Сутугин Анатолий Николаевич : другие произведения.

Гонам - Река Медвежья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    С юга на Север Якутии течет река Гонам. Места там глухие, поэтому их облюбовали многочисленные медведи. Встречи с ними всегда интересны и довольно опасны.


   А.Н.Сутугин
  
   ГОНАМ - река медвежья.
  
  
  
   Передо мной лежит очередная записная книжка с дневниковыми записями. Открываю её и читаю: Гонам. 1985 год.
   Сразу же нахлынули невесёлые воспоминания. Пятнадцать лет прошло с того времени, когда были сделаны эти записи, а память всё хранит печальные образы и события произошедшие в июле того года. А год был известный. Мне в нём исполнялось пятьдесят лет. Юбилей! Начиналась перестройка, приведшая к полной ломке всего - устоявшегося и привычного, ломке судеб многих сотен тысяч людей, распаду великой и могучей страны, к созданию ужасающего разрыва в благосостоянии граждан нашего общества, к полной переоценке ценностей.
   К этому году я уже не работал в Министерстве гражданской авиации, а наша дружная походная команда полностью распалась. Вартанов и Крылов откололись от коллектива уже давно и лишь изредка позванивали в зимний период, узнавая, что и как, и что почём. За ними и Федя начал копаться на шестисоточном участке в районе Волоколамска и с ожесточением строил деревянную хибару.
   Даже фанатик походной жизни Ляпунов обзавёлся недвижимостью в виде домика в деревне. Теперь он с увлечением копал землю, сажал деревья и кусты и обихаживал своё новое летнее жилище.
   Но жизнь продолжалась, хотелось в отпуск и в тайгу. Я созвонился с Челябинцами и выяснил, что они решили в этом году вновь попытать рыбацкого и охотничьего счастья на Гонаме, что течёт на юге Якутии.
   В Якутии я бывал, но только по служебным делам. Приходилось летать с проверками деятельности Якутского управления гражданс кой авиации.
   Правда, все эти посещения приходились почему-то на зимний период.
   Мы частенько говорили о том, что было бы замечательно спла виться по Оленьку или по Дянышке. Особенно по последней, так как там по рассказам очевид цев водились замечательные таймени.
   Но проходило время, а мы всё так и не удосужились осуществить свои замыслы.
   Поэтому предложение Челябинцев меня очень устраивало.
   Я начал просматривать литера туру и выяснил следующее:
   Гонам - левый приток Учура. Длина 686км. Берет начало на Юге Якутии с северных склонов Станового хребта и течет по Алданскому нагорью.
   На своём пути принимает 101 приток длиной более 10км. В бассейне около 9400 водотоков, свыше 1800 озер. Вскрывается Гонам в середине мая, а замерзает в конце октября.
   Название реки эвенкийское: ГЫ - река.
   Гонам течет в местах глухих, безлюдных. Взору путешественника открываются гольцы, каменные реки - курумы, густые заросли кедрового стланика, мари. В пути нередки встречи
   с медведем, лосем, диким северным оленем - сокжоем и другими обитателями тайги.
   Первое упоминание о реке относится к 1643 году, когда русские землепроходцы во главе с Василием Поярковым вышли по Алдану, Учуру и Гонаму через Становой хребет к берегам Амура.
   Это был первый путь с Лены на Амур, но он оказался трудным и вскоре уступил место дороге по Олекме.
   У туристов Гонам пользуется большой популярностью. В верховье реки добираются из поселка Нагорного. Вначале спускаются по реке Тимптон до заброшенного поселка Дорожного (60км), далее совершают пеший переход (25км) по тракторной дороге, проложенной старателями.
   Первые восемь километров дорога идет по заболоченному склону к ключу Лебединому, затем переваливает через гору и выводит к ключу Гонамскому, вдоль которого до Гонама остается семь километров. Последний участок особенно трудный, поскольку двигаться приходится по мари.
   Гонам рождается среди крутых каменистых склонов гор. Ниже впадения ключа Гонамского (668км от устья) течет по заболоченному плоскогорью, сильно петляет. Русло галечное с булыжниками. Берега высотой 1,5-4 метра, нередко обрывистые, заросли кустарниками. Вокруг много небольших озер. Заболоченные участки чередуются с лиственничным лесом. Ширина реки не превышает 10 метров. Средняя скорость течения в межень - 0,6 м/с. Через каждые 100-150 метров следуют крутые повороты.
   Основными препятствиями являются мелкие перекаты, заломы из бревен и низко нависшие над водой подмытые деревья - "расчески". В малую воду до ключа Медвежьего (39 км) плыть нельзя, а в паводки река становится бурной и опасной.
   После впадения Медвежьего ширина русла увеличивается до 50 метров. Рядом по-прежнему простираются мари с множеством озер. Частые галечные перекаты сложностей для туристских судов не представляют.
   Ниже устья Половинки встречаются крупные камни, образующие местами шиверы. К реке с обеих сторон подступают невысокие горы. Через 7-8 километров шиверы исчезают, но перед Токориканом на коротком отрезке появляются вновь.
   Ниже Токорикана ширина Гонама увеличивается до 70-100 метров. Глубина на перекатах в межень - 0,5-1 метр, средняя скорость течения - 0,7 м/с. Изредка встречаются острова, легкие шиверы и отдельные крупные камни в русле.
   Прилегающая местность открытая, заболоченная. В 6 километрах от устья Гускэнгрэ Гонам прорезает горный кряж.
   Долина здесь узкая, целиком занята рекой. Над пологими лесистыми склонами прилегающих гор возвышаются останцы. На протяжении 15 километров имеются 7 сложных шивер.
   Между Орогдокитом и Нижним Солокитом Гонам вновь течет среди открытых заболоченных мест. Русло изредка делится на протоки, изобилует галечными перекатами.
   На всем протяжении встречаются обширные голубичники, много других ягод.
   Самый сложный участок - Солокитский каскад - начинается сразу же от устья Нижнего Солокита. Река устремляется в узкое межгорье, образует мощные пороги. Пороги длиной 200-500 метров следуют через каждые 1-2 километра. Их шум слышен издалека.
   Уклон на порогах превышает средний в 2-3 раза. У наблюдателя, находящегося ниже порога, возникает ощущение, будто река уступом падает вниз, дав полную волю бешеной пляске волн.
   Сложность Солокитского каскада зависит от уровня воды. При высокой воде его можно сравнить с трассой слалома-гиганта. Валы, мощные прижимы, маневрирование на огромной скорости среди камней - все это требует огромного напряжения сил и высокой техники управления судами.
   В малую воду прижимы менее опасны, но количество камней на поверхности резко увеличивается. Везде нужна разведка, а кое-где - проводка судов. Удобных для ночлега мест мало.
   В девяти километрах перед устьем Ытымджи расположен лесистый остров. Ниже его горы расступаются и Гонам выходит в открытую долину.
   Основными препятствиями до Сутама являются перекаты и отдельные крупные камни.
   По берегам растут березовые и осиновые рощи.
   После встречи с Сутамом Гонам вновь плотно окружают горы (на этот раз до самого конца). На 275 километрах до Учура насчитывается более ста десяти препятствий: порогов, шивер и перекатов. Ширина реки колеблется от ста двадцати до двухсот метров. Средняя скорость течения в межень около 1,4 м/с.
   До устья Нингама имеется сорок четыре препятствия, из них тридцать пять сложные.
   Даже простые на первый взгляд шиверы бывают опасными из-за большой массы воды и мощного течения.
   Во многих местах нужна разведка с берега. Возле Нингама находятся заброшенные дома геологов, есть баня. Места красивые, ягодные. Здесь удобно устроить дневку.
   Ниже Нингама скорость течения увеличивается до 1,6 м/с.
   Через три километра встречаются шиверы. В шестидесяти пяти километрах от Учура они окончательно уступают место галечным перекатам.
   Берега на всем протяжении вымощены крупным булыжником. Русло занимает всю долину реки.
   После выхода на Учур сплав продолжается до Алдана (266км) и заканчивается в посёлке Чагда.
   Во время путешествия нужно постоянно следить за уровнем воды и правильно выбирать места для лагеря, особенно в период дождей; так как возможны быстрые подъемы воды (0,5-0,7 м/час) с амплитудой 2-3 метра.
   Продолжительность путешествия 30-35 дней. Сезонность - июль-август. Категория сложности четвёртая.
   Судя по прочитанному, путешествие могло быть весьма интересным и
   увлекательным.
   Учитывая то, что у меня сохранились старые аэрофлотовские связи и удостоверение начальника отдела МГА, подписанное самим Министром Бугаевым, можно было попробовать связаться с руководством авиаотряда в Чульмане и попытаться добраться до начала сплава по Гонаму на вертолёте, что существенно упростило бы весь процесс добираловки.
   Я нашёл телефон и позвонил в Чульман. Там, как я и предполагал, помнили фамилию Сутугин и охотно согласились помочь в заброске группы из пяти человек в верховья Гонама, тем более, что лететь до него по лётным меркам было всего ничего.
   Несколько пояснений о составе группы. У Челябинцев из верных приверженцев бродячего летнего отдыха к этому времени осталось тоже только трое: Борис Здорик, Вова Максимовских и Лида Терехова.
   Я в этот раз решил уступить просьбам Дмитрия, который только что вернулся из армии, и взять его с собой в тайгу. Таким образом и сложилась группа из пяти человек, которые должны были разместиться на одном большом катамаране.
   Перестроечное время началось с ломки всего и всея. Магазины пустели со сказочной быстротой. Достать какие-либо деликатесы в виде копчёной колбасы становилось практически невозможно, и если это всё-таки удавалось, то могло по праву быть приравнено к небольшому подвигу.
   Мне заниматься покупками было некогда, и по магазинам бегал Дмитрий. Но от его усердного бега по известным пищеточкам проку не было. Пришлось подключать кое-какие связи, которые, в конце концов, позволили нам достать головку голландского сыра и пару батонов копченой колбасы.
   Сборами необходимых вещей и снаряжения мы занимались вечерами. Это было не сложно, так как всё необходимое имелось ещё от старых походов.
   Дмитрий отправился в Челябинск со всеми нашими шмотками поездом, и уже оттуда вместе с ребятами вылетел через Иркутск в Чульман. Я задерживался в Москве до 21 июля, доделывая все незавершенные дела.
  
   Возьми рюкзак. Сегодня на рассвете
   Мы в новый отправляемся поход.
   Нас ждёт в пути весёлый, свежий ветер.
   Маршрут предельно прост -
   Всегда, всегда вперёд!
  
   21 июля.
  
   Наш самолёт к Байкалу подлетал.
   Казалось, что в тайге я вечность не был.
   И лес туманный предо мной вставал
   Стократно отраженный близким небом.
   Закрылись горы синеватой мглой.
   Турбины хрипло надрывались, будто
   Сам самолёт беседовал со мной,
   И слов не находил, как будто.
   И самолёт врезался в круг земли,
   Которая цвела не по законам
   Над озером, согретым изнутри
   Дыханием богов могучим, учащённым.
   Брала заря у полночи права,
   И слышал я, как напрягались крылья,
   Как прогибалась в сумраке трава,
   И ветры веяли чуть влажной пылью.
  
   Я вылетел из Москвы утром, а прилетел в Иркутск почти вечером: сказалась разница в поясном времени. Билет на самолёт в Чульман купил без всяких проволочек. До рейса оставалось пара часов, и я поехал в город, который знал по ранним посещениям во время командировок.
   Иркутск, в отличие от Новосибирска и Красноярска - новых городов Сибири, своим внешним видом создавал радостный фантом в душе. Чувствовалось, что во время строительства города люди задумывались о чем-то хорошем. Свидетельство тому наличие центра и места для променада.
   Есть в этом городе где погулять и при надобности поводить даму, и покормить ее чем-нибудь несущественным и вредным, вроде мороженого. Но пользы от этого больше, чем вреда, потому что дама будет рада праздничной процедуре еды деликатеса. От этого она станет больше любить кавалера и на земле счастья прибавится.
   Раньше, наверное, с самого детства и до тех пор, пока я не начал по-настоящему путешествовать, передвижение по планете представлялось мне как нечто интересное, сказочное и обязательно уютное. Там, где не уютно - туда не хотелось. Или все-таки хотелось, но не так, чтобы воспринимать этот не уют, а просто находиться рядом.
   Когда был совсем маленьким, я свивал из пухового одеяла гнездо, забирался в него и смотрел наружу, на окружающий мир как на чуждое мне образование, на которое только и можно что смотреть, но никак не соприкасаться. Мне было хорошо в пуховом гнезде, наверное, так же хорошо, как всякому, кто смотрит о путешествиях по телевизору.
   Когда я вырос, то оказалось, что мир сконструирован не так, как мне хочется. Он неуютен, этот мир. Уже не помню точно когда, но во мне наступил перелом, и я, наконец, сообразил, что в не уютности этой есть особая прелесть, настоящий вкус, вкус жизни.
   Вымышленный уют при этом забрался глубоко вовнутрь меня и исчез там насовсем. Это как новорождение.
   Тот, у кого это не получается, по-моему, начинает пить, пытаясь обрести внутренний комфорт- уют, который противоречит природе вещей.
   Мы можем соприкоснуться с миром только через не уют. Это основа осознания себя как отдельного и целостного существа. Где-то здесь рядом пролегает дорога к бесстрашию, к свободе.
   Чтобы сделать что-нибудь важное в жизни, вовсе не надо собираться долго. Долгие сборы и приготовления - ненужная и глупая затея. Чтобы отправиться в путешествие, достаточно только желания, а время и силы часто тратятся на что-то не очень существенное.
   Все очень хотят путешествовать, но у большинства эта мечта так и остается мечтой, огражденной от реальной жизни непреодолимым препятствием - нашим страхом перед самим собой. Ничто другое нас по существу не останавливает.
   Я ходил по улицам города и, глядя на открывающиеся передо мной картины, вспоминал историю этого города, прочитанную мной в купленной в Москве брошурке.
   Иркутску немного больше 300 лет. Он привлекателен своей "историчностью", архитектурным многообразием, гармонией эпох, отразившихся в его внешнем облике.
   На карте Иркутск помечен возле голубого Байкала.
   Иркутск - старинный сибирский город стоит на 5042 километре от Москвы и расположен по обоим берегам реки Ангары в 63 километрах от Байкала. Место, где расположен Иркутск, очень живописно: широкие долины, по которым несут свои воды, сливаясь, четыре реки - Кая, Иркут, Ангара, Ушаковка.
   Бывалых русских землепроходцев из отряда казаков со своим предводителем боярским сыном Яковом (Якунькой) Иваном Похабовым эти благодатные места привлекали угожими лугами и лесами. В 1661 году умелые руки этих служилых людей смастерили здесь острог. Острог возник на высоком незатопляемом берегу и занимал мыс, образованный излучиной реки Ангары и устьем реки Ушаковки, именуемой в то время Идой.
   Выстроенный на "угожем месте", Иркутский острог производил хорошее впечатление на тех, кто побывал в нем. Иркутский острог был поставлен на земле князя Яндаша по указу енисейского воеводы Ржевского.
   Острог простоял девять лет, после чего прогнил и развалился. Затем его отстроили заново, после чего судьба Иркутского острога была удачливой. На выгодном бойком месте вырос восточный форпост России. Отсюда шли торговые пути к великой Китайской Стене, в Якутию, на Камчатку и Русскую Америку.
   В 1675 году через него проехал посланник в Китай Николай Спафарий, об Иркутске он писал: "... острог строением хорош, а жилых казацких и посадских дворов с 40 и больше, и место самое хлеборобное". В 1686 году Иркутск был возведен в ранг города, получил собственный герб, печать и стал центром воеводства.
   На печати был изображен герб города - бабр с соболем в зубах, а по окружию рисунка шли слова, утверждающие Иркутск в его праве: ...печать государева земли Сибирския города Иркутскаго.
   По грамоте Сибирского приказа от 20 апреля сего года, к ведомству Иркутска тогда же были причислены остроги: Верхоленский, Балаганский, Идинский и слобода Бирюльская".
   Старинный деревянный Иркутск много страдал от пожаров. Большое бедствие постигло город в 1879 году. Пожар уничтожил всю центральную часть с уникальными постройками. Сгорели ценнейшие архивы, "музеум" с богатейшими коллекциями, библиотеки. Пришлось застраивать город заново.
   В 1704 году в Иркутской крепости была построена приказная изба - первая каменная постройка в городе.
   В 1719 году Иркутск был сделан главным городом одной из провинций вновь учрежденной Сибирской губернии.
   В 1732 году в город зашел огромный медведь. Он совершил прогулку по городу и поселился в окрестных лесах. Жители сочли медведя оборотнем.
   В 1745 в Иркутске был построен первый частный каменный дом.
   В феврале (1-го или 16-го) 1781 года в Иркутске была открыта первая городская школа "при хорошем подборе книг, в том числе и энциклопедий Даламберо - Дидеротовой, ценою на 2000 рублей"; на первый же раз в эту школу поступило 130 учеников.
   26 июня 1844 года в Иркутск прибыл первый пароход, построенный в 18 верстах вверх по Ангаре от города, в селении Грудинино. Остановился против казенной аптеки. Любопытствующим позволялось входить в него и разглядывать устройство. На пароходе играла полковая музыка, палили пушки. Почти неделю катались по Ангаре почетные гости. 1844 год стал годом начала пароходства на реках Сибири.
   С 1 января 1863 года в Иркутске и губернии введена вольная продажа вина. Неумеренное употребление водки по этому случаю вызвало много несчастных случаев.
   1 января 1864 года к Иркутску была подведена теле графная линия, которая строи лась под руководством инженера поручика Брюн де Сент-Гипполита.
   В этот день была отправ лена в Петербург первая теле грамма, ответ получен через 17 часов.
   4 января 1885 года около 6 часов утра в городе появился бешеный волк, который был загнан в один из дворов и убит, а 1 июля 1886 года в Иркутске во время грозы молнией убило трех человек. В истории города это единственный случай.
   16 августа 1898 года в Иркутск прибыл первый железнодорожный поезд, а уже 21 октября первый поезд отправился к Байкалу.
   Становлению Иркутска способствовало его выгодное географическое положение. С присоединением к Росиии в XVII-XVIII веках огромной территории до Тихого океана, город оказался в центре многочисленных торговых путей всей Восточной Сибири.
   С 1803 по 1822 г.г. Иркутск был центром самой большой по площади территории России за всю ее историю (исключая, конечно, ее столицы - Москву и Санкт-Петербург) - Сибирского генерал-губернаторства, в которое кроме всей Восточной Сибири, входили Дальний Восток, Чукотка и Аляска.
   Большое влияние на культурное развитие города оказали декабристы. В Иркутске останавливались все партии ссыльных, отправлявшиеся через Байкал. Здесь по нескольку месяцев ждали разрешения на поездку к мужьям (декабристам) замечательные русские женщины. Декабристов, отбывших каторгу, селили в деревнях вокруг Иркутска. Трубецкие и Волконские жили впоследствии в самом городе. Во второй половине XVIII в. город имел серьезный научный потенциал. Здесь работал ученик М. В. Ломоносова, Э. Г. Лаксман.
   Большое значение в развитии науки имел открывшийся в Иркутске в 1851 г. Сибирский отдел Русского географического общества. Членами его в 80-е годы были участники революционных событий в Польше, впоследствии видные ученые России В. И. Дыбовский, А. Л. Чекановский, И. Д. Черский, которые занимались изучением Байкала и Лены. Здесь работал выдающийся ученый, исследователь Сибири В. А. Обручев. В Иркутске, впервые в Восточной Сибири появился большой телескоп, выписанный в 1909 г. из Германии на деньги, собранные по подписке.
   Ныне Иркутск, занимающий территорию свыше трехсот квадратных километров, крупный административный, культурный, научный и промышленный центр Восточной Сибири с населением порядка 600 тыс. человек.
   Иркутск включен в число исторически населенных мест с сохранением старинной планировки и застройки. Из сибирских городов Иркутск и Енисейск вошли в 1970г. в число 115 городов страны, признанных историческими.
   В Иркутске около 685 памятников истории и культуры. Наибольший интерес представляют исторически сложившиеся ансамбли самой древней части города. И еще: говорят, что в Иркутске самое вкусное мороженое.
   Современный Иркутск дал России множество знаменитых людей. Среди них строитель самолетов Илюшин, кинорежиссер Леонид Гайдай, писатель Валентин Распутин, драматург Александр Вампилов и многие другие.
   Это великолепный культурный центр. В нём размещены академический драматический, музыкальный, кукольны театры, театр юного зрителя, театр народной драмы, театр Пилигримов, филармония и органный зал. Работают краеведческий музи художественный музеи. В последнем представлены картины Репина, Айвазовского, Сурикова и других знаменитых художников. Известны также Мемориальный комплекс "Декабристы в Иркутске", музей-памятник ледокола "Ангара" и музей истории города.
   В городе построена мощная научная база. Здесь размещены Иркутский научный центр Сибирского отделения РАН, в состав которого входит 9 институтов, и 8 государственных вузов (в том числе первый в Восточной Сибири университет, основанный в 1918 году адмиралом Колчаком.
   Современный Иркутск - очень приятное место, есть в нем какая-то милая провинциальность.
   - Иркутск превосходный город... Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы... Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться..- писал Антон Павлович Чехов, посетивший город в 1890г.
   Даже годы индустриализации и массовой застройки не смогли стереть историческое лицо Иркутска. В городе соседствуют как уютные городские усадьбы девятнадцатого века, так и хмурые официозные современные здания.
   На улицах Иркутска много приземистых кирпичных особняков. Это бывшие резиденции золотопромышленников, крупных торговцев, царских чиновников.
   Вечная любовь иркутян - деревянные дома, многие из которых находятся в отличном состоянии.
   Среди каменных архитектурных памятников следует отметить Богоявленский собор, Спасскую церковь, Крестовоздвижненскую церковь, Польский костел (Римско-
   Католическая церковь), Белый дом (бывшая резиденция генерал-губернатора) и другие.
   В городе развит туризм, в связи с близостью Байкала, Иркутск постоянно посещают большое число иностранцев.
   Я посмотрел на часы. Пора было направляться обратно в аэропорт и продолжать свой полёт до Чульмана, где меня уже ждала вся группа.
   В порту царила полная неразбериха, так как вылеты почти по всем рейсам задерживались: одни по причинам неготовности техники, другие - из за погодных условий в местах прилёта.
   Мой рейс задержали аж на девять часов, а это означало, что мне предстояло мотаться по Иркутску ещё очень длительное время.
   Я потолкался некоторое время среди жаждущих и страждущих пассажиров, а затем снова отправился в город.
  
   22 июля.
   Я прилетел в Чульман только в пять часов утра. Мы летели через Читу и Тахтамыгу. Самолёт АН-24 - транспорт тихоходный, но долетел до места назначения уверенно.
   Полет над землей прекрасен. Самолет, взлетая, словно прорывает невидимую сеть-паутину, и, глядя на ослепительно сверкающие гряды кучевых облаков, поражающих бесконечным разнообразием форм, наконец-то начинаешь думать о том, что живешь, может быть, не совсем так, как надо, что, бессильно барахтаясь в суете, ты сам даешь кораблю уплыть.
   Чего только не увидишь, глядя на эти скопления водяного пара: и мавзолеи, и башни, и пагоды, и тороси­стые полярные просторы, заснеженные пространства, а надо всем этим -- пронзительно синее небо и солнце, на которое невозможно смотреть.
   Внизу, в прорывах меж облаками, видна поверхность земли, на которой и дома-то не разглядишь, тем более одного человека. И странно думать, что крошечное, невидное отсюда двуногое суще­ство несет в своей голове Вселенную и ты, один из полутора сотен сидящих в крылатой обтекаемой металлической коробке, что-то такое о себе воображаешь... Еще поразительнее, когда вспоми­наешь о том, что совсем уж крошечные создания, тем более никак не различимые с самолета тоже живут своей самостоятельной жизнью, ни в какой мере, разумеется, не представляя о человеческом и уж тем более "самолетном" мас­штабе...
   Радости встречи обязательно должна предшествовать разлука, иначе какая это встреча? Настоящая встреча не может быть без любви, а любви не бывает без радости, как не бывает странствия без пути, как не бывает пути без встреч и разлук. Путь без любви - это путь во мраке, это не путь в никуда, это тупик.
   Чтобы почувствовать вкус пищи, надо проголодаться. Сытому пища во вред. Чтобы обрадоваться встрече с незнакомым человеком, надо на время перестать видеть людей. От людей тоже вред, когда они не рады друг другу. Чтобы искренне и до мурашек на коже обрадоваться встрече с хорошо знакомыми и дорогими тебе людьми надо их реже видеть.
   Обычно мы так не живем и не думаем. Это ужасно, и мне жаль людей за то, что они разучились встречаться и расставаться. Встреча с человеком в обычной жизни - несущественная деталь. Во время странствия - это праздник.
   Одиночество в обычной жизни - страшная тягость, во время странствия - это источник силы и радости. Странничество - это жизнь наоборот. И этого очень не хватает человеку.
   В каждом из нас есть бог и дьявол. Каждый способен на все: на самопожертвование и на убийство, на бескорыстную растрату и на воровство, на верность и на измену, на любовь и ненависть.
   Человек - это такой гад, что мне иногда страшно становится от того, что он способен натворить. Странничество порождает негласную договоренность между людьми о доброте и любви.
   Страшная сила возникает от одного только факта странника. Я не задумывался об этом, пока не заметил вокруг себя мир, созданный на основе доброты. Он сам таким сделался, и это был мой мир.
   Я встречал много зла, но увидел и много доброты в людях, столько, что даже начинал чувствовать себя, почему-то, неловко.
   Мне хотелось сделать что-нибудь хорошее. Но что я могу? Умы наши заражены страшным вирусом. Имя ему - "Обмен".
   Зараза убивает все прекрасное, оставляя вместо этого иллюзию приобретения. Микроб появился на свет от недоверия, которое сеет только вражду между людьми.
   Мы усматриваем высшую справедливость в обменном принципе. Отдать ровно столько, сколько взять. Это не справедливость - это ошибка, роковая ошибка. Жизнь - не арифметика, потому что эта наука не способна учесть радость и любовь. Радость и любовь возникают от подарков и жертвы. Любовь и радость получаются, когда не требуется ничего взамен.
   Мы сочинили, как нам кажется, самое главное уравнение, по которому живем. Но в расчетах ошибка, чудовищная ошибка. Я не хочу жить по такой формуле. Каким бы расчудесным не было общество, оно имеет ужасную оборотную сторону и черную тень: члены его волей-неволей уподобляются баранам, ведомым пастырем.
   Человек, следующий за кем-то, теряет себя и Бога в своей душе заодно. Странствие - это путь к простой истине: жизнь возможна по-другому. Весь мир - это мы и есть и никуда не надо ходить, особенно далеко и особенно за кем-то. Благословен тот странник, который осознал свое отдельное и независимое положение в мире. Хочется жить, как летать, хочется сказки, хочется таинства.
  
   Одни, устав от будничных забот,
   От дел сумятицы - родительницы стрессов,
   Спешат на юг, в забав круговорот,
   А ты спешишь в тайгу- страну чертей и бесов.
   И там, в плену тропинок и дорог
   Ты ценишь, как блага земные,
   Уютное тепло резиновых сапог
   И дым костра, и шорохи ночные.
   И чай, пропахший хвоей и дымком,
   И миску каши, даже подгоревшей.
   Она дороже всех бифштексов с коньяком,
   Что вам приносят в ресторане надоевшем.
   А если спиртика, так граммов пятьдесят,
   Да под уху, какой не сыщешь в мире!
   Те, кто не пробовал, пускай отводят взгляд,
   Им не понять, сидя весь век в своей квартире.
   Ружьё и блёсны, спиннинг и топор,
   Палатка, спальник и накидка от дождя -
   Вот тот привычный из вещей набор,
   Без коих жить, поверьте мне, нельзя.
  
