Зима в этом году явно задерживалась. До Новогодних праздников оставалось всего несколько дней, а на улицах города снега почти не было. Температура воздуха весь декабрь держалась около нуля. Поэтому снег, если и выпадал, то быстро таял. Для обычного поволжского городка, находящегося в нескольких сотнях километров от столицы такие погодные условия под Новый Год были очень непривычными. Невольно на ум приходили модные разговоры о глобальном потеплении. Но это глобальное потепление не принесло в город южного климата. Не стало теплее летом, не появились в садах виноград и грецкие орехи. Зато увеличился по длительности переходный период с осени к зиме. Холодные дожди, мокрый снег и распутица на дорогах теперь продолжались дольше обычного. Город к этому оказался не слишком готов. Если бы в ноябре выпал и лёг снег, как в старые добрые времена, то покрыл бы собой всю неустроенность городской жизни, весь мусор на тротуарах и во дворах, все ямы на дорогах. Но снега почти не было. Поэтому промозглая погода явно усугубляла внешний вид города, который, не смотря на свою по известным меркам молодость, производил впечатление пожилого неухоженного человека, не очень опрятного и преждевременно постаревшего.
По главному проспекту города, оглашая дома звуками десятка клаксонов, двигался пышный свадебный кортеж автомобилей и мотоциклов. Главный проспект, который до сих пор носил имя вождя мирового пролетариата, был не так сильно разбит, и по нему вполне можно было передвигаться на хорошем автомобиле. Проспект упирался в здание администрации города, поэтому он и был главным, и поэтому же поддерживался в приличном состоянии даже в распутицу. Администрация города, как и положено, расположилась на центральной площади, которая носила имя верного соратника вождя мирового пролетариата. Никогда этот соратник в здешних местах не бывал, даже близко не проезжал, и жизнь изучал не в университетах. Зато еще до победы пролетарской революции он здорово прославился, как экспроприатор и неуловимый налётчик. Естественно, что деньги, которые он реквизировал у нерасторопных государственных учреждений и частных лиц, шли на светлое дело борьбы за освобождение рабочего класса. Ну, а уж когда рабочий класс наконец-то освободился, он прославился, как основатель и первый руководитель специального карательного органа под названием "Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем", в простонародье "ЧК". Из тогдашних первых чекистов выросли потом НКВДэшники, от которых пошли КГБэшники, а затем уж и ФСБэшники, при которых мы все сейчас и живём. Освободившийся рабочий класс нужно было держать в узде, и на этом поприще, созданная им "матрёшка" славно потрудилась. Сам город тоже носил имя этого человека с "железной волей, горячим сердцем и холодной головой". Как все эти взаимоисключающие качества могли уживаться в одном человеке, приходится только удивляться. Так что трудно спорить с поэтом, что "были люди в наше время". В центре площади, на которой находилась администрация города, а также, естественно, Городская Дума, и ещё ряд государственных и муниципальных структур, установлен памятник этому великому революционеру. И если в столице подобный памятник то сносили, то опять восстанавливали на прежнем месте, в городе таких попыток даже и не предпринималось. Ведь город носил его имя, как же без памятника? Со времени революции минуло много лет, сменилось не одно поколение горожан. История стала подзабываться, изменились приоритеты. Поэтому у юных жителей города иногда возникают вопросы, почему город в Поволжье носит польское имя, с трудом выговариваемое. Нельзя ли было подойти к этому вопросу проще, чтобы не делать грамматических ошибок в написании своего места рождения и проживания.
Возглавлял свадебный кортеж белый лимузин последней модели, очень длинный и очень вальяжный. На его крыше был укреплен колокольчик, а оба бампера украшали пестрые ленты. Караван машин не оставлял никаких сомнений в том, что в брак вступают не простые граждане и даже не среднего достатка.
Кортеж направился к престижному, сверкающему свежей побелкой дому, в котором этажей было больше, чем квартир. Этот дом в городе был единственным, построенным за последние двадцать лет, жильём класса "люкс". Естественно, что этот дом был заселён лучшими людьми города: от депутатов до заслуженных уголовных авторитетов. На одной лестничной площадке проживали спикер городской думы и вышедший на отдых бандит, а этажом выше - начальник местной полиции и крупный бизнесмен. Такое соседство было в городе нормальным явлением. Неизвестно только, понравилось ли бы такое положение вещей человеку "с железной волей", до памятника которому от дома было всего-то метров сто. Он ведь всегда считался аскетом даже среди соратников по партии. При жизни он всегда ходил в длинной до пят солдатской шинели, кирзовых сапогах, в которые были заправлены военные галифе. На роскошь этому пламенному революционеру было наплевать, он ее презирал. От того, наверное, суровый взгляд его памятника, устремленный прямо на этот непростой дом, стал еще строже.
Возле дома, в небольшом, тщательно вычищенном от снега скверике уже собрались встречающие. Они приготовили конфетти, цветы, мелкие монеты и выстроились вдоль шикарной ковровой дорожки, постеленной прямо на мостовую от проезжей части до центра скверика. Там, в глубине сквера под огромными голыми липами было установлено несколько "шведских столов" с разноцветными бутылками и экзотическими фруктами. Холодно не было, хотя солнце с утра и не появлялось из-за низких, темных туч. Порывистый, но не холодный ветер сбивал с голых деревьев снежок, и казалось, что в скверике падает снег.
