Аннотация: "Она является лишь раз, чтоб навсегда погаснуть".
Пока смерть...
Матерью с девяти лет мне стала надгробная плита, над её всегда ухоженной могилой. Высокая пышная могильная земля, была похожа на только что извлеченный из духовки дымящийся пирог. Весной каждого года, девятого апреля, я ездил к ней на кладбище и посвящал трое суток уходу за могилкой. В эти же три дня, я ложился рядом с её захоронением, клал голову на землю в области её колен, и рассказывал о том, что произошло со мной за прошедший с прошлой встречи год.
Терпение моей матушки теперь отдыхает там же где и её страдания. Мне нечего толком ей рассказывать, ибо за год со мной происходит ровным счетом ничего. Триста сколько-то там дней я просыпаюсь, делаю себе завтрак, съедаю его. Вечером я прихожу, осушаю стакан чего-нибудь крепкого и ложусь спать. Когда я был маленьким, с нескрываемой досадой я смотрел на то, чем и как живут мои родители, прибитые к невидимой крутящейся каббале. Я дал себе слово, что никогда не стану так жить. И в какой-то момент, когда я наконец покинул родной дом, всё казалось действительно таким, как в мечтах. Маленькая квартирка в огромном многоквартирном свинарнике? Зато своя. Работа, приносящая очень скудную прибыль, где развитие творческого мышления сгнивает под гигантской лупой 'надо'. Всё это мне казалось временным, всё это скоро закончится и вот тогда начнется жизнь. Я правда в это верил.
Прошло десять лет, мне двадцать девять, но я нахожусь всё в том же однотипном круговороте ржавой карусели, приковавшей к себе миллиарды людей по всему свету. Солнце все также печет, холод не прекращает студить, дожди продолжают вымывать день за днем все мои мечты. На голубом небе ни одной серой или черной тучки, что освежила бы меня в этот затянувшийся знойный день.
Каждый год я сижу на мокрой после дождей земле, в окружении тысяч разноцветных надгробий, рядом со своей мамой, и рассказываю ей о своей жизни. Она ничем не отличается от её смерти.
Прямоугольный мраморный памятник на её могилке размыто, даже едва заметно, отражает мое посеревшее потухшее лицо с пустыми глазами, покрытыми по краям разрастающимися морщинками. Длинные локоны накрашенных и зализанных гелем волос спадают на мое лицо в отражении надгробия.
'Первый признак начала познания - желание умереть' Франц Кафка. Эти слова выбиты позолоченными буквами на мраморной поверхности памятника на могиле моей мамы, прямо под её именем и шестнадцатью цифрами. Буквы затмили своей мудростью отражение моего почерневшего от пыли лба.
Мама была очень умной женщиной, я был куда глупее, только сейчас это понимаю. Жаль, что так поздно.
Взгляд ловит сверкающий предмет, неумело спрятавшийся посреди грязной пригнутой к глиняной земле травы. Дрожащая от окучивания рука достает оттуда старый нож, который я использую для рыхления. Я чувствую, как пыль на щеках тяжелеет под горечью слез, мокрые грязные разводы спускаются к надкусанным губам. Ножом я пытаюсь отмахнуться от мухи, назойливо бьющей меня по щекам, я всхлипываю и сощуриваюсь.
Когда муха покидает меня, я опускаю нож на землю, туда, откуда взял, и смотрю сквозь соленую пелену на могилу матери. Мама неодобрительно хмурится, наверное. Закрыв глаза, я наслаждаюсь розовым киселем тонких век, просвечиваемых лучиками, погружаясь в могильную тишину природы. Басисто гудят пышные деревья, волосы переливаются по прохладному ветру.
- Мне так не хватает тебя, мамуля... - Не открывая глаз, говорю я, с болью заглатывая что-то горькое, подступившее к горлу. Вибрирующим голосом я называю маму так, как ей всегда не нравилось. Она любила, когда я звал её словом, произнесенным мною в объятиях её ласковых теплых ладонях, впервые в своей жизни.
