Аннотация: Внимание! Текст содержит описания откровенных сцен. Не рекомендуется для прочтения лицам, не достигшим половой зрелости, а также ханжам. Текст НЕ содержит ненормативной лексики.
О, дайте мне хоть разок посентиментальничать!
Я так устал быть циником! В. Набоков
Тоненькие пальчики легким движением сдвинули целлофановую обертку сосиски, обнажая нежное розоватое мясо. Две пухленькие губки вытянулись навстречу, образовали маленькое отверстие, к которому тут же устремился край сосиски. Сразу после соприкосновения губы приоткрылись чуть больше, демонстрируя два ряда аккуратных белых зубов. Край сосиски, освобожденный от обертки, легко скользнул внутрь, ненадолго задержался там и показался снова. Целлофан сдвинулся ближе к середине сосиски, и она снова проникла в отверстие губ. Примерно в этот момент я понял, что последнюю минуту провел, созерцая двусмысленные манипуляции Эли. Все это время ее глаза внимательно следили за мной. Я смущенно прокашлялся. Две другие девочки, в этот момент находившиеся в палате, даже не обернулись ко мне - одна из них делала прическу другой: сегодня вечером в нашем лагере намечалась маленькая дискотека, и главные модницы отряда начали подготовку заблаговременно. Тем временем Эля поглотила сосиску почти полностью: теперь в ее пальчиках оставалось не более двух сантиметров. Я отвел взгляд. Девочка прикрыла глаза, словно наслаждаясь моментом, но тут же решительно открыла их и не спеша потащила сосиску обратно. Когда та покинула рот девочки, показался маленький кончик язычка - быстро скользнул по губам, лизнул сосиску. Я рискнул встретиться глазами с Элей, но она, к моему удивлению, смотрела куда-то ниже. Я, было, удивился - обычно она любит не отрываясь наблюдать за моей реакцией, - но, проследив взгляд, понял причину ее интереса - у меня на шортах вздымался мощный холм, словно нечто огромное (ну, я немного преувеличиваю), страшное (на самом деле совсем не страшное) и дикое (это абсолютно точно) неудержимо рвалось из глубин приличия к открытости и вседозволенности. Когда мой взгляд вернулся к лицу Эли, на нем светилось ликование и триумф победителя. Хм, кажется, мне снова засчитывается поражение.
Раскачивание взад-вперед, снова и снова... Если закрыть глаза и плыть по течению, то оно вполне может вынести куда-нибудь в далекую страну, полную любви и приключений (а если перед этим предусмотрительно принять внутрь пару глотков Живительной влаги (40%), то приключения просто гарантированы - только скорее всего отнюдь не любовные). Я танцевал с одной из наших поварих - молодой (по ее словам) и толстенькой (по моим наблюдениям) девушкой (по всеобщему мнению, давно уже нет). Прямо перед нами раскачивала бедрами Эля, повиснув на шее у какого-то малолетнего придурка из соседнего отряда. Время от времени она поднимала голову, что-то шептала ему на ухо (сукин сын расплывался в довольной ухмылке) и снова обнимала его. Если они поцелуются, сказал я себе, я убью его. Просто подойду к нему и вырву у него сердце или сделаю что-нибудь еще в таком духе. Каким же долгим бывает иногда один оборот во время танца! Гора с плеч - они не целуются!
