«Взгляни на себя! Ты отвратительна мне: мерзость, грязь. Твои ноги не достойны ступать на землю! Радуйся, что ходить не можешь, самое достойное тебя — пресмыкаться. Скройся от света, мерзка тварь, ты не должна появляться перед человеческим взором. Богиня сделала хорошо, придав тебе вид мерзости, которой ты являешься. Не смотри на меня! Не смотрит!»
Она отвернулась от колодца и вскинула руки к лицу. Змеи нежно шелестели, свиваясь в кольца, извиваясь по её плечам. Она повернулась, и тонкий позвоночник изогнулся в точности как змея под белой кожей. Опустившись, она поползла вперёд, перебирая руками по полу. Толстый хвост, покрытый блестящей, чёрной чешуёй, извивался по гранитным плитам древнего храма. Её пальцы чувствовали каждую неровность, каждую трещину, ощупывая их внимательно, как усики лангуста, её когти царапали каменный пол. По низким ступеням она сползла с постамента, где находился колодец с низкими бортиками, вода в котором была такой же чёрной, как и её длинный хвост. Путь к колодцу шёл меж высоких колонн, поддерживавших тяжёлые своды полуподземного храма. В полумраке едва можно было различить древние фрески на стенах, узоры на колоннах со стёршейся позолотой. Пол усеивали мелкие обломки и пыль. Все, что можно было найти в этом богами забытом месте, это тьма, эхо, и, конечно же, статуи. Она не могла смотреть на них, она ползла мимо, не поднимая глаз, и видела лишь каменные ступни.
Они приходили сюда, словно было мало того, что она скрылась ото всех. Оставив мир, отыскала удалённый остров и этот заброшенный храм, добровольно похоронив себя в могиле из камня и воды, чтобы не причинить никому зла, спряталась. Но им мало было знать, что она далеко. Они не могли смириться с тем, что где–то обитает чудовище, и приходили сюда раз за разом.
Она поднялась над полом, прижалась щекой и плечом к холодной колонне.
«Ты отвратительна мне. Ты мерзость, почему, почему ты родилась?! Ты осквернила себя, ты допустила это. Ты должна была убить себя, но допустила это. Мерзкая, гадкая!»
Она прижала руки к животу, уже начавшему округляться.
Как она ненавидела себя! За то, кем была, за то, чем стала.
Дева-богиня, бесстрашная, беспощадная. В её храме искала она убежища, но богини не воюют с богами. А наказать за осквернение храма Повелителя океанов — немыслимо. Расплата настигает того, кого может поразить.
Она не могла простить себя, отвращение разъедало её изнутри. То, что она допустила сотворить с собой…
Совсем немного света, лишь глоток свежего воздуха, и она вернётся обратно в темноту…
Она поползла к выходу, через коридоры, перебираясь через обломки камней — может, когда-нибудь вход в храм завалит окончательно. Шершавый камень царапал ей живот.
– Куда ты, сестра?
Она оглянулась на две тени, жавшиеся к стенам. Справедливые боги, они редко оставляют человека одного в его наказании, и выбирают тебе «спутниками» в личном аду самых твоих любимых.
«Милые сёстры… Богиня, кто бы, кроме тебя, догадался, как сделать мой кошмар ещё ужаснее? Заставить ежедневно мучиться от осознания вины. Разящая дева, я лишилась права на твоё покровительство, осквернив твой храм. Да буду я проклята с твоего благословения, Дева–воительница.»
– Хочу взглянуть на небо.
– Будь осторожна.
– Буду.
Свет режет глаза как стекло. Остаётся только лежать, опустив голову, сквозь змей и пальцы смотреть перед собой на песчинки и лишайник, на жучков, копошащихся в траве, ждать, пока глаза привыкнут к свету.
Остров, на котором лишь камни и кустарник. Она охотилась, чтобы прокормить себя и сестёр, на коз, скакавших по склонам острова. Она разила почти без промаха, её стрелы всегда находили цель.
А ведь раньше она не знала крови. Она не отнимала жизни, этот вечный круговорот смерти и рождения проходил мимо неё. Теперь она несла гибель, в её глазах жила смерть всему живому. И она несла жизнь в себе.
