Я не хочу его надевать, но мама меня не слушает. Он старый. И даже свежий запах какой-то поддельный. Мама говорит, что я не должен быть таким привередой. Со слезами на глазах ухожу в свою комнату и надеваю старую давальческую форму со стертой на футболке надписью "Кержаков". Форма досталась мне от Паши.
Многие вещи доставались мне от Паши, за редким исключением, когда я с мамой ходил на рынок. Да и там вещи, которые выбирал я, попадали под одну из маминых любимых фраз "Папочка купит, для нас это слишком дорого".
Выхожу из комнаты молча. Обуваюсь в прихожей. Мама выходит из зала и выдает еще одну дежурную фразу: "Смотри, совсем как новый". Бурчу под нос: "Аг-г-г-а", целую ее в пухлую щеку. Мама, стоя в дверях, что-то рассматривает в телефоне. Подозреваю, что очередную картинку в вотсаппе. Наверное ее прислала одна из коллег по работе, та, что через слово вставляет всякие матерные присказки, от которых все, в том числе и моя мать, заливаются хохотом. Помню, я тоже однажды использовал подобное выражение в присутствии мамы, бабушки и тети Люды - матери Паши, от которого у меня и были эти "новенькие" вещи. Только почему-то мою шутку никто не оценил: мать поставила меня в угол, а бабушке пришлось накапать этого вонючего лекарства. Почему, если взрослые используют эти матерные штучки, то все смеются, а если ребенок - его сразу ставят в угол? Несправедливо.
Говорю маме: "Пока". Она, не отрывая глаз от телефона, наказывает мне не задерживаться и не забыть купить хлеба. Выхожу из дома - на улице тучи, да такие, что задумываюсь, не отменят ли игру сегодня. Хотя понимаю, что учительница уже давно бы позвонила маме, и мне бы пришлось собирать портфель и надевать школьную форму, которую, кстати, мы в кои то веки купили сами.
Мама с папой не живут вместе с тех пор, как мне исполнилось три. С папой я вижусь редко. Он, в тайне от мамы, дает мне деньги. А маме не дает. Если бы она узнала об этой маленькой тайне, был бы большой скандал.
Прохожу улицу, где живет Женя. Жду его на перекрестке. Мимо проезжает машина - в ней едет этот зазнайка Сергей. У его родителей большая машина. У нас с мамой машины нет. Она говорит, что в наше время бензин дорогой, а город у нас маленький, поэтому на работу она ездит на велосипеде. Говорит, это экономично и полезно. А мне нравятся машины. Думаю, когда перейду в десятый класс, смогу получить права, а значит, нужно придумать, где заработать денег.
- Эй, Вадим!
Да, так меня зовут уже восемь лет. Вижу Женю. Женя толстый. Не настолько, как наш одноклассник Ярослав, но когда он быстро ходит, мне кажется, он задыхается. Интересно, это не помешает ему играть в футбол? Женя с красными щеками хвастается формой.
- Смотри, у моего брата была такая же, но мне купили новую. Отец сначала не хотел, но мама его уговорила. Еще бы, я их неделю доставал.
Смотрю на вертящегося как юла Женю: на его новенькую форму с надписью "Зинедин Зидан" и на яркий черный цвет цифры семь. Думаю о своем потертом "Кержакове".
Идем с Женей в школу. Частные дома закончились, начались пятиэтажки. В одной из них живет Лиза. Женя рассказывает о новом комиксе "Марвел", наверное думает, что мне интересно.
Думаю, Лиза еще не проснулась. Девочкам нашего класса повезло, они сегодня не учатся. Им не надо надевать старую форму, можно спать до десяти и сделать уроки до обеда. Лиза мне нравится, она красивая и ее волосы пахнут жвачкой. Интересно, что она для этого делает? Скорее всего, это такой шампунь.
Подходим к школьному двору. По пыхтящему и резко умолкнувшему Жене понимаю, что задумался и шел слишком быстро. Вижу, как со школьного двора выходит учительница физкультуры - худая, спортивная, но старая. Морщины и мешки у нее под глазами мне не нравятся. Заметив нас, она машет нам рукой, похожей на сухую ветку. Женя машет в ответ и говорит мне: "Пошли. Похоже, все уже нас ждут". Виктория Андреевна идет к нам навстречу слишком быстро, одна. Сомневаюсь, что другие уже в спортзале.
- А я вас заждалась.
У Виктории Андреевны широкий рот, как у тех красивых девушек из французских фильмов, что смотрит мама по выходным. Только Виктория Андреевна мне не кажется красивой.
- Здравствуйте, Виктория Андреевна!
Кажется, я оглох от того, как громко поздоровался Женя. Я тоже здороваюсь. Учительница улыбается.
В школьном дворе никого нет. Наверное идет урок. Радуюсь, что я сейчас здесь, а не в классе. Пусть и в старой форме, но зато иду на футбол. Мне кажется, что это очень захватывающе - быть тут, пока они там.
- Видимо, вашим родителям позвонили после того, как вы ушли.
Женя вдруг завопил: " НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!"
Мне захотелось треснуть его по щеке или дать подзатыльника.
