Сулацкий Андрей Анатольевич : другие произведения.

Дрейфующая станция Сп-40 бис. Глава 11

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    Глава одиннадцатая. И рекордная по объёму. Урок автору - нечего кульминацию ближе к концу романа оттягивать! Впрочем, о содержании... Выясняется судьба ГГ. И ещё много чего с ним случается приятного, не очень и совсем неприятного. Наконец-то, разрешается "американский вопрос". Естественно, в "нашу" пользу - стал бы я в противоположном случае роман писать, ага! Много-много хозяйственных и организационных дел ждёт моих героев и жителей острова. И, наконец-то, все выходят на связь с Большой Землёй, с Материком.


Глава 11. Начальник Чукотки

   По-прежнему 13 мая.
   Координаты: 61 градус 54 минуты с.ш., условная долгота - 59 градусов 47 минут в.д.
  
   Сотня метров за сотней, километр за километром мелькали под ногами главстаршины. В такт ударам крови, словно скачками, в голове появлялись и исчезали короткие мысли: "А здесь, и, правда...", "...снега меньше", "и путь накатан", "бежать легко", "давно у меня...", "...таких марш-бросков...", "...не случалось", "сороковник мне, всё-таки...", "...а всё хорохорюсь", "а, вот, хрЕна!", "сделаю этих америкосов", "никуда не денутся", "концлагеря тут устроили", "сволочи", "лишь бы Иванцов...", "не лажанулся", "ну, Валера не дурак", "но, всё-таки...", "...не ранили бы его", "о худшем - забыть", "ого! cамоль", "древняя Дакота", "проехали... потом", "наш бы цел остался", "туман редеет", "не нарваться бы", "на амеров", "так, кончается туман", "тормозим... передохнуть надо", "осмотреться", "уф-ф-ф..."
   Тяжело дышащий, выбравшийся из тумана главстаршина успевает заметить, как в паре километров к западу нарты, которые Чайке, понятно, было, ну, никак не догнать на своих двоих, ныряют с плато вниз, в распадок. Скорее всего, американцы уже не смогут его заметить. Так что, слегка отдышавшись на пешем ходу, главстаршина снова переходит на бег.
   Вот и распадок. "Так, янки уже ушли дальше. Ну, что ж вниз! Только ноги б не повредить... О, тюлени. Но тут места побольше. С моржовым лежбищем не сравнить. Можно тюленей вполне по ровному месту обойти. Вон и следы нарт видны хорошо. Чтоб нам утром здесь не пойти было!? А, впрочем, тогда бы восстание в карьере совсем по-другому бы закончилось."
   Каменистый пляж был ещё густо покрыт снегом и местами крупными льдинами. Поэтому нарты прошли по нему, почти нигде не останавливаясь. И главстаршине тоже нигде не пришлось скакать с камня на камень.
   Вот, и мыс, за которым должна показаться льдина, айсберг и родная СП. Осторожно заглянув за скалу на самой оконечности мыса, Чайка тут же достаёт бинокль и пытается углядеть противника: "Ага! Вот они. Где-то в полутора сотнях метрах от склада с НП остановились. Так... это, за торосом, вроде бы, собачки с нартами, а эти точечки, скорее всего - наши американские "партнёры", чтоб их разорвало... Не! С такого расстояния даже в бинокль ничего толком не углядеть. Надо ближе подбираться." Чайка убирает бинокль. И в этот момент многочисленные обитатели птичьего базара над СП, того, что и разбудил их с Левшаковым сегодня утром, почти разом взмывают в небо. Настоящее птичье облако вьётся и кружится над айсбергом. "Что это их так всполошило!?" - недоумевает Чайка и тут же понимает что. А через секунд десять, одиннадцать приходит подтверждение догадки - приглушённый расстоянием звук выстрела! "Понеслось, поехало! Надо срочно подбираться ближе пока... пока не поздно!" - сделав такой несложный вывод, главстаршина стал перебежками на полусогнутых, от тороса к торосу подбираться всё ближе и ближе к американским гостям. Спустя пару минут наступившую было тишину разрывает ещё один выстрел. И ещё... "Так, это уже точно М16. Быстрей! Быстрей!" - подгоняет себя Чайка. Вот, он уже перебрался с берега на "парусную льдину". СП и американцы всё ближе и ближе. Опять звучат выстрелы: "А это уже "Тигр". Только чей: Валерин или амеров?" Вот, уже в бинокль видно, как два американца лежат под прикрытием небольшого вздыбленного куска льда и что-то обсуждают. Вот, один из них под прикрытием неровностей льда пополз куда-то в сторону, направо. "Так, явный обходной манёвр замыслили гады. Ну, тогда и мне пора подбираться к оставшемуся на исходной позиции амеру." И Чайка перешёл в положение лёжа, пополз. Скорость приближения к противнику резко снизилась, но надо к американцу, который остался на месте и теперь изредка постреливает, скрытно подобраться! "А целит-то этот янки не в сторону НП, а в сторону самолёта! Видимо, Валерий Палыч туда перебрался, в самое ценное, что у нас есть. Нет, надо поторапливаться, а то ещё лишних дырок в "Кашалотике" нашем понаделают. И, не дай бог, в Валере..." И главстаршина чуток увеличил темп.
  
   Тревожно было Иванцову одному на СП. Особенно после той, крайней связи с командой Берга, когда узнал, что, скорее всего, совсем не к своим чукчам "в гости" отправились Державина с Логиновым, а к извечным противникам - американцам. Иванцов политкорректностью не страдал и американцев всегда считал теми, кем они в реальности и являлись - противниками, но никак не "партнёрами". Потянулись долгие часы ожидания или связи, или возвращения, ну, хоть кого-нибудь. Левшаков так и не объявился, пропал где-то на пути - ещё плюс к тревожным ожиданиям. Тяжело лётчику-истребителю, каким и оставался в глубине своей души Валерий Павлович, вот, так сидеть и ждать, когда привык совсем к другой тактике. Недаром говорят, что у русских истребителей всего лишь одна тактика: "Видишь противника - в атаку!" А тут сиди и жди, жди... Непривычно. И потому тяжело.
   Ближе к вечеру Иванцов, на протяжении всего дня почти не слазивший с НП, углядел приближающиеся с северо-востока нарты. Сначала транспортное средство шло по самой кромке берега, а потом перебралось на "парусную льдину", которая сейчас располагалась к северу от станционного айсберга. Через считанные минуты Валерий Павлович мог и без бинокля разглядеть, что на нартах двое вооружённых людей. В бинокль стало ясно, что оба - европеоидной внешности, а оружие: американская М16 - у одного и привычный российский "Тигр" - у другого. И первое, и последнее что-то очень не понравилось Иванцову! И оба пассажира нарт Иванцову по утреннему визиту знакомы не были. А тот пузатый "мэр" говорил, что у них в посёлке в основном чукчи. Тоже как-то напрягает! Нарты останавливаются на расстоянии чуть меньше двухсот метров от склада с наблюдательным пунктом. Пассажиры спешиваются, привязывают собак и, о чём-то кратко переговорив, начинают не торопясь приближаться к СП. Оружие у новых визитёров пока спокойно висит на плечах. "Ну, что ж! Начали! По уставу и согласно приказа командира," - думает капитан и, открыв окно, кричит в холодный воздух:
   - Стой, кто идёт?
   Услышав в голосе русского явную угрозу, гости останавливаются, достают из-за кармана белую тряпку. "Ага! Типа, парламентёры!? Ну, ну..." - про себя комментирует процесс лётчик. Но прибывшие снова делают несколько шагов вперёд. "Нет, так не пойдёт!"
   - Стой, стрелять буду! - воспроизводит положенную уставом формулу капитан и снимает карабин с предохранителя. Лязг затвора. Всё - патрон в патроннике. "Хорошо - рефлексировать не надо. Всё за меня создатели уставов предусмотрели!" - спокойно и как-то удовлетворённо думает лётчик. Двое гостей делают ещё пару шагов. "Ну, что ж! Как говорил рядовой Билялетдинов, стириляю," - и предупредительный выстрел в воздух гремит над льдиной. В небо над айсбергом взмывает оглушительно гомонящее живое облако с ближайшего птичьего базара. А незваные гости стремительно падают на лёд. И ужами отползают под прикрытие ближайшего тороса. Над краем укрытия поднимается размахивающая белой тряпкой рука и раздаётся крик одного из визитёров. На английском. "Ну, вот, и полная ясность! Так что - хрен вы сюда пройдёте, гости дорогие. Пока жив буду," - как-то совсем успокоившись решает Иванцов. А американец продолжает что-то настойчиво кричать. "Да, да, вы, конечно же, друзья. И пришли с миром и наилучшими намерениями. Да, да. Всё, как всегда," - про себя переводит спич американца лётчик, - "Но, фиг вам, а не самолёт! Что я не понимаю, зачем вы сюда припёрлись!" А старший американец продолжает уговоры:
   - Наше руководство поручило нам провести с Вами переговоры. И всё с Вашим начальником уже обговорено. Уверяю Вас!
   - А где он сам? - задаёт встречный вопрос Иванцов.
   - Он не смог сам прибыть вместе с нами. Но скоро будет, - самозабвенно врёт визитёр.
   - Пошли в ж..у! - просто и грубо подводит черту под диалогом пилот, - Ещё хоть на метр сдвинетесь - буду стрелять на поражение.
   И добавляет совсем уж непечатное. На родном, заветном. Длинно и виртуозно.
   - Вэйн, ты понял, что этот русский в конце сказал? - спрашивает лейтенант Парсонс своего матроса Дазенберрая.
   - Нет, сэр. Откуда ж я знаю!? Впрочем, у нас, в Ричмонде, в нашем квартале, семья русских эмигрантов жила. Они часто отношения выясняли. На всю улицу. Буйные какие-то были. Так, вот, обороты я кое-какие знакомые узнал. Но что это точно значит, сказать не могу. Ругань, наверное.
   И невдомёк Дазенберраю, что этот несговорчивый русский мимоходом точно угадал, сексуальные пристрастия американского матроса. Помимо всего прочего.
   - То есть, не хочет этот непонятливый русский добром... Придётся по-плохому. Давай, я пока продолжу русского речами и этой белой тряпкой отвлекать, а ты отползи в сторону и попробуй его подстрелить, - предлагает Парсонс.
   - Есть, сэр! - и Дазенберрай смещается метров на десять в сторону. Это ему удаётся сделать вполне незаметно - неровности поверхности и небольшие торосы позволяют. Пристраивает поудобнее свою M16 и начинает выцеливать русского, засевшего в башенке на крыше сруба.
   А тем временем Иванцов совершенно не собирался изображать из себя "Карлсона, живущего на крыше", так как стенки НП в качестве защиты от пуль - абсолютный нуль. И ни в какие добрые намерения визитёров капитан тоже не верил. Не в тех традициях воспитан. Так что, оставив вместо себя в смотровой будке шапку, чуть-чуть выглядывающую над поручнем, Валерий Палыч спустился вниз. Задняя дверь склада вполне позволила ему скрытно выбраться наружу. А далее - ползком, к самолёту. На полдороге раздаётся выстрел и следом ещё один. Приостановившийся в своём пластунском перемещении Иванцов констатирует: "Ну, кто бы сомневался." И удовлетворённо замечает, что дурилка сработала - шапки, изображавшей его голову не видно, зато в будке красуется две хорошие такие сквозные дыры: одна в стекле, другая в ограждении. "Вот, они меня и "убили". Но ничего - сейчас я их немного разочарую." И сам изготавливается к стрельбе. Поверившие в обманку американцы осторожно приподнимаются из-за своего укрытия - Иванцов стреляет. Дважды. Но оба раза промахивается: первая пуля попадает в верхний край ледяного укрытия, из-за которого только что вылез один из американцев, а следующая, предназначенная второму, и вовсе уходит куда-то в синее предвечернее небо: "Ах, ты ж, едрическая сила! Ну, не стрелок я! Если б в небе с их F-15 схлеснуться. Был бы другой разговор. А то, ползаю тут, как червяк," - расстроено думает лётчик. Но американцы снова срочно залегли и пока не высовываются. И Иванцов решает рискнуть - вскакивает и за несколько секунд добегает до самолёта. Удаётся легко и быстро открыть дверь и капитан фактически влетает в салон. Гремят выстрелы. Но слишком неточные. "Ага! Эти янки, тоже ещё те снайперы! Ну, что ж, наверное, это к лучшему - побоятся в самолёт попасть. Если, всё-таки, он им нужен. Так что, жду продолжения. Пусть поближе подлезут. А пока - позиционная ничья."
   Потом следует долгое затишье, которое, однако, весьма напрягло Валерия Павловича - одного американца он видит: "Вон, винтовка торчит. И макушка его периодически маячит из-за торосика." Стрелять Иванцов, однако, даже не пробовал. Далеко. Да, и его первые выстрелы убедили, что надо бы поэкономить боеприпасы для более коротких дистанций. А, вот, второй американец куда-то подевался, не видно его совсем. Тревожно. Попытки высунуться из самолёта, чтобы отследить второго, привели к тому, что со стороны засевшего американца прозвучало несколько выстрелов. Впрочем, тоже неточных. "Всё-таки, боятся они самолёт повредить. Не ошибся я - именно он им нужен. Но, вот, только не высунуться мне теперь. А из самолёта, даже через иллюминаторы, обзор очень ограничен. М-да... Ну, что ж - жду свидания с господами накоротке."
   В это же самое время главстаршина завершил своё пластунское перемещение к засевшему за торосом лейтенанту Парсонсу и в одно быстрое движение ножом ополовинил количество непрошенных гостей. Почти беззвучно. Только сдавленный, едва слышный булькающий хрип раздаётся из зажатого рукой главстаршины рта американского лейтенанта. Спокойно и обстоятельно обтерев нож об одежду врага, главстаршина берётся за своего "Тигра-девятку": "Так, отдышаться бы. Руки, дрожат. Слишком быстро полз. Вдох. Пауза. Медленный выдох. Пауза. И ещё разок... И где же наш последний друг? Что-то не вижу его." Но в оптике прицела: то бочки с топливом, то бульдозер, то стенки балка, то будка ДЭС, а американца всё не видно. "Так, а это что такое под нашим самолётиком!? Ух, ты, вот, он наш малозаметный друг-партнёр. Прям, по стелз-технологии хитросделанный. Ты гляди, как близко подобрался. Ну, давай, давай, дружок, ползи, ползи ближе к двери. А то тебя сейчас хвостовое оперение прикрывает. Совсем не хочу его повредить."
   Американец подполз под дверь, присаживается на корточки. M16 отложена в сторону. Вместо винтовки у амера в руках появляется пистолет. И последний визитёр, не догадывающийся, что уже находится на прицеле, начинает осторожно приподниматься. Чуть в стороне от двери. Сидящий на полу салона с карабином в руках Иванцов не видит противника... Но главстаршина ситуацию воспринимает совсем по-другому: "А, вот, теперь, друг ты наш ситный, тебя видно достаточно хорошо." И Чайка плавно нажимает на спусковой крючок. Не успевший завершить подъём, американец падает обратно на лёд. А главстаршина, пренебрегая радиосвязью, кричит, что есть мочи:
   - Товарищ капитан, Валерий Палыч, Валера, это я, Чайка, главстаршина! Можешь вылазить из "Кашалота". Все гости упокоены. Только контроль сделай тому американцу, что у самолёта лежит. На всякий случай.
   Живой голос друга всяко лучше успокаивает, чем шипение рации:
   - Стёпа, мать твою! Как же я рад тебя слышать!
  