На одном из столов с выпивкой и закусками лежал огромный хлеб-соль, на расшитом золотом парчовом полотенце - дань старинной русской традиции. Хоть собравшиеся здесь люди считали себя "новыми русскими", но всегда предпочитали подчеркнуть в этом клише именно второе слово. Отсюда и хлеб-соль, и парчовое полотенце, и ковровая дорожка и колокольчики на машине с молодыми. Вообще обилие ярких красок, пусть даже и в отдельно взятом месте, для города было не характерно. Это было нарушением серого, монотонного пейзажа из дня в день повторяющегося и привычного. Для города помпезность и блеск свадебной церемонии больше походили на нелепость, каким является желание построить светлое будущее в отдельно взятом дворе.
Около столика с хлебом-солью стоял отец жениха и с волнением поглядывал на часы. Он время от времени перебрасывался парой слов с окружающими его близкими друзьями, среди которых он выгодно отличался прекрасной фигурой, ухоженным лицом и манерой держаться: властно, и в то же время снисходительно. На вид ему было лет пятьдесят или чуть больше. Но, лишь, подернутые сединой, виски, да мелкая сетка морщин возле глаз, напоминали о его возрасте. Однако назвать этого высокого роста, широкоплечего с холодными голубыми глазами на мужественном лице, человека пожилым, язык не поворачивался. Он рано овдовел, но так больше и не женился. Недостатка в женском внимании он, наверняка, не испытывал, но ни одна из женщин так и не смогла надолго задержаться в фокусе его внимания. Поэтому он был слегка раздосадован ранним браком сына, ведь ему только недавно исполнилось двадцать два года. Рановато для женитьбы, но отговаривать сына он не стал.
Этот пятидесятилетний красавец был одет в прекрасный белый костюм, который шился наверняка индивидуально и далеко от этих мест. Запонки с крупными брильянтами и золотая заколка на галстуке удачно дополняли его туалет. И квартира в престижном доме, и добрая половина автомобилей в свадебном кортеже и даже встречающие принадлежали этому человеку. Никто и не вспоминал даже, что раньше он был вторым секретарем горкома комсомола, ходил работать на центральную площадь и учил юных граждан всеобщему равенству. За последние два десятка лет он успел позаниматься и политикой, и поработать в городской администрации, но по настоящему нашел себя в бизнесе. На сегодняшний день его смело можно было называть олигархом местного значения. Это было бы более правильно, чем "новый русский". Тем более что этому определению человека нового типа общественным мнением приписывались не только положительные качества. Как правило "новыми русскими" называли богатых, но бестолковых бандитов, время которых осталось в лихих девяностых. У бывшего комсомольского лидера было два высших образования, причем одно из них настоящее, полученное еще в советское время. Поэтому определение "олигарх" ему подходило больше. Классики марксизма тоже не нашли бы в этом определении для нашего героя никакого недоразумения. Он и с властью связан, и богат. Причем, он богат, именно потому, что связан с властью. Пусть на местном уровне, но сути определения "олигарх" это не меняет. Как это все ему удалось, и где он взял самые первые деньги, теперь уже никого не интересовало. Вот он - "олигарх", пусть он раньше был трижды коммунистом, но раз теперь у него денег куры не клюют - значит, он удачливый предприниматель, значит, он умеет жить. Не удивительно, что и живёт он теперь как раз напротив своего бывшего места работы, где начиналась его карьера комсомольского функционера.
Сегодня Валентин Петрович Седов, так звали этого человека, женил сына. Свадебную церемонию он организовал на самом высоком уровне. Все было предусмотрено и распланировано до мелочей. Тут и кортеж автомобилей, и группа поддержки, которая должна рукоплескать, выкрикивать приветствия и лить слезы умиления, и охрана, и прислуга, и сценарий, и тексты тостов. Все должно идти по плану и не предусматривать никаких случайностей. Сейчас действо приближалось к кульминации - белый лимузин подруливал к началу ковровой дорожки. Оркестр заиграл Мендельсона. Крепкие, плечистые парни отошли чуть назад и пожирали глазами толпу. Группа поддержки горланила вовсю. Фотокорреспонденты местных газет защелкали вспышками фотоаппаратов, телевизионщики приготовились к съемке. Седов самодовольно улыбнулся, все идет по плану. Дверь лимузина распахнулась, жених с невестой вступили на ковровую дорожку. Стало очень шумно, оркестр и группа поддержки старались заглушить друг друга, молодых посыпали гирляндами и монетами. Валентин Петрович принял у помощников хлеб-соль и направился навстречу молодым.
Вдруг жених как-то неуклюже вскинул руки, сделал пару неуверенных шагов, потом слегка подпрыгнул и упал. В толпе началась паника. Охрана, раскидывая всех, кто попадался под руку, ринулась к жениху. Поднялся жуткий переполох, а ничего не видящий оркестр, продолжал эксплуатировать Мендельсона. Кто-то кричал: "Вызовите скорую помощь!", кто-то просто визжал: "Караул!". Когда, наконец, Валентин Петрович сквозь толпу пробрался к сыну, тот уже не дышал. Он лежал на ковровой дорожке лицом вниз в луже крови. Тёмное кровяное пятно под его левой лопаткой продолжало увеличиваться в размерах.
Он сделал знак рукой и многочисленная охрана начала разгонять толпу. При этом крепкие, плечистые парни не церемонились ни с кем. Досталось и несостоявшейся снохе, она несколько раз упала, запутавшись в своём роскошном белом платье, потеряла туфли и фату. Фату сразу подхватил ветер, и вскоре она зацепилась за верхушку огромной липы. Доставать её никто не собирался. Невеста посмотрела на неё отсутствующим взглядом, и босиком направилась к одной из машин кортежа.
В это время из дома на другой стороне улицы вышел высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти в кожаной куртке и с футляром под гитару в руке. Он лениво посмотрел на толпу, снующую по скверику на противоположной стороне улицы, и достал сигарету. Какая-то проходившая мимо старушка заметила ему:
- Молодой человек, вы куртку испачкали.
