Аннотация: Глава десятая. Наконец-то два острова: каменный и ледяной встречаются. Один день их совместной жизни. И жизни, и смерти их обитателей. Всего один день. От рассвета до заката.
Проснулся я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Смотрит внимательно и очень не по-доброму. Так не по-доброму, что, аж, озноб волнами прокатывается по телу... И сердце стучит так, что даже на улице слышно... наверное. Приснилось, видать, что-то кошмарное. Не помню только что... Вот, ведь, совсем, как барышня кисейная! Но сколько себя не уговариваю - тревожное ощущение, что разбудило меня, так и не отпускает... За окном совсем ещё раннее утро - можно часок спокойно поспать, пока Степан не поднимется к своим кухонным занятиям. Но сон не идёт! И ещё что-то не так в окружающем мире, на уровне подсознания что-то не так... Не пойму только что... О, понял! Птицы галдят! Сколько мы здесь, а птиц почти не видели. И не слышали. Пока на одном месте были, вообще, можно сказать, ни одной. Когда дрейф начался, изредка льдину нашу облетали альбатросы, а иногда и гостили, но ещё ни разу такого многоголосого птичьего хора не слышали... Так, подъём! На это дело надо взглянуть.
Шлёпаю босыми ногами по холодному полу к окошку. Опа! А мы, кажется, приплыли! В метрах шестистах-семистах от айсберга - высоченный мыс какой-то земли и огромный птичий базар на нём. Виден через окошко слева, на самом краю обзора. Наше ледяное поле упёрлось в землю, по-видимому, где-то левее этого мыса. А весь наш плавучий остров стоит, как вкопанный, и никуда уже не дрейфует... Так, похоже, Степана будить надо... О! А он уже не спит, на меня смотрит со своего дивана:
- Что там, Лёш? Земля?
- Ну, пока только мыс вижу слева. Скалистый. И грандиозный птичий базар на нём. А что там, - смотрю на настольный компас, - на севере не видно. Что сразу за мысом, то есть к юго-востоку, толком не видно, сам мыс и мешает. Только где-то дальше, в нескольких километрах, берег опять выглядывает. А к югу - открытое море. А ты, Степан Иваныч, что так рано проснулся? Ещё ж до твоего подъёма не меньше получаса.
- Да, кошмар снился... Опять Вторая Чеченская. Опять "чехи" Петровича повязали. Опять резать его по частям начали. Уж, очень на него тогда злы были. А я спешу к нему на подмогу. И не успеваю! Вязну, словно в киселе. В реальности-то успел. Но страх этот, не успеть, во мне, видать, крепко засел. А ещё чувство такое старое, знакомое - что кто-то меня самого под прицелом держит. Аж, мураши по коже! Ну, я тебе рассказывал уже. Было со мной такое раньше пару раз. Вот, и сейчас во сне - тоже самое. Оттого и проснулся.
- Знаешь, Степан Иваныч, меня такое же точно чувство разбудило, - сознаюсь и я.
- Хм! Давай-ка, отнесёмся к ощущениям нашим серьёзно. Я и на Земле-то к этому... шестому чувству, так его назовём, прислушивался. Хоть публично и не афишировал. А здесь, на этой планете, после всего, что с тобой, лейтенант произошло, и вовсе сомнений не испытываю. Давай, мы сейчас, вот, сразу экипируемся, как следует, вооружимся и сторожко так осмотримся... Вдруг заметим чего. Хотя, вроде, отпустило меня уже. А ты что-нибудь чувствуешь?
- Не... вроде, тоже ничего.
Но мы, всё-таки, вышли, осмотрелись. В том числе и в бинокль. Ничего и никого не заметили. Только птицы кругом. Уже и на льдине, и на айсберге. Обживаются. Берег, к которому мы "пришвартовались", каменистым и крутым, под сорок пять, а то и пятьдесят градусов откосом тянущийся на пять, шесть километров на северо-восток, потом заворачивал куда-то дальше, просто на восток. По верхнему краю склона кое-где видны скалистые останцы. Только низкие сплошные облака наползают на верхний край откоса и уходят куда-то вглубь суши. И ни души...
- Может быть, всё-таки, показалось? - спрашиваю Чайку.
- Ну, ну. Показалось ему. Советую тебе, лейтенант, прислушиваться к своим ощущениям. Целее будешь. Сам же уже сколько раз имел возможность проверить. Нет никого сейчас - значит, ушёл уже. Именно эту версию и примем за основную. То есть некто, заранее его определим, как потенциального противника, уже знает о нашем существовании. Но и мы знаем, что есть тут кто-то, смотревший на нас недобрым глазом. Товарищ старпом, иди, буди командира. Доложись ему о том, что мы прибыли... куда-то. И об ощущениях наших с тобой не забудь сообщить. Не стесняйся. Пора пост на НП возобновлять. Привыкли мы в открытом море, в одиночестве, расслабились. А я пойду завтраком для команды озабочусь.
Да, прав Степан - надо Бергу докладываться. Он, кстати, уже не спал. Когда зашёл в его кубрик, брился товарищ командир. Пришлось извиниться. На что Александр Владимирович только рукой махнул:
- Всё понимаю, товарищ лейтенант - вижу, вижу эту землю.
Действительно в его окно берег очень хорошо просматривается, не то, что из нашего.
Вздохнув и, всё-таки, не до конца поборов смущение, рассказываю о том, что нас с главстаршиной разбудило. Берг, однако, всё это выслушивает вполне внимательно и, кивнув (видимо, принял к сведению, где-то у себя в мозгу отметку поставил), приказывает поднимать остальных членов команды.
После скорого завтрака мы трое: Берг, Чайка и я вышли на первую разведку новой земли. Всё уже давным-давно было подготовлено к возможному разведвыходу с СП: рюкзаки, снаряга - в полной готовности уже пару недель, оружие - просто по определению всегда, система связи со станцией давно оговорена. Так, что, как говорит моя бабушка: "Нищему одеться - только подпоясаться." На СП Иванцов, как обычно, за главного, Логинов - уже на НП, Державина пока свободна.
Всего через час после пробуждения наша троица уже ступила на твёрдую землю. Над головой - неумолчный шум-гам птиц. Так как даже с СП было видно, что слева от мыса подъём наверх не очень удобный - склон хоть и не отвесный, но сплошные каменные осыпи и оползни, то решили проверить пока невидимый берег справа, к югу, то есть, к югу от мыса, который условно, меж собой, прозвали Птичьим. В общем, то бредём, то скачем по прибрежным каменюкам на юг.
Ещё пара сотен метров и пред глазами открывается фантастическая картина! Зря это мы понадеялись, что нам удастся легко хотя бы здесь подняться - впереди огромное лежбище морского зверя. Моржи. Самые крупные самцы - размером с бегемота, наверное. Или с носорога. Монстры! И хоть они как-то индифферентно отнеслись к нашему появлению ("ну, вышли себе из-за скалы какие-то мелкокалиберные козявки, ну, и ладно, не наши проблемы..."), но приближаться к ним не очень хочется. Туши морских зверей плотно заполняют относительно ровный пляж, а чуть выше - уже серьёзный уклон. Придётся, всё-таки, карабкаться по этому откосу в обход моря звериной плоти. Поднялись метров на пятьдесят вверх и идём траверсом. А точнее - не идём, а на четвереньках, почти по паучьи, карабкаемся. Поглядываем то и дело: то вниз, на лежбище, то вверх, на склон, чтоб "недобрый глаз" не прозевать. Впереди виден относительно пологий распадок, лог, посередине которого течёт стремительная речушка. Там вверх и будем подниматься...
Фух! Наконец-то, добрались до ручья. Этот не очень длинный путь, всего-то в четыре-пять километров от СП занял у нас почти два часа. Очень уж непростой этот путь, каждый шаг отслеживай, чтобы вниз не сорваться и ноги не переломать. Пора и со станцией связаться. О себе доложить, об их делах поинтересоваться. Но связь неожиданно не получилась. Скала что ли экранирует? Ладно, идём дальше. То есть выше.
Ну, вот, подъём завершён. Мы оказываемся на плато. Только это нам мало помогло. То, что было облаками там, внизу, здесь плотный, почти непроглядный, но неторопливо движущийся куда-то на восток туман. Сеет мелкий, почти невесомый студёный дождь. А под ногами - мокрый снег по середину голени. Не весело... Опять пытаемся связаться с СП. И опять неудача. Шипение и хруст в эфире. Ладно, пора опять идти. Решаем двигаться по краю плато на юг.
Через четверть часа неторопливой, острожной ходьбы в тумане край плато начинает забирать всё больше на юг, а потом на юго-восток. А ещё через четверть часа наш путь пересекают следы нарт, запряжённых собаками! Уж, собачьи-то следы даже я знаю. Осмотрев всё это дело, главстаршина заявляет, что здесь два следа: один более старый, похоже, что вчерашний, а второй свежий, скорее всего утренний. Сегодняшние следы идут с запада на восток. Посовещавшись, решаем пройтись по ним немного назад, на запад. Следы сначала ныряют с откоса вниз. Но крутой уклон длится недолго, всего то метров двадцать по вертикали. И чуть больше по горизонтали. И выходят на полку чуть ниже основного плато. В тумане мы её не заметили, прошли мимо. Но, вот, следы помогли! К тому же на этом склоне Чайка делает ещё одно открытие - каюр, чтобы помочь собакам взобраться на склон, соскочил с нарт и оставил отпечатки своей обуви. Берг с Чайкой переглядываются - им, похоже, эта обувка хорошо знакома. Потом мне, как единственному не в курсе, поясняют, что это следы от стандартной полярной американской армейской обуви. И явно напряглись мои старшие товарищи, стойку сделали, как правильные охотничьи собаки. Ну, и я следом за ними. Идём дальше. И очень скоро приходим к срубу - точной копии одного из наших складов. Через небольшое время выясняется, что в срубе никого нет. Но, также очевидно, что там кто-то ночевал. Причём не один раз. В определённо рукодельной выгородке склада: лежанка, аккуратный очаг с выведенной наружу трубой и с тёплой ещё золой, ящик с каменным углём, полка с небольшим запасом продовольствия и кое-какой посудой. Но основной объём сруба занимают стеллажи с металлическими и пластиковыми канистрами с топливом. Много канистр. Очень много! Но и заметное количество их, по-видимому, уже использовано - много пустых мест на стеллажах. Ещё раз удивляемся странным подаркам Немых. Это, ведь, явно, их стиль - такой склад чудной в чудном же месте организовать. Чайка осматривает местность вокруг сруба, прикрытого с запада останцем. Находит ещё следы здешнего ночного гостя. Они ведут к останцу и чуть вбок. Туман, кстати, слегка рассеивается. Недолгий путь по следам приводит нас к краю этого миниплато. И что мы видим? А видим мы на северо-западе, километрах в четырёх, если по прямой, наш айсберг, выглядывающий из-за Птичьего мыса, и родную нашу СП-40 бис! Очень хорошо видно. Даже узкие космы облаков, периодически наплывающие на плато, не особо мешают обзору. Здесь наш "американец" стоял довольно долго - вон натоптал сколько. Успел даже сигарету скурить. Вот и окурок лежит. Почти фильтр один остался. Переглядываемся с Чайкой. Главстаршина, усмехнувшись, резюмирует:
- Вот, лейтенант, а ты сомневался. Здесь он и стоял, тот, кто нас с тобой разбудил.