   Дик Робинсон никак не мог поверить в своё чудесное спасение. Вот уже промокшая насквозь одежда начала подсыхать, а его всё трясло. Но уже совсем не от холода, а от одних воспоминаний.
   Ричард давным-давно проклял день, когда на пьяную голову решился в почти незнакомой компании поехать на ту чёртову морскую охоту. И совсем не потому что, его в результате оторвало от привычной жизни и службы, от цивилизации и закинуло в неведомый мир, на этот дикий остров. Его элементарно мучила совесть. Так получилось, что он был, по его собственному мнению, одним из пришельцев, захватчиков, конкистадоров, сломавших худо-бедно, но налаженную, вполне человеческую жизнь островитян, одним из агрессоров, убивших часть местных мужчин и лишивших свободы другую их часть, изнасиловавших чужих женщин, превративших островитян фактически в рабов. Сам Ричард ни в убийствах мужчин, ни в насилии над женщинами участия не принимал - всё в нём просто кричало против этого! Но ведь и не препятствовал всерьёз. Пару раз только, в самом начале. Но потом страх перед Диверсом и перед двумя его подручными стал сильнее, чем крик совести. Поэтому сейчас, сидя в карцере, в котором до того, почти целый год провёл фельдшер Иван, Робинсон не очень надеялся на снисхождение аборигенов. "Зачем этот монстр морской спас меня, из воды вытащил? Сейчас бы я уже ни о чём земном не беспокоился, а вёл бы беседы у Небесных Врат с апостолом Петром. Только вряд ли он меня туда пустил бы. Сначала, скорее всего, меня Чистилище ждёт," - размышлял ревностный католик Робинсон. "А теперь, вот, сиди тут, жди неизбежного конца. Убьют меня, наверное, всё равно."
   Да, Свис не стал топить обоих пассажиров катера, но только одного, которого узнал. Того самого, от которого почти два месяца назад получил гарпуном в спину - Сёму-местного. Косатка дождался, когда Сёма начал уверенно и надёжно пускать пузыри. После чего подцепил лбом второго пассажира лодки и вынес того на галечный пляж рядом с причалом. Спустя несколько минут туда же Свис отбуксировал и перевёрнутый "Зодиак". А потом очень быстро скрылся за Радио-мысом...
   Вынесенного на берег, мокрого и растерянного Робинсона разгоряченные предыдущей стрельбой Юрий с Борисом хотели тут же шлёпнуть. Но Берг остановил - сказал, что бой окончен, поэтому теперь только народный суд решит, что с пленным делать. И к тому же совершенно неожиданно присутствовавшие на берегу женщины тоже заступились за американца: "Не надо Робинзона убивать!", "Не стреляйте в него, он нам помогал!". И даже совсем просто: "Он хороший". Так что отделался Ричард только парой несерьёзных оплеух и заключением до суда в карцере. Сам же он понял только то, что окончательное решение его судьбы несколько откладывается. Не понятно только к счастью или на беду...
   А в Посёлке началась бурная деятельность. Юрий отправлен в дозор, следить за дорогой через долину. Где-то ведь есть ещё два американца, те, что на нартах ушли. Освобождённый из карцера фельдшер Иван после недолгого знакомства и объяснений текущей ситуации в компании с Борисом и на вторых нартах направлен Бергом в Карьер - необходимо оказать срочную помощь тяжело раненному Николаю и по возможности доставить его в Посёлок. Логинова с помощью двух женщин переводят из карцера на мысу в нормальную комнату в Конторе. Там Державина накладывает лётчику вместо примитивных шин, что позволил сделать Диверс, нормальный гипс. Но перед этим Катерине пришлось и обезболивающее вколоть Максиму (отёк уже сильный и боль соответствующая), и сломанную ударом ноги Карона малую берцовую кость правильно складывать: "Плохой перелом! Как бы Максу потом всю жизнь хромать не пришлось." А сразу после Максима у Катерины начался длинный-предлинный приём. Накопилось болячек у островитян: сначала матери повели своих разновозрастных детей, потом сами пошли сплошным потоком. А ещё некоторые из них только сейчас узнали, что стали вдовами... А ещё необходимо убрать вражеские трупы. И оприходовать хозяйство. Ключи от складов передаются Бергом самой авторитетной из женщин - поварихе Вере, Ивановой жене. Найденные же на теле Диверса ключи от помещений Мэрии-Конторы Берг пока оставляет себе. В общем, некому было сразу искать убредшего куда-то Левшакова. Только спустя пару часов, сам Берг, оторвав десяток минут от организационных дел, прошёл по следам младшего лейтенанта от Радио-карцера до края снегов. Дальше начинались сплошные камни и серьёзный склон. Пошедшая вслед за Бергом молодая женщина сказала, что где-то дальше есть пещера, которую "её Лёша и Сергей нашли". Но она сама там не была и не знает точно, где вход в эту пещеру расположен. Потом, помолчав, добавила, что Лёша - это её парень, которого американцы самым первым убили: "Этот гад Карон его застрелил!" И заплакала. Потом вытерла слёзы и спрашивает:
   - А, правда, что того парня, что с Кароном, Конторщиком и с тем третьим, американцем, расправился тоже Алексеем зовут?
   - Да, Алексей. Алексей Левшаков. Вот его и ищу.
   - Тогда я с Вами.
   - К сожалению, уже поздние сумерки...
   Но не успевает договорить - из Посёлка раздаётся крик Державиной:
   - Александр Владимирович! Александр! Саша!
   И многоголосый женский хор подхватывает:
   - Александр Владимирович, идите сюда!
   Что-то там, у пристани, происходит. Плохо видно из-за надвигающейся на остров ночи. Надо возвращаться, раз зовут.
  
