Субботина Наталья Станиславовна : другие произведения.

Мнемосина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Меня с полным правом можно отнести к женщинам, которым завидуют. Я - богиня уже десять с небольшим тысячелетий. Довольно преуспевающая богиня, надо отметить. Работа Јнепыльная", хорошо оплачиваемая искренней верой, со скользящим рабочим графи-ком. С отпуском, конечно, порой возникают проблемы, но это всегда щедро оплачивается. Дюжина храмов, раскиданных по самым богатым полисам, приносит мне хорошую прибыль, позволяя не бедствовать в божественной среде. Обставленный по последнему вздоху моды дворец в центре Олимпа... Так жила я, не зная горя, окруженная друзьями и родными, когда события вдруг слетели с наезженной колеи и понеслись, будто пресловутая колесница Фаэтона, в пропасть. И если бы я заранее могла знать, что ожидает меня, то бежала бы без оглядки с Олимпа куда-нибудь в Гиперборею или к эфиопам... Капризные боги, готовящийся к публичному самоубийству феникс, вздорная сфинга, своенравные богини и любвеобильные боги, беспамятный незнакомец, буйные сумасшедшие родственники, неизвестная болезнь, своевольные титаны и вынужденное соседство с тремя эринниями-феминистками - вот только малая часть того, что свалилось на мою несчастную больную голову!

  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
   Наталья Черныш
  

Мнемосина

  
  
  
   Меня с полным правом можно отнести к женщинам, которым завидуют. Я - богиня уже десять с небольшим тысячелетий. Довольно преуспевающая богиня, надо отметить. Работа "непыльная", хорошо оплачиваемая искренней верой, со скользящим рабочим графиком. С отпуском, конечно, порой возникают проблемы, но это всегда щедро оплачивается. Дюжина храмов, раскиданных по самым богатым полисам, приносит мне хорошую прибыль, позволяя не бедствовать в божественной среде. Обставленный по последнему вздоху моды дворец в центре Олимпа...
   Так жила я, не зная горя, окруженная друзьями и родными, когда события вдруг слетели с наезженной колеи и понеслись, будто пресловутая колесница Фаэтона, в пропасть. И если бы я заранее могла знать, что ожидает меня, то бежала бы без оглядки с Олимпа куда-нибудь в Гиперборею или к эфиопам...
   Капризные боги, готовящийся к публичному самоубийству феникс, вздорная сфинга, своенравные богини и любвеобильные боги, беспамятный незнакомец, буйные сумасшедшие родственники, неизвестная болезнь, своевольные титаны и вынужденное соседство с тремя эринниями-феминистками - вот только малая часть того, что свалилось на мою несчастную больную голову!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Мнемосина

  
  

Её характер: сахар со стеклом.

Эмиль Кроткий

  
  

Альфа

  

Измучен ночью ядовитой,

Бессонницею и вином,

И лёгкой головною болью

Томит вчерашняя тоска.

Г. Иванов

   В холодильнике из еды оставались только лёд и банка просроченных маслин. Зато выпивка еще была - целых пол бутылки мартини. Телефон и дверной звонок он отключил, отрезав себя от остального мира, ещё неделю назад. Не то чтобы кто-то собирался его домогаться, просто так, на всякий случай. От родственников он давно оторвался. Друзей у него не было, по крайней мере, таких друзей, которые постоянно присутствуют в жизни и поднимают шум, если не созваниваешься с ними и не видишься больше двух дней. Его издатель должен созвониться с ним лишь через два месяца, чтобы узнать когда можно забрать новую повесть.
   По-хорошему, следовало бы напялить штаны и смотаться в магазин, хотя бы за хлебом. Но для этого следовало бы подняться из-за стола, найти кредитную карту (наличные в доме закончились, кажется, на той неделе), одеться и совершить ещё массу бессмысленных на его взгляд действий. Чувство голода пока лишь робко намекало о себе урчащему желудку, так что вполне можно было ещё посидеть дома.
   Он повернул голову влево и встретился взглядом с чубастым мужиком с картины на стене. Этот портрет, с личной подписью художника, появился у Арсения после второй его книги. Дима Афанасьев, молодой сибирский художник, с охотой иллюстрировал всю серию о похождениях Крома - Громовержца. Они познакомились через Интернет и сразу сработались, что было просто чудом, учитывая взрывные характеры обоих.
   Человек на портрете стоял к зрителю в пол-оборота, словно оглянулся на чей-то зов. Испещренная иероглифами спина, черный чуб заплетен в тугую косу, ниспадающую до пояса штанов, прищуренные чуть раскосые глаза равнодушно отражают заходящее солнце. Пейзаж всех оттенков красного окрашивал кожу человека до того насыщенного медного оттенка, каким обладают лишь индейцы где-нибудь в Андах, проводящие на свежем воздухе девяносто процентов своей жизни. На горизонт уходила заросшая травой мощеная дорога. По натуре Кром был молчуном, вот и сейчас не соизволил заговорить с писателем, своевольно эксплуатировавшим его образ по собственному усмотрению.
   Монитор привычно равнодушно смотрел на человека чистым вордовским листом в рамке из иероглифических значков. В голове было грязно и пусто, как после конфискации имущества. А ведь за два месяца из нее следовало извлечь 15-25 авторских листов, т.е. роман, дилогию или трилогию. Один а.л. равнялся 40000 символам с пробелами. Арсений лениво дотянулся до кнопки на клавиатуре и вызвал к жизни калькулятор. 40 000 х 15 = 600.000 символов с пробелами. Писатель сбросил результат и набрал снова: 40 000 х 25 = 1 000.000.000.
   Нули выглядели очень похожими на буквы, и он представил, как отсылает по электронной почте Достоевскому (такая вот у его редактора непростая фамилия) один миллион нулей с пробелами. Как же будет называться такая цифра? Вялые всплески мысли, пытающейся подобрать название этой невероятной цифре, показались ему очень смешным. Каркающие отрывистые звуки в тишине комнаты прозвучали неестественно громко и быстро оборвались.
   Мужчина удалил калькулятор с экрана, вернув листу девственную белизну. Отпил из стакана, поморщился скорее по привычке, чем от настоящей горечи.
   По его воле герой успел к тридцати годам облазить половину мира, соблазнить сотни три красавиц (и не очень), многажды раз разбогатеть и потерять нажитое. Придумывать новые приключения, чтобы те не повторялись и были в должной мере увлекательны, становилось все сложнее. В шестой книге Кром, раскрыв заговор и спася королевскую семью Шадизара, бросает влюбленных в него принцесс-близняшек, службу при дворе и вновь уходит на закат на купеческом корабле, унося в походной сумке мешочек драгоценных камней. В последней - седьмой, написанной в соавторстве - Кром попал в шторм и оказался в стране амазонок. (Арсения вдохновил подаренный издательством к Новому году календарь Бориса Валеджо, заполненный мускулистыми красавицами с томными глазами ланей.) Там он попадает в рабство и его на базаре покупает визирь царицы амазонок (с которой у него завертелся романчик) для своей госпожи. Далее Кром оказывается в гареме, само собой покоряет своенравную красавицу-царицу, до него считавшуюся фригидной. Судьба здешних мужчин кажется ему омерзительной, поэтому, случайно сойдясь с мятежниками (которые обязательно существуют при любой власти) и помогает им устроить революцию. В итоге, забрав лучшие камни из царской сокровищницы (в качестве оплаты за работу), Кром снова отправляется в путь, посадив на трон правильного мужика.
   А вот куда он направляется, Арсений ну никак не мог придумать. Про наемника-сармата он начал писать давно, еще в армии, когда в нем бурно искрила романтика, сейчас же Арсений чувствовал, что вырос из своего героя, как вырастают из юношеских иллюзий или детских штанов. Будь его воля, то приключения Крома закончились бы на второй книге, но издательство и читатели в один голос требовали приключений Громовержца. А какие подвиги может совершать женатый главный герой? Ссориться с тещей? Тайком бегать к любовнице? Скрываться от алиментов? Любому фэнтезийному герою априори полагается быть холостым, в крайнем случае, вдовцом. Вот и приходилось заставлять героя рвать когти и привязанности, ради удовольствия найти очередное сокровище и вскружить голову взбалмошной красотке, поубивав направо и налево всевозможных врагов.
   К пятой книге Кром Арсению просто осточертел и писатель активно подыскивал сюжет для новой книги. С трудом, он набросал некоторые зарисовки (полтора листа) будущей повести, решив переключиться с мира фэнтези на мир современный. В недоумении выявил, что приходится выдавливать из себя каждое предложение, как будто он снова в школе и должен написать сочинение на заданную тему, ровно на шесть страниц. После семи книг, в каждой из которых текст лился полноводным ручьем, это было унизительно. То и дело хотелось свести все к миру магии и кинжала, чтобы вернуться в привычное русло творчества.
   Оказалось, за эти семь книг Арсений настолько привык жить миром Крома, что почти автоматически просеивал всю информацию через призму сознания своего героя. Увиденная в рекламе одежда (подойдет по стилю, запомнить, добавить меха и кожи). Оружие (отдать новому злодею, снабдить героя). Прохожая красавица с родинкой над губой (будет новой возлюбленной, но предаст). Услышанное слово, сочное, звонкое и непонятное без словаря: "аргон" - звучит, назовем так государство, "феррари" - красиво, не нужно. Сотовая связь - налог телепатии. Все увиденное и услышанное им четко делилось на две категории: "подойдет" - "не подойдет". Вдобавок, пару раз знакомые уже с недоумением говорили ему, что он стал более грубым (четырежды попадал в отделение за драку только за три недели), начал больше пить и искать одиночества. Да иногда Арсений и сам ловил себя на том, что вне романов, в обычной жизни, начал мыслить как Кром. Например, теперь он очень подозрительно относился ко всем незнакомцам, видя в них потенциальных врагов. А вот женщины вдруг начали проявлять к Арсению массовое внимание, что при его среднестатистической внешности и угрюмости было весьма странно. Их услугами он благодарно пользовался и благополучно забывал, при случае списав с них интересные черты характера или внешности. И случайные подружки не обижались, потому что так же стремительно исчезали из его жизни, как и появлялись в ней.
   Восьмая же, заключительная книга о приключениях Громовержца давалась ему тяжелее прежних семи вместе взятых. Будь Арсений мистиком, то предположил бы, что созданный им мир не желал расставаться со своим творцом, видя в нем источник жизни для себя. Обычно строки сами лились на экран, словно кто-то подсказывал писателю на ухо. Сюжет, достойный последней книги, никак не шел ему в голову, вызывая в писательской душе злость и обиду, которые лучше всего глушил мартини. Девяносто девять процентов идей он раздраженно отправлял в мусорную корзину.
   А если заставить героя потерять память и послать в страну, где ему запрещено появляться под страхом смертной казни? Да, набило оскомину еще с мыльных опер, но если подумать, вся наша жизнь сводится к десятку основных сюжетов с вариациями. Злодеи, которые устраивают нам испытания, в которых нас спасают незнакомые красавицы и магические помощники. Сказка? Нет, обычная жизнь шофера, насыщенная дуростью возимого шефа, коварными ДПС-никами, изредка подслащиваемая любезностью девушек на автомойке, главный волшебный предмет которого, исправно дающий деньги его семье, "Нисан Альмера". Так что критики могут сколько хотят злословить по поводу избитости сюжета. Главное не сам сюжет, а то, как его подают читателю. И, в конце концов, амнезия такая вещь, от которой никто не застрахован. Правда, представление об этой всенародно известной болезни у Арсения было самое смутное. Требовался консультант, но для его поисков нужно было сейчас слишком много суетиться. А вот для набросков общей картины можно покопаться в Интернете. Писатель привычно выбрался во всемирную паутину, обратился к поисковику и с головой погрузился в мир информации.
   Домой из Интернета он вернулся утром, по крайней мере, небо за окном розовело. Было ощущение, что во рту умер какой-то пушной зверь, причём умер очень давно, судя по запаху и странному ощущению шерсти на языке. Глаза щипало так, будто он только что воевал один против троих в песочнице, и половина её содержимого оказалось у него в глазах. Зато имелся сюжет, достойный заключительной книги.
   По чистому листу легко бежали печатные буквы. Торопливо, путая слова и строки, в которых им полагалось стоять, Арсений набивал текст. Когда случалась опечатка, он рычал от раздражения, оттого, что приходится возвращаться и терять драгоценное время. Ему было страшно потерять ход мысли. Пальцы летали по клавиатуре, наверное, с той скоростью, какую показывают только хакеры. От удовольствия писатель тихо погукивал, бормотал в слух, вступая в полемику с собственным текстом.
   Он творил, забыв обо всем, изредка отмахивался кого-то, кто, как ему казалось, стоял у него за плечом и мешал своими советами.

*****

   - Живой, - с облегчением выдохнула молодая женщина в распахнутом пальто, и привалилась к косяку. - Слава тебе, Господи...
   - А вы что нам наплели, гражданка? - хмурый мужик в спецовке службы спасения оглядел комнату, в которой как будто провели злобный обыск или буйно что-то отметили.
   Стойкий запах переквашенного перегара, газовой завесой занявший пространство однокомнатной от пола до потолка, заставлял горло сжиматься и вызывал бурное негодование желудка, грозившегося лично подняться наверх и заткнуть ноздри, если не прекратиться эта вонь.
   Кто-то из вошедших мужчин с оттяжкой присвистнул, своеобразно комментируя увиденное.
   - ... мать, - пробормотал стоящий рядом с женщиной мужик, дернув шеей вправо, как будто его душил невидимый галстук. - Да тут одна искра и так шандарахнуло бы, что мама не горюй! Предупреждать надо, дамочка. Эй, Леха, дверь пошире распахни!
   - Да я-то откуда знать должна была?! - возмутилась она растерянно, глядя на потертый диван, заваленный старыми журналами и кипами книг, в основном энциклопедиями и справочниками.
   - Ну не я же, - огрызнулся спасатель, утирая красный лоб платком в крупную клетку.
   На полу валялись пустые бутылки из-под дорогой выпивки, расхристанные книги, листы скомканной бумаги, дорогой пиджак, напоминающий половую тряпку. Выцветшие обои тоскливо взирали на вошедших людей, теряясь на фоне развешенных по стенам картин в дорогих рамах. Картины были новыми, все на тему фэнтези, два пейзажа и портрет мужчины.
   На стареньком выцветшем ковре бурела россыпь пятен, выходившая из кухни и заканчивающаяся у батареи под окном опрокинутым кофейником с деревянной ручкой. В углу, рядом с диваном, приютились с несчастным видом две подушки, вышитые благородными иероглифами по белому шелку, напоминая двух монашек, попавших в дом терпимости. Часть вещей из шифоньера была выброшена на пол, на некоторых остались следы мужских ботинок.
   Относительным оплотом порядка в этом доме можно было назвать новенький компьютерный стол, где помимо дорогого ноутбука находились только большая грязная чашка без ручки, переполненная пепельница в виде лежащей русалки и три неровные стопки книг, напоминавшие бруствер. Большое кожаное кресло руководителя, по воле последнего, замерло под причудливым углом рядом. Хозяин квартиры, игнорируя ворвавшихся к нему людей, громогласно храпел, уронив голову на клавиатуру. Монитор, как иллюминатор космической ракеты, исправно показывал черный бархатный космос с убегающими вдаль белыми звездами.
   - Да, делайте, что там у вас положено, - рассеянно ответила женщина, теребя в руках шарфик. - Может, ему скорую? - чуть брезгливо покосилась на храпящего мужчину - на вид за тридцать, но точно определить сложно из-за отросшей бороды, волосы стоят дыбом, относительно новый серый пуловер и линялые джинсы. - Вдруг ему плохо? - под аккопанимент храпа она обошла спящего со спины, чтобы увидеть его лицо. Перекошенная влево неудобной позой физиономия, волевой подбородок, впалые щеки со следами летнего загара. Стойкий запах алкоголя.
   - Вот уж кому сейчас хорошо, так это ему. Не сомневаюсь даже, - ехидно успокоил кто-то. Звякнула задетая чьей-то ногой горка бутылок. Одна даже покатилась.
   - Его сейчас лучше не кантовать, - подал совет другой голос у неё за спиной, пока женщина вновь окидывала квартиру взглядом. - Выпивка нормальная, об отравлении и говорить нечего. Проспится к завтрашнему и о похмелье даже не вспомнит. Если только пивка холодного в холодильник кинуть.
   Раздались сдержанные смешки. Спасатели оказались людьми с пониманием.
   - Не могу я его так оставить, - вздохнула женщина, обернувшись. - Мне с ним поговорить надо, а вдруг он меня завтра к себе на порог не пустит? - Мужики в недоумении выслушали этот монолог. - Я сейчас вызову такси, поможете его... загрузить? Я заплачу.
   - А вы ему кто, простите? Что-то я не запомнил, - прищурился начальник группы.
   - Сестра. Поссорились мы. Живет здесь как оболтус, а мама дома на иголках прыгает, беспокоится, - сердито выпалила она. - У-у, дождется у меня, когда проснется. Я документы показывала, помните. Могу еще маму сюда вызвать. Нужно?
   - Только если такси быстро приедет, - смягчился начальник, глянув на ее бледное лицо, а потом на часы. - Нам еще к старушке, застрявшей рукой в унитазе, надо.
   - Сколько? - брюнетка спохватилась, что сумочки нет в руках, и с облегчением нашла её на плече, полезла за кошельком.
   - Что ж мы, нелюди какие? - обиделись спасатели.
   - Вы вызов оплатите - вот и все, - неохотно проронил слова старший из них. - Спохватись вовремя, вот и спасибо. А то мы бы сюда и к трупу могли ведь прикатить, через недельку скажем. - Все посмотрели на бутылки. Стеклотары было столько, что если бы её сдали, то хватило бы на "Оку". - Мужик за дело взялся серьезно.
   - Я вижу. - Молодая женщина торопливо набирала на сотовом номер такси. - А можно дверь как-нибудь сделать, чтобы квартиру не ограбили?
   - Мы таким не занимаемся вообще, мы вскрываем ведь. Милицию тогда надо.
   - Алло?
   Она вызвала такси.
   Мужики со сделавшей им честь скоростью вынесли крепко спящее тело известного писателя, по пути тихо обмениваясь советами и матюгами, в подъезд. Убедившись, что Арсений Воронов живой и невредимый направляется на улицу, брюнетка набрала в телефоне номер по памяти.
   - Лелик? Да, привет. Мне тут замочек нужно на металлической двери поменять. Нет, не на моей. Да, срочно. Я потом все объясню. Ты пока можешь сюда человечка для охраны хотя бы прислать? Нет, я не вламывалась в Госбанк. Да, жду. Целую.
   - А с квартирой что? - уточнил старший в команде, выглянув из коридора. - У нас время.
   - Вы только его в такси закиньте, пожалуйста, - брюнетка суетливо достала кошелек и вытащила пятисотку, которую протянула спасателю. - Я участкового вызвала, опечатаем.
   Пожав плечами, тот убрал деньги в карман и протянул ей бланк на подпись.
   - Нет, ну надо же было так вляпаться, - пробормотала молодая женщина, заматывая горло полосатым шарфом. - Сидела бы дома, дописывала, вместо себя адвоката прислала. Нет, поперлась сама, - она выглянула в окно, услышав шум подъезжающей машины. Серая "девятка" с шашечками и телефоном фирмы на них остановилась у крыльца. Водитель опустил стекло и о чем-то заговорил с эмчеэсниками. - Личный опыт, конечно, незаменимая штука и никогда не знаешь, что пригодиться. Алло? - торопливо схватила трубку. - Да, вызывала. Спускаюсь уже.
   Женщина подхватила сумочку и, цокая каблучками модельных сапожек, побежала по лестнице вниз, думая, что если бы "гений отечественного фэнтези" меньше пил, то мог бы жить в более приличном месте. Оставалось надеяться, что Лелик пришлет человека быстро. Взятых с собой денег у неё было немного, да и таксист мог не согласиться ждать.
  

Бета2+ Гамма

Бета +Дельта = 0

Дискриминант = Гамма2 - 4Дельта

Дискриминант >0

  

Открытия эти были столь ошеломляющи, что хотелось кричать,

уснуть или напиться. Что угодно, лишь бы передохнуть хоть на миг.

Роджер Желязны "Знак Хаоса"

   Меня с полным правом можно отнести к тем женщинам (пол у богов тоже решает многое), которым завидуют. Я - богиня уже десять с небольшим тысячелетий. Довольно преуспевающая богиня, должна отметить. Работа "непыльная", хорошо оплачиваемая искренней верой, скользящий рабочий график. С отпуском порой возникают проблемы, но это всегда щедро компенсируется. Нэ, в своё время мне пришлось изрядно потрудиться, добывая место под солнцем, но конечный результат того стоил.
   Классически овальное лицо, изящной формы ротик, эллинский нос и голубые глаза, о бездонности которых так любят слагать стихи поэты. Гладкая, чуть смуглая кожа - дань местному жаркому климату. Волосы цвета белого золота я предпочитаю собирать в узел на затылке, чтобы придать своему облику больше строгости, потому что при моей работе без нее не обойтись. Только диета, которую бывший муж называл "драконовой", и твердость при общении со смертными (норовящими то приделать мне звериную башку, то добавить килограммы в неподходящие места), сохранила мою фигуру в рамках приятных глазу и руках форм 92-60-92. Что же касается нашего с Афродитой спора по поводу того, кто сделал эти пропорции модными, то я найду десяток свидетелей, которые подтвердят, что я имела такие формы гораздо раньше неё. Тогда как общеизвестно, что у Афродиты до недавнего времени были совсем иные параметры. И свою фигуру она получила лишь в последние века, а до этого щеголяла пухлыми неолитическими формами.
   Дюжина храмов, раскиданных по самым богатым полисам, приносит мне хорошую прибыль, позволяя не бедствовать в божественной среде. Обставленный по последнему вздоху моды дворец площадью 250га в центре Олимпа - дань статусу в сонме богов. В конюшне только самые быстроногие и статные кони, элегантные колесницы и очень симпатичный конюх. Нэ, я не упускаю возможности утереть нос соперницам. Пусть завидуют и уважают, им полезно. Эти богатства мне на голову не падали, знаете ли. Я их заработала сама и горжусь этим.
   Несколько моих храмов поменьше на удалённых островках - места отдыха. Десяток фанатично преданных жрецов или жриц (не принципиально), обязанных мне воплощением своих желаний, охраняют святость тех мест. Их вера такая обильная, концентрированная, что своей крепостью просто бьет в голову, увеличивает моё могущество мгновенно в несколько раз. Вера из полисов не идет с ней ни в какое сравнение, уступая чистотой и насыщенностью. У горожан так много забот, что им порой просто некогда верить по-настоящему. Они могут хоть каждый день ходить в храмы, приносить жертвы и читать молитвы, но никогда до конца не проникаются святостью должного уровня, потому что постоянно думают о мирских делах, о своих врагах и любовниках. Я понимаю, что им необходимо заботиться о хлебе насущном, но некоторые мысли, как грязную обувь, нужно просто оставлять за порогом. Поэтому отношусь к происходящему философски: снимаю сливки веры в удаленных храмах и забираю разбавленную веру с храмов в полисах, так что получается нужное соотношение количества и качества.
  
   диета - с греческого переводится как "здоровый образ жизни"
   Говорят, я редко балую смертных своим появлением. "Бог и верующие в него - это один из основных круговоротов в природе" - аксиома. Но я не так завишу от веры, как другие боги, для которых он - основной источник питания. Вдобавок, подобрала таких жрецов, которые азартно трудятся на своих постах во имя моей и собственной славы, прослыв кудесниками. Так что могу позволить себе ограничивать визиты на землю немногочисленными праздниками, чтобы сотворить парочку-другую чудес.
   Спрятанное семейное "гнездышко" - на необитаемом острове - моя радость. Бескрайнее зеленое море, песочные пляжи чередующиеся с каменистыми, буйная растительность, разная живность. И никаких смертных в радиусе, по крайней мере, семи стадий. В нем я жила последнее время, наслаждаясь уединением и красотами природы, окруженная друзьями и родными. Долгая мирная жизнь приглушила интуицию, лишь этим можно объяснить, как это смогло со мной случиться.
   Тот безумный обвал начался с безобидного маленького камешка, упавшего передо мной на тропу жизни. А уж следом за ним разом посыпались прочие камни, едва не ставшие моим надгробием. Убить бы того, кто сдвинул этот камешек с места!
   В память врезалось, что белые облака были мягки и, как всегда, благоухали ванилью. Все вокруг дышало сиреневой безмятежностью, располагая к философским беседам о вечном. Где-то внизу произвольно мелькали пестрые картинки земных пейзажей, пролетающих под нами. Золотые искорки, вспыхивающие то тут то там, оповещали о местонахождении небожителей, пожелавших посетить смертных. Большинство из них находилось в крупных городах, т.е. боги работали при храмах, но отдельные искорки поблескивали в довольно неожиданных, почти необитаемых местах. Значит, скоро стоило ожидать там рождение очередного героя (героини) или появление очередного чудища-карателя.
   Сиамская кошечка сладко спала у меня на коленях, свернувшись клубочком. Если мне не изменяет память (забавное вышло выражение), впервые я узнала про кошку "с повадками обезьяны и отвагой льва", дитя любви павиана и львицы, от Ириды - вестницы богов. Сиам, родина этих кошек, всплыл в ее речи к слову об отцах-самодурах, держащих дочерей под замком. Там считалось хорошей традицией запирать с детства в башнях местных царевен, где их единственными друзьями становились кошки. К слову, среди наших смертных тоже имелись отцы-маньяки, взять того же Даная. Но речь сейчас не о сумасшедших, а о сиамских кошках. Когда сиамские наследницы шли купаться, то свои драгоценности (вроде колец и браслетов) одевали любимицам на хвост - что поделать, даже царей обворовывают. Так объясняют легенды то, что у всех сиамских кошек плохой характер и чуть загнутый кончик хвост - им тоже хотелось купаться, а не охранять царские драгоценности, таская их на собственном горбу. Помню, что Ириду поразили эти грациозные животные с гибким, стройным телом, длинными конечностями, с удлиненной мордочкой в маске и миндалевидными, восточными глазами. Ласковые, но свирепые создания с повадками собак и внешностью кошек.
   Тот рассказ Ириды я вспомнила, когда столкнулась в коридоре дворца Зевса с выскочившей из воздуха Артемидой, чья зажатая рукой дорожная сумка издавала хныкающее мяуканье. Богиня торопилась устроить скандал Зевсу, который позволил Гераклу затравить ее любимую Керинейскую лань. У владыки богов на приеме все еще находилась Афина, поэтому все остальные толпились в коридоре за дверью. Узнав это от меня, злая, как свора кер, Артемида принялась громко костерить Зевса и его выродков. Пришедший с ней палевый кобель побежал обнюхивать пол и ближайшие колонны. На мой вопрос об источнике звуков (не младенец же у нее там?), она неохотно раскрыла сумку, где крошечный белый комочек щурил голубые глазки и мяукал, пытаясь выбраться наружу. Артемида, заметив мой интерес к зверьку, сухо пересказала его историю.
   Котенка принесли ей в жертву какие-то заезжие купцы, но богиня отдала свое сердце собакам и понятия не имела, куда девать эту малышку. Будь она простой жертвой, не было бы никаких проблем - отправили к прочим душам в колодец Воплощений. Только купцы оказались очень сильными магами и позаботились, чтобы Артемида не избавилась от их дара. Оставить его где-то тоже не получалось, так как если малышка не чувствовала к себе любви, то возвращалась к Артемиде. Дочь Лето призналась, что голову сломала, пытаясь пристроить котенка, и с надеждой предложила мне взяться котенка себе. Я растерялась, потом у что домашних животных никогда не держала.
   стадия - 180 м; 7 стадий -1260 м.
  
   Артемида звериным чутьем почувствовала мою слабину, и быстро вытащила кошечку на свет. Зверек был таким беззащитным, так трогательно щурил глазки и поводил розовым носиком, что у меня язык не повернулся отказаться. Охотница с нескрываемой радостью вручила мне зверька "на временное содержание".
   Осторожно беру на руки невесомое тельце, еще пахнущее молоком и какими-то пряностями. Мягкая как пух шерстка, того и гляди, разлетится от первого порыва ветра. Котенок, не желая сидеть на руке, пополз мне на грудь, цепляясь крошечными коготками за ткань хитона. А я испытала нечто сродни тому, что чувствуешь, когда берешь на руки своего только что рожденного ребенка и прикладываешь его к груди. Первых двух дочерей я получила уже взрослыми, остальные девять в молоке как таковом не нуждались - мы ведь не смертные. А неизъяснимая тоска кормящей матери осталась и вдруг выплеснулась из меня на этого котенка. Не знаю, что во мне почувствовала киска, но к Артемиде она не вернулась, согласившись "временно пожить" у меня.
   В этот от Зевса вышла Афина, и дочь Лето вихрем метнулась в открытые двери, сопровождаемая палевым кобелем, который следовал за ней как тень.
   В свое время тема этого пса была одной из самых обсуждаемых. Интерес подхлестывался тем, что Артемида упоминания о той истории не выносила, и тем, что никто толком не знал подробностей. Наученная горьким опытом, я стараюсь не касаться без нужды личных воспоминаний кого-либо. Чужые страдания перестают быть чужими, когда соприкасаешься с ними, а мне хватает собственных ошибок. Мне достаточно того, что дочь Лето бесконечно прокручивает те события в своей памяти, как некоторые вертят в руках четки, испытывая боль пополам с удовольствием. И это шлейф горьких воспоминаний, состоящий из обоюдоострых лезвий, звериных хвостов и цветочных гирлянд, всюду следует за ней. Знаю только:
   Достоверные факты. Жил-был сын Посейдона и Эвриалы, дочери царя Миноса, по имени Орион. От своей матери он взял красоту, от отца необыкновенную силу и умение ходить по воде. Когда мальчик вырос, то стал охотником и получил от отца чудесного пса Сириуса, от которого не могла уйти никакая добыча. Этого сына Посейдон выделял особо, видя в его чертах черты своей смертной возлюбленной. Орион прославился как непревзойденный охотник и писаный красавец. Одно время был любовником Эос. Артемида пригласила смертного поохотиться с собой, и тот дал согласие. Напрасно жена умоляла его отказаться от этого сумасбродства: никогда еще соревнования с богами не заканчивались для их соперников ничем хорошим.
   Теперь уже не узнать, кто первым к кому явился: Артемида ли, услышавшая о достойном сопернике, и захотевшая поучаствовать в охоте вместе с ним, Орион ли, забредший в ее угодья в погоне за добычей.
   Факты не такие уж достоверные. Артемида, скитаясь с Орионом по лесам и горам, убедилась, что они равны в мастерстве. А еще растерянно осознала, что впервые почувствует влечение к мужчине. Поле любовных игр было ей незнакомо, на нем она вполне могла из охотницы превратиться в добычу. Раздираемая влечением к красивому охотнику и страхом перед зависимостью от кого-то, дочь Лето лишилась покоя. Орион заметил, что его спутницу что-то гнетет, даже охоты больше не доставляют ей удовольствия. Напрасно допытывался он у богини о причине его задумчивости. Поразмыслив, Артемида решила, что не будет ущерба её репутации, если Орион окажется лучше нее в чем-то. Это позволит им чувствовать себя на равных, а уж тогда...
   Существует три версии дальнейших событий. Ни одна не имеет никаких достоверных доказательств.
   Версия 1. Вполне достоверная. Богиня, обретя ответы на вопросы, повеселела и предложила Ориону развлечься на отдыхе, посоревновавшись в метании диска. Когда смертный дальше неё метнул диск, ярость Артемиды вспыхнула мгновенно, как загорается масло, соприкоснувшись с огнем. Она и сама не успела понять, как поразила тем самым диском несчастного смертного. Потом ярость выгорела, и Артемида пришла в ужас от содеянного. Она бросилась к Зевсу, чтобы тот оживил убитого охотника. Ей было отказано в воскрешении, а Ориона сделали созвездием, чтобы он вечно напоминал вспыльчивой деве о последствиях импульсивных поступков.
   Версия 2. Самая правдоподобная. Артемида и Орион настолько сблизились, что стали просто неразлучны. Дочь Лето и без того редко бывала на Олимпе, а тут вообще перестала являться, отдавая все свое время смертному. Прежде Артемида была так близка лишь с собственным братом. Аполлон приревновал внимание сестры и пожелал избавить ее от недостойной связи. Под надуманным предлогом он вызвал ее на Олимп. А сам в это время наслал на Ориона огромного скорпиона, видимого лишь жертве. Охотник быстро понял, что это чудовище ему не одолеть, и бросился бежать. Когда кончилась земля, он побежал по морю, взывая к своему отцу о помощи. Тварь вдобавок к огромной скорости передвижения, оказалась огнедышащей. Орион был вынужден дальше уже плыть, то и дело, ныряя в воду, чтобы избежать огненной струи.
   Аполлон попросил сестру напомнить ему особый дискобольный прием, которым в совершенстве владела Артемида, объяснив это тем, что они поспорили с Аресом на полугодовую службу проигравшего победителю. Она согласилась. Аполлон, словно невзначай, обратил ее внимание на плывущего по морю смертного: а кто это? Наверное, новый любовник Эос. Брат хорошо знал о неприязни, которую Артемида испытывал к богине зари, которая до нее была возлюбленной Ориона. Любовник эос был выбран мишенью. Аполлон метнул диск и поразил скорпиона, но со стороны это выглядела как непопадание. Артемида посмеялась и сама метнула диск. Орион, едва успевший испытать облегчение от гибели чудовища, был сражен насмерть. Убитый горем Посейдон, на чьих глазах погиб любимый сын, превратил Ориона в созвездие.
   Версия 3. Почти правдоподобная, если бы не вселенская грусть в очах богини охоты, учитывая пример Актеона. Слишком много возомнивший о себе Орион посмел покуситься на одном из совместных привалов на честь девственной богини. Разгневанная Артемида поразила его первой попавшей под руку вещью (хотя откуда посреди тех чащ взялся диск?). На небо его вознес горько оплакивающий сына Посейдон.
   Достоверные факты. Орион стал созвездием, видимым в небе с лета до наступления зимы. Пса Ориона, Сириуса, Артемида забрала себе и везде появляется в его сопровождении.
   Был слух, что иногда этот палевый кобель превращается в человека, хотя прямых доказательств не имелось. Желающих подсмотреть за уединяющейся богиней и повторить судьбу Актеона не хотелось никому.
   Что-то я отвлеклась.
   Сегодня у меня не было важных дел, поэтому приглашение Майи встретиться и поболтать, я восприняла с радостью. Явившись вместе с сиамкой в указанное место, располагаюсь поудобнее среди кипенно-белых облаков в ожидании вечно опаздывающей богини иллюзий. На моей памяти она еще ни разу не являлась на встречи вовремя. Думаю, когда это однажды произойдет, сразу начнется конец света.
   Мы познакомились с Майей еще когда она воспитывала осиротевшего Аркада, защищая его от нападок Геры. Думаю, ни для кого не секрет, что у жены Зевса, имевшей официальный титул "воспитательницы юношей", был весьма... своеобразный метод вырабатывания характера у растущих мальчиков. Не спорю, чаще всего известность и слава приходили к ним благодаря её козням... простите, испытаниям. Но как это отражалось на их неокрепшей психике, показывают неврозы того же Геракла, чьи припадки не раз стоили жизни дорогим ему людям.
   Майя была тогда мало кому известной горной нимфой, одной из семи дочерей Атланта и Плейоны. Темные волосы, смуглая кожа, молчаливость и огромные отцовские звездные глаза, второе её достоинство. Усредненную внешность компенсировало большое любящее сердце, наличием которого мало еще кто из богов может похвастать, разве что Деметра. Ко мне она обратилась, чтобы я подкорректировала воспоминания травмированного потерей матери Аркада. Слово за слово, мальчику я помогла, а с его приемной матерью договорилась до того, что мы стали близкими подругами. Она во многом напоминала мне своего мятежного отца, разве что была более уравновешена.
   Публичную известность Майя приобрела вместе с появлением сына, зачатого от Зевса. Обычно имена любовниц владыки богов погремят-погремят да и затираются более свежими именами из сплетней. Но ее малыш Гермес оказался таким смышленым ребенком, что его имя, и имя его матери, естественно, часто звучали при дворе Тучегонителя. Отсутствие отца плохо сказывается на растущих мальчиках, уж поверьте. После того же, как Гермес образумился и был пристроен рядом с отцом, Майя решила не терять время - и занялась самообразованием. К тому моменту и Аркад, сын многострадальной Каллисто, еще одной возлюбленной Зевса (на этот раз обращенной в медведицу разозленной Артемидой, в чьей свите до этого была нимфа), - тоже вырос. Так что обещание, которое милосердная Майя дала подруге, можно было считать выполненным. Благодаря ее воспитанию мальчик вырос в достойного мужа, которым может гордиться любая мать, и, в конце концов, удостоился вознесения на небо в виде созвездия.
   У нас Майе не нашлось занятия по душе, и рассказы Ириды о других странах повели горную нимфу в дорогу. После долгих скитаний дочь Атланта оказалась в Вендии. Здешние места очаровали её и задержали надолго, щедро раскрывая любознательной горной нимфе свои секреты. Там она увлеклась изучением свойств изменчивости, т.е. перевоплощения. Майя с головой погрузилась в разграничение чудесных метаморфоз, доказав, что положительная сила изменения вида у богов тождественна подмене, хитрости и колдовству у их врагов - демонов. Ею же были определены основные законы этой самой изменчивости. Атлантида, сиречь дочь Атланта, начала путешествовать по миру, изучая и обучая всех желающих. Иллюзорность, грезы стали её новой профессией.
   В Вендии же Майя устроила свою личную жизнь, удачно выйдя замуж за демона Шамбару. Своих детей у них не случилось, и она снова воспитала чужого ребенка - сына Кришны Прадьюму (воплощение бога любви Камы), - а затем стала его женой, разведясь с Шамбарой. Но это не значит, что она забыла свою родину и первенца. Майя время от времени обязательно навещает Ойкумену, чтобы лично убедиться в благополучии Гермеса, чем очень его нервирует.
   Вернувшись из воспоминаний, глажу разомлевшей от ласк сиамке животик. Как быстро она выросла! Детская белая шерстка давно поменяла окрас: морда, уши, хвост и лапы (самые холодные части тела) окрасились в темные цвета шкуры морского котика, остальная шкурка приобрела вкусный кремовый цвет, от чего всем хотелось её тискать в руках. Характер у малышки Мнемы, ласковой как ягненок, оказался золотой. Теперь, когда мне надо охарактеризовать кого-нибудь, я говорю, что он "добрый, как сиамская кошка". Мнема сразу привязалась ко мне и легко подстроилась под образ жизни, чтобы проводить со мной как можно больше времени (сиамские кошки плохо переносят одиночество, мстя за него погромами и дурными манерами). Я всегда беру сиамку с собой, если позволяют обстоятельства, потому что ее присутствие всегда настраивает меня на нужный лад. Она мгновенно определяет мое настроение, поддерживает нежным касанием и мурлыканьем, забравшись на руки, если чувствует, что мне плохо.
   - Приветствую! - прожурчал голос из ниоткуда. Оборачиваюсь в сторону, откуда он прозвучал, и краем глаза улавливаю слева материализацию Майи. Белое, тонкое кружевное покрывало соскользнуло с ее волос и, превратившись в птицу, затерялось в облаках. - Какая прелесть! - улыбающаяся богиня протянула руку, чтобы погладить задремавшую сиамку. - Ай!! - едва успела отдернуть пальцы от выстреливших из мягкой лапки когтей, только серебряные испуганно звякнули. Не найдя жертвы, когти так же быстро втянулись обратно. Кошка приподнялась, изучая богиню Иллюзий из-под полуприкрытых век. - С характером? Ну-ну, - еще больше умилилась Майя видом сидящей на моих коленях сиамки, разглядывавшей ее крайне подозрительно.
   - Ты поосторожнее с ней, - предупреждаю рассеянную подругу скорее по привычке - все равно забудет тут же. - Сиамские кошки сильно привязываются к своему хозяину и ревнуют его ко всему. Они очень чувствительны к различным нюансам взаимоотношений со своими хозяевами. - Я уж не стала добавлять, что сиамки очень настороженно относятся к чужим людям и даже могут покусать.
   - Тебе кто-то угрожает? - спросила Майя озадаченно, плюхнувшись в облако спиной. Облако мгновенно превратилось в мягкую лежанку с высокой боковой спинкой. Богиня улеглась на кушетку, расправила синее сари, придававшее ее звездным глазам бездонность океана. Вплетенные в темные волосы белые цветы со сладким запахом перебили тонкий аромат ванили, исходивший от облаков под нами.
   - С чего ты взяла? - почесываю подбородок сразу прикрывшей веки Мнеме. Послышалось мерное урчание - верный знак того, что моя любимица испытывает безмерное счастье, оттого, что я уделяю ей внимание. Не знаю ни одну другую кошку, которая испытывает столь всеобъемлющую, по-собачьи преданную любовь к хозяину. Потребность в общении с хозяином-другом - одна из основополагающих у сиамских кошек. Она стоит в одном ряду с потребностью в еде и размножению.
   - Зачем тебе иначе заводить кошку-охранника? - подруга сибаритски улеглась на своей кушетке, подперев щеку рукой. - Эти зверьки охраняют в Сиаме сокровища буддийских храмов, затерянных в джунглях. Они уже создали конкуренцию таким безупречным охранникам, как кобры. Рвут на куски все и всех.
   С улыбкой смотрю на свою ласковую кошечку, игриво пытающуюся поймать лапками мои пальцы. Мягкие подушечки щекочут кожу и очень трудно не забывать, что в них прячутся острые изогнутые когти. Конечно, я знаю, что она - зверь и может наносить увечья - в саду я часто находила останки пойманных ею мелких зверьков. Было и несколько случаев, когда Мнема бросалась на визитеров. Но охранницы?.. Сиамки всегда очень активны, общительны, доверчивы, любопытны, бесстрашны - им интересно всё происходящее вокруг. Они очень контактны, общение им необходимо как воздух. Нет лучшего компаньона, чем сиамская кошка. С другой стороны, их "собачьи черты" вроде охраны территории и хозяина...
   - Ты имей в виду, не отмахивайся, - предупредила Майя, откинув на спину темное покрывало волос. Звякнули бубенчики, вплетенные в мелкие косички, будто хихикнули маленькие девочки. - Ладно, убить тебя не пытаются, тогда что у тебя нового?
   Каждой из нас было, что поведать другой, учитывая то, что большую часть жизни мы проводили в разных частях света. Политика, придворные анекдоты, измены и новые союзы, мода, дети и внуки, прически, карьерные достижения, просто сплетни - что мы только не рассказали друг другу! Заскучавшая кошечка, получив от меня мячик с бубенчиком внутри, принялась азартно его гонять вокруг нас. Неиссякаемые запасы энергии этого мускулистого тела требовали постоянных трат.
   Вывалив все пустопорожние новости, Майя взахлеб принялась рассказывать о продлении жизни иллюзиям в условиях минимальной подпитки их энергией. Оказывается, она нашла удивительно простой способ заставить работать образ почти вечность, при чём тратились на это сущие крупицы силы. Наблюдая за прыжками и ухватками сиамки, я внимательно слушала возлегающую напротив меня, на своей кипенно-белой облачной кушетке, богиню, делящуюся опытом.
   Посыпавшиеся сверху градом цветочные гирлянды, спелые плоды и предметы роскоши оборвали её на самом интересном месте. Громко возмущаясь и пряча голову руками от больно ударяющих вещей, мы не сразу сумели создать защитный щит.
   - Тюхэ!! Осторожно! Предупреждать надо! - закричали мы зависшей над нами богине Счастья, чей обильно плодоносящий рог изобилия осыпал нас всевозможными дарами.
   Жгучая брюнетка в желтом пеплосе с нежно-зеленым диплодием, стекавшем роскошными складками, в недоумении начала озираться. Наконец, слепые глаза живого олицетворения случайности требовательно уставились на нас. Рог Амалфеи, диаметром в косую сажень - не меньше, в её руках меж тем продолжал осыпать нас всевозможными благами. Управление им она так и не освоила полностью, несмотря на настоятельные просьбы всех олимпийцев, грозивших ей всевозможными карами. В идеале рог изобилия должен был одарять указанного ему человека, выполняя его заветные желания. Но в руках Тюхэ он превращался в безумный фонтан, выстреливающий дарами, реагируя на мысли всех, кто имел несчастье находиться поблизости.
   - Прекрати! - кричала ей Майя, стремясь перекрыть своим голосом грохот, падающих на сотворенный нами ментальный щит, даров: книг в драгоценных переплетах, мышей, свитков в металлических коробах с иероглифами, украшений, отрезов невероятных материй, кошачьих игрушек, каких-то ларцов, цветочных гирлянд, блюд с едой. - Что ты к нам привязалась? Ай! - Реагируя на наше раздражение, рог исправно начал сыпать оружием, которое мы перехватывали по возможности и метали в Тюхе. Богиня Счастья продолжала озираться, выискивая источник криков, и очень ловко уворачивалась от всего, что мы в нее швыряли. Если бы я не знала ее так хорошо, то решила бы, что она над нами издевается. - У нас со счастьем все в порядке. Ой! - Из рога, с большой натугой, выпали два вендийских демона с очень удивленными мордами. Они нас с Майей не убили лишь потому, что канули вниз на волосок правее. Не завидую тем, кто сейчас оказался на земле под нами.
   - Кто здесь? - удивленно спрашивала Тюхэ, вертя головой в разные стороны. Постоянно меняясь в движении, ее пеплос представлял собой множество свободно лежащих драпировок, пересекающихся в различных направлениях, возникающих то в одном, то в другом месте. В глазах зарябило. - Кто тут? Эуу! - взывала Тюхэ.
   Даже если бы она и не была слепа, как богиня правосудия, то все равно не смогла бы нас увидеть за дождем изобилия, обрушившимся на сотрясаемый щит, под которым мы прятались от этого самого дождя. Скатываясь со щита, блага летели вниз, но на их место приходили все новые и новые, благо рог изобилия был неистощим по своей природе.
   - Прекрати сейчас же! - закричала ей богиня Иллюзий, воюя со щитом, который не желал противостоять воплощенному счастью и норовил пропустить внутрь некоторые (и почему-то именно сильно ударяющие) блага. - Или ты свои мозги тоже кому-то подарила и уже никого не узнаешь?! Да помоги же мне, Мнемосина! - рявкнула Майя, потирая ушиб. Её больно ударило по голове золотым слитком, пока она рассеивала дождь из драгоценных камней, способных повредить наш щит.
   - Сейчас! - закричала я, прочихавшись вместе с кошкой от пылевого вихря специй, сумевшего прорваться сквозь щит. - Тюхэ! Да убери ты свой рог уже! - Никогда не думала, но счастья, оказывается, может быть чересчур много.
   - А, вы тоже пришли одарить этого ребенка! - обрадовалась она, выяснив, кто ее зовет и, наконец, прикрыв отверстие рога заглушкой. - Мне показалось, что я немного заблудилась, но ваше присутствие указало мне верный ориентир.
   - Никого мы не собирались одарять! - крикнула Майя, но тут же вопросительно обернулась ко мне: - Или собирались? - Жизнь в иллюзиях приучила ее к тому, что нельзя верить ничему и никому.
   - Мы здесь просто отдыхаем, - успокаиваю подругу. - От всех, в том числе и от смертных.
   - Это ведь дом Креза? - с обиженным недоумением уточнила богиня Счастья. Она привыкла, что её призывают и приманивают, а уж никак не к тому, что от её даров с бранью отказываются.
   - Это совершенно другое место, - раздраженно буркнула Майя, забыв, что в другое время сама не отличается пунктуальностью. Щит она убирать не спешила, с опаской косясь на рог изобилия в руках озадаченной брюнетки.
   - Нэ? Как странно, - пробормотала Тюхэ. - Прощу прощения, любезные сестры. Надеюсь, я не доставила вам неприятных моментов. Но что же мне делать? Я совершенно не представляю, где теперь нахожусь. Помогите! - Растерянность её была такой искренней, что на дальнейшие ругательства просто язык не поворачивался. Вырванная из своей стихии, она в миг стала беспомощной и вызывала желание о ней позаботиться.
   - Ты даже еще не покинула царства богов, - терпеливо объясняю ей, с некоторой опаской ликвидировав щит и проследив взглядом за последними улетающими благами, скатившимися с него, чей дразнящий запах еще долго будет витать в облаках. К чему ссориться, если ничего уже не изменишь? - Сейчас тебе нужно спуститься вниз и уже там...
   - Ой, как неловко, - смутилась богиня счастья, повернув голову на мой голос. - Я задумалась о списке новорожденных, доставленном мне Иридой. Там так много примечаний почему-то стало: какие-то острова, города, роды, прозвища.
   Тюхэ была из новых, не так давно созданных людьми богинь, и пока никак не могла освоиться на новом месте. Очень надеюсь, что все её ляпы объяснялись именно этим, потому что иначе одной проблемой в нашем мире становилось больше. Конечно, большую часть времени она будет проводить, летая над смертными, но я уже неоднократно слышала жалобы на невнимательность богини: Тюхэ одаряла совсем не тех, кого ей указывали, путая имена, адреса и даже пол смертных. Ходил слух, что смертные создали её как противопоставление неумолимой Судьбе, и их вполне устраивало, что творила новая богиня с вверенным ей человеческим и общемировым счастьем.
   - Мы не в обиде, - уверяю её, поглаживая жмущуюся ко мне кошку, ошалевшую от подаркопада. Мнема, широко раскрыв свои миндалевидные глаза, тревожно следила за нависшей над нами фигурой. - С каждым может случиться.
   - Тогда я полетела? Столько времени потеряно. Если вам что-то понадобится - без всякого стеснения зовите меня, - попросила Тюхэ, разворачиваясь.
   Мы с Майей вздрогнули. Пусть раньше счастье было менее уловимым, но, по крайней мере, оно не несло в себе такой угрозы. Уж лучше пусть все идет своим чередом.
   - Дорогая, тебе вниз, - неохотно напомнила Майя. - Нельзя же быть такой рассеянной при твоей должности.
   - Нэ, - спохватилась та, открыла рог изобилия и падающей звездой устремилась к земле, разрывая сливочные облака.
   - Думаешь, она долго протянет? - поинтересовалась Майя, глядя ей вслед. На её лице читалось откровенное сомнение.
   Зевс, первоначально обрадовавшийся появлению богини Счастья, уже неоднократно выказывал свое недовольство выполнением ею его поручений. Тюхэ путала все, что только возможно спутать, досаждая не только судьбе, в лице мойр, но и остальным богам. Кто же обрадуется, если все его планы чьей-то судьбы летят в тартарары? Планируешь смертному за хулы в твой адрес разорение в делах и смерть от рук вора, а он находит клад и обретает счастье в личной жизни, не говоря уж про охрану от грабителей и покушений. Сунешься к мойрам, а те сами плюются и костерят богиню Счастья, пролетавшую мимо и перепутавшую десяток нитей жизни в гордиев узел.
   - Кто их знает, этих смертных, - пожимаю плечами. Моя сиамка, растянувшись на моих коленях, лениво ловит коготками кромки облаков. - Порой, они играют нашими судьбами не хуже, чем мы их. Её популярность, а значит и количество веры, растет. При её непредсказуемости у нее есть неплохой шанс протянуть пару тысячелетий.
   - К тому же, она увлечена своей работой, - кивнула подруга. - Так на чем мы остановились? - она с досадой потерла место, куда её ударил золотой слиток. - Хоть в шлеме теперь у вас тут ходи.
   - На источнике питания для иллюзий. Я бы не прочь установить парочку в своих храмах, если это действительно так дешево, - признаюсь ей, почесав животик кошке, нервно дрыгнувшей всеми лапами от щекотки. - Мои нынешние жрут веру, как черные дыры, едва-едва окупая своей существование. Из-за этого приходится пользоваться ими только по праздникам и в исключительных случаях.
   - Ты не поверишь, как это все просто на самом деле может быть, - засмеялась довольная Майя. - И будешь первая, кто узнает всю тайну.
   - Это мне нравится, - уверяю её, располагаясь поудобнее. Мнема сворачивается на коленях клубком, позволяя себе немного вздремнуть. Но её ушки чутко шевелятся в сторону малейшего шороха, а глаза едва заметно подергиваются. Маленькая охотница не мыслит жизни без упоительных моментов поимки добычи. Дома она мигом переловила всех грызунов, до этого портивших мебель и садовые насаждения.
   Майя принялась с удовольствием посвящать меня в тонкости искусства иллюзий.
   Тук. Тук. Тук - тук.
   Раздавшийся звук заставил меня инстинктивно напрячь шею и плечи, прекратив гладить кошку. Впечатления от недавнего града даров были еще очень свежи. Но когда спустя какое-то время ничего не произошло, а звук продолжал регулярно повторяться, я решила обратиться к Майе:
   - Что это стучит?
   - Где? - подруга стала рассеянно озираться, сбитая столку тем, что её снова перебили на самом важном месте.
   - Вот же, - я привстала, перебросив через левое плечо край белого плаща. - Топор. Кто-то рубит топором дерево.
   - Дерево? Топор? О чём ты говоришь? - окончательно растерялась богиня.
   Прислушавшись, я и в самом деле различила теперь только тончайший перезвон вращающихся небесных сфер.
   - Показалось, наверное, - растерянно говорю ей. Где-то в глубине осталось ощущение неправильности происходящего - как будто что-то упустила. - Продолжай. - Мы снова возлегли на облаках.
   - Так я и говорю, - продолжила Майя объяснять мне преимущество апейрона перед атомом.
   Я как раз была готова возразить ей, уловив нестыковку.
   Тук - тук. Тук. Тук.
   - Вот! Опять!
   Мы обе некоторое время прислушивались, но звук, словно нарочно, прекратился.
   - Откуда здесь взяться топору? - Майя обвела рукой бескрайние просторы небес, заполненное облаками. - Сюда даже птицы не долетают, какой уж там стук топора? Одни богини счастья проносятся, как стихийное бедствие. Что здесь рубить? Основание трона Сама-Знаешь-Кого?
   Мы невольно засмеялись.
   - Сама не пойму, с чего этот звук меня так тревожит, - пожаловалась я ей, взволнованно поглаживая подбородок урчащей Мнеме, раздражённой всей этой суетой. Её идеально ровный темный хвостик раздраженно хлестал мою руку.
   - Забудь, - посоветовала Майя, и вдруг смущенно умолкла. Вежливо коснувшись её воспоминаний, узнаю, что её молчание вызвано самоанализом: богиня иллюзий решила уточнить, а вдруг она всё-таки непроизвольно сотворила иллюзию. И Майя погрузилась в себя, восстанавливая ход собственных действий за последнее время.
   Я задумалась над причиной этого стука. Сиамка встревожено заглядывала мне в глаза, щекоча кончиком хвоста внутреннюю часть моего локтя. Она чувствовала, что происходит нечто неправильное, и пыталась понять, чем может помочь. Рассеяно глажу её по выгнутой спинке, не переставая думать о звуке. Вряд ли он был иллюзией. Уж очень натурально звучал этот топор, вгрызающийся в дерево. Надо постараться выяснить источник происхождения звука. Странно, что ни Майя, ни Мнема его не слышали. Нет, но какими требовательными были те удары, как будто кто-то требовал к нему явиться.
   Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.
   Где-то в животе свернулась и развернулась холодная змея, состоящая из остро заточенных лезвий. Сразу все внутри меня наполнилось жаром и болью. Я вспомнила, что значит этот звук и кто его создает. Не может быть. Нет. С какой стати?
   - Майя... - дрожащим голосом зову подругу.
   - Мняуу? - кошка волновалась все сильнее и уже напрямую обращалась к нам.
   Но Майя прочно погрузилась в анализ вольных и невольных иллюзий, достучаться до неё сейчас было мало, маловероятно. В таком случае проще было уйти по своим делам, потому что пока никто еще не сумел вырвать её из мира грез. Очнувшись, правда, она всегда очень переживала и всё пыталась убедиться, что на неё не держат зла.
   Стук меж тем повторился, в десятикратном размере усилив мою боль.
   Есть законы, против которых бесполезно бунтовать. Так воздушный змей, сколько бы он не упирался, не цеплялся за небо, окажется на земле, едва человек свернёт верёвку.
   Никуда не денешься - надо являться.
  
   Все с чего-то начинают. Нет, я совсем не стыжусь своих корней, как павлин не стесняется рождения из невзрачного яйца, или как роза, которая вырастает на унавоженной клумбе. Как большинство богов, я - хтоническое существо, рождённое Матерью-Землёй от ветреного Неба, моего Отца.
   Первое племя, которое призвало и создало меня, было малочисленным. Веры у них для начала оказалось не густо, фантазия отсутствовала, что конкретно им нужно от божества было непонятно, поэтому в реальности я возникла маленькой невзрачной птичкой, правда, с изысканным пением. Моя туманная и бесформенная суть с трудом втиснулась в первые узкие профессиональные рамки. Как же давно это было все-таки!
   Не знаю как другие, я же не испытываю щенячьего восторга перед тем алтарным камнем, на котором появилась на свет. Но помню его до последней трещинки. Мрачная поляна в вечно шумящем сосновом бору, где даже камни не помнили, когда в последний раз полностью сходил снег. Паства добиралась туда за один поворот водных часов, успевая перетрясти свои поджилки, и едва помня в финале, зачем туда перлась. Перенести же алтарь поближе к посёлку не позволял колдун племени. ...Как сейчас чувствую запах воскуряемой смолы и слышу звук мгновенно сворачивающейся, с шипением, крови, выплеснутой из чаши на раскаленный алтарь. Они верили так слепо!
   Как давно это было...
   Придя на алтарную поляну, колдун начинал стучать обухом каменного топора по стволу сосны, где находилось гнездо духа-покровителя. (Нелепость ритуала была полностью на моей совести. Чего вы хотите от ребёнка?) "Чивы-чивы-чивычок! Чего надо, старичок? - тогда восклицала выскакивающая из дупла птичка.
   Работа духом-охранителем племени не слишком сложна, если о твоём племени почти никто не знает. Мой народ был миролюбив, их очень занимали законы природы. Со временем они перестали бояться леса, увидев в нем друга для себя. Признаюсь, было забавно питать их жадные души, приоткрывая все новые тайны окружающего мира. Певуны (так я звала это племя) меж тем стали отличными колдунами, как зовут сметные тех, кто способен влиять на мир.
   Объём работ в племени у меня оказался небольшим, поэтому оставалось много времени на себя. Вера смертных наделила меня могуществом, которое раз от разу только увеличивалось, потому что их просьбы были незначительны, а плата верой огромной. Благодаря этому я много путешествовала, завела массу новых знакомых и наладила связи, необходимые молодому божеству. Мой облик духа-покровителя постепенно приблизился к человеческому.
   Совершенно некстати прочие племена сдвинулись с насиженных мест, потревоженные ледником. Ледник ли тому виной, или моё неугомонство оказалось заразительным, но певуны тоже поднялись с места и отправились, куда глаза глядят. Колдун, естественно, забрал алтарный камень с собой - так началось наше многовековое путешествие в землю обетованную.
   Уж не знаю, какие у певунов были критерии в отношении этой самой земли, а потом скитание вошло в привычку, кибитки стали лучшим домом, а все земли вокруг уже казались им собственными.
   Конкурировать с местными богами и духами было тяжеловато, хорошо еще, что в серьезные передряги певуны не встревали. Племена, с которыми они пересекались, порой перенимали их веру в Птицу Богиню, выполнявшую желания. Культ богини, которая не медлит с выполнением пожеланий, постепенно стал расти. Работать и сражаться приходилось больше, но в целом, прибыль в вере оправдывала все затраты. В итоге я потеснила местных божков, и мои функции расширились до богини охоты и возмездия.
   Обойдя земной шар вдоль и поперек, певуны в конце концов определились с выбором земли обетованной. Правда, единый народ давным-давно разбился на таборы, так что каждый род выбрал себе свою собственную обетованную землю. Но везде и всюду они почитали меня как главную богиню.
   Много воды утекло с тех лет. Воды в буквальном смысле слова: два Потопа.
   Боги, не желающие быть развоплощенными, активно завоёвывали новые верующие массы и святые земли. Грызлись не то что за нацию - за каждую лишнюю душу. Тесное общение со смертными меня по-прежнему увлекало, регулярно пополняя мою казну верой. Вера же - это всё, что может пожелать любое божество, дух или демон.
   Но, в конце концов, погоня за душами стала вызывать отвращение. Накопленной веры, при самых безумных тратах, должно было хватить мне надолго. Можно было где-то осесть и спокойно жить в своё удовольствие.
   Очередной передел мира занёс меня в чудесную страну Тысячи Островов на берегу Срединного моря. Ну, тогда она такой ещё не была, конечно. Был бесформенный, неопределённый в своих размерах Хаос, была широкохолмая Гея, был сумрачный Тартар. И естественно, Эрос - сила тяготения.
   Я попала как раз к разделу пирога, образно говоря, потому что боги начали плодиться со скоростью кроликов, и каждый хотел урвать кусок получше.
   Покрытая Ураном, Гея сотворила Титанов - богов второго поколения. По могуществу этим детям стихий я была равна, поэтому без труда нашла с ними общий язык. Мы близко сошлись в это смутное время перемен, потому что выжить без поддержки было невозможно.
   Благоустройство мира настроило меня на мирный лад, поэтому в войне богов с титанами я приняла сторону Зевса, как и некоторые из моих близких. Этот предприимчивый сын Крона, сына Урана, неким образом мой племянник даже, смог принести в мир Порядок, которого не сумели дать ему титаны. Когда установилось разумное равновесие, я постаралась незаметно удалиться с политической арены. Уютный дом, яблоневый сад, заботы о хозяйстве - что может быть лучше после тысячелетий войн и интриг?
   К сожалению, счастье не бывает вечным.
   Великаны От и Эфиальт забрели в мои фессалийские владения и от пуза нажрались (другого слова нет) забродившей уже падалицы с яблонь, выросших на склонах священной горы. То ли они были голодны, то ли просто оказались любителями яблок - не знаю. Но в хмельном угаре они проплясали и пропели целую ночь, подъев подчистую падалицу и едва не поломав мне все яблони. Захмелевшие алоады-великаны, ничего не соображая, где-то среди ночи сотворили муз Айоду ("песня") и Мелету ("опытность"). Все вместе они весело провели время.
   От и Эфиальт причислили своих подружек к сонму божеств, чтобы подпитать свое самолюбие. С детства алоады испытывали почти болезненное влечение к богиням, которые воротили от двух неотесанных верзил хорошенькие носики. Для подтверждения ритуала, великаны принесли в дар музам разукрашенные черепа мамонтов, свои непристойные песни, танцы и еще кучу разного хлама.
   Устав от пьяного ора и топота, устроенного в месте моего отдыха, я появилась перед наглецами, дабы покарать нечестивцев. Зря. А ведь могла просто укатить в другой храм, вышвырнуть негодяев без всяких объяснений.
   Великаны с недосыпу и пьяных глаз решили, что к ним явилась разгневанная мамаша хорошеньких муз. Живущие свой первый день музы валялись под кустами и не реагировали ни на что, обессиленные дальше некуда. Они и собственных имён ещё не знали, чего уж говорить о возможных родственниках. Мучающиеся похмельем От и Эфиальт, выслушав гневную речь (с примерами их гнусного вчерашнего поведения), из последних сил принесли жертвы священной яблоне и шумной тётке - Матери Муз, богине Памяти.
   До них я спокойно жила, никому ничем не обязанная, давно уже сама себе хозяйка. Их же проклятый ритуал и меня вовлек в схему творения божеств, обязав отныне и в веках стать матерью муз. Обычно ритуал возможно повернуть вспять, при условии, что у вас имеется текст заклинаний. Но, мучимые похмельем, великаны не помнили даже как сюда попали, не говоря уж про четырехступенчатое заклинание творения божеств, которое изобрели по пьяному делу. Лишь гибель последнего, кто знал меня в этой ипостаси, могла вернуть меня к свободной безобразной сущности.
   Вот так неожиданно у меня появилось две взрослые дочки, при полном отсутствии хоть какого-то отца, и новая профессия - богиня Памяти. Хотя по Олимпу и ходят туманные слухи о том, что отцы у муз все же были. Но в лицо никто еще не осмелился мне это высказать, опасаясь за последствия.
   Нэ, некоторые бессмертные сходятся со смертными, но увлечься девятиметровыми, обросшими, как козлы, и такими же вонючими, великанами? Я женщина, конечно, одинокая, но не до такой же степени. Тут никакой выпивки не хватит.
   Следует отметить, что до этого времени алкоголь не был никому известен (все прекрасно утоляли жажду водой, молоком и прочими жидкостями) и я, посмотрев, к чему приводит знакомство с этим веществом, стерла из памяти великанов причину опьянения. Бедняги решили, что у них был приступ безумия.
   Спустя некоторое время после этих событий на свет появился мой сводный племянник, покровитель гулянок, алкоголя и разнузданных половых инстинктов. Кто-то из богов в Малой Азии не увидел вреда в забродившем соке винограда, и оттуда хмельной напиток быстро распространился по другим частям света. Конечно, сын богини земли Семелы и Зевса ещё в детстве получил психическую травму, но многие боги при рождении сталкивались с трудностями, и это не оправдание для такого образа жизни.
   Все помнят по-восточному пышное прибытие Семелы на наши земли. Она явилась с огромным караваном, набитым её верующими, жрецами и торговцами, чтобы оценить перспективность новой паствы. Естественно, Зевс обязан был с ней встретиться, чтобы сразу обозначить рамки влияния новой богини и защитить наши интересы. Между деловыми предложениями он изловчился сделать гостье намек на возникновение более тесных отношений. Инстинкт критского бычка-производителя постоянного требовал от него своего удовлетворения, желательно, с новой пассией. (Не представляю, что бы Зевс делал, если бы не обладал своим знаменитым обаянием. Думаю, собравшаяся толпа женщин быстро бы показала озабоченному божеству, что они о нем думают, и отскребали бы потом Зевса всем сонмом, если бы было что отскребать.)
   В общем, ревнивая Гера в очередной раз узнала о готовящейся измене и под чужой личиной явилась к Семеле. Поболтав о том, о сем, она надоумила гостью просить Зевса явиться ей во всем его могуществе. Одни мойры знают, какой план был у Геры, но далее история развивалась в самом благоприятном для неё направлении. Существуют две версии дальнейших событий.
   Версия а) общеизвестная
   Как только Семела увидела Зевса во всем его божественном величии, она сейчас же воспламенилась и сгорела, не выдержав вида его могущества, но Зевс успел выхватить из пламени младенца Диониса, их сына.
   Версия б) малоизвестная.
   Парадный облик владыки богов впечатлил азиатскую богиню, поэтому они быстро перебрались на ложе. Но, едва Зевс разделся, богиня плодородия начала хохотать и хохотала все то время, что они сумели провести вместе. От смеха же она под утро скинула раньше срока младенца, зачатого от Зевса (у богинь плодородия это быстро), и в беспамятстве укатила назад.
   В любом случае, о Семеле никто больше на наших землях не вспоминал, благо своих богинь плодородия девать было некуда. Зевс охладил тельце младенца листвой плюща и сам доносил, зашив в бедро. Родная кровь обязывала проявить заботу. Когда мальчик окреп, то был выпущен на свет повторно.
   Из-за Геры ребенка долго пришлось пристраивать в чью-нибудь семью. В конце концов, Диониса превратили в козленка, и в таком виде Гермес доставил его на Нисейские луга где-то в Азии или Эфиопии, поручив заботам нимф. Выросший бог, уже в человекоподобном облике, отправился знакомить мир с выжатым соком виноградной лозы. Нимфы оценили изобретение приемного ребенка до этого, поэтому, попросив его вырастить им побольше виноградных лоз, с легким сердцем отпустили Диониса.
   Но что-то я отвлеклась, вернемся к моим баранам. Своё От и Эфиальт получили, в итоге, даже без моей помощи. Наевшись каких-то грибов, они похитили Ареса, вздумав получить за него выкуп у олимпийцев амброзией. Вспыльчивый бог войны, поссорившийся с Афродитой, последнее время достал всех, поэтому с его возвращением не слишком торопились. А вот когда алоады решили для комплекта украсть Геру и Артемиду, терпение олимпийцев лопнуло. Против похищения жены Зевс, может быть, и не возражал, но брат Артемиды был оскорблён в лучших чувствах. Аполлон расстрелял дерзких великанов и восстановил справедливость.
   Увы, это были печальные времена, когда стать родителями можно было ни за что ни про что, при чём совершенно неожиданно для себя. Смертные совершенно не церемонились с нами, богами, попирая все известные и неизвестные им законы природы. Мы, конечно, тоже не оставались в долгу и платили им сторицей.
   Взять того же поэта Тиэра, явившегося на Геликон одни мойры знают из какой дыры. Он всего-то прогулялся у подножия (что было настоящим подвигом, учитывая количество выпитого им вина) в компании таких же бездельников рифмоплётов, где краем глаза увидел моих дочек, собирающих яблоки. Естественно, у этих выпивох двоилось, если не троилось, в глазах.
   В итоге дочерей у меня стало восемь. Хорошо еще, что девочки появлялись у меня в доме сразу с профессией. Единственное, что заслуживает доброго слова в действиях напившихся до скотского состояния мужиков. Смущенные Мелета и Айода привели к нам домой шесть совершенно растерянных муз. Пришлось знакомить новеньких с окружающим миром и попутно выяснять их способности. Каллиопа оказалась музой эпической поэзии, Эвтерпа - музой лирики, Эрато - музой любовных песен, Мельпомена - музой трагедии, Талия - музой комедии, Терпсихора - музой танцев.
   Мой дом с трудом вместил такое количество юных женщин, у каждой их которых уже был вполне сложившийся характер и придирчивый вкус. После долгих ссор я разместила дочерей и отправилась ругаться к Зевсу. Дом у меня маленький, терпения и того меньше, поэтому очередного прибавления в семействе могу и не выдержать. Вседержитель отнёсся с пониманием к пожеланию богини, которой подвластны ВСЕ воспоминания. Местность взяли под охрану.
   С наступлением патриархата человеческие умы стали усиленно принижать женские божества и возвышать божества мужские. Взять ту же дикую мысль, что боги мужчины способны тоже рожать. Главным правителем - производителем стал, естественно, Зевс. Надо сказать, что у него к этому был талант. Мало кто мог устоять перед его обаянием и ухаживанием. Так что никто особенно не удивился, когда я родила от Зевса четверых дочек: Клио - муза истории, Урания - муза астрономии, Полигимния - муза священных гимнов. Имя, которое в пьяной компании дали двенадцатой девочке, оказалось совершенно неприличным, поэтому музу сексуальных утех стали звать Эрой.
   Однажды повелитель богов снова поссорился с Герой, пришел ко мне в гости, на столе играло в чашах молодое яблочное вино, компания собралась опять же лихая ... А спустя девять дней мы с ним очнулись мужем и женой. Подозреваю, что не так уж он и пьян был в тот момент. Силой я к тому времени обладала нешуточной, привязанностей почти не имела, зато тесно общалась с титанами - и все это, помноженное на независимость (а как прислушиваться к сумбурным повелениям мальчишки, который едва из пеленок вылез?). Маниакальное стремление везде и всюду видеть предательство, заговоры просто не позволяло Зевсу иметь в своем окружении неподконтрольную особь. Наш брак оказался для него прекрасным поводом установить надо мной контроль. Подозрительность у мальчика была в крови, тяжелое детство, когда ему приходилось скрываться от собственного отца, собиравшегося его сожрать, лишь усилило её в несколько раз. Вокруг себя Зевс просто не терпел инакомыслящих, с несогласными расправляясь быстро и сурово.
   Разрушать иллюзии Зевса мне было не с руки, скитаться по миру надоело, моим девочкам был нужен хоть какой-то отец, так что я не сильно возмущалась по поводу этого замужества. Мелета и Айода выскочили замуж. Одна - за лесного духа из Европы, вторая стала первой женой бога огня в первобытном племени, после неё он еще трижды женился, но моя девочка не в обиде. Родили детей. Мужья у обеих обеспеченные и любящие. В гости раз в год обязательно приезжают, внуков показывают. Сама-то я никак не найду времени выбраться за пределы Ойкумены. Урания и Каллиопа успели не только замуж выйти, но даже развестись. Остальные работают и живут в свое удовольствие. В случае неприятностей они всегда могут на меня рассчитывать. Чего ещё желать матери?
   Если говорить серьезно, то от их настоящих папаш (о которых все забыли), наверное, было бы гораздо больше толку, чем от Зевса. Мужем он оказался еще тем, и я вздохнула с облегчением, когда мы, наконец, разошлись. Выносить его бесконечные измены было ещё можно, но постоянно видеть их в его воспоминаниях - увольте.
   Шло время. Менялись языки, народы, предметы культа - всех и не упомнишь. Войны, эпидемии, катастрофы исправно уничтожали одних, на смену которым быстро приходили другие. Уцелели единичные артефакты, пережившие Потопы, пожары, цунами, лавины, землетрясения, захоронение, извержения вулканов, падение метеоритов, крах веры и смены богов, оледенение. Возможно, в этом был некий Высший смысл, рука Божественного провидения и т.п. - не исключаю. Согласна, что от любого из них могли зависеть судьбы мира, исход битвы добро-зло - пожалуйста.
   Но с какой радости, пусть жареный петух клюнет в задницу моего нерадивого папашу, уцелел именно мой первый, невзрачный и маломощный алтарь?!! Если Зевс испытывает нежные чувства к своему Пупу - на здоровье. Мой алтарь был для меня живым напоминанием Ошибки, и видеть его я хотела меньше всего на свете. Он мне был на фиг не нужен. Прошло уже несколько тысячелетий и на тебе - объявился!
   Наверное, и я ему на фиг не нужна, но у него есть надо мной власть, абсурдная и неоспоримая.
   Мне до сих пор не верилось, что кто-то взывает с доисторического алтаря на мёртвом языке (мертвее не бывает) певунов, спустя столько тысячелетий, к имени всеми забытого духа. У жизни своеобразное чувство юмора.
   Этим "кто-то" должна быть группа слепо верующих в неизвестного духа людей, потому что сигнал шёл уверенный и мощный.
   Или ребёнок.
   Моя энергетическая сущность втянулась в каменный алтарь с противным чмокающим звуком сытой трясины. Какой он же маленький! Неужели меня когда-то было так мало?
   Какому колдуну придёт в голову взывать к забытому всеми духу? А если и придёт, то почему сразу мой? Таких духов и раньше было по тысяче на тёплое кровавое место, да и сейчас не меньше, уверена.
   Нет, такое в голову придёт только ребёнку. Маленькому бездельнику с безграничным запасом веры и неуёмным любопытством. Как же мне везёт, боги!
   - Ой! - испуганно-восторженно вскрикнул ребёнок, отскакивая от истукана, почти вросшего в скупую землю. Он стоял в заброшенном уголке сада. Слева, от вишни до вишни, хлопала белым выстиранным бельём верёвка, как птица, которая бьёт крыльями, стремясь за улетающей стаей. Чтобы найти этот алтарный камень, надо было очень - очень постараться даже знающему человеку.
   Я глубоко вдохнула земного воздуха, едва заметно повела затекшими частями тела, одновременно вбирая в себя сведения об окружающем мире. Алтарь представлял собой довольно грубую имитацию птицы, чьи перья были бороздками для стока крови. Тот самый. Значит, не ошибка. Пахло чем-то знакомым.
   Стоял солнечный день. Магический фон оказался приятно низок, то есть ни колдунов, ни божественных, ни каких-либо других врагов поблизости не наблюдается. Жилое здание виднелось из-за фруктовых деревьев, излучая теплую ауру обитаемости. Стёкла в окнах, черепичная крыша с непонятными рогатыми железками, каменная кладка, домашняя скотина в отдалении - дом зажиточного смертного.
   Других людей поблизости не было, наверное, работают в поле. Странно, мальчик на вид большой (лет десять - двенадцать), тоже должен был работать. Возможно, сын хозяина - светловолосый, одежда и кожа чистые, упитанный. Страна незнакомая, где-то в средней полосе Европы, если не ошибаюсь.
   - Чивы-чивы-чивычок! Чего надо, старичок? - чувствуя себя впавшей в детство идиоткой, спрашиваю у мальчика. Кстати, в нём заложен неплохой потенциал специалиста по общению с потусторонними обитателями. Надо взять на заметку: в храме такие служители на вес золота, как это ни прискорбно.
   - Чего? - поразился ребёнок, стоя в метрах двух от меня, готовый умчаться, если что, быстрее ветра. Каменный топорик в его ручке был маленьким, местами с отбитыми краями, ручка замотана тряпкой.
   - Того. Что ты хочешь, спрашиваю, - объясняю с раздражением - двигать каменным клювом аидски неудобно и энергоёмко. Кто мог сделать ему топор? Сам он вряд ли бы додумался. Чем здесь пахнет? В этом идоле даже повернуться нельзя.
   - Так ты всамделишная? - уточнил мальчик с нотками сомнения в голосе, разглядывая меня.
   - Нэ, - с раздражением отвечаю ему. Это место мне не нравится. Определенно. Но никак не могу понять почему. - Подожди, ты что, не верил в того, кого вызывал!? - в изумлении спрашиваю у него. Если это было правдой, то передо мной был ОЧЕНЬ способный мальчик.
   - Верил, - помотал головой он, застенчиво спрятав руки с топориком за спину.
   - И кого же ты ждал? - спрашиваю у него с подозрением.
   - Чертову бабушку с чертями, - таинственно склонившись ко мне, сообщил мальчик.
   - Кого?! - от крика идол чуть не выскочил из земли. - Зачем?
   - Просто так, - пожал плечами "великий колдун". - Интересно же.
   Меня как будто пыльном мешком по голове стукнули: убить не убили, а оскорбление нанесли.
   Чтобы посторонние не узнали слов, способных вызвать божество, исполняющее желания, жрецы умирали под пытками и совершали самоубийства. Погребались в песке и затапливались водой храмы, лишь бы тайна осталась в узком кругу посвященных. Враги головы ломали сотнями лет. А крестьянский мальчик как нечего делать, от скуки, вызвал к себе за пять измерений богиню. Да что за запах вокруг!?
   - Вам там, наверное, тесно сидеть? Или вы вылезаете по ночам? А когда появятся другие? Вас там много? - уточнил мальчик. Любопытство в его зеленых глазах разрасталось. Даже веснушки стали на порядок ярче.
   - Здесь только я, - начинаю осторожно подбирать слова. - Как ты узнал...- Ноющая челюсть ужасно нервирует.
   - Из сказки. - Ребёнок приблизился на пару шагов.
   - Что, прямо так и говорится: приди туда-то, постучи каменным топором? - не поверила я. Где вы видели сказки с конкретными указаниями: приди туда-то, сделай то-то и то-то и будет тебе счастье? - Кстати, откуда у тебя топор? Только не говори, что сделал сам.
   - Откопал. У нас тут древнеизучатели были, они еще больше разных вещиц нашли, - охотно пояснил мальчик, демонстрируя топор эпохи пещерных людей. Умели ведь некоторые вещи делать на мою голову.
   - А узнал откуда, я не поняла, - протянула я, стараясь не сильно раскрывать клюв.
   - Мне рассказала бабушка, а ей её бабушка, а ей её бабушка, а ей...
   - Я поняла! - От моего раздражения идол потрескивал и всё больше раскачивался, грозя рухнуть на землю. Сидеть, скорчившись, в истукане было примерно так же удобно, как любовнику в сундуке в спальне, по которой ходит вернувшийся муж.
   Получается, это потомок какой-то ветви моих жрецов. Ничего не понимаю. При чём тут женщины тогда? Последнее дело иметь в жрицах женщину: проблем больше, чем пользы.
   - А что ты умеешь, чертова бабушка? - продолжал гнуть свою линию настырный ребенок. Большой палец его правой ноги чуть застенчиво рисовал на земле круги.
   - Я понятия не имею, о ком ты говоришь, - признаюсь ему. Надо разбираться, чтобы ситуация не повторилась больше. Одно дело являться на свой личный зов и совсем иное - на зов чужой, да еще с обязательством творения чудес, как я понимаю. Почему я должна работать за какую-то Чертову Бабушку? Она ведь за меня работать не будет, подозреваю.
   - Не-ет? - в его голосе прозвучало столько разочарования, что мне стало стыдно за собственное невежество. Лицо мальчика вытянулось и стало очень несчастным.
   - Охи, честное слово.
   - А ты кто? - ребенок, шмыгнув носом, наконец, додумался задать правильный вопрос.
   - Мнемосина (обойдётся без титулов и профессии), - представляюсь ему с необходимой театральной мимикой: снисходительное всемогущество. Свое имя я предпочитаю произносить на та-кемптский манер, оглушая звонкую "дзета".
   - А желания ты исполняешь? - тут же переориентировался он. В глазах загорелся жадный огонек. Смышленый ребенок.
   Действительно, какое дело до того, кто перед тобой, главное, что бы желания твои исполнял. А ведь первым делом надо бы ему выяснить личность появившейся, цены на услуги и семь раз подумать над тем, действительно ли он хочет исполнения желаний. Но жажда получить что-то за просто так ослепляет самых разумных, чего уж ожидать от ребенка.
   - Бывает, - говорю с вздохом. Это материальное тело требует слишком больших усилий для поддержания работоспособности.
   - И мои желания? Три?? - уточнил мальчик, проявив похвальную осведомленность в магических условностях. Своей страны. Три священное число во многих землях. Язык прямо так и чесался ответить ему "нэ", голова почти кивала в знак согласия.
   - Охи. Любые. - Есть законы, которые невозможно игнорировать.
   - Навсегда? Круто! - он подпрыгнул на месте от радости. - Вот все умру от зависти.
   - Пока ты не потеряешь веру или пока у тебя не заберут камень, - предупреждаю его. Тоже мне, нашли волшебную палочку. Никакого почтения к возрасту и заслугам. Во имя неба, откуда этот тошнотворно-сладковатый запах?
   - Но ведь ты каменная? - детская ручка сделала попытку дотронуться до истукана, но в последний момент отдернулась.
   Приставучий запах меня добил. Я решилась потратить энное количество веры, чтобы материализоваться. Но плоть - слишком дорогое удовольствие, обойдёмся качественной визуализацией. Перед мальчиком возникла серая птица с длинной шеей, острым клювом и элегантным коротким хвостом чёрного цвета. Я какое-то время посидела на камне, приноравливаясь к новому облику, пусть и ненастоящему.
   - Ух, ты! - Любопытный ребёнок сунулся щупать крылья, за что и получил клювом по пальцам. - Ай!
   - Не делай так больше - я этого не люблю. - Инстинкт заставил почистить пёрышки. В процессе чистки я повернула шею на сто восемьдесят градусов и... - Мной подпирают туалет??? Мною?! Туалет?! Подпирают?! - Остальное сорвалось на ультразвук и ударную волну.
   В округе разлаялись собаки, раскричалась другая домашняя живность. Ошеломленный мальчик хлопал ресницами, испытав, примерно, что бывает, когда рядом взрывается дракон.
   - Дитя... - стараюсь вернуться к прерванному разговору.
   - Меня зовут Андрей, - благоговейно признался он. Сейчас я в его глазах почти сравнялась с неведомой чертовой бабушкой, наверное.
   - Анд-рокл? - не расслышала я.
   - Анд-рей Ры-жов.
   - Ты что, кхитаец? Какое странное имя.
   - Сама ты китаец! - обиделся тот. - Андрей - это нормальное имя.
   - Хорошо, Анд-рон Ры-жов, чего желаешь? - чуть язык не прикусила, выговаривая это. Из своевольных богинь назад в магические помощники. На Олимпе, если я что-то для кого-то выполняла, то это соответствующе оплачивалось. Здесь же чистая благотворительность. Охо-хо.
   - Хочу... хочу... - в зрачках замелькали картинки желаний, а я стала быстро прикидывать, где тут ближайший клад (наверняка богатств запросит) и как сделать его обладателем титула при минимальных затратах. В его возрасте пока не мечтают о женщинах, благодарение небу, а то бы пришлось искать знатных незамужних дворянок. Желания людей вполне предсказуемы из века век.
   - Хочу дождь, - объявил он, и мы, не сговариваясь посмотрели в небо.
   Выгоревшее почти до бледно-голубой белизны небо тоже посмотрело на нас. Палящее солнце стояло очень близко к земле и с равнодушно иссушало все в округе. Земля покрылась трещинами и была почти лишена растительности, напоминая облысевшую в болезни женщину. Деревья, как преждевременной сединой, покрылись желтой листвой, которая уже начала опадать. Куда только смотрят их бог солнца и боги плодородия?
   - Дождь? - я моргнула, отводя взгляд, и посмотрела на Андрона. Дождь? Что-то новенькое. - Золотой? (Где я столько найду?!)
   - Да не-ет, - пренебрежительно отмахнулся мальчик.
   - Так "да" или "нет"? - с раздражением переспросила я.
   - Дождь. Самый обычный. Но сильный.
   - Хочешь утопить своих врагов? - с интересом предположила я.
   - Дождя не было два месяца. Всё сохнет. Урожай гибнет.
   - Значит, дождь, - с растерянностью повторила я. - Уверен?
   - Не можешь? - разочарованно произнес он. - Я так и знал.
   - Ребёнок, не советую меня злить.
   Подняв голову, осматриваю небо. М-да, облаками тут и не пахнет. Вообще-то стихии не моя область. Надеюсь, местные боги не сильно обидятся, если я позаимствую у них маленькое стадо тучных коров. Никаких проклятий или божественных указаний на засуху не вижу. Просто сбой в погоде.
   За горизонтом глухо громыхнуло, будто лопнула кожа на барабане.
   - Будет тебе дождь.
   - Ура-а! - завопил Андрон Рыжов, и умчался со двора, сверкая загорелыми пыльными пятками, в поле. Только калитка хлопнула, а он уже скрылся из виду. Его радостным крикам "Дождь! Дождь!" степенно вторили нарастающие громовые раскаты. Поднявшийся ветер лениво гнал из-за горизонта первые облака. Знатная будет гроза.
   Конечно, благодарность - это лишнее, мальчик. Не утруждай себя ею.
  

*****

  
   Гелиос неторопливо въезжал на небосвод, играючи правя четверкой белых коней, везущими колесницу с розовеющим солнцем. Светало.
   Огромные террасы, ступенями расположенные на разных ярусах, окружали дом, стоящий на вершине одного из двух пологих холмов, вдававшихся в темно-зеленое море и образовавших живописную бухту. Оба холма и виноградные долины были зелеными, словно и здесь тоже царило море. На слабом ветру чуть колыхались кроны дальних оливковых рощ - пристанище бессмертных дриад.
   Розовый в небе меж тем бледнел, уступая место более сочным краскам. Небо степенно снимало темные ночные одежды и облачалось в светлые дневные. Следуя его примеру, распускающиеся цветы переодели землю в нарядные летние одежды, как делали это каждое утро. Но вот колесница Гелиоса взошла на привычную высоту, и яркий солнечный свет залил окрестности.
   Дом на холме был белый, как соль, и плавно перетекал в белый же песок, на фоне лазоревого неба, стекающего в бирюзовое море. Девственная белизна его отделанного штукатуркой фасада резала мои и без того слезящиеся глаза, контрастно переходя в красную черепицу крыши. Цветущие пурпурные гибискусы и ярко-розовые герани в терракотовых, расписанных вручную, горшках у входа в дом, тут же начали соперничать друг с другом восточной роскошью расцветок. Вьющиеся растения, потихоньку оплетающие стены, с ярко-оранжевыми и малиновыми, алыми, лимонно-желтыми вкраплениями еще только готовились распустить цветы. Шебутные птицы, маленькими радугами, то и дело перелетали с места на место, распевая хвалебные гимны взошедшему солнцу.
   Ухоженный фруктовый сад, макушки деревьев которого без труда возвышались над крышей, задумчиво плодоносил, заглядевшись на безоблачное небо. Сквозь кроны вечнозеленых деревьев проглядывала голубая, искрящаяся на солнце гладь моря.
   Две мраморные статуи, застывшие вдоль дорожки к дому, молчаливо приветствовали возвращение хозяйки. Мужчины - один с козленком на плечах, смотрящий с тоской в небо, и другой, охотник с рогом в руках и гончей у ног, - увитые молодым виноградом, сквозь который просвечивала их молочная кожа, были, как всегда погружены в свои мысли.
   В саду были расставлены и другие изваяния. Прежде они украшали внутреннее убранство храма Афродиты, но мы с дочерьми посчитали более правильным выставить их снаружи, к восторгу забредающих в гости дриад, нимф и даже сирен. В основном это были статуи мужчин, но среди них имелось и несколько женщин. Но каждое изваяние было так прекрасно, что могло соперничать совершенством телесных форм с богами. По местным преданиям, это были скульптуры возлюбленных Пенорожденой, пожелавших вечно быть тут, к услугам своей непостоянной богини.
   - Привет, - выступил из жасминового воздуха могучий мужчина, такой высокий, что мне показалось, будто он подпирает макушкой небосвод. Вздрагиваю, в первое мгновение решив, что попала в прошлое. - А это я.
   - Что ты здесь делаешь? - изумленно восклицаю, меньше всего ожидая увидеть его здесь.
   - Вот, смог вырваться ненадолго, - пробормотал он, извлекая из-за спины букет утренних звезд. - Это тебе, - чуть смущенно улыбнулся, протягивая их. Ярко голубые, как целое поле незабудок, его глаза лучились такой неприкрытой нежностью, что у меня не повернулся язык отказать ему, опасаясь потушить этот небесный свет.
   - Право, это лишнее, - осторожно говорю ему, принимая букет. К тому же, эти хрупкие белые звездочки так прекрасны, он отлично знает, что перед ними я не могу устоять. Да и наш маленький роман был чем-то похож на сорвавшуюся звезду - красивый и такой же краткосрочный, - оставив после себя смесь удовольствия и щемящего чувства потери. - Они чудесны, - прячу лицо в букет, вдыхая сладко-горький запах прошлого.
   Искоса поглядываю на мужчину, против воли ища возрастные изменения и нервичность движений бывшего возлюбленного. Века и даже неподъемный небесный свод не сумели согнуть его. Он остался таким же нереально высоким и прямым, а вот на лице прибавилось глубоких морщин. И чудесные черные кудри покрыла несмываемая звездная пыль, так похожая на седину. От чудовищных нагрузок его мускулы развились и превратились в единый непробиваемый каркас. Белый гиматий, уложенный безупречным каскадом складок, смотрелся на нем чужеродной и нелепой деталью - этот титан всегда предпочитал ходить таким, как появился на свет. Что это на него нашло? Испугавшись быть застуканной за разглядыванием, снова опускаю глаза в цветы.
   Волнующий аромат их цветочной поэмы раскрывался дразнящими нотками нероли, расцвел сладкими цветочными нотами гвоздики, душистого ландыша и нежного пиона. И лишь обрамляющие композицию многоликие древесные ноты сандала и теплого кедра, смешанные с амброй, мягко намекали на скрытую чувственность послания.
   Но вместе с запахами пришли горько-сладкие воспоминания. О временах, когда он разбудил вулкан в стране вечных снегов, чтобы любоваться моим телом и сочинять стихи, меняющие мир. О временах, когда мы приманивали кометы и кормили их с рук солнечным светом, давая им дурашливые имена. О временах, когда я бы отдала жизнь за непроизнесенные им слова любви. О временах, когда еще никто не желал никому смерти.
   - Они сохранили еще слезы неба. - На его лице бродили неясные для меня эмоции. Сдержанная сила, что дремала в нем, против воли будоражила мои чувства. - Как ты любишь.
   - Любила, - поправляю его после небольшой паузы, отстраняя букет. Так уж получилось, что к этому мужчине я до конца своих дней буду испытывать гамму самых разных чувств: от сестринского сочувствия до щемящей любви-ненависти. Но при встречах мы мало говорили друг о друге, потому что или сразу ссоримся, или сливаемся в страстных объятиях. Сейчас я даже не могу с уверенностью сказать, что была любима им.
   - Тогда выкини их, - небрежно и чуть зло велел он, порываясь выхватить у меня из рук букет.
   - Как ты смог прийти? Или к тебе забрел новый Геракл? - спрашиваю его, пряча за спину цветы. - Ты ведь не сбежал? - с долей испуга восклицаю, взглянув на безмятежное небо, которое и не думает падать нам на головы.
   - А ты посмотри, - предложил титан, криво усмехнувшись. Эта усмешка в былые времена зажигала меня на раз, да и сейчас еще властвует надо мной, но я не позволю себе больше глупостей.
   - Я хочу говорить с тобой, а не с тенями прошлого. - Не могу вслух признаться, что боюсь даже сунуть кончик носа к нему в душу, где всегда кипели бешеные страсти. Сомневаюсь, что найду там что-то, кроме неприятностей на свою голову. Учитывая наши обстоятельства. - Атлант, что ты здесь делаешь? - спрашиваю снова.
   - Пришел попрощаться. - Его взгляд медленно обводит контур моего тела, по привычке лаская, пытаясь раздуть угли потухшего костра. - Это ведь не преступление? - Усмешка перекочевала с губ в глаза, синие как полночь Кандагара. Ему смешно и больно видеть мою неприступность, я знаю, но ничего не могу поделать. Рубикон перейден давным-давно.
   - Как это понимать? - говорю, подходя к нему ближе. Маленькая слабость, но ее я могу себе позволить. Просто разговаривать с тем, кто выше тебя на три головы очень неудобно. Почти правдоподобная отговорка. - Атлант? - Он отвернулся и смотрит на нежащееся море, зеленеющее меж крон деревьев. Касаюсь свободной ладонью его плеча, чтобы привлечь внимание, и обжигаюсь о мертвящий холод, который источает его кожа. - Что с тобой?! - восклицаю в испуге. Ладонь онемела и очень долго отказывалась что-либо чувствовать.
   - Мне приятно, что ты еще хоть немного за меня волнуешься, - хрипловато засмеялся он всем телом, глядя на меня сверху вниз, - любовь моя. - Большие руки, легко сомкнувшиеся вокруг меня, так холодны, что обжигают. Каменные мускулы его тела расслаблены и безмятежны, но в любой момент их жертва может быть раздавлена и смята.
   - В какие еще неприятности ты влез, глупец?! - Бороться с собой и копаться в недомолвках этого типа одновременно не получается. - Ты просто не можешь жить спокойно. Даже на краю света умудрился найти себе... Что? Новый бунт? Заговор? - Вырываюсь из его объятий с яростью, обращенной, прежде всего, против себя. От взмаха рукой хрупкие цветы просыпались на землю дождем голубых лепестков.
   - Может, даже будешь скучать, а? - Атлант насмешливо приподнял бровь, проигнорировав все мои реплики.
   Плюнув на благоразумие, вхожу в ареал Памяти. Перед глазами все какое-то время кружится, так что даже с направлением нельзя определиться. Серая равнина полна плоских черно-белых и цветных полотнищ, которые колышутся на завывающем ветру. Прошлое, будущее, настоящее...
   Искать надо быстро. Иду напролом, путаясь в запахах, тканях, красках и обрывках фраз. В груди екнуло, предупреждая о появлении чистильщиков, бдительно стерегущих сохранность воспоминаний. Им плевать, что кто-то на земле наделил меня способностью повелевать памятью. Для них я мусор и еда в одном лице.
   Снова и снова торопливо перебираю полотнища, часть которых трепещет на ветру, часть завязалась меж собой в морские узлы, покрывшись серым налетом беспамятства. Есть, кажется!
   - Безумец! - вылетев из его памяти, в ужасе хватаю ртом ненужный мне воздух, как выброшенная на берег рыба.
   Мир ядовито ярок для моих глаз после бесцветности воспоминаний. Пронзительно кричат пролетающие чайки, кормящиеся на берегу. Остро пахнет морем, в запах которого горечью впиталась пыль звезд.
   - Даже не вздумай это делать! - Мой указательный палец требовательно уперся ему в грудь. От ужаса я не чувствую больше ничего. - Слышишь?
   - Поздно, - он качает головой, большой и грустно-всезнающий, как старый умирающий слон.
   Не хочу верить. Не хочу ощущать. Не желаю знать. Не хочу его терять...
   - Это Зевс?! Он тебя заставляет!? - понимаю, что срываюсь на крик, и что меня трясет от страха-боли-ярости, но не могу вернуться к нормальному тону.
   - Я не видел его, - Атлант небрежно отозвался о двоюродном брате, словно тот был протухшей требухой. - И тебя не видел - целую вечность, - нежно добавил, своей огромной шершавой ладонью легонько коснувшись моей щеки. Легкий флер воспоминаний, пронизанных искрами любви, окутал меня заботливым коконом.
   - А кто виноват? - шиплю, как кошка, столкнувшаяся в собственном доме со стаей собак. Очень страшно осознавать, что стоящий перед тобой вот-вот умрет и никогда больше не появится на свете. Не просто стоящий, а Тот, Кого Ты Любила и за кого ты бы... - Кто устроил мятеж против Зевса? - кричу, заглушая собственную боль, когтями раздирающую мне внутренности. Обвиняю, чтобы устоять под могильной тяжестью действительности и не рухнуть на колени, умоляя его простить меня и начать все заново. Но если сейчас кто-то из нас станет молить другого, то это будем уже не мы. - Титаномахия, может, приснилась мне? - сжимаю кулаки, подавляя желание кинуться к нему на шею.
   - Я не был собой, если бы смиренно жил по указке Зевса, - пророкотал Атлант, нахмурив брови. Мускулы зазмеились по его телу, едва прозвучало имя кровного врага. - Я думал, ты понимаешь меня. Но если ты считаешь, что я мог бы поступить иначе, то ты никогда меня не знала. - Наши взгляды встретились, и я первой отвела свой, признавая его правоту. Титан стал печален, не заметив собственной победы. - Его мироустройство - путь к распаду мира. Долг чести повелевал титанам указать этому выскочке его место. Мы обсуждали это с тобой уже миллион раз, - с мягким укором посмотрел на меня, не обвиняя вслух в измене, как сделали многие наши собратья после раскола.
   - Честь! - я выплюнула это слово с нескрываемой ненавистью. Оо, сколько раз я слышала это глупое слово, сколько слез пролила из-за него! - Ну что, много чести быть небесной подпоркой? Теперь твоя честь спокойна?! - прищурившись, спрашиваю его.
   - Это бессмысленный спор, потому что ни ты, ни я не изменим своих взглядов, - на удивление спокойно проговорил он. В прежнее время он бы устроил мне такой фейерверк доказательств и обличений, что созвездия в небе закачались.
   - Бессмысленный, - соглашаюсь с ним, непонятно как снова оказавшись прижимающейся щекой к его груди. Сейчас космический холод его кожи, прожигающий ткань гиматия, кажется мне вулканическим жаром.
   Вслушиваюсь. В груди Атланта звучит музыка, которую я привыкла слышать только в мажоре. Но сейчас мелодия тиха, как журчание засыпающего на морозе ручья. Сердца титанов рождают музыку, подобно тому, как бьются сердца людей. Боги, создавая смертных, пытались повторить ее, но смогли добиться от человеческих сердец лишь стука - вместо музыкального инструмента у них получился метроном.
   Прежде мы с Атлантом считали, что наши с ним мелодии, сплетаясь, рождают неповторимую гармонию. Но время показало, что звучат наши с ним сердца невпопад и вряд ли когда-нибудь у них получится единозвучие.
   - Я ведь предупреждала тебя, что с меня хватит войн, заговоров, переворотов. Иногда совсем не плохо жить в стабильном мире, - совсем тихо говорю, уткнувшись лицом ему в шею. Очень любезно с его стороны подкорректировать свой рост.
   - Тише, тише, моя маленькая, - он прикладывает указательный палец к моим губам. - К чему напрасно сотрясать воздух?
   - Напрасно? Напрасно?! - отскакиваю от него. - Ты собираешься превратить в какую-то там скалу, а я напрасно сотрясаю воздух? Напрасно! - Жалкий облетевший звездный букет, который до сих пор сжимала в руках, летит ему лицо.
   - С чего вдруг такие страсти? - удивленно спросил Атлант, небрежно отмахнувшись от цветов. - После приговора ты ни разу не навестила меня и прекрасно жила до моего возвращения, - напомнил он. - Я лишь пришел сказать "прощай". Я не требую от тебя ничего, милая. Живи спокойно дальше.
   - Не смей упрекать меня тем, что я не явилась смотреть на то, как ты расплачиваешься за свою глупость, - глухо говорю ему. - Сколько дней и ночей я провалялась перед тобой на коленях, умоляя не восставать против Зевса? Всего можно было добиться мирным путем, но мужчинам подавай войну, кровь, убитых, за которых можно развернуть новую войну. - Глаза горят от давным-давно выплаканных слез. - Я заклинала тебя нашими чувствами, которые ты отбросил, как вонючую ветошь.
   - Я, я, я... - Атлант нахмурился, как-то вдруг разом постарев. - Ты все так же думаешь лишь о себе.
   - Нэ, я эгоистка, - складываю на груди руки. - Никогда не скрывала этого. - Что-то щемит под ребрами. Безумное сердце, как пьяный арфист, порождает крикливую какофонию.
   - К чему все это сейчас? - титан помрачнел. - Кому ты пытаешься что-то доказать? Мне-то ничего не надо доказывать.
   - Вот! Ты опять меня не слышишь! Как всегда.
   - Сердце мое, не вини себя за то, что не любила меня. Я-то любил и люблю тебя. Просто не мог поступить иначе. - Он посмотрел на меня, заставив почувствовать себя сопливой девчонкой. Это было немного обидно, если учесть, что я на пару тысячелетий его старше. Но и возразить на это было что-то сложно, потому что моя любовь не шла ни в какое сравнение с тем вулканом, что я невольно пробудила в нем.
   - Что это за блажь - стать горой? - сердито спрашиваю его. - С чего вдруг сейчас? Приговор вынесен давно, и я собиралась как раз поговорить с Зевсом о его пересмотре. Уж если отпустили Прометея...
   Атлант при упоминании имени брата поморщился. Чего-чего, а страдать их семье из-за Зевса пришлось немало. Но такова участь семей всех поигравших.
   - Это мой выбор. Все давно решено. - Он вскинул голову к небу, пряча выражение глаз. - Ты ведь не думаешь, что Зевс на самом деле мог как-то на меня влиять? - с усмешкой обернулся. - Война лишь доказала тупиковость нашего противоборства, - легонько щелкнул меня по носу. - Мы ушли в изгнание не потому, что пожелал Бычок, а по собственному выбору. Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях, милая. - Атлант подмигнул, на какое-то мгновение став прежним беззаботным полубогом, каким я его узнала. - Появление новых богов позволило пересмотреть свое мировоззрение и направило нас к новым целям. Истина многолика, как всякая женщина. Да кому я объясняю? - он небрежно хмыкнул. - Сколько раз ты видела рождение мира? Нет, я совсем не намекаю на твой возраст, не хмурь свой красивый лобик, любовь моя. И раз ты до сих пор жива, то это значит, что за свою жизнь ты боролась, имела смысл существования. А у меня его больше нет, - добавил с грустью. - Ладно, малышка, мне пора. Будешь в Лидии - заходи в гости. Ведь только с меня ты увидишь самые красивые звезды этого неба, - залихватски подмигнул. - Обещаю.
   Неловкое молчание, неожиданно разверзшееся после этих слов между нами, напугало таящейся за ним бездной.
   Какое-то время мы смотрели друг на друга. Затем одновременно, с удовольствием, ведомым лишь расстававшимся и вновь встречавшимся любовникам, испробовали губы друг друга на вкус. Вокруг нас вихрем закружились чувства, настоянные на воспоминаниях.
   Расставание случилось столь же внезапно. О недавнем присутствии Атланта напоминало теперь лишь покалывание губ и слабый запах звезд, оставшийся в воздухе...
  
  

Эпсилон : Стигма

  

То ли мир всегда был таким безумным, то ли он

прогневался на меня и вверг в нескончаемый ночной кошмар.

  
   Дом, милый дом.
   Дом - тихая пристань в бурном жизненном море. Дом - защита от всего, что может тебе угрожать, от любых врагов и невзгод. Дом - это место, где тебя всегда ждет семья, домашний питомец и только приятные неожиданности. Дом - это красивая обстановка, приятные запахи, нежные улыбки и поцелуи, ласковые объятия... Домой возвращаешься, чтобы отдохнуть, залечить раны, пообщаться с любимыми людьми, которые делят с тобой эту мирную гавань.
   Помню, на этот остров меня впервые привел Зевс - вот уж кто знает все до одного мало посещаемые места Ойкумены, - чтобы показать здешний восход. К слову сказать, восход оказался таким же как и везде, разве что Гелиос опоздал на половину клепсидры. Но здешняя природа меня просто очаровала, поэтому я вернулась сюда на следующий день. Поскиталась по окрестностям в собственное удовольствие и уже перед самым уходом наткнулась на него.
   Строгий и величественный, Он свысока взирал на каждого, кто появлялся перед ним. Традиционно прямоугольный, с белыми стенами, изящными керамической лепниной и цветными скульптурами, храм, возвышающейся на трех ступенях цоколя, обнесенный строгой колоннадой и покрытый двускатной кровлей - выглядел как новый. Тонкий узор на алебастрово-белых колоннах портика и богато украшенные окованные двери, являвшиеся настоящим произведением искусства, выглядели как только что вышедшие из-под руки мастера. На фоне храмового сада, превратившегося в непролазные чащи, храм смотрелся совершенно нереально.
   Поле всемирной Памяти подсказало, что раньше здесь было капище Великой Матери, затем был Второй Потоп и остров ушел под воду. Когда люди вновь засели эту землю люди, то стали поклоняться здесь Афродите Морской, потому что были пиратами и, изредка, рыбаками. Пленники очень старательно отреставрировали храм, ведь им обещали свободу, после чего все были убиты. Пираты всегда отличались практичностью и не собирались ни отпускать своих невольных помощников, ни делиться с ними здешним пространством.
   Храм прекрасно действовал двести лет, пока какой-то царь не истребил пиратов в здешних водах. Афродита тогда даже поссорилась с Посейдоном из-за того, что он не предупредил ее о возникшей для верующих угрозе. Но возродить общину пиратов не пожелала (то ли экономила на вере, то ли еще по каким причинам), уделив свое внимание действующим храмам. Гнев Улыбколюбивой можно понять - приходящая отсюда вера была густой и обильной, пусть и не слишком светлой. В те времена, из-за череды катаклизмов, молящиеся были в страшном дефиците и только успешные боги - вроде Посейдона или Ареса - могли позволить себе выбирать источники питания. О любви же в неспокойные моменты думают меньше, куда больше всех интересует выживание. Из этих темных веков взяли начало кровавые культы, несколько из которых существует и поныне, например, Черной Персефоны и Ночной Гекаты.
   Человеческая вера очень сильна: у нее получается наделить жизнью даже холодные камни. Пропитанный верой храм постепенно превращается в самостоятельную личность, которая до последней песчинки предана своему богу. И чем дольше храмы живут, тем более самостоятельными и сильными становятся, напитываясь верой в бога. Поэтому все, что происходит в храмовых стенах, происходит исключительно с их ведома. Храм, например, совершенно не волнует, что его богиня решает больше не пользоваться его услугами. Он строился для Нее, во имя Её, и все другие для него находятся где-то за чертой отстраненности. Случаи, когда храм принимал нового бога, можно пересчитать по пальцам одной руки.
   Вселяться в храм силком бесполезно. Верующие будут чувствовать себя там неуютно. Священники станут болеть и бедствовать. Новые святыни начнут падать со своих мест, их будут воровать. Если храм подвергнуть насильной реставрации, то штукатурка будет сыпаться, светильники гаснуть или доводить дело до пожара, двери рассохнуться, а на входных ступеньках то и дело будут падать прихожане. Это для начала. Потому, что если, упаси Мать-Земля, разгорится война старых и новых божественных сил - схлестнувшиеся энергии беспощадно искалечат все вокруг, отстаивая каждый своего бога. В таких случаях останется только покинуть храм как можно скорее, потому что находиться в нем будет опасно для жизни даже богу, не то, что его верующим. Храму проще умереть, чем предать своего владыку. Правда, бывали случаи, когда новому богу удавалось подмять под себя волю храма и заставить служить себе, но это отнимало столько сил, что желающих почти не находилось.
   Войти в чужой храм сразу я не решилась: неизвестно, как это будет им воспринято, а отпор можно и не успеть дать. Ушла и вернулась лишь спустя долгое время, когда немного разгребла скопившиеся дела в преддверии грядущего тысячелетия.
   Долго-долго бродила по горам, впитывая пряный воздух нового дома. До посинения купалась в зеленом море, отогреваясь потом на его мягких пляжах. Кормила диких зверей и птиц, доказывая, что не враг. Лишь напитавшись атмосферой острова, я осмелилась вступить в храм.
   Храм по-прежнему выглядел так, будто люди и не покидали его.
   Ослепительно белый, устремленный к небу и одновременно пластающийся над землей, как парящая в облаках птица. В саду скупо цвели груши и редкие кустики выживших, измельчавших цветов. Перед главной лестницей стояли две широкие желтые вазы с черным рисунком, заполненные длинными молочно-белыми розами с красной каймой на лепестках. У подножия невысокой статуи Афродиты, встречающей всех входящих, были выложены спелые плоды и цветочные гирлянды.
   Осторожно поднимаюсь по трем монолитным ступеням и вхожу в храм, со второй попытки открыв массивную левую створку двери. Бронзовое дверное кольцо глухо ударилось о деревянную дверь. Глаза не сразу привыкли после яркого солнца к здешнему слабому освещению. Прохладно - по коже скользнул спешащий по делам сквозняк. Слабо пахнет апельсинами и мускусом - остатки сжигавшихся во славу Афродиты благовоний.
   О воцарении здесь Афродиты говорит лишь этот запах да отдельные внешние детали, зато незримое присутствие Матери Земли ощущается очень ясно. Храм стоит на мощном источнике земной силы, что и помогло ему, скорее всего, выстоять эти века. Даже спустя столько времени эта сила нисколько не оскудела. Со стороны Афродиты было глупо бросать такое теплое местечко. Если только... Людские проклятия могу серьезно навредить при должном энергетическом посыле. Убийство ни в чем неповинных пленников вполне могло породить мощный вихрь ненависти, который и выжил Пенорожденную отсюда.
   Построенный в допотопные времена, этот храм одновременно был религиозным центром и жильем правителя с его окружением. В те времена еще не делили вождей на священников и царей, справедливо считая, что те должны совмещать обе функции, под присмотром богов.
   Прямоугольный внутренний зал окружен с трех сторон галереей с колоннадой и затенен. Тонкие и гладкие красные эолийские колонны стоят на белой базе и завершены белой же капителью, чьи большие волюты и лепестки воспроизводят растительно-морские мотивы. Они напоминают причудливые стволы деревьев, тянущиеся к небу и солнцу всем своим существом. По обе стороны от внутреннего зала плавные арки, уводящие в служебные и жилые помещения. Но жилые помещения меня не интересовали, поэтому продолжаю изучать храмовую часть.
   Вместо центральной стены - деревянные резные алтарные врата, украшенные виноградными листьями и затворенные жреческой цепью с замком. Перед ними застыла на постаменте прекрасная копия Афродиты, отлитая из золота. Скульптор сумел передать зрителю ощущение, что перед ним богиня, готовая вот-вот снова войти в морскую пену. Так и кажется, что она сейчас изящной ножкой попробует набежавшую волну. Насмешливо улыбаясь, пышнотелая богиня одной рукой приподнимает груди, запустив другую в роскошный водопад белокурых волос, струящийся по спине. Ее тело красиво изогнулось, подчеркнув этим движением собственное совершенство. На руках статуи древние золотые браслеты, длинное черное жемчужное ожерелье, несколько раз обвивающее ее шею, эротично свисает на живот. Странно, что Афродита оставила такое богатство здесь, а не забрала в какой-то из своих храмов.
   Входить в чужой алтарь плохая примета, да там и нет ничего интересного. За воротами обычная алтарная комната, с алтарем в центре, заставленная святыми предметами. Украшена скупо - сюда невольников не допускали, потому что за одной из здешних стен спят награбленные сокровища морских разбойников. Правда, пираты так и не успели толком попользоваться своим богатством. Ощутившее внимание золото вкрадчиво дало знать о себе, но, ощутив мое равнодушие, раздраженно притихло. Этот металл не может долго находиться на одном месте и в одних руках, вот и истомился здесь, в тишине и одиночестве. Драгоценные камни были самодостаточны по природе и ни в ком не нуждались. Магических предметов не оказалось вообще.
   Пол покрыт толстым слоем пыли. Шаркаю подошвой сандалии - и сразу видна мозаика. Ну-ка, ну-ка. Сдуваю пыль взмахом руки, чтобы увидеть весь рисунок, хотя уже начинаю догадываться. М-да, сюда фантазия у пиратов и воплотивших ее в жизнь мастеров была оч-чень богатая. А вот эту позу я и сама не знала. Откуда-то из-под темнеющей вверху крыши доносится приглушенное голубиное воркование.
   Постояв немного в центре зала, послушав тишину в себе и себя в тишине, разворачиваюсь, чтобы уйти. И в тот же момент струйка зеленоватого голубиного помета падает мне на лоб, откуда неторопливо начинает стекать на переносицу.
   Так мне первый раз дали понять, что моему присутствию здесь рады. Промокнув надушенным платком добрую отметку, иду к дверям. Что ж, буду заглядывать чаще сюда. Здесь так спокойно и легко.
   На выходе захлопывающаяся створка что есть мочи ударила меня по ягодицам, буквально вытолкнув к лестнице. Пришлось совершенно неграциозно замахать руками, чтобы удержать равновесие и не улететь кувырком вниз. Лишь обретя равновесие, я осмелилась обернуться к храму, не веря, что эта выходка - всего лишь еще один знак игривого дружелюбия.
   В то время я как раз искала уединенное место, чтобы растить своих юных дочек в отдалении от соблазнов взрослого мира, пока они не смогут сами заботиться о себе. А это место как нельзя лучше подходило мне по всем критериям. К тому же, после столь откровенных знаков внимания было бы просто оскорблением поселиться где-то в другом месте. Договориться с Афродитой не составило труда. Она призналась, что у нее мурашки по коже от этого места и появляться там для нее просто мука, даже свою прекрасную статую работы бывшего любовника забрать не смогла. Отдав ей статую и сокровища, чем вызвала у нее море восторга и легкое недоумение (уж она бы ничего отдавать не стала), я стала полноправной хозяйкой острова Сфера, куда сразу и переселилась вместе с дочерьми. И с тех пор ни на мгновение не пожалела о том, что решилась на этот шаг.
   Меж тем оказалось, что с состоянием храма не все так благополучно, как он демонстрировал. Здание обветшало: стены из кирпича-сырца нуждались в срочной перестройке, старые деревянные колонны пора было заменить каменными, чтобы крыша не упала на голову. Крышу, кстати, тоже пришлось перекрывать заново. Зато она вполне могла теперь выдержать пляски циклопов, если им бы вдруг вздумалось залезть на нее для этого. И дом теперь мог выстоять даже в случае осады его гекатонхейрами - в некоторых случаях можно позволить себе не экономить, мало ли как жизнь повернется. Мой дом обязан простоять века, раз его хозяйка живет веками.
   Я уже говорила, что дом - это тихая пристань в бурном жизненном море? Дом - это защита от всего, что может тебе угрожать, от любых врагов и невзгод? Домой возвращаешься, чтобы отдохнуть, залечить раны, пообщаться с любимыми людьми, которые делят с тобой эту мирную гавань? Дом - это место, где тебя всегда ждет семья, домашний питомец и только приятные неожиданности? Дом - это красивая обстановка, приятные запахи, нежные улыбки и поцелуи, ласковые объятия?..
   Так вот, это можно сказать про любой дом, кроме моего.
   ...Я едва успела переступить порог, как была оглушена, ослеплена и лишена обоняния одновременно. Сотрясался весь дом, от фундамента до крыши, будто тысяча тритонов разом вздумала дуть в свои раковины. В конюшне, что располагалась слева от коридора, ржали и метались по стойлам обезумевшие кони. Успокаиваю их мысленным посылом. Было ощущение, что кто-то нахлобучил мне на голову медный шлем и лупит теперь по нему молотком. От шока я потеряла ориентацию в пространстве, чувствуя себя оказавшейся вместо коридора в чреве трубящего кита. Закрывшаяся входная дверь, предательски ударив по спине, толкнула вперед. Приступ тошноты и пронзительная головная боль пронзили одновременно.
   Мне не дал упасть раб-привратник, в чьи обязанности так же входило омывать ноги входящих гостей водой (далеко не все гости бывают чистоплотны, как выяснилось). Выкатившись из своей каморки слева, он помог мне устоять на ногах. Через мгновение зрение и слух полностью восстановились. Фолкид - глаза-маслины, влажные кудри, мускулистое тело цвета мускатного ореха и полное отсутствие каких бы то ни было мозгов - поспешно выпустил мою руку и вжался в стену, робко улыбаясь. Напоминает большого и свирепого пса на первый взгляд, но сразу же виляет хвостом, если к нему обращаешься, так что и охранник из него никудышный. Давно пора было от него избавиться, но дочкам нравится этот старомодный символ гостеприимства.
   Дом вибрировал и вот-вот грозил обрушиться. Такое чувство, что там идет лихая гулянка циклопов на костях Одиссея. Кажется, там поют?..
   - Что это?! - кричу Фолкиду, пытаясь перекричать грохот, отдающийся в затылке и висках горечью рвотных позывов. О том, чтобы касаться чьей-то памяти и речи не может быть. Тут того и гляди концы можно отдать. От неизвестного гула вибрировали стены и пол, усыпанный лепестками цветов и залитый сандаловым маслом. Проклятье, оргия пьяных гигантов, что ли?
   - Лето? - переспросил он неуверенно. - Охии, благородная Лето не приходила, - замотал головой снизу вверх, подтверждая свои слова.
   - Лето? При чем тут Лето? Что здесь творится, во имя сосцов Амалфеи?! - спрашиваю у него, не собираясь преждевременно лезть на рожон. Богиня я не последняя на Олимпе, значит, тот, кто осмелился осквернить мой дом, должен быть очень наглым и очень сильным. У кого может хватить силы и наглости устроить такое?
   - Что? - криком переспрашивает вытаращивший глаза раб, приложив к уху ладонь.
   - Что за шум?! - ору ему.
   - Я никого не привожу, госпожа, что Ты! - перепугался тот.
   - Кто или что это гудит, болван?
   - Я предан Вам, - закивал головой снизу вверх так энергично Фолкид, что я испугалась, не оторвется ли она у него совсем, - всей душой.
   Неожиданно гул стих, и облегченная тишина тяжело упала из-под потолка на наши плечи. Не сразу понимаю, что все кончилось. Головная боль притихла, как мышь, которую накрыло сапогом.
   - Пошел прочь, осел! - велю рабу, указывая в сторону его конуры. Касание памяти Фолкида оживило головную боль, но зато дало объяснения. Иду по коридору во внутренний двор.
   Мегарон, окруженный с трех сторон галереей с колоннадой, заполнен дурманящим туманом, в котором скитается немыслимое количество народа. Или мне так кажется из-за дикого ора, который стоит здесь? Что, во имя всех кругов аида, тут происходит?!

Таласса! Таласса! Привет тебе, вечное море!

   - заорал неожиданно справа, мне практически в ухо, пьяный баритон, не жалея голосовых связок.

- Привет тебе десять тысяч раз

   От ликующего сердца-А -
   Такой, как некогда слыхало ты-ы
   От десяти тысяч сердец греческих,
   - подхватил не менее трезвый хор мужских и женских голосов, чьи обладатели были скрыты от меня серым туманом, зависшем от стропил до пола.
   С бе-едами боро-овшихся, по отчи-изне-е томи-ивши-ихся-а
   Всемирно-о-о сла-аавных греческих сердец!
   Нога немного скользит на выложенном мозаикой полу - влюбленная Пасифая с быком, со всей откровенностью деталей, застуканная Миносом. У Афродиты были весьма своеобразные вкусы, но уж больно хорошего качества плиты пола - тысячи лет им ни по чем. А к рисунку я привыкла, да и под ноги смотрю редко. Вот гости - да, часто впадают в ступор. Волоокая Гера, помню, чуть не до полудня стояла с очарованным видом.
   В фимиамном дыму призраками скользят рабы с подносами. Не хочу убирать туман, чтобы не спугнуть эту шайку, захватившую дом, раньше времени. Неужели Дионис со своей вечно пьяной шайкой осмелился?! Гремит расстроенная пьяными пальцами кифара, пронзительно визжат дудки и свистят флейты. Похоже, кто-то справа от меня танцевал, под аккомпанемент хлопков ладонями.

Вста-авали-ии волны...

Вста-ава-али-и шуме-ели-и...

И солнце их обле-евало-оо...

