Сегодня я решил начать писать дневник. Почему? Причин много. Ну, во-первых "писать" - это моя профессия. Более десяти лет я работаю на журналистском поприще, а в последнее время даже в областной газете. А во- вторых, дневник пишут тогда, когда не с кем поделиться, поэтому и исповедуются самому себе. Именно в такой ситуации я и оказался. И это - самая главная причина, побудившая меня писать эти строки. Может быть, при иных обстоятельствах моё теперешнее положение показалось бы мне забавным и даже курьёзным, если бы это произошло не со мной. Кроме того любая смешная история хороша тем, что хорошо кончается, а в моем случае у меня такой уверенности нет. Дело в том, что пишу я эти строки, находясь уже больше трёх месяцев в одиночной изолированной камере следственного изолятора, а проще говоря, тюрьмы нашего города Н-ска. Причём всего в десяти минутах ходьбы от собственной квартиры. Да, и камера эта не простая. В таких вот одиночках содержатся те, кто по приговору суда получил высшую меру, ожидая исполнения приговора или помилования. Боже упаси, я не преступник, и нахожусь здесь по собственной воле. Скорее даже по глупости и замысловатому стечению обстоятельств.
Мне тридцать один год, то есть самое время, когда стоит остановиться в жизненной скачке и посмотреть на себя со стороны. Это желание приходит в этом возрасте к каждому нормальному мужчине. Результат этого умственного упражнения бывает разным - иные меняют работу, жену, любовницу, квартиру. Другие, причины своих более чем скромных достижений, видят в сослуживцах или друзьях. Третьи начинают усиленно заниматься спортом, боясь уже наметившегося живота. Словом, для мужчин - это возраст переломный. Пройдет пару лет и они успокоятся, и снова всё встанет на свои места. У женщин таких исканий обычно не бывает, так как большинство из них полностью определяются в жизни уже к двадцати - двадцати трём годам и считают, что самого главного они уже достигли, а дальнейшим благополучием должен заниматься мужчина.
Мне грех бы жаловаться: работа в областной газете, часто публиковался. Зарплата, хоть и не очень велика, но не меньше других. Тем более, что быстро после института женившись, я так же быстро и безболезненно развёлся. Родители мои - оба пенсионеры, живут в другом городе и всецело поглощены садовым участком. Пишем мы друг другу редко, а видимся только один раз в году. Так что заботиться мне особенно не о ком, поэтому денег мне хватало. В общем, звезд я с неба не хватал, но по жизни продвигался уверенно, и вот, перешагнув третий десяток, я понял, что работа в газете окончательно убьёт во мне те литературные задатки, которые проявились у меня ещё в институте. Я чувствовал, что могу больше, чем расписывать проблемы очередной битвы за власть или трудовые подвиги местных промышленных предприятий. После окончания института было много замыслов. Но, потом женитьба, развод, газета с её вечной запаркой - словом мечты остались мечтами. А время уходит. Надо было выбирать: или остаться в газете и забросить литературу, или бросить газету и на свой страх и риск начать писать, пока не поздно. Первое, конечно, спокойнее, можно запросто дослужиться до редактора или хотя бы до заведующего отделом, но я выбрал второе. К тому времени у меня кое-что накопилось и можно было в течение года полностью заниматься любимым делом. Писать и писать. "А потом, - иронизировал я тогда, - посыплются гонорары, и деньги некуда будет девать". Я взял расчёт в редакции, съездил повидаться с родителями и с февраля засел за машинку. Для первого произведения, чтобы понравиться издателю, нужно всё новое. Незатасканная тема, нестандартный язык, современная манера и острый сюжет. Я решил написать о чувствах приговоренного к смерти. Это было до недавнего времени полностью закрытой темой, никто за это ещё не брался. Всё шло неплохо. На одном дыхании я описал преступление, суд, личную жизнь героя. Но вот, когда дело дошло до, собственно, главного: ожидания смерти, возможном покаянии - что-то у меня застопорилось. Не хватало обстановки, атмосферы неволи. И тогда я вспомнил о своём закадычном друге Алёшке Саутском. Теперь он уже - Алексей Иванович и работает прокурором области. Мы выросли в одном дворе, правда, он был постарше меня на два года. В детстве мы поклялись никогда не разлучаться. Но потом после школы он пошёл в юридический, а я ... Впрочем, об этом я уже писал. С Алёшкой мы достаточно часто виделись и, чем могли, помогали друг другу. Положа руку на сердце, следует признать, что Саутский добрался до таких карьерных высот не без помощи своих влиятельных родственников, но это нисколько не роняло его в моих глазах. Протекциями пользовались все, у кого такая возможность была. В Алёшкином случае тоже ничего зазорного не было, тем более, что с работой он справлялся.
