"Точно сидишь у воды и видишь: с непередаваемой четкостью отражены в воде облака, небеса, берег; все утрировано, ненатуральна четкость очертаний; вдруг какие-то мутные пятна и тени к отражению не относящиеся, бороздят контур его, в месте облака видишь: облако, пересекающее стайку подводных рыбок - рыбки - в небе?!"
А. Белый.
На протяжении ХХ века театр абсурда завоевал прочные позиции в театральном мире. Основоположниками этого направления в драматургии считаются Ионеско, Беккет и Сартр. Их пьесы настолько вошли в репертуары театров, что воспринимаются некоторыми наравне с классикой.
Николай Васильевич Гоголь традиционно (если верить школьным, да и большинству ВУЗовских учебников) считается у нас писателем сатирическим, а его произведения - социальными комедиями или, в лучшем случае, комедиями положений или характеров. Так ли это, или на литературные труды Николая Васильевича можно взглянуть с иной точки зрения, автор работы и пытается проверить, взяв для примера пьесу "Игроки".
Увертюра вторая.
Логично предположить, что если есть направление, то есть и некие законы этого направления, его типологические черты. Это если говорить в общем. А если переходить на личности (читай - на театр абсурда), то:
--
Ни одно понятие здесь не имеет точного, доказуемого смысла.
--
По ходу действия создается ощущение кажущейся бессмысленности происходящего - как в данную секунду, так и в целом.
--
Присутствует эффект манипулятивности: механистичные персонажи просто обязательны и, соответственно, обязателен "кукловод".
--
Герои, которые недослышат, недопонимают друг друга.
--
Отсутствует желанная развязка, а в конце наличествует "эффект пустоты", неисполненного желания - не реализовываются надежды героев пьесы, обманываются ожидания зрителей.
--
Зритель (или читатель) театра абсурда покидается в своеобразном "драматургическом вакууме", где нет ни конца, ни края. Зрителя оставляют гадать (совсем как Шарлотту в "Вишневом саде" у Чехова): "А кто я? Зачем я?"
Безусловно, этот список характерных черт далеко не полон. Он охватывает лишь (не основные, нет!) интересующие автора вопросы.
Для завершения вступительного слова хотелось бы добавить еще одно: есть мнение, что театр абсурда - это настолько точное отражение реальности, что никто эту реальность не узнает...
С чего начнем?
А начнем мы самого начала - с жанра. Удостоверимся, что "Игроки" не являются трагедией или комедией в чистом виде. Прошу лишь учесть, что подробное доказательство этого высказывание не входит в план моей работы, так как подробное (а иного и быть не должно) раскрытие данного тезиса "тянет" ну минимум на диссертацию.
Самим Гоголем "Игроки" названы "драматическим отрывком". Что, в сущности, говорит только о композиции и структуре пьесы, максимум - об "отрывочности" сюжетной линии, само же по себе жанром (в строгом понимании этого слова) не является. То есть, не несет никаких типических черт: не говорит ничего о характерах героев и типе конфликта.
Сразу же откинем безумную мысль, что "Игроки" могут быть трагедией. Ибо в трагедии обязательно наличие трагического героя и трагического, неразрешимого конфликта. Трагический же герой есть носитель трагической вины, состоящей в том, что он вынужден бороться с законами не земными, но небесными. Причем в борьбе этой он заранее обречен - на смерть. Ихарев под этот "портрет" слишком явно не подходит.
Следовательно, "Игроки" должны быть, по меньшей мере, комедией. Тут, наверное, уместным будет вспомнить самого Гоголя, который в одном из своих писем называл "Игроков" даже "не комедией", а лишь "комическим отрывком".
Вспомним, что конфликтом комедии является конфликт между персонажами и общественными, социальными нормами. Цель этого противоречия - осмеяние, разоблачение героев, критика их привычек и наказание пороков.
Теперь рассмотрим конфликт "Игроков" и его соответствие данному. Ситуация, которая здесь возникает - ситуация обманутого обманщика. С какими такими общественными нормами "борется" Ихарев? Вопрос риторический и по сути своей абсурдный. Потому как Ихарев ни с чем не борется.
В пьесе и близко не наблюдается типичного разрешения конфликта. Безусловно, главный герой - то есть Ихарев - вроде бы наказан... а все-таки торжествует порок: Утешительный и компания без особого труда дурят Ихарева. Причем делают это так залихватски, что автором делается неутешительный вывод - как ни старайся, всегда "под боком отыщется плут, который тебя переплутует"... Что-то далековато от комедии в чистом виде. Данный тип если и можно назвать комедией, то только комедией с "черным юмором".