Поскольку станция наша в прямой видимости, есть надежда на хорошую связь. Что тут же подтверждается. На связи Иванцов:
- Здесь Кит-1. Сообщаю новости. У нас были гости. Повторяю: гости. Трое. Пришли с северо-востока по льдине, не по берегу. На двух собачьих нартах. С их слов - наши, россияне. Один, похоже, главный у них, пухлый такой, то ли украинец, то ли с югов, как наш... э-э-э, Кит-2. Речь характерная. Представился Николаем Тарасовичем Приходько, так, вроде бы. Местной головой, мэром себя назвал. Каюром у него на нартах - явный северянин, чукча, как выяснилось чуть позже. А каюр на других нартах - вроде русский, но немой, как мэр этот говорил. Как поняли? Приём.
- Вас понял. Чего хотели гости? Что о себе рассказывали? Перехожу на приём.
- Хотели медицинской помощи. Очень просили. У них там, якобы, и ранбольные, и даже роженицы имеются в немалых количествах. Вообще, хоть их главный и много говорил, но толковой информации из него почти не выжать было. Киту-2 удалось каюра, который чукча, разговорить. Выяснил, что земля эта - остров. В полтора десятка километров с запада на восток. Их посёлок на самом востоке, в какой-то долине и на берегу. Населения человек тридцать: две трети чукчи, а остальные русские. Это уже главный говорил, чукчу своего от беседы отстранил. Но главное - очень они просили медицинской помощи. Срочной помощи. Очень срочной. Якобы у них там несколько тяжёлых и кто-то, вообще, при смерти. Док наш, как услышал о больных и, особенно, о роженицах, так тоже стал прямо требовать отпустить с приезжими. Поскольку связь с вами установить не удалось, то принял решение отправить с гостями в их посёлок Дока и Кита-2 в качестве помощника. И защитника. А то, что-то мне гости эти не очень понравились. У главного - глазёнки так и бегают. Никак не уловить их прямым взглядом. Каюр его - явный алкаш. А у немого - глаза, прямо скажем, совсем не человека, речи лишённого. Не такие глаза у инвалидов. Немой этот, Роман, так, кажется, его мэр называл, осмотрел всю станцию очень внимательно, хоть и с места почти не сходил. На оружии нашем особо задержался. "Кашалота" рассматривал. Близко подходить, не подходил, но его интерес к самолёту я спинным мозгом почувствовал. Вот, уверен - не фига он не немой. Да, все трое вооружены. Главный каким-то пистолетом. Что-то не наше, не российское и не советское. Ни разу такого не видел. У чукчи - ружьё, горизонталка. По-моему, простой ИЖ. А у третьего, якобы немого, карабин, похожий на мосинку. С оружием все, в общем. На вопрос о диких животных ответили, что сейчас, весной, на острове опасных зверей нет, а, вот, зимой приходили белые медведи. Но сейчас их нет, выбили. Да, вот, ещё. Контрольный срок выхода медгруппы на связь - сегодня в полдень. То есть, часа через полтора. Сижу, вот, на НП, жду. Хорошо, хоть вы прорезались, а то уже беспокоиться начал. Как поняли? Приём.
Как-то не понравилась нам полученная информация. Особенно в контексте собственных последних открытий. Нет, понятно, объективных причин у Валерия Павловича не доверять гостям не было. Только субъективные, на уровне подсознательной антипатии. И ещё не известно, как сам Берг бы поступил в его положении. Но, всё равно, как-то тревожно за Катю с Максом. Да, и сам Иванцов сейчас один на станции остался. Бери её почти голыми руками. А у меня в голове ещё вертится: "Приходько, Приходько... Николай... Тарасович? Что-то знакомое..." Только вспомнить никак не могу.
Берг сообщает Валерию Павловичу о наших находках. В ответ из рации раздаётся:
- Ах, ты ж! - и дальше непечатное. Потом спокойней продолжает, - Извини, Брод, не сдержался! Так, на всякий случай, сообщаю, что гости эти о том, что у нас и, соответственно, у медгруппы есть носимая связь, не знают. Мы её не светили. И у них её я тоже не заметил. Хотя, может быть, просто тоже не демонстрировали?
После недолгого размышления Берг приказывает мне возвращаться на станцию в помощь оставшемуся там капитану. А они с Чайкой отправляются по утренним следам нарт. Понятно, что следы эти должны привести к посёлку или куда-то ближе к нему. И, по-видимому, это не так уж и далеко. Ведь успел же этот носитель американской обувки добраться до посёлка, сообщить о нас и гостевая группа успела к нам на СП смотаться. Понятно, что нартах быстрее, чем пёхом. Но не на порядок же.
Пока, до того места, где пересекли следы нарт, идём все вместе. Там я - обратно, а они - на восток, по следу. Конечно, мне хочется с ними. Но приказ есть приказ.
Когда подымаемся с "полки" на плато выясняется, что не только эта "полка" очистилась от тумана, но и почти вся западная часть самого плато. К северу от нас видится ровная, как стол, поверхность заснеженной тундры, а вдалеке, километрах в четырёх, четырёх с половиной, северный противоположный край плато. Почему я так уверенно говорю дистанцию? А потому что знаю, что если смотреть с моего роста, то горизонт как раз на четырёх с половиной километрах. У Чайки - почти на пяти. Вот он видит дальше, за краем плато, узкую полосу океана, а я - нет. Вывод - до северного края плато те самые четыре с половиной кэмэ. Вряд ли сильно больше. Чуть правее подымается отрог какого-то холма. Но его вершина ещё в тумане. Как и вся восточная часть плато. И так как ветер стих, то туман этот не скоро сойдёт.
Так, пришла пора расставаться. Берг даёт указания:
- До станции добираетесь в режиме радиомолчания. Доклад мне только по прибытию, вместе с капитаном. А товарищу капитану на словах передайте, что до нашего возвращения никого посторонних на станцию больше не допускать. Вплоть до открытия огня. Можете идти, лейтенант. Ни пуха, ни пера.
- Есть. И к чёрту.
И я направился в обратный путь. А товарищи мои - на восток, по следу нарт.
От созерцания окрестностей и от воспоминаний о пути, проделанном от СП до этого места, мне в голову приходит идея. А что, если мне обратно не по скалам над моржами пробираться, а попробовать на север по плато пройти. Мне, ведь, не было однозначно приказано идти только первым маршрутом, не так ли? Возможный путь, вроде бы, чистый, свободный, ровный и где-то там же ещё и спуск вниз должен быть удобный. Где-то же эти гости мутные на нартах спустились и быстренько к нам, на СП, добрались. Может быть, быстрее удастся до СП добраться, чем по скалам над моржами карабкаться? Минут через двадцать дохожу до спуска в лощину, по которой ручей гремит. Надо решаться, либо вниз, уже один раз пройденным очень неудобным и потому долгим путём, либо - на север, по плато, по хорошо видному, но ещё ни разу не хоженому пути. После недолгих колебаний выбираю второе.
Минут через пять возникает настоятельная необходимость форсировать ручей, который в ту сторону мы чуть ниже преодолели, по камушкам перескочив. Здесь, на ровном месте, он существенно шире. И здесь с него лёд ещё не сошёл, хоть и уже очень слабый. При попытке перейти лёд предупреждающе заскрипел и стал продавливаться. Пришлось лечь на живот и ползком. Удалось перебраться относительно без потерь. Только одежда спереди теперь мокровата. Спустя ещё с полчаса тундра закончилась. И начинается каменистая пустошь, обильно заснеженная. Что-то сподвигает меня натянуть маскхалат. Почему-то мне так спокойней. И заодно с этого места сделал очередное открытие - точно на западе, на фоне скал, ограничивающих плато, обнаружилось ещё одно здание, уже привычной архитектуры. Уверен, что тоже склад. Но туда не пойду. У меня приказ другой. Осматриваюсь. Прямо на север никакого спуска вниз не видно. И на северо-запад тоже, а, вот, к востоку слегка - что-то подобное намечается. Вот туда и держу курс. По каменистой пустоши шагается заметно легче. Полчаса - и я подхожу к распадку ещё более пологому, чем тот юго-западный, с ручьём. А, вот, и многочисленные следы нарт и собачьих лап. Здесь и буду спускаться. И тут моё внимание привлекает что-то тёмное, лежащее уже на плато, невдалеке от следов нарт. Подхожу ближе. Судя по следам не только собачьим, но от обуви, здесь делали остановку... Вон, как натоптали. И даже, вроде бы, по земле покатались? Не понятно... А тёмный предмет оказывается рацией. Носимой, нашей. Конкретно - рацией Макса. Лично присутствовал, когда наш штурман шилом выцарапывал конника-казачка на обратной её стороне. Рация разбита - похоже, ногой к камню припечатали. А ещё рядом, в нескольких метрах - пятно крови! Ну, что-то мне это очень не нравится! Мягко говоря. А там, ведь, ещё и Катя!
И тут на востоке, уже из тумана, раздаётся звук выстрела! Ещё один! Блин, что за дела творятся на этом острове!? Что делать!? Выполнять приказ Берга? Или на восток, по следам, друзей спасать... Катю? Колеблюсь. То вниз посмотрю, в лог - дорога на СП, то на восток, по санному пути... Нерешительно делаю ещё пару сотен шагов на восток. И ещё одна находка! Рукавица. Опять наша. Судя по размеру - Катина рукавица! И тут сомнения у меня пропадают! Без вариантов - товарищей спасать... Катю! Чуть не бегу по следу. Бежать здесь относительно легко - снег укатан и, вообще, он здесь не такой глубокий, как к югу от центрального холма. А карабин свой снял с предохранителя и перевесил поудобнее. Чтобы стрелять удобнее, а не бежать...
Вот, и рыхлая стена тумана. Пришлось сбавить темп... Через километра полтора ещё одно неприятное открытие - Соня. Мёртвая Соня. Её облик за время нашего совместного плавания уже достаточно изучил, с другим белым медведем не перепутаю. И мёртвый медвежонок! Один. Второго Клоника не видно. Оба: и мамашка, и медвежонок убиты явно винтовочной пулей, не ружейной. Вспоминаю слова Иванцова о похожем на мосинку карабине у немого каюра. Он Соньку нашу кончил! Больше некому. Я, конечно, понимаю, белые медведи - дикие животные. И местные, вполне возможно, от них натерпелись. Сами ещё совсем недавно мишек интенсивно на ноль умножали. Но какая-то иррациональная злость, мешающаяся со страхом за товарищей, за Катю, начинает закипать у меня в голове: "А медвежонка-то за что!?"
