Жил-был на свете мужик один. И звали одни Али, другие Баба. Потом как-то само собой имена стали произносить одновременно Али-Баба.
Приехал он в наши края откуда-то с Востока. По своей натуре природной был он люмпеном, а по-теперешнему - бомжем и, значится, нигде не работал и шлялся, где попало, прибирая к рукам все, что лежит плохо.
Вот однажды околачивался Али-Баба в лесу, жрал ягодки да орешки и глазел на белочек, да на бабочек.
Бабочка есть самое очаровательное из всех безмозглых и самое безмозглое из всех очаровательных существ на земле. До сих пор остается невыясненным, является ли ее очарование следствием безмозглости, либо наоборот. Во всяком случае, бабочка столь прелестна, что устоять перед ней невозможно, и поэтому лучше не сопротивляться, а воспринимать ее лежа.
Но Али Баба лежать не любил, и ему вскоре надоело это занятие.
Стал он бродить по окрестностям и искать что ни будь более интересное и существенное, чем бабочки и белочки.
Бродил он так, бродил и, вдруг, видит, что стоит посреди леса скала громадная, как офис у Газпрома. И проделана в ней дверь железная, сейфовая, но без замочной скважины и всякого там набора цифрового. Не было на той двери никакой вывески, и звонка тоже не было.
Походил Али-Баба около двери, попихал её ногами, но так ничего путного придумать и не смог, кроме того, что не плохо было бы с собой всегда на всякий случай болгарку иметь. Но не бензиновую или электрическую, а чтобы на дровах работала.
Уже хотел он бежать к другу-бомжу за консультацией, который раньше хакером прирабатывал, пока компьютер свой не пропил, да паспорт не потерял.
Хотеть то он хотел, но не успел.
Глядит - подъезжают к скале сорок разбойников - рэкетиров и орут, как дебилы.- Сим-сим, откройся! Сим-сим, отдайся! Да ты не бойся! И не стесняйся!
Тут дверца и открылась, тихо так: без скрипа.
Разбойники натаскали внутрь мешки с валютой, которую они почему-то УЕ называли, сели в свои вседорожники и умотали обратно по делам своим неправедным.
Дверца снова закрылась.
Любопытно стало Али-Бабе.
Подошел он к дверце и затянул таким же дурным голосом: - Сим-сим, откройся! Сим-сим, отдайся! Да ты не бойся! И не стесняйся!
Дверь опять послушалась и отперлась.
Зашел Али-Баба внутрь, и открылась глазам его пещера огромная и необъятная.
Вдоль стен её стояли стеллажи из нержавейки, а на них лежали те самые мешки с УЕ. И было их столь много, что Али-Баба с его трехклассным образованием и сосчитать не смог.
На полу пещеры стояли вазы антикварные доверху наполненные изделиями ювелирными, золотыми и юбилейными монетами стран разных.
- Ну, блин,- произнес про себя Али-Баба.- Это сколько же сил и времени надо, чтобы собрать богатство такое. Не иначе какого ни будь олигарха гробанули, блин. Ну, да это их проблемы, а мне просто повезло.
Набил Али-Баба презренных УЕ мешок, да ещё мешок золотых тугриков и цепочек разных и притащил их к себе домой. Запрятал принесенное в комод старый, да и зажил себе припеваючи.
УЕ он менял на местную валюту в обменных пунктах, которых в то время было видимо-невидимо, а золотые разбивал молотком в бесформенные лепешки и продавал местным стоматологам, которые сооружали из них золотые зубы для населения. Именно с той поры в средней Азии стало модным носить во рту золотые зубы и коронки.
Деньжищ у Этого Бабы теперь было как грязи, поэтому он даже подружку себе Гюльчатай завел для времяпревождения душевного и физического.
А был у Али-Бабы злобный брат Касим. Засек он, что Али-Баба часто в обменные пункты захаживать стал, и понял, что разбогател братишка, а делиться с ним не хочет.
