Слева от дороги, на валуне, свесив руки между колен, сидел полуголый человек. Его кожа казалась золотистой от загара, его волосы почти до белизны выгорели на солнце, хотя густые брови, двумя резкими чертами сходившиеся к переносице, остались черны, как сажа. Он широко улыбался, обнажив два ряда крупных жёлтых зубов: уголки его губ были приподняты резко вверх, и улыбка казалась несколько застывшей, а всё лицо выражало какое-то ожидание, будто человек замер в предвкушении, что сейчас ему скажут нечто очень интересное и забавное.
Солнце светило ему в спину.
– Куда ты идёшь? – повторил он с тем же выражением, без тени недовольства от того, что ему не ответили сразу.
– Я не должен отвечать тебе, – произнёс Сур, хмуро глянув на человека.
– «Не должен» или «не можешь»? – спросил человек, чуть приподняв брови и перестав улыбаться.
– Не должен.
– Но ведь можешь?
– Могу.
– Тогда почему бы не ответить?
Сур подавил вздох и потёр заслезившиеся от солнца глаза.
– Я иду к Одинокой Горе.
– Зачем?
– Вот видишь! Потому-то я и не хотел говорить: один вопрос порождает другой, и так до бесконечности.
– Так что именно ты не любишь: вопросы или ответы?
– Вся эта беседа похожа на бред, – проворчал Сур, шагнув мимо камня. – Я не знаю, кто ты, и мне не интересно. И говорить с тобой мне не хочется.
Он зашагал дальше по дороге, шаркая стоптанными сандалиями и поднимая в воздух пылевые облачка, оседавшие ровным, жёлто-серым слоем на подоле его плаща.
– Можно подумать, ты когда-то с кем-то разговаривал! – весело крикнул ему вслед Вопрошающий, – никто ни с кем не разговаривает: все просто стараются высказаться сами, и используют чужие реплики как повод.
Сур не ответил.
Под синим-синим небом лежала пустыня. Оголённую ветрами, растрескавшуюся от жары землю усеивали гранитные обломки, некоторые выше человеческого роста, корнем уходящие так глубоко в землю, что об истинной величине камня могли судить лишь те существа, которые обитали в недрах. Кое-где из трещин в земле пробивались низенькие кустики, чьи ветки торчали в разные стороны, как колючки.
По пустыне шёл человек, с головы до ног укутанный в песочного цвета плащ, сливавшийся с фоном пустыни. Голова и плечи его были обмотаны платком. Хотя песочная пыль всё равно пробивалась под одежду, неприятно скрипела на зубах.
Человек шёл по дороге, проложенной через пустыню слишком давно, чтобы кто-то мог вспомнить имена её строителей, или зачем её проложили. Вернее, не совсем так: кое-кто помнил, зачем. Смутно, мешая собственные догадки с крупицами правды, но помнил. Тому, кто обладал этим в высшей степени бесполезным знанием, было не с кем им поделиться, если бы Сур не спросил, знание исчезло бы навсегда, и Дорога стала бы просто дорогой. Но пока ещё (хотя бы для одного человека) она несла своё древнее имя, которым, конечно, нарекли её люди, но от того не менее значимое –– Дорога Бога.
– Ты идёшь один?
Сур остановился. Вопрошающий стоял, прислонившись к гранитному обломку и скрестив руки на груди, с интересом взирая на Сура.
– Снова ты… – с досадой пробормотал Сур.
Шагнув мимо, он оставил Вопрошающего позади на дороге, но, через какое-то время, тот, видимо, нагнал его, потому что снова оказался у него за спиной.
– Тебя это устраивает? То, что ты идёшь один?
– Устраивало, – ворчливо отозвался Сур, – никто не мучил меня болтовнёй, пока ты не появился.
– Тебе доставляет такую муку мой голос?
– Скорее твоя навязчивость. Почему ты думаешь, что, если я не хочу с тобой говорить сейчас, что-то изменится в будущем?
– Будущее вообще не однозначно, – пожал плечами Вопрошающий. – Сейчас ты уже говоришь со мной, хотя когда-то не слышал вовсе. Может быть, пройдёт время, и ты даже прислушаешься.
– Думаю, это было бы ошибкой.
– Скорее всего, – не стал спорить Вопрошающий.
– Отстань от меня, – Сур так и не обернулся, но он слышал, что человек остановился. – Зачем ты вообще преследуешь меня?
– А, может, мне просто по пути? – предположил Вопрошающий.
Он отстал, а Сур продолжил идти вперёд.