- Думаю, ей всё равно. - Словно резкий ливень в этот палящий летний день, прогремел за моим плечом голос, пропитанный холодом и каким-то непонятным мне манящим безразличием. Рефлекторно быстро вытерев рукавами клетчатой рубашки щеки, интуитивно не желая показывать другим особям (живым, по крайней мере) свои слабости, я повернулся к источнику вероломной дождевой тучи в чистом небе.
Измятая от слишком сильных затяжек сигарета, едва не спадала с приоткрытых бледно розовых губ, протягивая свои дряхлые пепельные изогнутые члены к земле, где неловко скрутилось глиняное существование, отраженное в мраморной прямоугольной плите.
- Простите? - Все что смог выдавить я, в сие мгновение же перестраиваясь на 'нормальные' рельсы, подавляя в себе дрожь и робость от сантиментов, вскипячённых палящим диском.
Рукой выжившего из ума, но при этом не лишенного гениальности художника, ржаная кисть провела по смуглым стройным ногам неизвестной девушки запретной на небесах краской, обдав стройные ноги милейшей особым блеском.
- Прощаю. - Был дан мне хладнокровный ответ, в преддверии скорого ухода.
Мое тело, вырвавшись из-под моей непорочной доселе власти, потянулось, гонимое неведомой мне силе, за уходящим телом, столь атмосферно подобравшим свое одеяние. Развевающаяся на легком ветерке грязная футболка белого цвета с длинными рукавами, прикрывала нижнюю часть тела куда более надежно, чем короткие джинсовые шорты, что виднелись лишь спереди, где футболка неравномерно заправлена за пояс.
То молчаливое и загадочное, что всегда предостерегает нас от жизни, предрекая выживание в серости рутинного бытия, вдруг погасло глубоко под сердцем. Я встал, растерянно хлопая по штанам, поднимая вокруг ауру едва зримой пыли, и поддался телом вперед, вслед за уходящей.
- Постойте, что Вы тут делаете? - Знаю, очень глупый вопрос. Наверное, пришла к какому-нибудь родственнику, и не смогла остановить желание посмотреть на некое распластавшееся по земле жалкое существо в моем лице. Логично же!
- Ты что, совсем идиот? - Никакой эмоции, клуб горького дыма вырвавшегося и перекатившегося через ее плечи, ударив меня по лицу. Я со стыдом держусь, чтобы не злоупотреблять вниманием на её красиво перекладывающиеся с ноги на ногу ягодицы, упруго обтянутые шортами, что обнажил ветер, подняв в сторону легкую футболку.
- Простите, я вовсе не хотел Вас обидеть, правда. Подождите же Вы! - Я тут же пожалел об излишне повышенном тоне последнего предложения, пропитанного указательными нотками. В следующее мгновение я почувствовал себя маленьким жалким котенком, забившимся в уголок от зловещего рокового взгляда янтарных глаз незнакомки. - Простите, я не...
- Ты можешь заткнуться и идти дальше плакаться над могилой своей дохлой мамаши? - Жгучий кислотным цинизмом тон подавил во мне остатки недавней настойчивости, ноги подкашивались и медленно пятились назад. Оступившись о какой-то сук, торчащий из земли, я плюхнулся на задницу, пыль поднялась мутной стеной и в мгновение объяла мое лицо.
- Только не расплачься, тут нет твоей мамки. - Всё также без эмоций, всё также одаряя привязавшуюся дворнягу клубами дыма; я уже не различал слов, глухо доносящихся спереди стальным голосом, ведь мое внимание было покорено задорно прыгающими завивающимися локонами коротких каштановых волос, поверх перевязанного красного платка.
- Есть зажигалка? - Она повернулась ко мне, сплевывая за чью-то ржавую могильную изгородь докуренную сигарету. Надменный янтарный взгляд, переливающийся в лучах солнца, смотрел на меня сверху вниз глазами гордой и непреклонной Артемиды. Через её ноздри вырвались две тонкие струйки оставшегося дыма. Я дрожал внутри от страха и трепетал от этой жестокой естественной красоты.