Как-то за бутылкой коньяка, повспоминав прежние похождения, я рассказал ему о своей работе над книгой и попросил помощи. А хотелось мне попасть в камеру смертника хотя бы на пару месяцев, чтобы там дождаться вдохновения и закончить книжку. Соответствующая обстановка и полное уединение должны были этому способствовать. Саутский удивился моей просьбе, но подумав, сказал:
- Знаешь, Сань, я, пожалуй, устрою тебе такую камеру. Не потому, что мы - друзья, а просто я считаю, что смертная казнь - это анахронизм, отменить её надо. Государство не вправе отбирать то, что оно человеку не давало. Пора этот вопрос поднимать, и твоя книжка будет, пусть и малой, но всё же помощью. Конечно же, ты рвёшься туда не для того, чтобы описать, как там хорошо? Не скрою, то, что мы собираемся сделать - запрещено, но я всё устрою так, что никто кроме нас с тобой ничего знать не будет. Кстати, один экземплярчик книги за тобой.
- Что за вопрос!
- Так вот, Сань, тебе повезло. В каждом большом городе есть тюрьмы, но не каждая тюрьма - исполнительная.
- Везение страшное! Если меня когда-нибудь будут расстреливать, то хоть ехать никуда не надо. Рядом с домом. Удобно! - пошутил я.
- И ещё тебе повезло в том, что как раз на днях к нам должен приехать этап приговорённых к высшей мере со всей округи. Его пока собирают, но документы уже здесь, у меня. Но вместо четырнадцати человек приедет тринадцать, так как один по дороге покончил с собой. С поезда его сняли и уже схоронили, а документы здесь. Поэтому я переклею фотографию, приложу печать, и ты вместо этого покойника отправишься в тюрьму. Местная охрана определить подмену не сможет, а этапный конвой смотрит только количество. А через пару месяцев я тебя вызову и восстановлю справедливость. Ты за эту мою "ошибку" можешь подать на меня в суд, но я, надеюсь, ты этого не сделаешь. Этап будет здесь через три дня. У тебя есть время собраться...
Вот так я оказался здесь: в камере смертника. Но это ещё не все. Я здесь хорошо поработал, пришлось, правда, помёрзнуть, поголодать и вот позавчера, когда я уже со дня на день ждал своего освобождения, утром принесли газеты. Среди них была и местная, в которой я работал. Её я читать не любил и решил просто просмотреть заголовки. И что я увидел!!! На последней странице был помещен некролог. Прокурор области Саутский Алексей Иванович погиб в автомобильной катастрофе. Дальше: коротко биография, сообщение о похоронах, подписи отцов города. Гибель Алёшки настолько меня потрясла, что я не сразу понял, в каком сам оказался положении. Потом, уже придя в себя, я с ужасом подумал: а как я, собственно, отсюда выберусь? Поэтому я и решил писать дневник. Говорят, это помогает сосредоточиться, привести в порядок мысли. Прежде всего, я решил не паниковать и тщательно перебрать все возможные варианты спасения. Под конец сегодняшнего дня я окончательно успокоился, внушив себе, что ничего не может быть глупее, чем позволить себя угробить ни за что, ни про что. И потом, ведь я ещё не пробовал ни с кем говорить, ведь вокруг меня люди, а не роботы. Короче говоря, ложусь сегодня спать успокоенным, в конце двадцатого века по ошибке не расстреливают! Тем более в Европе, тем более в нашей стране. Было время, но даже тогда расстреливали не по ошибке, а с умыслом. Это время давно ушло.
25 мая 1991 г.
Утром меня разбудил лязг открываемой двери. Каждое утро охранник приносит метлу и совок для уборки помещения, а также кипяток. Обычно я просыпался раньше, но вот сегодня проспал. Уже несколько дней я меряю шагами камеру и обдумываю своё положение. Под вечер так выматываюсь, что мгновенно засыпаю. Если не будешь уставать за день, то заставить свою голову отключиться на ночь очень трудно. Постоянное чувство опасности не даёт уснуть. Поэтому и надо постоянно двигаться, привыкать думать на ходу.
После уборки перед завтраком приходит офицер с журналом. Я говорю, как обычно: Фёдоров Юрий Петрович, 1959 года рождения, статья 102, высшая мера. Об этом, последнем, мне напоминают ежедневно. Правда, раньше меня это не особенно беспокоило, пока ... пока был жив Алёшка. С охраной я практически не общался, даже не запоминал часто сменяющиеся лица. Но теперь ситуация изменилась.
Сегодня я, наконец, определил для себя пути освобождения. Их несколько. Можно попроситься на приём к начальнику тюрьмы под каким-нибудь предлогом и попытаться ему объяснить ситуацию. Затем, мне вскоре должны принести приговор Фёдорова. Там есть фамилии адвоката и судей. Можно будет вызвать своего адвоката, он- то Фёдорова помнит в лицо. Это самый верный путь. Наконец, есть ещё кассационная жалоба на приговор и прошение о помиловании. Но это уже на крайний случай. Ну, что ж положение у меня не безвыходное. Поразмыслив, таким образом, я немного успокоился, решив, что завтра и начну осуществлять свой план.