- Футбола не будет?! Ну как всегда!
Виктория Андреевна понимающе поджала губы.
- Мальчики, посмотрите на небо, - она указала на темную тучу позади себя как раз в тот момент, когда молния разделила ее напополам, - вы же не хотите сегодня промокнуть и всю оставшуюся неделю пролежать с температурой.
Мы с Женей переглядываемся и улыбаемся. Наверное, он тоже был бы не против полежать недельку дома.
- Ну, ладно, сорванцы, - Виктория Андреевна, у которой мешки под глазами, мне кажется, стали еще больше, присела и приобняла нас за плечи.
Чувствую, как с неба крупными каплями срывается дождь. Ветер задул так, что прическа Жени, напоминающая мне хохолок петушка, растрепалась и стала похожа на веник.
- Раз уж вы пришли зря, а у меня занятий больше нет, предлагаю вам, футболистам, зайти ко мне в гости выпить чаю.
Я смотрю на ее макушку. Оказывается, седых волос у нее больше, чем я думал.
- Сейчас позвоню вашим родителям. А то больно уж ты расстроенный, - Виктория Андреевна треплет щеку Жене, как маленькому.
Женя правда расстроился, но уже смеется.
- А теперь встаньте туда. - Она показала пальцем на навес школьной котельной. Я много раз видел, как за ней курят старшеклассники. - А я схожу за телефоном - оставила в зале.
Последние слова почти не слышно из-за грома. Виктория Андреевна быстро идет ко входу школы. Женя зовет меня скорее под навес. Мне нравится, как ветер будто толкает меня.
Женя опять ноет, что футбола не будет. А я понимаю, что чай в тепле с немного странной старой учительницей лучше, чем гонка за мячом по мокрому футбольному полю в поношенной форме. Женя все не перестает ныть. Думаю, он все-таки заслужил подзатыльник.
II
Ждем чай. Квартира Виктории Андреевны показалась мне странной. По взгляду Жени понимаю, что ему тоже. Всего одна комната. В ней пахнет как от старых фотографий моих дедушки и бабушки. Сидим за столом, всюду какие-то коробки. Много коробок. Мама сказала бы, что здесь желательно хорошенько прибраться.
Всю дорогу до дома Виктория Андреевна почему-то молчала. Она улыбалась, и теперь ее рот был больше похож на жабий. Дождь лил так сильно, что мы полностью промокли. Учительница в вымокшей форме напоминала скелет. Женя как всегда пытался болтать, но из-за ливня у него ничего не выходило. Меня пугал этот причудливый взгляд Виктории Андреевны, она как будто не замечала дождя и все улыбалась.
Она заходит в комнату. Несет две чашки чая. У нее трясутся руки - наверное замерзла. Женя тянется к чаю. Похоже, его больше не волнует странная обстановка. А меня - да. Беру свою чашку, говорю "спасибо". Виктория Андреевна говорит, что сейчас принесет полотенца - вытереть голову. Надеюсь, они не пахнут как остальные вещи в этом доме. Женя вкусно щербает чаем. Я замерз, но прикасаться к кружке не хочу, особенно после того, как почувствовал от Виктории Андреевны этот неприятный запах. Я уже слышал такой от сторожа в школе - его уволили. Так пахла мама в день рождения дедушки. Так она пахла и когда дедушка умер. Теперь я понимаю, откуда у Виктории Андреевны такие мешки под глазами - из-за алкоголя.
Еще чувствую другую вонь. Она перебивает даже запах этой квартиры. Я не знаю, что это. Женя все щербает и смотрит телевизор. Тетка на первом канале рассказывает о сильном ветре в Средней Полосе России. Интересно, что такое Средняя Полоса. Слышу, что и у нас за окном сильный ветер. Дождь не прекращается.
Чай пить не хочу. Смотрю на старый трельяж у стены. По бокам навалены коробки. В отражении видна часть прихожей. Там у старого комода стоит Виктория Андреевна. Мне становится страшно, потому что она из стороны в сторону болтает головой, как игрушечная собачка с пружиной вместо шеи. Я видел такую в машине у родителей Сергея. Учительница берет какую-то баночку из корзины с лекарствами, что-то высыпает себе в рот и запивает непонятной желтой жидкостью. Чувствую капельки пота под футболкой. Нечаянно дергаю ногой. Под столом мне что-то мешает. Может кот?
Виктория Андреевна появляется в дверях. "Во-о-о-от полоте-е-е-енца", - произносит она нараспев. Женя теперь отвлекся от телевизора.
- Сейчас быстренько вытрем голову, а потом, ребятки, я вам что-то покажу.
Почему она кричит в конце каждого слова? Меня это пугает. Еще эти таблетки... И что это за штука под столом? Шевелю ногой. Она упирается во что-то мягкое, но одновременно твердое. Не оттуда ли несет этой незнакомой вонью? Женя вдруг зевает. "Викто... то... то... то... Андре... евна, можно я тут у вас...", - к моему удивлению Женя ложится на мягкую ручку дивана, еще раз зевает и закрывает глаза. Смотрю на учительницу. Ее голова, подергиваясь, одобрительно кивает. Она улыбается. Я вижу ее темные десны. Раньше я не видел таких у людей - только у животных.