Её тело сжималось, она бросала себя с силой, преодолевая расстояния от валуна к валуну, скользила по склонам и ущельям. Она охотилась в сумерках рассвета и в полдень грелась на камнях под открытым небом. На солнце её чешуя начинала сверкать как серебро. Под утёсом плескались волны океана, обитель её ужаса. Если бы ей только хватило мужества решить всё в один миг.
Никто не вступился за неё. Никто не пожалел. Для неё не нашлось справедливости. Боги не сражаются с богами, не ради смертных. Боги берут, кого пожелают.
Из её груди внезапно вырвался пронзительный, резки крик, она вскинулась с камня, вцепившись пальцами в голову, и змеи с шипением вздыбились вокруг её головы.
Нужно было оставить это место, но здесь они были достаточно далеко от людей, сюда не забредали случайные путники, нельзя было столкнуться с одиноким пастухом, здесь она не могла навредить невинным людям. Если бы только её оставили в покое, она прожила бы свой век в забвении, отучила бы себя выходить на солнце, привыкла к мраку пещеры. Если бы только её оставили.
Она скользнула с камня вниз, на ходу сняв со спины колчан. Бросила мёртвого козлёнка в тень под валун, приблизилась ко входу в пещеру, скрытому за горбатой спиной камня, тело которого утопало в земле почти по макушку. Запах крови козлёнка перебил другой, она не учуяла его сразу. Так пахнет кровь, но не животного.
– Сфено… Эвриала…
Что–то будто лопнуло, как натянутая плёнка, в её голове, кровь отхлынула от лица.
Они лежали рядом на камне, побуревшем от крови. Их обезглавили сонными, их тела кто-то разрезал, словно боялся, что будет недостаточно отсечь им головы.
– Сестрёнки…
Ёе руки затряслись.
– Нет. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет…
Она рассмеялась, резко оборвав смех, подняла одну голову, поставила на камень, потянулась ко второй, отдёрнула и сжала дёрнувшиеся руки. Губы снова дёрнулись в улыбке.
Запах.
Он ещё внутри. Он пошёл дальше, когда расправился с ними, он искал её.
Она скользнула ко входу, подхватив колчан с земли.
Темнота как занавес сомкнулась у неё за спиной. Едва слышный шорох чешуи по каменному полу. Дыхание лёгкое, как тень. Взгляд в темноту.
Где ты? Ты здесь?
Слышу.
Она двумя пальцами оттянула тетиву. Короткий звон и тупой звук удара — стрела застряла в щите. Топот от колонны через зал. Она выхватила вторую стрелу и послала вслед первой, услышав, как она клюнула камень. Снова быстрые шаги. Он возник из темноты, разрезав воздух мечом. Мелькнул змеиный хвост, и меч высек искры из камня. Шипение змей, оскал острых клыков. Красная полоса на белой коже, вскрик, полный боли.
Она выпустила лук и метнулась в сторону, растворившись в темноте. Его тяжёлое дыхание совсем близко, так близко, что кажется, она может почувствовать смрад.
Рывок в сторону. Хвост щёлкнул пустоту, в ответ сверкнуло солнечным зайчиком лезвие. Она извернулась, выгнувшись дугой, лезвие ударило по чешуе, из колчана посыпались стрелы. Тонкая рука зацепила лук. Змеиная тень растворилась среди теней.
Кто вручил ему этот меч и щит, кто дал способ добраться сюда незамеченным?
За что, могучие боги?
Лопатками вжавшись в камень, она почти не дышала, прижимая ладонь к животу, а из под пальцев бежала кровь, во мраке казавшаяся чёрной, как вода в колодце.
Её взгляд напряжённо ищет его глаза, но наталкивается нас стрелу, лежащую у подножья колонны.
Бросок!
За её спиной топот и лязг металла. Она скользнула в проход между колонн, пальцы сжались на древке. Поворот головы, тяжёлый выдох, резкий запах пота, смешавшийся с запахом сырости и земли. Кольца хвоста взметнулись в тщетной попытке заслониться. Глаза широко распахнулись.
Зеркало щита отразило лицо девушки в обрамлении шипящих кобр.
«Обманщик».
Голова её полетела на пол.
Он наклонился, — кобры зашипели, и он едва успел отдёрнуть руку. Через минуту они уже утихли, и он засунул голову в мешок.