Как же прекрасна грудь двенадцатилетней девочки! Оговорюсь: возможно (даже вероятно), не у всех. Но у Алины - точно прекрасна. Мои пальцы деликатно расстегнули молнию на ее груди - платье девочки, казалось, делали с таким расчетом, чтобы грудь всегда была легко доступна (на мой взгляд, весьма разумно). Я убрал материю в сторону и обнажил небольшой еще (не будем забывать, что малышке было тогда всего двенадцать) холмик с маленьким розовым сосочком. Едва касаясь кожи подушечками пальцев (но стараясь при этом не вызвать щекотку), я совершил полукруговое движение. Грудь девушки под моей рукой пришла в движение - дыхание стало глубже. Когда я первый раз коснулся сосочка (легко и словно случайно), он сморщился и вызывающе уставился на меня. Похоже, пришло время второй груди. Я проделал с ней ту же процедуру, что и с первой, и теперь в моем распоряжении была парочка симпатичных красавиц. Когда я сжимал их под слабые стоны девочки, мне в голову пришло, что я, возможно, первый, кто получил такой, вот, свободный доступ к ее сиськам (детскими щипками ее сверстников можно смело пренебречь). Дыхание Алины вскоре стало порывистым. Глядя на ее сморщенные розовые сосочки, я уже собрался, было, поцеловать их, но тут вдруг совершенно неожиданно вспомнил про Серегу. Вообще-то именно ему я был обязан знакомству с прелестями Алины. Они поспорили (не помню, на что именно, да это и не важно - все ведь знают, какими дурацкими бывают детские споры), Алина проиграла. По условиям пари она обязалась предоставить свою грудь в распоряжение Сергея. В принципе, ей ничто не мешало отказаться от обязательств (или вообще не спорить на свою грудь, если уж на то пошло), но девочка и не думала идти на попятную. Подозреваю, что малышке просто хотелось получить побольше впечатлений от летнего лагеря отдыха. Вы спросите, а какого хрена я делал там, если в самом пари речи обо мне не было? Все очень просто: Серый - прекрасный малый, но в свои юные годы (ему было тогда одиннадцать) он понятия не имел, что нужно делать с такой странной вещью, как девичья грудь, поэтому и позвал меня. Что удивительно - Алина нисколько не возражала (вообще-то, с ее стороны все вполне логично: от этих изменений она только выиграла). И все-таки я не стал целовать ее сиськи. Просто побоялся, что не смогу потом остановиться (мой член к тому времени и так уже вздымался до небес). Чтобы как-то отвлечься, я повернулся к Сереге: - Теперь твоя очередь, - сказал я и удивился хриплости своего голоса. Серый промычал что-то невнятное, неуверенно подсел ближе и робко протянул руку. - Расслабься, - шепнул я ему.
Видя его сомнения, я решительно взял его за запястье и положил его на грудь девочки (Алина внимательно следила за нашими манипуляциями). Его пальцы застыли на коже, словно он превратился в каменное изваяние. И тогда я принялся играть с грудью нашей девочки посредством руки Сереги, а когда пацан вошел во вкус, я отстранился и наблюдал за его забавами со стороны.
Когда много позже, уединившись в своей комнате (у ребят был тихий час), я извлек из шорт свой член, он оказался мокрым. Более того, пятна испачкали трусы. Я сдвинул кожу на головке - та оказалась огромной, красной, огнедышащей и сочащейся. Я слегка сжал ее и едва не кончил с первого же движения - настолько велико было возбуждение. Тут-то ко мне в комнатку и заглянула Эля. Это было так неожиданно, что я оторопел. Я сидел на своей кровати с членом в руках и таращился на одиннадцатилетнюю девочку (если Эля и уступала в своем развитии Алине, то очень немного - во всяком случае, грудь у нее тоже имелась). Эля же, как ни в чем не бывало, прошла в комнату, закрыла за собой дверь и уселась на кровать рядом со мной. - Что-то не спится, - вздохнула она, глядя на меня совершенно невинным взглядом, словно моя рука сжимала в этот момент не член, а стебель цветочка. Я открыл рот, но из горла донеслось только невнятное мычание. Поэтому я тут же закрыл его. - Девчонки занимаются всякой фигней, - продолжала Эля спокойным голосом. При этом ее тон больше походил на том взрослой женщины, которая жалуется на глупость своих малолетних подружек. Я проследил за ее взглядом - она внимательно, без тени смущения или насмешки, изучала мой член (который после минутного ослабления, вызванного замешательством, снова окреп). И тогда я сделал единственное, что мог сделать нормальный человек в подобной ситуации - спрятал его. Просто убрал его в штаны, стараясь, чтобы в моих движениях не чувствовалось конфуза. Эля никак не отреагировала на это, только посмотрела мне в глаза (в ее взгляде мелькнула некоторая разочарованность, а может, мне только показалось). - Пошли погуляем, раз тебе не спится, - предложил я, решив не смущаться более. - Пошли. - Она встала и спокойно взяла меня за руку - ту самую, которая только что сжимала мою огнедышащую плоть. Ни в тот день, ни после Эля никогда не возвращалась к этому инциденту, словно его и не было вовсе.
Воспоминания... Призраки из далекого прошлого... Они приходят молча и таинственно, будоражат, навевают тоску...
То лето вспоминается сейчас какой-то нелепой смесью из "Happy Nation" "Ace of Base", теплого моря и вкусной еды, приготовленной нашими поварихами... Куча друзей, подруг, просто знакомых. Адреса, которыми мы обменивались (ни один из нас впоследствии не сделал ни малейшей попытки встретиться - хотя кое с кем я и сейчас не отказался бы увидеться) - мы писали их на наших местных лагерных деньгах, рисовали внизу сердечко и дарили своим друзьям и подругам...
