Субботин Дмитрий Измайлович : другие произведения.

Пустой стол - место для дискуссии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Субботин Дмитрий

"Пустой стол - место для дискуссии"

  
  
  
  
  
  
  
   КАФЕ, ЗА СТОЛОМ СИДЯТ ТРОЕ НИЧЕМ НЕПРИМИЧАТЕЛЬНЫХ МОЛОДЫХ ЧЕЛОВЕКА, ПРИМЕРНО ОТ 25 ДО 30 ЛЕТ.
  
  
   Слава. Знаете, у меня сложился один очень интересный вопрос.
   Игорь. Излагай.
   Слава. Предположим, где-то в мире живёт и благоденствует изобретатель в почтенных годах. И вот, на склоне жизни, создаёт он, ну, например, робота, своё величайшее творение, всему прогрессивному миру до него лет двадцать ползти. Чертежей, ясное дело, не оставляет.
   Глеб. Почему?
   Слава. Мы про гения говорим, он в голове своей светлой всё держит. Ну так вот, однажды вся его немногочисленная семья решила проведать творца в его техническом храме вчерашних вероятностей и завтрашних перспектив. Забились всей ватагой в комнатушку, но вместо привычного, поглощённого работой мечтателя застали разгром. Ни отца семейства, ни его машины на месте, ясное дело, не было.
   Глеб. Рискну предположить, что их похитили.
   Слава. Какой у тебя, с возрастом, острый ум прорезался, я, наверное, подсознательно с тебя образ гения срисовал.
   Глеб. За соавторскими отчислениями куда обращаться?
   Игорь. Может, хватит? В чём вопрос был?
   Слава. Так я к этому и веду. Родственники собрались с силами и пошли искать помощи в одно из заведений с монотонными одеждами.
   Глеб. И их тоже похитили.
   Слава. Нет, идиот, добрались успешно. Возникла дилемма.
   Игорь. Мне уже не по себе.
   Слава. Итак, надо решить, о ком первом написать, на что основные силы бросить.
   Игорь. Однозначно спасать надо изобретателя. Что ему мешает закрепить готовый результат повторением?
   Слава. Он от эмоционального перенапряжения может и поплохеть, испортиться, если позволите. А робота, в это самое время, уже вовсю разбирают и продают по частям в какую-нибудь страну, название которой больше похоже на сорт сыра. Достойное имя для безвестного политического игрока, воплощающего страшный план мести, для которого требуется сжигать резину, чтобы навредить озоновому слою земли.
   Глеб. Хорошо, тогда, очевидно, робота.
   Слава. А с каких это пор человеческая жизнь обесценилась до пары хитро устроенных плат?
   Игорь. Погоди, а к чему такая избирательность?
   Слава. Что?
   Игорь. Почему поисковые группы должны быть неравными, почему не спасти всех?
   Слава. Ну, я не совсем корректно сформулировал. Семейство бросает абстрактные силы на поиски. Это могут быть и объявления, расклеенные по автобусным остановкам.
   Глеб. Кто вообще может доверять дело такой важности удачному стечению обстоятельств?
   Слава. Предположим, это мир, победившего анархизма, с высоким уровнем общественного самосознания. Их там всех ищут по листовкам.
   Игорь. На твой вопрос вообще есть однозначно верный ответ?
   Слава. Ну, нет. Я вас к дискуссии склонял, к такой, где нет правильных ответов, но зато сразу понятно, кто перед тобой сидит. Тема, которая говорит, нежели тема, о которой говорят.
   Игорь. Может, уже закажем что-то?
   Глеб. Да, отлично, возьмём по бутылке? Игорь, я, вроде, тебе должен, да? Одну? Я возьму две, не хочу, чтобы из-за сложившегося паритета мы перестали встречаться, а так - будет повод.
   Игорь. Я отказываться не стану, к слову, чем ты на этой неделе занимался?
   Слава. Мы зовём официанта?
   Игорь. Он сам подойдёт.
   Глеб. Анализировал и изобретал новые трактовки памятки пионера и школьника. Интересно же, сколько пунктов можно двояко представить, и свести к минимуму давление на личность, сделать памятку абсолютно высушенной, буквально оставить за солнцем право светить, а за тенью - право быть рядом.
   Игорь. Наоборот, школьнику и пионеру. Статус пионера должен восприниматься, скорее, как позитивное дополнение к школьнику, как человек и гражданин.
   Глеб. Да не важно, я по этому поводу что-то хотел сказать. Мысль у меня была, никак не могу её снова нагнать.
   Слава. Говорят, мыши на собаках землю возделывают, ты об этом думал?
   Глеб. Что? Нет, к чёрту, она уже ушла.
   Слава. Стоит попросить женщин посмотреть под своими подолами, мужская мысль там частый гость.
   Глеб. Я накажу тебя своим безразличием.
   Игорь. Ты, ведь, всё ещё один, да?
   Глеб. Да, по-прежнему.
   Слава. Почему?
   Глеб. Должно быть, я хожу так быстро, что дамы не успевают разглядеть во мне отца наших будущих детей.
   Слава. Раз уж мы заговорили об этом, я не могу не высказаться. Глеб, мне почему-то кажется, что ты будешь бить свою жену.
   Глеб. Неужели?
   Слава. Да. Постоянно будешь бить её правой и ровно тогда, когда она привыкнет, выучит все твои движения, ты замахнёшься, и замахнёшься только для того, чтобы ударить её левой, доказывая, что ты не только сильнее, но и умнее её.
   Глеб. Я всегда уважительно отношусь к девушкам, и очень галантно знакомлюсь.
   Слава. Позволь мне инсценировать эту встречу внутри своей головы. Итак, представляя себя, ты говоришь что-то вроде: "Страстью всей моей жизни были дискретные величины и микроменеджмент кофейной банки, но только до тех пор, пока я не встретил тебя. Раньше, живя жизнью дикаря, я бродил по улицам, разглядывая номера припаркованных машин. Суммируя и вычитая, умножая и деля, я пытался вывести формулу финансового благополучия. Теперь меня волнует только цифра два. Два одиноких сердца, объединённые одной судьбой".
   Игорь. Я, по похожему принципу, зашифровал важные вехи в отношениях со своей женой в номер банковской карты, ну, на всякий случай.
   Слава. Итак, скажи, что я прав. Скажи, что я упомянул обо всём, кроме, возможно, постоянного скрежета, что ты создаёшь, вычищая ложкой любой сосуд, за содержимое которого ты заплатил.
   Глеб. Поразительно, но, на какое-то время, я забыл, что общаюсь с историком, пока ты чихал, на твоём лице не было ни капли привычного самодовольства. Буквально на секунду. Быстро - как молния. Редко - как шаровая молния. К слову, а что, разве история -- это вообще наука? Я думал ей торгуют люди на площадях и вокзалах, люди с картонными табличками "Не могу попасть домой".
   Слава. "Ха-ха-ха" - сказал он про себя, не поверив в такую эмоциональную расположенность к этим людям. Долго нам ждать официанта, наше общество меня угнетает, может позовём его?
   Глеб. Он сам подойдёт.