Но горы не становились ближе, они всё так же возвышались над горизонтом, далёкие и от того будто невесомые, похожие на облака. Солнце стояло в зените. Над пустыней парила какая-то птица, слишком высоко, чтобы распознать: может быть, ястреб, или сокол. Иногда она издавала громкой, пронзительный клич.
Яркое солнце слепящим светом заслоняло половину неба –– в полдень взгляд от земли не поднять.
Сур сделал остановку в тени огромного обломка скалы.
Чем ближе он подходил к горам, тем крупнее становились камни вокруг. Можно было подумать, что когда-то здесь шло сражение, и неизвестные великаны разбрасывали камни, и они падали, и осколки их летели дальше и разлетались по всей пустыне. Здесь мало что росло, мало что двигалось, однако лишь на первый взгляд могло показаться, что пустыня мертва: жизнь приобретает причудливые формы, чтобы выжить, и многое в пустыне было не таким, каким казалось. «Притворщиком» мог быть любой камешек, любая тростинка, и даже дотронуться до них было не всегда верной проверкой, ибо, наученные жизнью, они умели ждать. Их притворство заходило так далеко, что хищникам приходилось проявлять чудеса ловкости и смекалки, чтобы не остаться голодными. Каждому живому существу, если только оно намерено выжить, приходилось приспосабливаться.
– А я знаю, куда ты идёшь.
Тень Вопрошающего, вставшего у него за плечами, легла у ног Сура.
– Это Дорога Бога, значит, ты хочешь добраться до храма.
Сур опять не ответил, поэтому Вопрошающий заговорил опять:
– На самом деле там нет храма, это миф.
Тут уже Сур не выдержал:
– Почему миф?
– Потому что храмы люди строят для себя: все эти изощрённые попытки в дереве, камне или металле передать величие, которое, по их мнению, должно превозносить их веру в Бога. Ты же не думаешь, что всё это нужно самому Богу?
– Тогда что там?
Сур развернулся, однако за спиной у него уже никого не было.
– Там пещера, – ответил Вопрошающий, который обошёл камень с другой стороны, оказавшись теперь справа от Сура. – Всего лишь пещера. Раньше людям нужно было не много: любое убежище, в центре которого водружается булыжник — алтарь, уже могло смело именоваться храмом. В конце концов, это только место, где собираются единомышленники, чтобы обсудить идеи, с которыми все они, в целом, согласны. Им не было нужды доказывать себе и всему миру, что их убеждения самые лучшие, так что они не очень-то и старались.
– Значит, что-то там всё-таки есть, – кивнул Сур. – Мне вполне достаточно и этого.
– В самом деле? Многих на твоём месте посетило бы разочарование.
Сур мог бы возразить, что он не «многие», но тут он поймал себя на том, что проклятый незнакомец снова умудрился втянуть его в разговор, разозлился и так резко встал, что едва не расплескал воду из фляжки, которую держал в руках.
– Уже уходишь?
Сур заткнул горлышко фляги, убрал в заплечную сумку и, раздражённо печатая шаг, пошёл прочь от камня.
Вечер застал его в тени горы. Дорога упиралась в гору, дальше пути не было. Можно было бы попытаться пройти вдоль преграды и поискать тропу, но дорога оканчивалась здесь, значит, и путь следовало продолжать с этого же места.
Из кустов-колючек Сур сложил костёр, на котором поджарил свой ужин. Ночи в пустыне холодны, но скала прикрывала его от ветра, а огонь согревал.
Сур лежал на спине, внимательно наблюдая за тем, как темнеет край неба, за которым скрылось солнце, и как одновременно разгорается противоположная сторона небес, зажигая звёздную сеть.
Потом он уснул, а утром проснулся.
Костёр прогорел, оставив серое пепельное пятно, и Сур разметал угли, и стал готовиться к восхождению. Длинным поясом он подвязал полы и рукава плаща, чтобы не путались и не мешали, закрепил сумку, чтобы не болталась на спине.
Скала принадлежала ещё одним обитателям пустыни –– муравьям. Странные чёрные насекомые суетились без видимой причины, перебегая туда-суда, то ли что-то выискивая, то ли передавая какие-то сообщения, но вся их возня Суру казалась беспричинной, поскольку результата их суеты он не видел.
Чем выше он поднимался, тем крупнее попадались ему муравьи. Он и сам чувствовал себя муравьём, карабкающимся по склону, кажущемуся со стороны ровным, однако пальцы упорно, раз за разом, находили новую выемку в граните и вцеплялись в неё не хуже муравьиной лапки. Не сказать, чтобы это доставляло ему радость. Сур с удовольствием обошёл бы скалу, и о том, какое расстояние отделяло его теперь от земли, он старался не думать. О том, сколько до него свалилось отсюда таких же искателей –– тоже.