   - тянула тонким голосом женщина старую песню.
   Дикий хохот заглушил ее, оборвав это невыносимое вытье.
   - Во имя всех молний вашего отца Зевса, что тут происходит, хотела бы я знать?! - повысила я голос, чтобы быть услышанной, и велела туману рассеяться.
   - Ой! - раздались испуганные голоса.
   - Чё там?
   - Где?
   - Мама!
   - Мамочки!
   - О-о, мамощка-а явви-лась, - обрадовалась Полигимния - её я увидела первой, когда дым исчез - взлохмаченные черные кудри, шалые голубые глаза, желтый хитон в беспорядке, разболтанные движения.
   Голова у меня разболелась так, будто её вдруг сжали пыточным обручем. Затылок превратился в пульсирующую рану. Перед глазами заскакали цветные мушки.
   - Ура-А-А... - протянула Эвтерпа, пританцовывая босыми ножками и подыгрывая себе на двойной флейте, еще осознав, что праздник закончился. Прическа - кольца из кос над ушами - у неё была в порядке, так, пара локонов растрепалась, а вот длинный зеленый пеплос был сплошь в пятнах от вина. Нездорово красное лицо дочери вызывало желание окунуть ее головой в море, чтобы привести в чувство.
   Гостей оказалось не так уж и много. Или остальные успели убраться? Пьяные в чернильницу музы, несколько голых нимф и все три хариты валялись под столами, рядом с пустыми амфорами, костями и объедками. На столы было противно смотреть - свиньи едят аккуратнее. Несмотря на устроенное мной проветривание, в зале стоял устойчивый запах перегара. Сколько они уже пьют?
   - Тё-тя-аа Мнема-а! - пьяно осклабился мне, развалившийся в обнимку с растрепанными Эратой и Уранией, золотоволосый красавец. Его совершенное, мускулистое тело обнажено, но сейчас оно у меня вызывает лишь отвращение. Насколько красив он в трезвом виде, во всем блеске своих сил, настолько же противен он сейчас. Горькая тошнота подкатила к горлу. Еще эта головная боль так некстати откуда-то взялась!
   - Нас-с-с Дионис-сик та-А-Аким вино-Ом уггстил... ммм... закачаешься, - темноволосая Талия с венком из плюща на голове, пошатываясь, протянула мне чашу, другой рукой пытаясь придержать сползающий с грудей чужой желтый экзомий. Добрая девочка с детства готова была отдать последнее.
   - И мы столько всего натварили, насаветв-твали, - поделилась рабочими восторгами Полигимния, которая начала потихоньку трезветь, почуяв неладное. - Т-ты прсто не паве-ершь, - она сделала попытку встать, но не согласовала это с ногами и рухнула. - Задница Гидры! - вырвалось у музы, когда она оказалась на полу. Путаясь в складках и подоле длинного ионийского хитона, она с руганью пыталась безуспешно подняться на ноги.
   Ей на помощь пришла Эвтерпа, так что с третьей попытки обе сумели принять вертикальное положение.
   - Вы кто? Музы или вакханки подзаборные?! - закипел во мне гнев при виде их красных физиономий, осоловевших глаз и мятых заляпанных одежд. И это цвет греческого искусства? Все лучшее, доброе, возвышенное...
   Терпсихора и Мельпомена прекратили танцевать, виновато опустив головы и подолы. Улыбчивая Талия готова была разреветься. Терпсихора выронила яркий звонкий бубен, жалобно бряцнувший о каменный пол, и стыдливо укрылась сорванным с Аполлона гиматием. Звук упавшего инструмента болезненно отдался мне в уши. В глазах потемнело.
   Аполлон с ленивой усмешкой водил взглядом по залу (наглости ему было не занимать), без смущения развлекаясь происходящим. Он, в отличие от остальных, уже был абсолютно трезв.
   - Ну-у, ма-ам... - Урания скривила губы, демонстрируя мне фривольный критский наряд, оставлявший женскую грудь обнаженной. Похоже, что в глазах у неё двоилось, потому что обращалась она к кому-то влево от меня. - Мы жа не малкие вить...
   - Уж, тысячелетие второе пошло, как-никак, а разуму ни на грош не прибавилось! Аполлон! - обращаюсь к Водителю Муз, целующему ушко Эраты, пока его рука шарила по груди Урании. - Мышелов! - рявкнула я, вспомнив его не самое звучное прозвище. Со мной вообще перестают считаться!
   - Н-нэ? - промычал нахал, соизволив лениво оторваться от моей дочери.
   - Ты что мне в прошлый раз обещал? Ни-ни. Больше ни капли в рот. Только "мёд поэзии" и воду Иппокрены, - с угрозой напоминаю ему. Избаловала его Лето, а мы должны страдать! Сладу с ним не стало совсем. До чего же болит голова, кто бы знал...
   - А-а! - Аполлон скривился от обжигающих стрел воспоминаний. На миг стало приятно, что кому-то сейчас плохо почти так же, как и мне. Я ему быстро напомню, что со мной лучше дружить, иначе эриннии с гарпиями так, бабочками покажутся. - К чему это, тетушка? - спросил, едва боль утихла.
   - Взрослый бог, местами даже уважаемый...- в расстройстве хватаю с ближайшего подноса чашу на высокой подставке и с высокими же ручками, делаю глоток, чтобы промочить горло. - Пфф! - кантара полетела в сторону, расплескивая вино. - Неразбавленное!? - Они тут совсем... Куда катится этот мир, боги?
   - Ма-ам...
   - Чё ты в самм делее...
   - Паду-умаиишь...
   - Только дочерей-пьяниц мне сегодня не хватало. Спасибо, уважили мамочку, - прикладываю ладонь ко лбу. Головная боль разыгралась не на шутку. Мой взгляд выхватил из притихшей толпы... - Клио! У тебя еще хватает наглости вести стенограмму пьянки?!
   - Симпс... симз... позииума, - пытается возразить Аполлон заплетающимся языком, подражая пьяным речам муз. Голубые глаза равнодушные и совершенно ясные.
   - Нэ! - отрывисто кивнула Клио, наша муза истории, пронзив стилосом свиток насквозь, когда ставила точку. Распухшие от засосов губы кровоточащими ранами алели на нежном личике. Её пьяный взгляд бессмысленно бродил по мне, не способный сосредоточиться в одной точке. Скорее всего, и у этой двоилось, если не троилось в глазах. Что она там застенографировала в таком виде, интересно? Так и пишется история для будущих поколений.
   - Чтобы духу вашего здесь не было, когда я выйду!! - с отвращением кричу им.
   Закрыть глаза, слезящиеся от света, нельзя - можно поскользнуться на объедках. Схватившись за виски, торопливо пересекаю двор, игнорируя растерянных и практически трезвых муз. Через портик, что напротив входа, вхожу на женскую половину. Постоянных мужчин у нас в доме как-то не завелось, так что мужская половина автоматически стала гинекеем, то есть половиной женской. О, до чего невыносима эта боль! Клянусь, я ощущаю себя Зевсом, рожающим Афину, и в пору звать Гефеста с его молотом.
   Врываюсь в спальню. Во все стороны полетели сдираемые украшения и гребни из волос, может, хоть это облегчит боль. Волосы тяжелым шелковым плащом упали на плечи и спину. У самых корней было ощущение, что сначала кто-то содрал с меня скальп, а потом неуклюже пришлепнул на место. Касаюсь пальцами кожи, почти готовая увидеть там кровь. Чисто.
   - Да хоть бы треснула уже эта голова!
   Проклятые виски! Готова Эгидой поклясться, что у меня в голове проводят военные учения полк Афин-гоплиток. За что мне это? Запускаю пальцы в волосы, пытаясь мягко помассировать внезапно ставшую сверхчувствительной кожу головы. За что?
   Девочки совершенно распустились - Сребролукий на них тлетворно влияет. Я в их возрасте... Не важно! К тому же, если и беситься в молодости, то не на глазах же собственной матери?! Я не готова, и вряд ли когда-нибудь буду, готова к подобным зрелищам, как любая мать. Для меня они всегда останутся прекрасными малышками с жемчужными улыбками и черными кудряшками, в которых запутались горные цветы. Маменькиными дочками, танцующими на солнечной поляне. "Мама, мама! - кричали они наперебой. - Посмотри на меня!" - и со смехом кружились, задрав головы к небу. Проезжавший в колеснице Гелиос обязательно скидывал им маленькие подарки. Да любой, кто видел моих малышек, невольно останавливался и одаривал их чем-нибудь. Почему дети вырастают?
   Опускаюсь на ложе, может, хоть так боль уймется. Как быстро пролетела жизнь...
   - Милочка... - прозвучало одновременно с тем, как моя рука вместо подголовника наткнулась на что-то теплое и живое.
   - Ааааа! - отшатываюсь, едва не захлебнувшись в море чужих воспоминаний. Перед глазами все закружилось, болели не-мои раны и обиды, бушевали эмоции и амбиции. Если бы не колонна за спиной - обязательно бы упала.
   - Ну, зачем же так кричать? - высокий, худощавый и еще один совершенно голый смуглый обладатель копны вороных кудрей, как ни в чём не бывало, одарил меня улыбкой в пятьдесят два ослепительных зуба. - Я, конечно, не Приап, но даже Пенорожденная не жаловалась, - Гермес выразительно посмотрел себе ниже пупка.
   Наглец! Я ведь неоднократно просила - и на общих собраниях богов, и при личных встречах, когда в доме появились три моих первых дочки - не являться ко мне в дом голышом. Тем более, что даже люди уже представляли небожителей одетыми. Увы, большинство олимпийцев пропустили все мои слова на эту тему мимо ушей. Девочки чересчур часто отвлекались от учебы и работы на приходивших ко мне по работе особей мужского пола. А после знакомства с Афродитой - уже и на женских особей. Сама не понимаю, каким чудом они все-таки получили достойное высшее образование.
   - Не стоило так быстро убирать руку, лапочка - мне давно не было так приятно, - заявил он, посылая мне, по его мнению, "неотразимый и чувственный взгляд", неверно истолковав мое пристальное внимание к своему телу. - Может, продолжим?
   Самолюбование было такой же неотъемлемой частью Гермеса, как язык без костей и фантастическая способность врать. Совершенно не удивлюсь, если узнаю, что зеркала появились на свете по его воле. Такое же количество косметических процедур с собственным телом проводят у нас разве только Афродита да Афина. пкак язык без костей и фантастическая способность врать. марк
   - Гарпий тебе в постель! Разве нельзя заранее предупреждать о себе? - касаюсь лба ладонью, унимая воцарившееся в ней вавилонское столпотворение. - У меня и так в голове осада Трои идёт!
   Под ноги бросается ластящаяся сиамка, выскочившая из-под кровати. Бедная, спряталась здесь от тех чудовищ в облике моих дочерей. Она у меня чувствительная девочка - совершенно не выносит шума. Беру на руки. Привычные поглаживания мягкой кремовой шерстки немного успокаивают. Мнема трется о мое горло головой и ласково урчит, делясь пережитым и радостью от нашей встречи. Малышка не любит, когда мы надолго расстаемся.
   - Любовь - вот лекарство всему. Приди же в мои объятия, красавица, и получи желанное исцеление... - изображая дикую страсть так, чтобы на красивом лице отразилось как можно меньше морщинок, протянул ко мне руки Гермес. - Шучу. Молчу, - выставил ладони, натолкнувшись на взгляд, достойный не выспавшегося Аргуса.
   - Чего тебе, несносный? - прикрываю ладонью воспаленные веки, под которые как будто насыпали песка.
   Крылышки на шлеме и сандалиях Гермеса гоняли по комнате слабый ветерок. А беспорядочно разлетевшиеся по спальне мысли, по преимуществу грубо эротического содержания, заставили меня поморщиться: избавиться от этого мусора будет сложно, уж слишком хорошо они впитываются в стены моего чуткого дома.
   - Идём, тебя ждут. Я не настолько страшен, чтобы на меня не смотреть, - Гермес взмыл к лепному потолку, мельком полюбовался настенной фреской "Хоровод муз" и потянулся так, что каждая мышца его спортивного тела пришла в движение и зазмеилась.
   - У меня голова болит. - На ощупь ложусь. Лечь и не двигаться теперь лет пятьсот. Сиамка пристраивается под бок, поводя ушами в сторону подозрительного чужака.
   - Это ты своему мужу будешь рассказывать, дорогуша. ОН не в настроении ждать, - Гермес голосом выделил намёк на того, кто именно не может ждать.
   - А я не в настроении работать головой, которая превратилась в наковальню Гефеста. - До последнего сражаюсь за отдых. - И я миллион раз просила не являться ко мне голым! С меня более чем достаточно ваших воспоминаний, не хватало еще и наяву лицезреть...
   - Твоя скромность просто аморальна, милая, для матери двенадцати дочерей, - закатил глаза вестник богов. - Идём, по дороге я даже обещаю молчать.
   - У меня мигрень и я не встану, даже если начнётся Потоп.
   - Да хоть бубонная чума или волчий мор - Ему ПЛЕВАТЬ. Дело личное и срочное.
   - Моя голова тоже очень личное и срочное, - сворачиваюсь клубочком, поджав к груди колени. Мысль о лоботомии уже не казалась дикой.
   - Попахивает изменой, - пригрозил шантажом этот мерзавец. Патологическая боязнь заговора и измены давно стала второй натурой Зевса, что не удивительно при его детстве, чем и пользовались иногда в своих целях окружающие.
   - Засунь себе в "черную жемчужину" свой слишком длинный язык, сделай мне приятно, - процедила я. Тоже мне, напугал ежа голой задницей.
   - Твоя изобретательность очень возбуждает, но нас ждут, - талдычил, как дятел, Гермес, стоя надо мной.
   - Убирайся, - из последних сил прошу его.
   - Асклепий как раз там же - пришёл обговорить увеличение общения с оракулами, - тут же сменил тактику лукавый Гермес. Подлая душонка, знает, чем меня можно выманить. - Тебе же известно его патологическое сострадание: будь его воля, он бы не вылезал от смертных. А тут явился на зов Зевса...
   Асклепий, бог врачевания и сын Аполлона, был удивительно положительным, при такой-то наследственности. Добрый, милосердный (иногда чересчур), привлекательный и повернутый на медицине молодой мужчина, никогда не забывавший свою жизнь среди смертных. Для всех приятной неожиданностью стало, когда стало известно, что сын Аполлона от нимфы Дриопы унаследовал способность отца исцелять больных. Сребролукий научился лечить, поглотив в свое время бога Пэана и его функции, но делал это редко и за большую плату, предпочитая этому скучному делу скитание с музами по миру и другие веселые занятия. После обучения у кентавра Хирона Асклепий превзошел в исцелении душ и тел Аполлона, хотя тот не признает никогда этого факта.
   Аполлонид вырос и начал странствовать, в пути он бесплатно лечил смертных и богов без разбору. Слава его росла день ото дня. Ему уже при жизни стали возводить храмы, а ученики по всей Ойкумене занимались лечением по методикам Асклепия. Лекарь настолько увлекся своей работой, что начал отнимать клиентов у смерти, воскрешая умерших. Одно случайное воскрешение боги ему еще могли простить (вспомним того же Геракла, вернувшего Адмету жену с того света), но в массовых количествах воскрешения грозили подорвать устои нашего общества. Аид и бессильный перед Асклепием бог смерти Танат подняли жуткий шум. Вышел страшный скандал и все, как обычно, переругались. Наконец, выведенный из себя склоками Зевс поразил зарвавшегося внука молнией и забрал на Олимп, чтобы тот был под присмотром. Став богом врачевания, Асклепий не угомонился, а продолжил совершать чудеса, консультировать в храмах своих жрецов и всех страдальцев. На Олимпе он был столь редким гостем, что найти его, вдруг занемогшему небожителю, было просто невозможно, если возникала необходимость.
   - Жаль, что сын Латоны не придушил тебя в колыбели, - с такими словами сползаю с ложа, придерживая хрупкую голову рукой. - У такой замечательной женщины, как Майя, и родилось такое чудовище - верх несправедливости.
   - Твоя мудрость и работоспособность уступают лишь твоей красоте и проницательности, - склонился в насмешливом поклоне бог, поигрывая своим металлическим жезлом, увитым змеями. Не сосчитать, сколько шуточек ходило по Олимпу про него и кадуцей, по большей части абсолютно неприличных. С этим знаком отличия вестника богов, полученным лично из рук Зевса, Гермес носился, как с писаной торбой, даже спал с ним, игнорируя жалобы любовников и любовниц.
   - О-о, избавь меня от льстивого поноса, иначе я засуну твой кадуцей тебе в "задние ворота наслаждения" и проверну, - подхожу к настенному зеркалу, игнорируя его смешок. - Дважды.
   Глубокий вдох. Начали, что ли?
   Бронзовое зеркало превратилось в десять зеркал, которые обступили меня блестящим кольцом, чем-то напоминая глухую оборону из щитов. Жаль, что защитить от реальности они меня не смогут. Закрываться от Гермеса не было смысла (давно ни для кого не секрет, что он начал отдавать предпочтение юношам, изредка соблазняясь на какую-нибудь красавицу), просто так удобнее видеть все огрешности одеяния.
   - До чего вы, женщины, невыносимы: выглядите все одинаково, а строите из себя цариц, как будто каждая - штучная модель Гефеста, - скривил губы Гермес, накручивая на палец упругий локон. - И кому пришло в голову вас создать? - полюбовался изяществом собственных пальцев другой руки. - Совершенно бесполезные создания. Даже от кошек польза есть - мышей ловят. А для чего вы нужны?
   - Вот беда-то: с тобой забыли посоветоваться при сотворении мира, - отвечаю ему, разглядывая себя в отражении. Невидимые руки освободили от грязных одежд и в считанные мгновения омыли розовой водой. - А ты бы Создателю таких ценных советов надавал, сколько бы материала ему сэкономил, - от моего ехидства его веселое настроение скисло, как молоко. Приятно. - Ты же у нас специалист по созданию людей: настрогал гермафродитов, которые сами с собой существовать-то не могут, не то что с кем посторонним. - У Гермеса сделалось такое лицо, будто ему выжали в рот мешок лимонов. Еще бы, про свои ошибки слышать всегда неприятно.
   - Творца каждый обидеть готов, - оскорбленно ответил из-за стены зеркал бог. - Сначала сама попробуй кого-нибудь создать, а потом...
   - Не помнишь, сколько колчанов молний Зевсу пришлось израсходовать, прежде чем они их всех разделил на нормальных мужчин и женщин? Пятьдесят? - спрашиваю, будто не услышав его вопроса, выходя из кольца зеркал.
   Розовый, прозрачный, из венедской ткани, хитон, собранный в мягкие складки и зашпиленный на плечах пятью серебряными булавками. Серый гиматий с каймой из серых нарциссов окутывает меня от плеча до щиколоток маленьких ног, одетых в сандалии с узкими посеребренными ремешками. Серьги в виде маленьких свитков, свежий макияж и черепаховые заколки, превратившие волосы в произведение искусства, подчеркнули все достоинства тела. Но Гермес этого уже не увидел, позорно бежав с поля боя, в очередной раз убедившись, что с Памятью ссориться чревато.
   Теперь можно являться. Как же все-таки болит голова...
   Гелиос неторопливо продолжал свой путь по небосклону, щедро одаряя солнечным светом вспаханные поля, приготовившиеся цвести нежно-зеленые сады, пасущихся животных. Золотисто-белые огнедышащие кони - Свет, Блеск, Гром и Молния - послушно влекли раскаленную колесницу с ценным грузом к полудню, равномерно орошая землю кучками навоза и мечтая о вечернем купании в океане.
   Владыка богов ждал у беседки, сидя на камне рядом с рукотворным прудом. Доставая из кудрявой бороды крошки, он кормил золотых рыбок. Мужественные черты красивого, чуть постаревшего лица (время не так уж и милостиво к бессмертным, как может показаться кому-то) очень редко позволяли своему хозяину сталкиваться с женскими отказами. Тело бывшего воина пока хранило былую привлекательность, которую подчеркивал его хламида, расшитая синими птицами с человеческими головами. Массивный и тяжелый золотой обруч уверенно сиял на голове из копны черных волос, напоминая о титуле своего владельца.
   Он был до последнего волоска Самцом, этот бог-бык, рожденный на Крите, и женщины мгновенно распознавали это. Понятие верности как таковое для него просто не существовало, но злиться на него за это было то же самое, что упрекать рыб за отсутствие крыльев. Та кратковременная, но жаркая любовь, которую он дарил своей возлюбленной, неизменно оставляла глубокий след в душе женщины. И она уже никогда не могла потом держать на него зла. По крайней мере, долго держать зла. Все его прежние любовницы, включая меня, подтвердят это. Даже Гера, всю свою жизнь мучающаяся от болезненной ревности, тысячи раз прощала своего неверного супруга и не могла причинить ему серьезного вреда. Безумно обаятельный бык-производитель, лучшего определения для Зевса и не придумаешь.
   Встреча была назначена при храме Деметры, в отдаленной беседке старого сада, куда забредают одни игреневые кобылицы, отставшие от своего табуна. Она стояла у маленького прудика с рыбками, рядом с которым начинался вечнозеленый многовековой лес, где золотыми всполохами повязанных лент трепетали на ветру стволы юных саженцев, посаженные руками просящих милости богини. Этот лес сохранился еще с тех древних времен, когда изобилие приходило к людям из леса, а не с полей. Деревья вольготно раскинулись вокруг древнего строения, ранее принадлежавшего Гее, а до нее - Эвриноме, а до нее... Богини плодородия приходили и уходили, а храм, казалось, был вечен. Построенный из серого камня, украшенный древними барельефами и скульптурами богинь и их зверообразных супругов, он переживет и нас. И когда мы исчезнем, очередное женское воплощение плодородия войдет под его прохладные своды, преклонит колени перед алтарем и положит первые дары: цветы и плоды. Храм сумел пережить два Потопа, отделавшись сломанной башней, пострадавшей от Левиафана.
   Персефона, дочь Деметры и Зевса, еще находилась у мужа в аиде, и её тоскующая мать где-то скиталась, чтобы развеять свое горе. Храмы Деметры пустовали, как пустовали земли смертных, горюющие вместе с доброй богиней. Жрецы готовились к появлению двух богинь. Очень удобное место для встречи, о которой никто не должен знать. Ах, если бы мы встречались по серьезному поводу, я бы и не думала так сопротивляться, но ведь наверняка...
   Зевс засмотрелся на снующих рыбок, или очень глубоко погрузился в свои мысли, в любом случае, мое появление он оставил без внимания. Его орел, сидя на ветке, чистил перья крючковатым клювом. Мое тело непроизвольно передернулось, выпустив на кожу тысячи мурашек. После встречи с освобождённым Прометеем, когда я увидела шрамы, оставленные на нем клювом этой птицы, и невольно коснулась болезненных воспоминаний, не могу без неприязни смотреть на эту тварь. Хотя вины орла в той пытке не было никакой: птица выполняла приказ хозяина. А Прометей был преступником и понес кару по закону. Но ничего поделать с собой не могу.
   - Мнемозина, - объявил Гермес, появившись рядом с Зевсом. На меня он принципиально не смотрел, делая вид, что заинтересовался колесницей Гелиоса, проезжающей по небесной колее. Крылья сандалий презрительно разбивали воздух.
   - Долгих лет, Зевс. - Легкий кивок, отдавшийся в голове пульсацией, демонстрировал, что пришла равная. Сухость тона свидетельствовала об огромной степени одолжения, которое ему сделали. В конце концов, титаны появились куда раньше, чем он. Я пока историю не забыла и ему не дам, что бы этот мальчишка о себе не возомнил.
   - К чему эти условности? - поморщился Зевс, повернувшись ко мне. - Садись, - по привычке окинул раздевающим взглядом. - Все хорошеешь? Ну-ну. - И пока я думала, как расценивать эту фразу, уже перешел к делу: - Гермес тебе рассказал?
   - В голове и без того трещит, не хватало ещё слушать всяких болтунов, - подхожу ближе, по-родственному целую в щеку. Как никак сын моего брата. - Расскажи сам.
   - Я скучал по тебе, ясноокая, - жарко дыша и царапая бородой кожу моего лица, он совершил ответное троекратное лобызание. Убираю его руку со своей попы с укоризненной улыбкой - щипок удалось предотвратить. Этот мужчина никогда не делил своих женщин на бывших и нынешних, продолжая равномерно оделять ласками всех.
   - Твоими молитвами, - выбираю место на скамье, куда не дотянутся самые длинные руки, - любимый. Только ими.
   Гермес, сидящий в стороне от нас, закатил глаза, нюхая сорванный цветок.
   - Тебе нужно пустить кровь, - сказал Зевс, поправляя съехавший головной обруч по отражению в воде.
   - Это угроза? - уточнила я, уже готовая присесть, но последняя фраза заставила меня замереть в неловкой позе.
   - Лекарство, конечно, - укоризненно посмотрел он на меня, порицая за несправедливое оскорбление. Не знай я его, обязательно бы почувствовала себя виноватой. Но Зевса я знала и у меня не возникло даже мысли об извинениях. - Застой крови провоцирует...
   - Непременно попробую, когда обзаведусь кровью, - отвечаю ему, мягко массируя висок. Нет, лучше буду стоять. Что же спровоцировало приступ головной боли? Дурацкий алтарь?
   - Хо-хо, точно, - хохотнул Зевс, хлопнув себя ладонью по колену. Даже в моём нынешнем состоянии было заметно, что его веселость наигранная. Может, действительно, что-то важное? - Слишком много времени провожу на земле. Зато ты не балуешь смертных своим вниманием.
   - Что случилось-то? - смотрю на него из-под полу прикрытых век, щадя слезящиеся глаза. - Забыл, где оставил колчан с молниями? - стараюсь шутить, не морщиться и не вздрагивать от ударов озверевших дятлов, осадивших мой бедный череп.
   - Не настолько уж я и мелочный, Мнемозина, - Зевс ополоснул пальцы в воде и полностью сосредоточил внимание на мне. - Гефест скуёт мне сотню взамен каждой молнии.
   - Не сомневаюсь, - не могу удержаться от маленькой мести. - Но даже десяток молниеносных стрел в руках великанов...
   - Заговор?! - насторожился тот мгновенно. Проницательный взгляд темных глаз, которым ведома суть вещей, я ощутила как острый меч, приставленный к горлу. Не все шутки бывают удачны. Боязнь предательства передавалась в семье по наследству, как курчавые волосы и форма прямого носа, поэтому лечению не поддавалась. - Что тебе об этом известно? У кого ты видела молнии? - посыпались, как из прохудившегося мешка, вопросы.
   - Ты оставил их Ганимеду, - поспешил напомнить оказавшийся рядом Гермес, укоризненно посмотрев на меня. Приступы паранойи у Зевса доставляли проблемы всем.
   - Уверен? - громовержец подозрительно нас с ним оглядел, мысленно уже включая в подозреваемые.
   Угораздило же меня ляпнуть! Теперь не отмоешься от подозрений. Проклятая голова. Очень трудно ясно мыслить, когда все твои мысли лишь о том, чтобы расколоть себе голову и засунуть её половинки в лед.
   - Ты прономеруй молнии и сразу поймёшь, если что-то пропадёт, - с самым серьёзным видом советую ему. - Я-то тебе зачем? - Дятлы с азартом вгрызались в голову. Боль, раскаленным в костре шлемом, накрыла череп.
   - Мне? - с недоумением переспросил Зевс, уже погрузившийся в мою идею. У него и раньше были подозрения, что кто-то может найти способ завладеть его молниями, а уж после моих слов...
   - О, пожалуйста, не заставляй меня копаться в твоей памяти, - взмолилась я. - Только порнографии мне с утра не хватало! Это ведь ты меня звал.
   - Как ты смеешь?! В моей голове собраны лучшие мысли всего мира, - взвился громовержец, как будто одна из его молниеносных стрел ужалила его прямо в зад. А почему мне одной должно быть больно?
   - Может быть, но мне до сих пор попадались исключительно непристойности, - раздраженно отзываюсь я. Боль такая сильная, что плевать на манеры, лишь бы поскорее разобраться с Зевсом и найти Асклепия. Мигрень внесла сумятицу в мои защитные барьеры: теперь чужие воспоминания просачивались сквозь них, доставляя дополнительные мучения. Подспудное вожделение сердитого Зевса к моему телу, сытое удовольствие орла, только что живьём сожравшего ягненка, фривольные мысли Гермеса в адрес юного Ганимеда...
   - ...пару дней в Аргосе, - с увлечением рассказывал Зевс. На лице застыла масляная улыбка, как предупреждение не соваться вглубь его мыслей. Были у владыки богов и преисполненные глубокого смысла мысли, но то-то и оно что "глубокого" - спрятаны они были уж очень далеко! Лишь женщин на моей памяти постельные утехи приводили к власти, а его талант не был таким уж вдающимся, чтобы сделать Зевса исключением, вот и пришлось громовержцу совершать переворот, воевать, т.е. добывать себе место под солнцем по-мужски. - Видела бы ты эту дикую козочку!
   - Нет уж, спасибо! - не пытаюсь скрыть брезгливость. Скотоложство - не самая лучшая часть человеческих (и божественных) эротических приключений.
   - Она бесподобна: черные выразительные глаза, маленький подвижный носик и крошечные ушки. А как она скачет по скалам! - громовержец со всем пылом описывал новую возлюбленную. Обычно он сам превращался в зверя или птицу (50% для конспирации и 50% для новых эротических впечатлений)и новых эротичексих дным любо.. по-мужски. сделать зевса , а тут решил попробовать наоборот, так сказать.
   - На то она и коза, - пытаюсь сбить с него любовный настрой прозой жизни.
   - Кто? - на меня с удивлением уставились оба бога.
   - Где? - не моргнув глазом, включаюсь в диалог. И без заглядывания в память ясно, что ляпнула глупость. Имелась в виду девица, но с такими озабоченными созданиями стоит всегда ожидать худшего.
   - В Аргосе. При чём тут коза? - с недоумением повернулся ко мне Зевс.
   - Понятия не имею, - быстро меняю тему разговора, чтобы никто не понял, какой дурой я себя выставила. - Для чего ты меня позвал? Слушать байки о твоих похождениях?
   - О чём я говорил? - окончательно сбился с мысли тот. Озабоченно потер лоб. - Я как раз подходил к главной мысли.
   - Об аргосской козочке, - подсказал Гермес, очищая сорванный с ветки апельсин.
   - Ах, да! Она так томно помекивала, когда мой...
   - Кхм!!! - Гермес чахоточно закашлялся в кулак.
   - Вскрикивала. Царевна, - быстро сориентировался Зевс.- Но Гера, как всегда, всё испортила. У неё просто необыкновенно чутьё, клянусь ногами Атланта! Ганимед еле успел нас предупредить...
   Подобных историй было уже столько выслушано, что прислушиваться к деталям необязательно.
   - ... превратил её! - восторженно заявил тучегонитель, и уставился на меня, что бы я в должной мере восхитилась его храбростью.
   Или все же стоит? Проклятая головная боль! Все, надо слушать внимательнее.
   - Геру? - уточнила я. Это что-то новенькое. После пары наказаний для Геры, он заимел с тёщей, богиней Землей, такие проблемы сейсмологического и аграрного характера, что не скоро осмелится повторить.
   - Если бы, - мечтательно вздохнул бог. - Эту гарпию разве в кого-нибудь превратишь? Да вся родня сбежится с криком, провались они всё в тартарары!
   - Точно, - поддакиваю, мечтая о горе ледяных компрессов.
   - Не помню, - сказал Зевс, и с надеждой на меня посмотрел.
   - Чего не помнишь? - сбилась с мысли я.
   - В кого превратил аргосскую царевну, - чуть раздраженно объяснил он, нервно оглядевшись по сторонам после этих слов. - Пришлось быстро переноситься...
   - В тёлку, - с вздохом говорю я. Мои способности повелевать памятью использовались в городе богов весьма примитивно. И ради этого стоило вставать с постели?
   - Охи? - он скептически поджал губы. - Не помню, - и обвиняюще на меня взглянул, как будто я виновата в том, что он не помнит. При таком количестве любовниц вообще удивительно, что этот сластолюбец помнит адреса и внешности ВСЕХ женщин. Я лица-то своих бывших возлюбленных уже не помню, а у меня их было на порядок меньше.
   - Зато помню Я, - говорю ему с раздражением. - Теперь мне можно лечь с холодным компрессом?
   - Лучше с горячим мужиком, - сделав томное выражение лица, предложил Гермес. - Гораздо приятнее, поверь.
   Не дождавшись их омерзительного хохота, исчезаю.
   Чувствую себя готовым взорваться вулканом, поэтому сначала переношусь в сад.
   Перекресток. Выложенные цветным булыжником тропинки, поросшие травой, тут же с готовностью предлагают мне самые разные маршруты: к морю, в цветники, обогнуть дом, прогуляться до соседей... Обида еще кипит, хотя сама понимаю, что глупо обижаться на этих двух мужланов. Я - женщина, я по природе умнее. Но как унизительно быть в их глазах существом низшим, пригодным лишь для выяснения подробностей любовных похождений!
   С какой стати я так близко к сердцу восприняла их хамство? Как будто первый раз сталкиваюсь с ним. Это все головная боль, не иначе. Ну, их всех в баню, заодно и помоются!
   Виски давит уже не так сильно как раньше. Терпкий запах лаванды, дикого тимьяна, розмарина и шалфея сделали свое маленькое волшебство. Теперь можно и домой... Терракотовая тропинка весело петляла меж деревьев и кустов. А я шла и думала, как быть, если девочки еще дома и продолжают развлекаться. Выгоню всех. Пусть обижаются. У Аполлона предостаточно храмов, вот пусть там и устраивает в любом из них светопреставление. У меня мой любимый дом один.
   Громкий треск в персидских розовых кустах, как будто сквозь них ломился критский бык, заставил меня инстинктивно отскочить в сторону, уступая дорогу животному. Одной краткосрочной встречи с этим монстром мне хватило, чтобы раз и навсегда отнести быков в разряд самых опасных тварей. Очень неприятное ощущение, когда сквозь тебя кто-то проносится, знаете ли. Оступившись и едва устояв на ногах, нелепо взмахивая руками, вдруг вспоминаю: быков здесь нет, и никогда не было. Но кто тогда смеет ломать мои нежные розы?!!
   Гневно раздвигаю заросли руками, приготовившись высказать наглецу все, что о нем думаю, а потом превратить его в нечто гадкое!
   Сидящий на корточках пожилой мужчина, с печальным донельзя морщинистым лицом, одетый в потертую накидку из тусклых перьев, какое-то время грустно на меня смотрел, потом отвернулся и продолжил свое занятие. Подобной наглости я точно не ожидала, поэтому у меня враз вылетели из головы все слова.
   Незнакомец чем-то тихонько шуршал, сопровождая свои действия меланхоличными вздохами. В своей нелепой накидке, он казался больной или подбитой птицей, спрятавшейся в чаще от враждебных глаз. Пышно цветущие белые розовые кусты как бы разводили руками, сами недоумевая, откуда среди их великолепия взялось это.
   - Ты кто? - спросила я, шагнув вперед и осторожно трогая мужское плечо указательным пальцем. - Эй!
   На мои действия он не прореагировал никак, продолжая равнодушно тереть друг о друга две палочки, вызывая огонь древним способом. Перед ним была сложена заготовка для огромного костра. Там были неведомо откуда здесь взявшиеся сучья сандала, кедра, можжевельника, березы, обломки резной деревянной скамейки из моего сада, горсти разноцветных благовонных палочек, пара золотых чаш (одна очень напоминает жертвенную чашу из храма Зевса, вторая наполнена вином), пара раскрытых древних книг в драгоценных переплетах, несколько свитков... Страшно даже представить, что будет, если это все загорится.
   - Послушай, я к тебе обращаюсь! - пробираюсь сквозь кусты и встаю перед чужаком. Кончиком сандалии выбиваю у него из рук палочки, привлекая к себе внимание. - Эй!!
   - Будьте так любезны, благородная госпожа Мнемозина, не мешать мне готовить погребальный костер, - очень тихо попросил он, подняв на меня тусклые желтые глаза с вяло пляшущими в зрачках огоньками. Тонкими пальцами с коричневыми длинными ногтями он подобрал с земли палочки и продолжил свое занятие. - Премного благодарен буду.
   - Мы знакомы? - растерялась я. Память безапелляционно заявляла, что мы видим этого типа первый раз. А своей памяти я имела склонность доверять.
   - Не думаю, что это имеет значение, - с неизбывной печалью в голосе проговорил мужчина, меланхолично занимаясь трением, - но мы не встречались. Как не встречалась друг с другом половина существ этой Вселенной.
   - Но погребальный костер ты собираешься запалить именно у меня в саду? - не столько спрашиваю, сколько уточняю.
   - Не отрицаю сей прискорбный факт, - печально согласился он. Темные, густые, но жирные волосы распадались у него на голове на отдельные прядки, отдаленно напоминающие перья птицы-секретаря. Подобную телесную неопрятность позволяли себе у нас разве только сатиры да молодые кентавры, стремящиеся самовыразиться.
   - Тогда тем более советую найти другое место для погребального костра, - ледяным тоном предложила я.
   Решительно сегодняшний день не задался с самого начала. Звезды нынче выстроились особым образом, что ли, будя безумие в каждом втором?
   - Другого места не найти, - голосом находящегося при смерти изрек незнакомец. - Но я постараюсь сгореть быстро и не доставить вам больших помех. Немного подымит, но не расстраивайтесь - дым будет ароматный.
   - Кто ты такой вообще? - Я потрясла головой, разгоняя туман в мыслях. - Прекрати поджигать, когда с тобой разговаривают!
   - Я бы пообщался с тобой, богиня, но время немилосердно ко мне в этот скорбный час. Отложим же беседу на иное время, - мужчина критически оглядел дело рук своих и остался недоволен. - Теряю навыки. Как же это делается? Или палочки были каменными?
   - Я желаю знать кто ты. Изволь отвечать! - самым решительным голосом требую с него.
   - Молодость так импульсивна, - он по-стариковски покачал головой. - Мое имя тебе ничего не даст, поверь.
   - Покинь мой остров, - показываю в сторону моря, чувствуя себя полной идиоткой. - Немедленно!
   - Разумеется, как только умру. Мне ни к чему здесь задерживаться. Хотя, признаюсь, здесь уникальная энергетика - не поверил себе, когда попал сюда первый раз, - бормотал себе под нос мужчина, вертя в руках палочки. - Между прочим, это место принадлежит само себе, и ты в нем такая же гостья, как все мы.
   - Бред какой-то, - нервно рассмеялась я, потирая переносицу. Сначала алтарь, теперь этот ненормальный. - Может, мне это снится? - обратилась я к кому-то в небе.
   - Кто знает? Жизнь - это сон, считал один мудрец, - сказал незнакомец, выбрасывая палки в кусты. - Но ты мешаешь мне умирать, - сделал из вышесказанного довольно неожиданный вывод он. - Займись своим сном, богиня, и не суй нос в чужие, пожалуйста. - Мужчина встал, оказавшись выше меня на голову. Специфический птичий запах, немного отдающий уксусом, ударил мне в нос. - Уже и умереть нормально скоро будет негде, - ворчливо заметил он, встряхивая плечами. Накидка из птичьих перьев окутывающая все его тело, оставляя на свободе лишь голову, всколыхнулась как живая. - Безобразие, - этот тип брезгливо вытащил двумя пальцами из заготовки костра женскую грудную повязку. - Как это сюда попало? - требовательным тоном обратился он ко мне. Словно заподозрил меня в том, что я могла подбросить ему это в погребальный костер, когда он отвернулся.
   - Откуда мне знать? - возмутилась я. Дерзость этого безумца просто не знала границ. - Прекрати заговаривать мне зубы. Сейчас же покинь мой остров, иначе...
   - Куда катится мир? - тоскливо проговорил незнакомец, забрасывая повязку в заросли молодого жасмина, где та стала болтаться, как сопля, на ветке. - В мое время женщины стремились показать свою грудь как можно большему количеству зрителей. Но не разбрасывали предметы нижнего белья где попало. - Его красные вышитые сапоги с загнутыми носами и неясными наростами, похожими на петушиные шпоры, застыли возле моих ног. - Ну и что будем делать? - Сейчас его лицо казалось очень волевым и совершенно не напоминало то бесцветное пятно, каким увиделось мне в первый раз. Нос заострился, напомнив мне клюв зевсова орла. А взгляд стал пронзительно-голодным.
   - Прости? - против воли делаю шаг назад.
   Все эти перемены не предвещали ничего хорошего. Вышвырнуть его силой я не решалась, поскольку не знала, каким магическим потенциалом обладает стоящий передо мной незнакомец. То, что он оборотень уже не вызывало никаких сомнений. А еще он как-то сумел пробраться на закрытый для посторонних остров, не растревожив систему охраны.
   - Ты меня гонишь? - проникновенно печальным голосом спросил он, мгновенно, как прячет свои когти кошка, избавившись от повелительных интонаций. Сейчас возле меня стоял обычный пожилой мужчина, в лысеющей перьевой накидке (мало ли у кого какие чудачества?), битый жизнью и очень нуждающийся в помощи. - Совсем?
   - Именно, - отвечаю, глядя в его желтые огневые глаза.
   Знавала я в свое время одного Огненного Змея, который любил охмурять женщин гипнотическим внушением. Какие он мне сказки плел, как в любви клялся, какие золотые горы и молочные реки обещал... Всегда приятно вспоминать красивые ухаживания за собой. Если остаешься после них в живых. Кроме магического обаяния, у того Змея имелась скверная привычка выпивать жизнь из своих пассий досуха. Не приди мне тогда случайно на помощь Майя, которая собаку съела на всяких иллюзиях, не сидела я бы сейчас здесь. С тех пор у меня появился иммунитет к велеречивым мужчинам. - Чтоб духу твоего здесь не было. Сей же миг. Ну?
   С видом самого несчастного на свете существа, незнакомец хлопнул в ладоши (или что там у него было под накидкой вместо них) и исчез.
   Точнее, исчезла его нижняя половина. Очень медленно исчезновение перетекало на грудь. Руки-плечи. Шею и голову. Последней исчезала макушка. Происходило это мучительно медленно, лицо у него было безмерно страдальческим, но я дотерпела.
   Постояв еще немного и убедившись, что процесс не повторится в обратном порядке, выбираюсь из кустов на тропинку к дому. Передаю садовнику приказ избавиться от оставшегося на поляне мусора. Надо срочно будет заняться ужесточением пропускной системы, если я не хочу однажды проснуться посреди чьего-то кладбище или где-нибудь похуже.
   От испытанного шока голова слабо и неуверенно гудит, не решаясь разболеться в полную силу. Пока боль не разошлась, лучше всего прилечь. Бреду по дорожке, словно в тумане, уже не способная любоваться красотами. Сейчас главное отрешиться от всего и сохранять бесстрастное равновесие. Лечь. Кровать. Дойти до кровати. Внутреннее равновесие мгновенно нарушилось, стоило мне войти в дом.
   Ну люблю я его очень. Люблю свой дом, как еще одного ребенка. Удовольствие начинает переполнять меня, когда я еще только ступаю на первую из трех массивных мраморных ступеней при входе.
   Коридор, украшенный яркой фреской на тему аркадских пейзажей и пасущихся стад, встретил меня тишиной и благословенной прохладой мраморных стен. Дочки, помнится, с таким удовольствием рисовали эту фреску, когда мы сюда переехали. Если присмотреться, то можно увидеть, что морды некоторых овечек в обильных стадах напоминают лица членов нашей большой семьи. Кто-то помнится, даже нашел сходство между козлом на холме и ликом нашего громовержца, хотя мои дочки в один голос это отрицают.
   Внутренний двор, лишенный потолка и окруженный с трех сторон галереей с колоннадой затенен - солнечная колесница появляется над ним лишь после полудня. Красные расширяющиеся колонны стремились вверх, к небу, грозя прорасти сквозь крышу, как деревья пробивают камень в поисках солнечного света. Вьющийся узор мозаики пола всегда действует успокаивающе, отвлекая своими завитками от самых черных мыслей.
   Слава Тюхэ, дом пуст - гости мне сейчас нужны меньше всего. Девочки ушли использовать для творческих гульбищ с друзьями другое место, наверное, очередной храм. Их мнение, что в пьяном угаре вдохновение приходит легче, вызывало у меня серьезные сомнения. Может, конечно, оно и приходит, но большинство забывают все, что натворили в этот благословенный момент и пристают потом к окружающим, чтобы восстановить картину событий. Да и возраст уже не тот у меня, чтобы выносить в доме безумные попойки. Хочется тишины и покоя. Как никак исполняется... Помилуй Небо, неужели столько?! Напряженно застываю перед общим домашним алтарем, в центре внутреннего двора, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, тиски на моей голове еще немного разжались.
   Ощущение чьего-то пронзительного взгляда в спину заставило меня резко обернуться. Старые инстинкты, выработанные еще в эпоху Войн Богов, ни разу не подводили. Загородившись силовыми щитами, осматриваюсь.
   По обеим сторонам двора, под портиками, белели статуи и темнели проемы комнат: спальни гостей, кладовые, служебные помещения. В доме нет кроме меня и сиамки никого живого. А вон там? Тьфу ты, статуя - их по дому расставлено чуть ли не в каждом углу столько, что все уже со счету сбились. Остались и со времен Афродиты, и дочки собственные притащили. Это все головная боль. И нервы. Пора в отпуск.
   Распахнутая настежь массивная дверь, что напротив входа в дом, показывает часть андрона. Потускневшие фрески (все руки не доходят), мозаичный пол, несколько криво расставленных клине, забытая кем-то шаль. Огонь домашнего алтаря в андроне сыто шипел и подмигивал искрами, сообщая, что на земле нам исправно воскуряют молитвы и приносят жертвы. Традиционно андрон считается мужским помещением, но мужчины в нашей семье на постоянное время как-то не заводились, и из мужской половины незаметно превратился в женскую. За ним начинаются собственно женские помещения - гинекей: спальни, которые по большей части пустуют - ведь дочки носятся по миру, и сад. И там тоже никого нет.
  
   Андрон (др.-греч. ?????? -- мужская комната) -- часть древнегреческого дома. Мужчины встречались в андроне на праздничные пирушки (симпосии), для разговоров и обедов. Андроны самые красивые помещения в доме. Они украшались многочисленными мозаиками, фресками и статуями. В андроне обязательно находился клине -- ложе, на котором ели и пили. В противовес ойкосу (личное) андрон составлял публичную и представительскую часть дома.
  
  
  
  
   Прикрываю глаза, даря благодарность силе, охраняющей эти места от посторонних взоров. Это никогда не бывает лишним. На меня нисходит, как всегда в таких случаях, спокойствие. Мой дом меня понимает лучше, чем бы кто ни было. Преисполненная умиротворением, поднимаю веки - и вижу перед собой существо (язык не поворачивается назвать это человеком!), с которого содрали кожу, а потом зажарили. Может быть, наоборот: сначала зажарили, потом ободрали кожу.
   - ААА!
   - Ааа!
   - Ирида! Будь у меня сердце смертной - оно бы разорвалось от страха. Ты в своём уме? - в ужасе разглядываю вестницу богов. Голова снова разболелась, растеряв все приобретенное спокойствие.
   - Ты закричала первая. - Ирида была сама честность.
   Угораздило же тогда Зевса послать в Южную Америку, к одному из местных божков-побратимов, именно её. Конечно, Ирида передала подарки и поздравления, посвященные тысячелетию правления божка с непроизносимым именем, и была приглашена на пиршество. Где, пообщавшись с местными, воспылала любовью к тамошней культуре. Польщенные аборигены сочли своим долгом сделать ей татуировку в семи цветах на всё тело, в знак вечной памяти и дружбы. Высокую, светловолосую, симпатичную девицу с крыльями первобытный татуаж превратил в живой труп, с которого содрали кожу и ошпарили цветным кипятком. Выглядело это инфарктно, иначе не скажешь. И ладно бы она это сделала на пьяную голову, хотя бы оправдание было разумное этому безобразию. Увы, делала в твердом уме и трезвой памяти.
   - Я тысячу раз просила вас с Гермесом...
   - Не говори мне об этом павиане! - ощетинилась вестница, разом став похожей на одну из гарпий. - Да отвалится у него все, что можно и тем более то, что нельзя!
   - ... заходить через дверь! Или появляться медленно, чтобы я успела приготовиться. Неужели обязательно выпрыгивать передо мной, как... какой-нибудь Минотавр! - Пальцами массирую висок, мечтая вытащить ту невидимую занозу, что засела где-то в голове.
   - Я пришла постучала мне не ответили я знаю что злой собаки у тебя нет и я вошла, - затараторила она тысячу слов за мгновение. - Ты стояла я тебя позвала но ты не отвечала а потом как закричишь У меня чуть крылья в узел не завязались потому что когда так кричат у меня внутри все просто обрывается, - Ирида положила ладонь себе на живот. - А как же я смогу работать если у меня из живота будут торчать внутренности? Это так неэстетично и совсем не будет сочетаться с моей красотой. - Она едва заметно нахмурила лобик. - При таком количестве поручений скорость мое главное оружие Ведь лишь благодаря моей способности к мгновенной транспортировке...
   - Ирида!
   - И феноменальной памяти...
   - Ирида!! - Крик звонкой болью отдается в голове, множа страдания, но иного выхода просто не было. - Ты забываешь половину или перевираешь поручение целиком, - закатываю глаза, озвучивая прописную истину. Только увлёкшейся расхваливанием собственных достоинств вестнице это все по барабану.
   - Так зачем я тебе нужна? - деловито спросила Ирида, пропустив все мои слова мимо ушей и обратив на меня внимание лишь после окончания своего монолога. - Я тороплюсь, учти.
   Она что - издевается?!
   Вестница побледнела, вспомнив внезапно, как едва не погибла в метеоритном дожде. Право, не стоит все же злить богиню Памяти.
   - Я-тебя-не-звала, - чётко выговариваю каждое слово, глядя ей прямо в глаза.
   - Нет? - неуверенно переспросила она, сбитая столку нестандартностью происходящего.
   - Это ты свалилась мне на голову!
   На долю мгновения Ирида задумалась, сверяясь с собственным источником информации.
   - В самом деле, - она непринужденно рассмеялась, взмыв в воздух на распахнутых крыльях. Режущие глаз солнечные блики устроили безумный хоровод на стенах дома. Запах пачули стал настолько густым, что его можно было резать ножом и раздавать по храмам. - Что ты мне тогда голову здесь морочишь? - пожурила меня вестница, погрозив указательным пальцем с сиренево-золотым ногтем, после чего торжественно сообщила: - Зевс призывает тебя!
   Пафосное затишье некультурно прервал мой вопль:
   - ОПЯТЬ!?
   - Разве я уже была здесь? - вестница с сухим недоумённым шелестом развернула крылья, запустив на стены радужных зайчиков. На пол посыпалась въедливая цветочная пыльца. - Странно. - Два огромных, колышущихся за спиной крыла бабочки придавали телу девы какую-то фантастическую нереальность. Терпкий запах пачули, исходивший от пыльцы, острыми иглами впивался в устоявшийся характер моего дома.
   - Охи, конечно, - спохватываюсь, делая невинное лицо. Ирида была первостатейной сплетницей и главной осведомительницей Геры. Помощь Зевсу в сокрытии следов измены автоматически заносила бы меня в чёрный список. Не то, что бы это могло безвозвратно испортить мне жизнь... Но пока у волоокой Геры не было доказательств моей помощи Зевсу в вопросах личной жизни, мне жилось намного проще. А уж сейчас мне и подавно не были нужны проблемы с этой ревнивой Сциллой. - Тебе, естественно, известно, как сложно держать в голове множество мыслей одновременно. Вчера - завтра, сейчас - через час, фантазии - реальность перемешиваются, - на ходу выстраиваю более менее правдоподобное объяснение. Лучше выставить себя идиоткой, чем пособницей чужого разврата.
   - У меня таких проблем не бывает, - с ноткой превосходства заявила вестница, поведя изящным плечиком. Радужные татуировки заиграли по ее телу, вызывая у меня непроизвольную дрожь отвращения. Есть тату - произведения искусства, и есть тату вроде тех, что покрывают вестницу, на которых неприятно даже лишний раз взгляд задержать. - Я всегда держу в голове одну мысль, - Ирида сняла с пояса ручное зеркальце в золотой оправе, полюбовалась собой. - И тебе того же советую. Избыток мыслей увеличивает количество морщин, между прочим.
   - Отличная идея, - с уважением говорю ей. - Спасибо. Просто, понимаешь, перепутала будущее с прошлым, - глупо хихикаю, стараясь не морщиться от пульсирующей боли в голове, - и только что была у Зевса. Он очень удивился, потому что ещё не вызывал меня, - несу совершенную ахинею.
   - Зевс ждёт тебя немедленно! - надменно заявила вестница, прислушалась к чему-то и, видимо, получив тычок от адресанта, исчезла, усыпав пол радужной и очень липкой пыльцой с крыльев.
   В тот же момент, озверевшая, как Цербер на цепи, являюсь пред очи громовержца.
   - Что сейчас?! Совсем совесть потерял, старый греховодник? Так я тебе сейчас припомню всё-оооо... - замолкаю, увидев вытянувшиеся лица богов, собравшихся на совет в тронном зале. Хмурое лицо Зевса не сулит мне ничего хорошего, как и поджатые губы Геры. Вляпалась.
   Некультурно прерванный моим варварским появлением Посейдон, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, о чём говорил только что.
   - Займи своё место, Мнемозина! - ровным голосом предложил Зевс.
   Проигнорировав позорное желание превратиться в мышь (или стереть им всем память на минуту назад) с высокоподнятой головой я прошествовала к креслу слева от него. Сажусь, расправив складки хитона, как ни в чём не бывало.
   Ухмыляющиеся божества прячут в ладони ехидные улыбки. Теперь будут чесать языки неделю. Лучше бы оделись, как давно сделали люди. Героический период уже закончился, нудизм теперь не в моде.
   Аполлон лениво взмахнул рукой, приветствуя меня, смачно вгрызаясь в спелый гранат. По подбородку бога потекли две струйки рубинового сока, так похожие на кровь. Его Волчье прошлое, говорят, еще дает о себе знать время от времени в некоторых привычках.
   Гера, поджав губы, так что они превратились в узкие ниточки, окинула меня оценивающим взглядом. Мой благополучный и местами цветущий вид не доставил царственной особе никакого удовольствия. А манера речи, в которой я обратилась к Зевсу, преисполнила её душу новыми подозрениями. Факт нашего с Зевсом развода она не воспринимала как данность, видя в этом просто блажь двух любовников, пожелавших жить раздельно. В ее голове никак не укладывалось, что кто-то может отказаться от любви Зевса.
   В свою очередь смотрю на нее, едва занимаю свое место справа от задумчивой Деметры и слева от Гефеста, мастерившего что-то по обыкновению. Новые серьги и диадема Геры, подарок мужа, кричали о факте очередной измены, выкупом за которую были по сути эти драгоценности. Но богиня предпочитала видеть в этом символ супружеской любви. Поединок наших взглядов ей не понравился, поэтому она предпочла перевести глаза на любимого мужа.
   - Ты остановился на том, что колесницу Гелиоса бортануло неизвестное тело в потоке света, - пришла на помощь Посейдону Эйрена, она же самое робкое существо на Олимпе.
   Красавица и умница (в своей стезе), Эйрена вечно тяготилась какими-нибудь комплексами и никогда не повышала голоса, даже в детстве. Вдобавок, бедняжка совершенно не переносила конфликты или неловкие моменты вроде этого, поэтому всегда спешила прийти на помощь нуждающимся в защите. Надо отдать ей должное - красивое лицо и обнаженное тело способствовали примирению, ведь именно мужчины чаще всего готовы сцепиться по любому поводу. Женщин ей тоже, кстати, удавалось помирить иногда - они объединялись уже против неё. Бедняжка выбрала не лучшее для себя занятие, даже неблагодарное, потому что все жители Олимпа являются соперниками друг друга, то есть потенциальными врагами, и ссоры просто неизбежны.
   А не так давно Зевс вдруг объявил, что войны - это зло, и велел всем срочно воцарять мир. В связи с этим Эйрена из ор неожиданно для всех была повышена до богини Мира. Новый статус её чрезвычайно смущал, лишив остатков смелости. Оставалось надеяться, что в дальнейшем она станет смелее защищать мир во всем мире.
   - Точно, - с облегчением кивнул Посейдон жгучей брюнетке с нежными голубыми глазами, чувствуя себя не в своей тарелке без трезубца в руках. Эйрена тут же залилась краской смущения, уткнувшись носом в голубя мира, которого прижимала к груди, став ещё прекраснее.
   Что же до пресловутого трезубца, то это был новый бзик Зевса: боги обязаны сдавать в особую комнату свои атрибуты власти, чтобы все были равны в Зале Справедливости. Таким образом, дураку понятно, он старался обезопасить, в первую очередь, от нападения себя. Боги разумно настояли, чтобы и сам громовержец оставлял там молнии. Долго он не протянет, гарантирую. Пока же все чувствовали себя неуютно и беззащитно.
   Моя несчастная голова горела и пульсировала все сильнее. Худшего средства для её лечения, чем присутствие на шумном сборище богов, и придумать было нельзя. Наполовину прикрываю глаза веками, надеясь хоть так преуменьшить боль. Голоса богов кажутся мне искажёнными и визгливо-громкими даже сквозь тот ватный туман, который заложил мои уши. Что, во имя всех мук аида, творится в моей голове?! И как это прекратить?
   - И тело рухнуло в океан, - Посейдон нервно сжал в кулаке отсутствующий трезубец. Возбуждение передалось и его телу, мгновенно переключив на себя внимание женской аудитории с его голоса на другие части тела бога. Седовласый и могучий, с пронзительными синими глазами и волевым подбородком, Посейдон в некоторых вещах вполне мог составить конкуренцию своему брату Зевсу, кровь Урана брала своё. Общественность почти забыла (или делала вид), что именно Посейдон правил первое время миром, а уж потом его потеснил собственный брат.
   - А Гелиос? - Деметра с тревогой наклонилась вперёд, чтобы разглядеть под аркой, есть ли на небосводе колесница бога солнца. Часть богинь и некоторые боги, последовали её примеру. - Он жив? - На её изможденном лице отразилось искреннее беспокойство. Разлука с любимым ребенком состарит кого угодно, даже бессмертную богиню. К тому же, на Олимпе лишь она и Гера предпочитали иметь облики зрелых женщин. (Остальные женщины царства богов предпочитали выглядеть на лет 16, максимум - на 18.) Пшеничные волосы - предмет зависти всех женщин - были у нее слегка растрепаны, одежда в небольшом беспорядке. Она очень напоминала взволнованную мать семейства, узнавшую о несчастье с одним из своих детей, и сразу прибежавшую на место трагедии. Притом, что тот же Гелиос приходился ей дядей, а выглядел как неоперившийся юнец. Деметра - сама доброта, в который раз убеждаюсь. Уж на что она была зла на Гелиоса за Фаэтона, но при намеке на угрозу его жизни мгновенно забыла былые разногласия.
   - Цел и невредим, - заверил её с насмешкой Гермес, откинувшись на спинку сидения, рассмотрев всё, что нужно было, - как видишь, - небрежным жестом указал на небосвод и вернулся к полировке своего шлема.
   - На первый взгляд, - недовольно заявил Гелиос, подогнавший колесницу к внешней колоннаде. - Но у меня многочисленные душевные травмы. - Бог солнца не так давно обрился налысо, чтобы выглядеть моложе, и сейчас его гладкая макушка гневно бликовала, пуская солнечных зайчиков по стенам зала. Если уж ему так приспичило, то не мешало бы сбрить и кустистую рыжую растительность в других местах - например, в под мышках. Стал бы гораздо симпатичнее тогда. - Я вообще мог бы взять отпуск и уехать поправлять здоровье... ну, хоть в Египет! Ра давно зовёт в гости, а я, как дурак, всё отказывался, - патетично заявил он, прижав руку к глазам. Вся его фигура выражала полное отчаяние. На мой взгляд, сейчас он переигрывал. Может быть, театральный постановщик из него выйдет лучше. Гелиос недавно заинтересовался театром - этой странной человеческой забавой - и даже пытается, как я слышала, организовать труппу у нас на Олимпе. - Кто меня здесь ценит? - бог небрежно указал на сонм богов взмахом руки. - Кто считается с древней кровью титанов теперь? - испустил громкий стон, оплакивая свою горькую долю. Конечно, если кому и плакаться о несчастной судьбе, так это солярному божеству, которому чуть ли не каждое мгновение приносят на земле благодарственные жертвы, поминая к месту и не очень. Гиперион, один из немногих титанов, без борьбы уступивших власть новичкам, на золотом блюде принес своему сыну ключи управления солнцем. Чтобы не давить на Гелиоса своим присутствием, он даже удалился на край света пасти коров. - Мне ведь ущерб не возместили: ни за помятые крылья колесницы, ни за вмятину слева, ни за стресс, полученный моими лошадьми... - с надрывом в голосе перечислял он, загибая пальцы, обозначавшие убытки. - А Гром у меня такой чувствительный мальчик, чуть что - у него медвежья болезнь... Это не смешно! - подскочил бог Солнца, услышав фырканье из рядов богов.
   - Мы поняли, - наконец, догадался оборвать его Аполлон. На его холеном лице застыла скука. - Хватит.
   - Нытик, - сплюнул Арес, демонстративно пригладив собственный бритый череп ладонью. Кожаные доспехи согласно скрипнули, поддерживая хозяина. - Другой бы на твоём месте уже давно нашёл его и отомстил, как полагается нормальному мужику и воину. Слюнтяй, одно слово.
   - Я... я, к сожалению, очень исполнительный работник, - поджал губы с оскорбленным видом Гелиос. Увы, храбрость не была его отличительной чертой, что не мешало ему в целом быть нормальным богом. Когда он прекращал нытье. - Не будь я так занят, непременно бы набил морду, - с неожиданной дерзостью заявил бледный бог солнца, - и тебе, и ему.
   - Давай! Давай! Чего же ты? Обмочился от страха? - Арес вскочил с кулаками наизготовку. Мускулистый, крепкосбитый, с пудовыми кулаками он чувствовал себя в любой драке, как рыба в воде. Шлем с грохотом покатился по залу и остановился в центре. - Ну?!
   - Я... я... да ты! - побагровел и пошёл пятнами бог Солнца, сжимая кулаки.
   Что за заяц между ними пробежал, хотелось бы узнать. Но сейчас лучше не соваться в чужие мыслесферы, взбудораженные перспективой драки. Агрессия и чисто мужские выверты, красочно демонстрирующие хозяину как превратить соперника в отбивную, вот что сейчас кипит в головах этих двоих. Здравомыслие, как обычно, заперли в ближайшую кладовку, чтобы не путалось под ногами.
   - Спокойствие! - вскочила, умоляюще протянув к мужчинам руки Эйрена. Всё её достоинства тщетно взывали к спорщикам - те их просто не видели, поглощенные друг другом.
   Боги слегка оживились, предвкушая драку вместо скучного заседания. Где-то начали делать ставки, магические предметы стремительно переходили из рук в руки, ожидая своего выигрыша.
   Арес со зверской рожей разминал плечи и щелкал пальцами, выворачивая их туда-сюда. Пару раз подпрыгнул на месте, с оттяжкой повернул голову слева направо и справа налево.
   Гелиос вытянулся и чуть дрожал, напоминая тетиву с парадного лука, вдруг натянутую на боевой лук. Но был преисполнен решительности схватиться с Аресом.
   Однако.
   Осторожно обходя свою задремавшую головную боль, касаюсь памяти ближайших соседей. Естественно, ищите женщину.
   Арес покрутил роман с одной из Гелиад, да и был таков, а девица (точнее, уже далеко не девица) осталась в положении. Арес же недвусмысленно выразился, что факт своего отцовства ставит под сомнение, чем незаслуженно оскорбил и Гелиоса, и его дочерей. Гелиады вели очень скромный образ жизни и ни в чем таком замечены не были, так что грубая выходка бога войны требовала, по меньшей мере, публичных извинений.
   - Смертных, урожай погубишь, мерзавец! - ахнула спохватившаяся Деметра, заботясь о земле, чьё плодородие было её прямой заботой. Все мысли богини были о скором возвращении Персефоны, и лишь такой из ряда вон выходящий случай смог отвлечь её. Случай с Фаэтоном (глупый мальчишка позаимствовал у папаши солнечную колесницу, чтобы покатать друзей, и едва не лишил нас всех верующих, когда попал в аварию) она только-только простила Гелиосу. - Тебя сколько на земле не было?!
   - Подумаешь, небольшое затмение, - пробормотал Гелиос, пронзая Ареса гневным взглядом. Тот отвечал ему не менее воинственным взглядом.
   - На год?? - Глаза чувствительной Эйрены наполнились слезами. Ноги у неё подкосились, и она рухнула на колени Аполлону с жалобным вздохом. Тот проявил необыкновенную заботу и стал оказывать богине помощь. Грех отказывать от того, что само падает тебе в руки, видимо, решил он.
   - Всех нас без жертвований оставишь, - подключился нахмурившийся Гермес. Свою выгоду он не упускал никогда. - Кто мне возместит недостачи в храмах?! Ты?
   - Гелиос, мы обязательно рассмотрим твою жалобу, - важно сказал Зевс, выражая общее мнение поскорее унять распалившегося бога солнца. Остаться без верующих не хотелось никому. - Арес, уймись. Не заставляй меня жалеть о твоём преждевременном освобождении из Тартара. Деметра, проследи, чтобы внизу стало как положено.
   Богиня плодородия выпустила из рук стайку сотворённых ласточек, улетевшую с поручениями богини.
   Боги, обиженно сопя, заняли свои места: один на небосклоне, другой - личное кресло с черепами и мечами. Эйрена чуть не задушила от волнения голубя мира, и теперь осматривала птицу на предмет повреждений. Аполлон любезно ей помогал.
   - Так что или кто напало на Гелиоса? - полюбопытствовала Афродита, разочарованная тем, что драки не вышло. - Скажите уже, наконец, - богиня любви лениво водила пальцем по груди, поигрывая драгоценным ожерельем. Одежду на ней в последний раз видели разве что на ее статуях, потому что Улыбколюбивая везде и всюду предпочитала появляться обнаженной. Ссориться с богиней любви было себе дороже, так что всем остальным богиням пришлось смириться с этой особенностью Афродиты. Думаю, все за это время так привыкли видеть ее голой, что считали наготу богини чем-то вроде платья. - Я ничего не понимаю, - жалобно обратилась она к стоящему до сих пор в центре богу морей.
   Но ее нагота исправно разила тех, кто видел ее от случая к случаю. Пухлые розовые губки, милый курносый носик, широко открытые зелёные глаза (их цвет меняется так часто, что даже она сама забыла, какой является настоящим, наверное), учащённое дыхание и развеваемые слабым ветром (откуда он здесь взялся?) золотистые волосы. Посейдон был сражен.
   По залу разливался насыщенный розовый аромат. К горлу подступила тошнота - запах был для меня слишком приторным и резким. Сглатываю, пытаюсь отвлечься на медитацию по методу Майи, но и от действительности полностью отрываться мне нельзя - можно пропустить что-то важное. Здесь такая публика, что ушами хлопать нельзя - в миг останешься не только без ушей, но и без жизни.
   - Герой, - Посейдон жадно осушил кубок, смачивая пересохшее горло, поднесённый Ганимедом. Мальчика-виночерпия уже не единожды отправляли на землю, причём в своё время, в родную семью, но он каждый раз умудрялся вернуться. В своё время Зевс опрометчиво утащил его на Олимп, чтобы порадовать Геру. Гера подарок не оценила. Хитрый же ребёнок быстро оценил преимущества жизни среди богов и не желал возвращаться назад. В конце концов, было решено позволить ему остаться здесь.
   - Чей?! - мгновенно помрачнела Гера. Привлекательные черты мгновенно исказила жгучая ревность: чётче обозначились морщины, заострился чуть длинноватый нос и выпятился мужской подбородок. Фривольное поведение Афродиты уже подпортило ей настроение, намёк же на очередного пасынка испортил его окончательно.
   - Дорогая, твоё любопытство впервые оправдано всеобщей нуждой, - хмыкнул Зевс, потирая ус. - Так чей же сын это был? - посмотрел на меня, с трудом оторвавшись от грудей Афродиты.
   Ну не могу же я знать всё на свете, имейте совесть! Как же болит голова!..
   - А вот тут загвоздочка вышла, - замялся морской бог.
   - Не понял, - удивился Зевс и опасливо прищурился. В последнее время он заботился о том, чтобы его пассии не рожали как крольчихи, и количество героев пошло на убыль. В словах Посейдона ему, как и большинству присутствующих, послышался намёк на собственное отцовство. Гера так вообще стала какого-то зелёного цвета. Её глаза метали молнии в неверного супруга. По залу прокатились двусмысленные смешки и самые разные варианты родителей героя.
   - Я даже не уверен, что он герой, - сдавленным, от всеобщего внимания, голосом сказал бог морей. До него дошло, о чем подумали окружающие. - Просто другого слова не нашёл.
   - Как это? - не выдержав, спросила Гестия, молоденькое незамужнее божество домашнего очага.
   Став царицей небесной, Гера сочла ниже своего достоинства следить за порядком во дворце и призвала для этих целей помощницу. Непритязательная сестра своих великих родственников, Гестия легко согласилась. Карие глаза, смоляные кудри, умело драпированные на теле хитоны и стройные длинные ноги, которые очень часто уводили её от этого самого домашнего очага. Но ещё никому не удалось зайти с ней дальше объятий и поцелуев - за своё девичество она почему-то была готова сражаться, как триста спартанцев. Боги-мужчины уже почти отчаялись её уломать.
   - Тогда чьё же это отродье? - озадаченно спросил Арес, громко хрустнув пальцами, сложив их крышей храма. Он сидел, так широко расставив ноги, что доспехи совершенно не скрывали предмет его мужской гордости.
   Краснокожий, как пламя в его кузне, Гефест, качая головой, плёл браслет из золотой проволоки. Из одежды на нем был рабочий кожаный передник, волосы убраны в простой хвост и перетянуты потемневшей лобной повязкой - похоже, забрали его прямо с рабочего места. Не представляю, какую причину для него привели, чтобы заставить прийти сюда. Он единственный, наверное, не проявлял никогда никакого интереса к политической жизни Олимпа. Смысл его жизни был в его кузнице-мастерской, где он мог творить шедевры и дарить их потом богам. Если до предательства Прометея Гефест ещё иногда выбирался на пирушки или к смертным, то потом совершенно замкнулся. Все, кому требовались его услуги, должны были идти к нему в мастерскую, даже собственная жена.
   Афродита демонстративно не смотрела на супруга, с преувеличенным вниманием внимая Посейдону. А какая красивая любящая пара была!..
   - Он сам ничего не помнит о прежней жизни, - владыка морей только и мечтал о том, чтобы покинуть сцену. Посейдон то и дело вытирал пот со лба рукой, с тоской поглядывая на выход. - Моя жена учила его и ходить, и говорить... все, что положено там, - туманно изобразил рукой это самое "всё".
   - Он что - младенец? - изумилась Артемида, неожиданно вынырнув из своих мыслей, приласкала вскинувшего голову палевого пса, застывшего у ее ног. Сириус блаженно прикрыл глаза.
   Тонкие, женственные черты лица и тела богини от беспрестанных скитаний по полям и скалам огрубели. Жесты и голос стали отрывистыми. А вот её братец Аполлон, наоборот, с годами всё более начина напоминать изнеженную девицу. В грязевых пятнах, вызывающе короткий зелёный хитон, наспех собранные на затылке русые волосы, пропыленный вид - все говорило, что богиня явилась прямо с охоты. Собрания она не любила и появлялась на них в исключительных случаях, один из которых, видимо и наступил сейчас
   - Разве ты не смог определить его природу? - ласково спросила Деметра. После того краткосрочного бурного романа, который завязался у них с Посейдоном в облике лошадей, она относилась к нему как к большому неразумному ребенку. - Из какой он местности ты хотя бы узнал? - она твёрдо желала разобраться в происходящем. - Даже ты способен распознать это, милый.
   - Вроде местный, а в тоже время какой-то чужой, - смущенно развёл руками Посейдон.
   - А если ты вражеского лазутчика пригрел?! - схватился за голову громовержец, до которого стала доходить серьёзность ситуации. - Почему сразу не доложил?
   Спросонья, не разобравшись, кто или что кричит, собака Артемиды вскочила и залаяла. Богиня одёрнула питомицу, не пряча раздражения на лице. Предмет, из-за которого мы собрались, не казался ей таким уж важным. Она всё чаще поглядывала на дверь.
   - Я пытался встретиться с тобой, брат, целых три дня, - хмурый морской бог всё сильнее сжимал в кулаке невидимый трезубец. Теперь и в нём всколыхнулась обида.
   Могу себе представить, что сейчас твориться на земле, и на воде, и на небе. Давненько смертных так не перетряхивало. Хотя, кому сейчас легко?
   - Значит, плохо пытался, - слукавил Зевс. Брата он избегал намеренно и очень старательно, опасаясь, что тот опять станет отчитывать его за шалости с океанидами или припомнит какую-нибудь свою героиню, с которой Зевс однажды погулял да и забыл о её существовании.
   - По-твоему... - загрохотал штормом разгневанный царь морей. В зале глухо зарокотало. Воздух заискрил. Две стихии готовы были схлестнуться не на шутку.
   Не знаю как у других, а у меня зазвенело в ушах и потемнело в глазах до такой степени, что я испугалась лишиться сознания. Нет ничего хуже, чем ходить на собрания склочников с дикой головной болью.
   - Так кто это такой? - Афродита закончила переговариваться с мрачным Аресом, когда тишина стала звенящей. Присутствие мужа её ни капли не смущало. Никто другой из богов не осмелился бы вмешаться в спор столь могущественных владык. Но богиня любви могла позволить себе и не такую дерзость. - Посейдон, надеюсь, это был красивый молодой мальчик?
   - Взрослый, - буркнул тот. - Но с умом едва родившегося младенца. Учится, правда, быстро.
   - Как интересно, - плотоядно улыбнулась богиня. - А когда мы его увидим?
   - Так не бывает, - робко подала голос Гестия. - Или взрослый, или ребёнок - третьего не дано. - Соглашаясь с ней, закивали головами Гермес, Артемида и Гера.
   - Должен же он что-то помнить и знать! - воскликнула Афина, до этого внимательно слушавшая разговор, и все посмотрели на меня.
   Я и не заметила поначалу Небесную Пряху за колонной.
   Официально именовалась и почиталась смертными она как богиня Мудрости, военного искусства, ремёсел, приручения животных, строительства городов и, особенно, ткачества. До сих пор не пойму, ведомая какой логикой она выбирала все эти специальности. Проницательный ум богини ценили все, обращались за советами и помощью, но мало кто любил её за то же самое.
   - Абсолютного беспамятства не бывает, - с вздохом включаюсь в беседу - тихо отсидеться не получилось. Меньше всего мне сейчас хотелось выяснять происхождение неопознанного объекта. - Или его заколдовали, или перед нами голем - искусственно созданный организм. В таком случае он может быть взрослым физически и ребёнком в душе.
   - Как Пандора, - пришёл мне на помощь с не самым лучшим примером Аполлон. Боги поморщились: напоминание о былых ошибках мало кто любит. - Мы сотворили ей тело и память, помните? - словно не замечая кислых лиц вокруг, продолжил он, небрежно откинув на спину пряди длинных, чуть вьющихся золотистых волос.
   - Вроде того, - с плохо подавляемым раздражением соглашаюсь с ним, выдавливая на губы улыбку. - Спасибо.
   Удовлетворенно кивнув, бог света откидывается на резную спинку своего кипарисового дроноса, горделиво поглядывая на соседей. И пойди разберись: намеренно он сделал маленькую пакость, или же в самом деле хотел помочь.
   - Вражеский шпион? Убийца? - сжавший подлокотники трона Зевс всегда готов подозревать самое худшее, судя других по себе. - Где он?!
   Грохнул гром. Тучи стали приобретать свинцовый оттенок. Запахло грозой.
   - Да, где он? - грозно поддержала его Гера, положив ладонь ему на руку. Надменная красавица демонстративно прижималась к мужу все собрание, брала его за руку, доказывая свою близость с Зевсом.
   Загрохотало сразу во всех четырех концах света. Клубящиеся тучи окружили открытую колоннаду тронного зала.
   - Дайте его мне, и я отвечу на все ваши вопросы. - Арес лениво вращал в пальцах пилочку, позаимствованную у прихорашивающейся перед зеркалом Афродиты.
   - Я жду ответа! - рявкнул Зевс, уже готовый идти голыми руками убивать врага. Налившиеся кровью глаза, насупленные брови низкого лба, замешанная на страхе зацикленность на врагах - в этом был весь наш бог-бык.
   - В моём дворце, - неохотно ответил Посейдон. - Где ещё ему быть? Призвать?
   - Подожди, - остановила его выступившая вперед Афина, вставив перед собой ладонь.
  
   Дронос - стул, несколько больший по величине, со спинкой и подлокотниками.
  
  
   Классические черты лица, бесстрастные большие серые глаза, добавлявшие ей сходства с совой, тонкие поджатые губы, белоснежная длиннополая хламида с меандром по краям, широкое жёлтое головное покрывало. От всего ее облика так и веяло мраморным холодом высоких истин. В руках у нее постоянно были какие-нибудь свитки, заменяемые копьем в случае войны. - Прежде надо решить, что с ним делать.
   - Мы можем сначала посмотреть на него? - Любвеобильная Афродита была верна себе. Эти чувственные губы и наивные миндалевидные глаза сбили столку не одну тысячу мужчин, заставляя их делать все по ее воле.
   Но публика здесь собралась тертая жизнью, и одними взглядами ей тут было не обойтись.
   - Убьём. - Зевс, Арес, Гестия, Аполлон и Гера проявили редкое единодушие при голосовании.
   - Сначала хочу с ним пообщаться. - Богиня любви упёрлась рогом, загоревшись желанием увидеть таинственного героя. - А потом уже решу. Слышите?
   - Как вы можете? - разрыдалась Эйрена, схватившись за волосы жестом отчаянья. - Он ведь живой! Пусть живёт.
   - Сложно убить мёртвого, - хмыкнул Арес, поправляя кинжал на поясе.
   - Выкинем в Хаос, и все дела, - раздраженно отозвалась Артемида, погладив лежащего у ног любимца. Собака бешено завиляла хвостом, не сводя с нее влюбленного взгляда. - Сейчас, хороший, потерпи. Заканчивайте уже эту тягомотину, сиятельные!
   Гермес с неизменной хитрой усмешкой подбросил выскочившую из воздуха монету, поймал ее сомкнутой ладонью, посмотрел на результат и сказал:
   - Поддерживаю Разящую. Нет существа - нет и проблемы.
   - Сошлём в Тартар, - замогильным голосом изрекла слепая Фемида, выступив из-за трона привидением в белой столе, заставив подскочить половину присутствующих. Фемида являлась второй официальной женой Зевса, но была таким неизлечимым трудоголиком, что даже Гера перестала ревновать общего венценосного супруга к ней.
   Пока мы все выясняли, в чем суть проблемы Посейдона, она успела понять ее раньше всех и порыться в свитках с законами. Место за троном Зевса было ее основным местом пребывания, к мышиной возне и шуршанию свитков быстро привыкли и о Фемиде очень часто забывали, а потом пугались, как сейчас, когда она вдруг решала напомнить о своем существовании.
   К слову, это была Очень Странная Особа, чьи странности выделяли ее даже среди богов, личностей весьма незаурядных. Первой ее странностью можно было считать то, что при замечательном зрении она носила на глазах непроницаемую повязку, объясняя это тем, будто ничто в мире не должно отвлекать ее от служения Истине. Все законы от начала времен, поправки к ним и толкования, Фемида знала наизусть, прибегая к помощи свитков только тогда, если спорный случай вызывал у нее сомнение. И никогда не поступала противозаконно.
   А уж их брак с Зевсом с полным правом можно отнести к разряду самых странных вещей. Вряд ли Фемида интересовала Зевса как женщина, скорее всего на первом плане у него стояло желание заполучить в свою власть лучшую из служительниц Истины. Он тогда свято верил, что сможет убедить ее манипулировать законами по его указке. Титанида долго не могла понять, что за ней ухаживают, и если бы не подсказка Афродиты, она бы продолжала ломать голову в догадках. Владыка богов применил все свое красноречие и обаяние, рассказывая озадаченной титаниде о плюсах их брачного союза. И соблазнил ее в итоге тем, что пообещал ей должность богини Правосудия при своем дворе. Говорят, в их первую брачную ночь Фемида попыталась вести с Зевсом дискуссии по спорным местам созданным им законов. Бедняга еле-еле сумел довести до её сведения, что постель существует для других вещей. Проходив весь следующий день с широко распахнутыми глазами (и подозрительно вглядываясь в богов и богинь), Фемида снова с головой погрузилась в законодательство.
   Все контакты со смертными у неё заключались в том, что она учила их создавать и выполнять законы. Правда, законы смертные предпочитали трактовать в свою пользу и о слепой беспристрастности даже не помышляли, но богиню Правосудия почитали в меру своих сил и призывали в надлежащих случаях. Да и храмы они ей строить скупились, каким-то образом сумев внушить богине, что нет для нее лучшего места почитания, чем какое-нибудь гос. учреждение вроде суда. Так что даже дома у этой богини как такового никогда не имелось. Веры от такой паствы, понятное дело, было не густо, но и забвение Фемиде в ближайшее время тоже не грозило. Поговаривали, что её частично подпитывает сам Космос, чтобы имелся кто-то для поддержания мироздания в подобии порядка.
   - Он нарушил границы частной собственности, перемещался в пространстве в неадекватном состоянии, совершил покушение на убийство... - сурово принялась перечислять богиня Правосудия, подняв вверх бесстрастно красивое лицо с повязкой на глазах. Собранные в тугой пучок черные волосы придавали ему строгости, ненароком подчеркивая высокие скулы и впалые щеки. Хорошо хоть по воле Зевса ее карающий меч Правосудия был надежно заперт вместе с другим оружием богов, иначе...
   - Такое тело пропадает, - пробормотала Афродита, в упор разглядывая Фемиду, чьи округлые формы под длиннополым одеянием могли составить достойную конкуренцию богине любви. - Разве она забыла, что является женщиной? - Фиалковенчанная, изящно скривив губки, рассматривала мешковатую хламиду богини правосудия, надежно прячущую тело от нескромных глаз. Глазная повязка Фемиды из белой давно стала грязно-серой от пыли свитков, как и некогда белые одежды, что было заметно при близком соседстве.
   - Спорим, что я мог бы ей напомнить о ее женской природе?.. - томно предложил Гермес, очутившись за спиной Афродиты, пока все остальные с утомленным видом выслушивали список нарушений чужеземца.
   Аполлон, Арес и Деметра, сидевшие к парочке ближе всех, с интересом обернулись.
   - Этой мраморной коре? - фыркнула богиня Любви. - Даже я не смогла бы...
   - Но мы спорим не на твои способности, - вкрадчиво напомнил бог Торговли. - Что ты готова поставить на кон?
   - Морскую раковину для полетов, - небрежно предложила та, обрывая лепестки появившемуся в руке нарциссу.
   - Кому нужна эта рухлядь? - отмахнулся Гермес, перелетев к другому ее плечу и делая вид, что поправляет ей цветочный венок в волосах.
   Зевс зевнул достаточно громко, намекая Фемиде, что пора закругляться. Унылые лица богов и богинь несколько оживились, ведь обвинять или оправдывать (в зависимости от ситуации) Фемида могла бесконечно, если её не прерывать.
   Тем временем облака начали рассеиваться, почувствовав, что в них больше нет надобности. Небо медленно возвращалось к голубой безмятежности.
   - Рухлядь? Она в отличном рабочем состоянии! - возмутилась Афродита. - Нет и трех веков даже с момента создания. Ей пользовались от силы раза четыре... Шесть! - исправилась она под насмешливым взглядом Аполлона. - И все.
   - С меня довольно и моих сандалий, - отказался Гермес. - А вот...
   Что же был готов взять Гермес узнать так и не удалось, поскольку Фемида умолкла и застыла подле Зевса. Прямая и напряженная, как взведенная тетива, готовая выстрелить по малейшему желанию владыки богов в любого.
   - Пусть останется при моём дворе, - предложил хмурый Посейдон, уже пожалевший, что ввязался во всё это. Похоже, ему неизвестный опасным не казался, и даже успел понравиться. - Анадиомена и дочки о нём позаботятся.
   - Отдайте его Посейдону, - поддержала брата сердобольная Деметра, вслушивающаяся в ветер за колоннадой. Уже скоро из аида к ней должна была вернуться любимая Персефона и нервная мать всюду высматривала признаки этого события. - Пусть поживет там для начала.
   - Он чужой нам, - отрезала Афина. - Что мы знаем о его предках, родителях? О его предназначении. В прежние времена его бы давно убили, защищая себя от возможных угроз с его стороны. О чем вы думаете, Боги, спрашиваю я вас?! Убейте его.
   Какая муха укусила сегодня Пряху? Рычит и бросается, словно сорвавшаяся с цепи. Видимо, не у меня одной были мысли на эту тему. Даже Арес, не отличающийся милосердием, с недоумением слушал речи Афины. Боги переглядывались, не зная что ответить. А Зевс ковырял пальцем в ухе и никак не выражал своего мнения по этому поводу, нервируя окружающих.
   - Прекрасно, что чужой, - заявила Деметра. - Его семя может оказаться носителем полезных нам качеств, - в ней заговорила богиня плодородия, готовая скрещивать кого угодно с кем угодно ради ценного приплода. - И наследственность у него может оказаться самой благоприятной.
   - А может и не оказаться, - оборвала ее Афина. - Вдруг он обладает опасными для нас свойствами? Убьем его. Кто "за"?
   - Действительно, чужак может принести вред, - сдержанно сказала Гера. - Сначала стоит выяснить, кто он и откуда, а потом можешь использовать его, как душа пожелает. Если его оставят в живых.
   Мнения разделились. Начались шумные споры. Афина, вслушиваясь в реплики, недовольно поджимала губы.
   "С чего вдруг такая забота о всеобщих интересах? Или она знает о чужеземце что-то, чего не знаем мы?" - в дымке головной боли мысль промелькнула и исчезла, вспугнутая громким голосом богини Мудрости, перекрывшим крикливое многоголосие.
   - Гефест? - обратилась к богу, увлечённому работой, Совоокая. - Гефест! Скажи и ты свое мнение.
   - Пусть возвращается туда, откуда пришёл, - пробурчал бог-кузнец, почти закончив плести золотой браслет - очередное произведение искусства. По нему было видно, как ему хотелось поскорее с этим разобраться, вернуться в мастерскую и оказаться подальше от всего этого. Как я его понимала!
   - Вот видишь: большинство против убийства без выяснения обстоятельств, - с торжеством сказала Эйрена.
   - Тогда я предлагаю отдать его Мнемосине, - заявила Афина, вызвав у меня изумление на грани шока. Как будто амфору ледяной воды на меня вылила ни с того ни с сего.
   - Мне? Ей? - одновременно выкрикнули мы с Зевсом.
   Что, во имя неба, несет эта безумная? Конечно, у нас бывали размолвки, но подкладывать мне такую свинью - настоящее свинство, прошу прощения за каламбур. Эта подлянка могла объясняться с ее стороны лишь местью за что-то. Но за что? Последним было то недоразумение с Арахной (бедняжка осмелилась вызвать Афину на состязание в ткачестве, проиграла, разумеется, и была превращена в паука). В своё время я похвалила мастерство Арахны и забрала пару её работ себе. Ревнивая Афина не простила мне поощрения дерзкой смертной, что и стало причиной нашей с Пряхой отчужденности. Но прошло уже без малого пол тысячи лет, я думала, что она успокоилась.
   - Пусть Мнемозина перетряхнёт ему память и расскажет, кто и зачем послал нам этого героя, - на удивление быстро поменяла свою точку зрения на почти противоположную Афина. Афродита и Эйрена радостно захлопали в ладоши.
   От возмущения даже голова перестала болеть. Уж лучше бы болела. Зачем мне этот пришелец, спрашивается? Я богиня Памяти, а не Служба Безопасности Олимп. Пусть поручат это той же Немезиде. Ей это больше подходит. Польза ведь от незваного гостя будет вряд ли, зато кучу проблем он мне успеет доставить обязательно - тут и к гадалкам не ходи. Есть тысяча полезных дел, на которые я с пользой могу потратить время, вместо того, чтобы. И вообще: убить чужака - и все дела. Нет существа - нет проблемы.
   Меж тем, наш единодушный с Зевсом возглас не остался не замеченным. Гера начала сверлить меня подозрительным взглядом, в очередной раз, заподозрив, что мы с ним заново сошлись. Ох, не было печали...
   - Ни в коем случае, боги, - протестую, нутром чувствуя, что от этих лавров мне не отбрыкаться. - Убить чужака - и все дела. Нет существа - нет проблемы. Зачем он нам, боги?
   Афина стояла в центре зала, весьма довольная собой, искоса поглядывая на собравшихся.
   Не понимаю, с какой стати она это устроила? Заняться больше нечем? Мне не сложно разобрать и собрать память пришельца, но ведь это бесполезное занятие, во-первых. А во-вторых, позвоночником чувствую для меня в этом какую-то гадость. То Афина кричит, чтобы чужака убили как можно скорее, то ей угодно покопаться в его душе.
   Охи, она что-то задумала, головой своей больной ручаюсь, и теперь воплощает это в жизнь. Но что? Продолжает мстить? Я ведь уже лет пятьсот не имела с ней общих интересов или контактов, помимо тех, что происходили на собраниях. При встрече мы здоровались, обменивались фразами о погоде и делах. До сих пор не простила мне Арахны? Или ведет игру против кого-то другого, а я так, под руку подвернулась?.. Беспомощно оглядываюсь, прикидывая у кого можно найти поддержку.
   Гестия что-то писала в свитке домашних дел. Не приведи Небо, задумала очередную уборку. В прошлый раз Зевс с боем пробился во дворец, из которого был безжалостно выгнан суматохой, на пятую неделю. Не вмешайся он, Гестия разобрала бы дворец по камешкам, вымыла каждый до скрипа и вернула на место лет эдак через ндцать. Аполлон пытался подкатить с шаловливыми мыслями к Эйрене. Артемиду все эти словоблудия утомили до безобразия и, судя по её отсутствующему виду, она уже была мыслями далеко отсюда, на очередной охоте. Короче, все были рады, что проблему доверили решать не им. Чужак никого не волновал по настоящему. И меня бы тоже не волновало, если бы его не вздумали повесть на мою шею.
   - Думаю, Мнемозина справится, - признала Артемида раздраженно, увидев в этом варианте скорейшее окончание собрание.
   Все проблемы Мнемосине - остальные свободны. Как мило.
   - С чем? - не понял Арес, залюбовавшийся случайно обнажившимися ножками Гестии. - С пинком? - он критически посмотрел на мои ноги: как женские нижние конечности они более чем впечатляли, но на боевую единицу никак не тянули.
   При случае, обязательно ему врежу, что запомнил надолго.
   - С памятью, - повторила Афина и с неудовольствием посмотрела на подтекающий к ней ручей, родившийся из потных ног Посейдона. Её хламида чуть не была безвозвратно испорчена, а к своим работам богиня относилась очень трепетно. Нервничающий бог морей ничего не замечал, проклиная себя в сотый раз за то, что ввязался в эту историю.
   Большой беды от появления чужака никто не видел, не считая Афины, но с ней была отдельная история. Все войны давно отгремели, серьезные враги были обезврежены, так что боги были твёрдо уверены в собственной неуязвимости.
   - Куда проще было бы его убить, - Аполлон нахмурился, но тут же вспомнил, что от этого бывают морщины, уродующие лицо, и перестал. - Мнемозина всего лишь женщина. (Как это он догадался?) Она не сможет защититься, если он вдруг окажется вражеским лазутчиком (С чего бы такая забота?). Убив её, он наберется сил и доберётся до нас (Ах, какая трогательная забота! Узнаю эгоистичного мальчика, узнаю). Отдайте уж тогда его Аресу.
   - Давайте убьем! - хватаюсь за любую помощь. - Можно прямо сейчас.
   Аполлон с легким удивлением отметил мой кровожадный энтузиазм. Чаще всего я была в одном лагере с милосердной Эйреной, вдумчивой Деметрой и прочими божествами - пацифистами.
   - Мнемозина! - шокированная Эйрена прижала руку к груди. - Что ты такое говоришь?!
   - Или я перееду к ней, - предложил Арес, разглаживая черные усы. Афродита мгновенно помрачнела, как и я. Но если причиной ее мрачности была ревность, то моей - картины совместной жизни с Аресом. Всюду кровь, грязь, отрубленные конечности, пьяные вояки, горы оружия. Чем жить с богом войны - уж лучше пусть меня убьёт этот чужак. - Или пусть Гефест, - поспешно предложил Арес, увидев позеленевшие от злости глаза богини любви. - Или Аполлон...
   Но его идеи не нашли отклика в массах. Повисло тягостное молчание. Каждый желал, чтобы эта ситуация поскорее разрешилась, но не хотел прилагать каких либо усилий со своей стороны.
   - Деметра, ну хоть ты вразуми этих ... - обратилась за поддержкой Эйрена и растерянно застыла: богиня плодородия исчезла. - Как же?.. Куда же?..
   Раздались сдержанные смешки: уж очень нелепый вид был у богини мира.
   - Персефона вернулась, - сообщил с ленивой усмешкой Гермес, полулежа зависнув в воздухе. - Удержать сейчас здесь Деметру не смогли бы даже три сторуких великана, поверь, и не смотри на меня влажными глазами молодой козочки.
   - Решено, - хлопнул ладонями по подлокотникам трона Зевс. Разбуженный орёл с клёкотом замахал крыльями, едва не упав со спинки спросонья. Выражение лица Зевса показалось мне чересчур довольным для параноика. Решил наказать за дерзость? Кажется, я сама становлюсь параноиком, если уже не стала. - Мнемозина займётся памятью чужеземца, - объявил свою волю владыка богов.
   Внутри все оборвалось, когда смысл простого предложения дошел до меня. Странно, что на мраморный пол на самом деле не вывалились мои дымящиеся внутренности.
   Боги тем временем вздохнули с облегчением (что разбираться не им), не без жалости поглядывая в мою сторону. Но сейчас их сочувствие лишь увеличивало мое раздражение, как выводят из себя быка на арене острые копья, вонзаемые в кожу.
   - Не собираюсь... - попробовала было отказаться я.
   - Это твоя работа, как богини Памяти, - сухо напомнила Фемида. Вот стерва!
   - Или ты собиралась нам объявить об отказе от должности? - сладким голосом поинтересовалась Гера. Афина хмыкнула, отвернувшись в сторону.
   Поддавшись эмоциям, я сама загнала себя в ловушку, когда ворвалась сюда как сварливая рыночная торговка. Богиня богине - человек, перефразируя известное выражение. Любые подлости - предательство, клевета, подстава, ложь в глаза и за спиной - разрешены по отношению к сопернице. А соперницами здесь являются все, в той или иной степени. И любая дружба на Олимпе, по сути своей, дружба против кого-то на энный период времени. Пока я знаю лишь два исключения из этого правила, но это потому, что мы пока не сталкивались с ними на узком мостике над пропастью.
   - Я отлично знаю свои обязанности. - Мой тон леденеет. Что-то я расслабилась, а в здешнем коллективе это чревато смертью. Пора напомнить, что и у меня имеются острые зубы. - Просто не понимаю, зачем и кому нужен этот чужеземец. А размениваться на пустяки не привыкла, уж извините.
   - Тебе и не нужно понимать, - снова влезла в беседу Волоокая жена Зевса, - дорогая, - сладко улыбнулась она. Последнее слово прозвучало в ее устах как "дура".
   - Просто выполни свои обязанности: узнай, кто он, - приказал Зевс, царственно махнув мне рукой. Возможность безнаказанно принудить меня к чему-либо, доставила ему удовольствие. И ведь возразить ничего сейчас нельзя.
   - И уж тогда мы решим, зачем он нам нужен и нужен ли вообще, - поддакнула Гера, положив руку на бедро супруга. Для неё сейчас тоже был отличный момент указать мне мое место и отомстить за то, что я не пожелала доносить на ее мужа и лизать ей ноги.
   Чем провинился Зевс перед ней, раз до сих пор не заткнул ей рот и позволяет ехидничать? Не хочу знать, все равно уже ничем себе не поможешь.
   - Ты оспариваешь приказ старших? - уточнила Фемида, вперив в меня слепой взгляд Правосудия.
   - Я подчиняюсь, - опускаю глаза, скрежеща зубами.
   Что мне ещё оставалось сказать? Доказывать этой толпе сейчас что-то было бесполезно. Взбунтоваться же означало отправиться за неповиновение в отпуск в Тартар. Неизвестный мне чужак явно не стоил таких жертв, но уже успел нажить себе врага в моем лице.
   - Тогда поторопись, - словно служанке велел мне Зевс, и посмотрел на Гермеса, уже увлеченный близящимся свиданием на стороне.
   С большим трудом глотаю обиду. Наверное, владыка богов забыл народную поговорку о том, что не стоит плевать в колодец, из которого в будущем может придется пить. Вот придет еще он ко мне...
   - Собрание окончено! - Не успел глашатай богов договорить, а зал уже опустел.
   - Проклятье! - выругалась я в сердцах, столкнувшись при повороте с Гермесом, который вернулся за оставленным Зевсом плащом. - Так вляпалась...
   - С каждым бывает. - Он сочувственно похлопал меня по плечу, другой рукой поправляя кожаную портупею на голой груди. - Думаю, ты уяснила: чем быстрее с ним разберешься, тем быстрее от него избавишься. Или не захочешь избавляться, - подмигнул. - Говорят, он очень даже ничего. Да брось ты дуться! С твоим талантом это не займёт много времени.
   - Это уже дело принципа, - цежу я. - Кем он себя вообразил? - Ярость рвалась из меня, как зверь из клетки. - Нашел себе рабыню, думает?
   - К чему эта буря в чаше с вином? - укоризненно покачал головой и всем остальным Гермес, сдувая невидимые пылинки со своего широкополого крылатого шлема.
   Знаю, угрожать Зевсу в его тронном зале, мягко говоря, неразумно, и за меньшие прегрешения отправляли в Тартар. Но уж слишком сильно он меня задел. Перестал замечать разницу между вольной богине и смиренной рабыней? Так я ему в два счета напомню!
   - Кстати, - продолжил вестник, надевая шлем, - я передал Асклепию, что ты хочешь с ним увидеться. Обещал зайти в самое ближайшее время, - крылышки на его шлеме жизнерадостно затрепетали, предвкушая полет. Следом за ними пришли в движение крылышки на сандалиях.
   - Неужели?! - прорычала я, зыркнув на него химерой, которой наступили на хвост.
   - Спокойнее, - отшатнулся Гермес, загородившись на всякий случай рукой, - женщина, спокойнее. Я тебя просто не узнаю, - сделал он мне менторским тоном замечание.
   - Я - само спокойствие! - издав этот злобный вопль, переношусь домой, желая исчезнуть из этой зловонной клоаки, пока не натворила больших глупостей.
  
  

Дзета

По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.

Марк Твен

  
   Арсений проснулся резко, будто умер. Сердце стучало, точно он пробежал пресловутый марафон. В комнате было темно. Который час?.. Рука сама потянулась под подушку, извлекая мобильный, сообщивший, что его оператор "Билайн", тип звонка "вибрация после звонка", время 5:34. Организм так же бодро отрапортовал, что все неполадки в нем за время сна устранены.
   Сон действительно пошёл на пользу, а вот желание выпить пропало. Досадно. Писатель почесал грудь, вспоминая события, предшествовавшие сну. Последнее, что ему помнилось было...
   - Проснулся? - уточнил женский голос за спиной.
   Зажегся верхний свет.
   Арсений отрывисто обернулся и чуть не упал с кровати, увидев, что спал с небритым мужиком, самого что ни есть бомжеватого вида. Пару секунд вглядываясь в его помятую рожу и красные глаза, он с некоторым облегчением понял, что на стене висит зеркало, а небритый мужик с испитым лицом - это он сам.
   - Я здесь, - уточнил голос, став чуть более напряженным.
   Арсений с осторожностью повернул голову вбок. В дверях комнаты стояла молодая особа в ярком сине-красном зимнем спортивном костюме, держа в руках белую шапочку с помпоном. Короткие черные волосы, большие внимательные глаза, чувственные губы, и в целом приятная мужскому глазу фигурка.
   - Я думала, что успею побегать. Врач сказал, что таблетки будут действовать сутки. У вас был такой вид, что краше в гроб кладут, - неодобрительно проговорила она, сжав пухлые губки в тонкую полоску.
   - Ты кто? - спросил он хрипло, и сам поморщился от облака перегара, которое покинуло его рот. А в теле была загадочная легкость, которая, после слов о враче, могла объясняться промыванием желудка или даже кровеносной системы. Писатель покосился на руку - на локтевых сгибах виднелись следы иголок.
   - Белая горячка, - фыркнула женщина, натягивая шапку. - Ложитесь и досыпайте, а я прибегу и сделаю завтрак.
   - А я где? - Арсений точно знал, что в его спальне не было зеркал во всю стену, плазменного экрана телевизора на потолке (как он там держится?!) и круглой кровати восточного сластолюбца.
   - У меня в гостях. Комп я сюда тоже приволокла. - Особа что-то посчитала на пальцах. - Или со мной хотите пробежаться?
   - Нет! - прохрипел он. Его даже в холодный пот бросило при мысли о пробежке.
   - Хозяин-барин, - пожала плечами. - Не скучайте. В окно не прыгайте - 12 этаж.
   - А зачем мне прыгать? - опешил Арсений. Кто эта сумасшедшая и почему он у неё дома?
   - Так я дверь закрою. Сгореть не бойтесь - в доме отличная пожарная сигнализация. У вас ведь нет клаустрофобии? - Морщинка появилась между её красивыми чёрными бровями.
   - Вы меня что - похитили? - выпалил он. Всё это никак не укладывалось в голове.
   - Очень надо. Ой, ну я уже опаздываю! - с этими словами она исчезла. Где-то в отдалении хлопнула дверь.
   Мужчина потёр лоб, на всякий случай ущипнул себя за руку - больно! На похищение с целью получения это походило мало. Где требования, где пытки там или угрозы? Хотя это у него первое похищение. В то, что эта брюнетка - фанатка, которая пожелала заполучить тело "великого фантаста" тоже верилось слабо. Тогда в чем смысл? Он упал назад в постель, но мысли о чокнутой особе ревниво оттеснил рождающийся роман. Когда на него находило вдохновение, остальное, включая похищение, становилось не имеющим значения.
   Последнее что удалось набить - эпизод знакомства с второстепенной героиней. Начинать книгу всегда надо ярко, чтобы та захватила внимание читателя первой главой, а дальше можно спокойно поддразнивать любопытство до самого финала. Ему вообще нравилось играть с читателем, путать того в определении главных и второстепенных персонажей. Стоит признать, что в этот раз образ малозначительной героини, богини Памяти, получился особенно ярким. Даже жалко о ней потом забывать. Может, расширить эпизоды с её участием?
   Арсений нахмурился, осознав, что кого-то эта феминистичнонастроенная богиня Памяти ему напоминает. Хорошенько подумать над этим у него сейчас не было времени - текст желал воплотить себя в электронном виде, на бумаге, на бересте - на чём угодно. Ему было все равно, что с писателем: сыт тот, пьян, умирает или похищен. В своем нежелании ждать написание текста было сходно с родами: хоть ты тресни, но приведи в мир новую жизнь. Была у женщин в его семье такая привычка - рассказывать мужчинам о родах и всех испытанных ощущениях. Так что теоретически (да и практически, наверное) каждый из них потом мог принять любые роды, зная о процессе от и до. Разве что мук от писательства меньше.
   Писать он начал лет в тринадцать, выплескивая на бумагу кипящую смесь гормонов и жажды романтики. В школе только за сочинения у него были пятерки, остальные предметы удостаивались едва натянутых троек. Фантастические миры множились, пухлые общие тетрадки стабильно пополняли полку в книжном шкафу. Юношеские влюбленности внесли свои коррективы в тексты, как и первые любовные успехи. Писать стал реже, но если уж садился, то творил до упада. Потом была армия, и его герои приобрели военный опыт. Свои тексты Арсений считал чем-то вроде своеобразного дневника, где можно выразить мысли и впечатления, которыми не всегда можно поделиться с окружающими. Даже близко не ставил их с серьезной или какой-либо другой литературой. Просто что-то внутри требовало от него воплощать себя на бумаге, наказывая за непокорность болью неудовлетворения, раздражительностью. Сражаться с этим было все равно, что пытаться воздействовать на стремящегося родиться ребенка.
   Арсений сел, пытаясь представить, куда дели его лэптоп. Из-под кровати торчал краешек портативного компьютера, кокетливо поблёскивая серебристой поверхностью. Мужчина свесился с кровати, выдернул лэптоп, поставил его себе на колени и привычно вчитался в написанное.
   ...Работа шла полным ходом. Страницы одна за другой вылетали на экран, выстраивая логическое повествование. Перед глазами мелькали образы и картины событий, невнятно озвучиваемые гортанными греческими фразами. Местная музыка всегда помогала ему лучше понять ту страну, которую он описывал. Арсений раздраженно отмахнулся от помехи плечом, боясь потерять мысль, если выругается вслух. Никаких условий для работы! Похлопывание по плечу повторилось, затем мелькнула женская рука, и крышка лэптопа захлопнулась как створка капкана, едва не прищемив ему пальцы.
   - Какого...?! - мужчина зло развернулся.
   Молодая брюнетка в немного прозрачной блузке (вдобавок верхние пуговки кокетливо расстёгнуты), так что просвечивает белый бюстгальтер, и строгой юбке ниже колена (ножки у неё вполне) протянула ему кружку с чем-то дымящимся. Вид у женщины был сердитый.
   - Как я ушла, вы так и не вылезали из компьютера, да? - прищурив глаза, и сразу став похожей на изготовившегося к бою борца китайского народного ополчения, спросила она. - Ну что за человек? - возмущённо посмотрела в потолок. Зазеркальная особа вполне разделяла её негодование. - Пейте!
   В последний раз так вольно им распоряжалась бабушка в деревне. Он был маленький, болезненный, а бабушка могла бы играть в баскетбол, при её комплекции и росте это было бы самое то, да и характер она была крута. Высокая, худая, как щепка (последствия голоданий в войну), с убранными под платок красивыми, совершенно не седыми волосами, бабушка строго взирала на мир бледно-синими глазами. Каждое лето, то есть первого июня, бабушка Лиза возникала на пороге их квартиры ровно в восемь утра, оставляла вагон гостинцев, забирала внука и увозила к себе, чтобы вернуть родителям двадцать девятого августа (ребенок должен привыкнуть к городу). Всё это началось с того, что она приехала сама повидать внука, которого дочь обещала привезти уже четыре года, и пришла в ужас от стеснительного мальчика, не вылезавшего из больниц. Карточка у маленького Арсения была толще, чем у ветерана двух войн, гражданской и Великой Отечественной, их соседа Николая Фомича. Участковый врач бывала у них так же часто, как у себя дома. Что поделать, экологическая обстановка в их городе оставляла желать лучшего, при трёх-то действующих заводах и одной фабрике.
   Цветастый платок, повязанный на таджикский манер (после войны бабушка работала врачом в Средней Азии, где и познакомилась с дедушкой), яркая рубаха и пестрые шаровары, мягкие тапочки в восточном стиле долгое время приводили в изумление соседей, интересовавшихся экзотической родственницей. Словно по заказу, в этот день обычно светило ласковое солнышко (Арсений не мог вспомнить ни одного дождливого первого июня до восемнадцати лет). Её не волновали никакие отговорки, родители сдавались и безропотно отдавали сына в деревню, потому что бабушка Лиза всегда добивалась желаемого, выковав себе упорство в военные годы.
   За три месяца Арсений набирался сил и здоровья в таком количестве, чтобы без болезней прожить ровно до следующего первого июня. Парное молоко, пешие прогулки по лесам (за ягодами, грибами, травами) и полям (с деревенским стадом), рыбалка с дедом и гуляние с местными ребятами, верховая езда (в деревне был небольшой табун, заменявший деревенским автомобили) и еще тысячи других вещей позволили вырасти робкому городскому мальчику в крепкого, уверенного в себе мужика. Лучшего детства он себе и не мог пожелать.
   - Вы кто? - спросил Арсений, послушно сделал глоток, ожидая вкуса кофе, и тут же закашлялся, всучив ей кружку назад. - Тьфу! Что это за дерьмо?
   - В моём доме не выражаться! - насупилась, как грозовое небо, особа, ставя кружку на настенную полку. - Это восстанавливающий травяной сбор.
   - Это вареное сено, поверьте моему опыту, - вытирая губы оборотной стороной ладони, ответил мужчина. - Вы не ответили: вы кто? И где я?
   - Я - Липа Медведева, - вздёрнув подбородок, объявила женщина, как будто она была королевой, её профиль чеканили на монетах, и все обязаны были её узнавать.
   - Кто-кто? - переспросил ошеломленный мужчина. Разумеется, Арсений был знаком с другими писателями фантастами: с кем-то заочно, с кем-то лично. Было бы странно утверждать обратное. Например, Медведева имела максимальные для фэнтези тиражи вот уже целых три года, выступив с сагой об амазонках. Но знакомы они не были, писали в разных стилях и направлениях, принадлежали к разным издательствам. Тем более неожиданной стала эта встреча.
   - Та самая Медведева, у которой вы украли сюжет, не сомневайтесь, - заявила женщина, наградив его презрительным взглядом.
   - Что-о? - он опешил от такой наглости. - Вы тут своего травяного сбора обпились, что ли? Ничего я у вас не крал! - Сама мысль о таком казалось ему нелепейшей.
   - А я и мое издательство считаем иначе.
   - Да плевал я на то, что вы считаете! - Арсений взъерошил волосы рукой, что бы хоть так привнести ясность в сумбурный разговор. - Почему я здесь? И где это здесь? - он огляделся, стараясь больше не встречаться глазами со своим отражением в зеркале.
   - Вы у меня дома. - Её тон должен был подсказать, какую честь оказали ему.
   - А вы всех плагиаторов, Липа Медведева, тащите к себе домой? - спросил он зло. Ничего себе выходки позволяет эта Рыжая Соня.
   - Через одного. Но для вас, как самого нечистоплотного, пришлось сделать исключение. Тем более от всяческих комментариев по этому поводу и встреч с моим адвокатом вы отказываетесь, - женщина мельком глянула на изящные часики на запястье.
   - Я впервые слышу об этом, - в недоумении признался писатель. - Никто мне не сообщил о возникшем недоразумении.
   - Недоразумение - это когда ошибаешься дверью, - прищурилась, и стала похожа на рассерженную кошку, писательница Медведева. - А для вашего случая есть более верное слово - "кража". Вы что - с собственным издателем не общаетесь, в Интернете не бываете? Как можно сидеть дома месяцами?
   - А вы еще и следили за мной? Как интересно, - протянул Арсений. У неё хватило совести покраснеть, но она быстро справилась с эмоциями.
   - После вашей кражи я имею право на ответные противоправные действия, вам не кажется? - вздернула носик Липа Медведева.
   - Вроде слежки и похищения? Несомненно, любой судья вам это подтвердит, - съязвил он. - Что я у вас "украл", как вы говорите?
   - Ваш Кром попадает в страну, которой правят амазонки.
   - Вы же не можете верить в то, что никто кроме вас не может больше писать об амазонках? - с недоверием предположил мужчина.
   - Естественно, я допускаю возможность того, что другие люди тоже пишут про амазонок. Но когда чужой герой начинает действовать в созданном мною пространстве... Совпадает все, вплоть до названий городов и характеров персонажей!
   - Чушь! - справедливо возмутился Арсений. - Покажите мне вашу книгу.
   - И покажу, - Липа Медведева окинула подозрительным взглядом его, окно, и удалилась.
   Мужчина зажал лицо ладонями, растер щеки, разгоняя кровь. Абсурдность ситуации приближалась к критической отметке.
   - Вот, - ему протянули книгу в твердом переплете. Настороженность, присущая любому писателю, когда с его трудом знакомится кто-то на его глазах, зависла в комнате темным облачком.
   Черный фон. Фамилия автора серебристыми буквами. В меру милитаризованная, в меру сексуальная девица стояла на вершине холма, положив руку на голову сидящей рядом пантеры. Художник нарисовал её не в стиле фэнтези, а скорее в духе одухотворенных красавиц с картин Васильева. Арсений оценил высоту оформления, количество страниц (это уже на уровне инстинкта) - почти триста. Заглянул в аннотацию: землянин попадает в мир амазонок, устраивает там революцию вместе с угнетенными мужчинами, влюбляется в царицу амазонок. Бла-бла-бла... Определенное сходство сюжетных ходов было, но попадание в чужой мир было завязкой не первой свежести. Да две трети фантастических сюжетов начинаются с подобной завязки. Это все равно, как если госпожа Медведева претендовала на единоличное владение фразой "жили-были".
   - Я должен её прочитать, чтобы мы говорили на равных. Ведь вы же прочли мою, верно? - наконец, сказал писатель, положив книгу рядом с собой.
   - Они вышли почти одновременно, - Липа настороженно изучала своего оппонента. - Ваша, - язвительно выделив голосом это местоимение, добавила она, - раньше. Мои читатели были шокированы!
   - Мой издатель ничего мне не говорил... - Арсений сам поморщился от того, насколько беспомощно это прозвучало.
   - Не знаю, о чем думает ваш издатель, потому что мы готовы подать в суд, а никто у вас даже не счел нужным с нами встретиться. Это начинает дурно пахнуть, учитывая то, что ваш редактор укатил на ПМЖ в Америку, - глядя на него, как на полудохлую мышь, проговорила Медведева.
   - Куда Вася укатил? - тупо спросил Арсений, в остальное время не отличавшийся кретинизмом. Решительно, мир сошел с ума.
   - На Марс, - фыркнула она. - Или на Нептун. Учитывая его гонорары, он вполне может позволить себе космический туризм.
   - А что, мы уже и туда летаем? - вяло заинтересовался он, понимая, что ничего не понимает в этой жизни.
   - Чаще надо вылезать из дома, уважаемый. Новости хотя бы читайте в Сети. Стыдно так отставать от жизни. Да, представьте себе, летаем.
   - А я? - обиделся, совершенно по-детски, известный российский писатель. Последний контракт обязывал его сотрудничать с издательством "Муза" ещё три года. Тогда у него были прекрасные отношения с Васькой, искать другого издателя было нелепо и вот на тебе. Почему Васька его не предупредил о том, что "Муза" перепродана и сам он уезжает? Всё это напоминало нелепый розыгрыш. Вот сейчас выскочат люди, станут поздравлять за доверчивость и тыкать в скрытые объективы камер.
   - А вы остались тут, - женщина нетерпеливо переступила босыми ножками, одетыми в нейлон, по ковру. - Ну? Что вы собираетесь предпринимать в этой ситуации?
   - Для начала - ознакомлюсь с вашим шедевром, - Арсений взвесил в руке книгу. Последний раз он читал фантастику в армии. Современных же авторов читать не испытывал до сего момента ни малейшего желания. Отчасти из-за боязни, что так, как пишет он, уже начал писать кто-то; отчасти из-за раздражения, возникающего от некачественно прописанного хорошего сюжета - сразу появляется желание переписать как надо.
   - Попрошу без иронии, - ощетинилась Липа Медведева.
   - А потом мы с вами встретимся и все обсудим. По-моему, логично, - сказал он и встал, с удивлением обнаружив себя в чужих пижамных штанах на голое тело. Штаны были мужские и не его. Вопросительный взгляд Арсения заставил заалеть скулы гордой госпожи писательницы.
   - Это санитар вас переодел. Со скорой. Вы были ужасно пьяны, - надменно сообщила она, глядя ему куда-то в область переносицы.
   - Так я пошел домой? - уточнил у неё Арсений, прижимая к груди её книгу, как щит. Осознав эту обидную для себя вещь, он опустил руку с книгой.
   - Вряд ли, - покачала головой загадочная женщина Липа Медведева. - Там сейчас трудится уборщица - ваше многолетнее свинство вычищает. Да-да, и не стоит меня благодарить. А вы остаетесь здесь.
   - Я и не собирался, - пробормотал настолько растерянный писатель, что даже оскорбиться забыл на ее слова. - Здесь? - переспросил он с недоумением, как будто его заставляли поселиться на Плутоне, вслушавшись наконец в смысл слов.
   - Именно, - она сложила на груди руки, излучая непоколебимость всех египетских пирамид сразу. - Я и так гонялась за вами, бог знает сколько времени. Не хватало начать все с начала.
   - Вы в курсе, что мое насильственное удержание здесь - уголовно-наказуемое действие? - вскинул бровь Арсений, которого ситуация стала в какой-то степени забавлять.
   - Не знаю, мне об это не говорили, - Липа Медведева полюбовалась французским маникюром собственных рук.
   - И всё-таки, как вы попали в мой дом? - поинтересовался писатель. - Если это не секрет.
   - Как все - с МЧС, - пожала плечами Липа Медведева.
   Он поперхнулся воздухом, заглоченным при попытке возмущенно заорать.
   - Хотите воды? - предложила она ему заботливо.
   Мужчина отчаянно замотал головой, справился с кашлем.
   - Что значит "с МЧС"? - просипел он, пока перед глазами пробегали варианты, один хлеще другого, того, что стало с его квартирой
   - Мне сказали, что вы уже полтора месяца не выходите из дома, на дверной звонок не реагируете, телефон не берете. А я должна была узнать, как вы смогли украсть подробности моего нового романа. - Услышав этот образец женской логики, Арсений рухнул на постель, ощущая странную слабость в коленях. - Не переживайте, дверь починили, я потом выдам вам новые ключи.
   - Да что вы говорите? - натянуто усмехнулся мужчина. - Весьма признателен.
   - Своим хамством вы ничего не добьетесь, - насупилась Липа Медведева.
   - А что мне делать? Целовать вам ноги?
   - Обойдусь. Лучше приведите себя в божеский вид. Довести себя до нервного истощения - это как откровенно себя надо не любить! Стыдно. - Таким тоном обычно корят за стрельбу из рогатки по стеклам школы. Далее должно последовать приказание вызвать к директору родителей. - А ведь вам новый роман сдавать уже скоро. Да, я и это знаю. О чём вы там будете писать? О похмелье и способах его лечения? О наиболее оптимальных способах громить собственное жилье? Сомневаюсь, что кто-то захочет это издать.
   - Это решительно выходит за всякие рамки! - оторопел Арсений. - Откуда вам известно про сдачу нового романа?
   - Не ваше дело, - отрезала она. - Ваше дело - кропать свои гениальные книжки и не пересекаться со мной на сюжетных ходах.
   Против воли её слова польстили ему, и на пару секунд он сбился с хода мыслей. Да, книжки были "гениальные", с этим не поспоришь. Его не один раз пытались переманить конкуренты, зная, что любые писательские выкрутасы (вроде экскурсии в джунгли для натуралистичности пейзажей) с лихвой окупятся. Арсений же хранил верность "Музе" и другу школьных лет Ваське Достоевскому, работавшему здесь редактором. Именно Васька открыл ему дорогу в писательский мир. Они встретились случайно, в налоговой. Арсений зашел туда по работе, Достоевский же как раз отчитывался перед государством. Принеся сдавать декларацию. Встретившись в коридоре, бывшие одноклассники обменялись телефонами. Васька позвонил первый, позвал на рыбалку. На рыбалке им понравилось, и они стали ездить на природу каждые две недели.
   В тот раз Василий приехал к нему домой, чтобы показать диск со встречи выпускников, на которые Арсений принципиально не ходил: хвастаться ему было нечем - работает судебным приставом, напиваться с учителями в бывшем классе он нужды не испытывал. Скидывая содержимое диска в компьютер, Достоевский наткнулся на наброски романа Арсения "Громовержец". Текст ему понравился, он попросил разрешения отнести шефу в издательство, где сам работал редактором. А через два месяца Арсений с недоверием держал в руках сигнальный экземпляр своего первого романа. На первый гонорар тогда сразу удалось купить ноутбук, о котором давно мечтал, и съездить в отпуск за границу.
   - Чего вы добиваетесь? - спросил Арсений, глядя на Липу.
   - Признайтесь официально в краже, и мы больше не увидимся, - заявила Липа Медведева, писательница-феминистка.
   - Это невозможно, - отрезал он. - Что ж, готовьтесь к тому, что какое-то время мы будем жить вместе. Я не могу бросить все и читать вашу книгу. У меня сроки, как вы откуда-то знаете.
   - Хорошо, - легко согласилась она.
   - Вы не возражаете, если я отлучусь в Интернет? - осведомился Арсений. - Могу дать слово, что не буду вызывать милицию. Разобраться с этим делом и в моих интересах.
   - Рада, что вы это понимаете, - Липа Медведева удалилась с гордо поднятой головой на кухню, судя по зазвеневшим стаканам, или в бар.
   Писатель какое-то время смотрел ей вслед. Что ж, это даже интересно. Интернет всегда под рукой, посмотрим, что там творилось в мире.
   Период водочной философии исключал любое общение с компьютером. Когда же его пробивало на творчество, он просто открывал документ в Word'e и начал записывать сочащийся наружу текст.
   Арсений вылез из Word'а и окунулся в пестроцветье Интернета. Первым делом он полез в собственную электронную почту, справедливо рассудив, что в связи с этими событиями там для него тоже должно быть что-то. Пароль, который он не догадался сменить, потребовал "имя единственной любимой". Откинув назад голову, мужчина шумно втянул воздух носом, немного посидел так, после чего в последний раз ввёл требуемое женское имя. Ящик раскрылся. Мужчина щелкнул по значку "Смена пароля", и тупо задумался над новым паролем. Придумать сейчас нечто особенное он и не надеялся, поэтому выбрал поле "Ваше любимое блюдо", где указал ответ "водка". Хыкнул животом, посмеиваясь над собственной изобретательностью. Система выразила сомнение в уместности такого простого ответа и отказалась его принять, выражая заботу о пользователе. Арсений, разозлившись на неё, набил ответ "эг-ног". Помнится, его угощали этим коктейлем на одной вечеринке, туда входили: пиво, немного молока, яйца, сахар, мускатный орех, виски и ром. Понравилось ему или нет, он не запомнил, потому что мгновенно вырубился, ведь до этого влил в себя пару коктейлей, завершив дело водкой. Въедливая система задумалась на пару секунд, мигнула и выдала повторный вопросник, соглашаясь принять это слово за пароль.
   В почтовом ящике на Mail.ru у него было сообщение о том, что у издательства сменился владелец, а у Арсения - редактор, цветистое пожелание творческих успехов и настоятельная просьба прийти в это самое издательство как можно скорее. Нелюдимость Арсения была фактом общеизвестным, как и то, что вытаскивать писателя из его "башни из слоновой кости" запрещается под угрозой потери нового текста. Просьба явиться в издательство повторялась еще в нескольких письмах. Было бестолковое сообщение от Васьки, в котором он отрывисто рассказывал о новой жизни в Штатах, иллюстрируя кучей фотографий с блондинками, дома у океана, мельком упоминал свой новый контракт и обещал, что работать с новым редактором будет ничуть не хуже.
   Закрыв почту, Арсений машинально вышел на свой сайт, о чем тут же пожалел. Недоумевающие поклонники завалили Гостевую вопросами, неизбежно возникшими в связи с двумя романами близнецами. Молчание писателя лишь вызвало у них обиду и тревогу, но сейчас ему было просто некогда отвлекаться на читателей. Мужчина выругался сквозь зубы. Такого он не мог ожидать даже в кошмарном сне.
   По-хорошему следовало бы пойти и устроить сейчас этой дамочке, пьющей где-то там корвалол (судя по запаху), допрос с пристрастием. А потом позвонить в издательство и высказать им все, что он о них думает. Но роман зудел в нем назревающим чирием, приказывая сесть за компьютер и записать рождающиеся строки. В таких случаях мудрый писатель всегда выбирал текст, потому что люди никуда не денутся, в отличие от вдохновения.
   И тут громко заурчал писательский желудок, напоминая о своем существовании. Возникла проблема посущественнее. Если сесть сейчас за работу, то пальцы автоматически будут писать о еде, кстати и некстати вставляя её в текст. Арсений с тоской посмотрел на лэптоп, деликатно отодвинул роман вглубь души и пошёл искать холодильник.
  
  

Эта, Тэта, или полная Йота

  

Когда-то я знала всё. Моя жизнь была нормальной,

осмысленной, у меня была цель. А сейчас я не знаю ничего!

Не знаю, кто я, не знаю, чего я хочу, я больше ничего не знаю!

Из Личного

   Закрытые узкие деревянные ставни скупо пропускали сквозь мелкие прорези раскаленный солнечный свет, благодаря чему в высокой и просторной спальне царили мечтательный полумрак и робкая прохлада. В немалой степени этому способствовали стены, снизу облицованные изразцами из нежно-белого и лилового фаянса в форме звездочек, образовавших строгие геометрические фигуры. Верхняя часть стен была обита небесно-голубой сирийской парчой, затканной серебром, точно такой же тканью были обтянуты два притулившихся в углу дивана и подушки. Её растительно-звериный узор неизменно приводил меня в расслабленно-умиротворенное состояние. Поэтому, оказавшись в своей спальне, я сразу ощутила, что большая часть моей агрессии покорно осталась за порогом, устрашенная царящим здесь благолепием.
   Но остатки гнева еще давали о себе знать напряжением мышц, в копье воспринимая сонную тишину комнаты. Ловлю себя на том, что затравленно озираюсь по сторонам, словно и в самом деле где-то здесь может затаиться враг. Здесь, в моем святилище, неуязвимейшем и безопаснейшем месте на свете! Стоп. Все плохое и опасное осталось за дверями моей спальни. Как легко меня превратили в затравленную истеричку. Фиг им! Не дождутся. Для полного успокоения обвожу взглядом комнату.
   Приземистый и крепкий стол черного дерева, похожий на диковинную черепаху, уверенно занимает центр спальни. Кажется, что под весом его массивной столешницы, с выжженными белыми узорами, вот-вот подломятся три тонкие изогнутые ножки-лапы. На ней, одни мойры знают с каких времен, раскиданы гадальные кости. Все предсказанное ими то ли сбылось, то ли нет - уже и не вспомнить, а все руки не доходят собрать их в мешочек и убрать. Еще на ней останки полусъеденной мыши - опять Мнема не доела добычу.
   Три низких клисмоса из слоновой кости, изящных и резных, расставлены кто где. Каждый из них завален на - первый взгляд - грудой бесполезных вещей, которые со второго взгляда все оказываются очень полезными и нужными. Под одним из них (тот, что ближе к двери) распласталась пестрая безголовая шкура хищного зверя. Голову зверя забрал себе кто-то из героев, помнится, а все остальное пожертвовал Афродите, от которой это остальное перешло ко мне. Постоянно хочу выкинуть, но забываю: видимо, не так уж сильно мне эта шкура мешает, как хочу думать.
   У окна бронзовая подставка, в виде растущего деревца, для тонких сирийских чаш, чьей красотой не устаю любоваться никогда, и пары алебастровых сосудов. В воздухе еще стоит слабый тонкий аромат недавно прогоревших благовоний, струившихся из них. Но главная ценность здесь высокое, богато инкрустированное ложе с позолоченными ножками, с притулившейся сбоку скамеечкой для ног, и изголовьем в форме полумесяца.
   Моя кровать.
   Ей можно посвящать бесконечные хвалебные оды и слагать поэмы о тех волшебных снах, что являлись ко мне на ней, потому что лучшее неё на свете нет. И не упомнить, сколько раз мне предлагали обменять ее или продать. От кражи спасало то, что я - богиня Памяти и очень быстро вычислю вора.
   Широкая, удобная, кленовая кровать, сделанная на Крите Дедалом. Её спинки и ножки украшены традиционными скульптурами золоченых змеиных клубков, прочие части - инкрустированы серебром и слоновой костью. На ней две самые мягкие пуховые подушки, тонкие ароматные простыни, шерстяные и шёлковые покрывала - что может быть прекраснее, чем рухнуть в эту роскошь?
  
   клисмос - низкий стул со спинкой на четырех ножках, расположенных в виде буквы X.
  
  
  
   Это ложе, готовящееся как подарок на свадьбу Икару, убитый горем отец отдал в мой храм. Забвение боли от потери сына, мой скромный ответный дар, пришедшее чуть раньше естественного забытья, которого не избежать никому, он воспринял равнодушно. Наверное, куда больше бы он обрадовался бы благословенному безумию, в котором живы мертвые и нет человеческого коварства.
   - Фффррр!! - сердито прошипели из-за моей спины. - Аккуратнее!
   - Помилуй Небо! - вырвалось у меня, когда я подскочила, словно вспугнутая перепелка, изловчившись в полете обернуться назад - взгляд двух стеклянно-изумрудных кошачьих глаза на белом лице пробрал до глубины души. Не веря ощущениям, уточняю: - Фи-Фи?
   Со смешанными чувствами разглядываю женскую особь рода сфинксов, комфортно устроившуюся возле меня. Особь загадочно улыбается, лениво щуря глаза и поигрывая хвостом, наслаждаясь произведенным эффектом. У неё красивое белокожее женское лицо, обрамленное густой рыжей гривой с косичками на концах, грудь второго размера, мускулистое тело львицы и элегантный хвост с желтой кисточкой на конце. При более близком знакомстве выясняется так же, что она обладает острым мужским умом, морем ехидства, доставшимся ей от матери, и массой сумасшедшего обаяния.
   - Сомневаюсь, что у тебя есть другие знакомые сфинксы, - надменно заметила моя подруга с тёмных гомеровских времён, невозмутимо взбив лапкой, с покрытыми лаком когтями, волосы. Педикюр ее отдавал загадочным востоком - на черном фоне белые ветки сакуры, - как и макияж, но очень ей шел. - Хотя бы потому, что я - единственный живой сфинкс в твоем мире.
   Оспаривать сие замечание было сложно, поскольку оно было чистейшей правдой. Фи-Фи единственный представитель рода сфинксов в Ойкумене, с тех пор как её мать погибла из-за Эдипа. Два ее брата живут с семьями - один в Вавилоне, другой в Эламе, три сестры затерялись на просторах Малой Азии. Всех вырастили здесь бабушка Ехидна с материнской стороны. Может, это звучит кощунственно, но, на мой взгляд, два сфинкса в одном мире - это перебор, грозящий концом света. Тогда как один сфинкс придаёт тому же миру невыразимое очарование.
   Мнема, вбежавшая в спальню в поисках меня, ревниво встопорщила шерстку, узрев соперницу на ложе. Торопливо беру кошечку на руки, опасаясь, как бы та не бросилась на Фи-Фи. Есть у сиамок такая особенность, кусать чужих, которая роднит их с собаками.
   - Надо быть внимательнее, дорогуша, - упрекнула меня сфинга, сладко потягиваясь всем своим холеным телом. - Ты спугнула его. - Кисточка хвоста сердито дрогнула в воздухе.
   - Кого? - на всякий случай быстро осматриваю комнату, заставив вспыхнуть светильники. Не забыла даже под ноги посмотреть. Пусто в спальне и безопасно. Мнема на руках раздраженно урчит, требуя выгнать постороннюю, считая ее соперницей.
   - Эротическое вдохновение. - Антрацитовые, с дециметровыми ресницами, глаза сфинги были преисполнены укоризны. Она по-кошачьи потянулась передними лапками, вспоров когтями подушку, при этом элегантно выпятила попку с коротким кокетливым хвостиком. По комнате полетели пушинки. - Мне почти удалось подманить, - пожаловалась Фи-фи, обиженно выпятив нижнюю губку.
   - Мою дочь? - опешила я, окончательно убедившись, что весь мир вращается в сторону, противоположную моему вращению. Вырывающаяся сиамка перешла к боевым завываниям, молотя меня по рукам хвостом, требуя дать ей разобраться с вонючей соперницей. - Мнема, прекрати!
   - Почему твою дочь? - в свою очередь изумилась сфинга, повернувшись ко мне. Ласковый, слегка изумленный взгляд, в котором читалось любопытство, кокетливое желание нравиться и радостное приветствие - все разом с живостью и непосредственностью каким обладают дети.
   - Моя дочь Эрато одаряет любовно - эротическим вдохновением, - терпеливо объясняю ей.
   - Ты способна хоть на миг забыть о своих детях?! - раздраженно прошипела подруга, вскочив на лапы и сразу став выше меня на пару голов. Упругий хвост пару раз хлестнул свою хозяйку по мускулистым бокам. - Я говорила о том аппетитном красавце, самозабвенно орошавшем кусты твоих роз своей...
   - Избавь меня от подробностей, - предупреждающе выставляю ладонь. Мир совсем слетел с катушек, раз лежащая в моей постели сфинга позволяет себе подглядывать за моим садовником, пользуясь суб-пространственным зрением. - Каким ветром на это раз тебя занесло? - обмахиваю загоревшееся лицо ладонью, прижимая к себе зло урчащую сиамку. Уже начали обо мне сплетничать! - Хорошая девочка, хорошая...
   - Ты мне не рада? - надменно осведомилась распрямившаяся Фи-Фи, перестав вылизывать бок.
   - Я безумно рада всем, кто сегодня посещает мою спальню, - уверяю её с максимальной искренностью и приторной улыбкой, сводящей скулы. Сфинксы крайне обидчивы и злопамятны, и мириться с моей сверхчуткой подругой такая морока, что проще не ссориться.
   - Да? - оттаяв, но с долей подозрительности, спрашивает она. - С чего бы это?
   - Сама не знаю, но буквально готова задушить в объятиях каждого гостя, переступившего порог, - говорю ей отстраненно, почувствовав возвращение головной боли. Мнема на руках немного подобрела, перестав вырываться, но продолжала неотрывно следить за сфингой.
   - Я всегда считала тебя излишне экстравагантной, - сфинга спрыгнула на пол, прошла мимо, коснувшись вскользь шелковистым боком. - Чего стоит изобретение... "страфион", кажется, ты так его назвала? - она демонстративно изучала интерьер спальни. - Прятать женскую грудь - дикость полная.
   - Зато он не даёт грудям обвиснуть, сохраняет им молодость, - вступаюсь за изобретение. Голова похожа на подушечку для иголок, вдобавок раскалённых. Моя питомица сочувственно мурлычет, потираясь ухом о мои руки.
   - Сравнять уродин и красавиц - кошмар, - Фи-фи словно невзначай повела плечами, демонстрируя пару упругих грудок. - Еще не надоела эта игрушка? - скользнула взглядом по зашипевшей Мнеме, встопорщившей усы. - Давно пора от нее избавиться, по-моему.
   С животными у Фи-Фи отношения простые: или взаимная приязнь, или неприязнь. Причем чувства взаимные. В моем случае отношения с Мнемой у них явно не сложились. Вот и приходится теперь следить за кошечкой, потому что при всем её бойцовском характере сфинксу она не соперница.
   - Не имею привычки выбрасывать друзей, - стараюсь произносить меньше слов, потому что каждое отдается десятикратным увеличением боли. Стоять уже невозможно - мутит.
   "Яду мне, яду!" - с этой мыслью опускаюсь на ложе, прикрыв глаза - свет режет их как ножом. Мнема легла так, чтобы мое тело служило баррикадой, из которой было удобно следить за чужачкой. Надо было постоянно поддерживать с кошечкой телесный контакт, чтобы не спровоцировать её на атаку.
   - Ну-ну, - задумчиво сказала Фи-Фи, вперив в сиамку свои бездонные фиолетовый глазища. Мнема вжалась в меня с боевым урчанием, как бы говоря, что терпит эту нахалку лишь мне в угоду. - Завела бы лучше грифона - хотя бы дом охранял тебе. - Такта у сфинги не больше, чем у раненого кабана. - А эту мелочь скормила ему для затравки.
   - Что за гадости ты говоришь? - слабо возмутилась я.
   - Вот что ты с ней делаешь, скажи? - сфинга села у продолговатого окна, как никогда напоминая та-кемптскую статуэтку священной кошки, и уставилась на меня широко раскрытыми желтыми глазищами. Худшего момента прийти поболтать она просто не могла выбрать, даже если бы готовилась тысячу лет.
   - Фи-Фи, не сочти меня невежливой, но у меня жуткая головная боль, - сквозь зубы выцеживаю фразу, борясь с желанием разодрать голову ногтями.
   - Моя бедняжка! - подруга в один скачок оказалась возле меня. Участливо склонилась надо мной. Мнема взгорбилась, вздыбив шерсть, прижала уши к голове и зашипела, как три клубка змей сразу. - Брысь, мелочь! - рыкнула на нее Фи-Фи, а Мнема метнулась ей в глаза.
   - Охи! Нельзя! - Превозмогая боль, усилием воли выпроваживаю сиамку прямо в полете в сад. Обидела любимицу, помешав ей защитить меня, но сейчас иначе нельзя было.
   - Давно пора, - проурчала подруга, и тут же засюсюкала: - То-то я смотрю, кожа прямо посерела, я-то думала это от нехватки... - на этом слове её лапка плюхнулась мне на лоб, едва не взорвав злосчастный мозг болью миллиона чужих воспоминаний.
  
   Страфион -- пояс из мягкой кожи, которым женщины в Древней Греции и Риме подвязывали грудь. Страфион мог одеваться как под одеждой (mamill?re), так и поверх нижней короткой туники (strophium, также употребляются более общие названия z?na и cingulum).
  
  
   - Ооо!!!
   В голове как будто новый Большой Взрыв случился. Миллионы осколков вонзились в мою бедную голову, вызвав слезы от нестерпимых мук. Сворачиваюсь клубком, стараясь сделаться меньше и хоть так уменьшить боль. Мир вращается вокруг меня как обезумевший волчок...
   - Прости-прости, - причитала сфинга, бестолково топчась рядом. - Что? Что мне сделать? Где твои дочки? Их прямая обязанность - помочь матери... я сейчас же...
   Ее слова доходили до моего сознания медленно, пробиваясь через непонятные преграды. Нахожу силы, что бы усмехнуться. Интересно, чем эти балаболки помогут? Если только до смерти заболтают.
   - Не надо! - хватаю за хвост убегающую сфингу, шиплю от боли, получив новую долю чужих воспоминаний, и отпускаю. - Полежу, и всё пройдёт.
   - Уксус, - сказала остановившаяся Фи-Фи решительно.
   - Уксус? - переспрашиваю. При чем еще тут уксус?
   - Да, где у тебя уксус? - она прямо вся загорелась этим уксусом.
   - Нет у меня никакого уксуса. Для чего он мне? - Виски с двух сторон грызут голодные собаки. Да отчего же эта боль?! В пору себе голову отрубать.
   - У тебя голова болит? - медленно, как к умственно отсталой, обратилась ко мне Фи-Фи. От ее сочувствия по коже побежали мурашки.
   - Не вижу связи, - осторожно сообщаю ей.
   - Надо намазать им виски и пятки - как рукой снимет, - уверенно заявила она.
   Сфинксы - уникальные создания, которые с одинаковой легкостью живут и в мире смертных, и среди небожителей. Например, им даже необходимо время от времени питаться белковой пищей, чтобы организм был в надлежащей форме. Неудивительно, что ей вон даже земные жидкости помогают.
   - Я лучше посплю.
   - Я мигом подниму тебя на ноги! - с этими словами подруга исчезла, не дослушав моих возражений.
   Запираю за ней двери. Неужели я одна и никто не посмеет больше нарушить мой покой? Тишина, уединение, много лечебного бездействия... Потом выясню, что её сюда привело. Разобраться в бетономешалке её бессознательного было выше моих сил и в нормальном-то состоянии, а уж сейчас и вовсе было бесполезным занятием.
   Прибой изумрудного моря неспешно бьется о берег. Фр-фр-фр-фр. Мир дышит гармонией. Где-то за спиной поет маленькая серая птичка с волшебным голосом. Я спокойна. Моё тело расслаблено. Мысли движутся медленно. Волны набегают и откатываются. В море плавают рыбы: неторопливо и медленно. Я расслаблена до такой степени, что при малейшем движении воспарю в небо и сольюсь с облаками. Мир, тишина, растворенный в воздухе анис... Засы-ыпаю-у...
  
