Данный текст был обнаружен при весьма странных обстоятельствах после пожара случившегося в одном из катеджных поселков города Алматы. Подробности этой истории всем давно известны (во многих СМИ проходили сюжеты, появлялись статьи), но по-прежнему, как считаю некоторые, здесь много неясного и даже мистического. Вот, например, этот дневник! На пепелище двухэтажного особняка не осталось ровным счетом ни одной вещи из имущества хозяев - все сгорело дотла! Однако дневник, удивительны образом, уцелел (оплавилась только обложка, да станицы приобрели характерный желтоватый оттенок). Почерк разборчив, листы нумерованы, так что мы предлагаем Вашему вниманию полную версию дневников некого господина. Все выводы и предположения делаете сами.
13 ноября. Снег.
Врач говорит мне, что записи помогут тренировать память и иные функции мозга, что, конечно же, ведет к скорейшему выздоровлению. А еще и моторика суставов, еще помогает отвлечься от ненужных мыслей и курения... Боже, как курить-то хочется, умираю! Но нельзя, ну не то чтоб нельзя - не желательно.
Хотя соображаю я довольно живо, и с координацией у меня вроде бы порядок, чувствую себя нормально. НО лечение продолжается теми же темпами, что и в то время, когда я походил на овощ, даже рот открывать самостоятельно не мог. Правда, не помню, когда было такое. Этот период у меня словно туманом окутан. Просто в один прекрасный день проснулся, натянул на себя одеяло, мерз ужасно, а еще и мышцы во всем теле будто внутри иголками набиты. Так бывает, когда во сне руку или ногу отлежишь, а тут вся мышечная ткань, да еще и больно до чертиков. Проснулся непонимая, зачем я здесь и что произошло, но, конечно же, преобладала боль. А потом стало полегче...
На улице целый день шел снег. Красиво конечно смотреть из окна на белые пушистые хлопья, но как-то уж слишком зябко, хотя здесь тепло и даже жарко.
Телевизор не работает - отключил. Такое молчание, тишина такая. Порой пройдет кто-нибудь по коридору, аж пугаешься - сердце бьется в такт шагам. В последнее время я полюбил такую голодную тишину, она меня вводит в состояние транса. А больше этого транса у меня-то в жизни ничего и нет. Странно, правда? Окружения опутывает как проводка на хорошем космическом корабле - провода и их сплетения повсюду, а мне одиноко. Даже не одиноко - пустынно. Может это от столь редких визитов? Увидели немощного и отвернулись? НЕТ, они ожидали нечто другое - инвалид на каталке, с поддельно веселым лицом, но НЕТ, не меня нынешнего. С виду-то все нормально, а как начал говорить и двигаться, аж судороги прошли по толпе собравшихся - до чего неприятно это все наверное со стороны выглядит.
Но я учусь, я развиваюсь, и врач говорит, что дела, медленно но верно, идут на поправку. Я им еще всем докажу, всем-всем-всем! Плохо меня еще знают! Я и не на такое способен!
Вот только это чертов снег. Все валит и валит... Достал! Уныло... НО я вдруг полюбил это уныние, есть в нем своего рода созерцательная истина, иной ход мышления и времени.
Прекратился бы только снег.
14 ноября. Сон.
Коварство здесь в другом, коварство здесь во сне! Пока ты бодрствуешь, все вроде бы ничего, отмечаешь какие-то детали, вехи событий, в общем, вливаешься в нормальную жизнь, становишься тем, кем был раньше. А может даже лучше? Ха! Даже для шуток находишь время...
Повседневность - это мелкие камушки на гравиевой дороге, по которой бежишь. И не только камушки - это все: осколки стекла, бумажки, фантики, куски шин и лужи бензина. И вот именно как ты их отмечаешь, улавливая сначала зрением, а затем уже и рецептарами мозга и есть подлинный ТЫ. ТЫ сложен, мозаичен, состоишь из всего того хлама который видишь пробегая по дороге. Еще конечно огромные горы, скрытые туманом в вдалеке, это и есть основа, важнейшие приоритеты в жизни, для каждого свои: семья, работа, творчество... Что там эдакого можно придумать? Столпы они в Африке столпы, просто кто-то замечает их и успевает добежать вовремя, а кто-то так и зацикливается на мелочах, меж тем как горы разъедает туман. По сути дела же, и горы и мусор на дороге и ты бегущий, все состоит из одного и того же - хлам, продукты переработки, только в разной степени разложившиеся...
Снег лег на землю ровным, белым покрывалом, и я отправился гулять в парк. Шел пока корпуса клиники не скрылись совсем из виду, пока не остался один среди высоченных тополей. Их верхушки даже загнуты от ветра. Небо хмурое. Или мне хочется, что бы оно таковым было.
Нашел заброшенную аллейку, по ней видимо уже сто лет никто не хаживал, и начал бродит - до забора и обратно, так несколько раз. Ходил и думал, наблюдал шоссе за изгородью, по нему мчались машины, кто быстрее, кто медленнее. Они такие далекие от моей жизни, они вообще далекие от любой жизни, если так уж разбираться.
Прошелся пару раз от одного конца аллеи до другого, вытоптал своего рода тропинку; вокруг снег нетронутый, девственный, резко контрастирующий с пасмурным небом.
Так тяжело, так неприятно... Как-то сама собой в голову пришла тупейшая мысль - лечь под один из тополей, укрыться белесым снегом и уснуть. Пусть мне снятся эти чудовищные кошмары, что преследуют по ночам и не дают покоя ранним утром. Пусть они приснятся мне здесь и сейчас на холодной земле под леденящим кожу снегом. Снитесь же! Я просто перевернусь на другой бок и сладко чмокну губами. Может и умру.
Вся правда в снах, не так ли?..
Непостоянство форм и размеров... На самом-то деле в них ничего страшного, в них нет даже картинок. Сны я вижу другими чувствами, но только не зрением. Нет, конечно, во сне оно у меня есть, однако использование его черевато...
Походи на психоделический трюк, ЛСД, вспышки, только не перед глазами, а где-то внутри сознания. Огонек распален и сверкает, готовый вот-вот стрельнуть как некачественная китайская петарда. А стреляет очень больно, сразу просыпаюсь, но не от того, что страшно, просто от одиночества. Целый мешок мыслей, и когда их все раскидаешь по нужным строчкам, и пробелы поставишь, где требуется, наступает утро.
15 ноября. Явь.
Бывают такие дни, когда все перемешано - кубинская демократия и шведский индустриализм, обед и приход родни. Сегодня у меня гостила жена. Непонятного много после себя оставила, вот я и пытаюсь теперь вечерком все свои переживания описать. Скорее всего получится многословно и не без сумбура, но может, удастся отыскать рациональное зерно в хитросплетениях слов!
Первое что запомнилось - это выражение лица. Его никак нельзя назвать искусственным, но благодаря ему понимаешь - какая ты всё-таки не привлекательная женщина!! Твою-то мать!
И за что меня природа наградила, засранца! Ее лицо словно говорит, мне не меньше тяжело чем тебе, я смертельно устала... а вместе с тем воск морщин медленно вялится на костре собственного грехопадения.
Мне до жжения в мочевом пузыре противно и я начинаю говорить - пусть немного покривится, вот это действительно тяжко для людей переносит разговор со мной.
Начинаю ее приветствовать как одержимый. Будто двести лет не видел и соскучился по любимой, невыносимо соскучился!
А больше мне сказать-то нечего...
Просто раскланиваюсь и шиплю бессвязными приветствиями. А ей противно, и она это не скрывает! Утихомиривает! Даже пригрозила, что медсестру позовет, если я не перестану. Будто я боюсь медсестер...
Зашла же моя супруга сообщить одну новость (только для этого и навестила) - она уезжает. Уезжает, прихватив дочек. Уезжает в Венецию, может на неделю, может чуть больше, потом к средиземноморскому побережью. Говорит, я это ради детей, они пережили такой шок, до сих пор оправится не могут. А смена обстановки, климата, окружения пойдет только на пользу.
Дети, на удивление, все быстро забывают, стоит их только "переключить" их на нужный "канал" и самые тяжкие потрясения через считанные дни окажутся не актуальны.
Мог бы так и я. Просто отключить сенсоры воспринимающие окружающие, перерабатывающие их в образы понятные мне одному. Имя им - мысли.
Но супруга моя продолжала радовать. Сообщила, что после Италии намерена держать путь в Швейцарию. Как ей сообщили, там есть весьма неплохая клиника нейрохирургии, там с моей проблемой могут справится. К тому же там есть прекрасный реабилитационный санаторий, при этой клинике, и как я пойду на окончательную поправку...
В общем и целом - это ложь, даже не ложь, сладкая песня от которой становится непреодолимо трудно жить. Я не знаю почему так. Я не настолько проницателен. Просто ощущение такое.
А пока же мне стоит быть здесь. Алматинские врачи, прекрасные врачи, и как только посчитают возможным "выпишут направление" в Фрибур.
Я молчал. Молчал отчасти из-за того, что хотел дослушать до конца эту увлекательную историю, отчасти из-за того, что мне стало жаль. Жалость была настолько всепоглощающа и объемлюща, перекидывалась с Розалии на персонал больницы, с персонала больницы на страну, со страны на заграницу, даже на неизвестных мне швейцарских врачей, которые будут лечить меня за огромные деньги, проявляя настоящее рвение и преданность профессии, будут лечить, возможно, даже вылечат, но не исцелят, не исцелят главного... Но больше всего мне было жаль Розалию, мою жену, некогда любимую женщину, единственную...
Как все-таки странно, с годами не ощущаешь прежнюю остроту чувств, будто притупляется, будто деревенеешь, может, стареешь? Но как-то это странно, более того - пугающе. Выходит, человек уже шагнувший за сорок не способен любить с тем же накалом, той искрой, когда ему было восемнадцать, да что там восемнадцать, хотя бы двадцать пять. Для меня во всех этих престарелых парах, встретивших свою половинку на склоне лет, есть нечто фальшивое и они это прекрасно понимают, и все равно играют на публику ослабевшей страстью, наверняка в душе вздыхая - как же я стар, о Боже, как стар!
Розалия другое; она - центр, притяжение, вместе с тем такая же глубочайшая тоска напрасно прожитых дней. Она погрязла во лжи, изменах, ощущение собственного превосходства, вместе с тем это ровным счетом не вызывает никаких эмоций во мне, как будто зачитываю турнирную таблицу регулярного футбольного чемпионата Парагвая. Слепая усталость, смертельная тоска.
Когда она собирается уходить (видя, что ничего хорошего со мной не добьешься), я ее окликиваю (как получается), пытаюсь спросить: могу ли я повидаться с дочками. Она говорит, вряд ли, они пережили уже достаточный шок. И уходит. Уходит, поцеловав в щеку.
Вечно это слово - шок. Оно меня бесит. Хотя никаких негативных коннотаций при произнесении его не возникает; шок у меня ассоциируется с кризисом экономик середины 90-х. Я бродил по ларькам в поисках настоящего немецкого пива и увидел странную надпись на развале с продуктами: "Тцалофановый мешок", а рядом самописная реклама под коробкой с шоколадными батончиками - "Шок - это по-нашему!", и обе эти надписи соседствующее на прилавке с необходимыми товарами тогдашнего потребителя производили гнетущее впечатление, но не более. И действительность подстать, точно - шок - это по-нашему...
Но при чем тут Айжан и Лейла? При виде разбитого вдрызг отца они не отворачиваются, и не делают вид, что будто ничего не случилось, стараясь придать происходящему непринужденную, игривую вертлявость. Дети!
Дочки воспринимают меня таким какой я есть, со всеми "+"-ми и "-"-ми. Только факты! Только очевидное!
А их у меня забирают...
После ухода жены я еще какое-то время сидел неподвижный и сконцентрированный. Мне теперь удается и такое. Если бы я захотел, я, наверное, смог просидеть часа три не двигаясь. В полном смысле слова не двигаясь - не опуская век и с замершими глазами. Не знаю как это получается, как-то...
Потом очнулся и пошел гулять в парк. Темнело. Но было красиво. А в парке мрачно-красиво! Но я не приглядывался и не любовался, а почти что остервенело топал с одного конца аллеи на другой, с одного на другой, с одного на другой.
Топтал снег, разбрасывал ногами, один момент захотел расчистить дорожку так, чтоб на ней и не снежинки, не крупинки, словно летом. Вздумал, что закончу примерно к утру, под отблески луны, думал здесь ночь проведу. Но вскоре устал, тяжело дышал, со свистом дышал; под снегом оказалась опавшая листва, покрытая ледяной коркой. Вот это действительно проблема! - башмаком не отскребешь! Придется как в армии - руками.
В эти секунды я был как никогда близок к тому, что бы завалится спать (спать, навсегда) под тополями.
Не стал.
16 ноября. Полудрем.
Опять снятся эти невизуальные кошмары. Это просто "тихий УЖАС"! Мог бы перерасти в громкий, но я душил в себе крики...
Когда проснулся у кровати стоял человек - сухопарый, в потертом черном френче, с иссохшим лицом, прозрачными глазами. И хотя я отметил только взгляд, а все остальное родилось будто из него, взгляд, я скажу, был не блеклый, как предполагали глаза, он был пронзительный и пристальный.
Чеширский кот, из "Алисы в зазеркалье": сначала пропадал сам кот, а затем и его улыбка. Улыбка и есть кот, глаза и есть господин в потертом френче.
Прежде чем я успел что-то сказать, он развернулся и вышел вон. Не оставив после себя даже звука шагов. Однако я его узнал, не сразу, минуты спустя; озарение пришло не после тяжких раздумий и разгона оперативной памяти для преобразования Общего Запоминающего Устройства, озарение сродни помутнению рассудка - я вспомнил! Я вспомнил и мне стало не по себе.
17 ноября. Просто зима.
Просто наступила зима, и пора смерится с этим фактом, а не ждать вечного лета и внезапного потепления. Весь прошлый день провалялся в кровати. Как всегда недвижимый. Нашел время лишь для вечернего поедания горохового супа, обязательной зарядки, и чуть-чуть накалякал в дневнике, который порядком поднадоел, опостылел. Ничего нового. Старое прячется под формами изложения, маскируясь под упакованные подарки и желания чуда. Но чудес не бывает.
Нет, я не испугался вчерашнего ведения. Ни капельки. Оно логическое продолжение моих мучений, хоть образ человека с блеклыми глазами и преследовал целый день. Сегодня тоже самое.
Этот образ интерпретация прошлого, я не хотел бы его пускать к себе, я давно отгородился от воспоминаний юности, крайне редко проверяя - живы ли они еще. Скорей бы умерли, честное слово.
Пересказать что ли... Не думаю, что это что-нибудь даст. А может даст? Сплошное мучение. Как вспомню так бросает в пот. А вместе с тем нагоняет меланхолию. Ведь давно же это было, и не здесь (хотел бы сказать не со мной - нет, со мной)...
Чуть больше двадцати лет назад. Городок этот...как его? Под Карагандой. Шахтинск. Мототрек. Хороший мототрек. Мы периодически, в основном по выходным, выбирались туда погонять. А в этот день устроили настоящее соревнование, из многих городов приехали. Азарт был неподдельный; я уже и каску одел и латы, перчатки, собирался проверить свой ИЖ на прочность и выносливость, но вдруг раздумал. Тогда мне еще Степа Макаров говорит:
-- Ты что, не поедешь?
-- Нет.
-- Почему?
-- Просто не хочу...
И не хотел ведь, ей богу, не хотел. Внезапно разонравился мне весь этот мотокросс, скорость, адреналин - тупое катание по кругу, с подпрыгиваниями на кочках. Захотелось все бросить и уйти, пешком, пересечь степь и все идти, идти, идти...пока ноги не устанут. И лишь тогда остановится, взглянуть в хмурое небо, оглядеться по сторонам, заприметить вышки далеких зон, попробовать воздух на вкус, вдохнуть поглубже, чтоб все из меня выветрилось, даже сам я как личность, как человек со своей неповторимостью. Но я не пошел, остался смотреть, остался смотреть, как Степка Макаров, один из моих лучших друзей расшибется на смерть. "Войдет" в очередной вираж, попытается повернуть еще в воздухе и слетит с мотоцикла, ударится головой, сломает шею, накроет его мотоциклом как вечным одеялом...
Когда подбежали, содрали каску, казалось он и не умер, так пронзительно и четко смотрели его глаза (действительно, тогда он еще был жив, какие-то минуты), но в автобусе, в автобусе взгляд его не померк!
Я ехал рядом, одеревенелый, бессмысленно смотрел на лицо друга, вообще все бессмысленно, тут-то я действительно выветрился из себя целиком, без остатка.
Такого мощного страха смерти как неизбежности у меня не было никогда. Страх той породы, который полностью парализует и тело и сознание. На похороны я даже не пошел. Боялся.
Я б трясся от страха, но дрожь осталась на нижней ступени того тупого ужаса, который родило во мне это события.
Я и не подозревал, что так боюсь внезапной смерти.
...а вчера утром именно Степка Макаров приходил ко мне. Только как-то он состарился, словно и не погибал. Может и на том свете происходят необратимые процессы организма приводящие к...? А что потом?
Молния - одно из самых ранних наблюдаемых естественных явлений природы на земле. Однако до сих пор молния остается одним из наиболее непонятных природных явлений. Хотя молния - это просто гигантская искра статического электричества , ученые до конца не изучили то, как образуются и развиваются разряды молнии, как они взаимодействуют с солнечными вспышками и электромагнитным полем Земли.
Молнию наблюдали при извержениях вулканов, массивных лесных пожарах, наземных ядерных взрывах, в сильные снежные бури, во время ураганов. Однако наиболее часто молния наблюдается во время грозы.
В каждый отдельно взятый момент времени на Земле одновременно могут наблюдаться более 2000 гроз. Количество гроз за год превышает 14.5 МИЛЛИОНОВ. Спутниковые исследования показали, что во время этих гроз на всей Земле происходит около 40 разрядов молнии в секунду.
Однако эти данные отличаются от общепринятого значения 100 молний в секунду, как считалось с1925 года. В любом случае, мы живем на наэлектризованной планете.
19 ноября. Остаточный эффект посттравматического синдрома.
Два дня вообще ничего не писал в дневник. А зачем?.. Все что я хотел высказать до этого, высказал, на память не жалуюсь. Ворошить же прошлое занятие неблагодарное, это как пытаться выбраться из болота: чем сильнее будешь сопротивляться, тем сильнее наглая трясина будет тебя засасывать.
Потом окажется, что кроме этого болота тебя ничего и не окружает. Не хочу.
Я словно отмираю, медленно, по частям, мозг уже осознал это, вот только упрямая мускульная сетка не желает этому подчинится. Даже ожоги не болят. А прежде...
Наверное, самая сильная боль - это боль от любого вида ожогов, не важно термические они или химические. Это невыносимо! Где-то слышал, что ад это, прежде всего, муки духовные, проецируемые на кажущиеся физические, ибо нет ничего больнее физических мучений банального поджаривания на костре. Душа субъективна, в конце-концов, душу можно заткнуть, не давая ей даже "слова произнести". А как ты заткнешь тело, его приступы, корчи? Какой это силой воли обладать надо!
Сначала они невыносимо жгли, и днем и ночью - хотелось побежать в душевую, на всю мощность включить ледяную (именно ледяную, компромиссов я здесь бы не потерпел) и подставить изувеченную руку, и держать ее до тех пор, пока не отмерзнет, черт! Но только не это жжение невыносимое!
Потом начался зуд. Так чесалась, так чесалась! Все эти навороченные мази и примочки не помогали. Хотел разорвать бинты (уже почти это сделал) и расчесать - до крови, содрать заживающую корку, под которой краснеет молоденькая кожа, обтянутая слизистой пленкой. Довольно-таки эротические переживания. Навязчивые идеи: "Мне хотелось, мне хотелось...". Мне просто хотелось лежать неподвижно на кровати, чтоб никто не беспокоил и не наблюдал, в этой вымершей больнице. Просто лежать, просто лежать, просто лежать...