Тот посмотрел и стряхнул пыль с рукава:
- Благодарю вас.
Старушка еще хотела что-то сказать, но он, увидев подъезжавший автобус, бросил окурок и прыгнул на подножку. Проехав две остановки, он сошел с автобуса и сел в припаркованную около "Универмага" темную "девятку". Машина легко завелась, и сквозь начинающуюся метель устремилась к выезду из города.
Через полчаса в скверике, где собирались встречать жениха и невесту, стало всё, как обычно. Оркестр собрал свои инструменты и спешно ретировался, столы с угощением убрали, толпа встречающих разбрелась. Осталась только охрана и лежащий на ковровой дорожке жених. Уже подъезжали полицейские машины. Яркие краски, которые на несколько десятков минут раскрасили городской пейзаж, исчезли. Снова все стало серым, обычным, привычным глазу. Даже взгляд памятника великому революционеру, казалось, успокоился.
ГЛАВА 2
Старший следователь следственного комитета Иван Андреевич Одинцов, крупный сорокалетний мужчина с обозначившимся уже животиком и всеми признаками увядания на некогда привлекательном лице, выехал на место происшествия в своем "Опеле". Настроение у него было скверное: сорвался поход всей семьей в театр. Его жена, Лидочка, так и не привыкшая за пятнадцать лет их совместной жизни к таким вот неожиданностям в службе мужа, выкрикнула в сердцах:
- Господи! Ну, когда это кончится? Ну что тебя держит в этой несчастной милиции? Ты же не глупый мужик, ну уйди ты юрисконсультом в любую коммерческую шарашку! Вон, Липский ...
В таких случаях она всегда ставила ему в пример Аркашку Липского, который года три назад ушел из следствия в крупную фирму, сейчас разъезжал по заграничным командировкам и имел все, что душе угодно.
- Не время еще, Лидочка, - отмахивался Одинцов, - вот через пару лет возможно и уйду. И, кстати, я служу не в милиции.
- Боже, какая разница? - возмущалась жена, - все равно все соседи считают тебя ментом.
- Это их дело.
- Ну, ладно бы еще платили хорошие деньги, а то ведь...
Не слушая стенания жены, Одинцов поехал на работу, куда его вызвал по телефону дежурный. На службе его сразу попросили пройти к начальнику городского следственного отдела, который входил в областное следственное управление, а оно, в свою очередь, в следственный комитет Российской Федерации. Игорь Моисеевич был одет по-домашнему, и это указывало, что приехал он не надолго. После рукопожатия начальник сказал:
- Убили сына Седова. Поезжай на место, разберись и принимай дело.
- А, кто такой Седов? - спросил Одинцов.
- Откуда мне знать, - проворчал Игорь Моисеевич, - я тут недавно. Я думал, что ты его знаешь. Меня вытащил с дачи мэр, попросил лично организовать расследование и поскорее найти убийцу. Значит, Седов должен быть известен не только мэру.
- Седов, Седов ..., - пробормотал, напрягая память, Иван Андреевич, - был лет двадцать назад с такой фамилией городской комсомольский секретарь. То ли второй, то ли третий. Я уже и не помню. Потом кинулся в коммерцию и вроде бы преуспел. Сейчас - крупный бизнесмен. Больше никаких Седовых я не помню. Во всяком случае, таких Седовых, из-за которых забеспокоился бы сам глава администрации.
- Вот и разберись, Иван Андреевич, - сказал мягко начальник.
Уже доставая тёплую куртку из шкафа, он тоном приказа добавил:
- В полиции бери кого хочешь, у нас, сам знаешь, людей не густо.
- А почему я? - обиженно спросил Одинцов, - у меня же отпуск через две недели.
- Ничего, отгуляешь попозже. Кстати, вот тебе и стимул поторопиться: закроешь дело и гуляй, - улыбнулся Игорь Моисеевич.
- Почему я? - снова спросил Одинцов, - почему не Борисов? Надо же ему когда-то начинать. А тут такой случай подходящий. А я бы помог.
- Ты же знаешь, что Борисов ищет взяточников в наших рядах.
- Вот это могло бы и подождать.
- Ну, хватит, - начальник застегнул куртку и подошёл к двери кабинета, - мне лучше знать, что сначала, а что потом. Держи меня в курсе.
Одинцов огорченно спросил:
- Кто из розыска выехал на место?
- Вроде бы Крыленко с бригадой, - ответил, пожав плечами, Игорь Моисеевич, - и помни, Иван Андреевич, дело на контроле.
- Я помню.
- Тогда, выполняй, - Игорь Моисеевич распахнул дверь и жестом показал Одинцову, чтобы тот покинул помещение. Одинцов вышел из управления, взял в дежурке адрес убийства и выехал на место происшествия.
- Хорошо хоть Крыленко, - подумал Одинцов, держась за руль своего "Опеля", - этого я знаю. Исполнительный и не дурак. Ему вроде бы майора надо, он горы свернет. Дело-то, видимо, громкое предстоит. Хорошо, что Крыленко, а то прислали бы какого-нибудь лопуха, чуть поковырялся и лапки к верху - получи "висяк". А с этим хохлом мы еще потрепыхаемся.
Размышляя подобным образом, Одинцов подрулил к месту убийства. Толпа зевак рассосалась, но место все равно было оцеплено гаишниками, так что пришлось предъявить удостоверение.
Увидев Одинцова, Крыленко - черноволосый с квадратным подбородком на волевом лице молодой мужчина, отошел от своих людей и пожал следователю руку. Если бы не рост, ниже среднего, Крыленко вполне бы походил на героев-сыщиков из западных боевиков. Здесь и кувалда вместо кулака, и стрижка под бобрик, и некогда перебитый нос. Но вот рост все портил, и опускал его до уровня какого-нибудь участкового райотдела, неудачника и вечного капитана.