   ... Воспользовавшись оставленной открытой Фи-Фи дверью, кошка тенью проскользнула в спальню. Принюхалась, раздраженно поводя вибриссами. Врагиня с острым запахом пустынной кошки удались. Славно. Мнема ловко вспрыгнула на кровать к хозяйке и быстро свернулась клубочком на её голове, благостно прижмурив глаза.
   Тишина пустого дома пела о безопасности, мягко обволакивая собой все предметы.
   - Тук! Тук! Тук! - звучала ветка, которой ветер стучал о стену дома. - Тук! Тук. Тук. Тук.
   Стук усилился и уже не мог принадлежать ветру. Я беспокойно заворочалась, протестуя против пробуждения. Мне так хорошо...
   - Можно? - громко спросил мужчина от двери. - Мнемозина! Это я!
   Веки были словно свинцовые плиты, поднять их удалось лишь на 2/3. Среднего роста короткостриженный брюнет, в элегантно задрапированном белом гиматии до пят, прижимал к груди кованый ларец. По крайней мере, он постучал - что-то новенькое.
   - Умрёшь, пока тебя дозовёшься, - слабым голосом укоряю его, с трудом скидывая сонное покрывало Гипноса. Кошка на моей голове зашипела - гость ей уже не нравился.
   - Гермес мне всё рассказал, - оглушительно протопав, Асклепий остановился у моей головы, безжалостно громко плюхнув ларец на стул возле постели. - Тебе нужен свежий морской воздух. Зачем было сюда переезжать, если ты от него прячешься?
   В комнату ворвались палящий солнечный свет и невыносимый жар.
   - Ааа, - шепчу, потому что на крик сил просто уже нет. Чувствую себя живым трупом, который кругов сто протаскала за собой колесница.
   - Разве можно с этим тянуть? - бог врачевания протянул ко мне руку и с криком отдернул. - Аай! - На его коже медленно затягивались следы от кошачьих когтей. - Ты в своем уме? Убери сейчас же эту тварь!
   - Она не тварь, - прохрипела я, пытаясь поймать выскальзывающую из рук кошку. Координация из-за головной боли никчемная, а верткая сиамка готова до последнего защищать мою голову, даже от меня самой. - Мнема, девочка, иди сюда... - Наконец, ей надоело выворачиваться. Гневно дернув хвостом, мол, ну и дура, она по ковру, висящему на стене, взобралась на потолочную балку и затаилась там, сверкая глазищами.
   - Убери её, - требовал лекарь. - Знаю я этих тварей: сидит-сидит, а потом как прыгнет на голову! Я не могу работать в таких условиях.
   - Мнема не прыгнет. Она не тварь. - Лежу бревном, обессиленная, как будто не кошку ловила на постели, а вокруг света бегала с всадником на спине. Все видится усеянным черными точками и белыми пятнами, которые очень быстро движутся вокруг меня.
   - Или убирай, или я ухожу, - с решительным видом он схватился за ларец.
   Борясь с тошнотой, создаю сетку и натягиваю её под потолок, создавая защитный барьер. Стараюсь не думать о том, что потом придется выслушать от оскорбленной сиамки.
   - Давно бы так.
   Лекарь с грохотом плюхнул ларец на место и приступил к осмотру. Бесцеремонно задрал мне веко, вглядываясь в мутный глаз, пока другая его рука нащупывала пульс на моём горле. Ничего этого у меня нет, но он делает это машинально, так как большую часть жизни проводит, изучая смертных и их болезни.
   - Какая вопиющая безответственность. Это такой пример ты подаёшь детям? Сядь, - он ловко установил моё тело в вертикальное положение. В считанные мгновения фибулы на моих плечах раскрылись, диплодий упал на бёдра, обнажив грудь.
   Раскачиваясь на волнах красно-чёрной пульсирующей боли, я уловила смущавшее меня всё это время слово.
   - Гер-мес?
   - Да, если бы не он... Безобразие! Так себя запустить! Не утруждайся - он всё подробно описал, - холодные пальцы сноровисто шастали по моей груди и спине. - Хм... ммм?
   - Что о-опи-сал?.. - Подозрения во мне крепли. При больной голове никто не проводит мануальный осмотр нижней половины тела, даже я это знаю.
   - Всё, - безапелляционно отрезал он. - Уверяю, у меня есть лекарство.
   - Всё-о? - Мой тон был таким, что Асклепий счёл нужным прерваться.
   - К чему стыдиться? Высыпания на теле бывают от многих вещей... не обязательно от утех... - он покраснел, произнеся это слово. У меня как-то сами собой широко открылись глаза. - Например, некачественный фимиам, дешевые жертвы в сомнительных храмах, просроченная вера... Не мне тебе рассказывать. Наверное, они ниже? - Полез задирать мне подол. - Врачебная тайна сомкнёт мне уста...
   - Это я тебе сейчас сомкну уста, - зашипела я. - Посмертно, - тяну к нему скрюченные пальцы.
   - Душенька, не стоит комплексовать, - мужчина попятился, смущенный нездоровым блеском моих глаз и лёгким подёргиванием правой щеки. - Все мы порой...
   - У меня БОЛИТ ГОЛОВА! - вопль взмыл под потолок и отразился от стен.
   - Осложнение...
   - Вон! - Рой самых неприятных воспоминаний сорвался с моего пальца в его сторону.
   - Охи! Не смей! - загородился руками Асклепий. Дальнейшего я не видела, охваченная очередным приступом. Обращение к моим талантам увеличивало боль.
   - Ааааа... - моё тело сжалось в комок, начало менять форму, инстинктивно пытаясь избежать невыносимых мучений. Личность, мысли и собственные воспоминания начали растворяться. Лишенный ограничительных рамок, дух притягивался Хаосом, чтобы снова стать его частичкой.
   Асклепию удалось прервать наш контакт каким-то чудом. Убийственные воспоминания медленно отступали от него. Последним, отчаянным усилием я рванулась назад, оборвав растворение в Хаосе.
   Какое-то время мы не двигались, приходя в себя. Было ощущение, что с меня стянули кожу и на бешеной скорости протащили сквозь два ряда терок. В голове застыла напряженная пустота, словно большая часть её содержимого осталась в хаосе, и оставшиеся на месте не решались пока поверить в свое спасение. Конечно, я знаю, что распад не несет окончательной смерти, а лишь новое воплощение, но даже падение с высоты пугает, что уж говорить о маленькой смерти. Немного повоевав с собственным телом, заставляю пальцы начать шевелиться и медленно ощупываю себя. Кто его знает, вдруг я все-таки умерла и переродилась? Нет, тогда бы стерлась память о прежней жизни. Пальцы честно сообщили, что и форму тела удалось сохранить без изменений. Глаза открывать все равно пока страшно. К моему лбу потянулись чужие пальцы, но быстро отдернулись.
   - Думаю, похмелье и фимиамную ломку мы можем исключить, - чуть дрожащим голосом заявил Асклепий, гладя сидящую на коленях сиамку. Сетка исчезла. По-моему, он еще не осознавал, что делает. Мысли движутся в голове медленно, мир воспринимается отстраненно. - Давно началось?
   Медленно сажусь на кровати. Головная боль медленно, но верно, возвращалась из затылочной части, раскаленной лавой обтекая череп. Разверстая, вечно голодная пасть Хаоса все еще ощущалась мной необыкновенно близко. Видимо, Асклепию привиделось что-то в этом роде, потому что цвет его кожи напоминал внутренности больного моллюска, лицо осунулось и отчасти постарело. Он, сгорбившись, сидел рядом со мной, на краю постели.
   - С утра. - Вдаваться в подробности не было ни сил, ни желания.
   - Ни с того ни с сего? - уточнил лекарь, пересадив пригревшуюся кошку на кровать.
   - Нэ.
   - На земле когда была последний раз? - Его пальцы, как бабочки, запорхали вокруг моей головы.
   - С пару часов как... По делам. При чём тут?.. - Мысли едва шевелятся, как мухи в остывающем меду. Признаться ему в том, что я раба своего старого алтаря было выше моих сил. Уж лучше умереть, чем выслушивать потом всю жизнь подначки и насмешки. Мнема осторожно подбирается к моей голове, лечь на неё она не решилась - пристроилась сбоку, на подушке.
   - Так на земле сейчас эпидемия! - подскочил тот. - Смертные мрут, как мухи. За океаном люди Париса подхватили от местных болезнь и привезли сюда. Я всем богам разослал предупреждения и просьбу сделать прививки. Отлично помню, что тебе прививки не делал. Так что ты могла заразиться.
   - Эпидемия? Какие, во имя матери нашей Геи, прививки? Очумел?! - нахожу силы на возмущение. Где же это слыхано, чтобы боги были подвержены земным болезням?!
   - Гриб, - шепотом сказал Асклепий и опасливо отодвинулся.
   - Ты оставил мозги дома, на полке? - процедила я. - Какой еще гриб?
   - Грипп. На конце "пи", - поправил он. - О-очень заразная штука, между прочим, - заявил мужчина и заслонился от меня полой плаща. - Я предупреждал, что и боги могут однажды заболеть. Но кто меня слушает?
   - Ты же не можешь серьезно?.. - не поверила я. - Возможно, это реакция на солнечную активность или еще что-то. Или просто головная боль, как у Зевса, - выбираю варианты помягче. Мало ли чем это может объясняться?
   - Ты беременна? - прищурился мужчина, уставившись сначала на мою голову (после нестандартной беременности владыки богов проверяли осмотру подвергались все части организма), потом на грудь и мой живот, обнаженный, как все остальное тело. Живот был соблазнительный, чуть округлый и мягко-упругий. Груди, вскормившие девятерых, были так же красивы, как у молодой девушки.
   - Охи, конечно! - возмутилась я, ощутив направление его мыслей, и одернула задранный подол вниз. - Что ты себе позволяешь? - хватаюсь за висок, куда огненной стрелой отдался крик.
   Асклепий, ни мало не смутившись, почесал переносицу и задал первый правильный, на мой взгляд, для лекаря вопрос:
   - На что жалуешься?
   - Голова болит, тошнит при движениях, способности обострились, - на последней фразе мы слабо усмехнулись такому отвлеченному названию произошедшего. Кошка перебирается мне на грудь, начинаю её медленно гладить.
   - Головная боль, тошнота. Апатия присутствует? - стал загибать пальцы Асклепий, перечисляя симптомы. - Хочешь есть?
   Я прислушалась к своим ощущениям.
   - Не отказалась бы от мяса сочного ягненка с зеленью и лимонным соусом в глиняном горшочке, - с удивлением озвучиваю собственный гастрономический изыск. Даже в животе заурчало.
   - Извращение вкуса, - с удовольствием констатировал он.
   - А что я должна хотеть есть? Сырую человечину? - раздраженно спрашиваю его.
   - Ты - существо бестелесное и не можешь хотеть есть. А если и питаешься чем-то, так только верой. Забыла? Забыла, - утвердительно кивнул лекарь. - Изменение мировосприятия началось. Ну-ну, - с задумчивым видом постучал себя по губам. - Галлюцинации были?
   - Я не беременна, - набычилась я. Ну не может этого быть никак!
   - Тело у тебя чистое, без язв, значит, возможна и мигрень, - с неохотой признал лекарь. Чума у меня или загадочный "грипп" ему бы явно понравилась больше. - Так были галлюцинации?
   - Не было.
   - Но в клиническую картину мигрень не вписываются искажения чувств. Надо наблюдать, - задумчиво протянул он.
   - А мне что делать? - тупо спрашиваю у него. Голова мерцала болью, словно маяк в ночи.
   - Держаться от меня подальше! Мало ли, - выставил руку перед собой Асклепий. - Принимай больше сгущенной амброзии, витамины-фрукты, раз уж тебя тянет на еду, постельный режим и полная изоляция от богов до выздоровления! - Подумал немного и добавил: - Отмечай все непривычные для себя ощущения, потом расскажешь мне.
   - И что, все боги сделали прививки? - Первый раз слышала про эту штуку. Уверена, что никто мне о ней не говорил. - Что это хоть такое? - спрашиваю у Асклепия, подхватывающего свой ларец на руки. Как же я могла пропустить призыв сделать эту самую прививку? Ой, как больно копаться в памяти! - Да никто их не делал! - взорвалась я, найдя в его памяти определение прививки. - Какого Тартара ты мне тут бабушку лохматишь?!
   - И очень напрасно, как видишь, - менторским тоном заявил он мне. - Вот ты уже чем-то болеешь. И вполне могут быть другие. Никто не совершенен, - начал медленно отступать к дверям.
   - Ты лекарь или кто? - кричу вслед, держась за ноющий висок. - Это и есть все твое хваленое лечение? - До сего дня мне не приходилось обращаться к сыну Аполлона за помощью. Последний раз, когда мне требовался лекарь, был после титаномахии - Аполлон залечил мне сломанную ногу.
   - Я лекарь и обязан быть здоровым! - заявил Асклепий. - Кто будет лечить других, если они заболеют? - Мое потрясенное молчание дало ему время для парочки предписаний: - Бойся осложнений. Постельный режим! - после чего лекарь исчез, взмахнув полой гиматия.
   И сразу на его месте возникла гордая Фи-Фи с флакончиком во рту, каким-то чудом не столкнувшись с лекарем.
   - Нашла! Возьми вот это и... - торопливо начала она.
   Ошеломленная случившимся, я послушно взяла у неё флакончик и залпом осушила.
   - ООО!!! - Из глаз брызнули слёзы. Головная боль отлетела куда-то очень далеко, вытесненная боль в горле, пищеводе и желудке. По идее, их у меня нет, но что тогда сейчас так горит у меня внутри? Испуганная моим фырканьем сиамка прыгнула на сундук в углу и затаилась там, распластавшись. - Ооо??? - взглядом вопрошаю подругу, за что она хотела меня убить этим адским зельем.
   - А ты чего ожидала? - сфинга села, почесала задней лапкой себе за ухом, задорно взбивая гриву. После некоторого раздумья, налюбовавшись моим багровым лицом и слезящимися глазами, стала по-кошачьи умываться. - Вообще уксусной эссенцией мажут виски и пятки, - старательно намывая плечико розовеньким язычком, проговорила она.
   - Аах! - пытаюсь остудить обожженное горло, в которое будто извергся поток раскаленной лавы. Причем часть лавы застыла на стенках гортани. Воздух лишь усиливает муки. Осложнения, видимо, продолжаются, раз у меня появилась смертная способность пить жидкости.
   - На, - Фи-Фи, сжалившись, протянула кувшин.
   Одним махом осушив его, мне удалось немного успокоить пожар во внутренностях. Вкус пришёл с опозданием.
   - Охи! Только не вино.
   - Во-первых, я спасала тебе жизнь и хватала ближайшую жидкость; во-вторых, зачем держать вино тут, если его не пьёшь? Что от него будет? - подруга с недоумением на меня посмотрела. - Мнемосина, с тобой все в порядке?
   - Я пьянеееююу, - расплываюсь в глупой улыбке.
   На богов если что и действует, так это освященное вино. Вино из запасов Диониса, похоже, осталось здесь от моих девочек. Все проблемы как-то вдруг отступили, по внутренностям разлилось приятное тепло. И голова уже не болит. Хо-ро-шо-о-о-о...
   - Синочка, - забеспокоилась Фи-Фи, - ты чего? Как себя чувствуешь?
   - Во! - с удовольствием говорю ей. Мир кружился очень красиво. Голова стала лёгкой-лёгкой...
   - Ляг, - сфинга силком уложила моё тело на ложе. - Я сбегаю за Асклепием.
   - А ООН ужже того... да!
   - Того? Чего "того"?
   - Здесь... ууу ...разззз! - Для меня всё это было очень внятно и толково. По комнате кружились беспорядочные разноцветные вихри чужих и собственных воспоминаний.
   - Ясно, - согласилась она, отмахиваясь от наиболее назойливых вихрей. - Ты тогда покемарь чуток, а я сбегаю за А... апельсинами. Очень захотелось.
   - Н-нееее...
   - Не хочешь спать - не спи, просто полежи. Я быстро. - Фи-Фи исчезла.
   - Ка-ак жж мн хорошо-оо! - внезапно поняла я и закричала это миру. Хотелось сделать что-то необычное, радостное. - Ой, Борей, Борей, не маро-оозь миня, - из души вырвалась песня. - Не маа-ро-оо-сь миня-аа, мае-его-оо каняя-а - бела-грива-вава!.. - после двух куплетов на душе стало совсем хорошо, а вот веки отяжелели на глазах. Как медленно я стала моргать...
   Свернувшись клубочком, чмокаю губами, погружаясь в сладкий сон. Как давно я не спала... Лёгкая-прелёгкая голова, белые пушистые облака, цветные сны... поэтому "тук-тук-тук" прозвучало для меня как грохот падающего с горы камня Сизифа.
   - То дам? - губы почему-то говорили совсем не то, что хотел мозг.
   - Тук-тук-тук-тук.
   - Хто-хто? - удивилась я. - Чё, всё четверо Туки? - мне показалось это очень смешным.
   - Тук-тук-тук-тук!!
   - За-ходи! - командую гостям. Какие вежливые все вдруг стали. Надо было раньше заболеть.
   - Тук! Тук! Тук!
   - Ну, вы там... - шатаясь, как пьяная (а почему, собственно, как?) и хватаясь по пути за мебель, я с грехом пополам добрела до двери под аккопанимент бесконечного стука. Очень хотелось вырвать руки этим вежливым гостям! Они там просто издеваются.
   Стукнувшись лбом о косяк, я разродилась гениальной идеей: они стеснительные, поэтому общаются стуками, и начала стучать в ответ, приглашая войти. По ту сторону двери, после некоторого замешательства, стук продолжился. Мы перестукивались уже с четверть часа, когда на глаза мне попалась дверная ручка виде львиной морды, держащей в зубах кольцо.
   - Айяяйй, - я погрозила морде пальцем, потому что она показалась мне похожей на Фи-Фи, которая захотела за мной проследить. - Низзяя! - и толкнула дверь, желая... Уж не помню, чего мне так приспичило - все мысли вылетели во время падения в бесконечность со скоростью метеорита.
   Приземление получилось мягким, может быть ещё и потому, что подо мной оказался человек. Но мы всё равно скатились в кусты - слава небесной тверди, что не в колючки!
   - О ...ля! - благоговейно и отчасти придушенно прохрипел он, делая робкие попытки высвободиться.
   - Я, я, - соглашаюсь с ним, осоловело моргая на ярком солнечном свету. Мигрень пропала, наверное, осталась дома. Или потерялась по дороге.
   Я лежала на поляне, поросшей цветами и камнями. Мир кружился с такой скоростью, будто те три огромные рыбы, на которых он и держится в космосе, стали вращаться одновременно, но в разные стороны. Цвет моего лица, видимо, выдал неполадки в организме, потому что человек, выбравшись на свободу, первым делом спросил:
   - Тебе нехорошо?
   - Кому? Мне? Ха! - К сожалению, полёт выветрил из меня не весь хмель. Отступаю на несколько шагов на четвереньках, борясь с унизительной тошнотой. Не хватало ещё опозориться в веках! - Учше сех! - застываю в позе собаки, чтобы привести себя в рабочее состояние.
   - Я понял, - с пониманием существа, знакомого с действием алкоголя, кивнул он.
   Короткая медитация позволила мне, по её окончании, опознать место действия - земля. Лето, вокруг зелёные холмы, относительно безлюдно. Фон этого места был мне даже знаком по прежним посещениям. Переключаюсь на смертного.
   - Ты кто? - разглядываю молодого парня: рыжие волосы, умные глаза, субтильное телосложение. Что-то он мне кажется знакомым. Поудобнее усаживаюсь на попе, расправляя складки хитона, прислоняюсь спиной к дереву. Моргать очень трудно. Жжение в сухих глазах крайне раздражает. Как бы заплакать?
   - Ээээ... - лицо у него стало растерянным.
   - Аа! - вспоминаю, наконец. - Чивы-чивы-чивычок, чего надо, старичок?
   - Так ты в натуре есть? - опешил парень. Из одёжки на нём только штаны, по выпирающим из белого тела костям можно изучать анатомию человека. На вид лет шестнадцать, симпатичный. - И желания можешь исполнять?
   - В точку, - обхватываю голову руками, чтобы та не улетела с шеи, как раскрученный диск. Не хочу заморачиваться на особенностях его лексики, в целом понятно - и ладно. - Желание говори, имей совесть.
   - Тогда... Хочу мир во всём мире, - брякнул он.
   - И три голубых яйца в придачу? - Силы на язвительность всё же нашлись.
   - Нее-ет, - ошеломленно замотал головой клиент.
   - Я всё-таки не Творец, - борюсь с желанием почесать язык ногтями, чтобы соскрести мерзкий налёт: как будто у меня во рту кто-то умер, и очень давно. - Масштаб не тот, знаешь ли.
   - Ну, тогда...
   - Что-то ты медленно растёшь, Андрон, - пытаюсь прикинуть, сколько по его времяисчислению мы не виделись. Как же хочется пить!
   - Я - Петр, Андрей прадед мой был, - поправляет парень.
   - Не суть. Что там с желанием? - создаю себе фиалу с амброзией и с наслаждением её осушаю. Жить прямо хочется теперь.
   - Тогда сделай мою жену красавицей, - решил позаботиться о себе Пётр.
   - Где она? - Оглядываюсь, но вокруг ни души.
   - Вот, - вытаскивает из кармана плоский кошелёк, из которого вынимает мятый цветной листок. Однако, прогресс! Помню, вот только недавно его предки так мило рисовали охрой на скалах...
   - Работать надо вживую, - укоризненно говорю ему.
   Щёлкаю пальцами, паренёк вздрагивает всеми тысячей пятью костями, когда рядом с нами из воздуха выскакивает означенная особа. Кстати, в красивом нижнем белье, если я правильно определила назначение этих кружевных кусочков. Всегда надо одеваться так, чтобы не ударить в грязь лицом перед похитителями, если тебя кому-то вздумается похитить.
   - А-а-а-а-а-а-а! - заблажила скорчившаяся девчонка, обхватив голову руками.
   - Цыц! - Сжимаю пальцы в кулак. Спазм её голосовых связок спас мою опухшую голову от угрозы взрыва. С таким голосом только на пожары и бунты народ созывать.
   Девица плюхнулась на попу, закрывшись коленками и ручонками. Рыжая, как нестриженый Гелиос, веснушки во все тело и следы недавних, но страшных ожогов. (Пожар, вытаскивала братишку с сестренкой, вернулась за кошкой - обрушилась крыша.) Лицо у неё напоминало бело-красную скомканную кожу, голубые глаза без ресниц и бровей выпучены, того и гляди, умом тронется. Сжалась в комок, руками закрывает разные части тела по очереди, не решив, что лучше прятать от нас с Петром.
   - Жена? - скептически гляжу на парня. Ей от силы пятнадцать и спасения у "мужа" искать не спешит.
   - Будущая, - спокойно уточняет он, встав рядом с ней. - Привет, Марин. Ты это, не бойся, - протянул руку, предлагая помощь. - Все нормально.
   - Ну-ну, - рассматриваю то, с чем придётся работать. Желание не такое уж редкое, как может показаться. Если не ошибаюсь, на четвёртом месте после основных: богатство, власть, могущество. - Дева, - обращаюсь к ней, с некоторой игривостью, вызванной не выветрившимся до конца хмелем, - тебе кто-нибудь говорил, что ты красавица? - Она помотала головой. - Завидую: какие вокруг тебя честные люди. - Глаза у неё стали квадратными, несчастными и злыми одновременно. Пётр заиграл желваками - тоже обиделся. - Слушай, что ты там говорил о мире во всём мире? - Лицо у него вытянулось, девица вообще заревела.
   - Цыц! - Взмахом руки превращаю её в красотку на их общий вкус. Пришлось сократить ей жизнь на несколько лет, но думаю, ей будет плевать. Слава бёдрам Афродиты, что мне не жить с этими чудаками! Ну и вкус у некоторых.
   От щедрости души парню тоже меняю внешность. Двое так уставились на друг на друга, что напрочь забыли о моём существовании.
  
  
   - Ай! - спотыкаюсь обо что-то громоздкое, едва успев опереться о стену. Какой идиот расставил тут сундуки и баулы?
   В недоумении разглядываю неизвестно откуда взявшиеся в моей спальне вещи. Не комната, а фрагмент морского дна с обломками купеческого корабля, впору плавать поверху начинать. Вопрошаю предметы про их появление. Оох! Оказывается, направляясь одаривать морских разбойников пиратской удачей, заходила Тюхэ, чтобы пригласить меня в гости. Мое отсутствие её очень расстроило, она немного подождала, забыв закрыть свой рог изобилия, который щедро навалил мне тут всего. Но её работа не терпит простоя, и она была вынуждена умчаться по вызовам, передав дому, что непременно вернется.
   С тяжким вздохом, окинув взглядом всю эту гору (в другое время очень нужных вещей), отправляю блага в кладовую - потом разберусь. Обращение к способностям отдалось такой резкой болью в животе, что на глазах выступили слезы. Мир мгновенно сузился до маленькой пульсирующей точки, пролетевшей из живота в голову, да там и застрявшей. Скрючившись пополам, приваливаюсь к двери, с тоской глядя на такую недостижимую сейчас кровать.
   Сильный удар открывающейся дверью в мою спину едва не выбил из меня остатки жизни. Отлетаю хотя бы в благоприятном направлении - в сторону кровати.
   - Где ты была? - накинулась на меня Фи-Фи, стоило ей войти. Голос её звучал как-то глухо то ли из-за звона у меня в ушах, то ли еще почему-то.
   - Ты же меня чуть не убила, - слабо пискнула я, почти с закрытыми глазами рухнув на постель. Знакомая обстановка не позволила мне во что-либо врезаться на пути. Из маленькой пульсирующей горошины в затылке боль быстро превратилась в давящую раскалённую сетку. Мир подернулся серой завесой.
   Так уж случилось, что я никогда не болела в своей жизни. Как и девяносто девять процентов божеств. Тогда что это? Порча? Мне представились Афина и Гера, склонившиеся в полночь над дымящимся котлом Гекаты, в котором варится колдовское зелье. Уханье совы, сумрак пещеры, запахи трав и внутренностей. Глупости какие! Охи, здесь что-то другое. Ответ вертится где-то рядом, но сил, ухватить его за хвост, пока нет. Надо лечь.
   - Как себя чувствуешь? - прогундела где-то рядом Фи-Фи. Приоткрываю один глаз и вздрагиваю, увидев глаза на верхней половине лица и отсутствие нижней половины лица сфинги. Жуть какая! Ах, это у неё марлевая повязка. Значит, с Асклепием она пообщалась.
   - Как барабан, в который заперли сотню дятлов и одного жука, - не вставая, вытаскиваю из волос приколки, избавляюсь от одежды. - Фи-Фи, мне...
   - Не так уж и сильно я тебя ударила, - цинично заметила она. С жалостью у сфинксов обычно проблем не бывает, потому что жалость им незнакома. Раз я двигаюсь и разговариваю, жизненную энергию в катастрофических размерах не теряю, то и церемониться со мной нечего. Слабых сфинксы, если уж на то пошло, добивают. - Прекрати ломать комедию. - Сфинга запрыгнула на кровать, вызвав во мне убийственный приступ боли. - К тебе пациент, - заявила она, отодрав мои руки от головы и оттянув мне левое веко. - Слышишь? Мы ждем тебя уже мойры знают сколько! Сейчас тебе нельзя болеть. Опять ты? - зарычала на урчащую сиамку, забившуюся в угол. Мнема прижала уши и злобно шипит на гостью. Она решала сложную дилемму: броситься на более сильную врагиню и погибнуть смертью храбрых, или выждать более удобный момент и тогда...
   - Я умерла, - заявляю бесчувственной подруге, краем глаза посмотрев на сиамку, которая того и гляди бросится, но сил перенести ее отсюда уже не нахожу.
   - Не смей так шутить! - отпрыгнула в сторону патологически суеверная Фи-Фи, выдергивая из своей гривы волосок, разрывая его на две части под бормотание отвращающих беду заклинаний. Для достоверности она еще и у меня вырвала волос, плюнула на него и затоптала, держась за амулеты на груди.
   Её вера в мстительные и завистливые силы вселенной была слепой и крепкой, как Колосс Родосский. На каждый случай у Фи-Фи был десяток примет, согласно которым она и строила свою жизнь. Например, если при пробуждении она первым делом видела на солнце облако, то вполне могла не выходить из дома неделю, веря, что это было дурное предзнаменование. При встрече с беременной она обязательно просила у нее благословения. Шарахалась от белых мышей и людей с разными глазами. Обязательно съедала пятилепестковый цветок, загадывая желание... Всех примет её и не упомнишь!
   - Или вот-вот умру, если меня не оставят в покое, - грожу ей, пальцами пытаясь массировать виски, на которые головная боль тоже стала распространяться. Ощущение, будто дубиной по затылку огрели. Снова появились тошнота и звёздочки в глазах.
   - Прекрати болтать глупости, - велела сфинга, выполнив прежний ритуал с выдиранием волос из моей многострадальной головы. - Ты хочешь всем объявить о своей слабости? Охи? И я так думаю. Вставай же, еще спасибо мне скажешь.
   - Не могу, - простонала я, сделав слабую попытку приподняться и рухнув назад.
   - Может, у тебя аллергия на эту бестию? - брезгливо предположила она, имея ввиду сиамку.
   - Фи-Фи...
   - У тебя будет еще уйма времени болеть! Но сначала прими больного, - стояла на своем подруга. - Это всего лишь работа. Почему ты от нее отлыниваешь? Просто поговори с ним, я же не прошу тебя выйти за него замуж!
   - Не смогу, - из последних сил отбиваюсь от нее. - Серьезно, Фи-Фи.
   - Вот и скажи это ему лично. Он прибыл от имени Зевса, - многозначительно, понизив голос сообщила она. - Или я его сюда?.. - Подруга была полна решимости заставить моё измученное тело работать. Я ей припомню. Но сначала - кто бы там ни был (опять Зевс?!) - вышвырну до лучших времен.
   Сцепив зубы, по привычке меняю наряд - не могу являться кому бы то ни было неряшливо одетой. Поверх тончайшего длинного белого ионийского хитона одеваю синий, вышитый золотом гиматий с бордюром из крючковидных волн по нижнему краю. По восточной моде гиматий заброшен на правое плечо и через спину подхвачен пряжкой на левом боку.
   Избегая лишний раз применять силу после случая с Асклепием, иду в мегарон, на ходу придумывая изощренные способы покарать некстати явившегося гостя. От злости даже про боль почти забыла. Фи-Фи отстала где-то. Ничего, догонит.
   Погруженная в мысли, я споткнулась о порог андрона, выругавшись, чудом удержалась на заскользивших по полу босых ногах, нелепо махая руками. Ушибленная правая нога тупо заныла, требуя внимания. Просторный квадратный зал подхватил мою брань, и звонкое эхо насмешливо стало перекидывать ее от одной белой колонны к другой. Основную мебель отсюда вынесли веков семь назад, потому что начала протекать крыша, а после починки так и не внесли обратно почему-то, остались только забытые клине. Фрески в эгейском стиле на тему свадьбы Елены и Париса поблекли, уже не бросаясь, как прежде, ярким пятном в глаза вошедшему.
   В правом углу зала возвышается каменный алтарь в форме прямоугольника с обрезанной вершиной, украшенный вырезанными фигурками зверей и богов. Здесь вечно горит огонь, символ жизни и силы нашей семьи. Вокруг него стоят наши с дочерьми маленькие статуэтки. Когда-то, давным-давно, у нас была традиция собираться здесь и разговаривать обо всем, что приходит на ум. Стоящие здесь прекрасные ложа украшали мягкие покрывала, зал освещали золотые треножники и дымились арома-курильницы. Стены и колонны были увиты цветами. Звучали прекрасные музыка и поэмы. Но мои девочки выросли, у них появилась тысяча неотложных дел и семейные посиделки у огня как-то сами собой угасли.
   Опираясь о ближайшую колонну, щадя больную конечность, устраиваю свое тело на ближайшем клине. Растирая ступню и пальцы, поднимаю голову и вижу. Пусть бы это лучше оказалось стадо диких коз (бывали случаи), хотя они наносили страшный урон вещам, но никак не...
   - Ты! - обличающее кричу горе-самоубийце из сада, указывая на него пальцем, вскочив на ноги. - Опять! - в пылу гнева даже не чувствую боли в ушибленной ноге, опираясь на нее как на здоровую.
   - Можно подумать, я рад нашей встрече, - пробормотал тот, распрямляясь с корточек. Вид у него был очень недовольный, почти как у меня, наверное. - Что ты за мной ходишь по пятам? Заняться больше нечем?
   - Ах ты... - на большее у меня не хватило фантазии.
   - Представь себе, я первый когда-то нашел этот остров, - ворчливо заявил незнакомец, чье лицо было на этот раз скрыто седыми буклями растрепанных волос. - Но я же не выгоняю с него никого. Пусть каждый делает, что ему угодно и не мешает никому. Разве это сложно? - свирепо обратился он ко мне, кутаясь в полы своего потертого плаща. - Сложно? Отвечай!
   Такого грубого отношения со мной не позволял себе даже мой отец Небо, так что этому наглецу я точно не спущу...
   - Что тебе надо в моем доме? - в последний раз спрашиваю его. Как никак он гость, защищен древними законами гостеприимства, может, у него есть причина...
   - Заладила "мой дом то, мой дом се"... Бу-бу-му-му! Тьфу, слушать противно, - мужчина, ссутулившись, пошел к алтарю, шаркая рваными шлепанцами с загнутыми носами. Удивленное эхо слабо вторило его шагам, перешептываясь само с собой по углам.
   Не веря своим глазам, смотрю на грубо наваленные шалашиком на НАШ алтарь ветки, тряпки и ворохи перьев, устилающий пол. Озадаченное пламя медленно, раздумывая, со звонким хрустом пробует эту пищу. Только сейчас замечаю, как в доме приторно пахнет смесью алоэ, кассии, ладана, кофе, кинамона и мирры вроде.
   Он что - собирается сжечь себя в моем доме??!
   Тем временем безумец деловито поправлял ветки, формируя на алтаре подобие гнезда. С неразборчивым бормотанием он отшвырнул в сторону кусок цветастого шерстяного ковра. Вынул из кармана бутылек, из которого стал что-то капать в огонь, отчего пламя повело себя как пьяное. Горение отчетливо замедлилось, дым уже не валил, а перетекал сразу в серый ароматный туман, который начал застилать пол.
   - ВОН!!!
   Наплевав на все, энергетической "ладонью" подхватываю трепыхающегося чужака и вышвыриваю его вон. Каков мерзавец, а? Спалить мой дом вздумал моим же собственным алтарем!
   В ушах противно звенит от слабости, но не жалею ни капли о потраченной силе. Пошатываясь (вдобавок, нога еще болит, хотя слушается), навожу здесь порядок на скорую руку, сбрасывая весь хлам в жерло ближайшего вулкана. Знаю, Гефест не одобряет такой способ утилизации, но я слишком тороплюсь.
   "-Ты где?" - приходит запыхавшаяся мысль от сфинги.
   "-У домашнего алтаря", - говорю правду, с удовлетворением любуясь чистотой в андроне.
   "-Лучше времени не нашла, чтобы помолиться?" - сердитая мордочка подруги возникла перед моим мысленным взором.
   "-Не нашла".
   Осознав мою слабость, мигрень с утроенной силой набросилась на мою несчастную голову. Рассудок мутился, а боль застилала мир серой пеленой с размытыми силуэтами живых существ и предметов. Очень хотелось отрубить себе голову, а потом разрубить её надвое и избавиться от того, что меня терзает.
   Почувствовав по моему тону, что сейчас меня лучше не злить глупыми вопросами, Фи-Фи прекратила мысленное общение.
  
   кофе, мирра, алоэ - легко воспламеняющиеся породы деревьев
   кассия, ладан, кинамон - благовония
  
  
  
   Вхожу в мегарон. Используемый для приема гостей внутренний двор был широк, поскольку раньше здесь был главный зал храма. Но даже мой затуманенный взор первым делом выявил на другом его конце мою любимицу в руках чужого мужика, самого что ни есть разбойничьего вида.
   До этого я могла присягнуть в том, что сиамские кошки недоверчивы к посторонним людям, легко могут напасть на гостя и покусать его. В разговоре с Майей я слукавила, признавшись, что не подозреваю об этих свойствах сиамов. Несколько сиамок охраняют сокровищницы двух моих богатейших храмов. После пары попыток, воры стали обходить те храмы десятой дорогой. Но всем я афишировать своих усатых охранниц это не собираюсь. Как достойный представитель своего рода, Мнема на дух не переносит чужаков. Иногда она может ласкаться к кому-то из моих дочерей, или гостей, но постоянно готова напасть на всякого, кто ей не понравится. А сейчас я вижу, как она откровенно ласкается к незнакомцу, словно он сам её Кошачий бог, спустившийся на землю. Шок был столь силен, что даже головная боль отступила. Изменница без всякого стеснения мурлыкала, изгибалась от наслаждения в его мускулистых руках. Мужчина, небрежно развалившийся у общего алтаря на моём троне, покрытом ковриком из перьев грифона, поднял голову, услышав шум.
   Наши взгляды встретились.
   Холодно-презрительное выражение гладко выбритого лица того, кто прекрасно знает себе цену. Его взгляд медленно поднимался от моих босых ног вверх. Белый хитон, гиматий с бордюром из синих крючковидных волн по нижнему краю, словно вдруг исчезли, оставив меня перед ним обнаженной, в одних золотых, властно поблескивающих, украшениях. Раздосадованная, хватаюсь за край наспех накинутого на голову гиматия, благопристойно скрывающего волосы. И тут же выпускаю, вздернув подбородок. Я-то одета подобающим образом, в отличие от некоторых. Клянусь водами Иппокрены, наглец гол, как в момент рождения!
   Фи-Фи, появившаяся за моей спиной, громко и томно вздохнула. Так вот каков её не терпящий проволочек пациент!
   - Сиятельные госпожи, чьи светлые лики - главное украшение Олимпа, - отвесив учтивый, на грани с издевательским, поклон, он встал, переложив кремово-шоколадную кошку на локоть, к её неудовольствию.
   - Кто ты? - спрашиваю его, подойдя ближе. Номинально одежда на нём всё же была: узенькая белоснежная набедренная повязка скорее открывала то, что полагалось скрывать. Хотя гордиться ему было чем, если там не муляж. Сиамка блажено урчит в его руках на весь зал.
   Гость застыл, словно был неуверен, что вопрос предназначается ему. Уверена, что никогда раньше его не видела. Такого не позабудет и последняя склеротичка, если повстречает.
   - А на кого я похож? - с усмешкой поинтересовался он, почесывая подбородок приоткрывшей один глаз кошке.
   "- Это я его одела, - мысленно сказала Фи-Фи, сев рядом со мной. - Ты ведь не любишь голых мужчин".
   "- Я люблю голых мужчин! - Сфинга с интересом на меня уставилась. - То есть не люблю. Тьфу! Для чего-то ведь создали одежду? К чему ходить голышом? - сама понимаю, что несу ахинею, но не могу остановиться. - У меня в доме кончилась материя, наверное, раз ты воспользовалась... лентой для волос?" - обращаюсь к подруге, сверля взглядом кошку - предательницу. Мой гневный посыл любимица проигнорировала, перебравшись к мужчине на плечи.
   "- Это накидка, между прочим", - обиделась сфинга, поправляя завязки марлевой повязки на лице.
   "- Чья? Карлика?" - сердито оборачиваюсь к ней.
   "- Твоя!" - Фи-Фи обиженно отвернулась, демонстративно разглядывая потолок.
   Наше мысленное общение не осталось незамеченным. Незнакомец с любопытством переводил глаза с меня на неё. Но ничего не уловил, кроме наших сердитых гримас.
   - Так кто ты? - повторяю вопрос грубо, подавляя взбесившееся вдруг либидо. Ясно чувствую спиной все возрастающее изумление Фи-Фи, никогда не знавшую меня с этой стороны. А что ещё делать, когда встречаешь 110 кг меднокожей плоти, с узкими бёдрами бегуна и широкими плечами борца, с наглыми глазами и бритой головой? Разумеется, грубишь, или набрасываешься на него прямо там же.
   - Меня привела сюда дева причудливого вида, владеющая радугой, - уклончиво изрёк он. Бритая голова варвара демонстрирует высокий лоб мыслителя и тугую чёрную косу, ниспадавшую с макушки до поясницы. - Я не помню, кто я, - надменно выпрямившись, с вызовом заявил мужчина нам, точнее мне.
   - Я не оказываю бесплатных услуг, - холодно извещаю его. При его внешности не удивительно, что, даже такая меркантильная особа, как Ирида, выразила желание проявить благотворительность. Требуется некоторое усилие, чтобы удерживать взгляд только на его переносице. Времена стихийных и неукротимых мужчин казалось мне, закончились вместе с эпохой титанов. Я уже привыкла общаться с изнеженными, холящими свои тела небожителями, помешанными на косметических средствах и моде, воюющими через сплетни, загнавших хаос в себе дальше некуда. Яркая мужественность чужеземца сбивала с толку, отвлекала, будоража мое стихийное женское начало. Он чем-то напоминал мне Атланта. Может, тем особым огнем в глазах, который имеют прирожденные лидеры?
   - Что ты сделал с моей кошкой? - спросила я, не сдержав ревности. Своим я не люблю делиться ни с кем. И сама испугалась чужого хриплого голоса, который вырвался у меня из горла.
   Где-то за спиной тенькнуло удивление сфинги. Моя реакция не укрылась от многоопытной подруги, которая уже почти привыкла к моему безразличию в отношении мужчин. Представляю, какому допросу она меня подвергнет после ухода этого типа.
   - Ничего, - ответил мужчина и посмотрел на нежащуюся сиамку на своих руках с таким видом, будто только что ее заметил.
   - Мррр, - подтвердила кошка томным голосом женщины, проснувшейся после брачной ночи. Каждое ее движение было преисполнено особенной плавности и неги. Я бы отнеслась с пониманием, веди она себя подобным образом перед котом. Но первый встречный?! Видеть это было выше моих сил. Большим и указательным пальцами растираю переносицу, собираясь с мыслями.
   - Когда я вошел в дом, она шипела на меня как ненормальная, - неизвестный ухмыльнулся как многоопытный бабник, рассказывающий о первом отказе своей последней пассии. Мнема мяукнула, то ли подтверждая его слова, то ли прокомментировала как же ей хорошо сейчас. - Но это очень любопытные зверьки, - продолжил мужчина, почесывая кошке подбородок. - Я не обращал на нее внимания до тех пор, пока ее самолюбие не взыграло и она сама не подошла знакомиться. Очень настырная малышка, скажу вам. Влезла мне на колени и потребовала ее ласкать, - добавил с удовольствием он, щекоча сиамке животик, запустив пальцы в мягкую кошачью шерсть.
   - Я бы не против оказаться на ее месте, - пробормотала Фи-Фи слева от меня. - И показать ему могу гораздо больше.
   Она стала обходить незнакомца со спины, очень пристально рассматривая его выразительными глазищами цвета чёрного бриллианта. Мужчина против воли отвлекся на любопытствующую сфингу, размерами не уступающую львице. Между тем всё тело Фи-Фи выражало желание поближе познакомиться с этим привлекательным экземпляром. Разумеется, в сексуальном смысле, но несведущему этот интерес вполне мог показаться гастрономическим. Но, в целом, впечатления подруга на него не произвела, к своей большой досаде.
   - Говорят, хозяева очень похожи на своих питомцев, - незнакомец перевел взгляд на меня. - Ты перестанешь на меня шипеть, малышка, если я почешу тебе за ушком?
   - Люблю смелых, - улыбнулась сфинга, смерив мужчину оценивающим взглядом. - А ты любишь кошек, как я вижу, значит, у нас все должно получиться. - Она не привыкла к поражениям.
   - Кто знает, - он повел бровью, подняв глаза от кошки, шутливо бьющей его лапками с втянутыми когтями.
   Боги редко заводят себе питомцев, вполне довольствуясь смертными, когда им хочется развлечься. Исключения можно перечесть по пальцам одной руки: Артемида, Зевс со своим полудиким орлом, ну и Цербер, которого скорее можно назвать работником Аида, чем домашним любимцем. Моя забота о сиамке не находила ни у кого понимания, Мнему, если она выражала желанием приискаться, гости предпочитали игнорировать. В лучшем случае. И вот сейчас этот варвар с косой, на которой я с большим удовольствием его повесила, одаряет мою недоверчивую кошку ласками. Будь оно все проклято! Почему сейчас? Почему он?
   - У меня кончается терпение, - заявляю, обдав мегарон гиперборейским холодом, с которым не смогла справиться даже царящая здесь жара. Ситуация становилась просто абсурдной. - Если ты пришел сюда забавляться...
   - Твои губы похожи на дикую жимолость, лепестки которой раскрываются от жары, милая. - Чужак внезапно оказался рядом и, по-хозяйски, сжав пальцами мой подбородок, приподнял его вверх. Через другую руку у него перевешивалась млеющая сиамка, шутливо вонзающая когти ему в кожу. - Спрячь свои шипы, они тебе не к лицу, - сказал он, чуть растягивая слова, и глядя на эти самые губы, которые как назло запылали.
   Фи-Фи издала сдавленный звук, природу которого не сложно было определить. Стремление к поиску партнера не угасало в ней никогда, просто по необходимости вспыхивало или затихало. Вот и сейчас ее сексуальное возбуждение, с быстротой перевернутых песочных часов, превратилось в любопытство. Сплетни были ее главной страстью, которой часто проигрывало даже половое влечение. Конечно, такими откровенными комплиментами сорили и Зевс, и Аполлон, не говоря про Эрота, но чужак вложил в свои слова столько чувства, что пора было кричать "пожар". Зато его наглость помогла мне собраться с мыслями. Когда видишь в одном месте слишком много вкусного сыра, начинай искать мышеловку. Уж слишком он идеальный, даже на взгляд небожителя.
   - Что ты себе позволяешь? - процедила я, резко высвободившись. - Не знаю, каковы обычаи твоей страны, но если сделаешь так еще раз...
   - Не смог удержаться от соблазна, - ответил мужчина, убирая руку с моего подбородка, и небрежно пожал плечами, как будто, походя сорвав с дерева спелую оливу, надкусил на глазах у хозяев.
   - Уж постарайся, - советую ему, сверля взглядом кошку - изменницу, которая делает вид, что со мной незнакома.
   - Разве тебя не предупредили обо мне? Посейдон сказал, что... - неожиданно перешел на деловой тон мужчина, сосредотачивая все внимание на благостно урчащей Мнеме.
   - Ты?.. - я отшатнулась, с опозданием вспоминав фразу Фи-Фи о том, что пришедший пациент от Зевса.
   - Я, - подтвердил варвар, ласкающими движениями ладони поглаживал млеющую сиамку. - Какие-то проблемы, благородная госпожа? - лениво осведомился он у сфинги, сверлившей его остекленевшим взглядом. В ответ крупная львица с человеческим лицом возбужденно облизнулась.
   Или у него крепкие нервы, или большой опыт общения с семейством кошачьих, с его самыми крупными представителями. Все-таки звериного в моей зооморфной подруге больше, чем человеческого.
   - Ты мне нравишься, - улыбнулась Фи-Фи ему так, как умеют улыбаться только кошки. - Надеюсь, ты к нам надолго, мой непомнящий друг.
   - А мне - не нравишься, - сквозь зубы цежу, разглядывая его широкие скулы над впалыми щеками, за которыми, словно в окопах, находились вздёрнутые к вискам серебристо-голубые глаза без зрачков. - Предупреждаю.
   Фи-Фи изумлённо мурлыкнула, не понимая причин моей враждебности. Если мне кто-то не нравился, то без необходимости он об этом не узнавал. К тому же нынешний тип был послан Зевсом, и даже такая легкомысленная личность как сфинга знала, сколь болезненно реагирует владыка богов на неуважение к его приказам. К этим самым неуважениям и относилась в данный момент моя грубость.
   Губы мужчины, бесстрастно выслушавшего это всё, слабо дрогнули. Его длинные пальцы, с какими-то короткими птичьими ногтями, неторопливо чесали мою кошечку за ухом.
   - Но помочь придётся, - сказал он, наконец, и нагло мне улыбнулся, уверенный в собственной силе.
   Очень давно никто не осмеливался отдавать мне приказания, но сегодня все только и занимались тем, что распоряжались моей жизнью и моими способностями. Машинально считывая цвета его ауры (это была мешанина из серо-коричнево-зелёно-чёрного цвета с алыми пятнами) - привычка из прошлой жизни, - я не сразу поняла, что не вижу его прошлого. Клянусь Эгидой, я бы сейчас не сказала, чем он занимался до нашего появления, не то что о его более ранней жизни! Такого еще не бывало. Судорожно вздохнув, бросаю все силы на чтение его воспоминаний.
   По ощущениям это напоминало удар о каменную стену со всей дури. Поспешно замыкаюсь на себе - собственная память полностью к моим услугам. Но ведь даже после "объятий с Хаосом", способности были в порядке. И что сейчас? Это походило на внезапную немоту певца: мир тот же, но в нём для него уже места нет. Почему? Как? Из-за чего?! Оглушенная, я попробовала коснуться памяти сфинги: в глазах потемнело, уши заложило.
   - Мнемосина? - всполошилась Фи-Фи, возникая рядом. - Тебе плохо? - Дикие подведенные сурьмой глаза на белом, жемчуг в молоке, лице сфинги смотрелись жутко. Интересно, как тогда сейчас выгляжу я?
   - Найди Асклепия, - цежу сквозь зубы. В голове как будто взорвались кувшины с греческим огнем, а затушить его нет никакой возможности. Виски стонут и грозят раскрошиться, зажатые в тиски ослепительной боли. Не понимаю, как ещё держусь на ногах. Хочется кататься по полу и драть ногтями голову. - Немедленно!
   Что ни говори, но Фи-Фи понимает, когда надо повиноваться без всяких обсуждений, поэтому исчезает с лёгким хлопком. Горе-пациент, оценив состояние своего лекаря, как ребёнка подхватил меня под мышки (ничего не произошло!) и на вытянутых руках (как извалявшегося в тухлятине котёнка) отнёс к единственному сидению в зале - к трону. А я ничего не почувствовала, кроме своей боли! Ни-че-го. Будто обожженным местом коснулась старого скелета или бесформенного облака в вышине.
   Стоило сесть и боль начала утихать, ворча на каждое резкое движение, как сторожевой пес. Судорожно хватаюсь за подлокотники, борясь с желанием кричать. Похолодели ноги руки, одеревенела спина, и на миг я почувствовала, что меня уже нет на этом свете. Тоже испытывают смертные, наверное, когда Танат срезает у них прядь волос, как символ неотвратимой смерти. Сначала угроза насильственного растворения в Хаосе, теперь это.
   Откуда? Почему? Как? Кризис веры в собственных храмах я бы заметила, так что голодную смерть от земного безверия можно исключить. Тогда что? Покушение? Так, не паниковать, не паниковать. Почему после этих слов паника обычно только усиливается?
   - Всё так плохо? - озабоченно спросил мужчина в переливающейся всеми цветами радуги короне эмоций. Слова благодарности уже готовы были сорваться с моих пересохших губ, когда последовало уточнение: - Я смертельно болен, да? - Среди радужных цветов короны появились вкрапления коричневого страха.
   Мужчины - эгоисты до последней своей ресницы. Кстати, ресницы у него угольно чёрные и густые. И злиться я на него не могу, выделяю мысль в водовороте других беспорядочных мыслей, позорно проиграв битву обаянию квадратного подбородка с маленькой ямочкой. Понятно, осложнения у меня прогрессируют.
   "- Уу, предательница", - из последних сил шиплю на кошку, взобравшуюся мне на колени. Сиамка делает вид, что это к ней не относится и, как ни в чем не бывало, сворачивается клубочком.
   - Не молчи, скажи всю правду, - настаивает незнакомец с встревоженным лицом, излучая синюю искренность. Действительно, незнакомец - ничего о нём не знаю! - Что со мной? - Синий цвет его так насыщен, что режет глаза.
   "А что со мной?!" - хотелось завопить мне.
   Вся моя благополучная жизнь полетела под откос, как колесница с взбесившимися конями, оступившимися на узкой горной дороге. И некому её остановить, а впереди лишь острые камни, камни, которые ломают скакунам ноги, падение вниз с сумасшедшей скоростью и безвозвратная смерть. Сейчас я как никогда понимала, ЧТО чувствовал Икар, когда понял, что солнце растопило воск его крыльев, а Мать-Земля с внезапной жадностью притянула его в свои объятия.
   Потеря способности ставила на мне огромный могильный камень, не смотря на то, что я еще вроде как была жива. Если ко мне не вернётся Дар, то впору будет лезть в петлю и пить яд, или наоборот. Жить богиней без Дара... хуже этого ничего не может быть. После такого лишь один выход - смерть.
   Мужчина присел на корточки, положив теплые ладони мне на колени, поймал выражение моих глаз, мимоходом снова приласкал кошку. По привычке подбираюсь, ожидая хлестких волн чужой жизни, не готовая до конца осознать, что память других существ больше не является для меня открытой книгой.
   - Память ко мне вернётся? - требовательно допытывается чужак, покачивая зелеными крыльями надежды. Похоже, он привык повелевать и к тому, чтобы его приказы беспрекословно выполняются. Учитывая его выправку, скупую отточенность движений и командирские нотки без колебаний можно отнести его к воинам. - Когда?
   - Не знаю, - напускаю туману, сбивая столку его пурпурную напористость, достойную что-то возжелавшей кошки. На таких прямота не действует, их следует отвлекать от намеченной цели.
   - А когда будешь знать? - он навис надо мной, сознательно ли бессознательно подавляя своей массой. Ластящаяся сиамка принялась тереться ушами о его руки, упершиеся в подлокотники трона.
   Ломая его игру, встаю, делаю пару шагов с кошкой на руках. Чужак будто тень следует рядом, накрывая темно-красно-серым опахалом гнева и растерянности. Сейчас никто не должен заподозрить моё бессилие как богини. Проявленная слабость у нас равносильна подписанию собственного смертного приговора.
   - Ты ведь сам хотел всё забыть, - роняю фразу наугад.
   - Сам? Ты лжешь!! - Рубиновое пламя искреннего гнева взвилось за его спиной. Будь оно овеществленным, непременно опалило бы меня.
   - Нэ, сам, - продолжаю гнуть удачно выхваченную линию. - Ты сомневаешься в моих способностях? - хмурю брови от шевелящейся местами боли, но это играет на руку, создавая иллюзию гнева.
   - Нет, - помолчав, сказал он более спокойным тоном. Эмоции его окрасились в пастельные оттенки, с преобладанием зеленых линий. - Просто хочу знать.
   "Провались ты со своим хотением!" - выругалась я, машинально гладя шипящую Мнему против шерсти.
   - Хорошо, - говорю ему, напустив небрежный вид матерого профессионала. - Начнём...
   - Сейчас? - вновь проявил характер мужчина, излучая алую настойчивость. Вот уж кто привык в постели всегда быть сверху.
   - Кто здесь кого лечит? - прищурилась я. И не таких обламывали. Кошка в руках урчала всё злее, яростно молотя хвостом мои руки.
   - Ты. Меня, - процедил он, давясь каждым лазоревым словом. Не знаю уж, кем он был в прошлой жизни, но смирению его там не научили - это точно.
   - Постарайся это запомнить, и не забывать. Хотя бы до завтра, - говорю ему. Мне наш разговор тоже большого удовольствия не доставляет. - Как тебя звали в доме Посейдона? Надо же к тебе как-то обращаться.
   - Разве нельзя сказать хотя бы имя? - нахмурился мужчина, сложив на груди руки.
   "Что за упёртый тип?" - с раздражением закатываю глаза к потолку.
   - Нет, - отдёргиваю руку от когтей сердитой Мнемы. - Память - не игрушка. Хочешь сойти с ума? Если ты что-то забыл, значит, это было необходимо твоей голове. Имя может натолкнуть тебя на прошлое.
   - Но я за этим сюда и пришёл!
   - Сначала ты всё это на совесть забыл, - объясняю ему устало, разглядывая фреску на стене. Почему я до этого не замечала, как потускнели ее краски? Лица пастухов и пастушек стали почти неразличимы, а некогда белорунные козы сливаются с выцветшим горным пейзажем.
   - Ты на самом деле Мнемосина - богиня памяти? - с сомнением уточнил он, тем самым, посыпая солью мои кровоточащие раны.
   - Всё, - гневно оборачиваюсь к нему с кошкой на руках. - Отказываюсь работать в таких условиях. Я ни от кого не потерплю оскорблений! Дверь там, если забыл, - взмахом руки указываю в сторону выхода. После чего начинаю демонстративно разглядывать потолок, расписанный в виде созвездий, притоптывая ногой. Кошка на руках урчит, выражая удовольствие происходящим. Отрицательные эмоции кажутся ей очень аппетитными.
   Пациент, так не вовремя свалившийся мне на голову, разрывался между желаемым и гордостью. Здесь мыслей читать не надо - дураку понятно, что творится у него в душе. И хочется, и колется - есть такая старая поговорка, очень уместная в этом случае. Слушая его учащённое сопение, я пыталась определить, что ему так необходимо вспомнить: адрес врага? Зарытые сокровища? Любовницу? Хотелось надеяться, что гордость в нем взыграет и...
   - Будь по-твоему, - выдохнул он, - богиня.
   "Болван! Уйти не мог? Куда ты свою гордость дел?"
   - Так-то лучше, - говорю с царапающей его душу снисходительностью. Нужно срочно чем-нибудь занять его мозги. О, придумаем ему имя! - Так как тебя звали у Посейдона? - спрашиваю, возвращаюсь к трону. Сажусь. Мнема долго топчется на моих коленях, устраиваясь поудобнее.
   - Черноволосый, - сказал мужчина, бросив взгляд исподлобья в сторону кошки.
   - Не самый лучший выбор. Скорее уж это имя подходит рабу из какой-нибудь Эфиопии, - специально побольнее пинаю его израненную гордость в надежде, что он сбежит к Зевсу или Посейдону.
   Чужак небрежно усмехнулся, будто прочитав мои мысли.
   - Возможно. Но в устах Нереид это звучало так нежно... Если ты понимаешь, - добавил после небольшой паузы, лениво прикрыв глаза веками, как будто вспоминал те сладкие минуты неги.
   - Садись, - говорю ему, - займемся твоим именем.
   Ничего, и не таких доводила. Сбежит как миленький.
   Мужчина с подозрением осмотрел появившейся дифф, но всё же сел, широко расставив ноги. При узости его набедренной повязки это было просто наглостью. Его извиняло то, что повязка была делом фантазии сфинги, и то, что он ничего не знал о правилах приличия. Заниматься же его переодеванием у меня сейчас не было ни сил, ни желания.
   - Сейчас мы вместе найдём для тебя имя. Новое! - повышаю голос, увидев его приоткрывшийся было рот. - Итак, приступим, - в руках у меня появилась копия свитка мойр с именами смертных. - Как тебе имя "Андроник"?
   - Нет, - он брезгливо помотал головой, разбрызгивая красное раздражение.
   - Атрид? Славное имя, к слову.
   - Нет, - поджал губы. И ведь по лицу у него ничего не прочтёшь!
   - Расслабься, это всего лишь имя. - Пробую снять повисшую в зале напряжённость, которая мне только мешает. Мужчина набычился, всем видом показывая, что пришел сюда не в салочки играть, а по важному делу.
   - Дай мне имя, похожее на моё, - нехотя обронил он, делая маленькую уступку и снисходя до диалога.
   - Опять?! - гневно обращаюсь к нему. Поистине, упертость некоторых существ просто не знает границ.
   - Ты представляешь, что это такое - иметь вместо памяти чистый лист? - Чужеземец вскочил и закружил перед троном. Волочащийся за ним пурпурно-фиолетовый шлейф эмоций плевался во все стороны желтыми искрами. Демонстрируя в движениях превосходную пластику воина, мужчина метался по воображаемому загону, как взбудораженный жеребец. - Когда отдельно существуют названия предметов, сами предметы, а ты не знаешь, как их совместить. Во сне приходят размытые фигуры и говорят на неизвестном языке! То умоляют, то пылают гневом, то умирают. Чего они хотят? Куда зовут? Может, мне необходимо где-то быть, а вместо этого... - мужчина замер передо мной, тяжело дыша.
   Это позволяло предположить, что когда-то он был смертным и привычка дышать вошла в его обиход. Богам не нужен воздух, поэтому на Олимпе его почти и нет, но, воплощаясь в смертных, каждый из нас непроизвольно начинает совершать вдохи и выдохи. При частых явлениях на землю это как-то само собой входит в привычку.
   - Дай мне хоть какую-то опору в этой жизни! - потребовал он. - Например, имя.
   - Не учи дельфина плавать, - сухо реагирую на весь этот театр. Да, у него проблемы, согласна, но у кого их сейчас нет? Что хуже: лишиться памяти или потерять целую отлаженную жизнь? - Аякс?
   - Нет.
   - Не переживай - имён на "А" ещё много.
   Спустя один оборот песочных часов мы осилили половину алфавита. Ему не понравилось ничего, кроме "Зевса", и "Хаоса", пришедшегося к слову. Хотя меня и мучило смутное желание оставить ему последнее имя, пришлось его подавить.
   - Так на чём мы остановились? - залпом осушаю нектар из мастоса, чувствуя сухость в горле, ставлю его на золотой столик на колёсах работы Гефеста.
   Дифф -- низкий стул без спинки на четырех ножках, расположенных или в виде буквы
   Мастос (лат. mastos) -- сосуд, получивший название благодаря своей форме, напоминающей женскую грудь. Мастосы использовались в греческом застолье. Их характерной особенностью была невозможность поставить их на стол, не допив налитое вино.
  
  
  
   Фи-Фи как сквозь землю провалилась, а меж тем сейчас было дорого каждое мгновение, драгоценную часть которых я уже бесцельно потратила на этого варвара.
   - Кирион, - сухо ответил мужчина. - Не подходит. Дальше, - по-хозяйски махнул рукой.
   - Ты очень привередлив. Будь проще - и к тебе потянутся, - говорю, вчитываясь в свиток мойр. Почерк у них оставлял желать много лучшего, кстати, но пока ни у кого из богов не хватило смелости поделиться с ними критическими замечаниями.
   Произнесенная мудрость его не впечатлила. Кто бы сомневался? При таком-то гипертрофированном самомнении. Увы, кроме очевидных любому фактов о характере чужака, ничего больше узнать не получалось. При малейшей попытке обратиться к своему Дару, я получала залп головной боли, сравнимой разве что с ослепительной болью от размозжения черепа.
   - Мне сказали, что я пришёл из другого мира. Возможно, ваши имена...
   - Хватит хитрить! Мы больше не вернемся к твоей прошлой жизни - уясни это раз и навсегда, - хлопаю себя ладонью по коленке, напугав заснувшую киску. Я была готова убить Фи-Фи, растворившуюся в неизвестности. Вдруг для меня сейчас любое промедление подобно смерти? - Она закончилась в том злосчастный момент, когда ты врезался в колесницу Гелиоса, - заявляю ему раздраженно. - Началась новая жизнь. И в ней тебя теперь будут звать "Арсений". Советую отзываться.
   - Что оно значит? - только и сумел спросить опешивший мужчин.
   - Самоуверенный осел, - говорю, отправляя свиток назад в библиотеку. - Все? Тогда можешь идти домой, Арсений. На сегодня с тебя хватит.
   - Я бы пошел, но... - Арсений почесал бровь - Ирида сказала, что...
   - Ты и жить будешь у меня? - с сахарной улыбкой заканчиваю за него предложение. Вот уж действительно, беда никогда не приходит одна. Кто же так умудрился сглазить мою жизнь?
   - Ты против? - спросил он с недоумением. - Почему? Это будет очень удобно для всех. Дочери моря были так любезны...
   - Неужели? - меня уже понесло.
   - Я всего лишь прошу о помощи, - чужак с удивлением смотрел на моё застывшее, приторно-ласковое лицо.
   - Мнема проводит тебя в комнату, - говорю, опуская зевающую кошку на пол.
   - Мою? Собственную? - уточнил мужчина с недоумением. Было ощущение, что, вопреки собственным словам, на крышу он не рассчитывал. Это и понятно, если вспомнить, у кого он жил. Для "дочерей моря" свободная комната практически несбыточная мечта: тысячи три незамужних девиц и тритонов, не считая других родственников и слуг. Им и океана мало будет. А рождаемость все-таки надо контролировать.
   - Ну не в мою же! - Уже чувствую в себе готовность к заговору против богов, к свержению Зевса - точно.
   - У тебя всё в порядке? - мой будущий пациент с беспокойством вгляделся в меня. - Помощь нужна?
   - Иди же.
   Мнема, гордо задрав хвост, потрусила вперёд, и он пошёл следом, позволив мне созерцать его спину, сплошь покрытую иероглифами, и тугую, как плётка, косу.
   Лучше бы у меня голова болела, честное слово. Пойти изумрудов натолочь и наесться их, что ли?
   Жуткий вой, в котором слышался рев загоняемого к обрыву стада коров, и остервенелый лай гончих, накрыл дом словно сеть. В этом крике было столько предсмертной боли жертв и столько торжества более успешного загонщика, что не знаю, как у Арсения, а меня похолодели конечности, онемело все тело. Крики охотящихся эринний. Не приведи боги, услышать однажды этот вой за своей спиной.
   Застыло все, включая уходящего пациента. Моя кошечка вжалась в мужчину так, будто хотела забраться ему под кожу и затаиться где-нибудь в животе.
   Дверной гонг как-то заморожено звякнул и стих. Эхо вообще не осмелилось откликнуться.
   - Приветствую! - взмахнула рукой появившаяся во внутреннем дворике темноволосая дева в облегающем кожаном доспехе поверх белого хитона, держа шлем на сгибе левой руки. Её длинные стройные ноги в высоких сапогах на шнуровке проходили скорее по разделу оружие, чем средство передвижения. - Славный дом, уважаемая, - она сочла необходимым соблюсти подобие приличия, отвешивая мне официальный поклон. Её ослепительно прекрасное лицо, в обрамлении черных кудрей, больше подошло бы статуе в каком-нибудь земном храме, чем живому существу. Ледяные голубые глаза профессионально оглядели комнату и верхний этаж колоннады, нас. - Я без предупреждения, но сама понимаешь - работа, - дева чуть нетерпеливо поигрывала плетью, похлопывая себя по мускулистому бедру её рукоятью.
   Арсений, удерживая в руках шипящую кошку, вернулся, и сейчас разглядывал незваную гостью с небрежностью бывалого соблазнителя, повидавшего на своем веку самых разных женщин и девиц. Внешние данные воинственной девы он оценил достаточно высоко, а вот уважение выказывать не спешил. Что ж, у каждого со справедливостью свои счеты.
   На крыше раздался чудовищный скрежет, заставивший меня против воли вжать голову в плечи. Я была на Крите, когда там случилось землетрясение и с тех пор не могу спокойно переносить громкие звуки над головой. Именно поэтому мой внутренний дворик не имеет крыши (покрытия над колоннадой не в счет). Медленно поднимаю голову вверх и вижу свесившиеся вниз две орлиные головы, разразившиеся хриплым зловонным клекотом.
   - Я быстро, поэтому поставила колесницу с грифонами на крышу, - объяснила Немезида сие преступное нарушение правил стоянки транспорта. - Тихо, мальчики, - погрозила тварям пальцем и те быстро убрали головы из проема в крыше. Черепица жалобно скрежетала под когтями грифонов, вздумавших поточить об неё когти.
   - Чем обязана? - вежливо спрашиваю богиню возмездия, чья оперативная работа по поимке преступников позволила Зевсу больше никого не набирать в эту службу. За собой никаких прегрешений я не знала, так что оставалось предположить, что явились за моим пациентом. Но Арсений вел себя спокойно и не выглядел взволнованным, как это всегда происходило с виноватыми. С другой стороны, он неместный и может просто не знать, кем является эта ослепительная красавица.
   - Как давно ты видела Афину? - Немезида устремила на меня свой знаменитый устрашающий взор, вполне заменявший ей при случае меч.
   - Недавно, на собрании богов, - пожимаю плечами. При чем тут Афина? - А что случилось?
   - Вопросы здесь задаю я. - Дева неуловимо быстро очутилась возле меня, так что в какой-то момент наши щеки соприкоснулись, и я уловила чуть сладковатый запах недавнего убийства. В ее воспоминания я полезу разве что под угрозой собственной смерти. Предпочитаю их игнорировать, потому что еще не готова сойти с ума. - Кто может подтвердить твои слова? - она переместилась мне за спину, откуда и задала вкрадчиво этот вопрос.
   - Любой, начиная Зевсом, - отвечаю повернувшись, но ее там уже нет. Немезида, склонив голову, изучала мозаику пола. Имя Афины заставило меня насторожиться. Как не вовремя пропала моя способность, если такое вообще бывает вовремя. Что еще там задумала эта особа? - Позволь узнать, по какому поводу ты здесь, о Возмездие? - открыто встречаюсь с ней глазами. - Афина в чем-то меня обвиняет? - Скрывать мне почти нечего, так что можно честно интересоваться тем, что происходит.
   - С чего ты взяла? Ты чувствуешь себя виноватой перед ней? - Немезида немедленно возникла передо мной, сверля своим знаменитым взором. - Как давно? У тебя были сообщники? Кто? - вопросы посыпались из богини, как из рога изобилия, не к месту будь он помянут. Я с долей испуга гляжу вверх, не появилось ли там благословенное дитя Удачи. Нет, все чисто. - В каких вы были с ней отношениях? Кто может это подтвердить? Ваша последняя ссора - её причина?
   - Что случилось с Афиной? - не на шутку испугалась я, услышав это "были". - Она жива?
   - А ей что-то угрожает? - спросила меня Немезида интимно на ухо. - Ты? - она почти мурлыкала. - Кто-то другой? Может быть, он? - покосилась в сторону невозмутимого Арсения. - Есть доказательства? Свидетели?
   - Так с Афиной все в порядке или что? Во имя Леты, прекрати говорить загадками! Иначе я сойду с ума, - взмолилась я, не выдержав этого напряжения.
   - Афина была жива и здорова, когда мы расстались с ней. - Богиня так же стремительно оказалась в центре мегарона, посмотрела себе под ноги - Данаиды ее впечатлили. - Кто это? - она возникла за спиной Арсения, почти скрывшись за его большим телом, и издалека казалось, что у него не одна голова, а две, но разного пола.
   - Где? - Всегда не любила эти её перемещения, сбивающие с толку. При захвате преступника они дают ей преимущество, но жутко нервируют законопослушных граждан. Тут даже не сразу поймешь, о ком она говорит.
   - Кто это? - Немезида ткнула острым ногтем в сторону мужчины, лениво обернувшегося на её жест.
   - Он потерял память, и боги хотят знать, кто он и зачем явился, - раздраженно отвечаю ей. - Очень сложный случай, - сухо сообщаю, куда больше сетуя на собственную немощь, чем на амнезию чужака.
   - Понятно, - она окинула его оценивающим взглядом гробовщика, делающего замеры на будущее. Наверху заклекотали грифоны, топоча когтями и гремя колесницей по черепице. Наверняка загадили уже мне всю крышу! - Ты одна?
   - Не считая вас, - обвожу рукой зал, доказывая собственную правоту. - Девочки работают.
   - Тогда Афина была права, - кивнула своим мыслям богиня и стремительно возникла прямо передо мной. Не женщина, а шторм в человеческом облике, честное слово.
   - В чем? - осторожно спрашиваю у неё, стараясь не упустить ход ее рассуждений.
   - В том, что тебе необходима охрана, - Немезида неожиданно выросла передо мной и тепло улыбнулась, став похожей на добрую мамочку. У меня по спине галопом промчалось стадо мурашек с холодными подкованными ногами. И как это понимать? Меня взяли под домашний арест?
   - Я как-то обходилась до этих пор...
   - Но ты беззащитна перед этим неизвестным объектом! - возразила она с искренней тревогой, чем привела меня в ступор. Мы обе посмотрели на Арсения.
   Вот спасибо большое. Это так они заботятся о моей безопасности? Они бы уж сразу дали ему нож и приставили к моей груди.
   Мужчина посмотрел на свою грудь, на которую указала своим жестом Немезида. Не нашел там ничего заслуживающего внимания и вопросительно уставился на нас, с недоумением слушая попахивающий бредом диалог.
   - Ты забываешься, уважаемая! - свожу брови в одну линию. Этот мимический жест, позаимствованный мною у Зевса, просто убийственен для кожи лба, но зато передает окружающим степень твоего гнева.
   - А ты слишком легкомысленна. Твой дар приносит неоценимую пользу богам (ну да, кто же еще сможет вспомнить, в кого Зевс в очередной раз превратил любовницу?), поэтому подлежит надлежащей охране, - наставительно вещала Немезида, похлопывая зверского вида плетью по ладони. - Наш долг - хранить тебя, как одно из главных сокровищ Олимпа, наряду с молниями Гефеста, мойрами и амброзией. Какая защита от кошки? - пренебрежительно скривила губки она.
   Арсений с ленивым интересом наблюдал за нами, очевидно, забавляясь.
   - Оставим сейчас этот бессмысленный спор, - попросила я холодно. - Для чего ты пришла? Посоветовать нанять охрану? Хорошо. Сегодня же...
   - Охрана уже здесь, - отмела мои рассуждения, как мусор, богиня. Чувство ее собственного превосходства могло поспорить шириной с океаном. Отвлекшись на критику её самомнения, не сразу понимаю.
   - То есть ты будешь лично меня охранять? - Может, пора уже проситься в Тартар? Если за мной всюду будет ходить эта глазастая стерва, то еще до полудня меня выселят за пределы Олимпа. Нет дара - нет и места среди богов и богинь.
   - У меня есть другие дела, государственной важности, - оскорбилась та, как кошка, которой сунули кипяченой молоко вместо парного. - Ведь прямо сейчас тебе никто не угрожает?
   -Охи.
   - Тогда вполне хватит эринний, - удовлетворенно кивнула Немезида. - Ты ведь знакома с ними?
   Тупо киваю, потом переспрашиваю, стараясь скрыть ужас:
   - Эриннии?!
   Немезида с недоумением обернулась на мой вскрик.
   - Что-то не так?
   - Все так, - с натянутой улыбкой заверяю её. Этим неистовым богиням, доводящим своих жертв до безумия и самоубийства, конечно, "рады" в каждой семье. Их подозрительность и стервозность не знают границ, а количество особей достаточно велико, чтобы знать, что творится в каждом закоулке дома. Если они поселятся здесь, то пиши пропало. На моей памяти лишь Эдипу удалось вызвать какое подобие милосердия у неистовых карательниц, но не уверена, что готова буду повторить его "подвиги".
   - Ну что ж, разве все выяснено, я ухожу. Как только разберешься с ним, - небрежный кивок в сторону мужчины, - позови меня - и я заберу девочек. - Богиня повела плечами и из-за спины появилась пара белоснежных лебединых крыльев, на которых она взмыла вверх. Оживившиеся грифоны устроили на крыше истерику, сбросив на пол несколько черепичных плиток. - Спокойно, мальчики! Я уже тут.
   Снова раздался леденящий душу вой её свиты из эринний, влившийся в грохот разгоняющейся колесницы, стартующей с моей многострадальной крыши.
   - Кто такие эриннии? - впервые подал голос Арсений. Интересно, что способно разбить бесстрастную гримасу этого мужчины? Он ведет себя здесь так, будто ничто не может навредить ему. - Такие же хорошенькие цыпочки, как она? - кивок в сторону крыши, намекающий на Немезиду.
   - Выйди из дома - и узнаешь, - раздраженно вырвалось у меня. - Но не вздумай отходить далеко от порога, если хочешь жить, - все же предупреждаю его. Собирай потом его окровавленные куски по окрестностям и объясняйся с Зевсом. Шуток эриннии почти не понимают. - Ты понял? - уточняю, добившись его настороженного кивка. С крыши раздались пронзительный визг и хлопанье крыльев. Вниз упало несколько яблочных огрызков. - Эй, вы! Оставьте этот цирк для смертных и спускайтесь! - кричу вверх.
   - А что такое? В чем дело? Какие претензии? Мы тебя нервируем? Нечиста совесть? Беспокоят старые грехи? - перебивая друг дружку, кричали спускающиеся на коротких крыльях отвратительные старухи с волосами, перевитыми ядовитыми змеями. В руках они держали бичи и орудия пыток. С длинных высовывающихся языков капал яд. Их тонкие визгливые вопли резали слух: - Покайся! Искупи вину, несчастная! От нас не скрыться!
   - Хватит! - поморщилась я: ужасающий любое нормальное существо запах серы, птичьего и звериного помета намного опережал собственных хозяек. - Давайте поговорим нормально.
   Будет чудом, если дом переживет сегодняшний день.
   - Давай, давай, давай, - одновременно согласились они, опускаясь на пол. Ауры эринний, всех оттенков красного и синего, сливались в некий фиолетовый цвет, подсознательно вызывающий дискомфорт у тех, кто его видел.
   Уродливые старушенции как по волшебству изменились: крылья втянулись в спины, когти на руках и ногах сократились до приемлемых размеров, кожа помолодела, разгладилась, орудия пыток пропали. Теперь перед нами стояли три девицы с ярко раскрашенными лицами и телами (преобладали белый, черно-синий и нездоровый серый цвета), инстинктивно расположились на корточках так, чтобы перекрыть все выходы из зала. Только змеи в их всклокоченных черных волосах вертели головами и изредка шипели, роняя капли яда на мозаику пола, от чего в ней появлялись щербинки. Уродливые личины были их рабочей одеждой, весьма удачной.
   Если не принимать во внимание то, что перед тобой три старейшие доолимпийские богини времен матриархата, не растратившие ни капли могущества, то сейчас их легко можно было принять за вздорных самоутверждающихся подростков. Но еще никому не удавалось уйти от их мести. Обнаружив преступника, они преследуют его неотступно, как свора хладнокровных гончих (как бы дико не звучало подобное сравнение) и карают преступника, истязая его по пути орудиями пыток, за неумеренность, заносчивость, персонифицированную в абстрактном понятии "гордыни", когда человек берет на себя чересчур много - он чрезмерно богат, слишком счастлив, слишком многое знает. Рожденные примитивным сознанием родового общества, эриннии в своих деяниях выражают присущие ему уравнительные тенденции: каждый должен заниматься своим делом, но никто не должен возноситься.
   Раньше эринний было много, но большинство не приняли патриархат и предпочли уйти в небытие. Несколько, кажется, перешли на службу Персефоне, признав её достойной своих услуг. А эти трое вместе с Немезидой вошли службу возмездия и даже процветали. Во всяком случае, выглядели они упитанными и довольными жизнью.
   - Как твои дела? Давно ли ты нуждаешься в помощи? Что у тебя есть поесть? - спросили они одновременно, втягивая носами запахи и вертя головами. Дочери Геи, впитавшей кровь оскопленного Урана, живые воплощения безумия, злобы и ядовитой смерти, переглядывались и весело хихикали над чем-то, понятным лишь им.
   - С чего это Афина решила проявить обо мне заботу? - обращаюсь к ним, стараясь игнорировать режущий глаз цвет их аур. Оставалось только догадываться, как эти трое умудряются сохранять рассудок при такой мешанине из ненависти, злобы и милосердия.
   По ходу своих обязанностей эриннии знали почти все происходящее в Ойкумене, но делиться этим не спешили, предпочтя проигнорировать мой вопрос. Очень похожие на молодых ловчих ястребков, они стайкой окружили Арсения.
   Девы по-птичьи наклоняли головы, обходя вокруг него, пытливо изучали своими желтыми глазами с подвижным третьим веком, касались его кожи и одежды тонкими чешуйчатыми пальцами с черными когтями. Стойкий запах помета, паленой шерсти и еще чего-то столь же мерзкого постепенно заполнял мегарон. В здешней жаре, без намека на ветерок, он грозил навсегда пропитать здешние стены и вещи, после чего их следовало лишь уничтожить. Арсений равнодушно сносил этот досмотр, в свою очередь разглядывая их, небрежно лаская урчащую сиамку.
   И тут, не выдержавшая вони, Мнема вырвалась из рук мужчины, метя в лицо ближайшей врагине, Мегере. Эринния небрежным взмахом отшвырнула сиамку в противоположный конец двора и продолжила рассматривать Арсения, будто первый раз видела живого мужчину.
   - Аккуратнее с моей питомицей, Мегера, я ведь могу и обидеться, - посуровела я, краем глаза убедившись в том, что с кошкой все в порядке.
   Мнема, затаившись в малиновом облаке раздражения, распласталась на полу, сверкая голубыми глазами, объявив войну наглым гостьям.
   - Она ведь жива? - пестроцветная дева тряхнула густой смоляной гривой, выронив на мозаику черную змейку, которая поползла к ноге Арсения.
   С логикой древнего существа было сложно поспорить. Помериться силой с ней одной я бы еще могла, но не с тремя сразу. В том, что остальные две эриннии вступятся за сестру, можно было не сомневаться.
   - Так с чего Афина стала беспокоиться о моей жизни? - обратилась я к Алекте, старшей из них, решив не заострять внимание на этом инциденте. При случае я им просто припомню это. - Я ей ничего не должна вроде.
   - Это нормально. Женщины должны беречь себе подобных. Мужчины восполнимы, - озвучила та матриархатскую истину с легким недоумением в голосе, очевидно, поражаясь моей глупости. - Почему ты волнуешься? - Алекта провела ногтями по плечу мужчины, оставляя исчезающий кровоточащий след. Втянула запах его горла, запоминая. Теперь найдет его где угодно.
   - Это не похоже на Афину, - говорю, наблюдая, как Арсений босой пяткой раздавил подползшую змею.
   - Разве тебе до этого что-то угрожало, и Афина не пожелала прийти на помощь? - повернулась ко мне всем телом Тисофона. - У тебя есть доказательства?
   Еще немного общения в их компании и у меня разовьется паранойя похлеще, чем у малыша Зевса. Их глаза, с горизонтальными алыми зрачками, смотрели прямо в душу, изрядно нервируя мое ущербное сознание. Как далеко они видят? Спокойствие.
   -Охи. Я благодарна за помощь - передайте ей, - щелчком скидываю невидимую пылинку с плеча. - Просто это так неожиданно. Хотите, я провожу вас в комнаты? Туда подадут еду. - Я старалась не думать, во что мне обойдется приют эринний, так как аккуратностью они не отличались, скажем так.
   - Мы останемся здесь, - Алекта подняла голову вверх, указывая на отверстие в крыше. - Это удобно. Еду принеси туда.
   - Вкусную-живую, - уточнила Мегера, хищно причмокнув пухлыми алыми губками.
   - Мы следим за тобой, - успокоила меня Тисофона, хищно улыбнувшись акульими зубами в два ряда. Была в древности в здешних водах такая вечно голодная и смертельно красивая рыбка - акула, - которую очень любили ловить голыми руками гиганты и поедать. Тисофона очень переживала, когда рыбку полностью истребили, очень ей нравились эти создания, правда, потом и гигантов тоже истребили, так что они не на много пережили акул. - Живи спокойно, сестра, - она похлопала меня по плечу холодной шершавой ладонью, чем-то схожей с кожей акулы.
   - Конечно, - бормочу, глядя, как они дружно взмывают на мою крышу. Вниз, рядом с Арсением, упала пара черепичин. - Чтоб вы провалились! - Три черепичины упали на пол, едва не задев мою голову. Жаль. Глядишь, сразу бы отмучилась и все проблемы сами отпали.
   Эриннии затихли на крыше, готовые в любой момент спикировать и покарать нарушителей спокойствия, так что мы могли себя чувствовать спокойно и безопасно. Как в тюрьме.
   - Арсений, - обращаюсь к мужчине, выманивающему из-за колонны сиамку.
   - Что? - он недовольно обернулся.
   - Ступай в свою комнату.
   - Не хочу. Кис-кис-кис, - чудак снова на коленях пополз за довольной кошкой, отползающей задом все дальше. Ей нравилась новая игра.
   - Мне плевать, чего ты хочешь, - отрезала я, глядя вверх. Там было подозрительно тихо. - Побудь там, пока я тебя не позову. И переоденься во что-нибудь... более... - я взмахнула рукой, не в силах подобрать слово. Мнема!
   Девочка хорошо знает, когда со мной можно поломаться, а когда надо рысью бежать выполнять команду. Я очень ценю такое собачье качество сиамок как послушание. Мнема в одно мгновение оказалась у распахнувшихся дверей в андрон, поджидая мужчину, чтобы показать ему его комнату.
   Арсений подобрался, напомнив мне осла, приготовившегося врыться в землю копытами, но не ступить дальше ни пяди. Думает, буду уговаривать, но на всякий случай ожидает и подлых магических штучек.
   Взмахиваю ладонью, будто отгоняю назойливую муху, и мужчину, как пушинку, уносит в андрон. Мнема юркнула внутрь, только темный кончик хвоста мазнул воздух. Умница моя. Так, с одним разобрались. Теперь накормить "охранниц", пока те не начали собственную охоту. И тогда уже можно начать стенать, рвать на себе волосы и даже тихонечко поголосить в прижатые к лицу ладони.
  
  

Нелинейное уравнение Каппа: Лямбда, Мю и немного Ню

  

Бардак - это не публичный дом, а мероприятие,

в ходе которого начальство и подчинённые уясняют,

что действительно нужно делать.

  
   - Мор? Роды? Смертельное ранение? Что тут у вас?! - Асклепий был переполнен возмущением по макушку, когда Фи-Фи, брезгливо разжав зубы, выронила его к моим ногам. После чего сфинга снова надела повязку на лицо, до этого болтавшуюся на груди.
   На фоне белых оштукатуренных стен гневно-красный цвет его кожи смотрелся роскошно. Надо будет потом парадную мантию такого цвета заказать.
   То, что я перестала видеть даже цвета ауры собеседников, уже не напугало меня, потому что пугаться дальше было просто некуда. Я все больше становилась похожей на смертную. Что дальше? Перестану видеть богов и богинь?
   Когда яростные вопли бога врачевания разнеслись по гулкому залу, подхваченные эхом, он все же стушевался. Огромный каменный двор был наполнен тем покоем, которым наполнены лишь старые дворцовые или храмовые залы, против воли вызывающие надлежащее уважение. Бесноваться в них все равно, что эксгумировать прах своей бабушки на дружеской вечеринке.
   Яркий, мозаичный, выложенный ракушкой пол нежился в рассеянном свете солнечных лучей, проникающих из отверстия в потолке. Упирающиеся в перекрытия красные минойские колонны с черным рисунком вверху и низу, источали прохладу, вопреки всем цветовым характеристикам. Вдоль стен стояли вазы в человеческий рост, расписанные руками моих дочерей. Из каждой вазы рос вьющийся цветок, так что постепенно стена начинала утопать в зелени. Иногда мне казалось, что этот зал явно жил своей собственной жизнью, сквозь которую бесплотными тенями проходили все мы.
   Конечно, именно из-за своей открытости, внутренний двор был не лучшим местом для этого разговора, но выбирать сейчас не приходилось. Прятаться и секретничать по комнатам и закоулкам сада было куда подозрительнее для эринний и опаснее для меня. Как говорится, хочешь что-то спрятать - прячь это на самом виду.
   Мои надежды на то, что на солнце обитательницы аида размякнут и станут меньше уделять внимания чужим разговорам, не оправдались. Хотя им поручили не спускать глаз с Арсения, а не с меня, они и не подумали даже разделиться, когда варвар отсюда ушел. Что ставило под сомнение искренность их намерений. Все трое эринний, как одна, свесились вниз головой на манер летучих мышей, и приготовились подслушивать.
   - Заткнись, и слушай. - Нахожу, наконец, на кого выплеснуть гнев. Асклепий скорбно поджал губы, всем видом показывая, что его здесь удерживает лишь силовое превосходство. - Я твоя должница, Фи-Фи, - поднимаю на колени вернувшуюся сиамку. Изменница ласкается, настойчиво вталкивая свою голову мне в ладонь, будто и не было ничего.
   - Само собой, - подруга села, переводя любопытный взгляд с Аполлонида на меня. Вдруг ноздри сфинги затрепетали. Обоняние у неё, как у большинства кошек, было средненьким, но этот запах (чистоплотными эриннии не были, мягко говоря) уловил бы кто угодно. - Пахнет пометом. Ты завела птиц? - она с удивлением посмотрела на меня. Домашнюю живность я не любила - это было общеизвестно до последнего времени. Мнема для меня с самого начала стала больше, чем кошкой, скорее уж самой младшей дочкой.
   - Они сами завелись, - говорю сквозь зубы, поднимая на руки вернувшуюся кошку. - Надеюсь, что временно.
   Даже к лучшему, что пока ни Асклепий, ни Фи-Фи не заметили, что мы не одни. Слава эринний такова, что уже при одном взгляде на них, окружающие ударяются в панику. Достаточно здесь одной нервничающей меня для начала.
   Если Фи-Фи что-то и казалось странным, она не подала виду. Какие-то неведомые птицы ей были не так интересны, как мое внезапное недомогание. А запахом помета ее было не смутить: брезгливыми сфинксы никогда не были, довольно часто имея привычку вываливаться в падали.
   - У меня неприятности, - говорю, сжимая подлокотники трона побелевшими пальцами. Переходить сразу на мысленную речь будет подозрительным, поэтому для начал надо запудрить эринниям мозги. - Мне нужна помощь. - Раздался треск. Поспешно разжимаю пальцы, но по правому подлокотнику уже зазмеилась тонкая трещина. Ну все не слава богу сегодня!
   - Не сомневайся - у тебя сейчас будут такие неприятности, какие тебе и не снились, - зло проговорил Асклепий, отряхивая свою одежду от невидимой пыли и слюны. - Со мной так ещё никто не обращался! Только попробуй в следующий раз ко мне обратиться. Больная, а такая бессовестная! - Вспомнив о моей болезни, он мгновенно нацепил марлевую повязку. Вид у него в ней был совершенно дурацкий. - Что тебе было предписано? Лежать, кушать финики и НЕ РАБОТАТЬ!
   "- Я лишилась способности", - делюсь с ними мыслью как бы между делом. Акустика в доме отличная, даже шепот слышно в другом конце двора. Зато мысли пока еще никто не научился подслушивать.
   Сфинга изумлённо раскрыла свои бездонные фиолетовые глазища, издав маловразумительный звук.
   - Никто не слушает, что я им советую, а потом начинаются жалобы и претензии. Надо вести здоровый образ жизни, предохраняться, если посещаешь землю, - продолжал сотрясать воздух Асклепий, оседлав любимого конька, - и вообще - завязывать с беспорядочными связями. Ишь, завели моду, сначала все сами себе на уме, а потом бегут за лекарем. Ай! - Подзатыльник, отвешенный ему не такой уж и нежной лапкой Фи-Фи, был очень кстати.
   - Ты - меня - слышал? - сцеживая злость, спрашиваю у него, утопая пальцами в мягкой кошачьей шерстке кошки, лежащей на моих коленях. Мнема питается моим раздражением, с одобрительным урчанием впитывая негативные эмоции. Её лапки, со слегка выпущенными острыми коготками, мягко покалывают кожу моих бедер.
   - Что - совсем? - тихо уточнил он. Бывало, что чьи-то способности блокировали другие боги, способность могла угаснуть как следствие иссякающей веры, но просто так она еще ни у кого не пропадала. Иногда быть в чем-то первооткрывательницей плохо.
   - Это я у тебя спрашиваю. - Раздражение во мне шипит и брызжет во все стороны, как кипящее масло.
   - Но откуда мне знать? - растерялся Асклепий вдруг, став похожим на беспомощного мальчишку-студиоза. - Я только теоретически предположил, что боги могут... - под моим сердитым взглядом он стушевался и перешел на мысленную речь.
   На фоне голубого неба отчетливо прорисовывались три силуэта свесившихся с крыши птичьих тушки. Кажется, я слишком часто смотрела вверх, потому что Фи-Фи среагировала на какое-то из моих движений и подняла голову к потолку. У сфинги по-детски приоткрылся рот, когда она поняла, что здесь эриннии.
   "- Я только предположил, что боги тоже могут болеть. Мы ведь многое взяли от людей, - извиняющимся тоном пояснил бог врачевания нам. - Твой случай первый и уникальный... Не сомневайся, я назову болезнь твоим именем", - на полном серьезе пообещал мне Асклепий, но под моим угрюмым взглядом исподлобья сбился с хода мыслей. Наше медицинское светило умолкло, ища выроненную нить рассуждений.
   Гримасой и передергиванием плеч реагирую на немой вопрос в глазах сфинги. Не сейчас. Она требовательно продолжает искать мой взгляд, не решаясь на мысленную речь. Эриннии в доме - это ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО. Как будто я без нее не знаю!
   - Позже, Фи-Фи, - отвечаю сидящей с большими глазами сфинге, которую прямо разрывает от миллиона вопросов ко мне, а задать их у нее сейчас нет никакой возможности.
   - Ты пила амброзию? - Получив от меня утвердительный кивок, Асклепий задумался, залез пальцами под повязку, почесал черную кудрявую бороду, умащенную маслом фиалки. - Она наше единственное спасение. Даже на тебе сказываются ее лечебные свойства, не отрицай - Киваю. Укрепляет и помогает быстро восстановить силы, но на этом для меня ее чудесные эффекты заканчиваются. - Благодаря амброзии у нас есть возможность жить практически вечно, не говоря уж о способности справляться с любыми болезнями и ранами. Теоретически, - добавил он после некоторой паузы.
   Эриннии с холодным любопытством изучали нас и те фразы, что звучали вслух. Радует то, что понять им удастся мало, а огорчает то, что мне потом наверняка придется отвечать на их вопросы по поводу этого собрания. Пока девы довольствовались молчаливым присутствием, хотя могли спуститься с вопросами прямо сейчас.
   - А раньше кто-нибудь этой проблемой занимался? - спросила Фи-Фи, умывая язычком переднюю левую лапку, которой периодически оглаживала свое левое ухо. Решила вести себя как ни в чем не бывало. Умница. "- Про то, что убить бога можно - это всё слышали, а вот про то, чтобы вылечить..." - посмотрела на Асклепия.
   - Как ты себе это представляешь? - тот в ответ скептически посмотрел на сидевшую рядом сфингу, которая была с ним одного роста, и вновь перешел к телепатии. Фи-Фи сконфужено прижала уши, осознав, какую глупость брякнула, посмотрела на меня, ища поддержки. - "Кто из богов позволит себя заразить чем-либо? Скорее уж Олимп обрушится", - язвительно добил мою подругу лекарь.
   Поддержки она от меня не получила потому, что я в этот момент оценивала настрой эринний. Исходившие от них положительные эманации давали надежду, что никого карать они в ближайшее время не собирались, довольствуясь разгадыванием темы беседы нашей троицы.
   Истинно бессмертны лишь боги первого поколения: Небо, Земля, Вода, Воздух, Огонь и еще некоторые другие. Они возникли, существуют и умрут по собственной воле. Разные народы называют их по-разному, но одинаково чтут.
   Титаны, боги второго поколения, живут по другим законам, обладая иными свойствами. Мы тоже не бессмертны, но прямая близость к настоящим бессмертным - Урану-Небу и Гее-Земле - дала нам возможность стареть очень медленно. Зато остановить этот процесс не могло уже ничто, включая амброзию. Хотя в остальном амброзия действует на нас также: питает, лечит. Надеюсь, амброзия справится и с моей непонятной болезнью.
   Менее всех в этом смысле повезло богам третьего поколения, ровесникам Зевса. Их связь со смертными очень тесна, поскольку они ими созданы. Без веры смертных, дарующей небожителям власть творить магию (чудеса, волшебство - названий этому тысячи), боги просто исчезнут.
   Их могущество и бессмертие четко обосновано изобилием Веры. Весь её поток можно условно поделить на две части. Одна часть впитывалась богами напрямую и шла на подпитку сил, другая - превращалась в амброзию, дарующий то, что необходимо для вечной молодости. Переливающиеся всеми цветами радуги, вечные соцветия, с толстыми мясистыми лепестками, с острым аммиачным запахом, росли в саду каждого небожителя. Их охраняли лучше, чем собственных детей и символы могущества, дорожа ими больше, чем грайи зеницей ока. Время от времени боги должны употреблять лепестки амброзии в пищу (они легко принимают вид и вкус любой пищи), отдавая дань тесной связи со смертными, если желали омолодиться.
  
   "- Исида излечила Ра, когда его укусила змея, и он почти умер", - вступила в дискуссию настойчивая сфинга.
   "- Почти каждый может вылечить кого-то, если сам его и заразил, - ответил Асклепий. - Если бы я заразил Мнемосину..."
   - Тьфу! Тьфу! Тьфу! Тьфу, на тебя, несчастный! - подскочила Фи-Фи, вздыбив волосяной покров. - Не нами сказано, не нами услышано, значит, нас не касается! Именем Ра светозарного заклинаю! - она выдернула у меня волосок особенно болезненно, плюнула на ошарашенного Асклепия, на волосок (на ней все еще была марлевая повязка, так что по большей части она плевала на себя), после чего умчалась с ним к алтарю и сожгла.
   - Вы тут совсем умом тронулись, - пробормотал Аполлонид. - Надеюсь, это не заразно.
   - Надейся, - разрешила я, чем вызвала у него испуганную гримасу. Эти повязки придавали им совершенно дурацкий вид, но я боялась, что если засмеюсь, то не смогу потом остановиться и впаду в истерику. - Что? Надеяться никому не запрещено.
   - Так ты можешь чем-нибудь помочь или как? - вернувшаяся Фи-Фи требовательно ткнула Асклепия лапкой в грудь.
   - Сделаю все возможное, - он окинул меня взглядом мясника, который даже живую корову мысленно видит разделанной на окорока, лопатки, вырезку или что там у них бывает. Во всяком случае, я почувствовала себя очень неуютно и на всякий случай отодвинулась, загородившись задремавшей на коленях кошкой.
   - И невозможное тоже, - потребовала подруга, раздраженно вильнув хвостом. - Посоветуйся с отцом, я могу обратиться к Тоту - он практикует целительство...
   Вообще-то лучше всех знала медицину Сильная Чарами Исида, но глупая старая ссора матери Фи-Фи и Исиды, после которой Сфинга Тридцать Первая переехала в Элладу, оборвала все связи между этим родом сфинксов и родиной. Фи-Фи родилась уже здесь и знала о Та-Кемпте лишь понаслышке. Перед смертью Сфинга Тридцать Первая помирились с Исидой, но не успела рассказать об этом дочери, поскольку повстречала Эдипа. Как примерная дочь, Фи-Фи продолжила бойкотировать Та-Кемпт, не собираясь возвращаться туда, пока Исида не принесет ее роду официальные извинения. Исида заявила, что дважды не повторяет одно и то же, а дочь Сфинги в любой момент может вернуться в Та-Кемпт и вступить во владение наследством. В права наследства Фи-Фи вступила, но на историческую родину не вернулась, храня материнскую обиду.
   Конечно, я и без помощи подруги могу связаться с высокородной Исидой, но оставлю это на крайний случай. Цена, которую Сильная Чарами называет, не всем по карману, даже под угрозой гибели.
   - Охи! - запретила я. - Об этом знать будете лишь вы. Если случится непоправимое, просто уйду. Жалость и насмешки я не потерплю.
   - Глупости! Консилиум лекарей иногда дает очень мудрые решения... - вступился за лекарскую братию Асклепий.
   - Ты правильно сказал "иногда", - горько усмехаюсь. - Больше всего я доверяла Пэану, но твой жадный отец поглотил его. А лечить толком не научился. - Аполлонид вспыхнул: отца он не смотря ни на что любил и уважал. - Молчи! Это ни для кого уже не секрет. Надежда появилась, когда Хирон сказал, что в тебе имеются искры таланта Пэана. - Теперь Асклепий вспыхнул от смущения. Имя древнего лекаря, пусть и стало сейчас одним из эпитетов Аполлона, до сих пор было синонимом искусного врача. - Но эти искры мне не помогут.
   Лекарь стал серо-буро-малинового цвета, запутавшись в собственных эмоциях.
   "- И мы тоже теперь можем заболеть?" - спросила моя подруга, задумчиво окинув меня взглядом и выпустив из лапы восемь отточенных лезвий, блеснувших на свету металлом. Кажется, она неверно истолковала то, для чего здесь дежурят эриннии.
   Я против воли поёжилась. Убить она меня не убьёт, конечно, но даже от мыслей в таком направлении не по себе. Замечу, что быть источником заразной болезни очень нездоровое занятие.
   Асклепий вдруг скосил глаза к переносице, став похожим на деревенского дурачка, после чего резко щёлкнул пальцами перед лицом отшатнувшейся с вздыбленной шерстью Фи-Фи.
   - У меня всё в порядке, - с облегчением выдохнул он. - А у тебя, - злорадно заявил сфинге, - нарушен обмен веществ, поэтому и шерсть тускнеет.
   Пэан - микенский бог-лекарь, упоминаемый еще в "Илиаде", где вылечил раненого Ареса. Был поглощен в ходе исторического процесса Аполлоном, который и взял на себя его лечебные функции.
  
  
  
   Подруга обалдело выслушала этот диагноз, потрясла головой, не веря ушам.
   - Да как ты смеешь, червяк?! - прошипела она со стоящими дыбом волосами, отчего стала казаться в два раза больше, чем была на самом деле.
   Асклепий медленно попятился от разозленной сфинги, идущей к нему на напряженных лапах. Кажется, до него только сейчас дошло, как он был неосторожен. Сверху донеслись смешки понтий, наслаждавшихся видом попавшего в нелепое положение мужчины.
   - Прекратите этот балаган! - обращаюсь к Асклепию и Фи-Фи, кружащим по внутреннему двору. - Я вам говорю!
   Сфинга зло обернулась на крик, на мгновение выпустив жертву из поля зрения. Асклепий тут же оказался подле меня, встав таким образом, чтобы в случае любой атаки между ним и сфингой оказалась я. Что, в данном случае, характеризовало его не как труса, а как мудрого мужчину: реальное противодействие сфинксу может оказать кто-то из титанов или некто, обладающий примерно их мощью. Все остальные предпочитают не связывать с этими вздорными и непредсказуемыми в схватке созданиями.
   "- Так Мнемосина заразна?" - спросила Фи-Фи тоном рачительного хозяина, которому раб сообщил о заболевшем животном, не отрывая антрацитовых глаз от потолочной росписи.
   Могло показаться, что она рассматривает изображенную в лицах генеалогию нашего рода, изображенную с должным мастерством. Помнится, Гера тоже захотела изобразить нечто подобное у себя во дворце, но Зевс запретил, не желая видеть над собой лица врагов-родственников.
   "- Не знаю, - огрызнулся тот, но, получив тычок в бок от меня, продолжил: - Точного ответа тебе сейчас и не даст никто. Хотя, если бы мы могли заразиться, то уже заразились, - продолжил Асклепий после паузы. - Наверное".
   "- Кто из нас двоих лекарь!? - пытаюсь переключить внимание на себя. - Почему я должна сама себя лечить? Помоги мне, в конце концов!"
   Сиамка на руках зло урчала, порываясь вцепиться в бесстыжие глаза врагов, осмелившихся нервировать ее подругу. Все мускулы в ней напряглись, готовые к битве, и удерживать вырывающуюся кошку силой становилось все сложнее. Приходилось гладить и убеждать ее, что справляюсь пока сама.
   "- Я лекарь, - Асклепий тяжко вздохнул, посмотрел на меня. - Неужели совсем ничего не можешь?" - по-детски спросил, и застыл с дурацки-серьезным выражением лица.
   "- Не старайся вспоминать гадости, Асклепий", - сухо замечаю ему.
   "Мужчины!" - закатываем с Фи-Фи глаза кверху. Эриннии в свою очередь уставились на нас. На их лицах отчетливо проступало замешательство. Они усиленно переглядывались, ища понимания друг у друга. Из нашей беседы им было совершенно непонятно о чем идет речь. Ни один из нас не являлся подозреваемым (меня вообще следовало охранять) или преступником, но неповторимый аромат тайны (заговора?), витающий в воздухе, быстро уловили чуткие ноздри опытных в таких делах богинь. Мы с подругой поспешно отвели глаза, не готовые отвечать ни на какие вопросы.
   - Вот! А говоришь... - как ребенок обрадовался он.
   - Я же не мозги потеряла, - чуть раздраженно отвечаю ему, сотворив себе фиалу с амброзией. Без всякого удовольствия выпиваю драгоценное яство.
   Подруга принюхалась к питью и брезгливо отступила, дернув передней лапкой. Она не испытывала никакой нужды в искусственных вспомогательных средствах - сфинксы обладают достойной зависти способностью лечить себя сами.
   Нежный гранатовый вкус амброзии напрасно ласкал мое нёбо. Я просто чувствовала, что она мне в этом случае не поможет, но попробовать на всякий случай стоило. Сложившаяся ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Но как из нее выйти без потерь? В любой момент кто-то из небожителей мог обратиться ко мне за помощью и тогда... Я уж молчу про Арсения.
  
   понтии - могущественные - одно из прозвищ эринний
   Фиала (др.-греч. ? ?????) -- плоская жертвенная чаша без ручек и без подставки, с несколько выпуклым дном. Фиалы преподносились в качестве даров богам.
  
  
  
  
   - И все же, какое, клянусь бородой славного дедушки Зевса, удивительное осложнение, - с загоревшимися глазами бормотал стоящий рядом лекарь, неосознанно потирая руки. Ему лишь бы разрезать кого-нибудь и поковыряться в нем от души, что бы разобраться, как тот устроен изнутри. Причем гарантий - что соберет все, как было - не дает.
   Эриннии все превратись в слух, но ничего из его бреда не расслышали. Их рассерженное бормотание с крыши становилось все громче. Того и гляди спустятся с вопросами.
   - Вылечи меня, болван! - закричала я, зажмурив глаза и позорно пустив петуха на последнем слове. Мнема чуть не выпрыгнула из моих рук Асклепию в лицо, приняв мой крик за команду к действию. Нервы расшатались здесь у большинства присутствующих, как я понимаю. - Хватит уже нести чушь.
   - Что ты вопишь?! Я хоть сейчас, - огрызнулся шарахнувшийся бог врачевания, - если бы знал. Разве мне жалко? Но если я ничего подобного никогда не встречал...
   Фи-Фи посмотрела вверх под видом красивого потягивания всем телом. Критические взоры распушивших перья понтий ее лишь позабавили: у нее было непробиваемое самомнение. Небрежно тряхнув гривой и поведя грудью (с эринниями у них был вечный спор о том, чья грудь красивее), сфинга прошлась пару шагов и села. За что была удостоена презрительного фырканья. Но до оскорбительного закидывания пометом дело не дошло. И на том спасибо.
   - Тише, девочка, тише. Все хорошо, - прижимаю к груди мелко дрожащую возбужденную до предела кошку. Кто из нас лекарь? - обращаюсь к бледному мужчине, кутавшемуся в гиматий. Я или ты, во имя всех детей матери нашей Геи? А может, Фи-Фи? Попытайся сделать хоть что-то тогда! - требую, успокаивая кремовую бестию в руках. - Как мне жить дальше?!
   Эриннии многое отдали бы то, чтобы узнать, о чем же идет речь. Но пока не было прямого намека на угрозу, они не смели вмешаться и были вынуждены довольствоваться обрывками беседы.
   - Не надо устраивать трагедию, - подала голос поправляющая волосы сфинга. - Обязательно найдется лечение, я уверена. На твоем месте...
   - Я бы посмотрела, что ты делала на моем месте! - возмутилась я. - Может, поменяемся?
   - Не кричи на меня! - подскочила взъерошенная Фи-Фи, как никогда напоминая сердитую кошку. Спина взгорблена, мышцы напряжены, жесткий взгляд, шерстка дыбом. - Никто не виноват, что ты не соблюдаешь меры безопасности при контакте.
   Эриннии закудахтали, решив, что вся тайна была в моей очередной беременности, которую Асклепий мне сейчас прерывал. Об их умозаключениях легко можно было догадаться по ехидным ухмылкам и переглядываниям. Вопреки досужим мнениям, эти отъявленные феминистки одобряли избавление чрева от ненужного плода. Это было разумно, по их мнению, т.к. позволяло избегать появления никому ненужных детей, которые во взрослом возрасте обязательно бы стали источником всяческих бед.
   - Я на тебя не кричу! - закричала я, стоя нос к носу с вставшей на задние ноги подругой. - Это ты на меня орешь! - запихиваю под мышку возмущенную сиамку, выпустившую когти. Сфинга не нравится ей все больше и больше, а в драке шансов у моей киски не будет.
   - Кто орет? Я ору? - возмутилась Фи-Фи, ткнув в себя когтем. - Да ты себя послушай. Вопишь здесь, как самка павлина в брачный период, и еще смеешь обвинять...
   - Тихо! - гаркнул Асклепий. - Взрослые женщины вроде, а ведете себя как... как... петухи!
   Некоторое время мы сердито друг друга изучали.
   Убедившись, что скандал прекращен, Асклепий начал обходить меня по солнцу и водить надо мной растопыренными пальцами, бормоча заклинания пополам с терминами. Его пассы начались сверху - мои волосы стали извиваться, как змеи Горгоны, и искрить. Остро запахло озоном и дерьмом, в которое я умудрилась вляпаться по самое не балуйся.
   Затем пассы переместились к груди и животу. Бесконечно долго Асклепий колдовал над моим телом, но кроме тепла его энергии я ничего не чувствовала. То есть толку от этого лечения было столько же, сколько от припарок мёртвой корове. Значит, конец?
   "- Прости, - бог-лекарь отступил с виноватым видом. - Возможно, выздоровление наступит само".
   "- И когда это произойдёт?" - с подозрением уточняю у него.
   "- Смею предположить, что сейчас у тебя осложнение после некой болезни, - осторожно начал Асклепий. - Видимо, саму болезнь ты перенесла незаметно, на ногах, и это дало осложнение - в данном случае - на божественные способности. Ты ведь лишилась только их? Как титанида ты чувствуешь какие-то изменения в себе?"
   Сфинга внимательно вглядывается в меня после этих слов, проверяя на свой манер.
   Прислушиваюсь к себе. Руку бы на отсечение дала, его, что все во мне как всегда. В пространстве перемещаюсь легко. Знания о мире получаю из всего, как и прежде. Способности к мысленной речи и родственные узы (которыми все титаны связаны друг с другом и родственниками) - работают безукоризненно. Прочие мелкие и малоиспользуемые таланты - к моим услугам. Но стоит коснуться чьей-то памяти - получаю резкий удар кнутом, вымоченным в уксусе, по всем органам чувств.
   О болезнях я знаю мало, об осложнениях еще того меньше, но что-то мне это осложнение подозрительно напоминает...
   "- Здорова как корова, - объявила подруга безапелляционно. - Может, ты нас разыгрываешь?" - и подозрительно прищурилась.
   "- Не чувствую изменений, - неохотно признаюсь Асклепию. - Разве так бывает, чтобы не действовала только одна способность?"
   "- Из богов никто еще не болел, - пожал плечами он, теребя в руках край одежды. - Так что знаю обо всем этом я наравне с вами. Я ведь только предположил, на всякий случай. И, держи от меня подальше эту тварь, - Аполлонид раздраженно кивнул на урчащую кошку, глядевшую на него, как на главного врага. Вернее, Мнема делила свой убийственный взгляд между ним и сфингой. То, что сфинга во многом превосходит её по силе, сиамка понимала, поэтому пока не спешила на неё нападать, уделив все свое внимание Асклепию.
   "- Мог бы и способы лечения предположить, на всякий случай", - подковырнула Фи-Фи, полируя о свою шерстку перстень с нефритом.
   "- Что у тебя болело в последние дни?" - обратился Асклепий ко мне.
   "- Ничего".
   - Совершенно ничего? - усомнился он.
   "- Как и всю мою жизнь до этого момента. Уж я бы сразу почувствовала, не сомневайся".
   - Тогда это не осложнение, - глубокомысленно изрек лекарь, почесав бороду в области подбородка. Во время беседы он то и дело сбивался с телепатии на речь озвученную, окончательно запутывая эринний своими вырванными из контекста репликами и нервируя меня. - Тогда это болезнь в чистом виде! - выдал он гениальную мысль. - Что ты делала с вечера? "Вспоминай!"
   - Прекрати морочить мне голову! - взвыла я, подстегнутая этим неожиданным воплем. - Осложнение - не осложнение. Ничего я особенного не делала. С Майей встречалась. Потом...
   - Потом? - многообещающим тоном повторил за мной Асклепий. И он, и Фи-Фи следили за мной, как две голодные кошки за пробегающей мышью. От их жадного интереса становилось не по себе. Я уже молчу про свесившихся вниз эринний.
   - Я уже говорила, - огрызаюсь, нервничая от такого внимания. - Потом спускалась на землю.
   Фи-Фи, завалившись набок, слушала с таким видом, словно ей рассказывали захватывающие дух сказки. Даже с вопросами лезть перестала. С неменьшим интересом внимали мне и эриннии.
   - Для чего спустилась? Если ты стесняешься посторонних, - бог-лекарь со снисходительным видом покосился на встрепенувшуюся сфингу, - мы можем удалиться в уединенный покой. По моим правилам "история болезни - это тайна лекаря и больного", - он огляделся, ища источник непонятного шума. - Там ты без стеснения поведаешь о...пм было кому-то очень веселоалился на встрепенувшуюся сфингу, - мы можем удалиться в уединенный покой. Вы слышали? Что это за звуки? - обратился к нам Асклепий.
   Приглушенное кудахтанье и подвывание наверху усилились: там было кому-то очень весело наблюдать за недоумевающим Аполлонидом и слушать мою вымученную исповедь.
   - Какая я посторонняя! Да ей роднее всех родных буду. Уж ближе тебя точно, - возмутилась разозленная Фи-Фи. - Тебя еще в планах не было, а мы с ней уже против гигантов воевали.
   - Прекратите! - шикаю, топнув ногой. - Вопрос жизни и смерти из-за вас превратился в балаган. Только фокусников, пожирателей огня и канатоходцев не хватает. Как вы можете?
   - А ты ему скажи, что я тебе не посторонняя. Или посторонняя? - осеклась, осознав чудовищность подобного высказывания сфинга. - Ты молчишь?
   - Ты мне как сестра, поверь, - цежу ответ с натянутой улыбкой. Учитывая то, что сестер можно любить и одновременно ненавидеть, это самый правдивый ответ.
   "- Чтобы помочь, я должен знать все, - поджав губы, сухо сказал Асклепий. - Учти".
   "- Был вызов с древнего алтаря, - неохотно делюсь информацией. Особой помощи от горе-лекаря я уже не ждала, но совет дельный от него еще можно было получить. - Исполнила желание. И сразу вернулась. Остаточные обязательства из прошлой жизни - не более".
   "- Как происходило твое явление? Ты ведь являлась?" - Вопреки моим страхам, Асклепия куда больше интересовала механика явления, чем то, откуда у меня взялся старый действующий алтарь.
   "- Вселилась в алтарь, из него потом явилась смертному", - пожимаю плечами. - Ничего особенного. - Отпускаю извертевшуюся кошку в сад, устав с ней сражаться. Пусть там отвлечется от своих кровожадных мыслей. Поохотится.
   "- В древний? С каких-нибудь допотопных времен?" - одновременно вскричали сфинга и лекарь, так осуждающе глядя на меня, словно я выкупала в амброзии первую попавшуюся дохлую свинью.
   - И она еще удивляется! - ахнул Асклепий, хлопая себя руками по бедрам.
   - Чудо, что ты вообще жива, милая, - сочувственно похлопала по плечу подруга.
   - Что вы так раскричались? Может, объясните просто?
   "- Допотопные времена... - начал было менторским тоном излагать бог-лекарь, но стушевался под насмешливым взглядом сфинги и вернулся к нормальному. - Допотопные времена - это просто рассадник всяких магических мутаций. Тебе ли не знать, Помнящая? К счастью, большинство из них скрыто теперь океаном. У нас здесь совершенно иной климат, мы отвыкли от опасностей и стали беззащитны перед чарами прошлого...
   - Я родилась в нем. Чем он может быть для меня опасен? - Сама мысль о том, что алтарь - виновник моей болезни, просто нелепа. Это все равно, что подозревать собственную правую руку или левое ухо.
   - Но ведь вы с ним давно не встречались! - продолжал гнуть свою линию Асклепий. - Его просто стороной могла задеть какая-нибудь дрянь, а последствия... Не ожидал от тебя такого безрассудства
   - Меньше патетики, умоляю, - прошу его, массируя ноющий висок. - Говори кратко и по существу
   Эриннии наверху затихли, как мыши под веником, превратившись в одно большое ухо.
   "- Алтарь мог быть проклят, осквернен или даже превращен в магический капкан. Есть охотники и из числа магов, и из разряда демонов, которые не прочь поживиться за счет света богини, - с важным видом философа дала пояснения Фи-Фи, прекратив вылизывать себе бок. - Ты тщательно проверила свой, прежде чем вошла в контакт?"
   Ишь, какие все вокруг многоопытные. Можно подумать, их по пять раз на дню призывают на старые капища и в древние алтари, где они борются не на жизнь, а на смерть за свободу. А вот у меня это в первый раз. Уж извините.
   И вообще, с каких пор на богов перестали молиться и начали охотиться, хотелось бы узнать? В мое время только за подобную мысль выдумщику устроили бы такие муки, что еще миллион лет никто не вспоминал бы его имя без содрогания.
   Что же касается проверок собственного алтаря... Мне вспомнилась черная воронка, бескомпромиссно всасывающая меня в свое вращающееся чрево.
   - Времени не было, - отвечаю чуть более резко, чем нужно.
   "- Припомни, все было в порядке с алтарем? - задумчиво попросил Асклепий, приложив средний палец к губам. - Странные ощущения, звуки, душевный дискомфорт..."
   "- Алтарь как алтарь, - пожимаю плечами. - Странным было уже то, что он начал работать после стольких веков, все остальное было как обычно".
   "- Ты еще скажи, что он стоял в твоем капище, заваленный жертвами, а вокруг распевали гимны твои жрецы", - насмешливо фыркнула сфинга, дернув коротким хвостом.
   "- Не до такой степени. Просто очень старый камень-проводник, стоит в глуши, туалет подпирает..." - я осеклась, сболтнув унизительную подробность.
   "- Осквернение!" - вскричал Асклепий с такой радостью, как будто выиграл Олимпийские игры, но быстро затих. Не иначе мой кислый вид створожил его ликование.
   "- Несознательное, я так понимаю, но оскорбление", - Фи-Фи посмотрела с сочувствием, наступив мне на все душевные мозоли сразу деревянными котурнами.
   Скрипнув зубами, создаю фиалу с амброзией, которую осушила в два глотка.
   "- Я позволил себе грубость - прошу прощения, - торопливо проговорил лекарь, соизволив заметить свою бестактность и скорость, с какой я выпила амброзию. - Но из-за осквернения и произошло заражение, которое стало причиной твоей болезни", - он не скрывал облегчения, поставив диагноз.
   - И как долго, раз вы все здесь такие корифеи, это продлится? - хрипло спрашиваю их, вертя в пальцах гладкие бока фиалы.
   - Вот это нам и предстоит выяснить, - с преувеличенной бодростью заявил Асклепий.
   - Время покажет... - Сфинга пребывала в философском расположении духа.
   "- Невозможно! - прикладываю ко лбу руку с пустой краснофигурной фиалой. - ВЫ же понимаете: богиня без способностей не протянет и дня. Меня вытеснят!"
   - Постарайся удержаться, - с сочувствием посоветовал Асклепий. - Ты хорошая богиня Памяти, - соизволил сделать комплимент.
   "- Естественно, я постараюсь! - взорвалась я. - Но ты попробуй получить молоко от козы, ставшей козлом!"
   "- Не так уж и часто к тебе обращаются", - заикнулся было Асклепий и подпрыгнул, очевидно, схлопотав от сфинги щипок. К ней он обернулся уж с очень "дружеским" выражением лица после этой фразы.
   "- Ты справишься", - мурлыкнула Фи-Фи, потягиваясь с упором на передние лапки. Восемь блеснувших когтей, выскользнувших из мягких чехлов лап, оставили на полу ровные глубокие отметины.
   Асклепий сглотнул и отвернулся.
   "- А что мне делать с типом, которому Зевс велел в самое скорейшее время восстановить память? Пудрить мозги до бесконечности?" - спрашиваю у него язвительно.
   - Что ты от меня-то хочешь?! - взвыл лекарь, как кот, которому под хвост мазнули горчицей. - Что!? Что?! - вопил он с перекошенным лицом, топая ногами, не выдержав психологического давления.
   - Трона Зевса. Проклятье... Помощи, конечно! - в гневе швыряю об стену фиалу, которую до сих пор зачем-то держала в руках.
   Появившийся как раз в том месте Зевс едва успел взмахом руки отбить этот снаряд. Фиала ударилась о колонну и жалобным звоном осколков осыпалась на пол.
   - И кто же здесь возжелал моего трона? - грозно спросил Зевс, оглядев нас. Насупленные грозовые брови владыки богов не предвещали ничего хорошего.
   В проеме крыши застыли вниз головами насторожившиеся эриннии. Настороженные и готовые нападать по первому слову Зевса. Угроза верховной власти - это не шутки. Асклепий окаменел, как статуя Отчаянья. Фи-Фи слабо пискнула и тоже застыла. Даже огонь очага в центре мегарона перестал шевелиться. Я, застонав, откинула голову на жёсткую спинку собственного трона. Полный абзац.
   - Мнемозина? - Ответа требовали, прежде всего, у меня.
   - Я, - с милой улыбкой заявляю самому большому параноику в мире, на которого только что совершила публичное покушение. Пусть и ненамеренное.
   - И ты вот так спокойно мне об этом говоришь? - опешил громовержец. Фиала его не так уж и волновала, а вот фраза про трон - даже очень.
   - А что такого? - с самым невинным видом спрашиваю у него. Наглость - второе счастье.
   - А...о... э...
   - Ой, а ты что подумал?.. - Я расхохоталась, прижимая к груди. - Ты в самом деле?.. - Мой смех звонко гуляет по залу, подхваченный эхом из колоннады. Иногда истерика бывает полезна.
   - Не вижу ничего смешного, - кисло заявил Зевс, переведя взгляд на моих спутников.
   Их лица под марлевыми повязками вытягивались с каждой секундой. Почуяв дыхание смерти рядом с собой (Зевс шуток с монархией не понимал, сразу отправляя весельчаков в Тартар), эти двое мигом растеряли свою беспечность. С одной стороны было приятно видеть их действительно испуганными (не все же мне одной страдать?), с другой стороны нужно был срочно спасать наши жизни.
   котурн (kothornos) - обувь на толстой пробковой подошве
   - Прости, владыка, - покаянно обращаюсь к нему, прекращая смех. Пора отвлекать Зевса, иначе он себе такого навоображает. - Ты помнишь Фи-Фи? - Мы с ним посмотрели на лежащего, почти в центре зала, сфинкса с остекленевшим взглядом. Один к одному - каменное изваяние, вывезенное из Египта, если снять повязку с лица. Только вот в моем интерьере оно совершенно не смотрится.
   - Что это с ней? - подозрительно спросил громовержец.
   - О, это особенности физиологии сфинксов. Бурные эмоции наводят на них столбняк. Однажды она пролежала три века в пустыне возле пирамид, увидев, как вылупляется из яйца птенец, - говорю чистую правду. Успех любой лжи в том, что говорится много-много правды и капелька неправды. - Она так хотела тебя увидеть! А я ей все твержу как ты занят государственными делами - ну ни мгновения для встреч нет! И вдруг ты появился здесь - это так замечательно.
   - А почему она в маске? И он, - тычет пальцем в помертвевшего Асклепия. - Что вы трое здесь задумывали? - его голос уже грохочет, не предвещая ничего хорошего. - Заговор?!
   Оставляю дронос и неторопливо приближаюсь к Зевсу, отвлекая его внимание от беседы выпуклостями собственной фигуры. Хорошо, что есть чем отвлекать.
   - У них... аллергии, - лепечу полный бред, хлопая ресницами и покачивая бедрами. Эти две статуи никак не желают мне помогать.
   - На тебя, что ли? - недоверчиво фыркает Зевс. Мою фигуру он оценил, но подозрительность это до конца не усыпило.
   - Хуже. - Делаю вид позагадочней, лихорадочно придумывая объяснение их идиотским повязкам. Если бы я могла их заразить, то давно бы заразила. Какой толк от этих тряпочек? Один смех. Был. - У Фи-Фи аллергия на лекарей, после того как один из них чуть не лишил её хвоста. У Асклепия - на кошек, - с печалью в голосе рассказываю громовержцу, нервно поглаживая настороженно разглядывающую мужчин Мнему. Сиамка напряжена, как натянутая тетива, и нервно помахивает хвостом из стороны в сторону. Вид у неё весьма грозный. Страх, как любое животное, она чует безошибочно, и готова защищать меня.
   - На кошек? - спросил Зевс, покосившись по сторонам в поисках сиамки. Однажды он имел неосторожность встретиться один на один с играющей в моем саду Мнемой, и легко отделался располосованным плащом и руками. После этого владыка богов предпочитал посылать за мной исключительно вестников. Так какая же нелегкая приволокла его сюда сейчас?! - Помнится, при храмах Асклепия, наоборот, приваживают этих блохастых бестий, -сказал владыка богов, блуждая глазами по тонкой границе, где кончается ткань гиматия и начинается собственно моя грудь. На груди он немного задержался глазами, ударившись в другие воспоминания. Тут и способностей не нужно, достаточно увидеть этот масляный взгляд.
   - Это при моих храмах держат кошек. И совсем они там не блохастые - почище некоторых людей будут, - поправляю его. - При его храмах разводят собак. Как ты мог перепутать?
   - Точно! - Зевс кивнул, вспомнив, что в раннем детстве Асклепия вынянчила собака.
   То, что Аполлон не чувствовал в себе сил и желания заниматься воспитанием неожиданно появившегося сына, которого пришлось вырезать из чрева матери-нимфы, никого не удивило. Поэтому и передача маленького Асклепия кентавру Хирону, который уже набил руку, вбивая знания в юных героев, была воспринята как нечто естественное. Так как мальчик был еще мал и для обучения пока не подходил, а учеников у него в доме было полно, то Хирон поручил заботу о нем своей собаке. А вот когда ребенок подрос - честно обучил всем премудростям, и. Асклепий стал лекарем, пожелав лечить всех страждущих. Аполониду очень повезло, что его воспитывал и растил не родной папаша, потому что тогда боюсь даже предположить, что бы из него выросло. При всем моем уважении к Сребролукому - родитель из него никудышный.
   - Так для чего вы тут собрались? - никак не желал успокаиваться царственный параноик. Ему не понравилось, что грудной вырез чересчур высок: постороннему взору остается лицезреть лишь менее привлекательные (с мужской точки зрения) части женского тела вроде шеи. Занизить вырез прямо сейчас я не могу - будет слишком подозрительно, даже для такого озабоченного типа как он.
   - Понимаешь, Фи-Фи нужно заняться любовью... - интимно склонившись к его уху шепчу наглую ложь, чтобы сфинга не услышала её раньше времени и не испортила все. По крайней мере, зная пристрастия владыки богов, можно пытаться отвлечь его от мыслей о заговоре. Наша нечаянная близость тел немного снизила его подозрительность.
   - А мой трон при чём? - Зевс уже с интересом стал посматривать на гостью из Та-Кемпта, которая в данный момент мало чем отличалась от скульптуры, приобняв меня за талию. Стройная фигура и красивый бюст сфинги привлекли его взыскательное внимание женолюбца.
   - Ей нужно заняться этим на твоём троне, - несу первое, что приходит на язык, придумывая этому логическое обоснование на ходу. При всех наших обоюдных недовольствах, мы с ним сохранили дружескую теплоту и маленькую искру сексуальной привлекательности друг для друга. Есть такие мужчины, разругаться с которыми просто невозможно, и обаятельный Зевс относился именно к этому типу.
   - Она безумна? - задал первый вполне нормальный вопрос громовержец и обратился за подтверждением диагноза к Асклепию.
   - Ооо...оом...эээ... ну? - издал нечленораздельную тираду бледный лекарь, после моего незаметного для посторонних щипка, жутковато вращая глазами. Вид у него был - на погребальный костре краше отправляют.
   Зевс оторопело пытался осмыслить услышанное, издав протяжный звук, отдаленно напоминающий мычание.
   - Он что - пьян? - обратился уже ко мне за разъяснениями громовержец спустя некоторое время.
   - Трезв как младенец. И Фи-Фи совершенно здорова, - уверяю Зевса, который, по лицу вижу, нутром чует подвох, но не имеет доказательств.
   - Тогда как же понимать её желание? - потребовал внятного ответа Зевс, разглядывая мелькающую при ходьбе в разрезе длиннополого хитона ножку. Смотри на здоровье - мне не жалко. Главное в смысл слов не вслушивайся особенно сильно, дорогой. - Чем её не устраивает их египетский трон? Места мало? - он хохотнул.
   Действительно. Фантазия начинает истощаться, а врать требуется всё больше, быстрее и как можно правдоподобнее.
   - Я хочу помочь любимой подруге. - Подхожу и ласково обнимаю сфингу за плечи. Бедняжка так ошеломлена происходящим, что и в самом деле напоминает каменное изваяние: её кожа холоднее книдского мрамора. - Понимаешь, они с Исидой поспорили, что Фи-Фи сможет... э-э... возлюбить Асклепия на твоём троне.
   - Воз..? - У Зевса не нашлось сил повторить мой бред целиком. Его лицо стало благородного пурпурного цвета. Ноздри гневно раздувались, придавая ему сходство с раздразненным быком.
   - Поспорила на фамильные цацки, между прочим, - многозначительно добавляю, бросив на него кокетливый взгляд через округлое плечо. У Зевса был такой красноречивый вид, что не оставалось сомнений: он считает нас, в лучшем случае, ненормальными, в худшем - издевающимися над ним. - Я не могу дать ей проиграть, вот мы и собрались тут...
   - Цацки? - сдавленным голосом переспросил громовержец,
   - Пара древних вещиц, передающихся от матери к старшей дочери: тиара, колечки, сережки, - небрежно поясняю, стараясь не разбудить в нём алчности, вдобавок к паранойе. - Фамильные драгоценности по женской линии бабушки Ехидны.
   - А Изида что поставила? - спросил племянничек. При этом имени взор у него стал масляным. Исида ему нравилась во всех смыслах, во многом потому, что была с ним неприступной.
   Зацепила его моя история, ох, зацепила. Почти вменяемым стал. Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.
   - Свиток, - оглядевшись, словно бы опасаясь чужих ушей, я перешла на шёпот. Зевс наклонился ближе, ожидая красочного продолжения.
   - Свиток? - разочарованно протянул он. Чтением владыка богов баловался редко, а если уж и заглядывал в свитки, то лишь ради фривольных картинок, поэтому большой пользы от написанных текстов не видел.
   - И не говори - сущая безделушка, - соглашаюсь с ним, почесав подбородок сиамочке. - Заклинание раздваивания, слышал, может быть? Был один - стал два, - небрежно взмахиваю рукой. - А Фи-Фи ставить должна самое бесценное - память своей семьи. Ужасная несправедливость, правда? - мы с ним какое-то время смотрели друг другу в глаза, осмысливая сказанное. Причем мои глаза были переполнены искренним возмущением и обидой за подругу. В глазах Зевса плескалось густое сомнение, замешанное на природном недоверии.
   Он пожевал губами. Раздваивание позволяло быть одновременно в двух местах, при чем никто не смог бы отличить настоящую душу от копии. Хотя действовало оно всего лишь пол дня, пользу могло принести неописуемую. То, что Изида, всем известная своей хитростью, поставила такое заклинание на кон, говорило об ее уверенности в выигрыше. С другой стороны, удача - дама невнимательная, может и повернуться спиной к потенциальному победителю. Я уж молчу про нашу местную Удачу.
   Искоса наблюдаю за застывшим владыкой богов, взвешивающим все "за" и "против". Сиамка на руках мурлычет. Две мои "статуи", видимо, окаменели надолго и не собираются оживать в ближайшее время ни за какие коврижки. Предатели.
   И тут Зевс случайно поднял голову вверх.
   - А эти что здесь делают?! - он недоверчиво прищурился, увидев свесившихся вниз головой с крыши, на манер летучих мышей, эринний. - Тоже участвуют в пари, скажешь? Как непредвзятые наблюдатели? - зло спросил у меня.
   В той области, где стоял Асклепий, что-то сдавленно хрустнуло. Бедняга только сейчас заметил, что все это время мы были не одни, и понял, отчего разговор велся в такой страной манере.
   - Следят за равновесием, как обычно, - охотно и громко объясняю громовержцу. - И охраняют меня, - как нечто само собой разумеющееся добавляю потом.
   - К чему так кричать? - поморщился тот отстраняясь. - От кого охраняют? - поинтересовался тучегонитель. - От них, что ли? Чтобы в оргию тебя не вовлекли? - и громко расхохотался своей шутке.
   Эриннии не подали виду, но обиделись. Зря он так с ними.
   - От вашего чужака. Не обращай внимания, - спешу перевести разговор на пари. - Так возвращаясь к нашему разговору...
   - Как это "не обращай внимания"? Он на тебя напал уже?! - взревел громовержец. За вздрогнувшими стенами шарахнул гром, его гулкие раскаты прокатись по небу.
   Особенно мне понравилось слово "уже". Благодетель, тоже мне.
   - Никто на меня не нападал. Просто Афина проявила заботу и прислала мне этих милых дев, на всякий случай, - говорю чистую правду, а ощущение, что вру напропалую. - Обязательно поблагодари её, если увидишь.
   - Она слишком много на себя берет, - пробурчал владыка. - Обязательно передам ей.
   - А лучше - позови её ко мне, - прошу его, нежно касаясь ладонью тыльной стороны его предплечья. По его коже побежали мурашки возбуждения. Кажется, что-то я еще помню про этого мужчину.
   - А сама почему к ней не сходишь? - подозрительно спросил бог чуть охрипшим голосом, посмотрев на мою ладонь, покусившуюся на его тело. Кошка на моих руках начала громко и зло урчать, ревнуя.
   - Завертелась с делами что-то, - небрежно отмахиваюсь, отходя от него. - Это не так уж и срочно, но если встретишь - пригласи её ко мне.
   - Аврио, - пожевал губами царь богов. - И когда они должны это сделать? - спросил нехотя.
   - Хоть сейчас. - Со стороны Фи-Фи раздался слабый писк. Ага, начинает выходить из столбняка. Главное, её сейчас не загнать туда обратно неосторожными словами. Хотя, в принципе, все ужасные фразы уже прозвучали. - Если ты уступишь трон, - игнорирую вылезающие из орбит глаза Асклепия, который начинал выходить из столбняка, но, услышав все это, снова впал в ступор.
   - Тро-о-о-н? - опасливо протянул Зевс. Его паранойю, в отличие от Аргуса, почти невозможно усыпить.
   - Жалко тебе? - с обидой взываю к нему. - А как же возможность утереть нос соседям? - пытаюсь играть и на других струнах его чувствительной души.
   - Не знаю даже... - замялся Зевс, почесывая бороду.
   - Ладно, глупости все это. Наши женские дела, сами разберемся. Забудь, - отмахиваюсь с распечальным видом, незнающей куда ей податься женщины.
   *Аврио (греч) - завтра; нечто неопределенное, часто синоним отказа.
  
  
  
  
   - Глупости? - рявкнул Зевс. - Это осквернение государственной власти! "Глупости", - проворчал, покосившись на внимательных эринний.
   - Значит, Гор был прав, - печально вздыхаю, поглаживая себе горло и учащенно дыша. Грудь послушно вздымается вверх и вниз, на какую-то часть честно отвлекая внимание Зевса. - Кто бы мог подумать? - опускаю голову, очень надеясь, что являюсь для окружающих воплощением печали.
   - Этот сопляк? - насупился громовержец, почуяв возможное оскорбление и угрозу своей власти. С молодым владыкой Черной земли у них уже были кое-какие столкновения мнений, едва-едва закончившиеся боевой ничьей, после которых Зевс демонстративно избегает путешествий в Та-Кемпт, как называют свою землю дети Ра, и близлежащие страны. А та-кемптские боги перестали навещать нас (что было с одной стороны даже хорошо: уж слишком некоторые из них кичились своими сокровищницами древних мудростей) - вольностей со своими женщинами, без брачного контракта, они не одобряют. - В чём он был прав?
   - Не важно, забудь. Просто глупые женские мысли вслух.
   - Говори! - прогремел Зевс, топнув ногой. Над островом стали собираться облака.
   - Я лишь цитирую, учти, - предупреждаю в который уже раз. Гор и в самом деле это все говорил про него, так что он на меня в обиде не будет. Надеюсь. - "С годами угасает пыл, зато расцветает мораль", - произнеся это, смиренно опускаю очи долу, чтобы благополучно пережить бурю.
   - Что-о?! - вскричал Зевс так, что подпрыгнула крыша, а эриннии едва не попадали с нее вниз, как сонные курицы с насеста. - У кого пыл угасает? У меня угасает? Да я ему сто очков еще вперёд дам! Любому дам! Хоть сейчас приведет пусть любую, стадо любых... - бушевал бог, сжимая кулаки и озираясь в поисках противника.
   Некоторые вещи совершенно не меняются. Немного приятно в груди от того, что еще могу вертеть чужими судьбами. Будет ли у меня еще такой шанс?
   Меж тем тучи над островом сгустились. Тяжесть, которая часто бывает предвестницей грозы, тисками сдавила все живое.
   - Говнюк! - ярился повелитель гроз, сыпля ругательствами. - Проклятый дрочила! У меня при одной мысли о нем распухают яйца!* Мерзкое отродье плешивого падальщика! Такое заявить про меня... Про меня!
   - Фи-Фи так хотела преподнести выигрыш тебе, как просвещённому и современному правителю... - робко пытаюсь встрять в его монолог. Не стоит давать ему чересчур увлекаться злостью на Гора, нам война с Та-Кемпт не нужна.
   - Когда он это сказал? - налетел на меня Зевс, тряхнул за плечи. - Я вот ему все зубы-то повышибаю, будет его Изида, как птенца, отрыжкой до старости кормить. Ха! Павиан с ошпаренной задницей, понимаешь, будет мне о морали говорить.
   - Успокойся, - взываю к нему. - Сила - оружие дураков. Ты же умный, вот и унизь египтян их же оружием. Они так гордятся своей мудростью, что не скоро оправятся, если ты вдруг ткнешь их носом в...
   - Паршивый выкидыш паршивого шакала, возомнивший себя ястребом! - пробормотал громовержец, едва удержавшись оттого, чтобы пнуть ближайший предмет, оказавшийся "статуей" сфинги. - И что ты предлагаешь? - тут же почти спокойно обратился ко мне владыка богов. Вопреки всем патриархальным законам, которые он так яро насаждал в человеческие массы, сам Зевс к женским мыслям всегда прислушивался на полном серьезе. Жизнь его научила, что не стоит недооценивать нашу сестру, если не хочешь остаться в дураках.
  
   "Греки и гречанки во всех слоях общества обильно уснащают свою речь ругательствами, причем не только в гневе, но и в шутку, как дружеская ласка. Оригинальность и красочность греческого крепкого словца варьируются от обычных ругательств до сексуальных аллюзий, которые заставят покраснеть и матроса". Александра Фиада "Эти странные греки"
   Самое распространенное - malaRos - "дрочила" во всех его формах, со значением начиная от "тупой придурок" до "хороший честный парень", "дорогой товарищ". malaria - означает конечный результат процесса. Используется в обычном смысле как "чушь, ерунда", "описание совершенного поступка", выражение неодобрения.
   "У меня от него яйца распухли!" - означает человека занудного.
  
