Струков Эдуард Вячеславович. Мишанин Суд

Эдуард СТРУКОВ МИШКА

В Новый Год у судьи Петрова

убили единственного любимого сына,

раскроив битой череп в пьяной кабацкой драке.

Сын, между нами говоря, был тот ещё засранец,

но зачем же за такую мелочь убивать живого человека?

Судья на могиле сына поклялся наказать виновных.

В любом маленьком городке

такие события выглядят эпохально,

словно античная трагедия с элементами вестерна --

негодует хор, плачут и пыжатся персонажи,

всё это происходит пафосно и на котурнах,

а виновного ждёт страшное, но справедливое наказание.

Случилось вполне себе обычное дело,

накаченная гормонами и водкой молодёжь повздорила,

банальное выяснение отношений закончилось дракой,

однако было не совсем понятно,

кто же из троих нападавших нанёс роковой удар.

Но Мишка сына судьи не убивал,

и я ему верю.

Его задержали первым из троих подозреваемых,

а дальше по логике событий

он должен был дать хоть какие-то показания,

чтобы маховик правосудия закрутился,

так или иначе следствие нашло бы виновника,

но с самого начала почему-то всё пошло наперекосяк.

На первом же допросе адвокат уговорил Мишку молчать,

что было сделано не совсем разумно,

потому что в отсутствие неудобных фактов

и сколько-нибудь внятной версии защиты

следователь мог сам лепить дело так,

как ему заблагорассудится.

Причастность подозреваемого была доказана,

и морозным январским утром

коллега несчастного судьи-отца

в пять минут отправил Мишку под арест.

Сидеть в СИЗО парню оказалось трудновато.

Во-первых, тридцатилетний спортивный Мишаня,

хотя с виду и был похож на типичного "быка",

но по факту таковым вовсе не являлся,

работая ректором филиала какого-то там университета,

то есть был достаточно образованным человеком

с весьма тонкой душевной организацией,

а таким в тюрьме приходится тяжело.

Во-вторых, попал он в так называемую "пресс-хату",

где натасканные уголовники-рецидивисты

быстро выявили все его скрытые болевые точки

и начали методичную психологическую обработку

по давно отработанной тюремной технологии

путём "накидывания колпаков" и "нагнетания жути",

чем изрядно расшатали Мишкину психику.

Кроме того, адвокаты не нашли ничего умнее,

как отправить его "подельников" на время в бега,

и по сути Мишка страдал в СИЗО один за всех,

поскольку считал, что подставлять друзей "западло"

и рассказывать следствию правду не хотел.

Казалось бы, что тут такого,

не война на дворе, не фашисты кругом,

расскажи всё, как было, и живи себе спокойно,

хотя бы даже и под арестом,

ты ведь ни в чём не виноват,

пускай разбираются с настоящим виновником,

что ж ты творишь с собой и своей жизнью?!

Кто только не пытался вразумить упёртого парня!

Однажды к нему на свидание приехал старший брат,

служивший начальником СОБРа где-то в Сибири,

который попытался было переубедить младшого,

уговорить того дать показания на суде,

но Мишка демонстративно свидание прервал.

Переубедить Мишку было невозможно,

поскольку был он чертовски принципиальным,

воспитывался на культе воли и силы,

истово верил в какую-то "мужскую дружбу"

и старательно вёл себя "по пацанским понятиям".

А вот дальше произошло самое интересное.

Через полгода странствий по чужим домам

Мишкины "подельники" явились к следователю

и в один голос дали показания о том,

что их друган Миша и есть главный "убивец".

Мишка приходил с очных ставок сам не свой,

падал на занавешенную простынёй "шконку",

брал в руки потрёпанный томик Шекспира

(он пытался учить в тюрьме английский язык!),

и лежал часами молча в своём закутке

с совершенно белым лицом и слепым взглядом,

катая по выбритым щекам крупные желваки.

Самое страшное было в том,

что друзья топили его по полной,

вместо убийства по неосторожности

обвиняя в предумышленном убийстве,

от чего предстоящий Мишане срок рос как на дрожжах.

Читатель давно должен был догадаться,

что всё это происходило неспроста,

дело шилось быстро, умелыми крупными стежками,

и направляла события из-за кулис

уверенная рука судьи Петрова,

того самого, поклявшегося отомстить за сына.

Начался судебный процесс,

исход которого был вполне понятен,

потому как вёл его давешний петровский приятель.

Мишка по-прежнему молчал.

В городе давно знали о том,

кто на самом деле вынес мозги судейскому сыну,

и хотя судье-отцу не раз и не два говорили об этом,

но горе и чёрная злоба Петрова на судьбу

самым странным образом

трансформировались в ненависть к Мишке,

отказавшемуся рассказать на суде правду

и получившему за это полных пятнадцать лет.

Правосудие превратилось в карательную операцию,

где за чужие грехи в угоду гневу

пострадал первый попавшийся под руку.

Один мой давнишний знакомый,

который сам был некогда федеральным судьёй,

кое-что рассказывал мне об их корпоративной этике,

о том, какие порядки заведены в судейских кругах,

и запомнился мне один его интересный пассаж.

Знаете, какой у судей первый тост в любом застолье?

"ЗА НАС! ЗА БОГОВ!"

Точнее не скажешь.

Древнегреческие боги,

одержимые земными страстями,

были жадными, завистливыми, гневливыми, жестокими

и далеко-далеко не самыми праведными...

Судьи считают себя богами, но боги ли они?

Они просто люди,

и пусть государство прощает им все грехи

за их верную службу,

но прощает ли их Бог?

Сомневаюсь.

Оставить комментарий © Copyright Струков Эдуард Вячеславович (dasada86@mail.ru) Размещен: 26/02/2021, изменен: 26/02/2021. 10k. Статистика. Стихотворение: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Как людская месть превратилась в правосудие богов.

Струков Эдуард Вячеславович : другие произведения.

Мишанин Суд