Глава тринадцатая, орочья. Сладкий привкус успеха.
Слава Повелителю, в этот раз вышли на закате. Сотник сказал, что, раз баба у нас, так нам и торопиться некуда. Что-то он мудрит: баба молодая, сочная, это сколько бы каши вышло! На всю сотню бы хватило... Ну, а если над костром целиком зажарить, так у де-сятников пир бы вышел. Правда, Грэкх, эта подстилка цитадельская, и весь его первый десяток, умники албаевы*, рассказывали, что пользы то от неё никакой. Ни съесть, ни трахнуть - мол, жжётся, как албапыр**. Только пусть они других дураков ищут! Что я, тех албапыр не видел? Тощие, только на холодец, да и то не возьмёшь: от одного взгляда тошнит. Уши острые, а глаза жгут, как гребанное солнце. А эта нормальная такая чело-веческая бабенка, ухватиться вполне себе есть за что, так что перед котлом можно было бы и развеяться. Вот в глазах да, бывает, и проскользнет что-то, но то, наверное, с пере-греву. Я ее всего раз и видел, когда притащили, а это уже, почитай, рассвет был, вот солнце и блеснуло. А в лагере её первый десяток сторожит. Ага, целый десяток. Второй десяток, вон, весь лагерь охраняет, а первый одну бабу. А нас вот послали к людям в за-мок. Хотя сам человек говорил, что это деревня, ну да ладно, что в его скулеже разобрать можно было, сами посмотрим. Уже скоро, мы-то, без пленников, и за две ночи добежим.
И точно, замок. Не маленький. Гребаный сотник, жопой чую, здесь мы все и останемся. Вот так и повернул бы назад, да, говорят, люди сразу убивают, не мучают, а сотник... Так что придётся стучаться. Стены крепости тут же обсыпало воинами, как ухо вшами, если в реку упадешь. Ворота нам, конечно, не открыли, дураков нет, все дураки в кровавое ме-сиво полегли. Скрипнула калика (тоже из плах, в две добрые ладони сколоченная). О, багронк***, тут не только люди, тут и сам албай вышел! Свет-свет-свет, как слепит-то, то ли от глаз его, то ли от доспехов солнечные пауки бегают. Он же один нас в капусту по-крошит.
Правда, пока меч в ножнах. Говорит, что убивать не будет, в замок зовет. Ха, Кранк с Рырхом сразу затряслись, как заячьи хвосты. Придурки, если бы нас убить хотели, то уже стрелами бы, как ёжиков, утыкали. Мы ж прямо на поле стоим, под башнями, как хер на свадьбе. Так что, что тут стоять, что за воротами - никакой разницы. Не знаю, убьёт или нет сотник рыжую за нашу смерть, но, думаю, не убьёт. Нас много, а она одна. Только следующие послы с ухом придут, для углубления, так сказать, шутки. Пусть юмор у сотни-ка и не наш, не орочий, а все равно смешно выходит. Так что моих успокоить надо, ина-че, не дай Повелитель, дернутся не вовремя и все, нам уже будет без разницы, убьёт, не убьёт ли.
- Если волос упадет с нас, бабе хана.
Вот светлое отродье, даже лицом не дрогнул, не то, чтобы на шаг отступить. Пришлось в крепость мимо него просачиваться. Главное, в его тряпки не вляпаться, жгут, как полу-денное светило.
Ну, ничего я сейчас то же зажгу. Подарочек-то хорош, вот его и протягиваю.
Гы, гы-гы-гы, гы-гы, только б соплёй не удавиться! Похоже, человеческая кожа албай жжет не хуже, чем нас их шелка. Ишь, как шкурку выронил, даже отпрыгнул, будто люд-ская девка от крысы, хоть не орочьи шутки у сотника, а хороши.
Но быстро себя в когти взял, свиток поднимает да отряхивает.
- Что принес? - меня аж передернуло, что за мерзкий голос у албаев!
- Послание от нашего сотника, Маухура. И нужно, чтоб услышал его не только ты один. Вслух читай.
Да, как лицо не держи, а пальцы-то дрожат, вон, как узлы путаются. Ну, да что на шкуре этой отбивной написано, я и сам знаю. А вот как остальные слушать будут, интересно.
У албай-то у всех морда, как из серебра выкована, а вот люди за его спиной... По лицом волны идут, как озеру в бурю, особенно у того старика, который на крысу похож. Где-то я его уже видел... А свиток кончается.
