Аннотация: Услышите звон колокольчиков в тумане, уходите лучше. Там седая невеста бродит
За окном давно уж стемнело, завели свою песнь сверчки, сливаясь стрекотом с вечерней прохладой. С реки медленно тянулся туман, окутывая деревушку густой белой пеной.
Аня повернула голову и бросила быстрый взгляд в окно, тяжело вздохнула:
- Вот почему его днем нет, а? Так хочется погулять и чтоб вокруг белым-бело, как в облаке.
- Ну-ну, - рассмеялась бабушка, доставая старые потрепанные карты и неторопливо начиная раскладывать пасьянс. - Сиди-ка ты в туман дома, а то ещё на дочурку его наткнешься.
- Кого? - девушка моргнула, удивленно переводя взгляд на бабушку. - Дочурку?
- Про неё родимую. Я ж тебе в детстве рассказывала, забыла уже что ли? Седая невеста, дочурка егойная.
- Ну баб Валь, как не стыдно! Ещё про домового мне расскажи, - надулась Аня, подтягивая ноги на стул. - Мне не десять лет же уже, чтобы в такое верить.
- М, - покачала головой старушка, медленно открыв первую карту. На улице крикнула поздняя птица - пронзительно и так громко, будто сидела возле окна, но баба Валя даже не повернула головы, занятая лишь своим раскладом на столе. - Ну, мне вроде тоже не десять. Но я пока верю. А всё потому что сама её встречала.
- Кого, блондинку в белом платье? - недоверчиво протянула девушка, но в голосе уже слышалось любопытство.
- Плохо слушаешь, плохо. Это Галка твоя блондинка, совсем уж скоро все волосы сожжет, дурочка. А невеста та седая. Прямо как я, только лицо молоденькое совсем, свежее. Грустное только, ну да это судьба у неё такая. Ты садись поближе, такие истории громко не рассказывают.
Давно это было, когда ритуал силу имел, когда одна вера могла сотворить чудо. И жила в ту пору в деревне девушка, блаженная слегка - волосы не чесала, лицо не умывала и на молодцев не смотрела. Ничего ей в этой жизни любо не было, кроме зябкого утра, да густого вечера, когда в деревню приходил туман. Выходила она к нему и руки тянула, всё обнять пыталась, да только не получалось никак. Туман он же такой - вроде вот, рядом, а коснуться не получится, сколько не пытайся. Но она и тому радовалась, что видеть его может. Любимым кликала, порой прямо посреди дороги садилась и рассказывать что-то начинала, тихо-тихо, что никто не слышал, только тот, для кого слова эти были.
В деревне её сторонились, дурной называли - мало ли, вдруг не только с туманом знается, но и нечисть какую приголубит, а то и колдовать начнёт? Вот и не сразу заметили, что бродяжка округляться стала, особо округляться, как одни женщины могут, когда дитя под сердцем носят.
Никто на туман тогда, конечно, не подумал. Попеняли на Васька алкаша, жениться пытались заставить. Тот и понять-то не успел ничего, и как всегда, как старшие сказали делать, так и пошел - покладистым мужиком был. Да только расцарапала она лицо ему, да в лес сбежала. Искали, конечно, всей деревней, дурная она, но своя всёж. Долго искали, неделю. Да не нашли.
А через полгодика, как первый снежок пошел, вдруг затянул деревню густой туман, и в крайний дом по деревне, где старики свой век доживали, постучали тихонько.
На пороге стояла бродяжка, прижимая к груди сверток из лопухов и травы всякой.
- Возьмите, - говорит. - Может она человеком станет, а у нас ей пока нет места.
Глядят они, а блаженная их чудная стала, сама на человека не похожа уже. Волос до земли тянется, и ровненько так, волосок к волоску лежит, нечета прошлым лохмам. Рубаха странная какая-то, серая и от ветра колышется будто дым. И глаза не дурные больше, а будто старые, мудрые.
Протягивает она сверток, и старики те понимают - ребенок там лежит. Тихий сам, бледный, и волосики светлые топорщатся. И только взяла старуха дитё на руки, как девка с крыльца раз, и спрыгнула прямо в туман. И концами исчезла - не видел её никто больше.
И ведь не просто так она к старикам тем постучалась - хорошие люди были, да с детьми не везло. Двое было всего, и те на пожаре сгинули. Вот и взяли они девочку себе на воспитание, Дареной назвали, даром то есть.
