Утро. Обычное утро, которое и начинается как обычно: просыпаюсь, умываюсь, одеваюсь. Утренний завтрак - традиционный крепкий кофе. Крепкий кофе каждых два-три часа - кофемания сильная штука. Возможно, бодрит, я не чувствую. Возможно, стимулирует внутреннюю мозговую деятельность: кофеин, сахара, минеральные азотистые и другие вещества, я не чувствую. Говорят, что может возникнуть кратковременный эффект эйфории, прозрения, пророчества, напомнит о себе гастрит, но я этого не чувствую. Ничто такое не помогает моей привычке чувствовать горьковатый вкус во рту, и обонять чудесный аромат...
Я не умею правильно заваривать чай, знатоки считают, что его аромат не уступает кофейному. Чего только не говорят, но я не знаю, и предположить не могу, где можно найти и купить настоящий нормальный чай с таким ароматом. "Липтон", смешон, нелеп и несравним с тем чаем, о котором только говорят, но это не значит пить вкусный чай. О хорошем чае можно рассуждать, как о далеком прошлом, с восторгом и смешанным чувством ностальгии и безвозмездной утраты чего-то хорошего, солнечного, надежного, из цикла детских воспоминаний, вроде старенького дедушкиного театрального пиджака, с легким, едва уловимым запахом лаванды или набора бабушкиных серебряных ложек, когда они весело звенели в чашке наполненной душистым, подлинным чаем. Оно и понятно, о мертвом плохо не говорят.
Но все это отступление, или прелюдия, и если захотеть вдуматься и разобраться - бессмысленный набор слов, смазанных слабыми вкусовыми рецепторами языка.
О чем я говорю?
Ах, да, говорить умею долго, грамотно и нудно, у истины всегда присутствует горечь занудства, как от таблеток против диареи. Сольные выступления болезнь нашего недужного века. Мы можем часами говорить при этом, сознавая обязательную парадоксальную мудрость высказанной бессмысленности, совершенно не волнуясь - слышат ли тебя остальные. Остальные не слышат, ещё одна болезнь века: все глухи, но не немы. Пришло время не разбрасывать и не собирать камни, время поголовных инвалидов ни на что не способных, кроме как говорить.
Конечно, это не правильно. Я хочу, пытаюсь сделать так, чтобы меня услышали. Это трудно и тяжело, почти не реально, в наше время, чтобы другие услышали. В общем хаосе гвалта, не обязательно обладать луженой глоткой, чтобы перекричать остальных, достаточно уметь писать нужные слова. Но, где найти такие слова, чтобы их, читая, ещё и слышали? В этом и состоит суть великого умения писать слова. Если хотите, на это нужен талант. Прозрение? Отчасти...но не помешает...
Волшебные, первозданные слова, пращуры-щуры, как магические заклинания, чтобы в них звучала сокровенная вечность, и говорили они не только с разумом, но и с сокровенной, стыдливой душой, задевая её, причиняя боль и беспокойство.
Слова...Чего проще - сел и пиши...
Отчасти это моя работа и хлеб....
Сел и пиши...Чего проще?
Обычное утро и я...
Употреблять слово "обычно" не хочется, но идет третий месяц, как застываю на пороге кабинета служащего также приемным залом, гостиной и спальней одновременно. Апартаменты роскошные, просторные, вполне пригодные для одинокого холостякующего мужчины.
Не хочу думать и не буду писать сегодня о своих апартаментах и о холостяцком одиночестве тридцати пятилетнего мужчины. Я верю Эйнштейну, который говорил, что в нашем относительном мире так много неотносительного.
Просто застываю на пороге комнаты с чашкой кофе и смотрю в угол: там, под окном, стоит разобранный стол-книжка заваленный беспорядочным ворохом бумаг, тетрадями, раскрытыми блокнотами, книгами похожими на ежей из-за закладок, газетными вырезками. Чуть в стороне от всеобщего сумбура, независимо возвышается небольшой и уже не новый, покрытый пылью монитор. Большего и не надо. "Клава", как и "моник", в пыли, крошках и кофейных разводах. Когда "юзеру" нечего есть, он собирает крошки среди клавиш. В проклятом поиске волшебных слов я не могу и боюсь прикоснуться к клавишам...
Написать хоть что-то...Что? Страшно, если это "что-то" окажется ничем, ни кому не нужным...
Отдельные знакомые, такое состояние страха-фобии писать "слова" называют прозаически - "творческий кризис".