Незаметно туман, уже давно окруживший меня становится ещё плотней, а звуки всё глуше и глуше... Стоп! Это, что стрельба там, на юге, что ли!? Нет, наверное, показалось. Уж, очень тихо. Иду дальше... Из тумана выплывают останки какого-то самолёта. Ух, ты! Как тут у них интересно! Но осматривать этого явно древнего американца не буду. Всё равно, из него уже всё мало-мальски стоящее выгребли давным-давно... Санный путь постепенно забирает на юго-восток и через минут сорок выводит к краю плато. Что там внизу, под полосой тумана, не понятно, но надо спускаться - след собак и нарт уводит туда.
Начинаю спуск. Весь на нервах. Сначала след нарт серпантином петляет по довольно крутому склону, потом уклон снижается и санный путь спрямляется... Спускаюсь метров на пятьдесят-сто вниз и оказываюсь на нижней кромке облаков. Оказывается, здесь идёт снег. Не очень густой. И не хлопьями. Но снег. Мокрый... А внизу лежит небольшая закрытая с трёх сторон долина. И только на юго-востоке виден проём в отрогах плато. А между ними - посёлок в десяток зданий, мачта радиостанции на мысу. Вот, куда привезли Катю и Макса. За посёлком - смурной, подёрнутый дымкой снегопада океан. По дну долины вьётся речка. Лёд с неё уже сошёл, не переползти. Придётся или вброд (бр-р-р!), или по мостику, что хорошо различим отсюда. Примерно километр до него. Снег в долине лежит ещё довольно обильно. Ну-ка, лягу! И ползком, ползком... А то я тут, как прыщ на ровном месте.
Не всегда, правда, ползком, а иногда, когда позволяли складки местности, и всего лишь на четвереньках преодолеваю ту дистанцию, что отделяла от мостика. Сооружение это около десяти метров длиною оказалось вполне такого человеческого изготовления. Нету в нём той противоестественной предельной аккуратности, свойственной строениям Немых. Да, ещё и старая, уже посеревшая стружка возле лежит, кое-где. Настоящий хэнд-мэйд. На мостике снега нет. Вместо него - сплошная накатанная, нахоженная наледь (часто им пользуются!) и, соответственно, не видно никаких следов. Это мне на руку - и моих следов не видно будет. Переползу. До посёлка - километра полтора, к тому же на мостике есть бортик в полметра высотой с двух сторон. Не должны заметить. Из посёлка сейчас никто не выходит, не выезжает. Так что успею. А дальше - с торной тропы в сторону. И там, уж, придётся исключительно ползком. Ох! Не учил меня главстаршина ползать. Так пару часов на всё это искусство потратили. Всё больше на стрельбу и рукопашку нажимали. А, вот, приходится... Ползу, как могу, в общем. Весь мокрый и грязный уже. Но в моём положении, как-то неуместно заботится о чистоте одежды и рук.
Ого, дорога настоящая передо мной! Грейдерка. И тоже покрытая накатанной наледью. Слева, справа никого? Никого. Переползаю. Так, держу-ка я курс на обильно покрытый снегом склон, что юго-западнее посёлка. Надо там где-то затихориться, понаблюдать сначала. Сообразить, хоть, как и чего. А то в пору самому себе вопрос задавать: "Есть ли у Вас план, мистер Фикс?"102) Плана-то, вот, как раз и нет!
Метрах в двухстах от строений, на склоне, нахожу какую-то щель, похожую на окопчик для стрельбы из положения лёжа: щель сантиметров тридцать, сорок вглубь и такой же высоты каменный валик, со стороны посёлка. Достаю бинокль и, стараясь не светить своей башкой, с полчаса изучаю населённый пункт. Явственно видна главная и единственная улица. Слева, в конце улицы, без сомнения, административное здание. С флагом. А флажок-то, не фига, не наш триколор! А американский, звёздно-полосатый. Туфту гнали гости! Это им зачтётся. Какой-то мужик, азиат, задаёт корм собакам. Это тот самый каюр-чукча? Несколько чукотских женщин видны на улице: одна явно идёт за водой к реке, другая, похоже, еду несёт в мэрию, так назовём это зданьице. На крыльце маячит охранник. Вполне себе такой европеец. А что это у него в руках? Ого, автомат! Вернее, автоматическая винтовка М16. Это даже я знаю. Тяжело не узнать... Что-то маловато людей на улице. Где те три десятка человек, о которых визитёры толковали? Все по домам сидят? Или в разгоне, на работах разных? И главное - где Максим, где Катя!? Не понятно... Так! Что делать-то будем!?
О, дверь на крыльце мэрии распахивается! И кто там? Двое каких-то типов тащат, висящего у них на плечах Логинова. У Макса - левая нога забинтована! Или, вообще, в гипсе. Не пойму отсюда. А лицо украшает огромный синяк! Не слабо ему досталось! Так, дурные предчувствия мои оправдываются. А Кате каково!? Блин, гады, только троньте её! И куда Макса тащат? А на мыс, где очевидная радиостанция стоит. Зачем? Что думают, он им связь поможет установить? Макс, конечно, кажется таким мягкотелым добрячком, но не думаю, чтоб он им помогать согласился после такого "тёплого" приёма! Не знают они нашего упёртого кубанского казака.
Ага, дотащили Максима. И что дальше? О, закинули его в здание радиостанции. И закрыли на ключ! Что не боятся, что он им там аппаратуру повредит или на связь с кем не тем выйдет? Скорее всего, нет там рабочего оборудования. Только так могу этот странный факт объяснить. Или кто-нибудь ещё какие варианты имеет? В общем, понятно - тюрьма это, а не радиостанция.
А лицо-то одного из Максовых конвоиров мне кажется знакомым. Странно... Очень странно. Но точно - знакомое лицо! Не вспомню только никак.
А Катя тогда - в мэрии. Только она могла повязку наложить. Ведь, у них же медика нет. Или тоже врали? Если есть, то тогда всё немного усложняется и Катя может оказаться, где угодно. Ну-ка, посчитаю-ка я персонажей мужеско-вражеского пола. А то, что враги они, уже сомнений нет. Охранник на крыльце - раз, двое конвоиров - два, три, чукча-каюр - четыре. Ещё главный некто должен быть - это пять. Ну, то есть, как минимум пять. А, скорее всего, больше... Так, это что за шорохи за спиной? Ой, мать! Шестой!
Больше ничего Левшаков подумать не успел, поскольку погрузился во тьму - сержант Карон, уже минут двадцать подбиравшийся к младшему лейтенанту, сделал финальный рывок и оглушил Алексея, успевшего на шорох только развернуться.
После расставания с младшим лейтенантом его старшие товарищи, Берг и Чайка, облачившись, как и Левшаков, в маскхалаты, двинулись на восток, по следу нарт. Очень глубокий снег не давал паре двигаться быстро - то и дело то один, то другой проваливались в снег по колено, а то и по пояс. Собаки и нарты, по следу которых шли двое разведчиков, от этого не страдали. Медленно, слишком медленно тянутся эти такие немногочисленные километры. Но, вот, разведчики, всё-таки, вошли в туман, и он становится всё плотнее, плотнее, всё гуще и гуще. Звуки вязнут во влажном месиве, и постепенно меркнет дневной свет. Чайка периодически останавливается, прислушивается. Но глухая тишина окружает путешественников. Один только раз показалось что-то на севере. Чайка в сомнении пожимает плечами и пара продолжает путь. Через приблизительно три километра передвижения в почти вечерних сумерках впереди появляется какое-то странное свечение. Разведчики переходят в лежачее положение - дальше только ползком. Через сотню, другую метров пластуны упираются в колючую проволоку. Внизу - котлован угольного карьера с мрачным бараком возле мутного озерца, а в четырёх углах периметра - прожектора, освещающие всё дно этой ямы. Натоптанная охранником тропинка между внешней и внутренней линиями колючки. И вышка с пулемётчиком на другой стороне...
После обеда нудный дождь в карьере, всё-таки, прекратился. Часть зэков: Боря-программист, Юрий и Сергей отправились рубить уголь. Первые двое уже взялись за кирки, а молодой что-то замешкался на полдороге. Двое оставшихся: Николай и Илья грузят уже нарубленный уголь в тачки - скоро должен состояться забор каменного топлива одним из охранников. По установившемуся порядку зэки заводят заполненные углём тачки на подымающуюся вдоль отвесной стены карьера дорожку, на половину расстояния от дна карьера до ворот наверху. Это метров тридцать с небольшим в обе стороны. Оставляют тачки там, а сами отходят. После чего ворота открываются, и оттуда спускается один из охранников и одну за другой закатывает тачки наверх. Спустя минут десять спускает вниз пустые тачки. Вся процедура, естественно, проходит под прицелом пулемёта. Потом всё повторяется ещё несколько раз, пока весь нарубленный за сутки уголь не окажется наверху. И только после этого сверху вниз по подобной же схеме передаётся продовольственный паёк. Обычно это кусок мяса и жира морского зверя или лососевая юкола103). А, в качестве вегетарианско-витаминной добавки, некоторое количество смеси сушёных ягод, дикого лука, щавеля, листьев и коры ивы. Крупы, макароны, чай и табак на поселковом складе давно закончились. По крайней мере, для всех, кроме американцев и коллаборационистов.
Сейчас в охранниках капрал Шумард (вон, он на вышке за пулемётом маячит) и Алкаша. Значит, последний и будет тачки туда-сюда таскать. Куда они такую гору угля ежедневно девают, вот вопрос!? Но сегодня эта проблема перед зэками или, по американской терминологии, перед "интернированными лицами", не стоит...
Алкаша, как всегда сначала повезёт тачку, в которой угля на его взгляд меньше. Такой уж он человек - более тяжёлое всегда на потом. Поэтому тачку с заметно меньшим количеством угля зэки поставили чуть ниже. И тачку эту ему придётся не по прямой вывозить, а слегка отступить назад и выруливать, что бы за переднюю тачку не зацепиться - Николай с Ильёй постарались максимально затруднить дело охранничку. А ещё вчера Алкаша подвернул ногу, когда последнюю тачку в ворота провозил...