Далее - о фарсе. По Гоголю, основой комедии может стать "какой-нибудь смешной или не смешной, но чисто русский анекдот". А в основе фарса лежит "не что иное, как театрализованное рассказывание анекдотов" (опять верю Бушуевой и не лезу в словарь).
--
Проверяю себя: "обманутый обманщик" - это анекдот? Анекдот, да еще какой. Ура!
Но если разобраться, то анекдот есть не что иное, как несовпадение, несоответствие ожиданий читателей (зрителей, героев...) чьим-то реакциям или каким-то ситуациям.
А ведь абсурд - "это печальные и смешные несовпадения, а не `не пойми что'" (это замечательное определение театру абсурда дает С. Юрский).
Вот чем-чем, а несоответствиями Гоголь изобилует. О них-то и пойдет речь.
"Город, которого нет".
Здесь возникает сразу несколько вопросов. Во-первых, несоответствия чего и чему? Во-вторых, когда и как они возникают?
Попытаюсь разобраться, для начала ответив на второй вопрос. Несоответствия возникают, когда зритель, читатель или герой ждет от событий иного развития, чем те принимают в действительности. Желаемое - за действительное. Иллюзию - за реальность
Мир же "Игроков" представляет собой ничто иное, как иллюзию.
Здесь прежде всего, следует обратить внимание на то, что действие пьесы ни разу не выходит за пределы гостиничной комнаты, в которой живет Ихарев. Мир пьесы и существует только как его комната. Можно только догадываться, что скрывается ее стенами. Догадываться - то есть домысливать, фантазировать.
--
Опять же: желаемое - за действительное...
Иными словами, мира за пределами этой комнаты не существует. Реальна только она. И все персонажи, выходящие из нее, будто пропадают из действия. Исчезают (кстати, в пьесе есть и персонаж, совсем "сгинувший" в этот иллюзорный мир, но об этом позже).
Зазеркалье (лирическое отступление N 1).
В качестве некоего доказательства предыдущего, позволю себе дать описание интерьера, в котором происходят события "Игроков" в сценической версии режиссера Ю. Еремина.
Сцена разделена на три плана. На первом стоят чемоданы, придавая некий оттенок сиюминутности, сидения на чемоданах, то есть возможности быстрого исчезновения. За тонкой занавесью (и это уже второй план, на котором и происходит основное действо) виден гостиничный номер - тот, в котором чуть позже поселится Ихарев. В углу комнаты до поры до времени дремлет старомодный граммофон, напротив него тихонько замерло пианино (мотив соперничества старины с техническим прогрессом?). Основной цвет обстановки - приглушенно-зеленый, лишь чуть разбавлен красным пятном огромного абажура над круглым столом, - прозрачный намек на тему игорного дома. На стене уютно устроился чей-то портрет: это наблюдает за происходящим сам Николай Васильевич Гоголь. А за следующим пологом и скрывается третий, таинственный план. Но первый взгляд кажется, что там точно такая же комната, только зеркально отраженная от предыдущей. Но стоит приглядеться, и замечаешь, что полог - не полог, а подернутое патиной старинное зеркало во всю стену. И не комната за ним вовсе, а лишь зеркальное отражение. Тот самый "миражный мир".
"Нельзя было лучше передать дух миражной жизни, чем создав миражную интригу комедии". Мираж - обманка. А обман - иллюзия. Иллюзорный мир...
"Подобно тому, как в "Ревизоре" на уровне Хлестакова делается проблематичной идея ревизии, а в "Женитьбе" на уровне Подколесина - идея женитьбы, так и в "Игроках" на уровне Утешительного делается проблематичной идея игры (как игры карточной)".
--
Как говорится, два в одном: и миражный мир, и желанное несоответствие.
Ведь если исходить из буквальной трактовки названия пьесы, то "Игроки" должны быть в первую очередь о карточной игре. О людях, которые играют в карты. О том, во что же играют персонажи пьесы, разговор впереди, сразу ясно лишь одно: карты здесь - не более, чем ширма для прикрытия иной, более важной игры.
Подробнее на теме игры я остановлюсь позднее, здесь же позволю себе прикрыться цитатой из Ю. Манна: "Компания Утешительного реализовала некарточную игру, некарточный обман, при котором карты были использованы лишь как вспомогательное средство, как род бутафории".
А так как мир этот иллюзорен, то нельзя верить ничему, оттуда пришедшему: ни игрокам, ни чиновнику, ни самому Ихареву. Все, в конечном счете, окажется обманкой, перевертышем, мистификацией.
