Светел был день, как и одеяния священника, идущего по запыленной дороге. Мало кто обращал на него внимание, слишком много забот было у простого люда. Медленно ехали телеги, скрипя колёсами как тысячи надоедливых комаров, неустанно ругались погонщики на лениво перебирающих копытами лошадей, да ребятня весело крича, играла в догонялки. Вот мимо священника промчался всадник, едва не сбив его с ног. Мальчишки, видящие эту картину готовы были поклясться, что лицо человека в миг исказила злоба, сделав его глаза пустыми и безжизненными, но спустя мгновение никто из них не был уверен в увиденном. Потому как он улыбнулся, истинно блаженной улыбкой и, перекрестившись, прошептал какую-то неведомую им молитву.
Так, в целом преспокойно, добравшись до центра села, человек прошёл вдоль широкой улицы к большому деревянному дому. Постучал два раза и дверь ему отворил высокий широкоплечий мужчина средних лет.
- Свет вечный! Неужели нам выпала честь приютить святого? - хозяин дома, широко улыбаясь тут же начал приглашать посетителя в дом, - Проходите, проходите!
- Благодарю, вас хозяин. Но не только приютом можете помочь мне. Я прибыл с важной миссией и хотел донести слова Их народу.
- Это... это же огромная честь присутствовать на проповеди, наконец-то боги послали нашему селу знак, грядут хорошие времена!
Священника усадили за стол, на самом почётном месте, подали лучшую еду и сами собрались подле него. Всё семейство наблюдало за ним, истинным воплощением святого слова.
Произнеся одними губами молитву, святой приступил к трапезе. Среди огромного количества еды он взял лишь кусочек чёрствого хлеба, да запил его поднесённой пятилетней девочкой водой. Мясо, рыба, молоко, мёд, вино - он лишь посмотрел на это и молвил:
- Пышный стол ты накрываешь одному единственному незнакомцу, когда десятки твоих земляков голодают. Но не бойся - ты ещё искупишь свою вину, - глядя в глаза побледневшему старосте тихо говорил святой, осушив кубок вина, продолжил, - потому как велика твоя помощь, и после проповеди моей принесёшь ты возможно мир и покой десяткам людей.
В тишине закончился обед, после которого возжелал путник отдохнуть немного перед проповедью. Старосту же Ирвин, таковым было имя священника, попросил собрать народ ближе к вечеру на главной площади.
Солнце уже озаряло мир светом пожара, когда к толпе, возбуждённой и немного не терпеливой, взошёл святой. Взобрался он на трибуну, в скорую собранную мужиками и начал читать некую молитву.
На вопрос, почему не собраться у священного алтаря, свет которого даже в тяжкие времена испепеляет зло за сотню шагов, святой ответил с осуждением глядя в толпу:
- То, что кажется нам смертным великим делом и, по сути, таким же для нас и являющимся, для Богов Света нашего лишь малая пищика в борьбе с Тьмой, так спросите же себя, смеем ли мы отвлекать защитников наших, тревожить их своими мелкими радостями, когда там идёт бой между силами добра и зла?
Голос его разносился тихим громом среди толпы и каждый внимал ему. Его речь завораживала с первых слов, и все кивали, соглашаясь, даже если смысл им был не понятен. Одурманивающие запахи летней ночи только усиливали эффект нереальности и блаженства.