Творческий кризис! Ха! Трижды "ХА"!!!
Я смело иду через комнату к столу, сажусь на крутящийся стул. Ставлю чашку на старую газету с коричневыми следами разводов и тупо смотрю на безмолвный, укоряющий, погасший экран...Творческий кризис...
Кризис, слово страшное, творческий он, политический, или экономический. Для писателя, он, как парадокс, доведенный до абсурда.
На самом деле, творческих кризисов, застоев, запоров нет, и не может быть, если нет запоя.
Играть словами - любимое занятие. К сожалению, я не пью так, чтобы мой кризис, поиск нужных и вечных слов, можно было назвать запоем.
У писателей, к коим я себя скромно отношу, всегда были и есть идеи, планы, мысли, записанные на затертых клочках бумаги, в старых тетрадях, забытых блокнотах, календарях, еженедельниках, надежно спрятанных, как банковские ценные акции, в книжном шкафу или на антресолях. Как ценный или бесполезный хлам, до которого никогда нет дела, но который всегда мечтаешь, вот будет время, разобрать и как-то упорядочить, пересмотреть и большую часть, хоть и будет жалко, смело выкинуть, а оставшуюся - систематизировать, если хватит времени и упорства.
С идеями и планами порядок. Непорядок с первыми, главными и нужными словами, с которых всё и начинается.
Вместо кризиса, которого не существует, писателя чаще всего поражает другая болезнь, пострашнее, чем обычная духовная пустота. Лень! Кажется, что с последней книгой выговариваешься и больше нечего сказать, на первый взгляд, и ждешь медленного заполнения своего духовного, вычерпанного до "дондышка", колодца. Ведь настоящий писатель, на мой взгляд, хотя для многих, эта точка зрения покажется спорной, не только разумом должен писать, а душой и сердцем, в первую очередь. Только тогда и может получиться что-то вечное и доброе...Чаще получается пошлое и абсурдное, что поделать. Души болят не только у писателей, но и у читателей. Если они есть.
Смотрю на пустой экран и губы медленно растягиваются в улыбку. Иронизировать, особенно над самим собой - полезно. Сейчас, я поставлю точный диагноз но, спасаясь от него, цепляюсь за окружающее нас общество. Оно может смертельно ранить того, кто пишет: невниманием, отчуждением, сарказмом.
Оправдывая то, что пишем и то, что не читаем, мы лицемерно рассуждаем о духовной нищете нашего потерянного и растерянного поколения и общества, зараженного нигилизмом и постоянной борьбой с добром во имя зла. Всё перепутали, что только можно, ценности поменялись, как земные полюса.
Но, кто я? Я и есть частичка безликой общественной массы. У частичек, как и у массы, нет лица. Поэтому, я говорю и повторяю себе: "Я человек. Мы есть люди".
Неожиданно и вдруг, наваливается тоска о безразличной тщетности нашего сущего мира, спешащего в неизвестность. Кому до нас есть дело, кроме нас самих? Кому мы нужны? Цари природы! Покорители! Тогда почему, матушка природа смеётся над нами и не обращает никакого внимания на "завоевателей"?
Ладно, я отворачиваюсь от мертвого экрана. Делаю глоток остывшего кофе. В моем состоянии глупо рассуждать о недостатках и достоинствах цивилизации. Голод, болезни, смерть, ненависть, злоба существуют и поныне. Это Томас Манн сказал, что человек стоит между ангелом и зверем, к последнему ближе. Застыли, шаг влево-вправо - загрызем! А рядом с чернотой существуют истинные, набившие оскомину, привычные ценности: любовь, доброта, самопожертвование, красота. Мне кажется, что их, хороших качеств и ценностей, все равно, больше чем плохих. Вопрос в том, что не умеем, или не хотим ими пользоваться, искать их в себе, вокруг.
Ставлю диагноз - лень! Обыкновенная, человеческая, не звериная и не вселенская лень. Лень! Вот, что мешает творить, подчас любить и быть полезным людям.
Я вскакиваю из-за стола и стараюсь не смотреть на ждущий меня компьютер. Уж как год заменивший печатную, доблестную машинку. С ней было веселее...
Наполнен к себе гневом и презрением. Или жалостью? Пожалейте юродивого да убогого...
Помогите! СОС!!!
Теперь, я спрашиваю себя, не какие слова, а о чем писать? Молюсь. Господи, смилуйся, дай сил, как правде в глаза, взглянуть на чистый лист. Заполнить его?