Тогда надавал Касим ему в морду и все выведал.
- Как все в этой жизни просто, - удивлялся, узнавший всю правду Касим.- Напел куплетик и бери что хошь. Ладно, Али-Бабок, теперь не один ты такой умный и хитрый. Нам тоже УЕ нужны и даже очень.
Нашел Касим ту самую скалу, вскрыл дверь, послушную песенному паролю, забрался внутрь и обалдел от увиденного.
Чего только в той пещере не было: кроме УЕ и золота картины из Лувра и Эрмитажа, статуя Самсона из Питергофа, книги старинные в переплетах сафьяновых с каменьями разными, и икон старинных не меряно.
В искусстве Касим ничего не понимал, а уж от УЕ в банковских упаковках ни разу не распечатанных его голова сразу же кругом пошла.
Стал Касим иконы в стопки складывать, да связывать. Их он решил знакомому антиквару по дешевке загнать, чтобы долго не возиться. На картины и книги не смотрел. Не для него товар был. А вот с УЕ можно было поработать хорошо.
Нашел он в углу мешков десять инкассаторских, и стал набивать их до упругости мяча футбольного.
Минут тридцать трудился, пока все мешки не наполнил. Устал до чертиков.
Посмотрел на часики наручные и понял: пора сматываться, так как скоро братва должна была обратно вернуться.
Перетаскал мешки к двери, сунулся, а выйти не может - и песенку и все слова её позабыл напрочь! Помнит только, что из Укупника, а вот какая - хоть убей, не помнит!
Заблажил он тогда на всю пещеру.- Штандартенфюрер Штирлиц, Истинный ариец!
Ждет, что будет...
А ничего! Дверь снова не отворяется.
Тогда Касим заныл.- Я на тебе никогда не женюсь! Я лучше съем перед загсом свой паспорт!
А дверке все до лампочки, стоит себе запертой и хоть бы хны.
Заплакал тогда Касим от такой неудачи, надорвал печенку с селезенкой, да с досады тут же и умер.
Вернулись разбойники с очередной разборки. Зашли в скалу, смотрят, а там Касим дохлый валяется.
Обозлились злые рэкетиры на то, что придется им теперь дохлого Касима наружу тащить да выкидывать. Да делать-то было нечего.
В это самое время вернулся к скале Али, у которого все УЕ закончились. Смотрит, дверь открыта, а внутри братва ненормативной лексикой душу тешит и возится.
И покуда они там ковырялись, Али-Баба, который успел получить консультацию у своего хакера бомжевого, быстренько перенастроил отпирающее устройство на песенку "Я убью тебя лодочник!".
Спрятался он в кустах, и стал наблюдать, что будет дальше.
Закончили свое неприятное занятие разбойники и стали по привычке вопить известный им мотивчик. Да, напрасно: дверь, как приклеилась.
Разозлились они ужасно и через некоторое время умерли, как и Касим, с расстройства и досады.
- Настоящий попугай должен уметь произносить только те слова, которые от него требует жизнь.- подумал про себя Али Баба, после чего отворил дверь известным ему паролем, зашел внутрь, посмотрел не без удовольствия на дохлых рекетиров и уже без удовольствия, но с чувством выполненного перед собой долга, повыбрасывал их в дальний овраг.
Правда, потрудиться пришлось изрядно: уж больно много этой дохлятины в пещере было - Сорок братков, да брат Керим. Но ничего, справился.
Унося с собой очередной мешок, набитый всё теми же хрустящими УЕ, Али Баба думал, правда, почему-то в стихах:
Речь истекает нитью тонкозвучной,
Плетет причудливый узор среди людских созвездий,
Впадает в океан самосознанья
И отражается в ста зеркалах у смысла...
С тех пор стал он жить совсем клево, как известный всем нам Лева, пока однажды тоже не умер. Но уже совсем по другой причине - от счастья.