  
  
   - Дай Фи-Фи возможность выиграть, - осторожно разворачиваю перед ним игровое поле. - Они ведь почему именно твой трон предложили - не верили, что ты допустишь на него посторонних.
   - Ты хочешь, чтобы я переговорил с мойрами? - уточнил тучегонитель.
   - Ну, до подтасовки мы пока опускаться не будем. От тебя требуется только дать разрешение на использование трона. А уж мы с Фи-Фи позаботимся об остальном. И когда у тебя окажется в руках свиток Раздвоения, никто не осмелится упрекнуть тебя в чем-либо...
   - Хорошо, - резко заявил Зевс, когда я уже почти не верила в успех. - Пусть займутся.
   - На троне? - утоняю в последний раз. Была бы возможность - заставила бы его писать с нами договор, чтобы уж никак не отвертелся потом. Здесь ведь такие особи живут, которым палец в рот не клади. Сто раз перепроверь, потом еще раз уточни и все равно не сможешь быть уверен в исполнении оговоренного. Каждый стремится повернуть дело выгодной для себя стороной.
   - Нэ, на сегодняшнем закате. Но никому ни слова! - Зевс для пущей убедительности каждого из нас обвел суровым взглядом, особенно досталось богиням возмездия. Азарт, вспыхнувший на их лицах, был почти материален. Теперь, когда все выяснилось, как же им хотелось рассказать об этом, почти так же, как сделать ставки. - Никому.
   Подобной спешки я не ожидала, но выбирать не приходится. Напоследок оглядев нас очень подозрительно, владыка богов удалился, так и не объяснив, для чего приходил собственно.
   Эриннии повисли под потолком, очень похожие на летучих мышей, повернув друг к другу лица. Небось, пытаются придумать, как обойти запрет Зевса. Тем лучше, потому что сейчас мои пришедшие в себя друзья, кажется, начнут качать права. Уход владыки богов подействовал на них как глоток живой воды на умирающего.
   - Клянусь, эриннии лишили тебя рассудка! - простонал Асклепий. Он непременно рухнул бы на пол, если бы появившийся клисмос не принял на себя его расслабившееся тело.
   Увы, мебель не выдержала веса доверенного ей сокровища. Ножки клисмоса подломились, и клисмос обрушился, вместе с вскрикнувшим седоком. Сидящий на куче обломков лекарь еще не отошел от шока, поэтому свое падение не заметил. Эриннии захихикали, показывая на него пальцами и шушукаясь. Асклепия, сидящего с остекленевшим взглядом, начала бить крупная дрожь. Пожалев беднягу, создаю у него в руке кантару с вином. Осушив её на половину прямо через марлевую повязку, нервный лекарь немного расслабился.
   Чувствуя немного свою вину, создаю рядом с ним дронос - побольше, посолиднее и, главное, понадежней. Мужчина задумчиво почмокал губами, наслаждаясь послевкусием кносского винного букета, потом оперся о подлокотник дроноса и медленно встал. Постепенно в его карих глазах появлялось осмысленное выражение. Асклепий издал полувсхлип - полувдох и плюхнулся на сидение снова, с ужасом глядя на нас со сфингой. Губы лекаря открывались, на его лице сменялись эмоции, руки бурно жестикулировали, но все это происходило без звука.
   Его можно было понять: шутить над Зевсом равносильно игре с разъярённым быком. Зато мы избежали обвинений в измене и заключения в Тартар. Во всем надо искать положительные моменты, но некоторые не желают этого понимать.
   - Не стоит благодарности, - сердито отвечаю ему, перехватив проскользнувшую в мегарон сиамку. Мнема замяукала, требуя позволить ей разобраться с врагами.
   - Скажите мне, - Фи-Фи тоже обрела дар речи, подвижность и даже сняла повязку, - что я больна нарколепсией и только что видела кошмар.
   - Ты видела кошмар, - выполняю её пожелание. Подруга облегчённо вздыхает и растягивается на полу, поигрывая мускулами под золотистой шкуркой. Большая игривая кошечка, только что пробудившаяся ото сна, - смотреть на неё одно удовольствие. Она немного повалялась на спине, ловя лапами воображаемую бабочку, заставив позабыть, что перед нами древнее и мудрое существо. Мнема в руках ревниво следит за ней, молотя хвостом меня. Даже Асклепий прекратил причитать, следя за ней. - Только кошмар твой, в таком случае, вещий, - добавляю потом, вдоволь налюбовавшись кошачьей пластикой.
   Асклепий фыркнул, подавившись вином. Моя фраза, очевидно, показалась ему необыкновенно смешной.
   - Фррр! Зевс был тут? - ахает Фи-Фи, взвившись в воздух, и упруго приземляется на стройные лапы.
   От неожиданности даже я подпрыгнула на месте, выронив сиамку. Мнема перевернулась в воздухе, упала на лапы, шарахнулась и замерла под кушеткой, сверкая оттуда голубыми глазами. Для неё мы все сейчас выглядели как опасные сумасшедшие, от которых было лучше держаться подальше.
   - Нэ! - захмелевший Асклепий махнул сфинге чашей, плеснув часть вина на пол. - А ещё мы с тобой сольемся в объятиях страсти. Ты рада? - Взгляд его блуждал, не способный сосредоточиться на чем-либо, поэтому свой вопрос он задал ближайшей колонне.
   - С тобой? - сфинга передернулась. - Никогда! - отрезала она со всей категоричностью, на которую была способна.
   - Не сейчас, - пьяненько хихикнул он, погрозив пальцем статуе Афродиты, стоящей в нише. - На за-ка-те. На троне Зевса, - произнес Асклепий и глумливо захихикал в кулачок.
   - Сколько сейчас у вас дают за убийство? - поинтересовалась Фи-Фи у меня.
   - Лучше организуем несчастный случай, - нервно подмигнул лекарь, вспомнил про эринний, поперхнулся (шутка вышла двусмысленная) и поспешно добавил громче: - Мы с Мнемосиной. Тебе.
   - Вы-ы? - пренебрежительно двинула плечиком Фи-Фи. - Я сожру вас раньше, чем вы успеете решиться на эту глупость! - заявила сфинга, припав к полу передними лапами, напомнив изготовившуюся к прыжку львицу, и подозрительно нас оглядела.
   - Неблагодарные! - воскликнула я, возмущенная пренебрежительным отношением к своей отличной идее, рожденной экспромтом в критической ситуации.
   Эриннии и не думали исчезать с глаз, очевидно, вполне наслаждаясь устроенным нами спектаклем.
   - Кис-кис-кис, - приседаю на корточки, подзывая обиженную кошку. Она отворачивает голову, показывая, что знать меня не желает после всего этого. Хорошо, что я знаю одно безотказное средство. Достаю из волос золотую цепочку с алмазом на кончике. Солнечный свет заискрил в гранях, и моя кошечка стрелой вылетела из-под кушетки, чтобы "поймать добычу". Её грациозные прыжки и махи лапами немного отвлекли меня от черных мыслей.
   - Лучше смерть, чем...
   - Что бы я и она... - раздалось одновременно.
   "- Прекрасно, значит, с Майей, по поводу иллюзии договариваться не надо, - громко думаю я. Сиамка, недовольная прекращением игры, села у моих ног, и начала вопить, требовательно царапая передними лапками мои ноги. - Вы будете отлично смотреться".
   Пронзительно-хриплое мяуканье сиамки, требующей продолжения игры, действовало на мои оголенные нервы, как соль на рану.
   - Рассказывай сначала, - потребовала сфинга решительно, выпрямившись. Создаю ей ложе, зная её отвращение к сидячим местам, на котором Фи-Фи немедленно растянулась, поигрывая хвостом. Асклепий демонстративно отвернулся от нас, выражая свою обиду. - И попроси свою питомицу петь мелодичнее. Или заткнуться.
   Мнема принялась царапать мне ноги и рвать подол хитона, требуя взять её на руки. Её мяуканье постепенно переходило в пронзительно-невыносимый диапазон, но мне сейчас было не до прихотей питомицы.
   Бросив на эринний полный укора взгляд, который был проигнорирован, перехожу на мысленную речь. Слушая мой рассказ, Фи-Фи точила когти о вытканный ковер, свисающий со стены. Такого себе не позволяет моя кошка, но подруга - иное дело. Звук получается мерзким, вызывающим неприятные мурашки по всему телу.
   "- Ты не всё продумала, - сказала она медленно, покосившись на чистивших друг другу перья эринний, болтавшихся под потолком, как безвкусные светильники. Хотя они больше ничего не слышали, из вредности продолжали маячить перед нами. - Где мы возьмём свиток? Он вообще хоть существует? Никогда о нем не слышала".
   "- Я, к сожалению, богиня Памяти, а не обмана, - потираю костяшками пальцев взмокший лоб. Головная боль как пропала тогда при виде Арсения, так и не возвращалась пока. Но после всех потрясений в теле появилась противная слабость. - Существует, - открываю маленькую тайну, которая принадлежит не мне. - Сет как-то проболтался по пьяному делу".
   Фи-Фи хотела что-то сказать, но смолчала, хлеща хвостом по ложу. Убийца Осириса был личностью, беседы с которой стоило вести лишь под угрозой смерти, опасно было даже просто находиться с ним рядом. Некоторых типов, как жидкие экскременты, не стоит трогать без нужды.
   В тот раз я гостила у Исиды, мы секретничали и поедали виноград, когда в дом вломился пьяный Сет, вздумавший предлагать ей постельные утехи в отсутствие мужа. Было произнесено много разных слов, прежде чем нам удалось его выставить вон. Прозвучало и упоминание о заклинании раздвоения, при помощи которого Сет однажды чуть не убил Осириса, приготовившись свалить вину на заезжих богов. Прибежавшая следом за мужем Нефтида, их общая сестра, с трудом увела сыплющего оскорблениями Сета домой, спасая от гнева Исиды.
   Разгневанная богиня с трудом успокоилась после их ухода, тогда и прозвучало, между делом, упоминание о волшебном свитке, позволяющем ненадолго любому существу разделиться надвое, который они с мужем создали его для себя. Я тогда не сразу поняла, почему при этих словах богиня смутилась, и лишь потом оценила богатство фантазии молодоженов, дарящее разнообразие их ночам. Как я поняла, Сету удалось каким-то образом узнать о заклинании и выкрасть свиток у Исиды, которая давно знала заклинание наизусть, но на всякий случай держала его еще и в письменном виде. Выбрав момент, когда боги все вместе пировали, отмечая разлив Нила, Сет произнес заклинание. И пока его двойник был в кругу богов, настоящий Сет бился в пустыне с обманом выманенным Озирисом насмерть. Только благодаря чуткому сердцу Исиды, почуявшему неладное, несчастье удалось предотвратить. Боги перенеслись в пустыню и Сет, потерпев поражение, бежал. Свиток был возвращен Исиде и на некоторое время в землях Та-Кемпт воцарился мир.
   Тот разговор с Исидой происходил очень давно, и было просто чудо, что я вспомнила о заклинании Раздвоения в разговоре с Зевсом, когда лихорадочно придумывала, чем можно увлечь громовержца. Но лучшей приманки, для не пропускающего ни одни женские ножки бога, чем возможность быть сразу в двух местах одновременно, было не придумать.
   "- И у кого свиток? - загорелась таки сфинга, соскочив с ложа и заметавшись по залу, будто хотела нынешней активностью компенсировать свое недавнее бездействие. - Я могу за ним сходить!"
   "- У Исиды, само собой", - отвечаю ей, взяв, наконец, кошку на руки. Реакция моей импульсивной подруги на это имя была именно такой, как я и предполагала.
   - Не пойду! - зашипела Фи-Фи, вздыбив весь свой волосяной покров, за спиной у Асклепия. Тот подпрыгнул вместе со своим сидением, услышав это зловещее шипение, вылив на себя остатки вина. Нервы у него расшатались до такой степени, что стали дрожать руки и задергался правый глаз. Решительно, общение со смертными не пошло ему на пользу.
   - Значит, это мне больше всех надо? - возмутилась я. Мнема удовлетворенно урчала, лежа на моих руках и чувствуя себя настоящей басилевсой.
   - Ты прекрасно знаешь, какие у нас с ней натянутые отношения, - от возмущения сфинга даже перешла на звуковую речь, прищурив свои антрацитовые глазищи. Она начала раздраженно расхаживать по залу, бросая на нас злые взгляды некормленого хищника.
   Эриннии немедленно насторожились, жадно вслушиваясь в каждое словечко и всматриваясь в наши лица.
   - Фи-Фи, - устало повторяю в тысячный раз одно и тоже, - Исида и твоя мама уладили свои разногласия, поверь. Просто так вышло, что природа Фив настолько понравилась твоей маме, что ей не захотелось возвращаться в Та-Кемпт. А про примирение не успела тебе сказать из-за Эдипа... Мы все тысячу раз говорили тебе это. И уж, конечно, Исида ничего против тебя не имеет, - твержу, глядя на бесстрастную маску на ее лице, которой так знамениты сфинксы. Подруга старательно изображает глухоту, твердо убежденная, что является политической беженкой, которую на родине только и мечтают отправить в тюремные застенки. Уж не знаю, какие истории рассказывала ей в детстве бабка Ехидна о та-кемптцах, но с момента смерти матери Фи-Фи так ни разу и не была в Та-Кемпте. - Они там не нахвалятся на ваше семейное изобретение, и молиться готовы на тебя, образно выражаясь, - поспешно добавляю, увидев ее скептически скривившиеся губы.
   Басилевса - аристократка, глава племени или союза племен, обладавший военной, жреческой и судебной властью. Первоначально избирательная должность, затем наследственная.
  
   - Мне давно надо было свозить тебя туда, пусть и силком, - сказала я, когда Фи-Фи так ничего и не ответила. - Это просто уже смешно становится, знаешь ли. Хочешь наследство по ветру пустить?
   Вон это уже была маленькая неправда, и мы обе это знали. Наследство сфинги цвело, активно плодоносило и пока совершенно не собиралось становиться прахом. Странноприимные дома для путешествующих магических существ приносили неплохой доход их семье, первой додумавшейся селить гостей не у себя, а в отдельном доме. Очень быстро подобные здания выросли во всех странах, с которыми у Та-Кемпта были связи, что увеличило состояние Фи-Фи втрое.
   "- Не пойду, - уперлась, как кошка, которую тащат на поводке, подруга. - Это дело принципа. Прости".
   - Ладно, потом что-нибудь придумаем, - сдалась я.
   - Прямо на троне? - попытался сострить Асклепий, но, посмотрев на меня, стушевался. Откровенно нездоровый вид сидящей перед ним особы напомнил ему, кем он, по сути, является. Полный презрения взгляд, которым его наградила сфинга, довершил картину.
   Лекарь энергично растёр себе уши до малинового цвета, после чего стал злым и трезвым. И набросился на меня, как на главную виновницу.
   - Ты себя убиваешь этой нервотрепкой, девочка. - Выслушивать подобное от того, кто гораздо младше тебя по возрасту и опыту, было обидно. "- Уже то, что ты подхватила болезнь, нанесло твоему организму тяжелую рану, как мы можем видеть". - Свои слова он сопроводил таким взглядом, что в пору было бежать за погребальным саваном и писать завещание.
   Верная подруга тоже опечалилась и, наверное, уже в мыслях готовилась произносить некролог над моим хладным трупом, если судить по траурному выражению её лица.
   "- Поверь, эта дурацкая болезнь волнует сейчас меньше всего, - чуть раздражено отвечаю ему. - Если Зевс только заподозрит... Мы все проживем достаточно долго, чтобы захотеть поскорее умереть. Там, - показываю глазами вниз, - очень специфическое место, поверь, я ходила туда родственников навещать".
   - Отдых - вот твоё спасение, - продолжал талдычить лекарь, делая вид, что не слышит моих слов. - И амброзия. Ты записываешь мои рекомендации?
   - Запоминаю, - процедила я.
   -Лжёшь ты, кстати, вполне профессионально. Можешь потеснить при случае Ату, - подмигнул мне Асклепий, ободряюще похлопав по плечу.
   - Ты издеваешься? - рявкаю на него так, что он пытается втянуть голову в плечи, отпрянув в сторону.
   - Я тебя лечу!! - гаркнул, прядя в себя, разозлившийся лекарь. - И я тебя вылечу! Даже против твоего желания.
   - Спокойнее, - обратилась к нам Фи-Фи, встряв своим гибким телом между нами на всякий случай. - Все будет хорошо - я знаю.
   Недоверчиво хмыкая, мы разошлись в разные стороны, продолжая сверлить друг друга многозначительными взглядами.
   - А, кстати, куда делся тот экзотический самец? - сфинга огляделась, как будто тот мог прятаться где-то за колоннами. - Я до сих пор не знаю его имени. - В этом была вся сфинга: ради симпатичной мордочки готова забыть обо всем. Её мать, очарованная Эдипом, вместо того, чтобы растерзать человечка, как дела до него не раз, вместо этого покорно прыгнула со скалы. Но у той хотя бы ребенок уже был, а Фи-Фи готова поставить под угрозу само существование сфинксов своим легкомыслием.
   - Я тоже, - тяжело вздыхаю, гладя кошку.
   На дворе чудесный день. Совсем не хочется верить, что он может оказаться для меня последним.
   - Хочешь совет? Как раз для такого случая, - уточнила севшая на пол Фи-Фи, загадочно взирая на меня аквамариновыми глазищами с коровьими ресницами.
   - Валяй, - обессилено соглашаюсь, опускаясь на свободное ложе. Вся моя активность выдохлась, как неплотно закупоренное вино, превратившись в подкрашенную водичку.
   - Что делать, если ты пришла домой и обнаружила, что в твоём бассейне плавает незнакомый мужчина? - сфинга хитро прищурилась. Она даже советы по привычке давала в форме загадок, опыт матери ничему её не научил.
   - Понятия не имею, - пожимаю плечами. - Смотря в каком настроении я приду домой.
   - Испепелить нахала, - подала сверху голос Алекта.
   - Нырнуть к нему в бассейн, - предложила ехидно Мегера. - А что такого? - ответила она на возмущенные взоры сестер. - И удовольствие, и ужин в одном лице.
   Эриннии разразились каркающим смехом, хлопая себя крыльями по бокам, но быстро успокоились. Сверху полетели перья и темные комочки чего-то, что я предпочла счесть землей, по крайней мере, они не пахли.
   - Заподозрить ловушку, - ответила самая битая жизнью из них, Тисофона.
   - Вышвырнуть нахала вон, - советует немного натянутым голосом Асклепий. Обида в нем еще дает о себе знать.
   - Первое: убедись, что это твой бассейн, - словно не замечая всеобщего внимания, начала Фи-Фи, расположившись поудобнее. Лекарь фыркнул, но был проигнорирован. - Второе: убедись, что мужчина тебе действительно незнаком, - продолжила она, полюбовавшись выпущенными когтями передней лапы. - Третье, - сделала многозначительную паузу, обведя загадочным взглядом публику.
   - Говори уже, - не выдержал Асклепий.
   - Познакомься с этим мужчиной. Всё! Теперь у тебя в бассейне твой знакомый мужчина! - с нескрываемым удовольствием выкрикнула она, и даже кувыркнулась в воздухе от удовольствия.
   Эриннии полностью разделили ее бурный восторг, пронзительно хохоча и хлопая друг дружку по плечам. Кислая физиономия Асклепия, лишь добавляла им веселья.
   - Женщины, - лекарь презрительно закатил глаза.
   - Фи-Фи, он не помнит ничего, включая собственное имя, так что твой совет для меня бесполезен, - качаю головой.
   - Главное, что помнишь ты, - пожала плечами сфинга. - Так где он? Или ты его уже... того?
   - Того? - нахмурилась я, уловив в ее словах для себя оскорбительный намек.
   - Съела его, - она тут же превратила все в шутку.
   - Лучше бы я его съела, - вздыхаю. - Он поселился у меня. Сейчас, наверное, бродит где-то по дому. Ищи.
   - Оо? - многозначительно протянула подруга.
   - Не "ооо", а неоспоримое пожелание Геры, - вношу необходимые пояснения, иначе эта болтушка такого навыдумывает, что потом до следующего Потопа из дома нос не высунешь. - Ты помягче с ним: кто его знает, кем он был раньше и в какой момент все вспомнит, - предупреждаю её.
   - Но ты ведь меня предупредишь, - отмахнулась она. - Я давно считаю, что твоя жизнь стала слишком пресной. А сейчас появился отличный шанс...
   - Теперь она стала чересчур острой, по-моему, - пробормотала я.
   - Вы собираетесь что-нибудь делать или так и будете чесать языки? - осведомился с надменным видом Асклепий.
   - Цыц, - пригрозила ему когтями Фи-Фи и со сладкой улыбкой повернулась ко мне. - Голубка моя, в твоём напряжённом состоянии нет ничего лучше, чем, оставшись наедине с красивым мужчиной... - она колдовски стрельнула фиолетовыми глазищами, намекая на фривольности..
   - Асклепий, дай мне яду, а? - прошу с надеждой. - Ну, хоть капельки три?
   - Размечталась.
   - Я могла бы научить твоего гостя массажу, - предложила подруга.
   - Я умею! - обиделся Асклепий. - Я бог-лекарь, между прочим.
   - Кому ты нужен? - поморщилась она. - Я про загадочного красавца.
   - Его зовут Арсений.
   - Ой, ты сумела узнать! - обрадовалась Фи-Фи.
   - Придумала на первое время. У него в голове месиво хуже, чем у Ириды. Не могу же я обращаться к нему "эй, ты!". Будь проклят этот день, - с ожесточением тру щеку ладонью. - Почему все неприятности случаются в неподходящее время?
   - Иначе бы они не были неприятностями, - философски заметил мужчина.
   - Синочка, давай ты немного полежишь, поспишь... - вдруг подозрительно озаботилась моим самочувствием сфинга.
   - Ха! Я бы с радостью, но стоит мне сделать хоть шаг к спальне и...
   Главные двери распахнуло одновременно с сочным ударом входного гонга, точно в дом ворвалась малая волна цунами. Мы обернулись, ожидая чего угодно: стражи Зевса, явившейся нас арестовывать, увидеть орду великанов, напавших на Олимп, пьяную и безумную толпу вакханок во главе с Вакхом...
   - Я поживу у тебя, - безапелляционно заявила появившаяся перед нами брюнетка в обтекаемом пеплосе цвета морской волны, опоясанном двумя кушаками в тон. Её распущенные зеленовато-белые волосы колыхались в полувздыбленном состоянии. - Спасибо, ты одна меня понимаешь всегда, - поблагодарила она, как будто я ей предложила что-то, хотя ничего такого я не собиралась делать.
   Провожаемая восхищенным взглядом Асклепия, титанида вихрем пронеслась по мегарону, то ли кого-то выискивая, то ли присматривая что-то. За ней пенным шлейфом летели кожаные баулы, увитые водорослями сундуки и какие-то кованые ларцы, от которых все едва успевали уворачиваться. Несшитые долевые края ее пеплоса, вышитые белым, при любом движении бурно распахивались, обнажая правое бедро и ногу экстравагантной особы до самой талии. Сам пеплос, постоянно меняясь в движении, состоял из свободно стекающих драпировок, пересекающихся в различных направлениях, возникающих то в одном, то в другом месте. В результате казалось, что это не женщина, а оживший водоворот.
   Едва мы успели привыкнуть к ее появлению, в распахнутые двери ворвался косяк всевозможных рыб, который мгновенно растекся по мегарону, сделав его похожим на аквариум. В доме мгновенно запахло солью, рыбой и водорослями, как в порту. Сфинга и сиамка с горящими глазами прыгали за очумевшими морскими обитателями, будто обе одновременно одичали. Ошалевшие рыбы взметнулись к потолку, где на них устроили кровавую охоту обрадованные эриннии. Понтии воду не любили ни в каком виде, а так как лезть в воспоминания некоторых существ себе дороже, то я предпочитала оставаться в неведении относительно причин их фобии. Зато они очень любили свежую рыбу, как мы смогли убедиться.
   Некоторое время в зале панически носились разнокалиберные косяки живых и полуживых рыб, пока их не удалила отсюда Тефия, которую кто-то из ее морских подданных чуть не сбил с ног.
   - Тефия, - простонала я, увидев свои забрызганные кровью одежды. Только буйных родственников мне не хватало сейчас.
   Сфинга, имея сытый и довольный вид, лежала на полу и вылизывала передние лапы. Суматоха вокруг ее больше не интересовала. Эриннии так вообще скрылись из виду, лишь сыто рыгали сверху и причмокивали, очевидно, подбирая остатки.
   - Ты меня даже не заметишь, - отмахнулась Тефия, застыв в центре мегарона, который сразу показался мне очень маленьким. Следовавшие за ней по воздуху баулы, сундуки и ларцы рухнули тут же, образовав сложный риф до самого потолка. И мой дом сразу превратился в кладбище затонувших кораблей, только скелетов моряков до кучи не хватало. - Как ты живёшь в этой ракушке? - она чмокнула меня в обе щеки, возникнув передо мной и обдав солеными брызгами. - Какая прелесть! - почесала подбородок ошеломленной сиамке, доедавшей рыбу у ног Асклепия, стоящего с открытым ртом. - Утопи мне парочку её котят потом. Оэу, уважаемый, - Тефия обворожительно улыбнулась лекарю, пускающему слюни на пол, качнув у него перед лицом роскошной грудью. - Как поживаете? - спросила томно, и тут же сорвалась на прежний бешеный темп. - Это настоящее преступление - даже одной жить в такой норе! - набросилась она на меня, чуть не задушив своими буйными волосьями. Отшатываюсь. Всегда бесила ее нервная манера выскакивать перед собеседником из-под земли, но ничего с ней поделать не могу. - Ты ведь титанида и богиня, а не осьминог! Даже осьминоги живут в лучших условиях. Или тебе стали меньше платить? Тогда переезжай ко мне. Ах, нет, пока нельзя. Но когда я разведусь - сразу переезжай! - тараторила она, бурно жестикулируя. - У краба панцирь больше, чем эта твоя норка. Куда смотрит твой муж?
   - У меня нет мужа. И сильно сомневаюсь, - пытаюсь поменять курс этому шторму с зелёными глазами. - В прошлый раз...
   - Не надо давить воспоминаниями, - пренебрежительно отмахнулась она. - Просто мне решительно невозможно больше жить с этим подонком. Охи! - Титанида металась по залу, как большая и гибкая касатка, а разлетающиеся одежды вполне заменяли ей пенный след. - И не проси. Всё. Развод!
   Моя кошечка обессилено лежала на боку, демонстрируя набитое до предела рыбой брюхо. Время от времени она издавала звуки, подозрительно напоминающие рыгание, и вяло ударяла хвостом по полу.
   - Но почему у меня? - взмолилась я, воздев к сестре руки. Фи-Фи словно невзначай следила за каждым движением Тефии, как кошка за шустрой мышкой, изучая мою родственницу.
   - Ты же моя сестра, - как нечто само собой разумеющееся заявила резко остановившаяся Тефида, стреляя глазками в сторону Асклепия. Мужское внимание был для неё так же необходимо, как вода.
   - Ты не подумай, что я жалуюсь, но у тебя, кроме меня, ещё четыре сестры. Сейчас не лучший момент для... - с тем же успехом я могла уговаривать морскую волну.
   - Кто это очаровательный мужчинка? - опустив к полу глаза, она подарила ему улыбку, достойную сирены. Встряхнула волосами, продемонстрировав красоту узких запястий.
   - Асклепий, - с кислым видом знакомлю ее. Лекаришка застыл с открытым ртом, попав в сети очарования взбалмошной особы (как только рыбы ему туда не заплывали?). Не столько сети её очарования, сколько большой груди, умело подчёркнутой драпировкой и яркими фибулами, и стройных босых ног.
   - Я бы непременно запомнила такого красавца, если бы встречалась с ним, - брюнетка похлопала ресницами, добивая мужика. - Тефия Уранида, - представила она сама себя. Этикет всегда был для неё слишком сложной штукой.
   - А еще у нас на Олимпе есть отличный странноприимный дом, - гнула свое я. Мне мой дом нравился таким, каким он был. Превращать его в морское дно уж я точно не собиралась никогда. Водоросли плодились на глазах. Повсюду сновали яркие рыбки, черепахи, проплыла семейка медуз и скрылась за дальними колоннами. Под ногами бегали деловитые крабы, настороженно изучавшие новое место обитания. - Ты отлично сможешь провести в нем время. Там с утра прибыли на симпозиум по обмену опытом карибские демоны. Много солнца, магии, мужчин, вина... Фи-Фи, его хозяйка. С радостью тебя там разместит на любой срок...
   - Отведу лучшие комнаты, дорогая, не сомневайся, - заверила гостеприимная сфинга, лапой отшвырнув особо настойчивого лобстера, пытавшегося влезть к ней на спину.
   - В самом деле? Та самая Фи-Фи? - Тефия с интересом разглядывала расцветающую от внимания сфингу. - Я так много о тебе слышала, так давно хотела познакомиться... - Асклепий был тут же забыт. - Я всё собираюсь съездить к вам в Та-Кемпт, но вечно что-то мешает. Ты же понимаешь, как это бывает у нас, у работающих женщин.
   Я вытаращила глаза: с каких пор Тефия относится к разряду "работающих женщин"? Последний раз она работала, наверное, при воссоздании мира после второго Потопа - создавала рыб. Все остальное время она проводила с тех пор в праздности. Ну, разве что эксперименты на смертных ставила, вроде превращения утонувших моряков в дельфинов, но это скорее развлечение.
   - Гор и в самом деле хорошеет день ото дня, как говорят? - засыпала Фи-Фи вопросами Тефия, нежно обняв ее за плечи. - И не женат до сих пор? Я помню его еще совсем крошкой на руках у Изиды. Вечно просил грудь.
   - У тебя? - заинтересовалась сфинга, оценив бюст титаниды по достоинству.
   - Почему у меня? У Изиды. Она у нее, конечно, красивая и молочная, но и мне есть что показать... - Тефия с невинным видом покачал грудью, вызвав столбняк у Асклепия.
   - Это мы уже поняли, - проговорила я достаточно громко, - когда ты прямо на совете богов спустила верх своей одежды. Папу чуть удар не хватил. Идут переговоры о разделе мира, а его дочь вертит молочными железами перед распустившими слюни молодыми богами.
   - Но ведь помогло же, - пожала плечами Тефия. Её волосы кокетливо плавали вокруг головы, в подобии невесомости, придавая ей совершенно демонический вид. Из волос выглянула пучеглазая рыбья мордочка - и тут же скрылась. - Зато мы получили лучшие куски, пока эти слюнтяи приходили в себя. Папа потом даже хвалил меня, если помнишь, за сообразительность.
   Такой абсурд забудешь, как же.
   - Обязательно приезжай, - пригласила ее Фи-Фи, не желая упускать выгодного гостя. Тефия была всем известной мотовкой, щедро тратившей веру, заработанную еще в незапамятные времена. Но при её вложениях в известные места поклонения смертных, прирост веры даже сейчас, при новых богах, заставлял бледнеть от зависти многих. В её хорошенькой головке прекрасно уживались меркантильность и извечное женское легкомыслие. - Сама и увидишь. А что у тебя стряслось?
   - Оооо! - тут же горестно зарыдала брюнетка, титанида и моя названая сестра. - Хоть кто-то готов дать мне утешение в этом каменном доме, где даже сердца - каменные! - Это был камень в мой сад, разумеется. - Всё началось с того, что...
   Бурно жестикулируя, так что её привлекательная "корма", как любил говаривать Океан, волновалась, словно в бурном море, Тефида Уранида начала рассказывать причину своего последнего скандала с мужем. Уязвлённый тем, что о нем так и не вспомнили больше, Асклепий присоединился к женщинам. Сквозь отчаянные рыдания все слова Тефии раздавались отчетливо и достаточно громко, что бы все услышали эриннии на крыше и даже чайки в прибрежной зоне. Морские обитатели замерли кто где, слушая исповедь души убитой горем дочери Урана.
   - Ах, как он мог! - причитала Тефия, уткнувшись лицом в грудь Асклепию. - Я отдала ему лучшие года своей жизни, родила шесть тысяч детей, некоторых даже воспитала, построила дом... Я даже ухаживала за его китами! - Желая убедиться в том, что окружающие правильно реагируют на её сердечную боль, она убрала от лица ладони и обвела всех трагическим взором. Сочувствие на лицах сфинги и свесившихся эринний её порадовало, как и успокаивающие объятия Асклепия, а вот мой скептицизм ей решительно не понравился.
   Подобные сцены, в отличие от окружающих я видела не первый (и, к сожалению, не последний) раз. Но, в свое оправдание скажу, что первые четыре раза искренне окружала сестрицу сочувствием и честно ругала почем свет стоит её коварного супруга. Она клялась, что теперь-то уж точно бросает его насовсем, и начинает новую жизнь, а спустя какое-то время вновь млела вместе с ним на пляже в очередном медовом месяце. Никто в нашей семье давно не верил её страданиям, считая их чем-то вроде регулярного пролета кометы, зато посторонние, имевшие несчастье оказаться в наших домах, давали ей все необходимое.
   - И за все это я получила хоть слово благодарности? Ха! - гаркнула она, едва не сбив этим звуком с ног Асклепия, которого успела вовремя ухватить за грудки. - Мужчины! Вам совершенно неинтересно слушать наши жалобы! - упрекнула она оглушенного и мало что понимающего бога врачевания. - Думаешь, я услышала хоть слово благодарности за свою жизнь? Плевала я на его благодарности, конечно, но отплатить мне изменой. Изменой! - хорошо поставленный, звучный голос титаниды был слышен в каждом уголке дома, не сомневаюсь. У меня уже заложило правое ухо. По-детски хотелось закрыть уши ладонями, чтобы не слышать набившее оскомину нытье.
   - Все так плохо? - Фи-Фи успела вставить лишь одну фразу, потому что Тефия разразилась новым монологом, уткнувшись лицом в грудь Асклепию, которого предусмотрительно придерживала за пояс до окончания исповеди.
   - Мое сердце разбито навсегда, - исполненным трагизма голосом прохлюпала титанида, приложив ко лбу ладонь обратной стороной. - Я даже не осмелилась рассказать детям, за что пронзила их отца гарпуном.
   Гарпуном? Что-то новенькое, отмечаю со смешком. До покушений на убийство у них раньше дело не доходило. С другой стороны, каждый вносит разнообразие в супружескую жизнь по-своему.
   - Убила? - ахнула впечатлительная сфинга. Прислушалась к звукам окружающего мира на пару мгновений, пока Тефия набирала воздуха для новой партии жалоб. Жаловаться и ругаться моей сестрице в полный голос нравилось неизмеримо больше, так как это происходило ГРОМКО. - Жив, - разочарованно протянула Фи-Фи.
   - Не знаю! - отмахнулась Тефия. - Просто схватила вещи и прибежала сюда. Мне сейчас так нужно семейное тепло и участие! - Наградив меня особо жалобным взглядом, Тефия в новом приступе рыданий уткнулась в Асклепия, с которого уже ручьем текли её слезы. На полу образовалась изрядная лужа, в которой бедняга робко переступал ногами, шевеля пальцами в размокающих сандалиях. Рядом с его ушами, чуть шевеля плавниками, повисла стайка золотых рыбок, внимательно заглядывая мужчине в глаза.
   На Тефию немедленно обрушились десятки слов ободрения от сфинги и слетевших вниз эринний. Стараясь не смотреть на эринний, лекарь что-то шептал на ушко рыдающей титаниде, она кивала, сотрясая их обоих очень энергично. Глядя на это представление можно было не спрашивать, от кого же мои дочки-музы воспылали страстью к актерству, созданию мест для публичных выступлений - театров, и сочинению пробирающих душу гимнов (не важно, праздничных или трагедийных).
   Раз Тефией занимаются (а её все равно пока она не выплачется, то есть после времени, когда агора полна народом, отсюда не выкинешь), я могу пойти подумать в одиночестве. Было что-то не стыкующееся, на что я толком не обратила внимания, и если найти его, вполне возможно, что найдется объяснение всему. В заражение от оскверненного алтаря мне верилось слабо - не настолько уж я и ослабела. Куда понятнее мне были бы чьи-то козни.
   Подняв переевшую сиамку на руки, клянусь, ее живот напоминал туго натянутый барабан, а весить она стала в два раза больше, если не в три, говорю:
   - Асклепий, я пойду, попробую прилечь по твоему совету. - Но он уже не слышит ничего. Тефия в свое время тесно общалась с сиренами и переняла у них кое-какие соблазняющие штучки, которые применяла по мере необходимости на всех особях мужского пола. - Асклепий!! - кидаю ему в затылок медный браслет.
   - А? Нэ? - сразу обернулся он, потирая ушибленное место.
   - Подай мне браслет, - указываю на украшение. - И зайди проведать меня перед ЗАКАТОМ. - Из-за "просьбы" Зевса ни с кем не делиться нашим маленьким секретом, приходится прибегать к намекам. Тефия, второй сплетнице в мире, мигом разнесет новость во все концы. Первая сплетница - это сфинга, но она в этом случае будет молчать.
   - Нэээ, - проблеял он, еле оторвавшись от ненаглядной Тефии. Пока не буду ему напоминать о том, что она еще замужем за очень ревнивым типом, иначе от сестрицы потом век не избавишься. - Но твой случай столь уникален, что заслуживает моего неотлучного присутствия.
   - Неужели? - Сарказм против воли просочился и щедро напитал это слово.
   - Я займу Лебединую комнату. Мне нужно побыть одной! - заявила Тефия потолку (наверное, чтобы он ей не отказал) и стремительно удалилась, сопровождаемая радужными рыбками, к которым питала слабость, выпорхнувшим из ее густых волос. Очевидно, мое присутствие мешало ей наслаждаться сочувствием.
   - Ах, несравненная! - Асклепий бросился за ней, торопливо всучив мне браслет. - Позволь мне...
   - Могла бы проявить больше родственных чувств - сестра как никак, - заметила мне в спину догоняющая Фи-Фи. - Не единственная, конечно, но...
   Я смогла лишь неопределенно отмахнуться, не в силах сейчас объяснять причину собственной черствости.
   - Мы затонули? - спросил столкнувшийся со мной в дверном проёме Арсений, собиравшийся войти. Плеснуло синей искренностью и оранжевым любопытством с запахом мелиссы.
   По залу как у себя дома снова плавали стайки мелких рыбешек, в мраморный пол пустили корни водоросли, стены на глазах покрывались тем илистым налетом, который приобретают вещи, попавшие на дно.
   - Мррряу, - слабо поприветствовала его кошка у меня на руках.
   - Лучше бы мы затонули, - пробормотала я, разглядывая изуродованную водорослями мозаику. Пальцы Арсения, придержавшие меня за бока при столкновении, я предпочла проигнорировать, как и ехидное фырканье глазастой сфинги.
   - Что с ней? - спросил мужчина. - Она больна?
   - Она расплачивается за содеянное, - отвечаю сурово, игнорируя жалобный вид любимицы.
   - Всё так плохо? - не получив от меня ответа, он перевел взгляд на Фи-Фи. - Я встретил в коридоре парочку дельфинов, гнавших косяк селёдки.
   - Надеюсь, ты с ними поздоровался? - ехидно осведомилась она у Арсения, приведя его этим вопросом в ступор.
   - А надо было? - неуверенно спросил тот, ни к кому конкретно не обращаясь. Белое недоумение искрит вокруг.
   - Это моей сестры Тефии, не обращай внимания, - протискиваюсь мимо него в коридор.
   - Но как рыбы без воды? - мужчина помахал рукой в воздухе, доказывая нам, что это действительно воздух, а не замаскированная вода.
   - Тебе повезло, что это были не киты, - фыркнула догнавшая нас скачками Фи-Фи. - Кстати, Сина...
   - Потом! Все потом! - быстро иду по коридору в свою спальню. Нужно побыть одной и всё тщательно обдумать. Те смутные образы, что мелькнули у меня при соприкосновении с Арсением, и образами-то назвать было нельзя, если честно, но сам факт их возникновения... У любого клубка с неприятностями обязательно есть кончик, потянув за который можно его распутать. Надо только его обнаружить. И кажется, мне только что в руки попал этот самый кончик. Теперь самое главное - не упустить его.
   - Но, Синочка, я совсем забыла...
   - И ты?! - гневно оборачиваюсь к ней. Растерянный гость, следовавший за нами, тоже останавливается, поэтому подруга врезается в него. Получив от нее дополнительное ускорение, он налетел на меня и мы все вместе вываливаемся в коридор, ведущий в личные покои хозяев, куда посторонним хода по идее быть не может.
   Пару мгновений приводим себя в порядок. Каждый хочет разразиться бранью, искоса поглядывая на других, но терпит, не готовый первым затеять скандал.
   - Ты что-то говорила, кажется, - обращаюсь к Фи-Фи.
   - Мы договаривались с тобой в прошлое новолуние, - она недовольно отходит под ближайший светильник на стене, садится и начинает вылизывать шерстку. - И с твоей стороны просто невежливо...
   Арсений потирает ушибленные излучающие розовый свет ребра, оглядывая новую часть дома. На стенах сохранились старые фрески со времен Афродиты, изображающие ее в окружении героев разных эпох. Правда, в подростковом периоде девочки немного позабавились, исправив облик героев на свой вкус. Мужчина, кораллово поморщившись, отвернулся, явно не оценив девичьего юмора.
   - Ты о чём? - спрашиваю ее совершенно искренне, потому что собственная память отказывается дать ответ. До спальни так близко - рукой подать. И как сложно сохранить то состояние, в котором поймала озарение, когда все вокруг тебя чего-то требуют и пристают.
   - Годовщина Геры и Зевса, - не выдержав, заявила Фи-Фи, прервав умывание. - Она не простит, если ты не поздравишь их. Ты хотела на земле найти нечто особенное и позвала меня.
   - Фи-Фи, сжалься! Не сейчас же! - Меньше всего меня сейчас интересовало, что подарить на годовщину Геры и Зевса. Мужчина за спиной сфинги начинает брезгливо кривить губы: разговоры о покупках - что может быть гнуснее?
   - Это тебе нужно, между прочим, а не мне, - обиделась сфинга, нервно дергая хвостом. - Я-то без одобрения Геры проживу. Лучше бы я поехала охотиться с Хатор в Африку, - уже тише добавила она. - Она-то ценит своих подруг.
   - И я ценю! Очень! Тебя! - с этими словами стремительно оборачиваюсь и прижимаю к стене ошалевшую от неожиданности подругу. - Помоги мне!
   - Но я ничего не понимаю в ваших подарках (это было чистой правдой: в последний раз она подарила мне деревянный позолоченный гроб!), - вскричала Фи-Фи, распластанная по стенке. - И только согласилась составить тебе компанию в поисках...
   - Тогда просто найди какую угодно штуку, достойную зваться подарком на годовщину, и принеси сюда, - говорю в сердцах, отпуская сфингу, и направляюсь в сторону собственной спальни. - Если ты моя подруга, конечно.
   - Подруга! - сердито кричит она вслед. - Но я не собираюсь...- артачится сфинга, не желающая творить доброе дело в одиночку.
   - Хорошо. Тогда сходи к Исиде, - предлагаю ей альтернативу. - И обгори с ней наш вопрос.
   - Охи! - с возмущением отшатывается она. - Это нечестно, клянусь Маат! Ты же знаешь, какие у нас отношения с ней.
   Застываем с ней у дверей моей спальни.
   - Ты... - подруга хотела что-то сказать, но не решилась, покосившись на оранжевого от любопытства Арсения. Тот вообще мало что понимал в происходящем, поэтому то и дело переводил взгляд со сфинги на меня и обратно.
   - Умирать пока не собираюсь. Мы ещё побарахтаемся и собьём масло из этого молока, - после этой патетичной фразы закрываю за собой дверь, оставив этих двоих стоять с вытянутыми лицами.
   Вовремя. Если бы не ушла сейчас, то потеряла бы все, что чудом нашла. Пока ясно только одно - этот Арсений не так прост, как хочет казаться.
   - Ты понял, о чём она? - спросила Фи-Фи за дверью у Арсения. - Какое молоко? Какое масло? Гарпий в постель этому Асклепию! Бедная девочка, кажется, начала сходить с ума.
   - А тут что вообще происходит? - подал голос Арсений. - Женщины, вам заняться нечем?
   - Я обязательно все тебе расскажу, но прежде поведай мне: ты что-нибудь понимаешь в подарках? - обольстительным голосом обратилась к нему Фи-Фи, заставив меня вздрогнуть.
   Ничьей фантазии не хватит, чтобы вообразить то, что сфинга сделает подарком, лучше даже не стараться. Вряд ли её дар сможет доставить мне большие неприятности, чем те, что я испытываю сейчас. Если удастся выбраться невредимой из этой катастрофы, то на гнев Геры можно будет наплевать. Подумаешь, я никогда не стремилась ходить у неё в любимчиках.
   - Не думаю, - с сомнением ответил он.
   - Значит, будем учиться вместе, - заявила сфинга и их шаги стали удаляться.
   Нэ, подслушивать - не хорошо, но в моём случае нельзя пренебрегать ничем.
   Отворачиваюсь от двери и вздрагиваю. На всякий случай даже ущипнула себя, чтобы убедиться в том, что я всё ещё в собственной спальне.
   Моя комната отдыха даже в кошмарах не будет выглядеть как усыпанная цветами раковина гигантской жемчужницы. От обилия белого, розового, перламутрового, золотого зарябило в глазах. В нос ударил специфический запах внутренностей морского жителя, весьма схожий с половым секретом. Так может пахнуть только...
   - Улыбколюбивая, - сквозь зубы призываю ветреную младшую дочь папаши Урана.
   Комната тут же наполнилась торжественной журчащей музыкой, пением птиц и женскими песнопениями на заднем фоне, возвещая о появлении богини Любви.
   - Зиночка! - названая сестрица возникла, восседая на полукруглом сидении из слоновой кости, покрытом белым мехом, держа на ладони белую воркующую голубку.
   Пухленькая, не очень высокая, вся мягкая и притягательная, как восточные сладости, с влажными оленьими глазами и чувственным ртом, она привлекала бы к себе мужчин (и женщин), даже если бы не являлась живым воплощением любви.
   О чудо, на Афродите был длинный ионийский хитон, правда, прозрачный и с таким разрезом вдоль правой ноги, что не оставалось никакого простора воображению. Вообще, хитон считался второй одеждой, и выходить в нем на улицу без гиматия или другого плаща считалось неприличным для женщины, такое себе могли позволить разве что рабыни, демонстрирующие свое тело всем и каждому. Но тот факт, что вольнолюбивая богиня Любви оделась, заставлял думать, что ей понадобилось нечто из ряда вон выходящее.
   - Убери это, - взмахом руки обвожу комнату, усыпанную розами, гиацинтами и нарциссами, - пожалуйста.
   Киприотка (еще одно чудо!) безропотно удалила выкорчеванный цветник в какой-то из своих храмов, оставив лишь плети шиповника, с розовыми распускающимися бутонами, на стенах и вокруг ложа. Голубка вспорхнула на узкий подоконник, где принялась чистить пёрышки.
   - Чем обязана? - устало спрашиваю богиню, накручивавшую длинный локон на свой палец. Волосы у нее были прекрасные, как и все остальное: густые и объемные как копна сена, слегка волнистые и напоминали живое золото. Мода на осветление волос возникла две тысячи лет назад, когда у смертных стали появляться первые русоволосые рабыни, подражая которым, жены стали красить свои темные волосы во все оттенки желтого. Кто бы мог подумать, что эта мода продлится столько времени?
   - Как ты груба, - поморщилась она, поджав пухлые влажные розовые губки. Длинные черные ресницы обиженно хлопнули пару раз, "не давая" мне увидеть набежавшие слезы.
   Может, мне бы и стоило оскорбиться, что на меня пытаются воздействовать столь примитивными способами, но я слишком давно знала Афродиту. Кокетничать, обещать неземное наслаждение каждому собеседнику, имитируя влюбленность, было для нее так же естественно, как птице летать. Если бы Киприда однажды это перестала делать, то умерла бы, как разбившаяся о землю чайка, переставшая махать крыльями.
   - Хочешь, открою маленький секрет? - наклоняюсь к ней, попутно ревниво отмечая, что кожа у нее выглядит лучше моей: гладкая и мягкая, как у ребенка, к ней так и тянет прикоснуться.
   - Конечно! - богиня наклонилась вперед. У неё загорелись глаза, а слезы мгновенно испарились.
   - Боги, как и богини, не заглядывают ко мне просто поболтать, или пригласить за покупками. Всем им что-то нужно. На моей памяти еще не было ни одного холостого визита, - проникновенно добрым голосом отвечаю ей.
   - Как ты смеешь... - нахмурилась было Афродита, но тут же весело рассмеялась - как будто ветерок запутался в хрустальных храмовых подвесках - грозя мне пальцем: - Жестокая!
   - Правдивая. - Потираю висок, где слабо зудит воспоминание о боли, которой уже нет.
   - Одно и тоже. В любви правда - орудие палача: колет глаза и режет уши, - Афродита шевельнулась, на босых ногах звякнули стеклянные браслеты. Отчетливо запахло распускающимися на рассвете розами, покрытыми маленькими прозрачными капельками росы.
   - Фиалковенчанная, не прими за обиду...
   - Ты права, но это сущий пустячок, - обезоруживающе улыбнулась она, дернув округлым плечиком, с которого едва не упала тонкая лямка хитона. - Но в следующий раз я приду лишь для того, чтобы увести тебя в какое-нибудь приятное место, клянусь тем, породившей меня кровью Урана! - Усиливающийся аромат роз плыл по комнате.
   - Не ручаюсь за результат - столько дел сегодня, - признаюсь ей, пряча за озабоченным видом панику. Обманывать Сеющую Любовь мне было не с руки, но не признаваться же ей в собственной немощи? - Аврио... - Её пустячок вполне мог потянуть немыслимые траты веры или проникновение в чужую память, что сейчас было абсолютно невыполнимо для меня.
   - Ты всего лишь сотри из памяти... Охи, не стирай, - перебила сама себя Афродита. - И не ему... - пощелкала пальцами в воздухе, оросив пол маленьким цветочным водопадом. - Никак не могу собраться с мыслями. Столько всего передумала за это время. Никогда раньше столько этим не занималась, - похлопала ресницами, играя роль недалекой девицы.
   Только эта дочь Урана была далеко не так проста, как могло показаться, и ухо с ней надо было держать востро. Вдобавок, Афродита настолько непредсказуема, что любое ее действие или слово надо воспринимать как данность и действовать, исходя из этого.
   - Тогда, ты сначала прими решение, а потом я...
   - Понимаешь, крошка Паф... - начали говорить мы одновременно.
   - Давай ты... - снова сказали вместе.
   - Страстное Желание? - уточняю после ее жеста, уступающего мне пальму первенства. - Кто это? - Судя по имени, он должен был входить в ее свиту, наряду с Гименеем, Эротом, Гимеротом.
   - Мой младшенький. Я ведь только что тебе про него говорила! Будь внимательнее, дорогая, - с неудовольствием объяснила Афродита, хотя я уже могла бы привыкнуть к ее привычке давать о-очень странные имена. Иногда ей стоило бы дольше подумать над именами детей. Представляю, сколько комплексов мальчик нахватает по жизни. Детей своих Афродита любит, но уж очень странной любовью. - Я его рано утром родила, - гордо разъяснила она. - Чудесное имя, правда? - улыбнулась богиня, похожая на всех матерей сразу. - Оно сразу пришло мне на ум, едва я вспомнила от кого он, - взгляд её несколько затуманился от каких-то воспоминаний. - Так вот, надо, чтобы Гефест и все-все считали Пафа нашим сыном...
   - Нашим?! - категорически не соглашаюсь заводить ещё одного ребёнка, тем более с Кипридой. - Извини, но...
   - Оэ, Зина! - досадливо взмахнула рукой она. - Конечно, не нашим с тобой, а нашим с Гефестом ребёнком. Зачем мне ребёнок от тебя? Какие глупости ты иногда говоришь, право слово.
   Голубка задрала хвост-опахало, и белые лепешечки помета мягко шлепнулись на пол. Птица поморгала глазами, щелкнула клювом и снова принялась чистить перышки.
   - Рада, что всё выяснилось, - немного натянутым голосом говорю я. Афродита даже и не заметила выходки питомицы, глядя на себя в зеркальце в серебряной оправе, которое держала в одной руке, пока другой рукой поправляла прическу. Пришлось мне самой удалять это из своей комнаты. - На самом же деле, - не желая вляпаться в неприятности, многозначительно на неё смотрю, - это сын?..
   - Ну, Зина-а, - крик смущения затихает под розовой калиптрой. Смущённая Афродита? Это равносильно морю, ставшему вдруг слаще нектара. Возможно, но никто не встречал пока. Кроме меня, кажется.
   Калиптра - покрывало
   - Дита, кто отец ребёнка? - наглею на глазах, что бы Афродита сбежала. Ну ее, потом помиримся лучше. Гордость - характерная черта любой богини. - А вдруг он будет в претензии на то, что его ребенок взял чужое отчество? Мне проблемы не нужны.
   - Как ты можешь быть такой бессердечной?! - со слезами вскричала она, вскакивая на ноги. Замерла, оскорблено спрятав лицо за калиптру, такая прекрасная, что хотелось немедленно запечатлеть ее облик в камне, в песне... - Ведь тебе прекрасно известно кто... К чему эти речи вслух? - жалобно запротестовала богиня, нервно оглядываясь по сторонам.
   От кого же у нее ребенок, если она вдруг стала делать тайну из отцовства.
   - Фиалковенчанная-аа...
   - Гефест! Гефест! Довольна, несносная?! - сердито кричит она, пугая вспорхнувшую под потолок голубку, которая снова удобрила мой многострадальный пол.
   - Поняла я, что надо Гефесту мозги прочистить! - не сразу понимаю тупая я, отвлекаясь на уборку птичьего помета. Где моя охотящаяся кошка, когда это необходимо?! Уж я бы сумела отвлечь внимание Сеющей Любовь, пока Мнема доедала эту мерзкую птицу. - Отец кто? Мне ведь и ему придётся стирать память.
   - Геффи же. Сколько можно тебе повторять? - крикнула красная, как вареный омар, богиня, топнув ногой и откинув за спину покрывало. На мгновение она показалась мне похожей на Никэ, богиню Победы, такой решительный и кровожадный вид у нее был. Гнев открыл в чертах Афродиты иные грани красоты. Если бы я была мужчиной, то уже пала бы к её ногам, осыпая ступни сотнями поцелуев. Но я женщина, и при случае сама могу применить пару-тройку убойных штучек, ломающих волю собеседника.
   - Что ты заладила: Геффи да Геффи... Гефест?! - Моё изумление было величиной с три горы Олимп, поставленные друг на друга.
   Удивление волне понятно, если учесть, что от законного супруга у неё были лишь дворец, мебель, украшения и сынок Гименей, зачатый в сумасшедший период добрачных ухаживаний. Отцами прочих сыновей называли и Ареса, и Гермеса, и Диониса, и даже смертных мужчин, хотя официально они считаются от Гефеста. Потому, что в зачатии остальных поучаствовал Арес. Ну, история с Гермесом и их гермафродитами вообще не из этой поэмы. Любвеобильной богине очень повезло, что в мужья ей достался почти неревнивый трудоголик. Сама я никогда добровольно не интересовалась чужой интимной жизнью, достаточно того, что узнаю по работе, так что здесь полагаюсь, как все, на домыслы и слухи.
   Сеющая Любовь залилась пурпуром, как будто была храмовой девственницей, застуканной всем городом во время разнузданной оргии на алтаре. Забеременеть от законного мужа - это был скандал почище, чем... чем... Вот так сразу и сравнить даже не с чем! Полный бред.
   - Уф, так от меня что требуется-то? - тру лоб, надеясь прояснить ситуацию хотя бы так. Что-то даже собственная память стала подводить. О чем вот мы только что говорили?
   - Пусть Геффи вспомнит и признает отцовство, - тихо попросила Афродита, скрестив руки на животе и низко опустив голову, став похожей на робкую новобрачную.
   Порыв ветра внес в комнату аромат спелых яблок из сада, перебив прочие запахи и ненавистный аромат роз в том числе. Какое-то время мы молчали, осмысливала сказанное. Голова шла кругом от всех этих хитросплетений.
   - Он что - этого ребёнка пьяным делал? - возник во мне естественный вопрос. Как иначе можно не помнить?
   - Зина, что ты такое говоришь? - вспыхнув, воскликнула разгневанная богиня Любви. - Нескромное любопытство твое не знает меры! - Улыбколюбивая, прекрасная как никогда, с готовыми вот-вот пролиться из глаз слезами, обязательно пронзила бы меня копьем, будь оно у нее под рукой. Голубка встревожено вспархивает ей на плечо, угрожающе задирая распушенный хвост и щелкнув в мою сторону клювом. - Конечно, он был трезвый! Это надо же такое спросить. И я, кстати, тоже была трезвая. Просто потом был... были... мужчины...
   А ларчик просто открывался. По крайней мере, ситуация начинает проясняться.
   - Но ты уверена, что отец именно Гефест? - спрашиваю отвернувшуюся неприступным видом Ураниду, которой понятие "моногамия" не знакомо в принципе.
   - Я - мать! - заявила обернувшаяся Афродита, атакующее выпятив грудь и подбородок. Тень скептицизма на моем лице ей очень не понравилась. - Я хотела его проучить, понимаешь? И тут узнала о беременности... А он мне не поверит, а каждый ребенок должен знать кто его отец и отец его не должен это отрицать. Почему Гефест такой грубый и невосприимчивый дурак?! - горестно вопросила она у меня, трагически заломив прекрасные руки. Узкая ладонь с тонкими длинными пальцами, унизанными тонкими золотыми колечками, завораживала и сама по себе и каждым своим движением.
   Хорошо еще, что Афродита явилась сюда в истерике и не задумалась до сих пор, почему я ее здесь допрашиваю, вместо того что бы взять доказательство из памяти. Тру лицо ладонями, в поисках скрытых резервов. Верить - не верить?
   - Так и быть, - произношу с тяжким вздохом. - Но в следующий раз решайте свои семейные проблемы сами, дорогая.
   - Правда? - расцвела улыбкой Афродита. Ее синие глаза и золотистая кожа засияли удовольствием. - О, ты просто чудо, Зиночка!
   - Знаю, - обрываю поток лести. - Приводи его... - прикидываю, где бы найти время и место для...
   - Я?! - ахнула Улыбколюбивая. - С ума сошла? Он ведь тут же заподозрит, хоть в остальном олух полнейший, какой-то подвох.
   - Что заподозрит? Что он и есть отец ребёнка?
   - Что я подсовываю ему чужого ребёнка! Все знают, что ты можешь... - она замялась, подбирая подходящее словосочетание.
   - Подменить воспоминания? - сухо подсказываю ей. Могу, не собираюсь отрицать. Иногда это просто необходимо. Но и у меня есть принципы, между прочим.
   - Нэ, - жалобно пролепетала богиня, теребя в пальцах покрывало.
   - И как ты себе представляешь тогда мою встречу с Гефестом? Я оглушаю его сброшенной сверху наковальней и пичкаю уверенностью в твоих словах, пока он приходит в себя? - ехидно спрашиваю у неё. - Даже не думай! - мгновенно принимаю грозный вид, прочитав по её лицу, что именно так она себе и представляла себе все.
   - Ты пойдёшь к нему и всё быстро... того... - Афродита руками изобразила нечто бесформенное, видимо, так она представляла себе мою работу. - И зачем я учу тебя твоему ремеслу, сестрица? - очаровательно улыбнулась, озарив меня светом своих бездонных карих глаз. - Просто сделай все, как мы тут договорились.
   - Уже бегу, - съязвила я, представив себя крадущейся по раскаленной кузне, находящейся в жерле вулкана, чтобы вбить ложные воспоминания в медную голову Гефеста одним из его огромных молотов.
   - Но, Зина...
   - Я за ним бегать не собираюсь, извини, - сразу обрисовываю рамки своих полномочий. - У меня своих проблем хватает. Придумай, как нам с ним встретиться и тогда...
   Всхлипнув и спрятав лицо в ладонях, Фиалковенчанная исчезла в розовом дыму, оставив мне свои вонючие цветы и досадную проблему.
   ...Я сосчитала до пятидесяти, ожидая появления очередного жаждущего помощи - никого. Постояла еще, досчитав до двадцати пяти, - всё равно никого. Но снова лечь в кровать я не решилась. Лучше всего сейчас будет пойти освежить тело и разум. Идеальнее всего для этого подошло бы море, но за пределы комнаты мне сейчас не хотелось выходить.
   Вхожу в соседний зал, где находится бассейн, о существовании которого знают лишь мои дочки и я. Прикрыв за собой дверь, испытываю большое желание подпереть ее чем-нибудь за собой. Будем надеяться, что те, кто заглянут в спальню и не найдут меня там, пойдут искать дальше. Я редко бываю тут, в основном отдавая предпочтение морю.
   Здесь совершенно особенная атмосфера. Черный цвет сужающихся книзу колонн, мощные балки резного золоченого потолка (световой колодец сделать не получилось - на стенах попарно размещены кольца для факелов), камин, сложенный из плит и похожий скорее на очаг - все это напомнило мне Крит и любовь, которая захлестнула меня там. Охи, я не была как Афина дворцовой богиней, покровительницей микенских царских родов*.
   * "как Афина дворцовой богиней, покровительницей микенских царских родов" - в минойскую эпоху божество почиталось и мыслилось обитающим в доме-дворце. Оно охраняло царя, его очаг и семью от врагов, символизируя военное могущество. В каждом городе была своя богиня-охранительница и когда речь шла об Афине, само собой разумелось, что речь идет о местной богине. Даже само имя ее "Афина" - догреческое. Из всех тех богинь после краха цивилизации, уцелела одна, вобравшая в себя могущество остальных. Вместо царской власти Афина стала теперь защитницей свободной общины.
   Но ее покровительство в некоторых семьях и поныне передается от отца к сыну, как было принято в минойскую эпоху (Геракл, Ясон, Одиссей и Телемак, Тидей и сын его Диомед).
  
  
  
   Он был моряком и большую часть нашего времени мы с ним провели в море, но дважды я бывала у него в доме. Семья его была из людей, про которых говорят "соль земли", я уважала их, несмотря ни на что и оплакивала вместе с Лабрисом, когда мы вернулись и нашли развалины на месте его дома. Я была с ним до самых последних мгновений и передала с рук на руки Танатосу, когда пришел его черед уйти в аид. На Крите я не была с тех пор никогда.
   Часть стен была украшена немного выцветшими рельефами, изображенные на фресках люди воспринимались как неотъемлемая часть природы, они сливались с пейзажем. Часть стен покоев украшал орнамент в виде волны или гибких спиралевидных завитков, певучий и упругий, тянущийся непрерывной лентой, где одни яркие тона сменялись другими. Характерная часть искусства критян, пронизанного движением, то стремительным, то более сдержанным. Близость моря, вечное движение волн, порывы шквала, легкий ласковый бриз, надувающий паруса кораблей, -- морская стихия, уместившаяся в комнате, и не растерявшая при этом ни грана своей прелести.
   На центральной фреске огромный бык, который мчится, почти не касаясь земли копытами, тяжело нагнув могучую голову и выставив вперед рога. Юноша, схватившись за рога, собирается прыгнуть на спину животного, чтобы затем мягко спуститься на землю сзади быка, как сделала перед этим темноволосая девушка. И он, и она молодые, пышущие здоровьем и силой, перевитые мускулами, загоревшие до сочного миндального оттенка кожи, обнаженные. Эта игра на берегу моря длится вечность и очень органично вписывается в общую тематику воды, принизывающую покои.
   На ходу расстегиваю фибулы, и одежды отмершей змеиной шкурой спадают к ногам, усыпая дорогу к бассейну. Зажигаю несколько факелов наугад - сегодня не могу находиться в темноте. Хотя для богов нет такого понятия как темнота - мы одинаково хорошо видим везде - мне сейчас нужны искусственные источники света. Неверные лики пляшут на бутылочно-зеленой воде, запертой в мраморе, и на стенах, оживляя фрески. Замираю.
   Тишина и покой. Славно. Может, Тефия и в самом деле тихо посидит у себя в комнате, поплачет и исчезнет, как морская пена. Настороженно опускаюсь по лесенке в прохладную воду, в любой момент ожидая... чего угодно!
   Снимая накопившееся раздражение, переплываю бассейн дважды. Почувствовав себя значительно лучше, расслабляюсь, превратившись в дрейфующий кусок льда. Полная отрешенность от окружающего мира. Именно в этом состоянии приходит решение любой проблемы. Закрываю глаза, сосредоточившись на мягких толчках воды по коже, тишине, слабом потрескивании факелов. Но отрешение в этот раз вышло каким-то странным, даже Гипнос принял его за готовность ко сну и осыпал меня лавандовым дождем снов.
   Я вдруг поняла, налегке уже давно бреду по скалистому берегу. Ненастный день - небо затянуто тучами, дует пронзительный ветер и кажется, что вот-вот пойдет дождь. Откуда-то знаю, что это конец лета. Босыми ступнями я чувствую каждый камешек, каждую песчинку, впивающиеся в нежную кожу подошв. На море неспокойно, волны так и норовят сбить с ног. Брызги насквозь вымочили мою одежду, которую упорно пытается содрать с меня порывистый северный ветер. Чувствую, что мне нельзя сворачивать с дороги, чтобы не происходило. Загораживаю от ветра слезящиеся глаза растопыренной ладонью и продолжаю идти до тех пор, пока не падаю, споткнувшись обо что-то большое и мягко-холодное.
   - Глаза дома оставила?! - сердито пробурчал из-под меня мужской голос. - Шляются тут всякие - покоя от вас нигде уже не стало. Слазь, я же не кровать тебе!
   - Извини, - прошу смущенно, с третьей попытки поднимаясь на ноги. - Это все ветер, - одной рукой опускаю подол вздымающегося хитона, другой - удерживаю концы головного покрывала, стремящегося улететь.
   - Дурацкое женское оправдание, - раздраженно отозвался, вытряхивая песок из зеленовато-бурой бороды, сидящий мужчина. - У вас они по сотне на каждый вольный или невольный поступок. - Главк, а это был именно он, был верен своему женоненавистническому репертуару. - А мы должны вам верить, пуская слюни на ваши прелести.
   Когда-то он простым смертным рыбаком, на свою беду очень наблюдательным. Однажды он заметил, что если выброшенная на берег рыба успевает съесть прибрежные синие водоросли, то через некоторое время у нее появляются силы для возвращения в воду. (Водоросли были родом из садов Посейдона и использовались морским народом в магических обрядах, чаще всего в инициациях молодежи. За их сохранностью тщательно следили, но иногда сильные бури уносили на поверхность часть рассады. Поэтому в обязанности тритонов входило после каждой непогоды проверять берега и забирать водоросли. Жадные смертные не должны были узнать тайну жизни в воде. Правда, на воздухе водоросли за один поворот песочных часов сами усыхали и рассыпались в труху. Хранить же их не удавалось ни в каком виде.) Главк долго наблюдал за рыбами, а потом решился испытать водоросли на себе. Едва он разжевал первую синюю нить, похожую на пряжу видом и кисло-сладкую на вкус, как его охватило неодолимое желание броситься в море. Легкие смертного будто загорелись от воздуха. На горле появились жаберные щели, а воздух вдруг превратился в удушливый горячий комок, который невозможно было вдыхать. Руки посинели, ноги срослись в рыбий хвост, а все тело покрылось чешуей. Из последних сил бывший рыбак дополз до воды и нырнул в море. Так он обрел бессмертие, которое не принесло ему счастья.
   Главк долго свыкался с тем, что стал морским жителем. А потом безответно влюбился в морскую нимфу Сциллу, увиденную на берегу, где та расчесывала волосы. Золотоволосая красавица очень придирчиво выбирала возлюбленных, у него не было никаких шансов даже в человеческом обличье, не говоря уж про нынешнее. Страдающий мужчина примчался к знаменитой Кирке, чтобы получить приворотное зелье. Волшебница имела весьма специфические сексуальные вкусы. Она увлеклась экзотическим просителем, чешуя и необычный цвет кожи которого лишь добавили последнему привлекательности. По ее воле он забыл, для чего явился на остров, и провел на нем несколько веков, пока не надоел Кирке. Волшебница вернула ему память, вручила приворотное зелье и отправила к Сцилле.
   Следуя указам Кирки, Главк влил жидкость в источник, где обитала нимфа. Откуда ему было знать, что Кирка и Сцилла враждовали уже долгое время? Магия сделала свое дело: из воды с ревом взметнулось ужасное чудовище, в которое превратилась золотоволосая нимфа. Мужчина сумел спастись от морского чудовища лишь благодаря собственной скорости и маневренности.
   Разочаровавшийся в жизни и женщинах Главк стал отшельником. Изредка поднимается он на поверхность моря и тогда встретившие его моряки могут просить у него предсказаний. Нельзя только спрашивать его о женщинах - полубог приходит в страшный гнев, что может погубить корабль. Обиженная на весь мир, и на мужчин в частности, Сцилла поселилась в уединенной морской пещере, с удовольствием пожирая корабли с мужскими экипажами, зашедшие в ее территориальные воды. Кирка продолжала жить своей жизнью, давно позабыв о тех, кому исковеркала судьбу.
   - Мог бы и предупредить, - не сдержалась я, воюя с хлопающей на ветру материей. - Тут такой ветер, что ничего не разглядишь.
   - Конечно, сваливай всю вину на меня, мужчину, - сказал с возмущением Главк, хлопнув по песку серебристым хвостом. - Давай, мне не привыкать, - отвернулся, демонстрируя мне седые патлы на затылке, собранные в хвост.
   - Что ты ко мне привязался? Нашел козла отпущения? Я просто шла...
   - Я не предсказываю женщинам. Тем более титанидам, - отрезал он, не сводя глаз с почерневшего моря.
   - Если бы твои причиндалы были размером с твою манию величия, то никто бы не увидел тебя за ними, мерзкий старик! - терпение лопнуло. - Какое мне дело до твоих предсказаний? Я спала, очутилась здесь...
   - Хе-хе-хе-хе, - издал он визгливые и скрипучие звуки, будто несмазанная уключина, в которых я не сразу определила смех. Его костлявые синие чешуйчатые плечи сотрясались мелкой дрожью, руки хлопали по бедрам. - Уй-уй-уй-юйюй! Тьфу, - обернулся и сплюнул конец зеленой бороды, брошенный порывом ветра ему в рот.
   - С какой стати ты мне приснился? - спрашиваю его сердито. - И еще смеешь говорить гадости!
   - Какая разница: сон - не сон? Все мы существуем в одно время и в одном месте, если это не так, значит, это уже не мы, - произнес тарабарскую фразу полубог с мутными стариковскими глазами и трясущимся узловатыми руками.
   - По-моему, ты ешь слишком много посейдоновых водорослей. Хоть сам себя сейчас понял?
   - А она еще потом будет мне доказывать, что не все бабы дуры, - покачал головой Главк, почесав правую грудь, где синела татуировка мертвой наяды или океаниды, пронзенной гарпуном в живот, перепончатыми пальцами. - Куда катится мир? Или теперь все вы можете говорить лишь о тряпках и любовниках?
   - Ты мне надоел, глупец. Для чего я трачу на тебя время? - поворачиваюсь, чтобы уйти и проснуться. Более глупого сна не припомню за всю свою жизнь.
   - Для того чтобы я сказал тебе: "Мышка вот-вот махнет хвостиком и яйцо разобьется об пол", - выдав это дикое предложение, полубог посмотрел на меня с ожиданием того, что я паду ниц и восславлю его как спасителя, услышав святую истину.
   Отшельничество не всякому идет на пользу. Стараюсь не выдать своих мыслей лицом.
   - Она еще и невежа! - он с укором обратился к проходящим тучам, похожим на стадо беременных коров. - Ты не знаешь историю о Золотом Яичке? - спросил так, будто я не знала что 2 х 2 = 4.
   - С какой стати я должна знать непотребные истории о мужских причиндалах?
   - Помоги мне Отец-море! - взвыл Главк, даже подпрыгнув на пятой точке опоры. - Женщины сами не могут думать ни о чем. Кроме мужиков, а после этого еще смеют обвинять нас в вечной похоти!
   - Это уже ни в какие ворота не лезет, - возмутилась я, отпустив край покрывала. - Пропадай тут в одиночестве сумасшедший старикашка, раз остатки твоих мозгов морская вода вымыла через уши.
   - У меня тоже полно дел, но я сижу здесь! - крикнул он, скорчив злобную гримасу. - Не хочешь спасти мир - не надо. Мне он тоже большой радости не доставляет. Пусть гибнет, глядишь, новый получится лучше.
   - Что за история? - спрашиваю, присаживаясь на плоский камень за выступом, чтобы хоть немного укрыться от песка и ветра. Очевидно, что скоро покинуть это место не получится. Раз уж этот рак-отшельник выполз из норы, значит, дело худо.
   - Только не надо мне делать одолжений, рыбьи потроха и молоки тебе в зад! - зло щелкнул острыми зубами мне в лицо тот.
   - Я жду историю, - с вздохом говорю ему. От предсказаний не стоит отмахиваться.
   - Все вы, пока вам палец в задницу не засунешь, сидите бестолковыми клушами,* - процедил морской полубог с плохо скрываемой ненавистью. - Ничего не видите, ничего не понимаете, а туда же - миром повелевать. Тьфу! Бестолочи, которых непонятно зачем сотворили в этом мире. Как бы хорошо было без вас!..
   - Прекрати сейчас же меня оскорблять! Или я засуну твою бороденку тебе самому в зад, не посмотрю, что вместо ног у тебя хвост, уж зад я найду! Или новую дырку проделаю! - ругаться я не люблю, но когда доводят, за словом в карман не полезу.
   - Уже и слова ей не скажи, - пробурчал тот, на всякий случай отодвинувшись. - Будет тебе история, предсказание, миф - что хочешь. В ней нет ничего сложного, женщина, так что поймешь даже ты. А то ты сидишь с таким видом, будто я предложу тебе сейчас вывернуться наизнанку, - снисходительно заверил меня он, вытащив из бьющейся по ветру бороды обрывки водорослей и по привычке отправив их в рот. Зажмурившись, пожевал немного их. - Э-э, так о чем я?.. - Дурман начал действовать: Главк уставился на штормовое море.
   - История, - напоминаю, стараясь не ежиться от пробирающего до внутренностей ветра. Откуда он вообще дует? И место совершенно не принадлежит Элладе. - О золотом яйце.
   - У старика и старухи была курица, которая однажды испражнилась золотым яйцом, - скороговоркой пробормотал полубог, облизнув потрескавшиеся губы. Взгляд его уже не отрывался от моря, с пеной у рта, бесконечно бросающегося на берег.
   - В смысле "снесла"? - уточняю у него. - Курицы несут яйца.
   - Вам женщинам виднее, что у вас вылезает из ваших дырок и как это называется, - пренебрежительно отмахнулся полубог. - Увидав это яйцо, старики захотели его тут же разбить.
   - Зачем?
   - Что "зачем"? - не понял он, когда я перебила его вопросом.
   - Зачем они хотели разбить золотое яйцо? Это ведь ценность. Они смертные, эти твои старик со старухой? - пытаюсь вникнуть в услышанное, но логическое построение все время рушится из-за нехватки материала.
   - Не твоего ума дела! Сиди и слушай, - рявкнул Главк, перекрыв на мгновение вой прибрежного ветра. - Дед бил-бил - не разбил. Баба била-била - не разбила, - снова затараторил он, подставляя запрокинутое лицо острым соленым брызгам.
   Оценив его состояние, понимаю, что стоит поторопить его с окончанием, потому что он вот-вот уйдет в море, а мне на сегодня и так хватает нерешенных загадок.
   "Пока вам палец в задницу не засунешь" - пока не заставишь работать, фразеологический оборот.
  
  
   - И что? - спрашиваю Главка. Тот отозвался не сразу, лишь после тормошения за скользкое плечо. Взгляд его уже был бессмысленным, зрачки расширились. Тягучая зеленая слюна свисала из полураскрытого рта мужчины, который уже мысленно был в воде. - Что дальше стало с ними?
   - С кем?
   - Со стариками. Яйцо оказалось заколдованным?
   - Яйцо золотое. Мимо пробегала мышка, - монотонным голосом протянул Главк, - хвостиком махнула - яичко разбилось. Плачут дед с бабой, плачут, а курочка им говорит: "Не плачь, дед, не плачь, баба! Я вам новое яйцо снесу, лучше прежнего", - он замолк, уставившись на горизонт.
   - А дальше? - толкаю его в плечо.
   - Все. Я все рассказал. Теперь я могу уйти, - полубог сделал попытку сползти к воде, помогая себе хвостом.
   - Куда? Стой! - хватаю его за руку. - Объясни, я же ничего не поняла! В чем смысл?
   - В том, что Курочка может и не снести новое яйцо взамен разбитого. А мышь уже выбежала из норы, - как умственно отсталой с раздражением бросил мне он. - Что здесь неясного? - Его хвост все сильнее бил по мокрому песку. По телу пробегали судороги.
   - Говори нормально, или я тебя навечно оставлю на берегу!
   - Думай, - заявил Главк, звериным движением выворачиваясь у меня из-под руки. - Но не слишком долго! - он подпрыгнул вверх и рыбкой нырнул в море, взметнув фонтан брызг.
   Чувствуя себя идиоткой, я осталась на берегу, глядя на бушующие волны. Какая мышь? Какая курица?
   И тут кто-то обхватил когтистыми лапами мою голову. Острые когти вонзились в кожу, стремясь пробраться как можно глубже. Я с криком подскочила, пытаясь сбросить с себя кровожадную тварь. Уже отшвырнув извивающуюся когтистую бестию, понимаю, что ни какая это была не тварь, а моя собственная питомица. Сиамка выследила меня, а так как я вела себя странно, дрейфуя у бортика, она попыталась привлечь мое внимание, мне же спросонья померещилось Гипнос знает что.
   Перепуганная Мнема вжалась в стену, сверля меня обиженным взглядом.
   - Клянусь сладкими водами Леты, кажется, я теряю рассудок, - бормочу, хватаясь за лоб. Сердце бьётся как барабан. Такое ощущение, что я становлюсь человеком. У сидящей кошки такое презрительное выражение мордочки, что хочется провалиться под землю. Обиженная любимица начала умываться, потирая лапкой ухо. - Если сегодня всё не вернётся на круги своя, - обращаюсь к отвернувшейся от меня сиамке, - ты будешь искать новую хозяйку. Хотя, у тебя уже есть кандидат с ласковыми руками, нэ?
   Мнема развалилась и занялась интимным туалетом с бесцеремонностью зверя. Сомневаюсь, что мне это надо было расценивать как посыл по известному адресу, но неприятный осадок остался, тем не менее.
   Недопонимания разъедает изнутри как кислота. О чем хотел предупредить Главк? Особой любви к миру он не испытывает, мягко говоря. Так с чего вдруг эта забота? И почему именно мне надо было сообщать об угрозе?
   Вылезаю из воды и торопливо иду в спальню - бассейн не лучшее место для отправки в царство Гипноса. Но, оказавшись в постели, понимаю, что, как на зло, сна ни водном глазу, и самая вся как натянутая вибрирующая струна. А заснуть надо - найти Главка быстрее всего в измененной реальности, иначе рискуешь половину вечности провести, ища его следы в морях и океане.
   Создаю немного подслащенной маковой настойки, раз уж земные средства начали на меня действовать, чтобы быстрее попасть под влияние милосердного сына Нюкты. В его владениях сознание раскрепощается и получает доступные ответы на большинство вопросов. Смертные, которым ежедневно доступно это чудо, не понимают, какое счастье им выпало, очень часто сетуют на то, что ночь крадет у них драгоценное время. И лишь лишенные нужды спасть создания вроде нас знают, что цены нет тому, кто придумал сны.
   ...Мне снились танцы.
   Маленькая зеленая чаша долины, окруженная холмами. Хохочущие дриады, весело выплясывающие под гортанные напевы кентавров, отбивавших такт ладонями. Венки и цветочные гирлянды, молодое вино, поцелуи, бег по роще и нежный шёпот дриад. Сатиры наигрывают тут же сочинённые мелодии на свирелях и дудочках, а наяды, покинувшие на время свои ручьи, поют древнюю песню только что родившемуся богу.
   Семья в полном сборе. Улыбается Небо, ласково раскинула объятья Земля, глядя на своих веселящихся детей, празднующих окончание Творения. Ещё нет греха, нет убийств и раздоров. Есть только радость творения, любовь, музыка... и никаких воспоминаний. Но от настоящего не уйти, оно близко, стоят за спиной у каждого. И от этого хочется закричать, предупредить, спасти...Я достаю из складок хитона тростниковую флейту, зажмуриваю глаза, подношу ее к губам и, первый раз за последние десять веков, выдыхаю музыку своего сердца...

Кси

- дорогой! Ну почему каждого мужчину в нашем шкафу

ты подозреваешь в связи со мной?!

   Он набивал текст, испытывая противоречивые чувства: удовольствия от того, что роман растёт, и раздражения от того, что герои практически вышли из-под контроля. В университете высказывание Льва Толстого о том, что герои часто начинают жить самостоятельной жизнью, отказываясь жить и умирать по указке писателя, казалось юному автору не более чем шуткой классика. До нынешнего дня. Было неприятно после стольких лет творения снизиться до уровня стенографиста событий. Но и бросить всё сейчас он уже не мог.
   Местом действия у него стала Древняя Греция. Точнее не сама Древняя Греция, а её мифологический двойник. В настоящей Греции Арсений дважды проводил отпуск, климат и местные жители ему понравились, кухня и вина - тоже. Крому пора было остепениться и найти себе какое-нибудь царство, не хуже чем у других. С такими пробивными, как у Крома, способностями захватить власть на старомодном Олимпе - плевое дело. А дальше можно будет заняться новым циклом. Так задумывал Арсений.
   Но вместо очередного фантастического боевика вышел какой-то женский дневник. Мужественный герой впервые не оправдал возложенных на него надежд. Ни с того ни с сего повёл себя как мямля, почти растворившись на фоне второстепенной героини, которая вдруг выхватила бразды правления и у самого автора, как тот самый Фаэтон, и помчалась в неизвестном направлении, послав к чертям собачьим весь сюжет. Надо было что-то делать. Что?
   Меж тем, своевольная второстепенная героиня Арсения с деликатностью асфальтоукладчика подминала весь его роман под себя, практически загоняя в собственную тень других персонажей. Он с ужасом наблюдал, как вместо баталий из него перла какая-то розовая муть, сдобренная комедийными моментами. Уж на что Кром был жестким типом, а она и его умудрилась превратить в какую-то половую тряпку. Любовными линиями Арсений никогда в своих книгах не увлекался, поэтому Кром, как честный мужик, признавался понравившейся красавице, что не верит в любовь, а постель для него - способ приятно провести время. Девицам это очень нравилось, они все почему-то решали, что именно с ней, единственной, он получит счастье и обручальное кольцо на палец. Самое страшное было в том, что вернуться к прежнему стилю письма не получалось. Выходила серость и бездарность, достойная сочинения последнего двоечника.
   А ведь идея с греческими богами попалась хорошая, жаль от неё отказываться. Переписывать роман заново? Силком возвращать главному герою решительность, принижать вздорную девицу, возносить кого-то из других персонажей, искать антагониста, менять диалоги, эпиграфы... Проще сразу сесть за новую книгу, а эту отложить. М-да, изменила ему писательская муза, как бишь её там называют... Обиделась за маму, наверное. Мужчина невесело усмехнулся. Сроки поджимали, и долго стоять на распутье было нельзя.
   В главные герои он всегда брал мужчин, чтобы придать достоверности мыслям и поступкам. Да, женские образы выходили у него менее чёткими, смазанными и немного на один характер, в этом Арсений был согласен с критиками. Но его героев (куда денутся?) и читателей вполне устраивали сексапильные, взбалмошные дамочки, вечно влипающее в неприятности, из которых их спасал очередной Джек, Иван, Жан...
   Войну начать, что ли там? И герой сразу найдет, где мужественность проявить, и девице занятие найдётся, да и остальные герои выйдут из тени. А что? Допустим, вырвутся из Тартара плененные титаны, пылая жаждой мести. К банальным батальным сценам сразу добавятся муки выбора и потерь. Или поссорить греческих богов с богами Египта? Звероголовые против антропоморфных? В будущем можно игру придумать по мотивам книги.
   Докатился! Писать хочется, а не получается. Исписался на седьмой книжке? Могло быть хуже, кто-то вон дальше одного бестселлера не идет, и ничего. Романы и сборник рассказов у него регулярно переиздаются, их хоть и не расхватывают с полок, как горячие пирожки, но свой круг читателей имеется, который медленно, но верно расширяется. На сайте каждый третий вопрос о новой книге: когда? О чем? Продолжение или новая?
   Раньше приманивать вдохновение не было нужды. Книги писались как-то сами по себе, будто кто-то шептал на ухо, а он лишь записывал и слегка корректировал. Что теперь делать? Менять профессию? Говорят, трудности закаляют характер.
   Главная героиня, взяв власть в свои руки, не собиралась отступать. Мир с большей охотой подчинялся ей, тогда как самому писателю требовалось биться чуть ли не по двенадцать часов над каждым абзацем, чтобы в итоге всё равно его стереть. Небывалое дело: он не знал, чем закончиться его книга! Да что там. Он даже не знал, что будет в следующем абзаце!
   Психанув, мужчина выключил компьютер, и осмотрелся по сторонам. Книга Медведевой укоряющее сверкала обложкой с небрежно прибранной постели. По началу читать ее было трудно: стиль Липы резал глаза своей бьющей в глаз сентиментальностью и женской чувствительностью, отчего казалось, что читаешь не фэнтези, а любовный романчик. Сам он писал приключенческое фэнтези, Липа - фэнтези пародийное, которое писатель всегда недолюбливал, считая, что нет большого таланта в том, чтобы что-то высмеять, а потом втянулся.
   Но чем дальше Арсений углублялся в текст, тем в большее смущение приходил. Сходство можно было считать феноменальным, если не брать во внимание отличия их собственных манер письма. Места действия романов различались одной буквой: Термодонт (в их книге) и Фермодонт (у Липы). Далее оба автора сходились на том, что это материк, но у Липы - окруженный островами (двенадцатью). Структура амазонского общества в целом была один к одному, включая титулы и функции чиновниц. Главные герои, пережив шторм, оказывались в этом мире благодаря аналогу Бермудского треугольника. Названия этих мест в океане не играли никакой роли, а вот свойства - совпадали один к одному.
   Оба автора давали читателю увидеть мир амазонок глазами мужчины-чужака. Герой Липы, "акула бизнеса", показался Арсению по началу высосанным из пальца, как все герои женских романов. Кром был куда циничнее, куда больше доверял власти золота, чем любви, во всем искал выгоду для себя, которая по чистой случайности соответствовала стратегии положительного героя. Вокруг него всегда плелись интриги, его вовлекали в какие-то поединки (в том числе и любовные) и не один раз пытались убить, в том числе и самые близкие люди. Фред напоминал Арсению уродливой помесью главного героя бульварных женских романов и "конины". Немного пошатавшись по окрестностям, в ближайшем населенном пункте герои попадали в плен. Их продавали на невольничьем рынке, отсылали с караваном рабов в столицу, где они попадали в гарем к царице амазонок. Читать это было все равно, что читать чье-то изложение, написанное на общую с тобой тему. Слова другие, а смысл - тот же.
   Кром, сойдясь с повстанцами, возглавил восстание угнетаемых мужчин, сверг царицу, посадил на её трон предводителя мятежников и скрылся на угнанном корабле с лучшей частью амазонской сокровищницы, восстановив справедливость, в собственном понимании, в отдельно взятом мире. Фред пародийно повторял его действия, разве что в финале он разворачивал корабль, отправляясь спасать из плена царицу амазонок, и доводя тем самым дело до банального женского "хэппи энда".
   У Арсения создавалось дурацкое ощущение, что они с Липой Медведевой заранее договорились писать на конкретную тему. Он смутно помнил легенду о том, как сорок праведников в добровольном заточении сели и сделали сорок копий одного священного текста, но сильно сомневался, что приключения в стране амазонок относились к этому разряду литературы.
   Имелось и более реалистичное объяснение, которому не хотелось верить.
   Арсений писал свой последний роман в соавторстве с одноклассником и бывшим редактором Васькой Достоевским. Долгое время соавторство существовало лишь на словах и было поводом для шуток, хотя Вася порой давал дельные советы по сюжетным ходам и вносил нотку здравой критики в написанное. Пока однажды, на полном серьезе, не пришел к Арсению с готовой идеей, которая вполне могла потянуть на роман. Решение отправить Крома в страну амазонок Арсению и издательству понравилась. Роман начал расти на глазах и почти не вызывал споров, что было редким случаем для соавторства. Очень стеснительный и боящийся насмешек коллег Вася Достоевский попросил не упоминать его имя на обложке, сказав, что ему достаточно будет успеха книги (и маленького процента от общего числа продаж).
   И вот сейчас, по прочтении книги Медведевой, выясняется, что сюжет был слизан с её материала. Телефоны Василия в Америке не отвечали - хоть срывайся с места и едь к нему в Америку, чтобы выяснять отношения. А потом выяснилось, что пьяный Васька утонул, выпав из своей новенькой яхты. Все вопросы остались без ответа.
   Читал книгу Арсений принципиально медленно, попутно приглядываясь к своей невольной квартиросъемщице. Была у него сперва мысль, что именно Медведева украла у Васьки идею - всегда трудно думать плохое про тех, кого думаешь, что близко знаешь. Работала она, в основном, вечерами и ночами, живя по старому греческому распорядку (у греков до Александра Македонского день начинался на закате). День у нее заканчивался тем, что она на балконе встречала рассвет с последней чашкой чая, выпив которую отправлялась спать. Встречались они с Арсением обычно именно в этот момент - он предпочитал работать в первой половине - или за ужином, который готовили каждый сам себе. Продукты приносил консьерж, в соответствии с выданными списками.
   Из всех магазинов Липа Медведева предпочитала одну их разновидность - книжную. Приобретая книги, она испытывала удовольствие, какое другие женщины испытывали бы, сходив с авоськой и мужниной кредиткой в ювелирный. Пару раз Липа являлась домой с пакетами, набитыми растрепанными, иногда неприятно пахнущими книгами, приобретенными на барахолке. Тогда она испытывала еще большее удовольствие, с веселым мурлыканьем женщина доставала из холодильника бутылку легкого вина, наполняла фужер и начинала с упоением разбирать книги, раскладывая их на кухонном столе, чтобы внести в электронный каталог в лэптопе.
   В плане чтения госпожа Медведева оказалась почти всеядной, как он успел выяснить, заглянув в домашнюю библиотеку. Ее интересовало все: от оружия до быта жителей Южной Замбези, живущих на правом берегу реки Ньясы. Не удивительно, что каждая ее книга была просто скопищем полезных и занимательных фактов, поданных читателю в самом удобоваримом для него виде. Но и Интернет Липа вниманием не обделяла, щедро черпая в нем информацию, которой сыпала потом к месту или не очень.
   Писала Медведева много, но какими-то рваными периодами: то сутками уходила в работу, а потом могла недели полторы разгуливать по дому, часами болтать по телефону, готовить невообразимые блюда, почерпнутые из ветхих книжек, или просто исчезнуть из дома на целый день. Причем, характер ее в творческие периоды оставлял желать много лучшего, зато в периоды безделья это была милейшая женщина, обаятельная собеседница и просто отличный человек. Сам Арсений предпочитал писать до упаду, сразу выкладывая текст в максимально короткий срок, а потом набираться сил и впечатлений до следующей книги. С вдохновением у него проблем не возникало никогда еще, стоило родиться идее, как он сразу видел перед собой весь текст, в котором ее следовало воплотить.
   Писательница писательницей, а с книгами-близнецами надо было что-то решать. Как будто мало ему было борьбы со строптивой героиней, исковеркавшей сюжет его новой книги, а тут еще надо ломать голову над этим. Арсений решил проветрить голову и вышел на улицу.
   Покурил на крыльце и прошелся до магазина. Обналичил карточку, купил блок сигарет. Но назойливый звоночек в мозгу не давал ему покоя. Так уходишь от детектива на самом интересном месте, и мучаешься потом в разлуке: а что же дальше? Кто убийца? Мужчина незаметно для себя забрел в парк, опустился на скамейку, докуривая первую половину новой пачки.
   Вокруг вальяжно раскинулась боярыня-зима, щеголяя белыми мехами и инеистыми драгоценностями, развешанными по веткам деревьев. Бледное зимнее небо скупо делилось с землей холодным светом солнца. Был тот промежуток времени, когда основная масса народа уже убежала на работу, а вторая только собирается продирать глаза. Вычищенные аллеи оказались пустынны и тихи. Взгляд споткнулся о статую Афродиты или просто красивой женщины, видневшуюся на дальней поляне сквозь голые ветки кустов. Гречанка делала вид, что воюет с гиматием, сползающим к ногам, в тоже время лукаво косясь на возможных зрителей. Холод ничуть не смущал эту страстную особу, а снег подчеркивал совершенство линий белого тела. На душе возникло неясное чувство удовлетворения оттого, что ни у кого из вандалов не поднялась отбить красавице руки, или изрисовать её мраморную кожу. Даже птицы как будто над ней не летали.
   Мужчина отвернулся от гречанки, ежась на холодной скамейке, прикуривая очередную сигарету. Кстати о Греции. В голову опять ничего ни шло, будто и не был Арсений никогда писателем, а теперь его вдруг заставили дописывать за кем-то книгу. Убирая в карман зажигалку, он наткнулся на горсть семечек, которые тут же выбросил на дорогу. На такое богатство мгновенно слетелось штук двадцать голубей, устроивших яростную борьбу за пищу. Откуда только взялись, ведь не было никого еще секунду назад? Сидеть дальше на ледяной скамейке было глупо, поэтому Арсений побрел дальше. Увлеченный попытками вернуть себе власть над ходом событий в книге, он не заметил, как оказался за клавиатурой.
   Писатель неторопливо открыл новую пачку сигарет, отодвинул стопку книг по древнегреческой мифологии и пепельницу в виде фрегата под парусами. Табачный дымок плавно заструился по комнате. Липа морщилась, но разрешала ему курить в доме при условии, что форточка будет открыта. Убив несколько сот нервных клеток мозга, никотин припугнул оставшиеся в живых и в голове отчасти прояснилось. Появилась идея, как призвать к порядку наглую девицу. Мужчина подвинул ближе пепельницу, стряхнул пепел, обдумывая детали, а Word уже с готовностью распахнул перед ним двухсотый лист.
   ...Арсений с головой был погружен в мир титанов и богов, поэтому прозвучавший над ухом вопрос "Мужик, ты кто?" не сразу был им услышан.
   - Слышь, тебе говорю, мужик, - тяжелая рука настойчиво опустила крышку лэптопа, слегка защемив пальцы писателя.
   Арсений поднял глаза на человекоподобный шкаф, одетый в камуфляж, и украшенный трехдневной небритостью. Короткостриженная выгоревшая голова, выдающаяся челюсть и хмурое выражение лица не позволяли первому встречному воспылать любовью к их хозяину.
   - Муж, - решил съязвить Арсений, - разве не видно?
   Фотографии этого типа он мельком видел в комнате Липы, когда проходил мимо, а дверь была приоткрыта. Про мужа Липа Медведева никогда не упоминала, кольца не носила. Конечно, встречались они с ней редко (каждый сидел в своей комнате и стучал по клавишам), в основном на кухне или в дверях. Вспыльчивые характеры обоих нередко приводили к бурным спорам, поэтому было благом, что встречи эти случались так редко.
   - Ты что-то попутал, паря, муж у нас - это я, - заявил человек-шкаф, погрозив ему пальцем. Из коридора торчали уголки пыльной черной дорожной сумки и вещмешка. - Вторая попытка.
   - Про мужа мне ничего неизвестно, так и быть, - раздражение Арсения оттого, что оторвали от работы, требовало выхода. - Ты вообще как сюда попал?
   - А ты как?
   Разговор выходил какой-то глупый, почти анекдотический. Вернулся муж из командировки, а дома... Арсений невольно фыркнул, что в данной ситуации было несколько опрометчиво. От кулака в лицо он успел увернуться, и даже спас лэптоп, сунув его под подушки. "Муж" упал на Арсения профессионально. Завязалась драка.
   Они катались по полу, мутузили друг друга со злым сопением, выплескивая свои негативные эмоции. Удар медным подносом по головам стал для обоих неожиданностью. Сочный гулкий звон пошёл гулять по комнате и внутри их черепов.
   - Петухи! - сердитая Липа Медведева возвышалась над ними, как богиня возмездия. Погнутый поднос вполне заменял ей щит. И когда успела вернуться? - Устроили тут Полтавскую битву! Стоило отлучиться на пять минут и...
   - А я должен терпеть?.. - возмутился человек-шкаф, отцепив руки от горла Арсения, чтобы потереть макушку.
   - Да он первый на меня налетел, - честно признался писатель, с кряхтением выбираясь из-под "шкафа". Ныла левая скула, у правого глаза подозрительно начал уменьшаться обзор - будет синяк, точно. Ребра, испытав медвежий захват, очень осторожно возвращались на законные места.
   - И что вы успели не поделить? - Липа была очень хороша сейчас: горящий взор, вздымающаяся грудь и нереально длинные, для такой невысокой женщины, ноги, вырастающие из короткой черной юбки.
   - Это вот кто? - муж ткнул в Арсения пальцем, глядя на неё.
   - Это мой писатель. Он тут... временно живет, - сказала она самым естественным тоном, немного запнувшись в середине фразы.
   - Нормально, - протянул муж, сев на попу. - А почему я не в курсе?
   - Потому, что ты - в секретной командировке, - с удовольствием проговорила она, видимо, достала её в своё время эта "секретная командировка" до печенок. - И связаться с тобой нельзя, даже по приказу президента, до её окончания, - здесь слышалась какая-то цитата из семейного спора.
   - Это да, но... И надолго он к нам? - растерялся муж, покосившись на гостя.
   - Пока роман не допишет. Ничего, места у нас много, - гостеприимным голосом бабы-яги сказала она. - Тебя вон всё равно постоянно дома нет.
   - Я есть. Я буду есть, тьфу ты! Я теперь буду дома. Командировки отменяются, - радостно сообщил он ей. - Это была последняя. Я тебе звонил, но твой телефон был вне зоны доступа.
   - Последняя? Да что ты говоришь? - деланно изумилась женщина. - Счастье-то какое! - всплеснула руками.
   Арсений с сочувствием покосился на мужика. Проблемы в семейной жизни почище любого военного конфликта будут.
   - Ну не при нем же! - человек-шкаф встал с пола и укоризненно посмотрел на неё. - Пойдем в спа... кухню. Поговорим...
   - Я совершенно не против, - заверил Арсений, поднимаясь на ноги. Ощущения были, как будто по нему каток проехал. Для писателя - ценный опыт, а для нормального человека - повод задуматься.
   - Коля, это Арсений Воронов, писатель-фантаст. Арсений, это мой бездомный муж Коля, - представила их Липа Медведева друг другу, словно они встретились на дружеской вечеринке.
   Арсений с изумлением разглядывал эту пару, служившую живой иллюстрацией к сказке "Маша и медведь". Маленькая (а кто не будет маленьким рядом с таким человеком-горой?), тонкая и звонкая, как говорится, Липа и двухметровый шкаф, способный без натуги посадить её на ладонь и так нести её километров двадцать.
   - Извинись перед Арсением, Коля, - неодобрительным тоном мамаши, воспитывающей сына-бандита, попросила Липа. - Он хоть и мерзавец, но ныне был бит незаслуженно.
   - Прости, мужик, - широкая ладонь, напоминающая саперную лопатку, была протянута, тем не менее, от души.
   - Да с кем не бывает, - хмыкнул Арсений, и пожал руку от чистого сердца.
   Супруги удалились на кухню. Голоса звучали не долго (он против воли прислушивался, пока разглядывал себя в зеркало), сменившись любящей тишиной.
   Мужчина достал из-под подушек лэптоп, пробежался глазами по напечатанному ранее, прикидывая, с кем из героев можно поделиться недавним опытом.
   - Отложи ты эту штуковину, - на пороге возник босой улыбающийся Коля, теперь уже в белой футболке поверх защитного цвета штанов. - Пошли отмечать мой приезд! Там Липка уже хлопочет...
   - Вы празднуйте, - попытался отказаться он, - не обращайте на меня внимания.
   - Так ты до сих пор сердишься, что ли? - сделал обиженное лицо Коля. - Нет? Раз Липка тебя сюда притащила, значит, и ты должен праздновать! - уперся рогом Николай. - Не по-людски это как-то а то. Сядь, выпей рюмочку, закуси чем бог послал.
   - Это совершенно лишнее... - Арсений понял по его лицу, что упираться дальше просто бессмысленно. К чему обижать людей?
   На кухне уже был разложен стол, белоснежная скатерть с гордостью демонстрировала расставленные на ней яства и запотевшую бутылку. Липа Медведева просто лучилась счастьем, исправляя последние недостатки стола.
   - Садись, - Коля опустился на широкий и приземистый табурет, указывая на стул на другом конце стола, возле окна. За окном шел хлопьями снег и светило холодное январское солнце. - Ну, за нас, - Коля поднял рюмку, когда все устроились за столом, - хороших.
   Водка мягко прокатилась по пищеводу и взорвалась в желудке. Вилки потянулись за капусткой, огурчиками и лимоном. Некоторое время все молча жевали.
   - А я ведь тебе подарок привёз! - хлопнул себя по лбу Коля и убежал с кухни. Вернулся, пряча что-то за спиной. - Угадай!
   - Ну тебя! Откуда я знаю? - Липа смущенно улыбалась. - Подснежники?
   - Почти. - На свет была извлечена бархатная красная коробочка.
   - Ой! - Липа взяла коробочку и осторожно её открыла. На черном фоне скромно поблескивало золотое ожерелье. - С ума сошел?! - набросилась она на мужа. - Откуда это?
   - В сугробе нашел, - хмыкнул Коля, посмотрев на часы на запястье.
   - Ну, я же серьезно, - надулась женщина, как маленькая девочка. - Ты банк ограбил, да? - она подозрительно разглядывала украшение, как будто оно было замаскированной ядовитой змеей.
   - Отдал всю зарплату, но ты ведь меня прокормишь, любимая? - скорчив жалобную мину, проныл мужчина.
   - Дурак! - Липа стукнула его по голове коробкой.
   - Это не я дурак, а тот, кто придумал, что женщины любят украшения, - потирая макушку, пробормотал он.
   В дверь позвонили.
   - Наверное, это к тебе, - предположил Коля.
   - Почему это ко мне? - сразу преисполнилась подозрениями Липа, положив коробочку с украшением на микроволновку. - Ты на что намекаешь?
   Звонки стали более настойчивыми, требуя внимания.
   - Давайте я, - поднялся было из-за стола Арсений.
   - Сиди, - махнул рукой Коля, с добродушной улыбкой смотря на хмурящуюся жену. - Липа, это, в конце концов, не вежливо. Там тебя мужчина ждет, возможно, с букетом и бутылкой вина. Ты у него хотя бы бутылку вина возьми и можешь возвращаться к нам. Передай своему следующему любовнику, что я сегодня свой запас ревности исчерпал.
   Растерянная Липа, не понимая, в чем подвох, все же пошла к входной двери, где от звонков перешли к стуку, постоянно оглядываясь на мужчин. Из коридора донеслись мужской и женский голоса, потом вскрик Липы и звуки поцелуев. В начале Коля вслушивался с деланной небрежностью, потом же весь подобрался, напряженно вслушиваясь в тишину. Хлопнула входная дверь.
   - Я его люблю! - сияющая Липа ворвалась на кухню с плетеной корзинкой, украшенной огромным бантом. - Он просто прелесть! - она чмокнула в щеку мужа.
   - Гену целовать было необязательно, - пробурчал Коля. - Он просто служба доставки.
   - Это были чаевые, - объяснила она, извлекая из корзинки маленького белого котенка с голубыми глазами. Кошачий ребенок испуганно озирался и тоненько мяучил, разевая крошечный ротик. - Я буду звать тебя Иерихон, - сообщила женщина котенку. - Сейчас будем кушать, а противный дядька Коля расскажет нам, где тебя взял.
   Мужчины обменялись понимающими взглядами: ох, уж эти женщины! Хлебом не корми, дай о ком-нибудь позаботиться.
   - Раз я противный, то вообще рта не раскрою.
   - Ты - самый-самый-самый, - Липа наклонилась к нему и они сомкнули губы, невольно демонстрируя то, как соскучились друг без друга.
   - Да рядом с нами открыли приют для бродячих животных. Сегодня у них был День открытых дверей и Встреч с Новыми Хозяевами, - начал рассказывать муж, следя, как она достает из холодильника молоко, наливает в блюдечко, отгоняя орущего котенка другой рукой. - Вот мы с Генкой и зашли. Точнее, это он зашел, соблазнившись ножками симпатичной сотрудницы приюта и дофлиртовался с ней до того, что стал владельцем щенка спаниеля.
   - А ты с кем флиртовал? - обернулась Липа, и воспользовавшийся этим кот немедленно уткнулся в блюдечко. Чавканье пошло на всю кухню.
   - Вот с этим монстром, - Коля ткнул пальцем в котенка. - Он орал громче всех, и я сразу подумал о тебе.
   - Что-оо?
   - То есть о том, что никто его такого громкого не возьмет, а ты твердишь, что у нас мышь завелась под холодильником, и если вам с ним объединиться, то...
   - Я поняла! - захохотала женщина. - Все. Иначе ты сейчас совсем заврешься.
   - Это чистая правда, женщина! Клянусь бородой Хоттабыча.
   - Ты не мог сделать лучшего подарка, - Липа села к мужу на колени, обняла за шею.
   Арсений с некоторым недоумением вдруг осознал, что был для Липы Медведевой тем же беспомощным котенком из приюта, когда она нашла его. Но к нему, в отличие от котенка, она не испытывала теплых чувств, и все равно обеспокоилась его жизнью, потому что для нее помощь другому - естественна, как дыхание.
   - Занято, - с усмешкой, одними губами проговорил Коля, наполняя стопки по новой. Арсений поднял руки ладонями вверх, показывая, что не претендует в общем-то. - Ну что, писатель-фантаст, рассказывай, как докатился до такой жизни, - перевел разговор на личное хозяин.
  
   ...Арсений сидел и смотрел в монитор, разглядывая мужика, изображённого художником-фантастом. Именного его облик он когда-то позаимствовал для своего героя. Первая книга - "Громовержец" - послужила началом целой серии книг о похождениях лихого наемника Крома. Пронзительные глаза, решительный подбородок, черная коса на бритой голове, мускулы и вытатуированные на спине иероглифы стали фирменным знаком его персонажа. Гора амбиций, почти беспринципность, то, как он заразительно упивается риском - этот набор гарантировал главному персонажу полное осуществление планов, а его автору интригующий, остросюжетный роман страниц на четыреста, скажем. Дома Арсений, лежа на диване, иногда вслух разговаривал со своим персонажем, изображенным на картине, советовался, что еще можно придумать, чтобы увлечь жадного читателя, требующего все новых и новых книг. Но никогда не признал бы этого публично. Вот сейчас бы ему точно не помешал совет. И желательно от Крома.
   Как будто мало ему было проблем с романом, так возник еще этот плагиат. В издательстве решили замять дело и выплатить Липе Медведевой компенсацию. Против этого Арсений ничего не имел, но когда захотели лишить его прав на собственную книгу (пусть даже на половину принадлежащую ему), взбунтовался.
   Здравую мысль, способную предотвратить каждодневные ссоры, внес муж Липы Медведевой. В очередной раз, едва посыпались упреки и обвинения с обеих сторон, Коля поинтересовался, смогут ли они выделить из текста свои строки. Разумеется, с доказательствами и обоснованиями. Писатели застыли с открытыми ртами, пораженные простотой решения. С проблемой решили разобраться немедленно.
   Они встретились на кухне, каждый со злополучной книгой в руках, и начали доказывать друг другу права на то или иное предложение. Было выпито несколько галлонов кофе, выкурено три блока сигарет на двоих, разбито несколько тарелок и чашек, произнесено много оскорбительных и извинительных слов в адрес каждого. Но зато все было выяснено раз и навсегда.
   Коля был призван на этот суд как непредвзятая личность, потому что фантастику не читал, даже собственной жены, отдавая предпочтение классике. Но очень быстро из судьи был вынужден переквалифицироваться в рефери на боксерском поединке. Пару раз получив от любимой женщины по своим рукам, которые тянули её спать, и едва не подравшись с разозленным Липиными комментариями Арсением, Коля плюнул на них и ушел в спальню. А обсуждение разгорелось с новой силой. Несколько раз за ночь, мучимый совестью и любопытством, муж шлепал мимо них в туалет, каждый раз заставая кухню в сигаретном дыму и язвительных вопросах с подковырками типа: "А в каком это тебя месте осенило, что амазонки выжигают себе грудь? Что? При стрельбе мешает? А тебе при беге яйца не мешают? Может, стоит одно из них тоже прижечь?" или "Кто тебе сказал, что мужики будут терпеть это унизительное рабство столько веков? Да они бы уже через пару лет свергли, к едрене фене, всех баб!" Отчасти успокоенный, что все пока живы, Коля шлепал назад, игнорируя все призывы подойти на секундочку.
   Ровно через двое суток, красноглазые и очумевшие от безвылазного сидения-ругани, писатели выползли из кухни и разбрелись по постелям с чувством выполненного долга. Отцовство (материнство) каждой строки в книге было установлено, поэтому можно было издавать книгу заново, с фамилиями обоих авторов на обложке. Проявив чудеса благородства, Липа позволила не изымать ранее изданные книги Арсения, удовлетворившись разумной компенсацией.
   В обоих издательствах, естественно, поначалу в восторг не пришли, но мелькнувшие в Интернете слухи вызвали шквал интереса у читателей, после чего согласие в верхах было все же получено.
   Сроки сдачи новых книг у обоих писателей неумолимо приближались, поэтому радоваться им было некогда. И тот, и другая засели за компьютеры. Раздраженный Коля, на котором повисло хозяйство и два почти помешавшихся автора, которых следовало время от времени гнать спать, есть и мыться, уже не скрывал своего недовольства. На его вопросы и мягкие намеки на тему "когда же отсюда съедет этот тип?" Липа отмахивалась, объясняя, что ей Арсений нисколько не мешает, а если Коле кто-то мешает, то пусть сам Коля его и выпроваживает, а у нее сроки. Муж зверел до тех пор, потом набрался смелости плюнул на долг гостеприимства и спросил у постороннего писателя о том, когда он намерен покинуть чужую жилплощадь. Конечно, временный жилец щедро давал денег на продукты и средства коммуникации вроде Интернета, а один раз даже пригласил в дом команду уборщиц, которые навели такие чистоту и порядок, что все живущие здесь не могли еще долго найти самое необходимое. Но даже самый хороший гость, как рыба, портится на третий день, чего уж тут говорить про месяцы?
   Арсений долго не мог понять чего от него хотят, совал Коле кредитку и требовал не мешать до конца недели, потому что начинается самое интересное. Коля настаивал на своем вопросе и был услышан. Писатель охотно пообещал убраться к себе, если Николай любезно прочитает его новый роман, правда, пока без концовки. Подобной наглости хозяин дома не ожидал, о чем и сообщил гостю в нелитературных выражениях, присовокупив пожелание как можно скорее освободить квартиру. Завязался разговор, быстро перетекший в потасовку.
   После десятиминутной схватки, ловким приемом прижав Николая к полу, Арсений повторил свою просьбу прочитать его роман, поскольку очень нуждался в совете со стороны. Новый редактор, молоденькая дева, доверия пока не вызывала, а Кром делиться своими идеями не желал. Коля до последнего открещивался от этой чести, посылая хотя бы к собственной жене, но в итоге был взят измором.
   С Николаем Арсений решил советоваться из чистого чувства противоречия. Он успел отметить острый ум липиного мужа и его завидное здравомыслие, позволявшее утихомирить ссорящихся писателей, крепко замешанное на житейском опыте. Ну не к Липе же Медведевой за советами идти? Ей своих заморочек хватает.
   Для большей достоверности схваток, она записалась на курсы русбоя (аналогия амазонки - скифы - русские - русбой) и ходила вся в синяках. Теперь к ним домой приходили едва оперившиеся юнцы, девицы, и люди постарше, именующие себя бойцами, кожевниками и кузнецами, которые приволакивали ворохи ароматных кожаных доспехов и с важным видом демонстрировали извлекаемое из рюкзаков оружие. Выпивались все запасы кофе, чая, соков, вина, подъедалось то, что не успевали дожевать писатели, а уж потом начинались разговоры за жизнь: о качестве кож, крепости того или иного клинка, о преимуществах одного приема перед другим и многом другом. Порой эти вечерки плавно перетекали в утренники и полдники, пока со смены не возвращался злой и голодный Коля. Тогда все быстренько разбегались по домам. Маленький скандал с любимой женщиной, очень часто завершавшийся примирением в спальне, вдохновлял Колю или Липу (если она чувствовала себя уж очень виноватой) на готовку еды и, иногда, уборку.
   На выходные все старались разобраться с делами и выехать в деревню Николая, где его отец, дядя и двоюродные братья держали крепкое хозяйство на краю леса. Липу вывозили туда для откармливания экологически чистыми продуктами, но её куда больше интересовали лошади, на которых она училась ездить без узды, добавляя себе новые ушибы и синяки к тем, которые получала на уроках борьбы. (В городе соседи уже начали сочувствовать бедной женщине, считая, что муж поколачивает ее за разгульный образ жизни.) Арсения приходилось вывозить потому, что иначе бы он не отрывался от монитора и все двое суток долбил, как дятел, по клавиатуре, полемизируя сам с собой вслух о ходе дальнейших действий. Уж на что Липа была фанаткой сочинительства, но таких крайностей себе пока не позволяла. Правда, первые несколько раз приходилось чуть ли не силой гнать его в машину. Арсения представили родственникам как общего друга, которого в терапевтических целях надо вывозить на природу.
   Места в большом, недавно перестроенном доме, хватало всем, гостям родственники были рады. Арсений и Коля помогали по хозяйству, рыбачили на местной речке, даже пасли коровье стадо, пока Липа верхом моталась по округе, вырабатывая навыки езды. В хозяйстве от нее было больше вреда, чем пользы, что было дружно признано всей родней. При прополке огорода Липа выдергала все культурные растения и оставила дикие. Ее уборку в доме мать Коли до сих пор вспоминает как страшный сон. Еда, которую Липа умела готовить, была для местных слишком экзотической, а к стирке ее просто сразу не допустили. Но Медведева не расстраивалась, с удовольствием разъезжала по полям, наговаривая на диктофон продолжение книги, чем вызывала большие подозрения у своего мужа, который про диктофон понятия не имел.
   Субботним вечерком, после бани, Коля и Арсений встретились в комнате последнего.
   - Ну, как тебе? - обратился писатель к Николаю, когда тот неохотно признался, что ознакомился с текстом.
   - Что-то в этом есть, но... - тот замялся, с тоской глянув на дверь - никто не спешил ему на помощь. Торшер, чей абажур был накрыт шалью, уютно огораживал центр комнаты мягким желтым светом. - Как бы это сказать-то... - мучительно подбирал слова Коля, проклиная себя за тогдашнюю слабость: ну сломал бы Арсений ему руку в трех местах, подумаешь, зато уехал бы, а сам Коля сидел бы на больничном с любимой женой. Указывать человеку на ляпсусы в его собственном ремесле, притом, что ты сам в нем ни шиша не смыслишь, не самое приятное занятие на свете, для порядочного человека.
   - Понятное дело, что "чего-то не хватает"! - небрежно отмахнулся Арсений. - Он же не дописан. Только я никак не поймаю за хвост то, чего не хватает. Как дурак в сотый раз бьюсь над этой главой. Вот ты своим незамыленным взглядом обо что споткнулся?
   - Да ни обо что, - пожал плечами Николай, неторопливо почесал живот через футболку. Значит, всё-таки что-то уловил!
   - Валяй, - Арсений развалился на кровати, заложив руки за голову. - Чего уж там. Я ведь сам тебя попросил.
   Стены комнаты пахли свежесрубленным деревом и немного лаком для ногтей, очевидно, Липа в соседней комнате красила ногти. Ковер с оленями на правой стене и вязаные половики на полу будили воспоминания о детстве и бабушке, у которой тоже был такой ковер. Из открытого настежь окна пахло свежестью ночного сада, полынью, веник которой висел над окном для отгона насекомых. А в самом доме еще бродил слабый запах испеченных на обед пирогов, которых оказалось такое количество, что осталось и на ужин, и даже на завтрак. Тихий ветерок нерешительно играл створкой и белым тюлем, изредка позванивая подвесками не горящей люстры. Все располагало к неторопливой беседе.
   - Лучше бы ты к Липе, правда, - выдавил мужчина, скрипнув зубами. - Я в этом понимаю столько же, сколько в балете.
   - Но зацепило или нет? Или тебе после второго абзаца захотелось плюнуть в экран, но ты этого не сделал исключительно из природной вежливости.
   - Интересно, - неохотно выдавил тот, помолчал. - Была у нас в штабе похожая на эту твою Мнемосину - рыжая, конопатая, нос кверху... Лейтенант Земляникина, - Коля прищурился, вспоминая.
   - Так она же блондинка... А, ты в смысле характера!
   - Шерлок Холмс в юбке вылитый. Все найдет, как будто сама положила или, как твоя, в памяти покопалась. Генерала собой прикрыла от снайпера. Орден получила. Посмертно. - Николай помрачнел.
   Они некоторое время помолчали. Поздний вечер о чём-то своём беседовал с торшером, убедительно отбрасывая причудливые тени предметов в комнате на стены и потолок. Торшер, чей абажур был накрыт красной с золотым шалью, придерживался своей нейтральной точки зрения, давая ровный свет.
   - А про Арсения, который у меня Кром, что скажешь? Я его теперь в главные герои чуть ли не за уши тащу, а он, подлец, упирается! - со смешком хлопнул себя по колену писатель, сев на постели.
   - Брось, не выйдет ничего.
   - Это почему? - вскинулся Арсений, хотя и сам понял уже, что надо было все менять. Оставить Крома тряпкой было выше его сил.
   - Где ему, дурилке картонному, с тобой соперничать?
   - Не понял, - вытаращил глаза Арсений, ожидавший каких угодно объяснений, кроме этого.
   - Ревнуешь ты его к этой Матери Муз, что тут непонятного?
   - Я? Его? К ней? Ну, ты загнул! - хлопнул себя по колену ладонью писатель.
   - Ты спросил - я ответил, а теперь пойду к жене, извини, - Коля встал из кресла, потянулся, задев кончиками пальцев потолок. - Она и так мне сейчас всю плешь проест.
   - Ну, спасибо тебе за свежие взгляды, - озадаченно пробормотал Арсений, чувствуя себя слегка оглушенным новостью.
   - Только допоздна не засиживайся - сюда отдыхать приехали, - напомнил перед уходом Коля. - Помнишь?
   Арсений, кивнул, завистливо прислушавшись к доносящемуся из приоткрывшейся двери стуку клавиш в соседней комнате. У него вот тоже страницы множились, только их содержание почему-то абсолютно не соответствовало первоначальному замыслу. Время от времени текст вообще зависал, словно раздумывал, по какой дороге ему помчать на этот раз. В таких случаях писатель возвращался к написанному ранее, в тысячный раз вчитывался (его начало он уже выучил наизусть) в первые строки и медленно пошел по абзацам вниз, в очередной раз меняя порядок событий, реплики персонажей на боле остроумные или убирая их вообще.
   Писатель взял на колени лэптоп и задумчиво уставился в темный экран, по которому убегали в никуда сотни звезд. Чем больше он думал, припоминая фрагменты романа, тем более вероятной ему казалась новая версия. Но ревновать собственную героиню к герою? Это уже попахивает психушкой. Такого, вроде, даже у классиков не бывало. Но это объясняет одномерность Крома, так и не проявившего даже сотой части своих знаменитых качеств.
   - Гляжу в экран - вижу фиг вам, так что ли? - ехидный голос Липы Медведевой за спиной был как царапанье ногтя по доске.
   - И чего тебе не спится? - чуть раздраженно отозвался он. - Шла бы ты...
   - А как же возможность позлорадствовать? - деланно обиделась женщина, кутаясь в черный халат с аляповатыми красными цветами. Собственные вещи сегодня она умудрилась оставить в городе, о чем все узнали из их с Колей громогласного скандала, как и сменные вещи мужа. Зато привезла чемодан книг по скифскому вооружению и коневодству. Конечно, потом произошло примирение, а добрые родственники снабдили супругов одеждой.
   - По поводу? - насторожился Арсений.
   - По поводу влюбленности в собственную героиню, конечно же. Да, я подслушивала, - с улыбкой заявила она в ответ на его ошарашенный взгляд. - Это самый достоверный способ получения информации после Интернета.
   - Липа, я не считаю это... - нахмурился мужчина.
   - Дашь почитать? - просяще заныла женщина.
   - Чтобы мы написали еще одну совместную книжку? - фыркнул он. - Нет уж, хватит с меня соавторства.
   - Чем ты недоволен, дундук? - возмутилась Липа Медведева. - Вышло очень даже ничего.
   - Даже не мечтай, - отрезал Арсений.
   - Ну, пожалуйста, я только краем глазика...
   - Иди к своему мужу под бочок, женщина, пока он не подумал дурного.
   - Что он может подумать? Бог с тобой! - отмахнулась она. - Мы с ним доверяем друг другу. Я ведь не ревновала, когда вы с Колей заперлись в комнате.
   - Т-ты на что на-амекаешь? - даже начал заикаться Арсений, услышав этот возмутительный намек.
   - Ни на что. Так дашь почитать? А вдруг я смогу что-то посоветовать? Или ты шовинист и параноик? - Липа Медведева ехидно прищурилась.
   Арсений, демонстративно глядя на неё, постучал кулаком в стену, вызывая подмогу. Через минуту явился заспанный Николай, с удивлением обнаруживший свою жену в чужой комнате, которому и было предложено забрать эту самую жену назад.
  
  

Омикрон не равен Пи, учитывая Коппу

  

Можно верить лишь Ґ из того, что говорит женщина.

Но какой именно?

Ванда Блоньская

  
   Кто-то долго и настойчиво тряс меня за плечо, в конце концов, добившись своего - я начала покидать владения Гипноса, устремившись назад в реальный мир.
   - Одолжите божественную искру? - проникновенно спросил мужской голос над ухом, свободным от подушки. - Моя что-то выдохлась.
   - Будем жечь купальские костры? - не совсем еще отойдя ото сна, спрашиваю в свою очередь, щелкая пальцами. В голове звучат музыка и баллада на незнакомом языке, которую исполняет Атлант, подыгрывая себе на арфе, сделанной из живой черепахи. Осечка. Странно.
   - И их тоже можно будет поджечь, - пообещал приятный голос из не до конца развеявшейся темноты моего сна. - Какие-то проблемы с зажиганием? - с участием уточнил он, опалив мне щеку глубинным жаром дыхания, сродни тому, какой исходит от тлеющих под землей торфяников.
   - Не понимаю, - отвечаю, испуганно сев и продолжая безрезультатно щелкать в кромешной темноте пальцами. Накатила обжигающая волна бессилия, паники и гнева - искра не рождалась!
   - Позвольте?.. - вежливо попросил голос. - Может, у меня получится лучше.
   - Конечно... - разрешаю, глубинным усилием открыв глаза и тут же зажмурившись от солнечного света, заливавшего спальню, - нет!!!
   - Совершенно зря ты это сделала, - с укором сказал пожилой тип в накидке из облезлых птичьих перьев, сидя справа от меня, когда я смогла его нормально разглядеть. - К чему нам зреть друг друга, если это нам неприятно? - клюв на капюшоне которой успешно затенял ему лицо.
   На низком с фигурными ножками столе был сложен уже знакомый мне шалашик для будущего костра, разве что меньшего размера. Куча предметов - от рулонов парчи до обломка колесницы с солярными символами - загромоздила столешницу и пол вокруг стола на несколько шагов. От них отчетливо пахло алкоголем.
   Сажусь так резко, что закружилась голова.
   - Агх... кхАг... - издала я звуки, сродни тем, что издает придушенная ворона. И глаза у меня выпучились точно так же.
   - Прошу не кричать и швыряться - я сам уйду, - выставил руку перед собой.
   Тип в накидке встал, похожий на грустного больного орла, который пытался превратиться в человека, но передумал на половине и теперь застрял в промежуточной форме. Весь его скукоженный облик подтверждал мои мысли о тяжелой болезни незнакомца.
   - Феникс... - вырвалось у меня. Ну, конечно же, феникс! Кто еще, кроме этого невообразимого создания, будет стремиться сгореть с таким упорством?
   Фениксы покинули свою вселенную в поисках новых знаний, залетели к нам и как-то незаметно прижились. Но они обладают таким вздорным и неуживчивым нравом, что давно поделили мир на зоны, в каждой из которых живет одна особь, во избежание ненужных кровопролитий. Раз в десять тысяч лет каждый феникс делает себе костер, в очистительном пламени которого умирает и возрождается вновь. Лично с ними мне до сегодняшнего дня не доводилось встречаться, хотя я слышала о них множество историй.
   Вид у сидящего передо мной феникса был нездоровый. Очевидно, свои десять тысяч лет он прожил очень и очень весело.
   - Обойдусь без лживых восторгов, - угрюмо изрек мужчина, поправляя накидку, стоя возле нерожденного костра. Охи, не накидку! Это его собственное оперение. К его ногам скатился свиток из той кучи. Он немного развернулся, и стало видно, что поверхность свитка зигзагообразно покрыта музыкальными знаками.
   - Откуда мне было знать, что ты не колдун какой-нибудь? Или демон? - попыталась оправдаться я, соскочив с постели. - Напустил туману вместо того, чтобы подойти, представиться. Что же мне, жалко места для костра бессмертия?
   Странный гость не соизволил дать какой бы то ни было ответ. Он шагнул на стол - на пол посыпались предметы - и замер в центре, подняв голову к потолку. Очень медленно поднял вверх руки... От его ступней взметнулись языки пламени, которые на миг закрыли собой всю мужскую фигуру.
   Огонь жадно лизал мужчине голени, колени, живот, грудь и плечи. Особенно ему понравилось оперение, которое он с треском слизнул в один миг. Самоубийца не корчился от боли, не кричал. Он словно купался в убийственном пламени, благодарно подставляя огненным языкам тело.
   А потом огонь как-то вдруг опал и пропал, изойдя на едкий дым. Кашляющий Феникс неуклюже слез со стола. Вид у него был такой несчастный, что на глаза наворачивались слезы. Сейчас, когда его оперение жестоко обгорело, стало видно, что старость уже успела расцеловать его тело от души.
   Небольшая безухая вытянутая голова с поредевшим хохолком на макушке. Клювообразный нос, переходящий в полуптичий-получеловечий рот. Круглые глаза в пол лица, нервно мигающее третье веко. Бледная кожа в тех местах, где выгорели перья. Руки-крылья, оканчивающиеся перьями-пальцами. Обгоревшее тело пожилого мужчины, с островками почерневших перьев, вызывало горькую жалость.
   - Не то место, - с тоской пробормотал феникс и стал медленно исчезать на моих глазах.
   Я закричала, не помню что, помню только, что кричала отчаянно, словно сама сейчас лишалась бессмертия.
   - Сина!! - кто-то тряхнул меня за плечо. - Си-на, конь твою в зад! - рявкнули в ухо, а последовавшая за этим пощечина вышибла меня из сна быстрее катапульты.
   Темно! Опять? Где я? Кто здесь?
   Резко сажусь, по-совиному хлопая глазами и вертя головой. Кто-то впивается мне в бедро, нащупываю - ах, это Мнема спросонья выпустила когти. С шипением скидываю едва не располосовавшую мне когтями бедро до кости сиамку. Кошка глухо приземлилась неподалеку.
   - Что?! - кричу, взбудораженная до предела, сама не знаю кому, готовая к войне, к концу света, к побегу в другой мир - к чему угодно. В носу щекочет от невыплаканных слез.
   Почему темно? Темнота сейчас вызывает панику. Хочется много солнечного света, который лучше всех справляется с депрессией и страхами.. торый так не любит тьма, от которого она бежитг или темномир.нерьев, клюв на капюшоне которой затенял его лицо. Что-то и кто-то сдергивает темноту с меня, как покрывало. Солнце мстительно ворвалось в спальню, слепя глаза, бесцеремонно высвечивая пыль в углах, беспорядочно сваленную на пол одежду, мое лицо. Гелиос обидчив, как дитя, если замечает, что даруемым им светом пренебрегают. Первые мгновения тупо смотрю на свои голые коленки, осознавая, что сижу на коврике у кровати.
   На коврике?!
   Ошалело оглядываюсь. Я что - упала с постели? Поворачиваюсь и натыкаюсь на босые мужские ноги, поднявшись по которым взглядом, с третьей попытки признаю в тревожно нависшей надо мной фигуре навязанного пациента. Та тряпочка, которой Фи-Фи ранее прикрывала ему бедра, исчезла. Теперь ноги мужчины до колен скрывает схенти - две узкие, несшитые полосы ткани спереди и сзади, скрепленные богато украшенным поясом. Опять одно название, а не одежда. Широкий воротник-ожерелье, символизирующий солнце как источник жизни, своими лучами прикрывал ему плечи и верхнюю часть груди. Ожерелье было очень нарядным, украшено золотом и разноцветной эмалью. Та-кемптский стиль шел этому мужчине, стоит признать.
   Сиамка настойчиво ласкается к его ногам, демонстрируя, что если я не ценю, какое сокровище имею, она может легко уйти к другому хозяину.
   - Что случилось? - потираю лоб, собираясь с мыслями. В голове полнейший кавардак из снов, воспоминаний, сегодняшних событий.
   - Это я у тебя хочу спросить, - ответил Арсений, глядя на меня сверху вниз, держа в одной руке мое одеяло. Так и это был источник страшной темноты? Одеяло?
   Зеленая искренность (видимо с перепугу что-то во мне снова перемкнуло, потому что вернулась способность читать чужую ауру) стекает по мужскому телу в пол, мозаика которого игриво подставляет солнцу фрагменты рисунка: празднично одетые Данаиды* любезничают с мужьями в украшенном доме отца. Лица молодых Эгиптидов преисполнены любви и доверия. Они и умирают потом, левее, от рук жен с точно такими же доверчивыми лицами. Мнема требовательно трется об ноги чужака, подняв хвост трубой и делая умильно преданное лицо.
   Вечный сладкий фруктово-цветочный запах, томящегося на жаре сада, горстями закидывает в раскрытое окно явившийся с моря теплый ветер. Прохлада в комнате тает как лед на жаровне.
   - Ты орала, будто на тебя напала команда корабля, вернувшегося из кругосветного плавания, - сообщил возвышающийся мужчина, поигрывая карминовым раздражением. Сам пришел, а теперь еще меня в чем-то обвиняет? - Вдруг тебя здесь убивали? - поинтересовался Арсений, выдавая тот факт, что в прошлой жизни, кажется, имел склонность спасать девиц и убивать залетных драконов.
   Он присел на корточки рядом. Его тугая чёрная коса через плечо небрежно свесилась, щекоча мне руку. Мнема заинтересовалась косой и начала игриво подбрасывать её лапкой, а потом устроила на неё свирепую охоту. В солнечном свете кожа варвара выглядит притягательно. Мне виден угол густо изрисованной растениями и зверями спины мужчины, сидящего ко мне в пол оборота. Но если Ириду татуировки уродовали, возможно, из-за своей бессистемности, то на нем смотрелись как неотъемлемая часть тела, вроде носа или губ.
   - Заниматься своими делами, как сделали это все остальные, - сварливо отвечаю, раздраженная реакциями собственного тела. - Как-то ведь я умудрилась дожить до этих лет без тебя.
   - Так что здесь произошло? - требовательно спросил он, оглядев комнату.
   Фрески на стене, повествующие о детстве муз, женская обстановка: статуэтки, вазы, вытканные гобелены - на их таком домашнем фоне он выглядел еще более чужим, неизвестно как попавшим сюда предметом.
   - А тебе какое дело? - раздраженно спрашиваю у него. Рождающуюся к нему симпатию следовало прижечь каленым железом как можно скорее, пока не вздумала перерасти во что-то... - Мой дом - что хочу, то и делаю.
   - Плохой сон? - Арсений бесцеремонно взял мою ладонь в свою, вчитываясь в хитросплетение линий. Ладонь немедленно начало покалывать тысячей тонких острых иголочек. Остро-теплая боль разбежалась по телу. Он был просто мастером прикосновений, этот беспамятный незнакомец и, наверное, отличным любовником. Моргаю, гоня прочь эту крамольную мысль. Рядом с такими существами как раз и понимаешь истинное значение слова "грех".
   - Уйди, - буркнула, грубо выдёрнув руку. Сама я искусством хиромантии не владела, так что кто его знает, что сумеет там прочесть варвар о обо мне и моей судьбе.
   Арсений поморщился, встал вместе с кошкой на руках, прошёлся по спальне, машинально гладя сиамку. Его поступь была легкой и ритмичной, как шаг породистого скакуна. А на ногах у него было по четыре пальца, заметила я вдруг с недоумением. Татуировки, как живые, змеились на его спине при каждом движении. Загадочные черные линии напоминали и змей, и контуры хищников, и диковинные цветы сразу, сплетенных в единое целое. Где и зачем он их сделал? Что пытается вспомнить с таким усердием? Такие как он кочуют по неисчислимым дорогам, бездомные бродяги за удачей, и если добывают сокровища, то спускают их за часы, чтобы снова уйти, услышав зов своего пути. Поиск для них куда приятнее обретения.
   По телам и лицам убивающих Данаид и умирающих Эгиптидов мужчина, чьи мысли, похоже, приняли агрессивное направление, двигался совершенно бесшумно, но теперь с какой-то рваной пластикой. А коса продолжала свисать вдоль позвоночника как приклеенная. В отличие от другой части мужского организма, решившей вдруг заявить о себе.
  
   * Данаиды - пятьдесят дочерей царя Ливии Даная (от разных жен), бежавшие вместе с отцом от преследования своих двоюродных братьев Эгиптидов, домогавшихся их любви, в Аргос. Здесь Эгиптиады их настигли, и Данай, покоряясь силе, вынужден был дать согласие на брак, распределив невест по жребию между женихами. Он дал дочерям кинжалы и потребовал, чтобы Данаиды в брачную ночь закололи спящих мужей. Повиновались все Данаиды, кроме Гипермнестры. Сжалилась над мужем только юная Гипермнестра, тайно выведя Линкея из дворца. Данай заковал дочь в цепи и хотел убить ее, но на суд явилась Афродита и защитила данаиду. После этого Данай устроил гимнастические состязания и в награду победителям отдал своих дочерей. Позднее Данаиды и их отец были убиты мужем Гипермнестры Линкеем, мстившим за братьев. В аиде Данаиды несут вечное наказание, наполняя водой дырявый сосуд
  
  
   - Что терзает тебя? - спрашиваю у него тихо, сев на постели и обняв руками колени, чтобы переключить свое внимание на работу. Я ведь жадная. Если позволю себе расслабиться, то могу захотеть, чтобы он остался со мной навсегда.
   - А тебя? - он резко обернулся, перестав гладить кошку, заставив меня любоваться красотой случайной позы.
   - Я первая спросила, - смотрю на его пальцы, с которых на кошку перетекает теплое желтое удовольствие. Насыщаясь его удовольствием, сиамка превращается в маленькое солнце. Кошка ему нравится, а я его раздражаю: стоит ему обратить на меня внимание, как в его ауре стабильно возникают оттенки красного.
   - Почему я всё забыл? - стремительно очутился у моей постели тот, кому я дала имя Арсений. Вишневый плащ неясных мне эмоций налетел с мгновенным опозданием, хлестнув его по плечам и голове. - Чьих это рук дело?
   - Может, ты давно хотел начать жить заново, - делаю логичное предположение, - но все не решался? И тогда твоя память пришла тебе на помощь.
   - Правда? - спросил Арсений настороженно. - Ну конечно нет. О чем я спрашиваю? - Мужчина снова развернулся, гигантскими шагами дошел до противоположной стены. - Разве ты скажешь правду? - Сделал поворот на сто восемьдесят градусов и пошел в мою сторону. - Тебе нравиться проявлять надо мной власть? Хочешь, чтобы я на коленях молил тебя? - застыл передо мной с самой угрюмой физиономией, которую я видела. Ластящаяся к нему сиамка лишь подчеркивала излучаемую им темно-рубиновую угрозу.
   - Ну, верну я тебе память, а ты с ума сойдёшь от шока, - отвечаю ему небрежно, прекрасно отдавая себе отчет, что дергаю за хвост неизвестного зверя. Судя по выражению его лица, он был готов меня, как минимум, придушить. - И что мне тогда делать?
   - Давай, я сам с этим разберусь, - пурпурно процедил Арсений. - Я давно уже не нуждаюсь в мамочке, если ты не заметила, - сказал он, оперевшись кулаками о покрывало, и нависая надо мной, после того как небрежно выпустил Мнему на пол. Пронырливое создание тут же вскарабкалось на ложе и стало тереться о моё плечо с громким урчанием.
   Конечно, я все заметила - попробуй такого не заметить! Этот мужчина волновал меня и отпугивал, в один и тот же момент. Но что-то во мне останавливало любую попытку проявить к нему расположение. А своим ощущениям я привыкла доверять.
   Возможно, он все же что-то учуял: его глаза потемнели, скользнув взглядом по моим пылающим щекам, линии шеи, груди, скрытой простыней из тончайшего египетского хлопка.
   - Губы твои - дикая жимолость, чьи нежные лепестки приоткрываются на жаре, - хрипло проговорил мужчина, сблизив наши лица до такой степени, что это как-то перетекло в поцелуй. Чуть властно, но с осторожностью опытного любовника, он исследовал мои губы. И я поняла, что хочу, что бы это не заканчивалось никогда. - Давно мне не доводилось вкушать подобного наслаждения, - произнес мужчина отстранившись - у меня самой не хватило бы сил. - А в порыве страсти ты краснеешь с головы до?.. - многозначительно недоговорил Арсений, играя ленивой усмешкой чувственных губ, намекая на...
   - Легче на поворотах, - чувствуя боль в груди, предупреждаю его. Есть границы, которые лучше не нарушать.
   - Я стою на месте.
   Мы встретились взглядами.
   - А, по-моему, гонишь во весь дух, - процедила я. Это уголовное преступление - одевать таких мужчин в схенти! Их надо заворачивать в гиматии от шеи до ступней, запирать в гинекеи, а перед тем как выпустить - трубить всеобщую тревогу на агоре.
   - Иносказание, - догадался он и скривился, как от зубной боли. - Вот, опять. Я серьезно, а тебе всё шуточки-прибауточки.
   Закрываю глаза, вспоминаю леденящее купание на Северном полюсе с Гесперидами: много-много обжигающе-холодного льда, заиндевевшее небо, убийственно-холодная вода, в которой плещутся хохочущие красавицы с янтарными глазами и солнечной кровью. Воспоминание пришло столь яркое, что моя кожа тут же посинела, тело начала бить дрожь. Зато страсть в эфемерной крови сразу перестала кипеть. Иногда хорошо быть немного земной женщиной, на которую действуют законы физики и психологии.
   Геспериды - три (или четыре) дочери Нюкты (вариант - нимфы Геспериды и Атланта): Эгла (Айгла, "сияние"), Эрифия (Эритея, "красная"), Геспера ("вечерняя", вариант: Гестия) и Аретуса, нимфы-хранительницы золотых яблок вечной молодости, которые Гера получила как свадебный подарок от Геи. Обитают на крайнем западе в "саду Гесперид".
  