   "Холод... И тьма. Как холодно... И тишина... Нет, где-то тихо капает вода. Но темно-то как! Где я? И кто я? И когда? Нет, всё-таки, важнее понять, кто я? Не помню. Не могу вспомнить. И в мозгу что-то словно стучит. Стоп! Это же чей-то голос."
   - Пробуждающий, проснись! Проснись! Ты - Пробуждающий! Ну, хорошо - Алексей тебя зовут люди. Алексей Левшаков! А я - твой друг Свис, зову тебя Пробуждающий! Если хочешь, тоже буду тебя Алексеем называть. Проснись только!
   Во тьме раздаётся громкий всплеск, шумный выдох морского существа и знакомый высокий переливчатый свист. "Это же Свис, косатка! Мой друг!" - вспоминает лежащий на сырых, мокрых камнях человек, - "Так... Как это он меня назвал? Пробуждающий? И ещё... хм... Левшаков... Алексей... Да, точно! Я же - Алексей Левшаков, студент. Нет, уже не студент... И даже не старший матрос, а, аж, младший лейтенант. Во, что вспомнил! А где я?"
   И опять прямо в мозгу звучит голос:
   - Фу! Хвала морю! Проснулся! Ты сейчас под землёй, в пещере! Я пришёл за тобой. Твой разум спал. Умер, можно сказать. Ты был, как мы, морской народ, до нашего пробуждения людьми. Как зверь неразумный. И я разбудил тебя! Точнее, не тебя, а разум твой! Это ж впервые представитель морского народа разбудил разум человека, а не наоборот! Я - первый такое смог! ЗдОрово!
   И радостный писк-свист заполнил тёмную пустоту пещеры.
   - Свис, я тебя помню... Вспомнил. Но скажи, как мы разговариваем с тобой? Я же слышу твой голос прямо у себя в голове!
   - А так же, как мы раньше в твоих снах беседовали. Только теперь ты можешь это и наяву делать. Не знаю, как так получилось. Но, вот, факт - имеем то, что имеем. И у тебя это теперь очень легко и естественно получается: и меня ясно слышишь, и не "кричишь", как раньше. Предположу, что это именно временное отключение твоего сознания помогло. И то, что пробудил тебя я. И именно что телепатически.
   - Хм... Словно компьютер перезагрузили, после установки нового программного обеспечения. А кнопочку "Reset" друг-косатка нажал.
   - Ну, типа того. Не удивляйся, я знаю, что такое компьютеры. Даже с подводными их вариантами дело имел. Люди Океании специально для нас, морского народа, делали.
   - Так, всё-таки, как я сюда попал? И как отсюда выбраться? И почему я такой усталый, словно разбитый? Даже пошевелиться толком не могу. И весь мокрый и грязный.
   Алексей, с трудом шевеля руками, ощупывает своё тело. Одежда: парка, штаны превратились в какие-то липкие, грязные лохмотья. Шапки нет вовсе. Пальцы натыкаются на шишки, ссадины и царапины: "Ммм... как больно! Живого места нет. Хорошо хоть, кости все целы. Вроде бы... ммм..."
   И для проверки пытается сесть. С большим трудом удаётся. Но тело, руки и ноги - словно ватные, бессильные. Как из камер автомобильных вышел воздух. И всё тело дрожит. Скорее, не от холода, а от общей слабости... Алексей соображает, что сейчас сидит, а до того лежал в какой-то луже. Повезло, хоть в достаточно мелкой, не захлебнулся. И на глубине не оказался - судя по плеску, производимой Свисом, она тут совсем не далеко. "Так надо бы определиться, что здесь и как." И тут же слышит отзыв своего водоплавающего друга:
   - Могу помочь. Наверное, смогу тебе показать, что я "вижу" своим ультразвуковым сонаром.
   И непосредственно в голове, но словно перед глазами, удивлённого Алексея всплывает картинка. Одноцветная, как через прибор ночного видения показанная, но вполне чёткая - скрюченная фигурка сидящего на небольшой, метра три на четыре, площадке человека, совсем рядом с поверхностью воды. А вокруг - природная полость приблизительно полусферической формы радиусом около пятнадцати метров. С потолка свисает несколько сталактитов. И сталагмиты тоже имеются в пещере. К месту, где сидит человечек, тянется наклонный, извилистый вполне такой естественный жёлоб от небольшой, чуть больше полуметра в диаметре дыры, расположенной на стене, на высоте в несколько метров от уреза воды. "Наверное, из этой дыры я и вывалился. Потом по этому корявому жёлобу скатился в лужу. Совсем замечательно, что не прямо в море. Интересно, если я рукой пошевелю - увижу?" Изображение тут же шевельнулось - слегка помахало ладонью.
   - Ну, ты отупел совсем что ли? - возмущённо заявляет Свис, - Ты что ж думаешь мой сонар только статичные картинки показывает? Как бы я охотился тогда?
   - Ёлки зелёные, ни одной мысли, даже самой дурацкой, от тебя не скрыть! Ни единого желания, - сокрушается Левшаков.
   - А то! Недаром на моей родной Океании пробуждающие самых первых своих пробуждённых, с которыми самая прочная связь, "вторым я" называли.
   - Кстати, а как ты сам сюда, в пещеру, попал? - интересуется Алексей.
   - Пещера эта сообщение с океаном имеет. Довольно долго и извилисто тянется под водой и камнем. И на всём своём протяжении не имеет каких бы то ни было воздушных мешков. Но, в конце концов, выводит в эту каверну.
   - Как же ты, друг, меня здесь нашёл? - ещё раз удивляется Левшаков.
   - Ну, у тебя же мозг не полностью отключился, а только высшие его отделы, ответственные за самосознание. Всего остального работающего мне вполне хватает, чтобы тебя и за тысячу километров чувствовать.
   - Интересно, а я так же смогу тебя ощущать?
   - Увы, увы! Скорее всего, нет. Пробуждающие с Океании тоже этого не могли. Почему - не известно, - отвечает Свис.
   - А как я здесь оказался? Ничего не помню!
   - А что последнее помнишь?
   - Ну, к острову нас прибило... Потом в разведку пошли... Втроём...
   Тут Алексей внезапно вспоминает, как и почему не на СП вернулся, а по следу нарт пошёл, как в плен попал, как его допрашивали и как повели... расстреливать! Последнее, что вспомнилось - это перекошенное от злобы лицо орущего какие-то мерзости Прыходько и брызги его слюны, летящие в лицо Алексею...
   - Меня ж расстрелять хотели! Убить! Ну, дела! Даже не верится... Не расстреляли, значит... А что потом было, не помню... Слушай, Свис, если ты в моей голове копаешься с такой лёгкостью, может, как-нибудь покажешь и то, что я видел, делал, но чего не помню?
   - Могу, могу я это сделать. Но поверь, ни к чему сейчас это. Лучше думай, как выбираться отсюда будешь, - уклоняется от ответа косатка.
   - Ну, как!? Как прибыл сюда - так и обратно. Тем же маршрутом, но в обратном направлении. Слушай, подсвети мне своим сонаром, а то мы люди такого полезного органа лишены, а глаза здесь бессильны. Темно очень.
   Очень странное это ощущение - видеть себя со стороны. Да, ещё идущим, карабкающимся. Немного похоже на компьютерную игру. Только здесь, в реальности, пока не приноровишься управлять телом в таком странном режиме, кучу шишек и ссадин заработаешь! Вот, и Алексею, пока он добирался до дыры в стене, изрядно попотеть пришлось и коленей, локтей сбить... И под ногами не паркет и не асфальт городской, а неровный камень и скользкая грязь.
   Наконец-то Алексей у дыры. Но здесь помощь Свиса заканчивается - не берёт сонар каменную толщу. Из отверстия слегка тянет сырым прохладным воздухом. Но все попытки Левшакова пролезть в дыру на заметное расстояние заканчиваются ничем. Очень тесно! И очень быстро лаз начинает забирать круто вверх. И не уцепиться, не оттолкнуться ни от чего! При последней попытке Алексей умудрился капитально застрять - едва с паническим ужасом справился. Хорошо, Свис, всё-таки, где-то рядом, недалеко - в чувство "голосом" своим привёл. "Если б в одиночестве был - точно свихнулся бы от клаустрофобии110)," - думает человек. Отдышавшись и чуток подуспокоившись, Алексей сумел кое-как, извиваясь ужом, задом наперёд, ракообразно и заодно добавив ещё ссадин на локти и колени, выползти из дыры, обратно в пещеру: "Нет, не получится здесь выбраться!"
   - Я, в общем, и не сомневался, - спокойно комментирует Свис, - Просто дал тебе возможность самому в этом убедиться.
   - Блин! А если б я там навсегда застрял!? И, вообще - что ты предлагаешь?
   - Не застрял бы - успокоился бы, расслабился бы и сам оттуда вывалился бы. Как и в первый раз. А выбираться тебе, Пробуждающий, придётся подводной дорогой. Другого варианта, похоже, нет!
   - Ты ж сказал, что это довольно длинный путь? Я ж задохнусь, утону. Да, и просто замёрзну. Вода в этих местах прямо скажем не курортная.
   - Это да! Придётся нелегко. Но, во-первых, повезу тебя я. Ты даже шевелиться не будешь! Это первая экономия кислорода. Во-вторых, мы тебя, так скажем, успокоим: и пульс, и температуру твоего тела понизим...
   - Это как это? - прерывает своего друга Левшаков.
   - А, вот, узнаешь! Поскольку я фактически имею прямой доступ к твоей психике, то частично, слегка могу её регулировать. Если ты, конечно, не будешь активно сопротивляться и противиться такой процедуре. Так что решайся, давай, быстрей. Всё равно, другого варианта, чтобы выбраться отсюда, у тебя нет.
   - Покажи мне, всё-таки, весь путь. И сколько времени всё это займёт? - просит сомневающийся Алексей.
   Демонстрация вогнала Левшакова в глубокую задумчивость. Свис, будучи вполне в курсе мыслей своего двуного друга, не мешал, однако, ни единой репликой. После минутных размышлений Алексей решился на прямой вопрос:
   - Ты уверен, что я выживу, не утону? Это ж минут семь, восемь только по подводному туннелю плыть, а ещё потом в море до берега две, три минуты... Вряд ли я выдержу столько без воздуха и ещё дольше в ледяной воде.
   - В ледяной, как раз, большая вероятность выдержать. И я постараюсь до берега тебя донести, как можно быстрее. Дорогу я уже знаю, плутать не буду...
   Убедить Алексея, в том, что этот путь из пещеры, единственный, оказалось совсем не просто. Нет, умом он уже понимал, что карабкаться обратно по узкой и почти отвесной дыре, ведущей, в общем-то, непонятно куда - не вариант. Но лезть ещё глубже, да ещё и под воду, под очень холодную воду - не просто страшно, а очень страшно! В конце концов, на Левшакова подействовало, как ни странно, честное признание Свиса, что тот не может дать стопроцентной гарантии успеха. То есть, из этого заплыва Алексей может и не вернуться в мир живых. Но он, Свис, в любом случае постарается сделать всё возможное, чтобы спасти своего друга.
   - Ладно! Что мне делать? - решительно завершил собственные уговоры Левшаков.
   - Сядь поудобнее. Сел? Теперь ополосни лицо водой. Чувствуешь, успокаиваться понемногу начал? Дыши спокойно... Ещё спокойней... Медленней...
   Если бы Алексей ходил на сеансы психотерапии или лечебного гипноза, то заметил бы явное их сходство с тем, что сейчас проделывал с ним Свис. Через несколько минут и пульс, и частота дыхания, и температура тела человека заметно понизились. А душу Левшакова понемногу, словно сосуд водой, заполнило оглушительное спокойствие. Спокойствие, граничащее с полным равнодушием к своей судьбе. И полное доверие к голосу, звучащему непосредственно в голове. Почувствовав изменение в душевном состоянии Алексея, Свис, "подсветив" своим сонаром дорогу, скомандовал человеку пересесть с камней к нему на спину и покрепче ухватиться за спинной плавник.
   - Ещё раз ополосни лицо водой и сделай несколько глубоких, очень глубоких выдохов и вдохов... Сделал? А теперь на счёт "три". Раз... два... три! Пошли!
   И тёмная вода поглотила друзей.
   Свис плыл быстро, очень быстро, быстро, как только возможно в этом иногда очень узком и извилистом туннеле. Картинка с сонара исправно транслировалась Алексею в мозг. Вот, всего в сантиметрах двадцати над головой мелькнул выступ скалы. Вот, в метре слева - острый каменный гребень и крутой поворот за ним. Вот, Свис резко пошёл вниз, и глубина возросла ещё метров на пять, семь. В ушах звенит, холодно и уже хочется сделать вдох... Но ещё так долго плыть. И ещё совсем не видно света. "Впрочем, что там сейчас на поверхности: день, ночь?" И в голове тут же звучит ответ косатки: "Сейчас там вечер. Довольно поздно уже. Расслабься, ты скоро будешь наверху." Но вода так холодна... И так хочется вдохнуть, но... И тут Алексей понимает, что даже если бы хотел вдохнуть, то всё равно не смог бы - горло, словно железной рукой, сдавил спазм. "Спокойно, Алексей, так надо. Надо. Когда можно будет, вдохнёшь," - комментирует Свис.
   И заплыв, больше похожий на полёт во тьме, продолжился. Алексей уже давно потерял счёт минутам. Алексей уже не чувствовал ни рук, ни ног - так они заледенели. Сознание уплывало куда-то. Перед мысленным взором стали возникать картины прошедшей жизни: дрейф на СП-40 бис, Североморск, зимовка на островах Франца-Иосифа, учебка, последняя поездка к родным, на Урал, учёба в Гидромете, школа, первая любовь, смерть прадеда, смерть сестры, смерть отца, смерть... смерть... смерть... И Алексей третий раз за один день теряет сознание.
   Впрочем, Алексей не сорвался со спины косатки, не отцепился от плавника - руки и ноги человека судорожно, мёртвой хваткой, вцепились в тело Свиса. Ещё пара минут и туннель заканчивается. Свис максимально круто, но так, чтобы не соскользнуло бессознательное тело, всплывает на поверхность. Попытки "докричаться" до Алексея ни к чему не приводят. Хорошо, хоть, удалось снять спазм с гортани человека, и тот может дышать! Может, но почти не дышит! Свис чувствует, как еле-еле бьётся сердце его друга, как очень редко и очень поверхностно вздымаются его лёгкие. "Быстрее, быстрее к людям! А ведь надо ещё обогнуть мыс и проплыть всю бухту! Хорошо, хоть, сильного волнения нет," - Свис выжимал из себя максимум скорости, отслеживая при этом, как там, на спине, держится ещё тело или уже ловить надо.
   У причала людей не было. Пришлось Свису, напрягая все свои акустические возможности, кричать. "Лишь бы услышали! Ну, где они все!? Оглохли что ли!?"
   Свис уже начал всерьёз опасаться за жизнь своего друга, когда, наконец-то, какая-то женщина, выглянувшая из крайнего дома, заметила в наваливающихся на остров сумерках, странную картину у причала: кричащая, мечущаяся вдоль берега косатка и за спинным плавником морского зверя - сидящее без движения человеческое тело. Через минуту почти весь посёлок был у пристани. Саму косатку не очень боялись - все её уже знали. Это она, несколько часов назад едва не погубила, но в итоге, всё-таки, спасла РобинзОна... А про Сёму-местного почему-то никто даже не вспомнил. Косатка аккуратно подошла, притёрлась к причалу, подставила спину. Тело парня, который совсем недавно расправился с ненавистными американцами и "господином мэром", без особых сложностей снято женщинами со спины морского зверя. Только руки у него не удалось разжать - так со сцепленными в замок и сдёрнули со спинного плавника. Из Конторы выбегает прервавшая бесконечный медицинский осмотр Державина. И сначала Катерину пронизывает безнадёжный ужас - она узнаёт в лежащем на досках причала неподвижном теле, так похожем на мёртвое, Алексея. Но врач она или не врач! Взяв себя в руки, Катя склоняется над Левшаковым и после недолгого осмотра с облегчением вздыхает - и пульс, и дыхание есть. И то, и другое очень редкие, но они есть! - "Живой! Но как он холоден! Так, реакция зрачков на свет имеется111), значит ещё ничего не потеряно! Надо согреть, согреть Лёшку!"
   - Несём в дом, его надо срочно согреть! - командует присутствующими Державина. Но тут же вспоминает, что Берг отправился по следу Левшакова. Оглядывается: "Вон, кажется, Александр стоит на склоне, за мысом. И ещё кто-то рядом с ним. Надо звать их обратно - нашёлся Лёша!"
   - Александр Владимирович! Александр! Саша! - срывая связки, кричит Катерина.
   И многоголосый женский хор подхватывает:
   - Александр Владимирович, идите сюда!
   Берг со спутницей возвращаются в посёлок, а Левшакова тем временем вносят в комнату в Конторе, где Державина только что вела приём. Алексея укладывают на покрытый шкурами топчан и раздевают донага - снимают холодные, мокрые лохмотья, в которые по какой-то причине превратилась его одежда. Одеялами и шкурами укутывают с головой так и не пришедшего в сознание пациента. Катерина распоряжается принести любое тёплое питьё: морс, сладкий чай... что угодно лишь бы тёплое. Между тем измерение температуры тела градусником совсем не радует Державину - ртутный столбик даже не шевельнулся - явно меньше 34 градусов! И одеяла не помогают - тело не стало теплей ни на йоту. Самому Алексею уже не разогреться! Надо ещё больше тёплого! И оставшиеся женщины отсылаются за бутылями, банками, кастрюлями, канистрами... да, за какими угодно ёмкостями, но лишь бы с тёплой водой! В качестве грелок будут.
   В комнате остаются трое: Катерина, замотанный в одеяла Левшаков и девушка, сопровождавшая Берга. Катерина её уже знает, медосмотр совсем недавно делала. Девушку, точнее - молодую женщину зовут Мария, Маша. И она не так давно родила от насильников, но так и не приняла ребёнка, отказалась кормить. Вот, он и пополнил кладбище на взгорке за посёлком.
   Услышав от врача, что самостоятельно этот парень уже не сможет согреться и его необходимо как-то согревать, Мария задумчиво смотрит на серое лицо Алексея, едва видное среди многочисленных одеял и шкур. Потом переводит взгляд на уже явно начинающую паниковать Державину и спрашивает:
   - Скажите, а кто он Вам?
   После секундного размышления Катерина отвечает:
   - Брат, - и ещё подумав чуть-чуть, - Как брат... Младший брат.
   В глазах девушки мелькает какое-то облегчение и непонятная Кате решимость. И тут же следует объяснение:
   - Я согрею его.
   - Как? Собой? Хм... Есть такой метод.
   - Да. Так делали многие поколения моих женских предков с замёрзавшими в тундре путниками. Это нормально. И правильно. Тем более, что я хочу его... согреть.
   И не дожидаясь разрешения, девушка начинает раздеваться. Спустя полминуты смуглое нагое тело ввинчивается под одеяла и шкуры.
   - Хорошо. Но я пока подожду, посижу с вами. Пусть сначала в сознание придёт, - слегка извиняющимся голосом говорит Державина.
   Возвращаются женщины с тёплым питьём и ёмкостями, заполненными горячей водой. После непродолжительных объяснений Катерины, с пониманием кивая головами, разворачиваются и уходят.
   Спустя час Мария радостно сообщает:
   - Он задышал нормально! И веки дрожат, того и гляди откроются!
   Державина решает померить у Алексея пульс и температуру. Откидывает часть покрывал. Слегка смущается от увиденной картины - смуглые гибкие тело, ноги и руки девушки, словно змеи, оплетают обнажённое, бледное Лёшкино тело.
   - Пульс уже приличный, - констатирует Державина, испытывая почему-то лёгкую ревность. Спустя пять минут выясняется, что и температура тела уверенно повышается - уже большее 35 градусов! Но всё ещё в сознание не пришёл. Немного поколебавшись, Катя всё же решает уйти, напоследок составив всё тёплое питьё на стол, рядом с топчаном:
   - Придёт в себя - напои. Досыта. Если, что плохое с ним будет - зови. Я в соседней комнате буду. Ну, всего тебе... вам.
   И уходит.
  
