Аннотация: "Когда взвоет сирена, а город наполнится запахом смерти, жженной резины и нашатырного спирта ты вспомнишь все, но стекловата будет последним воспоминанием." Короткий рассказ о скоротечности жизни, разности судеб и односторонности смерти.
Мартин достал из холодильника старую фляжку и подошел к окну. Его всегда завораживал вид ночного города с высоты пятнадцатого этажа. Закурив сигарету, он направил взор вдаль и как всегда начал размышлять о насущном. Вдалеке дымили трубы фабрик и котельных, наполняя и так перегруженный пейзаж белым дымом. Огни уличного освещения вперемешку со светящимися окнами невысоких домов создавали ощущение наполненного жизнью города. Наполненность это то, чего ему всегда не хватало. Мартин чувствовал себя подобно фляге, не залитой до горлышка, но постоянно изливающейся в чью-то глотку. Ему всегда было интересно, чем занимаются люди, не спящие в столь поздний час. В голове пролетали события из недалекого прошлого и ворох проблем, перемежаясь с ними, помогали уйти в себя и задуматься о будущем. Со стороны всегда казалось, что жизнь Мартина переполнена несуразностями и контрастностью, однако сам он думал иначе. Жизнь его, хоть и отличалась от остальных, но была банальной и обыденной до безобразия. Мартин часто думал о том, что живет как-то неправильно, он хотел быть другим. Хотел быть похожим на отца, погруженным в проблемы, которые чудным образом всегда разрешались. Фортуна часто была на его стороне, но в последнее время решила сыграть с ним в злую игру, подкинув пару неприятностей в не до конца прожитую и испитую жизнь.
Переведя свой взгляд вниз, на машины, проносящиеся под окнами средь автострад, он задумался о том, куда бы ему сейчас поехать. А ехать было не к кому, он был совсем один в этом огромном мире. Чужие жизни, останавливаясь на светофорах, замирали на мгновение в его памяти и снова уносились по жилам асфальтных дорог.
За окном мороз, но ему приходилось наслаждаться им наравне с сигаретным дымом, который никак не хотел покидать его квартиру и всегда возвращался назад. Рассвет через четыре часа, но спать, как всегда не хотелось.
Мысли Мартина остановились в тот момент, когда он заметил на горизонте ровную полосу тумана, подступающую все ближе к границам этого мира. Тонкая, как казалось издалека, полоса белого дыма наступала на все, что было перед ней, она касалась домов и поглощала их, огни автомобилей останавливались и замирали перед тем, как исчезнуть. Плотный туман поглощал высокие трубы заводов и кондитерской фабрики проглатывал их, не давая даже поблескивать сигнальным огням дымоходов.
Где-то вдалеке завыла сирена, наполняя ночной город паническим движением, хаосом. В холодном воздухе пронеслись тонкие нотки страха, а кожа Мартина покрылась игольчатой щетиной. Сирена взвыла еще ближе, где-то около автовокзала. Мартин бросил сигарету и ринулся к телефону. Сеть была перегружена.
Он многого не успел сказать тем, кто уже давно засели в его сознании. Каждый раз Мартин откладывал всё на потом. Думал, что успеет, ведь жизнь по человеческим меркам довольна длинная, а люди, окружающие его, никуда не денутся. Но в тот момент все изменилось, весь его иллюзорный мир обрушился за секунду. Гигантская волна чувств, подобно цунами накрыла и выплюнула безжизненное тело на берег смерти, где только и оставалось ждать своей очереди. Вереница тел протянулась на сотни километров за горизонт событий, и продолжала ползти конвейерной лентой, ни на секунду не сбавляя темп.
Воздух впитал в себя запах смерти, запах жженной резины и нашатырного спирта, запах слез и ржавчины. Вмиг город потемнел, замолкли сирены и некогда белые окна почернели. Впрочем, как и кожа Мартина. Он медленно сползал по стене, подставив ей спину, а грудью вдыхал белый туман, вползавший в открытое окно. Субстанция, погружаясь в легкие, напоминала стекловату, которой когда-то утепляли уличные теплотрассы. Она обжигала горло, расцарапывала проход к телу и медленно с болью проникала внутрь, оставляя после себя мертвую биомассу.
Мартин уже потерял сознание и не чувствовал боли, но его подсознание продолжало мыслить. Оно цеплялось, как шимпанзе за хрупкую ветку, которая тотчас обламывалась, под тяжестью тела. Оно хваталось за яркие и светлые моменты недолгой жизни своего хозяина, прогоняя кадрами киноленты все свое существование, включая отрывки сновидений и эмоциональные мечты о будущем. Каждый кадр становился контрастнее и ярче предыдущего, но с тем же темпом он уплывал вдаль, улетал в бесконечность со скоростью света. В конце концов он превращался в крошечную белую точку на черной скатерти, уже усыпанную миллиардами таких же крупиц. Последний кадр улетел туда и исчез, слившись с собратьями. Ничего не осталось от сознания, оно со всеми мыслями и событиями зарылось в обожженную сферу и вспыхнуло.
С тех пор она мерцает, напоминая о существовании некогда хорошего, а может быть и плохого человека, мы об этом уже вряд ли узнаем.
- Папа, а когда я умру, я тоже буду там?
- Ты не умрешь, милая. Не умрешь... Божьей милостью ты зажжешь такую звезду, которую, я верю, никому не погасить никогда.
Он закрыл ей глаза ладонью и уложил к себе на колени. Откинувшись на кресло-качалку, стоящее у окна, он запрокинул голову назад и уснул. Дым медленно вползал в комнату...