- Нет, я не ку... - Тяжело вздохнув, как будто устав от моего долгого нудного рассказа, она отвернулась и ушла, шлепая себя по задним карманам. Никто прежде не указывал мне на мою слабость вот так, ставя в угол, тыкая мордашкой в мои несвоевременные испражнения. Никто, до этой стройной аристократической фигуры в провинциальной одежде, никто, до этой наглой самовлюбленной сказочной дамы, чьи прекрасные и озаряющие сердце теплом члены скрылись за пригорком. Прыгающие каштановые кудряшки со светлыми кончиками еще долго подскакивали перед моими глазами.
***
Долгожданный подарок подарил мне сегодняшний вечер, богато наградив вид из моего окна крупными дождевыми каплями; некоторые из них оставались на стекле окна, скатываясь подобно слезам, симметричным слезам моей души от воспоминаний вечера.
Бутылка душевного бальзама ирландского происхождения подрагивающей от раскатов грома за окном гранью, медленно приближалась к донышку, когда как мои мысли всё продолжали стоять, застыв на одном уровне сосуда горечи. Точнее, сидеть всё там же, жарким солнечным днем, в развороченной глине, и с разочарованием смотреть в след удаляющейся странной девушки. Стакан за стаканом приближал меня к забвению, которого я ждал, и которого я боялся, ибо боль от моей нерешимости смешалась со святостью прекрасных чувственных воспоминаний. С каждым новым обжигающим горло глотком я уверял себя все крепче в том, что завтра, чуть пробьется сквозь слипшиеся веки утреннего неба лучики наступающего дня, я помчусь туда, к своей любимой маме. И к ней, прости мама, но и к ней.
Даже сейчас, казалось бы, бездушный её портрет, стоящий в новой деревянной рамочке на тумбе около кровати, смотрел на меня черно-белыми глазами, преисполненными пониманием и любовью. Стянув одежду и бросив её вслепую во власть безграничной темноты комнаты, я свалился на кровать, судорожно натянув поверх лба тонкое одеяло. Когда же я стирал его в последний раз, если оно так сильно пропахло чем-то отвратительным?
Почти неслышные удары дождя за окном утихомирили мои волнения и отправили в странствие по бескрайним вечно зеленым лугам сновидений. Сквозь хрупкую пелену дремоты, я еще долго слышал непонятый мне язык переклички капелек дождя с тиканьем старинных настенных часов.
***
Ночь была тягостной, как несколько лет назад, когда под зловещим черным покрывалом моя милая матушка испустила свой самый жизнелюбивый и горький вздох, уйдя в другой мир.
До раннего пасмурного утра я не прекращал ворочаться в кровати, а по пробуждении уже было испугался, что подобно детской проблеме, я обмочился в постели, обнаружив себя поутру в мокром постельном белье. Холодный пот изрешетил мое тело, которое ночью пыталось вырваться из пьяного плена душераздирающего кошмара, и обмануло меня детским дефектом.
Вчерашний вечер и утро сегодня слились в одно серое дождливое полотно, которое я рассекал на своей старой машине малинового цвета. Дворники не успевали стряхнуть с лобового стекла настойчивые капли, как сразу на их место приходило в два раза больше. Дождливая гидра казалась мне незначительной на фоне моего желания. Система сломлена.
'Неужели ты думаешь, что найдешь её? Сейчас? Ты погоду видел, нет? Дождь льет, твоя машина застрянет прежде, чем ты увидишь перед собой врата кладбища, которые непременно будут закрыты на замок. Ибо только сумасшедший или вор, стремящийся обогатиться на чужом горе, может прийти сюда в такую смрадную погоду'.
В заточении своих неутешительных мыслей, я чуть не проехал мимо нужного поворота. Машина запрыгала, рыча и разрывая колесами комки мокрой вязкой грязи, напоминая о забытой природной силе. Колеса питались моим нетерпением к этим милым кудряшкам, педаль газа вдавливалась в упор под напором желания услышать этот хладнокровный ядовитый голосок.