   Меня здесь встречали радостно и искренне. Посыпались приветствия, вопросы и объятия. Челябинцы вместе с Дмитрием прилетели сюда накануне и уже встали после неуютного сна.
   Дмитрий играет в кости со студентами из Днепропетровска. Их здесь целая группа в двадцать два человека. Они хотят лететь на озеро Токо. Залетать на озеро будут спецрейсами: три из них они уже оплатили. За каждый спецрейс пришлось выложить по семьсот рублей. Это бешеные деньги!
   Один рейс уже улетел и вывез шесть человек с большинством груза. После его вылета погода испортилась, и оставшиеся два задержали на неопределённое время.
   Оставшиеся бедолаги сидят в аэропорту уже четвёртые сутки. Улетевшие не захватили с собой практически никаких продуктов. В группе шесть катамаранов, три спиннинга и одно ружьё. С таким снаряжением не очень-то добудешь дичь и рыбу в необходимом количестве.
   Решаем, что идти по одному маршруту с такой многочисленной оравой нам не по пути, поэтому будем сплавляться по Гонаму. Челябинцы выяснили, что здесь же находится и группа всем известного Илейко, которая планирует сплавиться по Учуру.
   Сегодня первый день, как на работу вышел после отпуска командир отряда Александр Григорьевич Усенко. До Чульмана Усенко командовал Алданским ОАО, но в 1976 году вместе с рядом своих сотрудников был переведен сюда. Сейчас в отряде насчитывается около двух тысяч человек. Отряд активно строится и развивается.
   Чульман это ворота нового города на карте России - Нерюнгри.
   Город Нерюнгри -- центр Нерюнгринского улуса Республики Саха (Якутия). Находится на правом берегу реки Чульман, в 70 километрах от его впадения в реку Тимптон. Расположен на северных отрогах Станового хребта с абсолютными высотами 800 - 850 метров.
   История возникновения города тесно связана с изучением и освое нием Южной Якутии, формированием Южно-Якутского территориально-производственного комплекса.
   Первые сведения об этой территории были получены в сере дине XVII века после походов русских землепроходцев В. Пояркова -- 1643 г. и Е. Хабарова -- 1667 г.
   С начала XIX века начинается исследование Южной Якутии экспедициями, организованными Российской Академией Наук, Географическим обществом и Министерством путей сообщения. Начало освоения района относится к 1891 -- 1892 годам, когда в бассейнах рек Сутама и Тимптона Верхнеамурской золотопромышленной компанией был организован ряд приисков.
   Добыча золота шла до 1911 года. Тогда в верховьях Тимптона и Сутама и их притоках насчитывалось до 80 приисков, на которых сезонно проживало до 3,5 тыс. старателей.
   Местное население - эвенки работали проводниками, занимались перевозкой грузов. К 1911 г., в связи с выработкой богатых россыпей, жизнь на приисках идет на спад. Население уменьшается до 330 человек. Продолжал работать только прииск Лебединый.
   Уже к 1916 году был построен колесный тракт Рухлово - Якут длиной 293 км и был сделан подход к прииску Лебединый -- 47,5 км. На север от Якута до реки Чульман была пройдена 10-саженная просека, которая служила зимником и должна была положить начало освоению северных районов.
   С открытием в 1923 году золота на Алдане начался массовый поток людей на ключ Незаметный. Встал вопрос о строительстве постоянно действующей дороги, которая бы связывала золотой Алдан с Амурской железной дорогой. Для этого в 1925 году начинается строительство Амуро-Якутской магистрали. За пять лет пройдено свыше 700 километров пути. В 1929 году начался пропуск первых автомашин от Невера до Чульмана, а в 1930 году - до Алдана.
   Постоянная эксплуатация дороги повлекла за собой постройку вдоль всей трассы будок, которые выполняли функции обслуживания закрепленных за ними участков дороги и роль заезжих домов.
   В каждой будке проживала семья из двух-четырех человек: На всем протяжении трассы от Невера до Алдана их насчитывалось до сорока.
   С таких будок начинались поселки Нагорный, Золотинка, Чульман, Хатыми. Чульман к тому же являлся своеобразным контрольно-пропускным пунктом, в задачу которого входило регулирование движения многочисленных потоков людей на Алданские прииски и борьба с контрабандистами.
   29 декабря 1926 года был создан Тимптонский улус центром на станции Якут, в 1927 году центр переносится в поселок Нагорный.
   5 мая 1930 года улус реорганизуется в район с подчинением Совету Министров ЯАССР, а в 1943 году районный центр переносится в Чульман.
   На 1 января 1940 года в районе проживало 7153 человека.
   При строительстве Амуро-Якутской автомагистрали в районе будки "Пионер", в 12 километрах выше Чульмана, дорожниками были вскрыты пласты каменного угля. В 1936 году трест "АЯМзолототранс" закладывает первую штольню, которая поставляет уголь для местных нужд. Дальнейшая история района непосредственно связана с развитием геологоразведочных работ, направленных на поиск и разведку угольных месторождений.
   Планомерные работы по углю начинаются с организации в 1950 году Чульманской геологоразведочной партии Читинского геологического управления под руководством Н. С. Куклина. С января 1952 года на базе Эвотинской, Чульманской и АЯМской геологоразведочных партий создается Южно-Якутская комплексная экспедиция с местом пребывания в поселке Чульман.
   К этим годам относится открытие Нерюнгринского месторождения каменного угля. Сначала, в 1951 году открывают пласт "Пятиметровый", затем, в 1952 году был обнаружен пласт "Мощный".
   Параллельно экспедицией ведутся работы по поиску месторождений железа, золота, флюсов и огнеупоров.
   Непосредственно историю города Нерюнгри, как населенного пункта, можно разделить на три этапа.
   Первый этап охватывает период с 1952 по 1962 год, когда в ЮЯКЭ создается Нерюнгринская геологоразведочная партия и проводится детальная разведка этого месторождения и подсчет запасов угля. В это же время в устье реки Нерюнгри появляются первые палатки, ставшие основой будущего поселка.
   Второй этап связан с началом промышленного освоения месторождения. Еще в 1953 году, в связи с переводом на угольное топливо Яко кутской ТЭЦ, на базе Чуль маканского месторождения открылся участок Угольный Куранахского прииска, вы росший в поселок шахтеров с населением в 500 человек.
   На базе рудника Уголь ного создается предприятие -- шахта "Чульманская".
   С 1962 года коллективом эксплуатационников и строителей шахты начинаются вестись подготовительные работы по освоению Нерюнгринского месторождения. Это связано с увеличением потребности в угольном топливе промышленности Алданского района.
   3 сентября 1963 года с Угольного в посёлок Нерюнгри направляется колонна из девяти бульдозеров и бригада рабочих. Образуется участок "Нерюнгра".
   К концу 1964 года на восточном участке пласта "Мощный" был поднят первый ковш угля, который отгружают в основном на Чульманскую ГРЭС.
   Таким образом, стал функционировать микрораэрез "Нерюнгринский".
   С 1967 г. в поселке 2-этажныё жилые дома, очистные сооружения, котельная, автогараж, больница, школа, магазин, столовая, пекарня, высоковольтная линия электропередачи Чульман -- Нерюнгри. В феврале 1972 г. на основании Указа Президиума ВС ЯАССР образуется Нерюнгринский поселковый Совет с центром в посёлке Нерюнгри.
   Строительство БАМа и начало формирования Южно-Якутского территориально-промышленного комплекса открывают третий этап развития Нерюнгри, продолжающийся и в настоящее время.
   Для осуществления строительства Южно-Якутского угольного комплекса в октябре 1974 г. создается комбинат "Якутуглестрой". В декабре 1974 года принимаются в эксплуатацию законченные объекты разреза "Нерюнгринский", а в октябре 1978 года со станции Угольная по Малому БАМу ушел первый эшелон Нерюнгринского угля.
   15 июня 1975 г. в семи километрах от поселка силами комбината "Якутуглестрой" начинается строительство нового города, а 6 ноября этого же года Указом Президиума ВС РСФСР рабочий поселок Нерюнгри преобразован в город республиканского подчинения.
   Особенность города -- большой размах строительства. Первые кварталы застраиваются деревянными двухэтажными домами, в конце 1980 года заселяется первый дом из панелей Нерюнгринского завода КПДС. Этим положено начало каменной застройки города. В 1985 году появляются первые девятиэтажные дома.
   Наряду с Нерюнгринским угольным разрезом в городе действуют обогатительная фабрика по производству концентрата кок сующегося угля; Нерюнгринская и Чульманская ГРЭС; заводы -- ремонтно-механический, электроремонтный, хлебозавод, молокозавод, завод облицовочных материалов, типография.
   В настоящее время Нерюнгри -- крупный административный, промышленный и культурный центр Южной Якутии, в его территорию входят рабочие поселки Чульман, Беркакит, Серебряный Бор, Нагорный, Золотинка, Хани, Иенгра и Хатыми.
   Население города на две трети состоит из молодёжи.
   Я летел в самолёте с двумя девчушками, возвращающимися из отпуска. Одна из Кишинёва, другая из Донецка. Обе выпускницы строительных техникумов.
   Совсем рядышком с Чульманом располагается Тында - столица БАМа. Поток пассажиров и грузов огромный, поэтому построена новая взлётно-посадочная полоса, способная принимать любые типы самолётов.
   Сегодня Чульман принимает самолёты со всей страны, вплоть до Хабаровска, Кызыла, Мирного. К концу года будут принимать ТУ-154. От проходящего рядом БАМа начинают тянуть железнодорожную ветку на Якутск.
   Захожу к Усенко в кабинет, и он знакомит меня со своим заместителем по лётной работе Бибиковым Виктором Павловичем, а тот в свою очередь - со своим замом Лисянским Анатолием Ефимовичем.
   Все трое живо интересуются тем, как живёт Москва.
   Без всяких уговоров они мгновенно обещают забросить нас на Гонам ещё сегодня, как только позволит погода. Лететь нам по лётным меркам совсем недалеко, всего-то каких-то сто двадцать километров. Это всего сорок-сорок пять минут лётного времени.
   Учитывая эти обещания, нам следует быстрее бежать в магазины и закупать продукты, так как с собой мы практически ничего не везли, рассчитывая на местные возможности.
   Командир благородно предлагает нам свою машину. Мы не отказываемся, быстренько загружаемся в транспорт и едем в город. Через полчаса проблема продуктов была благополучно разрешена.
   В магазинах есть всё, что нам необходимо в походе: китайская тушенка, гречка, рис, сахарный песок, колбаса.
   Проблемы лишь с одним - с хлебом, Хлеб здесь выдают по карточкам, и нам приходится долго уламывать продавщицу продать нам сколько ни будь этого ценного продукта. В конце концов, она сдаётся и отпускает нам десять буханок свежего белого хлеба.
   Только потом мы поняли, что поскромничали и приобрели продуктов самый минимум. Зря, вертолёт большой и мог увезти любое количество еды.
   В этот раз ушли в тайгу практически без запасов спиртного. У нас всего пол-литра спирта на медицинские цели и бутылка перцовки. Лозунг "Да здравствует безалкогольный туризм" воплотился в объективную реальность.
   В одиннадцать часов двадцать минут нас пригласили в вертолёт, а через десять минут после этого мы уже были в воздухе.
   Погода стоит отличная. Солнце. Правда, небо почему-то не голубое, а какого-то светло-серого цвета.
   Внизу сплошной зелёный ковёр лиственничной тайги.
   Перелетели через несколько невысоких, заросших лесом горушек. Снова потянулась равнинная тайга.
   Через сорок минут полёта вертолёт стал заходить на посадку. Пилоты внимательно изучают местность, выбирая наиболее удобное для посадки место, и останавливают свой выбор на большом, заросшем густым лесом острове.
   Садимся на большую каменистую косу, которая окаймляла естественную лесопосадку. Остров от берега отделяют узкие и неглубокие проточки.
   Колёса винтокрылой машины мягко касаются каменистой поверхности. От вращения винтов вокруг понимается в воздух целая масса песка и мелких камешков. Постепенно вращение лопастей замедляется, и природа вокруг тоже успокаивается. Всё. Прилетели. Гонам.
   На выгрузку тратим не более пяти минут, так как шмоток у нас в этот раз на удивление мало. Пилоты торопятся, машут нам руками и взлетают. Через несколько минут гул вертолёта затихает вдали.
   Мы остаёмся одни наедине с тайгой и рекой. Можно считать, что поход начался. Было двенадцать часов двадцать минут по полудни.
   Весь путь от Москвы и Челябинска до Гонама занял у нас всего двое суток с небольшим. Это рекорд по скорости передвижения.
   Солнце печёт вовсю. Раздеваемся до плавок и загораем. Благо, что практически нет комаров и мошки. Однако уже через три часа приходится одевать рубашки, так как плечи и спины начинают ощутимо гореть.
   Уже под вечер, когда мы осматривали основное русло Гонама, из лагеря раздался крик Лиды.
   Бегом возвращаемся в лагерь, и выясняем, что в наше отсутствие её посетил заяц. Значит на острове мы не одни, и он обитаем.
   Дмитрий хватает мелкашку и ружьё и бежит в кусты охотиться. За ним мгновенно устремляются Вова и Борис. За ними следуем и мы с Лидой.
   Идём настоящим загоном, громко хлопая в ладоши и крича.
   Нервы спрятавшегося зайчишки не выдерживают. Через пятнадцать минут раздаётся роковой выстрел Бориса, и мы становимся обладателями первой в этом сезоне дичи.
   Заяц небольшой, но его добавка в борщ оказывается очень кстати, так как позволяет нам сэкономить банку тушенки.
   Вечер был очень тёплым, поэтому, судя по приметам, погода на завтра ожидается неопределённая.
  
   23 июля.
   Приметы не подвели. С самого утра небо затянуто плотными облаками. Накрапывает, если сказать точнее, то сочится мелкий, мелкий дождичек.
   Встаём поздно, в одиннадцать часов. Сказывается общий недосып в дороге. На сегодня у нас одна задача - заготовить лес для постройки катамарана, а если успеем, то и начать его строительство.
   Сложностей никаких. Вокруг растёт масса стройных и ровных листвянок подходящего размера. На заготовку строительной древесины направляется весь мужской состав группы. Двое: Здорик и Вова - рубят деревца и обрубают ветви, а мы с Дмитрием оттаскиваем готовые жерди к месту постройки.
   После того, как выбрали и срубили необходимое число деревец, решаем прогуляться на близ лежащее озерцо, которое находится сразу же за мелкой протокой всего метрах в двухстах от нашего лагеря. Хотим попробовать половить на нём захваченной Челябинцами с собой сетью.
   Погода постепенно улучшается. На небе даже появляется солнце. Заметно теплеет, поэтому на озеро захватываем с собой три надувных матраца и сетку.
   На матрацах Вова, Борис и Дмитрий намереваются плавать, чтобы было удобнее ставить сеть.
   Озеро продолговатое. Метров двести в длину и около ста в ширину. На нём растут мелкие белые, очень симпатичные кувшинки. По берегам полно цветущих таёжных ирисов.
   Зрелище плавающих на цветных матрацах среди кувшинок Вовы, Бориса и Дмитрия очень живописное и завлекательное. Минут через двадцать плавунцы-рыболовы установили сетку и мокрые по макушки вылезли на берег. Вода в озере оказалась весьма холодной, и рыбаки основательно промёрзли. Греются, интенсивно размахивая руками и подпрыгивая.
   Решаем, что осматривать сетку будем завтра.
   Возвращаемся в лагерь и приступаем к строительству катамарана.
   Больше всего этим процессом интересуется Дмитрий, так как ему такое строительство в новинку.
   Ребята охотно объясняют ему все тонкости процесса строительства нашего судна. Особенное внимание новичка обращается на то, что необходимо перед вязкой рамы бельевую верёвку в обязательном порядке как следует смочить водой, иначе узлы будут затянуты слабо, а это грозит серьёзными неприятностями при сплаве.
   Вова настраивает на всякий случай "кораблик", хотя в этом месте Гонама рыбы похоже нет.
   К вечеру строительство нашего плавсредства было завершено, и мы переправляемся на нём на другой берег, где расположилась брошенная база геологов.
   База состоит из отличного фанерного дома и большого сарая.
   Осматриваем брошенное жильё и выясняем, что здесь мы можем запастись целым рядом ценных вещей. Во первых, это отличная фанера, которой мы оборудуем центр катамарана, во вторых - доски и гвозди, в третьих - мешок с великолепной поваренной солью, в четвертых - почти новые деревянные ящики, отлично подходящие для оборудования багажников под вещи и будущую рыбу.
   Кроме всего названного мы притащили с базы великолепную столешницу, которую с успехом использовали на нашей первой в этом сезоне таёжной стоянке по прямому назначению.
   Поиметь на халяву такое количество ценнейших для нас вещей большая и редкая в тайге удача.
   Вечером, когда уже смеркалось, Вова и Дмитрий переехали ещё раз на берег, где за кустами громко и призывно кричала утка. После получасового отсутствия уже в полной темноте они вернулись пустыми - утка таки не показалась охотникам.
  
   24 июля.
   Утро снова пасмурное и неприветливое.
   Идём на озеро проверить сеть, и уже через полчаса возвращаемся обратно в глубоком разочаровании - сеть дала нулевой улов.
   После завтрак на берегу в кустах раздался шум и в них показался олень. Первым его увидел Дмитрий. Мгновенно были расхватаны все ружья, и команда в полном составе ринулась на добычу зверя.
   Оленя спасло только то, что он вовремя стал мотать головой, и раздался мелодичный звон колокольчика. Олень был домашним. Он медленно перебрёл протоку, прошел несколько метров, мирно улёгся на гальку и заснул. Решаем не беспокоить его и ждать, когда он проснется.
   Олень проснулся через полчаса. Нехотя встал на ноги, почесал задней ногой бок и направился прямо к нам.
   Глядя на это живое чудо природы, я думал, что вернулось детство, "счастливая, невозврати­мая пора", но нет -- сама жизнь вернулась ко мне в своем многоцветие и многозвучии, словно спала завеса, и время замедлило свой неостановимый бег.
   Что мы видим обычно, когда становимся взро­слыми? Привычную свою квартиру, привычный дом, привычный двор, улицу, место работы, примелькавшихся, встречаемых изо дня в день людей. Если удастся выбраться в лес, то там радуемся, ко­нечно, как старым знакомым, тенистым деревьям, траве, на кото­рой так хорошо полежать, особенно если светит солнышко, и не слишком пристают мухи, слепни, комары.
   Ну, может, заметим, как иногда бабочка пролетит. Муравей проползет, пощекочет. Грибов насобираем на жарево, ягод -- просто так съесть или на варенье. Цветов любим нарвать, чтобы в воду поставить дома (иногда по дороге домой их и бросим)...
   А тут я вдруг понял, как важно уметь смотреть и важно уметь увидеть. Даже то, что примелькалось, приелось и кажется несуще­ственным, неважным, неинтересным, на самом деле не понято нами.
   Ведь так часто видим мы не то, что есть на самом деле, а лишь то, что в состоянии и что хотим увидеть! Глубина и красота окружа­ющего мира зависят, оказывается, от нас самих. И только примитивная самонадеянность, убогое мировосприятие делают подчас мир бесцветным и плоским. Дорого тогда приходится пла­тить человеку за свою самонадеянность!
   И вот я открыл для себя, что не только каждый человек, но и каждое животное и самая маленькая букашка неисчерпаемы, сотканы из чудес и тайн. Да что там букашка -- растение, его цветок, семечко, лист, даже одна живая клетка -- непостижимое, великое, благое чудо, перед которым нельзя не остановиться в почтении и восхищении!
   Да, конечно, можно и нужно изучать всё живое и неживое, но не испытывать почте­ния перед любым творением природы, не восхищаться, не уважать его просто нельзя.
   И получается фантастиче­ский, с трудом осмысливаемый парадокс: мы сами состоим из живых клеток, наше тело и мозг -- многомиллионные, миллиардные ско­пления их, и мы же их изучаем! Раскрываем потихоньку тайны...
   Но всё это философия и простое умничанье, а перед нами была реальность, данная нам в ощущениях: живой северный олень - согжой.
   Северный олень - лень средних размеров. Вес самцов осенью до 100-220 кг. Вес рогов-до 11-12 кг. Новорожденные оленята весят 6-7 кг. Рога есть и у самцов и у самок, но иногда встречаются комолые важенки (в Саянах их до 25-33%).
   Половые различия в окраске отсутствуют. Линька с конца зимы до конца лета.
   К концу зимы олени сильно светлеют, иногда становятся почти белыми. Копыта большие и плоские, приспособленные к ходьбе по снегу, болотам. Нагрузка на один квадратный сантиметр следа составляет всего 140 граммов, что в 4 раза меньше, чем у лося: у того нагрузка 560 граммов.
   Основу питания диких оленей составляет разнотравье, ветошь, кустарнички, грибы, лишайники. Последние в кормах диких оленей занимают меньшее место, чем в рационе домашних северных оленей. Гон у оленей начинается в конце сентября и происходит главным образом в октябре. Ко времени начала гона у оленей оканчивается линька, рога окостеневают и очищаются от "бархата", у самцов упитанность близка к максимальной, а шея заметно утолщается.
   Ценнейший промысловый вид, дающий превосходное мясо и теплую шкуру, идущую на изготовление спальных мешков. В меховой промышленности используются шкурки молодых оленей - "пыжики", "выпоротки", "неблюи". Рога употребляются для изготовления сувениров. Из кожи изготавливается очень хорошая замша.
   Сейчас мы знакомимся с согжоем накоротке. Угощаем симпатичного зверя хле бом, который он весьма охотно принимает.
   По очереди фотографируемся с ним.
   В отличие от нас эта процедура быстро надоедает оленю.
   Он отмахивается от надоедливых любите лей животных хвостом, затем поворачивается к нам задом и медленно перебредает через про току.
   Через минуту затихает даже хруст веток под его ногами.
   Олень растворился в тайге как будто его и не было вовсе.
   Мы ещё минут двадцать оживлённо обсуждаем только что произошедшее событие, затем грузим на катамаран шмотки и отплываем.
   Уже полдень. Погода не улучшается. Пасмурность переходит в противную изморось, а затем и в мелкий холодный дождь, который не прекращается до самого вечера.
   Течение в реке медленное, Приходится всё время идти на вёслах.
   Внезапно впереди на воде Дмитрий замечает утку, мгновенно хватает мелкашку, прицеливается и лихим выстрелом метров с пятидесяти заставляет её перевернуться кверху лапами.
   Утка мелкая, но очень симпатичная. Мы таких раньше не встречали. Она чёрного цвета. Голова трёхцветная: красного, малинового и белого. Клюв плоский и фигурный. Лапы оранжевые. На носу два больших нароста.
   Борис настаивает на том, что это утёнок Турпана. И тут же поясняет, что турпан крупная (немного крупнее синьги) нырковая утка плотного сложения и черной окраски. Самка темно-бурая со светлыми пятнами по бокам головы.
   В отличие от синьги, у турпана белое зеркальце на крыле и белое пятно у глаз. Клюв ярко-оранжевый; основание клюва - со вздутием. Лапы красные, у самок - грязно-красные. Прекрасно ныряет. С воды поднимается тяжело и неохотно, летит низко, но быстро.
   Голос - глухое, грубое карканье, вроде "краа-краа-кра". Гнезда она вьет на сухих местах в зарослях травы, среди кочек. Это животноядная утка, поедающая моллюсков, личинок насекомых, мелкую рыбу.
   Как в натуре крякала бы наша утка мы уже никогда не узнаем, а красный и оранжевый цвета ног весьма схожи. Так что мы соглашаемся с Борисом, что Димкин трофей действительно турпан.
   Дмитрий с удовольствием фотографируется со своей первой добычей.
   Через пару часов сплава наталкиваемся на стойбище кочевников якутов. Среди редких деревьев стоят несколько чумов, бегают голые чумазые ребятишки, около костра сидят несколько курящих якуток.
   По стойбищу бродят два десятка оленей и оленят. Всюду разбросаны мешки из оленьих шкур с непонятной поклажей.
   Мужчин в стойбище не видно. Их всего четверо. Двое ушли вниз по реке, двое - верх, Они ушли в тайгу искать разбежавшихся по всей округе оленей. Разбежавшихся оленей было не много, ни мало шестьсот голов. Ко мне подбежал здоровенный, симпатичный пёс бело-рыжего окраса, зевнул и начал ластится. Он был здоров, как телёнок.
   Глядя на этот немудреный быт оленеводов, я думал о смысле их жизни.
   Тысячу лет назад они начали свой путь в таинственные неисследованные просторы этой странной страны, существующей вокруг. И после долгих лет кочевий, после смены многих поколений, у каждого из охотников-оленеводов теперь было своё заветное место в тайге, свои мечты и удачи. Они знали теперь куда гнать своих оленей и когда торопиться.
   В песнях на этом долгом пути они прославляют тайгу, осчастливливают себя соболями, белками, выдрами. Нет большей добычи, геройства, как в песнях кочевника оленевода. И ничего, что они однообразны - в них всегда его желанная мечта.
   Для оленевода тайга, словно тайна, казалась выходом истины на свет божий, огненным лесом надежд. Божества и чудеса роились в таежных тропах и листве, словно волшебные светляки, собранные воедино в святую чашу.
   Небо обнимало тайгу со всех концов, как ее прибежище, или ее Бог.
   Тайга состояла из всех имен и всех энергий; ее низины были полны мхов и гиен, ее вершины заполонили гусеницы и эльфы, ее восток был праздником всех цариц этой Земли, и ее юг был напряженной жарой блаженства.
   Никто кроме него не мог разобраться в тайге, но и для него тайга была страной самой по себе, она была зарей самой по себе.
   Только простое присутствие могло спасти того, кто рискнул вступить на дорогу тайги, только окончательная смерть могла освободить прекрасную личность, желающую стать жужелицей, или не могла, только незапятнанная душа была способна увидеть единое древо во всем древесном таежном переплетении, только герой мог издать настоящий, подлинный, сказочный вопль.
   Эвенки говорят.- Когда существо приходит к пониманию Бога как тайги, тогда его дух возрождается как "да", и тогда его шаг будет мягок, как мох. Если высь папоротника сравняется с ананасностью приятного моря, тогда и будет ран, или конец, или начало. Когда же любовное пожелание станет любым, или для субъекта не будет разницы и не будет пустоты, тогда вот и случится что-то подлинно новое, а до сей поры будет навсегда - тайга, тайга, тайга. Если же рука вершины оскудеет, и все тайны окажутся загадками, то навечно останется умиротворение земной тайги, пропахшей грибочками, листочками, дождичком и снежочком, и все придется совершать снова, снова и снова, как будто ты просто глупый кедр, растущий в тайге.
   От моих мыслей меня вернули к реальности якутки. Они говорят нам, что ждут вертолета, так как закончились все продукты.
   Через пять минут после знакомства с бытом кочевых людей и выяснения обстановки мы отплываем. Более длительного разговора не получается, не совпадают интересы сторон.
   Дождь всё не прекращается.
   Через час поле отплытия видим на берегу группу разбежавшихся оленей. Они спокойно бредут вдоль реки, питаясь на ходу. За этой группой встречается ещё несколько. Одна из групп насчитывает до тридцати голов. Попадаются и одиночки.
   На одной из кос стояла олениха с оленёнком. Нас они не боятся совершенно. Домашний олень привык к человеку. Для него он такой же естественный элемент окружающего мира, как дерево или камень.
   Очень хочется оленятинки, но приходится сдерживать свои низменные инстинкты.
   Ещё через два часа сплава начинаем гнать перед собой два утиных выводка, а затем снова наталкиваемся на утку одиночку. Она взлетает и направляется мимо нас вверх по реке. Гремят сразу два выстрела. Это стреляют Вова и Борис. Утка падает в воду. Есть ещё ода птичка в суп. Неважно, кто автор, важен результат.
   Однако наша радость оказывается преждевременной. Утка в воде оживает, и начинает нырять, пытаясь скрыться.
   Начинаем за ней настоящую гонку преследования, которая заканчивается победой утки.
   В результате наша добыча это минус четыре патрона.
   На ночёвку встаём в полвосьмого вечера на левом берегу. Идёт дождь, вокруг сплошная сырость и мокрень.
   Дежурим мы с Димой. Варим борщ с единственной уткой-малюткой и гречневую кашу.
   Погода к беседам не располагает, и все быстренько забираются в спальники.
  
   25 июля
   Дождя сегодня нет. Плотная облачность с небольшими разрывами. Солнце сквозь них прорваться не может.
   Планируем пройти за день не менее сорока километров до реки Гувингры, левого притока Гонама. Это совсем не много, так как весь наш маршрут не менее девятисот километров. Задача вполне выполнимая, учитывая довольно приличное течение.
   Гонам в этих местах спокойный, петляет пологими зигзагами по широкой долине. Часто встречаются лишь неявно выраженные шиверки - перекатики.
   По берегам расположились невысокие, пологие, сплошь заросшие лиственным лесом горки.
   Утки нам почти не встречаются, Только далеко впереди всё время видим удирающий от нас небольшой выводок.
   Вода в этом сезоне высокая и почти не спадает. Пытаемся ловить рыбу, но безуспешно.
   Около часа дня слева по берегу мы услышали громкие крики и хлопки. Это оленеводы всё ещё продолжали собирать разбежавшееся в тайге стадо.
   Под вечер, около шести часов, мы, как и планировали, доплыли до Гувингры.
   На высоком левом берегу, почти перед самым её впадением в Гонам, расположился базовый лагерь геологов. Лагерь пуст. Все разошлись по маршрутам.
   Хорошо математикам: если не согласен, бери мел и иди к доске доказывай.
   Хорошо физикам: было две раз­ные схемы, подключил в цепь вольтметр, посмотрел на стрелку -- и осталась одна.
   Истина установлена, все до­вольны, никаких поводов для обиды.
   У геологов все проблемы решаются ногами. Не согласен -- бери моло­ток, рюкзак, и иди доказывай. За пять километров, за двадцать, за пятьдесят...
   В лагере одна радистка, она же - завхоз-кладовщик. Женщина средних лет, невысокая, плотная, довольно симпатичная. Зовут её Анна Павловна.
   Приглашает зайти выпить чаю.
   Мы соглашаемся и заходим в приличный, рубленый дом.
   Хозяйка хлопочет около стола, не переставая рассказывать о себе.
   Она приехала с Украины. На родине у неё убили сына бандиты, поэтому уехала сюда в Сибирь, чтобы сменить обстановку. Раньше работала агрономом в совхозе. Здесь в экспедиции она уже восемь лет. За работу ей положен оклад в сто пятьдесят рублей плюс пятьдесят процентов надбавка, плюс восемьдесят процентов полярные. За такие деньги, считает она, работать можно. Сейчас она уже целый месяц одна на базе.
   Всего в экспедиции двенадцать групп по четыре человека каждая. Все на маршрутах. Скучно.
   Когда становится совсем невмоготу, она поёт частушки. Слышимость в тайге великолепная. Она поёт, а за восемнадцать километров в другой партии - слушают.
   - Ей богу, не вру,- говорит радистка.- Мне по рации тут же сообщают, что я пела. А может, говорят, это не ты поёшь, а какие заезжие артисты концерт дают.
   Пускай, говорят, тогда и к нам приедут. Встретим, как положено. Я им в ответ. Точно, не я пою. Это Мордасова по Маяку.
   Интересуется кто мы и откуда. Чего это решили забраться в такую даль, да ещё бесплатно.
   Говорим ей, что мы совершаем такие поступки каждый год. Это нам нравится.
   Спрашиваем, можно ли прикупить у неё что-нибудь из продуктов, так как наши запасы совсем невелики.
  -- Конечно можно, Даже с большим удовольствием. У меня всё есть. Крупы - гречка, рис, пшено, манка. Лапша. Есть галеты, пряники, компоты, конфеты. Даже кофе есть,- радостно сообщает нам гостеприимная хозяйка.- Берите сколько хотите. Мои всё равно за сезон всё не съедят.
   Вот это повезло. Всё, что не добрали в Чульмане, доберём здесь. Сказка какая-то, а не поход.
   Решаем купить четыре килограмма гречки, три килограмма пшена, три килограмма манки, пять килограмм галет и целых три килограмма пряников. Кроме этого приобретаем пять банок лосося в томате и банку борщовой заправки.
   После некоторых сомнений добавляем к купленному ещё четыре банки овощной икры. Говяжью тушенку решили не брать принципиально, чтобы был стимул для охоты и рыбалки.
   - Будем трудиться ради пропитания своего, а не валять дурака,- заявляет Борис.
   Теперь мы богаты и спокойны за своё существование. Не пропадём даже если нам не встретится ни одна птичка, ни одна рыбка.
   Допиваем ароматный, заваренный до черноты, чай и прощаемся с радушной хозяйкой.
   Борис оставляет ей два рубля и текст телеграммы домой. Просит отправить домой, так как не успел сообщить из Чульмана родным, что добрался нормально.
   Перед самым отъездом у него в семье произошло большое несчастье: ушел из дому отец и не вернулся. Прошло уже больше десяти дней, но о нём не было ничего известно. Заявили в милицию, но пока безрезультатно.
   Ниже базы геологов, на острове расположились якуты-пенсионеры со своими персональными оленями. У них их всего ничего - каких-то двести штук. Олень для якута и транспорт, и пища, и одежда. Стоимость оленя в зависимости от экземпляра от двухсот до пятисот рублей.
   На стоянку становимся около девяти вечера.
   В разрыве облаков видны яркие звёздочки. На короткое время появилась оранжево-желтая луна и залила сказочным светом окружающий мир тайги и реки.
   Луна имела очень странные очертания: по форме она напоминала четвертушку круга.
   Смотрится, как инопланетное искусственное тело. Не луна, а какое-то НЛО.
   Сегодня заметно прибавилось комаров. Жрут они нас весьма чувствительно.
   Сразу же после ужина ложимся спать.
  