А в это время:
В России полным ходом шла избирательная кампания по выборам первого Президента.
В очередной раз отложено подписание Союзного договора.
Начальник следственного изолятора г. Н-ска получил кучу инструкций по улучшению содержания подследственных и осуждённых. Он долго вздыхал, не понимая, куда всё катится и ругался. "Скоро эти уголовники сядут нам на шею".
Адвокат Ковровской юридической консультации Сидоров, закончив последнее дело, подал заявление об уходе на пенсию.
Адвокат Н-ской юридической консультации Курбыко размышлял и взвешивал шансы кандидатов в Президенты. Дело в том, что его пригласили на работу в кооператив, но куда подует экономический ветер, будет ясно только после выборов.
Помощника прокурора Н-ской области срочно отозвали из отпуска.
Секретарь-машинистка областной газеты Зиночка Кожевникова приобрела по случаю чудесный французский маникюрный набор и, бросив все дела, занималась ногтями.
Капитан милиции Шевчук возвратился из очередной командировки и получил обычные три дня отдыха.
14 июня 1991 г.
Наконец я начал осуществлять свой план. Правда, неудачно. Ещё в мае я обратился к офицеру, который приходил по утрам, что хочу попасть на приём к начальнику тюрьмы по поводу завещания. Причину я выдумал, как мне показалось, весьма достойную. Но ждать пришлось долго. Оказывается, начальник принимает не каждую неделю. Но вот, наконец, сегодня меня к нему отвели. Едва переступив порог кабинета, я сразу понял, что хозяин его не в духе. Он сидел за огромным столом и нервно перебирал какие-то документы. Крупная голова, красные на выкате глаза и толстая шея производили неприятное, отталкивающее впечатление. Он шумно дышал. На столе стояла пепельница полная окурков.
Я представился:
- Что надо? Только быстрее! - рявкнул начальник.
Я быстро и коротко ответил, что я не тот человек, за которого себя выдаю. Но это было всё, что я успел произнести.
- А кто ты?!! Наполеон или Папа Римский?!!
- Понимаете, в чём дело ... , - замялся я.
- Понимаю. Прекрасно понимаю. Раньше надо было "Ваньку валять". До суда. А сейчас тебе психушки не видать, как своих ушей. Суд тебя признал вменяемым. Всё! Уведите его!
Я, было, пытался возражать, но два охранника, ворвавшиеся в кабинет, достали свои резиновые дубинки и тут же в кабинете принялись меня колотить. Я взвыл не от боли, а от обиды. Но - что толку! Так что первая попытка закончилась полным провалом. Целый день лежу на нарах, тело болит, и покрылось синими рубцами. Даже писать дневник заставлял себя с большим трудом. Очень хочется курить, но то, что я взял из дома, кончилось накануне, хоть я и экономил.
16 июня 1991 г.
Принесли копию приговора. Теперь у меня есть возможность узнать о "своём" преступлении. И вот, что я прочитал. Фёдоров Юрий, то есть, в данном случае, я, ранее судимый за умышленное убийство, и освободившийся два года назад по отбытии срока наказания проживал в городе Коврове Владимирской области. Отсидел он восемь лет, и вот опять.
За месяц до происшествия Фёдоров устроился на новое место работы: слесарем в местное РСУ. Получив получку, решили бригадой, а это всего четыре человека, отметить это событие. Накупив вина, отправились к одному из них по фамилии Исачко. Распивать начали около двадцати часов. В два часа ночи сосед по лестничной клетке, страдающий бессонницей вышел на лестницу покурить. Дверь в квартиру Исачко была приоткрыта. Сосед и Исачко были в приятельских отношениях, и поэтому тот решил зайти, несмотря на столь позднее время. В квартире горел свет. На кухне, залитый кровью, со множественными ножевыми ранениями лежал Степанов - один из участников застолья. В комнате на полу тоже залитые кровью лежали Исачко и Корнеев, то есть хозяин квартиры и третий собутыльник. Все были мертвы. Фёдорова в квартире не было. Ужаснувшись раскинувшейся перед ним картине, сосед позвонил в милицию. По подозрению в убийстве был задержан Фёдоров. И хотя его мать утверждала, что домой он вернулся в 22-00, а экспертиза установила, что смерть всех убитых наступила между 23-00 и 24-00 часами, суд не принял во внимание её показания, посчитав, что она выгораживает сына. В квартире найдено полно отпечатков пальцев четверых участников пирушки. Больше ничьих пальцев не обнаружено. Орудие убийства не найдено, но суд учёл, что предыдущее убийство Фёдоров совершил тоже ножом. Биологическая экспертиза нашла в крови Фёдорова такое количество алкоголя, что предположила сильную степень опьянения накануне. На одежде Фёдорова обнаружены пятна крови, одной группы и резуса со Степановым. Фёдоров утверждал, что это кровь его собственная. Экспертиза установила идентичность групп и резусов крови у Фёдорова и Степанова. Психологическая экспертиза признала Фёдорова вменяемым, а также определила у него раздражительность и склонность к непредсказуемым поступкам.