- Но не об этом говорить сегодня с вами я пришёл. Много я шёл по земле и многое видел. Зло, которого мы так боимся, Тьма, которая пожирает нас изнутри, Свет, очищающий всех кто готов к нему прикоснуться - не небесные это всё сущности, ибо зарождаются они тут на земле. И когда понял я это, то решил донести до каждого из встречных эту истину, но не был услышан, ибо боятся все узреть, что каждый есть часть Света и часть Тьмы. Ибо там, на небе борьба идёт не между ангелами и демонами, потому как им нечего делить, а между нами смертными. Своими поступками создаём мы поводы для этой вечной борьбы, отравляя и оскверняя ангелов, впоследствии делящимся на разные стороны. Мы есть корень зла - спросите меня вы? И я отвечу, что не ведомо мне это знание. Но то, что мы влияем на небеса, более чем нам кажется, это точно. Каждый из нас несёт в себе искры Света и Тьмы. И спросите вы меня - мы есть зло? И отвечу я - нет! Ибо создали нас и дали нам право выбора, каждый решает, что он несёт на небо. И прозрел я, узнав эти истины, ибо тогда не плохи те, кто несёт зло, не хороши те, кто несёт добро, ибо всё мы одинаковы и несем в этот мир равновесие. Равновесие, хорошо ли это? Не знаю вам решать: ибо можем мы скатится во Тьму, можем остаться теми, кто мы есть, а можем наконец-то очиститься светом небесным. Что для этого нужно? Давайте подумаем, если мы несём на небеса добро и зло, разве не нам под силу нести только что-то одно? Как? Начните с себя, отвечу я. И вот вам пример: когда прибыл я в село ваше, пришел я к старосте и попросил приюта да помощи небольшой. И помог мне этот человек, узрев мою важную миссию. Но можно ли его назвать хорошим, ведь он помог лишь потому, что я нёс Слово вам, а не из доброты душевной. Еды поставил он незнакомцу, сверх того, что нужно, когда соседская семья еле-еле сводит концы с концами. Искоренить Тьму можно лишь светом, олицетворяемым на земле огнём. Так пусть сгорят все, кто несёт двойственные искры в мир этот, ибо также грешат они, как и добро делают. А не это ли есть двуличие, один из главных грехов?
Ирвин срывался на крик, обливался потом, и зрачки его расширились, предвкушая кульминацию. В свете факелов, разгоняющих ночь, он видел всех этих людей, одурманенных его речью, собравшихся выслушать его и ликовал, кривая усмешка образовалась на его лице, но никто не видел её в темноте капюшона.
- Так очистим же Светом-огнём всех кто двуличность принёс в этот мир и не щадите их ибо не залитые водой угли завтра станут пожаром! Идите и несите слова мои дальше, искореняя зло!
И люди пошли. Сначала к дому старосты, где устроили бойню и спалили его дом. А потом понеслись домыслы кто, в чём виновен.
Ночь была светлой. Пожары окутали всё село. Ирвин сидел с бутылкой вина и, улыбаясь, наблюдал. Ветер разносил запахи дыма, парного молока, сена и крови. Сидя и радуясь, Ирвин наблюдал за последствиями своей проповеди, тонкий намёк на одного нечестивца, породил лавину домыслов в головах одурманенных кровью людей. Лишь крики вырывали Ирвина из его раздумий, но он лишь удовлетворённо кивал и, крича очередную речь прохожим, снова прилаживался к бутылке.
Утро принесло с собой ужасную картину. В лучах восходящего солнца тлели дома, искрились залитые кровью улицы, и человеческие лица, искажённые злобой и одурманенные властью, более походили на морды порождений Тьмы. Ярость их угасла, но запал который поджёг Ирвин до сих пор тлел. И вот они грязные, пьяные, раненные собрались перед ним на площади.
Он долго смотрел на них, любуясь произведённым эффектом. А потом начал.
- Вот вы и увидели на примере то, о чём я вам говорил - люди несут две искры, всегда. Посмотрите, во что вас превратили слова незнакомого вам человека, вы убивали безвинных, жгли их дома, насиловали, а ведь ещё вчера вы были полными веры в Свет и свято чтили его законы. Неужели слова какого-то незнакомца сломили вас? А знаете почему? Потому как нельзя слепо верить никому, для этого у вас голова на плечах, ибо самая благая проповедь может стать поводом для рек крови и торжеству Тьмы! - он так увлёкся, с такой экспрессией повествовал и кричал, что капюшон спал с его лица, обнажив чёрные пустые глаза, и довольную злую усмешку.
- Это вам моя проповедь, кровавая и жестокая, но может быть она, научит вас думать! - после этих слов Ирвин с хлопком исчез, а на его месте остался лист пергамента, на котором красивым почерком было выведено: Ирвин, демон низшего порядка 6 легиона Тьмы.