Костюмерша

     Гравий шуршит под подошвами кроссовок, спортивная сумка елозит по боку. Придерживаю её у ремня, ускоряю и ускоряю шаг, приближаясь к точке «рандеву». Деревья парковой зоны окончательно расступились, в лицо ветер уже в полную силу. И градусов на сто пятьдесят теперь виден горизонт — тутошний наш край земли, один из.

     Даже если находиться близко к морю, иногда бывает сложно определить, есть ли волнение. Густая растительность, постройки на границе города гасят звуки прибоя, а наличие или отсутствие ветра — так себе ориентир. Хорошо тем яхтсменам, рыбакам и прочим, гонимым ни свет ни заря по тропам своих увлечений, если у них есть знакомые, живущие в прямой видимости на море, или прочие осведомлённые. Тогда можно с вечера договориться и звонить в самую рань, справиться о погоде.

     У меня же таких знакомых не было, как, впрочем, и грандиозных планов на это утро. И вот шторм. И, значит, с плаваньем, увы, облом. Но шторм необычный. Гонимые южным ветром высокие, длинные, с белыми гребешками, почти океанские волны величественно проходили под большим углом к берегу. Море изображало из себя подобие бурной реки, сегодня протекающей на северо-запад. А вы когда-нибудь видели с берега большие волны в профиль?

     Неплотным рядком, подобно идолищам острова Пасхи, обращённым лицами в сторону океана, стоят человек двадцать. Нашёл и себе место в этом строю — на площадке у скульптуры «Рыбы» и кафе «Мистраль».

     С наблюдения парадоксального шторма и начались чудеса дня. «Странно всё это». Сказано кем-то совсем близко и явно обращено мне. Оборачиваюсь: эта встреча не обременительна, скорее наоборот. Мы сталкиваемся уже давно и только здесь, на городском пляже и над ним. Последние пару лет раскланиваемся или здороваемся за руку: примелькались. Но при этом так и не произнесли ни слова, не знаем ни имён, ничего друг о друге. Приветственно киваю, ненадолго замираем, наблюдая, как море пытается выбросить на берег вывороченное с корнями дерево. У моря никак не получалось: едва дерево оказывалось на камнях, как следующая волна слизывала его назад в воду и снова волокла куда-то на Новороссийск.

     — Да, странно, — отвечаю после паузы, — такие шторма — редкость. Говорят, они к переменам.

     — Или к разгадке тайн, шторм — вестник.

     — Кто знает.

     — С детства на рассвете уходили с отцом в море. Вплавь. Забирались подальше и шли вдоль берега, и потом назад. А если шторм — сидели на берегу и долго разговаривали, он принимал море любым.

     — Рисковые.

     Мой собеседник — седовласый мужчина под два метра, коротко стриженый, мускулистый. Походил на генерала каких-нибудь спецвойск. Но мягкий взгляд глубоких синих глаз, смущённая улыбка и, как оказалось, тихий голос — нет, никакого отношения к силовикам он не имеет.

     — Всякое было! Волны, пограничники, стада дельфинов, близкий смерч и судороги. Но мы привыкли, как-то справлялись, импровизировали, — в тоне собеседника промелькнула тоскливая нотка.

     — Не помню рядом с вами никого. Продолжаете заплывы?

     Он перевёл взгляд на дерево, которое море протащило ещё метров на тридцать.

     — Неприметный стал в старости. Иногда, если я бывал занят, уходил один. Три года назад отец не вернулся. Ему было за семьдесят... С тех пор надолго в море не ухожу.

     — Вот как. Сожалею.

     — Ладно, пойду, ещё увидимся, — закруглил диалог мой собеседник и удалился.

     Я ещё немного побыл среди идолов и вниз по лестнице. Двести метров трусцой по пляжной набережной и вот небольшой спортивный городок под открытым небом. Людей вокруг минимум, не жарко — это прекрасно! Ещё издали обмениваемся приветствиями с Аликом. Знакомы давно и пару раз в месяц пересекаемся здесь, иногда с семьями.

     Бросаю сумку на скамейку, разуваюсь. Начинаю разминку.

     — Смотри, теперь всё: комплект... — Алик кивком указал на силуэт на дорожке. — Наверное, мы самые счастливые или несчастные. Или самые одинокие и странные, раз сползаемся сюда в любое время года. Только мы одни, трое — основной состав.