   26 июля.
   Просыпаемся довольно рано и в хорошем настроении. Повод для этого есть. Утро солнечное и безветренное. Тепло. Вся тайга до самого горизонта затянута коричневатой дымкой. Где-то горит.
   Сегодняшний завтрак состоит из трёх блюд: борща, лапши и чая с пряниками. Не завтрак, а полноценный обед. Кроме того, завхоз выдаёт ещё по четыре галеты каждому с собой. Райская жизнь.
   Река сегодня течёт ещё веселее. Будем пытаться сплавиться до Толгоя - правого притока Гонама. До него от стоянки всего каких-то пятьдесят километров. По здешним меркам не расстояние.
   Отплываем. Плёса чередуются с бурливыми, но простенькими перекатами. Но даже они нравятся только Дмитрию, а не нам. Нам бы, что ни будь побурнее и помощнее.
   Через три часа после отплытия встречаем двух геологов, которые на берегу около самой воды брали пробы на грунт и промывали песок "на золото".
   Останавливаемся и делаем рядом с ними пережор.
   Приглашаем геологов перекусить вместе с нами.
   Старший из геологов был пожилым и ощутимо глуховатым на оба уха. Второй - молодой, полу якут, полу русский. По всему чувствовалось, что ему страсть хотелось поболтать с нами, но старший мешал, призывая не отрываться от работы. От приглашения попить чайку он отказался, и через пять минут геологи ушли вниз по реке.
   Через три километра после нашей обеденной остановки на берегу левого притока мы увидели три перевёрнутых вверх днищами ЛАС-5, двух собак-лаек: большую рыже-белую и маленькую чёрно-белую. Горел небольшой костерок. Около него сидели ещё три геолога из знакомой нам партии: Москвич - Михаил, Новосибирец - Олег и Вася - якут из Алдана.
   Михаил - невысокий, щуплый и какой-то невзрачный.
   Олег - молодой, симпатичный, по уши заросший кудрявой рыжей бородой.
   Вася - загорелый, великолепного телосложения с татуировкой на левом плече.
   Даже сейчас, сидя у костра, он картинно поигрывал великолепно развитыми мышцами плечевого пояса и жизнерадостно скалил зубы. В поднятых кверху руках он, как щенят за шкирку, держал по сапогу - так называемые геологические, из кожи в два слоя, на двойной кожаной подмётке, с ремешками, перехватывающими подъем и верх голенищ. Даже один вид их был столь могуч и несокрушим, что сама собой возникала мысль: нет, такие вещи не могли быть просто пошиты - их, наверное, строили, как ледокол на специальных верфях.
   Мы интересуемся этими великолепными монументальными сооружениями. Михаил, улыбаясь, сообщает нам, что эти бахилы вот уже три сезона вывозятся в поле вместе с остальным рабочим имуществом, однако охотников одевать на себя их в маршрут до сей поры не находилось. Вася - первый смельчак, положивший на них глаз.
   Слушая Михаила, Василий ещё шире скалит зубы и говорит.- Сбылась таки мечта идиота! Я свою дипломную практику на восточном Памире проходил. В те времена за пару аналогичных сапожек без всяких разговоров давали агромадного барана. Триста пятьдесят колов на старые деньги, что ты!
   Я ещё тогда дал себе слово: вырасту большой - заведу себе именно такие геологические сапоги. И буду ходить в них на танцы. Наш завхоз, выдавая мне их, сказал почтительно.- Несношаемые!
  -- Да я, чем носить такую тяжесть и страхолюдины, лучше босиком по тайге ходить буду,- говорит Михаил.- В этих тонно пудах концы отдать можно.
   Босиком?- Вася задумчиво посмотрел на свои голые ноги и пошевелил на них пальцами.- А это идея, начальник. Оголопятственно. "Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей"... Вот так и рождаются легенды о снежных людях. Была со мной хохма на Восточном Памире. Сам понимаешь, места там -- что вам сказать! Абсолютные отметки -- четыре, пять тысяч метров. Хребты -- порезаться можно. Тишина, безлюдье еще со времен начала альпийской революции. Из-за любой горы вот-вот высу­нется рожа снежного человека. Кошмарная жуть!.. Ладно, пилю как-то маршрутом. Один, между прочим, вне всякой техники безопасности. Свободный, как кошка, гуляющая сама по себе. Стучу себе молотком, компасишком работаю и так далее. Вдруг -- что такое? Ручеек, а рядом, между камней, на сыром песочке,-- отпечаток автомобильного протектора. Нет, но ты улавливаешь ситуацию: след от покрышки грузовой машины!.. Стою, гляжу и не могу догнать: откуда здесь машина? Высота где-то так под пять тысяч метров над уровнем моря, горы вокруг, ледники, сплошной пейзаж Рериха -- сюда ишака и то не затащишь!..
   -- Может, вертолет? -- предположил, внимательно слушавший эту байку, Здорик.
   -- А, что ты, друг мой неизвестный, понимаешь в городской любви! -- от­махнулся Вася.-- Короче, не догоняю никак, хоть ты убей. Полный завал!.. Обалдело попилил дальше.
   Чувствую себя дурак дураком. Через пару километров вижу человека: дедуля с овечками в окружении соплеменных гор. Тру­дящийся Востока. Чумак...
   -- Чабан, наверно,-- теперь уже значительно осторожней заметил Борис.
   -- Без разницы!.. Ладушки, здороваемся. Бараны тоже радостно: бее..с! Отвечаю: привет, привет, ребята!.. Не знаю, как тебе сказать, до чего я обрадовался. Сую деду сигареты, закуриваем, садимся на травку и начинаем беседовать. Он по-русски едва-едва, и я по-ихнему тоже строго приблизительно. И все же беседуем за жизнь, за работу, солидно, как положено двум мужикам, и при этом оба понимаем, что каждый из нас двоих личность значи­тельная, потому как мы с ним, с дедулей, единственные люди на все эти окрестные горы -- не то, что в муравейнике большого города. И не фраера какие-нибудь, не туристы, а труженики, и очень уважаем это друг в друге... Нет, но ты усекаешь ситуацию? -- внезапно загораясь, вскричал Вася.-- Вот за что я люблю поле: здесь человек -- человек! В полном объеме!..
   -- Усекаем, усекаем,-- успокоил его Здорик.-- Валяй даль­ше.
   -- А дальше самый цимес: распростились мы, и я, уже уходя, случайно глянул на дедулины ноги, и -- держите меня трое, вот она, кошмарная тайна загадочных сле­дов! На ногах у дедули чеботы, сделанные из автопо­крышки...
   -- Поршни называются. Знаю, видел на фото, батя мой носил такие в детстве,- снова встрял Здорик.
   -- Черт с ним, с названием! Но так опарафиниться! -- Вася от полноты чувств рассказанной истории въехал босой ногой в костер, зашипел и подскочил.
   Михаил заржал и предложыл.- Это надо отмыть. Давайте чайку попьём, а?
   -- О, то, что доктор прописал! Самое время пожрать-- гляди, сколько мы за сегодня отмантулили,-- Василий проследил долгим взглядом по ближайшим горушкам.- Мужики, присоединяйтесь. У нас чаёк, что надо! Со смородиновыми листьями и с оленьим омётом для крепости.
   Мы вежливо отказываемся.
   -- На той стороне в позапрошлом году находилась наша база,-- вдруг сказал Вася, кивая в направ­лении противоположного берега.-- А в трех ки­лометрах отсюда, стоит вер­толетная площадка. Пришлось тогда делать. Капитальное сооружение... "Водопровод", сработанный рабами Рима.
   -- Чего-чего?-- не понял Борис.
   -- Ударный объект,-- объяснил Вася и подмигнул Олегу.-- Люди вкалывали, как карлы за растрату, сечешь?
   -- Карлы или нет, но повозиться пришлось,-- поддержал его Михаил.-- Бревенчатый настил, квадрат десять метров на десять. Бревна -- во, и одно к одному, можете себе представить. Скобами сбиты.
   -- Сто лет простоит,-- весело заметил Вася.-- Внукам останется.
   -- Да, своего рода памятник,-- кивнул Михаил.--А ведь весь сезон, начиная с момента заброски, вертолеты садились прямо около базы, там есть небольшая поляна, и для нас это был идеальный вариант. Вертолетчики не возражали... Приходит осень, конец сезона, пора вывозить­ся домой. Заказываем вертолет. Он прилетает, делает круг над базой и, смотрим, садится где-то там, аж за горой. Ну, мы, кто верхом, кто пешком, ки­нулись туда. Примчались. Голое место, посредине вертолет стоит, рядом экипаж. Вперед выходит командир. Почему-то в черных перчатках. По лицу видно -- мужик нервный. И первым делом: сделать настил! Потом указывает на высокое дерево примерно за полкилометра: срубить!.. Что тут поделаешь, слово командира -- закон...
   -- Да, против лома нет приема,-- сочувственно сказал Борис.
   Вася с пистолетным звуком переломил о колено сучок и кинул в огонь.
   -- В тот день у них стоял в плане еще один рейс для нас -- надо было забросить меня и еще троих на рудную точку. Я командиру показал ее на карте, эту точку, а он мрачно так глянул на меня: "Сколько вас -- четверо? Значит, так, четыре человека и тридцать кило­граммов груза. Все!" А летели, кроме меня, студент да двое пареньков - металлометристов, народ сухопарый, так что получалось в сумме где-то килограммов триста, а он на своем МИ-4 мог взять, ну, как минимум раза в два больше... Чувствую, неохота ему лететь, со страшной си­лой не хочется...
   -- Может, точка ваша была в гиблом месте? Слож­ная посадка и прочее, а?
   -- Нет, садиться надо было не на самой точке, а в стороне, в долине реки, там все просто. И командир этот был опытный пилот, с правом подбора площадок... Короче, не полетели мы... А настил сделали, но, как оказалось, трудились зря: остальные рейсы выполнял уже другой экипаж, он садился на старое место, на поляну около базы.
   Михаил умолк, некоторое время глядел в огонь, ма­шинально ворошил веточкой угли. Наконец заговорил как бы нехотя.-- Не знаю, как там у них положено, у вертолетчиков...
   Есть, конечно, правила запрещающие, есть обязывающие, но не об этом речь. Я что хочу сказать... как человек человека я его тогда, кажется, понял: он боялся летать...
   - Идешь ты пляшешь!- уставился на него Вася.- Нет, не спорю есть такие, которые боятся летать, лично знаю, но чтобы вер­толетчик, профессионал...
   -- Видишь ли, это мои догадки, всего лишь. Я потом не раз вспоминал его... Его нервные жесты... эти черные перчатки, хотя они-то вроде бы при чем тут, верно?.. Мне кажется, что-то с ним однажды случилось... что-то он пе­режил такое, после чего стал бояться... Нет, это не тру­сость, это болезнь. Он летал -- летал, каждый раз пре­одолевая страх, представляешь? Для этого нужно мужест­во. Он был мужественный человек, но... наверно, очень тяжелый. С таким разладом в душе другим быть труд­но.
   Вася засмеялся.- Старик, может, ты не ту березу рубишь? Взгляни на это проще допустим, парень элементарным образом поддавал, а? Не в полный рост, конечно, но и не сла­бенько. Ну, и потерял кураж, как говорят циркачи. Что, скажешь, так не бывает? - Это летчик-то?
   - Точно! Нынче кто не поддает!- встрял Здорик.- Где он теперь -- из авиа­ции не поперли, нет? Ты его после видел?
   -- С той поры никогда,-- Михаил помолчал.-- Погиб он, бедняга, где-то через месяц. С тем же экипа­жем. В воздухе оторвалась лопасть, и вертолет развалился на куски...
   -- Господи помилуй!-- басом произнесла Лида.
   -- Вот именно!-- Вася укоризненно покосился на Михаила.-- Рассказики у тебя, старший геолог! Вчера вы давал черт-те что и сейчас, да ещё при дамах... Старики, может, все же поедим, а? Или деньгами получим?
   Максим, увидев у геологов карту километровку, тут же начинает внимательно её изучать, и делать пометки на своей кальковой копии.
   Дмитрий подкармливает ластящихся к нему собак галетами. Собакам это очень нравится, и они начинают уважать дающего лакомство ещё больше.
   Через десять километров после отплытия на левом берегу около притока Двойняшка миновали ещё одну более базу геологов.
   Она состоит из десятка рубленых домов, расположенных на высоком берегу. С воды базу почти не видно. Следуем мимо, не приставая к берегу.
   Не доходя до этого места пары километров, мимо нас на большой скорости проносится металлическая моторная лодка "Казанка". На ней установлен двадцати пяти сильный "Вихрь".
   В лодке было двое: весёлый русоголовый русский, который что-то проорал нам, ослепительно скалясь белозубым ртом, и черноволосая, заросшая молчаливая личность неизвестной национальности.
   Лодка промчалась стрелой мимо нашего тихохода-катамарана и скрылась за поворотом.
   Сегодня нам встречаются в тайге и на реке только люди. Другая живность нам не повстречалась: ни птицы, ни рыбы, ни оленей.
   День был сегодня солнечный, хотя из-за хребтов на северо-западе беспрерывно вываливались на тайгу вороха снежно-белых облаков и, лебедями проплыв через всё небо, где-то на юге утягивались за край земли.
   В лад с ними внизу бежали их тени. Неприметно меняя очертания, они скользили по зелёной овчине тайги, сползали в сизые провалы долин, бестелесно крались по склонам далёких хребтов, мимолётно гася при этом точечные минеральные блёстки на скальных изломах.
   Было жарко, но, когда вместе с облачной тенью на реку и на нас налетали, посвистывая в хвое кедрового стланика, порывы ветра, возникала внезапная прохлада, которая, впрочем, потаённо присутствовала вокруг нас даже в самые жаркие дни.
   Поскольку день был жаркий, то мы сплавлялись голыми по пояс и сильно обгорели.
   К восьми вечера доплываем до Толгоя и встаём на ночлег, на высоком правом берегу. Располагаемся на старой стоянке якутов. На ней сооружен лабаз, на котором под шкурами и брезентом, упакованы какие-то шмотки.
   В тайге много голубики. Команда идёт на заготовку ягод. Будет компот.
   Дмитрий с мелкашкой убегает вверх по Толгою. Возвращается он через час разочарованный и пустой. Ни птицы, ни зверя он не повстречал. Вываливает около костра груду подберёзовиков.
   Лида, ворча, чистит грибы, а затем вываливает их на сковородку и жарит.
   На ужин жареные грибы и компот подаются дополнительно к основному меню из гречневой каши и борща.
   Уваривающаяся каша, распространяла вокруг аппе­титный запах горячей тушенки и гречки.
   Подрагивающий отсвет пламени нерешительно трогал стволы отдаленных деревьев, шевелился в листве окай­мляющего берег кустарника, выхватывал из полумрака ле­жащие на траве рюкзаки и спальные мешки, ещё не засунутые в палатки.
   Вид этих беззаботно разбросанных вещей в сочетании с глотком горячего чая возле уютного костра делали пустынный до сего момента уголок приро­ды вполне обжитым, почти родственным, расставаться с которым невозможно без затаенного сожаления.
   Глубокая, весомая тишина стояла вокруг -- лишь не­скончаемо шумел под берегом Гонам, однако и он со своим однообразным шумом был частью этой всеобъем­лющей тишины. Больше того -- и умиротворенно-круглая луна, и звезды, и вообще вся черная бездна над голо­вой - тоже были частью ее, образовывали с ней нечто не­расторжимо целое.
   -- Ишь, ночь-то,-- позевывая, сказал Вова.-- До чего лунявая... Хотя у меня вот ладонь ноги чешется. К чему бы это, не знаете?
   Тишина обволакивала, исподволь навязывала себя, на­вязывала молчание.
   В таежной лунной тишине, уставясь в пламя костра, потягивая маленькими глотками крепкий чай, уйдя в свои мысли, молчать можно бесконечно.
   "Лун­ными ночами третичного периода..." Эта фраза, невесть отчего возникшая вдруг в голове, почему-то не пока­залась мне неожиданной: в самом деле, разве в те времена, в третичном периоде, не было полнолуний? Раз­ве это голубое сияние не лилось с небес и тогда?
   Не глядели с черной высоты вот эти же самые звезды, только слагавшиеся в созвездия несколько иных очертаний?-- "Лунными ночами третичного периода... И по-прежнему лучами серебрит простор луна..." Постой, это уже стихи... Чьи? Почему вдруг вспомнились?
   Лежа на боку, я глядел на Гонам, хорошо видную сквозь просветы кустарника. Река шла с ровным негромким гулом, в котором, однако, явственно различа­лись журчание, и рокот, и плеск, и взбулькиванье.
   Пе­реливчато мерцающая слюдяным блеском - поверхность ее была неуловимо черна -- воз можно, по контрасту с ноч­ной белизной прибрежных отмелей, с пенными бурунами на перекате. Над дальней косой чуть угадывалась приз­рачная дымка, и даже не дымка, а лунный свет, кото­рый от речной прохлады вроде бы сгустился в голубо­ватый лег кий туман. Ночь и луна преобразили лес де­ревья по берегам стояли не по-днев ному сомкнуто, отре­шенно за стыв, их хвойные одеяния отливали прохладной голуб ничной сизостью. Островки кустарника издали казались бархатисто-белесыми, вроде вербных шариков. На травя­нистых полянах словно лежал иней.
   Против ожидания, спать совсем не хотелось. Очень уж хороша была подступающая ночь, чтобы тотчас отправляться в глухую темень и духоту палатки.
  
   27 июля.
   Сегодня суббота. Как будто и не было вчерашнего солнечного дня. Прав был наш Нострадамус - Вова со своей ладонью ноги. Утро хмурое и пасмурное. Так и кажется, что вот-вот пойдёт дождь.
   Дежурные подняли нас ни свет, ни заря - в семь часов.
   Быстренько завтракаем, пакуемся и уже в восемь тридцать отплываем.
   Река, как и погода, сегодня нас совершенно не радует. Идут одни сплошные длиннющие плёса. Иногда встречаются места даже с противотоком воды.
   Интенсивно работаем вёслами.
   Около часа дня пошёл сильнейший дождь.
   Дождь низвергался не каплями, не струями, а стеклянно мерцающими шнурами.
   Землю не поливало, а гвоздило. К ногам съежившихся на своих рюкзаках маршрутников летели увесистые брызги -- их удары ощущались даже через грубую резину сапог. Шумело так, будто мимо катил бесконечный железнодорожный состав.
   Вокруг стало темно, как поздним вечером.
   Где-то километрах в трёх от нас громыхает сильнейшая гроза. Гром и вспышки молний следуют почти непрерывно.
   Вдалеке возник и стал набегать гром -- сначала мед­ленно, с перекатами, а потом все быстрее, быстрее и вдруг оглушительно взорвался где-то прямо над головой. Земля ощутимо содрогнулась.
   -- Салют главным калибром,-- рассеянно пробурчал Здорик и добавил:-- Безадресный разряд.
   Облака несутся по небу наперегонки с нашим плотом. Дождём почти прибило всю дымку от пожарищ.
   Перед самым началом дождя мимо нас, как и вчера, на полной скорости промчались на моторке двое геологов. Они причалили к берегу и выскочили на крутой левый берег. Вытащили и закрепили лодку. Установили небольшую палатку и тут же скрылись в ней. Спешили всё сделать до дождя и успели.
   С северо-запада, со стороны "гнилого угла", как-то незаметно для нас близилась туча, громоздкая, словно динозавр, по краям пухово-белая, а в толще как бы освещенная изнутри желтоватым пульсирующим полусветом. Съедая зубчатые верхи хребтов, она надвигалась быстро, бесшумно, в мол­чанье внезапно онемевшей природы. Пренеприятная туча...
   Туча глухо заворчала. Окрестные хребты и отроги увенчивались словно бы остатками крепостных стен, над которыми, нарушая их однообразие, там и сям взлетали стрельчатые пики, отмеченные суровым величием средневековых соборов.
   Местами на их ребрах и гранях мимолетно загорались и гасли огненные блики -- то в шевелящихся лучах солнца, заносимого рваным краем тучи, вспыхивали, вероятно, пластины слюды. Мельтешение огней смазывало четкие очертания вершин, заставляя их странным образом упо­добляться чуть подрагивающим языкам крутого пламени.
   "Пламенеющая готика,-- вынырнул в памяти термин из архитектуры; как нередко бывает, в голову упорно лезло совершенно постороннее и неожиданное...
   Мы дождь переносим стоически, не причаливая, так как вовремя укутали себя в непромокаемые плащи и накидки. Не гребём, предоставив плот реке.
   Дождь был настолько же короток, как и силён. Уже минут через двадцать он стих, а затем и совсем прекратился. Больше он не начинался до самого вечера.
   На реке часто встречаются, заросшие невысокими деревцами и кустарником острова. Решаем устроить на одном из них охоту с загонщиками.
   Высаживаем на верхней части острова Вову и Дмитрия, а сами сплавляемся в его конец. Лида остаётся на плоту, а мы с Борисом вылезаем на пологую каменистую косу. Борис с ружьём, а я с кинокамерой.
   Вова с Дмитрием через пять минут начинают двигаться в нашем направлении, громко крича и хлопая в ладоши. Таким образом, они пугают и гонят впереди себя всё живое население острова.
   По законам всемирного свинства именно на меня безоружного из кустов выскакивает вспугнутый заяц.
   Увидев человека, он стремглав бросается назад в кусты, но, услышав крики и треск веток, выскакивает из кустов и стремглав летит по берегу в направлении Бориса.
   Первые два выстрела оказы ваются неудачными. Борис злится и бежит вслед за зайцем.
   В это время с дерева с оглушительным шумом тяжело сле тает громадный глухарь и медленно почти над самой водой летит на левый берег в тайгу.
   Упорхнула такая дичь!
   Минут через десять ползания в чащобе по кустам нам снова удаётся выгнать зайца на чистое место. Гремит ещё один выстрел и зайчишка становится добычей Бориса.
   Похоже, что он становится грозой гонамских косых - это его второй заяц.
   - Ещё бы оленя завалить для полного счастья,- мечтает Борис.
   Буквально сразу же после этих слов вдали на береговой косе мы увидели движущееся пятно, которое медленно перемещалось, а затем скрылось в чаще деревьев.
   Подплываем ближе и видим, что коса не на берегу, а на очередном острове.
   Решаем опять делать загон. Распределение обязанностей прежнее: Вова и Дмитрий - загонщики, Я, Лида и Борис - плотогоны и охотники.
   Мы только успели добраться до конца острова и причалить, как из кустов метрах в ста от нас на берег протоки вышел красавец изюбрь.
   Я со всех ног бросаюсь по противоположному берегу острова предупреждать ребят о великолепной дичи, чтобы не орали, не хлопали, а попытались не спугнуть зверя и подойти к нему поближе. Слишком поздно. Загонщики уже начали своё дело. Слышаться зверские вопли и треск кустов, продирающихся сквозь кедровый стланик охотников.
   Изюбр при первом же крике делает громадный скачок и останавливается, прислушиваясь и озираясь. За первым скачком последовал второй ещё более громадный, и зверь мгновенно оказывается на крутом берегу в лесу.
   Выскочивший из кустов Борис дважды стреляет, но не попадает. Ещё минуту мы слышим треск сучьев от убегающего зверя. Он ломится напрямую через тайгу.
   Внезапно он показывается метрах в четырехстах от нас на мысе берега и бросается в воду. Громко фыркая, он сначала бежит, а затем и плывёт на другой берег.
  
   28 июля.
   Сегодня воскресенье, но это для всех, а не для нас. Для нас обычный день, за который мы должны проплыть запланированное количество километров.
   Погода великолепная. Солнце ослепительно сияет на бездонном голубом небе, по которому медленно медлено перемещаются замысловатой формы белоснежные облака.
   В такую погоду невольно тянет на стихи. Вот и сейчас рука без всякой натуги вывела на листочке блокнота несколько строчек.
  
   Пора, пора уже проснуться,
   В таёжный воздух окунуться,
   Умыться свежею водой -
   Студёной, чистой, молодой.
   Пахучим чаем насладиться,
   Собрать палатки, снарядиться,
   Ещё раз воздуха вдохнуть,
   И отправляться дальше в путь.
   Хребты пологие рядами
   На горизонте перед нами
   В лохматых шапках облаков,
   Неповторимость берегов,
   То каменистых и пологих,
   То сплошь заросших и крутых,
   Следы зверей четвероногих
   И лес листвянок молодых.
  
   Дежурные зовут на завтрак, но после вчерашнего обильного ужина есть совершенно не хочется. С трудом запихиваем в себя остатки ужина, но до конца осилить этого так и не можем. На пережор остаются и суп и рыба.
   Во время завтрака к нам в лагерь в гости прилетела красавица - белоснежная чайка.
   Перед посадкой она сделала несколько разведочных кругов над катамараном и костром и, убедившись, что мы вполне приличные мирные люди, плавно опустилась на берег. Подняв голову, огляделась ещё раз, и грациозно, как грузинка в танце, быстро перебирая ногами и гордо неся красивую голову, совершенно не двигая корпусом, быстро подбежала к нам.
   Через минуту мы убедились, что чайку интересовали не мы, а тайменья голова и гусиные внутренности, которые дежурные поленились выбросить в воду.
   На правом берегу, почти напротив нашей стоянки видны развалины двух сооружений: избы и бани.
   Не можем справиться со своим любопытством и переправляемся на другой берег, чтобы обследовать остатки человеческого жилья. Это оказалось не напрасным, так как находим в избе отличный эмалированный бак, который решаем взять с собой, благо места на катамаране хватает.
   Проплыв несколько километров, в устье притока Средний Солохит обнаруживаем брошенную геологическую брезентовую палатку. Брезент у неё уже начинает гнить и лопаться. В скатах видны приличные дыры. В палатке находим хорошее ведро, чайник, печку-буржуйку, промокший насквозь заплесневелый спальный мешок, аптечку, банки различных консервов.
   Над палаткой натянута радио антенна.
   Кто и когда вынужден был бросить всё это богатство выяснить не удаётся, так как никаких записок и других предметов, по которым можно было бы установить это, не находим. Но, по всей видимости, хозяевам пришлось уходить с этого места очень быстро и внезапно.
   На берегу валяется большая бочка из- под бензина, в которой ещё сохранились остатки горючего.
   Берём с собой аптечку, банку растворимого кофе и банку сгущенных сливок. Мясные консервы брать не решаемся, так как у них просрочен срок годности. Снимаем и забираем с собой также и антенну. Приемник у нас есть, и она будет совсем не лишней.
   Задул сильный, холодный встречный ветер. Это мгновенно сказалось на скорости нашего передвижения. Грести стало довольно трудно. Хорошо ещё, что греет солнце. Но и оно постепенно скрывается во всё усиливающейся облачности. Белая кочевка быстро увеличивается и уплотняется. Сегодня нигде, даже на горизонте, не видно гаревой дымки. От этого видимые куски неба кажутся ещё более голубыми и прозрачными. По берегам непрерывно тянутся желтые песчано-каменистые косы, растёт густой кедровый стланик. Невысокие кедровые деревца очень похожи на пышные букеты, украшенные миниатюрными и очень приятно пахнувшими шишечками.
   Пробуем, есть ли в них орехи. Оказывается есть. Более того, они вполне созрели и оказываются очень даже съедобными. Набираем целую кучу ароматных шишек. На пережор мы выпарили из них смолу. Технология этого процесса весьма простая: на дно ведра укладывается несколько слоёв камней, сверху на них насыпаются шишки. Ведро помещается на костёр. Под влиянием жара растопленная смола стекает вниз под камни, а шишки прожариваются и подсыхают. После чего чешуйки на них отходят в стороны и находящиеся в них орехи легко выпадают.
   Сегодня нет никакого клёва, а значит и улова. Не встречается нам и дичь. Берега и река пусты.
   Попробовали провести на одном из островов облаву.
   На нас с Борисом выскочили два зайца. Борис стрелять не стал, так как ждал, что появится что-нибудь более существенное и рогатое, но ничего, к сожалению, не выскочило, и косые благополучно скрылись в кустах.
   Вместо рогатого из кустов вышел Дмитрий и вынес на ладони беленькое, пухленькое чудо в перьях - совсем маленького птенца ястреба. Он нашел его на земле под деревьями. Как ни странно, но на ближайших деревьях не было ястребиного гнезда. Загадку появление птенца на земле нам так и не удалось разгадать.
   Птенчик был очень забавным: на длинных, длинных ногах с острейшими коготками. Он держался ими за палец так, что невозможно было его отцепить. При этом птенец непрерывно вертел головой, зловеще раскрывал клюв и шипел, показывая нам свой маленький розовый язычок. Правда, шипеть по настоящему он ещё не научился, и издаваемые им звуки были очень смешными. Несмотря на молодость, он всё-таки умудрился цапнуть клювом Вову за палец.
   Насмотревшись на это чудо природы, мы снова передали его Дмитрию, и тот отнёс птенца на то же место, где и нашел. Там его уже поджидала сидящая на ветке обеспокоенная мамаша, которая тут же слетела вниз к своему чаду, как только Дмитрий отошел на несколько шагов от этого дерева.
   Погода вновь значительно улучшилась. По небу неспешно шастают белые облачка, ярко светит солнце. И если бы не холодные порывы ветра, жизнь можно было бы считать прекрасной без всяких оговорок.
   Гонам резко сузился, по обеим его берегам появились крутые лесисто-каменистые склоны, спускающиеся к воде почти перпендикулярно течению. Таких берегов раньше мне нигде видеть не приходилось. Впереди постоянно просматривались от пяти до восьми планов. Склоны-складки пологие, скал на них почти нигде не видно. Часто встречаются языки каменных осыпей, черного и серо - желтоватого цвета. На поверхность выходит много тоненьких пластов каменного угля. Создавалось впечатление, что мы плыли через разлом земельно-угольного сэндвича. Не удивительно, почему совсем недалеко отсюда возник новый шахтёрский город Нерюнгри.
   Течение в реке заметно усилилось. Короткие плёса чередовались с бурными шиверками и мини порожками. Мы вплыли в так называемый Сулакитский каскад, протяженность которого, если верить карте, составляет около шестидесяти километров. В этом каскаде около двадцати пяти таких несложных препятствий. На первых же четырех из них меня и Лиду залило водой с ног до головы. Хорошо ещё, что светит солнце и тело не охлаждается до той степени, когда начинаешь всеми клеточками организма чувствовать холод.
   Дмитрий, который сидит за мной, просит поменяться с ним местами, чтобы и он мог почувствовать прелесть сплава, по настоящему ощущаемую только сидящими впереди.
   Без возражений уступаю ему место и ухожу, вернее, перелезаю назад.
   Дмитрий получает свое удовольствие сполна, но, как оказалось, вполне достается и мне, так как при каждом скачке на волне сбоку взлетает вверх почти такой же веер брызг.
   По мере сил и возможностей снимаю на камеру прохождение этого веселого участка. Очень любопытно наблюдать за мимикой гребцов в моменты прохождения стоячих волн. На их лицах в это время можно наблюдать полную гамму впечатлений от гримас до восторженных улыбок.
   Дмитрий делится своими впечатлениями, говоря, что плыть по такой реке одно удовольствие, не то, что до этого.
   На стоянку встаем на левом берегу в устье безымянного ручья. Берег в этом месте сплошь зарос ягодником, багульником и мхом. Палатка буквально висит своим днищем на воздушной подушке. Вокруг много кедрового стланика.
   Дмитрий и Вова тут же убегают вверх по ручью. Возвращаются они в лагерь только через два с половиной часа, когда мы уже поужинали.
   Рюкзаки после сегодняшнего бурного сплава совсем мокрые. Намокла даже моя кожаная полевая сумка. Решаем, что по настоящему будем сушить шмотки завтра утром, когда появится солнце.
   Сегодняшний ужин Борис приготовил очень быстро, так как не было ни дичи, ни рыбы.
   Едим гороховый суп из концентратов с тушенкой, гречневую кашу и пьем чай с пряниками. У нас осталась всего одна буханка хлеба, но и она уже начинает плесневеть. Такой хлеб естся плохо.
   От ручья тянет сыростью и сильным холодом. Похоже, что ночь будет ощутимо свежей.
   Одеваю на себя шерстяной костюм и такую же шапочку. Лучше спать в тепле, чем всю ночь вертеться. Тем более, что мой спальный мешок уже совсем выносился за столь длительное время его использования и тепло держит весьма условно.
   Слушаем приёмник, используя новую антенну, но ничего приличного сегодня обнаружить в эфире не удаётся.
   Готовим на костре и едим кедровые орешки. Их принесли с собой вернувшиеся из забега по ручью Вова и Дмитрий. Шишки они засовывали в карманы, поэтому теперь они постоянно склеиваются, так как на славу смазаны кедровой смолой.
   Дмитрий с мелкашкой резвым козликом устремляется по берегу к плывущему изюбрю.
  -- Догоню,- вопит он, и ещё резвее перебирает ногами.
   Мы начинаем сплавляться вслед за ним на катамаране, чтобы потом подобрать его по дороге.
   Через несколько минут мы видим его спешащего нам навстречу. Изюбра он, конечно, не догнал, зато умудрился забыть на берегу свой охотничий нож.
   - Как он там смог оказаться,- удивляется Лида.
  -- Очень просто. Я грибы им резал, когда вы об олене заорали. Вот я его впопыхах и забыл.
   - Интеллигент! Это кто же в тайге грибы ножом режет? Ладно, иди за ним, а мы тебя минут двадцать подождём. Заодно и эмоциональное напряжение сбросим,- говорит Борис.
   Нож Дмитрий себе вернул, но при этом вымок до пояса, так как ему пришлось перебродить глубокую протоку.
   Вместе с ножом он приносит на плот целую кучу грибов, завёрнутых в ветровку. При ближайшем рассмотрении все они оказываются несъедобными.
   На пережер встаем около четырёх часов дня. Дмитрий уходит в тайгу и вскоре приносит оттуда нам свою добычу- две маленькие птички с хохолками и рыжими хвостиками.
   Гордо заявляет.- Вот я для вас тут двух рябчиков добыл.
  -- Какие же это рябчики? Это же сойки,- говорю я ему, внимательно осматривая птиц.
   - Пускай будут сойки. А их едят?
   - Никогда и никто не пробовал.
  -- Может попробуем?
  -- Неее... Не будем рисковать здоровьем.
  -- Ну тогда я их выкину. Вы мне теперь подсказывайте, что тут у вас едят, а то я так всю живность перестреляю. Раз не повезло с дичью, пойду рыбку половлю.
   Он залез на катамаран, достал спиннинг и после первого же заброса вытащил на берег щуку грамм на восемьсот.
  -- Первая рыбка тоже моя,- удовлетворённо заявляет Дмитрий, показывая нам свой улов.
   Он долго возится с ней, пытаясь вытащить из пасти глубоко заглотанный тройник. Это удаётся ему ценой ободранных в кровь об острые щучьи зубы пальцев.
   Раззадоренный успехом Дмитрия Борис тоже пытается ловить рыбу, но у него ничего не получается. После десятка минут пустых трат времени, он чертыхается и прячет спиннинг на место.
   Отплываем.
   Буквально через пятьсот метров после отплытия Вова, решивший тоже попытать рыбацкого счастья, вытаскивает на плот первого в этом сезоне таймешонка. Он весит ровно тысячу четыреста граммов. Точный вес устанавливаем с помощью безмена, который, оказывается, есть у Бориса.
   Теперь мы точно с первой рыбкой. Значит, на ужин будет первая уха.
   Через час после поимки тайменя с левого берега в воду переваливаясь сползает здоровенный гусь и пытается вплавь оторваться от нас. Гусь пытается также нырять и под водой изменить направление своего движения. Это ему не помогает и после точного выстрела Бориса он становится нашей добычей.
   Все с любопытством разглядывают охотничий трофей. Это Гуменник - крупный гусь серовато-бурой окраски с двухцветным клювом: черным с оранжевой перевязью.
   Голос такого гуся в полете - двусложное повторяющееся гоготанье. Гуменники в небольшом числе гнездятся всюду в глухих местах средней и южной тайги. Летнее питание: главным образом пушица, также осоки, хвощи. Весной преобладают хвощи; осенью охотно поедают голубику.
   Наш гусь весит три килограмма шестьсот граммов.
   Сплавляемся дальше, изредка отдыхая от гребли. Рыба больше не ловится, да это и к лучшему у дежурных на сегодня и так масса работы и хлопот - заяц, гусь, рыба.
   Больше до конца этого дня никаких встреч и запоминающихся событий с нами не произошло.
   Поскольку на ночевку встали в восемь, а готовить дичь и рыбу требовалось как можно быстрее, то зайца по общему решению мы оставили на завтрак.
   Ужин был сытным и обильным. По достоинству были оценены и суп из гуся, и жареные таймень и щука.
   От обильной еды всем снились тяжелые и воинственные сны. Из соседней палатки были слышны всхлипывания, бульканья, хрип, вскрики - шла охота на парнокопытных и длинноухих.
  