Вину Фёдоров не признал. Основываясь на данных экспертизы, показаниях свидетелей, из которых никто во время убийства в квартире не был, а также на протоколе осмотра места происшествия, суд посчитал вину Фёдорова полностью доказанной и определил высшую меру наказания.
Вот так, да! Лично меня доказательства, приведённые судом, не убедили, что Фёдоров виноват. Нет прямых доказательств. Может в приговоре просто кратко изложено? Раз принесли приговор, значит, скоро поведут знакомиться с протоколом судебного заседания. Тогда многое станет ясно. А пока я узнал фамилию адвоката. Сидоров В.К. - из Ковровской юридической консультации. Я сразу написал заявление о его вызове, но приедет он не скоро: от Коврова до Н-ска все-таки далековато. Но другого выхода нет.
Главное, что я не увидел в приговоре - это мотив. Зачем было Фёдорову убивать сразу троих человек. Ничего о пропаже вещей не говориться. И ещё один момент. Федоров уже посидел в лагерях и наверняка знает, что за убийство трёх человек обычно расстреливают. Поэтому вряд ли он пошёл бы на такой рецидив, если он конечно в своём уме. А суд, естественно, пошёл по протоптанной дорожке: раз он один раз убил, то теперь - это для него плёвое дело. Да, нет! Он уже вкусил прелесть неволи, в какой-то степени юридически подковался и поэтому сделать подобное его могли заставить только из ряда вон выходящие обстоятельства. А их нет! Во всяком случае суд их не нашёл, а может быть и не искал.
А в это время:
Уже несколько дней у России был первый, выбранный общенародным голосованием Президент. Демократия получила доверие народа.
Генеральный прокурор РСФСР и министерство юстиции начали подготовку проектов новых УК и УПК, а также амнистии заключённым.
Пом. прокурора Н-ской области начал исполнять обязанности прокурора и готовился к утверждению в должности.
Адвокат Ковровской юридической консультации Сидоров готовился к торжеству по поводу выхода на пенсию, а его Н-ский коллега Курбыко подал заявление о переходе в кооператив.
Начальник Н-ского следственного изолятора продолжал изучать инструкции об изменениях в содержании арестованных.
Секретарь-машинистка областной газеты Кожевникова Зиночка приобрела нового воздыхателя в лице заведующего спортивным отделом.
Капитан милиции Шевчук, отдохнув после командировки, приступил к своим обязанностям в паспортном столе. Должность у него была неприметная, но он и не стремился к известности.
Вновь избранного Президента России поздравили все главы государств Европы. Почти все они выразили надежду, что Россия станет полноправным членом Европейского сообщества в самом ближайшем будущем.
20 июня 1991 г.
Сегодняшний день не отличался ничем от остальных. Очень хотелось курить, и я решил попросить у конвойного, который сопровождал меня на прогулку. Тот только выругался и даже замахнулся палкой, я с горечью поймал себя на мысли: какие же мы нетерпимые! Кто - мы? Мы - русские, даже не русские, а советские. Всё у нас разложено по полочкам. Здесь - друзья, тут враги. Нет никаких переходов: кто не с нами, тот против нас! Раз написано: преступник, значит, так оно и есть, значит уже не свой, значит уже не человек. Откуда это? Я где-то читал, что в царской России уголовные преступники считались людьми больными, обделёнными Богом. Существовало много благотворительных организаций, помогающих заключённым и питанием, и одеждой, и добрым словом. Ведь ясно, что преступник, отбыв положенное, рано или поздно выйдет на волю, будет жить среди людей. Как он будет к ним относиться? Фундамент этих отношений закладывался уже в тюрьме. Откуда же сейчас эта ненависть? Откуда это страстное желание побыть хоть немного, пусть маленьким, но фюрером? Наверное, из двадцатых, когда наши соотечественники колошматили друг друга. Или из тридцатых, когда "врагами народа" была объявлена добрая и лучшая его половина. Или из более позднего времени, когда немного шагнувший в сторону, нарушивший чёткий пионеро-комсомольско-партийный строй считался прокажённым. Наверное, отсюда это чёрно-белое видение мира и наша твердокаменная бдительность. Это всё - порождение страха. Страха за себя, за своё будущее, за карьеру, за материальное благополучие - за что угодно.
29 июня 1991 г.