     Спортсмен «номер три» — женщина. Ни с кем не здоровается, занимается молча на брусьях и пятачке перед ними. Это некие дыхательные и силовые гимнастические комплексы, выполняемые ею в несколько подходов. После завершения своей программы спортсменка обычно уединялась в тень ближнего аэрария или шла в море. То, что она выделывала, вряд ли можно было назвать очень изящным и грациозным. Однако в своей возрастной категории могла дать сто очков любой далёкой от спорта домохозяйке, которая, наверное, «умерла» бы на первых же аккордах этой программы. За тридцать, выше среднего, статная, пропорционально сложенная. Быть может, с некоторым излишком в весе, объёмах. Достанься вдруг это тело толковой фитоняшке, та без проблем докачала бы его до уровня «бест-секси-абсолют».

     Нашей же спортсменке всё это было ни к чему, она и так «светилась» на сотню метров уплотнённого в сезон пляжа. Впечатление портили недорогая старомодная одежда, совершенно заброшенные рыжеватые волосы и постоянная маска отчуждения на довольно привлекательном лице. Занималась всегда в одном и том же спорткостюме, кедах, а летом раздевалась до раздельного чёрного старомодного купальника с пёстрым цветным бортиком из которого во все стороны лезли нитки. На теле поблёскивали пятна, отличавшиеся по тону и текстуре от остальной поверхности — что-то кожное или послеожоговые рубцы? Обычные наши пляжные женщины не рискнули бы так обнажиться. И сначала привели «костюм» в порядок, что-то замазали-запудрили, да и много где поработали станочками. И если бы только это... Женщина — загадка.

     Мужчины всех возрастов, пока их спутницы переодевались или стояли в очереди в кабинки и туалет, с интересом поглядывали на неё, лихо, с громким выдохом сводящую-разводящую ноги в махах над брусьями. Мы же с Аликом старались не смотреть в ту сторону, была причина. Знали, что будет в конце выступления, чувствовали себя неуютно, жалели и сопереживали ей.

     Когда последний подход к брусьям заканчивался, уже заметно уставшая спортсменка старалась красиво выполнить соскок: на полусогнутых, с вытянутыми вперёд прямыми руками. Выпрямлялась, давала себе немного времени отдышаться. Смотреть дальше было невыносимо. Она преображалась: на губах появлялась улыбка или её некое подобие. А затем спортсменка воздавала разведённые куда-то к небу руки — к невидимым зрителям, сидящим вокруг и выше? — и начинала петь. Собственно, песня состояла из одной повторявшейся реплики: «Советский цирк парам-пам-пам-пам-парам-парам!» Она выдавала её в мир громко, высоким, срывающимся голосом. Шокирующее исполнение. Потом кланялась до земли и совершала обход с поклонами и воздетыми руками на все четыре стороны вокруг своих брусьев. «Концовка» повторялась каждую тренировку, и если был сезон, отдыхающие шарахались от городка в стороны, образуя мёртвую зону. У турников оставались лишь мы двое да какие-нибудь мальчишки на шведских стенках. Что случилось в жизни этой блаженной от гимнастики или цирка? С какой лошади она упала? Или причина странностей и этого «парада-алле» —  болезнь? Или следствие личной драмы? Ничего этого мы не знали.

     Сегодня она первой закончила тренировку, оделась и сразу ушла. Я же планировал позаниматься ещё, но звонок из дома с просьбой вернуться пораньше — дела бытовые, семейные. И получалось: шёл вслед за «третьим номером» на некотором расстоянии по единственной здесь дорожке. Впереди рядок закрытых из-за непогоды киосков, кабинки-переодевалки и пара объёмных рекламных цилиндрических тумб. Отвлёкся на дерущихся за что-то чаек, и вот спортсменки уже не видно. Поравнялся с тем местом — никого вокруг, лишь ветер и в сторонке штормовое море. Удивился, но не сильно — мало ли? Может, спряталась куда по нужде, или есть ключ от киоска? Не моё дело, домой надо.

     Минут через пятнадцать, на стыке парковой зоны морвокзала и первого ряда зданий: ресторанов, офисов и всякого торгово-развлекательного, где уже накрывает шумное многоголосье города, сбоку из проулка, она вдруг вихрем вылетает наперерез. И практически в прыжке с поворотом толкает меня, упирается руками в плечи, давит весом, что есть мочи. Я, весь такой «целеустремлённый и несущийся» останавливаюсь как вкопанный, чуть ли не опрокидываюсь на спину. Мы, будто в страстном динамичном танго, застываем в нужном такте на месте. Щека к щеке. За спиной моей «партнёрши» практически неслышно, на фоне окружающего шума, из проулка вылетает тяжёлый внедорожник, спешит успеть под светофор. И проносится мимо, даже не притормаживая.

     Успеваю заглянуть в эти глаза, её обеспокоенное лицо — совсем не маску. Надо же, действительно видит меня, я не «прозрачный»! И, как всегда, не говоря ни слова, убегает. «Да подожди же! — кричу вслед. — Спасибо тебе!» Куда там — уже скрылась среди людей и машин в том арочном «итальянском» проулке.