   - Позвать Асклепия? - всполошился мужчина, услышав стук моих зубов и с испугом глядя на сотрясаемое дрожью тело.
   - Охи! Нэ!
   - Так что? - не понял Арсений. Когда что-то происходило не по его, он сразу начинал искрить раздражением. Вот и сейчас его аура расцвела красными разводами.
   - Зови, - говорю медленно, избавляюсь от убийственного холода в теле, посчитав, что справилась на этот раз. Мнема настырно влезла мне на колени и стала тереться спиной о мою грудь, делясь теплом. Чужак нравился ей не настолько, чтобы не прийти на помощь к хозяйке, - его сюда. - Мне срочно требовалось побыть одной, хотя бы немного, чтобы привести в норму распоясавшийся организм.
   Одарив меня долгим подозрительным взглядом, Арсений молча вышел в сад, откуда доносились приглушенные смех и голоса.
   Закрываю глаза, паника сотрясает тело, болезненно пульсируют губы. Мягко-упругий кошачий бок назойливо трется об меня с громким урчанием, добавляя мучений. Отпихиваю кошку и лихорадочно вспоминаю упражнения, посоветованные Майей для контроля над сознанием. С третьей попытки втягиваю воздух (уже забывать стала как дышать надо), оставшийся в комнате мужской запах, запах пепла и раскалённого металла, разбавленный розами. Что-о?!
   - Гефест? - недоверчиво обращаюсь к оказавшемуся в спальне мускулистому гиганту, одетому в женскую тунику и украшения.
   Однако, такое понятие как женская половина, совершенно утратило значение в нашем обществе. По правилам этикета сюда кроме моих дочерей, матери, сестер и мужа никто другой войти не может. Или только в мою спальню все ломятся без зазрения совести? Сомневаюсь, что найдутся смельчаки, готовые ворваться к Артемиде или Гере. Пора принимать карательные меры.
   - Мнемозина! - вскричал гость басом, напоминавшим камнепад, воздев руки к небу в лучших традициях трагедии. - О Мнемозина, памяти богиня, ты Геи плодородной дочь!
   Действительно, для чего стучать, перед тем как войти? И вообще, пора убирать дверь, как досадную помеху - всё равно никого не останавливает.
   - Я вообще-то знаю это, но спасибо, что напомнил. И папу своего я тоже знаю. Такое вот у меня счастливое детство было, - отвечаю ему. - Хочешь, я позову Асклепия? - предлагаю квадратному от мускулов атлету в женском, розовом хитоне, чья кожа перемазана сажей. Беседовать с посторонними людьми, пусть и открывающим тебе душу, лежа в постели под тонкой простыней, немного неудобно, знаете ли.
   - К чему мне он? - печально вопросил он и отмахнулся, едва не сбив с постамента бюст Полигимнии, который она мне подарила на прошлый парад планет (я так редко вижу своих девочек, что скоро перестану их узнавать при встрече). - Меня терзает боль иная, ему неподвластная боль... - вновь ударился в трагедийные завывания бог-кузнец, заламывая руки.
   Конечно, я не считаю, что слезы - исключительно женское средство избавиться от накопившегося напряжения, но когда на твоих глазах безутешно рыдает мужчина, который одним ударом кулака дробящий скалы, причем облаченный в женскую одежду...
   - Извини, мне показалось... - не заканчиваю фразу, увидев в оконном и в дверном проеме настороженных эринний. Все трое пристально оглядели спину Гефеста, убедились, что больше никого здесь нет, и так же бесшумно полетели наверх. Что происходит? Такое ощущение, что Немезида мне чего-то не рассказала.
   - Что тебе показалось? - бог-кузнец прекратил рыдать и оглянулся, но там уже никого не было.
   - Что тебе обязательно нужно с ним встретиться. Вы так давно не виделись, - искренне советую ему. Подобную истерику я в последний раз видела у своей младшенькой, Талии, когда та потеряла любимый вышитый пояс. - А мне нужно повидаться с Афиной. Что там задумала эта дева на мою голову? - бормочу уже тише, себе под нос.
   - Что-что? Прости, я не расслышал, - Гефест поковырял в ухе мизинцем и некоторое время созерцал свой палец, измазанный сажей.
   - Присаживайся, говорю, не стесняйся.
   Он осторожно опустился на жалобно скрипнувший клисмос, с опаской доверяя хрупкому резному изделию свой вес. Мнема тут же принялась тереться о ноги гостя, требуя внимания. Огромной мозолистой ладонью Гефест неуклюже погладил сиамку.
   Может, мне подменили кошку сегодня? То она готова задрать каждого, кто на нее косо посмотрит, а то лезет из шкуры ради лишнего поглаживания.
   - Гефест, можно вопрос? - поудобнее заворачиваю вокруг своего тела простыню. превращая её в подобие гиматия. Есть у меня такой пунктик - не показывать свои прелести каждому встречному. А иначе в чем же тогда будет их прелесть, если любой будет знать, как они выглядят?
   - Нэ, - шмыгая носом, разрешил тот. Сидящая у его ступней сиамка казалась совсем крошечной.
   - Почему ты одет как женщина?
   - Так она же все спрятала! - чуть не плача прокричал он, подпрыгнув на клисмосе. Сидение хрустнуло под ним, но устояло.
   - Кто? Что спрятала? - тщетно пытаюсь разобраться в сути дела. Как остальные же умудряются друг друга понимать?
   - Мои инструменты! - сжав кулаки, проревел он, внезапно перейдя от слез к ослепительной мужской ярости. - Эта Пена Рождённая! - ударил кулаком в стену. Кошка шарахнулась от него ко мне под ноги, где и замерла.
   - С чего ты взял? - осторожно продолжаю распутывать этот запутанный пьяными мойрами узел его жизни.
   - К чему эти вопросы? - бог-кузнец со смущением посмотрел на выемку в стене, сделанную им. - Просто верни их, Мнемозина. У меня два заказа от Деметры и один от Афины горят.
   - Для начала, я у тебя ничего не брала, - говорю ему, - и никто мне ничего не приносил.
   - Я и не обвиняю, - бог вскочил, отпихнув клисмос, и принялся расхаживать туда-сюда.
   - Гефест, начнём сначала, - прошу его. - Почему ты в женской одежде? - показываю на розовый хитон, который ему совершенно не шел, кстати.
   - Гнусная дочь своего блудливого отца! - проревел, замерев передо мной, Гефест - и улетел в правый угол спальни с чудовищным грохотом.
   Это произошло так неожиданно и быстро, что я лишь потом заметила Арсения, возвышающегося над упавшим Гефестом, потирающего кулак с ободранными костяшками пальцев. Откуда он взялся?!
   - Прости? - пролепетала, не веря своим ушам. - Это ты мне? - смотрю на Гефеста.
   - С какой стати мне тебя обвинять? - пробурчал бог-кузнец, медленно поднимаясь на ноги. - Это ещё кто? - покосился на Арсения, потирая челюсть.
   - Гефест, это Арсений, беспамятный иноземец. Арсений, это Гефест - бог кузнечного искусства, сын моего племянника. Было совсем не обязательно его бить, - сухо представляю их друг другу. - Арсений, где Асклепий?
   - Скоро придет, - проронил тот, сверля гостя лиловым взглядом. Лицо его выражало в то же время легкую растерянность, как будто он сам не ожидал от себя заступничества. Правый кулак то и дело нервно сжимался и разжимался.
   - Посиди тихо вон там пока, - говорю ему. Когда нужно - этого лекаря днем с огнем не найдешь, а когда не надо - то и дело путается под ногами. Теперь вот глаз нельзя сводить с этого нервного: Арсений отошел от Гефеста на пару шагов, но остался стоять.
   - Проклятье на Афродиту, будь она кривонакрашена! - выругался Гефест, снова усаживаясь на сидение. Страшное ругательство, признаю. - Спрятала весь мой инструмент. И как я теперь должен работать?!
   - Мы начали с женской туники, в которую ты одет. Или Дита и одежду твою попрятала? - упрямо возвращаюсь к первому вопросу.
   - В доме, где я лично создал четыре стиральных автоматикуса, кончились чистые вещи! - рявкнул он. Давно я не видела Гефеста в такой ярости. - Не говоря уже о банальной магии. Абсурд, - перешел к жалобам бог-кузнец. - Четыре! - повторил снова, для наглядности продемонстрировав мне четыре пальца левой руки.
   - А сам ты себе одежды создать не мог? - задаю самый логичный вопрос, но, увидев его вытянувшееся лицо (не догадался!), продолжаю: - Понятно. А украшения зачем одел?
   Все-таки то, что ему пришлось тогда приковывать своего друга к скале, отдавая его во власть зевсова орла, отразилось на психике Гефеста. Предательство нанесло ущерб его душе, сколько бы он сам это не отрицал. Эти истерики, подсознательное желание носить женскую одежду и украшения, а что дальше? Захочет поменять пол и имя, лишь бы избавиться от подспудного чувства вины?
   - Я раньше новинки на Афродите испытывал, - смущенно объяснил Гефест под нашими взглядами. - Теперь вот самому приходится. Вдруг сломается или погнётся что-то, - развел руками. - Перед заказчицами неудобно будет. Я ведь гарантирую качество.
   - Понятно, - киваю. По крайней мере, звучит логично.
   Арсений прислонился спиной к стене, почесал бровь, разглядывая потолок. Фреска с купидонами и облаками была хороша, а вот на проблемы бога-кузнеца ему было глубоко плевать. Кто бы сомневался? Но ведь стоит здесь, паразит, и даже не думает уходить.
   - Ну куда она могла деть мои инструменты?! - снова завопил Гефест. - Я весь дом перерыл уже. О, поистине злоба этой дочери соленого мрака не знает границ! Будь проклят тот день, когда в океан упала первая капля...
   - Давно обнаружил пропажу? - серо-равнодушно спросил Арсений, взяв на руки кошку. Положительно, пора или выгнать, или отравить эту изменщицу.
   - Я только Гестии стефану занёс. Вернулся, - бог прямо всхлипнул от обиды, вспомнив пережитое, - одни чистые стены и полки... Я её убью! - выдохнул струю пламени Гефест, подпалив гобелен на стене. Между прочим, одна из немногих уцелевших работ самой Арахны - раритет. - Ох, - расстроился он ещё больше, глядя на разгорающееся пламя.
   Арсений, сорвав ткань, принялся затаптывать огонь ногами. Раритетная половая тряпка смотрелась на мраморном полу жалко.
   - Ты мне должен, - показываю богу-кузнецу на бывшую ценность.
   - Ты мне только инструментарий найди и я для тебя... Ух! - от избытка эмоций Гефест перешел от языковых средств общения к мимическим. Лицо его перекосило так, будто на его глазах выжали чан лимонов. Стоило, видимо, понимать, что дом мой станет в тот же момент "золотой чашей".
   - Дорогой, хочешь переодеться для начала? - с вздохом спрашиваю у него. Трудно серьезно воспринимать мужчину в розовом женском платье.
   - Нэ, конечно. А у тебя есть во что? - он скептически покосился на схенти, опоясывающий бёдра Арсения. - Мне бы что-то попривычней, поприличней. - Кто бы говорил о приличиях, если честно.
   - Есть. - Взмахом руки убираю с расстроенного атлета хитон и переодеваю его в сотворенный гиматий. Для собственного спокойствия переодеваю и Арсения тоже. Складки вышли как на заказ - очень элегантные и грамотные. Пока мужчины тупо разглядывали новую одежду, перехожу к насущной проблеме.
   "- Дита! - мысленно обращаюсь к богине. - Куда ты спрятала инструменты Гефеста? У тебя есть три мига".
   "- Кто это?" - томная и тягучая, как нагретый мёд, мысль богини любви пришла с задержкой. Во рту появился вязкий вкус розового масла, хотя на самом деле его там не было, очень захотелось сплюнуть и потереть язык пальцем.
   "- Быстро!" - преобразовываю плевок в приказ, вычищая из головы розы всех видов и форм.
   "- А почему ты сама?.. Ты уже напомнила ему?.." - Афродита насторожилась, почуяв подвох. Жгучий привкус красного перца опалил мое нёбо, резко проявившись из сладкого меда ее мыслечувств.
   "- Значит так надо! Или я ему сейчас ещё кое-что напомню, - рычу очень натурально. - Сверх положенного!"
   "- В брачной постели, - после небольшой задержки обронила богиня любви недовольным тоном. Перехватывает горло от кислого запаха увядших цветов, простоявших месяц в вазе в одной и той же воде. - Это последнее место, куда он заглянет".
   Сделав мне это одолжение, она прервала мысленную связь, оставив после себя щиплющий глаза насыщенный апельсиновый аромат.
   - Теперь ты, наконец, скажешь, где они? - потряс меня за плечо Гефест. С другой стороны нависал Арсений, скрестив на груди руки - из одной руки нелепо свисал до полу почерневший гобелен. - Ты что - спишь на ходу?!
   - Сядь! - сбрасываю его руку. - Почему все пытаются учить меня, как надо работать? Разве я учу тебя ковать? Охи!
   - Я ничего такого не имел ввиду, - испуганно попятился он. - Что ты, что ты.
   - Ты явился сюда... А не мелькала ли, по дороге сюда, в твоей голове мысль, что тут нужна вообще-то память Афродиты? - У него вытянулось лицо. - Не надо, - останавливаю вытянутой ладонью приготовившегося приволочь мне сюда богиню любви Гефеста. - Сами разберёмся, - прикрываю глаза ладонью, прибегая к театральности за неимением таланта. Надеюсь, моё лицо достаточно мудрое и отрешённое. Гефест сопит над ухом, как раздухарённые кузнечные меха. Напряженно затаивает дыхание над другим ухом Арсений.
   - О, эта злобная дочь похоти у меня узнает, как издеваться над... - бормотал Гефест.
   - Это всё нормально, - загадочно вещаю, открыв глаза. Оба мужчины смотрят мне в рот, ловя каждое слово.
   - Что здесь может быть нормального? - тряхнул головой ошарашенный бог-кузнец. - Её подлости - это нормально!?
   - Нормально для матери, - важно уточняю, подняв вверх указательный палец.
   Пауза.
   - Чьей? - опешил Гефест, очень похожий на выброшенную на берег рыбу: рот у него точно открывался точно так же.
   Арсений тоже удивлённо посмотрел на меня сквозь одну из прожженных в гобелене дыр, материю которого зачем-то продолжал держать в руках. Пронзительно-голубое доброжелательство его ауры было непривычно ярким после темных красок эмоций.
   - Нормально для любой матери, которая хочет привлечь к себе внимание, - говорю, снисходительно глядя на недоумевающего Гефеста, чешущего в затылке. - Дай, - отбираю у Арсения то, что осталось от гобелена, и дематериализую ветошь, держа на вытянутой перед собой руке.
   - Хочешь сказать, - медленно проговорил Гефест, - это Гера их спёрла? - и сам вытаращил глаза, когда осознал, что сказал.
   - С чего ты это взял? - опешила я, отгоняя видение, в котором Гера крадется в его кузницу, воровато оглядываясь по сторонам, чтобы набить сумку драгоценностями. Тьфу, гадость! Привидится же такой абсурд. - При чём тут Гера, несчастный?
   Арсений поворачивал голову от Гефеста ко мне и обратно, следя за увлекательным диалогом. Волны зеленого удовольствия пробегают по его ауре с периодичностью сокращений человеческого сердца. Забавляется.
   - Да ты сама только что сказала про мать! - топнул ногой бог огня и кузнечного мастерства. - Ты тоже это слышал? - обратился жалобно к Арсению. Тот кивнул и с любопытством посмотрел на меня.
   - Мать твоего сына, болван! - стучу себя по лбу сжатым кулаком, теряя терпение.
   Нет, никогда не буду работать предсказательницей или гадалкой - очень нервные профессии. Разве что пифией. Вот уж нет ничего легче - сделала туманное предсказание и свободна. Пускай потом вопрошавший и жрецы головы ломают над тем, что она хотела сказать. А на все недовольства один ответ - неверно истолковали. Думаю, с Аполлоном как начальником проблем при трудоустройстве не будет... Вот, приходится уже задумываться о будущем, на тот случай, если дар ко мне не вернется.
   - Ма-ать? - протянул бог-кузнец. Судя по его бегающим глазкам, быстро припоминает все недавние интрижки.
   - Афродита! Помнишь про эту мать своего сына? Твоя жена, кстати.
   - Афродита???
   - У тебя есть ещё жена? - раздраженно осведомляюсь у него на всякий случай. У богов и смертных обретение жены иногда происходит быстро, за личной жизнью каждого и не уследишь ведь.
   - Охи, слава Гее! - испуганно отшатнулся он, делая охранительные знаки на все стороны света. - Я совсем запутался, - пожаловался через какое-то время, став похожим на обиженного ребенка. - Мы ведь говорили о моих украденных инструментах. При чем тут материнство и Афродита?
   Мозги свои, если они у него были, видимо, расплавил в кузне. Скажу открытым текстом, не могу больше ломать эту комедию.
   - Принимай поздравления, папаша, - быстро подхожу к Гефесту и расцеловываю его в обе щеки, придерживая вырывающегося мужчину руками за уши.
   - Так она вроде давно родила Гименея, - бог-кузнец с испугом посмотрел на меня, когда вырвался на свободу. - Ты забыла?
   - Я все помню! Я про другого твоего сына, - цежу с улыбкой сквозь зубы.
   Арсений, взяв на руки играющую с пушинкой сиамку, розово снисходительно поглядывал на Гефеста. Внезапно стало обидно, что чужак видит нас в самом неприглядном свете. А ведь еще не ясно, кто он такой и так ли случайно здесь оказался.
   - Он мой сын? - домысливший худшее Гефест шарахнулся от Арсения. Правда, тот шарахнулся от него ещё проворнее. Оба с испугом посмотрели на меня. Мысль о взаимном родстве их не слишком обрадовала.
   Захотелось завыть и постучаться горячим лбом о ближайшую прохладную колонну.
   - Ты родила Геффи сына? - громко воскликнула с порога невесть откуда появившаяся Тефия. - Его?! - с восторгом ткнула пальцем в бледного Арсения, из сильно сжавшихся рук которого вырывалась мяучащая Мнема. - Во имя всех созвездий...
   - Тефия, стучаться надо, - цежу сквозь зубы. - Для чего, по-твоему, у меня по всему дому двери?
   - Чтобы затруднить передвижение нормальным титанидам? - Тефия переводила взгляд с одного мужчины на другого, выискивая родственное сходство. Как назло, оба были коренастые, мускулистые, почти лысые. - Красавцы! Гефест, а ты у нас мужик хоть куда, оказывается.
   - Тефия... - проблеял багровый бог-кузнец, сжимая кулаки. - Мнемозина, скажи ей!
   - Я не рожала от Гефеста, успокойся.
   - А от кого ты его рожала? - с азартом гончей, обнаружившей зверя, бросилась на меня сестрица. - Я тоже хочу найти этого красавца и...
   - Ни от кого я не рожала, Тефия! Ты вечно выхватываешь куски из разговора...
   - Жадина. Давай тогда я рожу Гефесту сына. - Она оценивающе пробежалась взглядом по рукам-ногам бога-кузнеца и сладострастно ему улыбнулась, как молодая вечноголодная акула. Тот попятился. - Или тебе, мой сладкий? - обернулась к Арсению. Тот уже немного пришел в себя, поэтому просто покачал головой, оказываясь от такого неземного счастья.
   - Вставай в очередь. Гефесту Афродита только что родила сына. Пафом назвали, - наконец, говорю главные слова. Лучше бы сразу все выпалила, как узнала от Афродиты. Охи, захотела, что бы все вышло естественно, достоверно, а получилась катавасия полнейшая.
   - А-ах! - схватилась за грудь шокированная Тефида. "Главная ветреница Олимпа рожает после многих лет брака от собственного мужа. Скандал, ах, какой скандал! Пальчики оближешь", - все это читалось на её лице, как на развернутом пергаменте. - Когда она успела?! Я ведь ее совсем недавно видела и она не собиралась...
   - Тефия, - ласково смотрю на неё, - тебя дома не потеряли?
   - У меня нет дома, - пробормотала она, что-то подсчитывая на пальцах. Со счета Тефия постоянно сбивалась, сплевывала в гневе на пол и начала по новой.
   - Сын? У меня сын? От меня? - ахнул бог, до которого дошел смысл сказанного.
   - Трижды да, - подтверждаю устало.
   - Сы-ыын, - блаженно протянул Гефест, обращаясь к Тефии.
   - Сын- сын, - раздраженно подтвердила Тефия, опять сбившись со счета. Пальцев у нее на каждой руке было девять, но это ее еще больше запутало, по-моему.
   - Сын? - снова спросил Гефест, блаженно улыбаясь. Ему хотелось повторять это бесконечно. Как мало некоторым надо для счастья!
   - Сын, - кивнул Арсений, похлопав его по плечу. - Поздравляю.
   - Сыночек... - проблеял Гефест с видом идиота, пустив для наглядности еще и слюну изо рта.
   - Хватит! - не выдерживаю я.
   - Но когда?! - взорвалась Тефия. - Когда конкретно? И ты уверена в том, что..? У меня были совершенно иные сведения...
   - Уверена!
   - А когда у меня родился сын? - вдруг нахмурился Гефест. - Почему я не помню?
   - Вот видишь - даже он не помнит! - Тефия увернулась от моего тычка. - Прекрати меня выпихивать - мне же интересно!
   - И где? - свёл брови в одну линию бог, стараясь вспомнить.
   Наконец, всё посмотрели на меня. Можно подумать, я им тогда светильник над брачным ложем держала.
   - На Лемносе, - называю ближайший остров, который охотно посещают оба супруга. По любому они должны были там встречаться хоть иногда.
   - Точно! - обрадованный Гефест по рассеянности хлопнул по лбу Арсения. Бедняга, не ожидавший ничего подобного, пошатнулся и чуть не упал, устояв на ногах благодаря тому, что припал к груди Тефии.
   - Шалун, - хихикнула она, колыхнув бюстом. Арсений с извинениями поспешил отойти от неё подальше, взяв в качестве щита задремавшую на ложе кошку.
   - Фиалковенчанная захотела новое ожерелье на свадьбу, - с удовольствием начал делиться воспоминаниями кузнец. - Я принёс его на примерку в её маленький храм...
   - Дита завела второго мужа?! - восхитилась Тефия. - Как смело! Это настоящая сексуальная революция!
   - Свадьба её смертного любимца, - хмуро объяснил ей Гефест. - Не помню его имени... Ну, он ещё статуи делает. Отличный мастер, кстати.
   - Пигмалион, - прихожу ему на помощь. - И там вы переспали.
   - Нет.
   - Как нет?! Почему нет? - возопили мы с Тефией в один голос.
   - Там было так весело, много вина... Дита стала танцевать, - его глаза затуманились. - Ты же знаешь, как она это делает... Как-то так вышло, что я пошёл провожать её до Кипра, - говорил он всё медленнее. - Кажется, вино было слабо разбавлено. Я больше ничего не помню. Очнулся я уже у себя в кузне.
   - Такой момент профукал. Эх ты! - качает головой Тефия. - Первого сына ты тоже на пьяную голову делал?
   - А мы там сделали сына? - На этом слове его снова переклинило. - Сы-ы-наа, - Гефест расплылся в блаженной улыбке лотофага, сожравшего месячный запас.
   - Ты помнишь, зачем сюда пришел? - трясу Гефеста за руку, требуя внимания. Арсений подался вперед, то ли вслушиваясь, то готовясь защищать меня снова. - Гефест! - Когда его затуманенный взор обращается на меня и становится более осмысленным, продолжаю: - За инструментами. Инструменты твои лежат в вашей общей постели. Повтори! - С большим сомнением жду его ответа. Не запомнил ведь. - Гефест!
   - В постели. Инструменты, - вяло повторил он, после чего расплылся в улыбке. - А у меня сын!
   - Поздравляю. Иди домой, дорогой. К жене, к сыну, - мягко выгоняю его из своей спальни.
   - До-мо-ой, - исчезал он так же медленно.
   - Пора прибавку за вредность требовать, - обессилено сажусь на кровать, поправляя съезжающий край простыни. Ощущение, как будто за Сизифа его камень в аиде перекатывала. Стара я становлюсь для авантюр.
   - Кто бы мог подумать... - мечтательно протянула Тефия, уже представляя, как рассказывает всем по секрету свежайшую сплетню.
   - Даже не думай, - предупреждаю её.
   - Что-о? Почему? - у неё вытянулось лицо.
   - Ты против всех правил присутствовала на сеансе. А если я кого-нибудь впущу на твой сеанс и он начнёт направо и налево трепаться о твоих тайнах? - У Тефии надуваются губки. - Это право Гефеста - рассказать о рождении у него сына. Не смей вмешиваться. Когда еще такое повторится? Так что или молчи сама, или я сотру тебе память, - пугаю сестрицу. - В некоторых местах. И внушу...что ты влюблена в Океана, как... - увидев млеющую в руках Арсения Мнему. - Как кошка!
   Вообще-то весь Олимп и иже с ним давно знают о взаимной любви этой безумной пары, но Тефида свято верит, что это её личная тайна, неизвестная даже Океану. В своих чувствах она признается разве что перед угрозой вечной старости.
   - Не посмеешь, - ахнула она.
   - Ещё как посмею.
   - Уух! - Тефия взвилась вихрем с места, оставив после себя на полу лишь влажное пятно после исчезновения.
   - Ты еще здесь? - натыкаюсь взглядом на Арсения, стоящего за спиной. - Неужели моя спальня - единственное место в доме, куда всех тянет, как мух на мёд?
   - Вообще-то, мух тянет на... - возник из ниоткуда голос Тефии.
   Волна белого раздражения смыла то, что здесь еще оставалось от ядовитой сестрицы, так что ее присутствие больше не ощущалось ни коим образом.
   - Понимаешь, - понизив голос, Арсений склонился ко мне, - она меня преследует, - потеребил мочку своего уха.
   - Кто? - рассеянно спрашиваю, сдувая с глаз мешающую прядь. Дважды перепроверяю, чтобы быть твердо уверенной в том, что Тефией здесь и не пахнет.
   - Твоя сестра! - признался Арсений с таким видом, будто его домогались Сцилла и Харибда в одном лице.
   - Мняу? - с сомнением мурлыкнула проснувшаяся Мнема, заглядывая ему в лицо.
   - Которая? - не сразу вхожу в курс дела. Нормальный вопрос для того, у кого одних назывных сестёр шесть штук. И у каждой характер, как у зазанозившего пятку циклопа.
   - Тефия. А есть ещё? - побледнел он, осознав масштаб возможных неприятностей.
   - Тут - нет. Тут только я, - откидываю волосы за спину, начинаю их собирать в подобие узла. По затянувшейся паузе понимаю, что разговор не закончен. - От меня что-то требуется?
   - Я побуду здесь немного, - сказал он небрежно. - Ты меня и не заметишь даже.
   Во время размолвок с мужем Тефида всегда устремлялась к покорению новых вершин и сердец, не интересуясь согласием их владельцев, так что его случай не был уникальным. Что поделать, если дети стихий живут исключительно эмоциями и собственными желаниями. Те, кто никогда не имел с ними дел, испытывают поначалу большие трудности.
   - Где? В моей постели? - спрашиваю у него с усмешкой и едва успеваю выставить перед собой руку, которая уперлась в грудь уже собравшегося залезть ко мне на ложе Арсения, приостановив его. - Эй, я пошутила! Ты шутки понимаешь? Это была шутка, - внятно повторяя для него. - Понял?
   - Понял, - неохотно кивнул он.
   - Ты бы попробовал с Тефией отношения нормализовать, что ли, - советую ему. - Она озабоченная, но понимающая. Местами. Найди с ней общий язык, и развлекайтесь более традиционными способами. А то скитаетесь по коридорам, как две неприкаянные души, остальным мешаете. Я вам досуг организовывать не нанималась.
   - На что ты намекаешь? - настороженно спросил мужчина.
   - Поиграйте с ней в кости, мяч, копьё пометайте, наконец, - язвительно предлагаю ему.
   - Я уже марафон пробежал, прячась от неё. Некоторые женщины просто не понимают слова "нет", - поморщился он. - Это так усложняет жизнь, ты не представляешь.
   - Ну отчего же - представляю.
   - А еще вы, женщины, обожаете обижаться на каждое второе мужское слово. Вот, спорим, ты сейчас оскорбилась?
   - Вот еще, - пожимаю плечами. Сверившись с внутренним хронометром, определяю, что спала немного. Но ведь могла потратить это время с большей пользой. - Прятаться здесь я тебе не позволю, даже не мечтай. Если не можешь здесь жить - переезжай, - предлагаю ему.
   - Не могу, - ответил Арсений, источая серое уныние с ярким оранжевым пятном вокруг головы. - Пока я бродил по дому перед глазами возникали картины, которые кажутся мне знакомыми. Это ведь воспоминания? - предположил он, пытливо ловя мой взгляд.
   - Нэ, - говорю, но сразу убиваю вспыхнувшую в нем надежду правдой: - Но не обязательно твои. Здесь полно чужих воспоминаний скитается по коридорам. Им тут почему-то нравится задерживаться. Никак не соберусь уборку провести и повыгонять в астрал эти заблудившиеся кусочки чьих-то жизней.
   - Помоги мне, - неожиданно попросил он, взяв мою руку в свою. Быстро выдергиваю, во избежание осложнений постельного характера. - Ты ведь только что помогла Гефесту! У него всего лишь пропали гребаные инструменты, - обвиняюще заявил, почувствовав невысказанный отказ. - А у меня - моя жизнь.
   - Ты глуп, если еще не понял, что не готов получить свои воспоминания, - отвечаю, борясь с ощущением, что где-то рядом подвох.
   Казалось бы, что странного в желании обрести память? Прошлое - очень важная составляющая жизни любого. Но часть меня не доверяла этому чужаку и с опаской взирала на все, им предлагаемое. Вдруг, кто-то специально лишил его памяти?
   - Как жить без прошлого, богиня? - взбудораженный Арсений, во все стороны сыпля искрами возбуждения, схватил меня за плечи и несколько раз тряхнул. - Вдруг, меня где-то ждут? Вдруг, кто-то нуждается во мне? А я прохлаждаюсь здесь! - Не ожидав такого напора, отшатываюсь. - Если тот приказ Зевса настроил тебя против меня, то плюнь на него, - властно заявил варвар. - Помогаешь ты не Зевсу - мне. А я заплачу, чем пожелаешь.
   Ничего себе замашки у этого типа!
   - Не хотелось бы прерывать ваши интимные беседы, - ехидный голос Фи-Фи возник раньше её изображения, нарушив незыблемый закон о том, что свет быстрее звука, - но, если тебе был дорог сад, то ты ещё успеешь с ним попрощаться.
   - Что? Ты о чём, Фи-Фи? - я завертела головой, но не почувствовала никакой угрозы для сада. - Что за глупые фокусы?
   - Тефия решила заняться ландшафтным дизайном. И начинает она с твоего сада, - сфинга, наконец, возникла рядом с ложем, как всегда прекрасная и загадочная. Особый шик ей придавал национальный головной убор - полосатый сине-золотой платок, плотно облегавший голову (спрятав ее роскошную гриву, он подчеркнул выразительность подведенных зеленым фиолетовых глазищ), два конца его спадали на грудь, а третий на спину.
   Фи-Фи села и будто бы небрежно повела головой, оценивая эффект произведенного впечатления, в баллах, по лицу Арсения. Разочарование их крайне малым количеством невольно исказило ее красивое личико. Мужчина с каменным лицом подвинулся в сторону от нее, всем видом показывая, что наш с ним разговор еще не окончен.
   - Оооох, - застонала я. Не мой день. Совсем не мой. Замените его кто-нибудь.
   Бормоча проклятья в адрес моей неугомонной и озабоченной сестры, которой не сидится дома, уронив простыню возле постели, иду к сундуку с одеждами под окном, попутно придумывая кары для Тефии.
   - Помочь? - предложил варвар с деланной небрежностью, сверля мой тыл. Его взгляд жег кожу так, словно меня гладили ладони из раскаленной лавы.
   - Обойдусь! - яростно заворачиваюсь в нежно-голубую ткань пеплоса: левый бок традиционно закрыт, правый открыт, обнажая при ходьбе ногу и бедро. Могучие вертикальные складки ниспадают вниз, отворот спускается от линии прикрепления фибулой на плече каскадом элегантных складок, которые плавно переходят в драпировку отворота - "диплодия", украшенную каймой. Красота (прежде всего строгость и простота) одежды заключалась в изяществе драпировки, которая отнимала много времени и не всегда была под силу одевающемуся, поэтому этим обычно занимались слуги, и способствовала выработке гордой и изящной осанки. Но я так зла, что сумела облачиться в пеплос сама. Вылетаю в сад, благо он примыкает дверью к спальне. Сейчас навешаю Тефии таких горячих лепешек за шиворот, чтобы ей еще долго не хотелось лезть в чужие жизни!
   Мой сад проектировал тот же архитектор, что придумал сады Семирамиды. Мне, правда, такой масштаб на моем острове был не нужен, так что получилось просто маленькое цветочное царство, огороженное от остального мира стареющей каменной стеной, где образцы со всего света цвели круглый год, радуя взгляд и обоняние. Каменные дорожки змеились вдоль клумб, мраморных ваз на высоких цоколях, статуй, увитых гирляндами. Раскидистые деревья, по преимуществу апельсины, оливы и немного яблонь, окружали дом и постройки.
   Хриплое резкое воркование в кроне старой смоковницы, росшей здесь еще со времен, наверное, первого сотворения мира, заставило меня инстинктивно поднять голову. Что может быть прекраснее птицы, свившей гнездо в твоем саду? Я споткнулась на ходу, увидев вместо певчей птахи трех распушивших хвосты эринний, с воркованием приперевших растерянного Феникса, затравленно переводившего взгляд с одной эриннии на другую, к стволу дерева. Очевидно, бедняга думал найти в старом вороньем гнезде немного покоя, чтобы собраться с мыслями, а нашел трех беспринципных озабоченных деторождением особ. Эриннии уже успели всем прожужжать уши о том, как трудно в нынешнее время найти подходящего отца для выведения потомства, и о том, сколько неподходящих претендентов было отвергнуто ими. Но кто бы мог подумать, что этим "счастливчиком" окажется стареющий феникс?
   Словно почуяв, что рядом стоит подмога, Феникс издал особо отчаянный вскрик и сделал попытку подняться на крыло. Эриннии с возбужденным карканьем навалились на незадачливого потенциального папашу всем скопом и жалобный всхлип оборвался на высокой ноте. Вреда они ему большого не причинят, так, нервишки попортят, а вот Тефию следовало остановить во что бы то ни стало. Его можно и на обратном пути вызволить из их когтистых лапок. Не маленький мальчик ведь, в конце концов, тысяча лет скоро будет, должен был за это время научиться с женщинами общий язык находить. Поэтому, игнорируя приглушенные вопли отбивающегося феникса, иду дальше, собирая воедино всю накопившуюся злость на любимую сестрицу. Звук шагов за спиной сообщает, что разговор придется вести в присутствии зрителей. Пусть посмотрят.
   Шелковистый шорох сбоку истаял сонным колыханием травы. Это Мнема соскользнула с мужских рук, чтобы исследовать сад. Так и вижу, как она с самым беззаботным видом пустилась обследовать территорию. Её темный торчащий хвостик мелькает то тут, то там (кошечка аристократично вынюхивала тех, кто успел побывать здесь до неё) среди пурпурных гибискусов и ярко-розовых олеандров, соревнующихся с моим лицом, которое сейчас полыхало ярко-красными и багряными краскам.
   Не так уж я и зла, если честно, но стоит дать Тефиде палец, она всю руку откусит, по самые гланды. Вот что она успеет за такое короткое время натворить? Ну, выкорчует пару кустов, проредит клумбу...
   Тефию, одетую в одни драгоценности и рыбачью сеть, я заметила не сразу. Первым, что бросилось в глаза, был гигантский бассейн, в котором плескались три дельфина и два смазливых тритона. Она же сидела на краю бассейна, опустив в него ноги, которые массировал третий кудрявый тритон. Черноглазая и смешливая нимфа ближайшего ручья держала над Тефией большой и яркий шелковый зонт на длинной ручке, защищая белую кожу титаниды от жестких дневных лучей Гелиоса. Тритон наговаривал юной особе приятности, одновременно любуясь её ладной фигуркой, просматриваемой сквозь мокрый хитон. В руках у Тефии были дощечки для письма и стилос, которым она что-то увлечённо строчила.
   - Тефида Уранида!! - Мой крик распугал чаек и прочую живность на всем южном побережье.
   - О, ты очень кстати, - обрадовалась мне сестрёнка, как будто мы не расстались только что, злые друг на друга. - У меня возникли совершенно грандиозные планы! - взмахнула табличками. - Красавчик, куда ты пропал? Хм, схенти тебе идет... - окинула его оценивающим взглядом. - Так и хочется его с тебя снять, соленый мой.
   - Не смей ничего менять в моём доме! - шиплю на неё разозленной кошкой. - И сейчас же убери это корыто из моего сада! - указываю на бассейн с испуганными тритонами и мяукающими дельфинами, высунувшими из воды острые морды. - Там же росли орхидеи! - вспомнив, жалобно простонала я.
   Привлеченная моими воплями сиамка вышла на тропинку из-за грядки нарциссов и села. Убедившись, что никто никого пока не убивает, начала лениво слизывать со шкурки цветочную пыльцу. Но её ушки чутко прислушивались к нашему разговору: как любая кошка, она считала себя полноправным членом семьи и желала быть в курсе всех событий.
   - В каком веке ты живёшь? Здесь всё неимоверно устарело, - в свою очередь вспылила Тефия, отшвырнув дощечки, пролетевшие над головой Мнемы. Испуганная сиамка, прижав уши, сиганула в нарциссы акробатическим прыжком. - Я хотела помочь, а вместо благодарности...
   - Тефия, больше всего я ценю в своём доме - что? - ровным голосом спрашиваю у неё, чувствуя спиной появление новых слушателей.
   Подтверждая мою догадку, Фи-Фи протяжно вздохнула, высказывая таким образом своё отношение к моей педантичности, которая порой изрядно доставала окружающих.
   - Покой и уют, - воинственно озвучивает сестра одну из немногих аксиом, которые мне удалось вбить членам семьи о себе. - Но...
   - Нэ, клянусь Зевсом и эгидой, которую готова засунуть тебе в место, где ноги теряют свое гордое имя! - поднимаю к небу указательный палец, чтобы подчеркнуть важность сказанного. - Ты искала у меня защиты, сестренка, и чем ты за нее заплатила?! - с укором вопрошаю её. - Погромом.
   - Я-а? - вскричала титанида. - Это ты мне одолжение делала, что ли? Ну, спасибо, сестренка! - рявкнула она так, что тритоны и нимфа испуганно вжали головы в плечи.
   - Пожалуйста! - рявкнула я.
   Пару мгновений мы не смотрели друг на друга, подтягивая резервы из глубин для новых атак. Горячий неподвижный воздух был насыщен разогретыми запахами цветов и фруктов, что в данный момент только усугубляло раздражение.
   Может, это упавшая на остров удушающая жара виновата в том, что все мы ведем себя как городские сумасшедшие, буйствующие в полнолуние? А в жаре виноват мнительный Гелиос, специально придерживающий над нами свою огненную колесницу, чтобы лично наблюдать за своим "убийцей". И попутно решивший нас, как пособников его "убийцы", заживо поджарить. Нет, все началось гораздо раньше. Жаль, такой из него хороший козел отпущения получился бы.
   - Так и будете дуться до скончания веков? - поинтересовалась сфинга, усаживаясь на дорожке, чтобы без помех почесать себе за ухом задней лапкой. - Тогда я найду занятие повеселее, чем пялиться на ваши статуи.
   Арсений присел на край бассейна, поболтал пальцами в воде, плеснул горсть воды себе в лицо. Прозрачные капли - кто быстрее, кто медленнее - потекли вниз, поблескивая на солнце как ожившие бриллианты. Из кустов вынырнула настороженная мордочка сиамки.
   Этот чужак немного переборщил с безразличием. Теперь, когда я стала за ним пристальнее наблюдать, его притворство выглядело таким заметным. Где были мои глаза раньше? Если бы не Тефия со своим бассейном, когда до моря рукой подать, то я бы сейчас...
   - У Тефии были причины для этих... перемен, - осторожно произнесла нимфа Медея, смущаясь собственной смелости, - уважаемая Мнемозина.
   - Неужели? - язвительно восклицаю. - Интересно узнать какие.
   - Мне сухо в твоей пустыне! - вскочила на ноги злая, будто ужаленный в пятку Ахиллес, Тефия. - Тут до океана надо ИДТИ! А я не могу так далеко находиться от воды! И ты прекрасно это знаешь.
   - Могла бы сначала посоветоваться со мной, - бормочу, борясь со стыдом. Слава о выходках Тефии в гостях шла такая, что проще было самому разобрать свой дом по камушку, чем потом мучительно наблюдать за его чудовищным разрушением. Но, кажется, сегодня я перестаралась со строгостью. Еще эта жара, как нарочно.
   - Ты спала, и к тебе невозможно было пробиться, - Тефия изящно дёрнула плечиком и грудью, забыв, что на меня эти женские уловки не действуют.
   - Пусть будет бассейн, - вздыхаю, принимая это решение. Заскучавший Арсений ушел от бассейна в тень груши, сел, оперевшись спиной о ее ствол, и принялся разглядывать окрестности. В моем саду везде одно загляденье. Было. До бассейна. Но его интересовало совсем не это, думаю. - Только когда будешь уходить - забирай его с собой, - прибавляю в конце.
   Засмеявшись, Тефия кинулась меня обнимать. Даже маленькая собственная победа всегда приводит ее в отличное настроение. А тут такое знаменательное событие - я в кои-то веки уступила. Обнимаю ее тоже. Иногда после ссоры мир кажется лучше и ярче. Даже воздух вокруг стал не таким сухим и как-то повлажнел.
   - Жаль, я так надеялась на небольшую драку с выдиранием волос и ворохом грязных подробностей, - разочарованно протянула сфинга, выпустив и втянув когти на передней лапке. - Ну ладно, давайте тогда займемся чем-нибудь более...
   - Но больше ничего не меняй, умоляю, - говорю ей на ухо, борясь с желанием плюнуть назойливо лезущую в рот прядь ее волос. - Мне здесь все нравится таким, как есть, Тефия Уранида, понимаешь? - через ее плечо смотрю на старую узловатую яблоню, клонящую к земле ветки. Хорошо, если раз в пару лет на ней вырастает яблока три, но она мне дорога как память - мое первое посаженное деревце. - Я ведь не лезу наводить порядки у тебя в океане.
   Отстранившись, Тефида хихикнула, очевидно, представив меня на морском дне, сажающую водоросли и гоняющую метлой прочь любопытных рыб и крабов. За что я люблю ее все-таки, наверное, так это за быструю отходчивость после любых ссор. Только что Тефия могла бушевать, грозя не оставить живого места, и вот она уже сама смеется над своими выходками.
   Краем глаза улавливаю движение сбоку: сиамка, пригнувшись, выскользнула из дальних кустов. Двигаясь зигзагом, по широкой дуге обогнула Арсения и начала красться за низко порхающей над розовой геранью желто-черной бабочкой.
   А я не могу ничего поделать с тем, чтобы последнее слово не осталось за мной:
   - Нэ, и прекрати приставать к мужчинам в моём доме, пожалуйста, - с материнской, как мне показалось, заботой прошу её. - Найди другой способ повышения самооценки.
   - Мужчинам в твоем доме? - переспросила она с недоумением, потом вспомнила о наличие гостей, хмыкнула. - Ты и ревность? - насмешливо уточнила она. - Что-то новенькое. Фи-Фи, слышишь: наша скромница, наконец, решила покрутить хвостом и показывает мне зубки!
   - Возраст взял своё, - потянувшись, философски вздохнула та. - Я же говорила. Кстати, ты должна мне ожерелье.
   Мнема скакнула, но промахнулась. Бабочка, уверовав в свою удачу, продолжала кружить над цветком.
   - Какое ожерелье? - в один голос переспросили мы с Тефией. Разве что у нее это вышло не так естественно.
   - То самое, с золотыми монетами, - сфинга обворожительно нам улыбнулась. - Которое мне проспорила. У Тефии в доме живет мужчина, а ты сомневалась, что она сможет с кем-нибудь жить после Зевса.
   Бабочка, привлеченная нектаром из сердцевины, опрометчиво села на качающийся лепесток цветка. Сиамка распласталась по земле, завороженная этим зрелищем. Арсений повернул голову в нашу сторону, оторвавшись от любования левкоями.
   - Я имела в виду совсем другое... - возмущенно начала было говорить титанида, но смешалась под моим взглядом. - Милая, все не так страшно, как тебе может показаться...
   - Неужели? - сладко уточняю у неё, делая шаг вперед.
   - Это было давно, мы хлебнули лишнего на пиру у Диониса... Кто слушает бредни пьяной женщины? - она натянуто хихикнула, обратившись за поддержкой к Арсению.
   Он вопросительно приподнял бровь, глядя на меня.
   - Я, - заявила сфинга, взбив свою гриву передней лапкой извечным женским жестом. - И десяток-другой свидетелей с того пира, которых я тебе приведу хоть сейчас. Все честь честью. Ты не поверила, что Мнемозина сможет жить под одной крышей с мужчиной. Я же верила, что моя подруга - сильная женщина, поэтому сейчас получу своё ожерелье. Дорогая, ты желаешь что-то добавить? - она повернулась ко мне, оставив Тефию стоять с открытым ртом.
   - Хочу. Я живу с этим мужчиной под одной крышей по приказу Совета богов,- процедила я, готовая убить этих двоих прямо здесь и сейчас. - Как вы осмелились спорить на меня без моего согласия?!
   - Мошенница! - ахнула Тефия, ткнув пальцем в сфингу.
   Сиамка укоризненно посмотрела на титаниду, своим воплем вспугнувшую бабочку с цветка. И посшибавшую десяток груш с ближайших деревьев. Арсений подобрал с земли треснувший плод, надкусил - во все стороны брызнул ароматный сок - и стал с аппетитом его есть.
   Кошечка дернула хвостом, выразив все свое презрение к таким сверхшумным существам, как мы, и попыталась продолжить выслеживать добычу. Но бабочек и след простыл.
   - Могу пригласить Селена для напоминания условий пари, - мурлыкнула довольная Фи-Фи, извлекая из-за спины зеркальце в золотой оправе на костяной ручке, в которое и начала себя разглядывать. - "Жить под одной крышей" каждый понимает в меру своей испорченности, но у него есть и прямое значение. Любой судья подтвердит тебе мою правоту, - она похлопала ресницами и послала своему отражению воздушный поцелуй.
   - На, подавись, - Тефия зло подошла к бассейну, вынула из воды ожерелье работы старых мастеров, украшенное бубенцом, и швырнула его сфинге.
   - Благодарю, - промурлычила та, ловко поймав украшение передней лапкой.
   - И с этими существами я живу, к ним поворачиваюсь спиной... - пробормотала я, приложив ладонь ко лбу. - Знать ничего не желаю больше ни о каких пари, слышите? - обращаюсь к ним. - Имейте совесть требовать выигрыши не на моих глазах...
   Разочаровавшаяся в охоте на бабочек сиамка, растянулась на солнечном холмике между клумбами. Она удобно вытянула передние лапы, но сама все ещё начеку, взбудораженная охотой. Ушки ее то и дело подергиваются, а глаза едва прикрыты. При малейшем шорохе глаза распахиваются, изучая обстановку. Постепенно ее тело расслабляется, голова медленно склоняется на передние лапы - Мнема задремала.
   - Я просто хочу покоя и мира в своём доме, - взываю к остаткам их благоразумия, - потому что если вы все не прекратите свои выходки, для меня завтра может просто не наступить!
   - Ладно, - пожала плечами Тефия. - Мы всё поняли. Никаких пари, слышишь, Арсений? - она повернулась к мужчине.
   - Попробую, - хмыкнул он, - удержаться.
   - Потому что если Асклепий еще может за себя постоять, то Арсений... - замолкаю, услышав его язвительную фразу.
   - Это я его преследую?.. - после небольшой паузы спросила Тефия, с удивлением глядя на ухмыляющегося Арсения.
   Умывающаяся сфинга так застыла с вытянутой задней ногой и открытым ртом - похоже, хотела почесать за ухом.
   - Она?! - пораженный услышанным Асклепий, вышедший из-за угла с подносом фруктов, наступил на хвост дремавшей в траве Мнеме.
   Оскорбленная сиамка вонзила в него зубы и когти четырех лап. Бог врачевания с бранью выронил поднос, осыпав её апельсинами, виноградом и фигами. Затаившая обиду Мнема, под оглушительный хохот Тефии, молнией скрылась в мраморных тюльпанах.
   - Ну, знаете... - чувствуя себя оплеванной, гляжу на смеющегося варвара, который надкусывает подобранное с земли яблоко.
   - Это была маленькая шутка, - заявляет он с набитым ртом, жестикулируя рукой с яблоком. - Ты была такая серьезная и Фи-Фи сказала, что...
   Скандал я не устроила по одной причине: раздавшийся звук где-то внутри звук вызвал у меня такой стон отчаянья, что они всё подскочили.
   - Тук! Тук! Тук! Тук! - кричало моё нутро, пульсируя в такт этим ударам.
   Опять. Сколько можно? Я на совесть стираю из памяти тех людишек всякое воспоминание о чудесах, но они каким-то образом умудряются передать эту информацию потомкам. Возмутительно!
   Нэ, я хитрю. Ну и что? Нет такого закона, который бы мне это запретил. Кому охота дёргаться каждый миг, выполняя нелепые просьбы смертных? Я уже немолода, дел полно, проблемы растут как снежный ком. Так, побаловались - и хватит, пора забирать алтарь.
   - Сина? Мнемозина? - услышала я глухие обеспокоенные голоса, втягиваясь в неизбежную воронку Явления.
   - Андрон Рыжов? - с обреченным чувством узнавания говорю рыжему мальчику, с восторженным испугом глядящему на меня. Пространство за спиной немного искрит, но постепенно успокаивается, как гладь пруда после утонувшего камня.
   - Чёртова бабушка? - неуверенно спросил он.
   - Нет. - Положительно, мне уже становится интересно, кто такая эта пользующаяся спросом у детей особа. Фея? Демоница? Еще более интересно было узнать, почему вместо неё являлась я. Искажение сигнала во времени и пространстве?..
   - Нееет? - огорчился ребёнок. Лет девять. Коротко остриженные волосы. Выпирающие ребра и впавший живот, на которых болтается свободная рубашонка.
   - Как называются твои земли? - уточняю местоположение, потому что что-то меня смущает здесь.
   - Они не мои, - замотал головой.
   - А кому вы поклоняетесь? - не оставляю надежду разобраться.
   - Когда?
   - Андрон, прекрати валять дурака!
   - Откуда ты знаешь моё имя? И почему так смешно одета? - Ребёнок в комнате, заваленной яркими двумерными игрушками, напоминал ожившую потасканную куклу.
   - Много знаешь - мало живёшь, слышал такое? - оглядываюсь.
   Очень странная аура обречённости и безысходности. Окно закрыто тёмной тканью, но солнца за ним нет. Стены покрыты черными иероглифами. Смятая постель кисло пахнет болезнью. Открытые полки шкафа завалены плоскими мягкими слонами, людьми, оленями, зайцами, яркими коробками с колесами, книжками, но не похоже, чтобы ими играли.
   - Почему?
   Своими вопросами на каждый мой вопрос он вызывал раздражение. Зыбкость пространства рождала морскую болезнь, вызывая тошноту и размытость изображений.
   Опять сон. Отсюда и зыбкость, размытость, текучесть форм. В который уже раз попадаю в сон не по своей воле? А мальчик просто ходячий источник могущества, и это в столь юном возрасте. Ему даже алтарь мой рядом не нужен для связи бог - верующий. Семья с таким талантом пропадает зря.
   - Ладно, говори свое желание, - обращаюсь к Андрону Рыжову номер какой-то там.
   - Желание? - он непонимающе посмотрел на меня.
   - Так, пошутил - и хватит. Что ты хочешь? - Дуракаваляние и напрасная трата времени начинает раздражать.
   - А ты всегда будешь приходить? - выпытывает ребёнок с темными птичьими глазами. Пальцы у него тоже напоминают птичьи: длинные, тонкие, ногти почти чёрные, как будто он копался в земле. Мальчик держал ими край моего пеплоса очень крепко.
   - Охи, - качаю головой. - Нет. - Не могу ему лгать.
   - А ты не моя мама? - задрал голову вверх и пристально смотрит в глаза, моргая как ворон.
   - Нет, - резко отвечаю и вздрагиваю.
   - Почему?
   - Потому что. Давай вернемся к твоим желаниям.
   - Ты волшебница? Моя крестная? - делает он новое предположение.
   - Я вижу тебя первый раз и не являюсь тебе никем! Все. Закрыли эту тему.
   - Но ты волшебница? - проявил сверхчуткость ребенок с внешностью потасканной куклы.
   - Можно и так сказать, - вынужденно включаюсь в беседу.
   - А я могу стать волшебником? - сразу взял быка за рога Андрон Рыжов номер какой-то там.
   - Кто знает, - пожимаю плечами. С таким талантом как у него возможно очень многое. - Попробуй.
   - Тебе не нравится волшебничать? - Решительно, этот настырный ребенок решил доконать меня своими вопросами. - Но это же здорово!
   - И да, и нет.
   - Мне мама говорила так, я помню, когда спрашивал ее, хорошо ли быть взрослым.
   - Умная женщина. - Против воли начинаю приглядываться к этому маленькому мудрецу. - Хочешь, сделаю тебя взрослым? - мягко пытаюсь подвести его к желанию. Напоследок можно быть щедрой. Но алтарь следует уничтожить как можно скорее: быть девочкой на побегушках это уже слишком для меня.
   - Не-еа, - замотал головой. - Ты - хорошая, светлая. Можно, я сделаю тебе подарок?
   - Мне? - поразилась я. Его похвала буквально сбила с ног. Трудно что-то ответить на подобную искренность.
   Он так сильно закивал головой, подтверждая свою волю, что в пору было испугаться, не оторвется ли она у него.
   - Ну, попробуй, - присаживаюсь на корточки, чтобы стать одного роста с юным магом.
   - Жалко, что ты не моя мама, - жарко дыша, шепчет мальчик. - Это поцелуй на счастье, - влажно чмокнул в щёку. Молочный запах, свойственный маленьким детям, ещё слабо исходил от него, что являлось редкостью для мальчика его возраста, если только...
   - Спасибо, - погладила его по голове. - Но желание... Должно же у тебя быть желание.
   - Я не хочу тебя забывать. Я всё остальное часто забываю, а воспиталка ругается и бьёт, - смущённо проговорил мальчик.
   - Ты не забудешь, - обещаю ему. Что ж, можно было ожидать, что систематические затирания памяти в его роду приведут к тому, что у детей начнутся проблемы со здоровьем.
   - Хорошо, - улыбнулся Андрон Рыжов номер неизвестно какой.
   Мир вздрогнул - испуганный ребёнок провалился в реальность, вдребезги разбив сонную реальность. По всем правилам я могу считать себя свободной до следующего вызова. Но не могу заставить себя уйти, и являюсь в его реальность, став невидимкой.
   - Бездельники, растудыть тудыть! - Тощая женщина с поджатыми губами в белом халате ходила по вытянутой комнате и рывками выбрасывала детей из кроватей на пол. - Звонка не слышат, а я ходи, мать-перемать!
   Единственное окно под потолком было зарешечено. На постелях без простыней тонкие заштопанные одеяла. Плесневелый запах нестиранного белья и немытых тел. Дрожащие худенькие фигурки торопливо одевались, косясь на женщину: старшие с ненавистью, младшие со страхом. Андрон плакал, сидя на полу и прижимая неестественно торчащую руку к животу.
   - А ты чего расселся? - вернувшаяся к началу особа зависла над ним. - Офуел совсем, дебил малолетний? Вставай, тыдь тебя растудыть! - вздёрнула за здоровую руку на ноги. - Одевайся - и на завтрак, гнида! И только пискни у меня!
   - Аааа! - закричал мальчик и упал, от боли потеряв сознание.
   - Валяться вздумал? - Замах ноги так и остался замахом застывшей бабы.
   Выброшенный болью из тела, бледный дух Андрона Рыжова в недоумении застыл над собственным телом.
   - Андрон, - зову его тихо.
   Запертая в нем сила с шумом ударяет в стену плотины, созданную природой как предохранитель. Ситуации вроде нынешней очень часто взрывают плотины раньше времени, но ребенка здесь так сильно запугали, что самим собой он становится лишь во сне и ни о каком прорыве речь пока идти не может. Будь он побойчее характером - другое дело.
   - Ты? - удивленно говорит мальчик. - А почему я там? - показывает пальцем на свое тельце, над которым занесла ногу тощая баба. Прочие дети с испугом смотрели на происходящее, прекратив одеваться.
   - Потому что я забираю тебя с собой, - сама не верю тому, что говорю, до конца. - Я твоя мама.
   Стараюсь не думать о последствиях, творя это вопиющее безобразие. Думаю, нравоучительным разговором с Зевсом здесь не обойдется. Плевать. Не могу смотреть, как топчут такой редкий цветок.
   - Мама? - изумленный ребенок сел на попу. - Ты же сказала, что не мама.
   - Я тебя проверяла, - отвечаю ему, ненавязчиво заимствуя часть его мощи для открытия портала в свой мир. Все равно эта сила ему пока без надобности.
   - Но я тебя не узнал! - в ужасе прижал ко рту ладони он.
   - Мы обо всем поговорим дома, ладно? - немного пыхтя, говорю ему. Портал приходится расширять и делать видимым, потому что я понимаю, что не смогу оставить здесь других детей.
   Являюсь детям в несколько нетрадиционном виде, но у них и без того вытянулись мордашки. За моей спиной медленно приоткрывается портал. Неистово вращающаяся воронка расширена до размера оленя.
   - Так, дети, объясняю один раз. Кому надоело здесь жить, кто хочет учиться, много есть и чтобы его никто не бил - идем за мной, - говоря это, поднимаю тело Андрона на руки.
   - А ты кто? - спросил кто-то посмелее из толпы детей. Все они косились на застывшую "воспиталку". - С чего нам тебе верить?
   - Что ты сделала с Андрюхой? Ты Смерть? Ты Божья Матерь? Ты нечистая сила? - посыпались вопросы.
   Портал жрал энергию с аппетитом черной дыры. Очень скоро силы мальчика начнут истощаться.
   - Хотите изменить жизнь - сюда. Нет - оставайтесь, - поворачиваюсь к порталу, возле которого стоит растерянный Андрон, невидимый никому, кроме меня. - Не стой столбом - вперед, - и для скорости толкаю его в спину, попутно забрасываю следом телом. Как раз в полете встретятся.
   Короткое ойканье с той стороны извещает о благополучном приземлении.
   - А другие? - спросил неуверенно кто-то.
   - Веди сюда, но быстро, - цежу сквозь зубы. - Взрослых не трогать. И быстро! Быстро!
   В итоге детей оказалось голов под сто. Все в жалком состоянии, переполненные страхом и надеждой. Пятеро сбились в кучку у стены и отказались идти куда бы то ни было. Их воля.
  
   ...Жрец Деметрий в изумлении выпустил поводья мышастого ослика, когда двор перед храмом стал заполняться галдящими детьми, возникающими из воздуха. Редкие прохожие застывали на ходу, показывая пальцами на чудесное явление за храмовой оградой. Очутившись на земле, дети с криком, как козы без пастуха, немедленно разбежались кто куда. Их крикам начал вторить ослик Фидия, выступивший бесспорным солистом этой какофонии.
   С неодобрительным скрипом распахнувшиеся двери храма выпустили наружу священнослужителей. Старшие и младшие жрецы воздевали к небу руки, стоя на мраморных ступенях, и неистово вопрошали, кого же из небожителей они так страшно оскорбили. Место у них было всегда тихое, почтенное, малопосещаемое, хоть и на агоре, но так уж вышло, что смертные куда чаще предпочитают забывать, чем вспоминать. Проводимые раз в год торжества в честь богини Памяти собирали необходимую сумму пожертвований на нужды храма. Иногда в храм врывался желающий срочно перетряхнуть собственную память человек, щедро плативший за срочность, тогда священнослужители могли позволить себе купить пару лишних пифосов вина или во внеочередной раз вкусить мясо. Жизнь текла размеренно и неторопливо, учеников и тех брали почти во взрослом возрасте, чтобы ничто не нарушило божественный покой.
   Храм стоял рядом с единственной в городе липовой рощей. Невысокая белая каменная стена отделяла территорию храма от улицы скорее теоретически. Она была уже старая, густо заросшая виноградом, хмелем и робкими бугенвилиями, и только это спасало её от растаскивания горожанами на собственные нужды. Сам храм потихоньку ветшал, зарастая плющом и ярко-розовыми олеандрами. Каменные тропки между постройками понемногу глушила трава. Главная дорога, ведущая к храму, украшенная статуями муз, выглядела чистой лишь благодаря усилиям юных послушников, каждое утро приходивших ее полоть, иначе ее давно бы постигла та же участь. Деревья разрослись так, будто здесь был заброшенный сад, а не действующий храм. Чем и пользовались любовные парочки всего города, теряясь в закоулках непролазных кустов и страсти, предпочитая этот парк ухоженным кущам богини любви. Контраст с соседними процветающими храмами Зевса, Гермеса, Геры и Афродиты был разителен, но мне нравилось это место таким, какое оно было. У меня были процветающие в полисах храмы, и тем дороже для меня было это старое святилище, помнящее меня еще молоденькой богиней Памяти. Если уж сюда кто-то приходил, то приносил сияющую надежду и оставлял частицы искренней веры. Громких чудес здесь не случалось, но каждый получал необходимое.
   - Фидий, - окликаю старшего жреца, являясь последней. Беру на руки Андрона, который верно караулил меня у закрывающегося портала. - Фидий!! - голос приходится повысить, чтобы перекричать детей, бегающих по двору как напуганное стадо баранов. Ребенок на руках вздрагивает от каждого моего крика.
   Растерянные и взмыленные жрецы безуспешно пытались согнать детей в одно место, их силы шли на убыль, проигрывая детской неугомонности. Большинство детей не доверяли взрослым, видя в них источник боли и грубости, поэтому предпочитали бегать от них, сражаясь до последнего за свою случайную свободу. Правда, некоторые девочки и малыши, соблазненные доступностью плодов на низких ветвях, осадили апельсиновые и другие плодовые деревья, жадно поедая фрукты, и невольно сбились в кучку. Несколько жрецов обессилено рухнули на траву рядом, чтобы хоть как-то контролировать юных налетчиков.
   Давненько мы не виделись с моим верховным жрецом. Изменился Фидий. Благородно полысевший лоб мыслителя, усыпанные солью времен черные кудри собраны в хвост, морщины как шрамы и шрамы как морщины замысловато испещрили его лицо и тело. Проницательные глаза цвета ржавой меди, аккуратная борода умащена по всем правилам, простой белый гиматий кое-где запачкан соком травы - опять, наверное, копался на грядках. Не говоря уж про его стоптанные сандалии, о которых давно мечтал костер мусорщика. Мужчина он был надёжный, понимающий и такой свиньи, которую я ему сейчас подкладывала, не заслужил. Если справится - зачтется ему это на небесах, обещаю.
   Фидий умудрился услышать и узнать собственную богиню воплоти, после чего припустил ко мне со всех ног, смешно задрав полы гиматия выше колен.
   Оставалось надеяться, что я сейчас выгляжу подобающе. Мельком оглядываю себя: хитон вроде чистый, покрывало не съехало с волос, даже под ногтями ободков грязи нет. Прилично.
   - Госпожа моя, - он торопливо поклонился, переводя дух. - Что это? - с нотками ужаса вопросил, указывая на галдящую ораву ребятишек, заполонившую храмовый двор. - Госпожа? - неуверенно переспросил, и тут узрел ребенка, выглядывающего из-за моего широкого головного покрывала, сидя на руках богини. - О, госпожа... - протянул Фидий, посчитав, что первый удостоился чести увидеть мое дитя. - Прими мои поздравления, Незабвенная, - верховный жрец с почтением преклонил плохо гнущиеся колени и подмел бородой двор. - Счастье, люди! Богиня явилась нам! - Жрецы помладше, сначала пытавшиеся выгнать детей со двора, а потом - согнать их в кучу, но из-за отсутствия опыта только добавляющие суматохи, как один попадали ниц. Стало чуть тише, потому что дети сразу умолкли. Жрецы постарше поспешили к Фидию, ориентируясь на мою стоящую фигуру, постукивая посохами. - Возрадуйтесь! - тем временем продолжал ритуальные взывания он. - Ибо...
   - Нэ-нэ, - отмахиваюсь, прислушиваясь к небесным сферам. Гнева владыки богов пока незаметно. Вот и славно. - Что? Какие поздравления?
   - Ты родила детей, - уже не так уверенно продолжил он, приподняв голову, и косясь на Андрона. - Могу ли я узнать, кто они будут, чтобы взывать к ним в гимнах и прославлять их имена?
   - Я никого не рожала, - с раздражением заявляю ему. - С ума сошел?
   Старшие жрецы преклонили колени в отдалении, не смея вмешиваться в наш разговор. Дети, застывшие как испуганные дикие козлята, медленно сами сбивались в кучки.
   - Прости, госпожа, я ошибся, - забормотал смущенный жрец. - Глаза стали не те.
   Гулявшие на агоре люди стали медленно перетекать от портиков поближе к моему храму, привлеченные необычным для него оживлением и криками. Скоро вся стена заполнилась любопытными. Лучше бы они с такой прытью каждый день на службы являлись. Так ведь нет - сбежались на зрелище. Теперь жди волну предсказаний и трактовок этого события. Прощай надежда оставить переселение в тайне от богов.
   - Встань. Встаньте все, - опускаю жмущегося ко мне Андрона на землю. Его чуть шатает после перенесенных испытаний, но сила уже стремительно льется по его телу, восполняя потерянное. Напряженная тишина бьет по ушам. Люди покорно поднимаются с колен. - Это мои новые верующие, - кивком указываю в сторону детей. - Они будут жить здесь.
   - Все?! - против воли Фидий пустил петуха. Всегда собранный, не теряющий голову ни в какой заварушке, сейчас он впервые не знал, как поступить.
   Такой подлости от своей любимой богини он не ожидал. За все то время, которое ему довелось здесь прослужить, божество являлось один раз, во сне, старшему жрецу Аркадию. Сам Фидий тогда еще был послушником. Царь забыл комбинацию, открывающую сокровищницу без ловушек, и приехал помолиться Мнемосине лично. Богиня явила милость, озарив видением Аркадия. Довольный царь уехал, оставив щедрые дары, к своим сокровищам, повелев держать его приезд в тайне. Аркадий уехал с царем, говорят, стал толковать при дворе приметы и сны. Вверенное с тех пор власти Фидия храмовое хозяйство не доставляло неприятностей или хлопот. Религиозные праздники сменяли один другой, богиня жалоб или пожеланий не высказывала, и он уже представлял себе тихую спокойную старость, даже начал приглядываться к послушникам, чтобы найти себе помощника. Толпа крикливых детей не вписывалась в созданную им картину никаким образом.
   - Некоторая часть. Других можно разделить по оставшимся храмам, - иду на здравомыслящие уступки. Места здесь не много. Жрецы в большинстве своем в возрасте. - Это Андрон, - передаю сжавшегося мальчика ему на руки. - Мой сын. Очень способный мальчик.
   - Но... - неосознанно приняв ребенка, мужчина вдруг с ужасом на него уставился, держа перед собой на вытянутых руках, как нечто ядовитое. Он растерянно разглядывал рыжие патлы мальчика, усыпанное рыжими точками лицо с впалыми щеками, чувствуя под своими пальцами хрупкие птичьи косточки. Похожи мы с Андроном были как ветер и огонь. - Откуда? Зачем? - Ребенок смотрел на него с таким же ужасом и не вырывался только потому, наверное, что не отошел от шока.
   - Ты отказываешься от чуда? - вскидываю бровь. - Не ты ли молил меня столько лет отметить здешний храм? - У Фидия хватило совести смутиться. Нэ, как там говорится: опасайтесь ваших желаний, ибо они могут исполниться.
   - Охи, сиятельная госпожа, но... - жалобно посмотрел на меня Фидий.
   В мой храм он пропал случайно. Всю свою жизнь этот воин провел в сражениях, ища богатства, пока не решил, что теперь можно героем вернуться в родные края. Эпидемия, привезенная на кораблях из-за моря, выкосила его семью до последнего родственника, вместе со всей деревней. Побродив среди пустых домов, он пошел кутить по дорожным тавернам, баням и рынкам, поминая умершим и подспудно желая умереть сам. Раненый в пьяной потасовке, Фидий, истекая кровью, добрел до храма и рухнул на ступени, где и был обнаружен утром почти при смерти. Старый настоятель выходил его. Человеком Фидий оказался толковым, так что когда через несколько лет прежний настоятель умер, он занял его место. Пока у меня не было к нему никаких претензий.
   - Я ничего не понимаю в детях. У меня их никогда не было! - обвиняюще воскликнул он, приводя очень веский, как ему казалось, аргумент. Андрон робко начал шевелиться в его руках, поглядывая то в сторону земли, то в сторону детей, слушавших наши с Фидием речи с открытыми ртами. Незнакомая обстановка - яркие цвета, причудливые запахи, чужой язык - заставляла его быть осторожным. - Что я буду с ними делать, богиня? - Фидий поставил мальчика на ноги.
   - В жертву принесёшь мне, - отвечаю, глядя ему в глаза.
   Надо отдать ему должное - он побледнел.
   - Нет, - сказал Фидий. Его вера в собственную богиню была безгранична, но не слепа.
   - Ну, нет так нет, - небрежно пожимаю плечами. - Тогда будешь их воспитывать. Создай свой Ликей, что ли. Чем мы других хуже?
   - А...
   - Будет на что, не сомневайся, - скоропалительно обещаю ему, не сразу вспомнив, что сама сейчас нахожусь в подвешенном состоянии и почти так же нуждаюсь в помощи. - Андрон, веди себя хорошо. Слушайся этого человека, Фидия, во всем.
   - Ты еще придёшь? - мальчик едва сдерживает слёзы, стоя рядом с мужчиной, который возвышается над ним, как могучий дуб над кустиком. Руку я ему вылечила сразу, просто ему страшно снова оставаться в незнакомом месте.
   - Здесь тебе никто и ничто не причинит вреда, запомни, - вношу ясность. - Ты достоин лучшего в этой жизни - не забывай. Когда будет страшно - говори со мной. Фидий, позаботься о них.
   Жрец неуверенно кивнул, косясь на сына богини, отданного на воспитание смертным. Богини, обычно не шибко интересующейся судьбами смертных, в отличие, скажем, от Афины или Афродиты. Себя в роли педотриба он представлял очень смутно, почти так же, как в роли владыки богов.
   Андрон всхлипнул и потянулся ко мне.
   - Мама...
   - Будь сильным, малыш, - отступаю. Со здоровьем у него теперь все в порядке, а дальше пусть сам разбирается со своей судьбой. Я свои ошибки исправила, надеюсь. - Дай мне гордиться тобой, сын.
   Зачарованные явлением богини (хотелось бы в это верить) люди посторонние робко жались в сторонке. На малыша косились с завистью, жалостью и прочими чувствами.
   - Мир вам, - обращаюсь к смертным. Верующих нужно привлекать в любом случае. - Да исполнятся ваши желания, люди! Да забудутся обиды и горести! - Жестом дешевого фокусника взмахиваю рукой и осыпаю их дождем золотистой пыльцы лотоса, чтобы мои слова стали делом. Все, кто здесь есть, сейчас забудут часть своих плохих воспоминаний. Детям это точно пойдет на пользу, да и новых верующих привлечет. Деньги сейчас Фидию ой как понадобятся.
   На этой высокой ноте вовремя исчезаю, пока лица людей дышат умиротворением, избегая исполнения желаний и выслушивания жалоб. Ничего, теперь будут заходить чаще, надеясь на встречу.
  
   ...
   - Где? Как ты? Куда ты? - обрушилось на меня со всех сторон, стоило появиться в саду.
   Жара стояла, как в жерле вулкана, по сравнению с тем местом, откуда я вернулась. Я с раздражением посмотрела на выгоревшее небо, чей единственный глаз-бельмо вот-вот мог начать испепелять землю солнечным жаром. Даже море притихло и застыло, как аквамариновое зеркало в белой песочной оправе. Чем таким занимается Гелиос, хотелось бы знать?
   - Тихо! - вырвалось у меня, когда обступившие боги принялись вслух выражать мне свое недовольство. - Что вы, как кучка персидских квох, честное слово? У меня были дела.
   - Ты напугала меня, - пожаловалась Тефия, теребя дырки сети, которая ныне заменяла ей одежду. - Как в Скагнаккскую пропасть провалилась - ни мысли, ни нити жизни от тебя не чувствовалось.
   Сомневаюсь, что хоть кому-нибудь под силу напугать эту особу с адамантовой нервной системой. Но она чувствует себя немного виноватой, поэтому проявляет несвойственную заботу о родных, в данном случае обо мне.
   - Чем я тебя напугала, интересно знать? - интересуюсь у неё. - Подумаешь, отлучилась.
   - К тебе было не пробиться! - сказала Фи-Фи с тревогой, статуэткой сидя подле моей сестрицы. - Ты исчезла из мира живых, но и в мире мертвых не появилась. Что мы должны были думать?
   - Что я занята, - бросаю в ответ с небрежной легкостью, не показывая, как обеспокоило меня их открытие. Куда же тогда на самом деле меня заносит?
   - А если бы тебе там стало плохо? - нахмурился Асклепий, уже успевший избавиться от повязки на лице - скажите какая смелость.
   - Ну не стало же? Продолжаем жить дальше, - заявила я бодро, глядя на Арсения.
   Вот у кого моё отсутствие точно не вызвало никаких эмоций. Мужчина сидел на траве, по-восточному скрестив ноги, с умиротворенным лицом, какое бывает у Майи после её мысленных "разговоров с Высшими существами". Под моим настырным взглядом он встал, небрежно отряхнув схенти, и, подняв бровь, уставился на меня.
   - ...Мнемозина, - продолжал, оказывается, все это время вещать Асклепий, элегантно перекинув полу гиматия через плечо. - Ты ведёшь себя крайне опрометчиво...
   - Что вы ко мне прицепились? - начинаю огрызаться, почувствовав себя в западне. - Больше тем для разговоров не осталось? - поворачиваюсь к сестре. - Тефия, опять из-за начинаются проблемы? Кто мне обещал, что я и не замечу твоего присутствия?
   - Совершенно необязательно нам грубить, - оскорблено заметила сфинга, задрав кверху хорошенький розовый носик. - Забота о себе подобных естественна, если ты забыла... - она потрясенно умолкла, когда я на нее шикнула.
   Увы, моему шиканью была иная причина, помимо грубости.
   Мнема с пронзительным мявом вылетела из клумбы с календулой, пролетела между ног Арсения, с разбега взлетела на плечо Асклепию (тот взвыл от боли - когти у неё острейшие), откуда перепрыгнула на ближайшую смоковницу. Там, среди листвы, и затихла, под изумленными взглядами собравшихся.
   Птицы, насекомые умолкли и вместе с тритонами, дельфинами мгновенно переместились в неизвестном направлении. Море, видимое сквозь кроны деревьев, как-то незаметно и очень быстро отступило от берега, обнажив на беззащитном дне сотни морских звезд, водорослей и десяток бесшумно бьющихся в припадке удушья рыб. Недоумённые взгляды присутствующих были готовы воплотиться в тысячи вопросов, когда все услышали нарастающих рокот, смутно напоминавший...
   - Скотина! - поджала губы Тефида, сверкнувшая при резком вставании всеми своими драгоценностями, инкрустированными в сеть. - Меня здесь нет - и не было, - заявила она, готовая гордо удалиться.
   - Тефия!!! - рёв океанского шторма ворвался в сад и наши уши.
   А дальше наступила временная, надеюсь, глухота. Для меня, по крайней мере.
   Из бассейна выстрелила в воздух бесцветная, водяная фигура мужчины, просто распираемая силой и отрицательными эмоциями. Всех, кто имел неосторожность оказаться поблизости, окатило бочкой брызг. Сухой осталась только Мнема, с верхней ветки наблюдавшая за нами.
   Море с шумом хлынуло на берег. Свирепо возвращая себе отданные позиции, оно не посмело покуситься на берег дальше линии самого дальнего прибоя. Пенящиеся волны неистово бились о сушу и яростно откатывались к горизонту, повторяя эти действия с упертостью маньяка снова и снова. Если дать этой парочке моих родственников волю, то смоет мой домик куда подальше, пожалуй, вместе с островом.
   Стихия бесновалась вместе со своим первым владыкой, и я могу только примерно предположить, что сейчас творилось в доме Посейдона. Мальчик-то из младшего поколения и призвать в данный момент море к спокойствию не в его силе, сколько бы он не тряс своим трезубцем, вопя: "Я вас!" Бедный, он всегда так расстраивается, получая подтверждения профессиональной несостоятельности. Океан давно уже не вмешивается в сферу его деятельности, добровольно уступив полномочия, но иногда непроизвольно прибегает к былому могуществу как, например, в нынешнем случае.
   - Убирайся вон, гнилостный слизняк, сын убитых горем родителей! - завопила выскочившая вперед с перекошенным лицом Тефия, очень похожая на базарную торговку рыбой. Грохот воды из почтения, наверное, к жене своего владыки, стал глуше. - Прочь! - титанида топала ногами и махала руками, как оглашенная вопя на всю округу. - К своей пучеглазой дохлой камбале! Водоросль похотливая! Дрочила озабоченный!
   Гнев оскорбленной женщины - что с ним сравнится? Перед ним меркнет даже буйство стихий. Что уж говорить про гнев оскорбленной титаниды.
   - Ктооо? Я?!! - взревел неистовый сизый ураган, воплотившийся в гигантского прозрачного коренастого мужчину с густыми кудрявыми волосами, загородившего головой солнце. Опешивший Гелиос, обнаруживший вдруг рядом с собой разъяренного титана, едва совладал с лошадьми, и просто чудом не опрокинул солнце вниз.
   Девять водяных смерчей, клубясь, перемещались вокруг нас, окатывая мириадами брызг. Мои цветы и деревья имели самый жалкий вид. Вода из бассейна все прибывала, переливаясь через край, так что земля под ногами очень быстро начала превращаться в болото. И, похоже, что в обозримом будущем, вода не собиралось останавливаться. Будет настоящим чудом, если мне удастся вернуть к жизни хоть восьмую часть растений в саду.
   - Как же я вовремя к тебе приехала, - с восторгом проговорила Фи-Фи, прямо светясь от счастья. - Такое лучше один раз увидеть, чем тысячу про это услышать, - она не сводила глаз с обнаженного, перевитого, как канатами, мышцами тела Океана. Ярость титана и некоторая угроза нашим жизням, очевидно, придавала его облику дополнительную степень привлекательности для сфинги.
   Гелиос прекратил движение, чтобы во всех подробностях видеть разгоревшуюся свару. Такое зрелище он не пропустит ни за какие коврижки, солидарный в этом вопросе со сфингой. Любопытство - вот основной порок нашего мира.
   Бледный Асклепий вжался спиной в оливу и явно прощался с жизнью. Муж титан где-то за миллион стадий - это одно, а разъярённый муж титан в трёх шагах от тебя - совсем другое. Раньше надо было думать, "кто у нас муж". Арсения вся эта перепалка не то что бы забавляла, но и не пугала. Он смотрел на ссорящихся титанов (чьё могущество совершенно не утратило силы со дня сотворения мира), как на детей в песочнице, не поделивших игрушки. Было пока неясно: от непонимания ли это или же тут кроется что-то иное. Стоя под смоковницей, варвар, как ни в чем не бывало, уговаривал Мнему слезть. Сиамка возмущенно мяучила, постукивая лапкой по ветке, публично сомневаясь в его рассудке: кто же бросает убежище в такое неспокойное время? И, кажется, даже зазывала его к себе на дерево. Почувствовав моё внимание, мужчина обернулся со слабой улыбкой родителя, чьи чада скандалят за право обладания игрушкой на глазах у всех, и снова отвернулся. Кошка волновала его сейчас куда больше.
   - Бросила меня?! - ревел, как стадо китов в брачный период, возмущенный Океан, если они орут в такое время. Хотя, все орут - такое нервное состояние. - Бросила меня!! - он замахнулся на крошечную фигурку жены рукой, которая на миг превратилась в струю воды, но конечность быстро восстановила заданную форму.
   Вода в бассейне взорвалась, как нам почудилось вначале. Но это всего лишь бассейн был выброшен всплеском силы в прибрежные воды. А смерчи исчезли, кстати, вместе с ним. На месте бассейна теперь в земле зияла огромная рыжая воронка, из которой робко выглянули (и тут же испуганно скрылись) головы двух демонов подземного мира. Связываться с Владыкой Вод по своей воле никому не хотелось.
   Море неуверенно жалось к горизонту, как верный пес, не знающий чью сторону принять в семейной ссоре. Даже прибой практически исчез, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания. На ослепительно-белом пляже громоздились уродливые мраморные останки бассейна, вонзившиеся в песок из-за низкого уровня воды, и несколько обломков затонувших здесь когда-то кораблей. Беснующийся рядом с Океаном шквалистый ветер пригибал к земле деревья, подымал в воздух песочные вихри и швырял их на берег, засыпая то, что когда-то было моим садом. Такое ощущение, что эти двое задались целью превратить все, что мне принадлежит здесь, в тлен и прах.
   - Как ты, ничтожество с мозгами амебы, осмелилась меня бросить?! Это я должен был тебя бросить! - Океан с перекошенным лицом навис над титанидой.
   - Легко, бесхребетник! Я бросила тебя легко! - расхохоталась ему в лицо моя чокнутая названная сестрица, ростом сейчас не превышавшая его указательный палец. Хорошо хоть она не сообразила принять размеры своего бешеного муженька, уж тогда бы здесь не осталась камня на камне, и довольствовалась своими громогласными воплями. - Странно, что не додумалась сделать этого раньше! Давно бы уже жила припеваючи.
   - Нимфоманка! - не остался в долгу братец, готовый вот-вот закипеть. - Подстилка храмовая! - Её окатило брызгами.
   - Гнусное ничтожество! Засунь-ка трезубец Посейдона себе в задницу от злости! Я тебе больше не принадлежу!
   Под ногами уже не просто хлюпало - там образовались самое настоящее болото и подобие зыбучих песков. Созданная высоким Океаном переменчивая тень еще больше подчеркивала разруху, воцарившуюся в моих владениях. Издалека долетел заунывный, как крик терзаемой в аиде души, вопль феникса, не способного, очевидно, оценить оказанное ему эринниями доверие.
   - Океан! - по возможности громко и внятно обращаюсь к переругивавшимся родственникам. - Тефия! Пожалуйста...
   Фи-Фи издала звук, нечто среднее между мяуканьем и смешком, безуспешно пытаясь выдать его за кашель. Происходящее ее изрядно забавляло. Меня бы оно, может, то же позабавило, происходи это в любом другом месте.
   - Дорогая, это просто возмутительно, - подруга ткнула лапкой в кричащих титанов, доказывавших друг другу и окрестностям, кто из них больше изменял за супружескую жизнь. - Ты согласен со мной, растение? - обратилась она к обвившему ствол оливы Асклепию, имевшему действительно нездорово зеленый вид лица.
   Не успела я поблагодарить ее за неожиданную поддержку, как она добавила:
   - Они совершенно не заботятся о том, что нам толком ничего не видно, но чересчур громко слышно. К тому же эти соленые брызги и песок совершенно лишние. Попроси своих родичей...
   - Они по-настоящему ссорятся, несчастная, - проблеял Асклепий, отлепившись от ствола. Вид у него был теперь бледный, так что бедняга почти сливался с белым же гиматием, но на ногах стоял твердо. - Я должен отлучиться к больному.
   - Куда? Того и гляди драка начнется! - кровожадно сверкнула глазами сфинга, то и дело вытягивающая шею, чтобы не пропустить чего-нибудь. Асклепий икнул, затравленно покосился в сторону ссорящихся титанов и застыл, указывая на...
   - Океан! - закричала я, когда братец своим гневом поднял волну высотой почти в свой гигантский рост, готовый обрушить ее на источающую словесный яд Тефию. Испугалась я не за сестрицу, которая отмахнется от угрозы играючи, а за остров, с которого волна смоет все и всех в тар-тарары. - Тефия! Я не потреплю...
   - Не вмешивайся! - огрызнулись они одновременно, и продолжили с упоением выяснять отношения. В ход пошли оскорбления семейного характера, близкие к площадной брани.
   Ну, знаете, это уже наглость. Конечно, силы в моем нынешнем положении надо расходовать экономно, но бездействовать сейчас, значит, лишиться дома, который мне дорог. Давненько я не практиковалась в молниеметании (это сейчас швыряние молниями прерогатива Зевса, а раньше многие баловались, помнится) - повода как-то не было. Если не ошибаюсь, в последний раз я так вразумляла тех грубиянов, что сделали меня богиней Памяти.
   Делаю глубокий вдох, вытягиваю руки и два средненьких огненных шара слетели с ладоней, устремившись к намеченной цели. До слез жалко крупиц веры, но промедление - смерти подобно, как говорится.
   Океан и Тефида с оглушительным шипением мгновенно скрылись в клубах горячего пара, который заволокли, под приглушенную брань Гелиоса, все вокруг.
  
  

Ро, Сигма, Тау и другие непостоянные числа

  

Если на вашем термометре понедельник, на календаре -

минус пять, а крыша улетела в тёплые края, то погода для вас

уже не имеет значения.

  
   - Всё? Выпустили пар? - строго обращаюсь к притихшим родственникам.
   Обжигающий туман рассеялся. Вода, доходившая ранее до щиколоток, быстро впитывалась в землю. Увы, большинство растений были безвозвратно погублены: поникшие головки, обваренные листья и бутоны. Ошпаренные деревья никли на глазах. В общем, то, что не уничтожили родственники титаны, одним махом уничтожила я.
   Сфинга, яростно отряхнувшись всем телом и сняв с головы клафт, посмотрела на меня так, что можно было считать, что одним врагом у меня в жизни стало больше. Её роскошная рыжая грива поникла и превратилась в жалкие сосульки, с которых капала вода. Ну конечно, Океану, которого она видела хорошо если третий раз в жизни, она готова простить брызги, а мне, своей подруге, теперь готова войну объявить.
   Асклепий хватал ртом воздух, как вытащенная из воды рыба - мокрый горячий гиматий плотно облегал тело, доставляя ему массу незабываемых ощущений. Поскольку мой дом находится на земле, я позволила себе маленькую магическую вольность: все, оказывающиеся здесь, чувствуют то же, что и любой смертный - холод, жар, настоящий голод и т.п.
   Арсений стоял под деревом, с сухой и мурлыкающей Мнемой на руках, как будто его тут и не было мгновение назад. Следов ожогов на теле мужчины не заметно. Даже схенти не выглядел слишком мокрым, а складки продолжали красиво ниспадать вдоль его ног. Маленькая хулиганка Мнема, это ведь она защитила Арсения. И теперь коварная изменщица млела в его руках, хитро поглядывая на меня из-под полуприкрытых век. Вот куда только подевалась её хваленая преданность, которой я так гордилась? Продалась за мужские ласки. О, женщины, Неверность вам имя от века!.. Завела бы себе собаку, так захотелось экзотики, котёночка сиамских принцесс.
   - Зин, ты прям, как всегда, - пробурчал Океан, в человеческом облике возникая рядом со мной. Его настолько проняло моё внушение, что это самое тело он даже одел в шафрановый гиматий, небрежно замотав его вокруг бёдер и перекинув конец через левую руку. Человек-гора с телом атлета и лицом ребёнка, отец вод и мой любимый братик. Охи, не буду его сразу обнимать, хотя и соскучилась, пусть почувствует свою вину.
   - Осторожнее нельзя было? - Тефия сердито трогает чёрные волосы, из прямых превратившиеся в круто-кудрявые, сразу сделав ее похожей на нестриженную овечку. - На кого я теперь похожа?
   - Вы, двое, хоть поубивайте друг друга, но только не в моём доме. Ясно? - самым суровым голосом, на какой способна, говорю этой парочке. Во времена Урана этот тон действовал безотказно.
   - Я...
   - Она...
   - Ясно?! - рявкнула я, очень надеясь, что внешне сейчас хоть немного напоминаю Немезиду или хотя бы кого-нибудь из эринний.
   - Никуда не пойду, - надулась Тефия, отвернувшись от мужа-брата. - Я первая сюда пришла. Пусть он выметается!
   - Оставайся тут хоть навсегда! - Океан снова готов бушевать, гневно сжимая пудовые кулачищи. Море шарахнулось от берега. Вода в лужицах забурлила. - Мне же лучше будет, если нигде больше не увижу больше тебя и твое самомнение!
   - Я с вами говорю или с кем? - Такое игнорирование меня совершенно не устраивает. - Эй, вы! - В руке появляется шипящий комок шаровой молнии. Огонь им не подвластен, лишь вода и немного воздух, поэтому можно попытаться на них влиять.
   - Ясно, ясно, - нестройно ответили они. Вид у обоих, как у детей, пойманных на месте преступления и заставленных пообещать, что больше так не будут. Честное слово.
   Втягиваю шар в ладонь. Сомневаюсь, что их благоразумия и памяти хватит надолго, но пока достаточно, главное же - вытурить эту парочку домой. Они уже успели получить печальную известность среди дальних родственников и близких знакомых, как разрушители. Тефии неимоверно повезло, что я была сегодня озабочена спасением собственной жизни, иначе бы не впустила её в свой дом дальше порога.
   Асклепий снял плащ и выжимает его, сверкая голыми ягодицами на фоне пожухших криптомерий. Фи-Фи попеременно отряхивается и сердито вылизывает себе шкурку. Её гневное сопение-урчание очень опасный сигнал, но сейчас не до извинений. Арсений аккуратно опустил сиамку на землю, где она начала с интересом принюхиваться к измененным запахам вокруг, со скучающим видом огляделся. Клянусь благословенным рогом Амалфеи, лица у статуй перед моим домом и то поживее будут! Конечно, есть такие особи, перед которыми упади кусок неба, они и тогда глазом не моргнут. Допускаю, что этот мужчина многое повидал на своем веку, но все же, стать свидетелем ссоры титанов и не как на это не прореагировать? Ненормально. Даже учитывая, что единственное, что волнует этого типа - это его собственная память.
   Ладно, этот никуда пока не денется, а вот с родственниками надо все детально обговорить. Нахожу их взглядом. Титаны стояли спинами друг к другу, демонстрируя степени своей обиды всему миру. Время от времени они издавали гневное фырканье, переступая с ноги на ногу, как два встретившихся на поле равных по силе быка.
   - Вы сгубили мой сад, - взмахом руки указываю на окрестности. У Тефии и Океана хватило совести смутиться. - И я спрошу с вас за него. А пока молитесь, чтобы не пострадал ни кусочек моего дома, иначе отстроите мне его весь заново и обставите за свой счёт, - перехожу к прямым угрозам. Океану была всегда свойственна некоторая прижимистость, и если ничто не изменилось с тех пор, он должен поостеречься и дальше выяснять здесь отношения. Только вот как Тефию отсюда вытолкать? Её угрозами не возьмешь.
   - Подумаешь, - буркнул брат Океан, - какие-то растения. - Но, увидев выражение моего лица, торопливо добавил: - Вырастут заново ведь. А дом...
   - Ты знаешь, во сколько мне обошлась их доставка через Ириду с другого конца мира? - прошипела я, шагнув к нему - названый братец попятился. - А кое-где были вымирающие виды, за которыми я приглядывала по просьбе Деметры. Вот ей ты и расскажешь, что не стоит переживать из-за каких-то растений. - Гнев богини плодородия был страшен - это поняли все после той истории с Персефоной. Океан поморщился, начиная потихоньку понимать масштаб разрушений. - Я уже не говорю про эту дыру в преисподнюю, - глазами показываю на то место, где ранее стоял бассейн. - Лично мне персональная дверь в аид не была нужна. Как будто мне Персефоны мало бывает в её каникулы! И все претензии службы безопасности подземного мира я переадресую вам, мои дорогие и любимые родственники.
   - Он сейчас уйдёт, - пообещала сладким голоском Тефия. Воздушная копна кудрей, как у одуванчика-брюнета, придавала ей комически-угрожающий вид. - И обязательно все исправит. Он ведь у нас мастер на все руки, - язвительно добавила она.
   - А чего это ты здесь раскомандовалась, как у себя дома? - набычился Океан. - Не твой дом, вот и не смей гнать.
   - Ой, заткнись лучше, - поджала губки-кораллы Тефия. - Сестренка, выстави ты этого невежу, наконец!
   - Мнемозина и моя сестра, между прочим, - насупив брови, проговорил титан, начиная закипать по новой.
   - Что ты говоришь? - насмешливо протянула она. - Какое чудесное открытие. А ты всем своим сестрам жизнь портишь или взъелся только на нас с ней?
   Очередной скандал, приправленный взрывчатой смесью гормонов и эмоций, готовился взорваться ядерным грибом. Ну, я их предупредила. Если что - обдеру до нитки, не посмотрю на кровные узы и симпатии. У меня теперь каждая крупинка веры на счету. Махнув на них рукой, иду в дом, стараясь не вслушиваться в крики за спиной. Вот у кого сейчас праздник души, так это у сфинги: узнает все подробности из первых уст и разнесет по всему миру.
   Полдень уже миновал, а еще не раздобыт свиток раздвоения. Явиться в Та-Кемпт со свитой из эринний, чтобы подбить Исиду на маленькое преступление, мне никак нельзя. Надо срочно придумать, как избавиться от этих особ. Феникс их задержит не надолго.
   - Сина! - Арсений догнал меня уже в Жемчужном коридоре, что идет вдоль гостевых комнат к выходу из дома. - Прости! - отдернул руку. - Мнемосина, конечно. Глупо все получилось с той шуткой. Но ты была такая серьезная и Фи-Фи сказала, что это может вправить тебе мозги.
   - То есть это я вроде как виновата, - говорю ему, оперевшись о стену одной рукой, чтобы другой поправить ослабший ремешок сандалии. Их кожа чуть влажная до сих пор.
   - Ну, прости, - Арсений опустился на колено, высвободил из пальцев ремешки и начал закреплять их на моей икре сам. - Что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение? Хочешь, я убью Зевса? - Вздрагиваю. - Охи? Или, хочешь, я Лернейскую Гидру поцелую? Во все её... сколько у нее сейчас голов, кстати? - деловито обратился он ко мне, задрав вверх голову.
   - Гидра - моя сводная племянница и весьма милая женщина, к твоему сведению, - не могу удержаться от ехидного замечания, пряча за ним невольную улыбку. Этот варвар делает меня слабой, готовой простить ему ради кривоватой усмешки все, даже собственную смерть. Ужас. Как будто мне Зевса было мало.
   - Я готов ей лично это повторить, - хмыкнул мужчина.
   Сейчас он был искренен, но за этой ширмой пряталось нечто такое, куда я боялась заглянуть. Мелькнуло трусливое желание убить его прямо здесь, чтобы покончить со всем разом. Но если он вражеский лазутчик, то проблемы это не решит. Все равно, что отрубить голову Гидре, и вместо одной - иметь дело с четырьмя разозленными головами, плюющимися ядом.
   - Вот и отправляйся, - отвечаю, выдергивая ногу из его рук. - Ближайший вход в аид в саду, на месте бассейна, - злюсь на себя за проявленную слабость. - Иди пять дней, на шестой сверни налево. Спросишь у Тантала куда дальше - Гидра любит менять гнезда.
   - В другой раз, если ты не против. Давай сначала разберемся с моей памятью, - мужчина встал с колен, тщательно отслеживая мой взгляд.
   - Я не могу работать в такой нервной обстановке.
   "А что, если ему известно о моей неспособности читать чужие воспоминания? - крамольная и ужасная мысль закралась мне в голову в этот момент. - Своей же настойчивостью он хорошо отводит от себя подозрение. Тогда, значит, и проблемы с моим талантом могут быть его рук делом?.. Или его сообщников".
   - Давай уйдем в другое место, - тут же предложил Арсений.
   - Прекрати на меня давить! Знай свое место, гость, - сердито оборачиваюсь к нему.
   - Ведь только ты можешь мне помочь. Я просто ищу покоя, - мягко сказал он, не сводя с меня взгляда, на дне которого мутным осадком плескалась настороженность. - Но моя ма не научила меня терпению.
   Из сада донесся оглушительный визг молодой сирены, перед которой из-за кустов неожиданно выскочил голый мужик: Тефия в своем репертуаре - когда заканчиваются аргументы, она переходит на крик. Следом раздался грохот, напоминающий падение верхушки айсберга в океан. Это вступил ее благоверный, у которого эмоции замкнуты на стихию. Даже думать не хочу, что смыло в море.
   - В этом доме покоя точно нет, - с горечью отвечаю ему. - Оставь меня. Я хочу побыть одна, - обхожу его, на ходу начиная обдумывать убедительную речь для Исиды. Погруженная в логические конструкции было глубоким и долгим - я успела пройти весь первый этаж, - поэтому столкновение с пернатым телом в парадной двери было неожиданным и крайне болезненным. - Ай!
   - АААааааАААаааАААаааааааАААа!
   От пронзительного звука заложило уши и потемнело в глазах. Мир содрогнулся до основания. В воздухе снегопадом кружились белые и серые перья.
   - Ты, фьюитть, совсем, что ли, чирик-кха-кха?! - сердито просвистела сирена, потирая лоб, где уже выросла шишка величиной с маслину. На хорошеньком лице сирены застыло выражение обиды. Гомонящие сирены разом подскочили к сидящей на земле подруге, помогли подняться. - Для чего тебе глаза, фьюить, если ты не ими не пользуешься?! - с раздражением просвистела она, приводя в порядок помятое оперение. - Или ты их грайям одолжила под бешеные проценты? - презрительно вопросила сирена, тряхнув роскошными волосами.
   - Прости, задумалась, - объясняю ей, почему сбила ее с ног. - Ты не ушиблась, милая?
   А на краях крыши уже расселись, как стая стервятников, эриннии, слетевшиеся на крик. Смотри-ка, даже феникса бросили. Или с ним уже покончено? К сиренам, как младшим, они относились с пренебрежением старших сестер. Сирены, чувствуя это, невыразимо обижались и предпочитали игнорировать этих высокомерных особ.
   Убедившись, что прямой угрозы нет, мои охранницы стали с интересом за нами наблюдать.
   - Нет, фьюить, но это не твоя заслука, фюить, - сказала сирена и сердито хлопнула метровыми, с черными перьями крыльями, растущими из плеч, завершая её человеческий торс. Выше пояса это была женщина редкой красоты: длинные черные прямые волосы ниспадали по обе стороны прекрасного лица, белая кожа, как молочный опал, алые губы и агатовые глазки, точеные плечи и шея, превосходные груди и живот с пупком, куда вставлено колечко с бриллиантом. Ниже пупка тело превращалось в птичье, покрытое жесткими бело-серыми перьями. - Куда надо, фьюить, лететь на такой скорости? На свои, фюить-фюить, что ли похороны опаздываешь? - Итака взрыла землю мускулистой лапкой с когтями, спрятанными в узорчатые металлические чехлы, как боевой петушок. Черный веерообразный хвост с треском развернулся и сложился.
   Остальные пять сирен, похожие на неё как две капли воды, но с разными цветами волос, согласно закивали головами, возмущенно посвистывая, пощелкивая и распушив хвосты. Птичьих привычек у них было куда больше человеческих, поэтому иногда общение с ними вызывало определенные трудности.
   - Ты в порядке? - выскочивший из дома со щитом Арсений быстро ощупал мое тело одной рукой, пока другой старательно укрывал нас от сирен этим самым щитом. Щиту было в обед семь тысяч лет, им еще Уран успел попользоваться, и в доме это средство защиты выполняло роль украшения, висящего при входе. Причем прибивал это щит Гермес, так что располагался он на почти не досягаемой для человека высоте. Ну, разве что он будет долго и смешно подпрыгивать. - Отступай медленно, я прикрою, - зашептал Арсений, загораживая меня от угрожающе, как ему казалось, вытягивающих лебединые шеи полудев-полуптиц.
   - В другой раз, - отклоняю его покровительство, незаметно потирая солнечное сплетение. Лбы у некоторых сирен просто каменные. - Поаккуратнее со щитом - он нам дорог как память о подвигах моего отца, - предупреждаю Арсения. - Вы давно прилетели, девочки? - спрашиваю гостий, спускаясь с крыльца и обмениваясь с каждой из них троекратными поцелуями в щеки. Недоумение оставшегося за спиной мужчины щекочет живот подавляемым смехом. - Как долетели? Без проблем? О, Ахело, ты, наконец, вырастила грудь? Ты стала безумно хороша. Хора, да ты никак похудела? Сразу глаза стали такими выразительными. Опять голодаешь? Охи? И правильно. Мы по вас скучали. Но Терпсихоры сейчас нет, да, мне тоже жаль. Аглая, ты снова покрасилась в рыжий? Очень эффектно, напоминает горящий маяк.
   После объятий и поцелуев сирены оттаяли. Выяснилось, что они пролетали мимо, возвращаясь с суда в аиде, где пели для нескольких душ, которых следовало покарать мучительным влечением. В том, что касается наказаний, Аид не знал себе равных, активно используя в системе наказаний способности не только демонов, но и богов, полубогов и других магических созданий.
   Ветреные дочки Терпсихоры уродились очень самостоятельными, наверное, пошли характером в своего бурного папашу Ахелоя, речного бога. Они были рано оторваны от нас, но сохранили теплую привязанность и к своей ветреной мамаше, и даже к своей бабушке, то есть ко мне, которая немного успела с ними понянчиться. Найти свое место в божественной среде крайне сложно: конкуренция и человеческая мысль постоянно вмешиваются в ход событий. Еще сложнее на нем удержаться, если посчастливится его найти. Кажется, это Деметра, чей слух они часто услаждали еще малышками, упомянула, что вакантно место стражниц подземных рек, вытекающих из аида. Мои внучки успешно прошли собеседование у Аида и Персефоны, едва не перестаравшись с музыкальными чарами, но все обошлось.
   Сексуальным чарам сирен, в основном, подвержены мужчины и, в малой степени, женщины. Их пение не является губительным само по себе, но служит смертельной приманкой, отвлекая от входа в подземный мир тех, кто появится рядом. Например, измученные отсутствием женского общества моряки, которые добирались до западного входа в аид, заплыв в запретные воды, поддавались мгновенно, прыгали в море и, естественно, гибли, выполняя план смертности для этого региона. К счастью, женщин-моряков пока не существует - по древнему закону, если найдется среди присутствующих во время пения сирен создание, на которое не подействует магия, то сирены погибнут. Из-за этого когда-то погибла треть старших моих внучек, обманутых хитроумным Одиссеем. Так что сирены очень тщательно выбирают публику, для которой будут петь.
   Жизнь на почти непосещаемых островах на западной окраине мира и ответственная работа закалили характеры девочек, научив их принимать решения и отвечать потом за свои поступки. Это занятие оказалось просто создано для них. Безжалостные, хитрые, работающие слаженной командой, сирены расслаблялись только в отпуске (работа в две смены, каждая по два с половиной века). Прилетая сюда, они занимали расположенный недалеко от берега необитаемый островок Парус, где лечили голосовые связки, сочиняли новые песни, линяли, заводили романы с местным населением и просто отдыхали.
   Арсений застыл неподалеку, не сводя глаз с сирен подозрительного взгляда.
   - Кто это? - наконец не выдержала Ахело, сверля мужчину не менее подозрительным взглядом. В те моменты, когда сирены не пели, они чувствовали себя очень беззащитными, вдобавок, Арсений уже проявил по отношению к ним враждебность.
   - Это... гость, - с трудом подбираю нужное слово, покосившись через плечо. Мужчина облокотился на поставленный на землю щит, разглядывая его чеканку: на серебряном фоне - селения, кусок моря с выпрыгивающими в воздух веселыми дельфинами, фигурки танцующих под звездами людей, пасущиеся животные.
   - Одна кость твой гость, - прочирикала усмехнувшаяся Хора. - Не балуешь ты своих гостей едой.
   - Может, даже имя у него есть? - делает робкую попытку построить глазки Харибда.
   - Арсений, - небрежно бросила я и туту же спросила: - Петра, что это? - кивнув на кованый сундук возле ступенек. Как они его дотащили?! На вид - совершенно неподъемный. - Гагачий пух? Ах, везете его к себе для утепления гнезд. Кто-то ждет прибавления? Опять? - шутливо грожу пальцем хихикающим сиренам, смотрящим на младшую, Ахело. Дева-птица смущенно клонит голову к груди, пряча крыльями чуть располневший животик. - Я уже скоро начну сбиваться со счета своих правнуков из-за тебя.
   Мне удалось направить их мысли в другое русло, более удобное мне.
   - Всего-то пятый птенчик, - смущенно прощебетала Ахело. - Мне нравится заботиться о детках, растить их, кормить, учить петь.
   - Вам еще на островах не тесно? - спрашиваю, прикинув количество птенцов, помноженное на поголовье сирен.
   - Ни сколько! - засмеялись внучки, переглядываясь. - Мы нынче в моде - и при храмах служим, и в аиде, да где только нас нет, - они снова залились переливчатым смехом, напоминающим журчание и перезвон хрустальных колокольчиков. Я покосилась на Арсения, но увидела на его лице выражение брезгливости - сирены ему явно не нравились. - Разлетелись по свету, а спрос только продолжает расти.
   - Поздравляю, - порадовалась я тому, что девочки получили признание в мире богов. - Все собираюсь побывать у вас, но никак не могу собраться толком.
   - У нас ничего и не изменилось с твоего последнего гостевания, - просвистела Аглая, распушив жемчужно-белое опахало хвоста. На левой лапке кокетливо блеснули бриллианты в золотом браслете. - Разве что гнезд прибавилось. Базар наш птичий растет потихоньку, - в голосе отчетливо слышалась гордость многодетной матери.
   - Куда ему деваться? Одна Ахело чего стоит, - фыркнула Петра, разведя крылья элегантным жестом, подчеркивающим красоту её большой груди с розовыми сосками и восхитительный лебединый изгиб шеи. На солнце ее блестящие волосы напоминали цветом хорошо выдержанный мед. Кажется, глупышки вздумали дразнить Арсения. - Только и делает, что плодится. За нас всех сразу, - она будто бы небрежно скосила глаза в сторону Арсения, оценивая его реакцию.
   Он презрительно отвернулся, сделав вид, что смотрит на входную дверь. Выскользнувший у него из пальцев щит, громогласно гремя, успев выдать несколько молниеподобных отблесков солнца своей отполированной поверхностью. Сирены с шумом, как стайка куропаток, взмыли вверх, напуганные грохотом.
   Некоторое время что-то было сложно разглядеть из-за поднятой крыльями пыли. Арсений расчихался, пока я пыталась навести порядок, стараясь не думать об эринниях, наверняка наслаждавшихся спектаклем с недосягаемой высоты. Была у них такая мерзкая способность - оказываться рядом с тобой в тот момент, когда ты смачно плюхнулся в лужу. Так и есть, вон две сидят на краю крыши. Взлетевшие вверх сирены, неожиданно увидев на крыше эринний, совсем одурели и заметались в воздухе, сталкиваясь и роняя перья. Визгливый, как скрип несмазанной колесной оси, смех эринний разнесся по двору.
   - Что это? Кто это? Откуда это? - взбудораженные полудевы-полуптицы с опаской вернулись на землю с веток, на которых разместились, сбившись в кучку, лишь после моих долгих уговоров, то и дело нервно озираясь. - Какое безобразие! Безрукий болван!
   - Все в порядке, - повторяю им в тысячный, наверное, раз. - Просто упал щит Урана, - указываю им на мирно лежащую в сторонке причину испуга.
   - Урана? У него был щит? Разве он воевал? - затараторили сирены, перебивая другу друга. - С кем? Когда?
   - Я вам потом обязательно расскажу все о прапрадедушке Уране, но сейчас... - я тоскливо взглянула вверх: после смерти Крона появилась такая вещь как время и ее сразу стало не хватать. Несмотря на все стоянки Гелиоса, вечер приближался.
   - Прискорбно, - Итака с неодобрением посмотрела на варвара. - Такой симпатичный - и такой растяпа.
   - Аккуратнее надо, - поддержала её Петра. Точка зрения у сирен на все было одна на всех, что бы ни происходило. Почти всегда.
   - Так и родить можно. Без всякого повода, - добавила самая молчаливая из сестер, Харибда, заслонив крыльями округлый животик.
   - Я тебе дам "без повода"! - сразу обернулась к ней сердитая Хора. - Ты у нас смотри. Мы тут для одной пух таскали сундуками, а теперь еще и на двоих?! Дудки! Уж если что-то и таскать, так это драгоценности, - проворчала сирена и нервно почесала себе спину зубами. - Запомни.
   - Я же так, к слову, - растерялась Харибда до слез. Ее прекрасные зеленые глаза увлажнились и по щекам потекли бриллиантовые ручейки.
   - Знаем мы это "к слову", - зло рявкнула Петра. - А ты потом таскай ей рыбное филе с холодным китовым молоком без отдыху, и пятки массируй, и сказки на ночь рассказывай.
   У Ахело стало недоуменно-обиженное выражение лица, когда она осознала, что сестры высказывают наболевшее за время ее беременностей.
   - А чем я хуже Ахело?! - взъерошила перышки, образно говоря, загнанная в угол Харибда, с вызовом глядя на сестер. - Ей, значит, можно яйца класть, как безумной несушке, а другие - клювом не вышли, так что ли? - она вызывающе выпятила грудь, и, растопырив крылья, пошла в атаку на попятившихся сестер.
   Арсений издал протяжный стон мужчины, вынужденного присутствовать при женской склоке. Однако покидать нас не спешил. Сел на перила, имея вид тоскливый донельзя.
   - У них с Протеем любовь и все такое, - важно объяснила стоящая в стороне Итака, погладив свою шею, обмотанную авантюриновыми бусами, где на солнце, на коричневом фоне сверкали тысячи золотых искорок. Угрозы со стороны Харибды не произвели на нее никакого впечатления. - Он к ней то в облике льва явится, то в облике дракона, то водой растечется, то огнем воспылает. Самец, достойный во всех отношениях. - Слушавшие этот монолог эриннии одобрительно закивали. - И дети у них пойдут магически одаренные. А ты от кого собралась яйца нести? От того нищего тритона, у которого за душой отмель ракушек?
   Ахело стала пунцовая от смущения, переминаясь на месте и позванивая бубенчиками на тонких птичьих лапках, способных одним ударом, при случае, вспороть живот киту. Кто бы мог подумать, что у них с отшельником Протеем такие страсти? Харибда тоже была пунцовая, но от стыда, что её только что публично ославили на все три мира: земной, божественный и подземный.
   - Девочки, тише, - пытаюсь исправить ситуацию. - Зачем же так жестоко? Может, у них тоже любовь, нэ, Харибда? - Та жалобно всхлипнула, когда я обняла ее за плечи.
   - Морская любовь не долговечнее морской пены, - презрительно заметила Хора, выпятив пухлую нижнюю губку.
   Где-то за домом раздался оглушительный плюх и столб рубиновой воды взмыл в заливе под самые небеса, чтобы с шумом обрушиться вниз. Нас защитил дом, а вот сидящих на крыше эринний окатило сполна. Очевидно, карающие богини так увлеклись подслушиванием, что прекратили замечать все, что творится вокруг и пропустили визг Тефии. Не знаю как другие, я же почувствовала легкое удовлетворение: не все же им быть лучше других?
   - Фьююють? - спросила Ахело, широко раскрыв глаза, указывая крылом на то место, где только что прогремел плюх. От волнения сирены часто переходят на птичий язык.
   - Ни фьюиить себе фьють, клянусь эгидой! - просвистела ошеломленная Петра.
   На нежно-голубом небе медленно истекала рубиновыми каплями в океан большое пятно неопределенной формы.
   - А сейчас что упало? Трезубец Посейдона? - сдавленным голосом спросила Итака, робко глядя в ту сторону.
   - Вроде того, - почесываю бровь, стараясь не думать о том, что вытворяют сейчас оставленные без присмотра титаны. - Морская любовь во всей красе.
   - ТЕФИЯ!!! - вопль Океана пронесся над округой и затих где-то в дальних западных горах.
   Рубиновое пятно неохотно оторвалось от неба и смачно плюхнулось вниз с обреченностью падающей звезды. На этот раз плюх был очень скромный, мы его услышали только потому, что прислушивались.
   Раздавшийся в ответ на это ультразвуковой визг заставил нас пригнуться, закрыв головы руками. В голове немного пошумело, но быстро утихло. А вот сбитые ударной волной в тыловую часть не пришедшие в себя эриннии, как одна, рухнули с крыши, даже пискнуть не успели, не что крылья расправить. Из-за дома недолго доносилась приглушенная брань, после чего на крыше вновь появились несколько потрепанные эриннии. Нас они предпочли проигнорировать и занялись приведением перьев в подарок.
   Тишина немилосердно давила, поэтому все заговорили одновременно. И так же одновременно замолчали, глядя друг на друга.
   - Харибда? - спрашиваю сирену, чьи глаза от любопытства округлились до размера колес тетриппы, сверкая над поднятым к лицу крылом.
   - У тебя гостят дедушка Океан с Тефией? - в ее голосе уважение смешалось с плохоскрываемым ужасом. Последствия стычек родственникам, осмелившимся пусть к себе эту парочку, приходилось устранять так долго, что владык вод давно никто не пускал на порог под разными предлогами.
   - Вот что-то соскучилась по сестренке, - с натянутой улыбкой говорю им, покосившись на стоящего сзади Арсения. Он с насмешкой слушал мой бред сивого кентавра, вздернув правую бровь. - Дома заскучала одна... Девочек-то постоянно теперь не бывает.
   - Ага, - с большим сомнением в моих умственных способностях гукнула Итака. - Бывает, - сказала с преувеличенной радостью, и очень жалостливо на меня посмотрела, как будто я пригласила в дом пьяных сторуких великанов, устроив им соревнование борцов.
   - В отпуск когда собираетесь? - спрашиваю внучек, меняя тему разговора.
   - Скоро. Мама тут? - с надеждой спрашивает Хора, заглядывая мне за спину.
   - Увы, моя сладкая, она на работе. Вот если бы вы заранее предупредили о своем прибытии, я бы смогла её поймать, - глажу девочку по голове. С материнским инстинктом у моих дочерей плохо, так что я по возможности стараюсь лишний раз не травмировать внучек. - А сейчас, дорогие, вы не обижайтесь, мне нужно отлучиться. Харибда, не дуйся - пока вы отдыхаете, остальные работают. Заходите в дом, отдохните - я скоро вернусь. Проклятье! - закрываю голову от посыпавшихся сверху предметов. Неужели снова Тюхэ?!! Поспешно создаю небольшой силовой щит над нами. Арсений заскочил под крышу крыльца и теперь с недоумением наблюдал за падением с неба извивающихся рыб, морских звезд, крабов и раковин различной величины. Благодарение небесам, это всего лишь очередное последствие ссоры титанов в саду.
   - Нам тоже пора, - засобиралась Итака, самая старшая, вздрагивая при каждом ударе чьего-нибудь тела о силовой щит над головой.
   - Пора-пора, - загомонили сирены, расправив крылья. - Совсем забыли о том, что будет собрание. Нам его никак нельзя пропускать. Никак! Будут делить содержимое погибших кораблей за год.
   - Конечно, тогда летите, - мы дружно смотрим вверх. Кажется, ненормальные осадки пошли на убыль. - И, девочки, берегите себя, - прошу их напоследок. Дочки, внучки до сих пор для меня остаются маленькими детьми, нуждающимися в заботе. Трудно привыкать, что у них уже самостоятельные жизни у каждой, собственные дети.
   Аномальный дождь прекратился так же неожиданно, как начался. Выждав пару мгновений, не посыплется ли чего похуже, я снимаю щит - и сирены легко взмывают в воздух, хлопая сильными крыльями. Делают прощальный круг над домом, пока Хора догоняет сестер, поудобнее перехватывает в лапках уменьшившийся в десять раз сундук. Их возбужденный пересвист свидетельствует о том, что Тефия с Океаном вытворяют в море очередную гнусность. Воссоединившись, сирены выстраиваются клином и быстро превращаются в маленькие удаляющиеся на запад точки.
   - Один другого хлеще, - ехидно сказал Арсений, выйдя на крыльцо. - Кто еще числится в твоих родичах? Минотавр?
   - Не твое собачье дело! - Он вздрогнул. - Убери щит моего отца на место, - поднимаю глаза вверх, чтобы убедиться в том, что сейчас эриннии поглощены собой и не наблюдают за мной. - Когда вернусь - проверю.
   - Ты уходишь? Куда?! - донесся до меня его встревоженный крик, прежде чем я полностью перенеслась в другое место.
  
   ...С Исидой мы встретились на нейтральной территории - на Луне.
   Плоская лепешка Земля, поставленная на спины трех слонов, стоящих на спине черепахи, дрейфовала внизу, в темноте, под музыку звезд. Насыщенно-черный космос был погружен сам в себя, сосредоточенный на бесконечном творении, точно так же, как хаос сосредоточен на разрушении.
   Из одной дальней галактики в другую пролетела комета, похожая на феникса с горящим хвостом, спугнутого с гнезда в самый ответственный момент. Знакомые с детства созвездия выстраивались в привычные контуры. Герои разных эпох, получив в подарок или в наказание вечность, продолжали жить, любить, страдать, гнать, убегать. Вот спасается от псов своего сына Охотника Медведица. Вот сияет мужественный Орион, убитый разгневанной Артемидой, вознесенный Зевсом на небо. Вон там тихо лучится светом Хирон, мудрейший кентавр, к которому бессмертие пришло еще до вознесения на небо - через подвиги учеников. Заносчивая Кассиопея и здесь продолжает заниматься самолюбованием, надменно поглядывая на своих соседей из Ковша.
   - Мир тебе, - с музыкальным звоном справа от меня возникла Исида, перебрасывая на левую сторону толстую косу с вплетенными в нее золотыми нитями, свесившуюся много ниже груди. От неё щедро пахнуло жаром плавящейся пустыни, чужеземными благовониями и терпким ароматом магии.
   Точеный силуэт богини на фоне черного космоса казался еще изящнее. Правильные и тонкие черты смуглого лица богини, подведенные зеленым миндалевидные глаза кажутся в два раза больше настоящих, рот - две надкушенные половинки алого фрукта, чуть впалые щеки. Траур был снят ею не так давно, потому что на лице еще были видны следы долгих слез.
   - И тебе мир, Обретшая, - приветствую, искренне радуясь, что и на этот раз она нашла мужа. Не знаю что хуже: потерять любовь своей жизни однажды и потом влачить жалкое существование, или терять любимого каждый год, каждый раз не зная, сумеешь ли ты его вернуть. В её случае я просто преклоняюсь перед силой любви.
   - Когда же я смогу поздравить тебя с тем же? - чуть улыбаясь, спросила богиня, лукаво глянув из-под черных ресниц. Мастерски подведенный изгиб бровей придавал дополнительный блеск глазам богини без всякого колдовства.
   Я невольно вздрогнула от её слов: что еще там привиделось этой царице колдуний? Между мной и Арсением всего лишь связь двух сущностей, одна из которых больной, а другая - лекарь, не более. Он уйдет - и все исчезнет само собой.
   - Когда-нибудь, - небрежно пожимаю плечами.
   - Материнство - прекрасно, но и супружество - не хуже, - Исида полюбовалась коваными браслетами-накопителями на левой руке, мигнув красными искорками крашеных ногтей. Прямой, длиной до лодыжек, пурпурно-красный плотно облегающий фигуру калазирис, из почти прозрачной такни, на одной бретели, оставляющий грудь открытой, схваченный золотым поясом и двумя широкими перевязями, мягко подчеркивал формы богини плодородия. Сквозь него был видно и округлое смуглое тело, и белый передник до босых ступней, и пояс, обильно украшенный драгоценными камнями и эмалью. Её шею украшал широкий кольцеобразный воротник с вычеканенными из золота фигурками священных животных, который закрывал плечи и верхнюю часть груди. На смоляных волосах золотая диадема, украшенная спереди фигуркой золотого урея - маленькое напоминание о том, как Исида получила своё могущество.
   - Спорная истина, - уклончиво отвечаю ей, пытаясь потихоньку перевести разговор на цель нашей встречи. Каждый раз она в чем-то новом! (А вот я ленюсь лишний раз проследить за модой.)
   калазирис - национальное узкое бумажное платье, плотно прилегавшее к телу и обрисовывавшее все формы; платье начиналось под грудью, поддерживалось на плечах особыми завязками и спускалось до самых ступней.
  
   Урей, уреус (змея), укус которого ведет к неминуемой гибели, считается символом неограниченной власти царственной четы в Та-Кемпт.
   А началось все с того, что ужаленный змеёй Ра готовился умереть мучительной смертью, потому что никто не знал противоядия. До этого Ра справедливо считал себя неуязвимым и бессмертным. Колдунья Исида вызвалась спасти Ра, если тот назовет ей собственное тайное имя. Овладев сокровенным именем бога богов, она приобрела бы безграничную власть над миром.
   Умирающий долго торговался, хитрил, называя свои прозвища, но все же был вынужден назвать своё тайное имя. Исида, добившись своего, сразу вылечила Ра. Так мало кому известная до этого смертная женщина Исида стала обладательницей силы, о которой могла только мечтать, когда создавала эту самую змейку из плевка рассеянного Ра. С тех пор змея стала считаться талисманом и символом могущества. А Исида приобрела славу "Сильной чарами" колдуньи.
   - Неоспоримая, - сказала она, покачав пальцем, от которого во все стороны посыпалась золотая пыльца. - Ты начала забывать язык земли Та-Кемпт.
   - Я сказала то, что хотела сказать.
   - Однажды выловив в Ниле дохлую собаку, не стоит думать, что в ней обитают исключительно эти твари. В реке много разной рыбы, на любой вкус, - и снова улыбнулась мне своей волшебная и загадочная улыбкой.
   - Я запомню, - сдерживаю невольный смешок, представив себе лицо Зевса, если бы он услышал, что его сравнили с дохлой собакой. Исида вскинула бровь, уловив все же мой смешок, но ничего не спросила.
   Какое-то время мы стояли и любовались космосом, вечным и изменчивым, борющимся с хаосом.
   - Так что за спешка? - искоса взглянула на меня Исида. На её голове между красиво изогнутыми коровьими рогами сверкали, как звезды, рубиновые глаза большого золотого урея.
   - Сама посуди, - вздохнула я, и рассказала ей вкратце историю с Зевсом. В данном случае краткость объяснялась нехваткой времени, а не желанием скрыть какие-то подробности. Если она откажет, то...
   Во время моего рассказа Исида все так же любовалась космосом, создавая иллюзию того, что я исповедуюсь сама себе.
   - А что якобы поставила Фи-Фи против меня? - Черные миндалевидные глаза очень внимательно посмотрели на меня из-под лениво поднявшихся длинных ресниц.
   - Драгоценности фамильные. Ничего в голову ценнее не пришло, - виновато пожимаю плечами.
   - Неравноценно, - безапелляционно заявила Исида, отвернувшись от меня к звездам.
   - Я называла тогда первое попавшееся. Сама потом поняла.
   - Да пусть будут драгоценности, - со смешком отмахнулась она, оценив мое напряженное лицо. - Но если хочешь моей помощи - убеди Фи-Фи вернуться в Та-Кемпт. - Теперь мое лицо вытянулось. Такой просьбы я уж точно не ожидала. - Нет, не навсегда, - Исида сделала отрицательный жест, - но пусть хотя бы иногда приезжает. Разногласия между её матерью и мной давно канули в Лету, так кажется, вы говорите? Я чувствую себя виноватой перед ее матерью. Девочка ни разу не была на исторической родине.
   Иными словами, Исида считала, что им необходима помощь такой предприимчивой особы как Фи-Фи. Давно ходили слухи о грядущем кризисе веры в Та-Кемпт: наступали восточные культы, активизировалось единобожие в разных вариантах, местные боги, известные ретрограды, просто не справлялись уже с конкурентами. В том, что брызжущая идеями сфинга вполне способна в одиночку дать вторую жизнь их религии, я нисколько не сомневалась. Боги Та-Кемпт были нам сносными соседями уже не одно тысячелетие. Кто знает, что придет им на смену и какие проблемы нам принесет? К тому же, Фи-Фи все равно надо где-то применять свою неумную энергетику.
   Вопрос: как уговорить сфингу?
   - Фи-Фи... Мы недавно затрагивали с ней эту тему, - осторожно подбираю слова, потому что заставить сделать сфинкса то, что тебе нужно теоретически возможно, но на практике это пока ни у кого не получалось. - Она была не намерена в ближайшее время... посещать землю своей матери.
   - А если бы ты немного ей помогла? Нет, я не прошу вмешиваться в её судьбу. Пусть для начала лично проверит своих проходимцев в Та-Кемпт, например, - дипломатично предложила Исида. - Или осмотрит места жительства, займется перестройкой или еще чем. Мы ей все очень признательны им с матерью за изобретение странноприимных домов. Даже Сет.
   Вопросительно приподнимаю бровь, услышав имя местного бога зла.
   - Ему-то какая радость? - не поняла я.
   - Понимаешь, к Сету явилась комиссия сил Зла, чтобы подтвердить соответствие его занимаемой должности. Стандартная процедура раз в шесть тысяч лет - у них же вечная ротация состава, ну ты знаешь: то кого-то изничтожат, то кого-то обессилят, то через взятки кто на теплое местечко присядет. А начальство внизу требует, чтобы доля зла в мире неуклонно росла. Вот комиссия и наводит шороху, - мы с ней обменялись понимающими улыбками.
  
   проходимцы - в Древней Греции люди, дающие у себя в доме путешественникам ("прохожим") и посольствам стол и крышу.
  