   "Жара... Свет режет глаза. Даже сквозь веки. Боже, как ярко... и как жарко... Я что в пустыне? Или в печь меня засунули? Тело с боку словно расплавленным парафином облито. А ещё - чьё-то дыхание рядом... горячее... обжигающее... И дыхание это словно зовёт... Меня зовёт... Меня?" - и тут Алексей понимает, что, и правда, кто-то невидимый повторяет и повторяет его имя:
   - Лёша, Лёшенька, просыпайся. Приди в себя, милый. Прошу тебя. Очень прошу. Проснись...
   Алексей с изумлением чувствует на своих плечах, груди и шее горячие прикосновения мягких губ. А ещё понимает, что полностью обнажён и что не один он тут такой - рядом, вплотную ещё одно тело, обжигающе горячее, мягкое, податливое, женское... "Нет! На это надо взглянуть!" - и Алексей раскрывает глаза. И первое что он видит - это пламя свечи на столе. Это её свет показался Левшакову после абсолютной тьмы пещеры таким ослепительным! И только потом, слегка опустив глаза, он видит лицо женщины, что сейчас так страстно обнимает его. Лицо против яркого (а на самом деле очень тусклого) света свечи плохо различимо. Только чуть-чуть сверкают белки глаз и зубы. Женщина улыбается.
   - Ты кто? - удаётся выдавить из себя Алексею.
   - Маша. Моё имя - Маша, Мария. Но это не важно. Важно, что ты пришёл в себя. Ой! Я совсем забыла! Катя же велела тебя напоить, как в себя придёшь.
   И девушка выбирается из-под многочисленных покрывал. Мягкий свет свечи падает на небольшие грудки и плавные обводы животика, спадающего вниз, в провал между бёдрами. Стройный профиль закрывает от Алексея единственный источник света. "А красивая у неё грудь... и попа," - инстинктивно отмечает молодой мужчина. И тут же чувствует, как холодно ему без лежащей рядом женщины. Хочется, чтобы она немедленно вернулась обратно. Но сказать прямо об этом Алексей не решается. А Маша тем временем, набрав большую кружку тёплого питья, присаживается на край топчана:
   - Пей, Лёша. Это клюквенный морс. Вкусный. Тёплый.
   Кисловатая жидкость как-то сама собой мгновенно вливается в желудок Алексея:
   - Не напился. Дай, пожалуйста, ещё.
   Девушка смеётся:
   - А в туалет захочешь!? Одежды-то у тебя нет. На улице, знаешь, не лето.
   Но, однако, наливает ещё кружку и терпеливо дожидается, пока Алексей напьётся, между делом позволив молодому мужчине вдоволь насмотреться на неё. А потом каким-то кошачьим движением вновь устаивается под одеялами. Горячее девичье тело прижимается к Алексею. Руки Марии лёгкой быстрой волной пробегают по груди, животу, ногам Левшакова:
   - Тебя, похоже, нельзя оставлять в постели одного. Опять замерзать начал. Вон, колени какие холодные!
   И девушка снова по-змеиному обвивает собою Алексея. Потом Маша с требовательными нотками в голосе добавляет:
   - Но и ты, уж, обними меня. А то спина и то, что ниже, мёрзнут.
   "Слабо верится, конечно. Под столькими-то одеялами и шкурами - и мёрзнут! Но почему бы не обнять, если девушка об этом так, в прямую, просит. Тем более, что... что это приятно, чёрт возьми!"
   - А как я оказался здесь? И что это такое ты здесь делаешь?
   - Как что!? Согреваю замёрзшего путника старым проверенным чукотским способом. Или ты хочешь, чтобы я ушла? Не выйдет! Мне поручено тебя согреть. И я сделаю это. А то ты снова замёрзнешь и опять превратишься в то холодное, мокрое бревно, каким тебя принесли с берега моря. В бесчувственное совсем. Как я буду потом твоей сестре в глаза смотреть?
   - Сестре? Это ты про Катю? Хм...
   - А про кого ещё? Хорошая она. Всё понимает.
   - Ну, если так, то, конечно, оставайся. Что я ещё должен делать, кроме как спинку с попой согреть?
   - Об этом потом. Приди сначала в себя, как следует, а то только глаза открыл, а уже... бодрый такой!
   - А ты руку-то оттуда убери. Что ж ему бодрым не быть, когда его так старательно будят. Расскажи мне лучше, как я здесь оказался, как нашли меня? А, впрочем...
   - И, правда... Потом расскажу... Иди ко мне, Лёшенька.
   Некоторое время в комнате слышны только звуки поцелуев, шуршание многочисленных покрывал, ритмичный скрип топчана, сосредоточенное сопение мужчины и глубокое, в такт слитным движениям тел, дыхание молодой женщины, больше похожее на восклицания "ах, ах..." А в соседней комнате, за стеной маялась бросившая безуспешные попытки уснуть Катерина. Под аккомпанемент тихого, но такого возбуждающего скрипа, пробивающегося сквозь стену, Катя ревновала. Сама себе удивлялась и продолжала ревновать. И тут же - страстно мечтала о другом мужчине: "Что-то я сама себя не понимаю. Ох, уж, эти мы - женщины! Никто нас так не понимает, как мы сами себя не понимаем. Сразу о двоих размечталась: одного желает, другого ревнует... Всё, стоп! Хватит, дура такая! Главное - Лёшка оклемался. Это главное... А, всё-таки, какой он везунчик, этот мой... ой, наш Лёша Левшаков. И в бою выжил, победил, и воде не утонул, не замёрз, и в постели с красоткой уже, молодец-удалец такой! Ох! Окрутит его эта северная красавица. Одна я тут, одна-одинёшенька останусь. Повыть что ли по-бабьи? Нет, уж, фигушки! Спать, я сказала!" Но сон не шёл...
   Ещё некоторое время за стеной продолжаются ритмичные звуки, потом всё стихает. А ещё чуть позже становятся слышны приглушённые голоса. Не понятно только, о чём говорят. Потом - тихий смех. И опять разговоры... И, вот, уже не смех слышится из-за стены, а плач. "Он, что её обидел!?" - удивляется Катерина и у неё появляется желание зайти в соседнюю комнату, вразумить этого грубого мужлана. На правах старшей сестры. Но сдержалась, конечно. А тут из-за стены уже слышен явно успокаивающий девушку голос Алексея. "А нет! Не обидел он её. Это Маша, наверное, о жизни своей тут рассказывала. М-да, не сладко им пришлось. Что мужчинам, что женщинам. Вон сколько могил на кладбище. А Саша ещё говорил о трёх убитых мужчинах в том карьере. Ммм... Саша! Как я тебя хочууу! Да, что ж это такое!? Ну, приди же ты ко мне! Сил больше нет никаких терпеть! Дааа! Как врач, ставлю себе диагноз - типичная любовная зависимость в тяжёлой острой форме. В очень острой! Сама по себе проходит за срок от двух до четырёх, а то и пяти лет. А если лечить - то за столько же... Глушняк!"
  
   На следующее утро в Посёлок вернулись посланные прошлым вечером в Карьер фельдшер Иван и Боря-программист. На нартах они очень неторопливо, чтобы не растрясти, везли раненого Николая. А следом за нартами на тачке молодой Серёга, периодически подменяемый Борисом, вёз трофейный пулемёт. Раненым сразу же занялись оба медика. Иван рассказал Державиной о проделанном лечении и о том, что, так как рано утром раненый пришёл в себя, то было решено перевезти его в Посёлок. Как ни старались сопровождающие вести нарты по ровной дороге и без особой тряски, но даже в таком недолгом пути Николаю снова стало хуже, и он опять впал в забытьё. Так что обоим медикам и жене Николая ещё много дней пришлось потрудиться с лечением, пока раненый уверенно не пошёл на поправку.
   Проведший полночи в карауле Берг (больше некому было!) после замены его успевшим часа четыре вздремнуть Юрием, направился не на отдых, а по пути Левшакова, по которому вчера, в сумерках, до конца так и не прошёл. Следы младшего лейтенанта закончились вместе с крайними сугробами - дальше камень. Но, вспоминая слова вчерашней спутницы, Берг довольно быстро нашёл пещеру, спрятавшуюся за поворотом обрыва. Уже на самом входе, на мокром песке - следы Левшакова, ведущие вглубь, в темноту. И никаких следов в обратном направлении: "Всё, в общем, ясно. Сюда он зашёл, а выбрался уже по воде. Пещера интересная, конечно. Но масса более насущных проблем имеется, так что ими и займёмся. В первую очередь надо выяснить, что с Иванцовым и Чайкой, с нашей СП, с самолётом и с теми двумя американцами?"
   Через два часа Берг в компании с Борисом выехали на нартах к западному краю плато. Капитан уже знал, что там, на самой оконечности Птичьего мыса расположена Фактория, которую снизу со льда не видно совсем, но с которой отлично видно всё, что располагается внизу. А внизу, как раз приткнувшаяся льдина с СП. Вместо себя на организационных делах Берг оставил Логинова, достаточно шустро перемещавшегося на самодельном костыле и к удивлению быстро нашедшего общий язык с главными авторитетами Посёлка: фельдшером Иваном и, главное, с его женой - поварихой Верой, которая со вчерашнего вечера стала, по совместительству, ещё и завхозом.
   А Левшаков заспался допоздна - его не стали будить ни проснувшаяся раньше него Мария, ни Державина, здраво решившая, что молодому и, в принципе, здоровому организму Алексея полезнее всех лекарств будет сон. Особенно после его ночных неоднократных сексуальных подвигов. "Ох, понесёт Маша от нашего пострела! А он ещё удивлялся, зачем на нашем СП-шном складе столько детских подгузников!" - с усмешкой думала Катерина, умудрившаяся-таки, уснуть к середине ночи. Под тихий, размеренный скрип из-за стенки... Ближе к полудню потерявшая терпение Державина вошла в комнату и растормошила заспавшегося героя-любовника:
   - Эй, Казанова, просыпайся! Уж почти полдень на дворе, а мне надо осмотр тебе устроить, прежде, чем отменить, хм... постельный режим. Впрочем, как мне кажется, он тебе понравился. Проснулся? На градусник. И пока покажи-ка горло...
   В конце недолгого медосмотра, показавшего, что у пациента и пульс, и температура нормальные, и никаких признаков ни простуды, ни сотрясения мозга, было дано разрешение на подъём:
   - Но только сегодня ты уж поберегись, Лёша. А то ты как-то вчера перебрал... физических и эмоциональных нагрузок. И ещё, на правах старшей, так сказать, сестры... ты, как, не боишься, что вскорости отцом можешь стать?
   Толком не проснувшийся Алексей не знал, что и ответить. Он почему-то как само собой разумеющееся воспринял всё произошедшее этой ночью между ним и Машей. Более того, было такое чувство, что он просто-напросто обидел бы девушку и даже оскорбил бы отказом от близости. А сейчас, когда рациональный мозг постепенно включался в работу, начали появляться и тревожные мысли. В частности - об ответственности перед женщиной, с которой провёл такую бурную ночь, совсем не думая о последствиях - словно, действительно, мозги отключены были. А ещё ему было чрезвычайно неловко перед Катей - как легко он пошёл на секс с другой женщиной, когда влюблён совсем в другую, стоящую сейчас перед ним и выговаривающую ему, действительно, как младшему брату. "И сказать-то особо нечего," - мучительно соображает всё ещё лежащий под кучей одеял и шкур Левшаков. Голос, раздавшийся от двери, избавил Алексея от необходимости немедленного ответа:
   - Доброе утро, Лёша! Я тебе завтрак принесла, - в дверном проёме стоит Мария. В руках у девушки: пахнущий чем-то вкусным котелок и исходящая парком кружка, - Извините, я стала свидетельницей вашего разговора. Катя, можно мы с Алексеем поговорим наедине? Можно?
   - Да, конечно, - и Катерина ретируется, плотно за собой прикрыв дверь.
   "Эти женщины сознательно не дают мне одежды никакой, чтобы я чувствовал себя маленьким мальчиком. Хоть бы трусы какие были! Всё уверенней себя чувствовал бы!" - вспоминает почему-то об одежде, в принципе, не боящийся наготы Левшаков. А ещё Алексею приходит в голову сакраментальная фраза, что "теперь ему, как приличному человеку надо..." ну, и т.д., и т.п. Мучительно подбирает слова, чтобы высказать эту мысль, но как-то не склеиваются в голове слитные фразы из отдельных "правильных" слов. Заметив, что Алексей хочет что-то сказать, но находится в явном замешательстве, Маша снова даёт ему спасительную паузу:
   - Лёша, ты поешь сначала. А потом скажешь, что хочешь.
   И пристраивается на край топчана.
   - А можно сначала хоть какую-нибудь одежду мою обратно получить? А то как-то не по себе.
   - От твоей одежды одни лохмотья остались. Даже удивительно, где ты её так разодрал. Обувь и нижнее бельё разве что более-менее целые, но их ещё надо помыть, постирать. Я лучше тебе потом со склада что-нибудь принесу. Размер только скажи. Уж, для кого, а для тебя Вера обязательно что-нибудь найдёт. Потом по фигуре подгоним, чтоб хорошо сидело. А пока - зачем тебе одежда? Я этой ночью очень хорошо с твоим телом познакомилась. И мне понравилось.
   И Маша с лёгкой иронией смотрит на полусидящего, прикрытого шкурами Алексея, а тот чуть не поперхнулся куском рыбы из похлёбки.
   - Извини, Лёша. Доел суп? Давай тарелку и на, вот, кружку. Это опять морс. С разнообразием напитков тут у нас не очень. И давай лучше я сначала буду говорить. Только осторожнее - не поперхнись опять. Алексей, Лёша, я хочу тебе сказать, что ты! Мне! Ничего! Не должен! То, что было между нами этой ночью, нужно было мне самой! Вот! Моего любимого тоже звали Алексеем, как и тебя, поэтому этой ночью мне было очень легко не ошибиться, представляя вместо тебя него. Лёшу год назад убил Карон, тот которому ты прострелил голову. Ты отомстил за моего Лёшу! Этот мерзавец Карон ... он... насиловал меня... не только меня... всех женщин почти... много раз... Ты отомстил ему не только за моего Лёшу, но за всех нас, за всех женщин. И ты прикончил ещё двоих вражин. В том числе эту толстозадую скотину Конторщика, предателя! Тоже очень хорошо. А ещё я просто выполнила долг чукотской женщины - согрела замерзающего путника. Так было у нашего народа веками, если не тысячелетиями.
   - Извини, Маша, но ты как-то не производишь впечатления... ммм... традиционной северной женщины, - Алексей с трудом подбирает слова, чтобы не обидеть девушку, сказавшую столь длинную речь правильным русским языком. В её речи чувствуется хорошее современное образование, которое как-то не очень вяжется в голове Левшакова с древними, дремучими традициями северного народа.
   - Ну, так мы ж все почти здесь, так скажем, городские чукчи: Анадырь, Певек. Только, вот, дед Гыргол с женой, бабушкой Фотией, настоящие чукчи, тундровые оленеводы. Да, фельдшер Иван с женой Верой из маленького посёлка на берегу океана. Все остальные городские. Я так даже целый год в Санкт-Петербурге прожила, когда в Университет, на Восточный факультет, поступила. Но климат не подошёл - болеть начала. Пришлось на родную Чукотку вернуться. Как раз к переносу нашему сюда. А, вообще-то, я - горожанка во втором поколении. Но, однако, считаю важным и правильным кое-какие традиции нашего народа соблюдать. В частности эту. Во-первых, потому как это достаточно надёжный способ спасти замерзающего, но не безнадёжно замёрзшего человека. И, во-вторых, мы - народ маленький и нам важно не выродится. А этот обычай улучшает нашу кровь, наш генофонд. Так что не волнуйся, Лёша - если родится ребёнок, а я надеюсь, что это будет мальчик, то вырастет он настоящим чукчей, настоящим человеком.
   Наблюдая растерянное лицо Левшакова, Маша, улыбаясь, заканчивает:
   - Лёшой сына назову. В твою честь... и в память о моём Лёше, - улыбка на Машином лице тускнеет, и по лицу молодой женщины начинают тихо струиться слёзы.
   - Маша, не плачь, пожалуйста. Если ты забеременеешь, то я должен стать твоим мужем... Как-то я по другому не представляю себе этого дела.
   - Не должен, Лёша, не должен! Будь мне и ребёнку, если он родится, кем хочешь. Более того, я тебя не собираюсь удерживать около себя. Повторю - то, что было этой ночью между нами, нужно было мне самой! В конце концов, впервые в жизни лечь с мужчиной по своей собственной воле, а не потому, что тебя раз за разом берут силой. Самой соблазнить мужчину, самой взять его! Это если быть совсем уж честной перед тобой... Так что ты свободен, Лёша. А за ребёнка не беспокойся, вырастим. Женщины помогут. И спасибо, что не отверг меня этой ночью.
   "Значит, не ошибался я в своих ощущениях," - мелькает мысль в голове Алексея, но говорит он совсем другое:
   - Тебе, Маша, спасибо, что согрела меня, вернула к жизни. Но давай, всё-таки, попробуем...
   - Нет, Лёша, не пробуй. И не загадывай. Что будет, то и будет. Время покажет. Давай, я лучше тебе сейчас одежду какую-нибудь принесу. Какой у тебя размер и рост?
   Много позже, когда Алексей вспоминал ночи, проведённые с Марией, он всегда удивлялся, что не испытывал тогда своих обычных приступов брезгливости после секса. И хотя до него молодая женщина многократно была изнасилована и даже успела от насильников родить нежеланного ребёнка, но Алексеевы воспоминания о ней всегда были пронизаны каким-то почти осязаемым ощущением чистоты.
  