Прочитал протокол судебного заседания. Фёдоров показал, что ушёл от Исачко в 21-45, когда все были уже здорово пьяны. Самое печальное, что никто его по дороге не видел. Никто из знакомых. А не знакомых никто искать не стал. Есть свидетели того, как бригада шла на квартиру, как покупали вино, наконец: тем, чем это всё закончилось - тоже есть свидетель. И есть ещё заключения экспертиз. Больше ничего. Характеристики с места последней работы и из мест заключения. Ничего особенного. Жил человек, работал, никому не мешал - и вот убил сразу троих. В качестве мотива судья упорно пытался протащить версию о ссоре. Тем более, что соседи свидетельствовали, что в квартире Исачко в тот вечер было шумно. Но ведь и не мудрено - шла пьянка. Фёдоров ссору отрицал, говорил, что ссориться было не из-за чего. Может потом и была ссора, но он уже ушёл. В выступлении прокурора отмечено, что Фёдоров уже судим за убийство, на путь исправления не встал. Что совершенно правильно применена ст. 102 и запросил высшую меру. Адвокат полностью оправдывал подсудимого и требовал освободить его из-под ареста за недоказанностью. Те самые моменты, которые отметил в приговоре я, высказал и защитник. При удивительном разбросе мнений обвинения и защиты суд полностью принял сторону обвинения. В последнем слове Фёдоров твердил, что никого не убивал. Не знаю, что у него было с первой судимостью, но сейчас я сильно сомневаюсь в его виновности. Его самоубийство - лучшее тому подтверждение. Не станет закоренелый убийца, отпетый негодяй, кончать с собой пока не использует все шансы на жизнь.
Мне осталось только дождаться приезда адвоката.
15 июля 1991 г.
Я долго не писал, так как писать было не о чем. Дожидался адвоката, но вот сегодня пришёл ответ из Ковровской юридической консультации. Оказывается, адвокат Сидоров вышел на пенсию и больше не практикует. Они могут рекомендовать мне другого адвоката, но советуют обратиться лучше в местную адвокатуру. Согласно договора между Фёдоровой М.А. и адвокатурой в г. Коврове участие защитника продолжалось до оглашения приговора. Договор не продлялся.
Круг сужается. Что же делать? Я написал заявление о вызове любого адвоката из местной юридической консультации.
Сегодня у меня очень тревожно на душе. Так и хлопнуть могут, не моргнув глазом. Свиданий мне не положено, адвокат отпал, администрация тюрьмы на мои просьбы не реагирует. Писать письма я пробовал, но все они после цензуры возвращаются мне обратно. На конверте стоит резолюция, что подписываться я могу только своим именем и писать только родным и только по личным вопросам. Адрес матери Федорова я не знал. Да если бы и знал, каково ей было бы получить письмо с того света. Ей же сообщили о самоубийстве сына. Ну, ладно - вот придёт адвокат - я ему дам телефон редакции, он туда позвонит, там есть мои фотографии и всё выяснится. Действительно, приходится доказывать, что ты не верблюд. Но уж больно высоки ставки в этой дурацкой игре.
20 июля 1991 г.
Наконец-то всё уладится! Сегодня приходил адвокат. Приятный мужчина, примерно моих лет, я всё ему подробно рассказал и дал телефон редакции. Он согласился мне помочь. Я его всё-таки убедил, во всяком случае, мне так показалось. Мы проговорили около двух часов. Я поделился с ним сомнениями относительно виновности Фёдорова. Он прочитал приговор и разразился очень интересным монологом. Чувствуется, что это у него наболело, и я смог его разговорить:
- Понимаете, гр. Фёдоров, позвольте я Вас так буду называть. Может быть, Вы и не виноваты. Даже очень может быть. Но в Вашем деле - три трупа. А это ЧП для следственных органов. Поэтому следствие, естественно, вела прокуратура. Если предположить, что убийца не Вы, то дело автоматически превращается в "висяк", то есть трудно раскрываемое. Нужно проверить тысячу версий, но толку не будет. А за ЧП подобного рода следят и контролируют строго. Такие дела на виду. Можно заиметь неприятности. А так - всё в порядке. Убийца налицо, ранее судим, был на месте преступления, многие факты совпадают, да и алиби у него нет. Но с другой стороны видно, что Фёдоров не профессионал, он обыкновенный пьяница. Он оставил бы в квартире массу улик, да и проговорился бы рано или поздно. Допрашивать в прокуратуре умеют. Когда его задержали, то ордер на арест подписывал прокурор. На суде обвинял тоже прокурор. Контролировать суд и следствие тоже обязанность прокурора. Поэтому судья не мог ослушаться государственного обвинителя. Улавливаете: замкнутый круг. Стоит одному звену этой цепи порваться, то неприятности будут у всех. Поэтому у них с этим строго. Вот в этом вся причина. Нет у нас еще правового государства, где предусмотрено разделение властей, то есть исполнительная власть в лице прокуратуры не может и не должна контролировать судебную власть. Так в цивилизованном мире устроено. Когда мы к этому придем? Смею предположить, что никогда. Выбраться из этой хорошо отлаженной за долгие годы мясорубки практически невозможно. Причём, тот факт, хороший Вас защищает адвокат или плохой, не имеет никакого значения.