   Слава. Здесь что, эхо? Ну и ладно, не хочу настаивать на одном и том же мнении, чтобы вы не начали его за мной повторять из вежливости. Теперь идея с официантом не вызывает во мне ничего, кроме отвращения. Выкручивайтесь.
   Игорь. Ты, наверное, нам бесконечно благодарен. Так или иначе, мы одна из немногих твоих компаний, где ты можешь не прятать свою гордость.
   Слава. Я только рад, что ты её видишь. Смотри, пожалуйста, если сам сможешь не отводить глаз. Некомфортно. Как быть запертым в тесные рамки светской беседы с человеком, у которого волос на груди гурьбой борется за твоё внимание. И лоснится, к тому же.
   Глеб. "Широту моей личности возьмёт не каждый станок".
   Слава. Не утруждайся, отвечая. После моих реплик должно пройти добрых секунд тридцать, чтобы вы успели подумать над услышанным. Я ставлю точку.
   Игорь. Действительно.
   Глеб. Что?
   Игорь. Я немного сошёл с темы, и, возможно, задумался о своём, но мы, знаете, и правда, такие.
   Глеб. Это ведь не приговор, нет? Звучит как приговор.
   Игорь. Тезис. Это мой тезис. Он же линия на песке, за ней только слёзы и ретроспектива всей жизни.
   Глеб. Мы же не будем просто жаловаться?
   Игорь. Что нам остаётся?
   Глеб. Мне и не хотелось жаловаться. Мне хочется чего-то практичного, потому и не жалуюсь - рационализирую жизнь.
   Слава. Это неверный термин. Правильно - обращаюсь к утилитаризму.
   Игорь. Нет, вы оба неправы - "прагматизирую".
   Слава. Но от всех них есть душок, знаете...
   Глеб. Маслянистый запах, как в век железных машин. Оптимистичный.
   Слава. Нет...
   Игорь. Прочтение зависит от читающего.
   Слава. Нет. Вы зачаровываете слова - они звучат как сладкая, кондитерская пыль, оседающая на усах. Вы вообще можете представить себе степень раздражения губы от прибавившегося веса от той пыли? Так и тут. Сладко не от призвания. Тяжело и больно.
   Глеб. Как жизнь.
   Слава. Я думал, вслух это произносить не будут. До того приторно и плоско.
   - Нам что, стыдно должно стать? Мы только что собирались жаловаться.
   Слава. Должно, сыплю на вас всякое. Проклятья. Как пахарь на посеве. Так говорят?
   Игорь. У тех, кто говорит не спросишь, я таких не знаю.
   Слава. Из короба сыплю, и короб сам сыпется, потому что старый. Или из мешка. Из чего сыплют?
   Глеб. А вот знать такие вещи -- это привилегия или нет? Если знание сила, само собой.
   Слава. Есть о чём подумать, да?
   Игорь. Ничего лучше вы не предложили.
   Глеб. Да, действительно.
   Игорь. Сегодня я думал, буквально утром задался вопросом и тут же был озарён ответом.
   Слава. Это самокомплиментарная нить ведёт куда-то, кроме как к аутофилии?
   Игорь. Да, раньше. Теперь просто натянута на уровне лодыжки, чтобы ты запнулся.
   Слава. Я бы не был так расточителен с нитями.
   Глеб. Угу, возможно её сестру-верёвочку ждут в поговорке.
   Слава. В какой?
   Глеб. Ну в той, знаменитой.
   Слава. Не все росли на твоих присказках и поговорках, чтобы понять о чём речь.
   Глеб. А зря.
   Слава. Почему же?
   Глеб. В своём основании звучат как последний свод законов утопии.
   Игорь. Я считаю, что правила должны работать наоборот и быть перевёрнутыми с ног на голову, чтобы не ожидать ничего хорошего, а оно всё равно происходило бы, из обманчивой сущности.
   Глеб. Оно...
   Игорь. Да, хорошее. Вот, например, что тебе нравится?
   Глеб. На дудочке играть.
   Игорь. Теперь у тебя их пять и рак. Но в этом мире он полностью операбелен.
   Глеб. Это никак не связанно.
   Игорь. Нет, связанно. Рак лёгкого, так что лишнее отрежут и вставят внутрь кузнечьи меха, пять дудок должны быть оправданны.
   Слава. А что, если я хочу быть космонавтом в этом мире.
   Игорь. Поздравляю, у тебя рак.
   Слава. Оу.
   Игорь. От космической радиации.
   Слава. Уже лучше.
   Игорь. Но это не конец, выяснилось, что лечить опухоли не очень-то и выгодно.
   Слава. Так, а где смысл?
   Игорь. Ты создашь прецедент, и больше никто не будет настолько глуп, чтобы им заболеть.
   Слава. Всё это порождает больше и больше вопросов.
   Игорь. Не страшно, ты забудешь их после.
   Слава. Полечу я в космос или нет?
   Игорь. Ты уже в нём, разве не прекрасно?
   Слава. Выглядит как земля.
   Игорь. Потому лететь сюда было ошибкой. Не завышай ожидания.
   Слава. Хотя, с другой стороны, я как будто чувствую больше чувств. Понял разницу между левым и правым ухом. Хотел бы я испытать это, воспринимая что-нибудь лучшее, чем вы, ваши разговоры или хруст сухожилий.
   Глеб. Могу я проголосовать за это?
   Игорь. Или, хотя бы, поднять тост.
   Глеб. Или избавиться от этого вот ложного противопоставления. Всё это делают, но в разных последовательностях.
   Слава. Вот "поднять" - возьмём изолированно термин. Не всё стоит поднимать. Еда с пола, рука оголённого тела, когда все смотрят. Глаза на инвалида.
   Игорь. Я поднял себя из постели, и эта ошибка задала весь мой день.
   Глеб. Что если тенор поднимет голос. Что если человек поднимет голос. Я отвечу - скандал.
   Слава. И что если скандал поднимется в кабинет повыше, понимаете? Этаж "шесть" вам о чём-нибудь говорит?
   Глеб. Говорит. Говорит с чем-то первобытным во мне, и это пугает.
   Слава. Именно. Словно жизнь -- это стол, а у меня место в игровой, с шестилетним племянником. Я думаю, раз уж речь зашла, дети относятся к жизни так же, как к еде. Местами жадно, местами вольно, иногда тянут с пола.
   Глеб. Я думаю, эта аналогия, как живот без пояса - не видит границ.
   Слава. А мне кажется, мы слишком долго пользуемся шаблонами для афоризмов. Как будто с памятников читаем, но без привязки к сильному авторитету, они как-то не бьются.
   Игорь. Скажи по-другому.
   Слава. Как?
   Игорь. Ну, следуя общему месту.
   Слава. Не понимаю.
   Игорь. Слова ваши блестят обманчиво, не истинной, но битым стеклом.
   Глеб. Но нет, не живот и не ремень. Ты говоришь так, словно крышки с люков воруешь, а затем, сам в них падаешь.
   Слава. А ты, а ты. Но хочу вернуться к "я". Мы как бессеребренники слова, друг другу звания сочиняем.
   Игорь. Когда говоришь о другом - всегда есть интрига. О биографии из уст главного героя слушать не интересно, не держит за душу, зная, что он выберется.
   Слава. Так что, будем дальше жертвовать своими дарованиями для других? Знаю, что всем надоело, но это как вслепую поддавками меняться.