Ужасно... Я не помню ее лица... Попытался представить его сейчас, но не смог... Боже мой, я не помню его даже примерно. Я только помню, что Эля была симпатичной, миленькой и с легкой капелькой вульгарности. К тому же ее голос был удивительно глубоким для одиннадцати лет. Хм... хотел бы я сказать вам, господа, что придумал все это для забавы публики, но не могу, увы... Я сознательно стараюсь не писать долгих диалогов с ней: я не помню, о чем мы говорили. Помню только кое-какие сцены - вышеизложенные и те, что еще не описаны. Разумеется, я не читал тогда Набокова, но сейчас прекрасно понимаю чувства его Гумберта к юной Ло. (Хотя разница в возрасте между нами была гораздо меньшей).
Купание детей на пляже... Тот, кто присутствовал при этом, поймет меня. Стадо козлов - вот первое, что приходит на ум, когда ты смотришь на беснующуюся толпу подростков. Немного поразмыслив, я решил несколько изменить обычные правила, выбрал из своих подопечных наиболее сознательных (из тех, что постарше) и поручил каждому из них надзор над пятью детьми из своего отряда. Разумеется, я со своей коллегой-воспитателем (женщиной вдвое старше меня) присматривали за всеми, сидя на бетонном пирсе. Вообще-то, тот пляж был специальным - огороженный бетонными волнорезами, он в самом глубоком месте имел не больше двух метров глубины; ну, а там, где купались дети, было гораздо мельче. Мы же расположились чуть в сторонке - я барахтался по грудь в воде, придерживаясь руками за пирс, моя старшая коллега сидела, свесив ноги с пирса. Рядом с ней щебетали две или три девчонки из числа тех, что обычно отираются возле воспитателей-учителей. Эля подплыла тихо, ухватилась рукой за бетон пирса и принялась трепаться о чем-то с одной из девочек. Я украдкой взглянул на нее (с момента маленького происшествия я все время беспокоился, как бы моя юная знакомая не поделилась увиденным с подружками; но Эля, как я сейчас понимаю, была в свои юные годы гораздо умнее большинства девчонок нашего лагеря), продолжая какой-то тупой разговор со своей старшей коллегой. Когда я почувствовал неожиданное прикосновение в одной интересном месте, я с трудом удержался от возгласа. Положение было очень ответственное - несколько человек рядом, в том числе и Главная Ведьма нашего отряда (это моя старшая коллега - для тех, кто не догадался). Сохраняя невозмутимое выражение лица, я бросил косой взгляд на Элю - та барахталась рядом со мной, держась одной рукой за пирс, и увлеченно беседовала с какой-то малолеткой. Вторая ее рука была опущена в воду. (Для тех, кто не знает, поясню: когда на одном с вами пляже - на небольшом закрытом пляже - купается несколько десятков детей, вода становится мутной настолько, что в десяти сантиметрах уже ничего не видно). Тоненькие пальцы нащупали под водой моего красавца (который тут же вздрогнул, словно от удара током), быстро сжали его и отпустили.
Что удивительно - я никогда не видел, чтобы Эля вела себя так фривольно с кем-то другим. Более того - за ней сложилась репутация кроткой и тихой девочки. Нет, она могла, конечно, и потанцевать с парнями, виляя при этом бедрами, и пококетничать немного, но мне, наблюдавшему за ней со стороны, становилось совершенно очевидно - все это ерунда. Да и ее влечение ко мне было, вообще-то, очень своеобразным, с ярко выраженным сексуальным оттенком. Уверен, что в итоге я привязался к ней гораздо сильнее, чем она ко мне.