Внутренний демон в моей голове, шепчущий всю дорогу неутешительные мысли, оказался прав - ворота были заперты на замок. Без единого мгновения сомнений, я оставил машину перед входом, а сам отправился вдоль ржавой погнувшейся в нескольких местах изгороди, в надежде найти самый легкий путь внутрь. Качество заботы после жизни не дало пробоины, и уже очень скоро я пролезал сквозь раздвинутые металлические прутья, получая мокрые удары по лицу прутьями кустов, облюбовавших забор по обе стороны. Когда тело полностью было по эту сторону, я сделал первый шаг, и тут же нога провалилась под землю, под мокрую кашу подозрительного сочетания цветов, там под землей, больно ударившись обо что-то тупое. Штанину магическим способом обвили гниющие стебли цветов, мертвых цветов принесенных в жертву подозрительного внимания к умершей человеческой особи.
Гром ударил где-то рядом. Оглушивший меня раскат, чередовал после себя удар крупной веткой, отвалившейся сверху. Покрутив по сторонам потерявшейся от падения головой, я свалился на землю, ладони медленно вдавливались в мокрую грязь, уходя за черные комки. Все потемнело, и я потерял сознание, никогда не делал этого раньше. Жаль, что ничего не запомнил.
***
Пробудила меня приятная слуху мелодия природной красоты. Птичка, как жаль что я не силен в биологии, и не могу сказать точно, что за чудесная птичка своим мудреным неповторимым голоском напевала окончание непогоды.
Я не смог сдержать улыбки от стрекота кузнечиков где-то совсем рядом в кустах, несмотря на то, что я уже не чувствовал своих рук, ушедших глубоко под рыхлую и еще не высохшую земляную кашу. Боюсь представить, сколько здесь пришлось проваляться моему изнеможённому телу, пока подлый дождь под бурчание жестокой грозы измывался надо мной. Всё это теперь не так важно, ведь светит солнце, и небо чистое и голубое, как глаза моей покойной матери. А значит, у меня больше шансов встретить ту таинственную незнакомку снова.
Зеркала продолжали непреклонно стоять, усыпав своими мрачными силуэтами все пространство далеко за горизонт. Совершенно новая и никак не ожидаемая мною проблема возникла там, где ее не ждали - в гуще всех этих могил; я не знал где я и куда мне идти. Я могу вернуться в машину и попробовать поиски заново, но мое внимание привлекает фигура вдали, промеж двух высоких белых мраморных статуй.
Побежать к образу получалось отвратно, ибо сильно подводила больная нога, вяло тянувшаяся по земле, норовя провалиться в очередную рыхлую глиняную 'мину'.
Старушка пришла проведать своего покойного мужа, погибшего во время попытки переворота корпорации. Ей одиноко дома, ей одиноко в том каменном мире, куда заточила её каббала, потому она решила провести остатки своего выживания рядом с любимым мужем. К тому же здесь, на этом же кладбище, где-то могила её дочери.
Чем-то мы с этой дамой похожи, замечаю про себя я, несмотря на легкую ненависть к этой даме за то, что она посмела померещиться мне издалека фигурой желанной мною девушки. На вопрос, не видела ли она похожую с той, что родилась из моих красочных описаний, старая женщина отрицательно покачала головой, закрыв нос черной перчаткой.
- Будьте здоровы. - На мое чистосердечное пожелание старуха ничего не ответила, видимо уже впитавшись в мгновения наслаждения компании с мужем.
***
Вечернее солнце бросило на путь мой в царстве мертвецов легкий на вкус чарующий оттенок сепии. Птички все до одной замолкли, уступив место оркестру лягушек, квакающих где-то вдали за деревьями. Наверное, там начинается родник, откуда посетители кладбища черпают воду для посаженных на могилки любимых цветов.
На моем пути предстала горка, тянущаяся ровной тропинкой к маленькой могилке на самой вершине, где я еще издалека заприметил девушку, ковыряющуюся здесь вчера. Значит, лежбище моей матушки где-то рядом, а значит...