   29 июля.
   Сегодня понедельник, в Москве и Челябинске все нормальные люди дисциплинированно идут на работу, а мы блаженствуем на отдыхе.
   Борис проспал. Разбудил его я в восемь тридцать. Кряхтит, матерится про себя, но всё же, хотя и с видимой неохотой, вылезает из палатки на свет божий. Сегодня он сдаёт нам с Димкой дежурство. На завтрак варит пшенную кашу со сгущёнными сливками. С ужина остались остатки супа и гречневой каши. Сначала он заставляет нас доесть их, а потом милостиво даёт опробовать свежего варева.
   Как ни странно, но каша получилась очень вкусной. Даже удивительно, что готовил её Борис. Поварское искусство нашего друга растёт изо дня в день, и это радует. Завтрак завершает растворимый кофе.
   Утро стояло ясное: безоблачное и солнечное. Был тот прохладный ранний час, когда цветовая первооснова природы -- синева неба, белизна облаков, зелень леса, сочная бурость земли -- все еще сохра­няет свежесть, таинственно обновленную в ночи.
   Но минует некоторое время, и чистые тона расплывутся в теплых струях позднего утра, выцветут под полуденным солнцем, ну а к вече­ру вберут в себя красноту заката, позже -- подернутся серым пеплом сумерек, а потом осененный звездным плащом печаль­ный алхимик приступит во тьме к своему извечному делу -- сотворению первозданных утренних красок для грядущего дня.
   Вчера вечером безумствовала мошка. Она била в лицо так, как будто в него бросали пригоршнями мелкий речной песок. Даже я был вынужден спрятаться под накомарник, который терпеть не могу.
   Счастье, что мошка, как только темнело, мгновенно утихомиривалась и ложилась спать. Жизнь снова становилась прекрасной и замечательной.
   На каждой стоянке Вова подготавливает антенну для приёмника, чтобы обеспечить коллективу возможность прослушивания свежих новостей и музыки. Для этого он забрасывает тонкий металлический тросик, на какое ни будь дерево.
   Вчера он был так усерден, что забросил антенну на такую высоту и в такие сучья, что сегодня мы, несмотря на все старания, не смогли её сдёрнуть.
   Антенну пришлось обрывать, при этом на ветвях осталась ровно половина тросика.
   Димка решил перебить ветку, за которую запуталась проволока, из мелкашки. После первого выстрела он вместо ветки перебил сам антенный тросик. Второй выстрел тоже не принёс желаемого результата.
   Молча подошёл Борис и начал по рабоче-крестьянски рубить дерево, на котором находилась злополучная ветка, топором.
   Но и Дмитрий не сдавался. Раздался очередной выстрел. И перебитая ветка с шорохом упала прямо на Бориса.
   Да, армия не прошла бесследно - Дмитрий стреляет великолепно.
   Он уже оброс реденькой бородкой и похож сейчас на покорителей американского Запада.
   Бриться категорически отказывается, утверждая, что волосатость хорошо спасает от комаров и мошки. К их укусам он очень чувствителен. После каждого удачного нападения "пернатого" на месте укуса у него сразу же образуется волдырь. Поэтому даже при бороде он ходит почти всё время в накомарнике.
   Дмитрий где-то потерял свою любимую панаму цвета "хаки", и очень переживает по этому поводу. Это уже вторая наша потеря на Гонаме.
   В самом начале похода мы где-то посеяли коробку с тройниками для блёсен. Правда, ее, может быть "зарыл" где ни будь Борис, но он это обвинение категорически отвергает. Теперь у нас "тройниковый" голод.
   Сплавляться начинаем в десять часов пятьдесят минут. Снова откуда-то снизу по реке тянет гарью. Тайга продолжает гореть. Хорошо, что пожар где-то далеко и кроме запаха дыма ничем себя не проявляет.
   Борис заявляет.- Сегодня дежурный не я, поэтому имею желание стрелять во всё, что бегает, плавает и летает.
   - А если ползает,- смеётся Максим.
   - И если ползает, тоже!
   Впереди нас всё время плывёт стайка уток из пяти штук. Мы никак не можем их догнать. Утки бдительно следят за сохранением необходимого расстояния между ними и катамараном. Когда же нам всё-таки удаётся приблизиться к ним, утки мгновенно взлетают и, сделав круг, уносятся куда-то вверх по реке.
   В устье очередного правого ручья за Лидиной блесной медленно выходит большой таймень. Он приблизился к блесне, внимательно её осмотрел, а может быть понюхал, и так же медленно развернулся и уплыл прочь.
   Все бросились блеснить это место. Но напрасны были наши усилия: таймень больше не появлялся.
   В четырнадцать тридцать по-местному мы закончили преодоление Сулакитского каскада. Каскад завершился островом. От острова до левого притока Гонам Итымджи было около семи километров.
   В этом месте река вышла из горных теснин и сразу же стала шире и спокойнее. Одно за одним шли плёса. Сулакитский хребет остался позади.
   Солнце греет вовсю. Пожалуй, сегодня самый жаркий день с начала нашего похода. Только холодный ветерок, дующий нам точно в лицо, охлаждает разгорячённые тела.
   Рыба продолжает прятаться от нас и не желает ловиться.
   С берега на берег перелетают многочисленные кедровки, не забывая при этом громко и противно обругать проплывающих под ними людей.
   За одним из поворотов вспугнули стаю гусей. Гуси, похоже, линялые и летать не могут. Вова и Дмитрий мгновенно выскочили на берег, чтобы попытаться обогнать их, двигаясь лесом, а если это удастся, то хорошо поохотиться.
   Мы перестали грести. Сидим на плоту и ждём, когда произойдёт это событие. Однако оно так и не свершилось.
   Ребята выскочили из леса на берег именно в том месте, где мы наблюдали пасущихся гусей, но... Гуси пропали.
   - Это были не настоящие гуси. Это были их призраки,- заявляет Борис.
   - Сам ты призрак,- недовольно говорит Вова.
   На берегу, метрах в ста от того места, где гуляли гуси-призраки, уютно раскинулось каплевидное озеро. Капля эта растянулась вдоль берега километра на два. Ширина озера много меньше, не превышает ста метров. Очевидно, гуси были именно с этого водоёма.
   Идём через тайгу к озеру, пытаясь не шуметь. Из-за кустов осматриваем озеро, но оно совершенно пусто.
   Тишина была разлита над озером; она же, как другое обличье душного оцепенелого воздуха, наполняла тайгу. Вероятно, вся лесная живность вкушала послеполуденный сон.
   Вся ли? Я прислушался.
   Нет, никуда, оказы­вается, не исчезло вызывающее кожный зуд тончайшее нытье комаров, а фоном ему была едва уловимая писклявая слитная разноголосица прочего таежного гнуса. Но что-то, может быть, прохлада, исходящая от воды, не давало им приблизиться к берегу.
   Гуси пропали окончательно и бесповоротно. По дороге вспугиваем лишь трёх чибисов, которые прятались в траве на болотистом берегу озера. Они с криками взлетают и мгновенно скрываются от нас за кустами.
   В тайге под ногами у нас ковёр из белого хрустящего ягеля. Он очень красив. Настоящие таёжные кораллы. Попадаются невысокие кустики голубики, но ягод на них почти нет. Сухо и жарко - солнце сегодня несёт свою вахту аккуратно и прилежно. Скорее на берег реки. Там от воды и ветерка прохладнее.
   Через пятнадцать минут после отплытия мы увидели намытые песчаные косы. В этом месте в Гонам впадал его приток Итымджа. По своим размерам он мало, чем уступал Гонаму.
   В шестнадцать часов тридцать минут мы встали на первую в этом походе днёвку.
   Наш лагерь расположился на месте брошенного якутского стойбища.
   Находим здесь даже настоящий стол, несколько листов железа, клетку, сделанную из металлической сетки. Непонятно, кого в ней держали или предполагали держать аборигены.
   - Туристов, вроде нас, на шашлыки откармливали,- шутит Борис.
   Здесь же находим самодельную острогу и проволочный гарпунчик. Под столом валяются остатки от бывшей керосиновой лампы.
   В кустах рядом с лагерем растёт масса подосиновиков. За несколько минут общими усилиями мы набираем целую гору грибов. На вид их не меньше шести - семи килограммов. Значит, сегодня будет грибной день.
   Ребята строят баню. Пора помыть уставшие и вспотевшие тела. Располагают они её прямо на песчаном берегу. До воды от бани не больше двух метров.
   Дров для кострища вокруг много, но все они в виде здоровенных коряг и брёвен.
   Борис с ожесточением ворочает эти махины, а потом с не меньшим усердием рубит их на части топором. Чувствуется, что работа эта даётся ему не легко. Через каждые десять минут он садится на песок, отдувается и берётся за сигарету.
   - Что-то тяжело сегодня работа идёт,- говорит он Вове.- Не иначе, как потерял спортивную форму.
   Мы с Дмитрием готовим грибы. Грибы очень чистые и забот с ними совсем мало.
   Дмитрий соорудил из листа железа настоящую плиту, и жарит на ней грибы в сковородке. Рядом в ведре варится грибной суп. Грибов в нём столько, что у меня есть вполне обоснованное подозрение: после окончания процесса приготовления мы будем иметь не суп, а густую грибную кашу. Ничего, не страшно. В случае чего разбавим кипяточком.
   У меня сегодня тоже потеря: у кинокамеры отклеился и потерялся указатель чувствительности киноплёнки. Это очень неприятно.
   На противоположном правом берегу Гонама я внезапно увидел небольшого медведя, котрый медленно брёл по каменистой косе и с любопытством смотрел на нас. Медведь был плотно сбитый, коренастый и очень симпатичный.
   - Медведь,- заорал я ребятам,- смотрите вон там, около самой воды.
   Дмитрий мгновенно схватил мелкашку и бросился бегом на берег.
   Медведь, видя это, тихонько припустил наутёк.
   Гонам в этом месте был уже довольно широк. До зверя было не менее двухсот метров, может быть даже и поболее.
   Дмитрий на бегу вскинул винтовку и выстрелил.
   Медведь обернулся, посмотрел на неудачливого стрелка и ещё резвее припустил в кусты. Через какие-то секунды он исчез из виду. В кустах раздавался громкий треск ломаемых им веток. Медведь исчез. Но из кустов тут же выскочил здоровенный заяц. Он серым комком понёсся вдоль берега.
   Стрелять по такой движущейся мишени было совершенно бесполезно. Дмитрий с сожалением возвращается в лагерь на свою кухню и продолжает жарить грибы.
   Вечером мы до отвала набузовались грибными блюдами. Я оказался прав: отварные грибы в виде супа были больше похожи на желе. А вот жареные грибы были самые, что ни на есть фирменные. Хорошо, когда есть подножный корм, идёт экономия привезённого с собой продукта.
   К вечеру резко похолодало, Но уже была готова жаркая баня. Первыми мыться пошли Борис и Вова. Мылись они долго и с удовольствием.
   Когда они вымытые и распаренные подходят к костру, в баню уходит Лида.
   Мы с Дмитрием дежурим, поэтому мыться будем последними уже после ужина. Уже почти совсем темно. Закрепляем на бане фонарик, и он даёт через полиэтилен загадочный рассеянный свет. Его вполне достаточно для совершения процесса мытья. Баня почти не остыла. Когда мы плескали на камни водой, она тут же наполнялась горячим паром. Как следует, нагревшись, мы бежали в реку и охлаждали организмы холодной речной водой. Моемся, как и все, долго и с удовольствием.
   Дмитрий впервые парится в таёжной бане. Для него всё внове и вдвойне приятнее. Охает, когда поддаём на камни, и сначала никак не желает окунаться в речную воду. Заходит в реку только по колени и начинает смывать с себя пот, захватывая воду ладонями.
   Парной процесс совершаем трижды. Можно было бы и больше, но уже поздно. Одеваемся уже у костра, так как очень холодно. Остальная часть команды уже давно спит.
   Над дальней плоской горой медленно всходит громадная оранжевая луна, и чуть-чуть оторвавшись от земли, начинает так же медленно катиться по её плоскости.
   Мир вокруг постепенно затихал. В свете огня мелькали редкие летучие мыши. Бесшумно проплыла от леса лупоглазая сова и пропала за рекой во тьме.
   Луна выползла на середину неба, и вмиг замерцали скалы на другом берегу, легли от деревьев длинные тени, изморозью засверкала река. Ночные птицы вдруг разом смолкли. Над водой, сливаясь и распадаясь, проплывали старческие космы тумана.
   Мне почему-то вспомнилось, что в детстве я боялся звёзд. Глядя на них, я как будто погружался в них и чувствовал живыми существами.
   При этом я испытывал смутный ужас от пространства до них, от их величественного бессмертия. Я как будто слышал их шепот, а вокруг на земле в это время звучал таинственный разговор травы, ветра, воды и леса. Страх возникал от непостижимости всего этого таинства, первобытный страх маленького человека перед Природой.
   Но это было давно, в детстве. А сейчас я очень люблю небо, и дневное, и вечернее и ночное, небо со всеми его звездными и межгалактическими тайнами и загадками.
   Заползаем в палатку, поудобнее устраиваемся в спальниках, и мгновенно засыпаем.
  
   30 июля. Вторник.
   Утро, как и вчера, солнечное, но всё вокруг затянуто дымной пеленой. От этого кажется, что облачно. Создаётся полное впечатление, что солнце светит через матовое стекло. Где-то очень сильно горит. Чувствуется даже горький запах свежего дыма.
   Встаём в десять часов, так как сегодня запланированная днёвка, и спешить совершенно некуда.
   После завтрака я бреюсь. Уговариваю побриться Дмитрия. Он нехотя берёт бритву и с видимым сожалением начинает уничтожать жидкую волосяную поросль. После бритья на нас смотрит совершенно другое лицо. Лицо молоденького симпатичного парня, сверкающее гладкой кожей и весёлыми глазами.
   Глядя на нас, бреет свою жиденькую бородёнку Вова. Борис стоически продолжает наращивать на лице жесткую противную на вид щетину.
   Золотишко что ли пойти помыть?- говорит он.
   Иди, помой в сковородке. Заодно грибы отскрябаешь.
   А что. Я не гордый. Пойду. Мне и сковородку помыть не лень.
   Вова и Дмитрий переправляются на катамаране на другой берег и уходят вверх по горе посмотреть окрестности, а если повезёт, то и поохотиться.
   Я решил заняться хозяйством и постирал свою майку. Хотя в тайге нет пыли, майка от пота посерела и выглядела весьма неприглядно. Затеяла стирку и Лида.
   Борис залез в палатку и заснул. Как он переносит стоящую в ней жару и духоту понять совершенно невозможно. Он утверждает, что потеть, не мёрзнуть. Зато никто не кусает и не жужжит над ухом, так как в такой спёртой атмосфере ни один комар и ни одна мошка жить не могут по определению. Вылезает он оттуда часа через полтора взлохмаченный, распаренный и диковатый.
   Видать угорел от этой духоты.- говорит он, зевая.
   Сверху, от гор дует тихий и тёплый ветерок. Иногда создаётся такое впечатление, что он приносит с собой горячие волны воздуха, всё так же пахнущие дымом. И действительно, если присмотреться, то дымная пелена вокруг нас становится всё плотнее и ощутимее.
   Вытаскиваю спальник из палатки, расстилаю его на мелком горячем песке и ложусь загорать.
   Процесс этот не совсем приятен, так как вовсю донимают овода. Приходится постоянно отбивать их агрессивные атаки.
   Оводов много и все они здоровенные. За каких ни будь полчаса вокруг меня вырастает горка оводиных трупиков. За всё надо платить: их зверские наклонности им дорого обходятся. Плата за них - жизнь.
   Правда, и мне тоже достаётся. На теле, особенно на ногах, появляется всё больше бляшек от укусов зловредных насекомых.
   Загорю около двух часов. Потом мне надоедает жариться и отбиваться от летающих хулиганов. Сворачиваю спальник и забрасываю его в палатку.
   До похода в тайгу Дмитрий успевает сбегать в ближайший лесок и набрать там очередную партию грибов. Сегодня их даже больше, чем было вчера.
   Значит сегодня будут кормить снова грибными "деликатесами".
   Слава богу, что сегодня дежурим не мы, а Вова с Лидой. Им и придётся заниматься всем процессом приготовления от чистки до варки.
   Вчера на острове мы набрали целое ведро кедровых шишек. Остров был весь покрыт кедровым стлаником, и шишек можно было набрать хоть целый мешок. Шишки небольшие, но орехи в них вполне нормального размера. Они уже почти созрели. Жарим шишки в костре.
   Для этого в ведро кладутся камни, и наливается немного воды. На камни кладётся порция шишек. Ведро ставится на костёр. Шишки от жары и пара раскрываются. Смола стекает в камни, и орехи легко вылущиваются из своих ячеек. После костра они становятся как будто ещё спелее и вкуснее. С удовольствием грызём эти природные продукты.
   Дмитрий собирается везти несколько шишек с собой домой в Москву на сувениры.
   Сегодня ровно неделя, как мы в тайге. Время летит быстро и не заметно.
   В шестнадцать часов возвращаются из тайги походнички. До отвала наелись каких-то чёрно-бурых ягод, очень напоминающих собой черную смородину. Но совершенно другого вкуса. Чёрная смородина им тоже попадалась, только очень редко. Уже потом мы выяснили, что здесь эту ягоду называют "Охта", и представляет она собой гибрид красной и чёрной смородины. Приносят и нам целый полиэтиленовый мешок ягоды. Дичи на своём пути они не встретили.
   От этого коротенького путешествия у Дмитрия масса впечатлений. Утверждает, что теперь он будет ходить в походы каждый год.
   Вечером он снова вместе с Вовой ушёл в тайгу. На этот раз они направились изучать её по нашему берегу. Вернулись они в лагерь часа через два.
   Дмитрий принёс добычу: рябчиху и небольшого куличка. Потратил он на всю эту охоту всего два патрона. Вова подтверждает.- Среляет отменно и непринуждённо.
   Рассказывают, что по этому берегу растёт много этой самой "охты". Лида, заинтригованная их рассказом, предлагает пойти и набрать ягоды на компот.
   Походники быстро соглашаются, и их троица снова исчезает в тайге. За полчаса Вова, Дмитрий и Лида набрали трёхлитровую банку вкусной ягоды. Кроме "охты" они набрали ещё и голубики.
   На ужин дежурные приготовили комбинированный супец из грибов, рябчихи и куличка, оладьи, а так же компот из смеси ягод.
   Вся эта пища мгновенно была поглощена голодными туристами, которые потом долго облизывались и искали, что бы ещё такое сожрать на десерт.
  
   31 июля. Среда.
   Утром над рекой и окружающей её тайгой повисла непроницаемая завеса тумана. Ничего не видно даже в десяти шагах. Ночью, где-то около трёх часов, шел сильнейший дождь. Дождь был косой и прилично намочил наши вещи, лежащие у входа и под пологами палаток. Часам к десяти туман начинает постепенно рассеиваться. В разрывах кое-где даже появляется голубое небо и солнце.
   У Бориса сильно заболело сердце. Ему настолько не по себе, что укладываем его на берегу, на спальнике и усиленно поим сначала корвалолом, а затем даём под язык таблетку валидола.
   Похоже, что эти лекарства ему не помогают. Борис сразу весь как-то отяжелел и пожелтел. Выясняется, что он неважно чувствовал себя ещё вчера, но крепился и молчал.
   Наверное, не очень хорошо на него подействовала и жаркая баня, а так же перетаскивание тяжестей и рубка дров во время её подготовки.
   Решаем, что если ему будет хуже, то никуда дальше не поплывём, а останемся здесь на стоянке ещё на день.
   Идёт время, а состояние Бориса не улучшается.
   Лида даёт ему сразу две таблетки нитроглицерина. После его приёма бедолаге становится несколько лучше. Лицо очищается от бледной желтизны и приобретает обычный цвет и вид.
   Устанавливаем над лежащим Борисом тент от палатки, чтобы защитить от солнечных лучей.
   Около двенадцати часов дня он, очевидно, почувствовал себя лучше, так как начал активно настаивать на том, чтобы мы не оставались на стоянке, а продолжали сплав.
   - Мне уже совсем хорошо. Полежу спокойненько на плоту, и всё пройдёт. Давайте плыть, а не терять времени даром,- настаивает Борис.
   В конце концов, идём ему навстречу. Сплавляться сегодня решаем до Большого Сангына и там встать снова на днёвку.
   Собираем шмотки, устраиваем по средине катамарана удобную лежанку из резиновых матрасов и спальника. Укладываем на него Бориса и отплываем. Уже около часа дня.
   Незаметно доплываем до правого притока Гонама Сутам.
   Течение всё время мощное, и это даёт нам возможность проплыть сорок километров без особых усилий. Во время пережора Борис нормально поел и заметно оживился.
   - Вот возьму сейчас спиннинг в ручонки и сразу всё пройдёт,- шутит он.- Когда рыба брать будет, я блесну хоть к пальцу привяжу, и подёргивать буду.
   Сутам вливается в Гонам широким рукавом. Вода в месте слияния светлая, и нам отчётливо видно, как она делится на две полосы: тёмную - Гонамскую и светлую - Сутамскую.
   Около восьми вечера доплываем до Малого Салгына.
   В его устье Вова вытаскивает на свою блесну приличного ленка. Кроме него выловить больше никого не удаётся.
   Борис совсем ожил и даже пытается лёжа спиннинговать.
   Мы изо всех сил пытаемся препятствовать этим попыткам.
   Через час с небольшим доплываем до Большого Салгына.
   Этот приток Гонама имеет протяжённость своего водотока всего в тридцать один километр и впадает в него на расстоянии в двести пятьдесят девять километров от устья.
   Начинаем искать место для ночлега. Это оказывается очень не просто. Берега представляют собой сплошное нагромождение из мощных каменных глыб и сплошные заросли густого, колючего кустарника. Во многих местах в реку стекают бурливые ручейки. На редких ровных площадках, заросших травой, почва представляет собой настоящее болото.
   Решаем пристать к берегу и попытаться найти место для стоянки, двигаясь пешком.
   Мы с Вовой идём вниз по течению за поворот.
   Куда не бросишь взгляд, нет ни одного места, где можно было бы установить даже одну палатку.
   Когда мы скрылись за поворотом, Борис сполз со своего лежака, и медленно вышел на берег.
   Оставшаяся на плоту Лида заботливо спрашивает его.- Боря, ты. Как себя чувствуешь? Может не стоит делать таких телодвижений? Полежи лучше.
   - Ничего не случится. Всё тип топ и нормалёк. Немного грудь побаливает и валокордином отрыгается. Так это терпеть можно,- отшучивается Борис.
   Он медленно пошёл к кустам и сел там на лежащее бревно.
   Метрах в трехстах от места нашего причаливания мне и Вове, наконец, удаётся найти довольно приличное место для стоянки. Ровная площадка, почти без камней, на которой должны разместится две палатки.
   Я остаюсь чтобы развести костёр, а Вова бежит обратно: ему предстоит организовать сплав плота к найденному месту ночлега.
   У меня уже начал весело потрескивать костёр, когда я услышал крик Дмитрия, и увидел его самого, бегущего ко мне.
   - Папа, Борису стало совсем плохо. Ему Вова искусственное дыхание делает. Иди сюда скорее.
   Бросаю костёр и бегу со всех ног к плоту.
   Моим глазам открывается печальная картина: Тёмное вечернее небо. Каменистый берег. Плачущая Лида и успокаивающий её Вова.
   Бориса не стало...
   Это случилось в двадцать один час сорок минут тридцать первого июля 1985 года у впадения в Гонам его левого притока Большой Салгын.
   Отводим Лиду в сторону и приступаем к печальным делам. Упаковываем коченеющее тело Бориса в его новый спальный мешок, который он сам сшил перед этим походом. Сверху спальника делаем упаковку из полиэтиленовой плёнки, используемой нами для устройства бани, и обвязываем её верёвками.
   В таком виде мы будем транспортировать нашего товарища до места, где можно будет устроить временную могилу.
   Везти с собой труп до Чагды, до конца маршрута, нам не удастся, так как это не менее десяти дней пути.
   После завершения сплава мы прилетим к временной могиле на вертолёте и организуем вывоз Бориса на Родину в Челябинск.
   Покончив с печальной процедурой, выкладываем из камней небольшую площадку и натягиваем над ней тент, так как установить палатку не удаётся. Накрываем площадку сначала палаткой, а поверх её резиновыми матрацами. Залезаем в спальники.
   Укладываю Дмитрия в середину, а сам располагаюсь с краю.
   Он всё время спрашивает меня, волнуясь.- А ты как себя чувствуешь? Ничего не болит?
   Успокаиваю его.- Не волнуйся. Всё нормально.
   Парню в его первый поход достались такие нерадостные события.
   У меня под спиной громадный валун, который выгибает моё тело в обратную сторону.
   Сползаю с него и пытаюсь устроиться поудобнее, но сна нет.
   Дмитрий во сне стонет и часто просыпается. Такие переживания, которые сейчас достались на его долю, для молодого организма весьма чувствительны.
   После случившегося невольно начинаешь верить в приметы. А таких примет оказалось несколько:
   Перед отъездом из Москвы Дмитрий вытащил из квартиры вещи и уже собирался грузиться в лифт, как вспомнил, что по традиции не присел на дорожку. Тогда он втащил все свои шмотки обратно домой. Это сильно расстроило Светлану, и она нашумела на него за столь неблаговидное поведение.
   Борис уехал из дому, не попрощавшись с женой. Затем, когда рейс на Иркутск отложили на три часа, он снова вернулся домой, но дома её снова не застал, так как она, думая, что он уже улетел, успела уехать за город за ягодами.
   Более того, накануне, ночью перед этим трагическим днём ему приснилось, что на заводе разогнали его инструментальный цех и ему негде теперь работать.
   Были и другие менее значительные приметы.
   И вот их результат - нелепая смерть....
   Хотя смерть всегда нелепая...
   Каждый человек имеет право на смерть.
   Человек живёт для того, чтобы умереть, и в этом есть правда жизни. Другое дело, при каких обстоятельствах это происходит.
  
   1 августа.
   В пять часов утра начинается сильнейший дождь, который продолжается до утра.
   Встаём около десяти часов утра, не выспавшиеся и печальные. Закрепляем на катамаране упаковку с телом Бориса.
   Под дождём собираем шмотки. Выбрасываем всё лишнее, в том числе и упаковку с солью.
   Себе оставляем только восемь килограммов для засолки рыбы, если таковая будет.
   Дмитрий с сожаленьем выбрасывает несколько капканов, которые он нашел в заброшенном зимовье и вёз с собой, как сувениры.
   Выбрасываем даже кораблик, так как ловить хариуса, очевидно, будет некогда.
   Дождь всё не прекращается. С трудом разжигаем костёр и готовим чай.
   Отплываем ровно в одиннадцать часов. Дождь не желает прекращаться, всё небо заволокло плотными облаками. Кутаемся в плащи и куртки. Сыро, противно и очень грустно.
   Проплыв около двух километров, замечаем, что на левом берегу всего в каких то ста метрах от нас спокойно прогуливается мишка. Подплываем к нему совсем близко и громко шумим.
   Миша спокойно преспокойно смотрит на нас, затем разворачивается и медленно направляется по крутой каменной осыпи вверх по склону.
   Если бы не трагедия с Борисом, мы наверняка устроили охоту за этим мохноногим нахалом.
   Километров через пять по этому же берегу повстречали второго медведя, но на этот раз зверь заранее пустился наутёк и быстро исчез в кустах.
   На двухсот шестидесятом километре от устья Гонама, в тридцати шести километрах от впадения в него Сутама строго по середине русла расположился большой вытянутый остров с отличной каменистой косой, годной для посадки вертолёта.
   Остров от берегов отделяют широкие и глубокие протоки, которые гарантируют нам с большой вероятностью, что на него не переберутся хищники.
   Решаем на нём похоронить Бориса.
   Находим посредине острова под ветвями густого кедрового стланика хорошее место для временной могилы.
   Яму роем вёслами, так как лопаты у нас с собой нет.
   Почва песчаная с вкраплениями небольших камней, поэтому рыть не трудно. Через двадцать минут всё готово для завершения траурной церемонии.
   Укладываем в могилу тело нашего друга, засыпаем песком, а сверху закладываем крупными каменными плитами.
   Лида со слезами на глазах и опухшим от горя и бессонницы лицом украшает могилу цветами ромашки и ветками кедра.
   Дмитрий выцарапывает на лопасти весла надпись - Здорик Борис Фёдорович. 23.12.41. - 31.07.85. г. Челябинск. Втыкает весло в песок, так чтобы его было хорошо видно с реки, и укрепляет его камнями.
   Достаём ружья. Над тайгой и рекой звучит троекратный салют.
   Прощай, друг. Мы сделали всё, что могли. Или, по крайней мере, всё, что сумели. Жизнь действительно только миг между прошлым и будущим. Ты не смог его продлить...
   Тут же на берегу разводим костёр и поминаем Бориса последней порцией спирта, который у нас был.
   Ещё раз молча прощаемся с Борисом и отплываем.
   Впереди восемь - десять безрадостных дней сплава до Чагды.
   На всякий случай делаем несколько забросов спиннингом, так как нужно заботиться и о пропитании.
   Здесь мне удаётся заблеснить тайменя килограмма на четыре. Правда, после взвешивания его на безмене, оказалось, что таймешонок весит всего три килограмма двести грамм.
   Дождя уже нет. Облачность становится всё выше и вокруг сразу светлеет. Дует холодный встречный ветер.
   Гонам врезается в теснины Сутамского хребта. Ширина реки в этих местах около ста пятидесяти метров. Длинные плёса периодически чередуются с бурными шиверами.
   В этом году вода в реке высокая, поэтому все камни в русле прикрыты водой, но зато очень часто встречаются мощные высокие валы. Поэтому катамаран то и дело полностью накрывает встречной волной. Гребём молча, мокрые и молчаливые. Правда, вода начинает падать, несмотря на периодически идущие дожди.
   Настроение подавленное, особенно у Лиды. Она и Вова всё никак не могут решить, как сообщать о смерти Бориса его жене - Надежде.
   У них в семье, буквально перед самым отъездом Бориса в тайгу, уже произошло одно трагическое и печальное событие: Пропал отец Надежды - ушёл и не вернулся домой. Все поиски не дали никаких результатов. Больна и мать Бориса, а сейчас ещё и эта трагедия.
   На ночёвку встаём в двадцать часов тридцать минут в уютной бухточке не далеко от места впадения в Гонам его притока - Кумкуй.
   Не сбылась мечта Бориса половить в его устье тайменей, которых там, по его словам, должно быть видимо невидимо.
   Правда, как выяснилось позже на этот раз тайменей здесь не оказалось, а подниматься вверх по Кумкую у нас не было ни времени, ни желания. Хотя по всем имеющимся у нас данным в трёх километрах выше по течению Кумкуя есть ямы, где водятся громадные таймени.
   За этот день, не смотря на то, что были заняты поисками места для захоронения Бориса, а затем и самими похоронами, мы прошли тридцать девять километров.
   На ночь катамаран приткнулся у каменистой косы, а платка разместилась на песчаной полянке, защищённой от ветра густым кустарником и деревьями. С берега её практически не видно. Вокруг растут низенькие черёмухи. Ягоды на них бурые, но ещё не созревшие.
   К вечеру облачность полностью не разошлась, но в ней видны многочисленные рваные разрывы. От этого вокруг сильно похолодало. Будем надеяться, что завтра погода наладится. Это было бы весьма кстати, так как завтра день рождения Вовы.
   Сушим вещи. Готовим на ужин уху и жаркое из тайменя.
   Лида вся опухла от слёз. Говорит, что ей всё время кажется, что Борис её преследует.
   Успокаиваем её, как можем.
   Сегодня необходимо хорошенько выспаться, так как предыдущая ночь была практически бессонной. Завтра предстоит нелёгкая работа: впереди у нас более шестисот километров сплава.
   Через шестьдесят километров у нас кончается подробная карта, так как в суматохе сегодняшнего дня мы умудрились где-то потерять два её последних листа.
   Это очень плохо, так как не даст нам возможности точно ориентироваться в пройденном пути. Практически, мы сможем определиться только после впадения Гонама в Учур.
  