Увидев, что зэки отступили на положенное расстояние, Шумард кричит стоящему за глухими воротами Алкаше: "Lets go!"104) Алкаша привычно опасливо открывает створку ворот и спускается к тачкам. Как и ожидалось, выбирает нижнюю, в которой угля чуть меньше. Снимает с себя двустволку и кладёт в тачку, поверх угля. Это чтоб легче ружьё схватить было, если что. Всегда так делает. Поворачивается спиной и начинает предусмотренные угольщиками манёвры тачкой... И тут на дальней стороне карьера подымается какой-то шум - это молодой, Сёрега, начинает дурным голосом орать какую-то чушь и скакать, как взбешённый бабуин, изображая из себя тронувшегося умом. Заодно швыряет камни в ближайший прожектор. Впрочем, добросить ему, всё равно, не удаётся - слишком высоко ненавистный осветительный прибор! Но Сергею это и неважно - главное отвлечь на себя внимание... Взгляд остановившегося на секунду Алкаши приковывается к молодому чукче. Туда же поворачивается и ствол пулемёта... Внезапно двое угольщиков, Борис и Юрий, что только что тихо и мирно рубили уголёк у стены карьера, начинают шумно, с матюгами, взаимными проклятиями и прочими малоосмысленными воплями, драться: размашисто вскидываются кулаки, мужики хватают друга за грудки, катятся по земле... Взгляды охранников и ствол пулемёта перемещаются ещё дальше от места, где стоят Николай и Илья... И тут в воздух взлетают камни - заранее заготовленные булыжники летят в отвлёкшегося на бузу Алкашу. В считанные секунды метателям удаётся отправить в полёт, навстречу с головой охранника, шесть каменюк. И пара из них точно попали бы в Алкашин череп, если бы он совершенно рефлекторно не присел. А, ведь, даже не смотрел в их сторону! Пара камней врезается в спину Алкаши. Но ватник надёжно защищает охранника от серьёзных повреждений. Самое удачное попадание приходится в правую кисть Алкаши - охранник ойкает и хватается здоровой рукой за повреждённую. И тут камнемётчики срываются с места - быстрей, быстрей к Алкаше и его ружью! Хоть каменный залп и не достиг желаемой цели, но если, уж, начали, то надо продолжать! На бегу выхватывают сделанные из рукояток стальных ложек заточки. Ещё есть, есть несколько секунд, пока пулемётчик отвлечён на псевдо-драку и на скачущего в "припадке безумия" Сергея...
Алкаша, словно очнувшись, судорожно хватает с тачки ружьё и вскидывает его на стремительно приближающихся зэков. Нажимает спуск... и ничего не происходит! Он забыл про предохранитель! Дрожащим большим пальцем пытается сдвинуть кнопку предохранителя, но сразу у него не получается. Снова вскидывает ружьё... Подбежавший вплотную Илья рукой отводит ствол... Грохот выстрела! Пуля уходит вверх. А в это время взмах руки подоспевшего Николая ставит кровавую точку в Алкашиной жизни - заточка с лёгким хрустом входит в тощую шею бывшего журналиста. Пульсирующая алая струя заливает ватники Алкаши и его противника. Почти мгновенно ослабевшее тело охранника валится на ошарашенного обильными потоками крови и, главное, свершённого собственными руками смертоубийства Николая. Оба падают. А ружьё остаётся в руках Ильи. Вообще-то, замышлялось наоборот - стрелять в пулемётчика должен был Николай, как более опытный стрелок. Но судьба распорядилась иначе! И у стрелка всего один патрон и всего несколько мгновений, чтобы вскинуть ружьё, навести на вооружённого пулемётом американца и сделать выстрел... И мгновения эти растягиваются словно резиновая лента. Над карьером повисает тишина: уже не изображают драку Борис с Юрием, чуть не в прыжке зависает Серёга. И только Николай судорожно пытается выбраться из-под лежащего страшным тяжким тюфяком тела, которое ещё совсем недавно было живым человеком. А ствол пулемёта уже поворачивается, поворачивается в сторону людей, стоящих на тропинке, ведущей вверх, к свободе. Разворот закончен, пулемётчик слегка подправляет прицел, чтобы одной очередью перечеркнуть жизни этих вздумавших восстать аборигенов. Гремит ружейный выстрел... Мимо! Пуля взрывает край деревянной стойки у головы пулемётчика, щепа летит Шумарду в лицо. И тут пулемёт изрыгает из себя недлинную очередь - короткий пунктир кровавых фонтанчиков пересекает грудь Ильи и тут же пробегает по лежащим на земле телам. Лёгкий дымок вьётся из ствола и затвора, звонко катятся и скачут по полу, по ступенькам лестницы гильзы... Кто ещё хочет? И ствол пулемёта разворачивается к оставшимся в живых зэкам. А в голове у Шумарда вертится мысль: "Может и этих кончить? Угля, всё равно, уже на несколько лет нарубили. И надоело их пасти. Диверс, правда, разрешения не давал..." Палец бывшего капрала в нерешительности замирает на спусковом крючке. А трое стоящих внизу людей смотрят в лицо приближающейся смерти...
Сомнения капрала Шумарда неожиданно для него самого и застывших в ожидании конца зэков прерываются выстрелом, оглушительно разорвавшим повисшую было над карьером тишину - резко откидывается назад голова пулемётчика, летят какие-то брызги, с глухим стуком падает на пол тело, задирается вверх ствол пулемёта... А трое зэков, уже ощутивших ледяное дыхание "старухи с косой", никак не могут поверить в своё спасение и с недоумением вертят головами. На краю карьера неторопливо вырастают две фигуры в белых маскхалатах...
Спустя примерно час выжившие обитатели карьера и их спасители, Берг и Чайка, сидели в Вертухайке - бывшие заключённые завершали рассказ о жизни на острове. Впрочем, они почти ничего не могли рассказать о том, что сейчас творится в Посёлке - они уже почти год там не были. И чем дальше рассказ, тем больше капитан третьего ранга утверждался в том, что правильно скомандовал главстаршине: "Огонь!" Заключительным фактиком, поставившим крест на последних сомнениях Берга была записка, извлечённая из ватника тяжелораненого Николая. Записка, написанная вдовой, но в момент написания ещё женой, давно уже погибшего Никодима.
Чудом оставшийся в живых Николай (Алкашино тело прикрыло от смертельного свинца) лежал сейчас на лежанке возле печки. Раны в левом плече и в правом бедре обработаны и забинтованы, кровь остановлена. И если на плече рана сквозная, то с бедром хуже - застряла пуля. Её ещё надо будет извлекать. И крови Николай потерял много. Восстановится ему будет не просто. Возле раненого сидит Сергей и поит своего старшего товарища бульоном, обнаруженным в стоящем на печке в избе охранников котелке. А ещё на полке нашлась плитка шоколада. И термос с горячим сладким чаем на столе. Тоже полезно раненому будет.
А Илье уже ничем помочь нельзя. Прямые попадания в грудь, в сердце, не оставили ни малейшего шанса выжить. Быстрая и верная смерь. Сейчас его тело и трупы двух охранников лежат в нижнем бараке.
В качестве трофеев восставшим и их спасителям достались бинокль Шумарда, автоматическая винтовка М16, пистолет "Beretta 92"105), по два полных магазина к каждому стволу, двухстволка ИЖ-43 двенадцатого калибра и к ней восемь пулевых патронов в пачке, обнаруженной на полке в Вертухайке. И главный трофей - ручной пулемёт M240N106) с наполовину полной коробкой патронов, то есть боезапас в добрую сотню выстрелов! К последнему трофею, правда, прилагалась в нагрузку некоторая проблема - пулемёт этот предназначен для малых судов и поэтому нормальных сошек у него нет, а есть крепление под стационарную стойку. Поэтому предыдущими хозяевами пулемёт был простыми болтами прикручен к основательным деревянным перилам смотровой площадки вышки. Так что пришлось главстаршине снимать пулемёт вместе с этими перилами - хоть как-то вместо сошек сойдут. А, вот, средств связи никаких у охранников не обнаружилось. Ну, что ж - тем лучше. Есть надежда, что плотный туман на плато заглушил звуки стрельбы и внизу, в Посёлке, ещё ничего не знают. А новая смена охранников, по уверениям бывших зэков, должна ещё не скоро заявиться.
Главстаршина, до того в основном молча слушавший повествование старожилов и одновременно наблюдавший через окно за дорогой на восток, к Посёлку, предлагает:
- Командир, общая диспозиция из рассказа людей, в принципе, ясная. И минус два из числа американцев и коллаборационистов мы уже имеем. Но детали пока не ясны. Разреши в разведку сходить. А то тут из-за тумана ничего дальше метров тридцати не видно. Дойду до края плато, спущусь ниже облаков, посмотрю, что там и как. Лезть в Посёлок не буду. За полчасика или чуть больше, думаю, управлюсь.
Секундное размышление - и Берг решает сначала задать вопрос присутствующим:
- Скажите, кто из вас имеет опыт военной службы?
В ответ - почти единогласное и несколько смущённое "нет". Только Юрий, словно сомневаясь, сообщает, что во время учёбы в педвузе добровольно пошёл на военную кафедру, хотя, как представитель "малого народа Севера" имел право этого не делать. Но опыта службы у него нет, только сборы были после завершения военной кафедры:
- Так что с автоматом Калашникова и пистолетом Макарова, в общем, знаком. Но знания и умения мои, как командира пехотного взвода, спустя полтора десятка лет, уже можно назвать нулевыми. Увы! Ну, а с ружьём, конечно, справлюсь.
Молодой, Сергей, тут же сообщает, что и он из ружья вполне может. С Николая, понятно, спроса никакого нет. Да, он и сейчас почти не здесь - в забытьи. Борис вспоминает, что с одним своим старым товарищем из его травмата неоднократно постреливал, но без особых успехов. Но всё равно, готов идти, дайте только что-нибудь огнестрельное:
- Да, хоть бы и вовсе без оружия - за проводника и переводчика при случае сойду.
Ещё пару секунд подумав, Берг сообщает своё решение:
- С нами идут Юрий и Борис. Вы, Сергей, остаётесь здесь, ухаживать за раненым и сторожить наш главный трофей, пулемёт. Его с собой к Посёлку не потащим. Сергей, не надо обижаться. Кто-то, всё равно, должен с раненым остаться и пулемёт нам, скорее всего, в Посёлке не понадобится, там же полно ваших женщин и детей. Так что, считайте, что Вы назначены начальником нашего арсенала. Вам оставляем ружьё. И можете применять его по всем врагам. Вы их всех знаете в лицо. Но больше - ни по кому!
Автоматическая винтовка достаётся Юрию, а "Беретта" - Борису. Чайка проводит короткий инструктаж по обращению с этим оружием и по поведению в группе. А Берг договаривается с остающимся Сергеем о пароле и отзыве. И команда уходит на восток.
Всего через пять минут острожной ходьбы по наезженной наледи грейдерки и перед объёдинённым отрядом из тумана вырастает здоровенный бурт угля. Ошеломлённые старожилы с удивлением обходят рукотворный холм. Борис выдаёт:
- Вот, куда большая часть угля, что мы рубили пошла. Понятнааа... Это, чтоб у нас сил и времени не оставалось на мысли о побеге!
- Обычный метод, - соглашается Чайка. И добавляет:
- В армии и на флоте почти также. Наверное, все слышали: "Чем бы солдат не занимался, лишь бы задолбался"107). А с заключёнными этот метод вдвойне важен.
Ещё пять-шесть минут по дороге - и край плато, где-то слева слышен приглушённый шум:
- Это водопад, - почему-то шёпотом, но почти хором сообщают Юрий с Борисом.