- Добрый день! Извините, если напугал, не видели ли Вы здесь девушку, что ходила промеж могил вчера? У нее такие кучерявые волосы, там светлые кончики. - Неумелой жестикуляцией я пытаюсь изобразить на своей короткой прическе длинные завитушки, как у вчерашней незнакомки.
- Добрый вечер. Нет, я и вчера никого не видела здесь. - После нескольких секунд неловкого молчания, вызванного изучением меня девушкой, последовал ответ. Рыжеволосая особа в светлом платке и в джинсовом комбинезоне дружелюбно улыбнулась широкой улыбкой, обнажив прямые белые зубы. - Знаете, я сегодня видел вон в той стороне какую-то женщину во всем черном. Может это она?
- Нет, та всего лишь старушка, пришедшая навестить своего мужа.... Жаль. Но Вы же вчера здесь были?
- Да, Вы правы. Я и правда была здесь вчера. - Она перевалилась с сидячего положения, нависнув над могилкой с лопаткой в руке, на мягкое место, вздохнув и протерев локтем вспотевший лоб. Я не смог не отметить про себя выразительность зеленых глаз и красоту длинных черных ресниц, красотой они были схожи с янтарными очами моей богини. Но лишь это было схожим с ней. - Но я, как уже сказала, не видела кроме Вас здесь никого. Это же были Вы?
- Вы очень наблюдательны... - Задумчиво произнес я, осматриваясь по сторонам, нервно покусывая губы.
- Меня зовут Имма. - Протянула свою тоненькую ручку в белой варежке. Дернувшись, я неловко потянулся к ней рукой, и чуть было не свалился, вовремя переставив перед собой ногу. - Простите, Вы не ушиблись?
- Нет, я ведь не упал. Не извиняйтесь, я сам не свой сегодня. - Незаметно сжал ладонью больную ногу, раздраженную моими несвоевременными акробатическими трюками. Милая леди старательно пыталась сдержать смешок.
- Ну а Вас? - Хитрая улыбка вкупе с рыжими волосами непременно возбудили во мне мое богатое воображение, которое выдало образ милой пушистой лисы.
- Ой, простите, что это я. - Заволновался как ребенок, замечая, что мои мысли постепенно переходят на Имму. - Меня зовут Адольф. Как Гитлера, знаете... - Неудачная шутка; морщинки на лбу и улыбающийся взгляд исподлобья дали мне недвусмысленный намек на это. - Мне было очень приятно с Вами познакомиться Имма, но я должен найти ту девушку, Вы уж простите меня.
- Может быть, хотя бы выпьем по кружке чая? Моя мама делает отличный чай, никто так не может! Давайте, ну что Вы, в самом деле.
- Простите Имма, мне правда нужно идти. Скоро стемнеет, а я бы очень хотел найти её до заката.
- Конечно-конечно. Извините меня. Удачных поисков, мой фюрер. - Звонко засмеялась девушка сквозь проступившую обиду. Я постарался отсмеяться в ответ, но получился довольно странный и глупый смешок. Дабы снять сложившуюся неловкость, я как можно быстрее двинулся дальше, на поиски моей незнакомки.
'До чего уж странная и веселая девушка'. Думаю, она подумала примерно также. Я долго чувствовал её немного шокированный взгляд за своей спиной, пока тишину моего пути не прервали шлепки лопатки Инны. 'Я найду тебя'.
***
Незаметно, сепию вытеснил вечерний мрак серого неба, а я даже близко не подошел к завершению своих поисков. Нужно было вернуться за машиной, оставил бы её здесь и переночевал. А завтра продолжил бы свои поиски. Ничего, на крайний случай переночую где-нибудь в лесочке. К тому же сейчас темнеет, а значит моя подруга, если она здесь, пойдет собираться домой. Выход из кладбища всего один. Нужно стараться держаться возвышенности.
Так я и шел следующую пару часов по невысоко выпирающему хребту, усеянному пучками травы и потускневшими венками. Боль в ноге гудела, живот урчал настойчивее и громче с каждым новым шагом. От сильного ветра, бушующего в последние часы, земля быстро отвердела. Передвигаться теперь стало значительно легче.