"Хорошо, - вздохнет придирчивый читатель, - но при чем же здесь абсурд?"
Абсурд в том, что главный герой, попав в иллюзорный мир, начинает вести себя в нем, как в реальности. Живет по своим (вполне реальным!) законам, пытаясь переиначить его на свой лад. А про то, что Ихарев - реальный персонаж, а не часть иллюзии, разговор будет впереди.
Часть иллюзии (лирическое отступление N 2).
Вспоминается мне спектакль "Ревизор" Александринского театра, поставленный Фокиным и не так давно показанный в Москве. На мой взгляд, совершенно замечательно в этом спектакле сделана сцена рассеивания иллюзии у Городничего (фамилию актера, его играющего, я к сожалению запамятовала).Сначала он мечтает, но не просто на словах. Его мечта претворяется в жизнь, причем самым буквальным образом. По мере его размышлений перед глазами зрителей предстает блистающее золотом убранство дворца. И вот уже бал, и все танцуют, счастье кажется безграничным... Но иллюзия - как ей и положено - тает, оставляя его ни с чем. Городничий в отчаянии цепляется за ускользающую из рук колонну, на какой-то момент ему даже удается ее удержать. Финал этой сцены легко предсказуем и очень забавен: колонна уезжает вверх, а герой остается обнимать низенький пьедестал.
Персонажи.
Итак, Ихарев попадает именно в иллюзорный, ирреальный мир... Не все персонажи этого мира одинаковы. Делятся они, соответственно, на реальных и иллюзорных.
Реальные персонажи, они же кукловоды, стремятся сами вести игру и управлять ситуацией. К ним принадлежат Ихарев, Утешительный, Глов-младший.
Иллюзорные же - не более чем картинки, куклы, подчиняющиеся чужой воле и не продвигающие действие ни на шаг вперед: Швохнев и Кругель, Замухрыжкин и Глов-старший.
Но пойдем по порядку.
Ихарев. Он-то как раз и играет именно в карты, кстати - единственный из всех этим живет. Игра для него - способ заработка на жизнь.
"Эх, хотелось бы мне их обчистить! Господи Боже, как хотелось бы! Как подумаешь, право, сердце бьется".
Ихарев - шулер. Карты для него, как для шулера - профессия, и жизнь, и болезнь.
Деньги достаются ему мошенничеством за игральным столом, но не просто мошенничеством, а "потом, трудом". С выигранных денег и жить можно роскошно, да и детям в наследство будет что оставить. Ихарев пытается манипулировать не самими людьми, а лишь их карманами. Да так, что денежки побыстрей перетекали из чужих кошельков к нему.
Утешительный. Этот не так прост, и играет не ради заработка, а ради самой игры. Не пытается "честно" обыграть в карты, а обдуряет, обманывает. Манипулирует сознаниями людей, играет на их алчности. Он - кукловод, любящий дернуть за ниточку и посмотреть, что же из этого получится. При этом не испытывая никакой жалости и к собственным соратникам по обману. Яркий пример - Глов-младший.
Глов-младший - тоже из числа реальных персонажей пьесы. Он, единственный из всех, вынужден вступить в сговор против Ихарева. У него нет иного пути, кроме обмана:
"... поневоле стал плутом. Меня обыграли в пух, - кстати, нигде не сказано кто его обыграл: Утешительный или кто другой, - рубашки не оставили. Что же мне делать, не умереть же с голода?"
Вот он - мотив игры Глова-младшего: играть, манипулировать, чтобы не умереть с голода. Кстати только этого мальчика становится по-настоящему жалко. Он как раз и остался ни с чем, ведь даже у Ихарева крах не полон, раз осталась Аделаида Ивановна.
Следующая группа - персонажи иллюзорного мира. К ним принадлежат Швохнев, Кругель, Замухрышкин и Глов-старший.
Швохнев и Кругель. Этих двоих можно назвать людьми-призраками. Вроде они существуют, а вроде как и нет: им не дано никаких самостоятельных действий. За "разрешением" на каждый поступок бегут к Утешительному, без его одобрения ничего не делают. У них даже и в мыслях нет попытки манипулировать другими. Они - словно второстепенные актеры при хорошем режиссере. Помощники, без которых невозможна игра, но не самостоятельные личности. Доходя до абсурда, их можно назвать руками, способными держать карты. Руками без людей.