Отряд начинает неторопливый спуск по серпантину. Несколько поворотов дорожного зигзага и туман начинает редеть. Берг приказывает старожилам остаться пока здесь, а сам с главстаршиной сначала в полуприсяде, а потом и вовсе ползком спускаются ещё ниже, туда, откуда хорошо видно и долину, и Посёлок. Всё, как на ладони, но Посёлок далековато - где-то два с полтиной кэмэ. Даже в бинокли детали толком не видны. Разведчики возвращаются к ожидающим их Юрию и Борису. После краткого обсуждения особенностей местной географии отряд разделяется: Чайка остаётся в заслоне, будет пока дорогу к Карьеру перекрывать, а Берг и старожилы отправляются в разведку, ближе к Посёлку. Идут траверсом по склону долины, сначала на юго-восток и чуть выше нижней границы облаков. Идти с каждой сотней метров всё легче - чем ближе к Посёлку, тем менее крутым становится склон. Но идти надо, всё равно, аккуратно, чтобы ноги себе не переломать и камнепад не устроить. Через минут сорок троица разведчиков оказывается фактически над Посёлком - его ближайшие строения всего в шестистах метрах к северо-востоку от засевших среди зубцов останца разведчиков. Однако, долгих обстоятельных наблюдений не получилось...
Буквально через минуту, после того, как Берг взялся за бинокль, в четырёх сотнях метров ниже по склону внезапно разворачиваются активные действия - кто-то набрасывается на ещё кого-то, скрывавшегося до того среди камней.
- Левшаков! - Берг узнаёт младшего лейтенанта в обмякшем теле, которое на спине тащит крепыш в камуфляже. И от удивления продолжает вслух:
- Как он здесь оказался?
Потом уже про себя продолжает: "Вот, почему он на связь не выходил так долго... Проклятье! А Иванцов один на СП остался."
- Вон, тот здоровый мужик, что тащит Вашего товарища - это сержант Карон. Фигура у него очень характерная. С него все смерти на острове и начались. Это он нашего Алексея, Серёгиного друга, застрелил. А мне зубы выбил. Ну, мы рассказывали, - вставляет Борис.
- Пока наблюдаем, - решает Берг, - Проследим, куда его тащат. Ага, в здание с флагом.
- Это Мэрия. Раньше, до американцев, Конторой называлась. Там у них штаб, там же их главный - майор Диверс живёт и пара его головорезов. И там же - жирдяй наш, ПрыхОдько, господин мэр, который, - поясняет Борис.
- Так, Борис, Юрий, рассказывайте, где тут у вас что...
А в это время в кабинете Диверса, куда Карон приволок бесчувственного Левшакова, майор даёт указания лейтенанту Парсонсу:
- Лейтенант, берите с собой вашего матроса и на нартах, как можно быстрее, добираетесь до льдины русских. По подсчётам Роберта русских всего шестеро. Не больше. Он кружки на полке у них в столовой сосчитал. И ещё другие признаки были, что их не больше шести. А после визита Никлэса в их лагере остался всего один. Двое, можно сказать, сами, добровольно в плен приехали. Роберт ещё одного только что без сознания приволок. Мальчишка совсем. Получается, что ещё двое где-то бродят. Так что есть надежда, что тот, последний в русском лагере, по-прежнему в одиночестве. Кстати, он, скорее всего, лётчик. Как и тот, что сейчас в карцере на Радио-мысу сидит. Никлэс сказал, что этот русский самолёт управляется двумя пилотами. А Дик подтвердил. Он в авиации русских мало-мальски разбирается. Он же утверждает, что самолёт этот - гражданский, не военный. Так что против нас - цивильные.
- А откуда известно, что тот, что в карцере, лётчик?
- Очень просто - у него на левой кисти татуировка в виде крылышек с пропеллером, распространённый символ авиации. Как клеймо на лбу. Впрочем, не будем отвлекаться. У нас преимущество перед русскими в численности и, главное, в скорости перемещения. Этим необходимо воспользоваться. Та что, как можно быстрее добираетесь до русского лагеря. Как хотите, разбираетесь с тем шестым русским. Можете валить его наглухо. Собственный лётчик у нас есть, а тот, что в карцере, поможет разобраться с самолётом. Никлэс утверждает, что лётчик этот такой же украинец, как и он сам. По характерному акценту, якобы, догадался. Ну, что ж, надеюсь, что и этот второй нерусский вполне договороспособен, как и сам Никлэс. Хоть и упирался на первом допросе. Так что делайте с тем лётчиком, что в лагере, что пожелаете. Главное, не повредите самолёт! И остаётесь там, охранять приобретение. Через несколько часов, максимум вечером, мы прибудем туда по морю, на моторной лодке. Всё понятно?
- Да, сэр. Ммм... нет, сэр. Как нам быть, если в русский лагерь уже вернулись те двое, что где-то бродят? Боюсь, нам вдвоём с Вэйном не справится с троими. У нас же нет соответствующего опыта, как у Вас и Ваших людей.
- Ну, что ж! Тогда вступим в переговоры. У нас, в конце концов, в заложниках весь посёлок. Думаю, выторгуем за их жизни самолёт у русских. А дальше видно будет.
- Сэр, а Вы не боитесь, что когда-нибудь это всё всплывёт? Ведь эти же, с льдины которые, не единственные русские на планете! Мы же сами слышали их радиопередачи. Ещё тогда, год назад, когда очутились здесь.
- Не всплывёт, Билли, не всплывёт. После того, как мы заполучим самолёт, то расставим, так скажем, все точки над "i". Или как выражались в одной европейской стране в середине прошлого века, устроим "окончательное решение вопроса"108) интернированных лиц. И вновь прибывших тоже. Бог, как известно, на той стороне, где больше пулемётов. У нас пулемёт есть, а у русских, похоже, нет. Надеюсь, у Вас не возникает ненужных рефлексий на этот счёт?
- Нет, сэр. Не возникает.
- Ну, тогда - удачи, Уильям. И до скорой встречи у самолёта.
Разведчики в это время продолжали наблюдение за Посёлком. Спустя минут пятнадцать, как в Мэрию, заволокли Левшакова, оттуда же выходят двое явных американцев. У одного за плечами уже привычная винтовка M16, а у другого - карабин "Тигр", очевидный трофей! Борис, которому Берг передаёт бинокль, подсказывает:
- Это моряки. Капитан катера - лейтенант Парсонс. А второй, у которого M16 - его матрос-пулемётчик Вэйн Дазенберрай.
Юрий добавляет:
- Этот Вэйн - тот самый, что Никодима убил.
Старший американец подзывает Сёму-местного. При виде предателя старожилы шипят и ругаются в полголоса. Ох, не поздоровится Сёме, если к ним в руки попадёт! Но пока Борис с Юрием сдерживаются, за оружие не хватаются. Да, и понимают, что тысяча метров, что для пистолета, что для M16 - это слишком много. Особенно для неопытных стрелков.
Сёма выводит нарты, цепляет собак, но сам не садится - на нартах устраиваются двое американцев. И уезжают по заледенелой грейдерке. Но не на запад, к Карьеру, как сначала тревожно подумали наблюдатели, а на северо-запад - в километре от Посёлка свернули с грейдерки к ручью, там - по мостику и дальше через долину на склон, на северо-запад...
"Похоже, они к СП направились. Видимо, знают, что на станции всего один человек остался. Плохо дело! Надо Иванцова предупредить о нежелательных гостях", - размышляет Берг.
Берг достаёт радиостанцию, но сначала задаёт вопрос своим спутникам:
- Как Вы думаете, почему у американцев нет носимых радиостанций?
Подумав несколько секунд, несколько неуверенно отвечает Борис:
- Скорее всего, у них нет зарядных устройств. По крайней мере, пока мы были в Посёлке, их у американцев не было. Генератор-то имеется и топливо к нему они, видимо, нашли - светили же они на нас без перерыва своими чёртовыми прожекторами почти год. Но, вообще-то, переговорные устройства мы сначала у них видели. Но потом, наверное, аккумуляторы разрядились. Вот, и без связи амеры теперь. Я так думаю, но не вполне уверен...
И смотрит на своего товарища - Юрий кивком выражает своё согласие с Борисом.
- Ну, что ж, будем исходить из предположения, что связи у наших противников нет и нас они услышать не могут, - выносит вердикт Берг и выходит на связь. Но сначала не с Иванцовым на СП, а с главстаршиной.
- "Птиц", ответь "Броду".
- "Брод", здесь "Птиц". Слышу Вас хорошо.
- Видишь транспорт?
- Вижу хорошо.
- Достанешь?
- Вряд ли. Лучше не пробовать. И с большой вероятностью переполошу всех остальных в населённом пункте.
- Понимаешь, куда транспорт направляется?
- Так точно.
- Слушай тогда приказ. Совершить марш-бросок до айсберга, предотвратить захват СП и "Кашалота" противником и не допустить повреждений последнего. Как понял?
- Вас понял. Но, думаю, что на СП "Кит-1" и МладшОй сумеют оборону организовать.
- На СП "Кит-1" один. Повторяю, один. И это не каламбур. А МладшОй здесь, в Посёлке, в плену. Как понял?
- Ах, ты ж!... Вас понял. То-то я не мог с такого расстояния понять, что там за возня, а это оказывается... Так, тех, что на транспорте, всех минусовать? Или язык нужен?
- Лучше всех в минус. Не стоит рисковать. А "Киту-первому" я сейчас о незваных гостях сообщу. Если связь пройдёт. Да, предположительно нормальных средств связи у противника нет. Но лучше в эфире лишней активности не проявлять. И, вот, ещё. Мне тут подсказывают, что севернее, там, куда транспорт курс держит, снега всегда меньше. И там должен быть накатанный и утоптанный путь. Как понял?
- Вас понял. По следу транспорта и побегу. Готов к выполнению задания.
- Выполняйте.
- Есть. GL и EE. Ну, я пошёл.
- Удачи! Конец связи.
После этого Берг пытается "достучаться" до Иванцова на СП. Но установить контакт не удаётся. Что-то на этом острове странности со связью: то отличная, то никакая. Долго размышлять об этой аномалии прохождения радиоволн некогда - в Посёлке снова наблюдается некая активность...
Алексей пришёл в себя оттого, что ему кто-то плеснул водой в лицо.
- Ммм... голова, - стонет незадачливый разведчик и пытается ощупать затылок. Там где-то расположен источник острой пульсирующей боли. Но не получается - руки надёжно связаны.
Левшаков открывает глаза, но пока перед его взором лишь размытые силуэты. Никак не удаётся сфокусировать зрение.
Слышится короткая фраза на английском. Явный приказ. Кто-то склоняется над сидящим на полу, прислонённым к стене помещения Алексеем и одни быстрым движением перерезает верёвки на руках. Хлынувшая в уже посиневшие кисти кровь отдаётся в ладонях резкой болью.
Наконец-то Алексею удаётся сфокусировать зрение. А в комнате многолюдно. И первый человек, которого видит Левшаков - это Катя! Она сидит у противоположной стены на стуле, прямо напротив младшего лейтенанта. За её спиной стоит американец, держит Катерину за плечи.