   2 августа.
   Наши предположения и надежды оправдались. Утро прекрасное. Голубое небо, по которому плавно перемещаются отдельные белоснежные кучевые облака. Яркое солнце сушит и согревает землю и нас.
   Приятные ощущения несколько портят редкие продолжительные порывы холодного встречного ветра, которые будут существенно мешать нашему продвижению вперёд.
   Завтракаем остатками вчерашней ухи, жареной рыбы и греч невой каши. Хотя встали мы в девять часов тридцать минут, отплываем только через два часа.
   Ветер настолько силён, что за двадцать минут не прошли и пятисот метров, хотя гребли изо всех сил и преодолевали не тихое и спокойное плёсо, а быструю и бурную шиверу.
   Катамаран, как парус, надутый встречным ветром, боролся с сильным течением и стойко держался почти на одном месте.
   Решаем делать "водяной парус", иначе такими темпами сегодня нам далеко не уплыть. "Парус" делаем из Вовиного резинового плаща, зацепив его по краям капроновым шнуром.
   Опускаем это самодеятельное чудо в воду и сразу же чувствуем положительное взаимодействие реки и паруса. Катамаран начинает набирать скорость, и мы довольно быстро устремляемся вперёд. Движемся со скоростью пять-шесть километров в час. Чтобы поддерживать такую скорость передвижения нам остаётся лишь держать парус в центре основной струи.
   Светит солнце, но ветер не уменьшается и довольно прохладно.
   До пережора мы прошли всего восемнадцать километров. Одна за одной идут прямые и бурливые шиверы.
   Пытаемся на ходу ловить рыбу. Первые же забросы привели к положительным результатам. Дмитрий вытащил ленка граммов на триста, а Вова - целых пять штук: одного - на 2,6 кг, второго - на 1,9 кг, третьего - на 1,6 кг, четвёртого - на 1,5 кг и пятого, такого же "малька", как и у Дмитрия - на 300 граммов. Трёх из них он выловил на месте пережора у правого безымянного притока.
   После пережора скорость нашего движения постепенно уменьшается, хотя заметно стихает и ветер.
   Прошли прямое и длинное, почти трёхкилометровое плёсо. Это где-то на 223 километре реки. После прохождения плёса Гонам резко увеличил своё течение, но на скорость нашего передвижения это никак не сказывается. Никак не можем понять, в чём же здесь дело. Наконец, я решаю обернуться и вижу, что наш "водяной парус" вынырнул на поверхность и громадным мешком, полным воды, тащился сбоку от катамарана.
   Как следует расправляем его и пытаемся с большим трудом слить из него всю массу воды, которая набралась в этот импровизированный "бурдюк".
   На 214 километре одну за одной прошли три сильных и бурных шиверы. Особенно мощной была третья. На её валах плот бросало из стороны в стороны. Один из валов был такой величины, что Вову, сидящего достаточно высоко на баллоне, залило с ног до головы.
   Погода совсем разгулялась: Ярко светит солнце, резко потеплело. На голубом небе красиво расположилась редкая кучёвка.
   Реку снова со всех сторон зажали горы. Они выходят к ней вытянутыми поперечными складками. Некоторые из них сплошь заросли густой тайгой, некоторые представляют собой сплошное нагромождение громадных каменных глыб, некоторые чернеют на солнце голыми плоскими вершинами.
   Над нами с громкими криками носится одинокая чайка - крачка. Очевидно, она беспокоится о своём толстом чаёныше, который тяжело летает рядом с ней.
   Перекаты - шиверы идут одна за одной.
   Сегодняшний день давит на глаза своими контрастными красками. Часть склонов, освещённая солнцем, сверкает ярко зелёной зеленью, другая, находящаяся в тени, кажется тёмной, иногда абсолютно чёрной.
   Местом нашей очередной ночёвки стала речка Буганы. Это правый приток длиной около сорока пяти километров.
   Он впадал в Гонам широким языком, пробиваясь сквозь крупные камни. Вода в притоке холодная и очень чистая.
   Пытаемся ловить рыбу, но безрезультатно. Странно, место располагает к её нахождению именно здесь. Вполне вероятно, что она здесь действительно есть, но не желает реагировать на приманку.
   Напротив нашей стоянке находится длинная, белая галечная капля острова.
   Ниже по течению находится звонкоголосый и быстрый перекат. Склоны противоположного берега представляют собой каменистую осыпь, которая круто поднимается вверх на высоту до трёхсот метров. На осыпи узкими лентами расположился лес. Почти на самом верху видны гряды вертикальных отвесных скал, высотой не менее ста метров.
   Небо полностью очистилось от остатков облаков.
   Засаливаем четырёх из пяти пойманных сегодня ленков. Готовим ужин: "Хе", уху из ленковых голов, блинчики, макароны "по-флотски" с тушенкой.
   Несмотря на произошедшую трагедию, жизнь продолжается, тем более что у Вовы день рождения.
   Ужинаем поздно, так как на стоянку встали только в половину десятого вечера.
   Над нами звёздное небо. Впервые увидели два спутника, следующие один за другим. Создавалось полное впечатление, что один из них гонится за другим.
   Тренируются перед звёздными войнами,- говорит Вова.- Впереди наш, а за ним американский. Ну, ничего, отобьётся.
   Выпиваем в честь именинника бутылку "перцовки", которую я привёз именно для этого случая из Москвы.
   К ночи резко похолодало. От реки несёт настоящей снежной стужей. Судя по приметам, день завтра должен быть солнечный и жаркий.
  
   3 августа.
   Встаём в половину десятого. Приметы не подвели: Солнце, голубое небо, ни одного облачка.
   Доедаем остатки ужина, пьём чай, сворачиваем лагерь, упаковываемся и отплываем. Уже первый час дня.
   Сегодня нам нужно пройти побольше, чем вчера.
   Ветра на реке практически нет, и это настраивает нас на мажорный лад.
   За два с половиной часа проплываем почти пятнадцать километров.
   Иногда начинает дуть сильный встречный ветер, который Вова образно называет "Мордодуй". Это сразу же сказывается на скорости нашего движения.
   По берегам между сплошного покрывала лиственничной тайги встречаются отдельные берёзовые лоскутки. Берёзки кудрявые и очень симпатичные.
   Солнце жарит вовсю, поэтому еду на плоту, сняв рубашку и сапоги. Иногда я забываю об этом и опускаю ноги в воду. Носки мгновенно намокают. И мне приходиться сушить их на ветру.
   Сегодняшнее загорание не проходит для меня даром, и к вечеру я довольно прилично обгорел.
   На сто девяностом километре от устья Гонама встали в месте впадения в него бурного и холодного ручья. Идём ловить рыбу.
   Я и Вова становимся обладателями двух ленков. Мой весит около двух с половиной килограммов, а Вовин - полтора.
   Дмитрий тоскует - на его блесну сегодня никто не позарился. Перед этим при одном из очередных зацепов он полностью оторвал всю лесу с катушки.
   Вова выделил ему новую, немецкую, толщиной 0,4 миллиметра. Она тоньше той, что была намотана на катушку раньше. Поэтому броски у Дмитрия стали намного дальше.
   Вчера он сломал свой спиннинг около самой рукоятки, и мы его выбросили, как полностью не пригодный для дальнейшего использования. Сегодня он ловит на спиннинг Бориса. Катушку у него крутить очень тяжело, очевидно она засорилась песком. На стоянке придётся её разбирать и заниматься чисткой и смазкой снасти.
   Километром ниже, при впадении очередного левого ручья, мы снова причаливаем к берегу в поисках столь редкой в этом сезоне рыбы.
   Первым соскакивает с плота Дмитрий. Он резво бежит к ручью. Делает несколько забросов. Пусто.
   К ручью подходит Вова. Делает мощный заброс, и на блесну тут же садится килограммовый ленок. От этого события Дмитрий совсем расстроился, ушёл на плот и молча уселся на своё место.
   Мы как можем, успокаиваем его: говорим, что это не последний ручей, и не последний ленок в Гонаме.
   В семнадцать часов в устье правого ручья встаём на пережор. Мы уже в 186 километрах от устья Гонама.
   Ниже нас, около километра ниже по течению, находится большой остов с широкой галечной косой.
   После пережора сплавляемся два часа, и достигаем правого притока Нынгам. Длина его около восьмидесяти километров. От него до устья Гонама всего 167 км.
   Очень приличная речка. Она впадает в Гонам широченным языком через камни сразу двумя протоками. Обе протоки достаточно глубокие. Особенно глубокой оказывается вторая. Она настолько глубока, что при впадении в Гонам образует мощные валы высотой до метра.
   Попытки ловить рыбу оказались неудачными, У Вовы сошли сразу два ленка. Первый вырвался прямо из рук Дмитрия, который насаживал его на кукан. Один резкий рывок хвостом и ленок был в воде. Второй ускакал от него уже с берега, ловко проскользнув между ног, когда он пытался ухватить скользкую рыбину. Преодолев это препятствие, ленок подпрыгнул, изогнулся дугой и скрылся в воде между камнями.
   За сегодня пока прошли очень мало: не больше двадцати пяти километров.
   Небо постепенно начинает покрываться перистыми облаками, а это значит, что следует ожидать изменения погоды.
   Продолжаем сплав и одновременный лов рыбы.
   В устье очередного правого ручья повезло мне: я вытащил из воды четырехсотграммового ленка. Он совсем маленький.
   Слева от нас идут высоченные осыпные скалы, на которых растут целые берёзовые рощицы и небольшие сосновые боры. На одной скале мы увидели малюсенькую и очень красивую сосёнку, совсем настоящий природный бон-сай.
   Горы постепенно становятся всё положе. Встречаются горушки с совершенно плоскими каменистыми вершинами.
   Далеко впереди нас уже довольно давно плывут три штуки неизвестных нам птиц. Из-за расстояния мы не можем определить, кто это. Но Вова утверждает, что это гуси. В конце концов, они ещё больше оторвались от нас и, наконец. Совершенно исчезли из виду.
   - Непруха,- жалуется Дмитрий.- Нет ни охоты, ни рыбалки.
   Уже двадцать часов. За день мы прошли тридцать два километра.
   Встаём на ночлег на острове. Слева от нас, за неширокой протокой громко журчит холодный, родниково чистый ручей. За нами расположились крутые скалы, редко заросшие невысокими лиственницами и соснами. На острове много заячьих и оленьих следов.
   От катамаранов до места установки палаток не менее ста пятидесяти метров, и вещи приходится таскать по крупнокаменистой галечной косе. Палатки сегодня стоят на песчаных надувах среди низкорослых ив и листвянок.
   Недалеко растёт даже одинокий куст кедрового стланика. Колья, которыми мы крепим растяжки, почти не держат, так как под тонким слоем нанесённого песка сплошные камни.
   На ужин готовим уху, рис по-китайски, оладьи и компот из голубики с шиповником, который мы набрали во время пережора. Решаем, что уху мы сегодня есть не будем, а оставим на завтрак.
   Хотя и поздно, но довольно тепло. Наблюдаем на чёрном небе очень яркую звезду, которая почему-то заметно, хотя и очень медленно, перемещалась по небосклону. Дмитрий утверждает, что это Венера, а перемещение - обман зрения.
   После этого видения по чёрному бархату неба яркими стрелами промчались одна за одной две кометы. Промежуток между их появлениями был не более пяти минут.
   Спать ложимся в двадцать три часа. Намереваемся встать завтра пораньше.
   Ночью у Дмитрия был сильный и непонятный приступ: сильная рвота с желчью. После него ему стало полегче, но он всё время постанывал и долго не успел заснуть.
   Говорит, что у него ничего не болит: ни желудок. Ни печёнка, ни живот.
   Я не спал всю ночь, прислушивался к его стонам и гадал, проёдёт или не пройдёт эта непонятная хвороба.
  
   Та жизнь, что спрятана в грядущем,
   Волнует меньше нас уже,
   И сном лишь кажется цветущим.
   И крикнуть хочется: Прощайте все,
   Кто в жизни шёл со мною рядом.
   Я всё отдал земной красе
   Почти молитвенным обрядом.
   И сила выветрилась вся,
   Хоть тратилась не на забавы.
   Её дарил я всем и вся,
   Себе не добывая славы.
   И лишь в краю лесов, озёр
   Свои я забываю годы,
   И, глядя на ночной костёр,
   Живу, дышу, как сын природы.
   Душа проносится сквозь годы
   Так по-младенчески чиста...
   Но, не созрев, желтеют всходы
   Тех дел, что делать перестал.
  
   4 августа.
   Утром встаём в половину восьмого. Разбудил нас своим перестуком дятел. Слава богу, всё обошлось. Дмитрий проснулся и заявил, что от ночного приступа не осталось и следа.
   Солнечно, хотя ближе к горизонту виднеются отдельные серовато белые пятна, похожие на непрозрачные платочки.
   Быстро завтракаем, упаковываемся и отплываем. Уже около десяти часов утра.
   Карта у нас закончилась, и теперь мы идём, как бы на ощупь, пользуясь лишь гидрографическим перечнем притоков Гонама, который привезли с собой ребята из Челябинска.
   Мимо пролетела гагара. Поскольку солнце бьёт нам прямо в глаза, увидели мы её лишь тогда, когда она миновала плот. Гагара на лету обозвала нас на своём птичьем языке чем-то неприличным и унеслась вверх по течению.
   В одиннадцать часов тридцать минут мы подплыли к правому притоку Гонама - реке Акге. Речка совсем коротенькая. Её водоток 22 км. Устье представляет собой многочисленные мелкие проточки, из которых самая широкая не более трёх метров. Вода в речке холодная и прозрачная. Напротив впадения находится широкая и светлая галечная коса.
   Пристаём к берегу. Бросаем спиннинги, но рыба не берёт. Правда, перед Акге в правом ручье Дмитрий поймал килограммового ленка.
   До впадения Гонама в Учур осталось сто сорок шесть километров. За полтора часа мы проплыли двенадцать километров.
   Мы уже свернули спиннинги и собирались загружаться на катамаран, когда Вова стал показывать нам рукой на другой берег. Там по прибрежной косе, выделяясь на её светлом фоне контрастным тёмно бурым пятном, к реке медленно и спокойно направлялся полуторагодовалый медвежонок. Нас он не видел, так как в глаза ему светило яркое солнце. Ветер тоже дул с его стороны. Медвежонок медленно подошёл к воде, попробовал её лапой, вошёл в реку по грудь и уже хотел вплавь переправляться на наш берег, когда, наконец. Заметил нас. Медвежонок вздрогнул, фыркнул, и, осознав увиденное, развернулся и со всех ног косолапо побежал обратно в прибрежную тайгу.
   Дружно кричим ему вдогонку. Это ещё более пугает зверёныша, и он, не оглядываясь, мчится в тень спасительных кустов и деревьев.
   Обменявшись мнениями о только что произошедшем событии, мы вновь грузимся на катамаран и отплываем. При этом мы всё ещё продолжаем наши попытки выловить что-нибудь в устье Акги и несколько ниже по течению. Продолжаем усердно махать спиннингами, но рыба полностью игнорирует блестящие железки.
   Метрах в трехстах от устья Акги на крутом каменистом склоне правого берега мы снова увидели медведя. Река в этом месте достаточно узкая, её ширина не превышает пятнадцати метров, и наш катамаран двигался в трёх метрах от правого берега, поэтому медведь находился от нас всего в каких-то пяти-шести метрах.
   На этот раз мишка был очень крупный, головастый и настолько темно-бурый, что казался чёрным.
   Медведь, похоже, увидел нас первым, но не убежал, как это сделал его младший собрат, а остался на месте и с любопытством рассматривал людей и катамаран.
   У него лобастая морда, небольшие круглые глазки и торчащие вертикально верх аккуратные острые уши.
   Достаю камеру и пытаюсь запечатлеть на плёнку редкое зрелище.
   Услышав стрёкот камеры, медведь сделал несколько шагов вверх по склону, затем снова остановился, повернулся, встал на дыбы и уставился на нас. Однако ему быстро надоедает это занятие, и он, похрюкивая и пофыркивая, резво бежит по крупным булыжникам вверх в кусты.
   У меня, как назло, закончился завод кинокамеры, поэтому не удаётся запечатлеть все моменты этой встречи. Что получилось из этой съёмки можно будет выяснить только в Москве.
   Бросаем бесперспективное занятие по лову рыбы, сворачиваем спиннинги, и начинаем обсуждать только что завершившуюся встречу с медведем.
   Это надо же, хрюкает, как кабан. Не видел бы своими глазами, что Миша, точно решил бы, что хрюша, - говорит Дмитрий.
   - Жаль, ружья под рукой не было. Можно было бы медвежатиной полакомиться.
   0x08 graphic
- Ещё не известно, кто, чем полакомился бы. То ли ты медвежатиной, то ли медведь тобой. Его ещё застрелить нужно.
   - Да, мишку застрелить до смерти совсем не просто. Мне сразу на память случай с командующим погранвойсками приходит. Охотился он на Камчатке на медведя с вертолёта. Обнаружили они тогда громадного мишку. Выстрелил раз, затем другой. Упал Миша на землю и лежит без движения. Решил охотник, что всё - убил зверя. Опустился вертолёт на землю, вылез командующий из него и пошёл к медведю, фотографироваться на память около знатного трофея. Подошёл, опёрся об него рукой, принял позу. А медведь в это время открыл глаза и цапанул лапой по шевелюре позирующего. Так половину скальпа сразу с него и снял. Хорошо, что командующего подстраховывали два классных стрелка. Видя, что зверюга ни с того, ни с сего ожил, тут же добили его двумя выстрелами. Не будь их, хоронили бы пограничники своего главного начальника. А так провалялся он в госпитале месяц и прилетел в Москву с шиньоном на голове. Правда, руководству КГБ сначала боялись доложить об этом событии и говорили, что бедолага заболел на Камчатке воспалением лёгких, для чего и в госпиталь лёг. Да правду всё равно не утаишь. Выплыла потом эта история наружу.
   За разговорами мы не сразу заметили, что ниже по течению река засверкала на солнце белой пеной, затем послышался глухой равномерный гул.
   Впереди нас поджидал самый настоящий порог с крупными, более полутора метров высотой, крутыми валами и такими же крутыми сливами. Правда, открытых камней в нём не было, и мы проходим порог без осмотра. Бросает катамаран из стороны в сторону очень прилично. Несколько раз нас с головой накрывает водяным валом.
   Порог оказался коротким, и прошли мы его без осложнений и происшествий, если не считать сапог, наполнившихся водой, и полностью мокрых шмоток, которые лежали сверху и не были упакованы в полиэтиленовые мешки.
   Через километр сплава в Гонам красиво впал с крутого берега бурный ручеёк. Решили побросать спиннингами в него и около. Но течение сильное, нас быстро проносит мимо этого места, так что успеваем сделать всего по одному и неудачному забросу.
   Внизу снова начинает шуметь бурный перекат. Берёмся за вёсла и, как оказывается, вовремя. Это снова не перекат, а следующий порог. Причём валы в нём ещё выше и круче.
   Не успев отвернуть, мы влетели точно в основной вал. Весь плот мгновенно скрылся под водой. Баллоны начинает водить из стороны в сторону. Под напором воды лопается правая передняя вязка рамы. К счастью больших разрушений река нам не нанесла, и мы сразу же после порога причаливаем к берегу, мокрые и полные самых разных впечатлений и эмоций. Мы с ног до головы мокрые.
   Вот что, значит, плыть по порожистой реке без карты и точного описания маршрута. Плыть же нам таким манером предстоит ещё более семидесяти километров.
   Отжимаемся и продолжаем своё путешествие. Нам везёт, солнце жарит вовсю, и шмотки быстро сохнут. От нас идёт настоящий пар.
   Больше всего впечатлений от прохождения этих порогов у Дмитрия, так как для него это в диковинку, а лучше всего себя чувствует его ленок, насаженный на кукан, плывёт себе спокойненько под плотом. Дмитрий тоже доволен, хотя сухим у него остался только накомарник на затылке. О своих ночных мучениях он уже совсем забыл, как будто их и не было вовсе.
   Проходим очередной правый приток. Согласно таблице он расположен на 139 километре от устья Гонама, а это значит - сегодня мы прошли пока всего девятнадцать километров.
   Сплавляемся ещё около четырёх километров, и останавливаемся половить рыбу в устье очередного левого ручья. Здесь мы с Вовой стали обладателями двух полутора килограммовых ленков. Я мог бы пополнить запасы рыбы ещё одним ленком, но не успеваю сделать хорошей подсечки, и рыба спокойно сходит с крючка. Дальнейшие забросы остаются безрезультатными, хотя на мою блесну ещё дважды выходили крупные рыбины.
   В половину четвёртого мы подплыли к левому притоку без названия. Делаем здесь пережор. Сегодня дежурят Вова и Лида.
   Мы с Дмитрием свободны, поэтому берём спиннинги и идём продолжать это увлекательное занятие. Сразу же после первого моего заброса на блесну бросается ленок, но, подойдя к ней вплотную, резко сворачивает и скрывается в глубине.
   Делаю второй заброс. Тут же следует резкий рывок. Есть! На блесне сидит какая-то крупная рыбина. Не давая слабины лесе, медленно вращаю катушку и тяну невидимую рыбу к берегу.
   На мели показывается сначала большая голова, а за ней и бревнообразное туловище приличного тайменя. Он сильно упирается, но я, не ослабевая блесны, тяну и тяну его на берег. Когда таймень оказался на берегу в метре от воды, бросаю спиннинг и бегу к рыбине.
   Хватаю тайменя пальцами за глаза, так как удержать скользкое и упругое тело рыбины очень трудно.
   Таймень хорош: морда у него тёмная серо- зелёная, плавники неярко малиновые, тёмная окраска спины плавно переходит в светлое брюхо. Длина тайменя ровно девяносто пять сантиметров, а весит он восемь килограммов.
   От костра ко мне со спиннингом бежит Вова, за ним от ручья - Дмитрий. Оба начинают ожесточённо махать спиннингами.
   Однако больше в этом месте фортуна не показывала нам своё прелестное личико, а упрямо подставляла невыразительную спину.
   Полдничаем, разделываем под засолку пойманную рыбу. При более внимательном рассмотрении ленок, пойманный Дмитрием, тоже оказывается таймешонком. Рыболов доволен: поймал, хоть и маленького, но тайменя.
   За чаем Дмитрий вспомнил, что вчера во время пережора он делал себе шашлык из подберёзовика. Становится ясной причина его ночного приступа. Недожаренный гриб почти всегда приводит к отравлению. Я его до этого предупреждал, что с грибами в еде не шутят. Не послушался. Зато теперь научен надолго вперёд.
   Без пятнадцати минут пять отплываем. На небе снова появились небольшие кучевые облака, но солнце продолжает жарить землю.
   У меня и Дмитрия обгорели животы и руки, так как сплавляемся после водяных ванн в порогах в спасиках, надетых на голое тело.
   Когда перестаю грести, мысли всё время возвращаются к нашей трагедии. Бориса нет с нами уже четыре дня, а впереди ещё почти четыреста километров сплава, сначала по Гонаму, а затем по Учуру.
   Через полчаса после отплытия прошли левый приток Чайдах, длиной всего в двенадцать километров, а через два километра после него, впадающую с левого берега, речку Эдис. Длина её водотока несколько больше - тридцать километров.
   Вова не перестаёт работать спиннингом и очень злится, так как у него сегодня почему-то очень часто следуют зацепы. Он сломал свою катушку, и теперь ловит на спиннинг Лиды, а в нём что-то не так настроено и налажено.
   Ещё через два километра сплава, после бурного обсуждения и выяснения мнений, мы установили, что тот безымянный ручей, в устье которого я поймал тайменя, на самом деле имел название. Это и был Чайдах. А тот ручей, что мы приняли за него, как раз и не имел названия.
   После установления "истинного" местонахождения становится ясно, что за сегодня мы прошли тридцать пять километров. Через полчаса выясняем, что мы снова всё перепутали. Чайдах был не Чайдах, а Эдис - не Эдис. К настоящему Чайдаху подплыли только к восемнадцати часам, А Эдис - ещё через полчаса.
   Около девятнадцати часов проплыли мимо ещё одного безымянного правого ручья, а ещё через двадцать минут сплава на правом берегу, пологом, заросшем низенькими кустиками встретили третьего за этот день медведя, вернее совсем маленького медвежонка.
   Кричим, машем руками, но малыш совершенно не боится людей, и не обращает на нас никакого внимания. В конце концов, наши вопли оторвали его от каких-то своих дел, и он с любопытством уставился на катамаран. Потом он поворачивается к нам задом и неспешно косолапит в кусты. Не добежав до них метров пять, медвежонок снова остановился и встал боком к нам. Он смотрел и провожал нас взглядом до тех пор, пока течение не унесло катамаран за поворот. Эта встреча длится всего секунд десять-пятнадцать.
   Проплываем от медвежонка на расстоянии метров в сто.
   Сбывается утверждение, что Гонам - это медвежья речка. Медвежий уголок Якутии. Зато рыбы в этом походе у нас на редкость мало. Я удивляюсь так же тому, что в реке богатой перекатами и шиверами практически нет хариуса. Это первая Сибирская река, в которой мне не удаётся потешить себя увлекательной рыбалкой на эту замечательную рыбу.
   В девять часов вечера мы доплыли до правого ручья Холболоох.
   Ручей бурный и мощный, хотя его водоток имеет протяжённость всего девятнадцать километров. На левом его берегу нашли приличное место для ночёвки. Вокруг много чёрной смородины.
   За пятнадцать минут Вова и Лида собрали целый ковшик крупной ягоды и собираются на ужин сварить ароматный компот. Смородина на Гонаме необычная. Она имеет не черно-бурый или коричневый цвет, густой сине-фиолетовый. Ягоды очень мягкие. На вкус они так же отличаются от обычной чёрной смородины. Вкус их кисло-сладкий, не похожий ни на что. В компоте же вкус ягод очень напоминает вишню. С чёрной смородиной их роднит только форма и запах листьев.
   На правом берегу ручья, на очень крутом склоне, на который с трудом можно забраться, под лиственницей, на которой прибита алюминиевая дощечка, расположена могила студента дальне восточного педагогического института Ситникова.
   Он был найден группой Челябинцев и похоронен. Потом они выяснили, что он с товарищем сплавлялся по Гонаму на байдарке. При прохождении порога судёнышко перевернулось, приятели выпали в воду. Байдарку унесло вниз течением. Ребятам пришлось без вещей и еды двигаться дальше пешком вдоль реки. Была уже поздняя осень, наступили холода, выпал снег. Без тёплых вещей и продуктов они обессилели. В конце концов, студент Ситников замёрз, а судьба его товарища до сих пор осталась никому не известна.
   У Вовы какое-то непонятное настроение. Обычно спокойный и приветливый, сегодня он всё время ворчит и чем-то недоволен. Понятно, что смерть Бориса не могла не повлиять на всех нас, но до конца маршрута ещё далеко и просто необходимо следить за своими эмоциями и заботиться о настроении и самочувствии остальных.
   Дмитрий всё никак не может свыкнуться с комарами и мошкой. Ходит целый день, не снимая накомарника, и что-то бурчит себе под нос, вроде.- Совсем загрызли, псисы противные.
   Меня тоже кто-то укусил в губу. Губа раздулась и затвердела, мешает даже есть.
   За сегодняшний день ещё больше обгорели и обветрились руки и живот. Очевидно, предстоит беспокойная ночь.
  
   5 августа. Понедельник.
   Солнечное утро. Небо чистое и очень голубое. Ветра практически нет.
   Отплываем со стоянки только в половину одиннадцатого.
   Река чередует длинные прямые плёса с такими же длинными и бурными перекатами. Течение даже на плёсах очень приличное. Сплавляемся со скоростью не менее семи километров в час. Это позволяет надеяться на то, что уже где-то через час мы разменяем последнюю сотню километров Гонама, отделяющую нас от Учура.
   Горки вокруг стали переходить с одного берега на другой косыми невысокими хребтиками. Среди них есть сплошь заросшие тайгой, есть осыпные из крупных камней-глыб, между которыми растут одиночные лиственницы и осины, есть мелко осыпные с голыми пологими вершинами. Изредка встречаются группы крутых скал.
   Очередным нашим ориентиром впереди будет ручей Боролган, впадающий в Гонам с левого берега на восемьдесят третьем километре от его устья. Водоток ручья около 22 километров.
   За ним через семь километров должен быть ручей Тас-Балагин, тоже левый. Далее через километр следует ручей без названия, а затем ручьи Алексеев и Князь-Юрях. Последний самый крупный, имеет водоток тридцать один километр. От него до Учура остаётся всего пятьдесят пять километров.
   Если нам удастся сегодня дойти до Князь-Юряха, то будет совсем неплохо.
   Где-то около него мы снова сможем идти по карте, так как с этого места у нас есть оставшиеся её листы.
   Вдоль берега взад и вперёд летает маленький чёрный кузнечик, треща, как мотоцикл. Может быть это не кузнечик, а какая-то специфическая саранча. Кто их разберёт. Названия всех этих многочисленных насекомых всё равно не запомнишь.
   Вчера у нас на плоту на протяжении около десяти километров гостила красивая крупная бабочка. Мы плыли посредине реки, дул довольно приличный ветер, очевидно, поэтому покидать ей наш плот совершенно не хотелось. Она перемещалась по катамарану, садясь куда придётся: даже на спасик Дмитрию и мне на голову. Когда мы подплыли поближе к берегу, бабочка улетела.
   К середине дня солнце начинает жарить всё сильнее. Пускай наяривает. Это всё-таки лучше, чем холодрыга или дождь. Подольше бы продержалась такая погода.
   Мимо нас сегодня не пролетело ни одной приличной птицы. Лишь одинокая гагара облетела плот стороной, не преминув обозвать нас на своём птичьем языке всеми доступными ей выражениями.
   У меня создаётся такое впечатление, что Вова при прохождении каждого переката нарочно старается попасть в самую его середину, где наиболее крупные и крутые валы. То ли это чисто спортивный интерес, то ли он стремится создать ситуации, когда нас обливает с ног до головы забортной волной, то ли это просто вредность, связанная с тем, что у него сегодня постоянно лопается верхняя губа, растрескавшаяся от ветра.
   Вова безуспешно пытается её залепливать и замазывать каким-то неведомым кремом и обычным свиным салом. Губе ни что не помогает, а мы расплачиваемся за это, получая очередные порции холодной воды под зад.
   К четырнадцати часам прошли около двадцати четырёх километров. Дошли до ручья Боролган.
   По обеим берегам реки наблюдаем удивительную картину: здесь, в глубине Сибири, в Якутии росли великолепные голубые ели. Они были ни чуть не хуже, чем те, что мы привыкли видеть на Красной площади в Москве.
   Встали на пережор. Лида кипятит чай. Я решил воспользоваться моментом и сбрить с себя противную щетину, которая успела отрасти за прошедшие шесть дней.
   Бреюсь холодной водой, не дожидаясь пока согреется вода в ведре. В такую жару это даже приятно. Через пять минут уже блистаю лицом, гладким, как попка ребёнка.
   Вова и Дмитрий, вооружившись спиннингами, убежали к ручью, который впадал в Гонам как раз перед началом довольно сильного порога.
   Берег в этом месте был сложен из крупных глыб серого цвета. Многие из них лежали очень неустойчиво, и при ходьбе было необходимо соблюдать большую осторожность. При каждом неверном шаге глыбы угрожающе качались.
   Вернулись ребята с ручья минут через тридцать, когда чай был уже давно готов. Они принесли с собой одного единственного ленка, которого поймал уловистый Вова. Вес ленка был около двух килограммов.
   Пьём чай. Дмитрий уплетает пищу за обе щеки, словно хомячок после зимней спячки, говорит, что на него нашел жор. Ровно в пятнадцать часов отплываем.
   К шестнадцати часам мы проплыли ещё семь километров, и подошли к ручью Тас-Балаган.
   Пристали к берегу, Я решил с плота не уходить, так как начал побаливать затылок. Очевидно, голову сильно нагрело сегодняшним очень ярким и жарким солнцем.
   Дмитрий и Вова отправились к устью ручья в очередной раз попытать рыбацкое счастье. Тем более что оно в этом походе выпадает довольно редко, скорее всего, по причине высокой воды в реке, при которой вся рыба разбегается по притокам.
   Дмитрий, после того как он намотал на катушку спиннинга более тонкую лесу, уже успел оставить на память Гонаму около десятка блёсен. В настоящий момент он пользуется небольшой желтой блесёнкой с таким же маленьким тройником. После двух забросов ему на эту наживку садится ленок, но когда Дмитрий попытался вытащить его на камни, ленок спокойненько сошёл с крючка и ушел в воду.
   Недовольство собой и окружающими, которое сегодня не покидает Вову, проявляется и сейчас. Он с удовольствием отчитывает Дмитрия за его неудачу с ленком.
   То ли после этих нравоучений, то ли по какой-то другой причине, но после следующих двух забросов Дмитрий снова цепляет ленка, и на этот раз удачно - он благополучно выволакивает его на берег. Очутившись на суше, ленок мгновенно соскочил с крючка и забился под камни. Приходится сначала его искать, а потом долго выковыривать оттуда.
   После нескольких забросов и Вова становится обладателем очередной рыбки. На этот раз он ловит тайменя на пять килограммов весом. Правда, после взвешивания оказалось, что весит таймень семь килограммов восемьсот граммов, а ленок Дмитрия - всего восемьсот граммов.
   Дмитрию больше никого поймать не удаётся. Вовины забросы тоже оказываются безрезультатными. Поэтому оба рыболова сворачивают снасти и возвращаются на катамаран. Похоже, у нас начинает входить в традицию ловить по четыре рыбины в день. Трёх мы уже поймали, остаётся заблеснить ещё одну.
   Дмитрий решает устроить монтаж. Он засовывает своего таймешонка в пасть тайменю. Эта шутка не остаётся без последствий: таймень закрывает пасть, и наступают настоящие мучения. Вытащить ленка из его зубов оказывается очень трудно. Зубы у тайменя загнуты вовнутрь и, впиваясь в шкуру жертвы, держат, словно хирургические щипцы. Вытаскиваем ленка из этой ловушки с наполовину ободранной шкурой.
   Отплываем. Второй ручей через километр проплыли, не приставая к берегу и без облова.
   Гонам начинает дарить нам всё больше абсолютно прямых, длиннющих плёс. Одно из них мы преодолевали не менее получаса. Значит его длина более двух километров. Течение замедляется, и всё чаще приходится налегать на вёсла.
   На склоне одной из горушек сквозь зелень листвянок явственно просматривается ярко белое пятно очень больших размеров.
   Оно расположено достаточно высоко и далеко от нас, а то можно было бы сходить и посмотреть, что это за диковина. Но мы проплываем мимо, не останавливаясь. Остаётся только гадать, что это было - выход остаточной наледи или какая-то скальная порода.
   Голова болит всё сильнее. Приходится принимать таблетку аспирина. Дмитрий волнуется, и через каждые пять минут спрашивает, как я себя чувствую. Как могу, успокаиваю его, что со мной всё в порядке.
   Солнце всё жарит и жарит.
   К ручью Алексееву мы подплыли только в 18 часов 40 минут. Ручей, хотя и имеет согласно описанию приличный водоток, впадал в Гонам многочисленными малюсенькими проточками-струйками, пробивающими себе путь через крупные камни.
   Напротив его в распадке на другом берегу реки расположилась громадная белоснежная наледь. На высокой листвянке, растущей на крутом обрыве, прибита жестяная табличка, на которой написаны непонятные слова: ГФПЗ 26. ОГЗ-35 1983 год.
   Что это означает? Загадка.
   Попытки добыть здесь какой ни будь рыбки окончились безрезультатно. Мы ничего не поймали.
   На небе ни облачка. Лишь белесая дымка едва затеняла прозрачность атмосферы.
   Над тайгой видны дымы пожаров. Снова где-то горит.
   Спасибо таблеткам. Головная боль исчезла, и я снова мог смотреть на мир широко открытыми глазами.
   От Алексеева ручья отплыли только в девятнадцать часов, а через час пятнадцать минут подплыли к ручью с очень звучным названием - Князь Юрях. Что это был за князь, и чем он был славен, удостоившись быть увековеченным в названии ручья, мы не знаем.
   Князь Юрях совсем не похож на ручей, скорее это самая настоящая речка, бурно и привольно впадающая в Гонам.
   В месте её впадения берег начинается с крупно каменистой косы шириной не менее сорока метров, которая переходит в крутой каменно-земляной склон. Высота этого склона-откоса около десяти метров.
   Выше склон выполаживается. Там мы обнаружили весьма неплохое место для стоянки. Это заросшая брусничником, голубичником и белым ягелем поляна, на которой уже кто-то организовывал раньше свой бивуак.
   По низеньким кустикам ягодников в различных местах разбросаны пух и перья от чайки. Скорее всего, она стала жертвой какого-то крупного пернатого хищника.
   Вокруг поляны разросся густой кедровый стланик, в котором торчат отдельно стоящие лиственницы разного возраста и берёзки.
   Вечер сегодня очень холодный и сухой. На небе постепенно словно на помещённой в проявитель фотобумаге проявляются отдельные блёстки звёзд. Их здесь в Якутии значительно меньше, чем в Саянах. Очевидно, сказывается и прозрачность воздуха, и то, что ночи в Саянах в это время значительно темнее.
   За сегодняшний день мы смогли одолеть пятьдесят два километра маршрута.
   На ужин готовим уху из тайменьей головы, жарим ленка, варим макароны, из которых затем сооружаем знаменитое блюдо "по-флотски".
   Пока готовится ужин, Дмитрий занимается разделкой тайменя для засолки.
   Возился наш специалист с рыбиной около тридцати минут, и так его "разделал", что сейчас трудно представить себе, каким красавцем был этот речной хищник до этой хирургической операции.
   За то время, пока он уродовал тайменя, его спину и живот усердно жевала мошка, которая умело пробирается под одежду и там мародёрничает. После этого на теле бедного Дмитрия мгновенно проявились специфические розовые бляшки от укусов. Ходит, чешется и поминает агрессивных "пернатых" всеми доступными ему "ласковыми" словами.
   Завтра наше дежурство.
  