   После обеда возвращаются Берг с Юрием. Привозят хорошие новости: и Иванцов с Чайкой живы, и самолёт цел, и "американская угроза" ликвидирована полностью. Заодно привозят набор для переливания крови, некоторые лекарства и... заметное количество средств женской гигиены и детских вещей. Вот, и пригодились!
   Державина тут же, заполучив набор для переливания крови, начинает готовить тяжелораненого Николая к процедуре. Хорошо, что его жена знала группу крови мужа. Пара доноров уже найдена: одна из женщин и Логинов.
   А Берг, в компании с уже одетым в местные одежды Левшаковым и Борей-программистом устраивают допрос пленного. И выясняют очень много интересного! Рассказ второго лейтенанта Ричарда Робинсона несколько отличается от версии, изложенной островитянам год назад майором Диверсом. Робинсон, осознавая вину своих соотечественников, не пытался строить из себя героя, тем более, что понимал - никаких секретов своей Родины, оставшейся на Земле, он не выдаёт. Катер береговой охраны США проделал путь от порта Ном на Аляске до острова в океане неведомой планеты не за один день, а за два. Плыли после прохождения "синего креста" фактически наобум. В пути, уже здесь, на этой планете, заночевали на небольшом скалистом островке, но с удобной и спокойной бухточкой. И с домиком на берегу: "Такой же сруб, как Фактория или топливный склад." А ещё на островке обитал ужасный монстр - огромный белый медведь, который без тени сомнений бросился в воду и резво поплыл к катеру. Так что пришлось пулемётчику довольно много патронов потратить, чтобы убить этого зверя. (Берг с Левшаковым переглядываются и младший произносит вполголоса: "Умка.") А домик оказался абсолютно пустой. За исключением одной вещи - у стены стоял небольшой столик, на котором лежала чёрная плита, похожая на каменную, но не каменная. (Берг с Левшаковым снова переглядываются.) Но самое интересное, что в центре этой плиты был неведомым образом вмонтирован самый настоящий, но так и не заработавший планшет.
   - А где сейчас эта плита? - интересуется Берг.
   - Она должна быть в комнате Диверса, в Мэрии, - следует ответ Робинсона.
   - Я что-то не видел её там, - комментирует Левшаков, но потом, подумав, поправляется, обращаясь к Бергу, - Диверс сидел за столиком, покрытым скатертью. Может, под ней плита и была?
   - Ладно, проверим. Ключи от комнаты у нас есть. Продолжайте, лейтенант.
   И Робинсон продолжил. Утром, когда американцы покинули своё временное пристанище, то, огибая островок, обнаружили с другой его стороны ещё один, точно такой же домик и ещё одного огромного белого медведя. Который точно также, как и первый, без сомнений бросился в воду и очень быстро направился к катеру. На него патроны тратить не стали, просто ушли в отрыв. В скорости медведь, всё-таки, сильно катеру уступал. А потом начался шторм. Спустя пару часов заметили Остров. К нему и стали держать курс.
   - Да, и ещё. Я сразу не сказал, но ещё в первый день, когда мы пытались понять, где находимся, то по радио услышали передачу. На русском языке. О чём в ней говорилось, не поняли. Никто из нас вашего языка не знал. Сообразили только, что это русский язык. Сигнал был не очень хороший, с помехами. Но вполне хватило, чтобы узнать язык.
   Вот тут все трое русских сильно оживились. Начали задавать уточняющие вопросы. Робинсон, как мог, отвечал:
   - Раз в час шло какое-то информационное сообщение. Его даже мы узнавать начали. Потом, наверное, новости. А потом, остаток часа - русские песни и музыка. Я всё сказал. Больше ничего не знаю. Извините, можно вопрос?
   - Задавайте.
   - А что со мной будет?
   - В ближайшее время проведём суд. Народный, поскольку никаких органов власти здесь пока нет. Но сразу скажу, может, это Вас слегка успокоит - женщины посёлка о Вас хорошего мнения. Даже заступались за Вас. Так что, скорее всего, ничего сильно страшного, фатального для Вас в приговоре не будет. Тем более, что Вы уже оказались очень полезным. В смысле информации. И у меня ещё один вопрос. То, что Вы пилот лёгкого транспортного реактивного самолёта, мы уже знаем. В этом плане Вы никак не можете быть полезным. У нас такого самолёта нет. Но обладаете ли Вы какой-нибудь гражданской профессией или второй военной?
   - Ну, я неплохо обращаюсь с радиотехникой. Разбираюсь в этом, в общем. Но только в современном оборудовании, а не в лампово-транзисторном антиквариате. И гражданская профессия тоже есть. У отца, в Сиэтле, была небольшая судоремонтная верфь. Рыбацкие судёнышки, яхты разные и прочие мелкотоннажные плавсредства мы с ним и с парой рабочих ремонтировали. Так что я - вполне грамотный судоремонтный механик. Катер бы наш со дна достать... и инструменты были бы... мог бы попробовать его починить. Правда, он там, под водой, уже почти год лежит. И просто его не достать. Пробовали уже...
   На этом допрос закончили. Заперев пленного, все трое направились в Контору, в бывшую комнату Диверса. Без проблем, под скатертью обнаружили плиту. И Берг с Левшаковым убедились, что изготовлена она из того же материала, что и их плита. Посовещавшись друг с другом, сошлись во мнении, что надо бы эти две плиты свести вместе. Скорее всего, с СП сюда привезти, чем эту туда таранить. Так как, похоже, намечается "великое переселение народов". Надо всё, что можно с родного айсберга сюда перевозить.
   И тут Левшакову приходит сообщение. Прямо в голову. "Алексей, как я рад, что ты выжил! Как на счёт встретиться у причала? Ты, кстати, хотел узнать, что было, когда ты впал в беспамятство. Теперь могу рассказать, точнее показать. Если хочешь." Левшаков с некоторым сомнением ответил: "Да, я уже в принципе знаю, рассказали. Но, если ты говоришь, что покажешь, то... лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Согласен."
   - Александр Владимирович, меня Свис зовёт. Можно я пойду к нему, на причал?
   И видя недоумение на лице Берга, поясняет:
   - После всего, что со мной вчера произошло, я теперь могу с ним не только во сне общаться, но вообще когда угодно.
   Берг даже не пытается скрыть восторженное удивление и даёт "добро". А Боря-программист просто ничего не понимает пока. "Свис, дружище! Иду к тебе," - пробует мысленный контакт Левшаков. "Ну, так иди, давай," - подтверждает приём косатка.
   Спустя десять минут Левшаков увидел, что творил в минуты боевого забвения. Словно своими глазами. Поэтому его рвало. Сильно рвало. Всю душу вывернуло...
   С судом тянуть не стали - на следующий день и провели. Просто все жители посёлка, включая вновь прибывших, но исключая тяжело раннего Николая, собрались на площади перед Конторой. Благо солнышко выглянуло, наконец. Желающим дали слово. Женщины почти все высказались за то, чтобы пожалеть Робинзона, не наказывать сильно. Немногочисленные мужчины, по большей части, промолчали. Но потом добавили, что пока надо ограничить американца в праве голоса. И лишить права ношения оружия. По крайней мере, в посёлке, не на выходе. Ограничение прав - пока на год. Потом все присутствующие (кроме детей, естественно) голосуют. Почти единогласно "за". Только Борис, Юрий и Сергей воздерживаются - ворчат, что, всё-таки, не достаточно строгое наказание. Вновь прибывшие тоже воздерживаются. Кроме Логинова. Тот, к удивлению Левшакова, голосует "за", чем заслуживает благосклонные взгляды островитянок. Тут же с ошалевшего от такого "строгого" наказания Робинсона снимают верёвки. А Дик всё никак не может поверить своему счастью - он, ведь, думал, что теперь его вместо чукчей в Инферно упекут. Логинов, словно прочитав мысли американца, во всеуслышанье выдаёт:
   - А, вот, не доведётся тебе, Ричард РОбинсон, прелестей страшного русского ГУЛАГа испытать! Не срослось. Придётся тебе, гражданин РобинзОн, в качестве самого страшного наказания русский язык учить. Или чукотский, - и потом под смех присутствующих с грехом пополам переводит свои слова на английский.
   - О, йа! Йес! Да! - по-прежнему удивлённо, но уже радостно мотает головой американец.
   На следующий день с утра в поход к СП отправляется большая команда - шестеро, все здоровое мужское население посёлка за исключением фельдшера Ивана, оставленного для охраны посёлка. "Одноногого" Логинова, снова оставили за главного, а раненый Николай пока ещё надолго прикован к постели. Все, кроме Дика, вооружены - ему пока оружия не доверили. В случае опасности, стволов хватает. И запасные есть. Мужчинам предстоит на айсберге сколотить пару больших волокуш и начать методичную перевозку добра с СП в посёлок. Вот и бульдозеру достойное дело нашлось, хватит ему одной ВПП заниматься. Связаться по рации с СП как всегда не удалось - массив острова гарантированно глушил радиосвязь, но согласно предварительной договорённости на СП их ждут там сегодня к полудню. Люди идут пешком, а рядом, на нартах - груз. За два часа пересекли Поселковую долину и прошли через всё плато.
   На подходе к северо-западному распадку, спуску к берегу, Левшаков получает сообщение от Свиса: "Алексей, я тут рядом на тюленей охочусь. А ещё я нашёл медвежонка, одного из двух детёнышей Сони. Я его, понятно, не вижу, но чувствую, где он примерно. Он у тюленьего лежбища, забился в какую-то щель. Боится сильно. Плачет. Очень голоден. Сделай что-нибудь, двуногий. Мне самому его не спасти." Когда все спускаются вниз, к лежбищу, Левшаков просит приостановиться. Кто-то пользуется остановкой в санитарных целях, кто-то курит, а Алексей ищет. И довольно быстро находит. По звуку почти человеческого детского плача. Клоник забился в щель между камнями. Шерсть, недавно ещё беленькая и пушистая, теперь грязная и свалявшаяся. Ощутимо похудел и обессилел. В глазах - ужас от кажущихся огромными монстрами тюленей и от приближающегося человека: "Мамка близко подходить к ним не разрешала! И умерла вместе с братиком, когда люди сами подошли близко. Сейчас, наверное, и я умру." Так, наверное, мог бы думать этот медвежонок, если бы мог мыслить словами. Медвежонок в предчувствии неизбежного конца сжимается в комок, но внезапно обнаруживает, что всё ещё жив, а страшный двуногий держит его на руках и несёт куда-то.
   Собаки, почуяв медвежий запах, начинают злобно рычать и рваться с привязи. Алексей, остановившись, вспоминает обычное в таких случаях энергичное: "Фу!" Но почему-то произносит это не вслух, а мысленно... И внезапно собаки прекращают злобный лай и попытки сорваться с места! Алексей подходит ещё ближе и ставит медвежонка на камни пляжа. "Это детёныш, он маленький, не страшный! Он сам боится вас. И он голоден," - в какой-то странной надежде быть понятым Алексей обращается к собакам. Главная среди собак сука со странным именем Каша начинает как-то ласково повизгивать, приветливо машет хвостом и переминается с лапы на лапу. Из нарт выпрыгивают двое выживших из её последнего помёта щенков и бегут к мамке. А Каша, демонстративно повернувшись животом к медвежонку, начинает кормить своих детёнышей и призывно смотрит на Клоника. Медвежонок явно понимает, что его зовут, но боится... Там же страшные собаки! Но Каша продолжает звать его, ласково повизгивает. И голод оказывается сильнее страха. Неуверенно, шажок за шажком, но Клоник всё ближе и ближе к стае собак. Зарычавшие было кобели мгновенно утихомириваются Кашей - стоит, ей только по недоброму взглянуть на самцов и слегка рыкнуть, как те поджимают хвосты, отворачиваются и опускают уши: "Слушаемся, Госпожа!". Вот, странное дело, она заметно ниже их и слабей, но подчиняются ей рослые, свирепые кобели совершенно беспрекословно. Альфа-самка какая-то! Медвежонок наконец-то подбирается к лежащей на боку собаке, опускается на животик и, закрыв от страха глаза, тычется носом в живот Каши. Вот, нашёл сосок. Зачмокал. Каша начинает лизать лоб медвежонка. Приняла! Шестеро взрослых мужчин, повидавших и переживших многое, растроганно наблюдают картину звериного милосердия.
   Спустя некоторое время процессия снова отправляется в путь по прибрежному льду, а в нартах свернувшись в один большой мохнатый клубок спят трое детёнышей: два щенка и медвежонок... Позже, когда все вернулись в посёлок, Державина объяснила непонятливым мужчинам, что медвежонок - самочка. И поэтому её правильно называть не Клоник, а Клона. А ещё много позже, когда Клона выросла в большую и красивую медведицу, то, вспомнив "заветы" собственной матери, сама ушла из посёлка - стала жить рядом, но не вместе с людьми. Регулярно рожала медвежат от приходящих зимой на остров самцов. Детёнышей своих учила тому, чему её саму в своё время научила Соня. Так на этой планете появилась популяция белых медведей острова Чукотка, никогда не нападающих на людей и собак, более того - дружных с ними, охраняющих человеческое поселение от диких белых медведей и раз в год, в конце весны, приносящих людям и собакам подарок - тушу самого вкусного тюленя.
   Поздно вечером, когда уставшие от строительства волокуш хозяева СП и островитяне, собрались на ужин в кают-компании, Чайка, повертев в руках трофейный "Кольт" Левшакова интересуется:
   - Алексей Михайлович, а куда ты остальные два пистолета дел? Насколько я знаю, у тебя целых три трофея: этот красавец от "господина мэра" и две "Беретты" от упокоенных тобой американцев.
   - Одну "Беретту" Максу отдал, а вторую - в общую оружейку. Кажется, её Иван-фельдшер забрал. А у тебя, Степан Иванович, я так думаю, тоже трофеи имеются?
   - Само собой. Тоже две "Беретки". Одна ещё с Карьера. Вон, она в Борисовой кобуре на вешалке висит. А вторая уже здесь добыта. Я её Валерию Павловичу подарил. И ещё один интересный пистолетик имеется. Слушай, Алексей Михайлович, а давай меняться! Мне кажется, что этот третий пистолетик, как раз по руке тебе будет! На твоего брутального "Кольта". Уж, очень он мне глянулся! А!?
   И достаёт пистолет, тут же начиная обстоятельно его рекламировать:
   - "Глок-семнадцатый"! Очень популярный пистолет австрийского производства. Патрон тебе знакомый и очень распространённый - тот же 9х19 "Люгер Парабеллум", что и для нашего, знакомого уже тебе пистолета Ярыгина. Пистолет бескурковый, в отличие от тех же ПЯ, "Беретты" и этого красавца "Кольта". Лёгкий - без патронов всего шестьсот с небольшим грамм. Два магазина на 17 патронов каждый. Патрончики прилагаются. Не успел их бывший хозяин расстрелять. Не довелось. И ещё посмотри, особенность имеется. Специально для тебя, можно сказать - задняя накладка на рукоять интересная. Явно по спецзаказу сделанная.
   И демонстрирует заднюю накладку - на ней красуется рельефное изображение выпрыгивающей из воды косатки. И главстаршина, словно ища поддержки у остальных присутствующих, демонстрирует рисунок сидящим за столом мужчинам. Всем нравится, одобрительно гудят. Даже Ричард, ничего особо не понимая, тоже кивает головой, мол "вери велл, очень хорошо!" На самом деле Робинсон узнал этот пистолет - он раньше принадлежал капитану катера, лейтенанту Парсонсу. И Дику стало немного жутко от мысли, что сейчас эти люди, которые так гуманно обошлись с ним и сейчас, не делая никаких особых различий и не чинясь, сидели с ним за одним столом, ели с ним одну и ту же пищу, могли бы сейчас точно также обсуждать его, Ричарда, оружие. В качестве трофейного. Его пистолет, такая же, самая обычная "Беретта", лежит сейчас в оружейной комнате Мэрии, которую русские называют почему-то по-немецки "Конторой"112). И никто на неё, к удивлению Дика, пока не позарился. А охотничье ружьё Ричарда, ещё дедов "Ремингтон", покоится ныне на дне бухты.
   Левшаков, отойдя от общего стола, к месту, где привык тренироваться с пистолетом, выщёлкивает магазин. Пару раз лязгает затвор. Пистолет - то на линию прицеливания, то в кобуру, то из кобуры, то снова на линию прицеливания... А потом следует вопрос:
   - А где предохранитель?
   - А, вот, предохранителя нормального у него нет! - ответствует Чайка, - Обрати внимание - спусковой крючок словно бы двойной. Так, вот, второй - это не спусковой крючок, а предохранитель, без полного нажатия которого выстрела не произойдёт. Странно немного, конечно. Так что ты осторожнее, когда его будешь из кобуры извлекать и обратно засовывать - тьма простреленных ног владельцев этого пистолета имеется. Но, всё равно, очень хороший пистолет! Ну, что меняемся?
   А Левшаков, в общем-то, и не сомневался. Понравился ему пистолет - в руку лёг, как родной. Не то, что массивный "Кольт". И обмен свершается. А Чайка, словно большой кот, аж, мурлычет над "Кольтом".
   Чайка интересуется трофеем Берга, принадлежавшим раньше Диверсу. Это немецкий "ЗИГ Зауэр" P226 под тот же патрон 9х19. Но пистолет особенный - сделан из нержавейки. Аж, блестит красавец! На вопрос Чайки, почему Берг пистолет извлёк не из кобуры, а из рюкзака, тот отвечает, что пользоваться им пока не собирается, так как лучше он один раз попадёт в цель из своего старого, доброго ЧеЗета, чем два раза промажет из нового, непривычного ЗИГа. Пусть пока полежит в качестве запасного оружия.
   Ужин не затягивается - ещё много дел. Иванцов ведёт Бориса и Дика к бульдозеру - надо проверить его как следует перед завтрашним перегоном. Для этого даже прожектор на НП включили. На СП-40 бис сияние, какого станция отродясь не видела. Только один раз включали такое освещение, когда его сделали и проверяли. А Юрий с Сергеем выходят, чтобы проверить и накормить собак. В кают-компании остаются трое: Берг, Чайка и Левшаков. Командир обращается к своему старпому:
   - Алексей Михайлович, глядя на Ваш новый пистолет, мне пришла в голову идея. Мне кажется, что пришла пора дать Вам нормальный позывной. А то "Брод-3" или "МладшОй", как-то уже не уместны. Предлагаю позывной "Орка", что на латыни означает "косатка"113). Как Вам?
   - Соглашайся, Алексей Михайлович, хороший позывной, - присоединяется главстаршина.
   - А я и не отказываюсь. Мне сразу понравилось, - соглашается Левшаков.
   На следующий день, 17-го мая, ближе к вечеру, волокуша, заполненная наиболее ценным добром со складов СП и прицепленная к бульдозеру, за рычагами которого сидит Чайка, достигает посёлка. На СП остались Иванцов, наотрез отказавшийся оставлять своего ненаглядного "Кашалота", Берг и двое "коренных" островитян: Борис и Юрий. Им надо доделать вторую волокушу и загрузить её добром к моменту возвращения бульдозера с порожним прицепом. Помимо всего прочего в посёлок привезено оборудование для погружения под воду - назавтра Левшакову поручено командиром обследовать затонувший год назад патрульный катер, прикинуть, возможно ли его поднять на поверхность и есть ли в этом, вообще, какой-то смысл.
   Утром 18-го мая Левшаков, уже привычно страхуемый из-под воды Свисом, совершает первое погружение. Очень быстро становится понятно, почему людям не удалось сдернуть катер с места, когда они в самом начале пытались вытянуть его на берег - он как на колу засел прямо пробоиной на торчащем метровым столбом камне - угораздило его потонуть так, что точнёхонько пробоиной прямо на камень попасть. Сверху, с поверхности воды этих деталей не видно совсем. Тянули его канатом в направлении корпуса, то есть, как раз, в том направлении, в котором его сдвинуть принципиально не возможно! "А, вот, если его потянуть сначала точно вбок, то можно снять судёнышко с этого кола. А потом можно и вдоль корпуса вытягивать, как тогда и делали," - соображает Левшаков, - "Но с той стороны тянуть невозможно, там до берега далеко. А, вот, если за что на дне зацепить, перекинуть трос, как через блок, то может и выгорит. Потянуть-то катер надо всего на пару метров вбок. А потом трос скинуть с этого... чего-нибудь. И тянуть к берегу. Ну-ка, я пошарю на дне подходящие камни или скалы." Через несколько минут подходящий объект обнаружен - в пятнадцати метрах точно в нужном направлении, перпендикулярно от борта катера, из дна выступает здоровенный, метров пять высотой, гранитный валун. Разведка произведена, план подъёма намечен - можно и на берег. Но тут Свис сообщает, что нашёл на дне пару явно рукотворных предметов. Это оказывается два охотничьих ружья: российский ИЖ и американский "Ремингтон". "Ага! Это, похоже, оружие беглецов-неудачников," - догадывается Алексей, - "Ещё одно пополнение арсенала посёлка. Привести в порядок их только надо после пребывания под водой. Надеюсь, ничего страшного за эти несколько дней с ружьями не произошло. И хорошо хоть тела этого, как его там женщины называли... "местный" который, нет. Уже прибрал кто-то."
   После обеда приходит очередной караван с СП. И бульдозер перегоняют поближе к пристани. С грузом привезли бухту стального троса, которым собираются втягивать катер на берег. Предложенный Левшаковым план одобряется Бергом и сидящим за рычагами бульдозера главстаршиной. И под взглядами почти всего населения посёлка, собравшегося на пристани, начинается подъём катера. Левшаков цепляет катер и перекидывает трос через присмотренный в утреннем погружении подводный камень. Всплыв на поверхность, даёт отмашку Чайке. Бульдозер рычит, выпускает клубы чёрного дыма и отъезжает на несколько метров. Но катер сдвигается вбок всего на метр - трос от натяжения соскользнул с камня через верх. Левшаков опять перекидывает трос через валун. И процедура повторяется. Ещё два раза. Наконец, катер соскальзывает с камня и, несколько покосившись, залегает на заиленном дне. Алексей перецепляет трос так, чтобы удобно было тянуть судно прямо вдоль корпуса. И снова даёт отмашку главстаршине. И метр за метром катер начал неторопливое продвижение к берегу. Плавно снижается глубина. Вот, над водой появляются сначала коротенькая мачта катера, а потом и надстройка выглядывает из воды. Вот, из воды выходят поручни палубы. И, наконец, раздаётся скрежет выползшего на сушу днища катера о камни пляжа. Плавстредство спустя почти год пребывания под водой поднято! К катеру самым первым бросается Робинсон - у него появился реальный шанс поднять свою репутацию не только среди женщин, но и среди мужчин посёлка. Надо только починить катер! Быстрый осмотр показывает, что это будет очень трудно. Без материалов и инструментов. Но Берг немного успокаивает Ричарда, напомнив о складах на айсберге: там есть и инструмент, и материалы.
   Здесь автор передают слово Левшакову. А то что-то давно мы не слышали его прямой речи.
  