     Не успеваю сделать и десятка шагов, как вижу на той стороне дороги группу приезжих, окруживших рыжеватый камень на краю парковой зоны. Прекрасно знаю артефакт с рельефной утопленной звёздочкой, символами «73-38 ВЗ» и изображением колец и линий. И так и не отмытым «В + К = Л» жёлтой краской.
Экскурсовода хорошо слышно, профи, да и микрофон.

     — Товарищи, а вот этот памятный камень установлен в честь артистки цирка Зинаиды Ветровой.

     Останавливаюсь, прислушиваюсь.

     — В тысяча девятьсот семьдесят третьем году в город на гастроли приехал цирк из Ленинграда — несколько артистических групп. Перед отъездом им всем устроили морскую прогулку на „Комете“ — небольшом быстроходном теплоходе на подводных крыльях. И надо же, „Комета“ загорелась в трёхстах метрах от берега, совсем недалеко отсюда. Тогда и проявила себя Зинаида — помогала спастись и нескольким своим артистам, и школьникам с учительницей, что также были на борту. Её история исключительна: волжанка, отличная пловчиха и прима квартета воздушных акробатов „Звёздные“. На цирковом фестивале в Монте-Карло в возрасте тридцати лет она сорвалась с трапеции, страховочная сеть из-за дефекта падение не удержала.

     — Да что вы говорите?! Бедная, — заохали несколько экскурсанток.

     — Зинаида выжила. После многих операций и больниц, реабилитации попросилась остаться среди цирковых. Травмы, последовавшие проблемы с психикой не позволили больше выступать под куполом. Об этом много писали. Цирковые не бросили свою, оставили костюмером при труппе. Очень жаль, она единственная не выжила при катастрофе теплохода, море забрало её. Зинаиде Ветровой в тот год было всего тридцать восемь. А позже, когда разбивался этот участок парка, питерские цирковые согласовали памятный камень, от установки скульптуры городские власти тогда отказались. Цирковые во время гастролей приезжают и сюда, в парк к камню, кладут яблочко. Говорят, её иногда видят в городе и на пляже вблизи места крушения. Но это вряд ли — сейчас в моде городские легенды. У каждого города свои. Пройдёмте дальше к корабельным якорям — это были парусники времён адмирала Лазарева: бриг и корвет...

     «Городская легенда»? Да я впервые слышу обо всём этом. И Алик не знал. И все, кому рассказывал о блаженной гимнастке. Впрочем, по городу бродит столько самой разной информации, что и весьма существенное может запросто утонуть не замеченным для большинства. Но сомнений не было. И я всё стоял и смотрел в сторону тёмной, увитой плющом арки, куда скользнула циркачка.

     Перед глазами поверх играющих на ветерке листьев плюща и обрывков объявлений возникла картинка: высоко на тросе большой шар, оклеенный стёклышками, он переливается гранями в лучах прожекторов. Но вот свет перенаправлен выше шара, под самым куполом возникают двое. Замолкают фанфары, голоса в зале. Женщина в ярком трико грациозно сидит на трапеции, длинная цветная лента в руке, плавно начинается вращение... Меня задевают локтем, пахнуло тяжёлым парфюмом. Парфюм догоняет и вытесняет сигаретный шлейф, здесь лучше не стоять — бойкий «магистральный» тротуар. Рядом громко сигналят авто, морвокзал объявляет о задержке рейса на Трабзон. Моя картинка растворяется. Зина... Мимо на роликах со смехом пронеслась стайка девочек — они могли быть внучками тех школьников с горевшей в море «Кометы».

     Экскурсанты давно перешли к очередным артобъектам, рыжий валун в своём углу вновь одиноко возвышался над аккуратно выстриженным газоном. Всегда считал, что он связан с какой-то автомобильной историей, быть может, влиятельными или известными лицами, а выбитые цифры — госномер.

     Кто я для циркачки, раз она вот так? Потому, что спасал, как и она, на море? Свой? Или свой через пляжной спорт: «спеклись» за годы турников и нашего с Аликом уважительного отношения? А может, просто прохожий на её территории, человек, которому была в силах помочь?

     По большому счёту и ответы не очень и нужны. Знаю одно: без яблок мне на тот берег теперь и хода нет. А что она ещё любила? Любит? Куплю купальник, самый лучший, чтобы шёл ей. И хорошие кроссовки. А ещё обязательно расчёску. И в следующий раз, там, у моря, уже осознанно буду ждать встречи с Зиной. С чудом. Если, конечно, костюмерша теперь явится мне: сможет и захочет.

     2023 г.