Сегодня шел первый в наступившем новом году снег, а я шел и философствовал. В голове у меня пробегали довольно интересные мысли, и как-то незаметно возникло желание поделиться ими с окружающими.
Но вот беда - мысли улетели так же внезапно, как и возникли, а снег все падал и падал.
Если бы у меня под рукой оказался клочок бумаги и огрызок карандаша, то, быть может, это эссе было бы куда более метафизично, возвышенно и интересно. Но одно дело, когда мысль витает где-то рядом (вместе с падающим снегом), а другое - когда ты пытаешься облачить ее в строгие одежды бумаги, сидя за письменным столом.
Садишься и видишь, что волшебный снег растаял и превратился в обычные капельки воды.
Высоко в горах на узкой каменной террасе горный Козел повстречал на своем пути стройную Козочку.
- Если я сейчас просто так пройду мимо, мне все равно никто не поверит,- подумал он.
- Если он сейчас пройдет мимо просто так, то я ему скажу, что он не настоящий Козел, - подумала она.
Случилось так, что Козел, задумавшись, сделал совсем не то, что думал: прошел мимо и скрылся за выступом скалы.
Раздосадованная Коза плюнула ему в след и проблеяла.- Настоящий козе-е-ел!
И, виляя обшарпанным хвостиком, спустилась в долину, к баранам.
А все почему? Много думаем!
Если верить физикам, которые преподнесли нам на блюдечке закон сохранения энергии, то можно сделать вывод, что и наши мысли - это то же какой-то ее особый вид.
Когда наше внутреннее содержание совершает переход из одного состояния в другое, то, высвобождаемая энергия воплощается в эти самые кружащие вместе с первым снегом мысли.
Иногда случается так, что они (мысли) складываются в квантовое состояния, которых требует поглощения энергии. А так как на квантовый переход души требуются считанные секунды, то мой вам совет - имейте при себе карандаш и бумагу, чтобы энергия вашей души не пропала даром.
Два крупных физика шутки ради провели любопытный расчёт. Ричард Фейнеман и Джон Уилер оценили энергетический потенциал вакуума в полости обыкновенной электрической лампочки.
Оказалось, что при полном освобождении энергии, заключённой в ней, хватило бы для того, чтобы вскипятить все имеющиеся на земле океаны и моря.
Если мысль схвачена в момент ее рождения, то заряд энергии, который она несет, максимален, и есть шанс, что, свершив круг, она к вам вернется: фильмом, книгой, картиной или просто улыбкой - вернется, таким же мощным сгустком, а не высосанным из пальца бормотанием, зарядив при этом не одну страждущую душу. И тогда вы опять будете в состоянии творить, а значит жить полной жизнью, быть счастливым, и пытаться делать счастливыми других.
Делитесь своими эмоциями, и в тяжелую минуту они к вам вернутся. Не бойтесь растратиться - если вы выплесните то, что рвется через край и вам нечего будет больше сказать, не волнуйтесь. Рано или поздно заряд бодрости вернется к вам, а вместе с ним придут и новые идеи.
Так что имейте под рукой бумагу и карандаш, и тогда жизнь будет интересна и удивительна, и тогда жизнь будет...
И тогда услышав, как Татьяна и Сергей Никитины поют "Снег идет" Пастернака, вы не зевнете в теплом кресле, а выйдете под первый мокрый ночной снег, и, может быть, внесете свою толику души в закон сохранения энергии.
Вот Круг и замкнулся.
Но я всё-таки повторюсь. Сегодня шел первый снег, я шел и философствовал, в у меня, как всегда, не нашлось карандаша и бумаги, и поэтому эссе получилось немного не таким, каким возникло где-то там, где родилось вместе с первым мокрым снегом.
Графомания - это болезнь, и болезнь позорная, вроде недержания мочи. И неизлечимая. Вообще в жизни я придерживаюсь правила "не умеешь - не берись". Но с моей музой шутки плохи: это вам не слабое создание, бряцающее на лире. Моя муза крепкого сложения, яростная и неутомимая. Часа за четыре до её прихода где-то в горле начинается щекотание, и кто-то внутри меня похохатывает, как похохатывает человек, читая, скажем, "Двенадцать стульев" - несильно, но постоянно.
К свиданию с ней я обреченно готовлюсь: расчищаю вечер, готовлю компьютер и бумагу, запасаюсь чаем и терпением. Муза врывается, тряся своими персями, смешки внутри меня перерастают в сатанинский смех, и начинается оргия творчества. Теперь я не тварь господня, теперь я сам - бог, создающий миры. Я создаю их и вижу содеянное, и говорю, что это хорошо.
Строчки прут из меня, как... прошу пардону, что самое точное сравнение оказалось не самым аппетитным. Но оно все-таки самое точное, потому что утром я все это брезгливо перечитываю, приговаривая.- В сортир... В сортир... И это - в сортир...