Потом он ушёл, обещав сегодня же позвонить в редакцию. Материальную сторону он не затрагивал, чем очень меня к себе расположил. Всё-таки есть люди, которые добросовестно и честно относятся к своим обязанностям! Кроме того, он дал мне две пачки сигарет и сейчас я почти счастлив.
А в это время:
Президент России готовил свой первый законопроект об образовании, улучшении жизни учителей.
Генеральный прокурор представил на ознакомление Президенту проект амнистии для заключённых.
Прокурора Н-ской области утвердили в должности.
Адвокат Ковровской юридической консультации Сидоров отпраздновал свой выход на пенсию.
Начальник Н-ского следственного изолятора пил уже вторую неделю. На столе его кабинета лежали не тронутые инструкции об улучшении содержания арестованных.
Капитан милиции Шевчук спокойно трудился в паспортном столе.
Президент России поручил своим помощникам изучить условия вступления государства в Совет Европы.
Адвокат Курбыко вышел с территории следственного изолятора. "Чего это я так разоткровенничался перед этим сумасшедшим. Наверное, потому и разоткровенничался, что он сумасшедший. Никому не расскажет. К тому же у него - высшая мера". Он достал из кармана листок с записанными Фёдоровым номерами телефонов, и хотел было уже бросить его в мусорницу, но потом решительно пошёл к телефонной будке.
В редакции областной газеты никого кроме секретаря-машинистки Зиночки Кожевниковой не было. Был обеденный перерыв, но она обедала позже, так как редактор обязал её быть в это время у телефона. Зиночка, девятнадцатилетняя стройная брюнетка, откровенно скучала. От безделья она решила позвонить своему возлюбленному Толику, студенту университета. Тот лежал дома с температурой и на занятия не ходил. Зиночка уже несколько раз набирала номер, но было занято. Она начинала нервничать и ревновать. Но тут зазвонил телефон.
- Слушаю, - нервно сказала Зиночка.
- Это редакция областной газеты?
- Да.
-Здравствуйте, это говорит адвокат юридической консультации Курбыко. С кем имею честь?
- Секретарь, - Зиночка не стала добавлять слово "машинистка", так как оно не оставляло от "секретаря" весомой значимости. Тем более, что голос на другом конце провода принадлежал молодому мужчине, а кокетством Зиночка была поражена настолько, что это чувство срабатывало у неё автоматически.
- Скажите, Вам говорит что-нибудь фамилия Карцев? Александр Карцев, он у вас работает?
- В первый раз слышу. Такого у нас нет точно. А что собственно Вас интересует?
- А Вы давно работаете в редакции?
- Прилично, - ответила Зиночка, посчитав, что месяц - это уже целая вечность.
- И ни разу этой фамилии не слышали?
-Представьте себе, нет,- уже нетерпеливым голосом ответила Зиночка, почувствовав, что адвоката она интересует меньше всего.
- Извините, - Курбыко бросил трубку. - Так я и знал. Конечно, он сумасшедший. Жить хочется даже им.
Он бросил бумажку с номерами телефонов в урну и побежал на троллейбусную остановку, сожалея на ходу о потерянном времени.
30 июля 1991 г.
Как-то странно... Теперь, когда я почти успокоился, странно вспоминать своё недавнее состояние. Даже становится не по себе, что всё могло кончиться так глупо. Я ведь ничего не успел сделать в жизни. Ни создать семью, ни обрести верных друзей, ни позаботиться о родителях. Работа над книгой отошла на второй план. Я о ней и не вспоминал. Видимо это не главное в жизни, то есть не работа, как нас пытались уверить в течение стольких лет. Главное - это вечные истины: семья, дети, любовь, родители. К такому выводу я пришёл в этих четырех стенах. Но стоило опасности миновать, как я опять вспомнил о книге и даже сегодня кое-что переделал. Так, наверное, устроен человек, что самое главное выявляется только тогда, когда уже безвозвратно потеряно или есть реальная угроза потерять его. Нет, вот выйду отсюда - сразу поеду к родителям. Там и поработаю. Найду хорошую девушку и женюсь. Уже пора. Наконец, и отец с матерью внуков дождутся. Правда, я уже один раз женился. Мы заканчивали институт и, казалось, что дальше для этого просто не будет времени. Тогда много моих приятелей переженилось. Мне казалось, что я влюблён в свою избранницу, но за первый год совместной жизни мы так друг другу надоели, что развелись тихо и безболезненно. Потом у меня было много женщин, но ни к одной из них я сильно не привязался. В одной не устраивало одно, в другой другое. А к тридцати годам мои требования к будущей супруге настолько возросли, что найти её будет теперь нелегко. А ведь не так далеко то время, когда единственным критерием останется - "лишь бы человек был хороший". Поэтому надо поторапливаться. Хочется по - настоящему влюбиться. Вот сдам книгу издателю, буду ходить по театрам, друзьям - может быть её и встречу. Писать заканчиваю - хочу спать. Приятно ждать какого-то события, хорошего конечно. А когда оно наступает - то радость уже не та, ожидание лучше. Поэтому спать буду спокойно.