- Катя, ты как? Они не сделали с тобой чего плохого? - выдавливает из себя Алексей. Голос почему-то глухой, хриплый, чужой...
- Со мной всё нормально, Лёша. А, вот, тебя надо осмотреть. Похоже, у тебя сотрясение мозга, - и уже обращаясь к прочим присутствующим в комнате, - Слышите, вы, мне необходимо его осмотреть!
И повторяет это же по-английски. А при этом смотрит на одного конкретного сидящего за письменным столом человека. На него же переводит взгляд и Алексей. Сидящий обнаруживает в своём облике неожиданное и почему-то неприятное сходство с Бергом: тот же рост и сложение, тот же цвет глаз. Даже в чертах лиц что-то одинаковое. Цвет волос только другой - этот блондин, а не брюнет, как командир. И ещё у сидящего глаза жёсткие, острые, как два гвоздя, насмешливо-презрительные. У Берга Алексей такого выражения не видел никогда. Сидящий реагирует на обращение Катерины ироничной усмешкой и смотрит ей прямо в глаза. Катя не выдерживает и опускает взгляд. На неё, похоже, тоже действует эта антипатичная схожесть с Бергом.
Ближе всех к Алексею стоит крепыш с абсолютно равнодушным лицом - на полном автопилоте вертит нож, словно играет с ним. "Видимо, это который мои путы срезал," - догадывается Алексей и переводит глаза на последнего из присутствующих. И видит перед собой того самого толстячка, одного из двух людей, что тащили Макса к зданию "радиостанции" и чьё лицо показалось Алексею странно знакомым. Сейчас, наблюдая его вблизи, Левшаков уже не сомневается, что видел этого человека раньше, но только не может вспомнить, когда и где. В этот момент толстячок складывает пальцы в замок на своём брюшке и перед мысленным взором Левшакова возникает картина: Питер, кабинет заместителя начальника военкомата, похожий на аэродром стол и точно так же сложенные пухлые пальцы в рыжеватых волосках. И тут же в мозгу Алексея всплывает продолжение: имя-отчество, фамилия и даже тогдашнее звание этого человека. От удивления Левшакову не удаётся сдержаться - он произносит:
- Николай Тарасович... ПрихОдько!? Товарищ майор!?
Тут уже крайнее удивление появляется и на лице Алексеева визави:
- Откуда!?... Откуда ты меня знаешь, хлопчик?
Присутствующие с явным интересом прислушиваются к завязавшемуся диалогу. Сидящий за столом Диверс (понятно, что это он) обменивается парой фраз с ПрыхОдько, а потом приказывает Карону поднять пленного на ноги. Сержант вздёргивает Алексея на ноги. Тому удаётся устоять самому, но Карон не выпускает его правую руку из крюкообразного болевого захвата. Диверс что-то говорит бывшему майору. Тот внимательнее присматривается к Алексею. С полминуты, минута... и его лицо тоже проясняется от узнавания. Мыкола Тарасовыч вспоминает одного щуплого призывника, отказавшегося платить за отмазку от военной службы.
Заметив на лице мэра узнавание, Диверс тут же требует объяснений. Мыкола Тарасовыч с готовностью рассказывает, как, где и когда познакомился с пленным. Диверс уточняет:
- То есть он военнослужащий? И тот лётчик, что сейчас в карцере сидит, солгал нам, что они гражданские?
- Ни, ноу! Скорее всего, не врал. По призыву в России сейчас служат всего один год. А этого молодого человека я видел более двух лет назад.
"Не понял! Как это "больше двух лет назад"!? Если меньше года, а точнее - всего месяцев десять прошло!?" - озадачен Алексей, но предпочитает промолчать. Заодно и своё знание английского языка не выдал.
ПрыхОдько продолжает:
- А на контрактную службу он, вряд ли, перешёл - кому такой недомерок нужен!?
- Очень интересно, - задумчиво произносит Диверс, - Но разбираться в этих совпадениях у нас времени нет. Есть более актуальные вопросы, которые, я надеюсь, поможет прояснить нам этот молодой человек. Никлэс, спросите своего знакомого, где бродят двое его товарищей?
ПрыхОдько транслирует вопрос Левшакову.
- Не знаю. Я их в тумане потерял, когда... когда по нужде отошёл. И не докричаться было... Никогда не видел такого плотного тумана, - вдохновенно врёт Алексей, - И почему двое? Четверо...
- А, вот, лгать нам не надо, - спокойно возражает майор, - Роберт поучи молодого человека немного, только чтоб сознания не потерял и говорить потом смог. Четверо, хм! Двое, юноша, двое!
Короткий резкий удар в печень сгибает Алексея. Карон отпускает захват и бросает пленного на пол. Следует несколько точно отмеренных ударов ногами по лежащему телу. Алексей как рыба, выброшенная на берег, ловит ртом воздух и не никак не может вдохнуть.
- Прекратите! - кричит Катерина.
Диверс, шевельнув ладонью, останавливает своего сержанта - майору пришла новая идея:
- Впрочем, не так интересно, где бродит эта парочка гражданских потеряшек, лузеров. Нам важнее другое. Вот, что, уважаемые гости Смит-Сити. Я вынужден дать вам строгий урок. Надеюсь, после этого вы поймёте, что мы здесь - люди предельно серьёзные и шуток шутить не будем. Никлэс, пришло время всерьёз доказать, что Вы стали окончательно своим человеком. Поэтому я хочу, чтобы именно Вы устроили этому юному лгунишке экзекуцию. Проще говоря, расстреляли его. Пистолет у Вас есть... И не бледнейте так. Да, Никлэс, это Ваш билет на самолёт. Экзекуцию провести показательно - перед окошком карцера, где сейчас сидит наш упрямый лётчик. Это, думаю, сделает его немного сговорчивей. А мы с нашей очаровательной гостьей полюбуемся на всё это шоу через окно моего кабинета. Площадка перед карцером хоть и далеко, но достаточно хорошо видна отсюда.
- Вы не посмеете! - в ужасе восклицает Катерина.
- Ну, почему же? Очень даже посмеем. Первый раз что ли? - и широко, по-американски белозубо улыбается Державиной.
А Алексей, как-то удивительно спокоен - до него просто не доходит, что это его сейчас убивать будут!
- Что стоим!? - резко командует Диверс, - Роберт, Моррис хватайте молодого человека под руки и видите... на сцену, так назовём это место. А Вы, уважаемый мэр - вперёд, ведите всех к месту казни. Не оплошайте, я буду за Вас болеть. И, уж, пожалуйста, оправдайте мои ожидания. Иначе я буду сильно расстроен. Сильно...
И доверительно так смотрит своими голубыми "гвоздями" в дрожащую душу Мыколы Тарасовыча.
Когда пленный в сопровождении трёх конвоиров покидает кабинет и Мэрию, Диверс подходит к Катерине и, до боли сжав её запястье, резко подымает девушку со стула:
- Пожалуйте в партер, моя очаровательная гостья! Продолжим у окна нашу приватную беседу, прерванную таким неожиданным появлением Вашего друга.
И силком подводит Катерину к окну. Оттуда открывается действительно хороший вид на Посёлок и бухту, на бело-зелёный холм Радио-мыса и здание "радиостанции"-карцера на мысу, на скалы за холмами. Посёлок почти вымер: женщины и дети, словно предчувствуя что-то ужасное, попрятались по домам, даже собаки притихли... Диверс, подведя Катерину вплотную к подоконнику и крепко сжав её плечи в районе локтей, встаёт за спиной. Наклоняет голову к Катиному уху и негромким свистящим голосом говорит:
- Кэтрин, так, кажется, Вас зовут, одно Ваше слово и этот мальчик останется жив. Скажите "да" и Вам не придётся увидеть его мёртвым. Он же Вам чем-то дорог, не так ли?
- Зачем эти уговоры, Вы же привыкли брать не спрашивая!?
- Да, это так. Но за год, что провёл на этом проклятом острове, я подустал от подобного секса. Хочется, чтобы женщина сама захотела меня. По крайней мере, чтоб сама, по своей воле легла со мной. Блажь, конечно, но, вот, надоело силой брать. Впрочем, сразу скажу, что если Вы не согласитесь, то, всё равно, возьму Вас. Так что лучше будьте гуманны по отношению к своему товарищу. Сохраните ему жизнь - просто скажите "да". И я остановлю экзекуцию.
- Такие люди... такие преступники, как Вы, всё равно, убивают всех. Вне зависимости от того, выполняют их требования или нет.
- Ха! "Такие преступники"! Ну, тогда смотри, как будет умирать этот сопляк! Нет, не отводи взгляда. Смотри!
А Катерина никак не могла поверить, что это происходит на самом деле! Что, вот, сейчас этот, такой смешной толстячок, нелепо размахивающий пистолетом и что-то кричащий Лёше в лицо, выстрелит и Лёшкина жизнь прервётся. Нет, не сможет этот пузан выстрелить! Это какой-то театр, фарс, балаган! И хочется отойти от окна, чтоб не видеть этот дурной спектакль. Но жёсткие руки американца не дают. В Катиной памяти всплывает эпизод обучения Левшакова основам рукопашной борьбы и самообороны. Тогда главстаршина объяснял, как высвобождаться от захватов:
- Самый сильный удар не рукой. И даже не ногой. Головой! Схватили тебя за руки, охватили за плечи, не дают руками ударить, а ногами почему-то не получается! Бей лбом. Лучше в нос противника. Если захват сзади - бей затылком. Когда на кону жизнь, то нескольких тысяч нейронов не жалко. Бей! Не жалей себя. Бери на кумпол, как в моём детстве говорили.
А Диверс комментирует то, что видит:
- Смотри, смотри, Кэт! Ты этого хотела?!... Ну, что этот слизняк тянет? Что-то кричит, пистолетом, как идиот, машет... Впрочем, понятно, сам себя заводит, разогревает до нужного градуса. Ничего, сейчас исполнит. Или я совсем ничего в людях не понимаю.
И тут происходит нечто, от чего даже у Диверса на мгновение останавливается дыхание. Он только и может, что с удивлением и ужасом выдохнуть:
- Wow!
Но именно это, только что произошедшее у них на глазах, и придаёт Кате решимости. Она понимает, что лучшего момента уже не будет и резко, со всей силы бьёт Диверса затылком в нос.
- Ссс...терва! - удаётся выкрикнуть захлёбывающемуся от крови из носа Диверсу. Захват ослабевает, но только для того, чтобы развернуть Катерину и ударить кулаком в лицо. Девушка теряет сознание, а американец, оставляя за собой цепочку обильных кровавых пятен, выбегает из комнаты, прошипев на последок:
- Я ещё вернусь, ведьма!
Дверь с грохотом захлопывается.