- А чо, метко Маухур про уши завернул! - грр, это Рырх, да, не зря старухи про таких гово-рят: хер длинный, да ум короткий.
- Дай нам поговорить!
Это уже крыса, не зря его рожу на семь раз перекосило, пока свиток слушал.
- Да говори, пока язык есть.
А язык, скажу я вам, это да. Его и сырым с удовольствием, и кипятком обдать - все одно, объеденье.
Людишки скучковались, крыс всё им чего-то доказывает, руками машет. Один большой, почти как тролль, и такой же красивый, побелел весь, желваки так и катает, как опарыши в ране. Старуха, видать, совсем из ума выжила, пасть открыла, только что слюна не те-чет. А у третьего морда такая, будто уксус хлещет. Но крыс, похоже, всех скрутил, вперед выходит.
- Мы согласны сдать вам деревню и этого, - тычет в албая - Если вы обещаете никого не трогать. Нам, знаете ли, все равно, под кем жить, лишь бы рука была крепкая, да своих героев владыка Севера не забывал. Только вот что. Мы его крутить боимся, так что сами забирайте. Только баба его нам позарез нужна. Хорошей знахарки днем с огнем не сы-щешь.
- Я согласен.
А это ирид* голос подал. Ишь ты, слыхал, я есть у них такая дурь, самоотверженность называется, чего только в прожжённые светом мозги не взбредет. Приеду, расскажу сот-нику шутку, что 'ирид' на 'урод' не зря похоже!
А крыса я теперь узнал. Это он нам муку в прошлом годе толкал, и торговался, как истый вастак. Думал я, вастак и есть, а оно вишь чего. Напомнил о встрече, так он разулыбался, как кот после случки. Рырх с Кранком опять разрыготались, как лошади. 'Молодец, мо-лодец' - ржут.
- Только вот что, мы его только на бабу поменяем. Так что, покуда вы ее не приведете, пускай у нас в плену посидит, чтоб не сбежал.
Это у кислого голос прорезался, ишь ты, еще одна крыса. Прямо крысиная нора, а не де-ревня. Это хорошо, с крысами оно проще, понятнее, но к порядку приучать надо. Кислого слегка по спине приголубил, пусть привыкает.
- Только народ мы мирный, - ага, особенно вот этот троллий выродок, плечо, как у меня ляжка, - За скотом ходим да землю пашем. Связать этого выдергу никак не сможем, он же ловкий, как собака. Может, поможешь, господин?
Во-о-от, я уже и господин! Это хорошо, это правильно. Крысы должны знать свое место. А то, что вождя своего они боятся, это тоже хорошо. Того, кто его победит, бояться еще больше будут. А пока пусть немного поработают, и, опять же, к своему месту привыкнут.
- Тащи веревку, убогий. Да еще, коли совсем преуспеть хочешь, хряка зарежь новым господам пожирнее, и бабу мне найди... Хряку под стать.
Вот и посмотрим - если только веревку притащит, то придётся еще кого искать, а если и остальное, вот и готовый староста. А то крыс умный слишком, как не дави, а все что-нибудь и себе утащит.
Укатать албая совсем просто оказалось, он и не сопротивлялся, от человеческой благо-дарности охренев. Тычок под дых, ну и по шее добавить, чтоб не дергался.
А что это старуха то отворачивается? Не нравиться северный порядок? Ну и пусть, в её то зимы все равно под нож, Цитадель лишних ртов не кормит.
Ха, а вот и тролль, запыханый, будто кабан в гоне. Девку за собой тащит, рыжую, как и первая наша добыча, но куда сочнее, так бы прямо тут на неё и запрыгнул. Да, староста в деревне, считай, что уже есть.
- Такая пойдет? - спрашивает, и девку мне прямо в руки толкает. А она вроде и рада, улыбается. А еще говорят, что человечьих баб только силой взять можно. Это тупни гово-рят, вроде того Рырха, потому как можно и умом. Баба любая (ну, окромя албапыр, так те и не бабы вовсе), там, где власть. А тролль все ближе бабенку подталкивает, таких по-лезных ползунов и похвалить не грех.
- Ты, мужик, моим личным снагой будешь, такую шлюху приволок. Ну, куда эту падаль деть можно? - и гулугу* сапогом под ребра.
