Огромные напольные часы низким гулом огласили полночь и близость волшебного часа...
Душистое яблоко-антоновка катилось по широкому и прохладному коридору Белой галереи. Оно еще днем выпало из сумочки одной юной посетительницы, когда та доставала журнал "Гламур", чтоб сравнить фото некоей известной актрисы с изображением английской леди XVII века...
- Пустые миры, пустые миры, ни рая, ни ада, - проворчал автопортрет художника Гаспаровича, посматривая на противоположную стену, где мерцало золото волос прекрасной девы из далекого XIV столетия.
- Вы опять, опять стонете, - капризно надула губы многовековая златовласка, - ну почему ж пустые? Только потому, что мне достается внимания посетителей больше, чем вам?
- Вы тоже пустое, - буркнул Гаспарович. - У вас даже имени нет. Просто дама. А я - творец, это всем известно! - и он набычился.
- А толку с ваших четко прописанных ФИО? Вам всего лишь сотня с небольшим. Да и написаны вы коряво - эдакие-то грубые мазки, темная палитра. Холодом несет от вашего полотна... А я... а мне... Ах, сколько же лет мне, - дама кокетливо прикрыла изящной ладошкой свои полные розовые губы.
- Семь сотен вам, мадам! - отозвался групповой потрет семьи купца Горошкина из своего темного угла. - Да-с!
- О, небеса! Зачем же так орать? - дама отмахнулась от громогласных, румяных, ситцевых Горошкиных и повернулась ко всем спиной, укрытой плащом из алого бархата.
Тут семья купца увидела катящееся по коридору яблоко.
- А! К нам! Сюда! - залопотали они, пихая друг друга круглыми плечами и размахивая пухлыми руками.
Яблоко на минуту остановилось, чтоб спросить:
- Вам чего?
- К нам! Мы тебя съедим! - признались Горошкины.
- Фигушки, - ответило яблоко и метнулось дальше и оказалось под рамой Гаспаровича.
- Фрукт. Банальный и пустой по своей сути. Завтра ты сгниешь, - автопортрет надменно сообщил антоновке все то, что знал о яблоках. - Никто не познает твоей сладости, мелкий прах... А я... Я вечен! - и сложив руки на груди, Гаспарович устремил гордый взгляд в ночь, что густела, ширилась за окнами Белой галереи.
Яблоко чуть не расплакалось - так его задели высокомерные слова из темно-синей картины.
- Зануда и сноб! - отозвалась прекрасная дева со своего полотна и протянула обиженному, сморщившемуся яблоку белую, мягкую руку. - Иди ко мне. Есть тебя я не буду. На блюдо положу. Серебряное. Хочешь?
Яблоко с готовностью запрыгнуло в ладонь красавицы.
- Вот так. Теперь и тебе семь сотен лет. И теперь ты никогда не сгниешь, не станешь прахом, - улыбалась дама, пристраивая антоновку на серебряную тарелочку.
И яблоко радостно засияло, сообщая новые краски потемневшему от времени полотну великого итальянского художника...
![[]](/img/s/sudarewa_i_w/frukt/ia.jpeg)