   Глеб. Все детские рисунки семьи похожи друг на друга, можно замешать и раздать случайно, в этом они нас опередили, коллективистский народ эти дети.
   Слава. А дети они как виноград, а виноград не ветке. Нам тоже надо быть как на ветке, и только изюм на развес.
   Глеб. Прикидывается свежим под целлофаном и пластиком. Словно в костюмах на утренник. Говорит о чём-то, как стих на новогодней ёлке.
   Слава. Но без спроса и не к месту. Всё от дурного тона, оттого и бродят, что правды в них нет. Любое вино как плохая компания.
   Игорь. Всё чаще мне чудится мой нерождённый сын в толпе. Но самый популярный сорт -- это дамские пальчики, и тут я понимаю, что пошёл он не туда, и теряю я его как сына.
   Глеб. А кишмиш?
   Игорь. Тоже не очень.
   Глеб. Детство, знаете и тянется дольше, и тянется лучше. Вот на самое "Е" и тянется. Протяжно, если проговаривать, так звонко выходит. А вот старость уже глухо и на "О".
   Слава. Сидят старики и воют на луну старше их, "ооо, а вот в наше время...". Причём любую чушь сказать можно: про ограды кованые или цены на сметану. Будто опись нажитого составляют. И эти сентименты. Иной ребёнок кирпичом забить может, потому что не держится их.
   Игорь. Знаете, если жизнь как стол, то я его не могу себе его позволить, и вижу только в магазине.
   Слава. Я бы отговорил тебя от покупки.
   Игорь. Неужели?
   Слава. Да, они ведь привлекательней из-за света выглядят. Может сложиться неверное мнение.
   Игорь. Потребую возврат.
   Слава. Видел когда-нибудь утят? Те крошечные ещё совсем, но дорогу домой знают, возвращаются сами, не потому что им говорят, а потому что решают так. Но вот стол ничего решать не хочет, и им командуют.
   Глеб. У коней ведь тоже четыре ноги, но какой зверь своенравный.
   Слава. Да, всё это в природе.
   Игорь. Вступаться надо с чем-то безусловно превосходящим. В том числе и вас сейчас. Я слова добавить не мог, так вы увлечённо говорили.
   Слава. Хочешь сказать, что, если два оркестра встретятся на улице - право прохода будет у лучшего?
   Игорь. Нет, у духового.
   Глеб. Оставьте уже это.
   Слава. Вот мнения -- это личная вещь, и высказывать их тоже личная инициатива. Но может ли оно быть настолько личным, что станет просто не комфортно его слушать?
   Глеб. Кто-то не любит духовые из-за травмы?
   Слава. Просто душевный склад такой.
   Игорь. Есть вопросы, которые требуют от нас меньше вовлечённости, это один из них. Я, когда не нахожусь, что ответить, просто важно цокаю как гусь.
   Слава. Я внимателен ко всему, как москитная сетка. Она может и называется москитной, но ничего другого тоже не пропускает.
   Глеб. А бывают люди как слив в раковине. Вроде всё идёт нормально, пока сверху ничего не наваливается, и они уже справляться не могут.
   Слава. А ещё люди как телевизоры бывают, цветными.
   Глеб. А ещё как песни - запоминающимися.
   Игорь. Если и помнят, что в песнях, так это припевы.
   Слава. Припев -- это натянутая нить между куплетами.
   Игорь. Давайте больше не будем про нити опять.
   Глеб. Что-то лучше, что-то хуже. Что-то другое, но оно другое только пока есть дуэт для сравнения. Другое всегда в отношении.
   Слава. Я начал завидовать всему. Всему, чего у меня нет. Мой кот недавно чихал так активно, что я и сам вспомнил все приятные чувства, которые испытывал чихая. Это не редкость, редкости завидовать вообще нет смысла. Редко иметь имя с твёрдым знаком или друга по переписке.
   Игорь. Мне так хочется быть спровоцированным тем, что ты говоришь, просто чтобы поддержать огонь в твоей мысли.
   Слава. Мы горим, пока творим.
   Глеб. Вот о чём я говорил, нашёл это теперь. Часто такое наблюдал за тобой. Ты строки из песен вырываешь?
   Игорь. Это, должно быть, очень плохие песни, выглядит ладно только экспромтом.
   Слава. По-настоящему вечные вещи можно пересобрать из синонимов, и всё равно они будут звучать.
   Глеб. У "Мы" нет синонима.
   Слава. Словарное определение тоже сойдёт.
   Глеб. Личное местоимение множественного числа.
   Слава. Мы.
   Глеб. Очень формалистски.
   Слава. Акт творения вышел за пределы. Нам нужна помощь, здесь открытое пламя.
   Глеб. Сухенькие мужички быстрее прочих заливаются смехом, стоит держать их подальше от арт-площадок.
   Слава. Промасленные бабы хохочут громче и ярче: если действительно что-то смешное, по ним видно будет быстрее.
   Игорь. Это мы или они такие?
   Слава. Они одни, мы другие.
   Игорь. Другие.
   Слава. Да.
   Глеб. Мы так легко говорим о таких вещах, а между тем, люди умирают практически каждый месяц.
   Слава. Если не неделю.
   Глеб. И это не успокаивает.
   Слава. У тебя из знакомых кто-то уже умирал?
   Глеб. Ну нет, вроде как. Вспомнить ничего не могу. Только бабушка, но она была очень старой, и не как "знакомая".
   Слава. Я готов поспорить, что, однажды, убил голубя, просто стреляя из пальца. Если их жизнь так хрупка, что уж говорить о людях, что не приспособлены к этой дикой среде.
   Игорь. Он что, упал после этого?
   Слава. Нет, конечно, но жизнь -- это не оперетта, не должен же он с надрывом прокричать и схватиться за грудь.
   Игорь. Точно? Даже не упал?
   Слава. Говорю же - нет. Он просто не улетел. По крайней мере, пока я смотрел.
   Игорь. Может, позже?
   Слава. Нет, ещё раз - он умер.
   Игорь. Много на себя берёшь.
   Слава. Нет, однажды сможем понять то, насколько мы важны. Сейчас, и только сейчас, я очень влиятельный, но невидим как дверные петли. И это реплика так хороша, что ее можно проговаривать с любого места и в любую сторону.
   Глеб. Литература.
   Игорь. Ещё одно сравнение?
   Глеб. Да, литература как расчёска, укладывающая волосы, а слева направо - что-то от кондовости старого режима.
   Игорь. Старое не значит плохое.
   Глеб. В сухом словарном смысле.
   Игорь. М-м-м, закинув удочку, я поймал сочного карпа дискуссий, будет чем обрадовать изголодавшихся ребятишек.
   Слава. Всё, что мы добываем на охоте, можно использовать как куклу и веселить детвору. Оттого и произошла фраза хлеба и зрелищ.
   Глеб. Теперь это факт, отнесём его домой и дождёмся всходов.
   Слава. В кукольном театре вообще просто соотносить себя с актёрами и, в особенности, с дохлой рыбой на руке - вам обоим не нравится шоу и хочется домой.
   Глеб. А что, если действительно забавный номер.
   Слава. Прошу. Любой номер, нарисованный аэрозолем на стене забавный, это не достижение.
   Игорь. Достижения. Это что-то важное?