Начинаю кружить по комнате, словно пойманный в клетку хищник. Моя дичь - мысли. В голове их целый вихрь - сумбурных, отчаянных, похожих на стайку осенних листьев подхваченных ветром. Кружу по комнате, в этом вихре, в центре, словно в маленьком тайфуне.
Сумбур, белый шум и ... ничего определенного. На миг замираю перед книжным шкафом. На ум приходят чужие строчки:
Молчат гробницы. Мумии и кости
Лишь слову жизнь дана
Из тьмы веков на мировом погосте,
Звучат лишь письмена...
Как точно...Как верно сказано. А какие для этого подобраны чудесные и волшебные слова! Я с почтением кошусь на затрепанный томик Бунина.
- Ты прав, - шепчу я. - Тысячу раз прав! Мучился ли ты как я? Боясь испортить глупостью девственную чистоту бумаги? Конечно...Конечно...Мучился...
Взгляд соскальзывает вниз. Мелькают томики, словно этажи в кабине лифта: Лев Николаевич Толстой - без полного имени его нельзя называть...Уильям Сароян - великий американец армянского происхождения....Мне он нравится. Мне нравятся все книги и все писатели, которые у меня есть. Для меня, это самое бесценное и дорогое достояние. Книга...это слово должно быть священным, а раньше, в допотопные времена, её смысл должен был быть сакральным. Как любая мудрость. Мудрость дана всем, но пользоваться ею умеют посвященные.
Если я использую сакральные формы, а пользоваться в работе словами совсем иное, чем просто говорить, значит, я причастен к мудрости, значит я посвященный.
Но, достойный ли...
Кажется, нечто уловил. Торопливо бегу к столу. Ловлю момент, хватая блокнот, тянусь к коробке из-под кофе, в которой "растут" мои ручки, карандаши и засохшие фломастеры.
Поздно! Рука обессилено падает на стол. Глухой и неприличный стук в тишине комнаты. Пальцы медленно сжимаются в кулак.
Ох, уж этот комплекс неполноценности: достоин - недостоин; посвящен - не посвящен.
Занятие литературой развивают жуткие комплексы...
Всем друзьям советую никогда не заниматься литературой и игрой в слова. Уверен - первые книги писались богами, а не горшечниками. То, чего люди не поняли, зашифровали в виде столбцов из сводов правил, собраний, псалмов...
Смотрю через стол на стену. Волшебное окно в ней не открывается. Картины с пейзажами дивных миров и их жителей скрывает обыкновенная, в полкирпича перегородка, обклеенная обоями: узор из переплетенных зелено-золотистых листьев. Среди всех дешевых обоев они оказались самыми "ничего" Поэтому, года полтора назад, я это "ничего" купил и обклеил им стены. А за стеной живет одинокая старуха с внуком, чьи родители уехали куда-то далеко на заработки: то ли в Сибирь, то ли в Испанию. Странные географические координаты....Но, точнее я не знаю. Они держат собаку - черная немецкая овчарка, ужасно умная и ужасно злая. Иногда я слышу её сердитый лай...
Мысли испуганными птицами срываются с места и исчезают. Под черепной коробкой удивительное ощущение абсолютной пустоты. Как в открытом космосе, заполненном вакуумом и эфиром. Космос, если заполнен вакуумом, уже не может быть заполнен пустотой. Поздно ночью, когда город спит, если прислушаться, можно услышать дыхание звезд, шуршащее царапание метеоритов и болидов, кошачье шипение комет. Далекие, зовущие на непонятном языке голоса космических сирен.
Перевожу взгляд на так и нераскрытый блокнот.... Прежде чем работать с компьютером, а раньше с печатной машинкой, я всегда записывал свои откровения в блокнот или тетрадь. А теперь, стыдно и боязно замарать "ошибками" белый лист. Стыд и страх пришли не сразу...
Они приходят, "сладкая парочка", время от времени, нежданно, как незваные гости. Приходят, чтобы напомнить: если пишешь, если ты настоящий писатель - пиши не обманывая. Не пугая и не путая. Пиши о жизни, о правде, о добре. Всё доброе вечно, поэтому его и помнят. А зло, мелочно и как бабочка однодневка долго не живет. Пиши о людях, мы все разные, и помни, что ничего плохого в людях изначально не закладывается. Люди прекрасны, добры, щедры....Ведь люди и есть боги...Будущие...Ангелы, а не звери.