На самом краю тонкой грани между уходящим днем и наступающими сумерками, мне довелось повстречать еще одну интересную фигуру в моей странной истории.
Блондинки мне всегда казались ненастоящими, потому как в жизни мне довелось общаться в живую лишь с особями имеющими крашеные волосы. Эти же вьющиеся на ветру аккуратные локоны, не оставляют причин для сомнения своей красотой, способной быть лишь природной.
Появление моей потрепанной и запыленной фигуры в столь поздний час и в столь странном для подобных встреч месте, малость напугало мою новую собеседницу. Девушка, повстречавшаяся мне на пути, увлеченная поливкой только что посаженных на могилку цветов, явно торопилась. Наверняка она не рассчитывала на задержку до позднего вечера, обещавшего еще с обеда быть холодным; на ней была лишь простенькая фиолетовая майка и оливкового цвета бриджи.
- Салют, уважаемая... - Стараясь быть как можно более дружелюбным, веселым тоном приветствовал я девушку, не подумав о расстоянии между нами.
- Кто Вы такой? - Действительно, нужно было отсалютовать еще на спуске.
- Извините, Вы только не пугайтесь, я здесь ищу одну девушку...
- Я Вас не знаю! - Громкий голос перепугал не только меня, но и стаю птиц, шумно покинувшую своды пышного дерева над нами.
- Прошу Вас, не пугайтесь, я знаю, что Вы не знаете меня. - Предательский сумрак, закрывающий наши лица, явно не работает на мой образ добропорядочного мужчины. Но я не бросаю надежд. Нужны ли они мне? - Дело в том, что я ищу здесь одну милую девушку. Я каждый год приезжаю на могилу своей матери, вот и вчера, я приехал и повстречал её. Но я не решился спросить её имени и способов с ней связаться.
- Я очень рада за Вас, но нет, никакой женщины я тут не видела. Девушки тем более, кроме себя. - Как камень с шеи на дне океана. Кажется, она успокоилась и теперь ко мне более дружелюбна и мила. 'Сента' гласили буквы выложенные блестками на темной сумке, лежавшей посреди травы неподалеку от девушки. Думаю, это её имя. - Очень странное место для клуба одиноких сердец. Как её звали? Сегодня я, кажется, видела одну рыжую девушку.
- Нет, это не она. - 'Имма', прошептал я про себя. - А как звали ту, что я ищу целый день, я не знаю. - Только сейчас я понял, каким идиотом, наверное, я выгляжу. Нервный смешок Сенты подтвердил мои нелицеприятные догадки.
- Знаете, мне уже пора идти. Что советую сделать и Вам! - Отряхивая пыль с бридж, поднимаясь с корточек, сказала громким голосом Сента.
- Извините, но я не могу... - Я уже приготовился идти. Слабый огонек зажигалки Сенты на мгновение озарил мое лицо. Вздох и последовавший сразу выдох, охмурил меня едким дымом сигареты. Я вновь вспомнил незнакомку, она тоже курила; образ предстал передо мной еще ярче.
- Может быть Вас подвезти? Моя машина находится недалеко. - Голос подобрел; вдруг я услышал интригующие меня нотки искушения.
- Нет-нет, огромное Вам спасибо за доброту, но нет. - Сдерживая подступивший от дыма кашель, отмахивая пелену никотина, промямлил я, пятясь в сторону. - Спасибо Вам, у меня тоже неподалеку стоит моя машина.
- Ну, хорошо, приятной ночи, таинственный господин. - Ехидная улыбка в свету тлеющего уголька взрастила мое смущение, и уже через несколько минут я потерял в зарослях и столбах деревьев образ девушки, оставшуюся около могилы близкого, наверное, ей человека.
Ночь вступила в свои безоговорочные владения, продиктовав свою волю окончательно и бесповоротно. Я бросил легкую куртку, весь день перевязанную у меня на пояснице, в кучу наваленной мокрой травы, и прилег. Веки медленно опустились в грезы о незнакомке.