И это притом, что писать я стараюсь нормальным хорошо читаемым и приятным на... хотел сказать на вкус... восприятие языком, а не тем современным малопонятным почти бессмысленным стёбом.
Таким, например, который я прочитал в каком-то, даже не хочу называть ни названия, ни автора, "сочинении": Хэйл, стьюды! Землитесь и активируйте рецепторы. Тема этого толковища - "Девелопция лингва, как самопроц". Фикснули?.. Хор. Как продемонстрила хистория, наш лингв обньюляется раз в 500-600 зим. Вот и слово, значющее "год" в множном числе, чейнджнулось три-четыре цикла взад. Дофростовый чек сказал бы "лет", но тогдашняя климат - катастрофа отшибла понятие "лето" на россоземье. ОК, пипляне. Спик пойдет о лингве. Суровая реальность реформит лингв, а мы ведемся за ним, симплементарно затачивая его под свой соц. Лингв тянет нас, мы тянем лингв. Куда векторится этот чейндж? Вперед, взад, в альтернатив.
"Великолепная" бессмысленная бредятина, читать которую надоедает и даже становится противно уже через минуту после открывания первой страницы.
Поскольку язык - это один из самых точных инструментов для описания действительности, и его трудно обмануть - он сам, иногда помимо воли пишущего, проговаривает какие-то вещи. Именно с его помощью проще всего описывать действительность - настоящее, а одним из свойств которого является то, что оно действительно здесь и сейчас, но уже через короткий промежуток времени станет прошлым, а, значит, снова возникает настоятельная необходимость описывать настоящее. Именно это его свойство и позволяет огромному множеству людей писать, казалось бы, об одном и том же. Точно так же рождаются музыка, живописные полотна, скульптуры и все прочее, что когда-либо создавалось на нашей планете.
С возрастом и приходящей, смею надеяться, мудростью мне всё больше хочется писать. Не для читателей, а для читателя. Пусть даже для себя самого. В этом таинство писательства: автор всегда получает больше, чем кто-либо другой. Без сомнения, большая часть великой прозы сгорела, так как по написании труда автор больше не нуждается в нём; и нужно быть сильным, чтобы и далее его терпеть и даже нести на суд читателя. Хотя по моему глубочайшему убеждению - это просто форма мазохизма, смешанного с эксгибиционизмом.
Писать прозу дело, в общем-то, не хитрое и, может быть, потому совсем не прибыльное. Писать прозу может абсолютно любой человек, если он вообще умеет писать.
Для того чтобы что-то написать, много не нужно, а нужно, всего лишь, взять листок бумаги и авторучку, хотя писать можно не только на бумаге. Их можно писать везде. Везде, где только позволяют фантазия и возможности, и даже на стене в подъезде дома, в присутственных местах и, простите за выражение, сортире, что некоторые и делают с большим удовольствием, конечно же, если сюжет не очень большой, а стена не очень маленькая.
Как только все необходимые приготовления закончены, а творческий процесс начат, нужно написать первую фразу! Одну любую фразу, которая вдруг придёт в голову.
- Достаточно, чтобы слова выражали смысл,- говорил великий Конфуций.
Полюбовавшись на неё некоторое время, добавьте к ней любую другую, которая точно также придёт в голову вдруг, потом третью.., четвёртую... и так до тех пор, пока не закончатся либо фразы, либо чернила.
Писание фраз мне почему-то напоминает процесс ловли стрекоз древними динозаврами. У человека, как и у динозавра, большое тело и маленькая голова, а фразы такие же юркие, как и стрекозы.
Но не могу я больше сдерживаться!
Столько хорошего, неглупого, полезного... перепрело, заржавело и издохло в моём мозгу, что мне плакать хочется.
Всё тяжелее и тяжелее от этого накопления. Это, батенька, творческий сперматоксикоз.
Прожив уже достаточно большую жизнь, на новом этапе своего пенсионного развития, я осознал, что торопиться, собственно, некуда. Писать надо много и с удовольствием. Нервные порывы оставим для стихов и для жены.
Написание произведения походит на прочтение книги, но в тысячу раз более интересное, так как дальнейшее развитие событий зависит лишь от твоей воли. Захотел - остановил течение сюжета; захотел - поменял действительные события местами. Тут и любовь к неожиданному, и любопытство к самому себе.
Я бы сравнил процесс написания с игрой, так как свобода действий в этом случае тоже ограничена правилами (сюжетом, стилем и так далее), которые вы выбрали изначально.