22 августа 1991 г.
Время идёт, а меня никуда не вызывают. Ежедневно происходит одно и то же. Утром - уборка, обход, завтрак, прогулка. Потом обед, ужин. Остальное время меряю шагами камеру и перебираю варианты. Раз в неделю водят в баню. Ни разу в коридорах или других местах я никого кроме охраны не видел. Изоляция полная. Словом не с кем перемолвиться. Наверное, так и положено по закону. И чтобы не происходило в государстве - в этом зарешеченном мире всё прочно и непоколебимо. Охране просто невозможно хуже или лучше выполнить свои обязанности, настолько они просты и неизменны.
Вспомнился адвокат с его мыслями о правосудии. Может он и прав, а может быть, просто оправдывает свою беспомощность. Хотя, его понять можно. Ведь адвокат допускается к арестованному только в момент предъявления обвинения, когда уже проведено дознание, допросы под протокол и следствие практически закончено. И это ещё считается достижением демократии, так как раньше адвокат допускался только на суд. А ведь в любой другой стране подозреваемый даже не будет разговаривать со следователем, не встретившись с адвокатом. Какая уж тут "битва" между защитой и обвинением?! Может быть, здесь проявляется определённая боязнь власть имущих, что органы правопорядка, мягко говоря, слабоваты. Ведь у следователя, дознавателя нет ни средств, ни оснащения, ни техники - да и умных голов не хватает. Те, кого они задерживают, а потом и судят - это мелочь, для поимки и "раскалывания" которой не требуется иметь семь пядей во лбу. Не требуется особых умений, чтобы подвести те или иные действия мускулистых сопляков или законченных пьяниц под конкретную статью резинового кодекса.
А в это время:
В Москве провалился заговор с целью захвата власти. Участники путча арестованы. Проходят ежедневные митинги в поддержку российского президента и парламента, проявивших в нужный момент выдержку и твёрдость.
Президент России объявил о запрещении деятельности КПСС на территории республики.
Генеральный прокурор возбудил уголовные дела против участников заговора.
Начальник следственного изолятора г. Н-ска пожалел, что путч провалился, но мысленно похвалил себя, что не выразил открыто поддержку перевороту. Он снова принялся за инструкции, которые было забросил в сейф.
Адвокат Курбыко каждый день ходил на митинги и даже выступал. Он всерьёз подумывал о выдвижении своей кандидатуры на выборы в местные советы. Говорить он умел и успел завоевать некоторую популярность на площадях города. Правда, говорить он начал, когда путчистов уже арестовали, но какое это имело значение.
Прокурор Н-ской области долго мучился вопросом: как отнестись к перевороту? Но пока он определялся, появилось официальное мнение, с которым он поспешил согласиться.
Капитан милиции Шевчук оформил очередную командировку, но из-за переворота она была отложена.
Зиночка Кожевникова ничего о перевороте не знала, так как находилась на даче, взяв отгул на работе. Она готовилась в институт, и поэтому ей было не до переворотов.
10 сентября 1991 г.
Сегодня послал новый вызов адвокату. Прошёл два месяца с момента нашей встречи, а я всё ещё здесь. Может быть, идет проверка документов и поиск следов настоящего Фёдорова? Интересно, что сейчас там - на воле? Газеты мне дают старые, и явно не для чтения, а радио не работает. Мне уже кажется, что я родился в этих четырёх стенах.
Принесли два документа. В первом указывалось, что приговор мой утверждён и вступил в законную силу, кассационная жалоба адвоката Сидорова оставлена без удовлетворения. Значит, Сидоров исполнил свою работу полностью, и перед выходом на пенсию подал кассационную жалобу. Второй из юридической консультации, откуда сообщали, что для приглашения адвоката необходимо заключить договор. Кто-нибудь из родственников должен явиться в контору для заключения договора. Вот тебе раз! Если ничего не изменится, то меня скоро расстреляют! Адвокат - сукин сын! Почему он не позвонил в редакцию? Ведь я ему доказал, что я не виновен!