Но где найти такие мудрые слова, чтобы писать об этом честно и бескорыстно? Кажется, что за меня это сказали давно и другие, а повторять, как говорится, от перестановки мест слагаемых, сумма не меняется...
Мой "момент истины" пропал. Раненым медведем начинаю кружить по комнате. Пытаюсь почувствовать "утерянный момент", великое нечто, с шелестом крыльев летающего, ироничного конька-Горбунька. Покосившись на окно, замечаю, что форточка открыта....
Без подсказок, ну никак нельзя, просто так, сорваться и броситься к столу, схватить ручку, придвинуть тетрадь, впиться в плоть белого листа. Терзать листы. Писать, черкать их, пытаться, в который раз, родить нечто доброе. А значит мудрое и вечное...
Эко хватил...
А как писать иначе, если не требовать с себя всего, без остатка, без надрыва и крови?
Кружу, бросаю ненавидящие взгляды на стол - полированная поверхность в полосах пыли. А дырокол там зачем? Дивлюсь, на странного металлического зверя окоченевшего на папках. Он напоминает застывшую лягушку. Кажется, что он следит за мной и улыбается толстым безгубым ртом с двумя железными пеньками от зубов.
Докружился, обессилено валюсь на диван - вот он полигон для творчества, обломовское место, самое подходящее для созидательных изысканий и размышлений.
Любимая поза навзничь. Руки за голову, как конвоируемый. Куда? Конечно в сон, под дулом автомата Морфея.
Но, в начале...
Ах, до чего удобна эта мебель! Ну, как, не приняв горизонтальное положение, в этом есть что-то от йогов и махатм, как не заняться углубленным, приносящим мрачное удовлетворение, самокопанием, похожим на кокетливое позирование перед самим собой....Вот какие мы ушлые...
Появились....В полудреме....Прилетели...Вот она, потрепанная стая испуганных птиц-мыслей. Желания тайные и явные, они возвращаются...
Так, получше вытянемся...
Диван - вечное место для кайфа. Я понимаю героя Гончарова. Еще бы! Слава изобретателям этой удобной и такой необходимой мебели. Полигон для новых проектов, лаборатория мечтаний.
Ах, мечты, если бы не этот щедрый Божий дар, мы бы до сих пор лазили бы по деревьям. А так, иногда, даже можно назвать себя человеком разумным и удовлетворенным. Особенно когда он на диване. Он, диван, может служить как подиум, а также трибуной для самовосхваления и придания себе особенной, божественной значимости и цельности.
Что-что, а это мы любим. Но умение мечтать и лежать на "диванах" присущи и блохе и обезьяне. Они видят сны, влюбляются, защищают свою норку, гнездо, детенышей, дом и семью. Они живут, как и мы, если живут не в инкубаторах созданных человеком, а на свободе.
Я представил свою жизнь в клетке, с посудой для воды и подносом полным бананов и апельсинов. Детишек, кидающих в меня кусками хлеба и леденцами. Интересный эксперимент. Через неделю, а может и раньше, забившись в тесный угол, я бы умер от тоски.
Так, мысли интересные, но что же с книгой? Белый потолок напоминает лист, он также стерилен. Я с досадой закрываю глаза...Книга...Роман. Повесть, рассказ и малюсенький рассказик-набросок, очерк, эссе...
Да-да, вот именно, смешно...Хорошо бы написать такую...
Такую....
Какую?
Вооо-ооо-оот такую! - мысленно восклицаю я и развожу руками. Ну, скажите мне, кто не грезил величием и не представлял себя в роли демиурга? Хоть немножко? Чуть-чуть?
Если нет, то бросьте в меня камень.
Создать самую лучшую и самую великую книгу всех времен и народов. Еще одну Библию? Человек на это способен и доказал не раз. Вложить в книгу новые, чудесные мысли и откровения, однажды забытые. Я не забываю, что в мире нет ничего нового, как и ничего старого. Вечные истины на то и вечные, что живут и существуют вне времени.
А, может, создать новый стиль? Пусть это будет новый андеграунд с примесью тяжелого "гранжа" пропахшего горьким, камфорным запахом нигилизма и всеотрицания, с новой, свежей концепцией и парадоксальным взглядом на мир, людей и их вещи, которыми они пользуются, а те, в свою очередь, пользуются ими. Запечатлеть на всё это свою точку зрения, с примесью духовного самопожертвования, возрождения и катарсизма, сдобренного для остроты и большей правдивости образцами современного сюрреализма и картинками его основателя-папы Дали, добавить небольшую щепотку гламурности, на которую сейчас так все падки...