Это был звенящий летний вечер жаркого дня ("It's been a hard day's night", если вы понимаете, о чем я), когда воздух замирает. В тот день столбик термометра перевалил за тридцать пять градусов - весьма теплая погодка. После захода солнца я, как и многие другие, вторично принял душ и присоединился к тусовке ребят и девчонок из своего отряда. Мы сидели в беседке и трепались о всякой ерунде - какие-то детские анекдоты, дурацкие истории. В принципе, было забавно - среди моих подопечных оказалось мало по-настоящему вредных детей. Когда стало смеркаться, пацаны отправились играть в баскетбол (асфальтированная площадка освещалась фонарями), две или три девчонки пошли бродить по лагерю, держа друг друга под ручки... В общем, я и не заметил, как мы с Элей остались одни. Беседка, в которой мы сидели, была увита какими-то вьющимися растениями (биология (в частности, ботаника) не самая сильная моя сторона - если кто еще не догадался). Т.е. мы прекрасно видели окружающих, а нас, соответственно, никто не видел. Эля почти сразу подсела поближе и спросила что-то вроде "есть ли у меня девушка". Я честно ответил, что одна милая мадемуазель, к которой я питал самые нежные чувства (и с которой у нас все было так, на мой взгляд, серьезно и надолго) неожиданно сказала мне гуд бай совсем недавно. Мы говорили еще о чем-то, а окружающий нас вечер догорал последними отблесками заката. Я почти не удивился, когда Эля положила свою тоненькую руку на мои шорты: я с самого начала смены, едва увидев ее, понял, что рано или поздно это неизбежно случится. Поэтому я спокойно встретил ее взгляд и улыбнулся ей открытой и честной улыбкой. И тогда она решилась. Быстрыми движениями она приспустила мои шорты (я вынужден был привстать) и мило ухмыльнулась, обнаружив отсутствие трусов. Я хотел, было, поцеловать ее и уже потянулся, но она решительно отстранилась: похоже у нее на уме было что-то совсем другое. Вокруг нас энергично пели свои дурацкие песни сверчки, где-то рядом пацаны о чем-то спорили с девчонками, в отдалении слышалась гитарная музыка - все это нас не касалось. Все это существовало в другой вселенной. Эля провела рукой по моей груди, сжала плечо. - Какой ты сильный! - горячо прошептала она. (В то лето я активно занимался спортом и пребывал в отличной форме). Я в ответ издал какой-то нечленораздельный звук. Впрочем, моего ответа и не требовалось. Эля опустилась на колени (при этом ее волосы упали на мои ноги и нижнюю часть живота), взяла обеими руками мой каменный член (никогда в жизни у меня не было настолько сильной эрекции) и принялась играть с ним легкими касаниями своих нежных пальчиков. Я сразу отметил, что она интуитивно (вероятно, интуитивно - у нее ведь не было тогда никакого опыта по этой части, или, что уж точно, у нее никак не могло быть большого опыта по этой части) действует очень умело. Далеко не все девушки (равно как и парни) обладают этим редким даром - подсознательно уметь выбирать именно тот стиль сексуальных забав, который желаем партнером более всего. Она наклонилась совсем низко - теперь я чувствовал кончиком головки ее горячее дыхание... и это сводило меня с ума. Вот если бы еще чуть-чуть ниже... Ее пальчики сдвинули крайнюю плоть, медленно потянули ее к основанию члена. При этом Эля склонилась еще сильнее - ее губы едва не касались моего инструмента, я почти чувствовал желанное прикосновение... Какой-то идиот заорал песню метрах в тридцати от нас. Но теперь уже ничего не могло бы помешать нам. Полностью оголив мою пылающую страстью плоть, Эля поцеловала ее. Причем, сделала это не мимолетно и символически, как это часто бывает в прелюдии любовной игры, а поцеловала ее с настоящей нежностью и любовью, словно это были вожделенные уста возлюбленного. Я глухо застонал: ее губы были невероятно нежными... Мое сердце принялось отбивать удары с такой силой, что едва не выскакивало наружу. А она прижималась губами к кончику члена, щекотала его языком, сжимала пальчиками толстое основание. Мои руки непроизвольно обняли ее голову (отнюдь не для того, чтобы пытаться руководить ее движениями - у нее и так все отлично получалось), пальцы пробрались в волосы. К тому времени стемнело уже полностью, и если бы не слабый свет фонаря метрах в двадцати от нас, я не мог бы наслаждаться созерцанием столь прекрасного зрелища. Поиграв некоторое время с кожей головки (вспоминая сейчас ту сцену, могу только удивляться, как я сумел не кончить тогда в течение нескольких секунд), моя умница открыла губки пошире, забавно вывернув их при этом (словно хотела побаловаться мороженым), и погрузила мою плоть в себя. Я вздрогнул в приливе острого наслаждения, но сумел сдержаться - с моей стороны было бы очень не солидно завершить все так быстро. С членом во рту Эля принялась совершать возвратно-поступательные движения головой, то ускоряя темп, то снова замедляясь. Через некоторое время она оторвалась от члена, слегка отстранилась назад и одарила меня шаловливой улыбкой - ни дать, ни взять, маленькая нашкодившая девочка (любопытный факт: уж не знаю, с чем это связано, но она совсем не испытывала смущения - у нее был такой вид, словно в ее детском ротике только что побывал леденец, а не член взрослого парня). Чувствуя, что должен сказать хоть что-нибудь, я открыл рот, но издал свой коронный звук - глупое мычание (только на этот раз у меня получилось хриплое глупое мычание). В ответ Эля хихикнула, облизнула губы своим шустрым язычком и снова прильнула к головке. Возможно, кто-то скажет, что это развращение малолетних, что придурков типа меня надо расстреливать или сажать в камеру для опидарасивания (хе-хе, похоже, придумал новое слово в Великом могучем!), и, возможно, я сам, читая что-то похожее, подумал бы так же. И это, в принципе, правильно... если бы не одно но: сейчас я твердо убежден, что это Эля развращала меня, а не наоборот. Я, кстати, нисколько не сомневаюсь, что ныне она продвинулась в своем сексуальном развитии гораздо дальше меня (у нее еще тогда виднелись задатки яркой сексуальной личности).