   6 августа.
   Утро безоблачное и солнечное. Сегодня мы проспали. Проснулись только в девять часов утра.
   Пока готовили завтрак, принимали пищу, мыли посуду и собирали шмотки время шло своим чередом. Отплыли только в одиннадцать часов.
   После вчерашней "рыбной" операции Князь Юрях наградил Дмитрия по-царски - у него распухло от укусов лицо, особенно верхнее веко левого глаза. Какая-то неизвестная летающая тварь крепко ужалила бедного походничка в самое уязвимое место на лице.
   Вова встал с головной болью и снова не в настроении. Всё время нудит.
   Лида говорит, что с ним это иногда бывает. Это иногда особенно заметно стало проявляться после трагедии с Борисом. Раньше этого я за ним никогда не замечал.
   Вообще-то, мы - русские, склонны пожаловаться и поныть. Не знаю, плохо это или хорошо, но, по-моему, мы в этом сильно перебарщиваем.
   Солнце сегодня такое же жаркое, как и вчера.
   Через три километра после отплытия мы достигли устья левого безымянного ручья. Сделали несколько забросов, но рыбы не поймали.
   Ещё через два километра, пройдя бурный и длинный перекат, мы подошли к месту, где на левом берегу бело-голубоватым пятном ослепительно сверкала на солнце громадная наледь. Выше по склону, среди чёрных каменных глыб, виднелась ещё ода наледь поменьше.
   Рядом с наледью мы увидели совершенно удивительную и неправдоподобную картину: в августе месяце цвела ива. Для неё, выросшей рядом с этим мини ледником, холодящим землю, под знойным солнцем Якутии только-только наступила весна.
   Без пятнадцати минут час мы подошли к очередному левому ручью, который вытекал из ещё одной громадной наледи. Водоток ручья, согласно нашим данным, был около восемнадцати километров. Около ручья очень красивые скалы в виде замков и отдельно стоящих башен.
   Дмитрий, раздетый по пояс, молодым козликом носится по наледи и даже изображает из себя атланта, держащего на плечах ледяную глыбу. Я тоже разделся и решил попозировать на снежном блюдце.
   С утра мы проплыли всего семь километров. Это очень мало. Причиной такого медленного продвижения вперёд было то, что мы затратили массу времени на осмотр диковинного для нас явления - наледей. Хотелось получше запомнить этот момент и запечатлеть его на плёнку.
   Дмитрий нашел удивительно красивый цветок, похожий на львиный зев, но густого сиреневого цвета. Тут же на низеньких кустиках вызревает черёмуха. Она уже практически созрела и почти не вяжет рот.
   Вова на ручье снова берётся за спиннинг. Сквозь хрустальную призму воды было отчётливо видно каменистое дно с пересыпающимися между отдельными камешками струйками песка.
   В это время Дмитрий азартно лазает по скалам, а затем принимается за сбор черёмухи. Говорит, что повезёт её домой.
   Вова ничего не поймал, и хмуро сматывает свою снасть.
   Хорошо бы половить в этих места рыбу на перетяг. Перетяг, тюкалка, или макалка - в разных местах их называют по-разному - вещь одновременно простая и с выдумкой. Лески двух спиннингов связываются вместе. На середине связки, в полутора метрах один от другого, привязываются метровые поводки с крючками.
   С подобной снастью два человека могут облавливать любое место реки, забрасывая наживку в нужное место с точностью почти до сантиметра. Лучше, когда один берег выше другого. Один из рыболовов остаётся на одном берегу, второй - переправляется на противоположный берег. Тот, что стоит выше, подводит наживку, вращая катушку спиннинга, к нужному месту. Его партнёр при этом должен следить, чтобы леска не слишком провисала, и выбирать слабину, подматывая её на свою катушку. После подвода приманки к нужному месту начинается настоящее искусство лова.
   Приманка осторожно опускается до поверхности воды и касается её.
   Серия чуть заметных рывков со стороны стоящего на высоком берегу, так, чтобы имитировать движения бьющейся по поверхности воды мухи или какого-либо другого насекомого. Шлёп, шлёп, шлёп... Насадка вздрагивает, словно хочет взлететь и снова падает. Хариус бросается из глубины молниеносно. Вот тут не зевай. Лёгкий водоворот - и приманка исчезает.
   Подсекать нужно именно в тот момент, когда на долю секунды натягивается поводок. Если подсечь раньше, то хариус не успеет схватить приманку, чуть позже - уже не успеешь подсечь: наколовшись на крючок рыба успеет выплюнуть приманку.
   Однако времени у нас мало, и заниматься этим весьма увлекательным занятием просто некогда.
   Отплываем. Сейчас наш катамаран двигался по длиннющему плёсу. Его протяженность не менее пяти километров. Грести на таких участках очень трудно. Правда, нам везёт - ветра практически нет.
   Солнце жарит вовсю.
   Сразу же за плёсом слышится шум мощного переката, но доплыть до него мы всё ещё никак не можем. Движемся очень медленно. Радует только то, что мы сегодня разменяли последние полсотни километров Гонама.
   По моим расчетам до Чагды, конечного пункта нашего маршрута, нам осталось плыть не более четырёх дней, а это значит, что будем мы там в субботу. Это плохо. В это время там не найдёшь никого из начальства, то есть ничего не узнать и ничего не добиться.
   Хорошо бы, всё это время продержалась сегодняшняя погода.
   Поскольку рыба не ловится, сижу и загораю. Остальные ребята усердно грызут кедровые орехи.
   На пережор встали напротив вытянутого острова, на берегу левой, по ходу, протоке.
   Здесь Вова нашёл глубокую лужицу с чистой и тёплой, нагретой солнцем, водой, и вымыл себе голову.
   Пока готовился чай я сидел на камне и с увлечением наблюдал за замысловатыми играми порхающих вокруг мотыльков.
   Глядя на низ я думал тогда, что вернулось детство, "счастливая, невозврати­мая пора", но нет -- сама жизнь вернулась ко мне в своем многоцве­тии и многозвучии, словно спала завеса и время замедлило свой неостановимый бег.
   Что мы видим обычно, когда становимся взро­слыми? Привычную свою квартиру, привычный дом, привычный двор, улицу, место работы, примелькавшихся, встречаемых изо дня в день людей. Если удастся выбраться в лес, то там радуемся, ко­нечно, как старым знакомым, тенистым деревьям, траве, на кото­рой так хорошо полежать, особенно если светит солнышко, и не слишком пристают мухи, слепни, комары. Ну, может, заметим, как иногда бабочка пролетит. Муравей проползет, пощекочет. Грибов насобираем на жарево, ягод -- просто так съесть или на варенье. Цветов любим нарвать, чтобы в воду поставить дома (иногда по дороге домой их и бросим)...
   А тут я вдруг понял, как важно уметь смотреть и важно уметь увидеть. То, что примелькалось, приелось и кажется несуще­ственным, неважным, неинтересным, на самом деле не понято нами.
   Ведь так часто видим мы не то, что есть на самом деле, а лишь то, что в состоянии и что хотим увидеть! Глубина и красота окружа­ющего мира зависят, оказывается, от нас самих. И только примитивная самонадеянность, убогое мировосприятие делают подчас мир бесцветным и плоским. Дорого тогда приходится пла­тить человеку за свою самонадеянность!
   И вот сейчас я внезапно открыл для себя, что не только каждый человек, но и каждая самая маленькая букашка неисчерпаемы, сотканы из чудес и тайн.
   Да что там букашка -- растение, его цветок, семечко, лист, даже одна живая клетка -- непостижимое, великое, благое чудо, перед которым нельзя не остановиться в почтении и восхищении!
   Да, конечно, можно его изучать либо не изучать, но не испытывать почте­ния, не восхищаться, не уважать нельзя. И получается фантастиче­ский, с трудом осмысливаемый парадокс: мы сами состоим из живых клеток, наше тело и мозг-- многомиллионные, миллиардные ско­пления их, и мы же их изучаем! Раскрываем потихоньку тайны...
   Мотыльки порхали над камнями и не знали, что явились причиной таких глубоких мыслей, а я продолжал думать над тем, кто же все мы есть на самом деле?
   Думал долго и пришел к неутешительному заключению, что мы представляем из себя жалкое и ничтожное зрелище: какой-то сгусток условностей, комплексов и страхов без особой причины. Именно страхов.
   Эгоистическая природа человека по сути своей страшится всего на свете: он боится умереть, боится непредсказуемого будущего. Боится всего, но с возрастом учится делать вид, будто не боится ничего. Мы все, взрослые, так делаем.
   0x08 graphic
Мы боимся даже признаться сами себе, что боимся. Так что все наши героические усилия на протяжении жизни по преодолению страха гроша ломаного не стоят.
   Отплываем ровно в семнадцать часов.
   Вперед, в путь! Стоит только оттолкнуться от берега и запрыгнуть в лодку - и все: срабатывает переключатель, и я уже сам себе не принадлежу.
   Я хочу видеть над собой небо, я хочу передвигать под собой землю, я хочу жить и захлебываться от восторга волшебного процесса движения вперед.
   Я хочу таким способом производить любовь для всей планеты. Пусть она будет счастлива, моя планета, и пусть ей будет веселей лететь сквозь непроглядную темень космического пространства. Я люблю мою планету с помощью странствия и мне хочется верить, что ей от этого легче.
   Дорога дарит нам свободу от всего сразу - это универсальное средство.
   Я счастлив в пути.
   В километре ниже по течению на левом берегу увидели недостроенную избу.
   Дмитрий не мог спокойно проплыть мимо очередного архитектурного шедевра аборигенов и настоял на том, чтобы мы пристали к берегу. Здесь он вооружился мелкашкой, с которой практически не расстаётся ни ночью, ни днём, и направился изучать сооружение.
   Сруб был уже полностью готов, но не было ни крыши, ни дверей. На лиственнице рядом со срубом висела подвешенная на сучьях палатка. В самом срубе стоял ящик с посудой. Внутри пахло, как и всегда в таких избушках, сыростью и прелой шерстью. Ничего интересного внутри не обнаружилось.
   Напротив, на правом берегу находилась очень высокая гора. По её склонам струились осыпи, истоки которых находились почти под самой вершиной.
   Гора завершалась каменным замком, который создательница его природа вытянула вдоль плоской вершины.
   До Учура оставалось всего около тридцати километров.
   К вечеру мы сумели преодолеть ещё пятнадцать из них, миновав ручей Мочан Юрях, водоток которого был около 21 километра, а также речку Юктанджи, впадающую в Гонам с левого берега.
   Перед Юктанджи на пологой каменистой косе мы увидели грузную черную фигуру зверя. Это была наша седьмая встреча с медведями на Гонаме. Медведь зашел в воду и поплыл к другому берегу.
   - Пластун поплыл,- говорит Вова.
   - Какой такой пластун,- живо заинтересовалась Лида.
   - Да читал я в одной книжице. У медведицы суще­ствует своеобразная нянька, помога­ющая матери воспитывать медвежат последнего помета. Это так называ­емый пестун, медведь-подросток 1 -- 2 лет от роду. После многолетних на­блюдений удалось доказать, что пестун -- ровесник тех медвежат, пе­стовать которых помогает родитель­нице. Просто в силу обстоятельств он сумел опередить в развитии своих братьев и сестер, причем настолько, что почти всегда вдвое превосходит их по весу.
   Медведица, кстати, рожает один раз в три года, одна воспитывает де­тенышей, даже в зимнюю спячку вме­сте с ними ложится, но когда насту­пает время спариваться, нещадно гонит от себя окрепших и уже вполне самостоятельных подростков. Стоит посмотреть, как она делает это: силь­но шлепает их лапами, кусает, стре­мится убежать от них.
   -- Зачем?
   -- Затем, что ни один самец не потерпит рядом с приглянувшейся ему невестой себе подобных особей. Разорвет и натурально съест.
   Знае­те, какое самое вкусное лакомство для любого зверя? Мясо представи­теля своего вида. Растительноядный, в сущности, медведь по природе та­кой же каннибал, как, например, шимпанзе, как тот же человек.
   - Сам ты каннибал. Лучше греби, чем байки травить.
   Дружно налегаем на вёсла, чтобы успеть приблизиться к плывущему зверю и как следует разглядеть его.
   Но мы сплавляемся по плёсу, у которого практически отсутствует течение, а он переправляется по быстрому перекату, поэтому, не смотря на все наши усилия, зверь успевает переправиться на другой берег и скрывается за мысом.
   Когда мы подплыли к месту его переправы, то обнаружили, что зверь переправился на остров и не убежал, как мы думали, в кусты, а стоит посредине каменистой косы и внимательно смотрит на приближающийся плот.
   Но что такое? Это вовсе не медведь. Зверь, которого мы издалека приняли за медведя, оказался здоровенным лосем.
   Лось подпускает нас ещё на несколько десятков метров, а затем резво рачивается и грузно убегает в глубь острова, в лес.
   Успеваем пару раз выстрелить ему вслед, но безрезультатно. Зверь мощными прыжками удалялся всё глубже в глубь зарослей.
   Мы огибаем остров по длинной пологой дуге. Когда мы выплыли на нижнюю оконечность острова, то снова увидели лося, который успел уже переправиться через протоку, отделяющую остров от левого берега, и так же мощно убегал в глубь тайги.
   На ночлег останавливаемся на бывшей стоянке геологов, которая размещалась на крутой, заросшей отдельными кустами полке левого берега. Видны развалившиеся остовы палаток, лежаки сделанные из лиственничных жердей, останки бывшей коптильни для рыбы, хорошее кострище. На стоянке растёт несколько деревец боярышника и черёмухи.
   Напротив стоянки, на правом берегу виднелась горушка, расположенная вдоль реки, которая заросла редкими лиственницами.
   Ширина Гонама в этом месте не менее двухсот метров.
   Хотя небо совершенно чистое, но вечер довольно тёплый, поэтому вокруг наших палаток резвится масса комаров и мошки.
   Записывая в блокнот виденное и пережитое за сегодня, я вспомнил, как живого, Бориса и рассказанную мне Вовой байку об одной из его охот, которыми он увлечённо занимался в свободное от походов время.
   Был канун охотничьего праздника - открытия осенней охоты. Ласковый, не жаркий, нет, а теплый август. Открытие сезона в этот год не откладывали под разными предлогами, и утиные выводки, поднявшись на крыло, еще не успели отлететь на большую воду, а шарились по траве и камышам. Охота обещала быть интересной и, для полазистых, добычливой.
   Истомившись за длинное и никчемно-пустое лето, так как в поход он в этот сезон пойти не смог, и ощущая внутри своей, прямо скажем, весьма прозаической души пение какой-то поэтической струнки, Боб терпеливо потел в вагоне переполненной дачниками электрички. Он не замечал ни орущих детей, ни грязи, ни вони, глаза его были мечтательно неподвижны. Боб ехал на охоту.
   Путевку удалось достать быстро и в хорошее место, где и утки есть, и чужая дробь на голову сыпаться не будет.
   Народ также ожидался знакомый, что обещало душевные вечерние посиделки с соответствующим количеством подкрепляющего.
   Нет, Боб был совсем не пьяница, но кто же на охоте не опрокидывал чарочку? А если еще не только своё, но ещё и на чужаку, то Боб всегда себе позволял и даже более. Известно, что Боб был не скуп, но дармовщинка радует всегда вдвойне.
   Как и ожидалось, на базе Боб встретил своих давнишних приятелей Кольку да Сашку.
   Мужики приехали с полдня и уже успели разместиться. Теперь, приняв по маленькой, варили на печке под навесом кондер, раскладывали на столе домашние за куски и разные огурчики - помидорчики. Боб тут же подтянулся к компании.
   Колька с Сашкой знали Боба как облупленного и встретили радостно и радушно - будь здоров и не кашляй старый знакомый!
   Застолье началось, а так как были мужики до спиртного охочи, то так увлеклись, что не заметили, как все с собой привезенное перелили в себя, да в Боба. С тем и спать легли.
   Пробуждение было ужасным. Головы гудели как порожние железнодорожные цистерны, глаза не смотрели на мир Божий, но открытие охоты свято, а потому мужики, ругая свою давешнюю невоздержанность, стали собираться.
   Пока Сашка с Колькой мучились проблемой, пить им чай или так идти, Боб вдруг подозрительно ожил, заблестел глазами и, быстренько экипиро вавшись, побежал на утреннюю зорьку.
   Потащились и мужики.
   Было прекрасное утро первой охоты. Теплое, тихое, чуть-чуть туманное.
   Боб остановился на берегу небольшого болотистого озерка, зарядился, и в тот же миг над его головой с мессершмидтным гудением крутанулся табунок еще не различимых в сумерках чирков.
   Боб натянулся весь как струна и приготовился.
   Озеро просыпалось, в осоках слышалась возня, плескалась вода, доносилось хлопанье крыльев, кряк. Охотничье сердце трепетало.
   Свету все прибывало, и где-то бухнул первый выстрел, потом - совсем далеко - торопливый дуплет, и сразу же в воздухе раздался нарастающий свист крыльев, Боб вскинулся, Ижевка ахнула, и матерый крякаш комом шлепнулся на чистое место в трех шагах от стрелка.
   Боб прибрал селезня в рюкзак и, окрыленный удачным началом, стал ждать продолжения.
   Колька же с Сашкой, чувствуя полный разлад внутри своих организмов, решили не маяться в ожидании милостей от природы, а взять их, лазая по крепям. Благо оба были здоровые как лоси.
   Однако охота не получалась. Утки и налетали хорошо, и из-под ног вырывались, но то ли отравленные алкоголем мозги отказывались управлять телами друзей, то ли вчерашнее окаянство обидело местных болотных чертей, и они отводили дробь, только стрельба их была безрезультатной, а патронташи сильно полегчали. Наконец с пятого выстрела замучили чирка, проявившего завидное упорство в желании сесть на лужу, в центре которой стояли охотники. Решив плюнуть на такую охоту, мужики потянулись на базу.
   Боб, взявший еще одну кряковую и гоголя, продолжал торчать на берегу озера, радостный как в день рождения.
   Cолнце уже давно взошло, начинало припекать, и Боб решил снять куртку. В самый момент, когда куртка уже снята, а руки еще в рукавах, и ружье лежит на рюкзаке, три чирка вывернувшись из-за кустов устремились прямо на Боба.
   Куртка полетела в сторону, чирки, отворачивая, сбились в кучку, трах!, и все три уточки кувыркнулись вниз к самым бобовым сапогам.
   Трясущимися руками, шутка ли - одним выстрелом трех! Будет чем похвастать перед приятелями.
   Боб собрал добычу. Закурил, cидя. Волнение, вчерашняя выпивка, выпитое с утра на опохмелку и вдруг пошедшее на старые дрожжи, сразу как-то обессилели его. От тепла и солнца клонило в сон, и Боб снял сапожищи, сунул куртку под голову, ружье под бок и захрапел.
   Сашка с Колькой понуро брели на базу, и, хотя здоровье у обоих поправилось вполне, настроение было хуже некуда, и даже проносящиеся то здесь, то там над болотистыми лугами утки не привлекали их внимания.
   Справа завиднелось маленькое озерцо, на воде открыто, в наглую, сидели утки. Друзья воспряли духом и, крадучись, двинулись к воде. Дожидаться утки их не стали.
   Привыкнув за утро к неудачам, мужики даже не расстроились. Забросили ружья за спины и побрели по бережку. В отдалении на кусту что-то белело. Друзья подошли ближе. На ветвях висели портянки, на земле лежали сапоги, из-под куста торчали босые пятки. Пригреваемый солнышком, обняв ружье, Боб безмятежно спал.
   Такой картины их ,настрадавшиеся за утро, души вынести уже не смогли. Бобу явно было очень хорошо, а это было несправедливо.
   Ситуацию требовалось срочно исправить, а так как оба, и Сашка, и Колька были изрядные проехидины, то и метод, не сговариваясь, выбрали изощренный - прихватили бобовы сапоги и смылись.
   На базу Боб пришел в портянках. Прокрался задами - стыд-то какой, охотничек на охоте сапоги проспал. Такого позора никакая добыча не покроет. К повеселевшим своим приятелям вышел голый по пояс и босиком, мол жарко, да и ноги пусть отдохнут, подышат после резинок. Напускал на себя Боб вид, будто все у него в порядке, а глазами зыркал тревожно - другой обуви у него не было вовсе. Поездка домой в Челябинск босиком в голове у него не укладывалась, зато он прекрасно представлял все тонкости объяснения с женой по этому поводу. Да и дальнейшая охота однозначно пропадала.
   Проблема требовала быстрого и дипломатичного решения.
   Боб подошел к хозяйке базы - вдовой егерихе, маленькой, сухонькой и юркой бабулечке и, потупя глаза, начал объяснять ей суть дела.
   И, милай, - пропела заранее предупрежденная друзьями старушка, - у нас тут цыгане ходют, благодари Бога, что сам-то цел остался. Ты не горюй. У меня в чулане сапоги стоят, от деда остались, так я тебе их дам до дому доехать.
   Примерь, милок, - бабка, явно от души развлекаясь спектаклем, выставила на крыльцо пару окаменевших от древности кирзачей.
   Боб оторопело смотрел на предложенную обувку, он и не подозревал, что на свете бывает такое. Каждый сапог размером напоминал скорее ступу Бабы Яги, и Боб туда мог поместиться чуть ли не целиком.
   Колька с Сашкой, давясь смехом, уткнулись носами в миски.
   Ошарашенный Боб, тараща глаза, озирался вокруг. Взгляд его остановился на приятелях и принял осмысленное выражение. Зародившееся подозрение мгновенно сменилось уверенностью.
   -Отдайте сапоги, гады! - Боб налился дурной кровью.
   Мужики отвернули носы, - Грубиян.
   - Ну, ладно, ребята, - заныл Боб, - пошутили и хватит. Отдайте сапоги.
   - Это тебе, Боб за то, что ты жмот и халявщик и за то, что утром пренебрег страданиями друзей. Ставь на стол все, что зажал вчера и, черт с тобой, забирай сапоги, у тебя же под матрасом лежат.
   Вот такая история произошла с Борисом несколько лет назад. История осталась, а Бориса уже нет с нами.
  
   7 августа.
   Утро солнечное. По веткам листвянок около палаток прыгает белка. Изредка с гортанными, дразнящими нас, криками пролетают гагары.
   Отплываем ровно в одиннадцать часов. Через час мы достигли впадающего в Гонам с правого берега его последнего притока - реки Алгомы.
   Это вполне приличная река: длина её водотока 426 километров. В Алгому впадает Мулам, который вытекает из озера Токо, по которому должны в настоящее время сплавляться Днепропетровцы.
   Через три с половиной километра мы должны "влиться" в Учур. После чего нам предстоит сплавляться уже по Учуру до Чагды.
   По нашим прикидкам мы должны пройти этот участок маршрута за три дня. Но как сбудутся наши ожидания будет видно позднее.
   Учур река широкая и многоводная, так что, очевидно, рыбы мы больше не поймаем.
   В этом году удивительно мало рыбный поход.
   Как мы убедились, Гонам - река звериная, а не рыбная. Если бы не трагические обстоятельства, связанные со смертью Бориса, мы наверняка бы добыли и медведя, и зверя.
   Солнце светит с абсолютно безоблачного неба. Такая погода держится уже шестой день. Хорошо бы, чтобы она продержалась такой же и эти последние три дня.
   В тринадцать часов пять минут мы влились в Учур.
   В этом месте находится несколько лесистых островов, и Учур разлился на отдельные рукава.
   Гонам тоже заканчивает свой бег двумя отдельными рукавами, омывающими большой остров с каменистой косой.
   Я заглядываю в имеющееся у нас описание маршрута и читаю.
   Учур - правый приток Алдана. Длина 812км. Берет начало в отрогах Станового хребта, течет по восточной окраине Алданского нагорья. Принимает 141 приток длиной более 10 километров. В бассейне свыше 16000 водотоков, около 5000 озер. Средний годовой расход воды - 1345 куб. м/сек. Вскрывается в первой половине мая, замерзает в начале октября. На участках выходов термальных вод - полыньи. Название реки эвенкийское: "учир" - вихрь, вьюн.
   Учур на всем протяжении течет среди гористой местности. Места вокруг глухие, почти безлюдные. По берегам вплоть до самого Алдана можно встретить медведя, лося, дикого северного оленя, кабаргу, соболя и других таежных животных. Много ягод: голубика, брусника, смородина и др. Река чистая, есть рыба: таймень, ленок, лимба, хариус, елец, щука, сиг, тугун, окунь, налим, осетр, бычок.
   Исток Учура лежит на высоте около 1250м над уровнем моря, но уже через 60км треть этой высоты теряется.
   До Кураханды долина узкая, целиком занята рекой. Далее появляются более открытые участки, редкие острова.
   Русло галечное, с крупными камнями. Много перекатов, шивер, порогов. На первых 140км средняя скорость течения в межень - 1,5-1,8 м/сек.
   На участке 672-520км от устья Учур течет среди невысоких лесистых гор. Долина широкая (3-6км), заболоченная. Русло очень извилистое, делится на рукава. Поблизости от реки много озер-стариц. Основные препятствия - перекаты и отдельные крупные камни в русле. Течение замедляется (средняя скорость в межень - 1,1-1,3 м/сек.).
   Ниже устья Уяна русло Учура заметно выпрямляется. Ширина реки меняется от 80 до 640м. По-прежнему много лесистых островов, осередков, галечных перекатов. Невысокие горы обрамляют русло скалистыми утесами.
   Начиная с 430км от устья, долина Учура вновь узкая (100-200м), зажата с обеих сторон горами. Русло очень извилистое. Островов нет. Между Геканом и Хайканом река разрезает хребет Лурикан. Средний уклон русла здесь достигает 2,14 м/км. Вершины хребта взметнулись над водной поверхностью на 700-1000м. Отвесные скалы, прижимы, пороги требуют повышенного внимания. Порог Бабушки-Дедушки лежит в 9,5км ниже устья Хайкана, встречая лодки нагромождением крупных камней и пляской высоких волн.
   Названия притоков Медвежья, Крохаль, Ленковая отражают характерные особенности животного мира этих мест.
   Речка Ленковая впадает справа, в 339км от устья Учура. Ниже нее встречаются лишь перекаты. Течение быстрое (среднее в межень между Юной и Гонамом - 1,6 м/сек.).
   Гонам - главный приток Учура. После слияния с ним Учур становится полноводнее, шире (250-350м), но по-прежнему течет в глубокой долине с крутыми склонами гор, над которыми возвышаются скалы-останцы. Ложе реки вымощено крупным булыжником. На обращенных к югу склонах гор растет сосна, на противоположных - лиственница. Периодически встречаются крупные лесистые острова. Основными препятствиями являются перекаты (всего 32) и отдельные крупные камни в русле. Обозначенные на картах перекаты Фактория, Могильный, Чертов и другие заметны в малую воду и опасны лишь речным судам.
   На правом приустьевом мысу р. Чюльбю якутскими археологами обнаружена стоянка людей каменного века (10-4 тысячелетие до нашей эры).
   Ниже Чюльбю характер реки и окружающей местности не меняется. Учур до конца течет быстро. Лучшие стоянки - устья притоков, где часто встречаются охотничьи зимовья. Возле устья Кыахаана растут редкой величины тополя, ели, лиственницы, достигающие в окружности 2-3м.
   Сплав по Учуру туристы обычно рассматривают как продолжение маршрутов, начатых на Гонаме и его притоках. При необходимости участок от Гонама до р. Алдан можно пройти за 3-4 дня, чему неизменно способствует высокая скорость течения.
   Путешествия заканчивают в п. Чагда, расположенном на правом берегу Алдана, в 2,5км выше устья Учура. В 10км перед слиянием Учура и Алдана слева по берегу Учура уходит в поселок проселочная дорога (расстояние до поселка - 5км). Из Чагды на самолете можно вылететь в г. Алдан.
   Учур выше Гонама имеет 4-ю категорию сложности, ниже - 2-ю.
  
   Отрываюсь от чтения и продолжаю наблюдать реальную картину, открывающуюся перед нами.
   Долина рек в месте их сливания очень широкая. Она окаймлена невысокими столовыми горами, заросшими густой тайгой. Берега рек песчано-каменистые. Много отмелей, и выступающих из воды кос.
   На Учуре часто слышен шум моторок, но самих лодок пока мы ещё не видели. Они следуют мимо нас другими протоками.
   Небо по-прежнему синее и безоблачное.
   Сплавляемся по быстрым и шумным перекатам, которые быстро несут наш плот к окончанию маршрута.
   Километрах в трёх ниже впадения Гонама на правом берегу видны отвесные, рыже-желтые скалы, спадающие к самой воде с высоты в тридцать-сорок метров. Скалы сложены из плит песчаника.
   В 13 часов 40 минут метрах в пятистах от нас ниже по течению между островами промелькнула моторка. Похоже, что пока мы сплавляемся не по основному руслу Учура, а по одной из его боковых проток. Скорость течения в этом месте около семи километров в час. Это нас вполне устраивает.
   В 15 часов встали на пережор. Делаем томатный сок из томатной пасты. У нас её оказалось целых две банки. Сок получился отличный.
   Отплываем через час.
   Вова решил, что нам следует попытаться ещё более увеличить скорость нашего сплава, и делает мачту под парус.
   Когда он начинал её изготовление дул очень приличный попут ный ветер, но к моменту завершения работы ве тер совершенно стих.
   Побаливает печёнка - очевидно, от постоянной гребли в согнутом состоянии.
   Вода в Учуре, в отличие от Гонама. совершенно светлая. Может быть, именно поэтому в нём почти не было рыбы, которая не любит мути.
   Через час выяснилось, что старания нашего корабела были не напрасны. Снова подул сильный попутный ветер, и мы целых два часа шли под парусом, в качестве которого был использован полог от палатки.
   Полог был капроновый, синий в цветочек, поэтому парус получился нарядным. Он надувался на ветру, как барабанная перепонка, и мы шли вперёд, как самая настоящая яхта катамаранного типа.
   Иногда скорость нашего движения достигала пятнадцати километров в час.
   Позади катамарана пузырились и бурлили настоящие волны.
   Дмитрий и Лида, держась за концы верёвок, привязанных к парусу, ловили ветер. Я удерживал за верёвочную растяжку мачту от выпадения её из места крепления. Вова сидел на руле, в качестве которого использовалось весло.
   Занятые этими заботами мы незаметно проскочили несколько длинных плёс, которые под одними вёслами мы бы проходили очень долго.
   К семи часам вечера ветер изменился на встречный, и нам пришлось с сожалением спустить парус, и плыть снова на одних вёслах.
   Только идя под парусом, мы почувствовали всю силу жара солнца. Когда гребёшь, то не так замечаешь силу солнечных лучей. Под сенью паруса, который выполняет роль экрана, солнце нагревало наши тела просто немилосердно.
   Около восьми часов вечера на одной из левых кос берега мы увидели выбежавшую к самой воде косулю. Она была далеко от нас. Как только мы стали приближаться, косуля подняла голову, посмотрела в сторону приближающегося плота и затем стремглав бросилась в прибрежные кусты.
   Весь сегодняшний день мы наблюдаем только сильно скалистые берега. Скалы самые разнообразные. Очень много каменных замков и отдельных башен.
   Нам очень понравились живописные скалы тёмно бурого цвета, на которых зелёными вкраплениями росли редкие сосны с желтеющими на солнце прямыми блестящими стволами. Среди деревьев много ольхи и серебристой ивы, иногда встречаются даже великолепные голубые ели. Но основным деревом тайги, как и прежде, составляет всё-таки лиственница.
   На ночлег становимся на правом берегу, чуть ниже впадения в Учур его правого притока - ручья Курим. Весь берег на месте стоянки был усыпан крупными каменными булыганами, а затем переходил в крутой, заросший лесом склон.
   Для наших палаток удалось найти небольшую ровную песчаную подушку - насыпь.
   Вечер и ночь были звёздными и холодными. Ветра совсем не было, поэтому комарики, не смотря на холодрыгу, весьма ощутимо покусывали.
   Почему-то, вдруг, подумалось, что слоны в России не водятся именно по причине обилия шавок, мосек и кровососущих насекомых, а Русские леса - самые патриотические, ибо нигде в мире больше не произрастают.
  