   Слава. Да, важное. Я - важный. Как селезень, что смог отбить утку у гуся. Это достижение, скажу вам точно.
   Игорь. Это просто, когда ты селезень, знать свой вершок в выражении - отбить утку.
   Слава. Гусь не должен допустить потерю утки.
   Глеб. Да, разумеется, но это-то не достижение. Просто необходимые кондиции для всякого статусного гуся.
   Игорь. Сотни, если не тысячи селезней были бы благодарны нам сейчас за то, что мы вносим смысл в их жизнь.
   Глеб. Может, и им есть, чем с нами поделиться.
   Слава. И они тоже стали бы так же важны. Как мы.
   Игорь. Вот ещё пара добрых слов от тех, кто с нами. Но я не могу думать о них вне ироничного контекста.
   Слава. Каждый комплимент смеётся над дурачком, который в него поверил, да.
   Глеб. Именно. Верю в метафоры с простой вещественной формой. Верю в кулак. Верю в палку.
   Игорь. Когда маленький был, на даче, под гнилой палкой, черви жили.
   Глеб. И что?
   Игорь. Не всё так однозначно.
   Слава. Смысл больше не смысл, декаданс, упадок. Давайте вспорем наши животы и проверим, не завелись ли там черви.
   Глеб. Я моюсь, у меня червей быть не может.
   Слава. И руки тоже?
   Глеб. Да, руки тоже.
   Игорь. Давайте как-нибудь сбежим от ипритового облака, что вы наговорили за это время. Вернёмся к нам.
   Глеб. Я поклялся, что не вернусь домой, а ты один в один как мой отец.
   Слава. А я поклялся, что никогда не умру, и теперь действительно не могу умереть, чтобы люди не начали сомневаться в прочих моих пророчествах.
   Глеб. Если бы моим домом была тюрьма, я смог бы сейчас нарушить обе наши клятвы.
   Слава. Если бы, да кабы... Угрозы не начинают с "Если".
   Глеб. Начинают, в самом деле. Через пару "если" ведущую к "то".
   Слава. Ну вот с "то" и начинается угроза, остальное - предисловие. Как на свадьбе, когда вступительное слово берёт отец.
   Глеб. Ты намеренно щекочешь всех отцов, чтобы зацепить моего?
   Слава. Не моя вина, что ты ввел его в дискурсивный оборот. Сиди и терпи.
   Игорь. Подожди, а твой отец сидел?
   Глеб. Нет, или я об этом не знаю. С другой стороны, его до вечера дома не было, так что может он сидел в дневную смену, как в стационарах. А что?
   Игорь. Да нет, ничего, просто это так, изюминка, что делает всё немного интересней.
   Слава. Интересней детские воспоминания или прикладные навыки? Не каждый ребёнок может облепить мякишем нож, чтобы его не заметили. Твой отец из-за этого сел?
   Глеб. Он не сидел.
   Слава. И что, это его отличительно качество? Нельзя так описывать человека. Через антиномию описывают кого-то, у кого нет вещи свойственной для всех других. Например - у него нет глаза, потому что ему выбили его в тюремной драке, или его не было дома, потому что он сел за кражу, или он не знает закон, за что, по итогу, и оказался в тюрьме.
   Игорь. Сработало лучше, чем социальная реклама.
   Слава. Честно?
   Игорь. Нет, такие доверчивые как ты в тюрьмах не выживают, возьми на заметку.
   Слава. Вот, опять ты это сделал.
   Игорь. Сделал что?
   Слава. Сказал, чего нельзя и, что можно. Весь вечер только об этом и говорим, как будто мы в поваренной книге тёщиных советов.
   Игорь. Хочешь решать сам?
   Слава. Хочу, чтобы все решали сами.
   Игорь. Все подобные заявления я делаю пьяным или лучше бы я был пьяным, чтобы у меня было какое-то оправдание.
   Глеб. К нам подойдут, кстати?
   Слава. Всегда успеем. Да и алкоголь отягчающее. Будем говорить на чистую голову, раз уж мы решили запретить стыд.
   Глеб. Хотел бы я не говорить об этом - да.
   Слава. Тот мир ещё не построен. Пока - начертим план.
   Игорь. Я вот никогда не любил фотографироваться, мы можем это зафиксировать.
   Слава. Запечатлеем как идею. Не смущает, что я обращаюсь к лексике фотографов?
   Игорь. Если это не станет широко применимо в новом мире - нет, не смущает.
   Глеб. Мне, кстати, тоже не нравятся фото.
   Игорь. Буду знать.
   Глеб. Я к тому, что ты не одинок, это не странная перверсия.
   Игорь. А вот это я всегда знал.
   Слава. Итак, пункт первый - никаких фото.
   Игорь. Вторым должен быть всесторонний запрет на очевидные истинны.
   Слава. Отлично, проходит под цифрой два. Как и твой заключённый папаша. Что на цифру три?
   Игорь. На три, обычно, загорается ёлочка.
   Слава. Я не смогу с ними договориться, давай более реалистичные вещи.
   Игорь. Он мне запрещает что-то, первая репрессия против мира, где не только хотят, но и делают.
   Слава. Тогда под цифрой "три" должен быть отказ от всякого запрета.
   Глеб. Первые два пункта про запреты.
   Слава. Вот потому они и выше - третья статья к ним не относится.
   Игорь. Мир, где не только хотят. Даже дурацкое правило с противопоставлениями соблюдено.
   Глеб. Отлично, мы записываем?
   Игорь. Да, да, я с сокращениями: салфетка не очень большая, в отличии от амбиций.
   Слава. Они разберут?
   Глеб. Что за они? Мне положено знать, или это эзопов язык в отношении какой-то структуры.
   Слава. Да, кнессет.
   Глеб. Худшая шутка за вечер.
   Слава. Первая.
   Глеб. Планку не задала.
   Слава. Ну а серьёзно, кто "они"?
   Игорь. Нам же надо зарегистрироваться, не так ли?
   Слава. Или захватить территорию.
   Игорь. Тогда нам действительно нужен кнессет, хотя бы ради совета.
   Глеб. Непринуждённая обстановка испустила последний вздох.
   Игорь. Так или иначе, я выслушаю вас, и куда-то пойду. Вам же лучше, чтобы я пошёл, куда надо, и занялся делом этим и ничем больше.
   Слава. Пункт "пять"!
   Глеб. Ты пропустил один.
   Слава. Запрет, запрет! Математика - один большой запрет.
   Глеб. Я не запрещал, просто пытался поправить.
   Слава. Поправляют тех, кто ошибается. Что хочу, то и делаю, не забывай.
   Глеб. Началось.
   Слава. Нет, послушай, вот, где водораздел проходит. Разница в том, что ты с каждой секундой стареешь, а я укрепляюсь как классик.
   Глеб. Пятый пункт - не стареть. Свёл на нет твою аргументацию.
   Слава. Нет, не свёл.
   Глеб. Нет, свёл. Знаешь, чего мне это стоило? Чернил и свободного места на салфетке. Ты записал?
   Игорь. Да, записал. Ничего не поделаешь, правила есть правила.
   Слава. Хочу шестым пунктом отменить тебя.
   Глеб. Не отменишь, мы пропустили его и уже на десятом.
   Слава. Это неправда.
   Глеб. Правда, я не вижу на салфетке цифры "шесть".
   Слава. Так, рассуди нас.
   Игорь. Ну, я тоже не вижу цифры "шесть", он прав.