Тем временем моя юная проказница сводила меня с ума легкими поцелуями головки, щекотанием языком и даже легкими покусываниями. А я отпустил ее волосы, откинулся на жесткую спинку деревянной скамьи и любовался ее действиями, стараясь при этом оттянуть неизбежный конец нашего милого приключения как можно дальше. Я почувствовал, что не могу больше сдерживаться, когда Эля попыталась погрузить моего красавца поглубже. То ли от отсутствия опыта, то ли еще по какой-то причине, но дальше половины члена дело не пошло. Эля замерла ненадолго в таком положении, словно наслаждалась происходящим не меньше, чем я. Хм, хватило и этого... Зрелище одиннадцатилетней девочки из моего отряда, с упоением сосущей член мне, ее воспитателю, переполнило чашу сдержанности. Я глухо застонал, непроизвольно задвигался во рту своей юной любовницы в бешеном темпе и... Я взорвался подобно долбанному арабскому террористу и отправился прямиком в рай, ухватил Господа за бороду, перекинулся словечком с Аллахом, проведал Будду. Я звенел хрустальным горным потоком, я парил вместе с птицами, я несся с табуном взмыленных мустангов. Я был пульсаром, затерянным в глубинах космоса, был крохотной травинкой на огромном лугу, каплей дождя - я несся с высот на землю вместе с множеством моих собратьев. А потом огромная Вселенная сжалась вдруг до ничтожных границ моего бренного тела, бросая меня обратно в объятья реальности. (Много позже мне пришло в голову, что с моей стороны было бы очень любезно хотя бы попытаться вытащить свой член изо рта девочки перед семяизвержением). Первое, что я увидел, когда пришел в себя - личико Эли с довольной ухмылкой. В неясном свете фонаря на губах блеснули капельки спермы - совсем немного, гораздо меньше того, чем я (с присущей мне в подобных ситуациях щедростью) одарил ее. Показался маленький язычок и быстро облизнул губы. Затем Эля в последний раз поцеловала увядающий член, решительно увернулась от моей неуклюжей попытки обнять ее (я ведь так ничего и не дал ей взамен полученных ласк) и растворилась в ночи... словно ее никогда и не было. Растворилась - в прямом смысле слова... для меня, по крайней мере: на следующее утро за ней приехали родители, и к тому времени, когда я проснулся (обычно дети будили меня к завтраку), она уже покинула лагерь. Потом мне рассказали, что это было оговорено заранее, что Эля вместе с родителями собиралась ехать в какой-то круиз, насколько я сейчас помню.
Вот и все, что я могу рассказать вам о нашем с Элей странном романе. Та смена была последней - приближался сентябрь, - но для меня она закончилась именно с отъездом моей юной Лолиты. Все оставшиеся дни я усердно старался делать вид, что ничего не произошло, что у меня по-прежнему прекрасное настроение.
Ее внезапный отъезд почему-то ассоциируется теперь с видом опустевшего летнего лагеря (хотя она уехала за несколько дней до закрытия). Только тот, кто видел что-то подобное, поймет меня. Даже самые суровые из нашего персонала ходили после закрытия смены как убитые. В этом есть что-то ужасное - в огромном, внезапно обезлюдевшем месте - словно ты вдруг проснулся утром и обнаружил, что все люди куда-то исчезли, и ты остался один наедине со своей пустотой... ("Baby, I gonna leave you...")
Сейчас у меня все отлично - регулярный разнообразный секс, неплохая работа, друзья-приятели, пьянки-гулянки, ссоры-разборки - все как у людей, в общем. И только иногда, жарким августовским вечером, вдруг накатит дикая тоска, стальным обручем сожмет горло, и почему-то вспомнится одна маленькая девочка. ("Sometimes I feel like screaming...")