- Вам поручили? Иван Андреевич? - спросил Крыленко.
- Угадал, иначе чего бы мне тут делать. Ну, много наковырял?
- Ничего почти, - Крыленко опустил голову, - пожалуй, увязнем мы тут накрепко.
- Ну, ну не пророчествуй! А кто такой Седов? Я имею в виду папашу.
- Седов - это мешок с деньгами. Это Ротшильд местного масштаба. Универмаг на площади знаете?
- Ну и что?
- Это его универмаг. И еще у него полно магазинов, машин, баб, друзей и всего прочего, что так притягивают деньги. Да и вы тут по такому же поводу. Застрелили бы простого смертного, вы сюда не приехали бы вовсе, а меня вызвали бы к себе только в понедельник.
- Ну ладно, хватит философствовать, - строго сказал Одинцов, - давай в двух словах: факты, улики и что уже сделал. А то, что Седов старший не беден, я и без тебя знаю. Это не секрет. Ну, рассказывай.
- В четверть первого сюда подъехал свадебный кортеж, - обиженно начал Крыленко, - кругом толпа встречающих, оркестр и все такое. Жених и невеста вышли из машины. Не сделав и двух шагов, жених упал. Выстрелов никто не слышал, правда, было шумно. У убитого одна пуля в груди, другая в голове. Скончался на месте. Из толпы выстрелить незаметно было невозможно, так как у Седова охраны больше, чем у нас в розыске оперативников. Если только из соседних домов стреляли, но тут надо быть снайпером с приставкой "супер". До ближайшего дома расстояние приличное. Все гости и охрана мною допрашиваются, тело после осмотра места происшествия отправлю на вскрытие, пули потом на экспертизу. Баллистики уже тут. Как узнаем, откуда стреляли, поищем следы. Вот и все.
- Ты говоришь, две пули в трупе?
- Две.
- Он, что контрольный выстрел ещё успел сделать? При таком стечении народа?
- Нет, конечно. Стреляли издалека. Это было что-то типа дуплета. Но тогда это не просто снайпер, а настоящий ас.
Лицо Ивана Андреевича на секунду помрачнело. Он что-то пробормотал себе под нос.
- Что? Что вы сказали? - спросил Крыленко.
- Нет, ничего. Молодец, всё правильно сделал - похвалил Одинцов, - теперь запоминай. Сегодня у нас суббота. К понедельнику собери все, что сможешь о Седове убитом и о Седове старшем. Все, что есть. Биография, связи, друзья, недруги - ну, не мне тебя учить. Заодно припиши сюда и невесту, может тут ревность. Затем, составь список всех стрелков, что у нас есть на картотеке с адресами: кто сидит, кто гуляет, и где находился в момент убийства.
Крыленко пытался, было, возражать. Но Одинцов не дал ему раскрыть рта:
- В людях ограничений никаких, твое начальство предупреждено. Дело на контроле там, - Одинцов показал пальцем в небо, - так что, сам понимаешь, им результат нужен, как можно скорее. Ко мне явишься в понедельник с результатами предварительных экспертиз и протоколами допросов, и со всем собранным материалом. Всех, кто скажет что-либо путное, вызывай в следственный отдел на вторую половину дня повесткой. Я сам еще раз допрошу. Обрати внимание на жильцов соседних домов. Наверняка, какая-нибудь бабка всю жизнь проводит у окна, и такой спектакль пропустить не могла. Словом, действуй, а я пойду на труп взгляну.
Когда Иван Андреевич подошёл к лежавшему на ковровой дорожке трупу, дежурный следователь уже заканчивал составлять протокол осмотра места происшествия. Следователь был Одинцову хорошо знаком. Игорь Борисов, совсем еще недавно был студентом юридического университета и пришёл на работу в следственный комитет несколько месяцев назад.
- Привет, Игорь, - поздоровался с коллегой Одинцов.
- Здравия желаю.
- Ты сегодня дежуришь? А я думал, что тебя от этого освободили, так как есть у тебя дела и более важные.
В последней фразе Ивана Андреевича улавливался плохо скрываемый сарказм. Игорь Борисов по личному распоряжению нового начальника следственного отдела города уже три месяца занимался проверкой уголовных дел, которые были закрыты другими следователями, или наоборот, необоснованно возбуждены. Словом, Игорь Борисов, занимался поисками взяточников и коррупционеров в рядах следственного отдела. Новый начальник решил начать свою деятельность на новом посту именно с этой, необходимой, по его мнению, процедуры. Сам Игорь Моисеевич был назначен начальником тоже недавно, шесть месяцев назад. Причём продвигался он по карьерной лестнице не в этом городе, поэтому и вверенный ему коллектив не был для него родным. Не имея времени, чтобы разобраться в каждом следователе, Игорь Моисеевич решил эту проблему, прибегнув к старому проверенному способу. Он поручил молодому следователю проверить все подозрительные дела за последние несколько лет. Борисов самостоятельно ещё не расследовал ни одного уголовного дела, ни с кем из следователей подружиться не успел, знания у него свежие, глаз не "замыленный". Поэтому лучшей кандидатуры для подобной работы и придумать было нельзя. Борисов целыми днями пропадал в архивах судов и "копал" очень добросовестно. У следователей отдела, и у Одинцова тоже, это его рвение вызывало раздражение и горькую усмешку. Как можно было, неопытному пацану доверить разбираться в их делах, и на основе его работы делать выводы? Ничего, кроме злорадства, такая позиция нового начальника у следователей не вызывала. Поэтому Иван Андреевич и был удивлён тем, что оказывается, поиск взяточников не освобождал доверенное лицо руководителя от повседневной службы.