- А ты чего чай не пьешь?
Она стучит зубами, как будто ей холодно. Я быстро отвечаю, что люблю чай с молоком и желательно холодный. Она очень худая. Чувствую запах собственного пота. Думаю, он лучше, чем вонь из-под стола. А еще думаю, что Виктории Андреевне нужна помощь.
- Я принесУ! - Мне кажется, она скоро сорвет голос. - Я принесУ! ПринесУ! ПринесУ!
Она громко топает ногами. Голова все так же качается, будто на пружине.
- Сейчас, - теперь она шепчет, - только вытру Жене голову.
Она стягивает с костлявого плеча сложенное вдвое белое полотенце. Понимаю, что нам с Женей нужно срочно уходить. У меня в ушах что-то стучит. Виктория Андреевна пританцовывая идет к коробкам. Размахивает полотенцем. Другой рукой достает из коробки что-то блестящее . Идет обратно. Вижу, что это парик из новогоднего дождика. Она надевает его на голову. К запаху стариков я уже привык, а вот от вони из-под стола меня скоро стошнит. Взгляд Виктории Андреевны застывает. Она молча раскладывает полотенце. Вижу на полотенце пятна. Они красного цвета. Думаю, что это кровь. Она быстро трет этим полотенцем голову Жени. Женя спит. Думаю, это все чай. Ее губы напевают известную только ей песню. Мой рот сам по себе открывается. Я быстро его закрываю.
- А-а-а-а-а, - она тянется ко мне, - ты ведь не хо... не хо... НЕ ХОЧЕШЬ ЗАБОЛЕТЬ! - Теперь она кричит и брызгает слюной мне в лицо.
У нее очень большие зрачки. Мне кажется, ее глаза сейчас упадут в мой чай. Я говорю, что вытрусь сам и прошу принести молока. Радуюсь, когда она протягивает мне второе полотенце. Быстро вырываю его из ее рук. Не хочу к ней прикасаться.
- Конечно-о-о-о.
Радуюсь, что она ушла. Трясу Женю. Он хлюпает губами, издает непонятные звуки. Смотрю в зеркало трельяжа. Ее нет. Больше не могу терпеть этот запах. Поднимаю висящую до пола скатерть. Вижу свои ноги и какую-то штуку, торчащую из-под дивана. Кажется, это она воняет. Мне страшно. Снова смотрю в зеркало. В отражении никого. Продолжаю трясти Женю. Он думает, что я его мама, просит поспать еще немного. Не могу разглядеть штуку под диваном. Тянусь рукой под стол. Проверяю зеркало - никого. В ушах стучит еще сильнее. Дотрагиваюсь до той штуки. Это что-то холодное. Как большой кусок льда. Нет, слишком мягко для льда. Похоже на замороженные сосиски. Снова смотрю в зеркало. Викторию Андреевну не вижу, но вижу дверь. Интересно, успею ли я до нее добежать... Раз сосиска... Два сосиска... Три сосиска... Еще две... А это... Отдергиваю руку. Она воняет... воняет... тухлятиной!
Раздается звонок в дверь. Господи, хоть бы это была моя мама. Снова звонок. В отражении мелькает она. Смотрит на меня странным, но уже не таким больным взглядом. Мне страшно. Если это под столом рука, то под диваном... В комнату вбегает Виктория Андреевна. Кидает парик под стол. Хватает полотенца. Она подскакивает к спящему Жене, сует ему под нос руку и так же быстро выбегает. Я точно видел, что у нее в руке была ватка. Но меня это не волнует. Потому что там под диваном... воняет... МЕРТВЕЦ!
Женя проснулся. Говорит, что не помнит, как уснул. Думает, что устал от домашних заданий. В прихожей Виктория Андреевна открывает дверь. Женя рассказывает свой сон. Я не слушаю Женю. Я не слушаю Викторию Андреевну, которая зовет нас. Я просто иду к выходу. Потому что у Жениного отца есть машина. Будто издалека до меня доходит ее голос. Она рассказывает Жениному папе, что присматривает за квартирой бабушки, которая часто уезжает к родственникам на дачу. Думаю, что если место под диваном, где ты лежишь холодный и воняешь, называется дачей, то Виктория Андреевна совсем не врет. Женя благодарит за чай. Я не отрываясь смотрю ей в глаза. Женя пихает меня в плечо, я вспоминаю, что должен что-то сказать, быстро говорю "Спасибо" и все смотрю на ее лицо. Глаза стали нормальными, рот снова - французским, а челюсти твердо сомкнулись. Она перестала быть похожей на игрушку с пружиной вместо головы.
- Наверное расстроился из-за футбола, - Виктория Андреевна махает рукой.
- Мальчишки, - Женин папа поправляет очки и улыбается.
Мы прощаемся. В ушах стучит все сильнее. Входная дверь за нами закрывается. Я подношу руку к голове, чтобы убрать прилипшие ко лбу из-за пота и дождя волосы. Я вновь чувствую этот запах. УЕХАЛА НА ДАЧУ...