- Так в своем доме пусть и сидит, там и пусто, и на отшибе он. Сплошные положительные стороны.
Это крыс зачастил, чувствует, что недолго ему осталось. Ну да не поможет, нам умные не нужны, нам верные нужны. Но в этот раз мы его послушаем, в конце концов, какая раз-ница, где ему одну ночь поспать.
Дом был до отвращения пустой, ни запаха еды, ни запаха живых, только что травами во-нял. Единственное, что радовало глаз - маленький, будто с горы смотришь, эльфийский город. Как и положено эльфийскому городу, разрушенный. Если присмотреться, можно было даже узнать какой - ради его захвата всех с гор согнали, всех под луки албаевы по-ставили. Самое сладкое воспоминание за последние десять лет - как хрустели черепа албайских детенышей под подковами сапог. Как орали гордячки албапыр, когда этих щенков бросали в костры, сами-то они в огне сгорали молча. Как сладко пах чадящий город! Мои ноздри и сейчас трепещут при этих воспоминаниях. А почему эта башня це-ла? Я помню её в пыли. И башня вновь хрустнула, уже под моими, только моими руками.
- Может, по такому делу и выпить можно?
Опять крыс суетится, такое воспоминание сломал! Нет, ему точно одна дорога - в ров.
Но столы уже ломились от мяса, в кувшинах плескался не только эль, но и вино, такого простому орку попробовать лишь в набегах удаётся и мягкая, гладкая человеческая шлюшка вертела задом совсем рядом. Как он лёг в руку, так и хочется сжать его, чтобы из-под когтей потекло. Хорошо. Так что крыса отправиться в ров позже. Завтра. А сегодня можно и с ним выпить. Так даже веселее получится.
Мясо было вкусным, его было много, и, главное, делиться ни с кем не надо, втроем столько и за неделю не съесть. Выпивки никак не меньше. Бойцы мои элем упиваются, еще бы, они и его только по праздникам и видели, обычно брагой обходятся. Ну, я сего-дня пью сладкое вино, как какой барчук цитадельский.
Ну и главное, пожалуй, не шлюха, не бабенка даже - женщина. Ах, какая сладкая да гладкая. Я ведь и когтями-то драть её не буду, и уж в суп она точно не пойдёт. Оставлю себе. А что, если мы этот замок под себя подгребём, сотник обратно в цитадель уйдёт. Это только он думает, что о его мечте никто не знает. А за манором кому-то смотреть придётся. Вот я и присмотрю, крыса-то уже не будет, гы-гы.
Мням, какая же все-таки она... а какие сиськи, вот прямо в них и утону, какая вкусная, прям как мясная подлива. Ишь, а от языка сморщилась, прячет гримаску, ну да, из пасти не розами пахнет, слава Повелителю. Ничего, привыкнет, жить захочешь, еще и не к та-кому привыкнешь. А десятку, даже своему, я её не отдам, только моя будет. Куда это Рырх лапу тянет, вот ему обухом по пальцам. Так, пора уходить, а потом быстренько вер-нуться. Одному.
- Господин, а тебе зачем уходить? Ты ж еще не всем насладился, - сладенько завыл крыс, подливая сидр, и показывая глазами на мою женщину. Нет этого точно - удавить, иначе в замке орк управляющий, пожалуй, и не нужен будет. Мне и полутролля за глаза хватит, хвост заносить. Но он опять прав, умный. В ров, в ров, прямо с утра.
- Ладно, бойцы! Взяли руки в ноги и дуйте за этой проблядью, а мы пока тут побудем.
Разворчались. Еще бы, из-за стола выниматься не хочется. А чего там Кранк бубнит-то? Мол, настоящий десятник со своими всем делиться, ох, поделюсь я с ним, сталью в спи-ну. А сейчас спровадить надо, и побыстрее, а то, пожалуй, уже и не выдержу, прямо вот тут её и трахну.
- И вам найдут по вкусу телок. Только не жрать на этот раз.
Ага, как раз телок в хлеву вам и выделю, всё равно разницы не заметите. Слава Повели-телю, ушли, и старуха за ними почапапала. А я руку-то в самую захоронку запустил, уммм тепло да мокро, сейчас, сейчас. Ох, взгляд албая жжет, будто солнце в полночь встало, от него аж то, что у меня встало опускается. Ну да сейчас мы глаз ему прикроем. Костью об-глоданной, коркой хлебной, а, лучше всего, свеклиной разваренной. Вот так, прямо в глаз! Ага, вроде бы и отвернулся.