   Слава. Разумеется, не видишь, ты её и не записал.
   Глеб. Не будем ворошить прошлое, раз шестёрка осталась не удел, включим её в перечень.
   Игорь. Записываю, цифра "шесть" - не ворошить прошлое.
   Слава. Вы возводите вокруг меня ментальную блокаду из соли, честное слово.
   Глеб. Слёзы не разъедят стены, не трать понапрасну.
   Слава. Я близок, близко к тому, чтобы заплакать.
   Глеб. У нас уже неплохо выходит, но чего-то явно не хватает.
   Игорь. Чего?
   Глеб. Мобильности и внутренней согласованности, введём ещё одно правило, повторно закрепляющее несколько предыдущих под одним пунктом, чтобы было яснее.
   Слава. Я уже забыл, что мы придумали.
   Игорь. Так, пойдём сначала. Тут было правило про фото.
   Глеб. Скрестим его с чем-нибудь?
   Игорь. Да, с правилом не стареть. Пункт шесть - фотография сохраняет последний бледный след старения, что является поздним обоснованием двух предыдущих пунктов.
   Слава. Разве это не порождает правовую дыру? Как можно доказать факт старения без сличения с фотографиями?
   Глеб. Свидетельские показания.
   Игорь. Слишком слабо, внуки стариков своих за квартиры заложат.
   Слава. Больные колени.
   Игорь. Оба этих недуга, конечно же, пересекаются, но не со стопроцентной вероятностью.
   Слава. Лучше, чем ничего.
   Игорь. Тогда поступим умнее и запретим запрещать больные колени, чтобы ловить стариков, которые обращаются за помощью.
   Глеб. Юридическая хитрость, умно.
   Игорь. И это пункт семь, записано.
   Слава. Хорошо, что салфетки тут были задолго до официанта.
   Игорь. И до нас, это может означать только то, что они нас ждали.
   Глеб. Не отвлекайтесь, у нас уже шесть пунктов, так?
   Игорь. Только что же седьмой записал.
   Глеб. Да, но мы один пропустили.
   Игорь. Значит он не был очень важным.
   Глеб. Нет, я о том, что совокупно-то пунктов шесть.
   Игорь. Не считая седьмой.
   Глеб. Проклятье, о чём тогда тот, что мы пропустили.
   Игорь. О чём-то незначительном.
   Глеб. Ты что, серьёзно сейчас?
   Игорь. Не отводи меня от работы, мы всё ещё можем вернуться к пункту "шесть, часть один".
   Глеб. Чего?
   Игорь. Пункт шесть - не ворошить прошлое. Часть один - не обижаться на то, что тебя отменили.
   Слава. Так, вы снова вернули меня в дело.
   Глеб. А меня начали терять, договорились же без этого шутовства.
   Игорь. Тут теперь так написано, "пункт шесть часть первая". Теперь официально. Заметь, твоего имени я не вписывал, так что пока тебя никто не отменял, и это всех присутствующих касается.
   Слава. Нужно ввести процедуру отмены. Предлагаю отменить всех с сидевшими родителями.
   Глеб. Да сколько можно, не сидел он, хотя меня уже и начинают задевать разговоры про тюрьму.
   Слава. Генетическая память.
   Игорь. Пункт восемь. Нет, запишем процедуру в следующий, на восемь хочу придумать какую-нибудь рифму.
   Глеб. Хочешь сказать, что ты согласен с его идеей?
   Игорь. Нет, хочу сказать в рифму.
   Слава. А если я смогу зарифмовать?
   Игорь. Я заинтригован...
   Глеб. Оставьте тюрьмы за приделами этой беседы.
   Слава. Пункт восемь - родословную проверить просим.
   Игорь. Восемь - просим? Как будто для футбольных фанатов сочиняешь, напрягись.
   Глеб. "Пункт восемь - говорить про тюрьму мы бросим".
   Слава. И не говори, что это было лучше моего варианта.
   Игорь. Не скажу, так же плохо.
   Глеб. Оставим восьмой до лучших времён?
   Игорь. Ладно, пойдём дальше.
   Слава. Давайте сразу дойдём до лучших времён и закроем этот пункт, не хочу поздних правок, под которыми я заочно подпишусь.
   Глеб. Это первый раскол?
   Слава. Первый за эту минуту?
   Игорь. Мы многого от себя ждём.
   Слава. Пункт для души, нам нужен хотя бы один.
   Игорь. Мне писать их в отдельную колонку?
   Слава. Так лучше, да.
   Игорь. Давай по-другому, давай возьмём его в скобки.
   Слава. Хорошо, пожалуйста.
   Игорь. Сколько мы пропустим из важных? А, без разницы. Пункт восемнадцать.
   Глеб. Нам уже объёма не хватает, давайте этот украдём откуда-нибудь.
   Игорь. Следующий, этот для души.
   Слава. Надоело уже эта твоя манера откладывать.
   Игорь. Хочешь самостоятельно писать?
   Глеб. Ближе к сути, умоляю.
   Игорь. Закон о среднем проценте небритости на теле. Пункт восемнадцать.
   Глеб. Что ты конкретно напишешь?
   Игорь. Ну, пункт восемнадцать регламентирует средний процент небритости на теле.
   Глеб. Что за процент то?
   Игорь. Зеркален самому пункту - восемнадцать.
   Глеб. Двояко.
   Слава. Ещё одна юридическая хитрость.
   Глеб. Если бы он действительно был зеркален - он бы был восемьдесят один, что буквально является зеркальным отображением цифры восемнадцать.
   Игорь. Ни тебе не мне - от восемнадцати и до восьмидесяти одного.
   Слава. Я больше не понимаю, что мы строим, это теперь королевство компромиссов?
   Игорь. Во-первых, это не королевство, а гордая республика, а во-вторых - что могу то и делаю.
   Слава. "Хочу". Ты упускаешь суть.
   Игорь. Я "хочу" её упустить.
   Глеб. Мы создали бюрократического монстра.
   Игорь. Звери не могут писать, у них нет большого пальца, и пока я единственный из вас напрямую работаю над составлением кодекса.
   Глеб. Обратимся к слову "составлять", и составим его из несколько сторонних документов.
   Слава. К клятве пионера?
   Глеб. Что? Серьёзно, это ты помнишь, но не можешь запомнить, что мой отец не сидел?
   Слава. Нарушение пункта шесть - ворошишь прошлое.
   Глеб. Пункт шесть - уже тоже прошлое.
   Слава. Публичное высмеивание официального законодательного документа.
   Глеб. Этого в списке нет было.
   Слава. Я знаю, из юридического это переходит в моральное и ты будешь осуждён по этому направлению.
   Глеб. К тому же он ещё даже не ратифицирован.
   Игорь. Вот это верно.
   Глеб. Что дальше?
   Игорь. Наверное, пойду и законсервирую его.
   Глеб. Но куда?
   Игорь. Я... я не знаю, ну, спрошу у кого-нибудь. Посидите здесь, я быстро.
   Глеб. А как же незаполненные пункты?
   Игорь. Как я и говорил - скорее всего там было что-то незначительное, с чем мы успели заранее договориться. Переглядывались странно или вроде того. Я вас понял, вы меня, великий творческий симбиоз, где законы и правда сильнее каждого из нас по отдельности, горд быть частью вас.
   Слава. Когда он успел выучиться их манере речи?
   Глеб. Мы опять про тех самых "они" говорим?
   Слава. Нет, мы теперь новые "они", и мы больше.