  
   Чем бы дети не тешились, лишь под ногами меньше мешались. - Мы все приготовились к волне террора и хаоса, - Исида закатила глаза, демонстрируя изумрудные тени для век. - Но тут выяснилось: не жалея сил делая пакости миру, Сет совсем забросил собственный дом. Ему даже поселить комиссию было негде, чтобы похвастаться своими злодеяниями. Не в земном же храме высшему эшелону зла ютиться! - богиня фыркнула. - Настоящий сын Хаоса, нечего сказать. Пришлось ему селить комиссию в гостеприимном доме Сфинксов. Тем и спасся. Заезжие злодеи оценили размах его злодеяний, пожурили за бытовые неполадки, но в целом остались очень довольны визитом. Они под конец так вошли во вкус, что едва не разорили беднягу Сета своими гульбищами.
   - Уж этот не обеднеет, - хмыкаю я, жалея, что не присутствовала на этом представлении.
   - Я не устаю петь дифирамбы матери Фи-Фи, додумавшейся до изобретения этого чудесного места, - богиня восторженно сжала меж пальцев косу, щелчком пальцев другой руки отбросив прочь подлетевший к лицу метеорит. Получив неожиданное ускорение, тот устремился вон из нашей Вселенной. - Особенно сейчас, когда боги начали так резво путешествовать. Ты не представляешь, каково это, когда у тебя в доме слоняются малоизвестные боги и духи, понаехавшие на очередное собрание Амон-Ра. И всех надо ублажать, потакать их желаниям...
   - Ну почему же...
   - А при нашей необщительности это... очень неудобно, - продолжала делиться наболевшим Исида. - Для всех без исключения. Гостеприимные же дома "Боги" - это гениальная мысль! И скот цел, и шакалы сыты. - Она наклонилась к моему уху: - Представь себе, несколько наших богов и богинь решили даже переселиться туда из своих старых храмов. И я их очень понимаю.
   - Сделаю все, что смогу, но не обещаю успеха. Ты уверена, что готова на таких условиях участвовать? - честно предупреждаю её.
   - А известно ли тебе, что этот свиток действует лишь дважды, после чего вернется ко мне? Я так закляла его природу, когда у меня его одолжила Нефтида, - уточнила богиня, незаметно потирая поясницу. Заметив мой взгляд, смутилась: - Дом немного запустила, еле успела привести все в прядок к Его возвращению.
   - О таких тонкостях Зевсу знать необязательно. Он стал слишком серьезным последнее время, давно пора сбить с него немного спеси, - говорю ей.
   - Тогда я прибуду... К скольки? - уточнила Исида, подняв голову к созвездиям, чтобы запомнить время.
   С трудом веря собственному везению, я тоже поднимаю голову вверх, чтобы подозрительно оглядеть ближайший космос. Как ни странно, Тюхэ с её убийственным орудием счастья поблизости не наблюдается. При одной только мысли о Тюхэ, нос разразился отчаянным чиханием.
   - На закате. В тронном зале Зевса, - поспешно выпаливаю, когда понимаю, что Исида с легким удивлением смотрит на меня.
   - Это все? Тогда до заката, - попрощалась она и удалилась, свернувшись в нотный знак, который истаял в затихающем мерцании.
   Озадаченная разговором - не слишком ли высокую цену придется заплатить хитроумной богине, - отправляюсь назад домой.
   Погрузившись в размышления о Фи-Фи, только у самой двери замечаю невысокую фигуру, закутанную с ног до головы в белый плащ, приготовившуюся стучать в мой дом. Издалека и со спины она очень напоминает ожившую мумию, закутавшуюся в саван, чтобы не подхватить простуду в своей прогулке по земным пажитям. Держалась она сдержанно, но благородно. Значит, кто-то из богинь. Я люблю гостей, честно, но всему должен быть предел.
   - Ты ко мне? - холодно заглядываю через плечо женщине, приготовившись её прогнать прочь. - Гестия?! - в изумлении восклицаю, разглядев, кто передо мной.
   Вот уж кого точно не ожидала увидеть на своем крыльце.
   - Ты-то мне и нужна! - жадно вскричала она, вцепляясь в край моего пеплоса острыми ногтями. Красные горящие глаза на белом лице, шелушащиеся губы, растрепанные волосы под покрывалом и босые, испачканные глиной ноги. Если еще мгновение назад у меня не было желания бежать от неё, то сейчас оно как раз возникло. - Я повсюду разыскиваю тебя. Никто не мог указать правильного места. То и дело слышу, что ты только что было здесь, но ушла.
   - День сегодня такой... беспокойный, - улыбаюсь ей, пытаясь высвободить свою одежду из её сильных пальцев. Не уверена, что готова пригласить её в дом. - А что случилось?
   Может быть, это крайне самонадеянно, но сомневаюсь, что у кого-то еще дела могли идти так же плохо, как у меня. Хотя, глядя на Гестию...
   - Катастрофа! - завопила она с безумным видом, воздев к небу руки.
   Длинный белый ионийский хитон, отороченный пурпуром, был одет задом наперед и перетянут золотым поясом. Черные волосы, схваченные спереди диадемой, сзади торчали крупными вздыбленными локонами, сыплющими во все стороны синими искрами. Богиня домашнего очага толкнула меня к входной двери, едва не расплющив об эту самую дверь, мертвой хваткой вцепившись в ворот моего пеплоса.
   - Ты, наконец, разделила ложе с мужчиной? - пытаюсь предположить причину её нервозности и расцепить ее скрюченные пальцы, готовые вот-вот порвать мне одежду.
   - Лучше бы! - всхлипнула она, как-то совершенно по-бабьи прижав ладошки к лицу и дав мне неожиданную свободу. Спешно одергиваю пеплос, стараясь вернуть складки на прежнее место. - Гера не нашла свою любимую вазу! И обвинила в краже меня! Меня!! - буквально проорала мне в ухо Гестия, снова прижавшись телом к моему телу. Вид у нее был как у жертвы эринний в последней стадии, то есть совершенно сумасшедший. - Зачем мне ее ваза, во имя всех богов, ответь?! - она попыталась меня встряхнуть.
   - Ваза тебе ни к чему, - соглашаюсь с ней, мягко, но настойчиво выбираясь из её цепких рук. Где же она успела такие мускулы, не хуже чем у Ареса, накачать? - Это Гера хватила лишку. Ты хочешь, чтобы я помогла тебе (ей?) вспомнить, где же ваза?
   - Я и так знаю! - отмахнулась она, едва не отвесив мне оплеуху. Чудом успеваю увернуться. - Вспомнила, пока тебя ждала на крыльце. Надо было давно это сделать. Так неловко... - она изобразила пальцами поднятой руки нечто непонятное.
   - Вспомнила - молодец. Зачем тогда пришла? - я окончательно потеряла нить беседы, если вообще это можно было назвать беседой.
   - Забрать вазу и остальные сокровища, конечно! - Гестия, уперев руки в бока, озадаченно на меня взглянула. Сдула упавший на глаз локон. - Ты вообще слушаешь, о чем мы говорим?
   - Забрать - у меня? - медленно уточняю у неё. - Ты в своем уме?! - взорвалась я. - С какой стати мне обкрадывать Геру?! Ты фимиаму перенюхала, что ли, в своем храме? Или угорела у алтарного огня?
   Мегера и Алекта тут же слетели с крыши и зависли в воздухе по обеим сторонам от нас. Окружили профессионально, готовые наказать за любое доказанное преступление. Это было все равно, что стоять под натянутым луком, готовым вот-вот выпустить в тебя боевые стрелы. Любое отклонение от законов, их малейшее нарушение, всегда преследуемо и, как следствие, за этим следует уничтожение (физическое или моральное). А тут - подозрение в ограблении жены самого Зевса. В основном эриннии занимались семейными преступлениями, но не чурались они и наказывать всех остальных, без всякой оглядки на титулы и привилегии жертвы и преступника.
   - Я совсем даже и не обвиняю тебя! - ахнула Гестия, шокированная мгновенным появлением богинь возмездия. Обычно они такой оперативностью не отличались. - Уважаемые, вы не правильно поняли! Все в рамках закона, - попыталась она объяснить двум девам весьма решительного и даже угрожающего вида.
   - Это уже вышло за какие бы то ни было рамки! - рявкнула я. - Всякие обвинения приходись мне выслушать, но это просто верх наглости! Прямо в лицо заявила эта безумная, что я таскаю фамильное серебро и вазы у Волоокой, вы слышали, благосклонные?
   - Мы слышали, - кивнула Мегера. - Возмутительно.
   - Это не останется безнаказанным, - поддержала Алекта.
   - Где украденное? - спросила у меня Мегера.
   - Назовите имена сообщников. - Взоры эринний, обращенные на нас с Гестией, были преисполнены нехорошим вниманием.
   Гестия сдавленно пискнула и замотала головой. У меня тоже пропал дар речи.
   - Это не она! Это не я! - одновременно заговорили мы с Гестией. Затягивать с разумными объяснениями этим серьезным девам было очень опасно.
   - А кто? - Равнодушные глаза профессиональных палачей смотрели прямо в душу.
   - И где добро, похищенное у Геры, жены Зевса? В том числе ваза? - разрисованные лица своей бесстрастностью напоминали неодушевленные маски каких-то дурацких идолов.
   - Ничего не пропадало, - затараторила богиня домашнего очага, бурно жестикулируя. - То есть, конечно, пропадало. Но Мнемозина тут не при чем, охи.
   - А кто при чем? - настойчиво шла к цели Алекта. - Ты?
   - Некоторым образом, - начала бы было она, поперхнулась. - Но совершенно не то, что вы подумали!
   - Говори уже нормально, - не выдерживаю я, - пока нас не отправили в Хаос. По частям. За что мне это все, кто-нибудь скажет? - задаю риторический вопрос голубому небу.
   - Помните, я делала Зевса уборку? - пустилась в путанные объяснения богиня домашнего очага, энергично жестикулируя. - Он в ней очень нуждался, очень.
   - Зевс? - спросила Мегера, склонив голову к плечу. Гибкостью и быстротой мышления эриннии не отличались. У них были другие достоинства.
   - Дворец, - поправила её Гестия, смерив неодобрительным взглядом. - Для лучшего результата все предметы из него были вывезены и распределены по домам богов. Временно, разумеется.
   - Групповое хищение? - уточнила Алекта. - Кто конкретно, назови имена, схроны.
   - Не было никакого хищения! Была уборка, все вещи выносили с согласия Зевса и Геры. А потом их внесли назад, - разволновавшаяся богиня начала путаться в словах.
   - Тогда где ваза Геры? Которую она не нашла и обвинила тебя в её краже? - спросила Мегера.
   Не происходи это со мной, сочла бы очень смешной историей.
   - Ваза у Мнемосины, что же тут непонятного? - брякнула Гестия. Эриннии посмотрели на меня так, как я хотела бы, чтобы они смотрели на моего врага. - Я забыла забрать часть вещей у нее. Это и неудивительно: у Геры такое количество безделушек и ценностей, что ничьей памяти не хватит. Когда Гера хватилась этой вазы - меня осенило, что был еще один свиток. Я перевернула все и наткнулась на завалившийся за сундук свиток, где как раз говорится о тех вещах, которые следовало забрать от Мнемосины и Деметры.
   - Очень нелепое вранье, похожее больше на правду, - повернулась к сестре Алекта.
   - Где же эти вещи, раз Мнемозина до сих пор на них не натолкнулась? - Мегера все еще была преисполнена подозрительности.
   -Нэ, где? - подключилась я. - Мой дом не бездонный, а после уборки твоей прошло о-го-го сколько. И, самое главное, Я НЕ ПРИНИМАЛА НА ХРАНЕНИЕ НИЧЬИХ ВЕЩЕЙ!!!
   - Но ведь это твоя подпись? - Гестия извлекла из складок хитона чуть потрепанный свиток.
   Смотрю и не верю глазам: под списком за номером 356, девяносто предметов, стояла моя размашистая подпись. Согласно этому документу, я соглашалась под свою ответственность принять на хранение вещи Геры и вернуть их по первому требованию. Ноги подкосились, поэтому я, ухватившись за руку висевшей поблизости Алекты, опустилась на нагретый камень перил.
   - Моя, - говорю пересохшими губами. - Но я не помню ничего подобного.
   - Будем обыскивать дом, - заявила Мегера официально, но с долей сочувствия, как мне показалось, во взгляде. - Прошу за мной. А там и Немезиду, и потерпевших вызовем уже.
   - Можно еще раз? - тяну руку к свитку. Гестия настороженно развернула свиток и показала его мне с некоторого расстояния. О провалах в собственной памяти я до сегодняшнего момента не подозревала. Значит, стоит заподозрить...
   "- Клио!" - зову свою дочь, знаменитую тем, что вечно влипает в истории и втягивает туда других.
   Эриннии подобрались. Мегера положила руку на плечо Гестии, Алекта - мне. Вот она какая, групповая порука.
   Время текло очень медленно.
   - Чего мы ждем? - спросила потерявшая терпение Мегера. - Перед смертью не надышишься.
   - Мамочка?.. - удивление проступало на прекрасном личике музы, появившейся на крыльце, по мере того, как она разглядывала остальных. - Что случилось?
   - Что тебе известно о вещах Геры и Зевса, якобы находящихся в нашем доме?
   - Почему якобы? - спросила Клио. - А разве их не забрали?
   - Твоих рук дело? - киваю на свиток в руках ошеломленной Гестии, игнорируя сжавшиеся в комок внутренности. Даже если вещи и были, то сейчас их здесь нет, иначе я бы давно на них наткнулась. Тогда где они?..
   - Моих, - кивнула дочка. - А в чем проблема? Ты их что, выкинула?
   - Я вообще первый раз о них слышу! Почему ты мне ничего не сказала?
   - Разве? Наверное, вылетело из головы, - пожала плечами муза. - Давай я подниму списки того дня, - в руках у неё появилась кипа листов не первой свежести, которые она начала с умным видом перелистывать. - Какое тогда было число, напомните кто-нибудь.
   Эриннии зависли за плечами Клио, тоже внимательно изучая написанное.
   - Но с какой радости там стоит моя подпись? - спрашиваю дочь. - И Гестия уверена, что сдавала вещи мне.
   - Вещи вам привозила не я, - слабым голосом дала знать о своем присутствии богиня домашнего очага. - Ирида...
   - С этого и надо было начинать! - возмутилась я. - Эта склеротичка может такое натворить, что потом не расхлебаешь, а вы мне тут голову морочите.
   - Но список... - робко попробовала возразить Гестия.
   - Ирида что-то трещала о временной передержке, я спешила, помню. Она требовала тебя и никого другого. В её понимании мы все еще глупые девчонки, - Клио скорчила гримаску. - Вот я и поменяла личину, расписалась в её папирусе и убежала. Разве это преступление? - обратилась к эринниям, взмахнув бумагами. От папирусов поднялась куча пыли, заставившая богинь возмездия расчихаться.
   - Ты даже не проверила наличие вещей? - простонала я. - А куда их дели?
   - На второй этаж, наверное. Он ведь не жилой, - предположила муза.
   - Ну, давай проверим, - вздохнула я. - И лучше бы они там были.
   По мере продвижения по дому наша свита увеличилась на встретившихся в коридорах Арсения и Фи-Фи. Крики ссорящихся Тефии и Океана долетали глухо и редко - Фи-Фи сообщила, что супруги переместились к морю поближе. Судя по их интенсивности, эти двое еще долго не будут путаться под ногами.
   Второй этаж был местом малопосещаемым, оттого мало освещенным и сильно загрязненным. Сразу несколько шаровых молний взвилось в воздух, чтобы облегчить поиск. Не будь я такой злой, непременно бы сгорела от стыда за бардак.
   Начавшиеся поиски позволили обнаружить очень много самых разных предметов, чуть ли не со времен сотворения Земли, но ни одной вещи из злополучного списка Гестии. Молчание эринний становилось все суровей. Сфинга и Арсений громким шепотом пытались за нашими спинами выяснить у рыдающей Гестии, что происходит. Клио легкомысленной бабочкой порхала из комнаты в комнату, вслух делясь воспоминаниями о каждой встреченной вещи.
   Этаж заканчивался лестницей отдельного входа-выхода. Была у меня раньше мысль сдавать второй этаж постояльцам, но пожив немного с Каллисто и её зоопарком я отказалась от этой идеи раз и навсегда. По слухам, она купила остров где-то в Средиземном море и живет припеваючи в компании зверей. У каждого свои заморочки.
   - Ай! Понаставили тут! - Клио, споткнувшись в последней комнате, вылетела к нам в коридор. - Мама, давно пора избавиться от этого хлама.
   - Для начала ты чужой хлам найди, - сказал Арсений грубо, снимая с лица паутину.
   Потом они с ней немного попрепирались, подзуживаемые комментариями сфинги. Гестия привидением маячила в углу, готовая распроститься с жизнью прямо тут. Эриннии с ловкостью пастушьих собак держали нас всех в подобии кольца, готовые реагировать при малейшем подозрительном движении или слове. Я же пыталась вспомнить еще какие-нибудь места в доме, пригодные для складирования двадцати ваз, спального гарнитура из магического дуба, гигантского отполированного медного зеркала, статуи Пегаса в полную величину и прочих немаленьких предметов из списка.
   - А это что? - Арсений указал на потолок, резко прекратив ссору с Клио.
   - А ты как думаешь? - язвительно осведомилась сфинга, сидевшая рядом со мной, брезгливо стряхивая с передней правой лапки нечто грязное и липкое. - Небесный свод?
   - Похоже на замаскированную дверцу, - профессионально заявила взлетевшая Алекта, ковырнув когтем тонкую полоску.
   - Вскрываем? - с полувопросом повернулась ко мне Мегера.
   - Точно! - вдруг хлопнула себя по лбу Клио. - Как я могла забыть? Ма, ты бы хоть напомнила! Не стыдно? - у нее еще хватило совести попытаться свалить всю вину на меня.
   - Мне же еще и должно быть стыдно? - опешила я.
   Арсений встал под местом предполагаемой дверцы, примериваясь к взлому.
   - Мы только въехали сюда, - трещала Клио, пока эриннии вскрывали дверь... в никуда! Потому как я об этой двери ничего не знала и, естественно, понятия не имела, куда она ведет. Возможно, в параллельную вселенную. От моих дочерей можно ожидать чего угодно. - Второй этаж был завален нашими перевезенными и нерасставленными вещами. Девать доисторическое барахло Гестии (Гестия сдавленно пискнула) было некуда - и я создала чердак, - очень гордая собой закончила повествование муза истории и моя средняя дочь.
   Прекрасно, у нас еще и чердак есть, оказывается. Никому невидимый и неведомый.
   - Что еще у нас есть? - спрашиваю её. - Может, ты "Арго" где-то ненароком пришвартовала, а нам забыла сказать? Или чудовищ выращиваешь в подвале из последа Геи? Ты не стесняйся, самое время раскрыть все тайны.
   - Мама... - укоризненно обратилась ко мне дочь. - Я ведь не специально.
   Эриннии и Арсений первыми взобрались наверх, невежливо отпихнув бестолково мечущуюся в истерике Гестию. Из открытого люка сразу что-то загремело, там что-то покатилось, послышалась приглушенная брань. Гестия с полувсхлипом рванулась туда белым метеором.
   - Лезь давай, "не специально"! - подталкиваю Клио вслед за воспарившей сфингой, чьи когти оставили неизгладимые следы на моих оштукатуренных стенах. В тот момент, когда я поднялась на полутемный чердак, его сотряс громкий безмерно счастливый вопль:
   - Нашла!
   Богиня домашнего очага стояла на коленях, в свете грозди шаровых молний, в сияющем пыльном ореоле, как Данаида в золотом дожде, и прижимала к себе охряно-черную напольную вазу. Накренившаяся напольная ваза возвышалась над ней, как гора Олимп, готовая вот-вот обрушиться ей на голову. Рядом застыли суровые эриннии и скучающий Арсений, наблюдая, как Гестия с ласковыми причитаниями целовала и гладила бока вазы, будто своего давно потерянного и неожиданно найденного ребенка. Сфинга без конца чихала и терла нос лапкой.
   - Ах ты, моя красавица! - приговаривала богиня, светясь от счастья. - Моя хорошая, нашлась!
   - А где еще восемьдесят девять предметов? - спросила педантичная Алекта, оглядев низкое помещение, стоять в котором не наклоняя голову могла лишь Фи-Фи. Остальные подпирали макушками крышу, собирая паутину и грязь на свои волосы. Мне очень хотелось назвать ей один адрес, но он был слишком прямой для столь настырных особ. Еще и в само деле сунутся к Гере в...
   - Тут, - сладострастно простонала Гестия так, что ей могла бы позавидовать Афродита. - Все тут.
   Действительно, под местами изъеденной молью мешковиной, в дальнем углу, скромно громоздился спальный гарнитур из магического дуба, сундуки с вещами и вазами, прислоненное к стене, стояло запыленное медное зеркало, отразившее после того как Арсений провел по нему ладонью, наши вытянувшиеся лица.
   Богиня домашнего очага, выхватив из складок свиток, начала быстро проверять наличие предметов по описи. С выражением экстаза на лице она перебегала от одного предмета к другому, гладила вещи и что-то бормотала. Клио насмешливо фыркала, наблюдая за ней, и с любопытством косилась на стоящего рядом с ней Арсения. Мужчина приоткрыл ближайший к нему сундук и тут же, с бранью, выпустил крышку из рук, ударенный по пальцам невесть откуда вывернувшейся Гестией.
   - Не сметь! Чужая собственность! - свирепо прорычала милая богиня домашнего очага, сверкнув глазами, отпрянувшему Арсению.
   - Не связывайся - целее будешь, - посоветовала Клио, встав у него за спиной. - Это такая неуравновешенная особа, что даже сам Зевс ей не перечит никогда.
   - Вот именно, - пробурчала Гестия, сверяя со списком имеющиеся в сундуке предметы. - 25,26, 28-31...
   - Вы тут все тронутые умом, если хочешь знать мое мнение, - ответил Арсений, и с небрежным видом встал у открытого люка. - Жду не дождусь, когда смогу отсюда убраться, клянусь печенью Прометея!
   - И откуда ты такой? - поинтересовалась муза, кокетливо наклонив голову налево. Её черные кудри, сколотые перламутровыми приколками, тяжело колыхнулись за спиной.
   - Когда узнаю - скажу тебе первой, - отрезал мужчина и отвернулся, демонстрируя точеный профиль застывшей с открытым ртом музе истории.
   - Мааам... - повернулась она ко мне.
   - Подозрения с тебя сняты, Помнящая. Живи и не греши, - проговорила Мегера ритуальную фразу. - И, в следующий раз, предупреждай нас о своей отлучке.
   - Я не совсем поняла: я под охраной или под подозрением? - нагло иду в атаку на попятившуюся эриннию. Хватит с меня неопределенностей. - Для чего вы здесь на самом деле?
   От такого количества невероятных известий у Клио все больше вытягивалось лицо, поскольку дар речи ей временно отказал, не справившись с тысячей вопросов сразу. И дочка пыталась вложить их в мимику, привлекая мое внимание к себе, но мне сейчас было не до нее.
   - А разфе этто гне отно и тофе? - между чихами умудрилась в нос прогундеть несчастная Фи-Фи. - Давайте уже покинем это пыльное место, - гнусаво попросила она, утирая слезящиеся глаза лапками. - Пусть Гефтия ситит тут, ефли ей охотта, хоть до сконгчания фекоф.
   - Мы здесь, прежде всего, ради твоей безопасности, - важно объявила Алекта, обменявшись с сестрой выразительными взглядами.
   - А не ради феникса? - не удержалась от укола я. - Сегодня мне в саду показалось...
   - Что ты себе позволяешь? Ты нас в чем-то обвиняешь? Подозреваешь? - ледяными голосами осведомились эриннии, вперив в меня убийственные взгляды. - Изволь выражаться яснее. Тебе что-то угрожало и мы тебе не помогли? Ты это имеешь в виду?
   - Я просто желаю знать: для чего вас приставила ко мне Немезида? - спрашиваю их в лоб.
   Бедная Клио пошатнулась на ногах, слепо ища опору рукой - забота Немезиды подобна укусу бешеной собаки: такая же неожиданная и опасная вещь. Муза едва не села на спину сфинге, но, услышав оскорбленный гнусавый вопль Фи-Фи, подскочила, лепеча извинения.
   - Мы защищаем прежде всего тебя, - сказала наконец Мегера. На её размалеванном лице трудно было прочитать хоть какие-то эмоции, но мне показалось, что я заметила смущение.
   - Дожила же я до... этих лет без посторонней защиты, - цежу с натянутой улыбкой, больше похожей на оскал, повернувшись к эриннии. - А если таковая понадобится - куплю сторожевую собаку! - Как же бесит, когда лгут в лицо, считая тебя дурой, которая этого не заметит.
   - Нам виднее, - загадочно изрекла Алекта, и обе эриннии с шумом вылетели с чердака, подняв пыльную бурю.
   Спасая взвывшую подругу от смерти, взмахом руки убираю пыль. А с эринниями мы еще поговорим.
   - Этто... пчхи! Пчхи! Фозмутитегно! Пчхи-чхи-чхи! Та я их фсехх ааапчхи!
   - Пошли отсюда, - зову красноглазую Фи-Фи с багровым распухшим носом. - Иди на мой голос, дорогая. Клио, не стой столбом, помоги же Фи-Фи.
   Муза отрешенно, но бережно подвела слепо жмурящуюся сфингу к ходу вниз, переваривая услышанное. Арсений спрыгнул сразу, едва чердак покинули эриннии. Я как раз приготовилась предупредить подругу о том, что следует пригнуть вниз, но Клио уже столкнула ту.
   - Мгняу! - жалобно крикнула в полете сфинга перед довольно жестким приземлением на пол.
   - Цела?! - я метнулась следом, взволнованно ощупывая стонущую Фи-Фи, лежащую на Арсении.
   - Сними ее с меня! - с бранью пытался высвободиться из-под тушки он. - Озверели совсем!
   - Мамочка, я нечаянно... - сверху свесилась несчастная Клио. - Она жива?
   - Как ни стганно, - пробормотала Фи-Фи, сползая с мужчины. - Оххооо. - Арсений с хмурым видом торопливо вскочил на ноги. - Зачем эттот псих под меня кинулся? - с возмущением обратилась ко мне сфинга, тщательно обнюхав себя и убедившись в собственной невредимости.
   - Откуда я знал, что это ты? - огрызнулся тот, с шипением отдергивая руку от большой ссадины на животе. - Летит, орет...
   - Хам! - фыркнула она, надменно вздернув голову, и молча удалилась по коридору.
   - Немезида, мама? - напряженно спросила спустившаяся Клио. - Ты во что-то ввязалась?
   - Как ты говоришь со своей матерью? - возмутилась я. - Ни во что я не ввязывалась.
   - Тогда откуда здесь эриннии?
   Эринний здесь уже не было, но я сильно сомневалась, что они навсегда покинули мой дом.
   - Когда узнаю - скажу тебе первой, - невольно повторила я слова Арсения, заставив дочь поджать губки. - Не лезь сейчас ко мне - я сама толком еще не разобралась, клянусь гарпуном малыша Посейдона.
   - Ладно, - растерянно кивнула муза, привыкшая к тому, что мама знает причины всего на свете. - Тебе помощь нужна?
   - Я сама разберусь, но все равно, спасибо, милая, - привлекаю ее к себе, целую в лоб.
   - Ну, тогда я пошла? - неуверенно спросила дочь, нервно оглянувшись на Арсения. - Вы тут сами...
   - Ступай-ступай, - отвечаю ей рассеянно, осмысливая поведение эринний.
   Клио исчезла, оставив нам шлейф непроизнесенных вопросов, и мы с Арсением молча пошли по второму этажу, который после чердака показался не таким уж и грязным.
   - А Гестию ты оставишь там? - спросил Арсений угрюмо, очевидно, говорить ему со мной не хотелось.
   - ... ...! - выругалась я, остановившись. - Забыла совсем про нее! Гестия!!! - заорала я что было мочи, заставив мужчину поморщиться. Но сейчас телепатия меня не устраивала, хотелось выплеснуть гнев в вопле.
   Она догнала нас, когда я уже приготовилась тащить ее оттуда за шиворот, как провинившегося котенка.
   - Почему вы ушли? - возмущенно заявила богиня домашнего очага, в очередной раз выказывая свой склочный характер. - Мне ведь нужна помощь.
   - Вещи нашлись? - спрашиваю ее, ткнув пальцем ей в грудь.
   - Нашлись, но...
   - Одна ты их не унесешь все равно, - процедила я сквозь зубы, прикидывая, что лучше: убить Гестию сразу быстро или делать это долго и медленно. - Сходи за подмогой. Мне сейчас не до твоих никчемных ваз, столов и зеркал. Даже не заикайся, Гестия! Иди и возвращайся с помощниками. Поняла?
   Кипящая гневом богиня сверкнула глазами, приготовившись излить на меня водопад негатива, но я злобно лишила ее этого, переместившись в спальню. Во-первых, я была не настроена выслушивать ее оскорбления, во-вторых, не имею привычки переодеваться на глазах у посторонних, даже если это занимает долю мгновения, а мои пропыленные одежды явно требовалось сменить. Я завернулась в белый гиматий, украшенный сложновытканными пурпурными узорами, очень быстро, подгоняемая отголосками недавнего гнева. Льняная ткань послушно окутала тело, оставив на свободе лишь ладони и лицо. Ее лучистые асимметричные драпировки и глубокие подвижные складки создали живописную игру светотеней, выделяя и подчеркивая пластику тела в движении. Сейчас я так взведена, что нуждаюсь в смирительных повязках, дабы не натворить глупостей, о которых потом пожалею. Убедившись в зеркале, что имею благопристойный вид, возвращаюсь к остальным.
   Арсений, сфинга и обе эриннии (куда они дели третью?) во внутреннем дворе расположились во внутреннем дворе. Варвар доплетал косу. Алекта искала паразитов в перьях, спрятав голову под крыло. Мегера зубами чинила ожерелье, или ела его - не знаю уже, но погружена в это занятие была с головой. Фи-Фи вальяжно разлеглась на полу на солнечном пятне, принимая солнечные ванны.
   - Где Гестия? - спрашиваю первым делом, сочтя их безобидные действия очень подозрительными. - Куда еще унесло эту?..
   Убедившись, что эриннии не собираются говорить, сфинга лениво поведала, что, в таком неприглядном виде, помешанная на чистоте Гестия не могла перенести находки в стерильный дворец Зевса. Первым делом она их старательно вычистила, заставив каждый предмет сверкать и благоухать, и только после этого отправились извещать Геру о том, пропажи найдены.
   Я закрыла глаза ладонью, напоминая себе, что спокойна, уравновешена, и очень скоро все в моей жизни наладится. Надо только немного потерпеть. Хлопанье крыльев заставило меня раздвинуть пальцы: неужели снова гости?! Гость - это святое, конечно, но... Оказалось, это эвмениды взмыли на крышу через проем в потолке внутреннего двора. Пара жестких маховых перьев, повертевшись в воздухе, с глухим стуком упала на мозаичный пол. И как это понимать? На крыше послышалось топтание, царапанье когтей по черепице - дамы устраивались поудобнее, благо что стоящая жара их нисколько не беспокоила.
   - О-оочень странные особы, - задумчиво проговорила Фи-Фи, походя потеревшись о мою руку шелковистым боком, и вызвав сиюминутное желание взять её на руки, чтобы прижаться к ней.
   - Ты заметила? - язвительно осведомилась я.
   - Не стоит срывать на мне злость, милочка, - попросила подруга и, покачивая бедрами, вернулась к солнечному пятну на полу, где вальяжно разлеглась.
   И все-таки эриннии здесь не ради меня или Феникса. Или?.. По спине пробежал холодный ветерок. Проклятье! Без своих способностей чувствую себя жалкой калекой.
   - Мнемозина! - выкрикивая мое имя, возникла в столбе едкого хлорного пара босоногая растрепанная Гестия. - Мы обе погорячились, - сказала она, придерживая рукой подол длинного хитона. Перетянутые лентой черные вьющиеся волосы напоминали стог раскуроченного сена, обмотанный парчовой веревкой. На носу богини темнело пятно, руки ее по локоть были в коконах паутины. - Все так неловко получилось, - богиня домашнего очага смешно и тонко, как мышка, чихнула несколько раз подряд.
   - Ну, если по правде, то это не наша с тобой вина... - сдерживая слезы, сдавленно говорю ей, взмахами ладоней стараясь скорее рассеять вонючие пары.
   - О, не плачь! - Гестия бросилась меня обнимать, неверно истолковав мои покрасневшие глаза. - Я и не знала, что ты такая чувствительная и принимаешь все так близко к сердцу, - бормоча это, она сжимала руки, как тиски, на моих хрустящих ребрах. Полные изумления лица Арсения и Фи-Фи, ставших свидетелями этого фарса, вытянулись дальше некуда. В потолочном отверстии виднелись преисполненные любопытством лица трех эринний. - Ну, ты успокоилась? - ласково поинтересовалась богиня домашнего очага и моя племянница, выпустив меня из объятий. - Обещаю, в следующий раз учитывать твою тонкую душевную организацию, - заявила Гестия и, обернувшись к варвару и сфинге, продолжила пороть чушь: - Обязательно сожгите ей пучок голубиных перьев, когда я уйду. Это очень успокаивает.
   - Перья эринний подойдут? - осведомился Арсений, крутя в пальцах подобранное перо.
   - Охи!! - в ужасе отшатнулась та, загородившись рукой.
   - Гестия... - процедила я.
   - Я сама обычно не очень переживаю, когда Гера гневается, но в этот раз... - богиня снова повернулась ко мне, трагично заломив руки и изображая лицом прямо-таки титанические муки.
   - Все, Гестия. Забыли, - прошу под сдавленный смех Фи-Фи.
   Арсений любовался тылом Гестии, уделяя равное внимание ее ножкам с упругими икрами и пухлым ягодицам, выделяющихся под тонкой тканью хитона.
   - Она так кричала, так кричала - если бы вы слышали! - всхлипнула гостья, снова прилипнув к моей груди. - А я тебя везде искала, даже на земле, при твоих храмах, но тебя не было, - жалобно простонала она. - Я не поверила своему счастью, когда ты появилась...
   - На пороге собственного дома, - заканчиваю за нее предложение. - Вот уж действительно место, где меня никогда не застать. Тебе очень повезло.
   Лицо Арсения выражало лишь раздражение, как сравнением, так и затянувшимся визитом Гестии, отвлекающей меня от работы с его драгоценной памятью.
   - Я больше не могу, - утирая слезы смеха, простонала лежащая на полу сфинга, дрыгая в воздухе лапами. - Заставьте ее кто-нибудь замолчать.
   - С какой стати мне в это время быть в моих храмах, Гестия? - вопрошаю ее раздраженно. - Постарайся хотя бы иногда следить за привычками других.
   - Как? - Гестия с мгновенно высохшими слезами оторвалась от моей промокшей груди. - Разве ты не знаешь?! - Ее красные глаза горели как два александрийских маяка в ночи.
   - Стала бы я иначе спрашивать. - Ни разу еще мои верующие не доставляли хлопот. Что там еще могло случиться? Я ведь буквально оттуда. Проблемы на земле были так же некстати, как и все другие.
   - Конечно, я слышала слова Афины краем уха и могла что-то неверно понять... - начала мямлить Гестия, комкая в руках подол хитона, который с каждым разом поднимался все выше и уже вот-вот грозил обнажить ягодицы.
   - Гестия, прекрати тянуть грифона за орешки! - не выдержала сфинга, чье лицо уже горело неистребимым светом любопытством.
   Арсений наклонил голову, наблюдая за невольным обнажением Гестии. Эринний куда больше интересовал ее рассказ.
   - Твои жрецы объявили войну жрецам Афины! - выпалила богиня домашнего очага с таким кровожадным видом, что будь здесь Арес, он был бы безмерно очарован. У Фи-Фи отпала нижняя челюсть. Эриннии заговорщицки переглянулись и покачали головами, словно ожидали, что именно этим все и закончится.
   - Нэ! - Гестия энергично взмахнула рукой, подтверждая собственную правоту. Скупость моих эмоций сбивала ее столку. - Паллада в ярости от твоего попустительства и грозит пожаловаться Зевсу, - богиня благоговейно понизила голос. - Не понимаю, почему вы с ней не решили эту проблему с глаза на глаз? Напрасно ты отказалась от встречи с Афиной, напрасно. Она просто вне себя, - выпалив все эти скандальные подробности, Гестия застыла, как осаженная на скаку кобылица, превратившись в большой вопросительный знак.
   - Эээ-э... - сказала я многозначительно, потому что ничего другого не придумала. Сказать, что впервые слышу об этом, было бы еще глупее.
   - Ты это все на тормозах не спускай. С Палладой шутки плохи, - доверительно прошептала мне на ухо Гестия, как будто я сама этого не знала. - Ой, я тут, а Гера там! - вдруг вскричала она, хлопнув себя руками по бокам, как напуганная курица крыльями. - Я вернус-уусь... - протянула богиня, исчезая в столбе вонючего зеленого дыма.
   - Ах-ах-ах!! - с крыши донеслись возбужденное кудахтанье, жалобный вскрик феникса и звуки борьбы. Видимо, в тот раз ему удалось от них вырваться, а сейчас угораздило натолкнуться на озабоченных дамочек вновь.
   Разогнав дым, оставшийся после Гестии, вижу Фи-Фи с недоумением глядящую вверх и пытающуюся понять причину тамошнего переполоха.
   - Брачные игры, - кратко объясняю ей.
   - Здесь? Сейчас? - опешила она, свесив уши как дворняжка. - Между собой или как? - заинтересованно уточнила она тут же. - Может, я могу...
   - Узнай у них сама, - показываю глазами на крышу сфинге. - Я знаю об этом так же мало как ты. Мне надо кое-куда отлучиться, буду скоро, а вы, по возможности, проследите, чтобы Тефия не разрушила мой дом. - С крыши отчетливо доносились яростные вопли, визг, вой и хлопанье крыльев - эринниям сейчас не до меня: инстинкт продолжения рода брал своё. - Я бы сама это сделала, но они так заняты, - с видимым сожалением вздыхаю, - а я спешу.
   - Сама скажи, - попыталась было по привычке отказаться подруга.
   - Тогда смотайся в Та-Кемпт, - предлагаю ей.
   - Отлучайся, - пробурчала Фи-Фи, бросив вверх недовольный взгляд. - А я тогда к морю, на песочке погреюсь. - Что следовало переводить как "здесь больше нет ничего интересного, пойду подглядывать за Океаном и Тефией". Брачные игры эринний уже не интересовали, к Исиде же ее можно было уволочь разве что на аркане.
   - Ты опять уходишь... А моя память? - раздраженно спросил Арсений. - Ты хоть когда-нибудь работаешь?
   Собравшаяся уходить сфинга остановилась, делая вид, что ей что-то попало в лапку, а на самом деле банально подслушивая.
   - Я всегда работаю, - отстраненно говорю, мысленно настраиваясь на переход. - Займись и ты чем-нибудь для разнообразия.
   - Тогда пойду пройдусь, - сухо проговорил мужчина. - Посейдон звал в гости.
   - У Посейдона сейчас и без тебя забот хватает, поверь, - отвечаю ему, прикинув, что негоже оставлять варвара без присмотра до выяснения всех обстоятельств. А если возникнет угроза - всегда можно оставить его на земле, а Зевсу рассказать очень правдоподобную историю несчастного случая. - А мне может понадобиться твоя помощь. К тому же, вдруг тебя в пути посетит озарение?
  
   ...
   Земля встретила нас жарой.
   Город медленно плавился, обессилено истаивая в воздух дрожащими струйками. Все нормальные люди в это время обычно прячутся в тени портиков, комфорте бань, на худой конец, по своим домам. Но толпа возбужденных смертных, часть из них была с зонтами, окруживших розовомраморный храм в Микенах, словно и не замечала, как убийственно палит солнце.
   До этого случая никому в голову не приходило осаждать мои храмы, но так как времена были неспокойные, то большую часть храма постарались возвести из камня, оставив дерево на отделку. Затратить пришлось немало (храмов-то у меня изрядное количество) и до этого момента я мучилась сомнениями: а, может, стоило, отдать предпочтение древесине и дешевым местным материалам? Величию меня как богини это повредило бы мало, зато в казне храма прибавилось золота, которым можно платить за сбор информации о клиентах. Богиня ведь не всегда стоит за плечом у своего жреца с готовым ответом, извлеченным из памяти спрашивающего. Вот и приходится моим слугам заботиться о себе самим. Но сейчас поняла, что поступила как никогда мудро, отдав предпочтение именно камню.
   Каждому богу известно, что, прежде всего, храму требуется защита не от вражеской осады, а от умельцев, готовых вынести святыни (по большей части из золота и драгоценных камней) и превратить их в золотые монеты. Рост количества банд, специализирующихся на том, что, проламывая непрочные сырцовые стены чуть ли не кулаками, без проблем выносили из домов (а порой и дворцов) ценности, сдерживался лишь твердой монопольной рукой Хозяина воров. На место пойманных и казненных (таких был очень маленький процент, кстати) воров приходили новые, но такое же почему-то не происходило с похищенными ценностями. Вдобавок, еще свежи в памяти были имена Трофония и Агамеда, умельцев из Орхомена, после которых все начали тщательно выверять работу строителей, если не хотели остаться в пустых стенах своей сокровищницы единственной драгоценностью.
   Микены в этот период были богатым городом. Их жители, не скупясь, жертвовали на храмы столько, что большинство здешних святилищ были из камня, в отличие от главных построек микенских городов (царских дворцов), которые были каменными хорошо если на одну треть. Ведь своей красотой и величием храмы обязаны постоянно напоминать смертным о безграничной власти и могуществе богов. Низкая постройка из дешевых материалов, замкнутая чужими стенами на узкой улочке, не шла ни в какое сравнение с могучими, возвышающимися над городом строениями с открытыми галереями портиков, выходящими на просторную площадь или парящие в воздухе колоннады храма, увенчивающие собой акрополь. Храмы олицетворяли собой сверхъестественную господствующую силу, для которой даже царь или тиран был всего лишь одним из граждан полиса. Конечно, роль единственного правителя была значимой для общественной жизни Микен, и дворец - жилище царя - превосходил дома прочих горожан. Но разница была очевидной: жилье правителя сильно уступало храмовым постройкам прочностью стен и богатством обстановки.
  
  
  
   *Трифоний и Агамед создали себе репутацию отличных строителей, соорудив в Фивах брачные покои для Алкмены, матери Геракла. Прославились, воздвигли храм Посейдону в Аркадии, после чего построили несколько сокровищниц в Элиде и Беотии (Орхомене) для очень влиятельных людей.
   Но, как выяснилось позже, ребята были не так просты. На весь честный мир их ославил случай с богачом Гиреем. Испытывая денежные трудности, ушлые братья оставили в его сокровищнице несколько незакрепленных камней, что позволило им беспрепятственно проникать внутрь здания и делать в случае нужды "займы". Бедняга хозяин никак не мог понять, как при нетронутых печатях и невзломанных замках у него пропадают золото и серебро. Он казнил двух казначеев и наувольнял толпу стражей, прежде чем кто-то надоумил его (по слухам, собственная жена, брошенная одним из братьев, который додумался сделать ход не только в сокровищницу, но и в гинекей) поставить у сундуков и сосудов капканы. Когда братья-разбойники сунулись в сокровищницу в очередной раз, Агамед просунул руку в сундук и попал в ловушку. Трифоний, чтобы не было раскрыто их участие, отрубил кричащему от боли брату голову и унес с собой. Но тело опознали все равно, после чего на всех площадях огласили имена негодяев, пообещав награду за поимку второго брата. Но она таки осталась невостребованной. Украденного же золота, говорят, хватило Трифонию на постройку собственного подземного дворца с сокровищами, тем более что путь в строители для других ему был отныне заказан.
  
  
  
  
  
  
   Личное обязано подчиняться общественному - это с молоком матерей и кормилиц впитывали в детстве эллины. Все в государстве - от политики и общественных устоев до искусства - подпитывало и взращивало в их душах самопожертвование во благо своего народа (взять ту же архитектуру, где так колоссален контраст между непрочными сырцовыми домами греков, тяготеющими к земле, и мраморными храмами, устремленными в небо). В своих домах греки только ночевали, переодевались да встречались с женами, все остальное время проводя на улицах города. Они беседовали, спорили, творили, ругались и мирились на глазах сообщества, даже в бани ходили не столько помыться, сколько узнать свежие сплетни и просто приятно провести время с друзьями. Люди привыкали постоянно быть вместе, что еще больше сплачивало их как этнос.
   То, что в своё время в Микенах поработали прекрасные архитекторы, каждый понимал еще на подступах к городу, еще только увидев высокие крыши главных храмов. Не удивительно, что местные жители гордились своим городом, не уступающим по красоте величественным Афинам или стовратным Фивам. Одну только агору Микен гордо украшали длинные портики-стои с открытыми колоннадами Гефестейона, величавые храмы Афины, Зевса-Вседержителя и Геры Детолюбивой. Черно-красный храм Ареса Разящего стоял чуть обособленно, но не уступал другим храмам ни богатством оформления, ни красотой, хоть и строили его исключительно рабы. Дороги от каждого храма, так или иначе, всегда выводят на площадь агоры, окаймленную торжественными стоями, потому что является дорогой священных процессий, по которой в дни праздников поднимаются вверх многолюдные процессии.
   Красиво, но однообразно. С первого раза можно и не отличить храм Афины от храма Ареса. Зато мой "домик" не спутаешь ни с чем. С удовольствием рассматриваю храм, в котором, каюсь, не бывала с момента основания, оставив жрецам несколько реликвий и сотворив пару чудес. Жрецы попались толковые, веру поставляют в достойных количествах, средства подворовывают с пониманием, так что и на придание жилищу богини достойного вида хватает.
   Праздничная яркость мрамора, полная шумного человеческого темперамента, сразу выделяла мой храм не только среди однообразной монохромной жилой застройки, но и среди других храмов, приподнимая его над жизнью города. Мне всегда импонировали смертные со всей их непредсказуемостью и богатством фантазии, может, поэтому в моих храмах так много человеческого и не так много божественного. Посеревшие от времени белые стены соседних храмов выглядели на фоне этого храма насупленными. Они с раздражением разглядывали выделяющегося соседа, слишком уж красочно заявлявшего о себе всему миру.
   Храм не был окрашен сплошь, как розовый дом Афродиты, питающей слабость к этому возбуждающему тону. Естественный цвет мрамора - теплая человеческая кожа - тоже участвовал в расцветке храма. Красной краской были покрыты главным образом горизонтальные части храма, например, в колоннах красным цветом были помечены опоясывающие ее верхнюю часть врезы и рельефные полоски-ремешки. База колонны была украшена растительным орнаментом, сочетающимся со сложными и пластичными валами и выкружками. Красным цветом окрашены были и нижние поверхности нависающих карнизов. Триглифы и мутулы были окрашены в синий цвет, а метопы, вернее, их фон, на котором выступает рельефное изображение, в красный. Поле фронтона (тимпан) также окрашивалось в интенсивный красный или синий цвет. На этом фоне отчетливо выступали окрашенные статуи, что придавало им еще большее сходство с живыми людьми. Позолота покрывала отдельные детали фигур, обращая на них внимание: венцы, украшения, музыкальные инструменты, атрибуты власти.
   На фронтоне храма размещались моя статуя в окружении нескольких муз (отсюда было сложно разобрать, кого именно из моих дочек запечатлели) и статуи нескольких связанных с нами богов. Изображения людей и иных существ самими своими "негеометрическими" формами придавали храму живую, пластическую выразительность. А если учесть, что эти фигуры изображались в движении, то будет легко представить себе насколько более богатым, многообразным был облик моего храма. Все это создавало естественное, милое моему взору, перетекание архитектуры в скульптуру, в орнаментальный мотив и обратно.
   Очертания храма не были геометрическими, составленными из прямых линий, как строили в последнее время. По углам фронтона помещались резные каменные украшения-антефиксы, подобные живой поросли, пробивающейся на каменных плитах. Водосток завершался львиной головой; плитки-калиптеры, покрывавшие швы, образованные мраморной "черепицей" крыши, завершались маленькими резными антефиксами. Подобно стволу дерева, несущему на себе живую, подвижную крону, геометрическая основа ордера была расцвечена в храме живым скульптурным изображением и орнаментальным узором.
   Таким образом, храм, раскрашенный в жизнерадостные синие и красные цвета, как бы становился продолжением мягких и светлых по цвету гор, видневшихся на западе, окутанных удивительным прозрачно-серебристым воздухом. В подобной манере - человеческое строение как часть природы - был построен на Крите храм Великой Матери и древний храм Деметры на Пелопонесском полуострове. Занятое Герой святилище Эвриномы, свергнутой царицы эпохи титанов, возведенное в том же стиле, было ею немедленно разрушено до основания и перестроено.
   От любования меня отвлек сильный тычок в бок, сделанный Арсением. Своим всколыхнувшимся возмущением я вынуждена была подавиться - на каменные тумбы перед воротами ограды, словно ловчие птицы, опустились три эриннии. Их холодные глаза профессионально изучали обстановку. Ради меня бросили феникса? Охо-хо...
   - Не обращай на них внимания, - говорю шепотом Арсению. - Пусть наблюдают сколько влезет.
   - Я не про них, - сказал тот, и указал на отсвечивающую в толпе божественным светом фигурку смертного, особо рьяно требовавшего приступить, наконец, к погрому храма "этой девки Мнемозины". - Это заводила.
   - Эти негодяи недостойны находиться здесь! - кричал женоподобный мужчина с покрытыми потом залысинами, поправляя все время съезжающий сплеча край желтого гиматия. - Граждане Микен! Своими богохульными деяниями эти богохульники отвращают от нас внимание богов! Как будто им мало этого... О, горе на наши головы! Горе, славные жители Микен! - причитал, как отличная плакальщица, зачинщик смуты. - Они покусились на светлые души наших детей! Так смерть им! Смерть! - визгливо взывал он, тыча пальцем в храм.
   Бурлящие народные массы разделяли его взгляды, но топтались на месте, косясь на вооруженных жрецов и защитников из числа горожан, стоящих на ступенях.
   - Равнодушия не простят нам души наших предков! Что скажите вы им при встрече на Елисейских полях, когда они спросят вас о ваших детях? - хорошо поставленным голосом вещал оратор, энергично размахивая руками. Актером он был превосходным - народ верил каждому его слову. С оратора от усердия градом валил пот, который он то и дело промокал краями одежды.
   В дальнейший бред я не стала даже вслушиваться, проследив за золотистыми нитями, исходящими от фигурки крикливого смертного. Нити закономерно привели меня к своему хозяину, точнее, хозяйке. Мы просочились сквозь толпу, вернее, это я просочилась за широкой спиной и крепкими кулаками Арсения, к паре олив у стены ближайшего богатого дома. Эриннии перелетели следом за нами на ветки олив, делая вид, что в упор нас не видят. Ну-ну.
   Воля Афины (видимая как золотые нити, присоединенные к макушкам), руководила оратором и парочкой заводил в других концах толпы. Стоящая в стороне богиня откровенно наслаждалась происходящим. Большие серые глаза, бесстрастные в обычное время, добавлявшие ей сходства с совой, сейчас пылали злорадством. Тонкие губы расплылись в змеиной усмешке, когда из толпы в храм полетели протухшие овощи. Мои жрецы и их защитники были вынуждены спрятаться за колоннами, на все голоса призывая кары на головы нечестивцев.
   Кукловодство забавляло богиню, с удовольствием дергавшую за нити, до той поры, когда Афина заметила нас. При нашем приближении нити стали на глазах тускнеть и исчезать. Горлопан из толпы еще ярился, но скорее по инерции, лишенный божественного вдохновения и поддержки.
   - Паллада. - Помнящая, - сдержанно поздоровались мы.
   Хотя она и постаралась не подать виду, но мое появление оказалось для неё неприятной неожиданностью. Одно дело с небес, походя, небрежным взмахом руки играть судьбами смертных, тут же об этом забывая, и совсем другое - пакостить другому божеству. За такое можно и на суд богов угодить, от которого не далеко и до изгнания, если будет доказана вина. Зевс ревниво следит за тем, чтобы никто не смел делать то, что позволено лишь ему.
   - Вышла свежим воздухом подышать? - ласково спрашиваю, будто мы встретись где-нибудь на берегу моря.
   Укороченный белый хитон с меандром по краям, одетый богиней под легкий доспех, походные сандалии на стройных ножках, желтая маска изящного шлема поднята на лоб. К стволу оливы прислонено боевое копье. В таком виде если уж куда и выходят, так на войну. Чем я ей так насолила, что сподвигла объявить мне войну?
   - Представь себе, - не слишком дружелюбно ответила Афина, разглядывая мою приметную свиту. Патологическая честность эринний давно вошла в поговорку и могла служить гарантом клятв. Так что это дело теперь не замнешь при всем желании. - Вот, спустилась узнать, что здесь происходит.
   Богини возмездия, восседавшие над нашими головами и между делом поедавшие оливки, небрежно поплевывая вниз, слушали очень внимательно. Почти как Арсений.
   - В таком виде? - противным голоском спросила Алекта. Афина не Арес, который ест, спит и любит не снимая доспехов. Всем известно, что своё вооружение любимая дочь Зевса одевает только на войну.
   - А что не так? - Афина с деланным недоумением оглядела свой наряд. - Вы про доспех? Просто я как раз возвращалась со встречи с Телемахом Лаэртидом и не успела переодеться. Давала ему урок военного искусства, чтобы смог при случае защитить мать от тех негодяев, что заняли их дом.
   Эриннии одобрительно закивали головами - объяснение пришлось им по нраву.
   - Могу я спросить, - обращаюсь к Афине, - что конкретно твоим верующим не нравится в моих? - Мы с Мегерой разом оглянулись на особо бранное выражение из толпы в мой адрес, затрагивающее мою мать и ее любовников. Надеюсь, мои жрецы запомнили этого поганца, а если нет - я сама ему припомню сегодняшнее сквернословие.
   - Похоже на столкновение вер, - подала голос Тисофона, следившая за толпой с интересом хищника, обнаружившего потенциальную добычу.
   - Вы враждуете? - уточнила Мегера, склонив голову набок, у нас обеих.
   На цветных стенах храма Памяти неопрятно темнели пятна от тухлых овощей, распространяя запахи, далекие от благовонных.
   - Почему? - требовательно обратилась к нам Алекта, поудобнее устраиваясь на ветке. Лгать деве с такими когтями на лапах не поворачивался язык.
   Но тут раздался особо болезненный вскрик. Мы все обернулись. Человек, запустивший камнем в колонну храма, получил его в лоб рикошетом, и теперь валялся на земле с разбитой головой. Толпа, почуяв кровь, пришла в возбуждение, угасшие страсти вспыхнули с новой силой. Выкрики с обеих сторон стали откровенно угрожающими. Где-то прозвучала идея запалить святилище безбожников. В одном месте завязалась потасовка.
   Жрецы попятись ближе к храму, благоразумно решив отсидеть в осаде. За каменными стенами им грозила гибель разве что от скуки. Любой мой храм имел собственные родники, запасы пищи почти на год и несколько подземных ходов на случай непредвиденных событий. Войны редко бывают милостивы к храмам и верующим.
   - Твои жрецы начали слишком активно проповедовать, - неохотно поделилась знанием богиня мудрости. Мы явно появились не вовремя, выставив ее в самом невыгодном свете перед эринниями.
   - Мои-и? - не поверила я. В присутствии буйствующих горожан, среди которых то и дело мелькали одежды жрецов Афины, эта фраза звучала нелепо.
   - Не сейчас, - болезненно поморщилась она. Присутствие эринний её, в отличие от меня, очень нервировало. - До этого, - Афина изобразила неопределенным жестом период времени, который подразумевала. Никто кроме нее ничего не понял.
   - Впервые слышу об их религиозном рвении, - честно признаюсь ей, - но с каких пор это преступление? Или они огнем и мечом стали гнать мне на поклонение? - насмешливо осведомилась я, и чуть не упала, когда услышала от Паллады:
   - До таких острых мер дело не дошло, но сам смысл проповедей...
   - Мои жрецы мирно вершат свои службы во славу мне и на пользу смертным, - размеренно и внятно повторяю ей храмовые каноны. - Они ни разу не участвовали в военных столкновениях, всегда держали нейтралитет. Память такая сложная вещь, что у них просто не остается времени на разные глупости. Всех себя жрецы посвящают изучению памяти, - оборачиваюсь к эринниям, чтобы убедиться в том, что они слушают. Те сидели со стеклянными взглядами, напоминая статуи, но это было очень обманчивое впечатление - с ними никогда нельзя не в чем быть уверенным. - И вот сейчас ты утверждаешь, что мои жрецы, которых ставят в пример почитателям Эйрены, пустились бурно проповедовать поклонение Памяти? Бред! - громко заявила я чистую правду. Мои жрецы действительно если и участвовали в войнах, то исключительно информационных, а их оружием были подкуп и иногда шантаж, но никак не мечи.
   Эриннии с пустыми взорами никак не отреагировали на мой монолог, оставив на наше усмотрение делать выводы, кого же они считают правым. Их размалеванные лица были как всегда бесстрастны, что не раз вводило в заблуждение их будущих жертв. Арсений, стоящий слева от меня, напряженно изучал открывшийся ему город из-под приставленной ко лбу ладони. Воспоминания? Как не вовремя.
   - Боюсь, - губы Афины покрыла скользкая влажная улыбка, напомнившая о змеиной коже, - ты не все знаешь о своих жрецах тогда. - Она поправила сползающее головное покрывало, расшитое по краям совами, переплетенными с меандром. - Видимо, твои жрецы решили немного расширить границы своих полномочий. И меры их не всегда можно было назвать "мирными" в тех случаях.
   Будь все как прежде, я бы не стояла здесь полной дурой, а давно бы влезла в головы своих неугомонных жрецов и была бы в курсе событий. Но этому миру свойственна изменчивость, как неоднократно отмечала Майя, а мы все её жертвы. Остается блефовать, блефовать и еще раз блефовать, пока есть возможность.
   - А если конкретнее? - спросил вдруг Арсений, прервав свое молчание, и вызвав тем самым холодное изумление на лице богини мудрости и разумной войны.
   - А тебе какое дело, паразит? - она смерила его презрительным взглядом. - Уйми своего прихвостня, Мнемозина, раз уж он не обучен манерам и смеет вмешиваться в разговор Богинь.
   - Мудрейшая... - нахмурилась я, подбирая слова. Открытое неудовольствие сейчас эриннии могли расценить как доказательство вины. Какая вожжа попала ей под хвост, хотела бы я знать!?
   - Ответь ему, Афина, - проронила Тисофона, - если тебе не сложно.
   - Мы хотим тоже знать, - поддержала Мегера.
   - Мне - не сложно, - язвительно ответила Афина, прищурив серые глаза. - Её жрецы начали активно, на всех площадях, проповедовать вольнодумство и непокорность власти. Они также неоднократно позволяли себе оскорбительные высказывания в адрес Зевса. Слышать такое про моего отца было просто кощунственно...
   - Давно ли ты воспылала к Зевсу столь пылкими чувствами? - спросила Алекта, любуясь орлиными когтями своей правой лапки.
   Манера эринний разговаривать с каменным выражением лица весьма бесила окружающих, чувствующих себя шутами, выкаблучивающимися перед человеком без чувства юмора, короче говоря, полными дураками.
   - Наверное, с тех пор, как посидела в Тартаре, - ответила ей Мегера.
   - Где Гера с Посейдоном успели рассказать ей так же, какой превосходный муж и брат этот Критский Бычок, - подхватила Тисофона.
   Я спрятала невольную улыбку в ладонь. Поддержка эринний была неожиданной, но приятной. Эвмениды припомнили богине маленький неудавшийся бунт против Зевса. Тогда Гера, Посейдон и Афина вздумали потеснить Вседержителя, чувствуя в себе достаточно сил для управления Вселенной. Говорили, что к этому был причастен и Аполлон, но доказательств так и не нашлось. Гера припомнила Зевсу все измены, Афина давно таила обиду за смерть матери, сожранной Высокогремящим, Посейдон просто хотел вернуть трон, который ранее принадлежал ему и лишь по глупости перешел к Зевсу. Заговор практически удался, т.к. Тучегонитель загулял с очередной смертной царевной и временно забросил свой трон в небесах, а когда захотел вернуться - не смог найти Олимп. Те самые оры, которых он отдал в услужение Гере, и которым было поручено охранять вход на Олимп, не пустили по её поручению царя богов домой. Эйрена, Дикэ и Эвринома не могли тягаться с Зевсом по силе, но их природного могущества вполне хватало на выполнение этой работы. Высокогремящий не на шутку перетрухнул, заметался, и лишь вмешательство Фетиды, дочери морского старца Нерея, сумевшей призвать на помощь сторуких, вернуло ему трон. В свое время Зевс едва не женился на ней, но своевременно узнал о пророчестве, по которому сын от Фетиды превзойдет своего отца, и быстренько выдал её замуж за Пелея. Богиня, на счастье владыки богов, не затаила на него зла, иначе сейчас на троне мог быть совсем другой...
   Помнится, был долгий и склочный суд, в результате решения которого Гера отсидела неделю в Тартаре и провела остальное время под домашним арестом, Афина посидела в Тартаре с годик. Посейдон же занял оборону в океане и проигнорировал все громы и молнии в свой адрес.
   Афина сменила цвет лица с белого на ярко-красный, потом на мучнисто-белый, но не посмела ничего возразить. Что сказать в ответ на правду?
   - И в чем же было вольнодумство жрецов Мнемозины? - спросила Алекта, слетев с ветки на землю. Невысокая и хрупкая, на фоне дородной богини мудрости, она смотрелась беззащитной угловатой девочкой-птенцом. Если не знать о ее стихийном могуществе, крепко настоянном на первобытных законах. Даже Зевс старается не ссориться с эринниями, придерживаясь принципа "к чему дразнить семью диких кабанов, если есть возможность ее обойти стороной?".
   - Они открыли при своих храмах приюты для ублюдков, рожденных вне брака и вне закона, куда любая женщина может принести не нужного ей ребенка. Тем самым поощряя разврат в обществе! А свои рассадники посмели кощунственно называть именами богов. Здешний зовется "Семя Зевса"! - пылкую речь Афины прервал визгливый хохот эринний. Мстительницы хлопали себя по бедрам крыльями, по плечам друг друга, оценив шутку смертных как очень смешную. Я закусила губу, чтобы против воли не засмеяться. Смех сквозь слезы получается. Дайте мне только добраться до того остряка... Я ему покажу, как играть с огнем.
   Взбешенная Афина, поджав губы, с трудом дождалась, когда эриннии прекратят хохотать, и продолжила:
   - Создали Ликей, в котором юноши не только учатся вместе с девушками, но даже живут все вместе!
   - И что? - не поняла Алекта. - В этом вся проблема?
   - Охи! Ученики его то и дело совершают открытия, изобретают новинки, - с возмущением заявила она, ударив от волнения взятым в руку копьем о землю. - Один открыл жидкость, позволяющую без вреда быть под водой пол дня. Другой вот-вот научится летать посредством искусственных крыльев. Третья вернулась из-за моря и открыла собственную школу (!), где учит рабынь и свободных женщин и дев драться! - В устах богини-девственницы это прозвучало верхом кощунства, хотя сама вон воинствует с рождения - и ничего. Но Афина не учла, с кем говорит.
   Её негодование могла разделить Гера, воюющая с заблудившими девицами, её поддержала бы игнорирующая плотские радости Артемида, Гестия могла, уже четвертое тысячелетие воюющая с плотскими желаниями. Повидавшие рассвет мира богини, рожденные при матриархате, мягко говоря, угнетение женщин в меру своих сил не поощряли. А уж если учесть их нынешнюю функцию уравнивать все и всех...
   Я с открытым ртом, как выхваченная из воды рыба, выслушала это все, невольно оперевшись на руку стоявшего рядом Арсения. Его обвинения Афины не интересовали: он наблюдал за разворачивающимися перед храмом Памяти боевыми действиями - горожане вроде бы пошли на приступ, но после первого же решительного отпора жрецов, отступили. Подстрекатели богини разума и справедливой войны куда-то подевались, а без вождей толпа очень быстро превращается в обывателей.
   Куда, скажите мне Небо и все звезды, смотрел Фидий?! Или он там впал в старческий маразм? Ликей! Он бы сразу войну начал, чего мелочиться? Резкий скачок в том же образовании грозил крахом не только этой цивилизации, но и мне, как косвенной зачинщице беспорядков. Разница в знаниях всегда приводит сначала к улучшению образа жизни, всяческим открытиям, а затем к зависти соседей и войнам - выверенное мною жизненное наблюдение. Вдобавок, после той выходки Прометея, с кражей огня, Зевс очень нервно относится к материальным контактам между богами и смертными. А я привела сюда сотню людей с другим укладом мыслей, надеясь, что ничего страшного не произойдет. И косвенно устроила переворот в умах этого застоявшегося мирка. Шкурой чувствую, что тут одной печенью не отделаешься. Фидий! Дайте мне только добраться до этого мерзавца!
   - Это все? - равнодушно уточнила Тисофона, разложив и собрав снова крылья за спиной. Третье веко медленно скрыло глаз, и снова исчезло.
   - Или есть другие страшные грехи? - небрежно спросила Мегера, переступив на ветке лапами. Звякнули браслеты.
   - За которые стоит смести с лица земли это очаг разврата и вольнодумия, - неторопливо завершила мысль сестер Алекта, разглядывая Арсения. Варвар, убедившись, что схватки не будет, с устало-раздраженным лицом заждавшегося наряжавшуюся жену мужа, стоял рядом со мной. Еще бы, это ведь не его в ближайшее время четвертуют и распнут.
   - Ее жрецы утверждают, что Бог - един! - со священным ужасом полушепотом заявила Афина.
   Чем же я так насолила Афине, в конце концов?! Или она на мое место метит? Сейчас уже любое абсурдное предположение боюсь отвергать, а вдруг и вправду?..
   - Но бог един, - сказала Тисофона, распушив хвост и невозмутимо испражнившись.
   - Разве ты плохо учила историю? - фыркнула Мегера, увидев как Афина выронила копье, схватившись за собственное горло.
   - Куда катится мир? - вздохнула, закатив глаза, Алекта. - В наше время об этом знал каждый червяк. Мужчины совершенно не уделяют внимания воспитанию будущих поколений.
   На Афину и Арсения было жалко смотреть.
   - Тогда кто же вы? - с недоумением спросил варвар. - Как вы можете существовать при едином Боге? Он не приемлет многобожие. Он... - Арсений осекся, потер лоб.
   - Что он? - спросила Мегера насмешливо, слетев на землю и подступив к мужчине. - Он немедленно должен уничтожить всех других богов, которых сам же и создал? - Ее глаза оказались на уровне его подбородка, но это не мешало эриннии снисходительно посмотреть на него сверху вниз.
   - Эээ...
   - Мы все дети Бога, - сказала тоном взрослой, которую дети замучили глупыми вопросами, Алекта.
   - В каждом из нас есть Его частичка, - закивала головой сверху вниз Тисофона, - Его воплощение.
   Афина и Арсений одновременно подняли в небо головы, то ли ища там доказательство существования единого бога, сидящего на облаке и болтающего ногами в стоптанных сандалиях, то ли доказательства того, что его не существует.
   Паллада являлась богиней младшего поколения и, естественно, знала историю творения мира уже в отредактированном варианте. Пытливость в ней никогда не была развита, а титаны не трубили на каждом углу, как все было на самом деле, но охотно делились воспоминаниями с желающими. Даже Зевс не мог запретить, живым участникам тех событий, рассказывать, как творилась история на самом деле. Но всем было известно: повествования о древних временах (до свержения Крона) не поощряются. У Арсения явно всколыхнулись какие-то прошлые воспоминания. Значит, он верит в единобожие. Ну-ну.
   - Я...я... - не найдя слов, Афина сверкнула совиными очами и исчезла, признавая проигрыш боя, но не войны.
   Через пару мгновений с каменным лицом появилась снова. Алекта, скрипуче похохатывая, подала Палладе подобранное копье, которое до этого с любопытством разглядывала. Совоокая выхватила копье из когтистой лапки понтии и снова исчезла, только мелкие камешки полетели во все стороны. Эриннии, визгливо подвывая и хохоча, попадали на землю.
   А смертные незаметно разбрелись по своим делам. Несколько моих послушников бродили по территории, прилегающей к храму, начав уборку. Кто бы мог подумать, что за такое короткое время можно набросать столько мусора? Огрызки, косточки, кожура, палки, гнилые фрукты и овощи, камни, обрывки веревок - такое ощущение, что каждый из толпы явился сюда опустошив мусорную яму. В воздухе слабо витал, помимо прочих миазмов, адреналиновый запах сражения. Послушники, в полголоса матерясь, принялись сметать чужеродный хлам. Из храма долетали нестройные фразы начавшегося богослужения во славу избавления.
   - Мне нужно поговорить с моими людьми, - поворачиваюсь к эринниям. - Наедине.
   - На здоровье, - утирающая слезы Алекта махнула крылом. - Ох, давно я так не веселилась.
   - А вот к тебе у меня есть пара вопросов, - обратилась Тисофона к Арсению. У меня оборвались внутренности. Как это надо понимать?
   - Ко мне? - удивился мужчина, после толчка в грудь крылом очнувшийся от своих размышлений. - Ну, давай.
   Отступать было поздно, хотя в мое отсутствие этот тип мог наговорить... А что он мог наговорить, собственно? Ничего особенного. И вообще, двум смертям не бывать, одной не миновать, как говорится. Мне грозит сейчас такое количество наказаний, что Зевс замучается выбирать подходящее.
   - Итак, - обращаюсь к Фидию со спины. Не узнать его величественную фигуру нельзя даже теперь, когда старость убелила его волосы и добавила скованности движениям, - что за страсти тут пылают, несчастный?
   - Госпожа, - подпрыгнул главный жрец, схватившись за сердце, - это Ты? - обернулся, поправляя тиару.
   - Это не я, - откидываю головное покрывало с лица. Выражение, которое увидел на нем Фидий, заставило жреца побледнеть. - Поговорим?
   - Я молился - и Ты пришла. - На его лице появилось благостное выражение наркомана, получившего внеплановую дозу.
   - Что это была за осада Трои у вас здесь? Вам тут делать нечего совсем, нэ? - начинаю отчитывать его. Если с ним сейчас заговорить как с нормальным, то придется часа четыре выводить его из ликующей истерии, или как там называется такое состояние, когда священник вживую беседует с богиней?
   - Мммм-мы... - блеял мой главный жрец, вяло пытаясь объясниться.
   - Что за экспансию вы тут начали? Заняться нечем? Так я вам быстро найду... - Жрец с каждым моим словом становился все несчастнее. - Рассказывай! Ну.
   - Ваши дети... - увидев выражение моего лица, Фидий тоскливо вздохнул и поправился: - Наши послушники то есть... - он начал теребить свою бороду, пытаясь найти в этом успокоение. - Мы совершенно не собирались ни на кого нападать, - сказал Фидий устало.
   - Это радует, - я переодела кольца с левой руки на правую, пока он это все выговорил. Полюбовалась результатом. - Значит, ты еще помнишь, чем занимаются в Моих храмах.
   - Нам просто некогда было, Защитница. Эти годы пронеслись вереницей колесниц. Дети - это такой...
   - Такой геморрой? - с усмешкой предлагаю ему слово, и снова переодеваю кольца с правой на левую руку.
   - В том числе, - не стал отказываться тот. - Но и радости они доставили много нам.
   - Хорошо, убедил. Вы жили тут мирно, аки стадо овечек, ни к кому не лезли, ни во что не встревали, просто растили детей, - подытожила я его мысли. - И тут на вас ни за что ни про что ополчились жрецы Афины, так?
   У него хватило совести не врать собственной богине.
   - Не совсем, - еще десяток волосков покинули бороду, вырванные пальцами.
   - Ах, вот как.
   - Некоторые старые привычки и знания детей - мы не решились стирать им память полностью - иногда давали о себе знать, - главный жрец, прославленный вояка, десять тысяч раз глядевший в глаза смерти, сглотнул. - Они рассказывали такие невероятные вещи, что... Конечно, им никто не верил, - жрец нервно хихикнул, разглядывая кончик своего носа. - Они не согласны с тем, как живут люди. Утверждают, что все может быть иначе, предложили нам некоторые разумные нововведения, - он резко вздернул голову вверх, едва не вырвав себе бороду, зажатую левым кулаком. - Очень разумные и благопристойные вещи. Я теперь сам чаще мою руки перед едой и проблем с животом стало... Прости, госпожа! - спохватился Фидий, когда до него дошло что именно он несет. - Мы всем собранием, и я лично, долго беседовали с ними, внушая им правильное мировоззрение... Смею надеяться, что сумели достичь некоторых успехов, - пробормотал он, взволнованно выдергивая волоски из бороды.
   - Осада храма - несомненный успех, Фидий, - заверила его я, дернув уголком рта. - До их появления вы о таком даже и мечтать не смели.
   - Госпожа! - поперхнулся тот не иначе как одним из своих заглоченных волосков из бороды. - Как Ты могла подумать...
   - Я ничего не успела подумать. Я просто пришла и увидела все своими глазами. И теперь желаю получить объяснения. - Оглядываюсь назад - Арсений и эриннии относительно мирно беседуют. И даже, если я верно расценила мимику последних, вовсю кокетничали с варваром. Надеюсь, это все действие разбушевавшихся в них после встречи с фениксом гормонов, и скоро все станет на свои места. - Фидий, - сжав плечо жреца, притягиваю его к себе, - голубчик, что тебе было велено делать с детьми? - спрашиваю у него свирепо.
   - Воспитывать их как обычных детей, - исправно повторил Фидий, покосившись в ту же сторону, что и я. Эринний он не видел, а чужеземца под деревом приметил.
   - Так с чего бы "обычным детям" бунтовать против сложившихся устоев? Откуда у них мысли о равноправии мужчин и женщин? - рявкнула я. - А этот приют для отказных детей? Ими всегда занимались жрицы Деметры, на худой конец подбирали жрецы Ареса! Просто выкидывали в море, в овраг, диким тварям этих детей. Это нормальным считалось всегда здесь, - унимаю всколыхнувшуюся злость. - Тебе, наверное, было мало проблем с моими детьми, так ты решил чужих насобирать?
   - Это недостойно, - тихо сказал упрямый старик, - бросать слабых и беспомощных, - добавил тот, кому, как я была уверена, не было знакомо даже слово "милосердие".
   - Что-что? - переспрашиваю у него. Догадываюсь, откуда ветер дует, но пусть сам скажет. Мысли о назревающем среди моей паствы бунте были подобны воткнувшимся в бок метательным ножам, слаженный удар которых не выдержали доспехи. Стереть бы сейчас всем участникам память и спокойно жить дальше.
   - Андрон...
   - Так, понятно, - протянула я. - Где этот сопляк? В храме? - делаю шаг в ту сторону.
   - Отправился странствовать, - отвел глаза верный Фидий. - Повидать земли, людей.
   - То есть пошел проповедовать, - делаю логичный вывод.
   - Знакомиться с миром, - уперся на своем этот вздорный старикашка. - Я много рассказывал ему о том, где побывал.
   - Давай договоримся так, Фидий, - очень внятно выговариваю каждое слово. - Я не приказываю тебе разрушить то, что вы успели натворить... Дай мне договорить! Ты забыл кто перед тобой?!
   - Госпожа, я готов отдать за Тебя жизнь хоть сейчас. Как и любой из тех, кто служит в Твоем храме. Не думай о нас плохо, но...
   - Хорошо, что хоть что-то вы еще помните. У меня сейчас и без вас хватает головной боли, - потираю ноющий висок. Неужели снова боль вернется? - Затаитесь! - жестом обрываю готовые сорваться у него с языка протесты. - Пока. Пусть ни у кого не будет причины придраться к вам. Или я сама призову на ваши вздорные головы Немезиду! - Человек опустил голову, что далеко не всегда означает покорность. - Фидий! - вкрадчиво обращаюсь к нему. -Ты со мной не шути. Я вернусь, и вот тогда решу, чем Мой храм может заниматься, а чем - нет.
   - Охи, Госпожа, - тихо сказал он, медленно выпрямляя больную спину и упорно глядя в землю.
   Видимо, готовился умереть прямо сейчас и сбагрить мне еще и свои проблемы. С неохотой замечаю его сухую, как пергамент, морщинистую кожу, неторопливые движения человека, которому больно совершать какие-то действия, одышку. Конечно, старик держится неплохо, но Танатос-Смерть уже встал на его след. Дудки. Пусть только посмеет умереть у меня сейчас.
   - Ты хочешь, чтобы вас всех поубивали? - спрашиваю угрюмо молчащего жреца злым шепотом. Совсем распустились - приказов не слушают, вынуждают что-то им объяснять, доказывать. Разберусь со всем и такое здесь устрою, чтобы потом еще тысячу лет думать не смели ни о чем подобном. - Детей пожалей хотя бы, если сам уже рад очутиться на Елисейских полях! Или на мое заступничество опять надеешься?
   - Они...
   - Займитесь софистикой, если вам так неймется ломать существующий порядок. Слышал о такой вещи? - снова оглядываюсь на Арсения. Там о моем отсутствии, похоже, благополучно забыли и увлеченно беседуют. - Мирно переубеждай людей в правоте собственной точки зрения.
   - Нэ, Госпожа, - ошеломленно кивнул Фидий, уже приготовившийся умереть в страшных мучениях.
   - Глаголом жгите сердца людей, но, смотри, не переусердствуйте там. Вы и так уже такое наворотили, что не расхлебать до конца света, - потираю лоб, вспоминая, что еще надо сказать. - И постарайтесь не лишить меня храмов в ближайшее время. Донеси мои слова до Андрона, сделай одолжение, смертный.
   - Но как нам это поможет? - с робкой надеждой спросил Фидий.
   - Это ты мне потом расскажешь, когда твои ученики её освоят и смогут убеждать кого угодно в чем угодно, - оглядываюсь в сторону беседующих с Арсением эринний. Вопрос N 1: что из услышанного ими дойдет до Зевса? Вопросы N 2-3: что вынесет для себя из их разговора Арсений и чем это будет мне грозить?- Все понял? - Добившись от растерянного главного жреца подтверждения, кидаю ему свое расшитое золотом головное покрывало. - Это вам помощь на первое время. Будете показывать за деньги, молиться, заниматься своей обычной работой, подавая пример остальным. Понял?! - хватаю его за грудки.
   - Охи, - простонал он, обмякнув в моей руке. - Понял, - повторил, снимая с головы покрывало, пахнущее морем и немного кошкой, когда я его отпустила.
   - Распустились совершенно без меня, - говорю вернувшись к эринниям, кивая в сторону идущего к храму Фидия, прижимающего к груди золотую ткань. Его уже обступили державшиеся до этого в стороне жрецы и послушники. Благоговение на них лицах оставляло надежду на то, что мои указания не пропадут втуне. - Постоянно нужно контролировать.
   Арсений задержал взгляд на моих слегка растрепавшихся волосах, лишенных покрывала, и широко зевнул, потянувшись всем телом. Не похоже, чтобы его здесь посетили какие-то воспоминания или что ему сильно докучали допросами.
   - Бывает, - посочувствовала Алекта, почесывая рукой-крылом бровь. - Ты идешь за Афиной?
   - К чему? Ей просто нечем заняться, вот она и выдумывает глупости. Я за собой вины не знаю, - почти искренне отвечаю им. - У меня дома дел невпроворот.
   - Ты роняешь свое достоинство, - неодобрительно оглядев меня, проговорила Мегера. - Она ведь оскорбила тебя. При свидетелях.
   - Припомню ей это в будущем, если это так тебя волнует, - обещаю ей. - Я не злопамятная. Я злая, но память у меня плохая. Могу отмстить, забыть, снова отомстить.
   Эриннии закудахтали, оценив шутку.
   - Возьми, - Алекта протянула мне золотой медальон на цепочке. - Афина потеряла, - и она снова захохотала. Скрипучий вой-смех эринний, хлопавших себя крыльями по бокам от восторга, резал слух. - Отдай ей как-нибудь, злопамятная ты наша!! - Они прямо изнемогали от хохота, когда я убирала амулет в страфион.
   Возвращение не принесло мне облегчения.
   Эриннии заняли свои импровизированные насесты на крыше, устроив при этом такой шум, будто там гнездилась целая стая Стимфалийских птиц. Вниз полетели перья, кусочки помета (сухие) и ругань. Женщины в любом облике не меняют своих привычек.
   Арсений уперся руками в колени - перемещение вызвало у него приступ тошноты. У него был вид страдающего морской болезнью: выходит, не привык к переходам из мира в мир.
   Улучив свободное время, пока никто не привязался с очередными просьбами, вопросами, пожеланиями, пытаюсь решить, как жить дальше. Может, первой подойти к Зевсу и все рассказать? Или подождать, пока все образуется? Я застонала сквозь сжатые зубы, от бессилья вонзив ногти в ладони. Когда, когда моя жизнь вернется в прежнюю колею, потечет предсказуемо и тихо!? Чтобы можно было работать с полями воспоминаний, сидеть иногда с Майей, временами искать приключений с Фи-Фи, нянчиться с внуками и внучками, съездить к замужним дочкам, немного поэкспериментировать со смертными, заслуженно отдохнуть во второй половине столетия... И никаких тебе неожиданностей за следующим жизненным поворотом, навязанных пациентов с проницательными глазами, слежки, телег лжи.
   Не имея ответа на главный вопрос и учитывая, что до конца дня ко мне может не вернуться способность оперировать чужими воспоминаниями, думаю, пора мне присматривать новое жилье. Как там говорили мои дочки? "Когда едет крыша - появляются варианты: посмотреть куда, вернуть на место, закрепить в новом положении". Что ж, рассмотрим все варианты в порядке очереди. В курсе всего у нас Гермес, главный посредник, но сейчас к нему обратиться нельзя. Или лучше переехать на материк к кому-нибудь из дочек? И уже там присмотреть тихое местечко, где можно дожить свои дни. А сейчас начать паковать вещи. Разобрать их никогда не поздно.
   Так, что взять с собой? Ощущение морской воды и солнца на коже, чистого соленого воздуха и яркие цвета, вкус оливкового масла, розмарина, чеснока и орегана, чуть затуманенные нежные утра и краткие закаты, горячий песок в сандалиях, ветер, треплющий подол хитона... Вот кошку точно оставлю здесь. Кому нужна эта ласковая предательница? Уж она не пропадет и быстро найдет себе очередную хозяйку-простофилю. Кошка всегда гуляет сама по себе.
   Крики наверху переросли в невообразимый визг. Невольно поднимаю голову, чтобы узнать его причину. На пол шлепнулась разодранная и выпотрошенная туша козы. Следом грохнулась голова от нее, покатилась по солнечной мозаике и застыла у колонны, уставившись на меня остекленевшими глазами. Кто-то из эринний, кажется Алекта, тут же спикировал, подобрал тушу и снова взмыл вверх. Гневные вопли раздались с новой силой. Похоже, там даже завязалась потасовка. Выругавшись про себя, поворачиваюсь, чтобы уйти, и врезаюсь левым боком в Арсения. Такое ощущение, что под кожей у него каменный панцирь. Рука и ребра враз онемели.
   - Прекрати за мной ходить! - кричу, потирая ушибленные места. - Я все равно не верну тебе сейчас память. Всему свое время и место. Имей же терпение, несчастный!
   - Я шел к себе, - ощетинился варвар, откинув за спину косу. - Это ты не знаешь, куда тебе хочется, женщина. Я догадывался, что светловолосые недалекие разумом создания, но не знал, что настолько недалекие.
   - Сын болотной отрыжки! Следи за своим языком, если не хочешь лишиться и его! - прошипела озверевшая я. Ногти моей правой руки впились ему в горло, сжав гортань. - Нет худшего греха, чем оскорбить хозяина в его собственном доме. Запомни это, потому что в следующий раз...
   - Я всегда очень высоко ценил женщин, - ощерился Арсений. - На деньги, вырученные от продажи одной, иногда можно гулять целую неделю.
   Молча ухожу от него, клокоча от внутренней ярости. От убийства меня удержало лишь то, что проблем от этого будет куда больше, чем сейчас удовольствия. Зевс со мной не расплатится за это отродье и за то, что мне пришлось вытерпеть. С каким бы удовольствием я бросила бы всё сейчас, распласталась в тени пальм, на горячем черном песке. Хорошенькая мулатка, разрезав пополам желто-оранжевую морщинистую маракуйю и выскоблив ее мякоть, кормила бы меня ею с ложки, подставив свою пышную грудь мне под спину. Танцовщицы в юбках из травы исполнили бы мне прямо на берегу танец Радости. У них такие нежные руки и податливые тела, не знающие отказа. Желтые кислые семечки с особым ароматом лопаются меж зубами, тая в сладком вкусе мякоти. Рот прямо свело от желания снова вкусить кисло-сладкий сок, смешанный с апельсиновым, чтобы унять жажду. Снова? Я даже не знаю, что это такое "маракуйя"! И никогда не была в подобном месте, тем более с танцовщицами в юбках из травы.
   - О чём ты сейчас думал? - развернувшись, налетаю на отшатнувшегося Арсения. - Быстро! - потребовала я, не сводя с него напряженного взора.
   - Задолбали меня твои фокусы, поняла? - он прищурился, дернулась скула. Смотрит настороженно.
   - Еще о чем думал? - настаиваю, ведь от этого сейчас зависит моя жизнь.
   - Пить хочу, - ответил Арсений неохотно.
   - Ты захотел маракуйи? - Рот наполнен оранжевым кисло-сладким вкусом, которого я никогда не знала. А то место с черным песком и любвеобильными девицами найти очень просто, нужно...
   - Нет - крабов, - мужчина смотрел на меня как на опасную сумасшедшую, размахивающую перед ним двуручным мечом. - Маракуйи на десерт. Ты тоже их любишь? - уточнил с небрежным любопытством.
   - Нэ! - с чувством глубокого удовлетворения закрываю глаза. - Ооо, нээ...
   - Фиолетовые? Желтые? - он неуверенно попытался поддержать разговор. Мои сладострастные стоны сбивали его столку.
   - Понятия не имею, - улыбаюсь с безумно-счастливым видом. Мой дар вернулся.
   - Так какого хрена ты меня о них спрашиваешь? Что еще опять за фокусы, зевсова задница? - возмутился мужчина.
   - Думай ещё о чем-нибудь, - облизываюсь, вспомнив, как я тайком от всех выпила молоко на кухне, и как ругался повар, обнаруживший кувшин пустым. Точнее, это воспоминание принадлежало не мне, а притаившейся в левой спальне Мнеме, но всё равно было очень приятно.
   - О чём? - Арсений попятился, словно имел кровоточащую рану, а я была голодной акулой. Мое поведение стало казаться ему опасным.
   - Без разницы, - хищно жмурюсь. Как же приятно ощущать чужие воспоминания. Этот сомнительный тип просто не понимает, что сейчас мне не стоит оказывать сопротивление. Никому. Особенно - ему.
   - Мнемозина, я не думаю... - Арсений напрягся, с большим подозрением вглядываясь в моё лицо.
   И тут всё словно отрезало. Опять глухая стена и рваное цветастое покрывало собственных воспоминаний. Но я не попадаюсь дважды в одну ловушку. Стена, отделявшая меня от мира чужих воспоминаний, осыпается грудой песка. Вязкий туман снова ненавязчиво плещется где-то за плечом, как я уже привыкла. Болезнь. Как же!
   - Попался, который кусался, - проговорила я, мягко наступая на него.
   - Чего-о? - с недоумением переспросил он, продолжая пятиться.
   - Давай-ка поговорим по душам, - вкрадчиво предложила я, памятуя о присутствии посторонних. - Пока только ты и я.
   - Давай, - бравируя, мужчина пятился, косясь по сторонам и подыскивая что-нибудь для самозащиты. Размытые тона серой неуверенности с красными вкраплениями плещутся за его спиной и затылком.
   - Ну, давай, - посылаю ему одно остренькое воспоминание для прояснения мозгов.
   Горечь накрывает чёрным плащом. Засасывающий водоворот, в котором, как маленькая щепка, кружит беспомощная и одинокая человеческая фигурка. Арсений содрогнулся всем телом и на ногах устоял только прислонившись к стене.
   Наблюдаю за ним со смешанными чувствами, одновременно проверяя подвластно ли мне все то же, что и раньше.
   - Как ты?.. Это невозможно! - пробормотал мужчина распрямившись. Он был бледен, тяжело дышал. Что ж, память может порой наносить удары не слабее, чем иной атлет-тяжеловес. - Невозможно... - прошептал варвар, словно в первый раз видя окружающую обстановку.
   - Это мой мир - и здесь возможно всё! - напоминаю этому заигравшемуся существу.
   - Как ты меня сюда перенесла? Как? - закричал тот, кого я звала Арсений, озираясь по сторонам. Выходило это у него так натурально, что я почти готова была поверить в то, что передо мной другой...
   - Вы чего орёте? - спросила незаметно подошедшая к нам Фи-Фи. Глазища в пол лица заполнены любопытством, как аквариум - водой. Гибкое львиное тело село между нами: удобнее разговаривать, когда находишься на одном уровне с собеседниками. - Вас на том свете слышно, наверное, - она с интересом переводит взгляд с него на меня, пытаясь выяснить суть проблемы. - Первая ссора влюбленных?
   - Вот мир поделить не можем, - процедила я, не выпуская из поля зрения чужака. - Может, дашь совет.
   - А что по этому поводу думает Зевс? - весело фыркнула сфинга, поправляя сбившийся полосатый головной платок. Мы с Арсением молчали, пожирая друг друга глазами. Мужчина смотрел на меня с непониманием и неподдельным страхом, что, в общем-то, должно было меня радовать. Но мне не нужен был его страх, мне были нужны объяснения.
   Фи-Фи оценила накал страстей, чуть обиженно пожала плечами:
   - Не хотите говорить при мне - так и скажите. Я пойму.
   - Не бери в голову, - натянуто отвечаю ей. - Не сошлись во мнениях.
   Чужак задержал взгляд на сфинге, будто увидел её впервые в жизни. Мужское внимание Фи-Фи мгновенно ценила, поэтому, забыв обо всем, начала красоваться.
   - Так что ты хотела? - спрашиваю у нее, потому что иначе мы здесь простоим еще мойры знают сколько.
   - Спросить что-то, не помню, - обворожительно улыбаясь, ответила подруга, строя глазки отвернувшемуся Арсению. Мужчина затравленно озирался по сторонам, как будто стены вдруг начали на него давить. И чего он этим пытается добиться? - Но ничего важного, - заверила сфинга встав и словно бы невзначай потягиваясь с упором на передние лапы, не подозревая, кто перед ней, - так что потом вспомню и спрошу, - Хотя, зная ее, думаю, это бы ни сколько не остановило, скорее наоборот, раззадорило. - Что это с ним? - она обиженно обернулась ко мне. - Сначала смотрит, как на лакомый кусочек, а теперь...
   - Перенервничал, - объясняю ей, изловчившись поймать бродящего с видом лунатика Арсения, сознание которого сейчас, похоже, превратилось в кисель. Как некстати. - Мы тут занимались лечением до твоего появления. И результаты его дали о себе знать с задержкой, - проговорила я скороговоркой, вглядываясь в лицо чужака. Решил валять дурака или и в правду с ума сошел? Переборщила, что ли, с устрашением?
   Фи-Фи округлила глаза: какое лечение, если мой дар не действует? И тут ей пришло в голову, что я нуждаюсь в помощи, и она помчалась в атаку, спасая меня, как ей казалось, от разоблачения:
   - Лечение - это прекрасно. Мнемозина столько народу вылечила, что они бы все здесь не поместились просто, если кому-нибудь пришло в голову их однажды здесь собрать, - затараторила она, обращаясь к Арсению, близко сейчас по состоянию сознания к растениям. Он тупо на нее уставился, изредка моргая. - И тебя она быстро-быстро вылечит. Она лечит на самом высоком уровне, так что ты должен выполнять все ее распоряжения, понял? - она приблизила свое лицо к лицу Арсения. - Он меня хоть слышал? - убедившись, что с тем же успехом она могла вещать статуе, обратилась ко мне подруга.
   - Не исключено. Спасибо тебе за нее большое, милая, - поблагодарила я. - Ему надо сейчас отдохнуть, так что...
   - Это прекрасно можно сделать, уничтожая второй завтрак! - радостно объявила Фи-Фи, придя после моих слов к каким-то собственным выводам. В животе у нее, как по команде, громко и требовательно заурчало. - Я что-то проголодалась, а есть одной - это дурной тон, - заявила нам хищница, представители рода которой всегда живут по одиночке и встречаются только ради получения потомства.
   - Не уверена, что это разумная идея...
   - Сама убедишься. Поест - и сразу придет в себя. Это же мужчина, у него все через примитивные желания вроде похоти и голода, - авторитетно заявила сфинга. - Пошли.
   - А остальные? - сквозь зубы спрашиваю Фи-Фи. Все мои мысленные попытки объяснить ей, что справлюсь сама, она отбрасывает, не делая даже попытки вслушаться. Вообразила себя моей спасительницей и знать ничего не хочет.
   - Стянутся на запах, если живы, - отмахнулась Фи-Фи и потащила нас с Арсением в сторону залы для приема пищи.
   - Действительно, - пробормотала я, вынужденная следовать за ней. Будь Арсений в лучшем состоянии, я бы не мгновения не церемонилась и увела на допрос, но его состояние вызывало у меня серьезные опасения. В некоторых случаях лучше не пережимать, дам ему передохнуть, а потом уже... Успокаивает одно: сбежать ему не удастся. После того как разберусь с ним сама, будет видно, отдавать ли его Зевсу. Есть у Зевса такая привычка: сначала казнить, потом спрашивать.
  

Тау

Кто поручится, глядя в зеркало, что Зазеркалье находится именно по ту сторону зеркала?

Кто из нас отражение на самом деле - он или я?

  
   - Липа! - крик Коли заставил её бросить все и примчаться в комнату гостя, откуда кричал муж.
   Коля, стоя на коленях, проверял реакцию зрачков лежащего на полу Арсения карманным фонариком. Отпустив веко, он нанес писателю несколько резких ударов по щекам. Голова того безвольно замоталась на шее, как у тряпичной куклы.
   - Что с ним? - женщина присела на корточки рядом с ними. Руки Арсения были холодные и имели какой-то неестественный синевато-мраморный оттенок.
   - Обморок, блин, - рявкнул муж. - Да не стой столбом! Неси нашатырь. Есть он у нас в доме?
   Нашатырь Арсению по вполне понятным причинам не понравился. Его нос сморщился и раздраженным чихом избавился от резкого запаха, попавшего в ноздри. Мужчина зашевелился, приходя в себя.
   - Эй, друг, ты как? - Николай осторожно помог ему сесть, придерживая, как маленького ребенка. - Где болит?
   - Го-ло-ва, - почти по слогам выдохнул тот, придерживая затылок рукой. - Чем это меня приложило? Палицей снежного великана?
   - О землю-матушку, - сердито сообщил мужчина, - тебя приложило. Законом всемирного тяготения дяденьки Ньютона.
   - Он со стула упал, что ли? - хмуро спросила женщина, разглядывая лежащий на полу у стола вышеупомянутый предмет мебели. Представить, что взрослый человек раскачивался на стуле, как школьник, и упал, было несложно.
   Ноутбук равнодушно играл шариками, выбрасывая их на экран в произвольной последовательности. Видимо, он был наслышан о том, что свидетели долго не живут, поэтому хранил молчание.
   - Сколько пальцев? - Коля сунул ладонь в лицо Арсению. Тот мутным взглядом уставился на фаланги. - Сколько пальцев ты видишь?
   - Три, - вяло сказал мужчина и с подозрением вызверился на супругов. - Вы кто? Где я? - попытался встать на ноги - не получилось - после чего стал отползать спиной к стене, не спуская с хозяев глаз.
   - Давай скорую, - велел жене Коля сквозь зубы, не спуская с него глаз. - Так как, говоришь, тебя зовут? - медленно попытался приблизиться к приготовившемуся к обороне гостю. - Ты, пепельницу-то положи на место. Положи, старик. Ну, та штука у тебя в руке - пепельница. Помнишь?
   Липа, спотыкаясь в ногах, добежала до кухни, сорвала трубку настенного телефона и со второй попытки набрала 03. Соединение показалось ей просто бесконечным, а для умирающего в комнате сейчас была важна каждая минута. Наконец, усталый женский голос был готов выслушать заикающуюся и путающуюся в словах Липу. Ей сказали, что бригада будет через десять минут, надо только встретить её на улице.
   - Где я? В плену? - подозрительно уточнил писатель Арсений Воронов. - Я буду говорить только с командиром, - в недоумении уставился на свои одетые в джинсы ноги. Пощупал материал, согнул и разогнул ногу, пошевелил пальцами босых ног.
   - Тихо, тихо, Арсений, - увещевал его Николай, подбираясь все ближе к забившемуся в угол мужчине. - Здесь все свои.
   - Не подходи! - замахнулся тот мраморной пепельницей.
   - Хорошо, хорошо, Арсений, - сразу замер Николай, - только без глупостей.
   - Меня зовут Кром, - угрюмо объявил мужчина. - Арсением меня назвала та чокнутая богиня, скорпион ей зад! В жизни не слышал более дурацкого имени.
   - Отлично, Кром так Кром, - легко согласился Николай. - Меня зовут... - после паузы, убедившись, что его имя тот не помнит, продолжил: - Коля.
   - Как я сюда попал?! - Арсений попытался вскочить, напоминая больное дикое животное, очнувшиеся после леса в человеческом доме. - Аааа! - прохрипел, сжав виски руками и весь сжавшись от боли, которая скрутила его тело лучше любого бойца. Его кожа посерела, а из горла раздались рвотные позывы.
   Коля не решился к нему подойти, позволив самому справиться с болью. Видимых повреждений не наблюдалось, так что немедленная смерть писателю Воронову явно не грозила. Поэтому сейчас было главным не спугнуть его до приезда врачей: Коля не был уверен, что в одиночку справится с Арсением в случае чего.
   - Едут! - Липа вбежала в комнату, одной рукой пытаясь попасть в рукав куртки. - Что с ним? - замерла, увидев сидящего на полу Арсения, прислонившегося к углу спиной. Судя по его лицу, он пытался собраться с мыслями, но ему это плохо удавалось.
   - Головная боль, - ответил муж, осторожно подсев к тому под бок.
   - У него сотрясение мозга? - ахнула Липа, у которой одна подружка в детстве выпала из окна и получила такой диагноз. Изменения в ее сознании оказались необратимыми, всю свою жизнь Карина была вынуждена теперь проводить под присмотром врачей.
   - В какой-то степени. Он считает себя Кромом, - тихо объяснил муж. - Ты куда? - спросил, заметив на ней куртку, одетую на одну руку.
   - На улицу - встречать "скорую".
   - Тогда мы помашем тебе ручкой, да, Кром?- Коля, положив свою руку на запястье рассеянного глядящего перед собой Арсения, помахал ею. - Молодец.
   - Его еще и парализовало? - озвучила самое страшное свое подозрение она. - Господи...
   - Не каркай! Просто небольшое сотрясение мозга да, мужик? - муж бровями велел ей исчезнуть и не нервировать больного.
   Липа побежала на улицу встречать карету скорой помощи.
   Задерганный ночными вызовами пожилой врач задал Арсению вопросы о самочувствии, политике и футбольном матче прошлого месяца. В ходе диалога померил ему давление, посчитал пульс, мельком проверив вены на локтях и ненавязчиво заглянув в ноздри пациенту. После чего настоятельно рекомендовал отвезти больного в больницу для детального обследования у специалистов. Больного уговорами заставили сесть в скорую и отвезли в больницу, где он провел пару дней, сдавая анализы и тесты.
   Липа, явившаяся на следующий день узнать самочувствие коллеги-фантаста, в изумлении узнала, что его вот-вот увезут в психиатрическую лечебницу с диагнозом "шизофрения". Она тут же подняла шум, немного повоевала с санитарами, многократно словесно оскорбила зав. отделением и весь лечащий состав больницы, сама едва не отправившись по тому же адресу в машине с крепкими санитарами. Но все-таки сумела забрать Арсения с собой, сославшись на то, что найдет ему другую больницу.
   Пришедший с работы Коля, узнав об этом самоуправстве, едва не убил жену.
   Войдя в дом, он вместо любимой жены первым делом увидел обязанного находиться в больнице писателя Воронова, который стремительно носился по комнатам, бесцельно передвигая предметы, что-то пробуя из них на вкус, что-то бросая и разбивая с ругательствами. Одет фантаст был в красный спортивный костюм, поверх которого на плечи был наброшен белый больничный халат, размера на два больше его. А Липа бегала за этим всклокоченным и босым мужиком с блокнотиком, лихорадочно записывая каждое его слово. Время от времени она задавала тарабарские уточняющие вопросы, на которые получала такие же тарабарские ответы.
   - Не мешай! - огрызнулась на мужа Липа, когда тот попытался повернуть её к себе лицом. - Он рассказывает мне о похождениях Торка-змееборца. Кром, чем он там ему отрезал причиндалы? А как долго пилил? Какая поразительная изобретательность! И долго он мучился?
   - Мучиться сейчас будешь у меня ты, - пригрозил Коля, - если не объяснишь в чем дело.
   - Понятия не имею, что произошло в мозгу Арсения, но это колоссально! - затараторила она, кося одним глазом в сторону гостя, который проверял остроту ножа для разрезания бумаг собственным волосом. Волос покорно разрезался надвое. - Он рассказывает такие вещи... Авторы Конана удавились бы от зависти перед таким полетом фантазии. - Гость выдрал волос у Липы и повторил опыт. Волос покорно разрезался надвое. - Не знаю, как долго это продлится, поэтому надо торопиться, - Липа отвернулась от мужа, приготовившись снова стенографировать.
   - Он болен! - Коля развернул жену к себе, сжал ее плечи. - И ты тоже больна, если этого не понимаешь, - тряхнул пару раз. - Я сейчас же отвезу его в больницу.
   - С ума сошел?! - ахнула Липа, вывернувшись. - Там из него сделают растение. А ему еще роман дописывать! - Писательская солидарность была превыше всего.
   - То есть его здоровье тебя не интересует? - мрачно уточнил у жены Коля.
   - Оох, - женщина с тоскливым выражением лица положила блокнот на книжную полку. - Конечно, мне дорого его здоровье. Именно поэтому я не сдам его на опыты в психушку.
   - Он живой человек, а не сбежавший из вивария пес... - мужчина чуть не сбился с мысли, когда увидел, как писатель-фантаст Арсений Воронов ловким движением выловил из аквариума морского конька и отправил его себе в рот. Раздался чуть слышный хруст. Видимо, конек ему не понравился, потому что от аквариума тот отошел к окну, где и встал, ковыряя в зубах ногтем. - Если тебя по каким-то причинам не устраивает его прежняя больница - давай найдем другую, - уверенным голосом закончил Николай.
   - Давай сначала проконсультируемся у специалиста.
   - У тебя есть знакомые психиатры? - вскинул бровь муж. - Настоящие? - Он потер лоб. - Хотя почему это меня удивляет?
   - Ты на что это намекаешь? - подозрительно прищурилась она.
   - Это очень опасное жилище, - заявил обернувшийся от окна Арсений. - Ты должна его сменить. При налете оно не продержится и двух мигов.
   - Обязательно, - заверила Липа его, продолжая сверлить мужа взглядом.
   Удовлетворенно кивнув, писатель потер себе подбородок, на котором темнела трехдневная щетина.
   - Побреюсь: лярвы ворчат, когда к ним приходишь с щетиной, - глубокомысленно изрек он и удалился на кухню. - А когда они ворчат - меньше удовольствия получаешь от них.
   - Кто? - сдавленным голосом осведомился Николай у Липы.
   - Лярвы - это ну, проститутки, - смутилась жена.
   - Липа сказала, что можно пригласить жрицу любви сюда, - сказал Арсений-Кром, повернувшись к мужчине. - Ты знаешь подходящих девок, способных показать мужчине рай на земле? Твоя жена не дала внятного ответа.
   - Да неужели? - переспросил Коля, посмотрев на любимую женщину. У жены хватило совести смутиться.
   - А что такого? - попыталась возразить она.
   - Так знаешь? - повторил вопрос Арсений.
   - Липа, отойдем на минутку, - попросил Коля, взяв её за локоть.
   - Я забочусь о его здоровье, как ты и хотел, - едва они покинули комнату и оказались в коридоре, сказала она, вызывающе задрав подбородок. - Это просто ненормально для мужика в его возрасте быть одному. Пусть расслабится, может, мозги на место вправятся. Или ты хочешь оправить его по злачным местам на поиски приключений?
   - Что-то не припомню, чтобы просил тебя о таком, - отрезал Коля.
   - Так припомни! Человек тут вот-вот пропадет, а ты...
   - Я, конечно, верю в целительные свойства эээ... секса, - муж почесал переносицу, - но ты явно их переоцениваешь... Ему нужны врачи, лекарства, а не... лярвы!
   - Отвезем его в деревню, там свежий воздух, покой...
   - Ты меня хоть немного слышишь сейчас?
   - Эти самые врачи ничего не понимают в измененном сознании. Они его просто доведут до уровня коралла и успокоятся. Нет, я все понимаю - сотрясение мозга не игрушки. Но! - повысила голос Липа, не позволив мужу ее перебить. - Человеческое участие и забота - лучшие лекарства. Если у нас с тобой ничего не получится, мы найдем ему клинику...
   - Помоги мне Боже! - взвыл Николай.
   - Липа!! - заорал из комнаты Арсений и она немедленно умчалась к нему.
   - Арсений... - обратился Николай, набрав полную грудь воздуха, едва вошел в комнату, к писателю.
   - Кром, сын Собаки, брат рогатого Медведя, - невозмутимо поправил его тот, повернувшись вместе с цветочным горшком. С удовольствием на лице он объедал кислицу листок за листком.
   - Да, Кром, - уже не так уверенно продолжил мужчина, - ты...
   - Какую койку я могу занять? - снова повернулся к Липе тот. - Твоя девка будет красавицей? Хотя мне сейчас почти все равно, - сказал Арсений, он же Кром, сын Собаки, брат рогатого Медведя почесав в паху и понюхав свою под мышку. - Я так давно не был с женщиной, что почти забыл как это бывает.
   - Тебе понравится, - пришла на помощь потерявшему дар речи мужу сжалившаяся Липа.
   Хмыкнув, Арсений вручил Николаю горшок с полусъеденным цветком и ушел в ванную, где начал звенеть флаконами.
   - А другого способа вправить ему мозги ты не могла ему предложить? - ворчливо осведомился Коля. Такая забота жены о здоровье постороннего мужчины его совсем не радовала.
   - Сколько он уже живет у нас? И ты хоть раз слышала от него упоминание о женщине? Это ненормально, поверь, - авторитетно заявила Липа. - Я в одном медицинском журнале читала, что целибат очень вреден для мужского организма. Мужчина ведь у нас кто по природе? Правильно, - перебила открывшего рот мужа, - самец - передатчик ДНК максимальному количеству самок. Воздержание же не дает ему выполнить миссию, возложенную на него природой. Это как запретить птице летать, рыбе плавать...
   - Ты надо мной издеваешься, я понял, - прервал ее лекцию Коля, всю их семейную жизнь слышавший совершенную иную, моногамную, точку зрения.
   - Нисколечко, - открестилась жена. - Просто это относится к мужчинам, которые еще не встретили свою половину. - У мужа, услышавшего столь вольное сочетание противоположных по своей природе теорий, взлетели на лоб брови. - Тебе ведь уже не хочется бежать оплодотворять каких-то там неизвестных самок, когда у тебя есть я? - спросила Липа, хищно прищурив глаза.
   - Ну... Ой! - получив удар кулаком в солнечное сплетение, он быстро прекратил валять дурака. - Не хочется. Совсем не хочется. У меня ведь есть ты - моя нежная и ласковая, - процедил он, когда восстановилось дыхание.
   В комнату вошел котенок. Неуверенно мяукнул, оценив напряженность ситуации, и сел.
   - Вот видишь, - просияла жена. - Арсений же пока в поиске, поэтому, когда его либидо получило свободу, он сам первым делом попытался меня завали... Коля! Коля! - она вцепилась в рукав рванувшегося было к ванной мужа. - Я ему сразу все доходчиво объяснила, что у меня уже есть ты. Он понял, - при этих словах супруг недоверчиво хмыкнул, - понял-понял! И поинтересовался, где найти лярву, так как его хм-м... копье усохло без женской ласки, скажем так.
   - И где ты собиралась найти ему лярву? Сама хотела поехать выбирать на панель или по телефону заказать? Вместе с пиццей?
   - Зависть - плохое чувство, дорогой.
   - Для тебя это все просто очередная забава, да? Вроде конной поездки на Черное море?
   - Я хочу помочь Арсению. Жаль, что ты этого не понимаешь, - отрезала Липа, схватив радиотелефон и с ногами забравшись в высокое кресло. К ней на колени запрыгнул кот, сразу же начав ласкаться.
   - Черт знает что! - выругался муж и ушел на кухню, где загрохотали крышки кастрюль, дверцы холодильника и шкафов.
   Она пролистала записную книжку от корки до корки два раза, прежде чем нашла записанный мелким почерком телефон Федора Бузова.
   - Алло, - далеким от дружелюбия голосом сказали на другом конце провода.
   - Федя, это Липа Ласточкина, помнишь такую? - с надеждой вопросила она.
   В дверях кухни возникла голова Коли, услышавшего мужское имя.
   - Тебя трудно забыть, Ласточкина, ты ведь мне все нервы истрепала, пока издавали мою книгу, - хмыкнул подобревший Федя.
   - С моими комментариями! - мгновенно встала в стойку Липа. - Кому интересно читать твои заумствования, из которых простому читателю понятны только знаки препинания? Зато какая у нас вышла конфетка. Сам ведь хвастался, что на книжной выставке в Берлине все были без ума от оформления и содержания.
   - Знаю, - вздохнул он. - А чего это, ты, на ночь глядя, решила обо мне вспомнить? Комплексы замучили? - Последнее прозвучало с ноткой интереса.
   - Если бы, - тоже вздохнула Липа, игнорируя мужа, маячащего в коридоре между кухней и комнатами. - У меня есть один хороший знакомый...
   - Даже не заикайся! - завопил, как ужаленная баньши, если таковые бывают, Федор Семенович Бузов, тридцати лет отроду. - У меня расписание почти до второго пришествия забито!
   - Ну, Федечка! Я же тебе писателя знаменитого приведу, - соблазнительно понизила голос Липа. Таким же голосом, наверное, змей уговаривал Адама попробовать яблочко в райском саду.
   Муж закатил глаза и исчез на кухне.
   - Это кого же? Достоевского? - язвительно уточнил Федор Бузов, не испытывавший восторгов от современной литературы. - Тогда - милости просим. Вот с кем будет огромным удовольствием поработать.
   Всех писателей и поэтов, родившихся после Маяковского, он называл "моральные выкидыши" и считал, что даже медицина бессильна сделать что-либо с тем, что творится в их больных головах.
   - Достоевского не могу - он в Америку уехал, - повинилась она.
   - Куда он уехал? - мягко переспросил Федор Бузов. Он почти инстинктивно выявлял, действительно ли человек перед ним сумасшедший или же искусно притворяется. Недаром к нему в клинику со всей России возили сложных пациентов из тюремных больниц и рьяных призывников. Высказывание Липы о том, что Достоевский уехал в Америку, по крайней мере, уже заслуживало внимания и комментария.
   - Но ты не пожалеешь, - не услышала его вопроса женщина, погруженная в выстраивание словесных конструкций. - Мой писатель с такими загогулинами, что тебе после работы с ним академика дадут. Если подтвердится мой диагноз.
   - Что значит "твой"? - опешил именитый психиатр и без пяти минут академик. - Ты теперь в медицину подалась там, да? - испугался Федор Бузов, представив её ведущей прием пациентов, не важно в какой области медицины.
   Тот, кто хоть раз был свидетелем стихийного размаха широкой души Олимпиады Ласточкиной, с полным правом разделил бы опасения Федора Семеновича. Чего стоил тот случай с её сумасшедшим поклонником, вздумавшим написать ей письмо, где требовал выйти за него замуж, иначе он покончит с собой. Липа подняла на ноги всех близких и дальних знакомых, навела шороху во всех инстанциях от СМИ до Главпочтамта, но сумела найти этого несчастного. В результате чего бедняга сам прибежал искать спасения от назойливой писательницы в родной психушке.
   - Мне и в писательском деле пока неплохо, - небрежно отозвалась она, отгрызая заусениц на указательном пальце, отчего её слова прозвучали немного невнятно. - Просто возникли кое-какие подозрения.
   - Ты там плачешь, что ли? - уточнил сбитый столку мужчина. Липу и на свежую голову понимать порой было очень сложно, что уж говорить о замученного рабочим днем мозге.
   - Ногти грызу. Тьфу! - В трубке раздался смачный плевок. - Так ты сможешь мне помочь?
   - Ой, не нравится мне твои затемнения, Ласточкина, не нравятся - и все тут, - протянул подозрительный Бузов, чуя подвох.
   - А куда деваться? У тебя, люди говорят, новая книга вот-вот должна выйти. А её все хотят видеть в том же духе, что и прежние. То есть понятную даже пенсионерке, проработавшей всю жизнь в коровнике, если ей вдруг взбредет в голову мысль однажды прочесть твою книгу...
   - Я всегда знал, что твои антисемитские корни дадут о себе знать, Ласточкина, - укоризненно вздохнул Бузов. - Опустилась до шантажа - позор.
   - Надо помогать друг другу, тогда будет, кому похоронить тебя в твой последний час.
   - Угроза на угрозе. Ладно, веди своего писателя в конце месяца. Исключительно ради заботы о той доярке, которая когда-нибудь захочет прочесть мою новую книгу.
   - Федечка...
   - Даже не заикайся! - отрезал почуявший неладное одноклассник.
   - Завтра мы ненадолго к тебе заглянем, да?
   - С дуба упала, Ласточкина? - недоверчиво спросил он. - Я тебе русским языком говорю...
   - Раньше сядешь - раньше выйдешь, а?
   - Не могу - хоть зарежь.
   - Зачем же такие крайности, Бузов? Ну, хочешь - сам к нам заезжай.
   - Я ей про Фому - она мне про Ерему. На каком языке тебе будет ясно, что на этой неделе у меня физически нет возможности принять кого-либо ещё? Иначе я сам стану пациентом желтого дома. Ты этого хочешь?
   - Ну, пожалуйста. Хочешь, я умаслю твои семитские корни и даже оплачу твой визит?
   - Она еще и издевается! - он сердито посопел в трубку. - Позвони мне завтра в 9.47, и определимся. - После чего повесил трубку.
   - Ну, что? - спросил над ухом загробный голос.
   - А! - подпрыгнула писательница, подняв голову вверх. - Меня чуть кондратий не хватил. Разве можно так подкрадываться к людям?
   - К некоторым даже нужно, - подошедший муж закинул на плечо полотенце со следами крови. - Чтобы всегда были в тонусе и не забывали, что у них есть муж.
   - Дурак, - обиделась Липа и понесла телефонную трубку на место. - Ой, это чья? - Она в испуге уставилась на кровавые следы на полотенце, когда повернулась к мужу.
   - Отмучился твой писатель, - с кровожадным блеском в глазах изрек муж. - Настала твоя очередь.
   - Я же говорю - дурак, и шутки у тебя дурацкие, - поджала губы жена.
   ...
   Федор Семенович Бузов приехал точно в одиннадцать. Привратник известил заспанных хозяев по внутреннему телефону о прибытии гостя. Пока тот поднимался, они суматошно носились по квартире, сталкиваясь и ругаясь в пол голоса.
   - Ласточкина, ты в своём репертуаре, - заявил Федор Бузов, с достоинством внося свой животик, облаченный в стильный костюм в тонкую полоску, в зал. - Приглашаешь, но не ждешь.
   - Зато я кофе варю так, что ты готов на мне жениться, - парировала она, запахивая халатик.
   - Уела, - кивнул мужчина, здороваясь за руку с её мужем. - Арсений Воронов?
   - Я муж, - мрачно изрек человек-гора, возвышаясь над всеми присутствующими в комнате. Наличие белых штанов, единственной детали его костюма, придавало его облику известное своеобразие.
   - Поздравляю, - снова кивнул Федор, и с удобством расположился в кресле с высокой спинкой. - И соболезную. - Он положил на колени стильную кожаную папку для бумаг с логотипом известной фирмы на боку.
   - Простите? - Николай с подозрением посмотрел на гостя.
   Волевое и суровое лицо бывалого бойца: неважно, где находилось поле его боя - в горячей точке или в умах человечества. Волосы с сильной проседью стрижены ёжиком. Проницательные серые глаза, едва заметный шрам на подбородке, орлиный нос между чуть широковатыми скулами. Выросший не так давно животик придал его облику буржуазную солидность, которая сразу внушала доверие его пациентам.
   - Я сидел за Ласточкиной шесть лет из одиннадцати, проведенных в школе, - тоном, каким рассказывают о житии на каторге, произнес гость. - А это приравнивается к пожизненной мере наказания в некоторых странах, вы поверьте. Мой отец ходил в школу как на работу, каждый день, за исключением суббот и воскресений. Я менял дневники по четыре раза в год, потому что в них не оставалось живого места от замечаний учителей.
   - И закончил школу с золотой медалью, - как бы невзначай добавила Липа, стоявшая рядом с мужем, заплетая косу.
   - Точно не благодаря тебе. А тот жизненный опыт, который я приобрел в компании с тобой, заставил меня поседеть раньше времени, - произнеся это, мужчина провел ладонью по макушке.
   - Пижон, - фыркнула она. - Если не нравилось - мог бы сидеть лома и пиликать на скрипочке. Я силком никого не тянула.
   Николай переводил взгляд с него на неё. Можно было догадаться, что его жене спокойно не жилось еще с раннего детства.
   - Чтобы я сидел дома, когда мои друзья едут колонизировать Антарктиду? За кого ты меня принимаешь? - с притворным ужасом вскричал гость.
   - Так ведь это из-за тебя нас хватились раньше времени в пионерском лагере!
   - Откуда я мог знать, что бабуля захочет привезти мне вишневый пирог?
   - От верблюда, - закатила глаза Липа. - Тебе кофе как всегда?
   - Если жаба не душит, пожалуйста.
   Она удалилась на кухню, откуда скоро вернулась с сервировочным столиком, уставленным чашечками, туркой над горящей спиртовкой, распространяющей сногсшибательный аромат кофе, и тарелочками с печеньями.
   - Праздник сердца, - Федор с наслаждением отпил из чашки. - Вот за это я готов простить тебе моё трудное детство и муки переходного возраста.
   - Я могу и нормальный завтрак забацать, - пожала плечами она.
   - Эк тебя замужем пробрало, - покачал головой гость, отставляя чашечку на столик. - Для меня ты разве что яблоко от грязи могла отереть.
   - Надо просто правильно воспитывать своих женщин, - равнодушным голосом изрек Николай, ставя чашку из-под кофе на столик. - Могу дать пару советов, если желаете.
   Федор с интересом посмотрел на него, после чего перевел взгляд на Липу, которая макала в кофе печенюшку и с выражением неземного блаженства ее потом съедала.
   - Мания величия, - печальным голосом, каким говорят о неизлечимой болезни, сказала она, перед тем как взяться за новую печеньку. - Я уже почти привыкла.
   - Ну-ну, - хмыкнул гость, ненароком глянув на часы. - Вы что же, только из постели? Ну вы и спать, честно говоря. Почти полдень на дворе - стыдно.
   - А что же в этом дурного, позвольте спросить? - пророкотал Николай, вперив в него сумрачный взгляд.
   - Да мы проститутку утром отвозили на точку, приехали назад и незаметно снова задремали, - небрежно отозвалась Липа, доливая себе кофе.
   Психиатр поперхнулся откушенным печеньем. После пары хлопков по спине, благодарно закивал Николаю и сделал глоток кофе. В покрасневших глазах гостя мерцали два больших вопросительных знака.
   - Ой, да не то ты подумал, озабоченный, - фыркнула она, заваривая новую порцию кофе. - Мы ее не для себя - для друга приглашали.
   Николай с каменным лицом сидел в кресле и мелкими глотками пил молоко.
   - Хорошо быть вашим другом, - гость кхекнул. - Так где мой пациент? Хотя я бы и с вами мог поработать.
   - Коля, разбуди Арсения, пожалуйста.
   Муж молча вышел из комнаты, провожаемый двумя взглядами в спину.
   - Это не мое дело, но твой супруг семимильными шагами идёт к нервному срыву. Ему бы на природу. Очень помогает, - участливо дал совет одноклассник.
   - Разберемся, кто куда идёт, но сначала ты незаметно оцени состояние нашего гостя, - попросила Липа.
   - Проявляет буйство? Странности? Хотя в твоем присутствии все странности проявляют, чего я спрашиваю, - пробормотал мужчина, протягивая чашку, куда женщина налила кофе.
   - Кровь и потроха дочери Нергала! - громогласный рык сменился грохотом.
   Дом вздрогнул от фундамента до крыши. По ощущениям, столкнулись два бегущих слона, и прокатились по комнате за стеной.
   Липа лишь чуть сильнее сжала пальцы на ручку кофейной чашки:
   - Молока?
   Гость хмыкнул, почесав бровь:
   - Пожалуй.
   Через минуту оба мужчины появились в зале с самым невозмутимым видом, как будто не они только что дрались.
   Светловолосый мужчина, одетый в пижамные штаны, с угрюмым выражением лица оглядел комнату. Задержал взгляд на госте, но не счел его достойным более пристального внимания. Не увидев для себя ничего опасного, лениво почесал правую грудь, принюхался и подошел к столику, где горстью зачерпнул печенья в виде зверюшек, которые сразу отправил в рот.
   - Он у нас нелюдим, - сказал Николай, прислонившись к стене. - Имеющий склонность к нудизму.
   - Признателен, что вы убедили его надеть штаны, - кивнул Бузов. - Молодой человек, позвольте представиться: Федор Семенович Бузов. Друг семьи.
   - Кром, сын Собаки, брат рогатого Медведя, - мужчина исподлобья глянул на гостя, зачерпнув горстью остатки печенья. - И что дальше? - он стал по одной отправлять зверюшек в рот.
   Впервые с момента медицинской практики Федор Бузов растерялся. Уж больно тон был нехороший у его пациента. Как будто в клетке ненароком расшевелил палкой пушистый комок, и вместо домашнего котика оказался лицом к лицу с рычащим двухсоткилограммовым зверем.
   - В этом доме кормят? - Сын Собаки повернулся к Липе. - Я жрать хочу, аж живот к спине присох.
  
   ...
   - Феденька, мы тебе так признательны, - спустя пять часов засюсюкала Липа, кидаясь на встречу вышедшему из травмпункта однокласснику.
   - Убил бы тебя, Ласточкина, но в тюрьму неохота садиться, - процедил мужчина, оберегая от неё загипсованную руку. - Не понимаю, как ты с ней живешь.
   - Привычка, - пожал плечами Николай. - Котенок, не подходи к дяде близко, пока он не успокоится, - сказав это, он задвинул жену себе за спину.
   - Да они сами сцепились! Я что ли, их стравливала? - возмутилась знаменитая писательница, чувствуя себя несправедливо оскорбленной. - Я их как раз пыталась разнять.
   - Если бы ты мне не позвонила, я бы сейчас спокойно сидел в своем кабинет и слушал о детских комплексах Господина Банкира, - отрезал Федор Семенович Бузов, известный не только в своих кругах психиатр, без пяти мину академик и автор бесчисленных пособий из цикла "Помоги себе сам".
   - Зато почерпнул много нового, лично пообщавшись с литературной элитой, - оптимистично заявила Липа, шагая с ним рядом, игнорируя все попытки мужа её задвинуть себе за спину. - Куда до него твоим скучным банкирам и женам нуворишей? Какой полет фантазии - блеск!
   - Парашюты надо выдавать при входе в зону фантазии вашего мастера. - Федор вышел на крыльцо больницы, машинально полез было за ключами в карман брюк и тут же скривился от боли впившегося в руку гипса. - Эпикриз растудыть в анамнез!..
   - А зачем ты усомнился в его мировоззрении? Не первый год вроде доктор, а такое ляпнуть: "Понимаете ли, вы, уважаемый, что вступили в чересчур интимный контакт со своим героем?". Вот и получил повреждения в области лица.
   - Коля, я тебя умоляю, вывези этих двух буйных личностей на природу и не выпускай месяца два. Лучше три, - обратился Федор к мужчине. - А мне вызови такси, если не сложно. Прописываю им обоим отдых, отдых и еще раз отдых. То есть свежий воздух, сытное трехразовое питание и полная изоляция от телевизора, Интернета и компьютера.
   - Что?! - ахнула Липа. - Ты что себе позволяешь?
   - Не справишься сам - позвони мне, я пришлю бригаду. У нас есть один замечательный пансионат в средней полосе России. Находится на острове в центре реки, добраться из него можно только на катере. Пациенты - исключительно творческая интеллигенция. Прогулки. Трудотерапия. Их там быстро в форму приведут.
   - Вот же подонок, прости Господи, я к нему как другу и человеку, а он...
   - Счет за лекарства я вам пришлю с курьером, - Федор сел в такси. - Ласточкина, в следующий раз звони мне, только если соберешься лечь в мою клинику. Для тебя это будет почти бесплатно.
   - Я здоровее всех здоровых буду!
   - Вот-вот, все мои пациенты так говорят по началу, - с удовольствием закивал головой тот. - Так что, Коля...
   - Даже не думай! - Липа зыркнула на мужа, задумчиво изучавшего её персону.
  
   ***
   Крома раздражали доставшееся ему рыхлое тело, постоянный надзор, который был за ним установлен теми, с кем он жил, и навалившееся безделье. Жизнь в деревне притупляла в нем остроту инстинктов. Приезды девиц из города нервировали всех: и лярв, и местных женщин, что, в свою очередь, сразу сказывалось на качестве разного вида услуг.
   Никто из окружающих не желал верить в то, что он не Арсений. Даже если они в глаза называли его Кромом, то все равно продолжали считать Арсением, у которого помутился разум. К тому же он сам не мог объяснить, каким образом очутился в теле этого человека и как из него выбраться. Последним, что он помнил, был разговор с Мнемозиной, когда она заподозрила в нем заговорщика.
   Ежедневные занятия на построенном ристалище не выматывали его настолько, чтобы мысли в голове прекратили своё мельтешение. Пешие прогулки по лесам и полям, в одиночестве или в компании семейной пары, дразнили воспоминаниями о былых скитаниях. В какой-то момент Кром докатился до того, что взял в руки книгу. Шел дождь. Он валялся на сеновале и случайно наткнулся на книгу, припрятанную в самом низу тюков с сеном. По началу мужчина принял её за коробку с чьим-то кладом, но с разочарованием быстро понял свою ошибку.
   Книга называлась "Громовержец". На обложке сражался с разбойниками мускулистый воин в набедренную повязку. Спиной к спине рядом с ним билась рыжеволосая девица, одетая как кхитайская принцесса. С неба на это хмуро взирал седобородый дед, приготовивший молнию.
   Крон небрежно открыл книгу и пролистал белые листы, лишенные картинок. Читать он умел, но пользовался этим умением редко, разве что с дорожными картами или в храмах. Ничего стоящего в попадавшихся ему инкунабулах не было: тарабарщина заклинаний, рецепты зелий, законы, родословные, иногда развратные картинки с новыми позами. Оказалось, что ему доступно и умение читать по-здешнему тоже. Но каково же было его изумление, когда он понял, что в этой книге говорится про него. Про Крома, сына Собаки, брата Рогатого Медведя.
   Конечно, где-то в глубине души Кром подозревал о своей уникальности, но не до такой степени. Да, ему хотелось прославиться как его брат, собравший под себя колоссальную армию и завоевавший пол материка. Именем Рогатого Медведя, прокатившегося пожаром по миру, до сих пор пугают детей и взрослых. И тут выясняется, что ничего этого не было. ВСЯ его жизнь не более чем чья-то фантазия. Все потери друзей, любимых и козни врагов подстроены таким же человеком, но по находящимся по другую строну. Даже его племени, его брата, отца с матерью не существовало никогда.
   Мир лишился смысла. Где гарантия, что и происходящее сейчас не чей-то вымысел? Как отличить реальность от выдуманного мира? И есть вообще на свете реальный мир? Мучительно размышлять, пытаясь понять, кто стоит за каждым твоим поступком, каждой мыслью. Ты ли захотел есть или это пожелал за тебя тот другой, которому необходимо придать достоверность герою?
   Крон до утра просидел на сеновале, осиливая первые страницы. Все совпадало с тем, что он знал о своей жизни. Правда, что-то открывалось заново. Это было страшно: понимать, что жил все это время не ты - жили за тебя! Отложив книгу, он бесконечно переспрашивал сам себя, меняя желания на ходу, пытаясь выяснить настоящее желание это или навеянное кем-то чужим. Ему всюду мерещись подсматривающие за ним "читатели".
   Он так неистово начал искать независимости, что рисковал потерять сам себя.
  
  

Ипсилон2 х (Фи + Ипсилон)3

Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят,

и ты будешь от них в безопасности.

Марк Аврелий

  
   В отличие от людей, женщины и мужчины на Олимпе, если трапезничали, то делали это вместе. С лёгкой руки Зевса, не вылезавшего от смертных, среди олимпийцев давно и прочно прижились земные привычки и обычаи. Боги закатывали пиры, меняли одежду, занимались переобустройством дворцов, все больше уподобляясь привязанным к материальным благам смертным.
   Второй завтрак устроили в быстро приведенном в божеский вид андроне. Стены были снизу облицованы фаянсовыми плитками, которые почти вечны, а сверху оштукатурены и покрыты росписью на тему свадьбы Елены и Париса. Вот эту самую роспись и пришлось срочно подновлять, что бы не опозориться перед гостями. А еще срочно искать мебель и украшать колонны цветами, зажечь пару арома-курительниц и сотворить этот самый второй завтрак, чтобы рабам было что выносить гостям. Пока мы омывали руки в тазах с ароматизированной лепестками цветов водой, принесенных рабами, слуги внесли треугольные столики (новинка из мастерских Гефеста, такие только у меня и Геры). Сегодня на них преобладали морские дары - должна же быть какая-то польза от родственников. Несмотря на спешку все получилось вполне достойно. Ноздри всех присутствующих против воли затрепетали, вбирая роскошные ароматы, струящиеся с медных блюд.
   В зале царила благословенная прохлада - Гелиос не слишком торопил от моего дома своих коней, подолгу застревая на одном месте и двигаясь с самой медленной скоростью - так как сюда доступа бог солнца не имел: окно и иных отверстий не было. Его настырное любопытство, как и присутствие в доме толпы посторонних, лишь добавляло мне нервозности: хотелось быстрее разобраться со всем. Охи, до сих пор поражаюсь собственной невнимательности! Разгадка ходила поблизости, дразня своей доступностью, и если бы я не была такой беспросветной дурой, то могла бы уже раньше схватить её за косу. Этот чужак десяток раз мог убить всех нас. Просто чудо, что этого так и не случилось.
   Наконец, мы возлегли на свои клине (ложа), покрытые яркой тканью с изысканным узором, позаимствованной из ближайшего храма. Небольшие набитые таканью и ароматными травами валики разместили так, чтобы помочь телу расположиться как можно удобнее, сделав упор на левую руку во время еды. Я постаралась перекрыть чужаку все пути к бегству, пока не получу ответы на свои вопросы, и Арсений вынужден был занять место справа от меня, оказавшись спиной к входной двери, где то и дело настороженно озирался по сторонам.
   Фи-Фи заняла столик целиком, на который специально для неё установили золотое блюдо с жареными окороками газелей, блюдо с жареными певчими дроздами и блюдо свежих пшеничных лепешек. Охлажденный скифос с козьим молоком (все сфинксы, после того как один из них был в гостях давным-давно отравлен вином, пьют вино только собственных виноделен), был уже на половину пуст. Виночерпий покорно наполнял ее котон, едва он пустел, парным молоком.
   Музыканты на галерее второго этажа, настороженно косясь на незримо присутствующих рядом эринний, готовились усладить наш слух нежной мелодией. Появились танцор и пара танцовщиц, чтобы развлечь нас своим искусством.
   - Не смей ходить за мной, негодяй! Подонок! - Тефия ворвалась во двор, вцепившись в локоть бледного, как саван, Асклепия. Раб, в обязанности которого входило разувать входящих и омывать их ноги (снимать обувь при входе было старым обычаем, который уже мало кто соблюдал, но моим девочкам нравилось, и мы пока не отказались от его услуг), кувырком вкатился в комнату, закрывая голову руками. Ярость моей названной сестрицы почти всегда материальна, и достается от нее без разбору всем.
   Пока мы в недоумении пытались понять, чем ее рассердил дверной раб, она уже выбрала себе стол и, рявкнув:
   - Ляжем тут! - плюхнулась на жалобно скрипнувшее ложе слева от меня, яростно расправила складки одежды и схватила котон с вином, уставившись невидящим взором в стену. Асклепий, как подрубленный, рухнул на соседний клине. Остекленевший взгляд и вялость движений выдавали полную истощенность сил бога, оказавшегося неготовым к столь бурному времяпровождению.
   - Уже вечером я с тобой разведусь! - проревел вторгшийся следом Океан. Человеческий облик он не принимал давно, поэтому то и дело какая-нибудь часть его тела становилась бесцветно-водянистой, щедро поливая пол и стены.
   - Это я с тобой разведусь! - заорала в ответ развернувшаяся к нему Тефия, швырнув в стену котон. - Вы все свидетели, слышите? И замуж выйду, - выпалила она, пару мгновений осмысливала сказанное, и добавила: - За Асклепия!
   Океан застыл с открытым ртом и поднятой ногой, услышав это возмутительное заявление. Асклепий так вообще окаменел. Из-за пережитых сегодня ужасов он уже и не чаял, видимо, остаться в живых, и в любой момент ожидал мучительной смерти от Океана, которому его угораздило перейти дорогу. Присутствие Океана его нервировало, мягко говоря.
   "- Восхитительно, - донеслись до меня восторженные ощущения сфинги. - Это куда интереснее чем театр и даже чем война. Как хорошо, что я пришла к ней!"
   - А я женюсь на... на... - Океан замешкался с выбором будущей супруги, обводя присутствующих лихорадочным взглядом. Не знаю как Фи-Фи, а я против воли втянула голову в плечи, стараясь казаться менее заметной. У Океана слово с делом почти никогда не расходится, и если ему вздумается жениться на ком-то назло Тефии, он это выполнит.
   - На ком? - уничижительно расхохоталась она, тряхнув волосами. - Да за тебя только слепая голодная макрель пойдёт! - сделав это вопиющее предположение, она как ни в чем не бывало подняла крышку с ближайшего блюда и понюхала жареную семгу. - Рыба? Фуу! Я желаю дичи. Асклепий, - она пихнула соседа в грудь рукой, - положи мне мяса, не сиди столбом.
   - А хоть на Рее! - нашелся Океан, сев за наш стол рядом с Арсением. - Что - съела?!
   - Нужен ты ей, как рыбе зонтик, - фыркнула титанида, дернув округлым плечиком.
   - Она меня давно хотела. Еще даже до Урана, а я, дурак, тебя выбрал! - вскочил из-за стола, едва его не опрокинув, доведенный до кипения супруг.
   - Дайте поесть спокойно! - возмутилась я, успев удержать стол. - Или убирайтесь отсюда, к такой-то матери и всем ее выродкам!
  
  
   скифос - большая чаша с двумя ручками, с плоским или заостренным дном
   котон - особого рода кружка для питья с широким дном и длинной шейкой.
  
  
  
  
   - Пожалуйста, - Тефия звериным движением рванула зубами ломоть свежего хлеба, обмакнутого в паштет из сыра, меда и чеснока, запила вином из чаши Асклепия. Наш лекарь был задумчив, бледен и во многом напоминал не до конца ожившую статую. - Пожалуйста! - сестрица переключилась на другие закуски, с которых по традиции начинается трапеза: солёная сельдь в оливковом масле и копченого угря.
   Все против воли настолько заслушались (а кое-кто и с огромным удовольствием) этой перепалкой, что когда вдруг наступила тишина, никто не спешил развлекать друг друга беседой, поэтому все молча приступили к трапезе. На первое было мясо и несколько сортов рыбы (никогда их не различала - ни в живом виде, ни в тарелке) под соусами из уксуса и мёда. Музыканты робко заиграли нежную мелодию, способствующую перевариванию и подъёму настроения. Танцоры медленно вступили, демонстрируя пластику красивых тел. Это была единственная радостное событие, потому что молчание за столом становилось всё тягостнее.
   Тефия демонстративно смотрела только прямо перед собой - на молодого барашка, начиненного травами и сыром, мясо которого рвала руками. Ела она, обсасывая каждую косточку и закатывая глаза от удовольствия так, что у мужчин здесь из ушей уже должен был пар валить.
   Асклепий настолько не владел собой, что макал мякиши ячменных лепешек, служившие салфетками, в подливку барашка Тефии, затем в стоящий напротив горчичный паштет, после чего рассеянно съедал их. Могу поручиться, что спроси его сейчас о том, что он ест - не ответил бы.
   Океан практически не ел, уставившись в центр столика с мрачным видом несостоявшегося убийцы. Немного посидев в напряженном ожидании, Арсений начал за двоих уплетать горного зайца, приготовленного под маслом с тимьяном и луком. Отказавшись от услуг раба, он активно докладывал на освободившиеся места на блюде заинтересовавшие его яства. Лепешка в качестве личной посуды его категорически не устраивала, надо думать, при таком-то аппетите.
   Я терзала практически остывший кебаб из мясного фарша, лежащий на остывшей лепешке, отрывая по кусочку и рассеянно отправляя в рот. Вернувшаяся способность вновь слышать воспоминания других сейчас была досадной помехой. Мои редкие взгляды Арсений встречал открыто, словно в насмешку распахивая своё сознание. Чуждые воспоминания воспринимались с трудом, как экзотический запах: вроде и гармоничные, но в тоже время другие.
   Удар дверного молотка второй раз за весь день как положено возвестил о появлении гостя.
   - Вы что, заговор организовали, и он провалился? - изумлённо спросил вошедший белокурый эллин с кудрявой бородой, которая росла так, что нельзя было разобрать, где кончаются кудрявые волосы, а где начинается борода. - Устроили себе поминки? - он с веселым недоумением оглядел собравшуюся компанию, оценивая внешние данные неизвестных ему присутствующих и обмахиваясь широкополым петасом.
   - Сплюнь, болван! - шикнула на него суеверная сфинга, неодобрительно глянув на пришельца. - Накаркаешь на свою и наши головы еще своим поганым языком, пустомеля! - она ухватилась за ожерелье на шее и, едва шевеля губами, быстро начала проговаривать охранительные заговоры.
   - Если все нормально, то к чему эти кислые рожи? - Гермес, а это был именно он, занял стол напротив нашего, пристроив шляпу в изголовье. Обычно к столу приглашались те, кто уж был в доме и те, кому присылались приглашения через вестников-рабов (приглашенные могли привести на пир своих друзей). Непрошеных гостей не принято выгонять, но к ним относятся с презрением, но Гермесу предпочитал не утруждать себя такой скучной вещью как этикет и вел себя так, будто имел это самое приглашение.- У плакальщиц на похоронах Ахилла были более веселые лица, чем у вас тут. Ясноокая, в чем дело? - он расправил мешающие ему полы хламиды, располагаясь со всеми возможными удобствами. Океан Гермеса проигнорировал, погруженный в себя. Асклепий вообще был не в себе. Арсений с любопытством демиурга, закончившего работу, разглядывал вестника богов.
   Петас - фетровая шляпа с загнутыми полями и низкой тульей - нередко ее носили на ремешке отброшенной за плечи. Это дорожная войлочная шляпа -- плоская, с маленькой плотной тульей и широкими круглыми (или дугообразно вырезанными) полями, как, например, у посланца богов Гермеса. Этот головной убор тоже фессалийского происхождения.
   Хламида представляла собой мужскую наружную одежду, изготовлявшуюся из шерстяной ткани, продолговатую мантию, которая накидывалась на шею короткой стороной, на левое плечо, а верхние концы соединяли на правом застежкой. Застежка (аграф) укреплялась или на груди, или на правом плече. Это одежда, прежде всего, всадников, солдат, юношей и путешественников.
  
