Аннотация: у нашего могучего волшебника вполне может быть эксцентричная сестра, тоже волшебница ;)
Однажды в сентябре маг Илларион сидел на краю обрыва, над морем, любовался волнами и русалками, мелькающими в изумрудных потоках, и пускал мыльные пузыри.
Прозрачные шарики переливались всеми цветами радуги и стремились вверх - к облакам, что медленно ползли по небу. Там пузыри лопались и осыпались едва видимыми каплями в морскую воду. И мысли Иллариона были так же легки и недолговечны, как мыльная радость. Если бы кто захотел их прочитать и записать, то потерпел бы фиаско: упорядочить то, что сейчас "варилось" в голове чародея, было бы вряд ли возможно...
Теперь маг глянул на своё правое бедро - возле него сидел на траве большой рыжий кот. Он поблескивал странно синими глазами и медленно водил хвостом туда-сюда.
- Это ж её личное дело. Я ей зачем? - буркнул Илларион.
- Она не может идти замуж без вашего согласия, ваша милость.
- Как же мне соваться в её измерение? Я опять могу накосячить...
- Но вы ж её брат - она считается с вами, уважает вас, - возразил Уго. - Без вашего согласия на такой шаг никогда не осмелиться. И вы ж легко можете переместиться. Или вы совсем обленились?
- Вот знает же, кого посылать уговаривать, - заворчал Илларион. - Хорошо. Я пойду. Подарок только приготовлю... Мара всё ещё любит пироги с малиной?
- Обожает. И с вишней тоже.
- С вишней ты любишь.
- И я тоже люблю, - сказал кот, сделав ударение на слове "тоже".
- Ладно, хитрец. Захвачу с малиной и вишней, - усмехнулся всесильный волшебник...
* * *
Мара очаровательно улыбалась. Её единственный глаз - цвета молодой бирюзы - поблескивал слезой радости.
- Ах, милый друг! Я очень-очень рада, что ты согласился! - пропела она своим дивным, чрезвычайно музыкальным голосом, повисая на шее Иллариона.
- Я... это... пироги вот... не помнИ, - Илларион смутился и не смог поздороваться так, как планировал - с витиеватой фразой и легким поклоном.
- Ой! Мои любимые! Как же ты меня любишь, - вновь пропела Мара, хватая коробки с гостинцами и шелковым вихрем уносясь в соседние покои.
Уго по-хозяйски прошел вперед и развалился на белой шкуре у камина, в котором потрескивали дрова из ароматного каштана.
Илларион тоже шагнул к камину, устроился в клетчатом кресле, задумался было, но тут вновь зашуршал шелк - к чародею на колени опустилась Мара. Душистая, золотоволосая, тёплая, как летний ветер.
- Милый брат, - замурлыкала она, поглаживая мага по волосам. - Ты ж уже знаешь, для чего я тебя пригласила?
- Тебе нужно, чтоб я согласился на твой брак.
- Точно. Таков обычай. Так требует мой жених.
- Ах, это он...
- Да. Но мне тоже важно твоё слово.
- Так я прямо тут...
- Нет-нет. Ты должен дать согласие на церемонии. Так хочет Омиль.
Илларион хмыкнул:
- Забавное у него имя.
Мара легонько ударила его указательным пальцем по носу:
- Он мил. Он... В общем, он папримас.
Чародей удивленно поднял брови:
- Как же ты?..
- Это любовь, - вздохнула Мара, прижимая ладонь к груди. - Давно такого не чувствовала. Последний раз - лет двести назад - тогда был Гранатас. Ах, какие у него были алые... - тут она запнулась, закраснелась, засмеялась, смущенно прикрывая лицо рукавом.
- Марушка, ты же давно не маленькая, не неопытная девочка, - нравоучительно заговорил Илларион. - Как же можно за папримаса? Вы такие разные...
- Это любовь, - мурлыкнул Уго из белой шкуры. - Вам ли не знать, какова её сила?..
* * *
Папримас Омиль горел нежно-розовым пламенем, обнимая Мару, и сама Мара уже была охвачена его огнем, но не кричала, не вырывалась, а радостно смеялась, пока пламенные руки жениха скользили туда-сюда по её телу. Ничего удивительного: Мара была волшебницей этого мира и хорошо умела справляться с таким неудобством, как полыхание папримасов.
Илларион же нахмурился и кашлянул, ибо эти двое совершенно забыли о приличиях.
Мара оттолкнула любимого - Омиль нехотя выпустил волшебницу из огненных объятий. Нежно-розовые огни сменились на бело-голубые.
- Что ж, надо идти, друзья мои, - вздохнул Илларион, протягивая руку сестре.
Мара поправила дымящееся пурпурное платье и крепко сжала брату ладонь.
- Ты ведь всё сделаешь, как надо? - прошептала она, с мольбой глядя в глаза Иллариону.
- Почему ты сомневаешься? - удивился волшебник.
- Я же вижу: тебе всё не по нраву, - еще тише прошелестела Мара.
- Странно, - пробормотал Илларион. - Тебя лет триста не беспокоило моё мнение, а теперь ты так трепетно...
Его прервали - из соседней залы донеслось праздничное гудение - так их вызывали на церемонию бракосочетания.
Иллариону жутко захотелось, чтоб всё это быстрей закончилось. И он едва ли не бегом заспешил к дверному проёму, задрапированному зелеными занавесями, и, соответственно, увлёк за собой сестру.
Распахнул портьеры, вошел в зал и чуть не ослеп, чуть не задохнулся, не спёкся от жара: похоже, вся родня Омиля собралась приветствовать брачующихся, и все они при виде Мары радостно полыхнули, алым и розовым. Кое-кто - золотым огнем. Так что Иллариону нельзя было не начать опасаться за сохранность зрения и всего остального, что составляло его сущность.