   Я, конечно, так и не смог по-настоящему принять, да, и толком осознать того, что говорила Маша, после нашей с ней первой, но совсем не последней ночи. Она приходит ко мне каждую ночь, что я провожу в посёлке. И каждое утро повторяется один и тот же разговор. В общем, как-то не укладывается у меня в голове вот такой подход: "Я тебя согрела, спасла - это просто долг! Ты мне ребёнка заделал - спасибо! И... свободен!" А я ж всю жизнь потом себя сволочью последней считать буду! Но Маша говорит, что это эгоизм чистой воды - типа, я только о своих чувствах беспокоюсь, чистеньким хочу остаться в глазах общепринятой христианской морали. Ну, не знаю... Хотя, вот, когда раньше у меня секс случался, то что-то я не очень торопился тем девушкам предложение делать. А, вот, Маше - каждое утро. А она мне каждое утро: "Нет!" И ещё объясняет, что это я, мол, по европейской традиции пытаюсь жить и действовать, а здесь мало того, что другая планета, так ещё и Чукотка! Типа, всё по-другому. Я и у Берга уже интересовался, может ли он, как мой командир, наш брак зарегистрировать. А он только спросил: "Девушка-то согласна?" Знает, что нет. Все знают. А Кате мне просто стыдно в глаза смотреть. Хотя... мы ж с ней почти договорились, что друг другу, как брат и сестра. Но, всё равно...
   Одно меня чуть-чуть успокаивает - не один я вопросом межполовых взаимоотношений озабочен. Макс так просто влюбился! Отчаянно и на всю голову. Вот, уж, не думал, что наш Дон Жуан на такое способен. Так уж вышло, что Берг его, временно лишённого мобильности, вместо себя в посёлке оставлял. Сам командир же мотается между посёлком и СП. Вместе мотаемся. А ещё пару раз он с Борисом-программистом или с Юрием походы на плато совершал - остров обследовал. Говорит, что земля эта - просто кладовуха полезных ископаемых и жалеет, что у нас в команде геолога нет. Впрочем, он и сам кое-что в геологии понимает - кроме уже всем нам известного и очень хорошего угля нашёл ещё и железную руду. Очень богатую - не обычный гематит, а магнетит. Ну, тот, который магнитные свойства проявляет и поэтому так и называется114). Содержание железа в этой руде больше, чем в гематите. Причём выходы руды Александр Владимирович нашёл сразу в трёх местах: в Тюленьем распадке, что на северо-западе острова, в распадке Западного ручья и на западном же склоне холма Чум. Такое впечатление, что вся западная часть острова - сплошное месторождение железной руды! А в здоровенном овраге, что к юго-востоку от угольного карьера, обнаружились выходы отличной медно-никелевой руды, очень похожей на руды земных норильских месторождений. В общем, полезных ископаемых здесь полно! Только, вот, для кого всё это богатство? И, если для нас, то, как всё это осваивать? Сплошные вопросы...
   Ах, да! Я же про влюблённого Логинова начал рассказывать, а потом увлёкся геологией. Так, вот! Берг его часто оставлял вместо себя на хозяйстве. Тем более, что у Макса это дело на редкость хорошо получается. Лучше, чем у меня получалось старпомом на СП. И авторитет он среди местных старожилов заработал мгновенно, грамотно и по справедливости распределив внезапно свалившееся на посёлок материальное изобилие. Относительное изобилие, конечно. По сравнению с тем, что было раньше. Сам Макс смеётся над моим нескрываемым удивлением - говорит, что это в нём армянская и еврейская кровь силу проявляет. А поскольку в первые дни своего пребывания на хозяйстве он ещё толком о посёлке, о его хозяйстве и о его жителях ничего не знал, то ему нужен был советчик, знавший местные реалии и при случае способный помочь скачущему на одной ноге и костыле Логинову. Как-то так получилось, что таким помощником для Макса оказалась молодая женщина по имени Тоня, Антонина. Подозреваю, что это она первой на него глаз положила, а не наоборот. Понятно, что судьба у всех местных женщин очень не простая и при американской власти им много чего пришлось пережить. Маша мне порассказала. Так что правильно мы их, американцев, на ноль помножили. Ну, почти на ноль. Тоня, естественно, не исключение среди женщин. Она тоже, как и Маша, успела родить от одного из американцев - сама не может сказать от которого. Ребёнок умер при родах. Что-то не везло этим нежеланным детям. И, как мне рассказали (ну, вы понимаете кто, рассказал), Тоня до того, как мы здесь появились, думать спокойно, без отвращения, о мужчинах не могла. Самой ей казалось, что это навсегда. Но выяснилось, что неприязнь эта относилась только к американцам, да, ещё к троице коллаборационистов. И тут появляется Макс, весь в белом! Ну, это я иронизирую. В общем, по какой-то причине Тонина неприязнь к мужчинам почти мгновенно заменилась симпатией, очень глубокой такой симпатией. К Максу. И очень скоро, ну, буквально через день-другой после нашего здесь появления, и у Логинова голова поплыла, поехала! Может быть, он просто очень озабочен... сексуально? Ну, наверное. Было бы странно противоположное. Сам такой. Но, вот, почему тогда, когда он говорит мне о "его Тоне", то у него так светятся глаза? "Тоня то!", "Тоня сё!", "Тоня такая-растакая!" Идеализирует он, конечно, "свою Тоню". Но это же нормально, не так ли? Так, ведь, всегда, когда человек влюблён. Тоня тоже! Как крылья за спиной у девушки выросли, прямо порхает по посёлку... Уже живут вместе. Обстоятельно так живут. Макс мне прямо сказал, что намерен продолжить политику своего деда на смешение народов, наций и рас. И работа, мол, уже идёт. И Тоня, похоже, не говорит ему "нет" каждое утро, как мне говорят.
   Вернёмся, однако, от амурных дел к хозяйственным. Почти десять дней мы ежедневно перевозили имущество с СП в посёлок: материалы, инструменты, включая верстаки слесарный и столярный, заточный станок, второй дизель-электрогенератор, большую часть запасов топлива, кроме авиакеросина, который оставили рядом с самолётом, обогреватели, продукты, львиную доля медикаментов и сопутствующего... Более того, разобрали и перевезли два склада из трёх. Остался только тот, что с НП на крыше. Все оставшиеся запасы в него снесли, которых на СП оставили по минимуму. Запаса продовольствия месяца на два, столько же дизтоплива, инструментов и лекарств - совсем чуток. Сегодня, 25-го мая, помимо последней порции продуктов и дизтоплива решили привезти в посёлок ту чёрную плиту, что когда-то, давным-давно, почти два месяца назад, в Туннеле Немых, что на земле, уж, извините за нескромность, имени меня, нашли. Вот сейчас и везём. Уже виден край плато, а за ним - освещённый вечерним солнцем посёлок. Красиво...
  