***
Всю ночь мне пришлось бегать по владениям снов в погоне за каштановой незнакомкой с янтарными глазами, в по пояс высоком ржаном поле. Она смеялась и выдавала свои циничные шуточки, прячась от меня за березами. Её пышные волосы цеплялись за ветки, и она громко смеясь, тянула их за собой. Я был счастлив, наконец-то я нашел её...
Суставы и кости болели с непривычных условий. Нога не перестала гудеть, мне кажется теперь, что это, скорее всего, точно перелом. Хотя отчего, неизвестно даже мне, владельцу своей ноги. Первым мгновением я подумал, что снова идет дождь.
В переднем кармане куртки я нащупал плитку шоколада. Он оказался свежим, хотя я не помню, когда её туда положил. Шоколад усугубил мое страстное желание попить, но пойти на поиски родника я не решился, хотя судя по ночным песнопениям лягушек, он находился совсем недалеко. Утренний холод по сотому разу пересчитывавший мои кости, помогал подавить желание выпить на какое-то время. Надеюсь, хоть его мне хватит на поиски таинственной девушки с янтарными глазами.
Совсем близко от места моего самодельного лагеря, я услышал мотор приехавших автомобилей. Затем последовали хлопки закрывающихся дверей и небольшое голосовое оживление где-то за зарослями. Подкравшись к кусту, я выглянул на открытое пространство, где вчера поздно вечером копалась в своем подозрении Сента, до сих пор оставшаяся для меня в своей анонимности.
Две черные машины и куча людей одетых в черные наряды. Неужели поминки; не слишком ли рано? Или сколько я уже проспал? Вот из заднего сиденья вышел священник. Самое время подойти к нему и попросить изгнать из моей головы этого зловещего безжалостного беса с каштановыми волосами. Что за глупые мысли?
Процессия длилась несколько часов, женщины все время плакали, священник своим басистым голосом читал молитвы, разнося по кладбищу завывающие строки из священных писаний, смешиваясь с воем разбуженного ветра. В стороне от процессии стояли две девочки в черных кружевных платьях и ели булочки с сосисками, завернутые снизу фольгой. Желудок предательски заурчал, я с трудом сглотнул; во рту напрочь пересохло.
Но это потеряло смысл, и показалось таким несуществующим и таким ненастоящим, когда мое сердце замерло, а кожа на лице побледнела. В толпе горюющих, я увидел знакомые очертания женского тела. О да, я точно знаю эти ровные грациозные линии бедер, я непременно не ошибусь в этих стройных фигуристых плечах. И самое главное - я никогда не перепутаю эти прыгающие под широкими полами черной шляпы, завивающиеся осветленные кудряшки.
Забыв все манеры, все приличия и зарисовки возможностей развития сюжета, я сломя голову как мальчишка, побежал к моей милой незнакомке. На бегу мой счастливый разум отказывался видеть удивленные и испуганные лица, он не сразу заприметил и плачь детей, только что мирно поедающих сосисками в тесте могильную скуку. 'Это она, это непременно она! Так вот зачем она приезжала позавчера! Никак выбирала место для погребения!'
- Здравствуйте! - Крикнул я, неосмотрительно грубо поворачивая за плечо девушку. Красное от не одной ночи плача смуглое лицо незнакомой мне девушки, разбило в прах мою надежду. Это не она.
- Вы что, совсем с ума сошли? Хельма, вызови полицию! - Гротескных форм полный мужчина низкого роста с блестящей круглой лысиной засуетился вокруг меня, размахивая перед застывшим грязным лицом газетным свертком. - Что Вам здесь нужно? Вы бездомный? Так знайте же, что негоже пытаться в такие моменты жизни найти подаяние, да еще столь варварским методом!
Он еще долго что-то говорил в след, пока я медленно передвигая ноги удалялся обратно в сторону леса. Надежда угасала все сильнее, кажется, она уже угасла, просто угольки еще не до конца остыли. Наверное, это глупая идея с самого начала.
