Вот ты спрашиваешь, отчего государь наш батюшка анператор к балам прохладственно относится? Да что там прохладственно, не любит он их, прямо будем говорить. Тут, понимашь, дело такое... Трагедь у его во молодости случилась, любовь несчастная. Я-то в тую пору у его будущего анператорского величества в камердинерах был, рядом завсегда толокся, так что всю историю вот этими своими глазами видел. Да нет, государственной тайны тут нету, весь двор во курсах был. Лишний раз, конечно, базлать не след, но коль уж столь любопытственно - расскажу.
Царевич наш, будущее анператорское величество, во молодости статен да виден был. Графиньки да княгиньки прочие по нему просто так воздыхали, даже без оглядки на к царской фамилии принадлежность. Он им, конечно, в себе не отказывал, да только так чтоб с серьёзностями - такого не было. Как говорится - порхал аки бабочка, с цветка на цветок поплёвывая. А где порхать-от всего лучше? На балах, вестимо. Так что его будущее анператорское величество ни единого балу не пропускал, завсегда в первых рядах самолучших барышень выискивал, а там уж они обнаковенно и сами радые были на всё.
Вот однажды летом во дворце очередной раз музыка гремит, да паркеты сверкают. Его будущее анператорское величество тон задаёт. Первейший танцор, да первейший кавалер, да первейший везде. Барышни аж в струнку вытягиваются, из декольтов выпрыгивают, с его высочеством танцевать хотят, а то и дальше танцевать, до утра. Всё как всегда. И ведь на секундочку токмо отлучился, бокал оранжаду его высочеству принесть. Возвертаюсь - а царевич-от наш не в себе. Застыл, аки жена Лотова, в одну точку смотрит.
Ну, я тоже смотрю. Девица новенька, не иначе, только первый сезон в свет как показалась. Волосы русы, платье белое. Ну со вкусом всё, и сама не дурнушка, да ничего особо этакого в её нет. Графиньки-то, его высочеству плотно во всех смыслах знакомые, всяко поавантажней будут. Ан нет, на её только смотрит, как телок на цепи.
Опомнился чуток, плавно подошедши - и на танец её ангажировать. И на второй, и на третий, и на четвёртый... Прочи барышни уж новенькую-то придушить готовы. А царевич-от наш с ея глаз не сводит, и только в танце кружит, да говорит, говорит, жаркое что-то... Она вроде и отвечает, и танцует в охотку, да по ней видно, что в смущениях вся.
Тут на колокольне полночь отзвонили. Окна-то распахнуты, слышно всё. Девица та, в белом платье, аж подхватилась вся, посередь танца остановилась, и к лестнице бегом. А убегая, на лестнице запнувшись, да так, что туфелька у ей с ноги слетела. Ни оглядываться, ни подбирать не стала, так и упорхнула в одной обувке.
Царевич-от наш тую туфельку как коршун подхватил, за девицей ринулся. Ан не догнал. Только и успел к воротам подбежать, да у гвардейцев выяснить, что сей момент сама обычна наёмна карета от ворот отъехавши. Так, с туфлёй у груди в залу и возвернулся. Смурней тучи.
Батюшка его, анператор тогдашний, только усмехаются:
- И что, - грит, - по всей столице примерять пойдёшь?
- А хоть и пойду, - твёрдо отвечает его высочество. - И вообще, - грит, - я как жентельмен и дворянин, обязан даме её потерю возвернуть и в расстройствах утешить.
Батюшка его только головой покачавши, и не сказал ничего. Но и не запретил.
Царевич наш туфельку мне в руки отдал, наказавши пуще глаза беречь, а сам тут же полицейску службу задействовавши. Наёмна карета, мол, от дворца в полночь отъехавши, девушка в ей в белом платье, чтоб землю рыли, но к утру мне найти!
К утру не к утру, но нашли, конечно. Сторожей, дворников опрашивали. К вечеру царевичу докладают: так и так, останавливалась нужная карета у такого-то дома, барышня в белом из неё выпрыгнувши, в дом ушедши. Адресочек - вот он, извольте-с. Его высочество так и подхватился весь, никакого парадного выезду да охрану ждать не стал, в возок лёгкий прыгнул. Так втроём и поехали - царевич, я и туфелька.
Приехали к богату купеческому дому. Я в дверь достучался, дождался, как хозяйка-барыня вышла, да громко его будущее анператорское величество представил.
Хозяйка-барыня от такого визиту чуть в омморок не съехавши. И то сказать - не часто у простой купчихи на пороге высочества околачиваются.
Царевич-от наш напрямки попёр, как бревно со склона:
- А скажи, хозяюшка, кто из твоих домашних вчера во дворце был?
- Господь с вами, ваше высочество, - ахает барыня, - куда нам во дворец, чай, не графья какие.
- Ладно, - не унимается царевич, - по-другому спрошу. У кого из вас белое платье есть? Муслиновое, плиссированное и с воланами кружевными?
- Ни разу такого не шили, точно знаю, - уверенно говорит барыня.
Царевич наш уже вроде как целиком понимает, что не может в этом доме той красавицы быть. Но, как говорится, надежду на погост волокут последней...
- Дочки-то вообще у тебя есть? - спрашивает.
Барыня к тому времени-то уже в себя пришедши и от испугу оправимшись. Да как услышала, что его будущее анператорское величество за дочек спрашивает, чуть опять в омморок не ляпнумшись. Токмо уже от счастья. Расчёты матримониальны в глазах так и зашебуршили.
- Есть, как не быть, - чуть не поёт. - Да красавицы они у меня, да умницы обе, и вышивают, и танцам учатся, да богобоязненны, да хозяйки-то какие, да...