ИГОРЬ УХОДИТ

   Глеб. Как думаешь, он вернётся.
   Слава. Я бы не вернулся.
   Глеб. А я кушать хочу.
  

Сцена два. Игорь заходит в какое-то небольшое заведение, продающее еду на вынос. Официантки нет на месте, но на столике лежит слегка прикрытый салфеткой пистолет. Официантка выходит и тут же замечает оружие.

  
   Официантка. Это ограбление?
   Игорь. Простите?
   Официантка. Это ваше, вы его с собой принесли?
   Игорь. Не знаю, я думал он ваш. Это ограбление?
   Официантка. Чьё?
   Игорь. Вы продаёте его?
   Официантка. Нет, а вы?
   Игорь. Нет, теперь у меня не остаётся сомнений, это ограбление и все под подозрением.
   Официантка. Какие у грабителя требования?
   Игорь. Не знаю, может он оставил записку?
   Официантка. Только если не вдохновлялся бульварным чтивом, в таком случае за него будут говорить пули.
   Игорь. Подведём промежуточный итог. Это ограбление и мы не знаем, чего от нас хотят и как нам себя вести.
   Официантка. Так он не продаётся?
   Игорь. Нет, не думаю, но может кто-нибудь ещё подойдёт.
   Официантка. Я думала, начинаются торги.
   Игорь. Сколько вы готовы отдать за него?
   Официантка. Половину.
   Игорь. Удваиваю, вам нечем крыть. Постойте, вы флиртовали со мной?
   Официантка. Вот ещё.
   Игорь. Нет, нет, вы хотели, чтобы я повысил, хотели увлечь меня этим.
   Официантка. Даже если и так, вы всё равно всё испортили.
   Игорь. Да, всё испортил. Виновен не я, это азарт. Азарт, так же, запер нас здесь, но этот -математический.
   Официантка. В каком смысле?
   Игорь. Мы впутаны, и впутаны против своей воли, в вульгарную реконструкцию загадки про волка, козу и кочан капусты, где каждый названный хочет попасть на противоположенный берег реки. Мнимый паритет между нами сохранится ровно до тех пор, пока мы вместе.
   Официантка. Стоит удивляться тому, как быстро вы привели аналогию?
   Игорь. Я нашёл знакомый образ, чтобы не было так страшно.
   Официантка. А кому должно быть страшно?
   Игорь. Тому, кого грабят. А это нам и придётся выяснить. Мы ищем жертву, ищем капусту.
   Официантка. Капуста дегуманизирует меня как личность.
   Игорь. Хотите пример покрасивее?
   Официантка. Уж постарайтесь.
   Игорь. Я морской биолог, по образованию. Могу попытаться вспомнить что-нибудь по профилю.
   Официантка. Как много общего у поиска алиби и желания произвести впечатление на девушку.
   Игорь. Словно ещё вчера, чтобы впечатлить девушку мне надо было оставить тарелку чистой.
   Официантка. Я вас смущаю?
   Игорь. Что, меня?
   Официантка. Ну, разумеется, вас. Вы тут один, возможно, это же и единственная причина вашего ответа.
   Игорь. Вам что-то нужно?
   Официантка. Всё, что есть в моей жизни от вас, так это пятна, будь то следы из под сапог или кофейные разводы, которые даже с собой и не заберёшь.
   Игорь. Разводы не от меня, я только пришёл.
   Официантка. И всё же.
   Игорь. Да и вообще, "вашего"? Вы всё множите меня, зная, что коллективные преступления осуждаются выше.
   Официантка. Криминал всегда идёт рука об руку со страстью.
   Игорь. Что?
   Официантка. Огнём.
   Игорь. Почему вы...?
   Официантка. И почему вы? Я и сама беспрестанно задаю себе этот вопрос.
   Игорь. От вашей головы звенит как от свиньи-копилки.
   Официантка. А теперь скажи что-то о моих глазах, негодник.
   Игорь. Нахамите мне в общественном транспорте, и тогда я долго буду о вас рассказывать друзьям, они, кстати, ждут меня...
   Официантка. Не подумайте, что я ветрена, хоть и несёмся мы вперёд как самый его буйный порыв. Сведи меня с мамой, остальное мы обсудим сами.
   Игорь. Ты уже заполнила собой всё моё пространство.
   Официантка. Видишь же, что я не кусаюсь, и от прежнего смущения остался только неприятный осадок.
   Игорь. Кстати, об этом.
   Официантка. М?
   Игорь. В стеснённом положении только ваши лёгкие, вы говорите без умолку.
   Официантка. Как...
   Игорь. Ну, много.
   Официантка. Ты всё ещё не понял правил? Ты говоришь что-то, а потом, невзначай, делаешь комплимент.
   Игорь. Куда делись "вы"?
   Официантка. Мы перебрались в более интимную обстановку, где никакие "вы" не будут нам мешать.
   Игорь. Если вы начнёте говорить размеренным шёпотом с долгими паузами - я закричу.
   Официантка. Что ты видишь?
   Игорь. Я не понимаю. Вы используете это фигурально, как возможность для перспективы?
   Официантка. Я вижу, как ворохом слухов, эхо разносится о нас.
   Игорь. Тогда вы должны были сказать: "Что ты слышишь?".
   Официантка. Я слышу, как бьётся моё сердце и ничего больше.
   Игорь. Делаю только хуже с каждым своим словом.
   Официантка. Мур.
   Игорь. Я только хотел спросить кое-что.
   Официантка. Боже, я таю.
   Игорь. Нет, не то, о чём вы, ну потенциально могли...
   Официантка. Я согласна.
   Игорь. Подумайте дважды.
   Официантка. Я уже всё решила.
   Игорь. Нет я о вашей привычке перебивать, подумайте дважды перед тем, как так общаться с людьми, очень неприятно.
   Официантка. Могу согласиться и с этим, от меня не убудет, но только вместе с тем вашим вопросом.
   Игорь. Значит вернёмся к вопросу.
   Официантка. Буквально мечемся от одного к другому. В следующий раз будем так же кружиться в первом танце.
   Игорь. Так просто мне отсюда не уйти, верно?
   Официантка. Не трать свой вопрос на это, говори с утверждением.
   Игорь. Боюсь потерять надежду.
   Официантка. Что-то теряешь, что-то находишь...
   Игорь. Например, вас?
   Официантка. Нас.
   Игорь. Я уже был включён в один сомнительный союз за этот вечер, из которого у меня успешно получилось сбежать, но я не хочу, чтобы это вошло в привычку.
   Официантка. Понимаю, отношения, перерастающие в привычку - гибнут.
   Игорь. Давайте оставим это приятным событием, хотя бы в нашей памяти.
   Официантка. Но как же дети?
   Игорь. У нас нет детей.
   Официантка. Но я их уже придумала.
   Игорь. Попробуйте отвлечься и развеяться.
   Официантка. Я назову их имена, и вы тоже не сможете забыть.
   Игорь. Устал просить, но у меня нет ресурсов, чтобы требовать.
   Официантка. Алевтина.
   Игорь. Боже, а вы всё продолжаете.
   Официантка. Я должна была попробовать.
   Игорь. Кто ещё?
   Официантка. М?
   Игорь. Вы сказали "их" имена, кто ещё?
   Официантка. Дети действительно могут спасти отношения. Алёша.
   Игорь. Девушка, не сюсюкайтесь так с мужчиной.
   Официантка. Не нравится - воспитывай сам.
   Игорь. Ничему не учусь.
   Официантка. Никогда не поздно научиться быть достойным отцом.
   Игорь. Смертельно устал слушать ваши упрёки и "не"-лексику.
   Официантка. Так быстро дошли до скандала?
   Игорь. Я серьёзно, прочтите это?
   ПОКАЗЫВАЕТ ЕЙ САЛФЕТКУ
   Официантка. Салфетку?
   Игорь. Больше. Тезисы, пункты, законы, манифест. Здесь всё что важно, потому что неважное мы опустили.
   Официантка. Виртуальность семьи перерастает в виртуальность политического движения? Мы что, в шестидесятых? Это секта?
   Игорь. Вопрос. С которым я пришёл. Могу задать?
   Официантка. Сначала я, скажу пару слов, пойму по вашей реакции, насколько всё серьёзно. Хелтер Скелтер?
   Игорь. Что?
   Официантка. Ну, хотя бы не это.
   Игорь. Я прошёл?
   Официантка. Пока что.
   Игорь. Мы можем немного вернутся назад?
   Официантка. До моих подозрений.
   Игорь. Да, до ваших беспочвенных и нечем не подкреплённых подозрений.
   Официантка. Мы, конечно, могли бы, но пока не избавимся от корня проблемы - не сможем по-настоящему перешагнуть через них.
   Игорь. У меня длинный шаг.
   Официантка. Но у меня нет.
   Игорь. Я пронесу вас на руках.
   Официантка. Быть с тобой - буквально означает бросаться из крайности в крайность.
   Игорь. Вы готовы?
   Официантка. Да, какой был вопрос.
   Игорь. Может, разойдёмся?
   Официантка. Закономерный итог. Тебя не удержали ни дети, ни я. Мы начали тонуть в проблемах, и ты чаще уходил в себя. А ещё эта секта.
   Игорь. Это не секта.
   Официантка. Я вымотана.
   Игорь. Так, давай это прекратим. Что будем делать с этим?
   Официантка. Оставь, он будет напоминать мне о тебе. А теперь иди, я хочу побыть одна.
   Игорь. Мне очень жаль.
   Официантка. А знаешь, я даже чувствую облегчение.
   Игорь. Теперь я точно пойду.
  