   После разгрузки волокуши от обычных, понятных грузов всё наличествующее и здравствующее мужское население посёлка (кроме Юрия и Дика, находившихся в этот момент на СП с Иванцовым) занялось переноской привезённой чёрной плиты. Непонятный артефакт вносят в Контору, а потом - в комнату, где уже давным-давно пребывает в качестве столешницы другая чёрная плита. Та, что привезли с собой американцы. Там уже сидит Макс, припёр загипсованной ногой открытую дверь и ждёт своих товарищей, пыхтящих под грузом. Вот, повернув ребром, вносят груз в комнату. Переставляют немудрёную мебель. Сейф мешает. Его тоже сдвигают в сторону. Скрип, грохот... Команда: "Кладём на раз, два... Берегите пальцы." Бум! "Надо сдвинуть! Чтоб ровнее лежало."
   Макс, пересевший от двери на стул возле столика с первой плитой, сквозь грохот мебели и шум сдвигаемой плиты слышит какой-то странный звук. "Откуда бы это? Вроде бы со стороны стола!" Посредине покрывающей стол скатерти тускло просвечивает сквозь ткань синий прямоугольник. И, вроде, это прямоугольник слегка выпячивает, скатерть топорщит. Логинов уже имел раньше возможность, как следует рассмотреть плиту, прикрытую сейчас скатертью. И знал, что там, посредине плиты, что-то вроде планшета. Который так никому и не удалось включить. И тут звук повторяется снова: "та-а-да-а-да-а!" И звук этот совершенно точно идёт от того самого "мёртвого" планшета! Максим сдергивает скатерть со стола. Планшет слегка выдвинут из стола, ярко горит синим и по нему бегут буквы! Русские буквы, слагающиеся в текст:
  
   Транспортируемый терминал донор-канала
  
   И ещё что-то дальше...
   - Народ, смотрите! Планшет заработал! - Логинов зовёт увлекшихся перестановкой мебели и наилучшим размещением большой плиты товарищей. Впрочем, некоторые из них уже и сами с большим интересом наблюдают за происходящим на малой плите. Народ сбивается в кучу у стола с планшетом.
  
   Активируется режим "Спасатель".
   Допустимые кандидатуры на должность Спасателя:
  
   И дальше по алфавиту:
  
   Берг Александр Владимирович
   Державина Екатерина Алексеевна
   Иванцов Валерий Павлович
   Левшаков Алексей Михайлович
   Логинов Максим Стефанович
   Чайка Степан Иванович
  
   Для инициации Спасателя лист бумаги с его личными данными и отпечатками всех пальцев необходимо положить на донор-панель транспортируемого терминала. После чего необходимо выйти из операционного зала и ждать звукового сигнала завершения процесса инициации и соответствующего подтверждения на дисплее инфоканала. Время ожидания системы от момента активации режима до ввода данных Спасателя - не более 40 минут. При превышении заданного временного лимита режим, донор-канал и инфоканал деактивируются, монокластер остаётся в автономном режиме, наблюдение за ним - в общем. Дополнительное обязательное требование - не прозрачные для инфракрасного, ультрафиолетового и видимого диапазонов электромагнитного излучения окна операционного зала.
   ВНИМАНИЕ! Включен обратный отсчёт.
  