К вечеру я немного успокоился. Что мне можно ещё предпринять? Писать прошение о помиловании? Но для этого надо признать вину и раскаяться. А вину не признавал даже Фёдоров, а я - то уж тем более ни в чём не виноват! Если меня помилуют, то по прибытии в места не столь отдалённые - всё выяснится. Оттуда можно писать, можно встречаться с родственниками. Боже! Почему я не попросил адвоката написать или позвонить родителям? Не хотел тревожить? Но ведь они единственные из всех действительно бы бросили всё и стали бы мне помогать! Просто я сам не верил, что другого выхода нет. Теперь расплачиваюсь за свою наивность. Впрочем, после утверждения приговора писать можно, но у меня нет конвертов, и взять негде. Обращаться к охранникам бесполезно - в лучшем случае не изобьют. Придётся писать прошение о помиловании. Даже если мне откажут, сообщить об этом мне должен прокурор. Не думаю, что на Алёшкином месте работает бестолковый человек. Попробую ему всё объяснить. Должна же когда-нибудь прекратиться полоса невезения. А пока, надо напрячь все свои литературные способности и покаяться в прошении так, чтобы у рассматривающих лиц слёзы потекли. Ну, что ж, это, пожалуй, мне по силам.
22 ноября 1991 г.
Я потерял счёт времени. Сегодня случайно узнав, какое число, открыл дневник и перечитал. Какая наивность! Писал о любви, судьбах Родины, реформах! А всё оказывается так просто: ничего не может повлиять на раз и навсегда, установленные правила - никакие реформы, никакие общественные катаклизмы. Надежду на здравый смысл я уже потерял, меня может спасти только случайность. Точно такая же, которая меня сюда привела. Я уже давно не видел себя в зеркало, привык жить в одном помещении с туалетом, как родных полюбил клопов и тараканов, привык питаться какой-то гадостью - то есть меня полностью подготовили к переходу от облика человеческого к животному, которого не так жалко лишать жизни и ему самому не жаль своей жизни.
Уже давно я отправил прошение о помиловании, но ответа пока нет.
Сегодня на решётку окна сел голубь, неизвестно откуда залетевший на тюремную территорию. Шёл мокрый снег, голубь нахохлился и видимо переживал. Через несколько минут он улетел. Говорят, прилетают птицы с какими-то вестями. Хорошо бы с добрыми! Так ещё хочется пожить!
11 февраля 1992 г.
Утром Фёдорова отвели к прокурору области. Тот сообщил, что в помиловании отказано и попросил расписаться в двух местах. Карцев расписался и тут же скороговоркой сообщил прокурору, что он не Фёдоров, что произошла ошибка. Он называл множество известных в городе фамилий, которые смогут это подтвердить.
- Да, да. Мы во всём разберёмся, - ответил прокурор и посмотрел на фотографию в деле. На фотографии стояла его собственная прокурорская печать, которая хранилась у него в сейфе, и сомневаться в её подлинности не имело смысла. Он захлопнул дело и велел увести дико сопротивлявшегося арестанта в камеру.
Прокурор нисколько не задумался, откуда мужик с десятью классами образования, отсидевший уже восемь лет и живущий далеко от Н-ска мог узнать столько лиц и номеров телефонов в этом городе. Не обратил внимания прокурор и на особые приметы настоящего Фёдорова, которые фигурировали в деле: наколки и шрамы на подбородке. Прокурору было некогда, он торопился.
20 февраля 1991 г.
Президент России поручил помощникам подготовить представление в парламент о паритете исполнения смертной казни на территории Российской Федерации. Это было условием вступления в Совет Европы. Полностью отменить смертную казнь Президент не решился.
Прокурор Н-ой области рассматривал документы нового этапа приговоренных к высшей мере.
Начальник следственного изолятора г. Н-ска издал, наконец, приказ, где увеличил пайку сахара для арестованных до 30 грамм ежедневно.
Адвокат Курбыко выдвинул свою кандидатуру на выборах в депутаты местного совета.
Секретарь-машинистка областной газеты Зиночка Кожевникова уволилась из редакции и поступила в университет.
Капитан милиции Шевчук находился в командировке в Н-ске. Он был не простой капитан милиции. Он был исполнителем. За свою жизнь он ни разу не промахнулся: с трёх шагов в затылок. Для приговоренного всё кончалось мгновенно. Капитан чрезвычайно гордился этим обстоятельством.
Осуждённого Фёдорова водили в баню и выдали чистое бельё.
1 марта 1992 г.
Утром приговор был приведён в исполнение. Капитан Шевчук и на этот раз все исполнил надлежащим образом. Федоров даже не успел испугаться. Тело Федорова завернули в мешок, уложили в гроб из не тесанных досок и погрузив в грузовик, свезли за город, на старое кладбище. Здесь хоронили всех расстрелянных. Через двадцать пять лет родственникам Федорова, если таковые найдутся, сообщат о месте его захоронения.
Несмотря на все перемены в стране жернова судебной машины крутились и сбоев не допускали. А остановить их было некогда, да и некому, все были заняты своим делом. Исполнение смертной казни скоро будет приостановлено. Надо же соответствовать общепринятым Европейским нормам. Но ни Федорову, ни Карцеву это уже не поможет