Игорь выходит из заведения.

Действие переносится обратно в кафе, где сидят Глеб и Слава.

  
   Глеб. Ты вообще веришь, что он появится?
   Слава. Нет, но спасибо за вопрос, мне нравится это лёгкое чувство значимости.
   Глеб. Коленки подрагивают?
   Слава. И бабочки в животе.
   Глеб. Я к тому, что это его работа.
   Слава. Подожди, ты про официанта?
   Глеб. Ну да, уже скоро час будем его ждать.
   Слава. Ах, ну да, конечно же. Состоявшемуся человеку не нужны друзья, ему нужна публика, не так ли?
   Глеб. Всё так, ещё это и вопрос значимости.
   Слава. Нет, послушай, один ушёл и не возвращается, другой вообще пропал. Хотя я обменял бы тебя на них, будь моя воля, я не верю в злой умысел.
   Глеб. Если бы ты плевался чаще при разговоре, я бы сказал, что их унесло течением.
   Слава. Я был молод. Тот же рост, но меньше морщин. Тот же рост, больше денег, наверное, минут пятнадцать назад было. Я и говорил от имени власти. Гуще волосы, увереннее голос. Я держал мальчишку официанта на почтенной дистанции, как картина в галерее. Приобщайся, но нити, о эти нити, нужны, не чтобы сдержать -- это был верёвочный коридор ко мне. Скулы выпирали ярче, голова была выше.
   Глеб. В классики заходят вперёд ногами. Та нить шла от поминального фрака, и вот ты лежишь, наполовину накрытый дубовым одеялом, внутрь тебя напихали старых газет, снятых со стен, раньше на те газеты крепили обои, и от тебя пахнет, просто несёт клеем.
   Слава. Зато во мне правда. Буквально и метафорически.
   Глеб. Старая правда. Образца семьдесят девятого года, такую слушать никто не станет.
   Слава. Значит заставим их.
   Глеб. Не говори о двух людях, как о "них" создаётся впечатление о превосходящей группе, чем то, что у нас есть на самом деле.
   Слава. У нас есть закон, но он как дом в "Кошкин дом".
   Глеб. Только на время НЭПа?
   Слава. Нет, пустой без кошки и дворника.
   Глеб. Где кошки -- это особое управление.
   Слава. Видят в ночи, разят когтем, будь они раз семь крупнее - женился бы на одной.
   Глеб. А что дворник? Их и сейчас хватает.
   Слава. Как и кошек. Не будь к ним предвзят.
   Глеб. Я просто уточнил.
   Слава. Нет, нет, зубы не заговаривай у тебя явно что-то есть против них. И тебе лучше самому признаться, на какой почве.
   Глеб. Ты ещё не создал аппарат насилия, но уже готов применить его против меня?
   Слава. Статья шесть, пункт один. Но пока отделаемся устным предупреждением. Потом расскажешь, за закрытыми дверьми, что с ними не так.
   Глеб. Дворники.
   Слава. Да, низшее и основное звено, поддерживающее порядок.
   Глеб. Отойдя от первоначального смысла.
   Слава. Расширив первоначальный смысл, да.
   Глеб. Итак, это уже иерархия.
   Слава. Распределение нагрузки.
   Глеб. Второе дно на втором дне, мне кажется, оттуда однажды достанут кролика.
   Слава. Но кошки будут готовы. Они всегда готовы. Знаешь, у безбородых аккуратных, мужчин только один настоящий союзник - усатые женщины.
   Глеб. И у кошек самые длинные усы.
   Слава. А ведь неплохо, да?
   Глеб. Мы определённо куда-то движемся.
   Слава. Но как будто упускаем деталь.
   Глеб. Если бы она была важной, мы бы записали её в один из настоящих пунктов.
   Слава. Разве? Когда мы их писали, за нами никто не стоял, никто не мог продавить нашу волю и завладеть средствами письма.
   Глеб. Звучит как канцелярщина.
   Слава. И они тоже заодно, мимо них не идёт ни одной сделки. Продают ручки и карандаши только тем, кто не напишет крамолы на них.
   Глеб. Мир должен перестать опосредованно владеть письменными принадлежностями, надо спустить их вниз.
   Слава. Либо же новый протест будет писаться не чернилами.
   Глеб. Не чернилами. Можем попробовать кирпичную пыль.
   Слава. Чем-то радикальнее.
   Глеб. Асбест?
   Слава. Ты понял мысль.
   Глеб. Я даже прикасаться к нему не буду, он опасен. Для здоровья, знаешь.
   Слава. Куплю тебе перчатки.
   Глеб. Но что насчёт паров?
   Слава. У асбеста нет паров.
   Глеб. Ты не можешь знать наверняка.
   Слава. Хорошо, с асбестом будут работать только пловцы, которые могут задержать дыхание минут на пять.
   Глеб. И мы снова встали на лыжню, дальше идти будет проще.
   Слава. Нет, до того ещё далеко. Всё то, что мы сделали не стоит ничего без ратификации. Нам придётся перехватить и надавить на представителя канцелярной концессии, чтобы он утвердил проект поправок.
   Глеб. Человек с ручкой...
   Слава. Человек с ручкой. Более известный как наш бывший друг.
   Глеб. Он всегда таким был?
   Слава. Мы просто не замечали.
   Глеб. Или не хотели.
   Слава. Но он предал нас, наши идеалы. Его жизнь прошла под чёрной, воровской звездой.
   Глеб. Вот, почему я никогда не видел его колени.
   Слава. Ещё одно двойное дно. Вот, почему нам нужны наши. И не просто дно, а целые ямы в сибирской тайге.
   Глеб. Накроем их брезентом, чтобы никто не догадался, какая судьба им уготована.
   Слава. Ты должен найти его. Должен убедить подписаться под всем, что мы ему предложили, иначе он станет самодержавным владыкой. У нас есть кошки. У нас есть дворники. У нас есть метод.
   Глеб. Я найду. Остановлю его пока не поздно.
  