Вот ведь! В такой момент узлы на гашнике путаются, и ведь место такое, не разрежешь. За спиной хлопнула дверь. Надо же, старуха вернулась, или она уже и не старуха? Смот-ри, выпрямилась, как копейное древко, и глаза горят почти как у албая. С чего бы эт...
***
Великая Тьма, как же трещит голова. И ничего не видно, глаза залиты чем-то липким, судя по запаху, кровью. Орочей, скорее всего моей, кровью. И стереть её не получалось, не получалось вообще двинуть ни рукой, ни ногой. Сквозь шум в ушах пробивался жен-ский голос.
- Очнулся ублюдок, морду вытри, пусть смотрит, ему полезно будет посмотреть.
По глазам проползла волглая тряпка, их удалось открыть и даже поворочать головой. Мутной волной накатила тошнота. Как бы в собственной блевотине не захлебнуться, во рту-то явно кляп на зубах скрипит.
Чтоб Моргот Манве на хере вертел!!! Ноги и руки были растянуты на колышках, вбитых в земляной пол, растянуты по всем правилам, на петлях сыромятной кожи. Смердело кон-ским навозом. Рядом, в свежей яме, чадно горел уголь, на нем грелись нехитрые кузне-чьи инструменты: щипцы, проколки, зубила, хотя на кузницу помещение было совсем не похоже, скорее, на конюшню. Над огнем склонилась знакомая компания: давешний по-лутролль, кислый, человеческая шлюшка, и, конечно, старый крыс. Только старухи не было, знакомой, да не совсем.
Один полутролль, что глаза мне вытер, не изменился, как был медведем, так и остался, а остальные... Крыс сейчас, скорее, на росомаху похож, в глазах та же игривая жестокость, глядишь, ребро вырвет. В шутку. Бабенка выпрямилась, как флагшток, и глазами сверка-ет, как королева, будто не сама мне задницу в руки клала. А кислый совсем не кислый даже, довольный, как будто баклагу медовухи заглотил.
- Ну вот, железо прокалилось, можно и поспрашивать.
Это крыс, много он сегодня разговаривает, уже на три рва наговорил, но, похоже, что в них окажусь я. Полутролль железки прихватил и ближе пододвигается.
- Можно и порасспрашивать, отчего бы и нет, - улыбка бывшего кислого стала совсем медовой, - Нам кано много порассказал, как там, в Цитадели, спрашивают. Как это он после третьего кувшина-то говорил... 'Девятый зал казнедейского приказа Цитадели'. Вот их же салом по их же губам и получат.
Проклятый сотник! Значит, люди убивают сразу, пытать не приучены? Вот, видно, алабай и приучил. Мы его, а он, значит, их. А вот и крыс пододвигается, смотри, как чурбачок себе подложил, чтобы, значит, сидеть удобнее было.
- Ну что, многоуважаемый посол, сам расскажешь, где жену кано держат и как охраняют, или поспрашивать придётся? - и кляп мне вынул.
Тьфу, тьфуррррр, ну, тут рычи не рычи, а ничего не вырычишь, а молчать тем более глу-по, а так, может, и жизнь выторгую.
- А ты умная крыса, но теперь лишнее откусил, нас 25 сотен, сотрем ваши хибары в пе-пел, - Дагул****, полутролль за железками потянулся, - Но сейчас всё скажу, только жи-вым оставьте. Вот наши потом придут, может, вам на что и пригожусь.
- Ты говори, говори, а мы послушаем да подумаем, что с тобой делать, может, и на жизнь заработаешь.
- Говорю же, нас 25 сотен, пятнадцать в главном лагере стоит в неделе пути на северо-запад, остальные разбросаны по округе, разведка и фуражировка, жрать то что то надо. Вашу бабу утащил наш сотник, Маухур, он давно в Цитадель вернуться хочет, все новые планы придумывает. Вот и в этот раз какой-то ваш худосочный адан пришел, так сотник его не сразу в котел отправил, а сначала до-о-олго разговаривал. Потом вместе с ним да с первым десятком сюда мотался, вернулся с бабенкой. Ну а ваш дагри***** все равно в котел ушел. Теперь вот вся сотня в лагере сидит, два кольца охраны, одно вокруг стоян-ки, второе вокруг бабы вашей.