Пока Алексея вели к "радиостанции" он никак не могу поверить в реальность происходящего. Коротенькие, обрывочные мысли, словно отдельные точки и тире азбуки Морзе одна за одной всплывали в мозгу: "Меня!? Расстрелять!? Что, просто так!? Что бы кого-то чему-то научить!? Да, нет! Не может быть. Лажа. Не верю!" Но шаг за шагом "радиостанция" всё ближе и ближе... А страха всё нет. Ну, не верит Алексей!
А Мыколу Тарасовыча странное, непонятное спокойствие приговорённого к смерти возбуждало и пугало с каждым шагом всё больше и больше: "Может, рехнулся парень от страха!? Не понимает, что его ждёт!? Тогда, наверное, и к лучшему, что умрёт - не будет сам мучиться и других своим безумием мучить. Да, наверное, это правильно, что Диверс приказал лишить жизни этого несчастного. Эвтаназия своего рода. Мизерикордия109)," - вспомнил старый, ещё рыцарских времён, термин Мыкола Тарасовыч. Так уговаривал и уговаривал себя господин мэр, бывший товарищ майор. Но спокойней ему никак не становилось. Наоборот, вот, уже дрожат колени и, словно желая выскочить наружу, где-то у горла бьётся сердце...
Но, вот, процессия добирается до площадки перед карцером. Мыкола Тарасовыч выполняет ещё одно указание Диверса - стучит в дверь и вызывает к окну, сидящего взаперти лётчика. За мутным, давно не мытым окном появляется бледное лицо Логинова. Взгляды Алексея и Максима встречаются, и пилот уже не в силах оторваться от развивающегося за стенами узилища действа.
Только полный ужаса и безнадёжности взгляд Макса пробуждает в Левшакове чувство страха и реальности. Это! Его! Сейчас! Будут! Убивать! И адреналин мощным потоком хлынул в Алексееву кровь... А этот пузан что-то кричит про москалей, про какой-то голодомор, почему-то про давно почивших в бозе "комуняк"... Пистолетом, как птица крыльями машет. Брызги слюны летят в лицо Алексею. Левшаков уже почти не понимает смысла, того, что ему в лицо истерично орёт этот самовзводящийся, самонакручивающийся фарсовый персонаж. Вот уже зашаталась почва под ногами Алексея. И темнеет в глазах. Но обрывки смысла ещё долетают до разума младшего лейтенанта.
- Столько веков вы, русня, Украину насиловали, измывались... Сейчас, вот, пристрелю тебя, кацапик! И правильно, и поделом! Тьфу, на тебя! А господин майор сейчас, наверное, трахает эту москальскую девку... А потом своим бойцам её на потеху отдаст! А-ха-хаа!
Упоминание о Кате стало одновременно и последним всплеском разума, и словно спусковым крючком - багровая тьма захлестнула Алексея. Багровая тьма звериной ярости...
Детали того, что произошло, смог впоследствии поведать только Логинов, наблюдавший за всем происходящим из-за зарешёченного окна карцера.
Стоящий на одной ноге и бледный от боли в другой, сломанной, Макс заворожено смотрел за тем, что хотят эти трое вражин сотворить с его другом Лёхой. Полная безнадёга и тоска! Ещё минута, другая и прогремит выстрел. И на так и не успевшей, как следует, начаться Лёшкиной жизни будет поставлена жирная кровавая точка: "Как мы могли поверить этой такой улыбчивой тогда гниде!? Сами в плен поехали. Команду подвели и сами пропали! Лёшка, вот, наверняка, их, Катю и его, пришёл спасать. И гибнет теперь за нас! Но, чёрт возьми, как он спокоен! Вот, это самообладание! Сколько буду жить, столько буду помнить последние секунды Лёхиной жизни."
А в это время пузан прокричал что-то особо мерзкое, ещё и в лицо плюнул. Потом, откинувшись всем телом, начал хохотать... И тут с Левшаковым случилось что-то необъяснимое - он как будто потёк, превратился в жидкий металл. Сначала поворачивается всем корпусом в сторону держащего за правое предплечье американца, как-то странно прокручивает свою ладонь. И у американца почему-то вскидывается локоть, а Алексей, словно ввинтившись под плечо конвоира, оказывается за спиной противника. Державший Алексея за левую руку "Роман" (как его этот ПрыхОдько представил ещё на льдине и который сломал Максу ногу при пленении) теряет равновесие и падает к ногам толстяка и своего напарника. Ладони Левшакова охватывают голову стоящего к нему спиной конвоира и резко её поворачивают. Логинову кажется, что он даже сквозь дверь и стекло слышит ужасный хруст сворачиваемой шеи. Американец обмякает, падает. А Левшаков стремительным размытым силуэтом оказывается за спиной очумело хлопающего глазами ПрыхОдько. В это время Роман-Карон подымается на ноги. И "Беретта" уже в руках сержанта, выцеливает противника. Палец уже начинает нажимать спусковой крючок. Но Алексей - за спиной толстяка. Своей левой рукой он резко и легко, словно тряпичную куклу вскидывает за шиворот более чем стокилограммовую тушу пузана вверх! А правая рука Алексея охватывает кисть ПрыхОдько, держащую пистолет. Указательный палец Левшакова проникает в спусковую скобу "Кольта" и ложится поверх пальца Мыколы Тарасовыча. Почти одновременно гремят два выстрела: не ожидавший такой резкости и силы от тщедушного на вид русского Карон промахивается и вместо головы пленника попадает в подставленную щитом грудь мэра, а, вот, пуля из направляемого Алексеевой рукой пистолета ПрыхОдько попадает куда надо - в голову сержанта. Весь стремительный бой занимает секунды четыре, максимум - пять. Не больше. И счёт 3:0. Или 3:1? Потому, как человек разумный в теле, которое раньше занимал Алексей Левшаков, похоже, прекратил своё существование. Легко и непринуждённо расправившийся с тремя противниками зверь плавно, словно перетёкши, разворачивается к окну карцера. Одно неуловимое глазом движение - и существо у дверей. Максим в испуге, чуть не упав, отшатывается вглубь помещения. Слишком страшен тот, кто посмотрел на него только что: белая, как снег кожа, тёмные провалы огромных зрачков, оскаленные зубы и ни малейшего отблеска разума в глазах! Даже черты лица существа потеряли схожесть с тем интеллигентным, задумчивым и слегка тормознутым младшим лейтенантом Алексеем Левшаковым, которого знал Логинов. Зверь. Свирепый, кровожадный зверь смотрел сейчас на Макса сквозь пыльное стекло. Потом зверь обернулся на три лежащих, словно сломанные игрушки, тела. И ушёл. Зверь сыт. Три жизни употребил за один присест.
Мы оставили засевших на скале в километре от Посёлка Берга и старожилов в момент, когда в Посёлке снова началась некая активность. Наблюдатели приникают к биноклям. Странная процессия показалась из Мэрии. Во главе - пузатый мэр, нервно размахивающий в такт шагу пистолетом в руке. "Вот, не успели скинуть вовремя гада. Сейчас бы, может быть, всё по-другому было бы," - зло комментирует Юрий. За ним двое американцев (среди них - хорошо узнаваемый сержант Карон) ведут, держа за руки Левшакова. Почему просто не связать было? Процессия проходит по улице Посёлка и направляется дальше, к "радиостанции". Вот, дошли... И то, что Берг видит дальше, очень ему не нравится! Не то, чтобы он до того вполне доволен был результатами разведки. Но на то и разведка, что за априори неприятным врагом приходится наблюдать, а не театральной премьерой наслаждаться. Но сейчас всё происходящее всё больше и больше начинает походить на казнь. Казнь его подчинённого младшего лейтенанта Левшакова! И перед капитаном третьего ранга возникает извечный русский вопрос: "Что делать?" Причём делать надо что-то очень срочно! Примеряется к винтовочному прицелу. Нет, не получится, всё-таки, не снайпер он. Слишком далеко! Или не попадёт никуда, или, не дай бог, в Алексея. Шум устроить здесь, стрельбу, чтоб отвлечь экзекуторов? Не понятно, поможет или нет. Но, похоже, это единственный шанс прекратить казнь. Впрочем, слабый. И раскроемся. Тяжелее будет Логинова и Катю освободить... Ммм...! Нет, похоже, всё-таки, надо шуметь! И быстрее! Берг собирается отдать приказ своим спутникам начать хаотическую стрельбу и потом отходить к карьеру, но в последний момент видит в бинокль то, что заставляет его в немом изумлении на пару секунд опустить оптику... А потом капитан снова вскидывает прибор к глазам и его взору предстаёт маленькая фигурка его лейтенанта, какой-то то раскачивающейся, то скачущей походкой удаляющейся от здания "радиостанции", в скалы за мысом: "Куда!? Зачем!? Но главное - Алексей жив! Потом его найдём. А количество врагов уменьшилось сразу на три. Итак, изначально, как утверждают старожилы, их было десять: семеро американцев и трое коллаборационистов. Минус двое в карьере. Минус трое сейчас... Трое! Ай, да, Левшаков! Супер-боец. Вот, не думал! Двое уехали к СП. Итого, в посёлке сейчас всего трое противников. Как и нас тут. Один из них каюр-чукча, Сёма, как его старожилы, скрипя зубами, называют. И двое американцев. Один из них, понятно, главный - тот самый майор Диверс. Ещё кто?"
- Борис, кто ещё остался в Посёлке из врагов? - интересуется Берг.
- Ну, Сёму Вы уже видели. Диверс, наверняка, в Мэрии. И ещё должен быть где-то РОбинсон. Лётчик. Всего - трое. Если, конечно, за год количество американцев не увеличилось. Хотя, не похоже на то. Трое, в общем, в Посёлке осталось.
Юрий, в это время наблюдавший за посёлком в трофейный бинокль, сообщает:
- Вон, кстати, этот самый РобинзОн появился. Вместе с Сёмой к причалу шустро подходят... Собираются, похоже, катер наш на воду спускать... Точно! Неужто драпать надумали. А до этого, на крыльцо Мэрии сам Диверс выбегал, что-то Сёме злобно прокричал.
Берг ещё какое-то время прикидывает, где могут находится пленные: "Один, понятно, в "радиостанции". Ради сидящего там, наверняка, и хотели показательную казнь устроить. И это, скорее всего, Логинов. А Катя где? В Мэрии? Почти уверен в этом... Так! Доверюсь-ка интуиции. И пора идти."
- Ну, что, товарищи бойцы, готовы вы к решительным действиям? - спрашивает Берг.
Борис с Юрием переглядываются и без слов кивают командиру. Только крепче сжимают оружие в руках:
- Тогда, вперёд. Идём в рассыпную, цепью. Дистанция - шесть-восемь метров. При входе в посёлок дистанцию снижаем до..., - и немного критически посмотрев на "новобранцев", завершает, - Впрочем, как уж получится! Без нужды не стрелять. Особенно длинными очередями. Помните: там наши люди, женщины и дети. Вперёд!
И первым начинает спускаться с останца.