- Стоп-стоп-стоп, - говорит его высочество. - А позволь-ка глянуть на них.
Хозяйка мухой метнулась дочек причипуривать. Ну, к их чести, не дольше получаса проваландались. Появляются. Его высочество как глянул на них, так и поскучнел.
- А может, - спрашиват, - в доме ещё какая молодая девица живёт? Племянница там, али компаньонка?
Хозяйка-барыня только пышными плечиками пожала.
- Вот, - грит, - гувернантка ещё есть, дочек манерам обучает, только она ж нанятая, прислуга, считай.
- А позови-ка ты её, хозяюшка, - отвечает царевич, а сам ажно подобрался весь, как стойку сделал.
Спускается сверху барышня... Она! То, видение вчерашнее.
Глянули они друг на друга и оба в лице переменившись. Только царевич-от засиял как солнышко умытое, а барышня, наоборот, губками задрожавши, личиком побледневши... В испуге вся.
Его будущее анператорское величество туфельку у меня отнял, и барышне чуть не с земным поклоном протягиват.
- Вот, - говорит, - вы ж, сударыня, вчера на балу обронить изволили... Так позвольте вам вручить, да позвольте ещё поближе с вами познакомиться. Как на духу говорю - только о вас и думаю, кажду секунду лицо ваше перед глазами вижу...
Барышня, смотрю, воздуха вдохнула, глазки подняла.
- Вы, - грит, - уж простите великодушно, ваше высочество, а нельзя ли нам наедине побеседовать?
Царевич только на барыню взглянул, та уж бегом двери в отдельну комнату распахивает.
Зашли наши голубки, я за ними, да двери за собой прикрыл.
Чегой-то я подслушиваю, спрашиваешь? А я что? Мне уйтить никем не велено, а вдруг подать что потребуется, али с поручением каким сбегать. Я и стою себе, в уголочке притулимшись, они меня и не замечают.
А гувернанточка на колени пала и у царевича прощенья просит. Она, мол, с детства мечту имела - на царский бал попасть. А тут ей подруга пансионная бывшая, целая нонче графиня, билет во дворец презентовавши. Не для вип-персон, понятно, а так, у стеночки в массовке постоять. Тут героиня-от наша, авантюризму набравшись, платье у модистки напрокат взяла, на все деньги к куафёру известному сходила, да и назвалась у дворца на входе княжной, дескать, только из провинциев приехала. Об его высочестве она и помыслить не думала, так, с офицерами гвардейскими потанцевать хотела. Вы уж , грит, ваше высочество, за обман меня простите, взаправду ведь ничего плохого в виду не имела, а уж тем паче спокойствие ваше душевное нарушить.
Царевич наш её слушает, да кажись, и не слышит. Только глаз с неё не сводит, и улыбается глупо да счастливо. И не глядя с места как в прорубь, замуж ей предлагает.
Тут уж у барышни глазищи на поллица стали. Потом опомнилась, головой встряхнула и терпеливо, как дитю малому, его будущему анператорскому величеству объясняет, что не пара они, да что его высочеству на принцессе какой жениться надобно, да на какой - его и не спросят, а как для политики государственной важно будет. И что она сама это прекрасно понимает, а если его высочество не понимает, то ему папенька популярно объяснят. А ежели его высочество, прямо будем говорить, в мыслях имеет её в фаворитках держать, так ей того не надобно. Плавненько этак выговаривает ему мораль барышня, умненько. И легонечко да тихохонько так к двери его подталкиват, мол, ступайте-ка домой, ваше высочество, да подумайте как следует, да охолоните. С тем мы и уехали.
Его будущее анператорское величество, царевич-от наш, конечно, отступаться и в мыслях не имел. На следующий же день к обеду в тот дом поехал, снова зазнобу свою уговаривать. Полну карету цветов с собой приташшил, да колечек цельну шкатулку, да прочего женского подарку. Ан барыня-то, хозяйка, ему в растерянностях толкует, что, мол, ушла гувернантка-то от. С утречка прямо расчёт, мол, взяла да и уехавши в направлении неясном, куда не сказамши. Его будущее анператорское величество личностью посмурнел, цветы в карете потоптать слегка изволил, да и велел к главному полицмейстеру ехать. В кабинете с ним полчаса говоримши. Понятно, задачу ставил, чтоб сыскали девицу ту, да чтоб незаметненько, не спугнувши, да ему немедля доложимши, а уж дальше он сам.
Так-то оно так, любовь, понятно, чуйства жаркие, да токмо, коли ты царской фамилии, то себе ни разу не хозяин. Высока политика и всякое такое прочее. То ли главный полицмейстер лично батюшке государю докладик предоставил, то ли и без него тайно ведомство во курсах было обо всём. Как бы то ни было, а позвал тогдашний государь анператор вечером царевича нашего и длинный-длинный разговор к ему имел.
Долго тогда царевич-от наш в грусти пребывал. С полгода, считай. Самолично искать зазнобушку свою пытался, да что он сам может, а государь анператор полиции указание строжайше выдали - царевичу в поисках не помогать. Потом батюшка его высочеству дипломатическу миссию в заграницах поручили, потом ишшо одну. А лет через пять и германску принцессу ему сосватали. Вот, нонече матушка анператрица наша, дай ей бог здоровья. Чего? Любовь ли у них? Не царско это дело - любовь, не положено им. Наследника сделали - вот и ладно.
А барышню тую, в белом платье, государь анператор, видать, не забыл. Оттого-то и балов не любит, память они ему всколыхивают. Да что уж тут...