   - Наверное, не одна я впервые вижу тебя в одежде, - отвечаю насмешливо, уставившись на его шафрановую хламиду с цветной каймой и кистями на нижних концах. Встретила бы где-нибудь в толпе - не узнала, честное слово.
   - Все для тебя, несравненная, - масляно улыбнулся он, и тут же вытянул шею, разглядывая, что ему принесли рабы. - Ты просила - я оделся.
   Перед гостем выставили жареного на вертеле поросенка, блюдо с закусками и пирогами с медом, сыром и черникой. Молодой смазливый раб с поклоном наполнил его терракотовый кубок вином, разбавленным соленой водой с тимьяном, как тот любил. После чего замер за плечом Гермеса, одарившего мальчишку своей особенной масляной улыбкой.
   - Очаровательно, - услышав это, промурлыкала Фи-Фи, заглотив последний кусок окорока. - А о чем еще тебя просила Мнемосина?
   - Я обязательно расскажу тебе, кошечка моя, - отозвался вестник богов, выламывая поросенку ухо, - наедине, - смачно хрустя жареным поросячьим ушком, он ей подмигнул и потянулся за кубком. Виночерпий торопливо налил ему вина.
   - Ловлю на слове, - отозвалась сфинга, томно поведя глазами.
   - Лучше почаще жуй, чтобы пища усваивалась, - я попыталась осадить подругу, вздумавшую крутить хвостом перед вестником богов, а ничего хорошего из этого ни для кого бы не вышло, - иначе язва может завестись.
   - Одна язва здесь уже завелась, кажется, - фыркнул Гермес, заглотив копченого угря на одном дыхании. - Эй, музыканты, веселей! - бог взмахнул рукой, едва не окатив соседей вином. - Или вы решили, что пришли на похороны? Оэу! Женщина, танцовщица ты или вяленая селедка? - прикрикивая на послушно заигравших более веселую мелодию музыкантов, он вытягивал шею к столикам соседей, выясняя, не обделили ли его вкусненьким. - Так-то лучше, - одобрительно отозвался Гермес, вгрызаясь в свиной окорок с остервенением голодного пса, когда танцовщица добавила акробатики в свой танец. - Умница!
   - Асклепий, лапочка, - обратилась к соседу сладким, как бочонок меда, Тефия, - подай мне еще паштета. - Асклепий! - ей пришлось хлопнуть его по щеке, чтобы обратить на себя внимание. - Я хочу паштета.
   - Конечно-конечно, - тот закивал головой и протянул ей хлеб.
   Океан впервые за сегодняшний день изобразил нечто, похожее на улыбку. Промахи соперника всегда подчеркивают собственные достоинства.
   - Паштет, Асклепий, - обратилась сфинга к лекарю, - это то желтое и пахнущее рыбой, что стоит слева от тебя. Напоминает твои мозги очень, - она закатила глаза. - Дайте уже кто-нибудь по голове этому тугодуму, честное слово! - раздраженно воскликнула Фи-Фи, когда тот остался сидеть как статуя. - Сил уже нет никаких.
   Арсений похлопал бога-лекаря по плечу и указал на миску с паштетом.
   - Ох! - лекарь подскочил, покраснел и подал требуемое насупившейся титаниде.
   - Что у вас здесь произошло, скажите мне во имя ножек прекрасных харит? - с недоумением воскликнул вестник богов. - Если вы так противны друг другу, то для чего собрались за этими столами? - подъев все у себя, Гермес перелетел к столику Фи-Фи, куда только что подали освежеванного ягненка в собственных, еще парных внутренностях. - Мммм...
   - Напротив, - мрачно изрекла сфинга, увидев рядом лишний рот, - мы все жить друг без друга не можем, - она угрюмым взором проводила отрезанный посланником Зевса кусок ягнятины из самой вкусной части туши. - А вот без тебя прекрасно обойдемся, - добавила Фи-Фи и, чтобы в дальнейшем пресечь подобный произвол, практически в мгновение ока умяла все, что осталось съедобного на её столе.
   - Ну вас в Тартар, - с набитым ртом проговорил бог. Асклепий подавился мякишем и раскашлялся. Тефия от души треснула ему по спине. - Уу, рыбьи яйца, - завистливо протянул Гермес вслед быстро опустошенной сфингой плошке. - Шикуете, - не солоно хлебавши, он был вынужден вернуться к своему столу.
   - Завтракаем во второй раз, - промычала с набитым ртом Фи-Фи, которая не имела привычки делиться с кем-то едой.
   - Просто сплетни кончились, - натянуто улыбаюсь, наблюдая, как рабы поднесли ему новые порции еды. Высокий и худощавый, вон, кости можно при желании посчитать, а жрет как маленькая армия. Охи, мне не жалко пищи, но вот лишние уши здесь совершенно ни к чему, вполне достаточно эринний. - Поделись хоть ты с нами чем-нибудь новеньким.
   - Так я и поверил, - он утробно рыгнул, проглотив каплуна, облизнул пальцы.
   - Клянемся зевсовой эгидой, - поддержала меня сфинга, когда закончила с важным видом ковырять когтем в зубах. - А ты всегда знаешь самые последние новости.
   - Естественно, - Гермес потянулся к блюду с копченой рыбой. - Это моя работа.
   - А что случилось-то? - обратилась не утерпевшая Тефия к вестнику богов, подозрительно вглядываясь ему в лицо. Просто так Гермес никуда не ходит - это аксиома. - Хватит уже нас томить.
   - Ничего, - он пожал плечами, выбирая очередную золотистую ароматную рыбину. - От Мнемозины разве дождешься честного приглашения, вот и приходится являться незваным, - он с аппетитом заглотил копчёную рыбку с головы. - Объедение, - потянулся к следующему блюду.
   - Нэ, у Мнемозины отличный повар, - Фи-Фи сверху вниз покачала головой в знак согласия. - Только Зевсу не проболтайся.
   - Обижаешь, - Гермес невнятно промычал, едва прожевав вяленую каракатицу. Мне, когда я волнуюсь, кусок в горло не идет, от того видеть это обжорство было почти противно. - Ммм! Чего я зашёл спрашиваете? Говорят, вы тут пари организовали, - очень серьезно он посмотрел на меня, отставив свою привычную дурашливость. Что именно ему известно?
   Эриннии проявились, как по команде. Все трое сидели на перилах галереи, держа нас всех в поле поражения. Сынок Майи, так его и растак! Насколько рассеянна мать, настолько памятлив и внимателен ее единственный сыночек, морского ежа ему под задницу.
   - Я же говорила, что не просто так! - торжествующе вскричала Тефия. Вздернул голову Океан, ревниво впившись глазами в сияющее лицо жены. - Красавчик, - обратилась она, игнорируя мужа, к Арсению, - ты знал, признайся!
   - Нет, - качнул головой он. - Первый раз слышу, - и, мельком глянув на эринний, посмотрел на меня. Знаю, видела их.
   Спокойствие. Только спокойствие. У страха глаза велики.
   - Кто говорит? - деланно удивилась я. Стереть память им всем сразу? А вдруг не получится, сбой какой-нибудь произойдет? Попробую замять дело.
   Асклепий, судорожно попытавшийся было вскочить, увидел эринний и снова впал в ступор, открывая и закрывая рот, как выуженная рыба.
   - Я тоже хочу сделать ставку, - оживленно прощебетала Тефия. - Ведь еще не поздно? Асклепий, ты меня поддерживаешь?
   - Пари? Какое пари? Почему я ничего не знаю о том, что творится в этом доме? - побледнела оскорбленная сфинга. У нее хорошо получается подыгрывать. - Ты скрыла от меня такое? - Ее широко распахнутые фиолетовые глазища были до краев переполнены укоризной. - Что за пари, Мнемосина? Ты со мной совершенно не считаешься!
   - Никаких ставок, Тефия, нет, - отрезаю взмахом руки. Мысленный подзатыльник вывел Асклепия из ступора, но было уже поздно.
   - Но пари есть? - настаивали с уже загоревшимися азартом глазами, сестрица и моя лучшая подруга. Ни дать ни взять две гончие, взявшие след. Только Фи-Фи начала переигрывать, не могла же она и в самом деле забыть про?..
   - Откуда ты взял эту чушь? - обращаюсь к высасывающему двадцатую, наверное, устрицу Гермесу, швыряющему пустые скорлупки на мраморный пол.
   Не так давно Афродита ввела моду бросать кости и объедки не под стол, а в широкие чаши с лепестками цветов, которые после окончания трапезы был очень легко вынести и опорожнить. Это позволяло помещению дольше оставаться чистым и благоухающим. Но некоторые боги предпочитали по старинке есть в свинарнике.
   - Умм ням-ням-ням кха! ЫЫй укча фс! Яи тыбра... к вам, - внятно сказал Гермес последнее слово, проглотив пищу. - Зевс ставит на вашу удачу, - разочарованным взглядом обежал опустевшие блюда. - Я принимаю ставки, - он жадно осушил последний кубок с медом, разведенным молоком, и закусил от лепешки половину. - Только не надо делать вид, что...
   - А в чём суть пари? - Тефия враз забыла о проблемах в личной жизни, стремясь узнать чужую тайну. - Ну, Зиночка... Обещаю ставить только на тебя! - она просительно сложила на груди руки.
   - Не верю своим ушам, - окинула меня убийственно-разочарованным взглядом сфинга. - Ножом... в спину... Предательница! - отвернулась, уставившись в стену, где жених строил глазки Афродите, забыв про сидящую рядом невесту с длинным носом (у богини Любви был свой взгляд на историю).оже время другие.л такую ив
   - Передай Зевсу, - облизываю губы, тщательно взвешивая каждое слово, что бы не сказать лишнего, - что я с ним потом обязательно поговорю на тему чужих тайн.
   - Понял, - подмигнул Гермес, вытирая со рта тыльной стороной ладони частички подсыхающего паштета. - Чем больше народу знает - тем больше можно выиграть.
   Теперь, если не ошибаюсь, загорелись азартом и эриннии.
   - Я совершенно не об этом...
   - Асклепий должен слиться с ней, - Гермес кивнул в сторону сфинги, - в сладчайших любовных объятиях, на троне Зевса, - шёпотом, слышным даже на втором этаже, поделился тайной вестник богов, сыто рыгнув на весь зал. - Сегодня на закате. Сфинга ставит на то, что это произойдёт, фамильные драгоценности. Зевс ставит на сфингу прощение одного Проступка любой важности. Я поставил против драконово семя, - он кивнул остолбеневшей Фи-Фи. - Прости, но даже не в силах расшевелить нашего скромника будешь, - почесал переносицу. - Ставки принимаю до того, как Гелиос начнёт переправу на тот берег, - прогундел он, ковыряя большим пальцем в левой ноздре.
   С мышиным писком с потолка рухнула на нас, не удержавшаяся на перилах, эринния. Кажется, это была Тисофона. Об пол не ударилась, быстро оправилась от удивления и замахала крыльями, вызвав небольшой ураган в зале. Назад на перила она взмыла очень быстро, так что ее лицо смазалось в серое пятно.
   На какое-то время воцарилась мертвая тишина, словно сюда ворвалась, по меньшей Меер, Медуза Горгона. Тефия уставилась на неподвижных эринний, как коза на новые ворота родного сарая. Гермес обводил всех озадаченным взором, пытаясь понять, по чью душу явились карательницы. Океан впервые с интересом посмотрел на соперника, который сидел очень прямо с белым, как мел, лицом. Лицо Фи-Фи, напротив, напоминало сейчас радужное пятно: до неё дошло, о каком пари шла речь. И глаза у неё стали большие-пребольшие, цвета раздавленного винограда, даже про моргание забыли.
   Арсений между делом подкармливал объедками со стола вертящуюся возле его ног сиамку, которая появилась невесть откуда. У-у, предательница! А вот спокойствие чужака мне очень не нравилось. Спокойствие - это уверенность в собственных силах, которой у него быть никак не должно быть.
   Тефия перевела взгляд с эринний на Асклепия, собирающегося упасть в обморок, потом на нервно умывающуюся сфингу, видимо, представляла, как же с этим обстоит дело у сфинксов. Титанида что-то прикинула в уме и деловым тоном спросила, облизнув губы:
   - А с кем поспорила-то Фи-Фи?
   - Изида, - ответил Гермес, сосредоточенно вычищая из бороды крошки.
   - Что ставит Изида? - требовательно уточнила названная сестрица.
   - Допотопный ларец работы неизвестного мастера, я не вдавался в подробности, - отозвался вестник богов, достав из складок одежды мелкую расческу и начав расчесывать бороду.
   - Ставлю бриллиантовую диадему на удачное межвидовое соитие: 1:100 на сфингу, - заявила титанида, вынимая из волос алмазную диадему и посылая его по воздуху Гермесу. Асклепий, которого как раз удалось вывести из ступора, пытался выпить вина, но поперхнулся и расплескал его на пеплос Тефии. - Осторожнее! - ахнула она, убирая брызги с ткани взмахом руки. - Синочка, это просто преступление с твоей стороны - скрывать от нас столько времени такое развлечение! - погрозила мне пальцем названая сестрица.
   - Ставлю талисман на бесконечное пребывание на дне моря, который так же ищет морские клады, - хрипло проговорил Океан, не глядя на жену.
   Сфинга с нескрываемым интересом прислушивалась к разговору с тех пор, как узнала о ставках. Задумчивый лекарь, уставившись в пол, осушал очередной кубок вина с пряностями и медом (я сбилась со счета его кубков после седьмого), подбираясь к пресловутой чаше "криков", после которой начинают буянить самые спокойные. Арсений сосредоточил все свое внимание на забравшейся на колени сиамке. Я закатила глаза: все так перепуталось и усложнилось!
   - Только наличные предметы, - предупредил Гермес, выбирая из груды костей на блюде свиное ребрышко и начиная его обсасывать. Океан повёл плечами и, растекшись по полу водой, без следа впитался в пол - отправился за талисманом.
   - Мы поддерживаем Изиду: ничего у сфинги не выйдет, - хором проговорили, с хлопаньем крыльев опустившиеся на пол, эриннии. Яркие раскрашенные лица их напоминали трагедийные маски. Кошка на руках Арсения с шипением вжалась в мужчину, учуяв исходящий от них запах. - Три молодильных яблока нового урожая. 1:50, - на столе перед Гермесом появились три наливных золотых яблока. Лучившиеся мягким желтым светом фрукты приковали к себе взоры без исключения присутствующих. Даже Арсений поднял голову. Вечная молодость - это не диадема и даже не талисман для поиска морских кладов.
   - Откуда? - поинтересовался бог торговли с деланной небрежностью, облизав губы.
   Сад Гесперид находился на западе, на краю света, где День превращается в Ночь, и попасть туда было сложнее, чем вывернуться наизнанку, а потом вернуться в прежнее положение. В нем росло много ценных плодов и растений, помимо яблок вечной молодости, поэтому охранялся он местными нимфами по высшему уровню. Прекрасноголосые дочери Нюкты - Эгла ("сияние"), Эрифия ("красная"), Геспера ("вечерняя") и Аретуса - посвятили свою жизнь выведению новых сортов и новых свойств у известных фруктов, овощей и трав, которые затем продавали нуждающимся по безумным расценкам. Жизнь в уединении на окраине мироздания отрицательно сказалась на характерах этих самых нимф, к слову. Более склочных, подозрительных и помешанных на своей работе особ было бы очень трудно найти, так что даже торговались они не с каждым.
   - Выменяли, - сказала Алекта, и все три эриннии с вызовом посмотрели на нас, суровые и напряженные, словно попали в окружение к врагам. - Так ты принимаешь?
   - Принято, - Гермес осторожно накрыл раскрытой ладонью яблоки, после чего те исчезли. Удовлетворенные эриннии вспорхнули на галерею, заранее предвкушая выигрыш, вдоволь насмотревшись на ссоры Асклепия и Фи-Фи. Их скрипучее хихиканье еще долго доносилось из-под потолка. - Всё? Больше никто не хочет испытать судьбу? - вестник богов с вздохом развалился на ложе, поглаживая плоский живот.
   Часть появившихся по моему велению слуг стала выносить столы и собирать объедки после Гермеса, пока другие подносили нам чаши, наполненные розовой водой для ополаскивания рук. Музыка, сменившаяся на лидийский мотив, сразу стала веселее и громче. Танцоры, вкусив в минуту отдыха вина и восполнив силы, оживились. Рабы как раз принесли круглые десертные столики, буквально ломившиеся от еды: солёный миндаль, фрукты со всех концов света, пирожки - солёные и сладкие на выбор: на меду с сыром и маслом, с черникой, фигами и орехами. Затем подали вина с Лесбоса, Хиоса, Самоса в золотых, стеклянных и серебристых нержавеющих кувшинах.
   Сытый и от того благостно настроенный сын Майи пустился в монолог о сокращении числа верующих, оскудении веры и преступной активизации чужих религий на нашей территории. Пьяненький Асклепий, утопив в вине свой страх, вступил с ним в спор, утверждая, что если заботиться о смертных, то они никуда от такого хорошего бога не уйдут. У них завязалась такая бурная дискуссия, что в нее вступил и хмурый Арсений, поигрывающий серебряным ножом. Утверждение последнего о том, что смертные могут неплохо существовать без помощи богов, вызвало море возмущений у Асклепия и Гермеса.
   Предоставленная сама себе, моя названая сестрица загибала пальцы и что-то усердно высчитывала - не иначе как свой будущий выигрыш. Сидевшая рядом сфинга загадочно улыбалась сама себе, явно получая удовольствие от происходящего. Одна я, как идиотка, ни при делах осталась.
   "- Ты просто обязана тоже сделать ставку на меня, - промурлычила мне Фи-Фи, воспользовавшись тем, что нас никто не слышит. - Должна же я получить компенсацию за перенесенное".
   - С меня хватит того, что я в это ввязалась, - сухо извещаю её. - Даже не мечтай. И так все по лезвию ножа ходим.
   Арсений, когда думал, что его никто не видит, усиленно тер лоб, время от времени озирался по сторонам и снова тер лоб.
   - А из-за кого еще? - взвизгнул пьяненький Асклепий, в сердцах швыряя кубок об пол. Глиняные осколки брызнули во все стороны. - Если бы Зевс подал пример... - он сбился с мысли. - О чем я говорил? - просяще обратился к насмешливо улыбающемуся Гермесу.
   Мы с Фи-Фи обернулись на его крик и одновременно поморщились: что может быть отвратительнее перепившего мужчины? Наверное, не зря на земле мужчины и женщины вкушают пищу по большей части по отдельности.
   "- Кто нас втравил в эту историю?" - прищурившись, спросила сфинга, когда разговор в зале возобновился.
   "- Я виновата по-твоему? - уточняю у неё холодно. - Нечего было в ступор впадать в самый ответственный момент! Я бы послушала, что вы наплели".
   - Ах, ты так?! - оскорбилась Фи-Фи.
   - Мне это все даром не нужно, - заявляю ей. - Я в любой момент могу от всего отказаться и переехать! Ради вас же старалась, неблагодарные.
   - Ой, теперь будем до смерти молиться на Добрую Богиню! - язвительно отозвалась подруга. - Благодетельница ты наша! Сейчас же побегу тебе жертвы приносить. Я тебя тоже спасала не раз, но хоть раз заикнулась о...
   - Это бессмысленный разговор, Фи-Фи, и мы обе это понимаем. Поздно уже крылышками махать, когда голову откусили! - сердито вгрызаюсь в грушу, так что сок брызнул во все стороны.
   - Вы о чём вообще? - поинтересовался Гермес, вместе с Тефией и Арсением изумленно слушая нашу перепалку. Я уже молчу про свесившихся с перил эринний.
   Зато Асклепия не интересовало уже ничего кроме дна его чаши, где он, видимо, искал истину. Истина же все время пыталась утопиться в виноградном вине, не желая даваться живой в руки в стельку пьяному врачевателю.
   - Так, о своём. О женском, - процедили мы с Фи-Фи таким тоном, что дальнейших вопросов не возникло.
   Оглушительный звон дверного молотка еще только докатился до нас, как в зал с громкими воплями влетели девять муз.
   - Мама!
   - Мамочка!
   - Ты послушай только...
   - Не слушай её!
   - Она!
   - А они с Аполло...
   - Ха!
   - Умереть...
   - Всё равно поеду!
   Девять моих дочерей как всегда так спешили поделиться новостями, что перебивали друг дружку. Присутствие даже одной из них окрыляет и побуждает творить, а уж когда они собираются всей толпой...
   В искрящем воздухе закружились неисполненные пока мелодии и танцы, невысказанные стихи, речи, гимны, ненаписанные пока трагедии, комедии, эпопеи, вихрь новых открытий... В глубине души каждого здесь всколыхнулось творческое начало, заставив хозяина испытать прилив сильнейшего вдохновения. Пальцы гостей задвигались сами собой, ища стилосы и таблички, музыкальные и иные инструменты, чтобы выразить невыразимое. Их остекленевшие глаза, одухотворенные лица, что-то бормочущие губы - можно быть не подвластным одной из муз, но не всем девяти сразу. Хорошо, что я личность совершенно лишенная творческого начала, иначе даже не представляю, как бы мне удалось растить и воспитать своих муз. Из талантов для меня вполне достаточно умения залезать в чужие воспоминания, еще какого-то умения я могу уже не вынести.
   В руках у Гермеса появилась черепашья лира, Тефия начала творить в воздухе что-то искрящее и откровенное волшебное, Арсений что-то писал на столе, Фи-Фи качала головой из стороны в сторону, слыша ей одной понятную музыку, даже эриннии начали притоптывать и что-то скрипуче напевать, Асклепий... Асклепий мертвецки пьяный спал.
   - Девочки, где ваши манеры? Или вы дикие варварки из Таврических степей? - строго обращаюсь к аонийским девам, которые девятью смерчами носились вокруг моего столика, стремясь перекричать друг друга и добиться моего внимания. Гам стоял неимоверный. Вдохновение так и сыпалось во все стороны, побуждая присутствующих его воплощать. Сотворенные Тефией магические кружева плескались над головами, грозя в любой момент какой-нибудь пакостью. - Стойте уже! - хватаю за руки ближайших муз - Мельпомену и Терпсихору.
   Налетев на стоящих сестер, другие девы остановились, обвиняя друг друга в неуклюжести, и тут же снова во весь голос начали что-то от меня яростно требовать. Подчиняясь ритму слова и стихов, все двигались в, казалось бы, разных направлениях, заканчивая движение энергичным жестом отчаяния и страдания. Плащи, прикрепленные к запястью у одних, намотанные вокруг локтя у других, ниспадающие с плеч у третьих, размахом полотен, движением меняющихся складок вторили жестам. Застывая в мгновении, эхом откликались они на слетевшие с губ стенания, вопли, вырвавшиеся из груди, стекали с рук трагическим движением ткани. Музы тянули меня за руки, одежду, жалобно-гневно осыпая друг дружку оскорблениями. Увлеченные склоками, они прекратили сыпать вдохновением где ни попадя, присутствующие начали медленно приходить в себя.
   - Но...
   - Ма...
   - Как...
   - Ты...
   - Дико...
   - Ни за что!
   - Почему?..
   - Лучше...
   - Мы...
   - Пришли, - прозвучало одновременно с девяти сторон.
   - Цыц! - прикрикиваю на распоясавшихся дочек. - По очереди, - напоминаю обиженно притихшим музам.
   Воспоминания и мысли моих дочерей составляли такой безумный вихрь, что понять, что конкретно им нужно от меня, было решительно невозможно. И дело не в том, что я разучилась пользоваться своим даром - просто они и сами не могли толком решить, чего конкретно желают в нынешний момент.
   Аониды дружно замолчали, обернулись (чужих заметили, наконец) и подняли правые руки вверх, приветствуя гостей. Раздались девичьи смешки и язвительные комментарии - очень уж странная компания собралась на этот раз у нас в доме, - которые сразу стихли, едва Клио указала сестрам на неподвижно сидящих на перилах эринний.
   Арсений с любопытством, Гермес - с откровенным интересом бабника разглядывали девять энергично жестикулирующих девушек, похожих друг на друга как капли воды из одного источника, в полупрозрачных, разноцветных хитонах и гиматиях, прятавших их волосы. Все мои дочки родились умницами и красавицами, так что как мать я испытывала сейчас законное чувство гордости. Лишь при тщательном разглядывании становились видны индивидуальные отличия той или иной музы от её сестер. Но зато характеры у всех девятерых, в силу специфики работы, были одинаковые и напоминали сыр с чесноком - мягкие, но жгучие до слез. Тефия и сфинга ласково улыбались моим девочкам, хотя, подозреваю, не им, а собственным воспоминаниям, видя в них прежних милых крошек. На первый взгляд музы осталось ласковыми красавицами, в которых никто не мог заподозрить стервозности, тщеславия, фанатичной зацикленности на работе.
   - Ты...
   - Гермесииик!
   - Надо поговорить...
   - Почему она меня вечно перебивает?!
   - Мама!
   - Что ты толкаешься? Сейчас как...
   - Фи-Фи, ты давно...
   - Тетя Тефия?..
   - У нас пир? И ты не предупредила?
   - Замолчи же ты уже! Сколько можно! - расталкивая друг дружку, они стремились еще и перекричать всех и каждую в отдельности.
   - Слушаю вас. Коротко, по существу, и вслух, - прерываю Каллиопу, зная её способность растекаться мыслью. - Имейте уважение к благословенным гостям, - призываю их, правда, сильно сомневаясь в благословенности этих самых гостей. - Кто начнёт? Клио?
   - Почему...
   - Так сразу...
   - Она...
   - Я...
   - Пфф!
   - Вы - слышали - меня? По очереди, - с третьей попытки добиваюсь внимания. - Клио, слушаю, - обращаюсь к музе истории, зная её способность к сжатому повествованию - места на свитках мало, а вместить в анналы истории надо много. Тут поневоле научишься говорить по существу.
   - Мы едем с Аполлоном в Гиперборею, - твёрдо объявила дочь, вздёрнув подбородок, - пожа-а-а-луйста-ааа! - тут же, как маленькая, заныла эта взрослая девица, умоляюще сложив руки на груди. - Мамочкааа! Пожалуйста...
   - К-кхуда?!? - поперхнулась откушенным чесночным хлебом сфинга, который только что стянула с моего стола, думая, что берет пирог с черникой. На него как раз в этот момент упала сверху кучка помета кого-то из эринний и Фи-Фи с отвращением отшвырнула еду прочь. - Кха! Кха!!
   Тефия, передав ей кубок с вином, нахмурила лобик, припоминая, где находится эта самая Гиперборея, о которой, это точно, она что-то слышала. Гермес что-то прошептал на ухо Арсению и тот повернулся к нам. Сфинга, закончив плеваться, погрозила кулаком эринниям, утирая лапкой слезы.
   Наконец-то все прояснилось. Девочки решили попытаться расширить сферы влияния и поискать приключений. Давно пора. Но... Гиперборея? Кажется, это где-то на дальнем севере: страна вечной юности среди вечной же мерзлоты. Я помню, как Аполлон нахваливал те места и свои владения, приглашая погостить. Лето там длится от силы полтора месяца, все остальное время земля покрыта снегом и ночью, поэтому все животные и люди покрыты густым мехом. Смертные безмерны рады каждому приезду бога Солнца, который привозит им долгожданные тепло и свет. Над выбором Аполлона места отдыха олимпийцы частенько посмеивались и крутили пальцем у виска. Объяснение же было до неприличия простым: Феб не забыл об испытанных в младенчестве лишениях и бывал ужасно скупым временами. Неудивительно, что и отдыхать предпочитал как можно дальше от здешних мест, во владениях матери, чтобы не тратиться на кормление и развлечение возможных гостей. Кто же в здравом уме потащится в такую даль за обедом или философской беседой? В своем доме на Олимпе Аполлон почти не жил, предпочитая земные храмы, куда тоже не часто заглядывали гости, так что тех, кто побывал у него дома здесь, на Олимпе, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но для немногих избранных (к их числу можно было отнести и муз), кого оделил своим доверием, Лучезарный не жалел ничего. Вот уж с кем у сына Лето была настоящая родственная близость, так это с моими девочками: за каждую из них он был готов растерзать любого, как и за сестру или мать, с той лишь разницей, что с музами Аполлон иногда спал. Я-то побывала во всех его домах по необходимости - искала и приводила домой дочерей, забывших в веренице пиров о работе со смертными.
   - Из-за этого весь сыр-бор? - с недоумением спрашиваю дочерей, стоящих с лицами невинных овечек. (Мужчины с удовольствием продолжали рассматривать притихших муз, с тревогой ожидавших моей реакции.) По нашим законам, раз дочери не замужем, все за них решает отец (но - в нашем случае, - мать), будь им хоть три года, хоть три тысячи лет. Но во все предыдущие разы музы не утруждали себя спрашиванием у меня разрешения на отлучки. Приятно, что сейчас они решили вспомнить о почтении. Но подозрительно.
   - Нэ! - одновременно сказали девять муз, возбуждённо глядя на меня горящими, как угли, глазами.
   - Надолго? - спрашиваю, осторожно шевеля их воспоминания. У них в головах царит такой беспорядок, что у меня почти нет шансов за такой короткий срок найти объяснение их внезапной дочерней почтительности.
   - Пустяки, - улыбнулась Мельпомена так искренне, что сразу вызвала подозрение. Девочка она умненькая, но в большинство трагических ситуаций попадает как раз из-за неумения врать.
   - Надолго? - повторяю снова, потерев лоб: от напряжения снова заболела голова. Кажется, подвох заключается именно во времени пребывания в Гиперборее.
   - Ерунда, - отмахнулась пританцовывающая Терпсихора, помахивая слегка поднятым подолом хитона. Обнажившиеся щиколотки (на левой татуировка в виде кифары), перевитые ремешками сандалий, могли вдохновить на написание стихотворных венков даже далекого от искусства человека.
   - Пара месяцев, - заверила с невинным видом Эвтерпа, теребя браслет на запястье.
   - Кто ещё едет? - начинаю выпытывать подробности, оставив бесполезные попытки найти ответ самой в их головах. Качественный результат возможен лишь при индивидуальном подходе, а одновременное ковыряние в девяти зонах памяти гарантирует мне совсем другое - сумасшествие.
   - Все, - заверила Эрато, строя глазки Арсению и поигрывая ножкой в разрезе желтого хитона.
   - Кто именно? - уточняю я.
   - Девочки, как вы разговаривает со своей матерью? - тут бросилась мне на помощь Фи-Фи, заставив понять смысл выражения "медвежья услуга". - Живо, отвечайте! - рявкнула она, зыркнув глазищами - эффектное зрелище не для слабонервных. - Гиперборея - это не вам не на соседний остров отлучиться к любовнику. Кто с вами едет?
   В первый момент Эрато остолбенела, не ожидая такого от всегда лояльной к интересам молодежи сфинги.
   - Мы все и Аполлон со свитой, - пробормотала она торопливо. - Комфортабельные лодки с вышколенными лебедями, - Эрато повернулась другим боком, найдя в Гермесе более благодарного зрителя. - Всё по высшему разряду.
   Удовлетворенная сфинга опустилась на ложе, считая свой долг выполненным, и свысока оглядела собравшихся.
   - То есть без перемещения? С минимальной охраной? - подвожу итоги. - Через пол мира?
   - Ой, только не надо сейчас читать нотаций! - поморщилась Талия, стукнув ладонью по тимпану, зажатому другой рукой. Гулкий звук прокатился по залу и затих где-то под потолком.
   - Это благотворительность, - заявила с торжественным видом Эвтерпа. - Не только у нас должны рождаться самые лучшие идеи и мастера. Мы пронесемся над миром золотым дождем и породим целую плеяду мастеров, которые прославят нас и свою эпоху, - обрисовала она нам свое видение будущего. - Это же грандиозно, мама! Папа бы одобрил.
   Папа? Папа?!
   - А в Гиперборее нам обязательно создадут культы, - перебила сестру Терпсихора, правильно истолковав мое вытянувшееся лицо, и с мечтательным лицом кружась рядом с сестрами. - Искусство соединит варваров и эллинов. Мама, миром будет править Искусство, а не Война, как ты всегда хотела, - она подлетела ко мне, взяла мои руки в свои и нежно улыбнулась.
   - Давай и ты с нами поедешь? - подхватила Клио, заслужив убийственные взгляды остальных муз. - Ну, ты так редко покидаешь дом, - залепетала она, оглядываясь на свирепые лица сестер. - Но у тебя же работа, мы понимаем...
   - Мамочка, мы обязательно организуем и тебе культ там. Ведь без Памяти мы - ничто, - Полигимния подошла сзади и ласково обняла меня за плечи.
   - Там такая изумительная энергетика! - пропела Талия, косясь в сторону Гермеса. Не удержалась и послала ему воздушный поцелуй. Бог изящно поймал его, подняв вверх руку, и прижал к сердцу.
   Когда она с ним-то успела спутаться? Девочки так много ездят по свету, давно могли бы найти приличных мужей, а не разменивались на местных бабников.
   - А здесь сейчас мертвый сезон какой-то, - пожаловалась Мельпомена. - Мы выдохлись, истощились здесь, наверное, и уже ничего не можем родить.
   - Родить? Кого или что вы собрались рожать? - встрепенулась я. - От кого?
   - Вдохновение, мама! - с осуждающим видом пояснила Терпсихора. - А ты о чем подумала?
   - Я подумала о ваших уже рожденных детях, которых вы должны любить и воспитывать, а не скитаться неизвестно где, - сухо отвечаю ей, выдергивая руки из ее рук.
   - Ну, мама! - в девять голосов заныли музы. - Это проза жизни, это не вдохновляет никого из мужчин. - Дети ведь выросли уже давно.
   - Не все. Например, сирены едва-едва оперились, - припоминаю Мельпомене моих внучек. - Они, кстати, прилетали в кои-то веки родную мать повидать, а её днем с огнем не найдешь.
   - Мама!! - шокировано вскричала та, закрыв краем гиматия лицо. - Как ты можешь? - она покосилась на гостей. - Они давно взрослые и самостоятельные. Я свой долг матери выполнила!
   - Слетала бы лучше на острова, с детьми пообщалась, чем без дела мотаться по миру. - Упрекать Мельпомену не имеет смысла, знаю. Материнский инстинкт у муз наблюдается в зачаточном состоянии: родила - не убила - пристроила. Но пробовать я не перестаю, вдруг расцветет в музах любовь к собственным детям. Хотя, когда это произойдет, они, наверное, перестанут быть музами и превратятся в богинь домашнего очага.
   - Отпусти нас, мама, - попросила Каллиопа, верхний край гиматия сполз на загорелые плечи. Выгоревшие на солнце волосы, убранные в замысловатую прическу, приобрели завидный золотистый оттенок, делавшие её темные глаза еще более выразительными. - Это совершенно безопасно, ты же понимаешь: под охраной Аполлона нам ничего не грозит.
   - Вы в своем уме, дети? Какая еще Гиперборея? - вскричала с таким ужасом Тефия, что все против воли к ней обернулись. Титанида вскочила, переполненная эмоциями, очевидно, вспомнила, что такое эта Гиперборея. - Это же эпицентр катаклизмов!! Там сплошная радиация!
   Растерявшиеся музы попытались ей объяснить, что там давно все благополучно и безопасно, и даже смертные обитают, но Тефия не желала слушать, твердо уверенная, что девочки собрались чуть ли не в Тартар. Ухмыляющийся Гермес обменивался с Талией перемигиваниями, явно подбивая ее не ехать ни в какую Гиперборею, а завалиться к нему во дворец и там... Арсений зевнул в кулак, всем своим видом показывая, что испытывает скуку.
   - И вообще, приличные девушки вашего возраста давно все сидят дома и воспитывают детей, - заявила Тефия ошеломленной Эрато. - Ни одна мать не отпустит своих кровинушек в эту... эту тьмутаракань! - прекрасная и грозная, она топнула ногой, сейчас как никогда похожая сейчас на Океана, когда тот криком усмиряет вышедшую из-под контроля водную стихию.
   Услышав это, я чуть не упала, впервые в жизни, в обморок. Если бы её сейчас слышал отец Уран, то снова тут же бы умер. От изумления. Фразу "все девушки твоего возраста" Тефида всегда воспринимала как бессмысленный набор звуков, продолжая жить в своё удовольствие. Благодарная Тефии и Фи-Фи за эту неожиданную поддержку, я не знала смеяться мне или плакать. Музы с обидой взирали на пустившуюся рассуждать о благопристойности титаниду, чье имя стало синонимом вольнолюбивости далеко за пределами нашей семьи. Нравоучения от меня еще понятно, но нравоучения от Тефиды Ураниды...
   Тем временем я прикинула и поняла, что выносить сейчас рядом с собой девять крикливых и обиженных девиц, в дополнение к уже имеющимся бедам, будет выше моих сил. Потом разберусь с этими неугомонными созданиями, пусть с ними нянчатся гипербореи. Они там живут в уединении, не зная ни болезней, ни губительной старости, ни иных несчастий, которые принесла людям Пандора, и умирают без страданий, достигнув тысячелетия. Пусть узнают, хоть в малой степени, каково жить всем остальным, поэтому говорю:
   - Хорошо.
   - Именно, - не услышала меня Тефида, войдя в роль менторши. - Займитесь взращиванием вдохновения, если не умеете рукодельничать. Поработайте над качеством, а не количеством - хороших стихов уже вечность никто не писал! - заявила она, хватив лишку.
   Каллиопа рванулась вцепиться Тефии в волосы, но Полигимния и Урания её удержали за руки. Полигимния, всегда отличавшаяся сдержанностью, лишь смерила титаниду презрительным взглядом и отвернулась, говоря что-то на ухо более эмоциональной Каллиопе, музе эпической поэзии. Эвтерпа закатила глаза и припала к груди Терпсихоры, не вынеся такого оскорбления в адрес милой ей лирической поэзии.
   - В наше время все девушки из приличных семейств умели готовить еду, шить одежду и вести хозяйство из ста голов, - неожиданно для всех изрек появившийся в зале Океан, передавая вздрогнувшему Гермесу потёртую фигурку дельфина на шнурке из красных водорослей. - Иначе бы их никто замуж не взял, - добавил братец, усаживаясь на ложе. Вид у него был усталый.
   Он бы еще творение мира припомнил, там тоже много кто чего умел. То-то сам женился на Тефии, для которой починка одежды означает её магическое перерождение; которая не готовит в принципе, потому что питается сырой магией и живыми организмами; и которой проще создать что-то заново, чем навести где-то порядок. Вспыхнувшая Тефия, почувствовав в словах мужа упрек в свой адрес, не успела вслух поменять точку зрения лишь потому, что я повторила громче:
   - Можете ехать. Разрешаю.
   - Ма, ты какая-то странная, - нахмурилась Мельпомена.
   Прочие музы, Тефия и Фи-Фи изумленно воззрились на меня, будто я стала трехголовой и огнедышащей, как Цербер.
   - Так вы хотите ехать или как? - спрашиваю, игнорируя озадаченные лица.
   - Оэо!!! - восторженно завизжали дочки с такой силой, что с колонн посыпалась краска. - Мамочка, хотим! - После чего пустились в бешеный танец по двору, вовлекая в него по пути Гермеса, Арсения и даже отбивающуюся Тефию. К смерившей их ледяным взором Фи-Фи даже у них не хватило смелости пристать. Шипящая Мнема взлетела на стол, потому что её едва не затоптали. Музыканты, разумеется, подыграли от души музам. Выразив зажигательным танцем радость и благодарность, аонийские сёстры умчались на женскую половину собирать вещи.
   - Как же они выросли, - всплакнула ни с того ни с сего Тефия, промокая глаза краем плаща упившегося Асклепия, который сладко спал, уронив голову на вытянутые на стол руки. - Мои вон тоже...
   - Наши, - поправил Океан жену хрипло. - Гермес, ставлю 1:50 на сфинкса.
   Вестник богов кивнул, продолжая разглядывать фигурку дельфина.
   - Мои! - пошла на принцип Тефия.
   - Тефия, побойся звёзд! - обратился к ней Океан.
   - Будь это твои дочери, ты бы не позволил им кувыркаться с кем попало! - рявкнула титанида. Кем попало, естественно был, громоносец с Олимпа. Значит, и там успел отметиться пылкий владыка богов?
   - Имей же совесть, женщина, их же у нас почти три тысячи, - взвыл Океан. - Как я могу...
   - Настоящий отец, как Асклепий и Арсений, и даже Гермес вон. - Тефия одарила их милыми улыбками, - несет ответственность за каждое свое проращенное семя!
   - Нет у них семян... тьфу, детей! - возмутился Океан. - Что ты мне голову морочишь. А Гермес...
   - Это совершенно не важно, - отрезала Тефия.
   Фи-Фи подавилась пенным напитком своей земли, услышав эту ахинею. Когда только она успела сотворить пиво? Никогда не понимала её любви к этому хлебному напитку.
   - Как не важно, если мы говорим о воспитании родившихся детей? - вступил в спор Океан.
   - Так вот, настоящий отец своих дочерей...
   Спор между этой парочкой разгорелся по новой.
   - Ма, а это не наш новый отчим, случайно? - спросила у меня над ухом Эрато, заставив меня подскочить от неожиданности.
   - Клянусь грудью Деметры, так и убить можно! Ты в своём уме? Зачем ты подкрадываешься ко мне, будто Аид к Персефоне? - обрушиваюсь на дочь, чтобы скрыть смущение. Остальные восемь, в походных плащах поверх гиматиев, хихикают. - Вы ещё не уехали? - Разводят руками, пряча усмешки.
   - Зашли сказать "до свидания", мамочка, - всей толпой кинулись обнимать и целовать меня. Подлизы!
   "- С чего ты взяла, Эрато? - возвращаюсь к прерванному разговору. Проницательность у них отточена, как меч у наемника, но в данном случае девочки пошли по ложному пути. - Арсений - гость. И покинет нас в самое ближайшее время".
   Дочери заговорили одновременно, перебивая друг друга.
   - Он сидит... - Терпсихора указывает в сторону Арсения, гладящего сидящую на коленях у него сиамку.
   - И Мнема... - кивает Талия многозначительно. При чём тут кошка-то?!
   - Возбуждён...- подмигивает Эрато.
   - Нет, окрылён! - поправляет Эвтерпа.
   - На нас совершенный ноль, - сообщила Талия.
   - Потому что влюблен в тебя, - закончила Терпсихора под всеобщий довольный хохот сестер.
   "- Вон отсюда, глупые создания!" - я указала на дверь. Охи, каковы молодые нахалки!
   Хохочущие музы замотали головами, и тут, словно в насмешку, раздался звон дверного молотка. Кого еще нелегкая принесла?!
   - Приветствую этот дом! - под гимн в исполнении невидимых музыкантов в андрон, в ореоле золотого света, величественно вошел молодой, атлетически сложенный мужчина. Золотые волосы из-под зеленого лаврового венка свободно падали напомаженными кольцами вокруг крепкой шеи. Пронзительные глаза цвета темного золота, напоминающие кому-то солнце, кому-то глаза волка, исключали даже намек на добродушие у своего хозяина. Мои музыканты немедленно стихли, танцовщики испуганно замерли, шарахнувшись в стороны.
   Держа в левой руке золотой лук и колчан Лучезарный бог приблизился (каждое его движение было преисполнено самолюбования). Безупречное, почти женское, лицо, обрамленное локонами: тонкие брови, нежная кожа, чувственные губы, с которыми идеально сочетались четко очерченные скулы и волевой подбородок. Короткая белая хламида, сотканная руками Афины, роскошными складками ниспадала вниз, схваченная на правом плече драгоценной фибулой, демонстрируя мускулистые руки и ноги. Её белые ниспадающие края были украшены древними солярными символами, напоминая о солнечной природе владельца. Высокие резные дорожные сапоги, украшенные золотыми нитями, больше подошли бы для танцев на лугу. В этом был весь Феб.
   - Да снизойдут счастье и всевозможные блага на его обитателей! - откинув голову назад и демонстрируя превосходный эллинский профиль, он торжественно простер правую руку вперед, то ли приветствуя нас, то ли одаряя этими самыми благами. Последние аккорды гимна смолкли на высшей ноте - и золотой свет угас вместе с ними. Снаружи звонко, немного по-волчьи завыли оставленные им кони.
   - Счастья тебе, Стрелец, - приветствую его на правах хозяйки. - Меткости твоим стрелам вовек.
   Фи-Фи сонно покосилась на пришельца и снова вернулась к дреме: как мужчина сын Лето ее не интересовал. Гермес демонстративно отворачивается: с Аполлоном они на ножах с самого рождения сына Майи. Едва появившись на свет, плут решил опробовать свой воровской талант на коровах Аполлона. История первой кражи имела счастливый конец (коровы Аполлон отдал Гермесу, а сам в итоге получил в качестве компенсации лиру). Но счастье это было недолгим: Феб посчитал, что переплатил за музыкальный инструмент и потребовал часть стада назад. Гермес отказался, естественно. Дальше больше, слово за слово, их разногласия настолько увеличились, что они практически перестали общаться друг с другом. Гермесу так понравилось забирать предметы у хозяев раньше, чем те их потеряют, что он решил не останавливаться на достигнутом (впоследствии он стал покровительствовать ворам на земле) и украл у Зевса его скипетр, у Посейдона его трезубец, у Ареса - меч, у Аполлона же на этот раз спер лук и стрелы. Быстро вычислившие прохвоста боги за это так его отлупили, не помогло и заступничество Майи, его матери, что с тех пор на что-либо принадлежащее богам Гермес покушаться перестал. По крайней мере, больше он не попадался ни разу.
   Аполлон столь же активно игнорирует Гермеса, подмигивая улыбающейся Тефии, и угрюмого Океана. Вскользь глянув на похрапывающего на ложе Асклепия, он едва заметно поморщился, а вот на Арсении его взгляд задержался. То ли почувствовав в нем соперника, то ли нечто для себя оскорбительное, бог нахмурился.
   - Передай от меня привет Артемиде, - томно попросила его Тефия, прекрасно видя вскипающую ревность мужа, и бросила на Аполлона загадочный взгляд из-под ресниц. - И приглашение в гости.
   - Всенепременно, - с сияющей улыбкой пообещал златокудрый бог, повернувшись к ней. - Девочки, вы готовы? - раскинул руки обступившим его влюбленной стайкой музам.
   - Нэ! Нэ! - заворковали аонийские сестры, ласкаясь к нему. Музыканты заиграли что-то нежное и трепетно-радостное. - Мы так хотим... Скорее...
   Вместе они смотрелись столь прекрасно, что сразу захотелось запечатлеть эту группу в камне, в стихах, на фреске...
   - Тогда - в путь! - скомандовал Аполлон, поворачиваясь к выходу и едва заметно кивнув нам. - Загадочная Гиперборея готова раскрыть вам свои вековые тайны, - не переставая расхваливать, он умело погнал стайку щебечущих муз к выходу. - Высокие горы, укутанные белыми снегами. Зеленые долины, наполненные музыкой и стихами. Вечно молодые и счастливые смертные. Все это - только для вас!
   - Как сейчас помню: Лето всё время волновалась, что не сможет им нормально разродиться, - ударилась вдруг в слезливые воспоминания Тефия, стоило им скрыться из виду. - Гера порой совершенно невменяема, но натравить на бедную девочку Пифона?.. Хорошо ещё я догадалась послать крошке Делос, - она промокнула глаза многострадальным плащом Асклепия. - Бедняжка так радовалась этому куску скал, где до этого обитали одни чайки, как будто ей подарили настоящее царство. Конечно, ей столько всего пришлось вынести, - титанида печально вздохнула. Что-то она расчувствовалась совсем, эмоции так и хлещут через край. Уж не беременна ли снова?.. - Наши дочки так переживали за нее, помогали ей по мере сил, успокаивали, приносили еду. А уж когда родился Аполлон, - она улыбнулась сквозь слезы нам, - все вздохнули с облегчением. Мальчик быстро устроил ей жизнь, достойную матери бога.
   - А ты чего хотела? - побурчал Океан. - Чтобы он её бросил умирать в нищете? Позволил Гере доконать несчастную?
   - Я совсем не это имела в виду! - возмутилась Тефия. - Вечно ты перевираешь все моип такой силой, что с колонн посыпалась краска.моих сил.-луйста-ааа!ления на своих хорошеньких личиках.ии.ия трапезы был очень л слова!
   Завязался спор, в который оказались втянуты почти все присутствующие. Разбуженный криками, перекрывшими музыку, Асклепий грыз миндаль, тупо глядя перед собой. Кто же знал, что ему так мало нужно для того, чтобы напиться, и что за едой Аполлониду надо наливать одного "питья для лягушек".
   - Я отлучусь, - извещаю гостей и родственников, сочтя момент подходящим. Невнятными возгласами они дали понять, что сумеют себя занять в мое отсутствие, увлеченные проблемой "отцов и детей". Перед уходом велю слугам подать игральные кости, чтобы те, кто уцелеет в драке, провели время в ожидании меня за игрой.
   Приближающийся вечер был привычно настоян на запахе шиповника и жимолости, пробивавшихся из рассохшейся стены, отделявшей территорию дома и сада от моря. В закоулках обожженного воздухом сада все цвело и благоухало: темная зелень миртовых зарослей с кипенно-белыми цветами, душистый бледно-голубой розмарин, ядовито-сладкое дыхание олеандра, пахучий сельдерей с блестящими темно-зелеными листьями и белыми зонтиками соцветий, розовый тамариск. В глазах, как всегда, пестрело от великолепного многоцветья, и густые, дурманящие ароматы кружили голову.
   Ожили неугомонные цикады, их пронзительное угрожающее стрекотание сквозь шелест пряных трав наполнило округу, созвучное моему душевному настрою. Кто-то называет их пение "единственной нотой, заблудившейся в странной тональности", кто-то "пением звезд", кого-то "скрипучим воем", но никого не оставляет равнодушным. Самцы цикад поют преимущественно в самое жаркое время дня, вплоть до самого вечера, привлекая самок и одновременно заявляя права на территорию.
   - Ты была так любезна, - сказал чужак, выйдя в сад следом за мной, - что я просто не мог отказаться.
   - Всегда пожалуйста, - поворачиваюсь к нему, убедившись в том, что с кустом синих роз всё в порядке. Листья упруги и зелены, бутоны наливались сочной лазурью, готовые в самое ближайшее время расцвести. Этот кустик мне привезла Ирида из какой-то немыслимо далекой поездки. Привезла не просто так - ей требовалось вспомнить место свидания с Тесеем, с которым у нее в то время был роман. Искусство "ты мне - я тебе" Ирида усвоила от Гермеса в совершенстве, поэтому обязательно привозила из каждой командировки какие-нибудь диковинки, которые затем ловко сплавляла кому-либо из богов или богинь.
   Прибежавшая за варваром попятам сиамка начала тереться об его ноги, держа хвост трубой и зазывно мурлыча. Застыла - оттянув голову назад и демонстрируя красоту напряженных мышц и сухожилий - вслушивается в происходящее. Она мгновенно распласталась на траве. Её ушки уловили тончайшие звуки мышиного писка, доносящиеся из-под земли. Солнечный свет, пробиваясь сквозь ветки куста, рисует на её безупречной спине полоски, так что кошка совершенно сливается с окружающим фоном.
   "питья для лягушек" - соотношение вина и воды 1:50
  
   Каждый из нас не спешил переходить к сути, предпочитая наблюдать за движениями кошки.
   - Присядем, - говорю ему, и сама опускаюсь на кованое сидение работы Гефеста - перекрещенные ножки, невысокая спинка, витые подлокотники и очень жесткое сидение, на которое всегда лежит сверху мягкая подушка, - такие стоят у меня по всему саду. Расправляю складки гиматия, возвращая им нарушенную гармонию, попутно собираясь с мыслями. Развесистая яблоня гостеприимно раскинула над нами свои ветви. Кое-где на ветках уже наливались красным яблоки второго урожая.
   Кошка разочарованно дернула ушами и привстала, видимо, мышь оказалась вне досягаемости.
   Арсений медленно опустился на второе сидение, по левую руку от меня, покрытое яркой шкурой гепарда. Едва это произошло - из поручней и ножек бесшумно выскочили кожаные захваты, обхватившие запястья и щиколотки мужчины, а само сидение вросло в землю.
   - Мне льстит твое нежелание со мной расставаться, - он посмотрел на захваты и слегка пошевелил пальцами рук. - То самое, работы Гефеста, надо думать? Но я все равно должен уйти. Ты же понимаешь. Мне не место здесь - я вообще не понимаю, как тут оказался.
   Мнема распласталась по земле - увидела сидящего в траве за клумбой маленького кролика. Её кошачья натура требует охоты, и я не препятствую Мнеме ловить зверьков, забравшихся в мой сад. Хотя она уже не смертная, инстинкты у неё остались прежними. Пища богов не устраивает её полностью, к тому же, еда, добытая самостоятельно, гораздо вкусней. - И я не понимаю, для чего ты здесь появился, - сложив пальцы домиком, открыто встречаю его взгляд, - но обязательно получу ответ.
   Кролик смешно потряхивал ушами, проводя по ним лапками, шевелил влажным носом, выясняя, действительно ли здесь нет врагов. Здешние клумбы, наполненные лакомствами на любой, самый привередливый вкус, слишком манили его, оттеснив страх на задворки. Убедившись, что в ближайшее время ему ничего не грозит, он сделала пару скоков. Замер, втягивая воздух, но ветер благоприятствовал сиамке и кролик ее не учуял, а мы для него вообще не существовали. Больше всего зверька притягивала сладкая кора яблонь, к этой цели он и наметил путь. Мнема, в свою очередь, начала осторожно подкрадываться к добыче, демонстрируя превосходную "подкрадывающуюся" походку. Шаг - и распласталась, замерла, наблюдая, еще шаг...
   - Если бы ты могла получить ответ, то я бы не сидел здесь, - мужчина иронично вскинул бровь. Вздёрнутые к вискам серебристо-голубые глаза без зрачков, словно в окопах, находились за широкими скулами над впалыми загорелыми щеками. - Что же не так с моей памятью?
   - Напротив, с твоей памятью все в порядке, господин Творец Миров. - Он застыл, будто внезапно ощутил лезвие ножа у своего незащищенного горла, впившись в меня глазами. - Но я хочу пообщаться с тобой напрямую, - небрежно пояснила я, сама не веря, что вот так запросто разговариваю с Творцом. Можно подумать, каждый день это делаю, если не обращать внимания на мои мелко трясущиеся поджилки.
   Кролик приближается к деревцу, соседствующему с той яблоней, под которой сижу я. Он часто замирает, нервно потирает мордочку передними лапками, но кора так манит...
   - Ах, даже так, - учтиво склонил голову Арсений. - Раз ты знаешь, кто я, то должна понимать, что меня не удержать здесь этим, - пренебрежительно покосился на кресло.
   - Не стоит недооценивать работу Гефеста. В свое время это креслице удержало Геру. А если бы ты действительно мог покинуть нас, то не сидел бы тут, - парировала я.
   Кошка так плотно прижимается к земле, что почти незаметна даже для меня. Невольно отвлекаюсь на её охоту - слишком красивое зрелище, чтобы его игнорировать. Мнема все осторожнее ставит каждую лапку, чутко поводя усами и ушками.
   - Собираешься держать меня здесь как пугало? - небрежно осведомился он, проследив за направлением моего взгляда. - Или как охотничий трофей?
   - Ты, в самом деле, создал этот мир? - спрашиваю, игнорируя трусливый трепет где-то внутри живота. Не каждый день получается допрашивать Творца. - Для чего? - задаю дурацкий вопрос вместо десятка тех, что вертятся на кончике языка.
   - Чтобы продать его.
   - Продать?! - заорала я, почувствовав себя так, будто Гефест огрел меня по голове своим самым большим молотом. Кролик вжался в землю, ожидая за криком немедленной смерти. Кошка, нервно дернув хвостом, оглянулась, выражая всем своим телом укор за едва не погубленную охоту. - Кому?! Зачем??
   - Я этим зарабатываю на жизнь, - пожал плечами.
   - Подожди, - взмолилась я, выставив руку. - Это чересчур даже для сегодняшнего дня. - В голове проносятся тысячи мыслей кряду. Выбираю самую страшную. - И Ты уже продал наш мир? Кому? - Смысл этой фразы никак не укладывается в голове. Взять и продать целый мир, как горсть фиников, как чашку воды, как раба...
   "Курочка может и не снести яйцо взамен разбитого. А мышь уже выбежала из норы", - раздались в моей голове слова Главка. Творец рождает миры и уничтожает их, а мы, как те плачущие старики, останемся на осколках мира? А "Курочка" может и не снести - не создать мир взамен прежнего. И будет ли нам в нем место вообще? Об этом предупреждал безмозглый старикашка? Тогда он не такой уж и безмозглый.
   Кролик, нервно пожевав травинку, скакнул вперед и снова замер. Ничего убийственного не произошло. Зверек сделал сразу пару скоков, оказавшись почти у цели. Для растравки аппетита, наверное, он откусил головку у ближайшей желтой розы, и принялся её быстро поедать, не забывая поглядывать по сторонам.
   - Ещё нет, - помедлив, сказал тот, кого я привыкла звать Арсений. - Он не завершен, скажем так.
   Поменяв место, кролик лакомился молодой рассадой, изредка поглядывая по сторонам. Мнема уже подобралась к нему на такую дистанцию, когда можно схватить добычу и, готовилась к финальному прыжку: пригибается, сильно подогнув задние ноги - пружины, не спуская взора с кролика.
   - В чем это выражается? А кто... купит мир? Другой Творец? - одергиваю себя, чтобы не тараторить, как пастушка, увидавшая в горах циклопа, и примчавшаяся рассказать об этом в деревне. Спокойнее. С плохо сдерживаемым раздражением смотрю в небо. Близившийся закат был сейчас абсолютно не ко времени. Дурак Гелиос то гонит своих кляч, то на целую вечность застревает на одном месте.
   Арсений с любопытством поднимает глаза вверх, выясняя причину моего недовольства. Но там лишь выгоревшее, как летний хитон, небо да солнечная колесница бликует начищенными спицами колес, слепя глаза. Катящееся на запад солнце щедро осыпало всю округу золотым светом, в том числе и кожу Творца.
   - События в твоем мире будут описаны и проданы людям-читателям, - начал объяснять он мне противоестественные вещи, какие могли бы присниться мне в самом страшном сне, как нечто само собой разумеющееся. - Их воображение, сопереживание позволит мысленно перенестись сюда, поучаствовать в происходящем... Изменить что-либо им не удастся, не бойся! - поспешно добавил он, увидев на моем лице ужас. - Вы даже не почувствуете их присутствия, если уж на то пошло. А вот веры в вашем распоряжении может стать больше даже.
   Прыжок удачен. Передними лапками Мнема ловко удерживает под собой трепыхающегося кролика, пока ее зубы добираются до заветных артерий.
   - Мерзость какая! - вырвалось у меня. Его слова выстраивалось в такую пугающую картину действительности, что я впервые на себе испытала что такое "панический страх". - Разве мы бесправные рабы, чтобы нас вот так можно было продать?!
   Кролик мертв. И, как любая сиамка, Мнема приступает к своему странному ритуалу. Она прохаживается рядом с добычей туда-сюда с гордым видом, словно призывая рискнуть и отнять у неё законную добычу. Взор скользит по окрестностям, выискивая свидетелей момента её торжества. Убедившись, что мы видели ее добычу, что конкурентов поблизости нет, кошка приступила к еде.
   - Я - придумал - вас - всех, - медленно произнес Арсений, отведя взгляд от кошки с окровавленной мордочкой. - Для меня вы жили на бумаге, не так... - шевельнул кистью, обозначая окружающее. - Ты не понимаешь, ведь так? - спросил, на мгновение задумался, подбирая пример. - Разве Афина спрашивает согласия у сотканной ткани, в чьи руки та хочет попасть? Или Гефест советуется, - покосился на кресло под собой, - со стулом, как тот желает прожить свою жизнь?
   - Ты сравниваешь вещи и живых?! - Я решительно не желала быть уравненной в правах с тканью или стулом. - Ты не видишь разницы между нами?!
   - До сегодняшнего дня для меня не было разницы, - губы мужчины искривились. - Да я и не уверен, что она появилась сейчас, потому что это все очень смахивает на бред. - Он зажмурился, откинув голову назад.
   - А это тоже бред? - зло отвешиваю ему подзатыльник.
   - Бредом больше, бредом меньше, - Творец облизнул кровь с прокушенной нижней губы. - По-моему, у меня неплохо выходит строить, - обиделся он за свой труд, - может, чуть лучше даже, чем у тебя залезать в чужие воспоминания...
   - ...! - выругалась я, исчерпав свой запас терпения на пару сотен лет вперед. "Раньше мне улыбалось счастье, но, разглядев, что к чему, стало откровенно смеяться", - некстати вспомнился чей-то афоризм.
   - Или ты недовольна своим миром? - Мотаю головой снизу вверх, подтверждая, что ничего против своего мира не имею. - Ну и что мне делать с созданными мирами? Складывать в стол? - Арсений брезгливо поморщился. - Я создаю миры, чтобы показать другим, как многообразна может быть вселенная. - Он действительно хотел, чтобы я поняла, осознаю против воли. - Дать возможность им очутиться в чужой шкуре, прожить сразу много жизней вместо одной... Те, кто читают о вас, наоборот, добавляют жизни, раскрашивают мир в цвета, до каких я не смог додуматься, - чужак дернул уголком рта, раздраженный тем, что мечет бисер перед свиньями. - Ты понимаешь? - он покосился на сиамку, уволакивающую тушку крольчонка с дорожки в траву.
   - А если бы твой мир кто-то продал, вместе с тобой, твоими близкими? - спросила я.
   Тишина предвечернего сада нарушалась только хрустом разгрызаемых костей и тихим урчанием кошки, доедавшей кролика. Исчезли из виду птицы, натерпевшись за сегодня страха. Не удивлюсь, если после пережитого они покинут остров. Даже бесстрашные ласточки, так любящие вечерами ловить насекомых и сновать туда-сюда, попрятались. И соловьи не поют. По преданию, фракийский царь Терей влюбился в сестру своей жены Прокны. Пленившись красотой Филомелы, он изнасиловал ее, отрезал ей язык и спрятал от людей. Филомела сумела передать своей сестре пеплос, в ткань которого она вплела тайное послание. Прокна разыскала сестру, убила Итиса, своего сына от Терея, накормив его мясом Тирея. И сестры убежали из дома. Узнавший обо всем Терей с топором кинулся их преследовать. Сестры взмолились богам о помощи и те превратили их в птиц: Прокна стала соловьем, Филомела ласточкой, Терей удодом (ястребом). С тех пор оставшаяся без языка ласточка только пищит и летает кругами в небесах. А Прокна оплакивает убитого сына, капли крови которого навсегда очернили ее оперение, от того пение соловья наполнено неизбывной грустью.
   - Не знаю, что бы я делал, - откровенно признался мужчина. - Поэтому промолчу. Могу теперь я задать вопросы?
   - Попробуй, - разрешаю ему, так как в голове у меня сейчас настоящее вавилонское столпотворение.
   - Как ты смогла затянуть меня в этот мир? - спросил тот, кого я звала Арсений.
   - Я? Ты переоцениваешь мои силы, - горько усмехаюсь. - Свалился в океан ты сам, без моей помощи точно. Мы с тобой встретились лишь у меня в доме. Забыл? - Во время разговора снимаю с пальца колечко и снова одеваю, чтобы снять. Нервы. - Я бы многое отдала, лишь бы не знать о твоем существовании.
   - Это был не я! - поморщился Творец. - Тогда это был герой... Ну, Кром, то есть для тебя Арсений. Я очутился здесь, когда ты спросила о маракуйях.
   - Так вас двое?! - Час от часу не лучше. Да что же за день сегодня такой? - А где второй? - спрашиваю его, после чего мы дружно посмотрели по сторонам, словно этот другой сейчас прятался где-то в зарослях малины и подленько хихикал, потирая руки, радуясь тому, что всех обманул.
   - Я один Арсений, - скривившись, как будто ему на язык высыпали ложку морской соли, выдавил чужак. - И Кром был один. Просто я послал его сюда... И ты дала ему мое имя. А потом вообще поменяла нас местами. Все так запуталось.
   - Из-за кого из вас я потеряла способность читать воспоминания? - тихо спросила я. Мне нужно было это знать. Очень.
   - Из-за меня, из-за меня, - раздраженно ответил чужак. - Но вот лично тебе это ничем не грозило, уж поверь.
   - Ха!!
   - Крому полагалось сместить Зевса, - уже тише продолжил он, - а твоя способность читать не только мысли, но и воспоминания помешала бы воплощению замысла, - Арсений выдавал каждое слово с таким трудом, будто в одиночку поднимал каменный блок на пирамиду. - В конце она бы к тебе вернулась: ведь ты должна была встать на сторону Крома, потому что терпеть не можешь Зевса, поработившего титанов, твоих собратьев, - не так уверенно как начал, закончил мужчина.
   - Лучше удобрение - дерьмо. Вот ты - хорошее удобрение, господин Творец Миров... Ни хрена ты обо мне не знаешь! - выругалась я. - А туда же лезешь - указывать, радугу тебе в зад! - я вскочила, нависла над ним. - Нэ, с Зевсом у нас не простые отношения, но против него я не пойду никогда, потому что вдоволь успела насмотреться на всевозможных мудаков у власти. Никто лучше него не удержит этот мир в равновесии, - говорю недоверчиво прищурившемуся Творцу. - Все слишком изменилось с тех времен, когда властвовали стихии и титаны. Сейчас миру нужна устойчивость, а не магические изменения по тысяче раз на дню. Хотя для чего я перед тобой распинаюсь?!
   - Но это был мой взгляд на мифы. С чего ты решила, что одна имеешь право на окончательные выводы? - возмутился мужчина. Скрипнувшие ремни кресла выдержали его молниеносный рывок, доставив пару унизительных мгновений.
   - С того, что для тебя это мифы, а для меня - моя жизнь, - отвечаю, сделав вид, что не заметила этого. - Какой Ты после этого Творец, если этого не понимаешь?
   Какое-то время мы молчали.
   - Арсений, тьфу ты, или как тебя там... - начала я, понимая, что дуться друг на друга, когда вокруг столько нерешенных проблем, просто глупо.
   - Меня на самом деле зовут Арсений. Воронов, - ворчливым голосом старого брюзги произнес мужчина, глядя мне куда-то за левое плечо. - Не стоит притворяться, будто ты не копалась в моей памяти со всей основательностью.
   - Плевала я на то, как тебя зовут. Куда делся тот, другой. Кром вроде? Он опасен? - выясняю масштаб катастрофы. Оказавшись в глубокой заднице, и мыслить начинаешь глубже.
   Зевс мне не простит, как пить дать, что я проморгала этого заговорщика. И будет прав. Зато с родственниками в Тартаре повидаюсь - почти десять тысяч лет с ними не виделась. Вот уж кто по мне по-настоящему соскучился, хотя те чувства, которые они сейчас ко мне испытывают, сложно будет назвать доброжелательными. Тюрьма не то место, где учатся прощению и пониманию.
   - Смотря куда он попал, - неохотно произнес Арсений. Мысль, что Кром где-то бродит сам по себе, его тоже не радовала.
   Логично.
   - Ты ведь лучше его знаешь? И где он может быть? - интересуюсь у Арсения, сложив на груди руки. Долетевший с моря соленый ветерок ласково коснулся кожи, напоминая о том, что настало время ежевечерних купаний, но расслабляться сейчас нельзя. - Убивает Зевса? Выпускает из Тартара злобные порождения Геи? Кормит персиками Афродиту, сидя на морском берегу? - Чужая мысль была очень осторожна, но я изловчилась ее перехватить. Даже Творцы попадают впросак, кто бы мог подумать? - Ты боишься, что он очутился в твоем собственном мире? Стал Творцом, а ты занял его место? - Я расхохоталась, но быстро оборвала смех, так резали ухо визгливые нотки, свидетельствующие о приближающейся истерике.
   - Не вижу повода для веселья. Если он уничтожит текст, - со второй попытки нашел объяснение слову, значения которого я не поняла и нахмурилась. - Ну, записанный на бумагу рассказ об этом мире. Мы исчезнем, - неохотно поделился опасениями Арсений. - И кто знает, когда возродимся. Если возродимся вообще. Наверное.
   - Но ты не уверен в этом.
   - После смерти поздно будет кулаками махать, тебе не кажется?
   - Ты что-то недоговариваешь.
   - Ты мне тоже не нравишься, - пробурчал мужчина. - Загляни в мою память. Но его нужно найти.
   - Я поищу его, - уступаю необходимости, - через память.
   Ледяной волной ароматов мириадов чужих воспоминаний накрывают меня с головой. Долго находиться здесь нельзя, иначе лишишься собственной памяти, и будет меньшая из твоих бед. Обычно я заходила сюда с относительно четким ориентиром (чьей-то личностью, указанием на время, других участников событий), чтобы сократить срок пребывания в зыбком и опасном, как болото, мире. Сейчас предстояло найти даже не бога, не человека, а неизвестно кого, имея на руках лишь обрывки мыслей и поступков.
   Воспоминания возникали в белом тумане плоскими картинками вокруг меня, я едва успевала вертеть головой, высматривая знакомые события. Если я найду цепочку памятных происшествий Арсения, то уже не составит труда выйти через нее к нему самому. Стремительные электрические угри - хищники этих мест - учуяли возможную добычу, но пока кружили в отдалении, примериваясь. По их черным, изгибающимся в тумане, обтекаемым телам время от времени пробегают искры.
   Легкие пощипывания кожи пока еще можно игнорировать - это пока высасываются из моей памяти свежие и наиболее яркие события, которые подбрасываю этому месту, отвлекая внимание от важных воспоминаний, делающих меня той, кто я есть. Каждое мгновение пребывания здесь, без возможности восстановления, поглощает частицы моей личности. Окружающие уже привыкли к тому, что я не помню многое из того, о чем они мне говорят, ссылаясь на какие-то вместе пережитые события. Поэтому просто вкратце их описывают, если я по какой-либо причине не желаю утруждать себя влезанием в их воспоминания.
   Оглядываюсь на угрей: двое затеяли драку, искры так и летят во все стороны, остальные заметно сократили между нами расстояние. Дальше уходить в туман опасно. Раз я не наткнулась на воспоминания Крома сразу, шансы наткнуться на них где-то там равны нулю - раньше себя потеряешь. Пронзительный информационный холод, который источает здесь все, уже начал глодать мои ноги и кончики пальцев, лишая чувствительности. Это - первое предупреждение. Иногда я задумывалась над тем, что будет, если однажды я не сумею вовремя уйти отсюда. Если меня не растерзают угри, что будет уже само по себе чудом, и если сразу не растворюсь в океане чужих воспоминаний, а, скажем, сумею выйти к вытекающей откуда-то из этих мест в аид Лете... И то, что останется от моей души, приведут к Аиду или Персефоне, чтобы они распылили это и засвидетельствовали факт моей безвозвратной кончины (даже пары Леты подчистую стирают память, навыки, рефлексы). Не слишком приятные перспективы.
   Но есть еще последняя возможность найти след чужака. Оглядев угрей и решив, что есть немного времени до их первой атаки - они пожирали израненных бойцов - обращаюсь к памяти Арсения, похожей здесь на клубок перепутанной завязанной узлами колючей проволоки, плюющиеся каплями кипящего масла. В центре клубка светится нить бусин разного размера, символизирующая собственно воспоминания. Бормоча ругательства, просовываю руку сквозь ряды проволоки, касаюсь ближайшей бусины - не то, детские воспоминания. Загораживаю лицо растопыренными пальцами другой руки от капель кипящего масла и наугад тыкаю в бусины. Ну не везет так не везет! У этого негодяя все воспоминания представляют собой тесное переплетение с воспоминаниями Крома, чтобы их разделить, нужно знать подробности жизней обоих с рождения по сегодняшний день. В противном случае, нужно будет потратить не одну жизнь, чтобы отделить одни от других, причем без всякой гарантии на успешный результат.
   Задумчиво разглядываю этот безумный клубок, примериваясь, за какую еще бусину взяться. Вдруг удача (теперь каждый раз вздрагиваю при произнесении этого слова) вернулась на мою сторону? Вон та зелено-желтая кажется не слишком настоящей... Внезапное сотрясение почвы лишило меня равновесия. Падение мое происходило так медленно, что мне удалось пересчитать все зубы в пастях подкравшихся ко мне сзади угрей. Их челюсти щелкнули, на волосок не достав моих шеи, локтя и щеки.
   - Ты там навсегда остаться решила, что ли? - раздраженно спросил лежащий рядом на боку мужчина, привязанный к креслу кожаными ремнями. Черная коса упала ему на лицо, закрыв один глаз, придавая довольно нелепый вид. - Так понравилось швыряться в его коротком прошлом?
   - А тебе какое дело? - огрызнулась я, осознав, что лежу на земле спиной, с ногами оставшимися на скамье. Каким образом оказалась в этой нелепой позе - непонятно.
   Упала??!
   - Ты его нашла или нет? - не отставал мужик, подозрительно вглядываясь в меня.
   - Кого? - морщась, принимаю вертикальное, относительно остальных предметов, положение в пространстве. Хитон безнадежно испорчен грязевыми разводами. В волосы набился мусор. Мрак.
   - Папу Римского! Крома, конечно! - он стал дергаться, пытаясь тоже встать, но сидение ему этого не позволило. - Помоги же мне, наконец!
   - Никого я там не встретила, - взмахом руки ставлю сидение с сердитым типом как положено. - Там одни зубастые угри и сплошной туман, - зло разглядываю свою одежду.
   - Развяжи меня, - потребовал он, дергая руками, на которых уже проступили кровавые ссадины от ремней. - Все затекло, пока тебя дождался.
   - Пусть тот, кто тебя связал, тот и развязывает, - движением плеч обновляю на себе хитон и украшения. Кажется, уже не первый раз за сегодня переодеваюсь? Критически оглядываю длинный ионийский белый хитон с богатым поясом, поправляю фибулы на плечах в виде крошечных щитов, серьги - маленькие свитки (последний писк моды) и черепаховые заколки, собравшие волосы в греческий узел. Вроде все было в порядке, но какая-то тревожность, гложущая что-то в области солнечного сплетения, вызывала досаду.
   Взгляд мужчины медленно поднялся от пурпурных ремешков сандалий, оплетающих мои (стройные) икры, вверх. Белый хитон, по швам сверху донизу украшенный широкой пурпурной вышивкой, подчеркивающий все достоинства тела, ему явно понравился. Особенно симметричные складки на груди, на которых он задержался подольше. К мужскому вниманию отношусь философски: лучше чтобы тебя оглядели, чем проглядели.
   - Стой! - донесся мне вслед его возмущенный вопль.
   Уже с долей раздражения оборачиваюсь. Наглость некоторых...
   - Ты вот так меня здесь бросишь?! - он прямо подпрыгнул вместо со своим сидением от одного только предположения, что такое возможно.
   - Я не вмешиваюсь в игры моих дочерей.
   - Какие дочери?! Хватит придуриваться! - взвыл тот и, еле-еле встав, как черепаха, только вместо панциря у него было сидение, заковылял ко мне. - Объяснись, тритон твою прабабушку!
   - Хочешь сказать, это я тебя?.. - задумчиво уточняю у него. Что-то в глубине души звякнуло, неуверенно соглашаясь. - Зачем мне это было нужно? - с удивлением разглядываю сидение работы Гефеста. Просто так на него я бы никого не посадила.
   - Она еще у меня спрашивает! Ты там и свои воспоминания оставила - что ли? - мужчина доковылял до меня и злобно зыркнул исподлобья снизу вверх, сгибаясь под весом своего капкана. Ножки сидения, торчащие в разные стороны, напоминали изготовившиеся к бою копья. - Эй! Ты меня вообще помнишь? - осведомился, ловя мой бегающий взгляд.
   - Такое не забудешь, а если забудешь, ты тут же о себе напомнишь, - проворчала я, после того как заглянула к нему в услужливо распахнутую память.
   - Не понимаю, для чего кому-то взбрело в голову создать женщин? - пробормотал Арсений, приняв сидячее положение. - Жили бы себе спокойно, размножались делением...
   - Ты не поверишь, сколько раз я спрашивала тоже самое у бога о мужчинах, - отвечаю ему сухо, глянув в золотисто-красное небо.
   Жара еще стоит, она немного спадет ночью, наберется сил и воспрянет утром. Вопрос лишь в том, кем я буду тем утром. На горизонте, между двумя покатыми вершинами начало садиться солнце. Алое солнце похоже на отполыхавший остывающий костер, доедающий последние ветки и вот-вот готовый превратиться в угли. Уставшие кони Гелиоса покорно бредут с ним к переправе, которая доставит их домой, на собственный остров. Вечерняя Звезда, как всегда, давно все приготовила и теперь нетерпеливо выглядывает из-за моря колесницу брата, плывущую на лодке.
   - Нашла Крома? - требовательно осведомился Творец. Пейзажи его сейчас интересовали в последнюю очередь.
   - Ты с ним слишком сжился. Искать его все равно, что искать тебя, - с досадой ответила я, пнув ногой камешек в кусты. Всегда неприятно признаваться в собственном бессилии.
   - ...! - выругался Арсений. - ... ... ...!!
   - Присоединяюсь, - мрачно говорю ему. - А что дальше?
   - В таком случае, развяжи меня и верни домой, - сказал он. - Я должен его остановить. Или узнать, что сошел с ума и лежу в психбольнице, - пробормотал менее уверенно.
   - И что ты сделаешь тогда? - смотрю на кусочки краснеющего моря меж зелеными кронами деревьев. Мнема куда-то убежала со своей добычей, решив, что справимся без нее.
   - Буду искать Крома, хотя это полный абсурд. Если же его нет, то...
   - Успокоишься и со спокойным сердцем продашь мой мир, - заканчиваю за него. - Если вообще не уничтожишь.
   - Ну что за упертая женщина? Ты бы и не знала ничего, если бы каким-то идиотским образом не вытащила меня сюда! А теперь еще Крома искать надо.
   - Если он и в самом деле куда-то подевался.
   - Правильно, куда легче свалить всю вину на меня. Это я так развлекаюсь, влипая в неприятности. Давай, продолжай!
   Наше молчание было набито, как мешок старьевщика, невысказанными вопросами.
   - Ты совершенно напрасно боишься, говорю тебе, - продолжил Арсений и был искренен, как может быть искренен лжец на краю могилы. - Тысячи людей пишут книги, то есть придумывают миры, и никто от этого не умирает. Не будет никакого вреда. - Ощутив же мое недоверие, спросил: - Что мне сделать, чтобы ты поверила?
   - Ты бывал в этих мирах? Проверял, что стало с их жителями? - спрашиваю у него, рассматривая ближайший розовый куст. Пчела деловито подлетела к раскрывающемуся бутону и скрылась в цветке. Гудение стало более низким и приглушенным.
   - Нет. Ты же знаешь, - Арсений шумно выдохнул. - Хорошо, что предлагаешь ты?
   Мы сейчас с ним как два барана на бревне над обрывом. Можно толкаться рогами до тех пор, пока кто-то один, или сразу оба не свалятся вниз. Можно уступить дорогу. А можно развернуться в ту сторону откуда каждый пришел, уйти подальше от этого проклятого бревна и никогда к нему не возвращаться.
   - Убирайся, - взмахом руки освобождаю его из плена кресла.
   Из дальнего угла сада донеслась робкая проба голоса соловья, готовящегося к вечернему выступлению. На душе стало немного легче. Ориентируюсь лишь на слух: вскочил, отпихнул кресло, растирает руки...
   - Как ты это делаешь? - раздраженно спросил у меня за спиной Арсений.
   Поворачиваюсь. Злой и взъерошенный, Творец стоял и, набычившись, смотрел на меня.
   - Что именно? - не поняла я.
   - Переносишься! - и, для лучшего понимания, наверное, изобразил витиеватый жест рукой. - У меня не получается.
   - Выходит само собой, надо лишь представить место, или того, к кому тебе нужно, - пожимаю плечами. - Никогда не задумывалась, как это выходит. Это как умение дышать.
   Он выругался, сплюнул. Начал мерить шагами поляну, теребя в руках косу.
   - Если не выходит, значит, у тебя нет такой способности, - говорю ему прописную истину. - Это бесполезно. Сейчас нет, но может появиться. Наверное.
   Арсений издал какой-то трудно определимый звук, развернувшись как разъяренный лев:
   - Так помоги мне! - и тут же, уловив, что приказной тон действует на меня с обратным результатом, снизошел до уговора: - Ты ведь мечтаешь от меня избавиться.
   - Мне это не под силу. Если кто и сможет, то это Зевс, - раздраженно расправляю на поясе и без того безукоризненные складки длинного хитона. - В его руках сосредоточена самая большая мощь здесь. - Я не упоминаю про титанов потому, что наша мощь непредсказуема как стихия: разрушать у нас получается лучше, чем созидать.
   - Так отведи меня к нему, - приказал Арсений. - Пожалуйста.
   Вот сейчас все брошу и отведу. Только за кандалами для нас сбегаю. Учитывая специфику нашего дела (уже "наше" дело стало, чтоб этому мерзавцу в аиде Тантала сменить!), о пожизненном заключении можно будет только мечтать. Что там сделали с последним покушавшимся на зевсов престол?
   - Забыл, кем являешься? - всем видом показываю абсурдность его желания. - Вот уж тебе обрадуется, сразу помогать кинется, не щадя живота своего...
   - Я не собираюсь составлять ему конкуренцию! - раздражено отмахнулся Арсений. - Скажи ему это. Ваши мелкие дела совершенно не занимают меня. Пусть только отправит меня...
   - Нэ, уж он тебя отправит, не сомневайся, - фыркнула я. - И меня заодно.
   - Бред какой-то! - всплеснул руками он, после чего добавил к своей фразе еще несколько матерных фраз, изрядно умиливших бы Деметру будь она здесь. Каждой богине плодородия мат слаще соловьиного пения, он для них как фраза на родном языке, услышанная на чужбине. Где еще так прямо и искренне пожелают плодиться и размножаться с самыми разными партнерами?
   - Давай придумаем пока тебе правдоподобную историю, - предлагаю ему. - Скоро мы уже встретимся с Зевсом и он пожелает узнать, кто же ты такой. И что мне ему надо будет говорить?
   - Но ведь это ты перенесла меня сюда!
   - Я сделала это неосознанно. Конечно, если условия повторятся, я смогу все повторить. Но вот ты знаешь все условия твоего переноса? Хотя в Тартаре у нас будет много времени, чтобы вспоминать.
   - Вот уж не знал, что ты такая пессимистка, - сказал Арсений. - Мне ты казалась другой. Если он до сих пор ничего не заподозрил и не произошло непоправимого...
   Едва эта фразы прозвучала, на душе отчаянно заскреблись кошки. Чрезмерно суеверной я не была, но имеются приметы, которые обязательно следует соблюдать. Например, нельзя, нельзя вслух говорить о хорошем, потому что очень легко его сглазить! Будто своими словами ты перевешиваешь чашу космических весов в противоположную сторону. Если же очень хочется что-то похвалить, тогда надо сразу после слов трижды плюнуть через левое плечо и постучать по дереву. В этом я суеверна не меньше Фи-Фи.
   - Чем занимались остальные, когда ты ушёл? - торопливо спрашиваю Арсения, которого уже поздно заставлять плевать через плечо.
   - Остались со сфингой дегустировать пиво. Вот уж кому точно нет дела до...
   Мне стало плохо: два ревнивых типа, намешанная выпивка и обожающие драки сфинкс, титанида и заноза в заднице по имени Гермес. Это всё равно, что оставить горящий факел у протекающей амфоры с маслом!
   Почему в доме так тихо?!
   От волнения забываю, что можно перенестись к гостям, и бегу к выходящей в сад двери своей спальни, подобрав мешающийся под ногами подол хитона. Следом за мной побежал что-то вопрошающий Арсений. Вихрем влетаем в дом. Удивленная Мнема подняла окровавленную мордочку от окровавленных подушек, где играла с внутренностями кролика и его головой с обгрызенным правым ухом. Я успела дернуть за дверное кольцо, торчащее из львиной пасти, распахивая дверь спальни - и чудовищной силы пенящаяся волна ворвалась в комнату. Спальня нереально быстро стала заполняться водой, превращаясь в гигантский аквариум. Растерявшись, я даже забыла, что не могу утонуть и попыталась плыть. Отчаянный плач Мнемы, барахтающейся рядом со мной и Арсением, терзал душу, хотя кошка была объектом полубожественным и тоже никак не могла утонуть.
   - Ты умеешь плавать? - прокричал мужчина, вытягивая шею и перебирая конечностями в мутной воде, где кроме нас почти под потолком плавали предметы интерьера из этой и соседних комнат. Часть воды начала выливаться в окно, но этого было не достаточно.
   - А сам как думаешь?! - отплёвываюсь от воды, пытаясь поймать испуганную кошку. Едва удерживая в руках эту маленькую фурию, безжалостно царапавшую мне руки и живот, выношу нас троих наружу.
   Мы шлёпнулись в маленькое болото, которым стала моя ухоженная лужайка. Чувствуя дискомфорт, вытаскиваю из-под себя сломанный куст герани и отбрасываю его прочь. Рядом беспорядочно валяются несколько подушек, баночки косметики, грязный ком тряпья (не представляю даже, что это) и половина кровати. Вокруг были разбросаны поломанная мебель, обломки статуй, перепачканные ткани. С нас текли грязные ручьи, волосы и одежда прилипли к телу, руки и ноги были измазаны землёй. Поднимаю глаза...
   - ОКЕАН!! - завопила я, увидев это непотребство.
   Мой красивый дом превратился в кошмарный водомёт, на подобии тех, что Гефест соорудил на Елисейских полях. В парках они смотрятся красиво, но жить в таком?.. Яростные струи воды били из всех щелей, которых вдруг оказалось невероятное количество. Можно подумать, я жила в куске сыра. Мой милый, красивый дом!..
   - Мнемосина... - осторожно позвал Арсений.
   - Посиди-ка тут, я только убью пару родственников и вернусь, - сдуваю со лба липнущую прядь и встаю со второй попытки - очень скользко. Сейчас мне не то, что море по колено - землю переверну без всякой там опоры!
   - Ты же не...
   Но я, распалившись как целое стадо огнедышащих быков, выкованных Гефестом для Ээта, уже стою перед парадной дверью. Из неё хлыщет поток, выносящий из дома остатки мебели, вещи и морских обитателей пополам с водорослями.
   - Вы!!! - мой вопль, на этот раз, достиг слуха тех, кому предназначался.
   - Матушка, - с радостью прожурчала вода, превратившись в благородного вида обнаженного мужа с прозрачной кожей, серебристыми волосами, перепончатыми пальцами и робкой улыбкой. - Мое почтение... - испуганный Ахелой (сын Океана и Тефиды, мой некоторым образом зять, от которого Терпсихора родила сирен) не договорил, шарахнувшись в сторону с моего пути. Выбор дочери я не одобряла ни тогда, ни позже, прекрасно зная о том, что Ахелой до сих пор любит Деяниру, жену Геракла, бой с которым проиграл. Но разве дочери когда-нибудь слушают матерей?
   - Скорее, пока они не поубивали друг друга! - ко мне бросилась сурового вида дева с длинными распущенными волосами, одетая в доспехи. - Родители никого не слушают. Вода вот-вот выйдет из-под контроля, - испуганно заявила Стикс, хватая меня за руку и пытаясь увлечь в дом за собой.
   - Не вмешивайся! - дорогу нам попытался преградить Инах, бог одноименной реки в Аргосе и аргосский царь, еще один сын Океана и Тефиды. У бедняги никогда не хватало ума выбрать сторону, которую стоит поддерживать в споре.
  
  
   По преданию, в споре Посейдона и Геры отдал предпочтение богине и построил ей в Аргосе храм. С тех пор разгневанный Посейдон каждое лето высушивает русло реки Инах, затем река пополняется дождями.
   - Вон из моего дома! - врываюсь внутрь, просочившись сквозь него.
   - Но... ма и па... мы только... я... - лепечет Истр где-то сзади.
   - Воо-оон!
   Дальнейшее шествие по дому напоминало чудотворство: где бы ни ступала моя покрытая засохшей глиной стопа, всюду вода превращалась в гомонящую деву или взволнованного юношу. Они что-то пытались мне втолковать, но я шла дальше и остановилась в центре внутреннего зала, возле алтаря. Вместо священного огня моего рода из него бил гигантский крутящийся водяной смерч.
   Пара молний в него - и всё заволокло горячим паром, словно в бане.
   - Вон-из-мо-его-до-ма, - цежу слова. - ВСЕ!
   - Никогда!.. Мама... Они...Да я его опресню сейчас... - донеслись голоса из пара. - Изменница! Папа... Дети... мы... Ты!
   - Тихо! - Пар застывает, если такое возможно вообще. - Слушайте сюда, - говорю таким тоном, что невозможно не слушать. - Тефия знала, что ты подслушиваешь, и наговорила глупостей специально, чтобы позлить тебя. Она тебя любит и верна, хоть и кокетничает с каждым столбом. Океан тебя любит и нестерпимо ревнует. Прекрати причинять ему боль. Все остальные - просто молчите. Всё?
   - Правда? - тихо спросила Тефия, принимая человеческий облик.
   - Любишь? - нежно спросил суровый Океан, обняв её.
   Их эмоциональные дети из солидарности приняли человеческий облик. Начали обниматься и танцевать. Кто-то запел. Лица у всех стали глупые и счастливые, что по сути одно и тоже.
   - А теперь, гости дорогие, начинайте готовиться к ремонту. - На меня устремились удивленные взгляды. - Вы меня правильно поняли. Дом похож на развалины Кносса - я здесь жить не могу и буду, - сразу предупреждаю их, прислушиваясь к зыбкой реальности. Знаю я эти непостоянных созданий: приплыли, покрушили и поминай, как звали, ищи пятую волну седьмого прилива!
   - Я тебя люблю, - Тефида чмокнула меня в щёку, сияя, как корона Гелиоса.
   - Мы не забудем, - важно кивнул Океан, положив руку мне на плечо. - Ты нас спасла.
   - Упаси меня небо от вашей любви, изверги, которая превратила мой дом в развалины! В следующий раз даже не вспоминайте о моём существовании, - говорю искренно, при всей любви к родичам.
   - Мы тебе лучший дом на свете отгрохаем! - энергично пообещала Тефия, а океаниды и боги рек закивали головами сверху вниз. - Охи, честное слово.
   - Не надо крайностей. Просто верните всё как было. И никакой воды, - предупреждаю её, зная размах творческой мысли сестры и стремление навязывать посторонним собственные взгляды.
   - Легко, - засмеялась она, после чего они все исчезли, оставив меня среди сохнущих водорослей, сотне ракушек, груд песка и поломанных вещей.
   Дом выглядит так, будто перенёс два цунами и три землетрясения одновременно, а не маленький родственный скандальчик. Остров затих, будто вымерло на нем все живое. Море цвета зеленого чая ошеломленно перекатывает волны слева направо и обратно, вжавшись в багровеющий горизонт. Я могу теперь беспрепятственно любоваться им через пролом в стене и выкорчеванные с корнем плодовые деревья.
   - Крута ты на расправу, - нарушил молчание стоящий за правым плечом Арсений.
   - Я посмотрю, что ты сделаешь с тем, кто испоганит твой дом, - поворачиваюсь к нему.
   Он взял под контроль все эмоции и выглядел совершенно спокойным.
   - Подумаешь, маленький бардачок, - слабо усмехнулся Арсений. Гиматий он снял, поскольку толку от этой мокрой тряпки не было никакого, и зачем-то держал в руках, оставшись в схенти. - Что ты на меня так смотришь?
   Машинально разглядывая его, понимаю, что не просто любуюсь физической красотой гармоничного тела, а любуюсь с пошлыми мыслями. Испытывать влечение к врагу еще куда не шло, но к Творцу?.. Откровение выскочило из-под земли, перепугав своим диким обликом, и вдобавок стукнуло меня дубиной по темечку. Не хватало влюбиться в Творца, чтобы сделать сегодняшний день полностью безумным, или самой лишиться остатков разума.
   - Ты Асклепия, Фи-Фи и Гермеса видел? - спрашиваю, заправляя подсыхающую прядь волос себе за ухо. Чувствую себя, как человек, проглотивший живого морского ежа: и переварить невозможно, и выплюнуть поздно.
   - На улице, живые. Асклепий откачивает Феникса - нахлебался воды, не успев взлететь. Слышишь, как гомонят эриннии?
   Действительно, теперь слышу, что на улице переругиваются Алекта, Тисофона и Мегера, пытаясь учить Аполлонида как ему следует лечить. Потом что-то рявкнула сфинга - рык у нее низкий, вибрирующий - и наступило затишье.
   - Хорошо, - смотрю через отверстие в потолке на темнеющее небо, готовящееся к появлению Нюкты. - Как тебе кажется, когда мне дом отстроят? Надо хоть приблизительно знать, сколько мне по чужим домам шляться.
   - Лучше взяться за это дело самой, - посоветовал мужчина. - Будто ты не знаешь свою сестру. К тому же, ты ведь давно хотела заняться перепланировкой дома.
   Разговаривать с тем, кто знает тебя лучше тебя самой, непривычно.
   - Допустим, - неохотно признаю его правоту. То, что он Творец не дает ему права залезать в мою душу и выискивать там...
   - Ты... - начал было говорить он, но я так и не узнала, о чем должна была пойти речь.
   На этот раз зов моего алтаря и не был собственно зовом. Некая неумолимая сила просто схватила меня за шкирку и бесцеремонно втащила в алтарь, я и пикнуть не успела.
   Безликая грязно-желтая комната была заставлена мигающими и гудящими ящиками, излучающими слабые магнитные волны. Мой алтарь (наконец-то отмытый и приведённый в пристойный вид) стоял в центре стеклянного герметичного куба, и я вместе с ним, соответственно.
   - Это она! - завопил гнусный потомок Андрона Рыжова, невежливо тыча в даму заусенчатым пальцем. Среднего роста, впалые щёки, немного горбится, сальные волосы, заношенная одежда, фанатичный огонёк в глазах. Учёный, только его мне для полного счастья не хватало. Да за что я привязана к этой семье?! - Она!
   Ему с удивлением и плотоядной радостью внимали толпившиеся рядом люди, в основном в военной форме, если я не ошиблась, а их автоматикусы в поте каркасов считывали мою суть, запертую для надёжности в магнитные поля.
   - Человек... - обратилась я к нему. По кубу пробежались искры.
   Смертные тут же заахали, забегали по комнате, припали к своим гудящим ящикам.
   - Молчать, пока я к тебе не обратился, - спесиво изрёк еще один потомок Андрона Рыжова. Создается ощущение, что они плодятся там как рыбы, икрой, и каждому рыжему мальчику обязательно сообщают обо мне. - Приготовься исполнять мои желания.
   - Я обязана явиться, не более, - объясняю ему, обдумывая, как нейтрализовать алтарь. Их поле меня не остановит, а вот забрать с собой алтарь будет проблематично. Уничтожить его - выше моих сил. Однако, ситуация.
   - Ты лжёшь! - побагровел он.
   Допустим, блефую. Не надо путать. Позвать на помощь некого - все мои знакомые потеряют тут силу, меня саму питает здесь сила алтаря, не более. Выходит, торчать мне тут пока камень не оскудеет (алчность же здешних людей, к сожалению, сродни танталовым мукам, так что грозит это удовольствие затянуться) или пока не явится кто-то из местных богов, не согласных с моим вмешательством в ход событий. Предполагая характер этих самых божеств, рискую предположить, что буду уничтожена.
   - Я ЖЕЛАЮ...
   Чего уж там ему возжелалось я опять не узнала - события происходят вокруг меня с такой скоростью - алтарь взорвался с яркой вспышкой, но совершенно бесшумно. Осколки, разбив куб, брызнули во все стороны, калеча людей и автоматикусы. Едва успеваю загородиться рукой от взрывной волны, плюхнувшись попой на алтарь. Раздались новые взрывы, повалил серый дым. Началась паника. Раздался мерзкий пронзительный вой, напоминающий вопль прищемившей хвост гарпии.
   - Госпожа! - одетый в белый хитон рыжеволосый молодой мужчина, с жезлом в руке, вырос передо мной. Высокий, поджарый, с очень подвижным, встревоженным лицом и проницательными глазами, истончающий сильный аромат магии.
   Инстинктивно отшатываюсь. Еще один?!
   - Андрон, что ты здесь делаешь, мерзавец? - спрашиваю своего непредсказуемого жреца, убедившись, что передо мной именно он - слезаю с алтаря. Осколки куба хрустят под ногами.
   - Я высчитал по звездам, что Тебе угрожает опасность, - пустился он в объяснения, сопровождаемые бурной жестикуляцией, посреди всеобщей паники и взрывов. К слову, ни люди, ни предметы не задевали его, что означало присутствие здесь лишь духа моего неугомонного служителя. - Ты не отвечала на наши молитвы в храмах, поэтому я отправился на поиски, - гордо заявил жрец, своей неуместной веселостью доказывая, что мужчины не взрослеют. Вырастают, игрушки находят покрупнее, но остаются детьми в душе. - И почти сразу нашел!
   Как мило.
   - С тобой все в порядке? - Рядом с ним, с очень недовольным лицом, появился Асклепий. Был он трезв и выглядел так, будто и не выпил в одиночку амфору крепчайшего вина - разве что мешки под глазами стали чуть больше. Но то и дело он морщился от взрывов и людских криков, оглядываясь по сторонам. Последним, кого я ожидала увидеть в очереди моих гипотетических спасителей, был Аполлонид.
   - Но тебя не оказалось там и мы устремились на поиски... - Андрона распирало от желания похвастаться собственной сообразительностью.
   - Ты идешь или остаёшься здесь? - голосом мужа, пол вечера прождавшего прихорашивавшуюся жену, раздражённо спросил Асклепий.
   - Как?.. - попыталась хоть у него выяснить подробности моего спасения. В способности жреца верилось мало. И даже если это его рук дело, то откуда здесь Асклепий? Тоже по звездам мою судьбу высчитывал на досуге?
   - Какая разница? - Асклепий нервно озирается - ну, это место и мне не по душе. Кто из смертных успел - разбежались, два живых кричащих факела метались по комнате, которую уже охватило пламя.
   - Никакой, - уверяю его.
   - Госпожа, ты уходишь? - расстроено спросил жрец, разочарованный коротким разговором. Бедняга старался развивать свои способности лишь для того, чтобы чаще общаться с богиней. И вот когда у него впервые получилось самому явиться к богине, а у нее не нашлось для него времени.
   - Нэ, плохое место, - оборачиваюсь на алтарь. Куда же его деть, будь он не ладен?!
   - Ты скоро? - шипит похлеще своей змеи с посоха Аполлонид. - Сейчас как местные нагрянут. Кто будет с ними разбираться? - он то и дело озирается, готовый к нападению сонма местных божеств.
   - Сейчас, не ной! - я закусила палец. Идея! - Андрон, ты можешь предмет отсюда забрать и перенести домой?
   - Большой? - наморщил лоб жрец, зачем-то измеряя меня взглядом.
   - Алтарь этот. Прямо сейчас.
   - Зачем тебе эта каменюка? - подскочил Асклепий. - Дома мало их?
   - Попробую, - Андрон обошел означенный предмет по кругу. - Ээх! - крякнув, попытался с ним встать. - Ууххх! - его замотало под тяжестью алтаря, закружило, поэтому я, осознав - сам не донесет, с большой радостью дала ему направляющий пинок в сторону дома. Реальность хищно разверзла отверстие, заглотив и жреца, и алтарь, и разочарованно чмокнула, когда поняла, что это все.
   - Орфей, живее! - скомандовал Асклепий. - Мы уходим.
   Я вздрогнула, услышав это имя. Темноволосый разбойник выскочил из огня, скорчив гримаску, ударяя по струнам подаренной отцом кифары. Мои уши не слышали ни звука, но механизмы разрушались. Малыш был одарен с рождения обоими родителями: от моей дочери Каллиопы взял талантливый голос (сейчас негодник хохотал, находя разрушение забавным), от Аполлона - владение всеми музыкальными инструментами. Его музыка одинаково легко созидала и разрушала в прах. К сожалению, чаще происходило второе, поэтому юный Деструктор больше жил у Латоны, имевшей опыт воспитания хулиганов, чем у меня и своей ветреной мамочки.
   - Что здесь делает мой внук?!!
   - Спасает твою хорошенькую за... блудшую душу! Орфей, мы уходим! - приказал лекарь, но мальчишка сделал вид, что оглох. Крушить и ломать ему было куда интереснее, чем сидеть дома и учить арифметику.
   - Он же ребенок!
   - Этому ребенку было видение. Это все отцовское наследие, - отрывисто бросил Асклепий, выискивая Орфея глазами. - Он пришел посоветоваться, я велел ему не вмешиваться, а он...еле успел за ним сюда. А тут ты, этот рыжий... Кто это вообще был?
   - Мой главный жрец. А если бы ты меньше заглядывался на чужих жен, то... то... - Асклепий выслушал бы от меня еще много чего о том, каково привлекать к спасению богинь малолетних единокровных братьев, если бы не навалившаяся усталость. Позже я обязательно...
   - Орфей, хочешь вспомнить... - Достаточно было произнести начало фразы, чтобы юный спасатель вырос около нас, всем видом выказывая послушание. Как же приятно иметь Силу! - Несносный ребенок, так тебе бывают видения? Почему я об этом первый раз слышу?
   - Бабууушкааа... - заныл он. - Ты ведь сразу заставила бы меня развивать дар, а тогда от него уже никакого веселья.
   - Все уже на месте? - сварливо осведомился сверху женский голос. - Можно уже лететь отсюда? Кто додумался дать этому чаду инструмент? У мальчика совершенно нет слуха.
   - Тисофона... - выдохнула я, увидев вышедшую из дыма эриннию, вытирающую рот крылом.
   - Что ты на меня так смотришь? Я по мирам не шляюсь туда-сюда, как некоторые! - перешел в наступление старший Аполлонид. - Вот и пришлось упрашивать эту...
   - Но-но! - эринния встрепенулась и с угрозой шагнула в его сторону. - Сейчас как оставлю здесь, будешь знать...
   Поскольку теперь ничто не мешало мне отсюда исчезнуть, я подхватила Асклепия под локоть, другой цапнула за шкирку Орфея, и увела всех нас прочь из этого мира. По дороге мы закинули Орфея домой к Лето, взяв с него слово не болтать о приключении. Бабуля как раз хватилась постреленка и была крайне озадачена, увидев внука в нашей компании. Пришлось соврать бедной женщине, что мы забирали мальчика для медицинского осмотра, который регулярно проходят члены нашей семьи. Латона несказанно удивилась и заявила, что тоже с некоторых пор входит в число членов нашей семьи, но её до сих пор никто не приглашал ни на какие медосмотры. Асклепий, после моего щипка, разразился пространственной речью о том, какое у меня необъятное количество родственников и как он вынужден работать внеурочно, чтобы они все были обследованы. Но вот сейчас у него образовалось маленькое окошко, и он обследовал мальчика, потому что посчитал, что такая пышущая здоровьем богиня, как Латона, просто не может нуждаться в услугах лекаря. Славословия в свой адрес она восприняла благосклонно и, тем не менее, выразила желание посетить Асклепия в одном из его храмов. Разумеется, он назначил ей встречу. Куда ему было деваться?
   После этого мы поспешили покинуть гостеприимную женщину, уже приготовившуюся поделиться с нами рассказом обо всех болячками, которые мучают её чуть ли не с рождения. По дороге у меня было время поразмышлять. Конечно, скорость, с какой было организовано мое спасение, грела мне душу, но не способ, каким оно было произведено. О таком спасении будет стыдно упомянуть не то что в семейной хронике, даже подруге на ухо. Непокорный жрец, ребенок и сердитый на весь мир лекарь, прилетевший на эриннии, играючи спасли одну глупую беспомощную богиню.
   По возвращении же меня ждали сразу два сюрприза. Вынести это незаслуженное счастье мне помогло то, что я была выжатой, как морская губка, и не способной на бурные эмоции. Иначе бы обязательно натворила каких-нибудь глупостей.
   Первый сюрприз состоял в том, что я очутилась не дома, а в пародии больного разума на Кносский Лабиринт. Таково был первое впечатление. Но потом я пожалела, что и в самом деле не оказалась в Лабиринте. На покрытой проплешинами зеленой равнине угнездилась гигантская помесь розового осьминога с пурпурно-крапчатым кальмаром, которая вращала многочисленными глазами, выдыхала клубы кедрового дыма и лениво перебирала восемью щупальцами. Увидишь такого во сне - набедренной повязкой не отмашешься.
   Асклепий в полголоса выругался, послав эту образину в места не столь отдалённые в тёплой компании из интимных заболеваний.
   - Что это? - вырвалось у меня. - Где мой дом?
   - Мерррзость! - прокомментировала Тисофона и взмыла вверх, несомненно отправившись на поиски сестер, чтобы узнать все подробности.
   - Похоже, что прямо перед тобой, - сплюнув, ответил бог врачевания. - Если бы мне кто из больных рассказал о таком - я бы, не задумываясь, объявил его сумасшедшим.
   Сделав над собой усилие, пытаюсь разглядеть эту тварь поподробнее. В "доме" - если это был таки дом - не было ни одной ровной линии длиннее спитама. Сначала показалось, что окон нет вообще, но они были изображены как рыбьи глаза и терялись на фоне розовых перламутровых "стен", оживлённых узором из рыбьих глаз. Понятия не имею, что должны были обозначать щупальца. Крыша отсутствовала вообще, как и двери, заходить (залетать?) в дом следовало сверху.
   Ошеломленный Гелиос развернул коней, в ужасе вздымавшихся на дыбы, разглядывая восьмое чудо света и мой дом в одном лице. О переправе он и думать забыл, едва увидал это чудовище. На другой половине неба застыла ладья Селены, запряжённая флегматичными чёрными быками, без конца жующими свою жвачку. Во-первых, Селене было не проехать на
   главный Звездный Путь из-за перегородившей дорогу колесницы Гелиоса. Во-вторых, богиня Луны была очень осторожной особой и предпочитала издалека знакомиться с подозрительными объектами. Звёзды, вытягивая шеи от любопытства, смотрели вниз, безбожно нарушая границы созвездий и обоих полушарий. Лунно-солнечно-звёздное затмение во всей красе наблюдавшееся над убожеством, которое когда-то было моим домом, придавало пейзажу неповторимую нотку безумия.
   Море просто застыло, брезгливо подобрав от берега свои чистые волны. Из воды высовывались рыбы и морские обитатели, которые тыкали пальцами и таращили глаза. Ни Арсения с Мнемой, ни Фи-Фи или Гермеса в окрестностях не наблюдалось.
   - Кажется, я от тебя что-то подхватил, - пробормотал Асклепий жалобно, прикладывая ко лбу ладонь. - Иначе чем ещё объяснить эти галлюцинации?
   Но был ещё сюрприз номер два.
   Оглушительное мычание красной нитью соединило два конца неба за один долгий миг. Заработавшее сегодня нервный срыв Эхо даже не пыталось его повторить, удалившись восстанавливать силы в горы. Бесчисленное стадо красных тучных коров (каждая в холке нашему лекарю как раз по макушку) и круторогих быков с мычанием слонялось по двору, с равнодушным видом пожирая всё то, что попадало им на язык. По крайней мере, это объясняло, как зеленая плодородная долина превратилась в голую пустыню.
   Чёрно-белый двухголовый пёс с лаем вылетел мне навстречу, вывернувшись из-за коровьих ног.
   - Стой, Орфо! - трёхголосый приказ заставил животное остановиться перед нами, вежливо вильнув хвостом. Если бы у меня было сердце - обязательно умерла бы от его остановки, не знаю как Асклепий. - Хороший мальчик! - к нему подошел шестирукий и шестиногий трехголовый великан в козьей шкуре на голое тело. Пара глаз с нежностью смотрела на собаку, две другие пары глаз уставились на нас. - Они тебя не обидели?
   - Кто этто? - тихо прошептал мне на ухо лекарь, судя по голосу готовый умереть на месте. Кто о чем, а вшивый о бане.
   *спитам - мера длины в половину локтя - 0,222 м
  
  
  
  
  

Хи, Пси - да сколько уже можно?!

- Как дела?

- Сказать честно?

- Да.

- А материться можно?

- Не стоит.

- Тогда хорошо.

  
   - Какое чудо! - Асклепий протянул руку, которая была вежливо издалека обнюхана двумя носами сразу. - Что это за порода? Кто его родители?- восторженно обратился он к возвышавшемуся над нами свирепому типу. - Вы хозяин?
   - Ну, - обронил великан. На всех трех его суровых, обветренных бородатых лицах проступало замешательство: обычно от его собаки шарахались, а тут...
   - Где вы его взяли? Ах, да он просто красавец, - затараторил лекарь, быстро глянув псу ростом с лошадь, застывшему у бедра хозяина, под брюхо. Собака сморщила нос и предупреждающе зарычала, оскалив верхние зубы. - Потрясающе, клянусь эгидой Зевса и его несварением желудка! Крупная, крепкая, мускулистая, - бормотал Асклепий, зачем-то принявшись описывать нам пса, как будто мы его не видели. - Характерное выражение морды внимательное, настороженное. Уши. Хм... Два правых уха высоко посажены, два левых висячие, треугольные, кончики направлены вперед, что в целом придает голове придавая асимметричный вид. - Я ни у кого не видел ничего подобного! - восторженно обернулся он ко мне. - Есть собаки с ушами стоячими, висячими, с обрезанными ушами, но это... ВЫ понимаете?! - не найдя в моем лице благодарного слушателя, Асклепий обратился к владельцу собаки.
   - Ну, - сказал тот и посмотрел на меня с некоторой мольбой, что придало ему весьма нелепый вид при его габаритах. Я бы на его месте просто стукнула кулаком надоеду по макушке, но раз он такой вежливый, пусть находит иной подход. - Эээ...
   - Грудь глубокая, конечности крепкие, мускулатура хорошо развита, - одобрительно продолжил Аполлонид. - Шерсть средней длины, блестящая, густая, с очесами на лапах, пышная на хвосте и внизу живота. Окрас: белый с черными островками. Чем вы его кормите? - требовательно осведомился у хозяина лекарь. - Многие рекомендуют кормить ячменным хлебом, покрошенным в молоко, отваром из костей и неразмельченными костями. Так же заслужили одобрения у некоторых пшеничный или ячменный хлеб и вода, или отвар жирной говядины. Но! - вскричал Асклепий, подняв указательный палец к небу, заставив нас подпрыгнуть от неожиданности. Пес басовито гавкнул в две глотки, попытавшись куснуть хулигана, но был удержан хозяином. - Как лекарь, я утверждаю, что лишь ячный хлеб в сыворотке дают собаке все необходимое для жизни. Кстати, в такую жару собаку - видите, как он тяжело поводит боками - надо поить вечером и утром (поскольку день дольше) яйцом, предварительно засунув его ей в пасть. Можно дать так же соленое сало. Так чем вы кормите его? Ух, красавец! - он попытался прощупать шкуру собаке и едва успел отдернуть руку от клацнувших зубов. Вольности этот грозный страж позволял лишь своим, готовый преследовать любого, кто осмелится покуситься то, что он считал своим. - Кстати, как зовут...
   - Мой брат Гиперион, - кисло объясняю ему. Было очень неудобно задирать вверх голову, чтобы разговаривать с ним.
   Если честно, то Гиперион - собирательное имя для тройняшек-титанов. Все трое с детства были настолько неразлучны, что воспринимались нами и родителями как одно существо, а потом как-то незаметно и стали этим самым существом. Наша сестра Тейя, недолго думая, окрутила их оптом, но чем ее очаровали эти три молчуна, так и осталось для всех нас загадкой.
   - Очень приятно, - Асклепий кивнул гиганту в шкурах и мехах, не сводя завороженных глаз с двухголовой собаки.- Но я спрашивал кличку собаки.
   - Орфо он, - Гиперион ласково почесал любимца за ухом средней левой рукой.
   - Я так понимаю, что это кобель? Чудесно. А особь женского пола у вас есть? То есть как? А как же вы собираетесь иметь от него щенков? - с возмущением воскликнул лекарь, подняв голову вверх, откуда на него в растерянности смотрели три головы. Двухголовый пёс, почувствовав, что хозяин нуждается в защите, зарычал на Асклепия.
   - А зачем мне щенки? - пророкотали два голоса с долей любопытства. Чтобы лучше видеть собеседника, Гиперион даже присел на корточки.
   - Чтобы это уникальное собрание собачьих черт не пропало, конечно. Меня просто поражает ваша безответственность. Цербер от Аида ему не родственник? - Асклепий нахмурил брови. - Конечно, разное количество голов, и хвосты - у Цербера-то вместо хвоста ядовитая змея, а у него обычный собачий, - но я отмечаю некоторое сходство. Взять этот постав острых ушей...
   - Брат единоутробный. Ехидна их родила от меня, - ответил титан, грубовато потрепав ткнувшегося ему мордами в нижнюю левую руку пса.
   - Брат... - Аполлонид растерянно посмотрел на пса в кожаном ошейнике, который с внешней стороны был утыкан гвоздями, а с внутренней, по обыкновению, обтянут мягкой кожей. Затем посмотрел на моего шестиногого и шестирукого братца, на три его головы. - А дети у него есть?
   - Ну, Эхидна от Орфо родила Немейского льва.
   - То есть живых потомков от него все-таки нет? - сделал из этого свой вывод Асклепий, в задумчивости снова сделав попытку ощупать стати Орфо. Мы дернули к себе одновременно: я - лекаришку, Гиперион - Орфо. Четыре челюсти клацнули в воздухе, так и не сумев откусить голову Асклепию.
   Злоба и свирепость брата Цербера при охране стада, в свое время, чуть не стоила Гераклу десятого подвига, куда уж тут Асклепию. После титаномахии Гиперион с Тейей поселились на Эрифии, выбрав остров на западном краю мира, за Океаном, занялись скотоводством. Эврисфей, ломавший голову над тем как доконать этого на редкость живучего человека, услышав про роскошное стадо титанов (до сих пор все уверены, что это Гелиос пустил слух по миру), тут же послал Геракла за коровами Гериона. Но добыть коров сын Зевса не сумел, спасовав перед Орфо. А тут еще на лай прибежали пастухи герионовых стад во главе с Эвритионом и так намяли вору бока, как ему и не снилось в страшном сне. И если бы не помощь Афины, сын Зевса вернулся бы с пустыми руками. Явившись победителю Немейского льва, она напомнила, что этих самых коров Гериона никто, кто Гелиоса, не видел. Геракла глубины ее мысли не понял. Пришлось ей растолковывать, что Эврисфею можно пригнать любое стадо коров, назвав их герионовским - все равно Гиперион об этом не узнает, сидя на своем острове. Воспрявший духом убийца Керинейской лани тут же отправился собирать стадо. Сицилия, Фракия, почти все побережье Ионийского моря подверглись принудительному изыманию коров из местных стад. Набрав достаточное, по его мнению количество голов, победитель Эриманфского вепря гордо привел их в Арголиду, где тех почти сразу Эврисфей принес в жертву волоокой Гере. А Геракл в подробностях рассказывал всем как похитил коров Гериона, как убивал стражей герионовых стад, защищавших добро, пастуха Эвритиона и чудовищного пса Орфа, а затем и самого Гериона. На его счастье, Гиперион действительно ничего так и не узнал об этом подвиге.
   - Выходит. Живых нет, - растерялся братец, никогда не задумывавшийся на эту тему. Подобной настырности в изучении родословной его собаки и сына еще никто не проявлял. - А тебе какое дело? - нерешительно спросил он у настойчивого собеседника, расправлявшего гиматий. Две другие головы Гипериона косились в мою сторону, ища поддержки: не смотря на грозность вида, он был очень стеснительным
   - Чем он занимается? Пастух? Сторож? - спросил Аполлонид, выступив вперед.
   - Эээ... вроде того...
   - Преступление - утерять его рабочие и... - Орфо зарычал, прижав уши и демонстрируя четыре ряда жемчужно-белых зубов. - Душевные качества, - не так уверенно закончил лекарь. - Женить его надо, - Асклепий прищурившись посмотрел на Орфо, тот попятился, сел хозяину на правые ноги и заскулил на три голоса, свесив уши. Бедняга так привык, что все его боятся, что просто не знал как себя вести сейчас. - Предлагаю все же в будущих пометах, то есть у детей его, заняться уменьшением роста - это существенно увеличит круг возможных покупателей... Э-э, приемных родителей? - Возвышающийся над лекарем на рост среднего человека пес пустил длинную тягучую слюну, которая выжигала в земле дыры, и тонко скулил-свистел, отказываясь делать пометы. - И со слюной нужно что-то делать. Она ведь ядовитая?
   - Эээ... - сказал Гиперион и жалобно посмотрел на меня. Кажется, он пока не готов был становиться заводчиком новой породы и дедушкой.
   - Мууууууууу, - громогласно и протяжно разнеслось над округой мычание сотен коров, которые вдруг материализовались сюда из ниоткуда.
   - Гииип!!! - перебиваю лекаря на полуслове.
   - Ну чего ты сразу кричишь? - возмутился братец, повернувшись ко мне спиной и оглядывая рыжее море коровьих спин и черных рогатых голов. - Орфо, пасти! - скомандовал он, и пес стрелой умчался вперед, с лаем с разбегу нырнув в море парнокопытных ног. Море заволновалось, мычание приобрело угрожающее звучание.
   - Гип, что это? - процедила я, обводя рукой коровье царство вокруг нас. Помимо двух сотен коров всех оттенков рыжей мастей я приметила шесть коз, козла и четырех овец. Чудовище, в которое превратился мой дом, и бескрайнее рыжее море, в котором нырял Орфо, с заливистым лаем возвращая отбившуюся скотину, лишили меня сил. Созвездия и небесные светила восторженно переговаривались, тыча пальцами вниз.
   - А что такое, Мися? - искренне удивился Гиперион всеми тремя лицами сразу, которые соизволил ко мне повернуть от коров.
   - Мися? - переспросил Асклепий и подавился смешком, когда я резанула его убийственным взглядом.
   Ненавижу это детское прозвище!
   - Коровы, - намекнула я тугодуму-братцу, повторно обведя рукой двор, где яблоку некуда было упасть. Лишь вокруг нас было небольшое кольцо свободной земли, а дальше - от земли до неба - были исключительно хвосты, круторогие головы с лиловыми глазами, тучные бока, острые копыта, телята, быки, телки, бычки...
   - Конечно, коровы, - с удовольствием закивали три лохматые головы. С коровами он провел большую часть жизни и говорить о них мог бесконечно, примерно, как Асклепий о собаках. - Ну не свиньи же, - и засмеялся на три голоса.
   - Почему они здесь? У меня?!
   - Чтобы ты присмотрела за ними, - шесть рук доверительно похлопали меня по плечам, голове, спине, - конечно.
   - Ты с лавра рухнул, что ли, Гип? Я коров всю жизнь только издалека и видела, на жертвенниках и в полях, и не собираюсь...
   - Зря. Надо знать ремесло предков, - с укором покачал левой головой братец. Две другие головы ограничились укоризненными взглядами и снова обернулись к стаду, которое начало пастись, если мне не изменило зрение.
   Что? Какие еще предки? Он там молока закисшего перепил на своем пастбище, что ли?
   - Не знаю как твои, а мои точно никогда не...
   - Я даю тебе отличный шанс вернуться к нашим корням, - перебил меня Гиперион с твёрдой уверенностью, что только что осчастливил меня до конца дней. - И получить замечательное ремесло. Не всегда же ты будешь богиней, а с коровами не пропадешь никогда.
   Лучше бы я осталась в том кубе с чокнутым учёным. Сидела бы тихонько на теплом алтаре, желания выполняла...
   - Действительно, - поддакнул натянутым голосом Асклепий. - Из тебя бы вышла прекрасная пастушка. Так и вижу тебя с кнутом в руке.
   Стадо меж тем явно приготовилось осесть здесь. Многие коровы легли, пережевывая жвачку. В нескольких местах мерились силами телята, проверяя крепость своих лбов. В отдалении раздалось протяжное мычание вошедшей в охоту коровы.
   - Даже не мечтай, Гиперион, - отрезала я. Это же надо такое придумать. Я - пасу коров. Да скорее небо с землей местами поменяются! - Их же тут тысяча, нашел дуру.
   - Всего-то триста тридцать три головы, ну и малость коз и овец, - возразил он обиженно. - Не хочу хвастаться, но мне животных даже пересчитывать нет надобности. Гляну на них - и сразу пойму, все на месте али нет. - Вон, видишь ту рыже-белую? - обратил он мое внимание на круторогую буренку, недобро поглядывающую на меня. - Это корова-разведчик. Всегда в голове идет. Есть и шустрые, и ленивые - все, как у нас. Есть такие, что любят показать свой характер или побыть в одиночестве. Убежит такая корова в лес и пасется там одна на приволье, а через несколько часов, нагулявшись, возвращается. Вон та, - ткнул пальцем в гнедую коровищу, - сбежала недавно. Искали, искали ее - с ног сбились. А она через седмицу является - теленка родила. И теленок этот какой дикий - страсть, еле приманили.
  
   Недоверчиво кошусь на безликое рыжее стадо. Никогда бы всех не упомнила! Для меня все коровы на одну морду. Так, не отвлекаться, он просто зубы заговаривает.
   - Забирай своих тёлок и... - Тут я увидела, как в пасти приблудившейся к нам коровы исчезают ножка моей кровати. - Она съела мою кровать!
   - Не беспокойся - ей не повредит, - отмахнулся названый братец, с нежностью глядя на пережевывающую жвачку корову, в чьих темно-синих глазах плескался равнодушный космос. - Мои красавицы всеядны - всё-таки дети Хаоса. - Корова сделала глотательное движение, потом громко срыгнула и начала щипать траву под ногами.
   - Зато мне повредит! - завопила я. - Прикажи им не жрать мои вещи!
   - Шутишь? Я Орфо-то еле выучил командам, где уж мне выдрессировать целое стадо коров. А вот ты как раз можешь заняться этим, - с удовольствием глядя, как коровы превращают двор и его окрестности в голую пустыню, Гиперион умильно вздохнул.
   - Они мне всё тут уничтожат! - Мне стало плохо при одной мысли о приблизительной сумме того, во сколько мне обойдётся реставрация острова. - Кыш! Кыш!
   Бока у коров были упругие - иголку не воткнешь, и после каждого тычка в чей-нибудь бок я неизменно отлетала назад. После десятка жалких попыток привлечь к себе внимание коров, я обессилено застыла на месте, готовая визжать, плеваться и по-детски топать ногами. Жвачные твари методично передвигались по двору, кто-то из них лег, пережевывая жвачку, - ни до чего другого им не было дела.
   - Не думаю, что уничтожат, - брат почесал три затылка одновременно. - Мой остров маленький, но зелёный.
   - Твой остров магический, болван! - Отрикошетив от последнего тёплого коровьего бока, я влетела в него.
   - Они тебя не замечают, - ласково помог мне встать с земли братец. - Тут льняной кнут нужен. Кнут - главный инструмент пастуха. У него свой язык, к нему мои коровки и привыкли. Бросится какая-нибудь рогуля в сторону - хлопнешь три раза. Это значит: "Назад, дорогая!" Она и поворачивает. Можно вместо кнута и рожком пользоваться, но у меня рожка нет. А кнут сейчас тебе...
   - Оэу, Зина! - Персефона, моя соседка справа, приближаясь, махала рукой. Над ней с чириканьем вились птички. Следом семенила угрюмого вида старуха-рабыня в темно-синем плаще, ворчливо разгоняющая птиц, если те опускались слишком низко. Коровы торопливо освобождали им дорогу, но смыкались за их спинами. - Решила сменить обстановку? Или поменять ремесло? - За ней пустыня, в которую коровы превратили двор и сад, покрывалась волшебным цветущим зеленым ковром. Из земли полезли ростки, которые на глазах превращались в кусты, деревья и цветочные поляны. Весеннее благоухание разлилось в воздухе.
   В свое время это был уютный необитаемый остров. Жить на прежнем месте уже не казалось мне безопасным, несмотря на выданную Зевсом охрану от любопытных смертных, поэтому я очень обрадовалась, когда нашла для себя и моих любимых дочек новый дом. Это место показалось мне подходящим, и мы переселились из окрестностей Олимпа на земной островок. Уже на месте выяснилось: этот остров был местом гуляний юной Персефоны и её подружек. Брак с Аидом некоторое время не позволял ей появляться на земле (тогда никто даже и представить не мог, что она вернется) и остров заняла Афродита со своими пиратами. Когда же мольбы Деметры достали Зевса и ветреной богине весны и плодородия разрешили на полгода появляться на земле, Персефона так этому обрадовалась, что первое время просто носилась по земле и небу. Потом вернулась к своей матери, но они с Деметрой не сошлись характерами, доказывая друг другу, кто такой Аид на самом деле, и Персефона начала подыскивать себе собственный дом.
   На мою беду, шумная дочь Деметры и Зевса вспомнила про этот остров, и у меня неожиданно появилась соседка. Рабы из аида быстро отгрохали на другой половине острова немного мрачноватый дворец из черно-белого мрамора, украшенный по периметру зверскими скульптурами, который, слава небу, быстро зарос виноградом и плющом. Счастливая богиня так радовалась жизни на земле, в собственном доме, что её не смущали ни каменные чудовища, ни живые (Аид доверял, но не слепо, своей юной красивой жене), находящиеся на территории. Чего не скажешь обо мне и моих гостях, иногда случайно забредавших в чужие владения.
   Соседка Персефона хорошая, но шумная. Полгода жизни вне светских развлечений побуждают её отрываться в другую половину на всю катушку. Громкая музыка, бесконечные пиры, сумасшедшее цветение и плодоношение всего в округе, начиная сорняками и заканчивая легкомысленными нимфами, рожающими как мыши, то есть часто и помногу. Подобное утомит кого хочешь, в конце концов. Конечно, со временем Персефона поумерила свой пыл и сократила количество пиров-гостей, но её неуемное жизнелюбие порою просто выводило меня из себя. Но мне до сих пор иногда хочется, чтобы Аид однажды не выпустил ее из гинекея. Подумаешь, без весны и урожая обойдёмся, людей новых сделаем, способных питаться солнечной энергией.
   Насколько мне известно, Аид бывал здесь дважды в год, когда забирал и привозил Персефону. Мы с ним здоровались при встречах, но не более - отношения из соседских в дружеские так и не переросли. Каюсь, в свое время я опасалась, что Аиду может понравиться одна из моих девочек - многоженство у нас не запрещено, благодаря Зевсу. Но потом поняла, что его любовь к собственной жене заслуживает чисто женской зависти и уважения.
   - Вот, прекрасная дева меня поддерживает, - закивал Гиперион. Во время титаномахии Персефона была совсем крошкой и Деметра прятала ее от всех. Живя вне цивилизации, Гиперион почти никого не знал из богов третьего поколения.
   Комплимент дева оценила, заулыбалась, кокетливо поправляя венок на черных вьющихся волосах. Почти прозрачный, розовый гиматий ей удивительно шел, подчеркивая вышивкой красоту босых ног и высокой груди. Бледная кожа уже начала покрываться золотистым загаром, губы заалели, а щечки зарумянились. Ее светло-голубые, как васильки на пашне, лучились удовольствием. Красные гранаты в серьгах и ожерелье (наверняка подарок мужа) мягко светились в рассеянном свете уходящего солнца и восходящей луны. Старуха рабыня с изборожденным морщинами лицом неодобрительно поджимала тонкие губы, разглядывая, как все вокруг зеленеет и цветет. Чем таким Персефона досадила мужу, что к ней приставили эту сушеную ящерицу?
   - Привет тебе, Асклепий, - Персефона улыбнулась богу. - Как поживаешь?
   - Лучше всех. Разве не видно? - отозвался он с кислым видом. После встречи с Тефией он решил быть осторожнее с замужними красавицами.
   - Мнемозина... Я не специально, - богиня прижала ко рту ладошки, увидев нечто, считающееся моим домом. - Оно само как-то. Я сейчас все исправлю...
   - Не бери в голову, - небрежно отвечаю, радуясь, что все разрешилось само собой. Потом надо будет только прополоть сорняки и лишние растения на территории, а так очень даже неплохо получилось все. - Это не твоя вина, а вот сад просто великолепен. - Персефона недоверчиво кивнула, с трудом оторвав взор от шедевра чьих-то ночных кошмаров. - За него огромное спасибо.
   Коровы, по-моему, даже не заметили, что что-то изменилось. В том же медленном и убийственном ритме они продолжили поедать появившиеся зелень, камни, песок...
   - Где такая красавица пряталась, когда я был холостым? - грубовато продолжил титан, распушив хвост перед Персефоной. Асклепий посмотрел на него со страдальческим лицом и отвернулся, наученный горьким опытом.
   - В аиде, - пролепетала та, опустив ресницы, - наверное.
   Мужское внимание она ценила. В присутствии Аида мало кто позволял себе отпускать ей комплименты, и в аиде душам не до комплиментов, пусть и жене владыки царства мертвых. Изредка забредающие герои, вроде Геракла или Орфея, и те спешили поскорее уйти.
   - Что? Кто осмелился заточить само очарование весны в могильную тьму?! - возмутился он. Верный Орф тут же вырос рядом с ним, обнюхал Персефону и умильно завилял хвостом, чем привел ее в совершенный восторг.
   - Хороший мальчик, хороший, - она протянула к псу руку, и тот немедленно развалился перед ней на спине, прося почесать живот. Обе пасти, из которых свешивались синие языки, откровенно улыбались, предвкушая, как славная богиня будет его нежить. Цербер рассказывал ему о том, какая она нежная. - Хочешь, чтобы я почесала тебе животик? - Персефона присела на корточки. - Ах ты мой красавчик! Церберу тоже нравится, когда я ему чешу...
   - Церберу? - переспросил Гиперион с недоумением.
   - Аид, правда, ворчит, что я могу испортить собаку, но он такой милый бывает: вывалит три языка, глаза закатит, змеи на хвосте вьются кольцами. Я даже научила его стоять на задних лапках за косточку!
   Асклепий с ужасом слушал, представив себе, эту картину.
   - Так ты... А кто ты? - догадался спросить Гиперион.
   - Персефона. А ты? - хлопнула коровьими ресницами богиня, вставая с корточек. Разочарованный Орф заскулил, молотя двумя хвостами по земле.
   Асклепий закатил к небу глаза. Тварь, изображавшая дом, - я задрала голову - раздавала автографы, загадочно помахивая в воздухе длинными щупальцами с черными присосками. А коровы всё жевали, жевали, жевали. Они были везде! Но в присутствии Персефоны земля заново покрывалась травой, которую снова съедали равнодушные коровы.
   Закрываю глаза, чтобы найти в себе хоть немного спокойствия. В левом ухе зазвенело, отдаваясь в зубы. Отлично. Начинаю пробираться вперед, пропихиваясь меж тёплых, упругих, коровьих боков. От обилия красного рябит в глазах - как будто вокруг выросли четыре тысячи гигантских маков. Вот и крыльцо - три массивные ступени остались без изменений. Ощущение, что пешком взобралась на все горы Ойкумены.
   - Тефия! Я знаю, что ты здесь, - кричу в дом: внутри меня не заставят зайти даже под угрозой развоплощения. - Выходи!
   Лучащаяся самодовольством титанида возникла справа от меня, одетая в нечто белое, унизанное черными жемчужинами. То, что было белого цвета, оказалось её кожей. Сочные синие, оранжевые и жёлтые и полосы на её теле, не говоря уж о растущих из тела жемчужинах, лишили меня на некоторое время речи. Этой раскраске позавидовали бы самые красочные их южных рыбок, а Ирида так вообще бы умерла от зависти. А я думала, что уже ничем меня не удивишь...
   - Понравилось?! - с восторгом обратилась Тефия ко мне. Она даже покрутилась на месте, чтобы я смогла разглядеть это со всех сторон.
   - Ээ... угу, - промычала я, с трудом оторвавшись от мысли, а где еще у нее выросли жемчужины? Отмахнувшись от диких мыслей, спрашиваю: - Кальмар? - и киваю на Тварь, чьи щупальца свисали теперь до земли. Не знаю, чего они хотели, но вид у них был угрожающий.
   - Угу. Модерн. Высший уровень, - важно закивала Тефия сверху вниз.
   - Кальмар, Тефия?!
   - Не понравилось? - удовольствие начало медленно стекать с её лица. Даже яркость телесных красок побледнела. Несколько черных жемчужин побольше упали на землю.
   - Я не буду жить в кальмаре!!!
   - Но он же только выглядит как кальмар, - вступилась за свое детище титанида. - Внутри это обычный дом, почти твой. Я просто немного его расширила - нельзя ютиться в такой ракушке. Это было просто вредно для вашего с девочками здоровья!
   - Я от спальни до мегарона буду идти... плыть полдня!
   - Не преувеличивай, - ответила Тефида, но немного призадумалась, припоминая масштаб строения. - Зато ничего подобного нет ни у кого в мире, - гордо привела аргумент она через некоторое время.
   - Не сомневаюсь даже.
   - Ты серая, скучная, ординарная обывательница, - рассердилась сестрица. - Такие как ты живут всю жизнь в одном интерьере, носят грудные повязки, чтобы никто не догадался, что у них есть грудь, и даже любовью занимаются в одной позе!
   Я изумленно слушала эту ахинею.
   - Посейдон умолял меня построить такой - у мальчика так быстро увеличивается семья! - едва увидел эскизы. Но я хотела лучше отдать моей сестре. Даже черепаху, на чьем панцире был нацарапан план постройки, превратила в кита, чтобы никто больше не имел такого шедевра. А ты! - разбушевалась не на шутку Тефия. Я даже о собственном гневе забыла, заслушавшись её.
   - Отдай это сокровище Посейдону, - предлагаю ей, - а мне... Кто, ты говоришь, строил? - сосредоточиться на разговоре было сложно, потому что в глазах рябило от дрожания солнечных и лунных бликов на стенах моего колыхающегося "дома".
   - Как ты и хотела, мы собрались всей семьей. Ну, не совсем всей. Ты же понимаешь, как сложно собрать наших в одно время и в одном месте...
   - То есть на архитекторе сэкономили?
   - Тебе не понравилось, - обиженно заявила она. - Я так и знала. Тебе никогда не угодишь.
   - Очень понравилось, но наш астином Гермес... Ты помнишь, кто такие астиномы? - на всякий случай уточняю у неё. В голове у моей сестрицы понятия часто подмениваются одно другим, в лучшем случае.
   - Помню: те, кто следят за порядком и чистотой в районе, - буркнула титанида.
   - В том числе и за возводимыми зданиями. Так вот, Гермес - ярый сторонник классики. - В качестве доказательства указываю на виднеющийся на дальнем восточном холме дом Персефоны. Он густо зарос виноградом, так что кошмарных статуй не видно, как и мрачных каменных глыб, из которых он построен. Издалека же видны лишь его классические пропорции. - И не позволит нарушать гармонию.
   - Мне он не показался за завтраком таким уж консерватором, - усомнилась Тефида.
   - Подожди, сейчас он явится сюда и сам тебе всё выскажет, - предупреждаю сестрицу. - Кстати, где он?
   - Его Зевс вызвал.
   - Вот когда он вернется от Зевса, то можешь сама у него спросить. Но сначала хочу спросить: ты слышала, что он сделал с архитектором Кадмом за то, что тот построил дом в три этажа?
   - Кадм, который основал Фивы и потом превратился в дракона? - нахмурила лобик сестренка, вспоминая историю. В истории она умела только влипать, не утруждая себя запоминанием чужих историй.
   - Другой Кадм. Видишь, никто теперь даже не помнит о его существовании. А он тоже все любил повторять "модерн", "вы ничего не смыслите в искусстве", - вру без зазрения совести, пользуясь тем, что я богиня Памяти и помню все на свете, как считают окружающие.
   - То есть перестраивать? - убитым голосом спросила Тефия.
   Тварь колыхала щупальцами и булькала, то ли разделяя чувства своей создательницы, то ли просто собиралась лопнуть, как обпившаяся воды рыба-луна.
   - Просто верни всё как было, милая.
   - Уверена? Больше у меня такого вдохновения не будет. И черепаху мне ту не найти.
   Неужели я здесь единственное здравомыслящее существо?
   - Отправляй это Посейдону, а мне возведи правильный, классический дом, дорогая. Ты справишься, раз уж смогла сотворить, - против воли киваю на кальмара, - это.
   Особо пронзительное мычание заставило Тефиду, наконец, узреть разгул герионовых коров, оккупировавших территорию.
   - Это что - коровы? - растерянно уточнила она у меня, глядя на красное стадо, заполнившее собой землю отсюда и до самого горизонта. Вновь раздалось мычание.
   - Именно. Хочешь молочка? - сладко спросила я у нее.
   - С каких пор у тебя в хозяйстве коровы? Ты занялась скотоводством? Их тоже учитывать при строительстве? - градом посыпались из нее вопросы.
   - Коровы Гипериона, - устало отвечаю ей, массируя виски. Куда перед самым закатом испарился Асклепий? С него станется сбежать в самый ответственный момент и бросить нас со сфингой. Как назло еще Фи-Фи отказывается поддерживать мыслеконтакт.
   - Точно! А я смотрю и не пойму, кого они мне напоминают! - обрадовалась она, завертев головой по сторонам. Не заметить этого великана мог только кто-то очень рассеянный. - А чего это он заявился? Это Персефона? - уже не таким радостным тоном осведомилась она. - Ее-то кто звал?
   Гиперион - на расстоянии в восемьдесят коров от нас - что-то увлеченно рассказывал Персефоне, сидящей на верхушке яблони и эротично поедавшей гранат. Со стороны казалось, что между ними что возникло и сдерживает двоих лишь присутствие старой рабыни в темно-синем плаще: она нахохлившейся вороной сидела под деревом и вращала маленькое веретено. Но для преисполнившихся надеждами сплетников имелись два "но": все подмигивания и двусмысленные фразочки Персефоны были ни более чем игрой - Аида она любила крепко и беззаветно; Гиперион же не менее искренно любил свою жену.
   - День сегодня такой. Все являются без приглашения, - развожу руками, проглотив ответ "а кто звал тебя и всех остальных?". - И уходят не прощаясь.
   - Гип! Оэоооу! - Тефия начала подпрыгивать на крыльце и махать руками. Несколько жемчужин отлетели с ее тела в разные стороны, одна чуть не выбила мне глаз.
   - Тефия! Эгей! - Ей радостно замахали в ответ три руки обернувшегося на крик титана. - Иди сюда!
   - Давай ты к нам! - протискиваться сквозь коров (подобравшихся уже к стенам пытавшегося улететь дома-кальмара и облизывающих с них перламутр), Тефии не хотелось.
   Гиперион играючи посадил Персефону себе на плечо (на другое ему пришлось пристроить служанку с веретеном), и подошёл к нам. Впереди него бежал виляющий хвостами Орфо, разделяющий стадо, как нож масло.
   - Ты чего припёрся? - дружелюбно осведомилась Тефия у брата, проигнорировав его спутницу. Персефона ответила ей тем же, отвернув голову в сторону. Соперниц (любая привлекательная особь тут же переводилась в разряд конкуренток) обе на дух не переносили. - Хороший мальчик, - потрепала по голове опешившего пса, с которым здесь никто, кроме коров, не хотел считаться.
   - У нас с Тейей второй медовый месяц, - заулыбался Гиперион, гладя головы свесившего языки Орфо. Родственные узы мало значили в нашем мире. Мужчина оставался мужчиной, а женщина женщиной. - Вот, Персефона меня уже поздравила, обещала подарить мне помощников для стада.
   - Здесь отмечать будете или поедете куда? - Тефия ревниво окинула взглядом наряд соперницы. - Я слышала, все счастливые супружеские пары нынче отдыхают в созвездии Волосы Вероники. Правда, Персефона? Ах, прости, откуда тебе знать, ведь вы же с мужем никуда не выезжаете.
   - У нас каждый день медовый месяц, так зачем нам куда-то выезжать? - сладко улыбнулась Персефона, соскользнув с плеча Гипериона на землю. Служанка спустилась на его ладони, окинула нас угрюмым взглядом и застыла за спиной госпожи. - А ты, милая, все сплетнями в одиночестве забавляешься, пока твой муженек налево ходит рыбачить?
   - Бедняжка - он не может отказать даже кошке! Но ведь он мужчина - наперекор природе не попрешь, - с деланной небрежностью вздохнула Тефия, которая утром ушла из дома со скандалом, приревновав мужа к какой-то наяде. - Я отношусь с пониманием. Моего хоть живые интересуют, а твой, по слухам, больше покойницами увлекается, - с медовой ухмылкой нанесла удар она.
   - Иные покойницы симпатичнее выглядят, чем некоторые живые, - процедила Персефона. - Океан же после тебя на женщин и смотреть не может без отвращения, только на мужчин, говорят.
   - Вы здесь не одни, между прочим, - обращаюсь к соперницам с ласковыми взглядами, готовыми вот-вот вцепиться друг другу в волосы. - Кстати, Персефона, к тебе гость, - указываю в восточный конец коровьего стада, куда уже умчался лающий Орфо.
   - Ко мне? - она обернулась. Ее рабыня разразилась каркающими звуками, взмахивая руками, как пытающаяся взлететь курица.
   Отозванный свистом Гипериона, пес вернулся назад и сел у его ноги, преданно заглядывая хозяину в лица. Всадник в черных кожаных доспехах поверх черного с красной вышивкой хитона, и богатом плаще, чья золотая застежка нестерпимо блестела на солнце, направил к нам вороного коня. Коровы расступались перед ним, не отрывая морд от сочной молодой травы, и смыкались за его спиной, как морские волны.
   - Фу ты, ну ты, ножки гнуты, - пробормотала Тефия, наблюдая за приближением всадника. - Явился, не запылился.
   - Аидоней! - вспыхнула Персефона, прижав к щекам руки.
   Бедняжке можно было посочувствовать: мать и муж - двое, кого она больше всех любила в жизни - никак не могли поделить ее любовь между собой. Они то и дело стремились утащить ее каждый на свою сторону, язвительно критикуя соперника или соперницу. Болезненная ревность, мания, и там, и там хлестала через край. И ни тот, ни другая не замечали, что каждый их удар в сторону врага, прежде всего бьет Персефону. Я больше чем уверена, что именно из-за всей этой нервотрепки богиня плодородия сама никак не могла родить.
   - Он самый, - худощавый черноволосый мужчина легко соскочил с коня, намотал на руку поводья. Жеребец всхрапывал, раздувая красные пышущие жаром ноздри, и нервно пританцовывал возле него, не оставляя тени. - Почему ты не дома, как обещала? Я приехал, а тебя нет, - требовательно обратился чернобородый бог подземного мира к смущенной Персефоне, похлопывая себя рукояткой плети по бедру. Ревность к жене его порою не знала никаких границ, что часто служило предметом для шуток на Олимпе. Даже во владениях Деметры, например, за Персефоной всегда следили его слуги, доносящие о каждом поступке супруги царя мертвых. Но в глаза ему никто не осмеливался ничего сказать, зная взрывной характер мстительного Аида. - Мелета, так ты выполняешь мои поручения? - Под взглядом черных, как уголь, образующийся на месте сожжения останков умерших, глаз Аида служанка сжалась. - Прочь! - велел он, и рабыня провалилась сквозь землю в мгновенно открывшийся и захлопнувшийся проем, откуда пахнуло нестерпимым жаром и холодом попеременно.
   - Лихо, - хмыкнула Тефида, сложив на груди руки. - А он и в постель берет плетку, а, Персефона? Эй, красавчик, ты только с ней такой смелый или со всеми женщинами?
   Аид зыркнул на нее исподлобья и снова сосредоточил внимание на Персефоне.
   - Тефия, - одергиваю сестрицу, хватившую через край. Жена Аида была бледна, как тень, - сейчас для нее существовал лишь суровый муж. - Не лезь в их отношения. Своих проблем мало?
   - Что-о? - возмутилась титанида. - Уже и спросить нельзя.
   - Я зашла по-соседски поболтать, любимый, - оправдывающаяся богиня, не отрываясь, смотрела на то место, где только что стояла Мелета. - Мы давно не виделись с Мнемозиной. Разве ты не говорил, что у тебя уйма дел в связи с эпидемией чумы? Что будешь судить и распределять души? - она нахмурилась. - И не сможешь пойти со мной к маме на празднования?
   - Конечно, у меня дел невпроворот! Это вы, женщины, думаете лишь о праздниках, а мужчины вынуждены трудиться, не покладая сил, - грубо отозвался Аид, только сейчас соизволив кивнуть присутствующим, то есть нам. Вид у него и в самом деле был измочаленный. - Что у вас здесь за сборище? А это что за мерзость? - бог мертвых скривился, мельком глянув на "дом". - Собираетесь устроить гетакомпайн, чтобы Зевс поразил ее молнией или Посейдон смахнул в океан? - Придирчивым взором окинул стадо, не замечая насупившегося Гипериона. Наш тихоня братец, в свою очередь, был мало кому известен из богов третьего поколения. - Вы точно указали в свитках имя нужного божества и пожелания? Я устал разбираться с безымянными жертвами, на которые претендуют все сразу, - покосился на тянущуюся к нему носом собаку. - Что? Цербером от меня пахнет?
   - Это мои коровы, Аид, - тяжело обронил Гиперион. Орфо сразу оскалился, шагнув к чужаку вместе с хозяином. - И они останутся вечно живыми, все триста тридцать три головы. - Мне же легче, титан, - буркнул царь мертвых, изучая двуглавого пса. Гипериона - поглотителя он вспомнил, поэтому сбавил обороты. - Я уж начал забывать, какими вы были, - добавил неохотно. Жеребец рядом с ним оскалился и затряс гривой: собака ему не нравилась, напоминая оставленного дома Цербера, который часто кусал его за ноги при беге.
   - Я легко могу напомнить, - Гиперион придержал за шкирку рычащего Орфо. Обычно братец в драки первым не лез, но уже в драке себя в обиду не давал.
   - И я, - чувственным голосом поддакнула Тефия, нехорошо прищурившись. Аид ей перестал нравиться, а что мужчина перестал ей нравиться - он должен ей сильно насолить.
   - А ты еще кто? - осведомился Аид неприязненно у нее.
   Он что, при выходе из подземного царства головой стукнулся? Примчался сюда, рычит, того и гляди бросаться начнет. И это всегда сдержанный и спокойный Аид. Сегодня все проснулись бешеными или заразились друг от друга? Хотя, у этого есть сомнительное оправдание подобных манер - ревность.
   - Тефия Уранида, младший, - надменно, в своей обычной манере, представилась сестрица, выпятив вперед бушприт, как любил говаривать наш папочка. - Так тебе напомнить?
   - В другой раз, - Аид устало потер лоб рукой в перчатке, не оценив красоты бушприта. - А сейчас, Мнемозина, ответь-ка мне, зачем ты решила устроить душам мертвых побег из моего царства? - поинтересовался он, приструнив скалящегося жеребца, норовящего подобраться к псу и лягнуть его.
   - Что я устроила? - удивилась я, прекратив высматривать Асклепия, Арсения, Фи-Фи и Мнему, которых будто корова языком слизнула. Корова?.. Внутри все оборвалось.
   - И я хотел бы знать, на кой ляд ты вырыла у себя во дворе тоннель в аид, прямо в душеотстойник? - бог подземного мира вырос передо мной вместе с заржавшим жеребцом, излучая неприкрытую угрозу.
   - Аид... - робко попыталась вступить в дискуссию Персефона.
   Цветы вокруг меж тем начали вянуть, зелень жухнуть. Правда, жующих коров это нисколько не смутило - они продолжали уничтожать все, до чего дотягивались языками.
   - Не вмешивайся, жена! С тобой мы поговорим дома.
   - Дыра, - простонала я, проклиная себя за то, что о ней забыла. У стоящей рядом Тефии хватило ума промолчать. - Ее не зарыли?
   - Представь себе, зарыли, - передразнил мой тон Аид. - Но три тысячи душ успели сбежать. Они тебе нигде тут не попадались, случайно?
   Гиперион хохотнул, игнорируя угрюмый вид бога мертвых.
   Чувствуя себя идиоткой, все же оборачиваюсь и осматриваюсь по сторонам. Коровы, бледная Персефона, сверлящая мужа взглядом, разглядывающая свои ноги Тефия, фыркающий в третий левый кулак Гиперион и уже основательно разозленный Аид - душ мертвых не было. Доброжелательно на меня смотрел один виляющий хвостами Орфо, но его было недостаточно в данной ситуации.
   - Разве ты не можешь найти их сам? - фыркнула Тефия. - Что же ты за бог мертвых тогда?
   - Заткнись, женщина! Как у тебя хватает наглости меня попрекать? - Аид щелкнул плеткой воздух. - В суд бы вас всех за разгильдяйство. Неужели здесь нет ни одного мужчины, чтобы навел порядок в вашем бабьем царстве? - он резко вскочил в седло. На несчастную Персефону было нельзя смотреть без слез.
   - Аидоней, - сказала я с угрозой. Со своей безропотной женой он может делать что пожелает, но со мной этот номер не пройдет. Тефия и Гиперион невольно попятились от меня, хорошо знакомые с тем, на что я способна в гневе. Тут уж под горячую руку от Памяти достается всем: и правым, и виноватым, - не забывайся.
   - Это ты не забывай, титанида, что ваше время ушло. Здесь и сейчас правим мы, боги! - изрек он, выпрямляясь в седле и разбирая поводья. - Вы свое просрали самым глупым образом, так что благодарите небеса за...
   Хороший удар сгустком не самых приятных воспоминаний Аиду в лоб выбил бога из седла. Он кубарем скатился на землю, под ноги к перепуганной Персефоне, со стонами сжимая голову руками. Его жеребец, вращая глазами, застыл как статуя над ними.
   - Аид! Аид! - перепуганной курицей жена метнулась к оглушенному мужу, осознала, что ничем не может ему помочь. - Мнемозина! Он просто заработался совсем, себя уже не помнит. Аидоней уважает титанов и чтит наследие, клянусь моей матерью и его матерью!
   - Рогоносец, мать моя свидетельница, и полный осел, - с чувством проговорила Тефия, после чего сплюнула на землю. Плевок превратился в мшистое членистоногое и бочком уполз в ближайшие кусты. - Бросила бы ты его пока не поздно, подруга.
   - Я его люблю, - всхлипнула Персефона, помогая бледному Аиду подняться.
   - Чем ты меня приложила? - прошипел тот, держась за лоб. - У меня такое в последний раз было, когда какой-то гигант размозжил свою палицу о мою голову. Охх...
   - Работать надо меньше, уважаемый, отдыхать больше, - отвечаю ему ласково. Раздались смешки Тефии и Гипериона, не понаслышке знакомых с тем, что сейчас чувствует бог мертвых. Со стороны краткая потеря памяти даже забавна.
   - А что я здесь делаю? - Аид растерянно оглядел собравшихся.
   - Мы сами не знаем, - с сочувствием ответила Тефия, напустив грусти в свои зленные глаза. - Ты прискакал взволнованный, а потом брякнулся о землю. Может, от тоски по жене в обморок упал?
   - Н-наверное, - неуверенно ответил бог, ища поддержки у растерянной жены.
   - Мы пойдем домой, ладно? - уточнила у нас с опаской Персефона, будто мы вдруг оказались страшными злодеями, которые могут взять их с мужем в плен и... не знаю... сотворить с ними кучу пакостей.
   - Хочешь назад свое сокровище? - с вздохом спрашиваю у Персефоны, подошедшей с мужем к вросшему в землю жеребцу. Она непонимающе обернулась, на всякий случай покрепче вцепившись в пошатнувшегося Аида.
   - Некоторые не понимают, какое счастье было у них в руках, - фыркнула Тефия, прижавшись к Гипериону.
   Аид, как раз усевшийся в седло, едва снова из него не выпал, получив назад свои позабытые воспоминания.
   - ТЫ!!! - прорычал он, хватаясь за меч на поясе. - Я за меньшие шутки...
  