- Есть что-нибудь интересное? - спросил Одинцов, нехотя нагибаясь над трупом.
- Нет, Иван Андреевич. Обычное заказное убийство.
- С чего ты решил, что заказное?
- Стрелял снайпер, причём очень хороший, у которого с убитым не может быть никаких отношений просто по определению.
- А ревность?
- Вряд ли, хотя и не исключено. Но тогда получается слишком много совпадений.
- Ну?
- Получается, что у невесты должен быть парень, которому она предпочла убитого Седова. Этот парень к тому же оказался большим снайпером. Парень этот должен был настолько проникнуться чувствами к невесте, что решиться на убийство соперника. Не слишком много совпадений? И к тому же истинный ревнитель скорее всего положил бы обоих, или только невесту.
- Это почему?
- Ну, как же? Помните у Островского: " ...так не доставайся же ты никому".
Иван Андреевич подумал, что к своему стыду из Островского этой фразы он не помнил, как, впрочем, вообще никаких цитат классиков процитировать он был не в состоянии.
- А этот сосунок далеко пойдёт, - подумал Одинцов по себя, - и не только в познании русской литературы. Если, конечно, я разрешу.
Вслух Иван Андреевич сказал совсем не о том, о чём подумал:
- Может, ты и прав. Ладно, заканчивай, протокол отвези в отдел, а труп отправь на вскрытие. Да, попроси, чтобы вскрыли немедленно. Дело на контроле и медлить нельзя. Уголовное дело к производству принимаю я. Это приказ Игоря Моисеевича.
- Хорошо.
- Я потом заеду в морг, посмотрю на результаты.
Иван Андреевич дал ещё какие-то указания Крыленко, а потом медленно направился к своей машине. Крыленко с тоской посмотрел ему вслед:
- Нет, не видать мне майора.
Уже усаживаясь в машину, Одинцов ещё раз оглянулся на место происшествия и увидел белую фату, которая повисла на ветках липы. Фата развевалась на ветру и выглядела совсем уж неуместной на фоне обычной рутинной работы дежурной следственной группы.
- Вот так, - сказал себе Одинцов, - что называется "сходил за хлебушком".
Размышляя так о женихе, даже точнее - муже, который не дожил даже до первой брачной ночи, Иван Андреевич попытался вспомнить, откуда это: "сходил за хлебушком"? Может быть, тоже из какого-нибудь классика? И только вспомнив, что эту фразу он слышал в каком-то фильме и к литературной классике она не имеет никакого отношения, Иван Андреевич снова подумал об Игоре Борисове:
- Хоть ты и начитанный, но если я не разрешу, ничего у тебя в нашей конторе не выйдет. Так что тебе, Игорёк, надо со мной дружить, а не искать на меня компромат. Да, ты и сам всё скоро поймёшь.
Расчистив снег, уже успевший скопиться на лобовом стекле автомобиля, Иван Андреевич, увидел, что труп уже грузят в "труповозку". Поэтому через пару часов можно будет поехать в морг и поговорить с патологоанатомом. Может быть, он сообщит что-то интересное. А пока можно и перекусить. Одинцов завёл двигатель и, поругивая усиливающуюся метель, поехал в сторону ресторанчика "Русь", где он любил бывать и не только из-за очень неплохой кухни.
ГЛАВА 3
Подъехав к ресторану "Русь", Иван Андреевич остановил машину. Хотя до наступления вечера, когда только и считалось в городе нормальным посещать рестораны, было ещё несколько часов, возле входа он увидел два десятка покуривающих мужчин и несколько женщин. Из ресторана доносилась громкая музыка. Никто из куривших и шумно переговаривающихся людей не надел верхней одежды, а между тем начавшаяся метель запросто могла уложить их в постель на все Новогодние праздники. Раз это куривших не останавливало, значит, они уже успели принять изрядную дозу горячительных напитков.
- Ах, да, - подумал Одинцов, - скоро же Новый Год. Наверное, в ресторане какой-нибудь корпоративный праздник.
Он посмотрел через дорогу. Напротив ресторана "Русь" на другой стороне улицы находилось кафе-бильярдная "Дуплет". Около кафе было тихо, никаких корпоративов там не проводилось. Одинцов знал, что негласным хозяином этого кафе является Сергей Иванович Дадонов - самый главный в городе уголовный авторитет. Хотя официально кафе принадлежало какой-то фирме, но кто в нём хозяин не было большим секретом. В этом кафе собиралась братва и за бильярдом решала свои проблемы. Иногда бывал и сам хозяин. Проводить в кафе корпоративы он запрещал.
Иван Андреевич ещё раз прочитал вывеску:
- Дуплет, - сказал он вслух, - ладно, посмотрю в морге на этот дуплет. Настоящий дуплет я видел в исполнении только одного человека, но он мне кое-что обещал....
Выйдя из машины, Иван Андреевич направился в ресторан. На дверях висела табличка: "Извините, у нас спецобслуживание".
- Навыдумывают, - проворчал про себя Одинцов, - на этом словце "спец" словно все помешались. Спецоперация, спецобъект, спецназначение. Теперь вот, пожалуйста, "спецобслуживание". Хотя чему удивляться, если даже во главе государства бывший сотрудник спецслужб. Отсюда и "спец" сверху, до низу.
В дверях стояли два охранника. Одинцов хотел достать из куртки удостоверение и спокойно пройти, но, быстро опомнившись, вынул руку из кармана.
- Старею, - подумал Одинцов, - чуть агента не засветил.
Охранникам Иван Андреевич сказал:
- Я к Владиславу, к администратору. Я ему звонил пятнадцать минут назад.
Один из охранников включил рацию:
- Владислав Николаевич, ответьте первому.
В рации послышался шум и неразборчивый голос. Однако охранник, видимо, всё разобрал:
- К вам пришли.
В ответ послышался треск, но это нисколько не смутило охранника.
- Не нужно, - Одинцов прошёл в дверь, - я знаю дорогу.
В ресторане "Русь" гулянье было в самом разгаре. Столы были сдвинуты, и из них получилась буква "П". На короткой планке буквы, видимо, сидело руководство организации, а на длинных столах - все остальные участники мероприятия по ранжиру. Музыканты старались во всю. Скачущая на середине зала публика с удовольствием подпевала:
Вот, новый поворот
И мотор ревёт
Что он нам несёт?
Пропасть или взлёт?
Омут или брод?
И не разберёшь
Пока не повернёшь
За поворот...
Пробираясь через поющую толпу, Иван Андреевич не без удовольствия отметил про себя:
- Годы идут, а "Поворот" жив. Все, или почти все, знают слова и мотив. Хотел бы я посмотреть, кто бы стал подпевать, если бы здесь прозвучало бы что-то из Кобзона, или даже Пугачёвой. А они себя мнят великими. Вся их великость кончается вот здесь.
Иван Андреевич не был большим знатоком рок-музыки, но он умел делать выводы из увиденного. Ещё школьником впервые услышав "Машину Времени" он понял, что не Лещенко или Кобзон, не Пугачёва или Ротару останутся надолго, или даже переживут себя. Поэтому ему было приятно услышать, что сейчас, под Новый Год, в ресторане играют не "Арлекино" или "Маэстро", или что-то из Ротару, из которой даже вспомнить нечего, а "Поворот".
Корпоративы в следственном отделе тоже бывали. Но проводились они прямо на рабочем месте. Все говорили добрые слова в адрес проставляющегося виновника торжества, хвалили его незаурядные деловые и человеческие качества. Однако весь этот словесный понос не мог помешать завтра же сожрать этого человека, которому накануне пелись дифирамбы. Так уж устроена система.
Пробравшись сквозь танцующих, он зашёл в кабинет администратора. Администратор, Владислав Николаевич, сидевший за большим письменным столом, увидев Одинцова, сразу поднялся и протянул ему руку.
- Добрый вечер, Иван Андреевич, - улыбнулся администратор.
- Привет, Владик, - Одинцов, не дожидаясь приглашения, уселся на место хозяина кабинета.
- Кушать будете?
- Да, что-нибудь лёгкое, мне сегодня ещё работать.
- Тогда эскалопчик? Постненький, да с пюрешкой?
- Давай, - махнул рукой Одинцов, - и чайку покрепче.
Администратор снял трубку внутреннего телефона и отдал соответствующее распоряжение.
- Ну, что, Владик? Что слышно?
- Ничего, Иван Андреевич. Всё тихо.
Одинцов достал сигарету и прикурил от услужливо протянутой зажигалки.
- Седова убили, - затянувшись, сказал Одинцов.
- Вальку? - взмахнул от неожиданности руками Владик.
- Нет, сына его. Убили сегодня, три часа назад. Прямо во время свадьбы.
Убивают среди бела дня. Куда милиция, то бишь, полиция смотрит? Это же надо?
- Ну, хватит, - прервал его Иван Андреевич, - чего ты раскудахтался. Святоша, тоже мне. Лучше скажи, что думаешь об этом.
- А что я думаю? Я пока даже осознать ничего не могу. Я же от Вас эту новость и услышал. Валю жалко, сынок у него был один. На кого он теперь свои миллионы оставит?
- Тебе - то, что? Я пришел не стоны твои слушать, а узнать, что ты думаешь по этому поводу.
- Ничего я не думаю, - Владислав достал из буфета бутылку коньяка и разлил по рюмкам, - помянем? Ах, да вы, наверное, за рулём? Но кто вас остановит?
Одинцов, казалось, не разделял скорби своего агента по убитому жениху:
- Владик, не заставляй меня напоминать тебе о том, кто ты такой и откуда взялся, как ты оказался на столь хлебном месте и чем ты мне обязан.
- Понял, понял, - администратор внимательно посмотрел на Одинцова, - что вы хотите знать?
- Вот так-то лучше.
В дверь кабинета постучали, Владик открыл дверь, впустив молоденькую официантку с подносом. Она поставила поднос на стол и быстро удалилась.
- Чья работа, по-твоему? - спросил Одинцов, принявшись за еду.
- Это они, больше некому, - Владик показал рукой на окно, где на противоположной стороне улице уже засветилась вывеска кафе "Дуплет".
- Обоснуй.
- Дадон в последнее время сильно растерял свой авторитет. Кругом у него проблемы, в основном финансовые. Братве становится нечего кушать, нечем греть зоны, не с кого становится получать. Везде одни картузы с кокардами, да чёрные конторские пиджаки. Многие отказываются от услуг Дадона и переходят к вашим. Полагаю, что и Валька отказался с ним сотрудничать и вот результат. Сына замочил, паршивец.
- А смысл? Что этот твой Валька сразу раскошелится? Скорее наоборот.
- Зато другие в штаны наложат, это точно.
- А что другие? Откуда они узнают, что это Дадон нагрешил, а не какие-нибудь другие бандиты? Например, залётные?
- Не смешите, Иван Андреевич. Даже мне сразу понятно, чьих рук это дело. Среди бизнесменов дураков мало. Всем понятно, какие есть силы в городе, сколько этих сил, и на что они способны. А "залетать" в наш город нет смысла, тут и своим волкам места уже не хватает.
- Ну, ну, - перебил его Одинцов, - попрошу без ярлыков и обобщений.
- Простите, Иван Андреевич, я не вас и ваш департамент имел в виду.
- Ладно, откуда сведения? - деловито осведомился Одинцов.
- У меня через дорогу, - он вновь показал на светящуюся напротив вывеску, - есть свои людишки. Под нормальных пацанов косят, но за деньги, как говорится, готовы маму родную продать. Кстати, о деньгах. Моя скромная должность администратора уже не позволяет мне расширять нашу агентурную сеть, а такая возможность имеется.
- И что предлагаешь?
- Неплохо бы мне директором ресторана заделаться.
- Это с твоей-то биографией?
- Ну, с этим проблем не будет, если вы не подскажете, то никто и не поинтересуется. Но, насколько я знаю наших хозяев, они доверяют нынешнему директору всецело. Он, действительно, не ворует, разве что по мелочи.
- Хорошо, будешь с Нового Года директором. Сеть нужно расширять. Раз твой директор не ворует, значит, он законченный наркоделец. Наркотиками торгует. Подходит?
- Да хоть ядерными ракетами, лишь бы его отсюда убрали.
- Считай, что решено. Теперь скажи, откуда у Дадона такой специалист по стрельбе?
Администратор округлил глаза, давая понять, что не понимает, о чём идёт речь.
- Ах, да, - стукнул себя ладонью по лбу Одинцов, - Седовского сына застрелил снайпер, причём выдающийся, а не рядовой.
- У Дадона нет такого плана людей. С трёх шагов они, конечно, многие попадут, но снайпера у него нет. Это точно. Это товар штучный.
- Значит?
- Значит нанял.
- Это понятно. Слушай, Владик. Ставлю тебе задачу выяснить, как Дадон вышел на снайпера, сколько было посредников, и если они были, то мне они нужны с адресами и фамилиями. Снайпер, скорее всего Дадону не знаком, а то уже давно бы нашли его труп.
Понял?
- Понял, Иван Андреевич.
- Ну, и про "вовремя доложить" не забывай. Любая информация хороша ко времени.
Одинцов поднялся и, не прощаясь, вышел из кабинета. Возле машины он снова внимательно посмотрел на кафе-бильярдную "Дуплет". Перед дверями никого не было, но сквозь тюлевые занавески было видно, что в кафе уже есть народ.
- Вот такая вот теперь суровая действительность, - сказал самому себе Иван Андреевич. - Даже администратору захудалого ресторана, по совместительству моему агенту, место работы которого находится в двух километрах от места убийства, через три часа после убийства, известно: кто заказал, по какой причине, и какие цели преследовал. Заказчику тоже известно, что все кругом уверены, что это его работа. Даже ментам. И ему на это наплевать, он сейчас поигрывает в бильярд в своём собственном кафе, оформленном на подставную фирму. Он не боится, что за ним приедут и арестуют на глазах у ошеломлённой братвы. При всём при этом убийство взял на контроль сам мэр, я возбудил уголовное дело и буду с помощью Крыленко и его людей рыть носом землю. Смешно.
Иван Андреевич завёл двигатель машины и поехал в городской морг. Можно было, конечно, сделать это и завтра, но слово "дуплет", которое сегодня его буквально преследовало, настаивало не откладывать посещение морга.
ГЛАВА 4
Подъехав к моргу, Одинцов припарковал машину, но к входной двери не спешил. На улице совсем стемнело, территория морга почти не освещалась. В беседке, что находилась возле самого входа в этот предпоследний приют, он заметил старичка в белом халате. Тот сосредоточенно курил. На сморщенном лице старичка было полно бардовых прожилок, глаза у него были с желтизной, а руки дрожали, как с великого похмелья. Одинцов тоже достал сигарету и прошел в беседку.
Пахомыча Одинцов знал давно и нередко пользовался его услугами. Если соблюдать формальности, то посмотреть на труп не так-то просто, нужно оформить кучу бумаг, а Пахомыч решал этот вопрос быстро с помощью обыкновенной бутылки.
Одинцов затянулся и спросил:
- Привезли тут тебе недавно одного...
- Это жениха что ли?
- Вот, вот именно жениха, ты его резал?
- А кто же еще? Сегодня суббота, а хирург будет только в понедельник. А покойники-то ждать не могут, их хоронить надо.
Пахомыч бросил окурок:
- Так ты про его душу приехал?
- Ага, - ответил Одинцов, - ничего интересного не заметил?
Старик посмотрел на Одинцова, но не увидел, чтобы у того где-нибудь под одеждой была спрятана бутылка. Одинцов сразу догадался, о чем речь:
- Минуту, - сказал он и пошел к припаркованной машине.
Когда бутылка оказалась в руках Пахомыча, он сразу повеселел:
- Интересного говоришь? Да, нет. Ничего особенного. Пульки я вытащил и в уголовку отправил: одну из черепушки, вторую прямо из сердца. Стрелял, видно, специалист - такой дуплет!
- Глубоко сидели?
- Прилично. Стреляли не из пистолета. Тут винтарь работал, и явно не наш, а импортный, уж больно калибр большой, да и пульки больно чудные, не нашенские.
- А в животе что?
- Да так, ничего особенного. Как у всех. Завтрак, немного вина, мелочь разная. А вообще-то парень крепкий был, царство ему небесное, взглянешь?
- Да, пожалуй.
Старик быстро привез укрытое простыней тело.
- На, любуйся, - Пахомыч отдернул простыню и отошел в сторону.
Одинцов посмотрел на тело:
- Так, - подумал он, - и как же тебе, приятель, не повезло. Угораздило тебя быть сыном такого папаши. Вот и пришло время расплачиваться за счастливое детство и беззаботную юность.