Увиденное из окна потрясло Диверса до глубины души - какой-то тщедушный мозгляк, почти мальчишка, с достойной голливудского блокбастера лёгкостью и стремительностью расправляется с тремя мужчинами, каждый из которых заметно и тяжелее, и сильнее этого русского! Последнее, что увидел Диверс через стекло окна, перед тем как проклятая врачиха вдребезги разбила ему нос своим затылком, это была маленькая фигурка этого нереального убийцы, уходящего в скалы за мысом. И движения этого русского какие-то нечеловеческие: быстрые, текучие и непредсказуемые... Не человек, монстр! И среди жертв этого монстра - его верный сержант Карон. Остаётся ещё Шумард, тоже надёжный парень, но всё же - не Роберт. И капрал далеко - в Интерно. А надо срочно решать вопрос с самолётом! И Диверс, выскочив на крыльцо, кричит попавшемуся на глаза Сёме-местному:
- Сэм! Быстро с лейтенантом Робинсоном в катер. И оружие не забудьте! Через минут пятнадцать-двадцать выходим в море!
Научившийся за год более-менее понимать английский Сёма беспрекословно выполняет приказ майора. Через пять минут они с Робинсоном уже в "Зодиаке": американец на носовой банке, а Сёма - у движка.
Вернувшись обратно в Мэрию, немного подуспокоившийся майор первым делом пытается смыть с лица кровь. Но кровь всё никак не останавливается - крепко разбит нос. Однако холодная вода приводит мысли американца в такое же ледяное состояние: "Надо удовлетворить свои желания, нельзя останавливаться на полдороге - так трахну эту девку. И пусть моя кровь ей на лицо каплет. Ярче впечатления будут..." И в глазах Диверса разгорается злой хищный огонь.
Диверс стремительно врывается в комнату, где оставил русскую. Но её уже там нет! "Успела прийти в себя и сбежала!? Проклятье!" Что-то заставляет американца посмотреть в окно - по склону вниз быстро спускаются три человека. По краям двое в чёрных, сильно поюзанных ватниках - явные интернированные. У одного, азиата, M16 в руках, а у другого - вроде бы, пистолет. "Да, это же тот русский любитель справедливости!" - узнаёт Бориса майор, - "Давно что-то он прав не качал. И, вот, опять. Как не вовремя! На этот раз у него аргументов несколько больше. Ну, ничего!" А в центре коротенькой цепи идёт человек в изначально белом, но сейчас уже сильно замазанном маскхалате с уже знакомым и привычным русским карабином "Тигр" наперевес. "А, вот, и один из потерявшихся пришельцев. А где ещё один? И откуда у них M16? Похоже, на Шумарда можно тоже не надеяться! Чёрт! Быстро в катер! И к самолёту!" И тут майор слышит, как хлопает входная дверь: "Врачиха!" И Диверс выскакивает вослед.
Далеко Катерина убежать не успела. Диверс в несколько прыжков догоняет девушку. Обхватив её левой рукой за шею, крепко прижимает свою голову левой скулой к её затылку - второй раз удар уже не получится! А правая рука Диверса приставляет пистолет к виску Катерины. И злобный полный адреналинового азарта голос майора сообщает беглянке:
- Нет, девушка! Не надо так торопиться. Придётся побыть со мной ещё некоторое время. Пока заложницей. А потом - видно будет. Может быть, мы ещё завершим то, что нам постоянно мешали сделать. Тебе понравится. Впрочем, мне всё равно, понравится тебе, с...а, подо мной или нет. А пока так, страстно обнявшись, движемся к пристани. Живее, живее, а то твои друзья всё ближе и ближе.
Но дойти до пристани с "Зодиаком", на котором уже призывно урчит мотор, Диверс, всё-таки, не успевает. Трое-с-горы успевают перекрыть подход к пристани. А с катера их не взять - прикрыты домами.
- Стоять! - кричит Диверс приближающимся врагам, - Или я выбью этой даме мозги.
И больно тычет стволом в висок полупридушенной Катерине. А трое противников уже в десяти метрах.
- Стоять! Я не шучу! - орёт Диверс, - И бросить оружие! Иначе, застрелю Вашу девку.
- Спокойно, спокойно. Давайте поговорим, - предлагает Берг и приказывает своим спутникам, - Не стрелять.
И тоже отводит в сторону ствол своего карабина.
- А нечего говорить! Сначала вы пропускаете меня к катеру. И только потом разговоры, переговоры... А она пока побудет у меня в заложниках... И стволы на землю! Считаю до трёх! Раз! - переходит на крик Диверс.
- Тихо, тихо, - обращается к американцу Берг. И потом к своим спутникам, - Так, медленно кладём стволы на землю. Кладём, кладём.
С явной неохотой, но, всё-таки, доверившись Бергу, Юрий и Борис вслед за командиром опускают своё оружие на землю... И счёт пошёл на доли секунды. В глазах Диверса мелькает злобное удовлетворение, его лицо и ствол пистолета начинают отходить от головы Державиной в направлении расслабленно стоящего прямо напротив Берга. Сейчас, сейчас пистолет завершит свой краткий путь и поставит троеточие на этих пожелавших поиграть в благородство русских. Но не успевает! По-змеиному стремительным движением Берг выхватывает из поясной кобуры пистолет и навскидку, не целясь, делает выстрел. В голове американского майора появляется лишняя дыра, а тело его мягко и плавно спускается на землю, вдоль удержавшейся на ногах Державиной.
Катя одной рукой берётся за намятое американцем горло, а второй обнимает за плечи быстро подошедшего к ней Берга:
- Саша, - только и может произнести девушка. И опускает свою голову на грудь спасителя. Немного отдышавшись, поднимает взгляд. Лица мужчины и женщины совсем близко друг от друга. Губы Катерины приоткрываются, смыкаются... Словно их хозяйка не может решиться на что-то. Но вместо этого спрашивает::
- А если бы ты в меня попал?
- Тогда сейчас мёртвыми бы здесь лежали все, кроме этого американца... Но не попал, ведь. Да, и хорошие истории так не заканчиваются, не так ли?
Катя слегка улыбается и в её глазах появляется смешливый чёртик:
- Ну, тогда ты просто должен меня поцеловать... по закону жанра.
- Хм... Вообще-то, Катя, эта история ещё пока не закончилась...
- Жаль, - вздыхает Катерина и опускает обратно голову на грудь Берга. Тёмные тучи над Посёлком вновь разрождаются снегопадом. Мужская ладонь стряхивает с непокрытой головы девушки снежинки на её залитое чужой кровью плечо и медленно, успокаивающе гладит Катины вьющиеся недлинные волосы.
- Хоть так... - раздаётся тихое восклицание Кати.
Из домов начинают медленно, осторожно выходить женщины. За их спинами прячется несколько разновозрастных детей с любопытством, подглядывающих за происходящим на улице.
Установившуюся было идиллию нарушает резко усилившийся рёв лодочного мотора - двое оставшихся в живых врагов, увидев или поняв, что уже не дождутся своего командира, уходят в отрыв. Берг со своими товарищами бежит к причалу, но катер уже далеко - белые пенные буруны воды, вырывающиеся из-под носа лодки, уже в паре сотен метров от берега. Катер идёт зигзагом, периодически резко меняя направление движения. Поэтому ни Юрию, выпустившего полный магазин из М16, ни даже Бергу, тоже полностью расстрелявшему магазин своего "Тигра", ни, тем более, Борису из пистолета попасть в "Зодиак" не удалось. А катер всё дальше и дальше. Ещё сотня, другая метров и он выйдет из бухты, завернёт за мыс и поминай, как звали!
- Уходят! - с сожалением и досадой выдыхает Юрий. Смысла расстреливать по второму магазину уже нет. Слишком далеко! Бергу тоже сначала кажется, что враги ушли, но... что это!? Капитан вскидывает бинокль к глазам - чёрный высоченный спинной плавник приближается к катеру с севера. Свис! Ну, и что он сделает? Ведь он даже о происходящем не знает ничего! Однако сидящие в катере люди явно занервничали. Пытаются оторваться от косатки. Но тщетно - Свис быстрее. Вот, он приближается со стороны борта где-то метров на двадцать, подныривает... А потом "Зодиак" встаёт чуть ли не на попа! Огромное чёрно-белое тело косатки выкидывает катер из воды, как углекислый газ пробку из бутылки шампанского. Люди падают за борт. Плавсредство переворачивается, двигатель глохнет. А Свис лбом отталкивает от тонущих возможное средство спасения - по прежнему держащийся на плаву катер. И нарезает круги вокруг пытающихся плыть людей.
- Не ушли. Надо же, а дед Гыргол, оказался прав! - удовлетворённо восклицает Юрий.
- Точно! Зря я не верил, за бред умирающего принял, - соглашается Борис.
- Сёма, как мне помнится, плавать не умеет, так что скоро ему рыб кормить придётся, - не без злорадства замечает Юрий.
- Да, в такой холодной воде, хоть умей плавать, хоть не умей - конец скорый. Да, и, похоже, этот зверь морской не даст им спастись. Удивительно, что только не закусил ими, - высказывает свои мысли Борис.
- А Свис - не зверь, он разумен. И он - один из нас, - подаёт голос Катя, давно уже стоящая на причале, за спинами мужчин.
Смеркается. Наконец-то этот, такой долгий день заканчивается.
Комментарии к главе10:
102 - Цитата из австралийского мультипликационного сериала (1972-1973 гг.), снятого по мотивам романа Жюля Верна "Вокруг света за 80 дней". Цитата принадлежит страдающему некоторым раздвоением личности и посему постоянно задающего самому себе этот вопрос Фиксу - противнику Филеаса Фогга, главного положительного героя. Существует три варианта дубляжа этого мультсериала на русский язык: 1981, 1999 и 2005 годов. Так что ГГ мог вполне видеть его.
103 - Юкола - сушёно-вяленая рыба с удалёнными внутренностями и костями.
104 - "Поехали!" или "Начали!" (англ.)
105 - "Beretta 92" - пистолет итальянского производства под патрон 9х19 мм "Парабеллум". Для пистолета применяются магазины на 10, 15 или 17 патронов. Пистолет состоит на вооружении многих армий и силовых структур мира. С 1990 года несколько модификаций этого пистолета под названием "Beretta M9" стоят на вооружении армии США. Пистолет, помимо всего прочего, является настоящей "звездой" Голливуда.
106 - M240N - модификация единого пулемёта армий США и стран НАТО (калибр патронов 7,62х51 мм), предназначенная для установки на борт малых судов. Отличается от обычного пулемёта M240, во-первых, пониженным темпом стрельбы и, во-вторых, как уже указано в тексте - отсутствием сошек.
107 - В аутентичном варианте данная армейская пословица звучит грубее, непечатно. Не служившие в армии, но знающие русские язык, думаю, догадаются. А служившие её и так знают.
108 - Под иносказанием "окончательное решение еврейского вопроса" в Третьем Рейхе подразумевалась политика, направленная на массовое (в пределе - полное) уничтожение евреев стран Европы.