Н-да, неплохо завернул. Такая цветастая, вкусно хрустящая обертка, на что мы, бывшие обезьянки, падки со своими неизменными инстинктами. А внутри что, какая начинка? Самое главное?
Итак, о чем это я?
...О, великая поза кухонного лежебоки-философа. Больше ничего не надо - удобный мягкий диван, закинутые за голову руки, закрытые глаза, в которых мельтешат, так ни во что и не сформировавшиеся цветные узоры, розовые кирпичики для создания воздушных замков.
Лень....Пустота...Скука....
Меня ждет стол с белыми листами. Безмолвствует компьютер....
С печатной машинкой было веселее. Когда-то я приобрел её, с немецкой родословной, уже изрядно послужившую многим хозяевам, но по-прежнему строгую и безукоризненную, вот оно немецкое качество, всего за тридцать "баксов". Это было счастливое время. Теперь, она служит верой и правдой, с буржуазной, немецкой педантичностью другому хозяину. Я её не продавал, друзей не продают. Тот, другой, только начинает. Счастливый. Начинающий. А кто я - заканчивающий? Так вполне может случиться, если уже не случилось. Если я сейчас не встану, а вставать ни капельки не хочется...Дела-делишки...
Не выдержав, я шумно и с чувством стыдливости зеваю...
От зевоты скольжу внутри дрёмы: между сном и явью. Цветные лепестки сновидений роятся перед глазами.
Прочь! Сон! Уйди!
Итак, о чем всегда можно и нужно писать? Еще один зевок, как насмешка. Я открываю глаза и, прищурившись, вглядываюсь в потолок. Как будто, вот-вот, сейчас, на его белизне проявятся письмена-руны и интересующие меня ответы.
Я бы сделал траурным не черный, а белый цвет, глядя в потолок, решаю я. Индийцы, как всегда правы. Загадочный восток. Белый цвет печали.
Темы изжеваны, избиты-недобиты, неизменные и постоянные, как законы Бойля- Мариотта и Гей Люсака. Как не странно, но именно об избитом и стоит писать: о любви жгучей и страстной, великой, возвышенной и неземной и шагающей подле неё ненавистью, с теми же показателями и параметрами, но в минусе. О верности и предательстве, беззаветной храбрости и трусости, о добрых и жестоких, мудрых и глупых, щедрых и скупцов, честных и лгущих пиплов. О слепящих своею тьмою инстинктах.
Итак, установили - вечная тема о нас самих, о людях.
Нас хлебом не корми, но дай упиться своими и чужими взлетами и падениями, расцветом и упадком империй. Какие мы - разные и удивительные, нисколько не похожие один на другого, и вместе с тем, так похожие один на одного. Безумно интересные и отвратительно скучные. Мы - отдельные миры, составляющие единый и общий мир. Мы - величина непостоянная и относительная, непредсказуемая и программируемая. Мы - загадка из репертуара Сфинкса. Мы - неподдающиеся упорядочиванию и исследованию, неадекватные, неделимые на атомы, протоны и электроны, мифические кварки. Как не дели элементы на частицы, все равно, что-то да остается, ещё более загадочное и таинственное.
Размахнулся, усмехаюсь я, плотно сжимаю веки, пока перед глазами не начинают плыть радужные круги.
Любим рассуждать от лица большинства. Лицо большинства - абсурдная фраза. Правильнее - разноликие большинства.
Да, можно и надо писать об отдельном мире и об отдельной личности. О ком? О том, кого знаем лучше всего - о себе родимом.
Мой мир - бесконечная вселенная, заполненная не эфиром, а таким же эфемерным и неуловимым, моим ЭГО.
Это ЭГО, в свою очередь, как и атом, разбивается и делится на тысячи мелких, порою очень отталкивающих эго.
Чего только в нас нет...И от Бога...И от Дьявола...Итак, привнесенное с наружи, словно песок, оставленный на пороге...
Небольшие, яркие, ожившие портреты моих мелких эго (не путать с личностями) выстроились, как на параде, в бесконечную галерею. В каждом есть основательность и убедительность, похожие на незыблемость и монументальность целого ЭГО. В каждом проявляется что-то свое и общее. У каждого мелкого эго, этого бесконечного выводка, имеется маленькое и личное "я", свое прошлое, настоящее и будущее "я". "Я", кем был, кем стал и кем никогда не стану?