Поэтому волшебник выпустил руку сестры, закрыл лицо ладонями, зарычал и, подчиняясь острому желанию самосохраниться, вмиг создал вокруг себя немаленькое защитное поле из водяного вихря.
Вода исчезла, волшебник открыл глаза, застонал от досады.
Всё-таки он сделал то, что боялся сделать - накосячил. Мара являла собой жалкую, хныкающую, мокрую-премокрую девицу с безнадежно испорченной прической. А зал был наполнен чем-то, напоминающим горевший и потушенный дождем лес - стоящими там-сям чёрными, корявыми головешками.
Омиль, который шёл за Марой и Илларионом, тоже преобразился во что-то вроде неприглядной головешки.
- Испо-ортил! Всё-таки испо-ортил! - заголосила Мара, трясясь в гневном исступлении - с крайне подурневшего платья во все стороны полетели холодные брызги.
- Не надо было тебе меня звать, - промямлил Илларион, понимая, что сейчас может столкнуться с вырвавшейся на свободу яростью сестрицы. - Могу ли всё исправить? - он отступил чуть назад, упёрся спиной в стену.
- Испра-ави-ить?! - уже изменившимся голосом заревела Мара, темнея лицом и краснея глазом.
Илларион закатил свои глаза и щёлкнул пальцами - и моментально перенесся в свой мир. Правда, из-за того, что он был слегка напуган, то перекривил возвращение и оказался не в холле родной виллы, а по пояс в вечернем приливе. Напугал тем самым маленьких русалок, которые резвились на мелководье.
Малышня без промедления удрала на глубину, а волшебник выбрался на берег. Скинул промокшую обувь, носки, штаны и всё остальное, сел на песок, наслаждаясь теплом и закатом.
- Ох, Мара, что ты за наказание? - вздохнул, не имея сил забыть полный гнева глаз сестры.
- Хело, - отозвался кот Уго, шлёпаясь из воздуха на колени Иллариону.
- Что? Опять?! - взвыл волшебник.
- Ничего не поделать. Надо вернуться и всё завершить, - ответствовал кот, глядя на Иллариона так строго, как дворник на хулигана.
- А если я откажусь?
- Мара явиться сюда. С папримасами.
- О-осcподи, - простонал Илларион, запуская пальцы в свою шевелюру. - Она совсем спятила? Забыла, что было в прошлый раз?
- Что там уже такое было? - фыркнул кот.
- Пару городов спалила. Подчистую!
- А, это... Как их там? Юмор и Дом?
- Содом и Гоморра.
- Ну, мне это всё равно, - отмахнулся кот. - Зато люди новую сказку записали, ага... Так хозяйка опять может сюда пролезть. Какие тут города рядом? Так что идите, милый брат. Мара ждет, и папримасы вновь загорелись, - и уколол Иллариона когтем в голый живот...
* * *
Илларион волшебнул себе теплоотражающий костюм и теперь парился в нём в мире Мары, на церемонии бракосочетания, и старался не спускать с лица благодушную улыбку.
На сестрице было новое платье, двухслойное (полупрозрачное красное поверх плотного белого) и веночек из трогательных розовых цветочков, которые то и дело осыпали золотоволосую голову волшебницы серебристой пыльцой - красивая картина, что ни говори.
Глаз Мары то и дело вспыхивал гневным алым огнём, но она тоже мило улыбалась, когда Илларион подвёл её к Омилю, который полыхал оранжевым. Судя по золотым сполохам, папримас испытывал счастье и совершенно не думал о недавнем конфузе.
- Сестра моя, драгоценность сердца моего, - заговорил Илларион, стараясь держаться уверенно и важно, хоть это было и нелегко. - Нынче я вручаю тебя этому достойному че... мм... юноше. Душа моя полна радости. И я желаю вам счастья на долгие, жаркие годы.
- Милый брат, милый друг, - проворковала Мара, отталкивая руку Иллариона и бросаясь в объятия Омиля.
Они страстно обнялись, поцеловались - во все стороны полетели не совсем безопасные искры, загудело, поднимаясь к потолку залы, любовное пламя.
Илларион спешно прыгнул в сторону, закрыл лицо маской сварщика и вздохнул с облегчением.
Кто-то кольнул его в голень. Кот Уго.
- Ваша милость, почтите наше застолье своим присутствием?
- Не-не, - помотал головой волшебник. - Не люблю здешней кухни. У вас всё вечно пережарено. Думаю, Мара не будет возражать, если я удалюсь по-английски...
Кот почесал когтем щечку, задумчиво глядя на новобрачных, которые под гудение свадебных труб продолжали страстно лобызаться и обниматься, создавая вокруг себя огненные вихри и волны, и произнес:
- Вы совершенно правы, ваша милость. Буду рад проводить вас...
* * *
На виллу у моря опустилась ночь.
Уго поджирал пирог с вишней, Илларион задумчиво потягивал сидр, обнимал задремавшую Монику и смотрел в ночное небо - ждал, когда начнётся звездопад.
Кот вылизал тарелку, умылся и вопросил:
- Могу я у вас погостить недельки две, ваша милость?
- Я не против. Но разве тебе не надо к хозяйке?
- Ах, вы ж подумайте: сейчас у неё медовый месяц, всё такое. Представляете, какие пожарища будут в замке? Это весьма утомительно - жить возле новобрачных. Вот когда страсти чуть поутихнут...
Илларион представил на минуту, чем и как сейчас занимаются Мара и Омиль, и закивал, пожимая коту лапку: