Самый большой недостаток элитных частных школ, заключается в том, что все они подчинены каким-то непонятным правилам, единым для всех учреждений такого уровня. Но что самое непонятное - "правила" не прописаны в уставе, и автор их по сей день неизвестен...
2.
Я сидел на бордюре парадного крыльца и меланхолично взирал на небо. Я ничего не хотел и не чего не ждал. Уроки ещё не закончились, но мне на них было как-то...
Погода прекраснейшая: светит солнышко, будто бы поют птички, ты буквально слышишь их своими пухлыми от грамматики ушами. Самая середина весны - время грустное, одновременно счастливое, полное горестных воспоминаний и радужных надежд.
Заканчивая семестр на "неуд", я умудрился не пропускать не одного урока, хотя на них ровным счетом ни чего не делал. Такая уж диспозиция, как любил выражаться преподаватель по логике. Кстати, о нём - он как раз сейчас спускался по вековым ступеням, был погружен "в себя" и никого не замечал вокруг. Его фамилия Юрьев, а имя-отчество я как-то позабыл. Да и не помнил таковых у большинства ППС нашего городка.
Дорогу Юрьеву пересёк мой бывший однокурсник, а ныне учащийся на год младше, Базяк Григорий Михайлович. О нем можно рассказывать часами, однако упомяну лишь то обстоятельство, что однажды мы с ним так "обкурились"... в общем и вспоминать не хочется...
...Мона Лиза на пыльном оконном стекле общежития и много ещё более шокирующих вещей...
Базяк тоже меня не видел. Он шёл абсолютно отрешенный, в чём мог посоревноваться с самим Юрьевым!
Как из "рога изобилия" посыпалась малышня; выскальзывая из огромных дверей, шумная свара моментально заполнила площадку. Те кто побыстрее оказались на спортивном поле. Уединение было нарушено... Я вовсе к нему не стремился, целостная картина мира и без того богата на яркие краски. Поднялся что бы уходить и вдруг заметил её...
Поворот на 180 градусов оказался неуклюжим; я краем глаза продолжал следить как Светка двигается - идёт по лужайке, изредка меняя маршрут дабы обойти беснующуюся детвору.
Грации совсем не много и держится она вовсе не прямо, как подобает юным леди её круга, но всё же что-то было...минимум броской красоты, максимум загадочности.
Она училась в одном со мной классе. Сидела на две парты позади, мало с кем общалась, вытягивала средний балл где-то до B, B+ - честно сказать, не одна из лучших, но, по-моему, ей абсолютно на это быдл наплевать.
Я отстранено поздоровался, когда она проходила мимо и не обвернулся, хотя всё мое нутро на этом настаивало. Я был выше.
Где-то рядом скользнул Базяк...
--
Чё, "накуримся"?..
--
Сегодня?!!
--
А чё долго ждать?..
--
Ну-у, я и не знаю...поживем - увидим...
--
Да что ты ломаешься как та тёлка! Вечером "крутить" будут муть очередную, а под это дело знаешь как пойдёт, у-у... Закачаешься!..
--
В прямом смысле закачаюсь...
Я внезапно, совсем неожиданно, приуныл. Показалось, что всё в этой жизни лишено смысла, абсолютно всё, даже Я. Со мной такое бывает, но не часто.
--
Так что?
--
По рукам! Давай только за часик до "премьеры", чтоб отпустило хоть каплю.
--
Решено!
И он удалился, так же как и появился, будто изотерический бог Джа.
3.
Сегодня в кампусовском кинотеатре показывали фильм одного сербского режиссера, имя которого с трудом ложилось на мой, хоть и славянский, но очень уж светско-русский язык. Название ленты подстать режиссёру - что-то типа: "Наваждение-Заграждение-Отморожение" - обычная чушь на уровне самокопания посредствам созерцания окружающего.
Естественно, весть фильм на английском языке, естественно, в учебных целях, естественно, я не хрена не понял. А вообще - оно мне нужно?
Базяк сидел тихо похихикивая, булькая слюною, однажды всплакнул. Я не видел в происходящем на экране ничего смешного и тем более печального, как впрочем и за пределами мерцающего, обтянутого сетчатым полотном - Белого Кошмара, на который проецировались сцены из непотребной, сельской жизни албанских крестьян...
Моё внимание целиком и полностью занимала она - особа в третьем ряду, в ней я сразу и безошибочно узнал Свету. И чем же она меня так зацепила?..не знаю, но состояние возвышенного полёта, усугублённое отборной марихуаной, лишь нарастало и я боялся лопнуть, словно раздуваемый изнутри несуществующим насосом. Нашёл бы я ниппель, вырвал - окончательно и бесповоротно.
Фильм долгий, не к чему не призывающий, разочаровал публику. Студенты покидали зал, сначала по-одному, подвое, а затем и целыми рядами.
Даже весёлый Базяк уплыл, уносимый то ли ветром дующим с Балканского побережья, то ли внутренним чутьём, требующим "добавки". А я сидел и смотрел.
Мне по-фигу фильм, мне по-фигу всё! Лишь она... Спина, плечи, волосы...
Я не заметил как уснул; и вроде не сон мне снился, вроде не бредил наяву. Я обнаружил, что подле меня сидит Светлана - робкая, одинокая, будто бы внимательно смотрит эту пошлую картину и совсем не обращает на меня внимание.
На самом же деле всё вышло куда более проще. Я подсел к ней. Она испугалась, но совсем не так как боятся незнакомца в тёмном переулке. Страх был иного порядка - страх перед новыми ощущениями, острыми и иногда очень болезненными. Он ярко читался в Светкиных глазах, пусть мрак покрывал большую часть зала, пусть принятый за отблеск экрана; я возгордился этим страхом, потому как принес его с собой.
--
Редкостное дерьмо.
--
А ты хоть слово поняла?
--
Да, почти всё.
--
Ну-у... и о чём это "дерьмо"?
--
Оно тебе надо?..
--
Честно - нет.
Мы с минуту молчали. Не то что бы я не знал как продолжить разговор, однако я ж спал! Всё плыло. А во сне, как известно, подчас элементарные действия даются с трудом.
Светка поморщилась.
--
Ты чё, "обкурился"?!
--
Было дело... Это как-то мешает приятном развитию беседы?
--
В общем-то, нет. Но провожать ты меня не пойдёшь.
--
Это почему?
--
Потому.
Многозначительно переглянулись. Я и вправду творил свой сон, разыгрывая диалог как по нотам.
--
...пойду.
--
Тогда пошли.
Всё же мы досмотрели фильм, покинули свои места только при титрах. Я помог ей накинуть лёгенький плащик, подождал пока она добрых десять минут возилась в женском туалете. Когда мы выходили из дверей кампуса грянул гром, небо осветила гроза и через секунду хлынул дождь.
--
Ну вот, досиделись. Если б не ты со своим сортиром!..
Я попытался изобразить укор.
--
Смешно это у тебя получается, - она позволила себе улыбнутся. - Ты всегда такой смешной или только когда "дунешь"?
--
Всегда. Просто надо различать "маску смеха" под толстым слоем грима "плачущего клоуна".
--
А поплакать для мня сможешь?
--
Для тебя - нет. Вот для роли в фильме сербского режиссёра смогу.
--
Поплачь.
--
Зачем?
--
Я никогда не видела как плачет мужчина.
И как я этого не хотел, заплакать так и не смог. Мозги набекрень, от "травы", от холодного, сырого воздуха. Но ещё что-то дурманило голову... Я понял это лишь спустя минуты, когда целовал Светины губы-вареники, практически не видя её во тьме, предоставил себя ощущениям, ярким краскам, вздохам, ароматам.
Мы шли, утопая в грязи, оставив где-то позади асфальтовую дорожку - гуляли по мокрому газону. Путь нам освещала вовсе не луна, а фонарь, висевший высоко-высоко, на уровне верхних этажей учебного здания; свет фонаря был слабый, от дождя радужный. Тропинка, прокладываемая нами же самими, казалась бесконечной. Два человека, до последнего времени, совершенно чужих друг другу, медленно бредущих сквозь ковёр из намокшей травы, ни слова, не даже дыхание и звук ночного города вдалеке - фон спонтанного свидания.
Мне нравится как шелестит Светкин плащ, как иногда, невзначай (на самом деле специально) я касался её, и особенно нравилось, когда касался её незащищенной одеждой кожи. Нравилась эта атмосфера чарующего мрака, полудействий, полуфраз. Нравилось так вот идти, порой сжимая хрупкую, девичью ладонь, (от чего она сразу пыталась вырваться из моих цепких пальцев) только лишь для того что бы почувствовать себя рядом.
Возле дверей общежития, Света сказала:
--
Только не надо не чего себе там думать и завтра лезть ко мне.
Света говорит:
--
Только не надо меня сейчас целовать.
И мы целуемся до 4-х утра, на крылечке женского общежития.
4.
Следующий день мелькает перед моими глазами картинками, снимками Полароида, остаточными видениями.
Как обычно, после 12 часов дня на газоне не протолкнутся. Время для поздних завтраков и сплетен. Я восседаю на пьедестале памятника, сонно оглядывая окружающих, ищу глазами Свету и не могу её найти.
Сегодня, наверное, только дурак в нашем классе не догадался, почему у этой девушке такие распухшие, даже не губы - губяки!
Мне чуть стыдно, но в пределах допустимого. К тому же, вряд ли кто подозревает, что я и являюсь тем "Мистером Х", который был этой ночью с неприступной и чуть занудливой Светланой. Но торжества или презрения к окружающим не испытываю. Мне просто хочется спать.
Где-то на другом конце площадке, девушка по имени Лера, набирает в своём мобильном телефоне sms-сообщение, следующего содержания: "Артурка, привет! Ты не мог бы мне помочь с задачами по математике. Если согласен, то ответь" Второе сообщение вслед за этим: "Я зайду к тебе, ладно?..". И в окошке для номера абонента-получателя набирает мой телефон.
Я пишу: "О, конечно, конечно! Заходи"
Я пишу: "Гостям я всегда рад"
Лера - одноклассница. Про таких обычно говорят - "Серая мышка", но чувствую, что она обладает богатым воображением.
Я очень ярко себе представляю как Лера смотрин на Светку, как завистливо щурится, додумывая и предполагая, что та могла делать всю ночь, раз у неё такое помятое лицо и распухшие губы.
Позже Лера заявила мне, что видела меня со Светкой в кинотеатре и обо всём сразу же догадалась (какая догадливая). Только вот о чём она догадалась? Что себе там напридумывала?
Лера пишет: "Встретимся возле спортзала, в два...нет, в три"
Я пишу: "О.К."
Лера пишет: "Там наверное никого не будет"
Я пишу: "Надеюсь на это"
Спортзал это огромный отсырелый ангар, в дождливые дни тут чувствуешь как воздух буквально переполнен влагой, а под потолком витает лёгкий туман.
Я пишу: "Может лучше зайдёшь в общежитие вечером, ко мне в комнату"
Лера пишет: "Меня не пустят "
В три часа дня в учебном здание почти никого нет: уроки закончились, кружки и секции ещё не думают начинаться, редкий двоечник бродит по рекреациям в поисках уставшего преподавателя, который грустно посмотрит на него и скажет: "Приходи завтра".
Я спустился на первый этаж. Пересёк огромный холл, кстати, он сейчас был абсолютно пуст. Вышел на улицу, там тоже создавалось ощущение, что студ.городок на время вымер. Не спеша двигаюсь в строну теннисных кортов, бассейна, поля дли крикета. Там же расположен крытая баскетбольная площадка вместе с футбольным полем. Ворота никогда не закрывают, вдруг спортивно-озабоченному школьнику приспичит потренироваться в самое неподходящие время суток.
Тишина. Ветер где-то под сводчатым потолком утих. Пахнет потом, травой, клубничной жвачкой, резиной. Возле склада стоит Лера; стоит облокотившись на двери, на меня не смотрит.
Может чуть грубо, неосторожно я хватаю её. Вместе ели проталкиваемся в приоткрытые двери склада. Пинком я открываю их шире. По звуку кажется, что одна из них слетела с петель.
Всё происходит настолько быстро и неожиданно, что я не отдаю себе отчёта и вряд ли могу насладится всей полнотой ощущений. Срываю с Леры одежду, она срывает с меня. Минуту, и мы абсолютно обнажены. Минуту, испытывающе смотрим друг на друга и без предварительной договорённости падаем на полиестровый, холодный матрац; он служит нам на уроках физкультуры смягчителем для задниц, когда кто-нибудь нечаянно упадёт с двухметрового турника.
Я на ней. Чувствую холод искусственного материала и приятный жар женского тела. Это настолько приятно и необычно, что у меня вырывается стон.
Я в ней. Двигаюсь так быстро как только могу (мы же в спортивном зале, а здесь важны рекорды!). Лера не отстаёт. С первых минут понятно - секс поглотил её, она отдаётся ему вся и без остатка, порой обгоняя меня, порой останавливается, что бы перевести дыхание и вновь бросается в "бой" с новой неистовой силой. Мы трахаемся в высоком темпе около часа. Всё время в одной позе (я сверху). Затем делаем перерыв и продолжаем.
К исходу второго часа я подустал; я поднял голову; я смотрю на спортивную арену; тем временим, позади нас появляется учитель физкультуры. Он зашёл сюда за скакалками, он будет проводить что-то вроде эстафеты для малышни на открытой площадки. Позади него девчушка лет семи взирает с интересом на нас занимающихся сексом.
5.
Это не первый мой привод к директору школы, поэтому я мало волнуюсь, по сравнению с Лерой, которую почти трясёт, она краснеет, понимая, что смелости ей хватило лишь на один необдуманный поступок.
В частных школах тебя будут ругать исходя из того какое положение занимают твои родители в общественной иерархии. Хотя декларативной истинной считается закос под Западноевропейское Элитное Образование, так называемая "непредвзятость в отношении учеников" - это правило никто не соблюдает.
Директор похож на человека, которому не даёт жить постоянная головная боль.
Он говорить мне:
--
Прежде чем что-то произнести сто раз подумай.
Он говорит:
--
Лучше вообще молчи, головой кивай в знак согласия.
Киваю головой. Смотрю то на Леру, то на директора. Между ними разница, пропасть, назовите как угодно, но только мне кажется, что передо мною жители двух разных планет.
Мыслительный резонанс прорывается сквозь пространство совершенно не трансцендентное. Директор думает о ценах на газ, сравнивает их с прошлым периодом, подсчитывает свою выгоду после отопительного сезона. Леру снедают противоречия, природу которых она и сама познать не в силах. Она это комок нервов, похоти, стыда. Он эксцентричный делец, мило улыбающийся, таящий злобу, холодный, самолюбивый. Она - блондинка с невыразительным лицом. По этому поводу, в дружеской беседе можно отшутится: "...А Лера... Да, Лера... Хоть и нет в ней ничего особенного, кроме идиотского "конского хвостика". Но ребята скажу вам - она трахается как зверь, продыху мне не давала..."
Он - высеченный из камня человек и каждое слово слетевшее с его тонких губ как удар плетью. Но я научился выносить и эти пытки, к тому же смысл директорского монолога крайне редко претерпевал изменения.
Первый раз я оказался в этом кабинете, когда игнорируя школьную форму пришёл на занятия в джинсах. Этим самым выразив протест против "чопорной дисциплины и унижения прав личности человека, которые являются нормой поведения в подобном обществе, а в частности школе для богатых". Хотя, ели честно, меня просто достали строгие брюки с белой накрахмаленной рубашкой, и синий "фирменный" галстук.
А-а, был ещё джемпер! Вот его-то я терпеть никак не мог. Такие можно носить на приусадебном участке, когда копаешь картошку, но никак не в школе за которую отваливаешь четыре штуки грина в месяц. Будь мой папа известным в стране деятелем (как например у той же Светки, или даже Леры), я бы отделался устным замечанием, максимум - покинул оставшиеся уроки. Однако mon papa всего лишь заместитель консула в посольстве.
Такого рода мысли посещают меня лишь в этом обставленном дорой мебелью кабинете. Я б назвал эти мысли - возвышенным сумасбродством и считаю, что Юрьев бы это оценил.
Директор кричал, брызгал слюной, закончил тем, что обещал обязательно отчислить меня, за неуспеваемость, нарушение дисциплины и т.д. и т.п.
А что дальше? Я и Лера покинули директорский кабинет, дав друг другу клятвенное обещание встретится сегодня вечером; покинули кабинет и отправились каждый по своим делам, кто заниматься математикой, а кто спать, чтоб встретить будущие во всеоружии и без головной боли. А дальше началось самое интересное...
6.
На следующий день я узнал, что учительница математики Касьянова Татьяна Владимировна (и как я упомнил такое количество слов подряд!) повесилась...
Повесилась она на чердаке учебного корпуса, где её и обнаружил пьяненький сторож и по совместительству котельщик.
7.
Я пробовал "подъехать" к Светке. Но получил лишь презрительный взгляд и надменную улыбку. В это время полшколы обсуждало мои походы с Лерой в спортзал; другая половина, на все "лады склоняла" Светку, только вот непонятно из-за чего - может зависть? Я же её никак не скомпрометировал.
А Леру напротив - родители сразу же отозвали из школы, по-моему, переведя в ещё более престижное учебное заведение.
8.
Через неделю повесился Юрьев. Таким же образом что и математичка.
9.
Я сидел на крылечке. В руке у меня отпечатанный на гербовой бумаге приказ о моём отчислении. Но мне всё это как-то...
Я наслаждаюсь набирающей обороты весной, вдыхаю чистейший воздух, любуюсь только-только очнувшейся ото сна, но уже расцветающей с поразительной силой и мощью.
Уроки ещё не закончились, поэтому редко кто бродит сейчас на улице. Я один, сама с собой, не думаю, не грущу, даже не двигаюсь. Похоже душа отправилась в свободное плавание, изредка посылая мозгу неясные сигналы. Кто-то прошёл совсем рядом. Базяк.