Замухрышкин и Глов-старший. Роль этих вообще сводится к полному абсурду. Они - декорация, необходимая для правдоподобности предложенного Утешительным сюжета. Нужный ему визуальный ряд. Безусловно, этот "визуальный ряд" сделан очень талантливо и убедительно. Но предназначение этих персонажей - лишь декор рассказов Утешительного, так как своей цели в игре (да и своей игры) они не имеют.
Всех персонажей иллюзорного мира объединяет то, что они находятся под воздействием других персонажей (то есть Утешительного и Ихарева, а кому их них это "воздействие" удалось, вопрос уже другой). То есть по сути своей эти персонажи становятся механическими игрушками, предметами в руках.
--
Вдумаемся: люди становятся предметами. Абсурд? Абсурд!
И наоборот: неодушевленные предметы обретают статус живых людей. О ком я? Конечно же, об Аделаиде Ивановне, заветной колоде карт.
"Вот она - заповедная колодишка - просто перл! За то ж ей и
имя дано: да, Аделаида Ивановна. Послужи-ка ты мне, душенька
так, как послужила сестрица твоя..."
"Душенька", "послужи, как служила сестрица" - эти фразы есть не что иное, как материализация предмета. Аделаида Ивановна из вещи ставится реальным персонажем, без которого невозможно развитие сюжета.
NB: Вспомним спектакль Романа Виктюка, в котором колода карт была живым человеком. Аделаиду Ивановну играла Маргарита. Терехова.
Итак, в "Игроках" есть два мира. Есть и персонаж, являющийся между мирами связным. Это Алексей, трактирный слуга. Действительно, он с самого начала знает об обмане и с самого начала этот обман поощряет. Он - стороннее лицо в этой интриге, не преследует никаких целей и в игре не участвует. То есть участвует только как передатчик информации, пособник, а не самостоятельный компаньон Утешительного.
Гаврюшка - последний оставшийся персонаж. Герой, которому плохо в реальности: плохо быть слугой, ему хочется другой доли.
"... что за житье господам на свете! Куда хошь катай! В Смоленске наскучило, поехал в Рязань, не захотел в Рязань - в Казань..."
Далее Гаврюшка уже не только размышляет, а мечтает, какой город будет лучше:
"Рязань или Казань? Казань будет потому партикулярней, что в Казани..."
И это уже похоже не просто на мечту, а на обдумывание плана действий. А раз есть план, будет и шанс этот план реализовать. Поэтому Гаврюшку, соответственно его желанию, и забирают в этот иллюзорный мир.
Фраза Алексея: "Пожалуйте в кухню, там для вас приготовлено". Что именно приготовлено и для чего - не сказано. И Гаврюшка уходит, больше на сцене в пьесе не появляясь. А учитывая, что уходя со сцены персонаж исчезает, тает в иллюзорном мире, легко получить вывод: Гаврюшка растворяется в иллюзии, уходит в мечту.
Таким образом, взаимоотношения персонажей строятся по принципу их не-общения. Каждый из них моделирует поведение другого. Общается не с ним, а с собственной иллюзией. Не замечает, что действие развивается не по созданному им плану.
Развязка.
"Кольцевая структура пьесы в ХХ веке станет характерной чертой театра абсурда: последняя сцена это повторение первой с той лишь разницей, что в ней осуществлена инверсия персонажей". При чем тут "Игроки"? А при том, что вся эта история повторится вновь в другом городе. Компания Утешительного затеет новую игру. Ихарев вновь попытается кого-то обыграть: быть может с прежним результатом, - и опять окажется в дураках, а может сам станет Игроком, подобным Утешительному.
--
Он "схватывает Аделаиду Ивановну и швыряет ею в дверь. Двойки и дамы летят на пол".
Заключение.
Из всего вышеизложенного следует, что заданная в начале работы теорема более или менее доказана. "Игроки" действительно живут в мире театра абсурда.
Кроме того, не могу не согласиться с Сергеем Юрским: "Говорят, Ионеско считается зачинателем театра абсурда. Не знаю... Не думаю...Достаточно вспомнить произведения Гоголя <...> - тоже тот еще абсурд. Абсурд не в смысле глупости или невежества автора, а в том смысле, что автор доводит некоторые жизненные явления до абсурда, и тем высмеивает их, преувеличивает порок и тем выставляет на всеобщее обозрение. Конечно, можно сказать про такие произведения: это, дескать, нежизненно! Но если вдуматься, здесь все взято из жизни, только преувеличено, а потому наглядно и смешно. Вот как в кукольном театре для детей: там тоже самые невероятные рожи у кукол, но дети все равно знают, что куклы - они как люди. Вот и здесь вроде того, только для взрослых. И потому мы смеемся, что узнаем знакомые характеры".