- Так где лагерь то? - опять подал голос крыс.
- Две ночи пути на север, под раздвоенной скалой, из-под неё еще родник бьёт, - быв-ший кислый покивал, видимо, узнавая местность.
- Где секреты? Поскольку часовых в каждом? Как часто меняются? - крыс осыпал меня вопросами еще добрых полчаса, и выспросил такое, о чем я и сам помнить забыл. Нако-нец, мы иссякли, и он, и я.
Полутролль с облегчением вздохнул и отложил железяки.
- Вот видишь, Нийарро, и пачкаться не пришлось, в подвал закинем, а там как кано ре-шит.
Крыс сморщился так, как будто таракана сжевал.
- Ой дура-а-ак. Хоть Курувар, а дурак. Вот представь себе, попал ты, обереги Эру, в плен к оркам, и начали они тебя пытать, о Негбасе расспрашивать, вот что ты делать будешь?
- Ну а что тут делать то, молчать буду, а потом помру, - прогудел полутролль.
- Тьфу, помрет он. Запомни, дурья башка, не бывает героев, бывают плохие палачи. А молчал бы ты только потому, что, если твой молот и голову местами поменять, то никто ничего не заметит, ни мы, ни наковальня. Вот если я, не дай Валар, в плен попаду, то я о Негбасе все расскажу!
В глазах полутролля полыхнуло пламя, но, заметив его, крыс так же не спеша продолжал:
- Так расскажу, что орки всей своей сотней прямо в ловушку, под плотину, например, и вляпаются, - пламя погасло и глаза великана опустились, - Правда, я бы рассказывать не сразу начал, а так, после второго-третьего прижога, для правдоподобия. Но то я, а то орк, он же не намного тебя умнее. Так что как раз сейчас самый разговор и пойдёт.
Крыс протянул полутроллю раскаленные щипцы.
- Ну, может, не надо, он же не ты, он бы до такого не до думался, - мямлил великан.
- Чего не надо, чего не надо то, значит ему все надо, а тебе ничего? - с воплем баба, про которую я уже и забыл, вырвала щипцы из рук полутролля, и в мой пах варжей щенной сукой впилась невыносимая боль.
Великая, милосердная тьма была смыта потоком ледяной воды.
- Ну что ты, Кампилосса, куда торопишься, у нас вся ночь впереди! Ты одним движением такой полезный при допросах член отхватила! А если помрет, не дай Валар? Хорошо хоть, щипцы прокалились, добро, крови совсем нет, - крыс отчитывал бабенку, а у меня меж-ду ног, казалось, полмешка угольев насыпали.
- Прости, Нийарро, просто вот этот кусок у него совсем лишний был. А ты, Синьянамба на него смотри и вспоминай. Все вспоминай, особенно то, что в доме у кано было! Или, может, мне ему сиську и сейчас дать, утешить перед смертью?
Кулаки у великана сжались и побелели, лицо пылало лавой неврождённого вулкана. Его левая рука сомкнулась на моей лодыжки, и я, как будто бы издалека, услышал хруст ко-стей. А раскаленное зубило, зажатое в правой, солнечным лучом приблизилось к моему глазу.
- Стой, стой, да стой, бык в гоне! - всполошился крыс, - Глаза напоследок, на заедку, можно сказать. А пока просто щеку погладь, для начала ему хватит.
- Ну так где ты говоришь ваш лагерь расположился?
- Я же все сказал !!!! У скалы где руче... АААААААААААААААААА!!!!!
- Верю, верю, но не проверить не могу.
Я не помню, сколько длилась боль, пронзенная, словно спицей, ласковым голосом кры-са. Временами она прерывалась благостной тьмой, но очередное ведро пахнущей соло-мой воды возвращало меня в огонь реальности. Тем более не помню, что я ему говорил.
Вдруг, сквозь багровые сполохи боли, я увидел лицо проклятого албая. На затылок, одно из немногих пока уцелевших мест, как будто плеснули свинца, и в это же время в горло потекла прохладная, будто тьма родных пещер, вода. Утешительная, темная влага во рту, и два жгущих, безумных костра глаз, жгущих не только тело, но и ту душу, которой, как говорят, у нас нет.
- Какие у тебя яркие глаза, выродок, - скукоженный язык непривычно свободно скользил по пенькам полуспиленных зубов, - Потуши глаза, мне больно, так больно...