Вид леса, где я провел ночь со своей незнакомкой, который предстал моему взору когда я поднял голову от грустных раздумий, мрачные краски вызвали внутри бурлящее отвращение. Я свернул в сторону и направился вдоль лесной полосы в неизвестном направлении. Осуждающие и шокированные крики позади меня вскоре стихли, скрывшись за могильными плитами и заросшими кустами изгородями.
Передвигаясь вдоль захоронений, я смотрел на мелькающие портреты на памятниках, и на шестнадцать цифр под ними. Столько много людей, такие разные, женщины, мужчины. Нельзя сказать сразу, кто из них был успешен, а кто неудачником. Алкоголики, труженики, герои, убийцы. Все здесь, на одной земле обетованной. Равны в положении, как при коммунизме. Равны в своем праве, как при либерализме. Идиллия.
Одинокий в своем блуждании промеж крестов, полумесяцев и прямоугольников, я погрузился мыслями о ней. Что могло привлечь в её хамстве? В её бунтарской неотесанности? Я уже ответил.
Старуха, что я встретил вчера над могилой её покойного мужа, стала для меня неожиданностью. Её сгорбленное тело в черном легком платье почти слилось с тысячами могил.
- Здравствуйте.
- О, это ты, сведенный с ума красотой таинственной незнакомки? - Добрая старческая улыбка придала мне подъем. Я уже начал думать, как вернусь к машине, поеду домой и...
- А что Вы тут делаете? Вы разве не уезжали отсюда? - Я был и в правду поражен этой встрече.
- Нет, милок. Милому моему холодно в такие ночи, и одиноко, я решила остаться с ним... А ты? Нашел пленительницу своего сердца? - Бабуля задорно усмехнулась, вскочив с земли и потянувшись к лейке, что стояла около моей больной ноги. Я тут же нагнулся за лейкой и передал её в теплые мягкие руки женщины. Я, грустно наклонив голову от забытых совсем недавно воспоминаний, отрицательно качнул. - Ну ладно тебе, не расстраивайся! Ты молодой, красивый, найдешь еще свою.
- Не думаю, что я найду такую же.
- А ты и не думай, потому что не найдешь, ибо её не существует, милок. Не создавай себе завтрашний день, живи сегодняшним. Ведь и завтрашний вскоре станет им. - Она взяла меня морщинистыми ладонями за плечи и ласково их сжала. У нее такие же янтарные глаза, как и у моей незнакомки. Даже жизнь в этих глазах наполнена таким же блеском.
- Ваш муж ведь, кажется, лежит в другом месте? Извините, если я сказал глупость. Я совсем запутался, во всем. - Бабуля засмеялась и потеребила меня за плечи.
- Нет, ты прав. Сегодня я решила навестить свою дочь. - Глаза женщины погрустнели, и она повернула голову к надгробию. - Десять лет назад её не стало, отец не смог выдержать этой потери. Но и я бы не смогла, если бы не должна была ухаживать за ними, они всё что у меня есть.
- А как звали Вашу дочь?.. Простите...
- Что ты все извиняешься, малыш? - Она широко улыбнулась, всматриваясь в мои глаза, согревая мою душу теплом. - Её звали Виктория. Виктория была такой же, как ты, ей было примерно столько же лет, когда покинула нас по воле божьей.
- Можно я посмотрю на неё?
- Конечно, посмотри. Она была неписанной красавицей. Ты бы точно влюбился в нее и пошел бы искать хоть на край света. - Старушка громко засмеялась, её мелодичный смех отдался неуместным эхом по всему кладбищу, она отошла за мою спину, оставив меня напротив камня, напевая какую-то старинную красивую мелодию.
Я подошел ближе к портрету, и когда нагнулся, мое сердце замерло и мне показалось, что сейчас оно остановится окончательно. Дышать стало тяжелее, а на лбу проступил пот. Завивающиеся густые волосы аккуратно спадали поверх платка на лоб. Прохладный свежий ветер опьянил меня еще сильнее.
Янтарные выразительные глаза, даже застыв на фотографии, продолжают смотреть на меня также надменно, как и позавчера, при нашей первой встрече, будто говоря мне "Ты что, совсем идиот?"....