Но с другой стороны, я благодарен этим ожогам, этой обгоревшей, цвета дубовой мебели, руке, которая не давала спать по ночам, не давала зависать подолгу в одной позе, не давала ходу постепенному отмиранию внутри меня. Тогда я этого не хотел. Да и сейчас не хочу. Обыкновенный покой, меня меньше в поле зрения других людей - и все!
Даже мысли отвратительны. Начинаешь думать и пошло-поехало... Успеваешь только отхаркиваться и терпеть судороги. Иногда не спишь, но ни так страшно отсутствие сна, как отсутствие "сладкого" сна. Со мной и в прежние годы случалось это редко, а сейчас и подавно. Когда груз проблем давит, сложновато распрямится, расслабится и сомкнуть очи. Сердце в груди бьется громко, как колокол, мог бы я и его останавливать, давать передохнуть, а то ведь надорвется, грешное...В пустоте, в тишине... Куда запропастился персонал больнички, будто звук сбавили до предела. Я знаю, они не разгадывают кроссворды и не пьют чай с салатом - больничка-то дорогая. Медсестры не спят, навалившись на дежурный стол; представительного вида врачи не дремлят, закрывшись в своих уютных кабинетах в стиле minimal office - они все получают большие деньги и за эти деньги с них спрашивают. Стоит нажать на кнопку над кроватью как тут же явится вертлявая медсестра (я обозвал ее Zverёk, хотя она в принципе красива, несмотря на возраст, который неумолимо движется к сороковнику), а если нужно прейдет и врач, и главврач, и топ-менеджер клиники. Ведь я плачу этим пронырам! Каждый день пребывания зарплата инженера-проектировщика в хорошей фирме! Боже, как дорого!
Но куда они деваются, когда не зовешь, не стонешь от боли? Неужто хватает такта, чтоб не шуметь, чтоб я отдыхал? Ра-а-ай! Нет, не рай, но очень близко к этому.
Мои прогулки в парке лишь повод удаления из стен, из короба стеклобетонного, где кажется уши набиты плотно ватой, коридоры пусты и выдраены до блеска. Может так и выглядел мир перед появлением в нем человека, в самой своей кульминации?
Самая обычная алматинская зима кажется здесь потусторонним действом. Аллейка - место прогулок и та окутана сизым маревом дремы. А вот дорога, дорога - это другой мир, по ней мчатся машины, иной ритм жизни и все такое... Порой меня посещают мысли, что я никогда не окажусь за пределами забора клиники, так тута и останусь, весь в пролежнях и минимальным запасом мыслей и слов. Получится выйти (хотя никто и не держит) - большая удача, но столько сил надо приложить для осуществления этой удачи, для прыжка из одного уровня клиники на другой, более продвинутый - швейцарский. Однако, если разобраться - тот же изолированный мирок с изолированной атмосферой.
Чего я хочу?! Понятия не имею - чего я хочу.
20 ноября. Дверь.
Он пришел вновь, на сей раз дольше стоял у кровати и пристально смотрел. Я смотрел на него. И как только скулы разжались и я что-то хотел сказать, он развернулся и пошел прочь.
В мои годы, при моей болезни, реакции уже не те, а про координацию и спорить не стоит, но все же я нашел в себе силы подняться и даже встать с кровати. Я хотел проследить за "Степкой Макаровым" - куда он уходит/исчезает?
Больничный коридор будто туманом окутан в ранний час, ступать и то боишься - вдруг гармония и тишина рухнет. Но я не мог не создавать шума. В дверь удалось выйти после третьей попытки. Как это, сука, все-таки ужасно не попадать в такой огромный проем. Ничего поделать с собой не могу - координация дала трещину. Вроде все вижу, все понимаю, глазомером прикидываю расстояние, однако оказывается смещенной моя система координат по отношению ко всему остальному миру. Так, наверное, себя чувствует ребенок, которого в детстве все дразнят из-за его непомерно большой головы и торчащих ушей, а родители его убеждают, что он необычный. Просто я необычный!