Одинцов внимательно осмотрел тело и обратился к старику:
- Пахомыч, переверни-ка его.
- На дырки хочешь посмотреть, - догадался старик, - сейчас мы его родименького.
Он, кряхтя, перевернул тело. Одинцов склонился над трупом и даже подвинул тележку поближе к свету.
- Не может быть, у нас же был уговор, - пробормотал Одинцов. В его памяти тотчас нарисовался другой труп, с точно такими же ранениями. С тех пор прошло больше четырёх лет, но аккуратные кровяные пятна на черепе и под левой лопаткой он запомнил.
- Что-что? - спросил старик.
- Да нет, ничего, - громко сказал Одинцов, - увози. Это я так, про себя.
Старик повез покойника в холодильник, а Одинцов вышел на улицу.
- Ну, что? Терентий?- спросил он сам себя, - почерк его. Дуплет, так сказать, чтоб наверняка. Одна пуля под левую лопатку, вторая в голову, в затылок. Если попал, то гарантия смерти стопроцентная. А Терентий не промахивается. Но, как он мог нарушить уговор?! Если это - его работа, то это уже наглость! Тогда он уже не жилец, кто бы за ним не стоял. Если такой волк перестает соблюдать законы стаи, то стая его просто загрызает. Оставлять его в живых при таких раскладах просто опасно. Вот и нет у меня больше снайпера, надо искать другого.
Одинцов сел в машину и поехал домой. По дороге он стал вспоминать всю эту давнюю историю с Терентием, а если следовать точным данным, то Павлом Николаевичем Терентьевым.
Сам Иван Андреевич работал в следственных органах давно, почти двадцать лет. За это время сами органы следствия поменялись до неузнаваемости. Происходили различные реформы, которые были призваны усилить независимость следователей, поднять их уровень. И вот, наконец, совсем недавно, следственный комитет, в котором работал Иван Андреевич, лишился в своём наименовании важного продолжения, то есть "при прокуратуре Российской Федерации". Теперь следственный комитет, и его нижестоящие инстанции, то есть управления в областях, отделы в городах от прокуратуры уже не зависели. Поэтому в расследовании определённой категории дел, подведомственной следственному комитету, никто следователя, кроме его вышестоящего начальника, не контролировал. Быстро сообразив, к чему привела новая реформа, Иван Андреевич решил, что рано ему ещё уходить из следственных органов. Только теперь, в новых условиях, тщательно создаваемая им на протяжении многих лет система, должна раскрыться и заработать по-настоящему. Частью этой системы был и Терентий. Лет десять назад работая ещё в прокуратуре, Одинцов вёл дело о заказном убийстве одного уголовного авторитета. И тогда по чистой случайности удалось выйти на исполнителя. Эту случайность Одинцов посчитал знаком свыше и решил не использовать её в расследовании. Однако, он подробно объяснил снайперу, что может вполне обеспечить ему пожизненный срок. Снайпер, прочитав заключения экспертиз, показания свидетелей, а самое главное - показания посредника, который решил, что лучше сдать исполнителя, чем заказчика, согласился с Иваном Андреевичем, что попался. Тогда Одинцов снайпера отпустил, а материалы с доказательствами спрятал. В результате дело было закрыто, посредник неожиданно умер в следственном изоляторе от сердечного приступа, а снайпер дал Ивану Андреевичу несколько обязательств. Он обязался не работать ни в городе, ни в области, а также выполнить для Одинцова работу по специальности. Проще говоря, если Одинцову понадобятся услуги снайпера, то тот обязан эти услуги оказать.
Четыре года назад такие услуги Ивану Андреевичу понадобились. Терентий работу выполнил, а в кармане Одинцова осталась крупная сумма, которую он взял за прекращение уголовного дела. Дело прекратить не получилось, деньги возвращать не хотелось. С помощью меткого дуплета Терентия и приговора о пожизненном сроке Одинцов избавился от всех проблем. Никто более не знал о полученной им сумме. Поэтому забавно было глядеть на подсудимого, который был уверен до последнего, что дело его будет закрыто, а он из зала суда отправится домой.
После этого случая Иван Андреевич к Терентию не обращался. Поэтому почерк сегодняшнего убийства, явно свидетельствующий о причастности его "крестника" к делу, вызвал у Одинцова такую реакцию.
- Терентий, видимо, посчитал, что мне он уже ничего не должен. Ну и наглец!
Сразу же после того, как отъехал от морга, Одинцов набрал номер сотового телефона Терентия, который был известен только ему, и мог использоваться только для связи между ними. Но вместо ответа, Иван Андреевич услышал речь робота, что такого номера не существует. Одинцов понял, что снайпер решил в одностороннем порядке прервать отношения, которые их связывали, посчитав, видимо, что все долги он роздал. Более того, Терентий нарушил и вторую часть уговора, то есть он выполнил работу в этом городе, чего обещал Одинцову не делать никогда.
Иван Андреевич уже подъезжал к своему дому, и размышления нужно было заканчивать. Он вышел из машины, достал сигарету и закурил. Подводя итог своим мыслям, он проговорил сам себе вслух:
- Если он так себя повёл, то обратно в стойло его не загонишь. Получается, что он больше мне не нужен. Надо его найти, и лучше всего застрелить, при попытке оказать сопротивление, а то, чего доброго начнёт ещё каяться. Конечно, никто ему не поверит, что я его покрывал столько лет, но всё равно неприятно. Такая большая у нас страна, работай, где хочешь. Нет, ему нужно тут, у меня под носом. Видать гонорар был настолько велик, что он сразу забыл про все клятвы.