К примеру, Достоевский, задумывая идиота, жаждал изобразить вполнепрекрасного человека. В соответствии с этим, он не мог уже позволить князю Мышкину многих человеческих пороков. Однако, в качестве компенсации, всем другим героям была дана полная свобода и минимум ограничений. У них была лишь одна задача: довести князя до сумасшествия (желательно, окончательного) и доказать, тем самым, бесповоротность разложения души человеческой.
Впрочем, оставляю все свои незаконченные мысли (если таковые имели место быть) и перехожу к сути дела.
А что есть суть? Вот вы сейчас подумали: Ну, наконец-то! И даже, может быть, сели поудобнее на стуле, отхлебнули глоток остывшего чая, закурили... А ведь это просто слово, брошенное, дабы разбудить интерес.
Суть есть в каждом предложении; нет фраз основных и побочных - все важны и достойны внимания, остановки, обдумывания.
Возьмём человека, прочитавшего только Колобок и Золотая Рыбка, и сравним с другим, который лишь улыбнётся при воспоминании об этих произведениях.
Первый плачет над судьбой дерзкого круглого пончика и обдумывает свои пожелания, которые он задал бы сам щедрой ставридке. Этой мудрости ему может хватить на всю жизнь, тогда как мудрости второго, прочитавшего множество книг, но не удосужившегося поплакать над колобком, вряд ли хватит на то, чтобы поддержать улыбкой или словом ближнего своего в несчастье, а, получив в свои руки власть, он забудет и о Пушкине...
Многие люди, именно люди, а не писатели, пишут книги.
И сейчас, именно в нашем разговоре неважно - хорошие или плохие, талантливые или не очень, мудрые или наивные, на века или на сезон. Главное, что все-таки пишут.
Все мы мучительно машинально или автоматически, - но подбираем слова именно на ту тему, что нас действительно волнует. По этой же причине нельзя никого заставить сесть за письменный стол, либо компьютер и угробить уйму времени на текст, посвященный чему-то, на что мы чихать хотели с высокой башни.
Даже ставшие уже притчей во языцах диссертации и то подбирали по принципу наибольшего соответствия. К тому же и результаты писания диссертаций налицо - да и говорим мы сейчас не о вынужденном, а, наоборот, вымечтанном бумагомарательстве - одном из самых приятных действий, известных человеку разумному, и сравнимом разве что с гурманством.
Сколько воистину плотоядного удовольствия доставляет нам чистый лист бумаги - этого словами, пожалуй, и не передашь.
Литература, как таковая, удивительна тем, что она - неприкрытая попытка каждого отдельно взятого человека, с головой ушедшего в эту работу, подняться над собой повседневным - замороченным и задерганным, прыгнуть выше головы, отрастить себе крылья, либо еще более того, конечно, если только получится, приблизиться к своему оригиналу - к тому, по образу кого... Остальное - молчание.
Так и хочется сказать.- Вот я пишу - ни с кем не спутаешь. Я - это да! Все поверхностно и глубинно одновременно. Простота элементов компенсируется их множественностью. Непрерывный поток сознания, выплеснутый на бумагу, создает ощущение бескрайней, почти космической бесконечности. Не суть важно, что я пишу и как я это делаю. Важен лишь момент мистического озарения, взрыв сознания, брызги мыслей и фонтан любви. Любви ко всему миру, представленному в моем лице. Невозможно любить мир во всех его воплощениях, поэтому я люблю его в себе самом. Я - это Ваше все.
Никто не писал того, что мне хотелось прочесть - пришлось написать это самому.
Основное правило, которого я стараюсь придерживаться в любой ситуации - творчество не должно нести отрицательных эмоций. И как бы грустно и тяжело не было бы на душе у человека, он не должен выливать это на своего читателя, слушателя, зрителя. Плохое настроение пройдет, а несущие отрицательный заряд произведения останутся.
Да, я люблю писать. Пожалуй, даже гораздо больше, чем читать. Я - не алчный потребитель, проглатывающий книгу за книгой. Я - мастер строк и абзацев, одинокий воин слова. Труд мой тяжел и неблагодарен.
Написание для меня - священнодействие, таинство венчания и тантрический обряд единовременно.
Если я не знаю, о чем писать - пишу о чем-нибудь, ведь процесс писания бесконечен. Пишу и сейчас, когда муза моего волшебства снова прервала неумолимое течение времени. Кто еще будет так терпелив, кто еще подставит свое обнаженное тело под бритвенную остроту моего пера? Никто не подставит.
И поэтому всякий раз, ощущая писательский зуд, я одновременно испытываю ужасное чувство стыда: как я несправедлив, как деспотичен и жесток к моему бессловесному другу.
Может, я могу хоть отчасти компенсировать его страдания? Дать отдых его израненному телу? Но это значит, что прерванный полет моей мысли будет прерван зря!
Нет, не пойдет. Он должен мужаться, ведь моим мыслям нет конца, как течению Гольфстрим.