   8 августа.
   Утро снова солнечное и безоблачное. Ветра почти не чувствуется. Но мы всё-таки надеемся, что он усилится и будет попутным.
   На горизонте ниже по течению видны зачатки облаков.
   Сегодня Дмитрий спит, как сурок. Ночью он часто ворочался с боку на бок, храпел и пристанывал. Встаёт последним, хотя мы с ним сегодня дежурные. Поэтому разжигать костёр, таскать воду и готовить пищу приходится мне одному.
   Недалеко от палаток мы нашли три очень красивых и необычных цветка: цветки четырех лепестковые с желтыми венчиками тычинок. Два из них ослепительно белые, а третий - лимонно-желтый. По форме и по запаху они чем-то напоминают наши европейские нарцысы.
   Перед отплытием долго ковыряемся: переделываем крепление мачты. Отплываем только в десять часов.
   Наши мечты не сбылись: ветер сегодня только встречный. Успокаивает только то, что течение в Учуре довольно приличное: по нашим подсчётам не менее шести километров в час.
   В одиннадцать час двадцать минут мы подошли к правому ручью Курум Инкердян.
   К тринадцати часам мы проплыли около четырнадцати километров. Точно определиться пока не можем.
   Предстоящий нам для сплава трёхсоткилометровый участок маршрута по Учуру начинает давать знать о себе с самого начала. Встречный ветер не только не прекращается, но даже заметно усиливается.
   На севере начинают собираться облака. Хотя они и не тёмного цвета, а белые, но с каждой минутой они всё сильнее закрывают собой всё небо на горизонте.
   Ни рыбы, ни зверя в этих местах нам пока не встретилось.
   В тринадцать двадцать мы прошли левый ручей Карзатак.
   В тринадцать пятьдесят прошли правый ручей Верхний Кутулкхтан, который находится примерно в 3,5 километрах от Карзатака.
   В четырнадцать сорок мы подплыли к месту впадения в Учур, пожалуй, самого крупного его левого притока - Гыныма. Он вливается в Учур почти навстречу основному направлению реки, поэтому в месте впадения образуется что-то вроде озера - бухты со стоячей водой. Течение здесь практически отсутствует, поэтому приходится усиленно работать вёслами. Мы попробовали поставить парус, но поскольку ветра практически не было, а когда он появлялся, то был встречным, пришлось эту затею оставить, как бессмысленную и вредную.
   Отсутствие ветра сказывается и на поведении "пернатых". Появились крупные и очень кусачие слепни.
   В четырёх километрах ниже находится ещё один левый приток - река Татарка. В месте его впадения решаем сделать пережор.
   К Татарке, вернее к месту, где она должна была быть, мы подплыли ровно в пятнадцать часов тридцать минут. Реки, как таковой, практически не было. Она вся пересохла, и сочилась в Учур между крупными камнями едва заметными ручейками.
   Пока закипала вода в ведре, я успел постирать полотенце, носовые платки и шерстяные носки Дмитрия. Платки мгновенно высохли. Полотенце тоже прямо на глазах теряло свои запасы остаточной влаги. Хуже всего сохли носки. Мокрая шерсть не желала возвращаться в сухое состояние.
   Дмитрий сбегал в прибрежную тайгу и набрал там несколько горстей крупной брусники. Она ещё не совсем созрела - один бочок ягод имеет бело-зелёный цвет.
   В тайге в этих местах нет кедрового стланика, так что Дмитрию вряд ли удастся осуществить своё намерение - набрать с собой в Москву ароматных шишек на сувениры.
   Пополнив запасы калорий в организмах, и совершив все необходимые моционы, мы в шестнадцать часов тридцать минут отплываем.
   В двух километрах ниже по течению расположился большой, вытянутый вдоль по течению на целых три километра, остров со звучным названием Фактория. На нём, если верить нашей карте, расположены несколько небольших озерков. На скалах острова растут великолепные строевые сосны, а также белоствольные кудрявые берёзы. Интересно, что здесь почти нет лиственниц. Очевидно, сосна и лиственница уживаются друг с другом плохо.
   По берегам маленькими, красивыми букетиками растут белые и фиолетовые ромашки, алые гвоздики и ещё какие-то неизвестные мне цветы желтого цвета.
   В девятнадцать часов двадцать минут мы проплыли почти пересохший левый приток - реку Тала.
   До метеорологической станции, расположенной напротив реки Чульбе, впадающей в Учур с правого берега, оставалось по нашим подсчётам около десяти километров. Если удастся сегодня добраться до неё, то мы преодолеем за сегодня более шестидесяти километров.
   Впервые за эту неделю к вечеру небо затянулось перистыми облаками.
   Почти весь день пришлось идти на вёслах. От перегрузки начала побаливать печенка.
   К Чульбе мы подплыли около девяти часов вечера. Напротив её впадения на высоком берегу, который спадал в Учур песчано-каменистым отвесом, расположилась метеостанция. Она представляла собой симпатичный, свежесрубленный светлый домик, несколько хозпостроек. Высоко в небо уходила металлическая антенна на растяжках. Рядом виднелись стеклянные парники, в которых что-то вызревало. Виднелся огород с грядками картофеля. На берегу лежал несколько металлических лодок, бочки для горючего.
   Через всю реку на высоте около десяти метров над водой был натянут водомерный трос, который так же служил и в качестве средства переправы.
   Хозяев станции было двое: молодой, худой и черноволосый якут, загорелый до угольного цвета, и русский: среднего роста и возраста, крепкий и немногословный.
   Кроме лодок хозяев к берегу приткнулись три катамарана, а чуть выше по склону были установлены две самодельные палатки. Около палаток ходили ребята и девчонки. Это были уже известные нам Днепропетровцы - часть большой туристической группы, состоящей из двадцати шести человек. Группа, как я уже писал, сплавлялась по Муламу.
   Как выяснилось, они просидели в аэропорту Чульмана после нашего отлёта ещё целую неделю. Сейчас часть группы, опаздывающая на работу, без устали нажимала на вёсла, а остальные, не опаздывающие, спокойно сплавлялись где-то далеко сзади.
   При ближайшем рассмотрении выяснилось, что катамараны Днепропетровцев не шли ни в какое сравнение с нашим чудо дредноутом, украшенным мачтой.
   Хозяева маломерных резиновых судов с завистью и восторгом смотрели на это достижение самодельного речного кораблестроения. Их хиленькие катамаранчики с привязанными станковыми рюкзаками робко лежали на прибрежном песочке.
   Днепропетровцы спрашивают, куда подевался пятый член нашего экипажа? Узнав о произошедшей трагедии, он сразу помрачнели, хотя помочь нам ничем не могут.
   Ничем помочь нам не могут и хозяева метеостанции. Давать отсюда РД не имеет смысла, так как вызвать сюда борт они могут только в случае тяжелой болезни кого-нибудь.
   Придётся все проблемы решать в Чагде, а может быть даже и в Алдане.
   Лучше всего было бы остаться ночевать тут же, вместе с Днепропетровцами, тем более что они топят баню и предлагают свои услуги, но Вове попала шлея под хвост, и он с тупым упорством твердит, что надо плыть дальше.
   Я не хочу с ним спорить, чтобы в конце маршрута, учитывая сложившуюся ситуацию, не вносить разлад в экипаже.
   Прощаемся с хозяевами и их гостями и отплываем.
   Днепропетровцы, стоя на берегу, провожают нас с пожеланиями удачи.
   У Дмитрия резко портится настроение. Говорит нам, что мы как будто убегаем, совершив что-то недостойное. Я с ним полностью согласен.
   Проплыли всего два-три километра, а Вова уже начал искать место для стоянки. Уже около десяти часов вечера.
   Встаём на ночлег на правом берегу, на крутой каменистой осыпи, посредине которой нашлась небольшая песчаная полочка.
   Спать ложимся ровно в полночь.
  
   9 августа.
   Утро снова солнечное, хотя небо покрыто густой сеткой перистых полупрозрачных облаков.
   Лида и Вова встали в семь часов, так как они сегодня дежурят, а мы с Дмитрием не покидали своих спальников почти до восьми часов.
   Позавтракали и в девять часов отплыли.
   Сегодня вновь пробуем идти под парусом, так как дует непрерывный попутный ветерок.
   У Дмитрия на правом глазу образовался приличный "ячмень". Наверное, от простуды. Глазных лекарств у нас нет, так что приходится надеяться на природные защитные свойства его организма. И на целительные свойства таёжного воздуха.
   Парус работает исправно, и наш катамаран довольно весело и резво бежит вперёд.
   Ниже по течению в трёхстах метрах от нашей стоянки на этом же берегу видна целая группа отличных деревянных домов в очень приличном состоянии. Скорее всего, это бывшая база геологической экспедиции.
   Вова предположил, что это брошенный посёлок охотников. Но, скорее всего это не он, так как по карте посёлок должен располагаться в устье реки Чульбэ.
   Идём довольно приемлемо: за кормой катамарана виднеются пенистые буруны.
   Подольше бы сохранить такие скорости. За двенадцать минут мы прошли километра четыре.
   С такой скоростью можно дойти до Чагды за два дня, а на вёслах туда нужно добираться все три-четыре, так как остаётся преодолеть ещё не менее ста пятидесяти километров.
   По берегам всё больше заметны прострелы наступающей осени. То там, то здесь видны желтые и красные пятна увядающей листвы.
   Из птиц на реке в последние дни нам встречаются только чайки-крачки, да редко пролетающие мимо нас гагары.
   Мечта Дмитрия подстрелить этот "резиновый шланг в перьях" так и не осуществилась: сегодня утром мы разобрали и спрятали подальше от посторонних глаз мелкашку. Цивилизация уже совсем рядом, и нарываться на охот инспекцию совсем не хочется.
   В десять часов мы прошли левый приток Учура со звучным названием Манкао-Ырялеях. Таким образом, за час мы преодолели почти двенадцать километров. Это радует.
   Прошли перекат с удручающим названием Могильный. Через четыре километра после него расположен остров, за которым начинается очередной перекат, названый по каким-то неизвестным для нас причинам - Чёртов.
   Этот перекат предстал перед нами во всех своих причудах. Сразу же за островом река разделилась на несколько мелких проток, сплошь забитых крупными камнями. Причём направление этих проток было самое невообразимое: некоторые из них уходили куда-то вбок от основного направления, а одна поворачивала точно назад.
   Нам пришлось довольно долго соображать, по какой же из них следует двигаться дальше: во-первых, чтобы не сесть на мель, а во-вторых, чтобы не потерять темп.
   - Бог дарит денежку, а черт - дырочку,- шутит Дмитрий.
   В этом месте таких дырочек было много, и какую из них выбирать приходилось только гадать. В конце концов, мы всё-таки решились и двинулись вперёд. Оказалось, что угадали.
   Идём поочередно: то на вёслах, то под парусом.
   К половине двенадцатого мы подошли к Голому острову, так назывался островок, расположенный в 131 километре от устья Учура. Это значит, что мы за два с половиной часа преодолели 23 километра маршрута. Неплохо!
   Ветер то появляется, то пропадает. Приходится всё время гадать: поднимать парус или нет?
   Вниз по течению мимо нас весело упорхнула стайка уток-чирков.
   Погода, несмотря на приличную облачность, становится всё жарче.
   В двенадцать часов пятнадцать минут мы прошли мимо правого притока - речки Баллахтах.
   После него идём под парусом почти двадцать минут.
   Около двух часов дня мы подошли к острову, правой протокой которого был перекат под названием Таронах. Это уже в 118 кило метрах от устья. Снова помог попутный ветер. Всего за пятнадцать минут мы преодолели трёх километровое плёсо.
   Сразу же за островом мимо нас протарахтел водомётный катер-толкач. Он толкал перед собой плавучую страшилину неизвестного нам назна чения. Скорость движения катера была не более пяти километров в час, а грохот от него разносился по всей реке и прибрежной тайге. Толкач раскачал всю реку и нас вместе с ней.
   Снова прошли длиннющее плёсо протяженностью не менее десяти километров. Сразу же после него встали на пережор. Уже почти четыре часа.
   Небо ещё сильнее затягивает плотными облаками. Где-то вдалеке за горами погромыхивает: там идёт гроза.
   Вышли с пережора в половину пятого, и за десять минут достигли очередного левого притока Учура. Это довольно большая речка с экзотическим названием Мётюскэзн. Сразу же после неё начинается с таким же названием. Метюскюзн впадала в Учур, наваливая обширную мелко каменистую косу, которая выпуклой дугой образовывала левый берег.
   Уже через километр в Учур справа впадала река Сийбезни.
   Ветер сменил направление и усилился. Теперь нам точно в лоб бьют упругие струи холодного воздуха. Приходиться идти только на вёслах.
   Чтобы было веселее заниматься этим скучным делом, натягиваем на мачту антенну и слушаем приемник. Передают выступление фольклорного ансамбля какого-то села Красноярского края. Нам всё время слышится вместо слов, доносящихся из динамика "ай-лю-ли", слова - " а ты греби".
   По другой программе передают радиопостановку "Собака Баскервилей". Поскольку волна всё время гуляет, мы слышим части то одной, то другой передачи.
   Дмитрий жалуется, что им с Лидой впереди очень плохо слышно, и требует включить погромче.
   В трёх километрах ниже Сийбезни находится остров Болокта и одноимённый перекат. Ещё через десять километров - левый приток Двоуронтай и почти напротив его правый приток - ручей Бысахтаах. За ними через пять километров расположено длинное плёсо с островом, а затем идёт перекат, названный, очевидно, за своевременность расположения Выручка.
   В восемнадцать часов впереди на правом берегу за склоном прибрежной горы мы увидели клубы густого дыма, которые волнами скатывались к воде. Постепенно клубы преобразовались в столб, который стал быстро подниматься вверх и, остывая в холодных слоях воздуха, пологой дугой падал в воду. Постепенно дымовая завеса полностью накрыла всю реку.
   Когда мы подплыли ближе стал явно ощущаться жар и запах сгоревшей древесины. Пожар широкой полосой шел где-то по долине притока Бысахтаах.
   Отчётливо просматривались несколько открытых очагов пожара.
   На воду в большом количестве стали падать дохлые, угоревшие в дыму насекомые.
   Дышать стало ощутимо тяжелее. Нас выручала только большая ширина реки и то, что мы всё время гребём и движемся.
   В сплошном дыму пришлось сплавляться минут тридцать.
   Ветер постепенно справился с дымовой завесой, и мы выплыли на чистую воду, вернее на чистый воздух.
   За сегодняшний день мы прошли около восьмидесяти километров. На ночевку встали на острове, так как на берегу ничего подходящего обнаружить не удалось.
   Все, что ни есть, имеет место, но отнюдь не все места известны и заранее нанесены на карты местности.
   Остров с крутыми каменистыми осыпями по краям, поэтому подниматься к месту, где мы установили палатки трудно - галька под ногами всё время сползает и осыпается. Зато площадка для стоянки великолепная. Вокруг абсолютно ровной площадки растут симпатичные сосенки и ивы, Мы словно бы находимся в искусственно созданном саду. Сухо, Комаров практически нет. Масса сухих дров: остров весной заливает и поэтому на нём полно валежника и тальника. Валяются даже отдельные громадные деревья.
   Вокруг стоянки масса заячьих следов. До Чагды по нашим расчётам остаётся не более семидесяти километров.
   Уже около десяти часов вечера. Тепло. Небо в редких облаках.
   Уютно устроившись в своем спальнике и, уже засыпая, я вдруг подумал, что
   люди попросту забыли, что сами - капли звездной пыли, и что когда-то вместе плыли
   в густом, туманном молоке: как струи пенные в реке они кружились и светила, пока таинственная сила не задержала нас в руке. Теперь от звезд мы вдалеке, но так же связаны друг с другом, и так же чертим круг за кругом на небесах и на песке...
   Нам всем частенько сняться сны, но только некоторые из нас, грезят наяву, не закрывая жарких глаз.
   Я с детства хотел быть менестрелем, ходить по пыльным дорогам и на ходу придумывать песни. Пить кислое вино на постоялом дворе после целого дня пути. Слушать местные сплетни и укрываться на ночь плащом, который количеством своих неисчислимых дыр напоминает звездное небо в ясную ночь.
   А еще играть баллады на любимой гитаре, петь громкие и весёлые песни в огромных замках, где в темных залах у жаркого камина стоят накрытые столы. И чтобы за теми столами сидели ободранные принцы и короли в помятых латах.
   Как много я хотел..........
   Осмыслив эту только что пришедшую мне в голову мысль, я обнаружил, что это не просто мысль, а стихотворная строфа... Чего только не бывает в жизни!
  
   Дорог повороты ведут через годы
   Через весну, осень, зиму и лето.
   Там позади осталось так много,
   Но больше еще впереди, где я не был.
  
   10 августа.
   Сегодня суббота. Но это для городских жителей, а мы встаём в семь часов утра.
   Вова снова бурчит и нудит. Приходится делать ему очередное внушение, так как он ко всему ещё и дежурный.
   Когда, в конце концов, всё было готово для завтрака, он погнал всех к столу, не давая опомниться и умыться.
   Отплываем со стоянки в половину десятого, и уже через полчаса проходим остров Гусиный. Сейчас на нём гусей нет.
   Внизу по течению и выше нас над тайгой и рекой, как и вчера, поднимаются густые клубы дыма. Пожары разбушевались не на шутку. Этому способствуют сильнейшие ветры и отсутствие дождя.
   Вот и сейчас нам навстречу подул сильнейший ветрище, более похожий на шквал. Не можем сдвинуть наше судно с места, хотя изо всех сил работаем вёслами.
   - Тяжело,- жалуется Лида.
  -- Тяжело собирать выбитые зубы сломанными руками,- шутит Дмитрий, налегая на весло.
   - Ага, вилки полезны, когда есть котлеты, и бесполезны, когда есть нечего. Вздохи чередуй с выдохами, иначе лопнешь от натуги,- не остаётся в долгу Лида.
  -- Полезно не перечить, ежели можно возразить. Не повиляешь - не поплывешь,- хохочет Дмитрий.
   Несмотря на все наши героические усилия, катамаран стоит на месте, будто на якоре, а затем медленно начинает перемещаться вверх по течению.
   В противоположную сторону двигаться неразумно, а порой и накладно, поэтому быстро ликвидируем мачту, чтобы уменьшить и без того большую парусность. Однако это не помогает, и наша посудина продолжает смещаться против течения. Необходимость, увы, встречается гораздо чаще, нежели достаточность.
   Такого сильного ветрила я не встречал ни на одной реке. Это настоящий штормовой шкал на реке. Вокруг творится что-то невероятное. Вверх по течению начинают плыть даже отдельные ветви деревьев, которые этим ураганом сдувает с берега в воду.
   Дым под напором стихии не рассеивается, а, наоборот, даже усиливается.
   Приходится приставать к берегу, так как двигаться вперёд нет никакой возможности.
   Все отправляются в кусты, каждый по своим делам, а я решил выстирать рубашку Дмитрия, которую он измазал ещё в поезде каким-то чёртовым веществом: скорее всего дёгтем.
   Великолепная речная вода плюс обыкновенное хозяйственное мыло совершают чудеса. Вещество и другая грязь отстирываются великолепно. На рубашке после стирки и полоскания не остаётся никаких пятен. Рубашка выглядит почти как новая.
   Интересно, сколько времени продлится эта невероятная буря?
   Кажется, Лао Цзы сказал.- Ураганный ветер не может дуть с утра до вечера. Буря с дождем не может продолжаться целыми днями. Кто же установил это? Небо и Земля.
   Мимо меня по реке против течения бегут крупные белые барашки волн. Самое интересное, что вся эта свистопляска происходит не на глубоком плёсе, а на мелком и быстром перекате.
   Солнце на небе смотрится сквозь густую дымную пелену словно в цветном тумане. Такую же картину мы наблюдали на Котуе, только там эта пелена была более густой и более коричневой. Здесь же она имеет тёмно серый цвет.
   Прошло уже более часа, а ветер всё не стихал. За это время Дмитрий набрал в лесу почти полведра брусники и вспугнул желну, на которую ураган не производил никакого впечатления: она спокойно долбила очередную сушину, добывая себе корм.
   Закончив стирку, я тоже решил побродить по прибрежным зарослям. Под кустами масса различных цветов: тут белые и фиолетовые ромашки, алые и темно-красные гвоздики, какие-то маленькие желтые цветочки. Очень красиво! Встречаются кусты чёрной смородины. Правда, ягод на них очень мало.
   К половине первого ураган несколько стих, и мы решили отплывать. Усиленно работая вёслами, мы боролись со стихией минут двадцать. За это время нам удалось проплыть не более пятидесяти метров, а выдохлись мы окончательно.
   Против лома можно бороться только с помощью второго лома, а у нас его нет. По Учуру вольно гуляют метровые волны. Катамаран подкидывает на них как мячик, и сдвинуть его с места не удаётся никакими усилиями.
   Больше того, как только мы перестаём работать вёслами, он медленно и уверенно начинает двигаться назад.
   Попытались соорудить водяной парус, соединив вместе два резиновых плаща, мой и Вовин. Результат был отрицательный. Вперёд мы не продвинулись, а плащи намочили.
   Решаем всё-таки к берегу не приставать и пережидать ураган на воде. Периодически начинаем лопатить воду вёслами без ощутимых успехов.
   Ветер, дым, плотная серая пелена вокруг. Запоминающаяся картина. Глядя на небо непонятно что там на нём за этим плотным серым одеялом: чистое голубое небо или плотные облака.
   В десять минут третьего нас догнал вчерашний катер-толкач. Ушедший на ГМЛ.
   С его борта нас приветствуют всё те же Днепропетровцы, которые вместе со своими плавсредствами спокойно переживают бушующую бурю, уютно разместившись на палубе.
   Без всяких колебаний решаем присоединиться к ним, тем более что команда катера не возражает.
   Быстро перегружаем с катамарана на катер все свои шмотки, а его оставляем сзади на буксирной верёвке.
   Теперь совсем другое дело. Теперь мы, как и все, снова белые люди. Теперь и мы можем спокойно поплёвывать на беснующийся ветер. Теперь мы со скоростью реки плюс скорость нашего толкача уверенно движемся к долгожданной Чагде.
   Рулевой катера - молодой парень с тёмной кудрявой бородой. У него очень симпатичное и доброе лицо. Всё время чему - то улыбается и напевает себе под нос.
   Капитан катера - мужчина в возрасте. Плотный, коренастый, среднего роста, Одет в короткий клеёнчатый плащ. На голове кепочка с пластмассовым козырьком. Именно кепочка, а не фуражка. Всё время молчит и смолит одну беломорину за другой.
   Где-то совсем недалеко от Чагды к борту нашего катера на большой скорости подрулила моторка. В ней было двое: молодой парень в темно-синей фетровой шляпе с кудрявыми, длинными почти до плеч волосами и пожилой, сухой, совершенно чёрный мужичишка.
   Они усиленно машут руками, а затем одновременно хриплыми голосами предлагают нашему экипажу рулить к берегу. Там у них в кустах сооружен небольшой костерок, на котором уже давно вариться брага, которую они, и предлагают откушать своим знакомым с катера.
   Молодой рулевой отказывается от приглашения, а капитан без колебаний перелезает через борт в моторку и уже через минуту мчится с хмельными и весёлыми хозяевами костерка кушать самодельное пьяное варево.
   Через полчаса моторка снова причаливает к катеру, доставляя на борт принявшего удовольствие и заметно повеселевшего капитана.
   Пока он был в гостях, рулевой умело удерживал своё судно посредине реки, снизив скорость до минимальной.
   Удовольствие капитана стоило ему полного бака бензина, которым он заправил моторку, после чего она лихо отчалила и зарулила обратно к мини брагзаводу.
   Рулевой объяснил нам, что в Чагде до 25 сентября установлен сухой закон, и в магазинах невозможно приобрести даже сухого вина.
   Поэтому всё население, которое не может терпеть столь длительное время, не принимая внутрь горячительного, по выходным дням целыми семьями и коллективами выезжает на природу, в тайгу веселиться хозспособом.
   Глядя на изрядно повеселевшего капитана, я вспомнил незамысловатый, но ёмкий по смыслу стишок:
  
   Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздники, встречи, проводы,
Крестины, свадьба и развод,
Мороз, охота, Новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин,
И просто пьянство - без причин!"
  
   Нам от посещения моторки тоже остаётся память: длинноволосый парень подарил нам целый ворох свежей прессы, которой мы не видели уже почти месяц.
   Все с увлечением наваливаются на новостное чтиво. Нас на катере вместе с Днепропетровцами чёртова дюжина. Угощаем попутчиков и команду галетами и конфетами, которых у нас осталось ещё немало, а Днепропетровцы предлагают нам тушенку. Мы не отказываемся и аппетитно отправляем её внутрь наших организмов.
   Днпропетровцы делятся с нами впечатлениями от своего похода. В целом поход им понравился, но охоты и рыбалки практически не было, так что пришлось обходиться только привезенными с собой продуктами.
   Половина их команды - евреи. Ребята компанейские и весёлые. Особенно запомнилась семейная пара: муж - Миша, жена - Лиля. Он - металлург, она - биолог. В Днепропетровске им не нравится, хотят уехать куда-нибудь работать, но пока ничего подходящего не нашли. Они даже в Нерюнгри пытались выяснить, есть ли какие ни будь возможности и варианты. Не получилось. Оказалось, что и здесь всё не просто. На работу просто так никого не принимают.
   Позже начальник милиции в Чульмане Краснов рассказал мне, что здесь действуют целые кланы, которые препятствуют появлению посторонних для них переселенцев.
   Например, местная автоколонна скомплектована сплошь из представителей Ростова на Дону.
   На электростанции весь коллектив состоит из приезжих украинцев, не то из Донецка, не то из Кременчуга.
   Как только назначают какого-нибудь нового начальника, как он начинает комплектовать команду только из своих земляков. Через два, максимум через три года его снимают и сажают за злоупотребления. Назначают нового, и история повторяется. Уголовных дел много. Особенно тяжёлых, с убийствами и насилием.
   Ровно в половину седьмого мы благополучно завершаем свой маршрут в Чагде.
   Это посёлок на высоком правом берегу Алдана. Рядом с посёлком расположен местный аэропорт с названием Учур.
   Председатель поселкового совета, бывший начальник аэропорта, Ершов, поэтому аэропорт содержится в очень хорошем состоянии.
   Вылететь в Чульман нам придётся только завтра, так что вечер свободный, и мы идём знакомиться с посёлком. Посёлок состоит из одноэтажных деревянных домиков. Есть больница, школа, клуб. Улицы довольно широкие, прямые и чистые.
   В посёлке много больших и добрых собак. При виде нас они лениво потягиваются, позёвывают и совершенно не лают.
   Местное население в своей жизни очень тесно связанно с рекой, поэтому почти в каждой семье имеется моторная лодка. Основные перевозки грузов и продуктов идут из Алдана по воде, поэтому ниже по течению устроен причал с портальным краном.
   В Чагде климат довольно тёплый. Здесь выращивают картофель, огурцы, а в хорошие летние сезоны на открытом грунте созревают даже помидоры. Правда, население предпочитает сажать их в парниках, которых здесь довольно много.
   От нечего делать, вечером решаем сходить в клуб. Там сегодня танцы. Народу много, в основном молодёжь. Одеты все нарядно и довольно современно. Мода добежала и до этого таежного поселка. Разнообразие лиц и нарядов. Дисциплина на танцах, как в армии. Объявляется последний танец, и все сразу же без возражений расходятся по домам. Уходим и мы.
   Завтра самолёт доставит нас в Чульман и начнутся печальные хлопоты по вывозу тела Бориса из тайги и доставке его в родной Челябинск.
  