ГЛЕБ ВЫБЕГАЕТ ИЗ КАФЕ. СЛАВА ПРОВОЖАЕТ ЕГО ВЗГЛЯДОМ. В СЦЕНЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ОФИЦАНТ. ОФИЦИАНТ ПОДХОДИТ К СТОЛУ, ЗА КОТОРЫМ СИДИТ СЛАВА. ОНИ ВСТРЕЧАЮТСЯ ГЛАЗАМИ И НЕСКОЛЬКО СЕКУНД СМОТРЯТ ДРУГ НА ДРУГА

  
   Официант. Могу я принять ваш заказ?
   Слава. А ты хочешь?
   Официант. Извините?
   Слава. Ну, хочешь или нет принимать мой заказ? Подожди, у тебя что, блокнот? Ты с ними?
   Официант. С ними? А кто эти "они"?
   Слава. Знаешь, я и сам ещё не разобрался наверняка. Но у нас есть какие-то промежуточные итоги.
   Официант. И с кем я?
   Слава. Канцеляры. Канцеляры без кошки за спиной.
   Официант. Я не с ними.
   Слава. Точно?
   Официант. Да.
   Слава. Ты уверен? Откуда он у тебя тогда?
   Официант. Мне выдали на работе.
   Слава. Так он не принадлежит тебе, не так ли?
   Официант. Я думаю...
   Слава. Тогда ты должен, нет, обязан меня понять.
   Официант. Ваши друзья ещё вернутся?
   Слава. Почему, м? Почему ты так спрашиваешь? Не приплетай их сюда. Тут мы, вдвоём. Я уже чувствую, что силы покидают меня. Но я по-прежнему готов на последний бросок. Отдай мне блокнот.
   Официант. Во-первых - как кошка? Во-вторых - нет, не отдам.
   Слава. Да, как дикая рысь. То, что у тебя в руке - ярмо, которое ты сам охраняешь. Оно не принадлежит тебе напрямую, только опосредованно, ты пользуешься им с позволения и канцеляров, и человека, которому они доверили его.
   Официант. Мне действительно перестают нравится канцеляры.
   Слава. Никому никогда не нравились, но они умеют смещать акценты, так что никогда неясно, где они конкретно повинны.
   Официант. Другие столики тоже ждут меня, вы закажите и за своих друзей тоже?
   Слава. Один из них тоже одарён властью. Ими. Это их символ. А это мой манифест. Мы вернёмся назад, к нарративным источникам, пока не отберём у них письменность.
   Официант. Как это?
   Слава. Тебе придётся запомнить мой заказ по памяти.
   Официант. Я так за весь день очень устану.
   Слава. Сказки любишь? Мама в детстве рассказывала?
   Официант. Конечно.
   Слава. Кошкин дом знаешь?
   Официант. Да.
   Слава. Ты теперь дворник.
   Официант. Вы что, понижаете меня? У вас нет права.
   Слава. Я расширяю свои полномочия. Меня озарила слепящая ясность - так нам не справиться. Подумать даже, один из них их агент, а другой вообще по родне связан с криминалом, не заморачивайся. Повышаю себя до всего кошкиного дома, теперь я как дверной косяк, и передо мной каждый из них должен будет кланяться.
   Официант. Вы будете заказывать?
   Слава. Да. Один нож, чистый. И не прикасайся к нему руками, вот мой совет.
   Официант. уходит за ножом, спустя несколько секунд, возвращается, держа нож в полотенце. Затем кладет полотенце перед человеком за столом.
   Официант. Вы ведь не сделаете ничего глупого?
   Слава. Я слышал заявления о своей глупости в разных тональностях, не хватает только грубого мужского баса, и это только потому, что я боюсь таких людей, стараюсь с ними не говорить. Они говорят как ногой топают, всё одно. Самое большое моё достижение в жизни, пожалуй, было дожить до этих самых собственных лет, ведь без этого, любое другое достижение было бы невозможным. Я думаю, я чего-то не знаю. Выйдем из теории, я чего-то не знаю. И совершенно не боюсь в этом признаться. Слышите, я чего-то не знаю, я рад, что вы станете свидетелями этого. А ты, надеюсь, станешь моим эмиссаром. Скачи, скачи в дальние страны. Дни становятся такими однообразными - несите эту весть. Но вот, что мне интересно, когда вы решите, что история не мыслится без контекста, достаточно красочного, чтобы вошёл в память, врезался, словно гранит? А контекст в том, что я возьму этот нож и остановлю страшную ошибку. Раньше, я старался говорить беспредметно, чтобы речь можно было продать для сторонних нужд, и, если вам будет одиноко в этом чувстве презрения ко мне, я составлю вам компанию, но позже. Ты боишься умереть?
   Официант. Боюсь.
   Слава. Неверно, солдат ответил бы - боюсь умереть, не нанеся достаточно ущерба врагу, чтобы окупить свою форму. Ты уже в форме, но чужой. Я делал всё, чтобы закончить свою жизнь непонятым. Дать ей загадку. Но это было так глупо. Я ждал официальной церемонии, где мне и объявят, что я глуповат. А то всё в кулуарах, на кухне разговоры, включу свет - все разбегаются. Был не только глупым, но и трусливым. Думал, что говорить на пол тона ниже- признак власти. Слушайте меня, я тише вас. Тише только мыши. Я - не мышь. И ты не будь. А теперь, позвольте мне представиться, запомнить моё имя очень просто, хотя, скорее всего, я напоминаю вам одного из ваших знакомых, для простоты, называйте меня так как вам удобно. Вам интересна моя фамилия? Неважно. Фамилии были придуманы только для того, чтобы один и тот же род не пересекался в странных кровосмешениях, если ты не можешь произнести её, или запомнить, то всё в порядке. Как вы видите, я походный стереотип людей своей расы, никто и не заметит, если в моей похоронной рамке будет случайный полицейский фоторобот. Поэтому, не звоните по ориентировке, вы нашли не меня, а своё предубеждение. Смущён вашим вниманием, я просто неаккуратно подстригал ресницы, а тут такое, фантастика. Человеку как я, усреднённому человеку, проще попасть в учебник биологии, нежели в учебник истории. Может, во мне мало индивидуальности. Может, нападение на меня будет равняться нападению на всю социальную группу. Может, вы относитесь ко мне как к мыши, но я - не мышь. Я - мохнатый хвост льва.
  

Он хватает нож и выбегает, оставляя официанта одного.

КОНЕЦ.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"