Бессмысленные, зеркальные отражения с непредсказуемыми и подчас трагическими вариантами судеб. Как старый, надоевший фамильный альбом, за который всякий раз тебя усаживает бабушка, когда ты её навещаешь. Кто-то ещё может составить о себе альбом, а у кого-то осталось время его перелистывать....
Мой зеркальный, пристально следящий за своими отражениями мир, он ничем не хуже и не лучше, чем у Алисы. У Кэрола "своих тёмных личностей" хватало....
В мире моего зазеркалья, я точно знаю, есть одна черная штора. За ней, в алькове, на черных простынях, прячется нечто страшное и плохо понятное. Желания понимать нет, потому что это что-то действительно страшное, злое....
Слепящая тьма инстинктов спутанных в гордиев клубок моих жертвоприношений, замешенных на крови к слепым идолам у которых не бывает лиц...
Эту темную штору я всегда боялся и боюсь отдернуть. Никогда не хотел этого сделать - встретиться лицом к лицу со своим "анти-Я". Есененский "Черный Человек" очень похож на него. Помните: "Черный Человек на постель мою садится. Черный Человек спать не дает всю ночь..."
Инстинктивно напрягаюсь...
Диван... занят мною. Пока? Мною? И не "черный" это "человек", а "Черный Великан". Такой, даже и догадываться не надо, может выйти в ночь, откуда он приходит и всегда уходит, чтобы вершить зло...
- Тьма с ножом...Для чего?! Не хочу знать! Пусть эти знания остаются у Черного Великана.....Он на многое способен.
У каждого есть свой "Черный Человек" или "Черный Великан", как и "Человек Света". Но, "Человека Света" я так же надежно прячу и закрываю в себе. Помощь его, дела его не опасны, они тяжелы и больше ответственны для меня и для остальных, вроде бы безличных "я" моего ЭГО. Помощь "Человека Света" может многих из них уничтожить, заставить от многого отказаться. "Человек Света" не терпит ЭГО и его мелких дроблений, в отличие от "Черного Человека". Тяжело думать о смысле и ответственности, не каждый на это способен...
Ну вот, в мистику потянуло, в запредельные подсознания внутреннего "Я". Кажется я слабый психоаналитик, но и на том спасибо...
Лежу на диване и чувствую, как зрею и поспеваю: словно персик, или как большой "дын" на бахче-диване...Созреваю?...Для ждущего компьютера? Листа бумаги....Как просто, встать и заполнить его словами....Нужными словами.
Возвращаюсь, в который раз за сегодня и за все последние дни, к тому с чего начинал...
Труд и кризис в творчестве. Ведь решил и почти доказал себе, что последнего не бывает. Вывод однозначный - болезнь под прозвищем лень. Вопрос, на который каждый отвечает сам за себя. Полежать на диване и помечтать? Где найти сил, чтоб бороться с этим? И какие силы, внеземные? Говорят, что наш мозг, еще одна великая энигма Вселенной, он генерирует мысли, превращая их в невидимые волны неизученной энергии и потом, эти волны, бесприкаянными привидениями блуждают в мире лунном и подлунном, ждут мига, чтобы воплотиться.
Представляете, какая сутолока, какое скопище нереализованных мыслей вокруг нас....
Когда-нибудь, умный человек, сконструирует прибор, с помощью которого можно будет найти нужный диапазон и настроиться на "мысли-частоты" Бунина, Ломоносова, Сахарова, Джордано Бруно или Спасителя...
Впрочем, иногда, кое у кого, это и без фантастического прибора получается...
С мистики я перескочил на фантастические "прожекты", а сладкая греза дрёмы, опутавшая было меня, вдруг испарилась. Руки за головой и диван предатель, все вдруг стало неудобным Я резко сел.
Надо включить свет, за окном совсем темно, осенние дни так коротки, а я так глупо и пошло разбазариваю время.
- Чего же ты хочешь! - закричал я.
- Работать!
- Так в чем же дело?! Садись и пиши. Напиши, чем ты так занят. Напиши просто: "Жил был человек". И в этих словах есть смысл. Можешь добавить: "Любовь бродила по земле и ожидала человека". Напиши о дне сегодняшнем и увидишь, что дней бессмысленных не бывает.
И смысл рассказа прост и честен - все возвышенное это и есть наше будничное, земное, из которого очень трудно выползти и всегда легко войти. Ведь общий смысл прост: всегда тяжело найти и сказать первые и нужные слова, хотя бы эти: "Жил был человек"....