Длинные, протяженные расстояния даются на удивление легко. Но вот повороты, узкие арки, кривые завихрения...
Макарова нет, не по одну строну коридора от моей палаты, не по другую. Я двигаюсь наугад, двигаюсь в выбранном направлении, даже вибрации воздуха здесь какие-то "живые", так что ошибиться трудно.
Он впереди, сворачивает вправо, и тут же пропадает из обзорности, тут же становится уныло и мертво, в общем, как и прежде в этой клинике. Я за ним иду до поворота, выжидаю паузу, что бы уже наверняка и по широкой дуге врываюсь в новый виток коридора. Попал! С первого раза попал! Редкая удача.
Здесь темнее, угрюмее. Старый потертый френч лишь густое пятно во власти мрака.
На этот раз, набравшись сил и храбрости, я зову по имени своего погибшего друга. Он не обвернулся. Только шаг ускорил, как показалось.
Коридор оканчивался лестницей. В этой части клиники я никогда не бывал. Лестница виднелась в темноте серебристым металлом и казалась почему-то мокрой, не вымытой, а именно мокрой.
Макаров начал по ней спускаться. Куда-то вниз вели ступени... Больших бы усилий стоило мне поспевать за ним, да и вообще такие сложные механические операции телом...вспотеешь, взмокреешь, проклянешь все на этом "белом" свете...
Я внезапно обнаружил, что здесь совсем не темно, напротив - полоска яркого искристого света вырывается из по двери...Да, двери...такого мне еще не приходилось видывать.
Из-за огромнейших усилий приложенных для спуска вниз я перестал озираться по сторонам, вообще забыл где я нахожусь и куда путь держу. Четко представлял себе лишь одно - вниз, наверное, в подвал... Меж тем "Макаров" исчез. Просто исчез...растворился. Осталась только дверь пред которой я и стоял, запыхавшийся, с тяжело бьющимся сердцем и невыносимой слабость, от такой можно запросто рухнуть на пол и даже не поймешь как это могло произойти. НО дверь. Дверь!
Это самое сильное впечатление в моей жизни, серьезно. И не знаю почему так. Меня потрясло, до глубины душевной, до треклятых нервных окончаний в глубинах мозга.
Островок света, в этом островке дверь... (это очень сложно пересказать, так, на бумаге, это надо видеть; хотя может исключительно мой взгляд уловил неладное), матовое стекло, и только оно (тогда еще мне показалось странным - дверь в подвальном помещении а такая хрупкая, почти сахарная, но потом все встало на свои места), однако самое удивительно это витраж в самом центре, он оттенял искусственную замутненность, своим почти белесым светом и прозрачностью, и контраст - красная, багрово-красная роза, выгодно подчеркивали диссонанс увиденного.
За дверью яркий свет, такой бывает в операционных, когда все лампы включены на полную. Свет буквально вырывался из-за матовых узоров и декорированных роз, а вместе со светом текла кровь... Обычная венозная кровь, по цвету схожая с цветом розы на витраже.
Тонкий ручеек, проталина на мраморном полу, неспешно струясь подступала к моим ногам. И тут наконец испугался, не на шутку. Фантасмагорическое зрелище, здесь, в больничном коридоре.
Как-то не хочется выяснять привиделось ли мне это? А если и привиделось...тогда что? Галлюцинации эти невыносимы в своей неповторимости.
А может мне все остальное привиделось? Моя жизнь с раннего детства, учеба, мототрек, работа, бизнес, жена, дочери, поле для гольфа, гроза...
Все - СТОП! Не могу, не могу и не хочу больше писать! Хватит!
21 ноября. Звонок.
Ночь сливается с ночью. Ночь сливается с утром. Утро сливается с днем. Поэзия! Ха...
Ничего особенного, но страшно. Дверь не выползает у меня из головы. Даже не ел. Хотел привстать, даже походить по сверкающей чистотой палате, но какой-то мертвецкий холод сковал мою душу. Будто бы я никогда и не рождался, а навечно заключен в темницу гималайских гор и просто жду своего часа расставить, когда Солнце превратится в Красного Гиганта.