги мне. Скажи, что для него самое ценное. Потерю чего он будет оплакивать так, что сердце его разорвется от горя.
   Антон усмехнулся, взглянул мне прямо в глаза, и ответил:
   - Ты.
   - Что? - нахмурилась я.
   - Ты слишком похожа на девушку, которую он когда-то любил. Она умерла, а он три столетия оплакивает ее смерть. И теперь, когда появилась ты, с лицом и фигурой Анжелик - он точно пойдет на все, только бы ты была его.
   "Даже на смерть моих родных..."
   - И если ты уйдешь ко мне - это будет для него смерти подобно,- с намеком закончил Антон.
   - Ну, до этого еще дожить надо, - холодно оборвала я его мечтания. - Скоро рассвет. Иди, если не хочешь опоздать. Днем трупы найдут - я оставила квартиру незапертой.
   - Да, конечно! - Он порывисто поцеловал мою руку и спросил: - Когда мы встретимся вновь?
   - Сколько времени тебе надо, чтобы мои родные снова жили?
   Он задумался, после чего твердо сказал:
   - На четвертую ночь ты уже можешь с ними встретиться.
   - Хорошо, - кивнула я. - На четвертую ночь я приду к себе домой. Думаю, тебе хватит времени очаровать мать с Олеськой и напроситься в гости.
   - Конечно! - обрадовался он.
   - До встречи, - сухо уронила я и пошла прочь с кладбища.
   Сон священника так ничего и не нарушило в эту ночь. А я села в "Ягуар", светло улыбнулась Этьену и сказала:
   - Домой!
   Всю дорогу моя рука лежала в его ладони, а я сидела около него - близко-близко. Я улыбалась ему - доверчиво и нежно, шептала какую-то чушь о том, как я ему благодарна за такую чудесную ночь. А он смотрел на меня такими глазами, что я понимала, отчетливо понимала - Антон не соврал. Не было больше его привычной холодности. Была лишь бесконечная нежность - в голосе, в словах, во взглядах.
   Ради любви люди на многое идут...
   Этьен ради того, чтобы я ему принадлежала - убил моих родных. Я оценила силу его любви.
   Оценила...
   Мы долго не могли проститься с ним в ту ночь. Уже приехали домой и Лёха загнал "Ягуар" в гараж - а мы все смотрели друг на друга, и разговаривали...
   Когда горизонт прорезался красным, на крыльце появилась тетка Маргарита и сурово позвала нас, кутаясь в пуховый платок:
   - Холубки, идрить вас налево! Рассвет уж скоро, марш по гробам!
   Прыснув, мы побежали в дом, остановившись только у дверей моей спальни.
   - До завтра? - вопросительно сказала я.
   - Погоди, - мягко придержал он меня. - У меня есть для тебя еще один подарок. Я зайду к тебе через пять минут, ладно?
   - Через десять!
   - Хорошо.
   В спальне я лихорадочно разделась, подправила макияж, расчесала волосы и засунула в гардероб небрежно сброшенную одежду. Натянула черные чулки на широкой кружевной резинке. Слегка поколебалась, но на этом с бельем закончила. Сверху накинула черный пеньюар, и в этот момент в дверь постучали.
   - Иду, - улыбнулась я, капая на запястья "Dolce Vita" от Dior.
   Этьен зашел и с порога протянул мне коробочку.
   - Это вам, мадемуазель. С днем вашего рождения!
   Я недоверчиво протянула руку - в наше время любая девушка знает, что обычно бывает в плоских коробочках, обитых бархатом.
   "Это слишком большая коробка для ... кольца", - робко думала я, не смея поверить, что там может быть что-то более ценное.
   Внутри оказалось колье.
   Квадратные изумруды опасно сияли в бриллиантовых рамках, сполохи света играли на гранях.
   - Это мне? - изумленно выдохнула я.
   - Да, - улыбнулся Этьен, достал колье и осторожно застегнул его на моей шее. Подведя меня к зеркалу, он дал мне возможность полюбоваться на подарок и спросил:
   - Нравится?
   - Мне никогда не дарили драгоценностей, - тихо ответила я.
   - Вы, мадемуазель - самая большая драгоценность на свете.
   Я смотрела на отражение в зеркале и поражалась тому, насколько царственный вид придали мне несколько цветных камешков. И тому, насколько прекрасен стоящий радом со мной француз.
   - Поцелуй меня, - тихо сказала я.
   - Мадемуазель, вы мне ничего не должны, - вскинулся он.
   И тогда я сама повернулась к нему и коснулась его прохладных губ, горько пахнущих полынью...
  
Оценка: 4.75*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"