Дара тихой росла, спокойной. Лишний раз не заговаривала, не перечила никогда, всё дома сидела. Другие дети её порой поиграть звали, но не упорствовали, не понимали они её. Да и вид у девочки был чужой глазу - кожа светлая-светлая, венки синие даже на шее видны, а волосы седые.
Ну да старики не печалились - меньше с детворой бегать будет, больше дома поможет. Дара и коров доила, и еду стряпала, и убирала. Хорошей девочкой была, трудолюбивой.
Только вот рано или поздно девочки в девушек вырастают. Вот и Дара - вроде только дитём была нескладным, а тут гля, и коса ниже пояса, и талия осиная и грудь уже высокая, девичья.
Повадился с той поры к ней паренёк соседский ходить, сын кузнеца. То цветок принесёт, то ножики заточит, то плетень косой поправит. А Дара и сама рада, на щеках бледных румянец слабый появился, хихикает в рукав смущенно и глазками стреляет, будто и не стеснялась, не дичилась людей никогда.
Да вот только как решил он девушку за руку взять, то тут-то и понял - не человек она. Ладошка тонкая девичья, туманом под его рукой рассыпалась.
- Нечисть! - крикнул он. Громко крикнул, звучно. А в деревне что, в деревне один крикнул - значит, все так думать будут.
Собрались, значит, на площади решить - что с девкой делать? Ладно, домовые да овчинники, те свои, родные, а эта нечисть чужая совсем. Кто знает, что от неё ждать-то можно?
Так и решили, надо издали камнями закидать, чтобы руки, значится, не марать. Так и начали кидать, а Дара растерялась так, что и убежать-то не подумала. Да только камни-то сквозь летели, тела только редкие касались, что с настоящей злобой да ненавистью брошены.
Стянула тогда платок Дара, головой тряхнула, волосы расправляя, на матушку свою похожей становясь, и прямо на толпу посмотрела. Будто каждому в сердце.
И не заметили они, как туман подобрался, поначалу у ног её ласково клубился, а потом всё выше стал карабкался, пока над макушками не сомкнулся.
В деревне все её матушку боялись, думали ведьма. И не ошиблись ведь. Только дочка её посильнее была, отец силушки прибавил.
Выпила она всех в деревне, всю силушку, до капельки. Стариков только своих оставила.
Пришла под утро, рубаху белую до пят надела да в волосы колокольчики заплела.
- Скажите всем, кого встретите, что если звенит что-то в тумане - пусть уходят. Нет во мне больше человеческого, - старикам своим сказала она и ушла. С тех пор говорят и ходит, а если услышишь звон в тумане, то беги со всех ног, тумана дочка с тех пор жизнь из всех кого встретит тянет.
Бабушка положила последнюю карту и довольно кивнула - пасьянс сошелся, хорошая примета.
- А ты же говорила, что встречалась с ней, - не утерпела Аня, ерзая на стуле. Бабушка рассмеялась:
- Всё-то ты помнишь. Да, видела я её, когда малая совсем была. С речки с водой тогда шла, с подружкой разговорилась, а как опомнилась - туману везде, ноги свои не видишь. Я деревню эту как двор родной знаю, не испугалась совсем. Да вот только иду-иду, и вдруг колокольчики слышу тихо. Смотрю - девушка мимо идет. Красивая такая, в рубашке белой, а в волосах колокольчиков видимо-невидимо, позвякивают тихонько. Повернулась она, посмотрела на меня и говорит:
- Что же ты дома не сидела, глупая.
Руку ко мне протянула, у меня коленки-то и задрожали. Бежать не могу, дышу через раз. Чудо спасло. Руку её, ту, что ко мне тянула, схватил кто-то, крепко так, твердо, и к себе потянул. Кто - не видела, туман больно плотный был, ладонь только мужскую разглядела. Да видела, что удивилась Дара, а в ответ из тумана рассмеялся этот кто-то негромко, а потом совсем её утянул.
- Сочиняешь ты, бабуль, - надулась Аня. - Сама же рассказала - Дара тумана дочка, её коснуться никто не может.
- Так ведь и камни не все мимо пролетали, - вдруг подмигнула старушка. - Знаю я только, что в те годы много кто вечерком из дома выходил, а потом сохнуть вдруг начинал, а после того случая рассеялось всё. Как тот туман.