   11 августа.
   Был безбрежный утренний мрак, был шумный свист, была вопиющая не уютность полуприсутствующего сознания, было мягкое зависание над воображаемой твердой почвой, был конец полета.
   Съежившись в кресле, печальное тело выполняющего великую задачу существа по имени Я испытывало усталость и холод в предчувствии скорого вынужденного пробуждения, и ему хотелось отрастить крылья и взлететь самому в неощущаемую прекрасную высь, а не быть сейчас, в этот миг, начинкой какого-то противного рейсового механизма, который, скрипя всеми своими соединительными узлами, вот-вот был готов куда-то прибыть; и хотелось не испытывать душевные мучения по поводу собственных несовершенств, или неудач, а просто существовать по ту сторону приятной ласковой суеты в виде многовекового дерева, айсберга, или целой волшебной страны.
   Страна обволакивала все бытие, окружая меня своей гениальной явленностью, пронизывающей мир. Умиротворение ожидало преданного пути индивида, словно сияющий божественный дар, находящийся в душе любого, кто его может открыть. Вдруг одновременно произошло два толчка - один о землю и другой об меня.
   Очевидно, меня сильно стукнуло головой о борт, потому что я немедленно возник из своей напряженной дремоты, вздернув вверх голову, как будто тонущий в проруби бедолага-рыбак. Рядом сидели мои товарищи по походу, занятые своими мыслями и общими совсем не весёлыми проблемами.
   АН-2, на котором мы летели, всегда почему-то заставляет вспомнить о детстве авиации: биплан с кургузыми плоскостями, с неук­люже-толстым, как бы сплюснутым сзади и спереди телом. Но на самом-то деле эта машина вобрала в себя все лучшее, что было ко времени ее рождения накоплено авиацией.
   "Антон" получил и маневренность, и экономичность, и уверенную устойчивость в воздухе, и ту небольшую, до минимума до­веденную посадочную скорость, какая позволяет ему ограничиваться таким коротким разбегом при взлете и на по­садке.
   АН -- это сокращение фамилии конструктора: Антонов. Олег Антонов строил эту машину.
   "Антон" пережил многих своих ровесников, отставленных и отданных на слом. У тех тоже были сухие сокращенные названия из условных букв и цифр, но не было ласковых кли­чек; те были капризны и обжорливы, а этот неприхотлив, безотказно послушен и демократичен.
   На "Антоне" сделано великое множество добрых, трудных, будничных и героических дел. И множество летчиков именно за ручкой управления "Антона", летающего в стороне от больших воздушных магистралей, стали такими, какие они есть: грубовато-открытыми и пря­мыми, немножко по-детски наивными, ворчливо-отзывчивыми, умеющими самоотреченно ценить товарищество, излучающими дорогое тепло легкой и стойкой мужской дружбы.
   Его можно ставить на лыжи, на колеса или на лодки.
   Он сядет на любом пятачке тундры, на небольшом озерке, а если пона­добится, то и на плавучей льдине. Это немолодая машина. "Ан-2" летает уже много лет.
   Куда кургузому, неуклюже-старомодному на вид и медленному "Антону" до щегольских обтекаемых форм современных магистральных авиалайнеров, до стремительных их скоростей!
   Но не надо их сравнивать. Это так же, как если бы мы стыдливо отвернулись от мужиковатого "Козла - Газика" ради сверкающей лаком и никелем "Волги". У "Козла" и у "Волги" свои пути. Эти пути не сходятся, и туда, где прыгает неприхотливый "Козел", кото­рого можно направить в вязкое болото и чинить при помощи кувалды, не свернет ""Волга" со своего асфальта.
   Олег Антонов делал эту машину, помня о летчиках дальних воздушно-просёлочных дорог. Он пожертвовал щегольством, быстротой полета и построил летающий "газик", невзрачный на бетоне, в кругу респекта­бельных "ИЛов" и тех новых реактивных машин, в которых не перестает чувствоваться движение, даже когда они стоят на месте, но любимый признательной и верной любовью везде, куда люди приходят впервые, где они ищут, заглядывают в за­втрашний день и лишь начинают по-хозяйски располагаться.
   И вот сейчас этот безотказный АН-2 доставил нас в Чульман.
   Через определенный период времени мы оказались стоящими у выхода из серого противного на вид здания аэропорта, перед скучной дорогой и мелким омерзительным дождичком, создающим здесь неприятную, как будто дымовую, завесу, которую хотелось стереть с этого мира, словно туманную запотелость со стекол очков.
   Не было ничего, не было пальм, не было маленьких, похожих на уютных гномиков, баобабов, не было реки, был только засасывающий душу своей неотвратимостью серый мрак, только будничный свист сзади и абсолютное отсутствие таёжных костров впереди.
   В этом месте реальность была словно недосозданной, как будто недоразвитый идиот с мутным взором.
   Она, в общем, напоминала своеобразный божественный плевок, который хотелось растереть ногой по благодатной живородящей почве, и что-то было в ней мучительно-неважное, грустно-несущественное, почти неистинное, и, казалось, можно лишь дунуть и махнуть рукой, и все это сгинет обратно - откуда вышло - и наступит нечто совсем другое, таинственное и неизвестное.
   Но эта действительность тоже была якутской, и ее тоже надо было любить, преобразовывать и ласкать; и надо было сражаться за нее, плакать при каждом воспоминании о ней, и задушевно наслаждаться ее гнусной не броскостью и ее недоделанным кедрачом.
   Настоящий патриот всегда увидит в трущобах сверкающие небоскребы, и в пихте - ананас. Ибо в этом сила существа. И Якутия была здесь.
   Командир отряда предоставил нам под жильё небольшой котеджик, в котором сейчас шёл ремонт. Быстренько побросали в нём шмотки и занялись неприятными, но необходимыми делами. Сходили в АТБ и договорились там об изготовлении цинкового гроба и ящика для перевозки тела, потом созвонились с местной прокуратурой, которая расположена не в Чульмане, а в Нерюнгри.
   Поселок Чульман возник в 30-х годах на пути строящейся Амуро-Якутской автомагистрали. В настоящее время входит в состав Нерюнгринского района, или, как говорят якуты, улуса. Связан с Якутском воздушным сообщением. В Нерюнгри из посёлка ходят Икарусы, а в самом посёлке муниципальным транспортом служат Львовские автобусы. Интервал их движения пятнадцать минут.
   В посёлке имеется три кинотеатра: Юность, Ровесник, название третьего я не запомнил, хотя Кино особой популярностью у населения не пользуется: на момент нашего знакомства с ними в Ровеснике на сеанс в девятнадцать часов не было продано ни одного билета. Шёл кинофильм " Зачем человеку крылья". Похоже, что этот вопрос никого не интересовал.
   Посёлок расположен на берегу реки и носит её название. Река Чульман образуется в результате слияния Правого и Левого Чульманов на высоте 792метра над уровнем моря. От начала до устья первого приличного притока Беркакита (27км) река течет среди пологих лесистых гор, изобилуя мелкими галечными перекатами с крупными валунами. Ширина русла не более 50м. Ниже Беркакита ширина Чульмана меняется в пределах от 50 до 200 метров. Изредка встречаются острова. Берега валунно-галечные, нередко скалистые. Местами к воде спускаются каменные осыпи.
   Чульман - любимое место отдыха окрестных поселков БАМа. Река чистая, в ней есть рыба (хариус, ленок, таймень, налим).
   Огромные запасы коксующихся углей и близость залежей железной руды в бассейне Чульмана определили в настоящее время экономическое развитие всей южной Якутии. В недалеком будущем здесь возникнет один из мощных индустриальных центров страны, начало которому положил формирующийся Южно-Якутский ТПК.
   Сразу же после прилёта познакомился с местным милицейским начальством. Начальник милиции Чульмана майор Красиков Валентин Алексеевич. Мило беседовали с ним около часа.
   Уголовных дел по городу много, особенно тяжелых: убийства, бандитские нападения. Сейчас ведётся несколько дел над работниками милиции. Самое большое дело ведётся совместно с Хабаровской прокуратурой.
   По одному из дел проходит даже сотрудник горотдела Чульмана: попался на снятии колёс с автомашин. В городе их очень много. У каждой второй семьи по два автомобиля.
   Во время беседы в милицию привели мальчишку девяти лет. Смышлёная, симпатичная рожица. Блестящие чёрные глазёнки. Хоть в кино показывай. А этот ангелочек уже имеет на своём счету около сорока квартирных краж. Ворует лучше любого взрослого. Через форточку проникает в квартиру. Берёт только самое ценное: золото, деньги, драгоценности. Деньги проедает, золото сбывает неизвестно куда. Сейчас в его активе краж более чем на двенадцать тысяч рублей.
   В коридоре милиции обосновалась молодая "бичёвка", так зовут здесь всех бродяжек. Доставили её сюда после изнасилования. Бичёвка не унывает: матерится и с удовольствием пьёт растворимый кофе.
   Сбегали в город за продуктами. Купили сковороду и кастрюлю, так как в условиях цивилизации готовить пищу в вёдрах неприлично и непрактично. Продукты дорогие: Арбуз стоит восемнадцать рублей, стакан семечек - восемьдесят копеек, мешок картошки - сто пятьдесят рублей. Купили свинины и вечером жарили прямо на улице шашлыки.
  
   12 августа.
   На сегодня нам выделили аэропортовский Газик, и мы поехали в Нерюнгри. Между Чульманом и Нерюнгри сооружено великолепное асфальтированное шоссе протяженностью около сорока километров.
   Наша машина весело катилась через окружающую тайгу и через какое-то время появилась грязная белая табличка с надписью "Нерюнгри".
   Тайга справа кончилась, и начались скособоченные разноцветные бараки, как будто собранные изо всех существующих предметов, и они утопали в лужах, словно южные коттеджи в зелени, и телеантенны стояли на каждом из них. Вдали виднелись низкие небоскребы.
   Мы въехали в город Нерюнгри - центр Нерюнгринского улуса Республики Якутия. Об истории создания и развития этого местного образования я уже писал.
   В одной из местных газет я нашел любопытную статейку, в которой кем-то из приезжих так описывалась первая встреча с Нерюнгри:
   Нерюнгри нахлынул на нас, как сияющая волна смыслов, откровений и тайн, и унес их в ужасающую чудную даль своей сумасшедшей кустарной определенности, мистических явлений неожиданных домов из замшелого пестрого мрамора, дрожащего светлого воздуха напряженных радостных небес и блаженных мечтаний о светло-зеленом таежном прошлом, в котором эвенки, словно якуты, произносили великие слова.
   Он был горбатым, маленьким и большим. В этом городе были дороги и дороги, здания и здания, люди и люди; и он начинался с двух, и существовал, как два. Нерюнгри жил, будто псих, полюбивший свою искореженную психику, как самого себя.
   Он вставал над поверхностью почвы, словно белоснежный бог своей красивой земли, зовущий народ на бой и счастье. Он весь состоял из тряпичных ошметок, картонок, ящичков, ржавых труб и ломаных кирпичей.
   Он был дебильным и приятным на вид, как будто умный лысый пес, стыдящийся своей розовой кожи и смотрящий в женское лицо мудрым звериным взглядом. Нерюнгри звенел льдинкой на морозе, лоснился шелковым бельем на атласных девичьих бедрах, топорщился рогожей на пыльном полу, трепетал красным вымпелом над избой.
   Он был любым, он был неуловим, он был Россией. Он приближался, как высь веры к душе, жаждущей истины, и пронзал величайшую грудь стрелой смирения, словно блестящий творец. Он возносился в чертог победы, как ликующий свет всеведения, и распылялся на всепроницающую субстанцию, словно главный закон мира.
   Он воскресал из сгоревшего чуда любви, как ангел, победивший самого себя, и низвергался в восторг неизвестного, словно воин правды, не знающий рождения. Он наступал, он был русским, он носил лапти, он пил сбитень и мед. Он соединил в себе Европу и Азию, и он угрожал уже Якутии и плевал на Америку; в нем сочетался призрачный блеск российских трущоб, знойное будущее якутской земли и американская страсть вечно улыбаться.
   Он был подлинной столицей Тунгусии, и если Россия существовала, она являлась всего лишь небольшим словечком на карте Сибири, а Якутия была сломлена и почти сокрушена этой неизвестной страной, и здесь должна была состояться последняя битва борьбы с природой и косностью местных нравов.
   Там же я нашел и показал ребятам любопытное стихотворение.
  
   Выпыра пусы сысы
   Кукира жаче муты
   Ласюка сися пина
   Ваката тапароша
   Пипюпка ликасюка
   Карана памероша
   Вуки панызадеда
   Пешода цуп пешода
   Капала попа сопа
   Пупупа лупа супа
   Рукиня вакащая
   Кисяца пунадуда
   Вовоща поссяная
   Гагуссы уссатела
   Эхужа врабаеда
   Насека паламоза
   Яку пидажачина
   Камаринош и замба
   Вуныся усисяся
   Ракука лопотоша
   Засис усся киссюся
   Тарарпа харкотена
   И пу и пу и пу
   И пу пу пу пу пу
  
   - Я ничего не понял, - сказал Дмитрий.
   - Еще бы! - улыбнулся. - Это ведь по-древнеякутски!
   - Да ну! - удивилась Лида. - Что-то непохоже.
   - Но это же заумь! - заявил Вова, прочитав напечатанное и, возвращая
   мне газету.
   - Если это и заумь, то древне якутская заумь,- начал умничать я.- Надо чувствовать истину сфер, запах времени, величие божества, единое слово, возникающее из таинственных эзотерических звуков, рождение нового языка, воскрешение древней судьбы, молитву о пределе бессмысленности, который знаменует собой подлинное преображение и любовь!
   За этими разговорами мы даже не заметили, как наша машина подъехала к трёхэтажному зданию местной прокуратуры.
   Нас принял заместитель прокурора города Нерюнгри Мурзакаев Рафик Лутфулович.
   Встретил он нас настороженно, долго и придирчиво расспрашивал о том, что произошло в тайге. Беседовал он с нами поочерёдно.
   Последнюю беседу он проводил со всеми одновременно. В конце концов, прокурор убедился, что наши рассказы совпадают даже в деталях.
   После этого зам прокурора заявил, что ему всё ясно, но решение о том, как с нами поступить, он примет через три дня.
   Было ещё довольно рано, и мы решили прогуляться по городу.
   Его центральная улица произвела на нас вполне приличное впечатление.
   Магазины были просторными, светлыми и достаточно уютными, хотя товаров в них можно было бы желать и побольше, как по количеству, так и по ассортименту.
   Хотелось есть, и мы направились в ресторан. Увы... Порядки в столице улуса оказались драконовскими: нас туда попросту не пустили, мотивируя отказ тем, что мы одеты не вполне цивильно, хотя по нашему просвещенному мнению одежонка на нас была вполне приемлема для взгляда со стороны. Страж порядка на входе был противоположного мнения, стоял насмерть.
   Вот тебе и таёжная глубинка.
   Пришлось искать едальню попроще. После десяти минут поиска мы нашли небольшое кафе-столовую, в которой и пополнили запасы килокалорий.
   После обеда мы еще около часа бродили по Нерюнгри, а затем отбыли к месту нашего временного квартирования в Чульман, где и завершили этот весьма суматошный день.
  
   13 августа.
   Весь день ушел на изготовление гроба и транспортировочного ящика.
  
   14 и 15 августа.
   Просидели весь день, не выходя на улицу, так как шли сплошные дожди.
  
   15 августа.
   Я снова, на этот раз один, ездил в Нерюнгри в прокуратуру и получил там решение о том, что за Борисом с нами полетит не прокурорский чиновник, а представитель милиции из Чульмана.
   В прокуратуре узнал последние местные криминальные новости: Сегодня здесь прямо напротив здания КГБ повесилась молодая якутка. Причина неизвестна, никаких записок она не оставила. Двенадцатилетний мальчик изнасиловал семилетнюю девочку.
   Когда я вернулся к ребятам было решено пойти пошататься по Чульману.
   Ходим по его не мощеным улицам и наблюдаем действительность.
   Население Чульмана очень разнообразное: есть вполне интеллигентные жители, а есть и натуральные бродяги и бичи. Сегодня нам удалось наблюдать любопытную картину.
  
   В магазинах из спиртного можно купить лишь дорогие коньяк и шампанское, остальное спиртное можно приобрести только в отдельные дни.
   Тогда у магазинов выстраиваются громадные очереди страждущих "отравиться". Счастливые обладатели приобретенных пузырьков птичками разлетаются по домам, и вскоре в них начинает разгораться страстное безудержное веселье.
   Местным любителям такого времяпревождения тягостное ожидание этих дней невыносимо, а покупка шампанского и коньяков - часто не по карману, поэтому они находят выход, покупая для балдежа парфюмерию.
   Продавщицы местной галантереи по секрету сообщили нам, что запасы одеколона в городе раскуплены на три года вперёд.
   При нас в отдел парфюмерии заглянули шесть здоровенных амбалов и стали выбирать себе питьё по вкусу. Один выступал за одеколон "Саша", другой нахваливал одеколон "Наташа", ещё двое голосовали за духи "Красная Москва".
   На обличительные высказывания продавщиц по поводу пьяни и рвани, они философски отвечали.- Можете жаловаться, можете писать на нас в газету.
   В конце концов, амбалы остановились на трёх пузырьках "Наташи" и трёх пузырьках "Красной Москвы". На закуску они взяли шесть батонов. Довольные и гордые своими покупками амбалы удалились в ближайший скверик, где и вылили в себя душистое питьё.
   Мы решили тоже нарушить обет непринимания спиртного и разорились на бутылку коньяка, тем более что настроение у всех было довольно поганое. На закуску купили плавленых сырков.
   Вернувшись домой, накрыли стол и залили в себя горячительный напиток. Через несколько минут нам стало заметно веселее смотреть на окружающий мир.
   В нашем котеджике, похоже, как и в других домах Чульмана масса тараканов.
   Я поймал одного из них, довольно крупного, и задумчиво его рассматривая сказал Лиде.- Здесь есть уверенность в том, что местное население может спокойно прогнозировать своё будущее. Есть на чём погадать.
   - Это каким же образом?- не поняла Лида.
   - Всё очень просто. Все люди любят гадать. Только одни смело признаются в этом, а дру­гие нет. Но чтобы гадать на строго на­учной основе, нужны определенные приспособления, которые не всегда есть под рукой.
   Так, например, чтобы гадать на кофейной гуще надо иметь кофе, причем не растворимый, а натуральный; что­бы гадать на картах - нужны специ­альные карты; чтобы гадать на кни­ге - нужна хотя бы одна книга; чтобы гадать по ладоням рук -нужны чистые руки (горячее сердце и холодная голова для га­дания необязательны); чтобы га­дать по шишкам на черепе - нуж­на - что? - правильно, голова и при этом еще желательно лысая. И так далее. А всего этого в доме ведь может и не найтись. Что же тогда делать?
   На этот случаи существуют специальные виды гаданий с помощью самых обычных подручных материа­лов. Одно из них - гадание на таракане.
   - Это как?
   - Слушай и запоминай. Поймай на кухне таракана и внимательно к нему присмотрись.
  
   Если таракан бодрый и здоро­вый - значит, в доме все в по­рядке.
   Если таракан квелый - займись своей женой: она плохо тебя кормит.
   Если таракан строго черного вида - тебя ждет повышение по службе.
   Если таракан рыжий - в тебя влюб­лена блондинка.
   Если таракан испуган - ты человек, умеющий насто­ять на своем.
   Если таракан зеленый - это к большим деньгам в валюте.
   Если таракан все время шевелит усами - ты человек подвижный, энер­гичный, не можешь сидеть без дела.
   Если таракан замер - ты фило­соф, анахорет.
   Если таракан лишь изредка по­дергивается - тебе надо чаще бывать на свежем воздухе.
   Если таракан имеет удивленный вид - окружающие тебя мало ценят.
   Если же таракан ярко-синий, ро­гатый и говорит человеческим голо­сом - поздравляю, у тебя белая го­рячка.
  
   Но это не всё! Теперь измерь таракана.
  
   Если ширина таракана меньше одного сантиметра - на тебя можно положиться в семейной жизни.
   Если длина таракана боль­ше трех сантиметров - ты че­ловек ищущий.
   Если размах крыльев тара­кана равен длине твоего носа - ты человек любознательный. Если один ус таракана заметно короче другого - ты еще не реализо­вали все свои возможности.
   Если суммарная длина усов тара­кана равна полуторной длине его тела, умноженной на корень квад­ратный из диаметра его брюха и де­ленной на логарифм количества его ног - ты скрупулезный и дотошный человек.
   Если ноги таракана равномерно распределены по всему телу - тебе надо на всякий случай показаться психиатру.
   Если же длина таракана равна его ширине - значит, это клоп.
  
   Когда закончишь измерения отпусти таракана на свободу и внимательно наблюдай.
  
   Если он побежит от тебя по пря­мой - значит, всё еще впереди.
   Если он начнет метаться из сто­роны в сторону - бойся случайных знакомств.
   Если он побежит налево - тебя ждет волнующая встреча с пре­красной незнакомкой.
   Если он побежит направо - зай­мись делами службы: тебя наверняка подси­живают.
   Если он бросится обратно к тебе - ты интересный человек, способ­ный очаровать любого.
   Если же он вообще не побежит, значит, он сдох. Лови следующего таракана и начинай все сначала.
  
   - Бред какой-то, а не гаданье.
   А ты сначала попробуй, погадай. Вот тогда и узнаешь, бред это или нет.
  
   16 августа.
   Командир отряда поставил в план на ноль-ноль Москвы вертолёт.
   В аэропорт мы приехали вовремя, захватив с собой младшего лейтенанта милиции. Непрерывно идёт дождь.
   Просидели в аэропорту целый день, но так и не смогли вылететь.
   Вова и Лида получили перевод из Челябинска на 3200 рублей.
  
  
   17 августа.
   Вертолёт поставлен в план на пять часов утра.
   Снова потянулось тоскливое ожидание, которое закончилось ничем. Погоды снова нет.
   Правда, сегодня всё-таки удалось сделать хотя бы одно полезное дело: в семнадцать часов помылись в душе АТБ.
   Обгорелая шкура слезала с нас целыми лоскутами.
   Горячий душ принёс физическое, но не моральное облегчение.
  
   18 августа.
   Сегодня суббота, а это значит, что если нам и удастся вывезти в этот день тело Бориса из тайги, то оформить все документы для отправки его в Челябинск можно будет только в понедельник, так как никакого начальства в выходные дни не найти.
  
   19 августа.
   Промаялись целый день от ничего неделания. К вечеру погода резко улучшилась.
   Всё небо приобрело идеально чистый вид и прозрачность. Мириады ярких звёзд и созвездий светились на черном бархате ночи маленькими золотисто-платиновыми искорками.
   Было тепло. Дул симпатичный северо-восточный ветерок.
  
   И мир огромный кружится устало,
   И небо над землей сияет голубым,
   И жизни всей для счастья очень мало.
   Мечтания уходят словно дым.
   Уходят прочь минуты и года,
   И жизнь на пустоту до ужаса похожа.
   И на руках моих, как вечная беда,
   все уменьшается шагреневая кожа.
  
   Казалось, что, наконец-то, нам удастся вырваться из плена обстоятельств и выполнить свою важную и ответственную миссию по вывозу Бориса из тайги.
   Прошло уже три недели, как мы похоронили его на маленьком островке.
   Что с ним стало за это время мы не знаем и не можем даже предположить. Для этого существует всего один единственный способ: вылететь в тайгу.
  
   20 августа.
   Утром, едва проснувшись, мы выглянули в окно и поняли, что и сегодня ничего хорошего не произойдёт. Погоды снова нет. Нет и полётов.
   Всё небо сплошь затянуто низкими серыми облаками, струящими на землю плотную завесу холодного дождя. Конца и края этой мокрой пелене не было видно.
   Погоды нет, а тайга продолжает гореть.
   Начальник пожарной охраны аэропорта шутит.- Универсальная причина пожара: замыкание электропроводки при курении на неисправном унитазе в нетрезвом состоянии и при умышленной неосторожности. Жизнь не так проста, как вы думаете. Она значительно проще.
   Знаете, мужики, один старый еврей три раза стоил себе дом, и трижды его сжигало молнией в грозу. Когда, отчаявшись, он пришел к Всевышнему и спросил его.- Ну, за что, господи!? Тот ему ответил.- Ну, не нравишься ты мне! Не нравишься! И ничего не могу с собой поделать... Вот и у нас здесь так: не нравимся мы всевышнему...
   Начальник отдела ПАНХ аэропорта Ирина Михайловна Баранова, маленькая, полненькая, с распущенными по плечам волосами, очень спокойная и симпатичная женщина лет сорока. Все эти десять дней переживает вместе с нами, но ничем помочь не может. Ставит нас в план полётов по два раза в день.
  
   21 августа.
   Ничего не изменилось. Мы сидим в Чульмане, Борис лежит в тайге.
   В Чульмане есть прекрасно оборудованное агентство "Аэрофлота", что удивительно для такого маленького и безалаберного посёлка. Даже авиа кассы в Нерюнгри не идут ни в какое сравнение с ним.
   Сегодня заказал себе и Дмитрию на 22 билеты на Москву. Больше сидеть и ждать погоды в Чульмане я не могу. Кончается отпуск. Что будут делать ребята без меня я не знаю. Я сделал для них всё, что мог.
   Лететь домой будем через Якутск, хотя это и дольше. Билет до Москвы через Якутск стоит 156 рублей. Это на целый тридцатник дороже, чем билет через Иркутск. Однако в Якутске к нашему рейсу есть стыковочный 98 рейс, на который имеется бронь. Это гарантирует полёт без задержек и неожиданностей, что не скажешь о полёте через Иркутск.
   Взял у командира машину и съездил ещё, на этот раз с Вовой, в Нерюнгри в прокуратуру.
   Вёз нас шофер, который приехал из Алма-Аты в поисках заработка. По его словам платят здесь по сравнению с другими местами России вполне прилично: коэффициент - 1,7, плюс 80 процентов полярных: по десять процентов за каждый год пребывания. Но ему с работой не повезло, хотя наряду с Нерюнгринским угольным разрезом действуют обогатительная фабрика по производству концентрата коксующегося угля, Нерюнгринская и Чульманская ГРЭС, заводы -- ремонтно-механический, электроремонтный, хлебозавод, молокозавод, завод облицовочных материалов, типография. Здесь масса приезжих с Украины. Всюду слышны хохлацкие интонации. Повсюду объявления по обмену жилья именно на этот регион. Предлагаются города Чернигов, Черновцы, Сумы, Днепропетровск, Донецк.
   Водитель хотел устроиться на золотые прииски, но не удалось, так как там нужны только бульдозеристы и скреперисты.
   Мы сами видели объявление на одном из магазинов - Срочно в золотоискательскую артель требуются бульдозеристы (Только на ДЭК-250). Гарантированная оплата - тысяча рублей.
   Работать на автобус его тоже не взяли, так как у него права шофёра второго класса, а нужен первый. Пришлось идти работать в аэропорт, а там заработки никакие. Правда, есть надежда сменить работу, так как совсем близко ведётся строительство трассы Беркакит - Таммот - Якутск, которая, возможно, пройдёт и через Чульман. В этом случае работы будет больше. Сейчас же многие, не найдя подходящей работы, уезжают обратно в родные места.
   Водитель оказался довольно начитанный, так как на прощание сказал о своих делах цитатой из Витуса Беринга, вернее из его доклада в адмиральейство - А потому состою в великом сумнительстве, не ожидая себе лучшего анкуражменту.
   Уже знакомый нам зам прокурора оказался на месте и я поставил его в известность, что возвращаюсь в Москву, а все вопросы будет решать без меня Вова.
   Правда, большой надежды я на него не возлагаю, так как он продолжает оставаться таким же вялым и безынициативным.
   В прокуратуре кроме заместителя прокурора никого: все разъехались по происшествиям. У них в Нерюнгри очередное ЧП: найден труп неизвестной женщины. И прокурор, и наш следователь Мурзакаев выехали на расследование.
   Придется Вове с Лидой все проблемы и вопросы решать с ним самим.
   Обратно в Чульман мы возвращались автобусом, так как командир попросил отпустить машину сразу же по приезде в Нерюнгри.
   Мы, наверное, уже изрядно надоели командиру отряда, хотя стараемся беспокоить его как можно меньше и реже.
   К вечеру небо снова начало очищаться от облаков. На горизонте заметно светлеет с каждым часом. Но мы уже не верим ни в какие улучшения.
   На нашем последнем совместном ужине долго обсуждали, что делать дальше.
   В конце концов, решили, что улетит домой и Лида, так как ей не удалось договориться с начальством о продлении отпуска.
   Вова остаётся в Чульмане один. С собой в тайгу он возьмёт кого ни будь из аэропортовских рабочих, да и экипаж поможет.
   Об этом я с начальством аэропорта договорился.
   От принятого решения Вова ещё больше поскучнел и скукожился. Уже сегодня он весь вечер просидел на диване, закутавшись до ушей в одеяло, тупо смотря перед собой в никуда. Боюсь, что, оставшись один, он вообще впадёт в прострацию и летаргию.
   Сегодня с утра неважно почувствовал себя Дмитрий. Говорит, что болит голова и нога. Похоже, что у него повысилась температура. Надо быстрее везти его домой в Москву.
   Сегодня в нашем домике продолжился активный ремонт. Сразу же после обеда в него нагрянула целая бригада из четырёх замызганных в краске женщин - матершинниц. Женщины, а скоре бабы, были широки в плечах и бёдрах, а также обладали грудями неимоверной величины и мощи.
   Они мгновенно ободрали со стен все обои, нанесли в комнату кучу грязи и к вечеру, кое-как загрунтовав трещины в стенах, на потолке и подоконнике, унеслись с непрекращающимся матерком отдыхать по домам.
   Ночевать нам пришлось посреди полного раскардаша и бардака.
   Завтра Вова переберётся в профилакторий для пилотов, который расположен совсем рядом с аэропортом. Это и удобнее и надёжнее.
   Я познакомил Вову с его новой хозяйкой, комендантом профилактория, Ольгой Викторовной. Работает она здесь меньше месяца. Приехала с мужем из Свердловска. Он сотрудник транспортной милиции. Перебрались сюда тоже из-за денег. Говорит, что муж будет получать в месяц около 700 рублей, а на Урале имел всего 300.
  
  
   22 августа.
   С утра небо всё ещё затянуто облаками. Накрапывает дождик.
   Димка с утра чувствует себя ещё хуже. Всё сильнее болит нога. Поднялась температура. Всё время хочет спать: при первой же возможности пристраивается на любом свободном месте и закрывает глаза.
   Непонятно, что с ним происходит, то ли простыл, то ли виновата нога. Во время последнего похода в кинотеатр он в темноте наступил на какую-то острую железяку, и та сильно ударила его по кости правой ноги, даже кожу содрала. После этого у него заболели лимфатические железы.
   В аэропорту командир извиняющимся тоном поведал мне о том, что даже если будет погода, то выделить вертолёт он не сможет, так как он вылетит на сан задание: необходимо вывезти из дальнего посёлка больного трёхлетнего ребёнка. Через пару дней будет много проще: перестанут брать два вертолёта пожарники.
   Тайфун Ли с далёкого восточного побережья принёс сюда не только гадости, но и некоторые положительные явления.
   Интенсивно идущие последние дни дожди почти загасили бушевавшие в тайге пожары. Другие заказчики тоже стонут, так как не могут забросить даже продукты на свои точки.
   Договариваюсь с Усенко, что Вове помогут с вылетом на точку при первой же возможности.
   Лида взяла билет домой на сегодня. Она вылетает в Челябинск в 14 часов 50 минут. У неё АН-24. Будет руководить Вовой из дома. Я договорился с командиром, что она сможет связываться с Вовой через его прямой телефон.
   Всё-таки удивительно, как меняются в сложных ситуациях люди. Активный на природе, в тайге Вова в сложившейся обстановке забот и длительного ожидания совсем потерялся и стал абсолютно незаметен. Похоже, что без меня они с Лидой вообще бы ничего не сделали.
   Я ощутимо устал. В аэропорту нахожусь с утра до вечера каждый день, как на работе.
   Вылетать в Якутск будем не на 102 рейсе, на который мы взяли билет, а на первом ближайшем. Наш рейс задержан по техническим причинам. Если будем ждать его, то можем опоздать на 98 рейс из Якутска.
   Вылетели на 84 рейсе. Это транзитный рейс из Хабаровска. Летим на ЯК-40.
   Спасибо командиру. На рейс было всего пять билетов на двадцать желающих. Три билета по его команде выдали обкомовским работникам, а два - нам с Дмитрием. Простые смертные остались ждать своего часа.
   Собирались в полной спешке. Едва успели попрощаться с Вовой и Лидой. Вылетели ровно в полдень, и уже через полтора часа благополучно приземлились в славном городе Якутске среди мамонтов и вечной мерзлоты.
   Погода здесь ясная. На небе лишь небольшая облачность. Температура воздуха плюс тринадцать градусов Цельсия.
   Аэровокзал в Якутске напоминает коробок плотно набитый тараканами.
   Вокруг черно, грязно и невозможно понять кто и куда двигается. Все его помещения забиты спящими, сидящими, лежащими и движущимися в разных направлениях людьми. Не протолкнуться, ни осмотреться.
   В книжном киоске приобрёл себе на память схему Якутска.
   Иду в отряд ВОХР и договариваюсь там о ночлеге в случае если нам не удастся сегодня улететь домой. Улететь не удалось.
   Мы перетащили свои рюкзаки в отряд, а сами решили съездить в город, хотя было уже восемь часов вечера и Дмитрий чувствовал себя погано.
   По дороге на автобус мы увидели клуб, в котором шел фильм "Груз без маркировки". Решили в город не мотаться, а посмотреть кино, благо что это рядом с аэропортом. Сеанс начинался в 21 час.
   Рядом с клубом находился магазин, расположенный на втором этаже бетонного здания, похожего на редут. Магазин состоял из трёх отделений, которые уступами спускались до первого этажа здания. Работал он до 22 часов.
   На второй этаж магазина вела широкая лестница - Потёмкинская лестница Одессы в миниатюре.
   В магазине продавали Краковскую колбасу неизвестной даты выпуска, похоже, дореволюционную, и муксун горячего копчения. Купили муксуна и целлофановый пакет печенья, отдалённо напоминавшего Бакинское куробье.
   После кино едим рыбу и пьём чай в отрядной кухне якутской "чистоты". Спим на узких дерматиновых, скользких, покатых и очень неудобных диванчиках, расстелив на них свои спальники.
   Дмитрий совсем разболелся. Даю ему на ночь пару таблеток аспирина, эритромицин и на всякий случай фталазол.
  
   23 августа.
   Встали в семь часов утра.
   Приехал командир отряда ВОХР Гурьян Алексеевич Мельников, который помнит меня по ряду совещаний. Спрашивает, почему я не позвонил ему вчера вечером и не вызвал на работу. Он бы всё сделал по-людски, так начальник караула совсем новичок и ничего не соображает. Тут же делает подчинённым втык за невнимание к людям.
   Я успокаиваю его, говоря, что всё нормально и мы ни к кому не в претензии.
   Мельников помогает нам донести шмотки до регистратуры аэровокзала.
   При регистрации выясняется, что у нас заметный перевес багажа. За 15 лишних килограммов приходится доплатить 23 рубля. Поистине "золотые" килограммы.
   В 4 часа 30 минут по Москве мы покидаем Якутию. Нас везёт домой ИЛ-62, загруженный всего 82 пассажирами и тонной багажа.
   Самолёт взлетает и берёт курс на Москву.
   Погода солнечная и безоблачная.
   В 11 часов мы приземлились в аэропорту Домодедово. Целый час дожидались выгрузки багажа, а затем, взяв такси, направились домой. На этом печальное наше путешествие закончилось.
   Через день Дмитрия положили в больницу с рожистым заражением ноги, где он и провёл пятнадцать суток.
   Так завершился этот печальный поход в Южную Якутию на реку Гонам.
  
  
   Резюме.
   Учитесь видеть приятное. Почему-то многие при равных возможностях плохое и запо­минают лучше, и фиксируют внимание на нем чаще. А ведь умение видеть преимущест­венно хорошее, красивое так­же воспитуемо.
   Это вовсе не означает, что на мир надо смотреть все время только че­рез "розовые" очки. Надо ос­тавить способность к критиче­скому взгляду, но именно к критическому, а не к критикан­ству.
  
   Облака, повинуясь ветрам,
   Разбежались по свету опять,
   По морям, по степям, по горам,
   Им всего все равно не объять.
  
   От былого прошибла слеза.
   Память сердца - солёный бальзам.
   И сижу я, прикрывши глаза,
   Вспоминая друзей и Гонам.
  
   Пожелаем друзьям мы добра,
   Позабудем тоску и грубость,
   Пусть же мудрость разгонит глупость,
   Пусть всё злое уйдёт со двора.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
  
  
  
   медведь сделал несколько шагов вверх по склону, затем снова остановился, повернулся, встал на дыбы и уставился на нас. Однако ему быстро надоедает это занятие, и он, похрюкивая и пофыркивая, резво бежит по крупным булыжникам вверх в кусты.
  
  
   В километре ниже по течению на левом берегу увидели недостроенную избу. Сруб был уже полностью готов...
  
  
  
  
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"