   А дальше - плавно утекающие минуты и быстро скачущие секунды временного остатка. И уже меньше 39 минут! Первоначальные попытки пообсуждать информацию, позвать ещё людей для принятия окончательного решения и тому подобных вечевых, демократических процедур в корне пресекаются Бергом:
   - Всем слушать меня! Никого не звать, кроме Державиной. Решать, кто будет этим-самым Спасателем и будет ли вообще, будем мы, приведённые в списке. Все остальные имеют совещательный голос. Если мы, конечно, спросим совета. Уж, извините, но решать надо быстро. Вместо непродуктивных дискуссий, Иван и Борис, поручаю вам найти на складе листы фанеры и заделать ими окна. А Вам Сергей - найти бумагу и чернила для отпечатков пальцев. И, да! Сначала срочно позовите сюда Державину. Всё! Выполнять!
   И старожилы покидают помещение. Минуту спустя, приходит недовольная Катерина - её оторвали от вечернего осмотра раненного Николая. Но после прочтения по-прежнему висящего на дисплее сообщения настроение её мгновенно меняется. Четыре человека молча смотрят на своего командира:
   - Итак! Немые подали голос. Сам по себе этот факт говорит о чрезвычайной важности момента. К сожалению, с нами нет Валерия Павловича. Так что решать придётся без него. Хотя я мог бы это сделать и единолично, но в данной ситуации мы все равны - Немые нас отранжировали не по званиям и не по возрасту, а по алфавиту. Я уверен, хоть и не понятно, какие функции и права у этого Спасателя будут, но нам необходимо его выбрать! Кто считает по-другому? Так... молчание. Будем считать, что все согласны. Или сомневаются, но не против. Тогда продолжаем. Нас здесь пятеро. До Валерия Павловича не достучаться - остров надёжно экранирует радиосигнал. Поэтому выбирать нам пятерым и только из нас пятерых. Ваши предложения. Для сужения количества кандидатур - кто имеет самоотвод?
   - У меня самоотвод, - первой подаёт голос Державина, - Я - медик и спасть людей могу только в медицинском плане. А, как мне кажется, в сообщении речь идёт не о медицине, а о материальном снабжении. Я предпочту остаться врачом.
   - Полностью согласен, что о материальном. И самоотвод принимается, - соглашается Берг.
   - Я тоже делаю самоотвод, - спокойно сообщает Чайка, - Ну, какой из меня, профессионального душегуба, спасатель? Вот, если зарезать кого, повоевать с кем, то, пожалуйста. За милую душу. А спасателем!? Да, ещё на хозяйстве сидеть!? Нет, не для меня, - без намёка на шутку, абсолютно серьёзно говорит главстаршина.
   Левшаков, поколебавшись чуток в поисках внятного объяснения и так и не найдя его, тоже берёт самоотвод.
   - По-моему, тут вариантов нет, - говорит сидящий Логинов, - Командир, Вы должны стать Спасателем. Помните, Вы ещё в самые первые наши дни на айсберге говорили, что у нас здесь, похоже, есть некая целевая функция. И, вот, мы её, похоже, узнали - Спасатель. Кого спасать, по-моему, тут вариантов нет. Итак, всё понятно - посёлок наш, жителей его. А раз Вы первый поняли про... целевую функцию, то лучше всего Вам и быть этим Спасателем.
   - Ну, что ж! Тогда и мне придётся взять самоотвод, - усмехнувшись, заявляет Берг, чем очень сильно удивляет присутствующих, - Дело в том, что я считаю наилучшей кандидатурой на роль, на должность Спасателя Вас, Максим. Объясняю. Во-первых, Вы очень хорошо справлялись с делом хозяйственного руководства все эти дни, проведённые нами в Посёлке. Во-вторых, Вы показали свой рациональный, максимально честный и открытый подход к распределению материальных благ. И люди это оценили. В-третьих, Вы, в отличие от меня, проведшего эти десять дней в походах и разъездах, уже фактически свой среди старожилов. И скоро станете совсем своим. Я, ведь, так понимаю, Антонина уже дала согласие стать Вашей женой, не так ли? Вот, видите... И, в-последних! Мы сейчас очевидным образом нарушаем демократические процедуры, решая этот важный вопрос в столь узком кругу. Поэтому я считаю чрезвычайно психологически и даже политически важным сделать Спасателем того, кто уже пользуется доверием большинства людей. А это Вы, Максим! Не я.
   - А как же Вы? И, вообще, Вы - мой командир. Как я смогу... - сомневается Логинов.
   - Уверен, сможете. А как же я, спрашиваете? А мне, скорее всего... или, точнее, нам придётся искать наших соотечественников. Как вы все уже знаете, они где-то на этой планете есть. Надеюсь, все понимают, что связаться с ними жизненно важно для всех жителей нашего острова. И для нас самих.
   После этого все пятеро проголосовали за кандидатуру Логинова. Четверо "за" и один воздержался - сам Логинов.
   Тут появляются двое старожилов - тащат несколько листов фанеры и саморезы с отвёртками. Все бросаются закрывать окна. Прибегает молодой Серёга - чернил не нашёл, нет их посёлке! Но парень проявил творческий подход - закоптил лист жести куском палёного полиэтилена. Этого добра сейчас на складе достаточно. Вполне сгодится. Из бумаги нашёл только обёрточную. А, вот, бумага пока дефицит. Писчей нет вовсе. Берг, чтобы не рисковать с обёрточной, аккуратно вырывает лист из своей записной книжки. Размер у неё приличный, должно хватить места и на личные данные и на отпечатки всех пальцев. Фамилия, имя и отчество кандидата предельно аккуратно, печатными буквами, записываются в верхней части листа. Потом Макс, тяжело вздохнув, оставляет свои отпечатки пальцев. Пытается шутить: "А отпечатки пальцев ног не надо?" Немного погадав, какая из панелей та самая "донор-панель", листок кладут на бОльшую, что лежит на полу. Все выходят. Дело заняло двадцать пять минут. И ещё пятнадцать минут ничего не происходит... Тягостное, нервное ожидание... Всё! Время вышло! Неужели Немые не приняли выбор!? Что сделали не так!?
   И тут из-за закрытой (на всякий случай даже на ключ) двери раздаётся уже знакомое "та-а-да-а-да-а!" Только громче, чем в первый раз, чтобы стоящие за дверью услышали. Вбежавшие в комнату люди листка с данными Логинова не обнаруживают, но вместо него на донор-панели лежат два листа формата А4 с инструкциями: первая - Спасателю, с его правами, возможностями и обязанностями, и вторая - по использованию донор-канала115). А ещё на панели лежит два приметных пистолета: маленький хромированный револьвер "Смит-и-Вессон" в открытой кобуре и здоровенный "революционный" "Маузер" в такой же легендарной, как и сам пистолет, деревянной кобуре. И ещё там, на панели - запас патронов к обоим. Первая поставка.
   Прочитав инструкции и поняв из их текста, что пистолеты - для него, Максим снимает с пояса кобуру "Береттой" и вместо неё надевает на себя брутальную деревянную с "Маузером". А разжалованная красотка "Беретта" вместе с блестящим красавчиком "Смит-и-Вессоном" отправляются в оружейный сейф. От созерцания Макса с ремнём маузеровской кобуры через плечо Алексею вспоминается старый советский фильм "Начальник Чукотки"116). Фильм этот Левшаков как-то случайно нашёл в интернете и с удовольствием посмотрел. А теперь, вот, к месту вспомнился:
   - Ну, ты, Макс, прямо, как товарищ начальник Чукотки, из фильма одноимённого, старого, - и как ярлык на лоб Максиму прилепил. С тех пор Логинов стал для всех этим самым "начальником". Все старожилы острова именно так Макса и называют - Начальник. Или чаще - товарищ Начальник. Все, кроме его Тони.
   Помимо этого из инструкций Немых все узнали, наконец-то, как называется планета, на которой они теперь живут - Платформа-5. Странное название. Не по-людски. Ну, пусть будет так. Но это точно то же самое название, что и в книге той, что в кают-компании на СП, до сих пор лежит! То есть они в тот же самый мир, что в книге описывается, и попали!? Вывод, по крайней мере, логичный.
   На следующий день с утра было созвано собрание всех жителей посёлка. Вступление сделал Берг. Собравшимся было рассказано о событиях вчерашнего вечера и об открывшихся возможностях материального снабжения. То, что обеспечением работы этого канала будет заниматься Логинов, было воспринято женщинами, достаточно спокойно и даже благосклонно. Впрочем, они это и так уже знали. Не в мегаполисе, чай, живут. Но деталями интересовались, вопросы задавали. Но тут Александр Владимирович передал слово Логинову - пусть привыкает с народом, с людьми разговаривать. Ответив на вопросы, Максим сказал, что необходимо выбрать совет Посёлка. Ему в помощь. Выбрали. Во-первых, его самого. Потом - Берга. А ещё: Ивана-фельдшера, Бориса-программиста и самую авторитетную женщину - повариху Веру, жену Ивана. Хотели ещё Николая, но он пока не способен, слаб, раны не зажили. Решили, что потом довыбирут. После выборов Максим предложил как-то переименовать посёлок. Так как никто его на американский манер, Смит-Сити, не называет. Не лежит душа у людей к чужому названию и уже "не ляжет" никогда. Из нескольких предложений остановились на Алексеево, в память о юноше, погибшем здесь самым первым от рук пришлых захватчиков. Заодно переименовали и остров - теперь это остров Чукотка. Всё равно, его так все уже называют. А за разбившимся в непонятные времена самолётом осталась верхняя равнина - плато Дакоты. Ручей снова стал Банным. А ещё на карте появились Птичий мыс и Медный овраг. Завершив географические вопросы, Логинов (по секрету скажем - будущий председатель совета посёлка) сообщил, что с сегодняшнего дня начинает функционировать канал поставки:
   - Так, что составляйте заявки. Осмысленно только, пожалуйста. Не надо безумных фантазий. Потом на совете их обсудим, организуем очередь. Но первые несколько дней или даже недель, уж, извините, будем заказывать у Немых, которые уже не вполне немые, самое срочно необходимое. Так сегодня закажем хорошую радиостанцию. Или даже две, три. Если по лимиту массы пройдём. На этом - всё! Всем - спасибо.
   Первая поставка прошла хоть и нервно, но вполне успешно. И к вечеру всё оборудование, включая антенну, электропитание и новенькую, только что полученную от Немых радиостанцию, было готово к выходу в эфир. Хотя назвавшего себя неплохим радиоспецом Ричарда и не было, но и сами справились... Почти весь посёлок собрался у здания на Радио-мысе. Запретить людям это не было никакой возможности, да, и желания. Дверь не стали закрывать, чтобы не поместившиеся внутри хоть что-то слышали. Щелчок включения питания. И начинают обшаривать эфир. Для начала - длинные волны. Шипение, треск быстро прогоняемого диапазона... и эфир запел. На русском языке! Голос актёра Ножкина выводит: "Да вот только узнает ли Родина-мать одного из пропавших своих сыновей?"117) И Радио-мыс взрывается от многоголосого восторженного вопля:
   - Урааа! Аааа! Наши! Нашиии! - кричат и русские, и чукчи, и мужчины, и женщины, и малые дети. Собаки в посёлке испуганно лают. Свис, ближе к вечеру заплывший в бухту, удивлённо высовывает голову из воды...
   Находящиеся в здании радиостанции решают не тянуть, не искать чего-то другого, иноязычного. И выходят в эфир, накладываясь на звучащую музыку:
   - Остров Чукотка вызывает русскую радиостанцию, вещающую на данной волне! Повторяю - остров Чукотка вызывает русскую радиостанцию. Как слышите нас? Перехожу на приём.
   Сначала никакого ответа нет. Но Берг раз за разом повторяет в микрофон сообщение. Через пару минут раздаётся какой-то грохот и долгожданный ответ: "Ух, ты ж!? Чукотка!? Ну, дела! Аж, со стула упал." Потом музыку выключают и один голос:
   - Здесь замок Россия! Повторяю - замок Россия. Слышу Вас хорошо! Слышу Вас хорошо. Минуту обождите - Главного позову.
   Шорохи, стуки... и тот же приглушённый голос: "Алексей Александрович, поднимитесь срочно сюда! Чукотка на связи... Ну, какая, какая? Чукотская такая Чукотка. Остров такой есть на Платформе, оказывается... На каком языке? По-русски говорят... Жду." Пока Главный шёл в радиорубку радист из замка предложил перейти на другую волну. Перешли. Отстроились.
   Потом пришёл этот самый Главный, представился Сотниковым, Президентом Русского Союза. Союза! Вот, дела! Берг в ответ о себе сказал, как есть - капитан третьего ранга такой-то, начальник дрейфующей станции СП-40 бис и, чуть подумав, добавил - временный военный комендант острова Чукотка. Потом представил Логинова, как главу гражданской администрации, правда, не забыв упомянуть его воинское звание.
   А дальше с обеих сторон пошли краткие сведения о Чукотке и о Русском Союзе. В том числе и о расстоянии между ними. Берг запросил широту, на которой расположен замок Россия и для определения разности долгот - актуальное астрономическое время в замке. Сообщил свои. Когда услышал ответ, слегка поморщился: "Далеко". С той стороны с интересом выслушали информацию Берга о наличествующем у острова канале поставки. Берг, как мог, иносказательно об этом говорил, шифровался, но на той стороне, похоже, поняли. Одобрительно хмыкнули, сказав непонятное: "Не бросили, значит, Смотрящие."
   В конце радиообмена со стороны замка Россия поступает предложение на присоединение к Русскому Союзу. Сообщаются условия присоединения. И что от этого хорошего будет Чукотке. Понятно, что пока - мало чего. Слишком далеко. Но не навсегда же так! И с Русским Союзом в этом мире считаются. Просто так остров уже не обидят. По крайней мере, подумают сначала. На размышления Чукотке дают день... нет, два дня. Дело, всё-таки, серьёзное. Может быть, островитянам покажется лучше самостоятельными остаться. Думайте, люди, в общем. Но в замке Россия, всё равно, рады, что вы, чукотские жители, нашлись!
   А, уж, как островитяне рады! Поступают скоропалительные предложения тут же дать согласие. Но Логинов, переглянувшись с Бергом, остужает горячие головы:
   - Нет, друзья! Давайте, всё-таки, слегка охладимся и включим мозги. Обдумать это дело надо, как следует. Понятно, что они свои. Но уж очень далеко - навскидку больше трёх тысяч километров. Завтра поточнее расстояние скажу. Да, и связь уже завершилась. Нас послезавтра в это же время будут ждать. А, скорее всего, и завтра, и после послезавтра. Так что потерпим, подумаем день, два.
   Вечером совместные расчёты Берга и Логинова показали, что разница по долготе между островом Чукотка и расположенным к востоку замком Россия составляет сорок пять с половиной градусов, то есть три часовых пояса. А расстояние между ними с учётом того, что Замок лежит на широте земного Сочи, а остров - немного севернее широты Санкт-Петербурга, чуть больше трёх тысяч шестисот километров! Не долететь на "Кашалоте"! Ему и на треть дистанции топлива не хватит.
   "Итак, что остаётся? Только катер ремонтировать? И на нём? Но, знаете ли, три тысячи шестьсот километров!? Понятно, что и ему не дотянуться," - размышляет Левшаков, - "Как-то безнадёжно всё..." Упаднические мысли младшего лейтенанта прерывает командир:
   - Алексей, Вам задание на завтра. С утра грузите водолазное снаряжение на волокушу и с транспортом - обратно на СП. Необходимо проверить состояние айсберга: плотно ли засел, каково состояние подводной части... Ну, не мне Вас уже этому учить. Но, повторюсь, главное - насколько крепко он держится на мели. Вечером, с докладом - обратно.
   На следующее утро разомлевший в тёплой кабине бульдозера Левшаков в который раз пересекал плато Дакоты и всю Чукотку с востока на запад. Сидящий за рычагами главстаршина только посмеивался, глядя на клюющего носом после очередной полубессоной ночи напарника - давал тому выспаться перед погружением.
   Свис уже дожидается своего друга, рассекая океанские волны, накатывающиеся на южную оконечность айсберга. Явно развлекается. Иногда выпрыгивает и совсем как дельфин-маломерка кувыркается в воздухе, рассыпая светящиеся радугой на ярком солнце мириады брызг:
   - Сил девать некуда другу твоему, лейтенант. Красота! - комментирует зрелище главстаршина. А сам с явным удовольствием и завистью наблюдает за очередным воздушным кульбитом морского монстра. И, спохватившись, осуществляет выпускающий контроль готовому к погружению водолазу.
   Погружение прошло спокойно. Никаких синтетических акул не покушалось на жизнь и целостность маленького аквалангиста, сопровождаемого косаткой. Алексею пришлось погружаться довольно глубоко - подводная часть айсберга, всё-таки, под пятьдесят метров. Выяснилась довольно интересная вещь. Глубина моря здесь у самого берега приличная в среднем больше пятидесяти метров. И только в одном месте меньше - от оконечности Птичьего мыса под воду уходит гряда. Вот на эту гряду и налетел своим телом айсберг. Совсем небольшой участок айсберга застрял, но застрял капитально. И ситуация чем-то похожа на засевший на колообразном камне катер, что совсем недавно вытащили со дна морского. "Картина-то похожая, но никакого бульдозера не хватит, чтобы айсберг стянуть с этой гряды. Похоже, безнадёжно," - с сомнением думает Алексей.
   Вечером, уже в Алексеево, завершая свой доклад, Левшаков сделал предположение, что снять айсберг с мели может, пожалуй, только шторм в купе с каким-нибудь сильным приливом.
   - Как мне кажется, сезон весенних штормов здесь ещё не вполне закончился, а ближайшее новолуние и, соответственно, самый сильный прилив - через неделю. Так что ждём пока... Пока айсберг, как Вы утверждаете, ещё вполне цел. С месяц у нас есть. А потом я и сам не решусь отправляться на нём в длительное плавание. Ждём! И, как пионеры, будем готовы, - подводит итог Берг.
  
   Ещё утром Чайка с Левшаковым выезжали на СП "из просто посёлка Алексеево, что на острове Чукотка", а вернулись в "Чукотский автономный округ" Русского Союза! Проведя полночи в разговорах, а иногда и в спорах, жители посёлка почти единогласно решили не ждать ещё один день, а сообщить о своём согласии уже сегодня. И голоса отсутствующих: ни безвылазно сидящего на СП Иванцова (сейчас в компании с Диком), ни напарников, ни вернувшегося вместе с ними Юрия решения изменить не могли - всё равно, большинство "за" получилось бы. Впрочем, все четверо - тоже "за".
  
   Комментарии к главе 11:
  
   110 - Клаустрофобия - боязнь замкнутого пространства, тесноты, давки. Одна из самых распространённых фобий.
   111 - Реакция зрачков на свет пропадает при температуре тела меньше 27 градусов Цельсия.
   112 - Многозначное русское слово "контора" имеет происхождение из немецкого языка, от слова "kontor", означающее "офис", "бюро".
   113 - Биологическое название косаток - Orcinus orca (лат.).
   114 - На самом деле, название минерала "магнетит" происходит от античного города Магнесия в Малой Азии. Но минерал действительно проявляет магнитные свойства.
   115 - С полным текстом обеих этих инструкций можно ознакомиться в книге Вадима Денисова "Стратегия. Спасатель", издательство Армада & "Издательство АЛЬФА-КНИГА", Москва, 2012, страницы 17-19 и 343-345, соответственно.
   116 - "Начальник Чукотки" - советский чёрно-белый фильм-комедия, поставленный на киностудии "Ленфильм" в 1966 году режиссёром Виталием Мельниковым. Премьера фильма в СССР состоялась 17 апреля 1967 года. В главной роли "начальника Чукотки" снялся замечательный советский актёр Михаил Кононов (1940-1999). Логинов, конечно, внешне не похож на героя Кононова. Но "Маузер" и место действия вызвали у Левшакова однозначные ассоциации.
   117 - Строки из песни "Я в весеннем лесу..." из кинофильма "Судьба резидента". Слова и напев Е. Аграновича.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"