Добравшись до небольшого (всего в две ладони шириной) выступа, Сур остановился, чтобы дать отдых рукам. Руки и ноги у него дрожали, а дыхание участилось, но, по крайней мере, ветер иссушал пот, и пальцы не скользили по камню.
– Обязательно нужно было сюда карабкаться? – окликнул его Вопрошающий.
Сур запрокинул голову и выругался сквозь зубы: каким-то образом Вопрошающий умудрился обогнать его, вероятно, забравшись наверх ночью, хотя как ему удалось не свалиться, оставалось только гадать. Перегнувшись через край, он взирал на Сура с азартной улыбкой.
– Наличие выбора –– всего лишь иллюзия, – прохрипел Сур.
– Что?
– Да, мне нужно было сюда карабкаться! – прокричал Сур.
– Ты мог и обойти скалу, – заметил Вопрошающий.
– Тогда я не попал бы туда, куда мне нужно.
– Ну, куда-нибудь ты, безусловно, попал бы. И то место могло бы быть не хуже того, к которому ты стремишься.
– Но это было бы не то место! – разозлившись, крикнул Сур. – Если для тебя нет разницы, то для меня она есть!
– А в чём разница?
– В другом месте я не смог бы достичь цель, которую преследую.
– Смени цель.
– Ты несёшь чушь.
– Не более других!
Вопрошающий скрылся, будто и не было его.
Последнее усилие, и Сур, задыхаясь, перевалился через край. Ему потребовалось несколько минут, чтобы хоть немного восстановить дыхание и спокойно оглядеться.
Он стоял перед входом. Темнота не пугала его, и он вошёл без колебаний.
Короткий путь через мрак окончился полутёмной пещерой. Свет попадал сюда через несколько щелей в потолке, через них же поступал и ветер, не позволявший воздуху застаиваться в каменных стенах. Неровный потолок пещеры напоминал нёбо, часть площадки скрывалась под горкой осыпавшихся камней. Кое-где стены и пол несли следы обработки, но едва заметные, почти сгладившиеся.
Никакого алтаря, конечно же, не было.
– Так что ты собираешься делать?
Вопрошающий вынырнул из темноты, будто отделившись от стены, с которой до того сливался.
– Наверняка ты уже догадался, – грубо отозвался Сур, сгружая на пол сумку.
– Пока ты не озвучил своё намерение, оно лишь твоё достояние, и догадки других по этому поводу будут неправомерны.
– Ишь, как заговорил, – хмыкнул Сур. – А что ты знаешь об этом месте? Ты, кажется, вообще знаешь чересчур много для обычного прохожего.
Вопрошающий ухмыльнулся и с задумчивым видом прикоснулся к гранитной колонне, поддерживавшей свод. Колонну создала сама пещера, люди лишь немного изменили её в соответствии с собственными представлениями о красоте.
– Это место всегда было известно как самое близкое к Богу. Говорят, что отсюда любой человек будет услышан. Люди молились здесь, просили о том, что им было необходимо.
– И получали ответ?
– Кто знает?.. – пожал плечами Вопрошающий. – Но ты пришёл ведь не для того, чтобы помолиться.
– Говорят, что здесь можно изменить мир. Если докричаться до Бога, то мир изменится.
– В какую сторону?
– Для меня нет разницы.
– Ты знаешь, что есть мир? – спросил Вопрошающий, и, не дождавшись ответа, продолжил: – Те, кто молились здесь давным-давно, верили, что где-то и когда-то Бог спит, и видит сон, и снимся ему мы, вся наша Вселенная. Не известно, снится ли ему хороший сон, или же он видит кошмар, но, если только Бог проснётся, сон оборвётся, а, значит, мир изменится: станет лучше или хуже, соединившись с реальностью, или, что вернее, исчезнет вовсе. Может быть, затем Бог уснёт снова, и снова увидит сон, но уже не про нас, даже если сон будет тот же.
– Так это возможно, или нет? – требовательно спросил Сур. – Докричаться до Бога? Разбудить его?
– Отсюда –– да.
– Хорошо, – пробормотал Сур.
– Тебя устроит такой исход? – спросил Вопрошающий, с любопытством наблюдая за Суром. – Один шанс из трёх, что станет лучше. А что, если мир исчезнет совсем? Или сделается ужасен? Тебя это устроит?