   рогоносец - используется как мягкая брань и не зависит от прямого значения
  
   - Еще хочешь? Или будешь вести себя достойно? - спрашиваю у него, разглядывая тварь, считающуюся моим домом. А если в ней поселиться, то это отпугнет незваных гостей или нет? Краем глаза глянув на беседующих Тефию и Гипериона понимаю, что от таких гостей только в Тартаре прятаться.
   - Это низко, - обиженно сказал уже нормальным голосом Аид. - Как удар в спину.
   - Я воспитывалась по старым законам, знаешь ли, - информирую его сухо, - а тогда разрешалось делать с противником все, что душе угодно. Впрочем, вы прекрасно усвоили наши приемы.
   - Перегнул палку, нэ? - скривился он. - Ну, прости. Хотя ты тоже хороша с этой дырой, раскроши ее Борей! У меня тут души как саранча сыплются, всех рассортировывать надо, и вдруг выясняется, что случился побег. Кто угодно бы на моем месте вспылил.
   - И как? Поймал те души? - поинтересовался Гиперион.
   - Поймал, конечно. Зашел вот в глаза твои бесстыжие посмотреть и проверить, заделали ли дыру. Не ожидал от тебя, Мнемозина, подобного хулиганства, если честно. Персефона, - протянул жене руку, - садись ко мне. Мы уезжаем.
   - Не могла Мнемозина, Аид, совершить такое, - робко вступилась за меня Персефона, взбираясь к нему на коня.
   - Это мы с Океаном повздорили немного и случайно... сделали дырку на тот свет, - давясь каждым словом, сказала Тефия, и все уставились на нее в изумлении.
   На моей памяти Тефида первый раз в жизни признавалась в содеянной ошибке.
   - Что ж, Тефида, дочь Урана, - сказал бог, обняв сидящую перед ним счастливую Персефону, - за тобой должок. - Конь под двойным весом продолжал приплясывать, как ни в чем не бывало.
   - Чего ты желаешь, младший? - процедила Тефия с удовольствием человека, самого снимающего с себя кожу.
   - Я сообщу тебе. Позже, - пообещал Аид, разворачивая коня коленями. - И спрошу с тебя по полной! - бог дернул поводья, посылая жеребца вперед.
   - Позже? Что значит "позже"? - воскликнула титанида ему вслед.
   - Что ты только что оказалась ему должна, - охотно объяснил Гиперион, отпустив Орфо на свободу. Радостный пес начал кругами носиться вокруг нас.
   - Gamo to! - выругалась сестрица. - И мне еще не верят, что доброта наказуема.
   - Переживешь, - уверяю её. - Гиперион, я тебе, конечно, рада, но... Что ты здесь делаешь? - Жизненный опыт еще ни разу не подводил. В другое время я бы вечность искала остров Гипериона где-нибудь по всем пространствам, к тому же он еще в детстве славился любовью к уединению и общества себе подобных не искал. Без крайней необходимости.
   - Тейя нашла для нас волшебное местечко, - титан многозначительно хмыкнул, пригладив трое усов одним лихим движением руки. - И обещала устроить мне такое, что я вечность не забуду. Сейчас вот последние приготовления делает, - опустил глаза смущённый братец. - Я вот коровок пока пошел пристраивать в хорошие руки. Кто его знает, сколько мы там пробудем?
   - Тефия отлично о них позаботится! - перекладываю обязательства быстро и нагло, благо уже имеется опыт.
   - О ком? - удивилась титанида, еще не понимая, что попала в ловушку. По небу беспорядочно проплывали Созвездия, на которые она и засмотрелась, не вслушиваясь в беседу. - Вы о чем?
   - О коровах, - нежно произнес это слово Гиперион, млея от одного его звучания.
   - Что я в них понимаю? - опешила сестрица, начиная медленно подозревать подвох.
   - А я? - делаю глупое лицо. - Я их вообще до сегодняшнего дня только на жертвенном огне и видела. Мертвыми. Гиперион, а куда ты деваешь мертвых коров? Или они у тебя бессмертны? - каюсь, в вопрос просочился личный интерес. Но уж слишком мне эти твари хаоса напакостили здесь.
   - Никуда, потому что они у меня не умирают, - подозрительно глядя на меня, ответил Гиперион. - Знаешь, у Тефии в океане больше места будет, да и еды тоже. Пусть лучше она...
  
   Gamo to! (facR) - переводится букв. "предложение собеседнику взять мужской половой орган". Используется как "черт побери!" и если произносится не в гневе, то является обычным междометием.
  
  
  
   - Места? - всполошилась почуявшая, наконец, опасность Тефия. - У меня ни времени, ни места нет! Мы с Океаном просто скитаемся... - Тут она случайно подняла глаза и замолчала, заглядевшись на проплывающего над нами по небу Водолея, на некоторое время выпав из разговора. Чем мы с Гиперионом подло воспользовались.
   - Тефия, ты за них отвечаешь, - пробормотал быстро братец и исчез.
   Коровы тем временем уже сожрали одну стену дома и часть крыльца, окружив позеленевшую тварь, чьи щупальца были съедены в первую очередь. Земля вокруг напоминала побитый молью ковер, зияя то тут, то там проплешинами в увядшей траве - хоть снова Персефону вызывай. Часть животных отбились от стада и медленно брели к владениям моей соседки, привлеченная нетронутой местностью. Лающий в две звонкие глотки Орфо метался среди животных, пытаясь, навести порядок. В его лае мне отчетливо слышались ругательства и в наш адрес.
   - Слушай, убери отсюда коров - мне твой дом перестраивать надо, - попросила Тефия, когда Водолея от неё загородила Большая Медведица, а других достойных мужей больше не оказалось поблизости. - Мы с Океаном собирались...
   - Сама убери. Гип тебе их доверил, - отвечаю ей, стоя в окружении болтающихся хвостов и лепешек и испытывая непередаваемое чувство облегчения.
   - Что? Когда? - ахнула сестрица, озираясь в поисках брата мерзавца. Но Гипериона уже и след простыл, так что спрашивать было не с кого. Вокруг были лишь коровы, коровы, коровы...
   - Когда ты пялилась на Ориона, точнее на то, что...
   - Я одним глазком всего... Врёшь ты всё! Ничего мне Гиперион не мог доверить. Он мне с детства не доверяет, когда я его динозавров нечаянно, того...
   - Он решил дать тебе второй шанс. Еле нашел тебя здесь, - с сочувствием сообщаю ей.
   - И кто его надоумил? - подозрительно прищурилась титанида.
   - Откуда мне-то знать? - пожимаю плечами. - Напоминаю правила обращения с животными, - щелкнув пальцами у Тефии перед глазами, убеждаюсь, что ее внимание принадлежит теперь мне. - За ними нужен глаз да глаз. Они так и норовят наведаться в опасные места,
   где могут сломать ноги, шеи, рога. Для предотвращения драк вот тебе кнут, - вручаю ей гиперионов инструмент. - Они понимают щелчки, но если их лупить почем зря приходят в бешенство и разбегаются кто куда, в лучшем случае. Еще одна напасть - слепни. Скотина тогда дурной становится, неуправляемой. Пастух связан коровами по рукам и ногам. Он - их пастырь, заботящийся о своих "послушницах", как о самом себе. А может, даже больше... Кстати, уже закат, учти. А у тебя работы непочатый край. И, если ты не заметила, коровы сожрали здесь всё, что смогли, и пошли к морю.
   - Куда подевался этот стервец? - сжала кулаки Тефия, имея очень кровожадный вид. - Я не собираюсь отвечать за этих чудовищ! - Она выдернула у рыжей однорогой коровы изо рта прядь своих длинных волос. - Пшла отсюда!
   - Уже ухожу, - со смешком заверяю её.
   Орфо зашелся протестующим лаем, выскочив из стада и загородив мне дорогу. Четыре глаза смотрели умоляюще, прося не сваливать на него всю ответственность.
   - Стой! Я не тебе! - Тефия вцепилась в мою руку. - Ехидну нашему мерзавцу брату в постель! Медового месяца ему захотелось...
   - Уже было, - подмигиваю ей. - Не помогло.
   Через мгновение мы с ней смеялись, как сумасшедшие, повиснув друг на друге под недоумевающими взорами небесных светил. Их шушуканье лишь добавляло нам нервного веселья. Возмущенный Орфо лаял на нас и коров, призывая к порядку.
   - А где все-таки Фи-Фи? - спохватываюсь я, отсмеявшись. - Тише, Орфо, мальчик. Ее точно не съели эти твари? Или она завалила где-нибудь под кустом какую-нибудь Пеструшку, которую теперь в одиночку ест?
   - Сплюнь! - подпрыгнула, как молодая козочка, титанида. - Ушла она. К Изиде вроде. Обещала долго не задерживаться, - протараторила сестрица, пытаясь быстро подсчитать количество голов скота. Гиперион своих породистых коровок любил и любой вред, нанесенный каждой из них, воспринимал как личное оскорбление. - Сто двадцать девять, сто тридцать... Или я эту считала? - она вытянула шею, углядев отбившихся коров. - Вместе с теми должны быть все. Уфф! - выдохнула Тефия: никто на коров еще не покушался.
   Фи-Фи пошла к Исиде?! Кажется, мир и в правду сошел с ума.
   - А Арсений и Асклепий где? - спрашиваю титаниду, торопливо следуя за пытающимися догнать ушедших коров Тефией и собакой.
   - Где-то в доме был, - пропыхтела она, создавая перед мордами коров невидимую ограду. Животные с мычанием потыкались в ограду и опять растеклись по округе, доедая то, что еще не успели. - Заразы! В жертву бы их всех... - Тефия умолкла - и мы обе с ужасом посмотрели на обглоданный дом, из которого высунулась коровья морда. - Асклепий!! - заорали одна другой громче, проталкиваясь сквозь коров к развалинам дома и постоянно спотыкаясь об Орфо. - Арсений!!
   - Вызвали его, - сказал кто-то сбоку.
   Оборачиваемся. Арсений, одетый в белый передник по колено, какие носят в банях мужчины (где взял только?), позади нас с сиамкой на плече. Мнема млела под его пальцами, и оставалось неясным: то ли ей так нравилось тело, которое принадлежало этим мужчинам, то ли оба мужчины оказались на её взгляд достойными любви.
   - Куда вызвали? - не поняла Тефия. - Кто? Я тут с вами с ума сойду, - схватилась за волосы, будто хотела их у себя выдрать.
   - В вещий сон, кажется, - Арсений махнул рукой в направлении неба, указывая нам направление. Столпотворение там как раз подошло к концу: все вернулись на свои орбиты.
   "- А твоя киска от него в восторге", - вдруг насмешливо заявила Тефия, усевшись на ближайший камень, нагретый за день солнцем. Пес, высунув язык, сел рядом.
   Коровы стояли на облысевшей земле и задумчиво переглядывались, почесывая друг другу холки мордами. Последние солнечные лучи окрашивали их длинные острые рога кровью.
   На самом деле я стараюсь не слишком вглядываться в детали пейзажа, чтобы не травмировать себя жуткими фрагментами разрушений, обрушившихся на мой дом. Предпочитаю видеть лишь цветовую схему, представленную всем богатством здешнего спектра. Очень даже симпатично выходит.
   "- Глаза бы мои его не видели!" - вырвалось в сердцах, едва я вспомнила, что обязана сегодняшним днем этому типу.
   "Тебе будет не хватать того, что сейчас тебя раздражает, поверь моему опыту", - мечтательно пробормотала она, закрыв глаза.
   "- Он просто излучает опасность, разве ты не видишь? - спрашиваю у сестры с некоторым раздражением. - А кошек всегда притягивает отрицательная энергия".
   "- Мужчины бывают опасны... Только не упусти того, для кого день начинается с твоих глаз, - сразила меня глубоким философским изречением Тефида.
   - Зачем вы меня звали? - не выдержал Арсений.
   - Думали, вас эти отродья хаоса съели, - вздохнула Тефия. - Не смотри на меня так, собака, они и есть отродья хаоса. Ты где был вообще? - обратилась к мужчине, пока я все еще стояла с открытым ртом в поиске остроумного ответа.
   - Ты же сама велела всем покинуть дом, когда его перестраивала.
   - Но потом ведь вы вернулись? - сестрица хмурила лобик, разглядывая коров. - Чего они на меня уставились?
   - Не знаю как другие, я был на берегу и вернулся только сейчас, - он обернулся. - Может, пора доить коров?
   - Доить? Доить... Доить!!! - Тефия подскочила одновременно с залаявшим псом. - Кто их будет доить? Я не умею доить коров, Мнемозина.
   - Загони их в море, пусть твои подданные расстараются, - советую ей сердито, потому что остроумный ответ так и не нашелся.
   - Отличная идея! - расцвела она и, прежде чем я успела хоть что-то возразить, исчезла вместе со всем стадом и истерично лающим в две глотки Орфо.
   - Как твои дела? - нейтрально осведомился Арсений, отпуская сиамку на землю. Мнема села и стала умываться через ушко, то ли зазывая новых гостей, то ли собирая старых.
   - Кажется, налаживаются, - пробормотала я, имея в голове весьма приблизительный план того, как строить свою жизнь дальше в свете нынешних событий. - И без твоей помощи, заметь.
   - Это в любом случае Мой мир, Мнемосина, - насмешливо сказал он. - И не важно, где я нахожусь.
   - Пока твой. Пока.
   Изменилось, изменилось, изменилось... Мир накрыла прозрачная силовая (ударная?) Волна, а когда она схлынула...
   Трава снова зеленела. Вытянулись и раскинулись выздоровевшие деревья. Местами распустились ночные цветы: сорняки, конечно, но приятен сам факт. Дом совершенно бесшумно на наших глазах растекся радужным озером.
   Закат был как всегда великолепен. Нежно-алое небо длинным шелковым платком расстелилось с востока на запад. И море, подражая, завистливо окрасило свои воды в цвета, родственные цветам заката.
   - А где мебель? - растерянно спросила появившаяся вместе с тремя подвыпившими сатирами Гестия.
   Если прямо скажу где - не поймет, обидится еще. Она у нас девица скромная.
   - В этом твоем свитке оговаривалась компенсация за порчу предметов? - вместо этого спрашиваю у нее. - Надеюсь, она не слишком большая. Хм, а чего это я беспокоюсь? Платить все равно будет Океан.
   - Почему Океан? Твой дом смыло штормом? - пролепетала она, в недоумении разглядывая безмятежное вечернее море, радужное водяное пятно на берегу и почти весеннюю зелень, укрывшую всю землю до ближайших холмов, покрытых лесом.
   Бедная богиня домашнего очага не могла осмыслить случившееся: как это? Уходила - было все, вернулась - уже ничего нет. Стайка сатиров переминались позади нее и тихо хихикала, показывая пальцами на обнаженных Океанид, резко возникших на поляне, бурно споря и угрожающе размахивая свитками.
   Арсений с долей интереса наблюдал за Океанидами, но и нас не выпускал из виду.
   - Почти угадала. Приехали родственники, развалили мой дом, теперь отстраивают, - стараюсь не смотреть на то, что сейчас будут творить эти дочери вод. - Ты не помнишь, какова компенсация по договору?
   Ошеломленная Гестия протянула мне помятый свиток, прожженный в нескольких местах, не иначе следы молний, молча обводя взглядом окрестности. Плато выглядело как после войны богов и титанов, если не хуже.
   - Так... - пробегаю глазами пункты договора. - Итого компенсация составит... Гера там амброзии обпилась, что ли, когда оценивала свое барахло?! - возмущение мое было самым возмущенным на свете, когда я дошла до итоговой суммы. - Да оно стоит треть от указанной суммы, если не меньше! На такие средства новый мир можно отстроить, включая затраты на создание смертных и животных.
   - Вот ты ей это и скажи, - Гестия немного пришла в себя. - Я к ней больше ни ногой. И вообще - съезжаю от них.
   - Куда? - опешила я. Дворец Зевса без суетливой и помешанной на чистоте богини домашнего очага мне просто не представлялся. - А Зевс знает? - был мой второй вопрос. Всем отлично известно на ком держится порядок в царской обители. Гера давно свалила на Гестию все обязанности по уходу за домом, и сейчас не захочет пачкать свои царские ручки уборкой. Так что их дворец очень быстро превратится в авгиевы конюшни. Зевс будет полным болваном, если допустит ухода сестрицы-мастерицы.
   - К Пану, - гордо заявила Гестия, продемонстрировав свой безупречный профиль. - У него чудная пещерка, нуждающаяся в женской руке. - И с вызовом посмотрела на меня.
   А я и не спорю - у Пана в самом деле чудная пещерка, нуждающаяся в женской руке. Как у десятка холостяков на Олимпе. Про Зевса она промолчала, из чего следовало, что владыка богов не в курсе. Забавно.
   - Я очень за тебя рада, милая, - целую её трижды в щеки. - Уверена, Пан станет отличным...
   - Я за него не замуж выхожу, а просто к нему переезжаю! - возмущенно взвизгнула она.
   - Конечно, я так и подумала, - отвечаю ей. Ох уж мне эти помешанные на целомудрии богини! Не имеющая выхода сексуальная энергия все равно выплескивается, но в таких искаженных формах, что слов нет. Одна помешалась на охоте, другая на чистоплотности, третья хочет этого и боится больше всего на свете, обрушивая свой гнев на мужиков.
   - С Герой теперь разбирайся сама, - с облегчением заявила она. - Потом обязательно заходи в гости, - пригласила Гестия, и гордо удалилась.
   Сатиры нерешительно помялись - тут было так интересно, - но было что-то такое в моем лице, отчего они предпочли последовать примеру Гестии.
   Я хотела потереть лоб и ударила себя по нему твердой частью свитка. Совсем про него забыла! С огромным удовольствием бросаю его на землю и испепеляю взглядом. Огонь быстро его пожрал и разочарованно угас. Но, едва я отвернулась, на том месте раздался мелодичный звон. Оборачиваюсь и вижу, как из пепелища быстро вырастает огромный радужный бутон на сочном зелёном стебле, величиной со слона. Бутон немного поиграл оттенками и под перебор невидимых струн распустился, явив миру Мать Иллюзий, сиречь Майю.
   Темноволосая и смуглокожая, как все индийцы, Майя была облачена в пышное желтое сари. На шее - гирлянда из мелких белых цветов. Стянутые в сложную плетеную прическу волосы украшены мелкими бриллиантами. В центре ее лба сверкает желтый топаз. Жирно подведенные черным глаза и брови, яркие карминовые губы. На руках, от плеч до ногтей, хной вырисованы сложные рисунки. Точно так же украшены ее босые ступни. С какого праздника она явилась? Или она там у себя постоянно так ходит?!
   - Кошечка, - томно проговорила богиня, ступая на землю в ореоле экзотических ароматов, - ты возмутительно неуловима.
   Кто бы говорил, если честно.
   - Майя, волшебница, ты вовремя, - с радостью восклицаю я, раскинув руки для объятия. Пунктуальность - настоящее чудо для столь рассеянной особы, как она.
   Арсений с любопытством разглядывал Майю. Вообще, каждый видел Майю по-своему. Как любая женщина она была тщеславна и внушала окружающим, что те видят перед собой неземную красавицу. Хотя дочь Атланта на самом деле была красавицей, она предпочитала магический макияж, придававший ей божественную отстраненность и холодность идола.
   Океаниды меж тем бурно приступили к работе. Вода в импровизированном озере кипела ключом, порождая какие-то дикие волны время от времени.
   Майя, оглядев незнакомца, повернулась ко мне, обдав тяжелым запахом восточных благовоний, и вздрогнула, увидев вздыбившуюся стеной воду в озере.
   - Это я? Твой дом... О, прости! - богиня горестно прижала ладонь ко рту, зная, как трепетно я отношусь к своему дому. Не увидев на моем лице горьких слез, вызванных разгромом родового гнезда, она растерялась.
   - Это Океаниды, - кратко объясняю ей. На "долго" у меня сил просто не хватит. - Не обращай внимания.
   - Я совершенно оторвалась от действительности, - посетовала Майя, рассматривая снующих мимо нас девиц и юношей в мокрых хитонах, которые то и дело были готовы устроить драку по любому поводу. Крик стоял такой, будто здесь шло сражение. Магия кипела в воздухе, бурливо ожидая материализации. - Давно малышки подрабатывают строительством? - с жалостью поинтересовалась она у меня. - Это всё их непутёвый отец, нэ? Бедные крошки вынуждены зарабатывать себе на пропитание, а их мать...
   Самая младшая из "малышек" была участницей титаномахии, но Майя любое существо, которое не присутствовало при рождении хотя бы мира, относила в разряд несовершеннолетних, хотя сама при нем тоже не была. "Вынужденные суровой жизнью зарабатывать себе на чесночную лепешку девочки" давно имели каждая свой культ и дело, знать не знали горя, если не считать вынужденного безделья и родительских ссор. Перестройка моего дома стала для них лучом Гелиоса в царстве Аида, возможностью творить, но объяснять это все Майе, которая все равно останется при своем мнении, не имело смысла.
   - Наверное, ты имела в виду их непутёвую мать? - пробую внести немного ясности в понимание действительности. Кто-кто, а Океан пока не заработал себе репутации гуляки.
   Арсений кашлянул в кулак. Рада, что ему весело, несмотря на то положение, в котором он находится.
   - У них и мать такая же? Бедные, бедные дети, - покачала головой опечаленная Майя. - Может, им нужна какая-то помощь? Я знаю нескольких холостых демонов из очень приличных семей. Брак, конечно, не панацея, но жизнь облегчить поможет. Девочки не против мужей из-за границы?
   - Я у них обязательно спрошу, - обещаю ей. - Потом. Давай сначала решим наши с тобой дела.
   - Нэ! Нэ! - Майя буквально пылала готовностью помочь.
   - Отойдём посекретничать, - беру Майю под локоток, которая как раз отвлеклась от несчастных Океанид и снова обратила внимание на Арсения.
   - Кто этот красавчик? - подруга попыталась обернуться. Её взгляд уже выявил, что этот мужчина выделяется из толпы, но богиня пока не поняла, кого именно ей довелось узреть на развалинах моего дома. Иначе тогда начались бы настоящие неприятности. Лишь её легендарная рассеянность не дала ей узнать в нем Творца. В свое время, она с одним заезжим творцом даже умудрилась закрутить роман, поэтому знала исходящие от них флюиды Силы. - Аэо, меня зовут Майя, - крикнула она.
   - Это Арсений, мой пациент, пошли. - Лгать Матери Иллюзий смысла нет никакого, лучше сразу бросать правду в лицо, сбивая столку.
   - Так бы сразу и сказала, что занят, - фыркнула Майя, не совсем верно истолковав мой тон.
   - Он всего лишь мой пациент, не отвлекайся, пожалуйста. Ты сделала всё, как...
   - Так это твоя новая методика? - вдруг обрадовалась она. - А я все никак не пойму, что меня смущает в тебе. Просто привыкла видеть тебя... Но это просто преступление, я согласна с Фи-Фи, прятать такое тело, - заявила Майя, резко остановившись.
   Пока я соображала, в чем же суть какого-то преступления, связанного с чьим-то телом, она, с интересом многоопытного медика пытающего коллегу, открывшего новое лекарство, спросила:
   - Твоя обнажённая натура не соблазняет, а лечит? Эффект, получившийся на контрасте твоей вечной скромности и внезапного обнажения...
   - Об... - я посмотрела на свое тело. Вероятность того, что за вами кто-то наблюдает, прямо пропорциональна глупости совершаемых действий.
   В какой момент потерялась моя одежда!?
   Майя с удивлением наблюдала, как моя кожа сменила цвет с белого на красный. Туника возникла на мне быстрее мысли. Со стыда, к сожалению, придётся умереть позже.
   - Я что-то не то сказала? - спросила озадаченная богиня Иллюзии.
   - Ты все сделала правильно, дорогая, - уверяю её немного деревянным голосом.
   - Нэ? - усомнилась она. - Хорошо, если ты так считаешь...
   - Сейчас соберутся остальные участники, дождемся их и сразу отправимся... - говорю ей, рассматривая туманную стену, за которой творится мой будущий дом.
   - Легко, - согласилась богиня и села в одну из своих невообразимых поз для медитации. Закрыла глаза и принялась напевно мычать в одной и той же тональности. Майя была просто помешана на йоге.
   - Может, лучше позвать Гефеста? - спросил подошедший к нам Арсений. Кошечка тёрлась о его ноги и нежно урчала, игнорируя законную хозяйку. Мерзавец, ведь ни словом не обмолвился о том, что я была...
   Мы посмотрели на салатовый параллепипед высотой в двенадцать этажей, который растёкся спустя три мгновения, как и предыдущие сорок проектов.
   - Позже, когда они выдохнутся. Будет урок.
   Пауза затянулась.
   - Ты хочешь меня о чём-то спросить? - обратился ко мне мужчина, взяв на руки настырное мяучащее создание.
   - А, может, ты? - совершенно по-детски начинаю торговаться с ним.
   - Дамы вперёд.
   - Глупое правило. Первый раз слышу.
   Разговор не клеился, а времени оставалось всё меньше.
   - Когда мы идем к Зевсу? - спросил Арсений.
   - Сейчас, - отвечаю, взглянув в небо.
   Золотистый полукруг солнца в красно-лиловом сиянии, постепенно переходящем в лазурево-голубовато-синий цвет угасающего дня, медленно вкатывался в море. Завороженные этим чудом, мы смотрели, как двигалось солнце - с каждой мгновением солнца становилось все меньше и меньше. Спустя пару ударов сердца, или ужатую вечность, солнце благополучно ушло спать, плавно закатившись в красное море на горизонте. Осиротевший горизонт своими красками еще пытался привлечь внимание, но чудо кончилось.
   - Сфинга... - собственный хриплый голос резанул слух, я кашлянула, прочищая горло, в котором вдруг застрял комок внезапных эмоций. Сейчас, на Другой стороне, Вечерние Зори в одеждах всех оттенков красного окружили выходящего из лодки Гелиоса. В их обязанности входило ублажение усталого бога солнца и забота о его лошадях и колеснице. Юные (и дальние) родственники Гелиоса всеми силами стремились угодить ему, чтобы разделить с ним часть его славы. Самое время для... - Сфинга все равно сбежала, - продолжила я громче. - Когда Зевс вдоволь надо мной поиздевается по этому поводу, он вполне сможет заняться тобой. Не каждый день беспамятные кхм... герои падают с неба.
   - Сфинкс, который не держит слово? - преувеличенно удивился он, каким-то образом догадавшись поддержать мою словесную игру. - Даже я успел понять, что они чрезвычайно порядочные существа.
   - Спорим? - протягиваю ладонь.
   - Нет у вас совести! - сфинга возникла между нами с укоризненным лицом. - И стыда нет.
   - Было у кого поучиться, - кисло улыбаюсь большой кошке с женским лицом, способным вогнать в гроб от зависти саму Клеопатру.
   Судьба висит на волоске, а они и в ус не дуют, живут своей прежней, безалаберной жизнью. Эта вот успела помыть голову, накраситься, умаститься благовониями и вообще отлично провела время в каком-нибудь салоне красоты. Чувствую себя рядом с ней последней дочкой золотаря, вытащенной только что из выгребной ямы. Взмыленная и взъерошенная я должна теперь являться пред очи владыки богов, потому что весь мир сегодня не может прожить без меня ни мгновения.
   Майя продолжала раскачиваться и мычать что-то более задорное, с лихим коротким припевом. Вокруг неё стайкой вились бабочки, а воздух наполнялся благовониями, падающими из воздуха цветами и чудесной музыкой. Некоторым хорошо в любой ситуации, независимо от того, что как их скрутило.
   - Кто здесь трус, так это Асклепий, - надменно изрекла Фи-Фи. - Сбежал, небось, обратно к папуле под мышку, - и она презрительно тряхнула своей роскошной гривой.
   - По одной из легенд, - отвечаю на недоумённый взгляд Арсения, - Асклепий родился под мышкой у Аполлона...
   - Обязательно мыть мне кости? - ворчливо осведомился появившийся врачеватель, поправляя складки стерильно белого гиматия. Он тоже был как только из бани. Напомаженные волосы красиво были уложены вокруг головной повязки, терпкий аромат его мужских благовоний щекотал ноздри, пара колец на тонких пальцах демонстративно поблескивала. - Ну задержался, с кем не бывает? Между прочим, на главном перекрестке авария - столкнулись колесницы Ареса и Таната.
   - Каким ветром бога смерти занесло на Олимп? - удивилась Майя, неожиданно для всех выскочив из нирваны. - Кто-то должен умереть?
   - Не каркай, женщина! - сделал охранительный знак Асклепий. - Танат заехал продлить лицензию на смертность. Арес, как всегда, несся, наплевав на все правила. Они чуть не подрались, выясняя, кто виноват. Их Афина разнимает.
   - А мы тебя здесь ждать должны, как последние... - сфинга брезгливо поджала губы, не соизволив продолжить сравнение.
   - Все отношения выясните ПОСЛЕ, - говорю, взглянув на последние исчезающие краски заката. - Мы и так вот-вот опоздаем.

* * *

   Дворец Зевса располагался на вершине Олимпа, только был немного дезориентирован в пространстве и времени, после случая с Отом и Эфиальтом, додумавшихся поставить друг на дружку несколько гор и таким образом, очутившись во дворце, похитивших Геру и Артемиду. Из-за толстого слоя облаков, всегда окружавших вершину Олимпа, казалось, что он парит над горой. Но на самом деле тот прочно и основательно стоял на земле, построенный еще Кроном, правда, никто уже не знал для чего. Царящий здесь всегда холод позволил ему сохраниться почти в неизменном виде, если не считать перестроек новых владельцев. Завывающие ветра и прочие стихии, щелкая зубами, кружили вокруг, не смея проникнуть ни в парадный зал, ни в сам дворец, пока там были боги.
   Овальный тронный зал располагался на балконе под открытым небом, нависая тремя своими сторонами над бездонной пропастью, где вечно паслись белые тучи, слизывая воду с острых каменных гребней. С любой его точки можно было любоваться бескрайними небесными просторами, где кочевали бессчетные стада облаков. Ряд устремленных вверх колонн, замыкавших в кольцо тронный зал, всегда напоминал мне красивое жемчужное ожерелье, готовое в любой момент превратиться в удавку и сдавить шею. В лунном свете их холодная молочная белизна вызывала оторопь большую, чем если бы весь зал был набит вооруженными сторукими великанами. Считалось, что здесь на собрания богов могут прийти Древние и поучаствовать в обсуждении, поэтому тут собирались в исключительных случаях, вроде объявления войны или Потопа, предпочитая в остальное время более уютные и закрытые места. Никому не хотелось лишний раз общаться с необъятной Геей или обиженным на всех Ураном, не говоря уж про непредсказуемый Космос.
   Мозаичный пол был настоящим произведением искусства, может быть, поэтому из мебели здесь был лишь старинный богато украшенный трон с двумя ступенями, ведущими к нему, предназначенный для владыки богов (прочим следовало находиться здесь стоя). О рисунке мозаики уже много тысяч лет ходили легенды, потому что никто точно не знал, что он подразумевает. На первый взгляд это была карта звездного неба, но большая часть его созвездий не принадлежала нашему миру, а немногие узнаваемые звезды входили на нем в совершенно другие созвездия. Из известных нам там были лишь созвездия Большой и Малой Медведицы, Плеяд и Голова Коня. Язык, на котором была написана карта, состоял из клякс и закорючек, разбирать которые можно было до конца света, но у всех нас были свои планы на этот временной отрезок и карта оставалась непочтенной. Зато имелась гора версий, где говорилось, что карта - указание на новый мир, на древние сокровища или на место заключения чудовищных тварей, способных погубить вселенную, и запертых там сразу после сотворения Ураном, чтобы никто не смел туда соваться.
   Вскользь затрагиваю сознание царя богов, чтобы выяснить, с какой стати Зевс выбрал это место? Ведь изначально речь шла об обычном зале и повседневном троне - мы не осмелились бы на такую дерзость даже вусмерть пьяные. Теперь же последствия нашей глупости могут аукнуться нам самым невероятным образом, если кто-то из Древних вздумает заглянуть сюда. Вот и объяснение, почему большинство собравшихся богов вооружены. Это место имеет дурную славу далеко за пределами Ойкумены, так что зрители сочли необходимым позаботиться о собственной безопасности. Одни мы явились налегке, потому что не ожидали очутиться здесь.
   Gamo to! Конечно, лучшего места для того, чтобы тайком от Геры провести это мероприятие, было не найти. Это подобно тому, как ребенок прячется с зажженной лучиной в чане с маслом, надеясь, что никто не узнает про его игры с огнем. Чем он думал, когда принимал это решение?! Ладно, надеюсь, обойдется.
   Между тем, здесь уже собрались все заинтересованные лица. И не только они.
   Первым, кого я увидела, был сияющий Зевс, одетый в насыщенно желтый гиматий, расшитый черными быками, на голове которого сверкала острая золотая корона. Величественно восседавший царь богов масляно улыбался своим мыслям, поглаживая бороду. Не увидеть его первым было сложно: Селена на своей колеснице стояла прямо над ним, давая лучшее освещение, на которое способна. Ее жемчужные кони дремали, опустив изящные головы на лебяжьих шеях. Изредка один или второй взмахивали хвостами, отгоняя шальные метеориты. Чистое (без единого облака) небо за высокой открытой колоннадой тронного зала было усыпано мириадами звезд, так что можно было не сомневаться: Созвездия тоже сделали ставки.
   По старой привычке - находить в каждом помещении, куда попадаю, врага или того, кто им может стать - оглядываю зал.
   Афина, стоящая рядом с троном царя богов, с неудовольствием разглядывала та-кемптских богинь-кошек из свиты Исиды, явившихся в человеческом облике, которым что-то талдычил Гермес. Ума не приложу, что она здесь делает, если даже Тефию не пустили, при всей её пробивной силе. Более уместной здесь была бы Гера (раз уж половина Олимпа в курсе и делает ставки), но тогда Зевс вряд ли бы отдал свой трон: если его дорогая жёнушка будет знать о свитке, то пользы от него не будет никакой, просто лишняя головная боль. Паллада, с убранными в строгую прическу волосами и одетая в белый плиссированный ионийский хитон с рукавами, имела вид торжественный и почти неживой. Ее золотой нагрудник, выкованный Гефестом для Ахилла и перешедший к богине затем, холодно поблескивал, заявляя о том, что Афина здесь по работе. Та-кемптки, известные своей холодностью в обращении с окружающими, на ее фоне выглядели образцами дружелюбия. Очевидно гнев, закутанной в ткань по самые сандалии Градозащитницы, вызвали откровенные наряды гостий, равнодушно слушавших треп Гермеса, то и дело отслеживая глазами Исиду.
   Высокая, поджарая, как молодая львица, и такая же опасная, богиня влаги Тефнут с трудом заставляла себя оставаться на одном месте: ее природа требовала непрестанной активности. Раздраженные гримасы сменяли одна другую. Скорее всего ее действительно пригласили как охранницу, оторвав от каких-то важных дел. Волосы ее, цвета бархана на закате, небрежно убраны в свисающую на спину косу, переплетенную полосатым золотым шнуром. Желтые глаза настороженно следят за собравшимися, готовые в любой момент выжечь врагов огненным взором. Толстые боевые браслеты из электры на щиколотках и запястье в любой момент готовы превратиться в доспех.
   Любимое Око Ра, так звал ее гордый отец, явилось в человеческой ипостаси, хотя куда боле привычным для нее был львиный облик. Полупрозрачный калазирис облегал красиво тело богини, демонстрируя под собой длинный расшитый драгоценными камнями передник и другие достопримечательности, нервируя присутствующих здесь гречанок. Как богиня плодородия, Тефнут изначально имела пышные женские формы, но, после того как ей удалось освоить воинское дело, ее тело похудело, став стройным и мускулистым. Последнее обстоятельство добавило Тефнут привлекательности, но наградило ее бескомпромиссностью, иногда необоснованной жестокостью, и командирскими замашками по праву сильного.
   Бастет, ее спутница, выглядела полной противоположностью. Невысокая, черноволосая, настолько приятно округлая, что руки сами тянулись к ее стройной талии и пышным формам, очень смешливая богиня веселья и музыки. (В земном воплощении она отдавала предпочтение облику кошки, имея схожие повадки и характер, за что на статуях ее даже стали изображать женщиной с кошачьей головой.) Более плотный калазирис добавлял фигуре в форме песочных часов загадочного очарования, пряча само тело от нескромных взглядов. В кругу богов бытовало мнение, что под ним Баст прячет свой кошачий хвост, с которым ей жаль расставаться в человеческом обличье. Никто его лично не видел, но миф продолжал существовать. Из украшений на ней были лишь скромная тиара и драгоценное тончайшее головное покрывало, невесомое как пух и прочное, как сто канатов.
   Сейчас Бастет была непривычно сосредоточена и, как Тефнут, постоянно держала в поле зрения Исиду. Эта ее серьезность приводила в замешательство Гермеса, привыкшего производить на женщин такое неизгладимое впечатление, что те жадно ловили каждое его слово. Что здесь успело произойти?
   Сама Сильная Чарами, стояла чуть в стороне, у колонн, нежно гладя сидящую у неё на левой руке хищную птицу, разглядывая что-то, ей одной ведомое на горизонте. Птица хлопала крыльями, клекотала и порывалась взлететь. Богиня отстраненно поглаживала любимца сына, погруженная в свои думы. Грубая кожаная перчатка до локтя, в сочетании с полупрозрачным калазирисом, под которым просвечивали женское тело и расшитый драгоценными камнями передник, лишь подчеркивала женственность и хрупкость богини. Головное покрывало Исиды удерживал на голове золотой обруч с уреем, глазами которого были два изумруда. Красота богини превосходила все словесные описания, на которые способен язык, но даже она не оправдывала, на мой взгляд, похоти Сета, убившего ее мужа и собственного брата. Сейчас, когда Осирис в очередной раз вернулся из царства мертвых, лицо Исиды было лицом счастливой женщины, к которой вернулся живой муж. Могу только предполагать, какую надо иметь огромную силу, чтобы из года в год переживать смерть и возрождение любимого человека. С другой стороны, лучше так, чем вообще никогда не видеть свою любовь.
   Вопрос номер неизвестно какой-то за сегодня: зачем Исида явилась сюда в сопровождении маленькой армии? Если Баст и Тефнут еще можно было списать на якобы свидетельниц, то сокол-охранник Гора никем, кроме оружия, не мог являться. Вопрос следующий: кому не доверяют та-кемптки? Мне? Зевсу?
   Во всяком случае, теперь, учитывая мощь богинь-кошек, появлялось объяснение присутствия Афины. Очевидно, Зевс пригласил Горгоноубийцу для моральной и физической поддержки, обосновав это ее функцией его советчицы. Или нет?
   Встречаемся глазами с обернувшейся Исидой и вежливо раскланиваемся, как подобает двум малознакомым богиням. Она оценила мои наспех сотворенные одежды как достойные внимания, слегка задержав изумрудный взор на комплекте украшений из Атлантиды. Умели тогда делать уникальные вещицы. В своё время Гера была готова отдать мне половину того, что имела, за ожерелье Ашварайи. Ничто другое не смогло бы лучше отвести глаза женской половине, чем магический блеск, исходящий от моих волос (диадема), от ушей (серьги) и груди (ожерелье). Для мужской половины я посчитала достаточным разрез хитона, дразнящий голодные взоры мельканием стройных ног, и дыхание, которое так красиво напоминало о наличии у меня под тканью голой груди.
   Я покосилась на Арсения, но в его мыслях было опять лишь лёгкое любопытство Творца, впервые увидевшего живьем свое детище. Если он и отметил красоту присутствующих женщин, то большого впечатления они на него не произвели.
   Естественно, на нас давно обратили внимание и в напряженном ожидании разглядывали. Даже Гермес не спешил открывать рта, что само по себе было событием из ряда вон выходящим.
   - Маленькая тёплая компания, - подала, наконец, голос Фи-Фи, стоящая слева от меня. - Как мило, - нервно хихикнула она, оглядев собравшихся. - Ты одела триаду Ашаварайи?! - возмутилась подруга, только сейчас заметив мои драгоценности. - Собираешься красть минуты моей славы? Все ведь будут смотреть лишь на тебя!
   - Ты была и остаешься вне конкуренции, милая, - уверяю её. - Мы здесь лишь для того, чтобы помочь тебе.
   - Хочешь присоединиться? - сфинга вскинула бровь, озадаченная последней фразой.
   - Морально.
   - А я уж размечталась, - ни с того ни с его окинув Арсения томным взглядом, она принялась изучать трон, занятый пока владыкой богов. Наблюдая за поворотами её головы, не сложно было предположить, что она выбирает оптимальную позицию.
   - Пока не поздно - давай откажемся, - зашипел в ухо Асклепий, вцепившись пальцами в мое плечо. Немигающие взоры та-кемпток спровоцировали у него новый приступ паники. - Не в этом же месте! Побойся Бога...
   - Замри, несчастный, все продумано. Просто подыграй нам, - цежу сквозь зубы, шагая к трону по бьющей по ушам тишине.
   Очевидно, что все с нетерпением ожидали, когда же сфинга и Аполлонид откажутся от выполнения пари. Никто не верил, что они осмелятся воплотить здесь свою дерзость.
   - Но это не ты будешь на виду у ВСЕХ... - он тащился следом, спотыкаясь о чужие взгляды и мысли. Хорошо еще, что во время лечения и операций, его словно кто-то подменяет и робкий трусливый тип превращается в бога Врачевания.
   "- Ты, случайно, не импотент?" - фиолетовые глазищи обернувшейся сфинги загадочно прищурились.
   - Пусть отсохнет твой язык, нечестивица, за одно такое предположение! - мгновенно надулся, как индюк, лекарь. - Покроется весь язвами и фурункулами, а тебя поразит гнуснейшая из чесоток! Я хоть сейчас повторю подвиг Геракла с пятьюдесятью девственницами!.. Дважды!
   Десять пар глаз с огромным интересом уставились на того, кто нарушил тишину этим хвастливым заявлением.
   - Ну-ну, - она окинула его скептическим взглядом сверху вниз, как иной хозяин разглядывает старую лошадь, прикидывая: пора её забить или еще на что-то сгодится?
   "- Если ты нам все сорвешь, я с особым удовольствием представлю тебя моим опальным родственникам как моего лучшего друга", - сообщаю Асклепию ласково, переключая его внимание на себя. Он тут же побледнел и благословенно затих в полуобморочном состоянии, оперевшись на руку идущего рядом Арсения.
   - Я рад, что вы преисполнены горячего желания, - сказал Зевс, встав с трона. - Мы устали уже вас ждать, - он покосился на бесстрастную Афину, наверняка, испрашивая совета. Сейчас он сам уже был готов предложить сменить место, не готовый к возможным последствиям. Паллада едва заметно кивнула, начиная спуск вниз, в зал. - Начнём, что ли? - не таким уверенным голосом объявил Зевс, спускаясь на ступеньку. - Никто не передумал? Может, кто-то знает что-либо о нечестности участников? - Он с надеждой оглядел собравшихся. - Охи? Вот и славно, - пробормотал, спускаясь в зал. - Начнём тогда, пожалуй, - с этими словами владыка богов подошел к группе зрителей, заняв место между Афиной и Гермесом.
   Фи-Фи горделиво поднялась на трон, продемонстрировав соблазнительную походку во всей красе. Асклепия удалось отправить за ней лишь после "нежного" тычка в спину - ноги у него отказали сразу же после вопроса Зевса о нечестности.
   Напряжение достигло апогея, да так там и застряло.
   ... И мы стали свидетелями акта чудесной телесной любви, которая лечит все, даже аллергии. Эмоции, роскошь самых трепетных фантазий и ослепительных чувств, полет двух душ в бесконечность - все по самому высшему разряду. Тронный зал так раскачало волнами безумной страсти, что все присутствующие едва не последовали примеру горячей парочки. Майя постаралась на славу, не допустила ни одного ляпа в иллюзии, заслужив моё искреннее восхищение. Умеет ведь работать, когда сосредоточится.
   Полностью мне насладиться зрелищем мешал какой-то дискомфорт. В груди в который уже раз что-то кольнуло, вызывая зуд. Да что там такое?! Незаметно для посторонних, спрятавшись за спину Арсения, запускаю руку в грудную повязку. Что за?..
   С недоумением разглядываю потертый золотой круг, украшенный по краям широкими лепестками, на порванной электроновой цепочке, с головой Медузы Горгоны в центре. Выпученные глаза Горгоны переполнены безумием и ужасом. Клубок змей вместо волос. То ли мужчина, то женщина с бородой и змеиными косами сразу. Ах да, это же Афина потеряла. Зачем ей эта безделушка? Надо вернуть будет. Обвожу большим пальцем выпуклые линии портрета. Украшение, как дикий зверек попавший в руки человека, огрызается, покалывая кожу слабыми разрядами сырой магии. И все это время...
   - Ты все-таки это провернула, - недоверчиво проговорил мне на ухо Арсений.
   Вздергиваю голову вверх - любовники покидают трон, лучась удовольствием. Мужчина смотрит, ожидая от меня ответа.
   - Я всегда исполняю то, за что берусь, - отвечаю сухо, пряча руку с амулетом за спину.
   Взъерошенная Фи-Фи, первой сбежала вниз, где с довольным видом приняла у бесстрастной Исиды сундучок со свитком заклинания и "оставленные в залог" украшения. Тефнут и Бастет вежливо перебросились с ней фразами, после чего вместе с Исидой и удалились домой. Конечно, общительность никогда не была их сильной стороной, но этот их уход уж очень напоминал поспешное бегство.
   Асклепий спускался вторым, суетливо расправляя складки гиматия и чересчур демонстративно игнорируя присутствующих. Гермес, бросившийся ему помогать, спешил узнать подробности из первых уст. Лучащаяся самодовольством сфинга открыла крышку сундучка и любовалась его содержимым, забыв обо всех. Потом обязательно надо расспросить ее о разговоре с Исидой.
   Зевс возник рядом со мной, всем своим видом выражая нетерпение.
   - Фи-Фи, - зову сфингу, с важным видом что-то втолковывающей Афине. Богиня слушает ее с плохо скрываемой скукой - куда больше ее интересует содержимое выигранного сундучка. Значит, Зевс наплел ей какую-то чушь, не сказав об истинном содержании, и она хотела лично удостовериться в правдивости его слов. Хорошо, что у подруги хватило ума вовремя захлопнуть крышку. - Иди сюда!
   Фи-Фи, плавной походкой получившей своё женщины, приблизилась к нам. Фамильные драгоценности - рубины и алмазы в золотой оправе - загадочно мерцали на ней. Сама сфинга буквально лучилась превосходным настроением, заставляя окружающих испытывать белую зависть. Радости в ней было даже подозрительно много для нынешнего момента. Не забыть бы выпытать у нее причину этой радости.
   - Ты была бесподобна, - подмигнул громовержец сфинге, когда та протянула ему сундучок. - В любой момент можешь прийти ко мне и повторить это, где вздумается, - заглянув внутрь, он зажал вещицу под мышкой.
   - Я запомню, - она потянулась с той неповторимой пластикой, на которую способны лишь кошки. Под блестящей, песчаной цвета шкуркой весело прокатились упругие мускулы, напоминая о звериной натуре красавицы. Правда, Зевса этим смутить сложно.
   - Учти, воспользоваться им можно не более двух раз, - порчу ложкой дёгтя бочку мёда Зевса, распустившего хвост перед томной сфингой, поправляющей прическу. Надо было видеть его лицо! Кожей ловлю смешок Исиды, прилетевший из ниоткуда ароматом каркадэ.
   Сфинга, не найдя в нас благодарных слушателей, отвернулась и увидела пытаемого Гермесом Асклепия. Стоящая рядом Афина имела очень брезгливый вид, куда больше ее интересовала наша с Зевсом беседа, но без разрешения громовержца она не смела подойти.
   - Я сейчас, - мурлыкнула с непередаваемым отзвуком Фи-Фи, и направилась в их сторону.
   - Учту, - кисло сообщил Зевс, имея цвет кожи в тон своему желтому гиматию, расшитому критскими быками. - А что здесь делает этот? - кивнул на стоящего за моим плечом Арсения.
   - А можно повежливее? Я здесь то же стою, - с долей угрозы нарушил молчание Арсений, шагнувший вперед.
   - Разве я говорил с тобой? - окатил его царственным презрением Зевс. - Верно, твои родители не привили тебе должных манер, если у тебя вообще были родители.
   - Манеры у меня в полном порядке, а вот у тебя...
   - Когда закончите петушиться, позовите меня, - прошу их, делая вид, что собираюсь уйти.
   - Как вы смете так со мной разговаривать?! - зарокотал владыка богов. Ему вторил гром небесный, поддерживавший своего хозяина всегда и во всем. - Мнемозина, могла бы научить своего мужлана, как следует...
   - Моего?.. Он такой же "мой", как и твой, - заявляю Зевсу. - Ты сам хотел решить, что с ним делать, - напоминаю ему, разглядывая Афину, которая, утомленная обществом Фи-Фи, собралась покинуть зал. - От меня требовалось лишь узнать его прошлое. Афина! - окликаю громко. - Не уходи!
   От резко оглянувшейся богини пахнуло прямо-таки гиперборейским холодом. И без того прямая, как мачта, она сумела каким-то образом выпрямиться еще больше. Всем своим видом Афина показывала, что общение со мной - последнее, чего бы ей хотелось в этой жизни.
   Озадаченные мужчины как-то вдруг забыли о своих разногласиях.
   - Афина! - проявляю настойчивость, которую ей уже нельзя игнорировать в данной ситуации. Надо или при всех со мной ссориться, или беседовать. Она повернулась. На нас устремились любопытствующие взгляды. - Дорогая...
   - Что? Ты не посмеешь вот так сейчас уйти, - прогремел Зевс, раздражённо забрасывая спадающую полу плаща на плечо. - Ты не закончила со мной. Афина, она подойдет к тебе позже. - Богиня склонила голову, признавая волю владыки, и вернулась к, что-то эмоционально рассказывающей Гермесу, сфинге. Легкая бледность черт выдавала нервозность Паллады. Догадаться, что наш с Зевсом разговор не имеет к ней никакого отношения, она не могла и справедливо решила, что я жалуюсь на неё Зевсу. Пусть помучается. - Что у него с памятью? - проявил нетерпение громовержец. - Ты меня слышишь, Мнемозина?
   Асклепий раздражённо огрызался на Гермеса, стоя рядом с троном. Гермес же, напротив, наслаждался происходящим и с удовольствием пытался довести Асклепия до белого каления своими нескромными вопросами. Как и загадочно улыбающаяся сфинга, извечным женским жестом теребящая свои волосы. Арсений издал невнятное хмыканье, расшифровать которое я бы не взялась.
   - Безнадёжный случай, - отрешенно заявляю Зевсу, убедившись, что Афина не собирается нас покидать пока. Проклятье, чем она воспользовалась, что я чувствую лишь непроницаемый щит. Что такое страшное ей требуется от меня спрятать?
   - Что, совсем ничего нет в памяти? - не поверил владыка богов, зная, что я во всех подробностях могу рассказать историю каждой гальки на морском берегу.
   - Отойдём, - приглашаю его, кивнув в сторону ближайшей колонны, спиной чувствуя острый, как копье, взгляд Афины.
   Арсений, в легком замешательстве, остался стоять в центре зала, не сделав даже попытки подойти к группе сфинги. Просто стоял, сложив руки на груди, и единственное его отличие от статуй в зале было то, кожа у него была насыщенного коричневого цвета. Такое доверие с его стороны, когда от одного моего слова зависит его судьба здесь?..
   - Шпион? - одними губами произнёс громовержец, сразу став очень серьёзным. Не получив от меня ответа, помрачнел. - Убийца?
   - Творец, - говорю ему правду. Иногда это лучше всего.
   Зевс вздрогнул. А кто бы на его месте не испугался? К власти привыкаешь, тем более - к абсолютной. С появлением же Творца мир закачался под ногами у всех.
   - Наш? - пересохшими губами уточнил он, искоса разглядывая застывшего чужака.
   Тут он был не одинок: все здесь присутствующие, по той или иной причине, косились на Арсения. Его статус и внутренняя сила были трудно определимы, никто не хотел найти себе еще одного могущественного врага, если вдруг окажется, что тот обладает какой-то особой силой.
   - Охи, - качаю головой. Говорить Зевсу всю правду не входило в мои планы. Правда такая концентрированная вещь, которую лучше при подаче к столу разводить некоторым количеством лжи и недомолвок. - Случайно забрел, захотел поучаствовать в нашей жизни. Ты же понимаешь, как это бывает, - намекаю на тайные вылазки на землю самого Зевса. - Свобода в полном смысле.
   "- Ты прочитала в его памяти или он сам признался?" - мгновенно подобрался громовержец, бросив на Арсения еще один внимательный взгляд. Арсений выносил все это с высокомерием пирамиды, уставившись в одну выбранную точку где-то над троном владыки богов.
   - Прочитала, - отвечаю я. Реакция Зевса и без того не сулит залетному гостю ничего хорошего. А уж если учесть то, что и могущества у Арсения как такового нет.
   - Отвлеки его внимание еще немного, - приглушенно попросил Зевс, интимно поглаживая мне ладонь. Черные глаза его, в которых страсть тесно сплелась с жаждой смерти, готовы были прожечь дыру в моей душе. Еще бы, носительница такого опасного знания обязана быть предана нынешней власти телом и мыслями до самой смерти. И уж от ее преданности будет зависеть, как скоро придет к ней смерть. - Я вызову Посейдона, Аида и... - Он уже прикидывал наилучший способ избавиться от опасного соперника.
   "- Убьешь его?" - спрашиваю равнодушно, показывая, что послушна существующему владыке как прежде и приму любое его решение.
   "- А что ты предлагаешь? Посадить его в клетку и показывать за деньги?" - Зевс нервно хохотнул собственной шутке.
   "- Ну зачем же", - заправляю выскользнувшую из прически прядь за ухо, словно невзначай демонстрируя красоту запястья и подчеркивая изгиб шеи. Слабый ванильный аромат поплыл по воздуху, растревоженный движением тела. Ноздри Зевса затрепетали, доказывая, что уловили пряный запах, напоминающий о еде и удовольствиях.
   "- Тебе известно что-то такое?.." - интимно спросил он, скользя указательным пальцем по моей руке до локтя вверх и вниз. Вызванные этими действиями мурашки доставили ему массу удовольствия - всегда приятно, когда женщина после многих лет совместной жизни (и даже успевшая с тобой развестись) продолжает тебя желать.
   "- Не знаю, что ты понимаешь под словом "творец", - медленно говорю ему, высвобождая руку. Так далеко его заводить не было нужды, - но я имела ввиду Того Самого Творца. Первого. Сомневаюсь, что у нас ВСЕХ достаточно сил для нанесения ему вреда. Это не какой-нибудь титан".
   "- Я победил Крона! - вскинулся шепотом Зевс, ощутив собственную несостоятельность в моих словах. - Это тебе не миску изюма съесть, знаешь ли".
   "- А Урана-Небо ты в силах победить? Или нашу Мать Гею? - спрашиваю с любопытством. Зевс побагровел, но сказать ему было нечего. Даже если соберутся все боги этого мира, они все равно не смогут соперничать в могуществе с Творцом. - И после этого ты замахиваешься на того, кто создал ИХ?"
   "- Что же ты предлагаешь? - Все-таки руководителем Зевс был от природы: или подчиняй, или подчиняйся, чтобы подчинять потом. - Брось, не поверю, чтобы у тебя не возник хотя бы один план".
   - Я всего лишь богиня Памяти...
   - Тебе известно как мы все тебя ценим. К чему это ломание сейчас? - раздраженно вскинулся он. Потом по его лицу скользнула тень понимания. - Что ты хочешь за свою помощь?
   - Исполнения двух желаний. Любых, какие взбредут мне в голову. - Помощь помощью, а собственную выгоду грех упускать.
   - Ты в своем уме?! - вскричал Зевс, заставив обернуться всех присутствующих.
   - Надеюсь, что да, - с удовольствием отвечаю ему.
   "- А если тебе вздумается занять мой трон?" - спросил он первое, что пришло ему в голову, из вещей, которые приводили его в ужас.
   Вот уж что пожелается мне в самую распоследнюю очередь. Чтобы я добровольно взвалила на себя такую ношу?! Дудки, ищи другую идиотку. Как говорится, кто о чем, а вшивый о бане.
   "- Могу поклясться водами Леты и матерью нашей Геей, что никогда не покушусь на твою власть, - успокаиваю Зевса, преданно глядя ему в лицо. - Мои желания просты и сугубо материальны".
   - Клянись, - велел владыка богов. Такая клятва для него ценна в любом случае, даже если он не примет мою идею. Что ж, помощь помощью, а собственную выгоду грех упускать.
   Выслушав от меня полную клятву, громовержец, по моему настоянию, принес ответную клятву исполнить два моих желания. Все честно: баш на баш. Слова он ронял отрывистые, откровенно морщился. Было видно невооруженным взглядом, что вырывает их по живому. Зато теперь у него почти не будет возможности отвертеться от своих слов.
   "- Что ты предлагаешь сделать?" - спросил Тучегонитель, едва завершил клятву.
   "- Я закрою Ему доступ к прошлому. Тогда Он станет для нас не опаснее Эндимиона".
   При последнем имени Зевс против воли передернулся.
   Эндимион был столь прекрасным юношей, что за его красоту Зевс взял его на небо. любит владыка богов коллекционировать все красивое, как птицы - все блестящее. Красота юноши была такова, что сама Гера, увидев его, чуть не забыла о супружеской верности. Угроза стать рогоносцем в прямом смысле слова, естественно, не обрадовала громовержца. Прочие богини тоже не остались безучастны к смертному, который прятался от них по всему Олимпу. Повезло тихой Селене - их любовь с Эндимионом оказалась взаимной. Селена кинулась в ноги Зевсу, чтобы тот дал ее любимому вечную жизнь и они могли быть счастливы.
   Злые языки потом говорили, что громовержец нашел удачный способ одновременно образумить забывшуюся жену и отомстить богине Луны, которая часто выдавала его супруге, высвечивая с возлюбленными в самых укромных уголках (зная Селену, не могу поверить, что она намеренно могла кому-то вредить). В любом случае, Зевс дал Эндимиону вечную жизнь, но не вечную молодость, о которой забыла упомянуть влюбленная Селена. Что и выяснилось очень скоро, когда красота и сила юноши стали увядать на глазах богини. На все слезы и упреки богини Луны тучегонитель доказывал, что лишь исполнял ее просьбу. В конце концов, по просьбе Селены, Морфей погрузил одряхлевшего Эндимиона в вечный сон.
   Богиня Луны лишилась улыбки и, в беспробудную тоске, как тень скользила в своей колеснице, запряженной белоснежными конями, по небу. Селена в слезах прятала свой лик от смертных за кисеей облаков. Сжалившаяся Афродита пристыдила Зевса и он превратил Эндимиона в сверчка. В общем, грязное получилось дело, сделавшее несчастными две ни в чем неповинные души.
   "- Не переоцениваешь ли ты свои силы? - усомнился Зевс, потерев подбородок. - Лишить памяти Творца? Не Урана-Небо и даже не Мать Гею", - вернул мне мой подкол.
   "- Я ведь не указываю тебе границы могущества, вот и ты мне не указывай, племянничек". - По контрасту с этими дерзкими речами, смиренно склоняюсь перед ним. - Был ли хоть один случай жалоб на мой талант, владыка? - спрашиваю у него с ноткой обиды.
   - Охи, но... - бог замялся. С возрастом самые отъявленные анархисты становятся консерваторами, ратуя за удобный им сложившийся порядок вещей. Рисковать ему не хотелось, но так уж вышло, что сейчас настало время действовать...
   - Как хочешь, - пожимаю плечами.
   Арсений даже позы не поменял, словно и в самом деле окаменел ненароком. Боги и богини мило беседовали, делая вид, что наша с Зевсом беседа их ну ни капельки не интересует. Подслушать у них не было никакого шанса, оставалось лишь наблюдать за нашими мимикой и жестами.
   "- Каковы Его планы?" - Зевс терзался муками выбора и желал иметь твердую уверенность в правильности своих действий. Только где же это видано, чтобы кто-то давал стопроцентные гарантии под свою ответственность?
   - Мне подвластно прошлое - не более, забыл?
   - И все же.
   "- Он явился сюда инкогнито, чтобы вблизи познать мир и его жителей. Насколько я поняла, у Него был душевный кризис. И Он намеренно запер Свою память, чтобы по-новому взглянуть на привычные вещи. Нам повезло, что Посейдон сразу наткнулся на Него и привел к себе".
   "- И ты можешь прямо сейчас навсегда лишить Его прошлого? Здесь? - хищно прищурился Зевс, внезапно напомнив мне своего любимого орла, высмотревшего жертву.
   - Нэ.
   "- А как ты объяснишь другим и Ему произошедшее?" - начал уточнять детали Зевс. Довериться другому было для него очень не просто. Трудно верить, что кто-то поступит честно там, где ты бы слукавил.
   "- Что он - голем. Бракованный, или потерявшийся. Во всяком случае, никакую программу в него не вложили", - отвечаю с рассудительностью опытного убийцы, у которого ученик выспрашивает детали убийства.
   Зевс неохотно кивнул, признавая правдоподобность, и тут же снова спросил:
   "- Откуда же он взялся тогда?"
   "- С взорвавшейся звезды, скажем. К прискорбию, никого в живых там не осталось, так что его прошлое навсегда останется для нас тайной. Если он сам его не вспомнит, - я улыбнулась, - чего не произойдет никогда".
   "- А что станет с... - он неосознанно облизнул губы и сглотнул, как моя кошечка перед миской сметаны - ...Его могуществом?"
   "- Я затру Ему и пути доступа к Силе, и Она будет вечно дремать в Нем, невостребованная, - потираю натруженную шею, разминая затекшие в напряжении мышцы. - Если сделать Его смертным, то после Его смерти сила высвободится и уйдет в космос".
   - Неплохо, - владыка богов почесал подбородок сквозь густую бороду, которая была приглажена и напомажена. Взор его стал задумчивым: владыка богов прикидывал, как ему стать наследником силы Творца. - М-да, мне нравится. Приступай!
   Я обернулась к Арсению. Безупречный профиль, достойный быть запечатленным рукой какого-нибудь мастера на монетах и барельефах. Здоровое тело воина просто лучилось силой. Красивый сосуд - не более.
   - Все, - отряхиваю пальцы, повернувшись к Зевсу. - Принимай работу.
   - Позови его, - велел Зевс, сверля мужчину подозрительным взглядом.
   - Не доверяешь? - с усмешкой поворачиваюсь к громовержцу.
   - Тише, - поморщился тот. - До чего вы, женщины, импульсивные создания.
   - Какие уж есть.
   - Но как я вообще могу быть уверенным, что... - он замялся, подбирая слова.
   "- Что это был Творец? - прихожу к нему на помощь. - Что тебе говорят собственные ощущения?"
   "- Он другой, - после некоторого молчания неохотно сказал Зевс. - Это все, что мне видится".
   - Даже сейчас? - потираю висок. Отзвуки недавней головной боли дали о себе знать так некстати. - Я бы с радостью позволила тебе ощутить его моими чувствами, но не могу.
   "- Сейчас он как... как захлопнутый ларец. Он не стал смертным", - обвиняюще заявил владыка богов.
   "- Сделать Его смертным не в нашей власти. Пока! - не даю ему заговорить. - В нем сейчас еще бурлят остатки былой мощи, дай им время вытечь. Без подпитки из источника Силы, доступа к которому я перекрыла сейчас, Арсений медленно превратится в подобие Эндимиона. А там уже легко будет переправить Его на землю и..."
   - Как долго ждать? - недовольно, как ребенок, которому велели не есть сладкое до основного блюда, спросил Зевс.
   "- У нас с тобой впереди вечность, в отличие от него. Тысячу лет, может, две - смотря по тому, как он станет жить, - пожимаю плечами. - Сам знаешь, как бурная жизнь пожирает молодость и здоровье".
   "- И что с ним теперь делать?" - вопросил владыка богов. Действительно, не каждый придумает, куда пристроить беспамятного Творца.
   - Понятия не имею, - развожу руками. - Толку от него больше никакого не будет. Назначь его виночерпием или приставь заботиться о своем орле - что хочешь, то и делай. Так я могу теперь поговорить с Афиной?
   - Так уж и никакого толку? - склонил голову вбок Зевс, хитро прищурившись.
   - Он сейчас глупее Ириды - это уже говорит само за себя, охи? Если ты найдешь ему занятие - на здоровье. Во внешности не идёт ни в какое сравнение с тобой или Аполлоном (томный взгляд из-под ресниц и слабый девичий румянец на щёки). Олимп же и так переполнен пародиями на мужчин (грустный вздох). Просто еще один лишний рот на твою амброзию.
   - Мне кажется, или ты за него хлопочешь? - подозрительно спросил владыка богов, сделав весьма неожиданный вывод из моих слов.
   - Лично мне глубоко плевать, что с ним станет, - тяжело вздыхаю. - За сегодня он успел надоесть мне хуже пареной репы. Пусть остаётся здесь или отправляется куда угодно. Помнится, двери Тартара легко открываются.
   - Маленькая подлиза, - хохотнул Зевс довольно, похлопав меня по попе. - Я и забыл, какой ты можешь быть.
   Тпру-уу. Куда-то мы опять не туда повернули. Разворачиваемся.
   - Мне пора домой. Сегодня был тяжёлый день. - Притворяться здесь не обязательно - усталость самая что ни на есть подлинная.
   - Одной?
   - Хочешь дочек повидать? - обрадовалась я. - Девочки так любят, когда ты их навещаешь. А уж от твоих подарков они всегда в восторге. А недавно заезжал малыш Орфей погостить...
   - В другой раз - дела, ты же понимаешь, - сразу поскучнел Зевс. Из всех его детей заинтересовать отца сумел только Геракл, да и то благодаря гонениям, устроенным на него Герой. Куда больше процесса воспитания детей Зевса занимал процесс их создания. - Мнемозина, а этого болванчика с собой забирай. Слышишь?
   - Что?! - возмутилась я. - С какой стати?! Я свою работу честно выполнила...
   - Последи за ним - мало ли, что может произойти первое время... Я в долгу не останусь, - шепнул он на ухо, приобняв за талию. - А потом уже и заберу его...
   - Чем плох Тартар?
   - Какая ты жестокая, - Зевс покачал головой. - Ни в чем неповинного готова заточить и обречь на муки...
   - Мудрейший, при всём почтении... - цежу сквозь зубы.
   - А если сбой даст твой морок? У них там времени не будет за тобой посылать.
   - Не так уж Тартар и беззащитен, позволь напомнить. Вполне сможет и...
   - Все. Я решил, - отрезал Зевс. - Присматривай за ним.
   - Это произвол. Я буду жаловаться.
   - Давай-давай, - хмыкнул Зевс и направился к группе богов, которые уже успели обговорить все темы по три раза.
   Что ж, все вышло не совсем так, как я планировала, но и не так ужасно, как могло быть.
   - Афина! Дорогая! - сладким голосом окликаю собравшуюся исчезнуть богиню Мудрости, быстрым шагом догоняю дочь Зевса.
   - Мне нужно срочно...
   - Я тебя не задержу, право слово, - для надежности беру ее за запястье. - Всего лишь пара вопросов.
   Боги с любопытством взирали на нас, поскольку о пробежавшем меж нами раздоре было известно всем.
   - Что тебя интересует? - холодно осведомилась Афина, взирая на меня своими серыми совиными глазами. Расширенные черные зрачки ее напоминали две черные дыры.
   - Как ты догадалась об этом? Признайся! - с такой пылкостью вопрошаю ее, что богиня даже отшатнулась назад.
   - О чем? - Паллада сделала слабую попытку вырваться, бросив затравленный взгляд на зрителей. - Не понимаю.
   - Я сначала не поняла, в чем дело, - с восторженностью идиотки лезу к ней с объятиями и поцелуями. - Это было так давно. И вдруг ты... - все же заключаю ее в объятия. - О, это просто невыразимо...
   - Уберите ее от меня! - Афина стала отбиваться по-настоящему. - Пусти меня, бешеная! - вывернулась на свободу, раздувая ноздри и почти клекоча. Того и гляди крыльями забьет своими.
   - Вы представляете, - оборачиваюсь к зрителям, с откровенным изумлением взиравшим на нас, - она такое спланировала и воплотила! Одна. Вы ведь тоже не в курсе были?
   Зевс и Афина подобрались, как кошки при появлении собаки. Но если первый услышал в моих словах указание на организованный Афиной заговор, то вторая, которая никакой заговор не готовила, разумеется, испугалась за свою тайну.
   - Ты о чем? - наконец подала голос сфинга. - Или я одна здесь ничего не понимаю? Арсений? - повернулась к мужчине. Тот бессмысленным взглядом озирался по сторонам. - Теперь у этого не все дома. Боги, что творится здесь?!
   - Где все произойдет? Здесь? - радостно спрашиваю у Зевса, стараясь перекричать подругу. Не получив у него ответа, снова обращаюсь к Афине. - Ну, не молчи же. Ты настоящая богиня Мудрости и Хитрости, признаю, - делаю попытку снова ее обнять, но Афина резво отпрыгивает. - Даже эринний сумела подговорить вступить с тобой в сговор...
   Если бы Зевс умел взглядом убивать, то Афина уже была бы мертва. Но она и без того стояла ни жива, ни мертва после моей реплики, которая фактически подписала ей смертный приговор.
   - Синочка, ты хорошо себя чувствуешь? - осторожно осведомилась медленно подходящая сфинга. - Головка снова заболела? Асклепий, не стой столбом! Ей же плохо.
   - Вот именно, - ухватилась за слова сфинги Афина. - Она просто больна.
   - Отлично себя чувствую. Лучше всех! - с восторгом заявляю всем. - Отвлекла меня пациентом, наслала эринний, потом эти бунты в храмах на земле... Колоссально! - Зевс и Гермес вытаращили глаза. - Ой, не делайте вид, что вы ничего не знали.
   - Милая, ты о чем? - спросил Асклепий. - Мы не понимаем.
   - О моем дне рождения, конечно!!!
   Немая сцена дала мне возможность перевести дух и освободила руки.
   - День рождения? - протянула Афина, еще не веря своему счастью.
   - Твой? - ошарашено спросила Фи-Фи, сев на попку.
   - Сегодня? - озадаченно уточнил Зевс. - А заговор? При чем тут заговор?
   - Афина организовала мне праздник, подговорив вас всех, ведь так?!! - обращаюсь к не верящей своему счастью Афине. Зевс выпучил глаза, переваривая это известие. - Так где он будет? Здесь?
   - Ээ... не здесь, - она, отдаю ей должное, быстро сориентировалась. - На Елисейских полях. На природе.
   - Я сейчас заплачу, - с всхлипом заявляю им, утирая повлажневшие глаза.- Это так трогательно. Я считала, что ты меня ненавидишь... И вдруг, ты делаешь для меня этот праздник. О-ооо!
   - Разве твой день рождения не... - начала было нахмурившаяся сфинга.
   - Тот день рождения из прошлой жизни, дорогуша. А сегодня, именно сегодня исполняется... хм... некоторое количество веков, как я стала богиней Памяти!! - растроганно объявляю я. - И вы это не забыли.
   - Конечно. Как мы могли? Очень долго готовились! - наперебой загалдели ухмыляющийся Гермес, удивленный Асклепий и задумчивый Зевс, время от времени подозрительно косящийся на растерянную Афину. - Ты заслуживаешь праздника, - они обнимали и тискали меня, желая долгих лет, счастья и побольше веры.
   - Спасибо, спасибо, спасибо вам...
   Сфинга сидела в стороне и что-то подсчитывала по растопыренным когтям правой лапки. У нее никак не сходились концы с концами, тогда она встряхивала лапку и принималась считать по новой. Бедняжка.
   - Ну? Когда идем праздновать? - потер руки Гермес.
   - Я отлучусь - надо проверить, все ли готово, - пролепетала Афина, перед тем как исчезнуть.
   - Мне тоже, надо отойти, - Зевс вспомнил о зажатом под мышкой сундучке. - Встретимся на Елисейских полях.
   - Пойду Афине помогу, - хитро улыбнулся Гермес.
   - Ты и в правду себя хорошо чувствуешь? - уточнил Асклепий, когда мы остались вчетвером.
   - Как будто только что заново родилась, - подмигиваю ему. - Разве ты не чувствуешь того же?
   - Дурацкие шуточки твои вечно выходят боком...
   - Что это ты морщишься? - спрашиваю, заметив его гримасы.
   - Некоторые просто не слышали о том, что когти надо стричь, - врачеватель зашипел, сделав неловкое движение, и потер спину. Сфинга прекратила подсчеты и ехидно фыркнула, заметив это.
   - К... когти? Какие когти? Когда вы успели поцапаться? - всполошилась я. Вроде и близко друг к другу не подходили.
   - Что значит "когда"? - с удивлением взглянули на меня оба.
   - Только что, на троне, помнишь? - медленно проговорила Фи-Фи. - Вроде ты в обморок не падала от зависти, когда увидела, на что способны настоящие женщины. Хотя ты сегодня такая странная...
   - Не падала я ни в какой обморок! - Нехорошее предчувствие обняло меня со спины ледяными руками. - Вы что - по-настоящему?..
   - А что ещё нам было делать? - как на идиотку посмотрел на меня Асклепий.
   - Тихо постоять или посидеть у трона!! Майя сотворила иллюзию, которую и увидят остальные... Я же вас предупредила, - сказала ему, а сама усомнилась в правдивости своих слов. Может, в самом деле, забыла им сказать?
   - Говорила, - успокоила меня Фи-Фи и закивала головой сверху вниз, подтверждая мои слова. Зато у Асклепия лицо вытянулось и стало очень несчастным.
   - Ты не слышал? - закатываю глаза. - А, ты, почему ему не повторила? - обращаюсь к сфинге.
   - Откуда я знала, что он не слышал? Решила, что это всё его возбудило и... - невозмутимо ответила она, почёсывая себя задней лапкой за ухом. Роскошная грива ни капельки не растрепавшихся волос ритмично колыхалась в такт её движениям.
   - Помоги мне небо! - пробормотала я сквозь зубы, когда Асклепий набросился на невозмутимую сфингу с обвинениями.
  
   ...Молодая Нюкта-Ночь небрежно раскинула свой черный плащ над окрестностями. То тут, то там подмигивали из её темноты одинокие светлячки, похожие на заблудившиеся звездочки. Где-то в кустах утренняя птаха неуверенно пробовала голос, ревниво прислушиваясь к трели конкурента, занявшего дерево чуть правее.
   Праздник прошел на "ура" - море подарков и поздравлений, реки вина и потоки нетрезвых речей, - хотя и был организован спонтанно. Он и сейчас еще продолжается, но я изловчилась ускользнуть с него домой. В другое время с радостью бы побыла со всеми, но сегодняшний день дался мне нелегко. К тому же, следовало многое переосмыслить в свете последних событий. А для этого нет ничего лучше пешей прогулки, которая отлично успокаивает нервы и приводит мысли в порядок.
   Ярусы темно-зеленых леса и гор сменяются полосой равнин, за ними тонкая полоса суши, и далее - блистательное море, теряющееся в сиреневых сумерках, в льющемся мягким туманом на землю сером небе, оставившем свою последнюю синеву в глазах поющих на закате наяд.  Умиротворенное, оно дремлет, сонно поигрывая волнами. Отсюда его еще не видно, но уже слышался из-за деревьев глухой рокот прибоя. Из своего окна я люблю наблюдать за серебристой лунной дорожкой, ненадолго соединяющей море и небо. Особенно красивы на её фоне силуэты пролетающих дельфинов, на короткое время преодолевших законы земного притяжения и превратившихся в птиц. Ветер усилился, и его вездесущие руки чересчур вольно позволяли себе обращаться с полами моего хитона, обдавая свежестью некоторые сокровенные места.
   - Мнемосина! - окликнул меня Арсений, догоняя на дорожке, что вела сквозь оливковую рощу к моему дому. Так и продолжает звать на та-кемптский манер оглушая "дзету" в моем имени. - Ты про меня забыла? - Пошёл рядом.
   - Ну что ты, - возражаю ему, продолжая идти. - Просто торопилась.
   - Забыла, - с удовлетворением подытожил он, приноравливаясь к моему шагу. Обычно мне приходилось семенить за мужчинами, вечно спешащими куда-то по своим неотложным делам. Обратная ситуация, вопреки ожиданиям, нервировала.
   - Забыла, - соглашаюсь с ним, чтобы не спорить.
   - Как можно забыть о своем помощнике? - с упреком спросил Арсений.
   Очень легко, если у тебя его никогда не было.
   Я на самом деле стерла ему память, и не раскаиваюсь в этом. Никто не знает, из-за чего Он попал сюда и как Ему вернуться назад. Сколько это будет продолжаться, тоже неизвестно. А вечно жить в бесплодных попытках ухватить себя за локоть, что может быть хуже? Хотя, не исключено, что однажды Арсений станет собой и вернется в свой мир, хотя я постаралась на совесть, запирая его память. И тогда он заставит меня пожалеть о содеянном.
   - Отдохнул бы со всеми вместе, - говорю ему, поправляя сползший край гиматия на волосах. - Если бы мне требовалась твоя помощь...
   - Моя задача - быть с тобой, - Арсений помог мне перешагнуть через упавшее деревце, непринужденно подав руку.
   - Кто тебе внушил подобную глупость? - спрашиваю, в который уже раз убирая с лица волосы, треплющиеся на ветру.
   - Это не глупость, - мужчина отвел длинную низкую ветку, чтобы мы прошли не нагибаясь. Похоже, он еще не осознал, что можно было пройти сквозь ветку. - Я возлежал за столом, когда Гермес спросил, где моя госпожа. К своему смущению, я не знал ответов на любые его вопросы. Тогда он напомнил мне, что я недавно упал с колесницы Гелиоса и здорово ударился головой, - энергично рассказывал мой спутник, меряя тропинку ногами. Вид у него был довольный, как у всякого, у кого есть в жизни смысл. - Потом Гермес отправил меня к тебе. О, еще он просил передать, что завтра зайдет с визитом.
   - Очень мило с его стороны, - отвечаю, потому что надо что-то говорить.
   Зевс в своем репертуаре. Если у него появляется проблема, то надо вовремя её кому-нибудь подкинуть и тогда это уже будет чужая проблема. Просто, как все гениальное.пгнал меня на дорожке парка.ывающая?е диило стоит с нами за компанию. теперь из-под ресниц и слабый дев
   - Куда мы? - спросил Арсений, когда мы остановились на маленьком перекрёстке: одна тропинка уходила по берегу к темнеющей громаде моего (видимо, отстроенного таки) дома, другая уводила к мощеной дороге, ведущей на причал на той стороне острова. Отвесные горы, покрытые буйной растительностью, врезающиеся в море, образуя бухты неописуемой красоты с серебристыми пляжами и прозрачнейшей нефритовой водой, загадочно чернели в преддверии рассвета. Завтра как раз должен прийти корабль.
   - Тут наши пути расходятся, - останавливаюсь. - Гермес этого не знал, но сегодня был твой последний день работы у меня. Поэтому ты и остался - решал, куда податься.
   - Я такой плохой помощник? - с обидой спросил мужчина.
   - Ты прекрасный помощник, уверяю, и все это отражено в твоих рекомендательных письмах. Но больше я в твоих услугах не нуждаюсь, понимаешь.
   - Охи, - мотнул головой Арсений, прислушиваясь к чему-то внутри себя. - Почему мне кажется, что я слышу это все впервые в жизни? Чем я провинился, что ты гонишь меня, госпожа, как шелудивого пса? Ночью?
   - Вот именно что кажется, - отвечаю ему. - Ты молод, Вселенная к твоим услугам. Негоже тебе сидеть в четырех стенах со сварливой богиней и её кошкой.
   - Но мне нравится помогать тебе!
   - Еще больше тебе может понравиться что-то другое. Попробуй.
   - Сейчас?
   - Ты как раз успеешь явиться в порт, если выйдешь сейчас. Корабль зайдет туда, чтобы пополнить запасы воды. Отправляйся на нем и посмотри мир.
   - А...
   - Твои вещи будут ждать тебя на корабле.
   - Совсем не про то! - отмахнулся Арсений, растирая лоб. Вид у него был нездоровый, если приглядеться. Когда столько народу копается в твоей голове, выстраивая выгодные для себя картины из ложных и истинных воспоминаний, владельцу головы остается только посочувствовать.
   - Ты напрасно оттягиваешь самостоятельное плавание, - с укором говорю ему. - Не стоит цепляться за меня, как за последний оплот. Мне казалось, мы с тобой об этом говорили.
   - Все это так... так... - он обессилено опустил руки, не найдя подходящих слов.
   - Счастливого пути, Арсений. Да пребудет с тобой милость богов! - сделав пожелание, я ухожу, оставив растерянного собеседника на перекрестке в одиночестве.
  
   ...Сумерки коротки и заря уже готовится явить миру свой лик. Иду босиком по холодному и ставшему серо-голубым песку, навстречу ветру и выброшенным на берег грудам спутанных подгнивающих водорослей. Волны, пока еще хранящие синеву сумерек, все дальше швыряются на берег, поднимая холодную пену и смывая построенный кем-то домик на песке. Звезды блекнут, готовясь уйти со звездной арены.
   Сад как прежде местами дикий и цветущий, хотя сейчас бутоны еще закрыты, но загадочно мерцают белизной свернутых лепестков из зелени. Сил проверять, что конкретно мне там насажали, не было. Трава, деревья, кусты есть - уже хорошо. Все остальное потом, всё потом.
   В этот раз дом напоминал себя прежнего, только был из песка. Весь. Такой вот здоровенный куличек из подсыхающего на ветру песка. Интересно, у кого хватило на это ума? Дом пуст - что не удивительно, ведь он является потенциальной могилой. Каждого, кто в ней находился, в любой момент могло погрести под горой песка, откопать из которой его будет довольно сложно. Устало возвращаю дому прежний вид. Камень - это хотя бы надежно.
   Из своей каморки выглянул сонный раб-привратник, поспешно склонился - черные кудри, влажные глаза маслины блеснули в полумраке белками - в поклоне и снова исчез в своей конуре. В плещущейся сизой мгле иду по коридору, с тихим удовольствием касаюсь то тут, то там рукой стен. Подушечки пальцев с наслаждением нащупывают неровности камней, мелкие трещинки, гладкие поверхности, медленно нагревающиеся после мгновенной алхимической трансформации. Дом.
   Внутренний двор, окруженный с трех сторон галереей и вместо потолка имеющий четырехугольный звездный купол, ожил от звуков шагов. Гипефра пытается исправно снабжать внутренность дома обильным освещение, но нынче боги загуляли и небо затянуто облаками. Скорее всего и Гелиос не явится нынче на работу.
   Красные, украшенные растительными узорами колонны стремились вверх, к небу, грозя прорасти сквозь крышу, как деревья пробивают камень в поисках солнечного света. Псевдокоринфские колонны портика проводили меня в мегарон, где слабо еще теплились угли на алтаре. Несколько бронзовых светильников, подвешенные на стенах, сонно освещали дом, досадуя на хозяев, которые никак не догадаются долить в них масло. Немного побитые статуи муз стоят на своих местах.
   Задрав хвост и приветственно мурлыкая, моя кошечка выбежала из андрона.
   - Киса-а, - беру её на руки и поглаживаю головку, которую она сама вталкивает мне в ладонь.
   Оглушительное урчание, свидетельствующее о невыразимом кошачьем удовольствии, наполняло комнату жизнью. Сиамка ласкалась, норовя потереться мордочкой о мое лицо то одной, то другой стороной. Противопоставить что-то этому шквалу нежности было сложно. Какой толк злиться на это своевольное создание? Она же, будто чувствуя моё состояние, с утроенной нежностью прижималась к груди и тёрлась о моё горло головой.
   - Ты по мне скучала, нэ? - спрашиваю ее. - Ну все, все. Я пришла.
   Сиамка, убедившись, что любима как прежде, небрежно поведала, что случилось после моего ухода. Был страшный пожар, который быстро угас, уничтожив очередной - коралловый - дом, который построила Тефия. Хорошо, что уцелевшие во время наводнения вещи вынесли из дома раньше. Тефия очень ругалась, грозилась ощипать феникса, устроившего ей подлянку, и сварить из него суп с гребешками и зеленью. Но феникс плевать на ее хотел, делая круги над крышей, он прокричал, что отныне этому дому не страшны никакие пожары. Когда его отстроят, конечно.
   За каждую фразу от меня требовалось одарить её ласками, признавая ум и безмерную доброту кошечки.
   Тефия и шумные Океаниды так и сумели его поймать, потом выстроили этот образец из песка, чтобы я его одобрила. Мокроногую Тефиду, не дождавшуюся моего одобрения, забрал Океан, который так же разогнал их детей по домам. После их ухода пришла высокомерная короткохвостая сфинга (Мнема брезгливо передернулась, передав этот образ), оставила вонючий деревянный ящик и исчезла. Я подумала и поняла, что речь о подарке на годовщину свадьбы Геры и Зевса. Но поскольку сфинксы активные путешественники во времени, трудно понять в какой именно момент Фи-Фи успела это сделать. По моим ощущениям она никуда не уходила с пира. Ящик осмотрю позже - боюсь туда заглядывать, по правде говоря.
   Асклепий прислал целый столик бутылочек, микстур и грозился явиться завтра после полудня. Ну, это он мне на пиру десять раз повторил. Все равно забудет, и дело тут не в похмелье. Пора ему завязывать с вином.
   Мнема сонно зевает у меня на коленях
   Я забираюсь на мягкое шерстяное покрывало, забытое кем-то у алтаря, с ногами и кошкой. Спиной прижимаюсь к теплой каменной алтарной стенке, жадно впитывая источаемый ею жар веры. Огонь вспыхивает, подпитанный моим присутствием и воспоминаниями. Тени сгустились за очерченным им пределом, воплощаясь в размытые фигуры привидений с шевелящимися волосами и шелестящими голосами. Сиамка под ласкающей рукой задремала на моих коленях. По другую сторону огня уже заняла своё место верная подруга - Бессонница.
   Обычное завершение дня.
   Смутные мечты о беспамятстве...
  
   Гипефра - четырёхугольное отверстие проделывающееся в крыше над средним нефом, для обильного освещения внутренностей храма.
  
   Рассматриваю амулет Афины, вынув его из грудной повязки. Вон сколько пользы от страфиона, а Фи-Фи не верит: вот куда бы я прятала медальон, не будь у меня этого самого страфиона? Главное, и Афина ведь не поняла ничего.
   Амулет представлял собой небольшой потертый золотой круг, собранный по краям из лепестков, с порванной электроновой цепочкой, в центре которого была голова Медузы Горгоны, широко раскрывшей рот в крике. Клубок хищно раскинувшихся во все стороны змей, готовых жалить всякого, заменяет ей волосы. То ли мужчина, то женщина с бородой и косами сразу. Показывает язык и смеется одновременно. Изогнутый язык как продолжение бороды. Выпученные глаза Горгоны переполнены безумием и ужасом. Чудовищная красота, упрощенность линий вызывала ощущение обезображенности не только тела, но души. Этрурия. Цинично, но вполне в духе Паллады.
   Когда-то три сестры Горгоны были местными богинями одного народа, когда расширяющийся культ Афины вступил в ними в конфликт. У двух старших, бессмертных, сестер хватило мудрости уступить превосходящей по силе и вере противнице, но не у младшей. Она вступило в противоборство, но проиграла. С проигравшими Афина расправляется быстро и безжалостно: во время гигантомахии содрала заживо кожу с Палланта, обернула ее вокруг себя как доспех и продолжила бой. Израненный гигант долго умирал, говорили. С Медузой все было не так просто, она хоть и проиграла, но сумела сохранить часть былого могущества, пусть и потеряв верующих. Убить ее у Афины не получилось, удалось лишь превратить красавицу Горгону в чудовище, от одного взгляда на которого каменеешь. Паллада долго придумывала, как изничтожить младшую Горгону и решила, что сделать это чужими руками будет безопаснее всего. Персей - сын Зевса и Данаи, дочери аргосского царя Акрисия - подвернулся Афине очень кстати. Она снабдила его шлемом-невидимкой Аида, крылатыми сандалиями и волшебным мечом Гермеса, а так же своими ценными указаниями. Персей подобрался к "чудовищу" и отрубил голову беременной к тому моменту от Посейдона, спящей Медузе. Умирающая Медуза родила крылатого Пегаса и великана Хрисаора. Сын Зевса преподнес трофей славной богине, который Афина повесила на щит, увеличив свою мощь, ведь и после смерти взгляд младшей Горгоны был способен внушать любому ужас.
   Верчу меж пальцами украшение, касаясь подушечками выпуклых линий рисунка. Такая безобидная с виду вещичка (смертные копировали изображение Медузы для отпугивания врагов и разной нечисти - так на самых разных вещах появились изображения головы Горгоны, даже в изуродованном виде воспринимавших ее богиней-защитницей). Таких безделушек сотни - изуродованных криком, корчащих гримасы, иногда даже смешных - в каждом городе: на храмах, на детях, на посуде и украшениях. На первый взгляд.
   Кожу чуть покалывают слабые разряды сосредоточенной в медальоне сырой магии. Затрудняюсь даже определить, кто бы мог зачаровать его. Деметра? Рея? Эвринома?! Не важно. Важно то, что он каким-то образом умеет блокировать мою способность читать воспоминания. Пусть лишь того, на ком висит, но сам факт...
   Бедняжка Афина, если бы она только знала, что мне давно известна ее тайна. Хм, тогда бы эта перестраховщица замучила меня покушениями, одно из которых вполне могло бы стать удачным для нее. Ей же невдомек, что мне нет дела до чужих тайн, пока те не касаются моей судьбы. Ловлю себя на том, что получаю удовольствие от поглаживания медальона пальцами. Ребристые грани рисунка так гладко и чувственно стимулируют кожные окончания, что хочется повторять это снова и снова. От него исходит такое спокойствие, будто я сижу в яйце, а это самое яйцо охраняет большой и злой грифон-наседка.
   Мысли движутся лениво. Беременность одной из трех самых известных девиц Олимпа, без сомнения, является сенсацией. Трудоголичка, для которой существовали от века лишь работа и война, война и работа, вдруг поддалась презренной страсти - скандал? Скандал. Впрочем, сегодня что ни известие, так обязательно "скандал", поэтому острота реагирования уже на нуле. Кошечка на коленях мурлычет размеренно и убаюкивающее. Ей нравится, что я сижу на месте, никуда не убегаю, не бросаю ее, чешу ей подбородок... Гефест тоже хорош. Еще один тихий работяга, которого на аркане надо вытягивать из мастерской, где он готов обитать веками. Про него и вспоминают обычно не сразу, лишь когда возникает нужда в его услугах. Но это сына Геры это даже устраивает. А тут на тебе - отцом стал. Дважды за короткий промежуток времени! Решил лавры папы примерить? Хм...
   Эвринома - орфическая теогония считала, что Эвринома и ее супруг Офион были змеевидными существами, древнейшими владыками мира, бывшими еще до Крона и Реи. Они были повержены в процессе борьбы за олимпийский престол и низринуты в глубину Океана.
  
   Снова гляжу на согретый моим теплом медальон, лежащий на ладони. Он притягивает взгляд, как спящий ребенок, как скачущий конь, идущий по морю корабль, как горящий огонь и текущая вода - как все совершенное по форме и содержанию. Золото мягко светится, рубиновые глазки-камушки поблескивают. Работа действительно старая. Эпоха примерно до Второго Потопа. Вон и клеймо мастера около самого ушка - виноградный лист. Показалось, или Горгона на самом деле ухмыльнулась? Вряд ли, - мотаю головой, - просто переутомилась.
   Ледяная Минерва и тихоня Гефест - даже просто представить их рядом не могу, не говоря уж про... Глубоко залезать в чувства Афины мне не хочется, поэтому не берусь судить о причинах, побудивших ее скрыть свое превращение из девы в женщину. Во всяком случае, ничего дурного о Гефесте как любовнике я от Афродиты никогда не слышала, а уж ей было кем сравнивать. Скорее всего, объяснение кроется в том, что она не желает менять свой статус и предпочитает остаться девой Палладой. Перемены же, в случае оглашения факта беременности, последовали незамедлительно. Другой вопрос - в худшую или лучшую сторону. Беременная Афина. В голове не укладывается.
   Она знала, что может скрыть свою тайну от всех, кроме меня, богини Памяти. Как бы Ткачиха не старалась, управлять памятью ей не под силу. Воспоминания - вольнолюбивая штука: приходят и уходят чаще всего по собственному усмотрению, сбивая столку хозяина. Убить меня сама Минерва так и не решилась (за что я ей благодарна), поэтому прибегла к помощи амулета, который закрыл мне доступ к ее памяти, как ей казалось. Но не рассчитала мощность, которой его снабдил мастер. Он полностью заглушил мой дар, а, кроме того, вызвал проклятую головную боль, которая едва не свела меня в могилу. Будь эта штучка не такой сильной, я бы и не заметила ее влияния.
   Любуюсь совершенством линий амулета, после чего резко сжимаю кулак. По руке - снизу вверх - промчался силовой удар. С удовольствием заглатываю энергию попытавшейся бороться за жизнь драгоценности, пополняя свой источившийся запас. После чего раскрошила змеиный амулет в прах - красивая, но слишком опасная для меня вещь. Сдуваю мелкие золотые частицы с открытой ладони в пламя домашнего алтаря. Огонь фыркает, но принимает их. Кажется, дело сделано. Можно...
   Шорох ткани, поскрипывания кожи, сладковатый рыбный запах свернувшейся крови и сонм таких воспоминаний, рядом с которыми даже находиться рядом жутко.
   - Что ты делаешь? - удивленно спросила вошедшая черноволосая дева в облегающем кожаном доспехе поверх красного хитона, снимая шлем левой рукой. Ее голубые глаза профессионально быстро оглядели зал и верхний этаж колоннады, остановились на нас с кошкой.
   - Прячусь от гостей, - с вздохом сказала я, поднимаясь на ноги.
   - Каждый развлекается в меру своей испорченности, - хмыкнула она, небрежно поигрывая по своему мускулистому бедру рукоятью плети. - Ну и как - получается?
   - Не особо, - призналась я, устало перебирая в голове причины ее визита. На вызов не поеду, пусть хоть убивает, решаю раздраженно. Сиамка, прищурившись, изучает гостью.
   - Попробуй сменить охранника, - Немезида, поскрипывая кожей новых доспехов, приблизилась к алтарному пламени, бросила туда щепоть веры. Точно чего-то просить будет. Не поеду.
   - Эриннии улетели, - извещаю ее, поглаживая подбородок урчащей Мнеме. Плутовка ласкается, как ни в чем не бывало, будто и не млела сегодня на чужих руках. - Можно вопрос: для чего их ко мне приставили?
   - Это я их забрала. Они ведь тебе уже не нужны? - спросила она, подтягивая вверх сползшие голенища высоких черных эндроминов. Её длинные ноги в высоких зашнурованных сапогах из цветной кожи, богато украшенные вышивкой и металлическими бляшками, проходили скорее по разделу оружия, чем средство передвижения. - Я уверена, что они мне и не были нужны! - не выдержала я.
   На прекрасном лице богини Возмездия, обрамленном черными кудрями, расцвела улыбка. Улыбка у нее оказалась очень располагающая и добрая, сразу хотелось улыбнуться ей в ответ. Понятно, почему она ею редко пользуется - кто же будет серьезно воспринимать очаровательную красавицу с такой улыбкой?
   эндромины - высокие резные сапоги, надеваемые только на торжества и главным образом военачальниками.
  
  
   - Уверена? - переспросила Немезида, разглядывая золотые блестки на поднятом указательном пальце. Как? Я ведь сожгла все, что осталось от амулета! Или не все?
   - Что ты имеешь в виду? - спрашиваю у нее, перекладывая сиамку на другую руку - какая она тяжелая стала.
   - Ровным счетом ничего, - с обворожительной улыбкой заверила меня она, облизывая палец. - Ммм, золото. Красивая была вещица. Так у тебя все в порядке?
   - В полном. - До меня не сразу дошел смысл прозвучавшей вскользь фразы.
   - Отлично, - Немезида стряхнула с плаща невидимые частицы пыли. - Атлант будет рад это услышать. Счастливо, Незабывающая! - она развернулась и пошла к двери.
   - Немезида, стой! - догоняю ее, выпустив кошку на пол. Мнема стрелой помчалась за мной, прыгнула на сапог богини Возмездия и отскочила, затаилась неподалеку. - Атлант? При чем здесь он?
   - Он просил меня присматривать за тобой, - богиня, покосившись на сиамку, надела на голову шлем.
   Атлант и Немезида?! Понимаю, что ничего не понимаю.
   - С какой стати, - спросила я, - ему делать это?
   - По-соседски попросил, - Немезида пожала плечами. - Что именно тебе кажется подозрительным? Разве меня нельзя ни о чем попросить.
   - Можно, - растерянно выдохнула я. Только кто же осмелится просить ее об одолжении?
   "Красивая была вещица?" - эта фраза всплыла внезапно. Откуда она... Дура! Какая я дура! Конечно. Немезида увидела на Афине амулет и прислал сюда эринний, по какой-то причине не сказав об истиной угрозе.
   - Так я пойду? - спросила она нетерпеливо. - Меня ждут.
   - Эриннии... - пробормотала я. Можно было догадаться еще тогда, когда они поставили на место Афину на земле. Но я сразу зачислила их в отряд врагов и ничего другого не хотела знать. - Ну конечно.
   Мнема села и начала с недовольным видом умываться - почему прекратили веселую игру в догонялки? Кидаю ей тряпичный мячик с бубенчиком внутри - и счастливая сиамка умчалась ловить игрушку. Некоторым для счастья нужно так мало. А я вот даже сама не знаю чего мне надо.
   - Ты мне вывела из строя лучших сотрудниц, так тебя растак, лучше не напоминай, - погрозила мне пальцем богиня Возмездия.
   - Я вывела?! Как? - На моей памяти не было ничего похожего. Но памяти нельзя доверять, если не знаешь как правильно задать ей вопрос, чтобы получить правдивый ответ.
   - Все трое начали вить гнезда. Теперь кто знает, когда они вернутся в строй.
   - О, феникс...
   - Феееникс, - передразнила она меня. - Счастливо оставаться! - Немезида завернулась в подбитый красным шерстяной плащ и исчезла, оставив меня тупо смотреть перед собой. Сиамка лежала у моих ног и с упоением драла зубами и когтями звенящий мячик на лоскуты, пытаясь добраться до источника звона.
   Шорох сбоку заставил меня резко обернуться - Немезида вернулась!
   - Я зашел поблагодарить, - произнес приближающийся молодой темноволосый мужчина. Его перламутрово-белый гиматий, пряча фигуру, ниспадал идеальными складками. Хватаю на руки приготовившуюся броситься кошку. - И попрощаться, - глаза цвета темного янтаря сверкнули в полумраке. - Это я! - с долей обиды воскликнул он, определив, что его не узнают.
   - Прости, - говорю ему, но все равно не узнаю. Последствия пребывания в поле Памяти?
   - Конечно, твое неузнавание мне льстит, - с непередаваемым апломбом заявил гость, выходя на свет алтарного огня. Смуглая кожа, правильные черты хищного лица. Он совсем юный! Не мужчина - мальчик, у которого молоко только на губах обсохло.
   - С днем рождения, Феникс, - поздравляю искренне юношу, которому минуло два миллиона девятьсот пятьдесят тысяч восемьсот лет.
   Не знаю, может, мне показалось, что он был и не так уж рад собственному омоложению. Может, это была просто шальная игра огненных отблесков на его бесстрастном лице. Какие же у него старые глаза. Неужели, у меня такие же?..
   Отчего-то, чем дольше живешь, тем меньше стремишься к бессмертию. Подобных дней рождения у феникса будет еще неизвестно сколько в будущем. Секрет бессмертия феникса не сложен: когда ему исполняется 12954 года (или пятьсот лет, или 1460 года - мнения расходятся), он собирает погребальный костер и сжигает себя на нем. В очистительном пламени происходит перерождение: старый феникс сгорает, а из его праха появляется молодой. Но никто, даже сам феникс не знает, в какой момент магия ему откажет в воскресении, так что каждый раз он умирает по-настоящему.
   - Где ты пропадала? - требовательно вопросил Феникс, оглядев меня с ног до головы. - В гуще боя?
   - Лучше бы я побывала в гуще боя, - вздыхаю, чувствуя себя старой развалиной трех миллионного возраста. - Пировала в палатах Зевса, - бросаю подобранный мячик в дальний угол. Спущенная с рук кошка подумала, обошла феникса издалека, убедившись, что вреда от него не будет - коричневой молнией умчалась за глухо звенящим мячом.
   - Ты бы завязывала с такими пирами, - посоветовал гость, закидывая сползший край гиматия на плечо. Умудренный опытом тон никак не вязался с юношескими чертами лица. Влажные черные волосы еще несли слабый запах сожженной с благовониями и ароматными травами плоти.
   - Какое-то у нас с тобой непонятное вышло знакомство, - говорю ему, поглаживая теплую, почти горячую сиамку на плече. - Но день был такой сумасшедший.
   - Это все ерунда, - отмахнулся мальчик с глазами старой птицы, чей белый гиматий как-то незаметно зарастал красными трубочками будущих перьев. - Мы увидимся еще.
   - В следующий день... рождения? - язык не повернулся сказать "смерти". Что-то я чувствительной становлюсь, действительно, старею, наверное.
   - Думаю раньше, - дернул щекой Феникс, озабоченно глянув вверх. Розоперстая невыспавшаяся Эос еще только собиралась в дорогу. Небо было цвета лица покойника, которого только что оживили: бледно-серо-розовое с вкраплениями облаков. Как я и предсказывала, Гелиос решил сегодня провести день дома - облаков становилось все больше, так что солнца можно было не ожидать. - Мне надо уйти, но я хотел лично с тобой попрощаться.
   - Заходи, конечно, если будешь в наших краях.
   - Что, больше никаких "вон с моего острова?" - с притворным сожалением воскликнул мужчина, тряхнув плечами. Его плащ уже почти зарос взрослыми желто-красными перьями, отливающими огнем. Пламя на моем домашнем алтаре изо всех сил пыталось стать ближе к сыну Огня: вытягивало языки, стреляло искрами, громко потрескивало, меняло цветность по спектру туда и обратно. - "Убирайся!" "Только не на моем острове сжигай себя!", - передразнил меня моим же голосом феникс. Надеюсь, именно передразнил, не могу же я разговаривать таким пищащим голосом? - Между прочим, твой предпоследний пинок, которым ты меня снабдила при вышвыривании, до сих пор чувствуется в некоторых местах, - ухмыльнулся совсем по-мальчишески вдруг он.
   - Могу повторить, мне не жалко.
   - Не стоит, - Феникс расправил руки - передо мной уже стояла птица с золотисто-огненным оперением, ростом с взрослого мужчину и длинным красным хохолком на голове. - Щелк! - орлиный клюв звонко клацнул передо мной. - Пора! - сказал он внятно, переступив тонкими ногами с изогнутыми шпорами. На мозаичном полу (одна из немногих уцелевших после Тефии вещей) остались царапины от когтей.
   - Попутного ветра... Или чего там желают вам, птицам?
   За это я удостоилась закатывания глаз птицы, которая расправляла свои широкие огненные крылья. Пара мощных хлопков, поднявших ветряные волны (я с опозданием испугалась за мой песочный дом, но он выстоял), и красно-золотое тело взмыло вверх, через окно в потолке, в небо. Оно, в смысле небо, будто только этого и дожидалось: сразу окрасилось в приятный глазу розовый цвет, в тех местах, где еще не было затянуто серой пеленой облаков.
   На самом деле все объяснялось гораздо проще - Эос продрала глаза, едва учуяла эманации, исходящие от полета феникса, и выскочила на небо, что увидеть это чудо вживую. Фениксы нынче большая редкость, а тот, кто видел летящего феникса может с полным правом сказать, что прожил жизнь не зря. Не удивлюсь, если и Гелиос...Так и есть. Солнце лихо ворвалось на небосвод, заявив о наступлении дня и скомкав утро. Невежливо, но понять его можно.
   В воздухе разлилась торжественная, но нежная мелодия - Песня Воскресшего феникса. Он облетел дом посолонь, изливая в музыке радость и восхищение миру, и лишь после этого устремился по своим делам. Сиамка застыла рядом, насторожив ушки и прижав лапкой изодранный мяч. Красота некоторых вещей понятна всем без исключений. А затихающую мелодию, отрывками, еще долго было слышно с востока.
   После такого мажорного настроя грех было бездействовать. Что ж, займемся наведением порядка.
   - Гремучие змеи и то вежливее тебя, госпожа, - ворчливо заявил Арсений, споткнувшийся обо что-то в коридоре и оттого почти влетевший в зал. - Понаставили тут!.. Кстати, я куда лучший архитектор, чем все твои родственнички.
   - Похвальбишка, - растерянно говорю ему. Такие дерзости скорее в духе Творца, чем моего "помощника". Вспомнил?!
   Мнема, задрав хвост, бросилась навстречу мужчине, издавая нежное "мур-мур-ммрр".
   - Язва, - парировал он, подхватывая сиамку на руки. - Я не тебе, киса, не волнуйся. Это все твоей вздорной хозяйке.
   - Забыл здесь любимую набедренную тряпочку? - спрашиваю, пристально изучая его.
   Ни внешне, не внутренне он не изменился. Голову могу дать на отсечение, что память о славном прошлом творца ему неподвластна. Испугался самостоятельной жизни? Не похоже на него, насколько я успела его узнать. Тогда что?
   - Я возвращаюсь к обязанностям твоего помощника, - с железной уверенностью заявил Арсений, возвышаясь надо мной. Кошка на руках издала одобрительно "мняу-мыррр". - Поняла? А Мнему давно пора кормить, кстати. Ты нарушила ей весь распорядок дня.
   - Ты в своем уме? - ошеломленно интересуюсь. - Ты пьян, может? Мнема всегда сама себе добывает еду.
   - Без меня твоя жизнь превратится в хаос, можешь не сомневаться. Я тебе жизненно необходим, - сказал Арсений тем особым тоном, каким мужчины любят заявлять о собственном превосходстве.
   Что Гермес, во имя всех богов, впихнул в голову этому несчастному!?
   - Кем ты себя возомнил? - подавляю слабовольное желание встать на цыпочки, чтобы уменьшить разницу в росте между нами. Его превосходство - во всех смыслах - начало меня раздражать.
   - Я просто выполняю свою работу помощника, - как само собой разумеющееся ответил он, окинув взглядом потолок, стены. - Есть где развернуться. Госпожа предпочитает участвовать в перестройке или доверит это мне? Если мне, то понадобятся еще люди. М-да, человек, или кого там, сто. Надо составить список. Где-то тут я видел свиток и грифель... - Арсений завертел головой, высматривая названные предметы.
   И как на это реагировать, спрашивается? Вышвыривать силой? Бесполезно, этот еще упрямее феникса будет, дураку ясно. Держать под крышей? Опыта пригревания на груди змей у меня пока не было. И ведь даже отослать не к кому и некуда, провались оно все в тартарары!.. Зевс со мной не рассчитается, клянусь кровью папы Урана, породившей Афродиту. Я ему такой счет впаяю...
   - Сами справимся, - вздохнув, говорю углубившемуся в поиски письменных принадлежностей Арсению. Мнема с увлечением участвовала в его поисках, добросовестно обнюхивая углы. - Смотри, еще не раз пожалеешь, что не уехал.
   - Разберемся, - отмахнулся. - Где глиняные таблички? Надо же мне на чем-то писать список первоочередных дел. О! Нашел! - Мужчина сел на ступеньку перед алтарем, перевернул обе стороны обгорелого клочка пергамента. - "Повествование о великой подлости Каллиопы, родившей корибантов от Зевса в моем присутствии и в моей комнате... в день восьмой от новолуния Селены...", - прочитал он и посмотрел на меня. - Это важно или можно с другой стороны писать? Тут начало обвинений только...
   - Пиши. Вряд ли Клио о ней спохватится: у нее таких по сотне за день бывает, - разрешаю ему, взяв на руки мурлычущую сиамку, источающую аромат фиалкового удовольствия.
   - Пункт 1, - озвучил Арсений старательное написанное на листке на коленях, - сломать дом. Возражения есть? - поднял голову.
  

Омега

Мир тесен. Подвиньтесь!

  
   - Кто? - спросил женский голос из-за двери. При системе безопасности их дома, где жили два депутата, певица и известный ведущий, неожиданный гость приравнивался к снежному человеку или Дэвиду Копперфильду, вышедшему из стены.
   - Не бойтесь - не гости, - отозвался мужчина снаружи, воюя с пакетами, набитыми продуктами, пытающимися выронить часть своего содержимого на пол.
   - Арсений? - ахнула растрепанная Липа, распахивая дверь, сжимая в руке тапочку - другая была уже надета на ногу. - Ты что здесь делаешь? - Одетое наспех мексиканское пончо все равно ей очень шло, лишний раз подчеркивая стройность загорелых ножек.
   - Пришел за вдохновением, - хитрый гость, заговаривая зубы, быстро протиснулся в квартиру и, не разувшись, прошлепал на кухню.
   - У тебя же встреча с читателями! С ума сошел?! - Липа, продолжая сжимать туфлю, последовала за ним. Домашний столетний паркет, выражая неодобрение, поскрипывал под ногами.
   - Закончилась. Я честно расписался три тысячи восемь раз, - Арсений выставлял на стол разные вкусности в добавление к загадочно темневшей этикеткой бутылке вина. - Пришел искать у вас спасения от суетного мира и вдохновения.
   - А чем тебя своя квартира не устраивает? - опешила не готовая к такому счастью коллега, машинально провожая глазами все новые деликатесы. Любопытная кошка уже встала на стол передними лапами и теперь заинтересованно втягивала магазинные запахи, примериваясь, что бы выклянчить в ближайшем будущем.
   - Она меня устраивает, но здесь... - мужчина оценил натюрморт с разных углов и остался доволен. - А где Коля? - недоуменно огляделся, как будто тот только что был здесь, и теперь вдруг исчез.
   - Машину ставит в гараж, - Липа плюхнулась на стул, беспомощно разглядывая выставленные яства.
   - Отлично, - сказал Арсений, плюхаясь на стул. - Я просто с голода умираю, - примерился к стоящему на столе, оторвал горбушку от круглого хлеба и принялся ее жевать. На его лице проступило выражение неземного удовольствия. - Умм...
   - Ну ты даешь, - она беспомощно всплеснула руками.
   - Только муж за порог - а любовник тут как тут, - насмешливо протянул вошедший Николай, подбрасывая на ладони связку ключей. - Что ты тут моей жене предлагаешь, кобелюка? Давно я тебе зубы не пересчитывал, да? - Мужчины обменялись рукопожатиями.
   - Выпить и закусить, - Арсений плюхнулся снова на стул. - Давайте уже жрать, пока у меня кишки к спине не присохли.
   - Это всегда пожалуйста. - Коля опытным взглядом окинул продуктовое изобилие, шуганул практически залезшую на стол кошку взмахом ладони. - А вот книжки ты у нас больше не пиши, пожалуйста. Слишком уж нервное это для окружающих дело выходит.
   - Ну что ты вечно за глупости говоришь, - возмутилась жена, хлопнув его по плечу.
   - Я подумаю над твоим предложением, - пообещал Арсений, взяв бутылку и примериваясь к пробке. - Пьем из горла или в этом доме есть нормальная посуда?
   Липа засуетилась, извлекая на белый свет бокалы и необходимое количество тарелок, на которые следовало разложить вкусности. Мужу доверили расстелить свежую скатерть, расцвеченную веселыми подсолнухами.
   - За первый миллион? - предложил тост Коля, намекая на тираж книг Арсения, когда все наконец расселись.
   - За нас! - изменил тост Арсений. - Счастливых и богатых, - залпом осушил стопку водки.
   Коля поддержал тост вишневым соком. Так что истинный букет изысканного красного французского вина смогла оценить одна Липа. От удовольствия она прикрыла глаза, будто заглянула из родной зимы в солнечный день где-то на юге Франции. И лучи этого самого европейского солнца сейчас ласкали ей лицо, а во рту царил невыразимый словами фиолетовый вкус винограда.
   Настойчиво мяукающая кошка петляла между ногами людей, требуя участия в банкете. Получила от хозяина кусочек вырезки и затаилась под столом с добычей.
   - Собираешься писать продолжение? - поинтересовалась Липа, когда общие темы были обговорены, а первый голод утолен.
   - Не знаю пока, - пожал плечами Арсений, восседавший за столом с сытым и довольным видом. - Хотя его все требуют.
   - Твоя идея с введением автора в текст мне понравилась, - сказала Липа, бросая кошке кусочек вырезки с тарелки. - Честно говоря, ты не обижайся, последние две книги были... предсказуемо построены.
   - Предсказуемо? - переспросил Арсений, потянувшись за копченым ребрышком. - Ну, спасибо! - вгрызся в мясо, вырвал кусок и начал энергично жевать. Другой рукой налил себе еще вина, после чего сразу наполовину осушил бокал. - Ты как всегда сама искренность.
   - Зато этой книгой ты вновь захватил умы читателей, - поспешила добавить она. - Ты же читал рецензии?
   - Думаю, мне нужен отпуск, - задумчиво сказал писатель, бросив кость на тарелку и перейдя ко второму ребрышку.
   - Далеко отсюда, наверное? - уточнил Коля, вложив в одно слово максимум желаемого смысла. Как человек Арсений ему нравился, как друг тоже, но жить с ним на одной жилплощади он готов не был. Пережитых в обществе двух писателей месяцев ему хватило на всю жизнь. Повторять этот самоубийственный опыт Коля не собирался.
   - Коля! - шикнула Липа, которую совместное существование с Арсением нисколько не напрягло. Наоборот, появился человек, с кем можно обсуждать процесс творения. Ей давно хотелось такого встретить, потому что вечно отбрыкивающийся от книгосочинительства муж был плохим помощником в этом деле.
   - Отпуск, - повторил Арсений, мечтательно закрыв глаза, так что все невольно засмеялись. - Никаких убийств, краж, заговоров или дуэлей.
   - И никаких попавших в беду красавиц, - добавил, словно между делом, Николай, разворачивая ноздреватый сыр. По кухне поплыл вкусный сырный запах.
   - Красавицы пусть будут, но пусть их единственной бедой будет то, что они пока не встретили настоящего мужчину в моем лице, - поправил Арсений, пригладив несуществующий ус лихим гусарским движением.
   - Хе-хе, - Николай стал резать сыр ромбиками, восполняя уже съеденную женой закуску. Липа очень любила пить вино, закусывая его сыром. - Ишь, какой хитрый. Где же это видано: красавица без кучи неприятностей?
   - А я? - удивилась Липа, перестав чистить мандарин.
   - Кран, который ты забыла выключить уехав в деревню - хорошо еще, что у соседей как раз начался ремонт, - начал загибать пальцы муж, глядя в потолок. - Перестановка на кухне, в результате которой все поменялось местами, и я чуть не сдобрил суп садовыми удобрениями. Мой мобильный, который ты вместе со штанам запустила в стиральную машину...
   - Я не успела...
   - Кто удалил мне на компе "Сталкера" ради ста страниц поваренной книги?
   - Все-все - я поняла! - замахала на него руками жена.
   - Я все-таки поищу ту, у которой радиус разрушений не столь значительный, - Арсений погладил забравшуюся ему на колени кошку.
   - Обязательно покажи мне, - попросил Коля.
   - Хамьё милитализированное, - гордо отвернулась Липа.
   - Вот чем хорошо быть женатым на филологине - оскорбит так, что мало не покажется. И заметь, без мата, - поднял к потолку указательный палец Коля. - Да ладно, Липа, чего ты? Мы же шутим, - попытался обнять жену.
   - Уйди, солдафон!
   - Он все искупит, так, Коль? - вступился за него Арсений.
   - Жизни не пощажу, - тот ударил себя кулаком в грудь.
   - Дураки, какие же вы оба дураки, - покачала головой Липа.
   День плавно перетек в вечер. Маленькие перемены на столе (вино на чай и кофе, одни угощения на другие) были почти незаметны под задушевный разговор. В конце концов, Арсений засобирался домой, но перед этим вызвался перемыть хозяйскую посуду в качестве компенсации за нежданный банкет. После долгих препирательств ему было отказано в этой чести, дабы не оскорбить посудомоечную машину, которая рисковала потерять смысл жизни. Гость проявил понимание и согласился уйти просто так.
   - Погоди, вызовем такси, - остановил одевающегося Арсения хозяин дома. - Куда ты сейчас пешком потопаешь? Транспорт уже не ходит.
   - Ерунда, - отмахнулся тот. - Какое такси? Не смеши.
   - Мы же будем волноваться, - поддержала мужа Липа, прижимая к груди сонную и объевшуюся кошку.
   - Что вы мне голову морочите? - отбивался Арсений. - Прекрасно дойду своими ногами. Выдумали мне тоже тут...
   Он вышел на лестничную площадку и полез в карман брюк.
   - Телефон ты в другой положил, - сказал Коля. - Давай мы все-таки... - он не договорил, увидев, как вытащивший ключи Арсений, вставил ключ в замок двери напротив. - Эй-эй, ты чего? Вроде протрезвел ведь... Артюха, давай ты пойдешь лучше к себе домой? - попытался увести его от двери.
   - Пусти! Да отпусти же, во вцепился... Разве я не сказал? - удивился упирающийся писатель.
   - Чего? - насторожился Коля, чувствуя, как холодеет внутри.
   - Что я купил квартиру рядом с вами. Здесь мне творится как никогда еще в своей жизни не творилось. Вдохновение просто витает в воздухе!
   - Ой, - сказала Липа, привалившись к косяку.
  
  

Сампи

Сампи - дополнительная буква

эллинского алфавита

   - Я ничего не поняла, - возмущенно заявила Маша, стоило Лизе поднять трубку телефона.
   - Ты на часы смотрела? - раздраженно отозвалась Лиза, одним глазом глянув на тумбочку при кровати, где зеленым светились цифры 02:45. Выполнив требуемое, глаз сразу же закрылся, пытаясь вернуться к просмотру сна.
   - Какие еще часы? Я прочитала дважды, но так и не поняла, кто же он - Арсений или Кром? Если Кром, то почему начал вести себя как Арсений? А если это сам Арсений, то как он смог вернуться из Древней Греции? - подруга замолчала, желая выслушать ответ. - Лиза! Лиза, ты там уснула что ли? Лиза!!
   - А? Что? - встрепенулась закемарившая Лиза. - Ты чего орешь? Не сплю я, хотя должна, как все нормальные люди. Что тебе не понятно, несчастная?
   - Что случилось с Мнемозиной?
   - Кем? - тянула время писательница, надеясь на какое-нибудь чудо вроде внезапного обрыва телефонной линии. Тогда и подруга не обидится, и поспать можно будет. Но за окном стояла благостная морозная ночь, ветра не было и в помине. - Машка, имей совесть...
   - Я ведь тоже не сплю, - отрезала добрая подруга и продолжила. - В самом конце, как Арсений вернулся в свой мир? Не мог же Кром превратиться в него так быстро. Да еще и книгу написать. Ну Ли-ииза-аа!! - заныла она.
   - Если ты задаешь мне эти вопросы, значит, невнимательно читала.
   - Я тебе говорю, что дважды перечитала всю книгу и трижды - последние главы. Не понятно там ничего! - возмутилась Маша.
   - Арсений выдумал это все, применил художественный прием с введением себя в текст, - скупо роняла фразы засыпающая писательница. - В конце они празднуют с Колей и Липой выход его книги.
   - А Кром? - ахнула подруга. - С ним что?
   - Кром якобы вернулся в мир Арсения Воронова.
   - А кто тогда остался у Мнемозины? Ты меня совсем запутала!
   - Выдуманный Арсений. Он в беспамятстве служит Мнемозине, которая очень довольна, что ее мир никто никому не продал. Все жили долго и счастливо. Конец, - она положила трубку и с наслаждением уронила голову на подушку.
   Через десять секунд телефон требовательно зазвенел снова. Лизу хватило на четыре телефонные очереди.
   - Да?!! - рявкнула она в трубку.
   - Не надо так кричать, - холодно сделала ей замечание вежливая подруга Маша.
   - Что еще тебе не понятно, несчастная? Что я хочу ночью спать?
   - Я позвонила сказать "спасибо" и "спокойной ночи", - обиженно-замороженным голосом ответила Маша. - Мне очень понравилась твоя книга.
   Лиза с мученическим выражением лица посмотрела на пикающую в руке телефонную трубку, на успокаивающе зеленые электронные часы, в виде пузатой сиамки, на тумбочке. Совесть победила.
   - Маша, не бросай трубку, черт побери! - крикнула она, когда после третьей попытки ее соизволили услышать. - Я рада, что тебе понравилось. Спокойной ночи.
   - И тебе, - умиротворенно вздохнула подруга. - Но ты могла бы писать более понятные книги. Не у всех читателей есть возможность позвонить тебе. Целую.
   Лиза зевнула, положила трубку. Сна уже не было ни в одном глазу. Вариантов, что можно делать дома в половину четвертого утра, было не много. Больше всего ей по душе пришлись два первых: пойти сделать бутерброды с колбасой, а потом засесть за продолжение книги о Мнемосине. Тем более что кое-какие идеи у нее появились еще в ходе написания первой части, так что...
  
  
   18.12.2006 - 19.01. 2008
  
  
  
  
   Национальные особенности:
   Греков отличает горячность, сентиментальность в сочетании с терпимостью. Грекам не свойственна пунктуальность, на деловую встречу они могут опоздать.
   Покачивание головой снизу вверх, в Греции означает "нет", а сверху вниз - "да". По-гречески звук "нэ" означает "да", а отрицание звучит как "охи".
   Греческое "завтра" ("аврио") означает нечто неопределенное или отказ. В греческом доме не принято снимать обувь. Приглашение в гости не подразумевает обед или ужин
  
   Звезды, деревья, горы, вода, животные - древние греки персонифицировали все, считая все это результатом какого-то необратимого превращения из человека или в человека. Заселенные резвящимися дриадами рощи Пелопоннеса больше напоминают лес из девятой книги Ада, нежели идиллии - из-под любой сломанной ветви могла брызнуть кровь. Янтарь - это застывшие слезы обращенных в деревья сестер Фаэтона Гелиад, оплакивающих падение брата. Паук - это пряха Арахна, обращенная в насекомое за то, что дерзнула соревноваться в ткачестве с самой Афиной. Ласточка - это красавица Филомела, которую изнасиловал, отрезав затем ей язык, муж ее сестры Прокны Терей. Песенки соловья - это рыдание Прокны, потерявшей ребенка, которого она скормила своему мужу. Большая медведица - это обесчещенная Зевсом и превращенная в зверя нимфа из свиты Артемиды Каллисто, дочь царя Ликаона. Зевс явился к ней в облике Аполлона (или Артемиды), и она родила от него Аркаса. Выдавшая ее Артемиде подруга Финика, была вместе с Каллисто превращёна в Малую медведицу рассерженной богиней. Дед Аркаса Ликаон убил Аркаса и угостил Зевса приготовленным из внука мясом. Разгневанный бог опрокинул стол, испепелил жилище Ликаона, его самого превратил в Волка и забросил на небо нечестивца, затем собрал из кусков и оживил Aркаса. Повзрослевший волопас Аркас, встретив в лесу двух медведиц, затравил собаками Финику, Малую медведицу. Зевс пожалел Каллисту и за хвост, опасаясь ее зубов, закинул медведицу на небо. Потом он раскрыл сыну тайну его матери и перенес взмолившегося Аркаса к матери на небо. На небе отныне Аркас виден как созвездие Волопаса. Или как Малая Медведица, если вы любитель сказок со счастливым концом, потому что некоторые считают, что Аркас превратился в Медвежонка.
   Происхождению каждого явления, предмета или живого существа у греков было объяснение. Для них эти события не были выдумками поэтов. Это была мифическая реальность, значащая для грека едва ли не больше, чем настоящая. Он впитывал ее с детства вместе с молоком матери, и носил, не расплескав, где-то в глубине души, всю жизнь. Лишенный нее, он лишился бы смысла жизни.
   Выдумывал ли "Самый благочестивый в мире народ" - по словам великого исследователя древне-греческой религии Эрвина Роде - своих богов, и главное - каковы были эти боги и как в них верили - этого уже никто никогда не узнает. В любом случае, богов в Греции больше нет, уходя, они захватили то, что когда-то дарили - своих детей, свои вещи, ритуалы и непорочность храмов. Но, подобно теплу солнцу, нагревшему мертвые камни за день, они оставили немного воспоминаний о себе: гомеровские поэмы и гимны, шедевры лирики, драмы и комедии, полуразбитые копии скульптур и разоренные храмы. А нам остается лишь догадываться, разглядывая это, как же все выглядело на самом деле.

(по материалам Интернета)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"